Сергей ЮрьевБыли и небылицы (сборник)

© Юрьев С.С., 2014

© ООО «Литературный Совет», 2015

* * *

Сказы об Иване – крестьянском сыне

Сказ первыйО том, как Иван – крестьянский сын на царевне Милане женился

Берендей был не простым царём, а царём-реформатором. Бывало, надоест ему на печке лежать, поворочается он с боку на бок да и пошлёт писаря бересты надрать, чтобы было на чём новый указ написать. Вокруг царских палат все берёзы ободранные стояли – что ни день, то новый царский указ появлялся.

Как-то раз запретил он народу своему лаптем щи хлебать и повелел хлебать щи ножом и вилкою, по заморскому обычаю. Все, конечно, сделали вид, что послушались, да только лапти всё равно каждый при себе держал.

В конце концов решил царь дочь свою, царевну Милану, не за принца какого-нибудь отдать, а демократично, на конкурсной основе.

Тут же во все стороны гонцы поскакали – и в Фуфляндию, и в Берляндию, и в Марляндию, и в Тридевятое государство, и даже в Трисемнадцатое царство – с указом царским, мол, приглашает царь Берендей ко двору своему всякого звания добрых молодцев на турнир воинский, а уж кто в турнире победит, тот и получит царевну в жёны, а в приданое – палаты каменные и сундук золота.

Народу понаехало – тьма-тьмущая, на постоялых дворах аж по два короля на одну лавку спать укладывали, а все прочие – если урвал клок соломы под голову положить – и то хорошо.

С утра пораньше собрались рыцари, принцы, короли, султаны и шахи в Чистом поле, разделились на пары и давай друг друга мутузить. Грохот стоял такой, будто битва нешуточная идёт. Да только не повезло заморским гостям – наладились они драться как раз вдоль тропы, по которой Иван – крестьянский сын из дому на огород ходил репу поливать.

Идет он, никого не трогает, на гостей дивится, но тут его один рыцарь из Берляндии, падая, головой зацепил. Тут уж Ваня не на шутку огорчился. Схватил он своего обидчика за ногу, раскрутил над головой и швырнул в толпу. К тому времени в битве всё смешалось, никто не мог найти того, с кем биться начал, поэтому молотили всех подряд – каждый против всех. Врезался рыцарь из Берляндии в толпу и так доспехами своими загремел, что все от грохота аж присели. А когда поняли, в чём дело, на Ивана набросились. Тут уж Ваня совсем на них обиделся – выдрал с корнем дубок, раза три им отмахнулся, и все гости заморские попадали, а встать уже не смогли – уж больно много на них железа понавешено было.

Царевна Милана вместе с папенькой за битвой из окна терема своего наблюдала, а как увидела Ивана, так он ей сразу и приглянулся.

– Вот, – говорит, – он моим женихом и будет!

Огорчился Берендей, не для того он дочку растил, пылинки с неё сдувал, чтобы за мужика-лапотника отдать. Но сразу от своих же слов отказаться не посмел, только придумал хитрую хитрость… Царевну спать отправил, а сам Ивана к себе в палаты зазвал и говорит:

– Ваня, палаты каменные и золота сундук хоть сейчас забирай…

– А Милана как же? – удивился Иван. Ему царская дочка давно нравилась, только заговорить с ней он робел.

– Понимаешь, Ванечка, к моему указу ещё и секретный протокол прилагается. – Царь его писарю продиктовал, пока Иван от поля битвы до царских палат добирался. – Царевну в жёны только тот получит, кто мне три головы Кощея Бессмертного принесёт…

– Дык у него только одна голова, – удивился Иван. – Это у Змея Горыныча – три.

– А тут уж, Ваня, выкручивайся как хочешь, – сказал Берендей и на печку полез сон досматривать.

Делать нечего – царской воле перечить – себе же хуже… И пошёл он куда глаза глядят, света белого не видя от огорчения. Так и забрался Иван, сам того не ведая, в Тёмный лес, и вдруг перед ним откуда ни возьмись появилась избушка на курьих ножках. А всякому образованному человеку известно, что в такой избе живёт Баба-яга.

– Эй, бабуля, отворяй! – закричал Иван, потому что вдруг очень сильно ему чаю захотелось.

– А ты кто таков? – поинтересовалась Яга, дверь приоткрыв и в щёлочку глядя.

– Я – Иван…

– А Иванам тут от ворот – поворот! – тут заявила бабуля и хотела уже дверь захлопнуть и повернуть избушку свою к лесу передом, но Иван успел в щёлочку палец просунуть.

– А я не просто Иван, – добавил Ваня. – Я царевнин жених.

– Ну, тогда заходи, гость дорогой! – Яга тут же дверь пошире распахнула, а избушке приказала присесть, чтобы Ивану удобнее заходить было…

Пока пили чай с пирогами, рассказал Ваня о беде своей, а Баба-яга отправила кота своего Чёрного в погреб мышей ловить, чтоб не подслушивал, и говорит:

– Беде твоей, Ваня, помочь проще простого. Ты разве забыл, что Кощей-то у нас не простой, а Бессмертный? Ты ему голову снесёшь, а он – чирк огненным пальцем, и у него новая вырастает. Тут можно не три, а целую дюжину настричь…

– А если он мне голову снесёт? – ответил Иван. – У меня-то голова одна, а огненного пальца вообще нет.

– Ну, Ваня… Грибов бояться – в лес не ходить.

От избушки Бабы-яги до Кощеева царства идти было недалёко – Тёмный лес пройти, а там – налево, наискосок. Дошёл Иван за три дня и три ночи и видит замок высоченный, кругом кости разбросаны, и чёрные вороны кругом клювами щёлкают.

– Эй, Кощеюшка! Биться выходи! – крикнул Иван так, что стены затряслись. – Богатырь пришёл.

