Братья Кип Жюль Верн
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I Таверна «Три сороки»



В 1885 году, через сорок два года после захвата англичанами и через тридцать три года после освобождения из-под власти британской короны,[1] Новая Зеландия, получив самоуправление, продолжала оставаться страной, охваченной золотой лихорадкой. Это обстоятельство не имело столь разрушительных последствий, как на Австралийском континенте, хотя и отразилось некоторым образом на нравах и составе населения обоих островов.

Провинция Отаго, которая включает в себя Тауай-Пунаму, была буквально наводнена искателями золота. Залежи Клута привлекали огромное количество авантюристов. Да это и неудивительно, ведь добытый между 1864 и 1889 годами на месторождениях Новой Зеландии драгоценный металл оценивался в тысячу двести миллионов франков.[2]

Австралийцы и китайцы набросились на золотоносные земли, как стаи хищных птиц. Не отставали от них американцы и европейцы.

Экипажи торговых судов, направлявшихся в Веллингтон, Крайстчерч, Окленд, Нейпир, Инверкаргилл, Данидин, не могли удержаться от тяги к наживе и потому сильно редели, как только корабли прибывали в какой-нибудь из этих портов. Напрасно капитаны старались удержать матросов; напрасно морское начальство обещало принять меры. Дезертирство росло, и на рейдах скопилось множество судов, которые не могли отплыть из-за неукомплектованности команды.

Среди них в Данидине стоял и английский бриг «Джеймс Кук». Из восьми его матросов лишь четверо остались на борту. Остальные покинули корабль с твердым намерением не возвращаться. Сойдя на берег, они через двенадцать часов были, вероятно, уже далеко от Данидина, «взяв курс» к золотым россыпям провинции Отаго. Корабль, загруженный товаром, уже дней пятнадцать стоял в порту, готовый к отплытию, но капитан все никак не мог заменить дезертиров. Ни обещание более высоких заработков, ни перспектива сравнительно недолгого плавания (всего несколько месяцев) не привлекали на борт желающих. И кроме того, капитан опасался, как бы оставшиеся матросы не соблазнились примером своих товарищей. Боцману Флигу Балту не оставалось ничего другого, как попытаться пополнить экипаж за счет завсегдатаев пивных, таверн и меблированных комнат.

Данидин расположен на юго-востоке Южного острова, который отделен от Северного проливом Кука. На языке аборигенов острова эти называются Тауай-Пунаму и Ика-на-Мауи.[3] Они и образуют Новую Зеландию. В 18З9 году, там, где теперь раскинулся город, Дюмон Дюрвиль нашел лишь несколько хижин маори.[4] Ныне здесь выросли дворцы, отели, площади, скверы, вокзалы, склады, рынки, банки, церкви, колледжи и больницы. Жизнь бьет ключом в городских кварталах, и город постоянно расширяется. Это индустриальный и торговый центр, поражающий богатством и роскошью. Отсюда во всех направлениях расходятся железнодорожные пути. Данидин насчитывает около пятидесяти тысяч жителей и уступает по населению Окленду, крупнейшему городу Северного острова, но превосходит Веллингтон, правительственную резиденцию новозеландской колонии.

У подножия города, на холме амфитеатром расположился порт. С той поры, как его фарватер[5] углубили от Порт-Чалмерса, сюда могут заходить корабли любого тоннажа.

Среди таверн, которыми кишмя кишит этот простонародный квартал, самой бойкой и шумной считалась таверна Адама Фрея, хозяина «Трех сорок». Этот плотный темнокожий человек очень походил на своих клиентов, сплошь пьяниц и негодяев, да и напитки, которыми он торговал, были не лучше.

В тот вечер в углу за столом сидели двое за бутылкой джина,[6] наполовину уже пустой, но которой явно предстояло быть допитой до последней капли. Это были моряки с «Джеймса Кука», боцман Флиг Балт в компании матроса по имени Вэн Мод.

— Ты все еще не набрался, Мод? — спросил Флиг Балт, наполняя стакан своего собеседника.

