Билли «Блокада» Стивен Кинг

Для всех мальчишек (и девчонок), которые хоть раз надевали форму.


Билли Блейкли?

О Боже, вы имеете в виду Билли Блокаду. Тыщу лет меня о нём никто не спрашивал. Хотя здесь меня особо никто ни о чём не спрашивает — только о том, пойду ли я на Ночь Польки в местном Зале Рыцарей Пифии, и ещё о какой-то штуке под названием Виртуальный Боулинг. Это прямо здесь в общем зале. Мой совет вам, мистер Кинг — вы меня о нём не просили, но я всё равно вам его дам — не доживайте до старости, а коли случится дожить — не позволяйте вашей родне упрятать вас в подобный Зомби Отель.

Забавная штука — старение. Когда ты молод, люди всегда готовы слушать твои истории, особенно, если ты был в профессиональном бейсболе. Но когда ты молод, у тебя нет времени рассказывать их. А теперь в моём распоряжении всё время мира, но никому, похоже, нет дела до тех давних дней. Но мне по-прежнему нравится вспоминать о них. Так что я, конечно, расскажу вам о Билли Блейкли. Ужасная история, спору нет, но именно такие дольше всего держатся в памяти.

В те дни бейсбол был другим. Уж вы-то помните, что Билли Блокада играл за «Титанов» спустя всего десять лет после того, как Джеки Робинсон стал первым чёрным игроком, а «Титанов» уже давно и в помине нет. Не думаю, что в Высшей Бейсбольной Лиге когда-нибудь опять появится команда из Нью-Джерси, учитывая, что прямо за рекой, в Нью-Йорке, есть целых две известных команды. Но тогда это было событием — мы были событием — и мы играли свои матчи в совершенно другом мире.

Правила были такие же — они неизменны. И все бейсбольные ритуалы остались почти без изменений. Никому не позволили бы выйти на поле с бейсболкой набекрень или с загнутым козырьком, стрижка должна была быть короткой и аккуратной (а теперь — посмотрите только на этих олухов, Боже мой!), но некоторые игроки по-прежнему крестились перед выходом на биту или касались битой земли, прежде чем приготовиться к отбиванию, или переступали через боковую линию, выбегая на поле. Наступить на линию всегда считалось дурной приметой.

Игры были только для местных, понимаете? Появлялись первые телетрансляции, но только по выходным. Аудитория у нас была неплохая, потому что WNJ транслировала игры на весь Нью-Йорк. Некоторые репортажи были весьма комичны. По сравнению с сегодняшними они выглядели по-любительски. Репортажи по радио были получше, более профессиональные, но слушали их, опять же только местные. Спутниковых трансляций не было и в помине, потому что не было спутников. Первый спутник запустили русские как раз в том году во время Мировой Серии «Янки»-«Храбрецы». Насколько я помню, в тот день игры не было, хотя я могу и ошибаться. Что я помню точно, так это то, что «Титаны» в тот год рано вылетели из чемпионской гонки. Какое-то время у нас был шанс, по большей части благодаря Билли Блокаде, но сами же знаете, ЧТО произошло. Поэтому вы сюда и приехали, так?

Но вот к чему я веду: игры не были национальным событием, и игроки не привлекали столько внимания. Конечно, были звёзды: такие парни, как Эрон, Бердетт, Вильямс, Кэлайн и, конечно же, Тот Самый Мик. Но большинство игроков не были известны по всей стране, как сейчас Барри Бондс или Алекс Родригес (пара выскочек, как по мне). А остальные парни? Могу сказать в двух словах — рабочие лошадки. Средняя зарплата тогда была пятнадцать штук — школьный учитель без опыта сейчас получает больше.

Рабочие лошадки, сечёте? Прямо как в книге Джорджа Уилла, да только если послушать его, так это здорово. А вот тридцатилетнему шорт-стопу, у которого жена, трое детей и семь лет до завершения карьеры (десять, если посчастливится обойтись без травм) так не кажется. Карл Фурильо после ухода из спорта занимался установкой лифтов во Всемирном Торговом Центре, плюс подрабатывал ночным сторожем. Вы это знали? Знали? А, по-вашему, этот парень Уилл тоже знал и просто забыл упомянуть?

В общем, суть такова: если у тебя были способности, и ты мог играть даже с похмелья, то ты был в игре. Если же нет — тебя выбрасывали на свалку. Вот так всё было просто. И жестоко. И это подводит нас к нашей проблеме с кэтчером той весной.

На сборе в тренировочном лагере «Титанов» в Сарасоте всё было в порядке. Нашим стартовым кэтчером был Джонни Гудкайнд. Вы вряд ли его помните, а если помните, то из-за того, как он кончил. Он провёл четыре хороших сезона, отбивал с показателем более 0,300, выходил практически на каждую игру. Умел находить взаимопонимание с питчерами, не тратил время на пустую болтовню. Питчеры подавали именно так, как он им сигнализировал. Той весной он отбивал с коэффициентом 0,350, выбил около дюжины хоумранов, один из которых был самым длинным из тех, что я видел стадионе «Эд Смит», где мяч, вообще-то, летает неважно. Разбил ветровое стекло в «Шевроле» какого-то репортёра — умора!

Но вместе с тем он был горьким пьяницей, и за два дня до того, как мы должны были лететь на север и открывать сезон на домашнем стадионе, он насмерть раздавил женщину на Пайнэппл-стрит. Или задавил. Неважно. А потом этот чёртов дурак попытался удрать. Но на углу Орандж-стрит стоял патрульный автомобиль окружного шерифа, и его помощники, сидевшие внутри, видели всю картину. Состояние, в котором находился Джонни, тоже не вызывало сомнений. Когда его вытащили из машины, от него разило за версту и он едва держался на ногах. Один из помощников шерифа наклонился, чтобы надеть на него наручники, и Джонни вырвало ему на затылок. Бейсбольная карьера Джонни Гудкайнда подошла к концу ещё до того, как блевотина высохла. Даже Бэйб Рут не смог бы остаться в игре, сбей он домохозяйку, совершающую утренний поход по магазинам.

Нашим сменным кэтчером был Френк Фарадей. Неплох в «доме», но в лучшем случае, посредственный хиттер. Отбивал примерно с 0,150. Был мелковат, что грозило травмой при столкновении. Игра тогда была жёсткой, мистер Кинг.

Но кроме Фарадея у нас никого не было. Помню, как ДиПунно сказал, что этот парень недолго протянет, но даже Джерсиец Джо не подозревал, насколько.

Фарадей был кэтчером в нашей последней выставочной игре с «Красной Командой». «Красные» попытались заработать очко. Дон Хоак на бите. Какой-то верзила — по-моему это был Тэд Клюжевски — на третьей. Хоак отбивает мяч прямо на Джерри Рагга, который в тот день был нашим питчером. Здоровяк Клю срывается с места, устремив к «дому» все свои 120 кило. Фарадей, тощий, как трубочка для коктейля стоит одной ногой на базе. Любому понятно, что добром тут дело не кончится. Рагг бросает мяч Фарадею. Фарадей поворачивается, чтобы осалить бегущего. Я отвернулся.

Фарадей поймал мяч и отправил Клю в аут, что так — то так. Да только это был аут в тренировочной игре, столь же судьбоносный, как тихий пердёж при сильном ветре. И он положил конец его бейсбольной карьере. Сломанная рука, сломанная нога, сотрясение — таков был итог. Не знаю, что с ним стало. Одно время работал мойщиком на заправке «Эссо» в Тукумкари — вот всё, что мне известно. И таких, как он, было много.

Но суть была такова: мы потеряли обоих наших кэтчеров за сорок восемь часов, и на первую игру нам некого было выставить, кроме Ганзи Бёрджесса, бывшего кэтчера, ставшего питчером в начале пятидесятых. В том году ему стукнуло тридцать девять, он годился лишь для срединных иннингов, но он подавал накл-боллы, дьявольски искусно, так что Джо ДиПунно ни за что не стал бы рисковать этим ветераном, ставя его за «дом». Он заявил, что скорее поставит туда меня. Я знал, что он шутит — я был всего лишь старым тренером третьей базы с таким количеством растяжений от грыж, что мои яйца практически били меня по коленям — но эта мысль всё же заставила меня содрогнуться.

Вместо этого Джордж позвонил в головной офис в Ньюарке и сказал: «Мне нужен парень, который может ловить фастболы Хэнка Мастерса и кручённые мячи Дэнни Ду, не падая при этом на задницу. Мне плевать, даже если он будет из команды „Бондаж для яичек“ из Тремонта. Просто убедитесь, что у него есть перчатка с ловушкой и притащите его на Болото к первым аккордам государственного гимна. А затем приступайте к поискам настоящего кэтчера. Ну, то есть, если вы рассчитываете чего-то добиться в этом сезоне». Затем он положил трубку и закурил, возможно, восьмидесятую сигарету за тот день.

Вот каково быть менеджером, а? Одному кэтчеру вот-вот предъявят обвинение в убийстве, другой в госпитале, замотанный в такое количество бинтов, что выглядит, как Борис Карлофф в фильме «Мумия», питчеры — либо юнцы, ещё не начавшие бриться, либо пенсионеры, а кто наденет форму и сядет на корточки за «домом» в День Открытия — вообще одному Богу известно.

В том году на первую игру мы отправились по воздуху, но всё равно чувствовали себя так, словно пережили крушение поезда. Тем временем Кервин МакКаслин, который занимал пост генерального менеджера «Титанов», сел на телефон и нашёл нам кэтчера на начало сезона — Вильяма Блейкли, впоследствии известного как Билли Блокада. Сейчас уже и не вспомню, пришёл ли он из второй лиги или из третьей — можете глянуть в своём компьютере, потому что я точно помню название команды в которой он играл: «Кукурузники Дэвенпорта». За мои семь лет в «Титанах» из этой команды пришло несколько человек, и игроки основного состава вечно интересовались, как там дела у «Коматозников». Бейсбольный юмор порой бывает грубоват.

Первую игру того сезона мы проводили против «Красных Носков». Стояла середина апреля. Сезон тогда начинался позднее, и игровой календарь был не таким плотным. Я приехал на стадион рано — сам Господь ещё спал в своей кровати — и на стоянке для игроков увидел паренька, сидевшего на капоте старенького грузовичка «Форд» с номерными знаками штата Айова, прицепленными к заднему бамперу вязальной проволокой. Охранник Ник пропустил его, когда тот показал ему письмо из головного офиса и свои водительские права.

— Ты, должно быть, Билли Блейкли, — сказал я, пожимая ему руку, — Рад познакомиться.

— Рад познакомиться тоже — ответил он, — Я привёз свою амуницию, но она довольно потрёпанная.

— Ну, я думаю, мы что-нибудь тебе подберём, приятель — сказал я, отпуская его руку. Третья фаланга его указательного пальца была обмотана пластырем.

— Порезался, когда брился? — спросил я, указывая на пластырь.

— Ага, порезался, когда брился, — отвечает он, и я не мог понять, то ли он таким образом показывает, что оценил мою остроту, то ли так боялся облажаться, что соглашался со всем, что ему говорили. Позднее я узнал, что обе версии неверны: у него просто была привычка эхом повторять сказанное ему. Я попривык к этому и вроде даже полюбил.