– Да ну тебя! – отозвался Кощей, высунувшись из окна. – Надоело уже… Бьёшься, бьёшься, а толку никакого. Я ж бессмертный. Давай лучше в загадки поиграем. Я тебе – три, а ты мне – одну. Кто не отгадает, тот голову свою отдаёт. Только я первый загадываю!

Делать нечего, согласился Иван, и перед ним тут же ворота железные сами собой открылись, и сам Кощей навстречу вышел.

– Извини, – говорит, – Ваня, в гости не зову – у меня там не убрано…

Что у него там не убрано, Кощей уточнять не стал, а сразу загадку загадал:

– Тощий конь с одним хвостом. Он когда-то был кустом.

А Иван знал верный способ, как любую загадку отгадать, – если мысль сама в голову не идёт, надо затылок почесать.

– Это ведьмина метла! – догадался Иван, и Кощей тут же голову с себя, словно шапку, снял и отдал. Только у него тут же новая выросла.

– Жёлто-красный зверь летит, всё съедает на пути, – загадал Кощей вторую загадку и достал из-за пояса ножичек булатный – проверить, не затупился ли.

– Это пожар, Кощеюшка, – догадался Иван, и тут же вторая голова с плеч Кощея свалилась.

– Под колодою верёвка, шустрая, как мышеловка, – загадал Кощей последнюю загадку и когти выпустил, надеясь, что на этот раз Ваня уж точно не догадается.

– Это змея подколодная. Под колодою живёт, мышей ловит. – Эту загадку Иван ещё сызмальства знал. – А теперь ты на мой вопрос ответь: получишь ты мою голову или нет? Если не угадаешь, то получишь.

Кощей тут же за подбородок схватился и давай ходить туда-сюда, думу думать:

– Если скажу, получу – значит, если угадал, то не получу, а если не угадал, то тогда не получу, если получу… – У него от напряжения ума даже лоб докрасна раскалился. – Если скажу, не получу, то, если не угадал, тогда получу, если не получу. А если получу, то не угадал… – У Кощея уже дым из ушей пошёл, а из глаз сами собой искры посыпались. – Если скажу, угадал – то не получу, потому что угадал. А если не угадал, то всё равно угадал. А если получу, значит, не угадал…

В общем, задумался Кощей лет на двести, не меньше, а Иван собрал Кощеевы головы в авоську и к Берендею отправился – царевну сватать.

Царь как увидел Иванову добычу, так сразу и закричал:

– Да ты трёх Кощеев завалил! Да я тебя за браконьерство в остроге сгною!

Но тут уже царевна возмутилась.

– Папенька, – говорит, – ты же обещал! Или за Ивана, или в монастырь!

Так и пришлось Берендею царевну отдавать за крестьянского сына… Только после этого царь реформы проводить перестал, и берёзы вокруг палат царских вскоре свежей берестой покрылись.

Сказ второйО том, как Иван – крестьянский сын ходил войной на Фуфляндию

Сидел как-то царь Берендей в палатах каменных, и задумчиво так смотрел на карту государства своего. Кругом леса да болота – скукотища. Даже повоевать не с кем, чтобы, значит, имя в истории осталось. Например – Берендей-Завоеватель, или Берендей-Заступник… И в зятья опять же навязался к нему не прынц заморский, а свой же Иван, да ещё и крестьянский сын. А что делать – сам обещал: «Кто в турнире воинском всех победит, тому, независимо от роду и звания…» Раз обещал, царское слово держать надо…

Так и сидел Берендей почти день целый, предаваясь думам печальным, повелев никого к себе не пущать… Да только за дверью резной вдруг железо загремело, крики послышались. А потом ввалился прямо в палату рыцарь иноземный, только доспехи все помяты, меча нет, и под глазом синячище размером с кулак воеводы царского. Да и сам воевода следом вбежал.

– Куды без докладу?! – кричит. – Не мог по-людски попроситься?! Шлема не снял, ног не вытер!

А рыцарь тут же заморский поклон изобразил, по-ихнему – реверанс, и говорит:

– Я есть посланник от король Фуфляндии! Я имей нести письмо для царь Берендей!

Царь пакет забрал, а посланника велел гнать со двора, чтобы ковры не поганил дорожной грязью.

А в пакете том письмо оказалось. Только понять, что там написано, Берендей только с третьего раза смог, и то воевода ему помог: «Я имел побывать на турнир за рука принцессы Миланы. Был бит по голова каким-то Иван. Вели его казнить, а то иду на война!» А вместо подписи вообще загогулина какая-то стояла, на крендель похожая.

Хоть и не шибко царь зятя своего жаловал, но не казнить же его на самом деле – ещё царевна обидится… Вызвал он к себе Ивана.

– На, – говорит, – читай. Допрыгался, зятёк…

– Да я ж и не заметил, как его зацепил, – сказал Иван, письмо прочитав.

– Зато он заметил, – ответил царь. – Видно, тока-тока оклемался.

– Делай, Ваня, что хочешь, а у этой Фуфляндии, по слухам, войска раз в пять побольше, чем у нас, – сообщил воевода…

Делать нечего, попрощался Иван с Миланой, взял с собой лаптей девять пар и отправился в страну далёкую с тамошним королём отношения выяснять. А когда до ворот столицы неприятельской дотопал, всего одна пара у него осталась, да и та того гляди развалится.

Стучит Иван в ворота, а ему и не открывают. Пришлось кричать стражникам, что на высокой башне примостились:

– Эй, служивые, открывай! К вашему королю гость пришёл!

Только, видно, стражники по-нашему не понимали, и потому долго ещё Иван кулаками молотил в ворота, прежде чем они отворились. И оказалось, что за воротами сотен пять войска стоит в полной боевой готовности.

– Все на одного, да?! – возмутился Иван и дубину свою дубовую из левой руки в правую переложил.

– Это есть почётный караул, – ответил местный воевода.

