М. Дробкова, С. Васильев БОЛЬШАЯ РЕКА В КАНЬОНЕ

То не сакуры цвет

Усыпал землю.

В Токио — снег.

Кумико встала на четвереньки и выползла из картонного дома, волоча за собой плоский фанерный ящичек. На зелёной траве парка серебрился игольчатый иней. Руки со сна онемели, кровь будто не хотела делиться с телом Кумико жизнью.

— Опять пойдёшь на фанрейзинг, Кумико-сан? — раздался насмешливый голос.

Из соседнего ящика появился Которо — вчерашний студент, вечно бледный, с голодным блеском в глазах, но в костюме, единственном напоминании о прежних временах. У Кумико не было приличной одежды — тёплая куртка светилась прорехами на локтях, пуговиц не хватало.

Зато у Кумико был сюрикен. Но взгляд её тёмно-фиолетовых глаз разил острее.

— Кто-то должен был остаться, Которо. Мы не одни на острове, Родители не покинут нас…

— Родители давно уже сбежали на континент!

Которо почти кричал, размахивая руками, ему отзывалось эхо пустынного города.

Которо, человек-озеро. Озеро со стоячей водой.

Взгляд Кумико почернел, словно бездна глянула парню в глаза. Он вздрогнул.

— Я верю Принципу, мы не одни!

Кумико вскинула голову и, зажав ящик под мышкой, двинулась вдоль запорошенных клумб к выходу.

Она шла, и дырявые «гады» безжалостно рвали нежный покров на оставшихся лужах.

Мокро.

Нэцкэ, подобно игральным костям в деревянном стаканчике, который трясёт чья-то рука перед выбросом, перестукивались в своей фанерной гробнице. Каждая нэцкэ стоит недёшево. Это шанс. Возможность поесть, купить, наконец, ботинки.

Но фигурки из камня и кости некому покупать в этом городе.


Преподобный Мицуиси заваривал чай. Аромат жасмина клубился, искушая его обоняние.

Циновки на окнах не давали пробиться ослепляющим лучам.

Зазвенел колокольчик над дверью, и Кумико вошла в дом.

— Доброго утра, Мицуиси-сан!

— Доброго утра, Кумико! Как прошёл фанрейзинг?

Толстяк Мицуиси поставив чашку на пол и поспешил навстречу девушке.

Как ни старалась Кумико сдержаться, голос её осип. Задрожали губы, и слеза покатилась по щеке…

— Никто ничего не купил…

— Ай-яй-яй! — покачал головой Мицуиси. Жестом указал гостье на подушку, поспешил наполнить ей чашку горячим, душистым, живительным чаем…

Кумико с благодарностью протянула руки.

И тепло разлилось по озябшему телу…

— Вот что, девочка, — сказал после долгих раздумий проповедник. — Здесь тебе оставаться не дело. Поедешь на континент.

Кумико вскинула тонкие чёрные брови, глаза заблестели ярче.

— Что вы говорите, Мицуиси-сан? — недоверчиво протянула она.

— Тебе пора принять благословение.

Преподобный Мицуиси смотрел на неё, не отрываясь. Человек-сосуд, полный тайн… Потом резко поднялся и продолжил:

— Поедешь в Новый Техас. Там тепло и не голодают, хотя и варят нелепую пищу. Там верят странным вещам, но не боятся замёрзнуть ночью в картонном доме. А главное — там много людей. И там твой назначенный муж. Я избрал его для тебя. Запомни, его имя — Джонни Лоренс. Ты будешь учительницей в школе. Там не хватает учителей: мужчины и женщины заняты в сельском хозяйстве. Тебе будут рады, Кумико-сан.


Кумико долго летела самолётом, ехала поездом, потом тряслась в допотопной старенькой машинке с большими колёсами. Сквозь щели в окнах набивалась пыль. Водитель косился на неё как-то странно. Непонятный человек. Очень большой и рыжий. Не волна, не озеро, не сосуд. Другой. Но улыбается хорошо.

И страна другая. Много пыли и много пустого пространства.

Прибыли на место — в маленькую деревню.