— Вы менеджер? — спросил он, — Мистер ДиПунно?

— Нет, — сказал я, — Я тренер третьей базы Джордж Грантем, для тебя Грэнни. Кроме того, я ведаю униформой и оборудованием. Это было правдой — я совмещал две эти должности. Говорю же, масштабы тогда были куда меньше, — Не волнуйся, я тебя экипирую во всё новое.

— Во всё новое, — говорит он, — Кроме перчатки. Я должен оставить старую перчатку Билли. Малыш Билли и я — мы через многое прошли.

— Ну будь по-твоему.

И мы вошли на стадион, которые спортивные журналисты тех дней называли Старое Болото.

Я сомневался, стоит ли давать ему номер 19, номер бедняги Фарадея, но форма подошла ему идеально, так что я сделал это. Пока он переодевался, я спросил:

— Ты не устал? Ты, должно быть, гнал сюда без остановок. Тебе не прислали денег на авиабилет?

— Я не устал, — ответил он, — Они, может быть, прислали мне денег на авиабилет, но я их не видел. Мы могли бы пойти посмотреть на поле?

Я ответил, что да, могли, и мы пошли через коридорчик, ведущий к даг-ауту. Он пошёл к «дому» по внешней стороне линии фаул, на его спине в свете утреннего солнца красовался синий номер 19 (не было ещё и восьми утра, и обслуживающий персонал стадиона только начинал свой долгий рабочий день).

Хотел бы я поведать вам, что я чувствовал, глядя на него, идущего по полю, но слова — это ваша стихия, мистер Кинг, а не моя. Скажу лишь, что со спины его было не отличить от Фарадея, правда, он был на десять лет моложе. Трудно определить возраст мужчины со спины, но вот по походке иногда можно. Вдобавок, он был худощав, а это хорошо лишь для шорт-стопа или второго бейсмена, но не для кэтчера. Кэтчер должен быть вроде Джонни Гудкайнда, крепко сбитый, как пожарный гидрант, а этот, казалось, сломает все свои рёбра в первом же столкновении.

Впрочем, он был покрепче Френка Фарадея: зад шире, бёдра массивнее. Выше пояса он был худой, но глядя на нижнюю половину его торса, можно было догадаться, кто он такой: крестьянский сын из Айовы, приехавший взглянуть на красоты Ньюарка. Он подошёл к «дому» и взглянул на центр поля. У него были тёмные волосы, и одна прядь упала ему на лоб. Он откинул её и продолжал стоять, впитывая в себя всё, что видел — молчащие пустые трибуны, где днём будет сидеть более пятидесяти тысяч человек, развевающиеся на лёгком утреннем ветру флаги, стойки по краям линии фаул, свежевыкрашенные в яркий синий цвет, рабочие, начинающие поливку поля. Знатное было зрелище, и я мог вообразить, что творилось в голове у этого мальчишки, который всего неделю назад доил коров и ждал середины мая, когда «Коматозники» начнут свой сезон.

Я решил, что в его голове, наконец, сложилась цельная картина того, что его ждёт, и, когда он повернётся ко мне, я увижу в его глазах панику. Того и гляди, придётся связать его в раздевалке, чтобы он не прыгнул в свой старый грузовик и не дал газу домой, в землю обетованную.

Но когда он посмотрел на меня, паники в его глазах не было. И страха не было, не было даже нервозности, свойственной, на мой взгляд всем игрокам в День Открытия. Нет, он выглядел абсолютно спокойным, стоя за «домом» в своих «ливайсах» и лёгкой поплиновой куртке.

— Да, — говорит он головом человека, подтверждающего то, в чём был уверен с самого начала, — Билли сможет отбивать здесь.

— Тем лучше для него, — отвечаю я. Ничего другого в голову не пришло.

— Лучше, — повторяет он. А затем — клянусь — он сказал, — Как по-вашему, тем парням требуется помощь с поливкой?

Я рассмеялся. В нём было нечто странное, непонятное, заставляющее людей нервничать, но в то же время, притягивающее к нему. Что-то хорошее, что вызывало симпатию, несмотря на чувство, что у этого парня не всё в порядке с головой. Джо это почувствовал сразу, а следом за ним и другие игроки и это не помешало им полюбить его. Не знаю, как описать… словно в его ответе вы слышали эхо собственных мыслей.

— Билли, — сказал я, — Уход за стадионом — не твоя работа. Работа Билли на сегодня — надеть форму и ловить мячи Дэнни Дузена.

— Дэнни Ду.

— Точно так. Двадцать побед и шесть поражений в прошлом сезоне, должен был получить приз Сая Янга, но не получил. До сих пор бесится по этому поводу. Если он мотнёт головой, не вздумай давать тот же сигнал второй раз, если не хочешь, чтобы он тебе глаз на жопу натянул после игры. Дэнни Ду не хватает четырёх побед до двухсот, и он будет чертовски придирчивым до тех пор, пока не достигнет двух сотен.

— Двух сотен.

Кивок.

— Точняк.

— Если он мотнёт головой — подать другой сигнал.

— Ага.

— Он умеет подавать чейнж-ап?

— А у тебя две ноги? Ду выиграл сто девяносто шесть игр, без чейндж-апа этого не сделать.

— Не сделать, — повторил он, — О’кей.

— И береги себя там. Пока начальство не найдёт кого-нибудь, ты — это всё, что у нас есть.

— Хорошо. Понял.

— Надеюсь.

К этому времени стали подъезжать другие игроки, и у меня появилась тысяча дел. Позже я увидел парнишку в офисе Джерсийца Джо, он подписывал необходимые бумаги. Кервин МакКаслин навис над ним, как стервятник над падалью, указывая на места для подписи. Бедняга — за последние шестьдесят часов он, вероятно, спал не более шести, и вот он здесь, ставит подпись под пятью годами своей жизни. Ещё позднее я увидел его в компании Дузена, разбирающих линейку нападения Бостона. Дузен говорил без остановки, а парень весь обратился в слух. Не прерывал вопросами, что было правильно с его стороны. Дэнни бы ему башку открутил, посмей он открыть рот.

Примерно за час до игры я зашёл в офис Джо посмотреть список отбивающих. Паренька он поставил восьмым, что было неудивительно. Над нашими головами стали раздаваться гул голосов и топот ног. В День Открытия зрители всегда собираются рано. От этих звуков у меня, как обычно побежали мурашки по коже, и я видел, что Джерсиец Джо чувствует то же самое. Его пепельница уже была переполнена.

— Я думал, он будет покрупнее, — сказал он, постукивая по имени Блейкли в заявочном списке, — Боже, помоги нам, если его сегодня вынесут.

— МакКаслин ещё не нашёл никого?

— Не знаю. Он говорил с женой Хьюби Раттнера, но сам Хьюби рыбачит где-то в городке Жопа Мира, штат Мичиган. Будет на связи только к следующей неделе.

— Кэп, Хьюби Раттнеру все сорок три.

— У нищих нет выбора. И, говоря начистоту, сколько, по-твоему, парень продержится в Высшей Лиге?

— Скорее всего, очень недолго, — сказал я, — но в нём есть что-то, чего нет в Фарадее.

— И что же это?

— Не знаю, но если бы ты видел, как он сегодня стоял в «доме» и смотрел на центр поля, ты бы почувствовал себя увереннее. Он как будто думал: и только-то? Я полагал, всё будет серьёзнее.

— Он поймёт, что всё серьёзно, после первого же броска Айка Делока, — сказал Джо, зажигая сигарету. Он глубоко втянул дым и закашлялся, — Пора завязывать курить «Лаки Страйк». Такой кашель — это не шутки. Ставлю двадцать чёртовых баксов, что малыш пропустит первый же кручённый мяч Дэнни между ног, Дэнни расстроится — он всегда так делает, когда кто-то лажает на его подаче — и Бостон будет на коне.

— Да ты просто излучаешь оптимизм, — сказал я.

Он протянул руку:

— Пари?

Я принял пари, понимая, что таким образом он пытается отогнать дурное. Ту двадцатку я выиграл, потому что именно с того дня берёт начало легенда Билли Блокады.

Не скажу, что он провёл великолепную игру, вовсе нет. А вот Ду отыграл хорошо. Но его первая подача — Френку Мальцоне — действительно была кручённой, и парень поймал её просто блестяще. И, кроме того, подача прошла чуть-чуть вне зоны, и я никогда не видел, чтобы кэтчер так быстро отдёргивал руку с мячом. Даже Йоги. Судья дал страйк, и уже мы были на коне, по крайней мере, до тех пор, пока Вильямс не выбил сольную пробежку в пятом иннинге. Мы сравняли счёт в шестом. В седьмом у нас был раннер на второй базе — кажется, это был Барбарино — и Билли вышел на биту при двух аутах. Это был его третий выход на биту. В первый раз он вылетел, даже не попытавшись ударить по мячу, во второй — замахнулся, но не попал. Делок обхитрил его, оставил в дураках, и единственный раз за всё время, что он носил форму «Титанов», стадион освистал его.

Он выходит отбивать, я смотрю на Джо. Вижу, что он сидит возле списка отбивающих, глядя в пол и качая головой. Даже если парень заработает проход, следующим отбивать выйдет Ду, а Ду не смог бы попасть по медленному мячу даже теннисной ракеткой. Отбивающий из него был дерьмовый.

Не буду нагнетать напряжение — это не детская книжка про спорт. Хотя тот, кто сказал, что жизнь подражает искусству, был прав, и именно это и случилось в тот день. Счёт дошёл до трёх к двум. Затем Делок подал синкер, который оставил паренька не у дел в первый раз, и чёрт меня подери, если он не купился на этот бросок вторично. Только на этот раз в дураках остался Айк Делок. Билли достал мяч буквально с земли, ударил по нему на манер гольфиста, как бывало бил Элли Ховард, и отправил его в разрез между игроками. Я взмахом отправил раннера в «дом», и мы снова вышли вперёд, 2–1.

Все на скамейке запасных вскочили на ноги, крича во всю глотку, но Билли, казалось, не слышал их. Просто стоял на второй базе, отряхивая пыль с задницы. Надолго он там не задержался, потому что Ду вылетел за три подачи и швырнул биту, как всегда, когда получал страйк-аут.

Так что, может это и есть спортивный рассказ, навроде тех, что вы читали в школьной библиотеке. Первая половина девятого иннинга, и Ду противостоит верхушке линейки бэттеров соперника. Страйками выбивает Мальцоне, и четверть стадиона вскакивает на ноги, страйками выбивает Клауса, и на ногах уже половина стадиона. Выходит Вильямс — старина Тэдди Бейсбол. Ду почти справляется с ним, бросает два страйка, но затем даёт слабину и пропускает Тэдди на базу. Билли встаёт и собирается идти к питчерской горке, но Ду даёт ему знак — просто сиди и делай свою работу, сынок. Сынок садится и делает. А что ещё ему остаётся? Парень на горке — один из лучших питчеров в бейсболе, а парень за «домом» этой весной целыми днями дёргал коров за титьки, а вечером бросал мяч за сараем, чтобы поддерживать форму.