Но как только Иван в ворота вошёл, на него сверху сеть упала, а потом всё войско набросилось. Схватили его и потащили прямо к королю. А тот даже и разговаривать с Иваном не стал – глянул только, кивнул головой забинтованной, мол, это тот самый, и стражники фуфляндские потащили гостя в темницу.

Три дня и три ночи развлекался Иван тем, что в крыс камушки кидал… Сперва хотел дверь выломать, но она железная оказалась – тараном не пробьешь. А на четвёртый день пришёл к нему канцлер королевский, две морковки на завтрак принёс и сказал:

– Ты есть мужик! Ты не имель права наш благородный король на поединок бить!

– А мне уже звание Ивана-царевича присвоено, – ответил Иван, доставая из-за пазухи грамоту царскую – и подпись, и печать – всё как полагается.

– Ну, тогда король будет тебя помиловать, – сразу же подобрел канцлер. – Только ты должен Мерзогрыза победить. Тогда наш король с твой царь воевать не будет.

– Что за Мерзогрыз? – удивился Иван.

– Мерзогрыз есть такой чудовище, – пояснил канцлер. – Каждый месяц к ворота приходит и требует себе мерзавца съесть. А если не дают, ворота ломает.

– А вам что – мерзавцев жалко?

– Мерзавцы – тоже люди! – гордо заявил канцлер и ушёл с высоко поднятой головой.

На другой день выпустили Ивана из темницы и со всем почётным караулом повели его к воротам. А как только за ворота вывели, створки за ним захлопнулись, и засов железный изнутри заскрежетал.

Осмотрелся Иван – кругом ни души. И тишина – даже трава не шумит. И вдруг, как будто из-под земли, перед ним возник лопоухий дракон, крыльями машет, зубами щёлкает… Принюхался он к Ивану и вдруг как скривится.

– Опять, – говорит, – обманули… Я же Мерзогрыз! Я же только мерзавцами питаюсь. А ты невкусный.

– Хватит болтать! – Иван знал, что разговоры с противником до добра не доводят. – Биться давай!

– Бейся, кто тебе мешает… – сказал Мерзогрыз и погрузился в глубокую задумчивость.

Тут Иван на него со своей дубиной набросился – и по бокам, и по голове, и по хребтине со всей силы охаживает, а тому хоть бы хны – сидит по-собачьи, уши развесил и на ворота смотрит.

– Ты чё такой непробиваемый? – спросил Иван, умаявшись.

– Как думаешь – с разбега ворота разнесу? – вместо ответа решил посоветоваться Мерзогрыз.

– Разве что головой, – почесав затылок, ответил Иван.

– Голод – не тётка, – рассудительно заявил Мерзогрыз. – А вкуснее канцлера с королём всё равно никого нет… – И тут же с разбегу как по воротам головой шарахнет – только заклёпки полетели в разные стороны.

Иван следом за Мерзогрызом в город пошёл, а там уже ни войска королевского, ни канцлера, ни самого короля не оказалось – разбежались все кто куда. А к Ивану начали люди подходить – и мастеровые, и землепашцы, и рыцари – из тех, кому Мерзогрыза нечего было бояться. И сразу же предложили Ивану стать у них новым королём. Но Иван отказался – попросил только, чтобы девять пар лаптей ему сплели на обратную дорогу. Лаптей в Фуфляндии не оказалось, но местные сапожники быстренько девять пар сапог сшили… Так и пришлось ему через тридевять земель босиком топать – уж больно хороши сапоги оказались, жалко стаптывать…

Сказ третийО том, как Иван – крестьянский сын диво победил

Хоть и женился Иван – крестьянский сын на царевне Милане, а привычек старых не оставлял. Как весна наступала, садился он на коня златогривого и отправлялся родителям помогать пахать да сеять.

Как-то раз шёл он за сохой по борозде и вдруг слышит голос самого царя Берендея:

– Не прынцево это дело – землю пахать!

Оглянулся Иван – и впрямь на меже сам царь стоит, а при нём свиты видимо-невидимо, и министры, и воеводы, и слуг душ полтораста.

– Иди-ка сюда, Ванечка, дело есть на сто рублей… – позвал царь и посмотрел на Ивана как на сына родного, приветливо да ласково.

– Знаю я ваши дела, Величество! – отозвался Иван, сохи не бросая. – Опять за тридевять земель топать… А кто ж родителям-то поможет! Староваты они, сами не управятся.

– А я министра по пахотным делам вместо тебя оставлю, – предложил Берендей. – Заодно и проверю, как он своё дело знает.

Делать нечего – с царём спорить даже царевичам не полагается. Так что пришлось Ивану садиться в царёву карету, а министр, спустя рукава, за соху ухватился. А по дороге начал Берендей Ивану дело говорить:

– Послал я в прошлом годе служивых людей за Тёмный лес и Дикую степь, в Неведомые земли, в эту, как её…

– Экспедицию, – подсказал воевода, который слыл при дворе человеком образованным.

– Во! В её самую, – продолжил царь. – Уж год прошёл, а от них ни слуху ни духу. А ты, Ванечка, где хошь выкрутишься – сходи да узнай, сгинули они или просто заблудились.

– Да где ж их теперь искать-то? – изумился Иван, заподозрив, что царь снова против него интригу затеял.

– А велел я им туда идти, где солнце восходит, и никуда не сворачивать. Вот и ты так же иди…

Так и пришлось Ивану идти, куда царь велел, хорошо хоть, по дороге попалась ему изба Бабы-яги, с которой они были добрыми приятелями.

– Ты куды, соколик? – Баба-яга как русский дух учуяла, сразу в окошко высунулась. – Пошто мимо идёшь, не здороваешься?

– Привет, бабуля, – вежливо сказал Иван. – Только некогда мне. Опять Берендей службу мне нашёл. Войско целое затерялось – искать иду.

– И верно, – припомнила Яга. – В прошлом годе проходили здесь… Сотня витязей прекрасных. Их, видно, в Чудной долине заколдовали.