Рыжий человек помог Кумико донести вещи.


Кумико вошла в класс и на мгновение растерялась. Она давно не видела столько детей сразу.

«Какие они большеглазые, — машинально отметила Кумико. — Как нарисованные. Они похожи на человечков из старых мультфильмов»…

Юджин Гентри, двенадцати лет от роду, вихрастый и самый большеглазый из всех, сидел у окна, нахмурив лоб. Школа не лучшее времяпрепровождение. Одна радость: через год можно будет послать к дьяволу ученье, потому что придётся целыми днями помогать отцу на ранчо. И у Юджина будет собственный конь. Сильви сейчас ещё жеребёнок, но через год…

А пока приходится слушать новую училку.

«Что нужно здесь этой высохшей колючке»? — думал Юджин.

Клетчатая рубашка навыпуск, высокие сапоги и шляпа с полями — вот всё, что позволяло ему чувствовать своё превосходство над бедно одетой Кумико.

— Дети, — голос зазвенел, сердце забилось, но Кумико тут же совладала с собой, — я расскажу вам о Принципе…

В рядах засвистели, затопали ногами, кто-то бросил в Кумико смятой бумагой, но комок шмякнулся на пол, не долетев.

— … О принципе толерантности! — почти закричала девушка. Дети мгновенно притихли. Толерантность, куда ж без неё…

— Есть запад и есть восток, два неподатливых мира. Два средоточья культур. Две стороны бумажного змея, что парит в бесконечности неба… Этот змей словно карта Земли, на которой мы с вами живём и дышим. И чтоб сохранить его быстрый, счастливый полёт, мы должны подружиться…

«Чушь какая», — думал Юджин, от нечего делать разглядывая Кумико. И где только откопали такую уродину? Его мать, родившая троих детей, и то выглядит привлекательнее. Что уж говорить о младших жёнах отца, да и всех остальных женщинах посёлка… И лопочет что-то несуразное…

«Эх, как же жрать хочется! — думал Юджин. А урок только начался…»


До того, как услышала Принцип, Кумико помогала отцу в ресторане. А в свободное время занималась паркуром. Уличным паркуром, без страховок и специально отведённых площадок. На ступеньках. На парапетах, на крышах и стенах домов. Ей нравилось чувство полёта в бездне. Затяжной кувырок с приземлением на ноги, когда тело напоминает раскрученную пружину — никто из мужчин не делал его лучше Кумико. А девушек в группе не было.

А ещё ей нравилось прыгать на перила лестницы. Пока летишь с высоты, стараешься мысленно нащупать ногами опору. Заранее. Ведь поверхность узкая, а надо успеть передать ей всю тяжесть тела…

Кумико не прыгала, даже не летала. Она словно плескалась в бетонном бассейне города. Кумико Цунами, называли её.

Однажды Кумико сделала особенно крутой вираж на стене и приземлилась на дорожку, под самым носом у высокого бледного парня в костюме.

— Кумико-сан, — сказал он. — Ты слишком рискуешь.

— Откуда ты знаешь моё имя? — удивилась девушка. Парень улыбнулся.

— Кто же не знает Большую волну в нашем городе? Меня зовут Которо, я хочу познакомить тебя с Принципом…


До этого дня Кумико никогда не задумывалась о Боге. Должно быть, он есть. Но что с того? Разве он приносит счастье и утешение? Даёт обездоленному жильё, а голодному — работу? Бог далеко, он сам по себе.

Которо привёл её в центр и познакомил с такими же, как она, юношами и девушками. Там Кумико Цунами впервые услышала об истинной семье.

Мать Кумико умерла очень давно, и потому сестёр и братьев у неё тоже не было. Здесь же она обрела их в избытке. Умные и любознательные, с пытливыми взглядами, чистыми голосами, стройно выводящими святые песни — они не походили на сектантов. Не было фанатичного блеска в глазах. Не было злости или желания враждовать с другими религиями. Даже бога — Кумико так показалось — почитал не каждый из них. Они лишь хотели быть нужными, любить и строить семью, во что-то веря.