Первая же подача, чёрт! Вильямс срывается с места и несётся на вторую, мяч ударяется об землю, с таким непросто сладить, но парень всё равно сделал чертовски классный бросок. Почти выбил Тэдди, но, как всем известно, «почти» считается лишь при игре в подковы. Весь стадион на ногах, все кричат. Ду начинает отчитывать паренька, как будто это он виноват, а не дерьмовая подача, и, пока Ду втолковывает Билли, что он паршиво сыграл, Вильямс просит тайм-аут. Слегка повредил колено, скользя к базе, что было неудивительно. Бил он как Бог, но имел дурную привычку скользить к базе одной ногой вперёд. Да и как он сумел украсть базу в тот день, для меня загадка.

Так что Билли Андерсон выходит раннером вместо Тэдди Вильямса, которого менеджер съел бы с потрохами, будь он не Тэдди, а кем-то другим. А на биту выходит Дик Гернерт, процент слаггинга у него 0,425 или около того. Толпа беснуется, флаги развеваются, повсюду снуют торговцы сосисками, женщины в слезах, мужчины кричат Джерсийцу Джо, чтобы он снял Ду и поставил Стю Рэккина — сегодня его называли бы клоузером, а тогда он был последним реливером.

Но Джо скрестил пальцы и оставил Дузена.

Три бола — два страйка, так? Андерсон рванёт в «дом» при первой же возможности, так? Потому что он быстр, как ветер, а за «домом» у нас стоит новичок, проводящий первую игру. Гернерт, этот крепыш, подсаживается под мяч и даже не срезает, а чиркает по нему битой и тот падает за спину Дузену.

Тот, однако, прыгает за ним, проворно, как кот. Андерсон обегает третью базу, Ду бросает мяч не вставая с колен. Чёрт меня подери, этот мяч летел как пуля.

Вам кажется, что вы знаете, о чём я думал в тот момент, но вы ошибаетесь. У меня и мысли не было о том, что нашего кэтчера-новичка вынесут, как Фарадея, положив конец его короткой карьере в Высшей Бейсбольной Лиге. Отчасти потому, что Андерсон не был такой огромный лось, как Здоровяк Клю, а скорее напоминал балетного танцора, а ещё потому, что этот паренёк был… лучше Фарадея. Мне кажется, я понял это ещё тогда, когда увидел его сидящим на капоте старого грузовичка, в кузове которого лежала его потрёпанная амуниция.

Бросок Дузена был низкий, но точный. Билли ловит его на уровне колен. Затем он поворачивается, и я вижу, что он стоит, выставив вперёд только руку с ловушкой. Я успел подумать, что это типичная ошибка новичка, забывшего старое правило: держи мяч обеими руками. А теперь Андерсон выбьет мяч у него из ловушки, и нам придётся пытаться вырвать победу во второй половине девятого иннинга. Но потом парень опустил левое плечо, как игрок в американский футбол. Я не обращал внимания на его свободную руку, потому что вместе со всем стадионом смотрел на его вытянутую руку с ловушкой. Поэтому я и не понял толком, что произошло — вообще никто не понял.

Вот что я видел: парень касается перчаткой груди Андерсона, когда тому остаётся целых три шага до отметки, затем Андерсон врезается в опущенное плечо Билли, перелетает через него и падает в зону отбивающего. Судья поднимает руку, сигнализируя: аут. А потом Андерсон начинает кричать, держась за лодыжку. Я слышал его с дальнего конца дагаута, так что орал он будь здоров, потому что толпа ревела, как шторм в десять баллов. Я видел, что левая штанина Андерсона окрасилась в красный цвет, а между его пальцами сочится кровь.

Не дадите мне воды? Налейте, пожалуйста, из того пластикового кувшина. Такие кувшины стоят во всех комнатах. В Зомби Отелях стеклянные кувшины запрещены.

Ага, так-то лучше. Давно я так много не говорил, а ещё рассказывать и рассказывать. Я не утомил вас? Нет? Отлично. И сам я не утомился. У меня в запасе всё время мира, хватит на любую историю.

Андерсон снова вышел на поле лишь в 58-ом, который стал его последним годом — Бостон полностью расторг с ним контракт в середине сезона, и никто его не взял, потому что былой скоростью он уже не обладал, а кроме скорости у него ничего не было. Доктора говорили, что он будет как новенький, что ахиллесово сухожилие не было разорвано, а лишь слегка разрезано, но у него было ещё и растяжение, и, я думаю, именно это и послужило причиной. Бейсбол — непредсказуемая игра. Люди этого не понимают. И не только кэтчеры получают травмы при столкновении в «доме».

После игры Дэнни Ду в душе сгрёб парня в охапку и завопил:

— Сегодня я покупаю тебе выпивку, новичок! — А затем он произнёс свою высочайшую похвалу, — Ты охрененно сыграл!

— Много выпивки, потому что я охрененно сыграл, — ответил паренёк, и Ду рассмеялся и шлёпнул его по спине, как будто это была самая смешная шутка, что он слышал.

А затем, подобно урагану, ворвался Пинки Хиггинс, занимавший неблагодарную должность менеджера «Красных Носков»; к лету 57-го дела у команды шли всё хуже и хуже. Он был в бешестве и с таким остервенением жевал табачную жвачку, что слюна стекала на его подбородок с обоих уголков рта. Он заявил, что Билли умышленно порезал лодыжку Андерсона при столкновении. Сказал, что Блейкли сделал это ногтями, и за это его следует дисквалифицировать. Это звучало абсурдно в устах человека, чей девиз был: «Шипы вперёд — и пусть враг умрёт»

Я сидел в офисе Джо и пил пиво, так что мы вместе слушали тирады Пинки. Мне казалось, что он совсем сбрендил, и по лицу Джо я видел, что в этом я не одинок. Джо подождал, пока Пинки не иссяк, а потом сказал:

— Я смотрел не на ногу Андерсона, а на то, чтобы Блейкли осалил его, не выпустив при этом мяч. Что он и сделал.

— Притащи его сюда, — прошипел Пинки, — Я хочу сказать ему это в лицо.

— Подумай сам, Пинк, — сказал Джо, — Разве я бы устраивал трам-тарарам в твоём офисе, если бы травму получил Блейкли?

— Это были не шипы, — завизжал Пинки. — Шипы — это часть игры! А царапаться как баба… так нельзя! Андерсон играет семь лет! Ему семью кормить надо!

— Ты хочешь сказать, что мой кэтчер бросил твоего назначенного раннера через чёртово плечо и разрезал ему лодыжку ногтями?

— Так говорит Андерсон, — заявил Пинки, — Андерсон говорит, что он почувствовал это.

— А растяжение у него тоже от ногтей Блейкли, так что ли?

— Нет, — признал Пинки. Лицо у него уже было красным, и не только от бешенства. Он понимал, как звучат его слова. — Он говорит, это случилось при падении.

— Повтори-ка ещё раз, — говорю я, — Ногтями? Это же полное дерьмо.

— Я хочу видеть руки этого парня, — сказал Пинки. — И вы мне их покажете, или я, бля, заявлю протест.

Я думал, Джо пошлёт Пинки куда подальше, но этого не случилось. Он повернулся ко мне.

— Скажи Билли, чтоб явился сюда, и показал мистеру Хиггинсу свои ногти, как показывал учителю в школе после произнесения Клятвы Верности.

Я привёл парня. Он пришёл охотно, несмотря на то, что на нём не было ничего, кроме полотенца, и, не возражая, показал свои ногти. Они были короткие, чистые, не поломанные и даже не загнутые. Не было даже кровоподтёков, которые непременно должны были остаться. И всё же одну вещь я заметил, хотя и не придал ей значения: пластырь исчез с его среднего пальца, и я не видел никакого заживающего пореза — только чистую кожу, розовую после душа.

— Доволен? — спросил Джо у Пинки. — Или может хочешь заодно проверить, чистые ли у него уши?

— Иди в жопу — сказал Пинки. Он встал, протопал к двери, выбросил жвачку в корзину для мусора — шлёп! — затем повернулся: — Мой парень говорит, что твой парень порезал его. Говорит, что почувствовал это. А мой парень не врёт.

— Твой парень захотел стать героем, вместо того, чтобы остаться на третьей и дать шанс Пирсалу. И теперь, чтобы снять себя вину, он скажет что угодно, даже что луна сделана из старых труселей его папаши. Ты знаешь, что произошло, и я знаю. Андерсон порезался своими собственными шипами, когда перелетел вверх тормашками. А теперь вали отсюда.

— Вам это так с рук не сойдёт, ДиПунно.

— Да ладно. Что ж, завтра игра в то же время. Не опаздывай.

Пинки вышел, отламывая свежий кусок жвачки. Джо барабанил пальцами по столу рядом с пепельницей, потом спросил парня:

— Теперь, когда мы одни, скажи, ты ничего не делал Андерсону? Скажи мне правду.

— Нет, — никакого замешательства, — Я ничего не делал Андерсону. Это правда.

— Хорошо, — сказал Джо и поднялся, — Очень приятно слегка покопаться в дерьме после игры, но пойду-ка я домой, пропущу стаканчик. А после, пожалуй, трахну свою жёнушку на диванчике. После победы в День Открытия у меня всегда стояк.

А потом он сказал.

— Сегодня, парень, ты играл, как надо. Далеко пойдёшь.

Он ушёл. Билли потуже затянул полотенце на талии и направился в раздевалку.

Я сказал.

— Гляжу, твой порез совсем зажил.

Он резко остановился в дверном проёме, и хотя он стоял спиной ко мне, я знал, что он там что-то делает. То, как он стоял, выдавало его. Не знаю, как это объяснить… я просто знал.

— Что? — представляете, словно не понял, о чём я.

— Порез на твоём пальце.

— А, порез. Да, совсем зажил.

И он ушёл, хотя и понятия не имел, куда ему, деревенщине, податься. К счастью, Кервин МакКаслин позаботился об этом и подыскал ему местечко в лучшей части Ньюарка. Сложно поверить, что у Ньюарка в те дни была лучшая часть.

Окей, вторая игра сезона. Денди Дейв Сислер на горке у Бостона, и не успел наш кэтчер-новичок освоиться на бите, как Сислер отправляет фастболл прямо ему в голову. Выбил бы ему глаза на хрен, но Билли отдёрнул голову — не пригнулся, нет — а потом снова поднял биту и посмотрел на Сислера, как бы говоря: давай, дружище, повтори, если хочешь.

Зрители обезумели, крича: С ПО-ЛЯ! С ПО-ЛЯ! С ПО-ЛЯ!

Судья Сислера с поля не выгнал, но предупредил, чем вызвал одобрение стадиона. Я посмотрел на Пинки и увидел, что он вышагивает туда-сюда, сцепив руки так крепко, словно боится лопнуть.

Сислер дважды обошёл питчерскую горку, впитывая любовь болельщиков — они бы позволили его четвертовать, будь на то их воля, затем подошёл к мешочку с канифолью, отрицательно мотнул головой на первые два или три сигнала кэтчера — сами понимаете, потянуть время, успокоиться. Наш парень всё это время невозмутимо стоял с битой наизготовку. И вот Денди Дейв бросает фастболл точно по центру зоны, и Билли запускает его далеко на трибуны с самыми дешёвыми местами. У нас на базе уже стоял Тайдингс, так что счёт становится 2–0. Держу пари, рёв трибун после этого хоумрана слышали даже в Нью-Йорке.