– А кто? – тут же поинтересовался Иван.

– Тс-с-с… – Яга испуганно приложила палец ко рту. – Об этом вслух не говорят. Да и не знаю я точно. Сорока одна мне натрещала, что завелось там Диво какое-то. Кто на него глянет, тот уж по своей воле не уйдет.

Иван как про Диво услышал, так и припустил со всех ног, поняв, что и вправду витязи в опасности.

– Стой, Ваня! – крикнула ему вслед Яга. – Мне тут давеча домовые ступу новую сладили. Может, старую возьмёшь – всё быстрее будет.

– Да я ж в неё не помещусь, – заметил Иван, глянув на старую прогнившую ступу.

– А ты верхом на неё садись, – посоветовала Яга. – Ей всё равно, как лететь – хоть боком, хоть задом… А править – как лошадью: скажешь «Но!» – вперёд полетит, скажешь «Тпру!» – совершит мягкую посадку.

Больше времени на разговоры Иван тратить не стал, уселся на ступу да и полетел туда, где солнце встаёт. По дороге двух гарпий заморских, тварей крылатых, повстречал. Пока они промеж собой дрались, кто мужика-лапотника есть будет, Иван им палицей железной все зубы повышибал, а потом пожалел об этом. Хотели они ему подробно про Диво рассказать, да не смогли – без зубов-то какие разговоры.

А ступа и вправду старая была – сотню вёрст пролетит и на отдых просится. И вот на третий день прилегла ступа отдыхать, а Иван пошёл дичь какую-нибудь добыть себе на обед, да вдруг споткнулся о какой-то пенёк, а тот от него наутёк по косогору побежал. Только разве ж от Ивана скроешься… Догнал он пенька в три прыжка, перевернул, а там оказался лесовичок в соломенной шляпе.

– А ну, – говорит Иван, – признавайся, кто ты таков и от кого прячешься.

Лесовичок очки на нос натянул, глянул на Ивана и только после этого заговорил:

– Эха! Да ты вроде не Дивов слуга. Я тебя тута и не видел… Лесовик я, Спиридон. А Диву я не служу, потому что без очков ничего не вижу. Как чую, что Диво приближается, – я сразу очки с глаз долой…

– Хоть какое оно, это Диво? – спросил Иван.

– А оно своего вида не имеет, – начал рассказывать Спиридон. – Витязю оно кажется красной девицей, девице – добрым молодцем, медведю – бочкой, в которой мёд никогда не кончается, кабану – дубом с желудями…

– И как же с ним совладать-то? – вслух задумался Иван.

– А ты с ним биться собрался? – изумился Спиридон и тут же обратно под пенёк полез. – Моя хата с краю – ничего не знаю.

– А вот это видал?! – Вытащил Иван лесовика из-под убежища и под нос ему палицу железную сунул.

– Богатырушка… – тут же заверещал Спиридон, не зная, кого ему больше бояться – Диву или богатыря пришлого. – Всё скажу, только не шуми. Мне прадед мой рассказывал, что если Диву этого напугать при всём народе, оно с испугу свой обычный вид покажет. А того, кто хоть раз видел его настоящего, Диво уже не обманет.

На дворе уж ночь была, тут и созрел у Ивана хитроумный план… Засунул он Спиридона в ступу, сам на неё сел и велел лесовику дорогу показывать к шатру Дивову. А как долетели, спустил вниз верёвку, которая у лесовика в хозяйстве нашлась, зацепил медным крюком за край шатра, а другой конец подальше в кусты забросил.

– А теперь слушай, – сказал Иван лесовику, когда они уже в зарослях недалече от шатра затаились. – С утра, чуть свет, я на ступе взлечу и над Дивовым станом кружить буду, а ты за верёвку дёрни, так чтобы шатёр повалился. А я уж в Диво этого палицу метну.

– Только ты сразу мечи, пока его не разглядел, а то не сможешь ведь, завораживает с первого взгляда…

Утром вокруг шатра начал народ собираться – и селяне, которые по неосторожности за грибами не туда пошли, и дружина Берендеева, и звери, и птицы, даже жираф один, неизвестно как из Африки добравшийся. Никто на Ивана даже не посмотрел, когда он на ступе вылетел – все ждали, когда Диво почивать закончит и начнёт голосом сладким говорить, что кому сегодня делать, как ему, Диву, угодить.

Тут-то и дёрнул Спиридон-лесовик за верёвку, и шатёр набок повалился. А Иван, едва заметив, что кто-то там лежит на перинах пуховых и простынях кружевных, палицу свою метнул. Только сразу же за ней вдогонку бросился, потому как привиделось ему, что пуд железа летит прямо в девицу красоты неописуемой, и стыдно стало ему за злодейство своё. Только палица быстрее хозяина оказалась – страшный визг раздался, и вместо красной девицы обнаружилась тварь какая-то – зелёная, хвостатая, с пятачком, как у хряка, пастью, как у лягушки, только зубами утыкана, а уши – как оладьи, только синие… Схватил её Иван за холку, а Диво тут же вопить принялось:

– Я – Диво! Диво дивное! Глаз не оторвать!

– Глаз я тебе отрывать не буду, – пообещал Иван. – Я тебе башку оторву. – Хотел было он так и сделать, да только передумал и засунул Диво в мешок. – А может, и сгодишься для царёва зверинца…

А витязи Берендеевы, как только наваждение с них спало, вокруг Ивана столпились, стоят понурые, не знают, что и сказать.

– До дому сами дорогу найдёте или проводить? – спросил у них Иван.

– Найдём… Как не найти, – ответили витязи хором.

– Тогда и я полетел. Надо бы Яге ступу вернуть. – Иван на ступу забрался, мешок с Диво на плечо забросил. – Да и домой надо, а то ведь напашет там этот министр… Землю пахать – это не декреты подписывать.