Истинные родители стояли во главе церкви. Они обещали детям благословение. Для всех, кто остался. Кто выжил после Катастрофы. Впрочем, их было не так много: большой материк и маленькая страна на островах в Тихом океане. Непотопляемый авианосец. Но он переживал не лучшие времена.


Юджин чинно уселся за широкий общий стол, где собиралась вся семья, пробормотал молитву и принялся уминать фасоль, которую вторая жена отца приготовила сегодня с мексиканскими травами. За едой младшим не полагалось разговаривать, если, конечно, их не спросят.

Отец спросил.

— Что нового в школе?

— К нам прикольная училка пришла. Про всякие фугу-мугу рассказывает.

— И как она тебе, сынок?

— Да так… Кто её разберёт. Странная.

— А по мне так самое оно, — ухмыльнулся отец. — И над этим стоит поразмыслить. Мать, отрезавшая для мужа огромный кусок говядины, так и застыла при этих словах.

Но Гентри-старший этого не заметил.

— Папа, а Кумико говорит, что жена у мужа должна быть одна!

Отец недовольно поднял бровь.

— Да? А что ещё говорит твоя Мумико? — вмешалась вторая жена. Но муж цыкнул на неё.

А про себя подумал: «Уж тебе-то это точно не грозит».


Кумико Цунами спустилась с крыльца. Местный шериф, похожий на Мицуиси — такой же сосуд, только заполненный чем-то другим — выделил ей домик и сказал: «Ученые нам нужны, ученье — свет, а то как же. Ну да — лишнего им знать тоже не надо. Читать, считать хорошо, Бога уважать — и ладно. Те вот тоже были учёные. Физики, мать их, перемать… Так что чем ни попадя головы детям не забивай!»

…Над степью — прерией — сгустилась антрацитовая темень. Кумико завернула за угол дома и дотронулась до кирпичной стены. Прохладный кирпич, далёкий отзвук большого города. Здесь, в глухой техасской провинции, звучал, как насмешка. Кумико провела по стене ладонью. Стена не гладкая. Шершавая, чувствуются зазоры, борозды и едва заметные выбоинки. Препятствия свободному скольжению.

Нет границ, есть лишь препятствия…

Кумико отошла на несколько шагов, разбежалась и, вспрыгнув на стену, на мгновение задержалась, почти параллельно земле, сделала шаг вверх и, перекувырнувшись, приземлилась на ноги.

Её первое сальто в Техасе.

Вновь разбежалась и повторила кувырок, уже чуть выше.

Потом ещё и ещё раз, снова и снова. Ветер привычно свистел в волосах, отросших за последние месяцы. Ничего, что темно, зато спокойно.

Ничего, что далеко от родины, зато кругом много довольных жизнью людей, и не надо задумываться о том, где взять еду.

Большая-волна-в-бухте теперь миссионер. Она несёт детям Америки Принцип.


Юджин вышел из дома, когда стемнело. Он подоил коров и теперь чувствовал себя совершенно свободным. Ступив за калитку, достал припрятанный от отца сложенный трубочкой табачный лист, чиркнул зажигалкой и закурил. Ночь наполнилась губительным ароматом вожделенного дыма. Затянувшись, Юджин сладко зажмурился. Тишина висела над посёлком. И лишь со стороны учительского дома раздавались странные звуки. Раздумывая, что бы это могло быть, Юджин двинулся туда. Подойдя вплотную к забору, он включил карманный фонарик.

Луч выхватил из тёмного пространства, словно из-за кулис, мечущуюся фигуру. Да нет, танцующую. Или… да что же она делает? То, что это учительница, Юджин не сомневался. Кумико остановилась, глубоко дыша, и посмотрела на ученика. Видеть, кто пришел, она не могла — свет бил ей в глаза, — но спросила:

— Это ты, Юджин?

— Чем это вы тут занимаетесь, мэм? — Юджин и не подумал ответить на заданный вопрос.

— Разминаюсь.

— Зачем?

— Ты когда-нибудь летал? Сам по себе? Когда только ветер держит? Когда поворот ладони способен направить тебя к далекой стене или бросить на землю. Когда ты становишься хозяином своего тела?