Я думал, он будет улыбаться во весь рот, обегая третью, но он был серьёзен, как судья, и лишь вполголоса бормотал: «Сделал это, Билли. Показал этому козлу и сделал это»

Ду первым обнял его на скамейке, закружив так, что оба они врезались в стойку для бит, потом помог Билли поднять рассыпавшееся снаряжение, что было абсолютно не похоже на Дэнни Дузена, считавшего себя выше подобных вещей.

Дважды обыграв Бостон и доведя Пинки Хиггинса до белого каления, мы отправились в Вашингтон и выиграли три игры подряд. Билли удачно отбивал во всех трёх, выбил свой второй хоумран, и всё же игра на стадионе «Гриффит» вгоняла в тоску. Можно было взять ружьё и гонять выстрелами крыс на трибунах за «домом», не опасаясь зацепить болельщиков. «Сенаторы» закончили тот сезон с разницей побед и поражений минус сорок. Сорок! Иисусе, бля, заплакал.

Билли был кэтчером в следующем старте Ду и почти поймал чёртов ноу-хиттер в своей пятой игре в высшей лиге. Весь праздник испортил Пит Раннелс в девятом — выбил дабл при одном ауте. После этого парень подошёл к питчерской горке, и на сей раз Дэнни не прогнал его. Они поговорили, после чего Ду намеренно дал пройти на базу следующему бэттеру, Лу Берберету. На биту вышел Боб Ашер, который попал под дабл-плей. Игра сделана, тушите свет.

В тот вечер Ду и Билли отправились праздновать 198 победу Дузена. Когда я увидел нашего новичка на следующее утро, у него было ужасное похмелье, но он переносил его столь же спокойно, как перенёс бросок Дейва Сислера ему в голову. Я начинал думать, что мы нашли игрока, рождённого играть в высшей лиге, и нам не потребуется Хьюби Раттнер или кто-нибудь ещё.

— Вы с Дэнни, я вижу, крепко сошлись, — говорю я.

— Крепко, — соглашается он, — Мы с Ду крепко сошлись. Он говорит, Билли — его талисман.

— Да, уже?

— Ага. Он говорит, что, если мы будем вместе, он выиграет 25 игр, и они дадут ему Сая Янга.

— Так и сказал?

— Да, сэр, так и сказал. Грэнни?

— Что?

Он посмотрел на меня своим ясным взглядом, который всё видел, но почти ничего не понимал. К тому времени я уже знал, что он практически не умеет читать и видел в своей жизни одно-единственное кино — «Бэмби». Он сказал, что ходил на него с другими ребятами из Оттершоу или Аутершоу — точно не помню, но решил, что так называлась его школа. В этом я был и прав и неправ, но сути это не меняло. Он умел играть в бейсбол — на уровне инстинктов — но в остальном был как чистая школьная доска.

— Что такое Сай Янг?

Видите, какой он был?

Мы отправились на три игры в Балтимор, прежде чем возвратиться домой. Обычный весенний бейсбол в городе, который нельзя уверенно отнести к северу или к югу: в первый день было так холодно, что яйца отмерзали, на второй было жарче, чем в аду, а на третий шла мелкая морось, напоминавшая жидкий лёд. На игру Билли это ничуть не повлияло. Он результативно отбивал во всех трёх играх, доведя таким образом счёт до восьми. И он опять блокировал раннера на пути к «дому». Ту игру мы проиграли, но блок был чертовски хорош. Жертвой пал, по-моему, Гус Триандос. Он нырнул головой вперед, ударился об колени новичка, да так и остался лежать в полубессознательном состоянии в трёх футах от «дома», а парень коснулся его шеи нежно, как мать, смазывающая кремом ожог ребёнку.

Фотография этого момента попала на страницы ньюаркской «Ивнинг Ньюс» с заголовком «„Блокада“ Билли Блейкли снова выручает команду». Это было хорошее прозвище, и оно прижилось у фанатов.

В те дни фаны были сдержаннее — в 57-ом никто бы ни пришёл на «Стадион „Янки“» в поварском колпаке, чтобы поддержать Гэри Шеффилда, но когда мы проводили свою первую игру на «Старом Болоте», некоторые фанаты принесли оранжевые дорожные знаки с надписями «ОБЪЕЗД» и «ДОРОГА ЗАКРЫТА».

Может быть, эти знаки не протянули бы и дня, но в первой нашей домашней игре Билли выбил двух игроков «Индейцев». Так уж вышло, что в этой игре подавал Дэнни Дузен. Оба этих аута были скорее результатом отличных бросков, нежели отличных блоков, но заслуга новичка в этом тоже была. И ребята начали доверять ему, сечёте? Игроки тоже болельщики, поэтому, когда кто-то ловит волну, даже самый суровый игрок старается помочь.

В тот день Дузен одержал свою 199 победу. А новичок выбил три из четырёх, включая хоум-ран, так что ничего удивительного, что на второй игре с Кливлендом людей со знаками стало больше.

На третий день какой-то предприимчивый парень начал продавать их на входе на стадион — оранжевые ромбы с чёрными буквами: «ДОРОГА ЗАКРЫТА ПО УКАЗУ БИЛЛИ БЛОКАДЫ». Некоторые фанаты поднимали их, когда Билли выходил отбивать, а уж когда у соперника был раннер на третьей базе, их поднимали все. В конце апреля к нам в гости пожаловали «Янки», и когда «Бомберы» занимали третью — а в той серии это случалось довольно часто — весь стадион вспыхивал оранжевым.

«Янки» выбили из нас всё дерьмо и вышли на первое место. Вины Билли тут не было — он отлично отбивал в каждой игре и отправил в аут Билла Скаурона, поймав этого увальня между третьей и «домом». Скаурон был огроменный детина, вроде Здоровяка Клю, и он попытался сбить Билли с ног, но в итоге сам оказался на заднице, а наш парень оседлал его сверху. Фото этого момента попало в газеты и выглядело как конец боя рестлеров, когда Красавчик Тони Баба вырубил Великолепного Джорджа. Толпа принялась размахивать знаками «ДОРОГА ЗАКРЫТА» ещё яростнее, чем обычно. Мы проиграли, но значения это не имело — болельщики расходились домой счастливыми от того, что наш малыш-кэтчер усадил Могучего Лося Скаурона на зад.

Позже я увидел паренька возле душевых, на груди у него наливался огромный синяк, но он не жаловался. Потом некоторые говорили, что этот сукин сын был слишком туп, чтобы чувствовать боль, но я повидал достаточно тупиц на своём веку и знаю, что тупость никогда не мешала им скулить по поводу своих болячек.

— Нравятся эти знаки, парень? — спросил я, надеясь подбодрить его.

— Какие знаки? — спросил он, и по его озадаченному виду я понял, что он не шутит. Вот такой он был — Билли Блокада. Он бы не сдвинулся с места, если бы с третьей к дому на него нёсся грузовик, но ни хрена не понимал, что творится вокруг.

Прежде чем снова отправиться играть на выезде, мы провели две домашние игры с Детройтом и проиграли обе. Во второй игре на горке стоял Денни Ду, но винить кэтчера ему было не в чем, так как его самого заменили в середине третьего иннинга. Сидя на скамейке, он жаловался на холод (на самом деле было не холодно), на ошибку Харрингтона при приёме флайбола (Харрингтону понадобились бы крылатые сандалии, чтобы успеть за этим мячом) и ошибки этого сукиного сына Вендерса, судьи за «домом». В последнем, пожалуй, была доля истины: Хай Вендерс никогда особо не любил Ду, в прошлом сезоне два раза выгонял его с поля. Но в той игре ошибок он, на мой взгляд, не допускал, а я стоял менее, чем в 90 футах от него.

Билли результативно провёл обе игры — выбил хоум-ран и трипл. И у Дузена не было к нему претензий, как к другим. Ду был из тех парней, кто сразу давал понять: в команде есть только одна звезда, и это не один из них. Но вот к парню он проникся — похоже, на самом деле верил, что Билли — его талисман. А Билли, в свою очередь нравился Дузен. Они вместе пошли по барам после игры, где пропустили примерно тысячу стаканов, обмывая первое поражение Дузена, а потом закатились в бордель. На следующий день они появились перед отлётом в Канзас-Сити бледные и трясущиеся.

— Парень вчера потрахался, — сказал мне Ду по секрету, пока мы ехали на автобусе в аэропорт. — Думаю, это у него впервые. Это хорошая новость. А плохая новость в том, что сам он этого, по-моему, не помнит.

Самолёт немилосердно трясло во время полёта — в те годы большинство полётов были именно такими. Летали мы на паршивых жестянках с пропеллерами, и удивительно, что вообще не погибли, как Бадди Холли или долбанный Биг Боппер. Большую часть полёта парень провёл в хвосте самолёта, блюя в ведро, а за дверью сидели остальные игроки, резались в триктрак и отпускали шуточки вроде: Ничего внутри не оставил? Нож и вилку подать? А на следующий день этот сукин сын выбил на «Муниципальном Стадионе» пять из пяти, включая два хоум-рана.

И снова Билли показал ту игру в защите, за которую и получил своё прозвище — к тому времени ему было впору получать на неё патент. Жертвой в этот раз стал Клит Бойер. Снова Билли Блокада встретил его, выставив вперёд левое плечо, а мистер Бойер перелетел через него и упал на спину в зону бэттера. Впрочем, были и отличия. На сей раз новичок осалил игрока двумя руками и обошлось без крови и порванных связок — Бойер просто поднялся на ноги и поплёлся на скамейку, отряхивая пыль с задницы и покачивая головой, словно не понимал, где он находится. Ах, и кстати, мы проиграли ту игру, несмотря на пять ударов Билли. Финальный счёт был 11–10, или что-то вроде того. У Ганзи Бёржесса не пошёл наклбол, и «Атлеты» воспользовались этим от души.

Мы выиграли следующую игру и с минимальным перевесом уступили в решающей. Парень результативно отбивал в обеих, доведя таким образом общее количество до шестнадцати. Добавьте к этому девять игроков, выбитых в «доме». Девять в шестнадцати играх! Это тянуло на рекорд. Ну, то есть, если бы это попало в книги, хоть что-нибудь из событий того месяца.

Мы отправились на три игры в Чикаго, и парень отбивал во всех трёх, так что у него уже была серия из девятнадцати игр подряд. Но чёрт нас подери, если мы не проиграли все три. Джерсиец Джо посмотрел на меня после третьей и сказал:

— Не верю я в эту херню о талисмане. Мне кажется, Блейкли всосал всю нашу удачу в себя.

— Ты несправедлив к парню, и сам об этом знаешь. Мы хорошо стартовали, а теперь у нас небольшой спад. Ситуация выровняется.

— Возможно, — сказал он, — Дузен по-прежнему пытается научить его пить?

— Ага. Они отправились в Луп вместе с другими ребятами.

— Но вернутся то они вдвоём, — сказал Джо, — Никак не возьму в толк. Ду уже должен был возненавидеть этого парня. Ду в команде уже пять лет, и я его знаю, как облупленного.