— Всегда пью, когда не ем, господин Балт, — ответил матрос. — Джин после виски, виски после джина. Это вовсе не мешает говорить, слушать и все замечать. Язык у меня оказывается прекрасно подвешен, глаза видят яснее, а уши лучше слышат.

В ужасающем шуме таверны органы зрения, слуха и обоняния Вэна Мода действительно работали прекрасно.

Это был человек небольшого роста, лет тридцати пяти, худой, мускулистый, гибкий, с физиономией проныры, острым носом и живыми глазами, в которых то и дело вспыхивал пьяный огонь. Заостренная мордочка с крысиными зубами выражала ум и хитрость. Как и его приятель, который прекрасно это понимал, он был готов на любое злое дело. Они стоили друг друга и могли рассчитывать один на другого.

— Однако пора с этим кончать… — произнес Флиг Балт и стукнул кулаком по столу.

— Нужно только выбрать из кучи! — ответил Вэн Мод и показал на группы пьющих, поющих, ругающихся в табачном дыму и винных парах, которые делали воздух настолько плотным, что можно было опьянеть, только вдыхая его.


Среднего роста, широкоплечий Флиг Балт обладал большой головой и крепкими конечностями. Достаточно было один раз увидеть это лицо, чтобы уже никогда не забыть его: на левой щеке огромная бородавка, жесткие глаза, густые, кустистые брови, рыжеватая бородка на американский лад, без усов. В общем, физиономия человека завистливого и мстительного. На корабль «Джеймс Кук» он поступил боцманом всего несколько месяцев тому назад. По бумагам Флиг Балт значился ирландцем из Белфаста, но, так как плавал уже два десятка лет, похоже, он и сам уже не помнил, кто его родители. Сколько матросов не имеют другой семьи, кроме своей команды, и другой родины, кроме корабля, на борту которого они идут в плавание! Создается впечатление, что их национальность меняется вместе с флагом корабля. Что касается службы, то Флиг Балт исполнял ее строго, более того, будучи боцманом, выполнял функции помощника капитана. Капитан Джибсон полагался на него во всех мелочах корабельной жизни, оставляя за собой общее командование бригом.

— Повторяю, — сказал Вэн Мод, в таверне «Три сороки» можно брать не глядя… Здесь мы найдем нужных людей, готовых торговать для собственной выгоды…

— Хорошо бы еще знать, — заметил Флиг Балт, — откуда они…

— Абсолютно бесполезно, раз они пойдут куда нам надо, господин Балт! Если мы набираем их из клиентов Адама Фрея, им можно довериться!

Репутация этого местечка была и впрямь прекрасно известна. Полиция могла спокойно закидывать любую сеть, не рискуя напасть на честного человека, который ранее не имел с ней дел. И хотя капитан Джибсон во что бы то ни стало должен был укомплектовать экипаж, он сам никогда не обратился бы к клиентам «Трех сорок». Поэтому Флиг Балт не посмел сказать ему, что направился в таверну Адама Фрея.

Единственный зал со столами, скамьями, табуретками и стойкой в глубине освещался двумя зарешеченными окнами, выходившими на узкую улицу, которая вела к набережной. За стойкой стоял хозяин, за его спиной выстроились полки с бутылками и флаконами. Над дверью с огромными засовами красовалась вывеска, на которой три грубо намалеванные сороки раздирали друг друга клювами — вывеска, достойная самого заведения.