Юджин почесал макушку.

— Мудреные слова вы говорите, мисс. Где тут летать? Прерия. Да и некогда нам: работаем. Коров пасем.

Юджин замолчал, думая, зачем это он стоит тут и непонятно о чем разговаривает с новой учительницей. Кумико тоже молчала. Она и представить себе не могла, что где-то не бывает домов выше двух этажей. И всё ее умение негде будет применить.

— Вы были в Каньоне? — неожиданно для себя спросил парень. — Там хорошо. Вам понравится.


Кумико готовила рыбу. Она так давно не ела свежей рыбы, что сейчас была в полуобмороке от счастья.

Красным плащом расстилался закат по вечернему небу, ветви печальных платанов по стеклу неровно стучали…

Кумико резала крупную бело-розовую форель большим ножом. Этот нож она привезла из Токио, он остался от отца — лучшего повара фугу.

В Империи не готовят больше фугу. В империи некому есть. Осталась лишь горстка сектантов.

Кумико бросила взгляд в окно. Вдоль пыльной дороги цветут высокие кактусы. Кактусов много. Их мясистые тёмные стебли топорщат скелетики игл. Взять бы катану, да порубить этих надменных уродов, услышать их предсмертное хлюпанье…

В Токио нет кактусов. И сакура не цветёт. Там только снег.

Неожиданно на крыльце послышался топот нескольких пар ног, затем дверь распахнулась. В дом ввалились трое мужчин в клетчатых рубашках навыпуск и хлопковых тёмно-синих штанах. Ковбои казались Кумико на одно лицо. Весьма неприятное лицо. Один из них, старший, держал в руках букет растрёпанных диких гвоздик. Неумело держал, словно веник. Двое других хмуро топтались поодаль.

— Что вы хотите? — удивлённо спросила девушка, вытирая руки о полотенце.

Один их ковбоев выступил вперёд, прочистил горло и объявил, как на церемонии:

— Мы имеем честь пригласить вас стать женой нашего почетного гражданина.

— Его зовут Джонни Лоренс? — вдруг вспомнила Кумико.

— Нет! Кому сдался этот раздолбай? — возмутился мужчина с цветами. — Вас берет Джим Гентри. Собирайтесь, поехали.

— Гентри? — переспросила Кумико. — Разве он не женат?

Ковбои дружно расхохотались.

— Ещё как женат. Трижды женат, и уж он-то толк в этом знает. Собирайся, красавица!

Пожилой протянул Кумико гвоздики. Та не двинулась с места.

— Ну, давай, пошли!

Он попытался схватить девушку за руку, но она ловко увернулась и вскочила на стол.

— Только подойдите!

Ковбой в шляпе попытался было сдёрнуть девушку со стола, но получил ногой в глаз и отчаянно заверещал. Двое других переглянулись.

— Ну, ты стерва!

— Курва и есть!

— Пошли, Сэмми, пусть хозяин сам разбирается, охота была без зубов оставаться…

«Раненый» ковбой, погрозив Кумико кулаком, первым устремился к выходу. Следом поплелись остальные.


— Что вредного в ее словах? Да пусть ее, говорит. Нашим парням — это всё до фени. Или ты злишься, что она тебе отказала?

Джонни-красавчик, тёмно-рыжий широкоплечий ковбой, на лице которого неизменно, как приклеенная, светилась широчайшая улыбка, развалившись на двух стульях, бухнул на стол обе ноги. Прямо в сапогах.

Народу в салуне в этот час было предостаточно. За дальними столиками человек десять азартно резались в карты, побросав шляпы и даже забыв на какое-то время про выпивку. В воздухе витал сизоватый табачный дым.

— Ты ошибаешься, Лоренс. Она убедительна! — веско и зло, словно выстрелив, произнёс Джим Гентри. Он был совершенно не похож на своего сына Юджина. Близко посаженные зелёные глаза под рыжими бровями и решительный подбородок выдавали в нём человека, не привыкшего долго раздумывать.