Я тоже хорошо знал Дузена. Когда он проигрывал, ему всегда требовалось свалить вину на кого-нибудь другого, например, на придурка Джонни Харрингтона или на козла судью Хая Вендерса. Новичок давно уже должен был попасть под раздачу, но нет — Ду по-прежнему хлопал его по спине и клялся, что Билли станет, мать его, Новичком Года. Впрочем, в тот день Дузен не имел права винить Билли в проигрыше. В пятом иннинге он подал мимо отбивающего, и мяч улетел в ограждение трибуны. Это принесло соперникам очко. Дузен потерял контроль и пропустил на базы следующих двух игроков, а затем Нелли Фокс выбил дабл вдоль боковой линии. После этого Ду собрался, но было поздно.

Мы неплохо сыграли в Детройте, взяли две игры из трёх. Билли отбивал во всех и вновь великолепно сыграл в защите. А потом мы отправились домой. К тому времени парень из «Кукурузников» Дэвенпорта стал самой горячей темой для обсуждения во всей Американской Лиге. Поговаривали, что ему предложили сняться в рекламном ролике «Gillette».

— Хотел бы я увидеть эту рекламу, — сказал Сай Барбарино. — Обожаю комедию.

— Тогда взгляни на себя в зеркало, — сказал Криттер Хейворд.

— Ты не понял, дурья башка. Я хочу сказать, что усов-то у него нет.

Никакой рекламы, конечно, не было. Бейсбольная карьера Билли Блокады почти подошла к концу, мы просто тогда этого ещё не знали.

Нам предстояло провести три игры с «Белыми Носками», но первую игру отменили из-за дождя. Главным судьёй был давний знакомый Дузена, Хай Вендерс, и он лично сообщил мне эту новость. Я приехал на «Болото» рано, потому что грузовик с формой по ошибке отправили в Айдлуайлд, и я должен был проследить, чтобы её доставили назад. Надеть её мы должны были лишь через неделю, но я чувствовал себя спокойнее, зная, что проблема решена.

Вендерс сидел на маленьком стуле рядом с комнатой для судей и листал книгу в мягкой обложке, на которой красовалась блондинка в нижнем белье.

— Твоя жена, Хай? — спросил я.

— Подружка, — ответил он, — Езжай домой, Грэнни. Прогноз обещает, что к трём часам тут будет лить как из ведра. Я жду ДиПунно и Лопеза, чтобы официально объявить, что игра отменена.

— Окей, — говорю я. — Спасибо.

Я направился к выходу.

— У этого твоего чудо-мальчика всё в порядке с головой? Потому что он разговаривает сам с собой в «доме». Шепчет — хер заткнёшь.

— Он, конечно, не вундеркинд, но и не сумасшедший, если ты это имеешь в виду.

В этом я ошибался, но откуда мне было знать?

— А что именно он говорит?

— Да я толком и не расслышал, когда стоял позади него во второй игре с Бостоном, но он говорил о самом себе в этом… как его?… третьем лице. Сказал что-то вроде: «Я могу сделать это, Билли». А после того, как не смог поймать мяч, отскочивший от биты, который мог стать третьим страйком, он сказал: «Прости меня, Билли».

— И что с того? До пяти лет у меня был невидимый друг по имени Шериф Пит. Мы с Питом были грозой шахтёрских городков.

— Да, но ему-то уже не пять. Разве что мозгов у него, как у пятилетнего, — Вендерс постучал себя по толстому черепу.

— Возможно, его показатель отбивания скоро перевалит за пять сотен, — сказал я, — это всё, что имеет значение для меня. Плюс, он чертовски хорош в «доме». Признай это.

— Признаю. Этому сукину сыну неведом страх. Что ещё раз доказывает, что у него не все дома.

Я не собирался слушать, как судья оскорбляет одного из моих игроков, и поэтому сменил тему разговора и спросил — полушутя — будет ли он честно судить завтрашнюю игру, в которой будет подавать Дузен, который для него как заноза в заднице.

— Я всегда сужу честно, — сказал он. — Дузен — высокомерный козёл, считающий, что ему давно обеспечено место в Зале Бейсбольной Славы. Он ни разу не взял на себя вину за собственные ошибки. Он — вечно спорящий сукин сын, которому пора понять, что со мной такие фокусы не пройдут. И даже после этого я буду судить честно, так же, как делаю всегда. Не могу поверить, что ты об этом спросил.

А я не могу поверить, что ты сидишь тут, чешешь свой зад и называешь моего кэтчера идиотом, подумал я. Но ты это сделал.

В тот вечер я пригласил свою жену на ужин, и мы чудесно провели время. Танцевали под музыку Лестера Лэннона, если мне не изменяет память, предались нежности в такси по дороге домой. Хорошо поспали. Впоследствии я долго не мог спокойно спать — кошмары мучали.

Дэнни Дузен должен был подавать в первой из двух запланированных на тот день игр, но к тому времени мир для нашей команды уже летел в тартарары; мы просто этого не знали — никто не знал, за исключением Джо ДиПунно. К наступлению ночи мы уже поняли, что нашему сезону пришёл конец, и те двадцать две игры, что мы сыграли, почти наверняка будут стёрты из истории бейсбола, равно как и имя Блокады Билли Блейкли.

Из-за пробок я приехал поздно, но решил, что это не имеет значения, поскольку проблема с формой была решена. Большинство парней уже были там — кто переодевался, кто резался в покер, кто бездельничал. Дузен с новичком сидели возле автомата с сигаретами. Билли уже был в форме, а на Дузене из одежды были лишь плавки — не самое приятное зрелище. Я подошёл к автомату взять пачку «Винстона» и прислушался к их разговору. Говорил в основном Дэнни.

— Этот хренов Вендерс ненавидит меня, — сказал он.

— Ненавидит тебя, — повторил Билли, а затем добавил: — Хренов Вендерс.

— Да, он такой. Думаешь, он хочет, чтоб я одержал свою двухсотую победу?

— Нет?

— Хрена с два! Но я собираюсь выиграть сегодня, и клал я на него. А ты мне в этом поможешь, правда, Билли?

— Да. Правда. Билл поможет.

— Этот ублюдок будет зажимать мне зону страйка.

— Да? Этот ублюдок будет..?

— Сказал же — будет. Так что поймаешь мяч — и прижимай перчатку к себе.

— Прижимать перчатку к себе.

— Ты мой талисман, Билли-бой.

Парень расплылся в улыбке.

— Я твой талисман.

— Ага. А теперь слушай.

Это было и забавным и пугающим одновременно. Ду весь напрягся — тело наклонено, глаза горят. Вендерс был прав по поводу него, но одну вещь он упустил: Дузен был бойцом. Он хотел выиграть, как Боб Гибсон, и, как Гибсон, он был готов пойти на всё ради победы. А парень впитывал его слова как губка.

Я хотел сказать хоть что-нибудь, чтобы разорвать их связь. Вот рассказываю сейчас об этом вам, и мне кажется, что моё подсознание уже тогда сложило все детали в общую картину. Может, это всё чушь, но я так не считаю.

Как бы то ни было, я оставил их одних, просто взял свои сигареты и ушёл. Чёрт, да и реши я открыть рот, Дузен посоветовал бы мне заткнуться. Он не любил, когда кто-то вмешивается в его разговор, а коль скоро ему предстояло подавать на глазах у сорока тысяч зрителей, чьи деньги, в конце концов, и составляют его зарплату, то лучше бы мне было оставить его в покое.

Я пошёл в офис Джо, чтобы забрать список заявленных на матч игроков, но дверь была закрыта, а занавески на окнах задёрнуты — неслыханная вещь в день игры. Оконная решётка была приоткрыта, и я заглянул внутрь. Джо сидел, прижав телефонную трубку к уху и прикрыв глаза рукой. Я постучал по стеклу. Он дёрнулся так резко, что чуть не упал со стула. Потом он оглянулся, и я увидел, что он плачет. Я в жизни не видел, чтобы он плакал — ни до, ни после — но в тот день он плакал. Его лицо было бледным, а редкие волосы — всклокоченными.

Он взмахом руки велел мне уходить и вернулся к телефонному разговору. Я пошёл через раздевалку в тренерскую, которая на самом деле использовалась для хранения инвентаря. На полпути я остановился. Разговор Ду с новичком подошёл к концу, и Билли уже надевал майку с большим синим номером 19. И ещё я увидел, что указательный палец на его правой руке вновь залеплен пластырем.

Я подошёл и положил руку ему на плечо. Он улыбнулся мне. У него действительно была очень приятная улыбка.

— Привет, Грэнни, — сказал он.

Но его улыбка стала увядать, когда он увидел, что я не улыбаюсь в ответ.

— Рвёшься в бой?

— Конечно.

— Хорошо. Но позволь сказать тебе одну вещь. Ду — чертовски хороший питчер, но что касается его человеческих качеств — тут он пожизненно во второй лиге. Он пройдёт по костям матери ради победы, а ты для него значишь гораздо меньше его матери.

— Я его талисман! — закричал он негодующе, но под его негодованием я видел, что он готов заплакать.

— Может быть и так, но я сейчас не об этом. Бывает такое, что игрок слишком накручивает себя перед матчем. Быть немного на взводе — это нормально, но слишком сильное напряжение сломает любого.

— Я не понимаю.

— Если ты проколешься, Ду станет насрать на тебя. Он найдёт себе новый талисман.

— Не говорите так! Мы с ним друзья.

— Я тоже твой друг. Что ещё важнее — я один из тренеров этой команды. Я в ответе за то, чтобы у тебя всё было хорошо, и я, чёрт побери, буду говорить так, как захочу, особенно с новичком. А ты будешь слушать. Ты слушаешь?

— Слушаю.

Я был уверен, что он слушает, но на меня он не смотрел; он опустил взгляд, и на его гладких мальчишеских щеках расцвёл румянец.

— Не знаю, что за хрень ты прячешь под этим пластырем, и не хочу знать. Всё, что мне известно — я видел его у тебя на пальце в первой игре, и кое-кто пострадал. С тех пор я его не видел и не хочу видеть сегодня. Потому что отвечать в случае чего придётся тебе, а не Дузену.

— Я порезался, — ответил он, покраснев.

— Ага. Когда брился. Но чтоб я не видел этот пластырь у тебя на пальце, когда ты выйдешь на поле. Это для твоего же блага.

Сказал бы я так, если бы не видел, как Джо плачет? Хочется верить, что да. Хочется верить, что я действовал во благо игры, которую любил, и люблю поныне. Виртуальный Боулинг и рядом не стоял, поверьте мне.

Прежде чем он успел ответить, я пошёл прочь, не оглядываясь. Отчасти потому, что не хотел видеть, что он прячет под пластырем, но в основном, потому что Джо стоял в дверях офиса и жестом подзывал меня. Я не могу поклясться, что в его волосах прибавилось седины, но не могу поклясться и в обратном.

Я вошёл в его офис и закрыл дверь. Мне в голову пришла ужасная идея. Она объясняла ужас на его лице.

— Боже, Джо, что-то случилось с твоей женой? С детьми? Что-то случилось с детьми?

Он вздрогнул, словно я вырвал его из сна.

— Джесси и дети в полном порядке. Но, Джордж,… Боже, я не могу в это поверить. Всё так запуталось.