Сказ четвёртыйО том, как Иван – крестьянский сын жар-птицу отыскал

С тех пор, как на царевне Милане женился Иван – крестьянский сын, царь Берендей вконец обленился: только одну дорогу и знал – от печи до трона и обратно. А случись напасть какая – так на то и Иван…

Как-то раз спал царь на печи и вдруг сквозь сон слышит топот и крики какие-то, будто неприятность какая случилась… И правда – ввалился в опочивальню царскую воевода да как завопит, слёзы по усам размазывая:

– Величество! Из зверинца царского Жар-птицу украли! Что делать-то будем?

Царь больше огорчился, что разбудили его не вовремя – уж больно сон приятный ему снился: будто приехали к нему послы заморские, и каждый по диковине в подарок привёз. Очень уж ему нравилось, когда у него есть что-то такое, о чём другие и не мечтают. А за птицу он даже и не обеспокоился – знал, что Иван что хошь сделает, кого угодно отыщет…

– Скажи Ивану, чтоб нашёл казённое добро и на место вернул, – пробормотал Берендей сквозь сон, перевернулся на другой бок и снова захрапел.

А Иван тем временем с Миланой вокруг палат каменных прогуливался, свежим воздухом дышал. Им и вздохнуть свободно одно время и было – когда царя сон одолевал.

– Ванечка! – закричал вослед ему воевода. – Слышал, беда у нас какая? Надобно Жар-птицу вернуть, а то Их Величество нам всем прикажет головы поотрубать.

– Не выдумывай, полкан! – ответил ему Иван, зная, что царь за всё царствование своё никого ещё не казнил, а грозится тока. – Я что – сыскарь, что ли? У Берендея шпиёнов полно, вот они пусть и ищут.

– Они уж с утра ищут, и всё никак… – У воеводы от огорчения даже усы обвисли. – Ты уж не подведи… Начни, как полагается, с осмотра места происшествия.

Иван и сам понимал, что царский приказ всё равно исполнять придётся, и, с Миланою попрощавшись, направился в кунсткамеру, где всякие диковины хранились… Прошёл он мимо русалки речной, которая всё равно была немой как рыба, и тут к нему, гремя цепями, Диво подскочило.

– Позвольте заложить, Ваше Высочество… – прошептало Диво, так чтобы другие не слышали. – Клетку с Жар-птицей утащили горные орлы на Кудыкины горы. Думаю, их царь жениться хочет – вот и ищет себе невесту поприличней…

До Кудыкиных гор не одну сотню вёрст топать надо было, а потом ещё вверх лезть на три версты – не меньше. Диво-то и соврать могло, а проверить всё равно надо было. Так что взял Иван со складу сандалии-скороходы с крылышками, которые Берендею Грецкий царь подарил на день рождения, и помчался на север, через холмы и дубравы перепрыгивая.

Не успел Иван и первую сотню вёрст одолеть, как вдруг вопли услышал: «Не пущай!», «Уйдёт хвостатый!», «Ох, не сносить нам головушки…» Решил Ваня посмотреть, кому это там головы не сносить, спустился на землю и видит: на дубу восьмиобхватном обрывок цепи золотой болтается, а рядом два мужика сидят, отдышаться не могут.

– А вы кто такие? – спросил Иван, палицей железной поигрывая.

– Мы – ловцы, – ответил тот, что постарше. – Приказ царя Берендея сполняем – выловить Кота Учёного, чтоб прямо у печи ему сказки сказывал.

– А он убёг! – закричал тот, который помоложе. – Цепь золотую оборвал и убёг. Теперь ищи-свищи его по всему Лукоморью!

– А ну забирайте свои силки-манатки и бегом до дому! – осердился на них Иван, хоть и понимал, что ловцы – люди подневольные. Кот Учёный – всё-таки не овца беглая, чтобы с сетями-то набрасываться.

Как только ловцы убежали, из дупла Кот высунулся.

– Спасибо, Ива-а-нушка, – говорит. – Выручил ты меня-я-у… Может, поговорим? А то как Русалку из ветвей в Берендеев зверинец забрали, и поговорить стало не с кем.

– Некогда мне, – отозвался Иван. – Надо Жар-птицу вызволять.

– Если вызволять – значит, на волю, – возразил Кот. – А ты её наоборот в клетку потащишь. Она ж, пока в зверинце сидела, и петь, и летать разучилась – ну какому горному орлу такая курица глупая нужна… Сами вернут.

Только Иван не дослушал Кота и уже мчался дальше, чтоб дотемна успеть на Кудыкины горы.

А тем временем царь горных орлов всё уговаривал Жар-птицу из клетки вылезти.

– Ну, ласточка, – говорил он ласково, – выходи… Полетаем, песенки попоём.

– Не хочу я, – в который раз отзывалась она сонным голосом. – Мне и тут неплохо. Лишь бы кормили вовремя…

Так и уговаривал её до самого вечера, да только Жар-птица вскоре и отзываться перестала. А когда Иван запрыгнул на скальный уступ, где орлы проживали, глянул царь на посланца Берендеева да как закричит:

– Кого вы мне подсунули?! Ни петь, ни летать не может! На что мне невеста такая?! Забирай скорее, чтобы глаза мои зоркие больше её не видали!

Ивану даже обидно стало, что он за тридевять земель мчался, а дело таким пустяшным оказалось.

– Да может она всё! – возразил он орлиному царю. – Только забыла. Посиди-ка сотню лет взаперти, поглядел бы я, как ты летаешь, послушал бы, как песни поёшь…

Схватил Иван клетку с Жар-птицей и вытряхнул пленницу вниз со скалы. Падает она вниз, когтями машет, клювом щёлкает и вдруг как запоёт:

– Ох, умру я, умру – похоронят меня…

– Надо же – запела! – удивился царь горных орлов, который вслед за ней вниз бросился. А Жар-птица уже крылья расправила и начала потихоньку высоту набирать – с испугу-то чего только не вспомнишь.