Отхлебнув пива, он продолжил:

— Ты хочешь, чтобы к нам понаехали джапы? А ведь они наверняка приедут, если не получат достойного отпора.

Он несколько раз ткнул увесистым кулаком по столу, словно для убедительности.

— К нам?

Светло-голубые глаза Джонни озадаченно округлились.

— Именно. Вот представь.

Джим поднял кверху указательный палец.

— Выходишь ты на улицу, а каждый второй встречный низкий и косоглазый. Заходишь в любимый бар, а выпивку тебе подает желтолицая обезьяна. Заказываешь виски, а получаешь горячее сакэ…

— Не пугай меня, Джим!

Джонни, в замешательстве скинув со стола ноги, вскочил.

— Чтобы вместо старого доброго виски какое-то долбанное сакэ?! Ты меня что-то просил сделать?

— Да, маленькая просьба. Совсем-совсем маленькая.

Джим сделал неопределённый жест рукой.

— Повернуть крантик и уйти, не оборачиваясь. Кстати, ты, кажется, поиздержался?

Гентри тоже поднялся.

— Ты прав! — Лоренс стукнул Джима по плечу. — Торговцы нынче заламывают такие цены, что хоть вешайся… Ну, я пойду.

— Иди, — кивнул Джим.

Он посмотрел в спину Лоренсу, сплюнул и сказал себе под нос: «Насчет вешанья ты чертовски прав…»


Кумико разбудили настойчивые удары в дверь.

— Откройте! Откройте!!

Она попыталась подняться, но голова закружилась, руки подломились, и она рухнула на горячую подушку. Железистый привкус комом забил горло. В голове, то и дело сталкиваясь, кружились тяжелые чугунные ядра. Сейчас одно из них вылетит из колеи и пробьет череп изнутри.

Кумико встряхнула головой. Какие глупости спросонья лезут в голову. Ей нужно на свежий воздух. Ничего страшного — только не зажигать огня. Подцепив шпингалет, Кумико с трудом приподняла его и вытолкнула створки наружу. Упала на подоконник, надрывно закашлялась, и ее стошнило на землю. Как хорош чистый воздух! Пусть в нем нет запаха сакуры, а лишь терпкая горечь сухой травы, но это жизнь.

Дверь наконец затрещала и разлетелась. В комнату ворвался тот самый большой рыжий человек, ни на что не похожий.

— Эк у вас тут! Да что же это?

Он первым делом бросился к газовому рожку на стене и прикрутил его.

— А я иду мимо, чувствую: газом, вроде, воняет… Что же это вы, а? Поосторожнее бы…

Джонни — да, кажется его зовут Джонни, подумала Кумико, — возился с рожком, а в дом ввалились ещё какие-то люди. И среди них — Джим Гентри, отец Юджина. Он похож на сухой стебель травы…

Кружилась голова, слова медленно приобретали смысл. Кажется, все говорили, что сочувствуют ей, что занятия в школе сегодня лучше отменить…

— Развейтесь, прогуляйтесь по округе — вам полезно посмотреть, как живут простые люди. Наверняка совсем не так, как в вашей Японии.

Кумико кивала, соглашаясь с каждым словом Гентри. Он весьма любезен и понимает, как тяжело новому человеку найти общий язык с местными жителями.

— Юджин вас проводит. На сегодня он свободен от ежедневной работы. Я его сейчас позову.

Джим оставил Кумико посередине двора, зашел под навес и дал последние наставления сыну:

— Покажи ей окрестности. Наверняка, что-нибудь ее заинтересует.

— Мы собирались к Каньону.

— Ты славный мальчик, Юджин, — отец потрепал сына по голове. — Это наша гостья. Хорошо за ней присматривай. Я дам вам вторую лошадь.

Джонни закончил возиться с рожком и, отчего-то смущаясь, сообщил:

— Прокладка прохудилась, надо заменить. Я попозже занесу, вечером.

— Вот и хорошо, — сказала Кумико. — А я сделаю для вас фугу.


Гентри предложил Кумико лошадь, но при виде фыркающего животного она отказалась и пошла рядом с гарцующим Юджином пешком. За разговорами о Принципе не заметили, как дошли до Каньона.