В октябре месяце на сорок пятом градусе южной широты уже в половине девятого вечера бывает совсем темно. Несколько чадящих керосиновых ламп горели над стойкой и столами. И этого было достаточно. Когда здорово пьют, освещение необязательно. Стаканы легко находят дорогу ко рту. Десятка два матросов сидели на лавках и табуретах. Здесь собрались люди отовсюду: американцы, англичане, ирландцы, голландцы. В большинстве своем это были дезертиры. Одни направлялись к приискам, другие, вернувшись оттуда, спускали последние самородки. Они так вопили, орали и пели, что даже выстрел никто не услышал бы в этом оглушительном шуме. При этом их глотки машинально поглощали содержимое стаканов, не чувствуя ни вкуса, ни ожога. Время от времени некоторые вставали, спотыкались, падали вновь. Адам Фрей с помощью гарсона,[7] здорового аборигена, поднимал их, вытаскивал и бросал в угол «в кучу» — говоря матросским языком. Скрипели петли входной двери. Клиенты, выходя, тыкались в стены, спотыкались о загородку, падали в канаву. Другие входили, усаживались на свободные скамьи, грубо приветствовали знакомых, обменивались рукопожатиями до хруста в костях. Встречались товарищи после долгой вахты в залежах Отаго. Иногда слышались нецензурная брань, грубые шутки, подстрекательские реплики летели от стола к столу. По правде говоря, вечер никогда не кончался без какой-нибудь потасовки, которая иногда перерастала в общую драку.

Флиг Балт и Вэн Мод с большим вниманием наблюдали за публикой, прежде чем, смотря по обстоятельствам, вмешаться в разговор.

— Вообще говоря, о чем идет речь? — сказал матрос, облокотившись на стол и придвигаясь к боцману. — Речь идет о том, чтобы заменить четверых, сбежавших с корабля, четырьмя другими… Так вот, те, что сбежали, о них не стоит жалеть… они бы все равно были не с нами! Говорю вам, здесь мы обтяпаем это дело. И пусть меня повесят, если хоть один из этих лихих парней откажется завладеть хорошей посудиной и отправиться колесить по Тихому океану… и вернется, ведь все останется по-прежнему?

— Само собой, — ответил Флиг Балт.

— Итак, посчитаем, — продолжал Вэн Мод. — Четверо ребят, завербованных нами, кок[8] Коа, вы и я против капитана, трех остальных и юнги. Этого более чем достаточно, чтобы все получилось на славу… Представьте: однажды утром юнга входит в каюту капитана Джибсона… никого! Перекличка экипажа — не хватает трех человек!.. Какая-то волна слизнула их во время ночной вахты. Такое случается даже в штиль. Потом «Джеймс Кук» исчезает в водах Тихого океана. О нем больше никогда не вспоминают, и под другим именем, гораздо более красивым, «Претти Герл»,[9] например, он плавает, ведя свою честную торговлю. Капитаном корабля становится Флиг Балт, а боцманом — Вэн Мод. Они пополняют свой экипаж еще парой добрых молодцов, каких полно на стоянках Запада и Востока… И каждый получает свою выгоду, вместо тощей платы, которую пропиваешь раньше, чем получаешь!

Из-за шума Флиг Балт разбирал не все слова Вэна Мода, но это не имело значения. Ему и не надо было их слышать. Все, что говорил его компаньон, он говорил себе сам. Приняв решение, боцман хотел теперь быть уверенным в его осуществлении. Поэтому он сделал лишь одно замечание:

— Четыре новичка, ты и я — это шестеро против пятерых, включая юнгу — ладно! Но ты не забыл, что в Веллингтоне мы должны принять на борт судовладельца Хаукинса и сына капитана?

— Разумеется, если из Данидина мы идем в Веллингтон, но если мы туда не идем…

— При хорошем ветре пройти из Данидина в Веллингтон — дело сорока восьми часов, — возразил боцман Балт, — и нет уверенности, что мы успеем нанести удар…


— Наплевать! воскликнул Вэн Мод. — Не беспокойтесь, даже если господин Хаукинс и сын Джибсона окажутся на борту! Они окажутся за бортом раньше, чем успеют что-нибудь сообразить! Главное — набрать молодцов, оценивающих человеческую жизнь не дороже прогоревшей трубки. Смельчаков, которые не боятся петли. И здесь мы должны таких найти.

— Что ж, давайте поищем, — ответил боцман Балт.

Оба начали пристально разглядывать клиентов Адама Фрея, а те, в свою очередь, уже начали с подозрением посматривать в их сторону.