А тут как раз совсем стемнело, и куда все горные орлы вместе с Жар-птицей подевались, Иван даже и не заметил… А это означало, что царский приказ не исполнен, а Берендей давно на Ивана остатки зубов точил – уж больно ему не нравилось, что зять у него – крестьянский сын.

Бежит Иван в сторону дома, а у самого кошки на сердце скребут – вроде бы и невесту у орлиного царя отнимать нехорошо, и Берендеев приказ исполнять надо…

– Ива-а-а-а-нушка! – промяукал кто-то, как только Иван с дубом зелёным поравнялся. Затормозил он и увидал, что поперёк дороги Кот Учёный лежит, хвостом машет. – Иванушка, надо бы уговорить Берендея, чтобы он зверинец свой распустил. Нельзя чудеса взаперти держать, а то и сказка не сказывается, и дело не делается.

– Берендей-то не злой, да только жаден он, как карась, – возразил Иван. – Задаром нипочём не выпустит…

– А ты меня за пазухой спрячь, – попросил Кот. – А как к Берендею войдёшь с докладом, так и выпусти. Дальше я сам всё сделаю – и зверей диковинных освобожу и от тебя напасть отведу…

Иван недолго думая согласился. Как только переступил он порог палаты царской, где трон стоял, Кот из-за пазухи выскочил, левый глаз выпучил, на Берендея уставившись, да как закричит:

– Спать!

Голова царя тут же упала на подушку, которую тот всегда при себе держал, а Кот начал вокруг трона кругами ходить да приговаривать:

– Утром проснёшься – зверинец распустишь… Всякой твари воля нужна… Воля нужна… Воля нужна…

Наутро Берендей сначала удивился, почему это он на троне задремал, а не как положено на печи, а потом вдруг стыдно ему стало, что всяких зверушек дивных взаперти держит, и отворил он ворота зверинца своего. И все сказочные звери и птицы на волю вышли, разбежались и разлетелись куда им хотелось, одно только Диво осталось на цепи сидеть за свою зловредность известную.

И года не прошло, как Берендею за добро добром отплатилось. Лето ещё не кончилось, как увидели караульщики со сторожевой башни, как прямо к Берендеевым палатам птичий клин летит. Быстренько царя разбудили, чтобы сам посмотрел. А на башне уже и Жар-птица сидела, и царь горных орлов, и дюжина орлят златопёрых. Жар-птица прямо к Берендею подлетела и говорит:

– Принимай, царь, наших детей к себе на службу. Будет у тебя эскадрилья почётного караула – «Золотые Орлы».

Уж как Берендей обрадовался – ни в сказке сказать, ни пером описать, очень уж ему нравилось, когда у него есть что-то такое, о чём другие и не мечтают.

Сказ пятыйО том, как Иван – крестьянский сын разбойную степь усмирял

Не хотел царь Берендей дочь свою, царевну Милану, за Ивана – крестьянского сына отдавать, да так уж получилось, что на турнире воинском он всех прочих претендентов побил и все задания царские исполнил – даже три головы Кощея Бессмертного принёс. Женился Иван на Милане, а Берендей ему звание Ивана-царевича присвоил, чтобы злые языки не трепали, будто зять у него худороден. А если уж какую службу сослужить надо было – тут Берендей первым делом к Ивану бежал.

А времена начались смутные и тревожные. Между царством Шемаханским и царством Берендеевым лежала Разбойная степь. Разбойной её называли потому, что придут иной раз оттуда купцы без товаров и жалуются, что разбойнички у границ безобразят. Берендей, бывало, пошлёт сотню витязей по степи прогуляться – и опять тихо…

Да только случилось как-то, что лето минуло, осень началась, а никто из царства Шемаханского товаров не привёз – ни парчи, ни ситца, ни сабель булатных, ни жемчугов, ни ананасов. Царь страсть как ананасы любил, и пришлось ему послать воеводу с войском – проверить, в чём дело.

Вернулось войско дней через семь всё побитое, даже воеводе и тому нос расцарапали сабельным ударом.

– Ну как, повылавливали разбойничков? – спросил Берендей, увидев, что воевода в палаты зашёл да ещё и пленного с собой притащил.

– Хочешь верь, хочешь нет, Величество, а только мы оттудова еле ноги унесли, – доложил воевода. – Там, в Разбойной степи, атаман Крутяк завёлся – все шайки в одну ватагу собрал. Теперь им Тридевятое государство уже дань платит…

Тут стражник у пленного кляп изо рта вытащил, чтобы можно было дознание учинить, да только разбойник как закричит:

– Мы и тута всё притырим! А ты, царь, Крутяку пятки лизать будешь! Понял, царская морда?!

Так бы он и кричал, если бы обратно ему кляп не воткнули да не утащили в острог.

Делать нечего, пришлось царю снова Ивана звать. Хоть и не хотела царевна Милана его отпускать, а служба есть служба…

Посмотрел Иван на войско побитое и понял, что дело нечисто и силой ворога непросто будет взять. Решил сперва посмотреть, что да как… Переоделся он в драный кафтан, цепей золотых на себя понавешал – как разбойники ходят, взял в царской библиотеке словарь разбойных слов и выражений, а уж потом сел на коня и отправился в Разбойную степь.

Скачет он в чистом поле, а сам разбойные слова учит – по сторонам не смотрит: «Засада – шухер, кинжал – перо, меч – шинкарь, золото – навар…»

Вдруг слышит свист молодецкий, оглянулся – а разбойники его уже окружили. Едва успел словарь в бурьян забросить.

– Эй, ты, мяфа! Ссыпай навар в мой амбар, а то – секир-башка! – закричал разбойник, что поближе был.

– Шинкарь под ребро хочешь? – спросил его Иван по-разбойничьи и давай дубиной своей заветной лихих людей молотить.