— Вот он, — Юджин с гордостью показал вниз, словно он сам принял участие в создании Каньона.

С лошади ему было видно дальше, а Кумико пришлось сделать еще несколько шагов.

Встающее солнце освещало правый крутой склон и центральный выступ. Левый склон скрывался в сине-фиолетовой тени. Скалы, покрытые трещинами, отливали красной ржавчиной. Внизу тонкой синей петлей извивалась неширокая река.

Кумико легла на край обрыва и осторожно высунулась над провалом, держась за жесткие стебли травы. Склон достаточно крут, порос редкими проволочными кустиками, исчерчен диагональными трещинами, прост для спуска и жутко опасен. Это не искусственное сооружение, где малейшая трещина тут же заделывается, чтобы предотвратить возможное обрушение здания. Здесь камень трескается под палящим Солнцем. Весенние дожди размывают трещины. Корешки прорастают в них. В любой момент камень может обрушиться. И скорей всего это произойдет тогда, когда ты ухватишься за него рукой.

Что-то тяжелое ударило в скалу рядом с рукой Кумико, брызнула в лицо каменная крошка. Грохоча, посыпались камни. Рука подалась, и девушка, потеряв равновесие, полетела вниз.

Уступ, сгруппироваться, замедлить падение. Пируэт. Достать до скалы. Трещина. Уцепиться, перебросить тело. Пальцы скользят кровью. Прижаться к скале. Подвывающий звук разносится эхом.

Ноги стояли крепко. Руки вцепились в камень. Можно поднять голову и посмотреть на Юджина.

— Где вы, Кумико? — голос. В нем — беспокойство.

Вдохнуть и ответить. Спокойно, будто ничего не случилось:

— Я здесь. Всё в порядке. Ты мне поможешь выбраться?

— Да-да. Ловите.

Перед лицом заплясал конец брошенной веревки. Нужно отпустить надежную скалу. Это совсем не трудно. Гораздо проще, чем достигнуть дна Каньона.

Кумико перехватила веревку и медленно поползла, упираясь ногами в крутой склон и перебирая руками. Что-то опять ударило в камень, почти у самой головы, и снова жуткое эхо загуляло по Каньону. Кумико проморгалась и заметила выбоину в камне, которой не было раньше. След от пули.


— Ты зачем стрелял в нее, отец?!

— Так надо, Юджин.

— Но почему? Ты ведь даже хотел на ней жениться! — мальчик раскраснелся и почти кричал. — А теперь ты хочешь убить её?!

— А ну перестань орать!

Джим схватил сына за шиворот и несколько раз энергично встряхнул.

— Хотел бы — убил бы. Это вон твоей матушке больше пристало. А по мне — пусть убирается! Не морочит моему сыну голову своей истинной семьёй!

— Она очень хорошая! — воскликнул мальчик.

— Ну ты! Поговори у меня ещё!

Джим отшвырнул сына, и тот отлетел в дальний угол.

— Сиди дома, понял? Я скоро вернусь.

Гентри нахлобучил шляпу и вышел за дверь.


Джонни Лоренс сидел за столом и уписывал фугу за обе щеки. А Кумико рассказывала про Принцип объединения.

— Бог — это не господин. Это наш небесный отец. Он хочет, чтобы мы, его дети, создавали истинные семьи. А истинная семья — это когда любят друг друга — муж и жена. Их только двое, понимаешь? И третий с ними — Бог… Это вертикальная связь…

— Для меня это слишком сложно, — смущённо сказал Джонни. — Вертикальная, горизонтальная… Мои прабабка с прадедом жили душа в душу в молодости, вот и я так хочу. Потом у них бабаня родилась. Это она мне рассказывала. А потом случилось ЭТО…

Бабка-то здесь была, училась. А родители её остались в Манчестере…

— Это что? — спросила Кумико.

— Город такой был, — вздохнул Джонни и снова принялся за еду.

— Раньше всё не так было, — продолжил он, не обращая внимания, что говорит с набитым ртом. — Говорят, и Техас был не здесь. Ну, старый тот.