— Поглядите, вон тот, боксерского телосложения, с огромной головой… Да он уж раз десять заслужил виселицу за свои дела.

— Да, — отозвался боцман, — он мне нравится.

— А тот, кривой! Будьте уверены, он потерял свой глаз не в честном бою.

— Господи, да если он согласится, Мод…

— Он согласится.

— Однако, — заметил Флиг Балт, — мы ведь ничего не можем им обещать заранее.

— Мы ничего и не будем обещать, но, когда придет время, они не останутся в обиде. А посмотрите-ка на того, кто входит! Только по тому, как он хлопает дверью, можно с уверенностью сказать, что полицейские идут следом.

— Предложим ему выпить… — сказал боцман.

— И я ставлю голову против бутылки джина, что он не откажется! А там, подальше, взгляните на того медведя в панаме набекрень, держу пари, что во время плавания он больше сидел в трюме, чем на полубаке,[10] что чаще были спутаны его ноги, чем свободны руки!

Действительно, четверо, на которых указал Вэн Мод, относились к типу законченных негодяев. И тут возникал вопрос: если Флиг Балт наймет их, согласится ли капитан Джибсон взять на борт такого вида матросов? Да еще оставалось узнать, хотят ли эти люди наняться матросами или сами они тоже дезертиры, решившие сменить матросскую робу на тужурку золотоискателя. Но об этом можно было узнать, лишь обмыв беседу джином и виски по их выбору.

— Эй, друг, опрокинем стаканчик! — обратился Вэн Мод к первому из своих избранников.

— Два, если можно, — ответил матрос, прищелкнув языком.

— Три… четыре… полдюжины или даже дюжину, коль глотка пересохла!

Лэн Кэннон, как назвал себя бродяга, бесцеремонно уселся, всем своим видом показывая, что он легко дойдет до дюжины. И все же, понимая, что поить его будут не за красивые глаза, хрипло пробасил:

— В чем дело, кэп?[11] Вэн Мод только этого и ждал.

— Бриг «Джеймс Кук» готов к отплытию… Хорошее жалованье, плавание на несколько месяцев… Простой каботаж[12] между островами, хорошее питание. Много хорошего вина… Порт приписки — Хобарт-Таун, короче, все, что может соблазнить моряка, который любит развлечься во время отдыха… И ничего не надо предъявлять в комиссариат… Если удастся укомплектовать экипаж, отправимся завтра на рассвете… и если есть друг в затруднительном положении, достаточно указать на него…

Лэн Кэннон, нахмурив брови, посмотрел на боцмана и его компаньона, как будто желая понять: чего они хотят от него? Наконец он коротко бросил:

— Нет.

— Вот это зря… — сказал Вэн Мод.

— Возможно, но наняться не могу.

— Почему?

— Собираюсь жениться!

— Вот это убил!

— Да… Кейт Вердакс, вдова…

— Эх! Дружище, — возразил Вэн Мод, хлопнув его по плечу, если ты когда-нибудь и женишься, то не на вдове Кейт Вердакс, а на вдове Кейт Жибе.[13]

Бродяга довольно осклабился и залпом опрокинул стакан. Затем встал и присоединился к группе, где шумели, ругались и звенели стаканами его приятели.

— Найдем другого! — сказал Вэн Мод, которого первая неудача не обескуражила.

На сей раз, оставив Балта, он подошел к столику в углу зала, за которым одиноко сидел матрос. Ничуть не лучше Кэннона по виду и, очевидно, не склонный к разговорам ни с кем, кроме своей бутылки, он вел с ней нескончаемую беседу.

Вэн Мод сразу взял быка за рога:

— Тебя как зовут?

— Меня? — отозвался матрос после некоторого колебания.

— Ну да…

— А тебя?

— Вэн Мод.

— И кто ты?

— Я — моряк с брига «Джеймс Кук», что сейчас на стоянке в Данидине.

— А зачем Вэну Моду понадобилось мое имя?