– Ты чё ж творишь-то?! Мы ж одного поля ягоды! – закричали разбойники, враз приняв Ивана за своего, а главный даже обниматься с ним полез. – Ныне все разбойные люди у атамана Крутяка под рукой. И ты с нами иди – куш немалый поимеешь.

– Эх, глянуть бы на него… – ответил Иван. – Поди, росту в нём пять аршин и косая сажень в плечах.

– А вот мы как раз к нему и чешем, – хором ответили разбойники.

Недолго они скакали до атаманова шатра – тот, видно, совсем обнаглел – у самой границы царства Берендеева лагерем стал. Зашёл Иван в шатёр и видит – всё коврами устлано, сундуки с жемчугами и золотом открытые стоят, чтобы всякий видеть мог, что атаман для верных людей навара не жалеет. А самого Крутяка Иван и углядел-то не сразу. В центре шатра трон стоял огромный – видно, короля какого-нибудь заморского ограбили, а в уголке трона этого мужичонка сидел, ростом мелкий, щуплый, бородёнка реденькая…

– Ха! – не сдержался Иван. – И этот мосол у вас тут шишку держит?!

– Я те дам – мосол! – обиделся атаман. – Я ща силу-то свою покажу!

Крутяк щёлкнул пальцами, и какой-то разбойник с подбитым глазом поднёс ему ларец.

– А ну, злыдни, вылезай! – крикнул атаман и крышку ларца поднял.

Оттуда выскочили два чудища здоровенных, одноглазых, зубастых, когтями машут, сразу на Ивана набросились. Только не зря слыл он первым поединщиком от царства Шемаханского до самой Фуфляндии… Стукнул он кулаком одного злыдня прямо в глаз – глазик-то и вылетел.

– Ой, глазик мой! – закричал злыдень, упал на четвереньки и начал по полу шарить. – Как же я без тебя злодействовать-то буду?!

Все, кто в шатре был, тоже кинулись глаз искать, и второй злыдень чуть на своих не набросился. Всех бы порвал, если бы Крутяк не сказал волшебную фразу:

– А ну, злыдни, в ларец!

Злыдней в ларец как ветром сдуло, и даже глаз потерянный вслед за ними запрыгнул, по пути на Ивана глянув как-то нехорошо, – запоминал, наверное, обидчика своего.

– Ладно, сгодишься для дела, – похвалил новичка атаман. – А теперь всем спать! Завтра Берендеево царство щипать пойдём.

С дисциплиной в разбойничьей ватаге неважно было, поэтому спать никто не пошёл, а начали все костры жечь, гусей ворованных жарить и горланить песни. Иван к одному костру подошёл и начал расспрашивать, что, мол, за злыдни такие и каковы они в бою.

– Страшны они, – отвечали разбойники. – Кого видят, того и грызут.

А один старый душегуб, медовухи отхлебнув, рассказал такую историю:

– Как-то раз Крутяк колдуна приезжего ограбил, у него-то ларец со злыднями и взял. Вот с тех пор ими всех и стращает! А чуть злыдни своих грызть начинают, он их обратно в коробушку загоняет.

На другой день вышла ватага Крутяка к самой границе, и увидел Иван, что народищу у атамана – тьма-тьмущая. Напротив уже войско царское построилось.

– Чё? Сдаваться пришли?! – закричал Крутяк страшным голосом, а в ответ донеслось:

– Разбойничков сейчас ловить будем!

Атаман тут же рассвирепел и решил сразу злыдней выпустить. Открыл он крышку ларца и скомандовал:

– Злыдни, фас!

Злыдни тут же со страшным рёвом бросились вперёд, только Иван сделал вид, что вслед за ними в атаку пошёл, да как дёрнет одного за хвост что было сил. Взвыл злыдень, назад оглянулся – Ивана уже и след простыл, а ватага Крутяковская стоит, смотрят все, чем дело кончится. Не заметив обидчика, злыдни начали кидаться на всех подряд.

Только атаман рот раскрыл, чтобы злыдней в ларец вернуть, на него Иван набросился и рот ему зажал.

Завидев рассвирепевших злыдней, разбойники по всей Разбойной степи разбежались, а как никого из них рядом не стало, Иван сам ларец раскрыл. Крутяка он запихнул туда же, хоть злыдни его не пускали – кричали, что самим места мало…

Тут и воевода, и сам царь осмелели, бросились к Ивану с очередной победой поздравлять.

– Поехали, Иванушка, в столицу, – предложил Берендей. – Пировать будем, победу праздновать.

– Дельце у меня ещё есть, – ответил Иван, вскочил на коня и поскакал прямо к морю-окияну, чтобы ларец со злыднями забросить в водицу солёную – подальше и поглубже, чтоб никто его более не отыскал.

Сказ шестойО том, как Иван – крестьянский сын гостил у царя Шемаханского

От Берендеева царства до ближайшего государства было, как известно, тридевять земель, так что гостей особо ниоткуда не ждали, и в гости редко кто выбирался. Спит как-то царь на печи и вдруг сквозь сон топот слышит, а потом кто-то в ухо ему как крикнет:

– Величество! К столице толпа какая-то приближается! Не поймёшь – то ли войско, то ли посольство.

Просыпаться Берендею не хотелось, а подниматься – тем более, так что он только один глаз приоткрыл и распорядился по-царски:

– Если войско – разгромить, а если посольство – пусть подождут… – И опять захрапел с присвистом.

Воевода тут же всю дружину по тревоге поднял и к границе отправился – благо недалеко было. А там и впрямь народищу – толпа целая, а впереди зверь огромный идёт с двумя хвостами – один спереди, другой – сзади, на нём будка стоит, а в будке сидит мужик в кафтане бархатном и покрикивает на всех – сразу видно, что главный.

– Стой! – крикнул ему воевода. – Говори, кто таков и зачем пожаловал!

– Я посол царя Шемаханского! К царю Берендею по делу… – Гость на воеводу даже и не посмотрел – знай, двухвостого своего подгоняет.