Он закрыл глаза ладонями и издал какой-то звук. Но это было не рыдание. Это был смех. Чёрт, это был самый ужасный смех, что я слышал в своей жизни.

— Кто звонил тебе?

— Я должен подумать… — сказал он, но не мне, а себе самому, — Я должен решить, как мне…

Он отнял руки от глаз, и мне показалось, что он чуть-чуть пришёл в себя.

— Ты сегодня за менеджера, Грэнни.

— Я? Я не могу быть менеджером! Ду проиграет! Он хочет одержать свою двухсотую…

— Сейчас это уже не имеет значения, неужели ты не понимаешь?

— Что?

— Просто замолчи и иди составляй заявку на игру. По поводу парня… — он задумался, потом тряхнул головой. — Хрен с ним, пусть играет. Поставь его пятым отбивающим. Я давно собирался это сделать.

— Конечно, он будет играть, — сказал я, — кто же ещё будет кэтчером у Дэнни?

— Да забей ты на этого Дэнни Дузена!

— Кэп — Джо — скажи мне, что случилось.

— Нет, — сказал он, — Вначале я должен всё обдумать. Что я скажу парням. И репортёрам! — он стукнул себя по лбу, словно эта мысль только что пришла ему в голову. — Этим разжиревшим засранцам! Блядь! — потом он вновь обратился к самому себе, — Пусть ребята играют. Они заслужили эту игру. И этот парень, возможно, тоже. Чёрт, может он даже выбьет цикл! — он ещё посмеялся, потом заставил себя прекратить.

— Я не понимаю.

— Поймёшь. А сейчас проваливай. Заявляй на игру кого хочешь. Вытаскивай имена наугад, почему нет? Это не имеет значения. Только не забудь сказать главному судье, что ты сегодня за старшего. По-моему, сегодня судит Вендерс.

Я словно в сне пошёл в судейскую комнату и сказал Вендерсу, что сегодня я составляю заявку и исполняю обязанности менеджера с своего места на третьей базе. Он спросил, что случилось с Джо, и я ответил, что он приболел.

Это была моя первая игра в должности менеджера, прежде чем я возглавил «Атлетов» в шестьдесят третьем, и она оказалась короткой, потому что, как вы, наверняка, помните, если наводили справки, Хай Вендерс выгнал меня с поля в шестом иннинге. Я немного помню из той игры. У меня в голове было столько мыслей, что я был словно во сне. Но на одно у меня всё же хватило здравого смысла — убедиться в том, что парень снял пластырь с указательного пальца перед выходом на поле. Пластыря не было, как и пореза под ним. Я не почувствовал облегчения. Перед моим взором по-прежнему стояли красные от слёз глаза и исказившийся рот Джо ДиПунно.

Это была последняя игра Дэнни Дузена, и он так и не одержал двухсотую победу. Он попытался вернуться в пятьдесят восьмом, но не смог. Он утверждал, что его зрение вернулось в норму, и, возможно, так и было, но бросать, как раньше, он уже не мог. И в Зале Бейбольной Славы места ему не нашлось. Джо был прав: Билли всосал в себя всю нашу удачу.

Но в тот день Дэнни был на пике своей формы. Его фастболл летел, как пуля, его кручённый щелкал, как кнут. В первых четырёх иннингах он не дал соперникам сделать ни одного результативного удара по мячу. Взмах битой — промах — и на скамейку, ребята. Он выбил страйками шестерых, остальные сподобились лишь на слабые земляные мячи во внутреннюю часть поля. Беда была лишь в том, что Киндер был столь же хорош. Мы сделали лишь один вшивый удар, дабл Харрингтона при двух выбитых в низу третьего иннинга.

Верх пятого. Первый бэттер вылетает. Выходит Уолт Дропо. Запускает мяч далеко в левый угол поля и припускает так, словно за ним черти гонятся. Зрители видят, что Уолт уже почти на второй, а Гарри Кин всё ещё бежит за мячом, и понимают, что может быть круговая пробежка при оставшемся в поле мяче. И начинают скандировать. Сначала лишь несколько голосов, затем больше и громче. У меня мурашки по спине побежали.

— БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА!

Замелькали оранжевые знаки. Люди вскакивали с мест и поднимали их над головой. Не размахивали, как обычно, а просто держали. Я никогда ничего подобного не видел.

— БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА!

Поначалу я решил, что шансов у нас нет. Дропо на всех парах нёсся к третьей. Но Кин схватил мяч и сделал идеальный бросок шорт-стопу Барбарино. Новичок тем временем встал в «доме», повернувшись к третьей базе, выставил перчатку, и Сай бросил точно в неё.

Толпа кричит, Дропо скользит шипами вперёд. Билли наплевать, он опускается на колени и тянется мимо них. Хай Вендерс там, где он и должен быть — в тот раз, по крайней мере — стоит, склонившись над «домом». Поднимается облако пыли, затем из него взмывает вверх большой палец Вендерса.

— АУТ!

Мистер Кинг, зрители сошли с ума. Как и Уолт Дропо. Он поднялся и начал дёргаться, как обдолбанный подросток на дискотеке. Не мог поверить.

У парня оказалась расцарапана левая рука, не сильно, обычная ссадина, но старик Бони Дадьер, наш тренер, вышел на поле и залепил её пластырем. Таким образом парень всё же получил свой пластырь, но ничего противозаконного в нём не было. Болельщики оставались на ногах во время этой медицинской процедуры, размахивая знаками «ДОРОГА ЗАКРЫТА» и скандируя: «БЛО-КА-ДА!», как заведённые.

Парень как будто не замечал всего этого. Он был в другом мире. Теперь мне кажется, что он был в другом мире всё время, что провёл в команде. Он просто надел обратно маску и присел за «домом». Обычное дело. Отбивать вышел Бубба Филлипс, отправил прямой мяч Латропу на первую, и верх пятого был окончен.

Когда парень вышел на биту в низу пятого иннинга и вылетел на три страйка, толпа всё равно приветствовала его стоя. На этот раз он заметил это и коснулся пальцами козырька бейсболки по пути в даг-аут. Единственный раз за всё время. Не потому, что он был заносчивым, а просто… впрочем, я уже говорил это. Другой мир, и всё такое.

О’кей, верх шестого. Больше пятидесяти лет прошло с тех пор, а меня до сих пор трясёт от бешенства от одного воспоминания. Киндер выходит первым и слабо отбивает в район третьей базы — обычное дело для питчера. Выходит Луис Апарисио, Малыш Луи. Ду замахивается и бросает. Апарисио отбивает вертикально вверх — высокий и лёгкий мяч. Парень сбрасывает маску и бежит за мячом, запрокинув голову и выставив перчатку. Вендерс побежал за ним. Но не так близко, как надо было. Он думал, что у парня нет не единого шанса. Чертовски грубая ошибка.

Парень сбегает с травяного покрытия на дорожку перед низкой стеной, отделяющей поле от трибун. Его шея выгнута, взгляд устремлён вверх. Две дюжины зрителей в первых рядах тоже смотрят вверх, большинство тянут руки за мячом. В одном я не понимаю болельщиков и никогда не пойму. Во имя всего святого, это ведь всего лишь грёбанный бейсбольный мяч. Ему цена в те дни была семьдесят пять центов. Но стоит болельщику увидеть такой мяч в воздухе, как он тут же хочет заграбастать его, похлеще, бля, чем Дэнни Ду. Нет, чтобы отойти и дать игроку, — за которого они и пришли поболеть — сделать свою работу и поймать мяч.

Я всё видел. Чётко и ясно. Высокий мяч опускался на поле рядом со стеной. Парень должен был поймать его. И вдруг какой то длиннорукий засранец в футболке «Титанов», что продают перед входом на стадион, потянулся за мячом, задел его, и мяч, ударившись о перчатку Билли, упал на землю.

Я был настолько уверен, что Вендерс отправит Апарисио в аут — это была явная помеха — что поначалу не поверил своим глазам, когда увидел, что он жестом указывает парню вернуться за «дом», а Апарисио — на позицию отбивающего. Когда до меня дошло, я побежал к нему, размахивая руками. Зрители начали подбадривать меня и недовольно гудеть в адрес Вендерса, что совсем некстати, когда ты оспариваешь решение судьи, но мне было плевать. Я бы не остановился даже если бы на поле вышел Махатма Ганди, сверкая голой задницей и призывая нас к миру.

— Помеха! — заорал я. — Ясно, как день! Как нос у тебя на лице!

— Мяч был уже на трибунах, то есть ничей, — сказал Вендерс. — Возвращайся на своё место, и продолжим.

Парень был спокоен; он разговаривал со своим приятелем Ду. Это было нормально. Но мне было на это наплевать. Единственное, о чём я мечтал в тот момент — проделать Хаю Вендерсу новую дырку в заднице. Я вообще-то был не из тех, кто оспаривает решения судей — за те годы, что я руководил «Атлетами», меня выгоняли с поля лишь дважды — но в тот день я дал бы сто очков вперёд Билли Мартину.

— Ты не видел этого, Хай! Ты был слишком далеко! Ты ни хрена не видел!

— Я был рядом, и я видел всё. Иди на своё место. Я не шучу.

— Если ты не видел, как этот длиннорукий сукин сын… — какая-то женщина во втором ряду закрыла руками уши своему ребёнку и поджала губы. Ах вы, грязнослов, говорил её взгляд, — …этот длиннорукий сукин сын задел мяч, значит, ты был слишком далеко, чёрт побери!

Мужик в футболке покачал головой — кто, я? Да я-то тут причём? — но при этом он гадливенько лыбился. Вендерс заметил это, понял, что означает эта улыбка, и отвернулся. — Ну ладно, довольно, — сказал он мне. Спокойным голосом, который означал, что следующее мое замечание приведёт меня в раздевалку, где я буду попивать пиво в ожидании окончания матча, — Ты выговорился. Теперь либо ты вернёшься в даг-аут, либо остаток матча будешь слушать по радио. Выбирай.

Я вернулся в даг-аут. Апарисио вернулся на биту, мерзко улыбаясь во весь рот. Он-то знал, что произошло, зуб даю. И воспользовался ситуацией. Он никогда не выбивал много круговых пробежек, но когда Ду бросил чейнж-ап, который полетел слишком прямо, Луи отправил мяч по высокой дуге на трибуны в самой широкой части поля. Центровым у нас был Нози Нортон, и он даже не повернулся.

Апарисио обежал базы, спокойный, как «Королева Мария», входящая в док, а толпа тем временем улюлюкала ему вслед, поливала грязью его родственников и призывала проклятия на голову Хая Вендерса. Вендерс их не слышал, что является высшим судейским умением. Он просто достал из сумки новый мяч и начал проверять его. Увидев это, я совсем потерял самообладание. Я подбежал к «дому» и начал потрясать кулаками перед его лицом

— Это очко на твоей совести, деревенщина грёбанная! — заорал я. — Поленился пробежаться за мячом, так что теперь запиши это очко себе. Засунь его в свою задницу! Может, заодно и очки свои найдёшь!

Толпе это понравилось. А вот Хаю Вендерсу не очень. Он показал на меня, затем ткнул большим пальцем через плечо и пошёл прочь. Толпа принялась улюлюкать и размахивать знаками ДОРОГА ЗАКРЫТА; некоторые принялись швырять на поле стаканчики, бутылки, недоеденные сосиски. Это был просто цирк.