— На случай, если понадобится записать его в список нашего экипажа…

— Мое имя Кейл, — ответил матрос, — но я приберегу его для лучшего случая…

— Это если он представится, дружище…

— Да он всегда представится!

И Кейл повернулся спиной к Вэну Моду. Этот второй отказ несколько подорвал уверенность матроса. В таверне Адама Фрея как на бирже, где спрос превышает предложение, но только наоборот.

С двумя другими клиентами результат был тот же. Эти двое вступили в бесконечный спор по поводу того, кому платить последний шиллинг за последнюю пинту.[14] Но оба они, и ирландец Сэкстон, и американец Брайс, скорее дошли бы пешком до Ирландии или до Америки, чем завербовались бы даже на яхту ее величества или на лучший американский крейсер…

Еще несколько попыток потерпели неудачу. Сконфуженный Вэн Мод вернулся к столику боцмана.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул мистер Балт.

— Нет ли по соседству других таверн, кроме «Трех сорок»? — спросил боцман.

— Есть, но раз уж мы здесь никого не нашли, в другом месте не найдем тем более!

Флиг Балт ударил кулаком по столу так, что стаканы и бутылки подпрыгнули, и крепко выругался. Неужели его план провалился? Неужели ему не удастся пополнить команду «Джеймса Кука» четырьмя нужными людьми? Не хватало еще, чтобы капитан сам доукомплектовал экипаж матросами, которые будут держать его сторону. Но, по правде говоря, не было пока ни плохих, ни хороших, и, видимо, пройдут еще недели, прежде чем бриг сможет выйти в море. Однако надо посмотреть и в других местах. Матросских таверн хватало вокруг, как говорил Вэн Мод, их было больше, чем церквей и банков. Пока так размышлял Балт, спор Сэкстона и Брайса по поводу платы за выпивку принимал уже угрожающий характер. Оба, конечно, выпили намного больше, чем позволяли их финансы, а Адам Фрей не относился к числу тех, кто дает кредит хоть в несколько пенсов. Надо заплатить два шиллинга, и они их заплатят либо вмешается полиция и они вновь окажутся там, где уже неоднократно бывали за драки, оскорбления и тому подобные подвиги.

Хозяин «Трех сорок» требовал свои деньги, а Сэкстон и Брайс не могли их заплатить, как ни выворачивали свои карманы, которые были настолько же пусты, насколько сами они были полны водкой и джином. Может быть, именно сейчас настало время Вэну Моду вмешаться и предложить матросам несколько пиастров в счет будущего заработка?.. Но его сразу послали к черту, как только он сунулся со своими деньгами. К матросской брани присоединил свою и Адам Фрей, которому жалко было терять клиентов, если они завербуются на «Джеймса Кука». Боцман Балт понял, что пора кончать с этим:

— Пошли, Мод!

— Да, — ответил Вэн Мод, — еще только девять часов.

— Пойдем в «Старых братьев» или в «Хорошего моряка»… Это в двух шагах, и пусть меня повесят, если мы вернемся с пустыми руками!

Заметим, что слово «повесить» очень часто встречается в речи почтенного Вэна Мода — то как сравнение, то как метафора. Скорее всего, он считал, что это естественный конец жизни в этом проклятом мире!

Тем временем Адам Фрей, разобравшись с Модом, повел новое наступление на своих «гостей» и от самых резких требований уплаты перешел к угрозам. Сэкстон и Брайс заплатят или будут ночевать в полиции. Гарсону уже давно было поручено вызвать полицейских, которых пруд пруди в этом портовом квартале. Флиг Балт и Вэн Мод уже собрались уйти вместе с гарсоном, когда трое здоровых молодцов встали в дверях. Дело принимало неприятный оборот, и вечер, как и многие другие, грозил кончиться дракой.

Адам Фрей и гарсон, увидев, что дверь блокирована, попытались задним ходом пробраться на маленькую улочку, которая шла вдоль заднего двора. Но не успели. В дело вмешались Кейл, Сэкстон и Лэн Кэннон, а за ними все посетители кабачка. Безучастны остались только с полдюжины мертвецки пьяных, что лежали по углам и не могли держаться на ногах. Балту и Моду стало ясно, что им не так легко будет пробиться к выходу.