– Спит царь. Велел подождать. – Воевода дорогу грудью загородил.

– Обидеть посла – значит царя обидеть! – завопил наездник да как рявкнет: – Хэй! Бамбузяк! – А это в переводе с шемаханского означало – «Наших бьют!»

Тут вся свита посольская ятаганы повытаскивала и пошла в атаку. Только дружинники Берендеевы тоже были не лыком шиты – окружили неприятеля и всех в плен взяли, а посла потащили к палатам царским и на крыльцо посадили, чтобы дожидался, пока Берендей проснётся.

Хоть и любил царь поспать, а и от этого дела тоже устать можно. Слез к вечеру Берендей с печи, корону на голову нахлобучил и пошёл посла встречать, как полагается.

– Привет царю Берендею от царя Шемаханского Кир-Гудука седьмого, у которого всё – самое лучшее! – сказал посол, как только царь на трон уселся.

– Это как это – самое лучшее? – удивился Берендей.

– А вот так! – гордо заявил посол. – Не терпит Кир-Гудук седьмой, чтобы у кого-то было что-нибудь лучше, чем у него. А тут до нас слух дошёл, будто появился какой-то Иван-богатырь, который всех побеждает. Их Величество сна и покоя лишились, думая, что ваш богатырь сильнее нашего окажется.

– Ну, недельку не поспит и успокоится, – ответил Берендей, который уже успел утомиться от дел государственных.

А Иван тоже в палаты царские пришёл, чтобы на посла посмотреть. Увидел он, что Берендей уходить собрался, и говорит:

– Царь-батюшка, позволь в эту самую Шемаханию прокатиться, уж больно хочется на всё самое лучшее посмотреть.

Берендей знал – если Ивану что-нибудь в голову втемяшится, то спорить с ним бесполезно, а царевна Милана только и сказала, чтобы долго странствовать не смел…

Пока ехали, посол всю дорогу молчал, только сообщил, что зверь двухвостый слоном называется. А как подъехали они к границам Шемахании, так сразу хвастаться начал – то покажет табун, в котором лучший в мире конь пасётся, то самое высокое в мире дерево, то самый глубокий в мире колодец, то самую толстую в мире крепостную стену.

– А это самый большой и роскошный в мире дворец, – сказал посол, когда время пришло со слона слезать. – Только ты царю не говори, что ваши пограничники мою свиту одолели, а то царь огорчится и прикажет казнить нас обоих.

Как увидел царь Шемаханский Ивана, сразу начал вокруг него ходить и приговаривать:

– Мелковат… Неказист… Да и оружие у него плохонькое.

Иван-то с собой взял ту самую дубину, которой рыцарей иноземных побил на турнире за руку царевны Миланы. Хотел он было возразить Кир-Гудуку, дескать, не по виду, а по делам ценить надо, но тут явился лучший воин царства Шемаханского, весь в железо закованный, так что и лица не видно.

– Вот у него самый лучший в мире щит, – сообщил царь, и тут же туча стрел от щита отскочила. – У него самый прочный в мире шлем! – Откуда-то сверху упал булыжник здоровенный и тут же о шлем раскололся на мелкие кусочки. – У него самый острый в мире меч. – Царь пёрышко лебединое вверх подбросил, и витязь местный его тут же надвое разрубил. – Может, и тебе оружие получше дать? – предложил Кир-Гудук.

– Да нет, я уж как-нибудь и так управлюсь, – ответил Иван, подумав, что иноземное, может быть, и лучше, а своё всё равно привычнее.

На поединок смотреть народу собралось видимо-невидимо, да только недолго забава длилась. Налетел витязь шемаханский на Ивана с мечом, а тот дубину под удар подставил. Меч-то в дубине и застрял, а Иван, её не выпуская, раскрутился так, что противник его со всем железом в воздух поднялся, меч не удержал и перелетел аж за крепостную стену, самую толстую и высокую в мире. Народ тут же завопил, начал тюбетейки в воздух бросать, а Иван и не поймёт никак, чему радуются.

– А теперь лучшим в мире воином становится Иван-богатырь, дружинник царя Кир-Гудука! – выкрикнул посол так, чтобы все слышали.

– Ты чего там бормочешь?! – возмутился Иван. – Не служу я Кир-Гудуку вашему и не собираюсь.

– А у тебя сколько золота дома есть? – тут же поинтересовался посол.

– Ну, сундук.

– А здесь три сундука будет, – пообещал посол. – А сколько жён у тебя, Иван?

– Ну, одна…

– А здесь три будет!

Понял Иван, что так просто ему не отделаться. Подошёл он к царю и спрашивает:

– Величество, а бегун у тебя тоже самый лучший?

– А как же! – ответил царь.

– А если я его обгоню?

– Будешь надбавку к жалованью получать – за быстрый бег, – пообещал царь. – Мне для самых лучших ничего не жалко.

– Ну тогда прямо сейчас и побежим – отсюда и до границы! – Иван сделал вид, что ему не терпится скорее жалованье получить с надбавкой.

Царь тут же из толпы лучшего бегуна вызвал и охране у ворот приказал расступиться.

Как только дали старт, оказалось, что бегун царский и впрямь скор на ногу – только до ворот Иван от него не отставал, а потом тот вперёд умчался, только пятки засверкали. Солнышко светит, птички поют, а Иван уже уставать начал – путь-то неблизкий, а присесть отдохнуть боится – если догонят, мало не покажется. И вдруг видит: прямо у дороги табун царский траву щиплет.

– Эй, мужик! – крикнул Иван пастуху. – Какой конь здесь самый лучший в мире?

– Вон тот – не видишь, что ли? – гордо ответил пастух и показал на белого конягу в синих яблоках. Он хотел ещё что-то добавить, только Иван его уже не слышал, потому как вскочил на лучшего в мире коня и помчался в обратный путь, потому как в неволе жить, даже за три сундука золота, кому захочется…

Загрузка...