— Не смей уходить от меня, ты, толстожопый, слепой, ленивый сукин сын и ублюдок! — заорал я и побежал за ним. Кто-то выбежал из даг-аута и сгрёб меня в охапку прежде, чем я успел сгрести Вендерса — а именно это я и намеревался сделать. Я уже совсем ничего не соображал.

Толпа скандировала:

— СМЕРТЬ СУ-ДЬЕ! СМЕРТЬ СУ-ДЬЕ! СМЕРТЬ СУ-ДЬЕ!

Я этого никогда не забуду, потому что точно также они скандировали: «БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА!»

— Если б твоя мамаша была здесь, она бы тоже швыряла в тебя всяким дерьмом, деревенщина слепая! — крикнул я, а потом меня утащили в даг-аут. Ганзи Бёрджесс, наш накл-боллер, выполнял обязанности менеджера последние три иннинга этого шоу ужасов. Он также подавал в последних двух. Можете найти записи об этом, если вообще сохранились записи о той забытой весне.

Последнее, что я увидел на поле, были Дэнни Дузен и Билли Блокада, стоящие на поле между «домом» и горкой питчера. Парень держал свою маску подмышкой. Ду что-то шептал ему в ухо. Парень слушал — он всегда слушал, когда Ду говорил — но смотрел он на толпу, сорок тысяч болельщиков, вскочивших на ноги, мужчин, женщин, детей, кричащих:

«СМЕРТЬ СУ-ДЬЕ! СМЕРТЬ СУ-ДЬЕ! СМЕРТЬ СУ-ДЬЕ!»

На полпути между даг-аутом и раздевалкой стояло ведро с мячами. Я пнул его, и мячи разлетелись во все стороны. Наступи я на один из них, я бы шлёпнулся на задницу и это стало бы идеальным окончанием идеального грёбанного бейсбольного дня.

Джо я нашёл в раздевалке, он сидел на скамейке возле душевой. Он выглядел уже даже не на пятьдесят, а на все семьдесят. С ним было ещё трое мужчин. Двое были одеты в полицейскую форму. На третьем был костюм, но одного взгляда на его похожее на кусок жаренной говядины лицо хватало, чтобы понять, что он тоже коп.

— Игра закончилась рано? — спросил он меня. Он сидел на складном стуле, широко расставив ноги, отчего его брюки из лёгкой ткани в полоску натянулись. Копы в форме сидели на одной из скамеек перед шкафчиками.

— Для меня — да, — сказал я. Я был до сих пор вне себя и поэтому не придал значения присутствию полицейских.

— Хренов Вендерс выгнал меня с поля, — сказал я, обращаясь к Джо. — Извини, Кэп, но это была явная помеха, а этот ленивый сукин сын…

— Не имеет значения, — сказал Джо, — игру всё равно не засчитают. Думаю, все наши игры не засчитают. Кервин, конечно, подаст апелляцию Комиссару Лиги, но…

— Ты о чём? — спросил я.

Джо вздохнул. Затем посмотрел на парня в костюме.

— Расскажите вы, Детектив Ломбардацци, — сказал он. — Я не смогу.

— А ему следует знать? — спросил Ломбардацци. Он смотрел на меня, как на невиданное доселе насекомое. Только такого взгляда мне и не хватало для полного счастья, но я промолчал. Потому что знал, что коли трое копов, один из которых детектив, пришли в раздевалку команды Высшей Бейсбольной Лиги — дело чертовски серьёзное.

— Если вы хотите, чтобы он задержал остальных парней, пока вы будете брать Блейкли, то, думаю, ему следует знать, — сказал Джо.

Сверху донёсся крик болельщиков, затем стон, затем аплодисменты. Никто из нас не обратил внимания на то, что оказалось окончанием бейсбольной карьеры Дэнни Дузена. Крик раздался, когда мяч после прямого удара Ларри Доби попал Дузену в лоб. Стон — когда он рухнул на питчерскую горку, как нокаутированный боксёр. А аплодисменты — когда он поднялся и жестом показал, что он в полном порядке. Это было не так, но он подавал до конца шестого иннинга и весь седьмой. Не отдал ни очка. Ганзи заменил его перед началом восьмого, когда увидел, что тот идёт, пошатываясь. Дэнни утверждал, что он в порядке, что большая пурпурная шишка размером с утиное яйцо, вздувшаяся у него над левой бровью, это пустяк, что ему доставалось и сильнее, а парень вторил ему: это пустяк, пустяк. Маленький Сэр Эхо. Мы, находившиеся внизу, в клубной раздевалке, не знали ничего из этого, не больше, чем Дузен знал о том, что это самая тяжёлая травма в его карьере и что у него повреждение мозга.

— Его имя не Блейкли, — сказал Ломбардацци. — Его зовут Юджин Кацанис.

— Кац… как? А где же тогда Блейкли?

— Вильям Блейкли мёртв. Уже месяц. Его родители тоже.

Я уставился на него.

— О чём вы говорите?

И он рассказал мне то, что вы, наверное, давно знаете, мистер Кинг. Хотя я, возможно, смогу заполнить кое-какие пробелы. Семейство Блейкли проживало в Клэренсе, в Айове, владело большим участком земли менее чем в часе езды от Дэвенпорта. Удобно для родителей, которые могли приезжать на большинство игр команды Малой Лиги, за которую выступал их сын. У них была прибыльная ферма — восемьсот акров. Один из их наёмных рабочих был ещё совсем мальчишка по имени Джин Кацанис, сирота, воспитанный в Христианском Приюте для мальчиков в Оттершоу. Фермер из него был никакой, да вдобавок у него не всё в порядке было с головой, но он чертовски хорошо играл в бейсбол.

Кацанис и Блейкли играли в двух соперничавших церковных командах, потом вместе в команде, выступавшей в Лиге Бэйба Рута, и все три года, что они провели в этой команде, она становилась чемпионом штата, а однажды даже дошла до полуфинала национального первенства. Блейкли пошёл в колледж, где стал звездой тамошней команды, а вот Кацанис для колледжа не годился. Задавать корм свиньям, да играть в мяч — вот и всё, на что он был годен. Никто и не предполагал, что в бейсболе он может быть столь же хорош, как Билли Блейкли. Ну, до тех пор, пока это не случилось.

Разумеется, отец Блейкли нанял его, потому что ему не надо было много платить, но, главным образом, потому что его природный дар помогал Билли поддерживать форму. За двадцать пять долларов в неделю сын получал полевого игрока и питчера для тренировок, а отец — пару рук для доения коров и убирания навоза. Неплохая сделка, по крайней мере для них.

Когда вы наводили справки, то слышали только хорошее о семье Блейкли, так ведь? Они жили в тех местах на протяжении четырёх поколений, они были богатыми фермерами, а Кацанис был всего лишь сиротой, начавшим свою жизнь в коробке из-под спиртного на церковных ступенях, у которого, к тому же, не все были дома. А почему так случилось? Может, потому, что он был тупой от рождения, а может и потому, что в этом доме из него выбивали всё дерьмо три или четыре раза в неделю, до тех пор, пока он не стал достаточно большим и сильным, чтобы постоять за себя. Знаю, что его частенько поколачивали из-за привычки разговаривать с самим собой — об этом позднее писали в газетах.

Кацанис и Билли продолжали усердно тренироваться, когда Билли начал продвигаться по системе фарм-клубов «Титанов» — а в межсезонье, наверняка отрабатывали броски и удары в сарае, когда снега снаружи становилось слишком много — но Кацаниса выгнали из местной команды и не разрешили принимать участия в тренировках «Коматозников», когда Билли проводил там свой второй сезон. В первом сезоне его пускали на тренировки и даже позволяли играть во внутрикомандных матчах, когда им не хватало игроков. Тогда с этим было попроще, не то что сейчас, когда страховые компании срут кирпичами, если игрок Высшей Лиги возьмёт биту, не надев перед этим шлем.

По-моему, дальше было вот что — поправьте меня, если я ошибаюсь — парень, несмотря на все свои проблемы, продолжал расти и развиваться как игрок. А вот Блейкли нет. Такое случается повсюду. Двое ребят из колледжа — оба выглядят, как Бэйб Чёртов Рут. Одинаковый рост, вес, скорость, реакция. Но один из них способен подниматься выше… и выше… и выше… а другой начинает отставать. Вот что я узнал позднее: Билли Блейкли не был стартовым кэтчером. Его перевели с позиции центрального полевого игрока, когда парень, игравший на позиции кэтчера, сломал руку. А такие перестановки — недобрый знак. Словно таким образом тренер даёт тебе понять: «Играй, пока мы не найдём кого-нибудь получше».

Я думаю, Билли начал завидовать, думаю, что и его старик тоже, да и мать. Особенно, мать, потому что матери спортсменов могут быть совершенно невыносимы. Я думаю, они потянули за кое-какие рычаги, чтобы не дать Кацанису играть в местной команде, и не допустить его на тренировки «Коматозников Дэвенпорта». Они могли это сделать, потому что были богатой семьёй с большими связями в Айове, а Джин Кацанис был никем, ребёнком, выросшим в приюте. В Христианском приюте, который, наверняка, походил на ад на земле.

Я думаю, Билли начал срываться на пареньке слишком часто и слишком жестоко. Или, может, это был отец, или мать. Может, они начали придираться к тому, как он доил коров, или, на их взгляд, он как-то не так выгребал навоз, но зуб даю, за всем этим стояли бейсбол и обычная зависть. Зеленоглазый монстр. Всё, что мне известно, это то, что менеджер «Коматозников» сказал Блейкли, что собирается отправить его в команду Лиги А в Клируотер, а быть отправленным в команду на уровень ниже, когда тебе только двадцать — когда ты должен двигаться только вверх — это чертовски верный знак, что твоя карьера в профессиональном бейсболе будет короткой.

Но как бы то ни было — и кто бы ни был тому виной — это была роковая ошибка. Парень мог быть мягким, когда с ним хорошо обращались, мы все это знали, но с головой у него было не всё в порядке. И он мог быть опасен. Я понял это ещё до прихода копов, из-за того, что произошло в первой игре сезона, из-за Билли Андерсона.

— Окружной шериф нашёл всех троих членов семьи Блейкли в сарае, — сказал Ломбардацци. — Кацанис перерезал им горла. Шериф сказал, что это было похоже на разрез бритвой.

Я продолжал таращиться на него.

— По-моему, случилось вот что, — сказал Джо тяжёлым голосом, — Кервин МакКаслин сидел на телефоне, подыскивая кэтчера, когда наши парни выбыли из строя во Флориде, и менеджер «Кукурузников» сказал, что у него есть парень, который сможет заполнить пробел в команде на три или четыре недели, полагая, что на более долгий срок он нам и не понадобится. Потому что, сказал он, этот парень не справится.

— Но он смог, — сказал я.