— Надо смываться, — сказал первый, — здесь, кроме тумаков, ничего не получишь…

— Кто его знает? — ответил второй. — Посмотрим… Может, и извлечем из этого какую выгоду!

И так как оба, желая извлечь выгоду, вовсе не желали никаких неприятностей, они спрятались за стойкой.

Между тем в ход были пущены кулаки. Ножи держали наготове, и кровь могла пролиться в любую минуту, как бывало не раз в «Трех сороках». Казалось, Адам Фрей и гарсон будут раздавлены и не смогут ничего сделать, но тут несколько клиентов встали на их сторону. Шесть ирландцев, думая обеспечить себе кредит в будущем, отогнали нападающих. Поднялся адский шум. Боцман Балт и Вэн Мод еле увертывались от бутылок и стаканов, летящих из разных концов зала. Удары, крики, вопли. Лампы падали и гасли, и вскоре зал освещался лишь светом уличного фонаря.

Теперь уже зачинщики Лэн Кэннон, Кейл, Сэкстон и Брайс не нападали, а защищались. К тому же трактирщик и гарсон не были новичками в боксе. Страшные удары в глаз и в челюсть опрокинули Кейла и Брайса, но они вновь поднялись и ринулись на помощь товарищам, которых ирландцы загнали в угол. Успех переходил от одних к другим, и исход битвы мог быть решен лишь участием извне.

Из таверны на улицу долетали брань и крики о помощи, но соседей и прохожих, однако, нимало не беспокоили трудности, которые испытывали завсегдатаи «Трех сорок», где драки были делом привычным. Жизнь за стенами кабачка шла своим чередом.

Бой между тем становился все более ожесточенным, по мере того как злоба переходила в ярость. Столы были перевернуты. Дрались скамейками. Сверкали ножи, в диком шуме послышались выстрелы. Тем временем трактирщик упорно старался пробраться к выходу. Вдруг с заднего двора ворвалась дюжина полицейских.

Как только прохожие на улице сообщили стражам порядка, что в таверне Адама Фрея идет резня, те сразу направились туда, продолжая идти тем размеренным шагом и с той степенностью, которые отличают английских полицейских. Как правило, они ходят по улицам большими группами, обеспечивая общественный порядок, и никакое, малое или крупное, происшествие не способно вывести их из равновесия. К тому же у них не было необходимости разбирать, кто из дерущихся нападающий, а кто обороняющийся. Они прекрасно знали, что те и другие стоят друг друга. Арестовав всех, они могли быть уверены, что сделали доброе дело.

Войдя в зал, несмотря на то, что он был плохо освещен, полицейские сразу узнали самых неистовых: Лэна Кэннона, Сэкстона, Кейла и Брайса, которых следовало немедленно отправить в тюрьму. Естественно, эти четверо, не дожидаясь возмездия, в одну секунду оказались на маленьком дворе. Но куда могли они убежать, и не поймают ли их на следующий день?

Вэн Мод, как он и обещал боцману Балту, вмешался в самый подходящий момент. Пока остальные, пытаясь прикрыть бегство наиболее отличившихся, сражались с полицейскими, он подбежал к Лэну Кэннону и крикнул:

— Эй, все четверо на «Джеймса Кука»!

Сэкстон, Брайс и Кейл сразу услышали.

— Когда он отплывает? — спросил Лэн Кэннон.

— Завтра на рассвете!

И, несмотря на усилия полицейских, против которых теперь сражалась вся банда, несмотря на то, что Адам Фрей во что бы то ни стало хотел засадить Лэна Кэннона и его троих собутыльников в тюрьму, им в сопровождении Вэна Мода и Флига Балта удалось бежать. И еще четверть часа спустя шлюпка, спущенная с брига, увозила их на корабль.


Загрузка...