— Да… Не так, — согласилась Кумико.


Поужинав, они вышли из дома.

— Смотри, Кумико! — Лоренс, как бы невзначай приобняв девушку, показал рукой на небо. — Видишь звёзды?

— Да! — прошептала она.

Ночь и правда выдалась звёздная. Впервые с тех пор, как Кумико приехала в Новый Техас. И тишина сегодня была настолько безмолвной, что откуда-то из-за прерий доносился рокот далёкого Тихого океана…

— Знаешь, — вдруг поняла Кумико. — Ты — стекло. Человек-стекло. Ты очень хрупкий и можешь разбиться…

— Это как же? — растерялся Джонни и даже выпустил Кумико из объятий.

— Да очень просто! — раздался резкий насмешливый голос. Молодый люди обернулись.

Джим Гентри стоял в нескольких шагах и целился в них из ружья.

— Так и знал, что ты ни на что не годишься, Лоренс. Стекляшка — она верно сказала. И сейчас я прикончу вас обоих.

В следующую секунду Кумико оттолкнула Джонни. Выстрел прогремел, пуля просвистела прямо между ними. Гентри перезарядил ружьё, но выстрелить не успел. Джонни, придя в себя, с рёвом кинулся на него и повалил.

Тесно сцепившись, мужчины покатились по земле. Лоренс, несомненно, был более сильным, но Джим значительно превосходил его злостью, оттого силы были практически равными. Кумико плохо различала, что происходит в темноте. Борьба сопровождалась словно сдавленным рычанием двух тяжело дышащих псов. Наконец Джиму удалось дотянуться до какого-то камня и стукнуть им Лоренса по голове. К счастью, тот интуитивно отклонился, и удар пришёлся вскользь. Но это дало противнику время вырваться и вскочить на ноги.

Гентри схватил ружьё и прицелился в поднявшегося было Лоренса:

— Ну что, любитель обезьянок — прохрипел он, тяжело дыша. — Не удалось тебе с ней…

Что произошло потом, ни Лоренс, ни тем более Гентри сразу не поняли.

Огромный кактус вдруг разломился пополам, словно перерезанный, и, обвалившись, накрыл Джима Гентри.

Раздался душераздирающий вопль.


Прошло несколько дней.

Юджин ходил в школу, а по вечерам всё так же доил коров.

Джим Гентри отлёживался в больнице, три его жены по очереди ухаживали за ним. Судя по отсутствию интереса местных жителей к происшествию, ковбой предпочёл замять это дело, припугнув особенно догадливых и болтливых односельчан.

А Кумико каждый день занималась паркуром в большом Каньоне. Только теперь сопровождал её не Юджин, а Джонни Лоренс. Он почти не боялся за неё — ещё бы, женщина, способная так метнуть сюрикен, сможет за себя постоять! Утром после того происшествия Кумико с трудом отыскала звёздочку в траве.

— Теперь я точно знаю, — как-то раз заявила Кумико Лоренсу, глядя в его светлые глаза, когда ковбой нёс её домой на руках. — Ты не стекло. Ты горный хрусталь!

— Выходи за меня замуж, Кумико! — сказал Джонни вместо ответа. — И уедем отсюда. Будем жить у океана. Я буду ловить рыбу, а ты готовить фугу. Только я не очень понимаю этот твой Принцип, — с досадой заключил Джонни.

— Это совсем не обязательно, — тихо сказала Кумико. — Надо просто любить друг друга. Значит, Кумико Цунами теперь будет зваться Кумико Лоренс?

— А что такое «цунами»? Что-то знакомое, — жених запрокинул голову и задумался, словно высматривая ответ в вышине.

— Это значит «Большая волна в бухте», — улыбнулась Кумико, нажимая на кончик его носа.

— А что такое бухта? — снова спросил Джонни.

— Ну как это…

Кумико задумалась.

— Когда вода… А вокруг стены…

— А! Река в каньоне! Ну так бы и говорила…

Джонни теснее прижал к себе Кумико и понёс её дальше по дороге.

Отзывается плеском

Катящийся камень.

Река в большом каньоне.

Загрузка...