— Потому что он не был Блейкли, — сказал Ломбардацци. — К тому времени Блейкли и его родители уже были мертвы по крайней мере пару дней. Кацанис сам вёл хозяйство. Кое-какие винтики в голове у него всё же остались. Когда зазвонил телефон, у него хватило ума взять трубку. Он выслушал менеджера и сказал, конечно, Билли будет рад отправиться в Нью Джерси. И прежде, чем уехать — как Билли — он позвонил соседям и в продуктовый магазин. Сказал, что Блейкли вынуждены уехать по неотложному семейному делу, и что он остаётся на хозяйстве. Очень умно для шизика, вы не находите?

— Он не шизик, — сказал я ему.

— Он перерезал глотки людям, которые приняли его в свой дом и дали ему работу, он убил всех коров, чтобы те не мычали по ночам, требуя их подоить, но пусть будет по-вашему. Окружной прокурор будет рад согласится с вами, потому что хочет для Кацаниса смертной казни. Таковы законы Айовы.

Я повернулся к Джо.

— Как такое могло случиться?

— Потому что он был хорош, — сказал Джо, — и потому что он хотел играть.

Парень имел при себе документы на имя Билли Блейкли, а в те дни о документах с фотографией ещё никто и слыхом не слыхивал. Они были схожи меж собой: голубые глаза, тёмные волосы, рост шесть футов. Но в целом, да — это случилось, потому что он был хорош. И хотел играть.

— Настолько хорош, что продержался почти месяц в профессионалах, — сказал Ломбардацци, и в это время сверху донеслись аплодисменты. Билли Блокада нанёс свой последний результативный удар в Высшей Лиге: хоум-ран. — Затем, два дня назад, парень из газовой компании приехал на ферму Блейкли. Люди приезжали туда и до него, но они читали записку, которую Кацанис оставил на двери, и уходили. А газовщик не уехал. Он заправил резервуары, стоявшие за сараем, тем самым, где лежали тела Блейкли — и коров тоже. Погода наконец-то установилась тёплая, и он почувствовал их запах. На этом, в общем, история и заканчивается. И теперь ваш менеджер хочет, чтобы его арестовали, без лишнего шума и опасности для других игроков. Так что от вас требуется…

— От тебя требуется задержать остальных игроков в даг-ауте, — сказал Джерсиец Джо. — Отправь Блейкли… Кацаниса сюда одного. Когда парни спустятся в раздевалку, его уже здесь не будет. А потом уже будем решать эту блядскую проблему.

— И что, чёрт возьми, я им скажу?

— Общекомандный сбор. Бесплатное мороженное. Плевать. Просто задержи их на пять минут.

Я обратился к Ломбардацци.

— Что, совсем никто не в курсе? Никто? Хотите сказать, что никто не слышал трансляции по радио и не пытался позвонить Попу Блейкли, чтобы поздравить его с тем, как его парень рвёт Высшую Лигу?

— Полагаю, один или двое пытались, — сказал Ломбардацци, — жители Айовы, бывает, наведываются в большой город, насколько я знаю, и, полагаю, кое-кто из них слушает радио или читает о «Титанах» в прессе…

— Лично я предпочитаю «Янки», — сказал один из копов.

— Если мне понадобится твоё мнение, я постучу по прутьям твоей решётки, — ответил Ломбардацци, — а до тех пор заткнись и не высовывайся.

Я посмотрел на Джо, чувствуя, как накатывает тошнота. Судейская ошибка и удаление с поля в первой же игре в качестве менеджера теперь казались самой меньшей из моих проблем.

— Приведи его сюда одного, — сказал Джо, — Не важно, как. Игрокам не следует этого видеть.

Он подумал и добавил.

— И парень не должен видеть, что они это видели. Что бы он ни сделал.

Если это имеет значение — а я знаю, что нет — то мы проиграли ту игру, 1:2. Все три очка были заработаны сольными круговыми пробежками. Минни Минозо выбил победный хоум-ран после подачи Ганзи в верху девятого иннинга. Парень стал последним выбитым игроком. Он не попал по мячу в своём первом выходе на биту в форме «Титанов», он не попал и в последнем. В бейсболе всё уравновешенно.

Но никто из парней не думал об игре, когда я поднялся наверх, они все обступили Ду, который сидел на скамейке и говорил, что с ним всё в порядке, чёрт побери, просто чуть-чуть кружится голова. Но выглядел он не ахти как, и его объяснение ничуть не удовлетворило доктора. Он распорядился отправить Дэнни на рентген в Главную Больницу Ньюарка.

— Да ну нахер, — сказал Ду, — Дай мне пару минут. Говорю же тебе, со мной всё в порядке. Господи, Боунз, не гони волну.

— Блейкли, — сказал я. — Спустись в раздевалку. Мистер ДиПунно хочет видеть тебя.

— Тренер ДиПунно хочет видеть меня? В раздевалке? Зачем?

— Это как-то связано с наградой Лучшему Новичку Месяца, — сказал я. Это просто само собой пришло мне в голову. В те дни такой награды ещё не было, но парень этого не знал.

Парень посмотрел на Дэнни Ду, и тот похлопал его по спине.

— Давай, иди, парень. Ты играл хорошо. Твоей вины тут нет. Удача по-прежнему с тобой, и в жопу того, кто скажет обратное. — Потом он добавил:

— Уходите отсюда все. Дайте мне побыть одному.

— Постойте, — сказал я, — Джо хочет видеть его одного. Поздравить его лично, один на один. Парень, не стой столбом. Давай… — давай, топай — так я хотел закончить, но не смог. Блейкли — или Кацанис — уже ушёл. А что произошло дальше, вы и сами знаете.

Если бы парень пошёл в судейскую комнату через холл, его бы поймали и заковали в наручники, потому что раздевалка была по дороге. Вместо этого он срезал путь через кладовую, где мы хранили багаж и где стояла пара массажных столов и вибрационная ванна. Мы никогда не узнаем точно, почему он так сделал, но я думаю, парень понял, что что-то пошло не так. Сумасшедший он был или нет, но он знал, что в конечном итоге его тайна раскроется. Как бы то ни было, он обошёл раздевалку, подошёл к судейской комнате и постучал в дверь. К тому времени устройство, которое он, по всей видимости, изготовил в Христианском Приюте в Оттершоу, снова было на его указательном пальце. Так я считаю. Если не хочешь вечно ходить побитым, сделай себе такую штуку.

Он и не убирал её в свой шкафчик, а просто спрятал в карман. И он не стал возиться с пластырем после игры, потому что понимал, что больше ему прятать ничего не придётся.

Он стучит в дверь судейской комнаты и говорит: «Срочная телеграмма для мистера Хая Вендерса». Безумно, но не глупо, согласны? Не знаю, что случилось бы, открой дверь кто-нибудь другой из судей, но открыл сам Вендерс, и пари держу, он был уже мёртв, прежде чем понял, что перед ним стоит не парень из службы доставки «Вестерн Юнион».

Это и впрямь была бритва. Ну, или часть её. Когда она была не нужна, она пряталась в маленьком жестяном кольце на указательном пальце. И лишь когда он сжимал правую руку в кулак и нажимал на кольцо подушечкой большого пальца, тонкое лезвие бритвы выскакивало на пружине. Вендерс открыл дверь, и Кацанис полоснул его по горлу. Когда я увидел лужу крови, после того, как его увели в наручниках — Боже, сколько там было крови — я мог думать лишь о сорока тысячах болельщиков, кричащих: «СМЕРТЬ СУ-ДЬЕ!», так же, как до этого они кричали: «БЛО-КА-ДА». Конечно, они не это имели в виду, но ведь парень этого не знал. Особенно после того, как Ду лил ему в уши это дерьмо о том, что Вендерс имеет на них зуб.

Когда копы выбежали из раздевалки, Билли Блокада просто стоял на месте, вся передняя часть белой домашней формы была в крови, а Вендерс лежал у его ног. Он не пытался бежать или сопротивляться, когда копы схватили его. Он просто стоял и шептал самому себе: «Я разобрался с ним, Ду. Я разобрался с ним, Билли. Никаких больше судейских ошибок. Я разобрался с ним ради всех нас».

Так и заканчивается эта история, мистер Кинг, — по крайней мере, та часть, что я знаю. Что касается «Титанов», взгляните сами, как говаривал старина Кейси: все эти аннулированные игры и все эти дни, когда мы были вынуждены проводить по два матча в день, чтобы наверстать. Как мы в конце концов были вынуждены поставить за «дом» ветерана Хьюби Раттнера, и как он отбивал с показателем 0,185 — гораздо ниже того уровня, что сейчас зовут линией Мендозы. Как Дэнни Дузену поставили диагноз, что-то вроде «внутричерепного кровотечения», и он был вынужден провести остаток сезона на скамейке. Как он пытался вернуться в пятьдесят восьмом — печальное было зрелище. Пять выходов на поле. В трёх из них он не мог даже попасть в зону страйка. В двух других… помните последнюю игру плей-офф две тысячи четвёртого между «Красными Носками» и «Янки»? Как Кевин Браун подавал за «Янки», и «Носки» набрали шесть очков в первых двух иннингах. Вот так подавал Дэнни Дузен в 58-м, когда ему всё же удавалось послать мяч, куда требовалось. У него ничего не осталось. И всё-таки, несмотря на всё это, мы опередили в итоговой таблице «Сенаторов» и «Атлетов». Только в тот год во время Мировой Серии у Джерсийца Джо ДиПунно случился сердечный приступ. Возможно, именно в тот день, когда русские запустили спутник. Со стадиона его увозили на лимузине. Он прожил ещё пять лет, но от него бывшего осталась одна лишь тень, и, конечно, он никогда больше не руководил командой.

Он как-то сказал, что парень всасывал в себя всю нашу удачу, и в этом он был более чем прав. Мистер Кинг, парень был просто чёрная дыра для удачи.

И для своей удачи тоже. Уверен, вы помните, как закончилась его история — его временно поместили в тюрьму округа Эссекс и в камере он проглотил кусок мыла и задохнулся. Не могу представить более страшной смерти. Тот сезон, конечно, был сплошным кошмаром, но вот рассказываю вам об этом, и ко мне приходят кое-какие приятные воспоминания. Чаще всего о том, как Старое Болото вспыхивало оранжевым, когда все болельщики поднимали знаки «ДОРОГА ЗАКРЫТА ПО УКАЗУ БИЛЛИ БЛОКАДЫ». Держу пари, парень, который придумал продавать эти знаки, сколотил себе приличное состояние. Но и те люди, которые купили их, оказались в выигрыше. Когда они вставали и поднимали их над головой, они становились частью чего-то большего. Единение — это не всегда хорошо — вспомните всех людей, что собирались, чтобы посмотреть на Гитлера, но то единение было хорошим. Бейсбол — хорошая штука. Так было, и так будет.

— БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА!

До сих пор мурашки бегут по коже, стоит вспомнить об этом. До сих пор эхо звучит в моей голове. Этот парень был настоящим бейсболистом, и неважно, сумасшедший он был или нет.

Мистер Кинг, я рассказал вам всё. Довольны? Хорошо. Я рад. Возвращайтесь в любое время. но только не в четверг вечером, в это время они играют в свой чёртов Виртуальный Боулинг — мыслей собственных не слыхать. Приезжайте в субботу, а? Мы собираемся небольшой группой и смотрим Игру Недели. Нам разрешают пропустить по паре пива, и мы болеем, как сумасшедшие. Не так как в старые дни, но всё равно неплохо.

Загрузка...