Максим Мелехов

Черная радуга

Так было из года в год, по установившемуся порядку вещей. Осенью, на откормленных степными травами лошадях, приходили печенеги и били русичей. Жестоко, злобно, без капли жалости, словно морские волны. Учинив разорение, они откатывались на юг, в степи. Весной же все становилось с ног на голову. Окрепшие за зиму славяне собирали дружину и шли в степь, где успешно давили голодных, ослабевших печенегов. Так было из покон веков, и ничто не могло поколебать ход истории.

Но однажды, когда первый мороз связал серебристой паутиной жидкую хлябь и сделал землю твердой, а с неба полетели белые мухи, это случилось.

Безымян достал дорожную суму, куда побросал оставшиеся продукты, затянул потуже веревку, заменявшую ему пояс, и пошел бить печенегов осенью. Приличного оружия у него не было, поэтому Безымян отправился в лес и выломал себе дубину покрепче. А чтобы не сойти за разбойника и не подставлять свою голову под мечи лихих витязей, соорудил из нее некое подобие посоха. Благо, руки были на месте.

Он решил уйти не вдруг и не сразу. Все шло к тому. Еда закончилась. Изба почти завалилась, а взяться за ум и подправить ее, Безымяну было недосуг. Помощи ждать не приходилось, потому, как рос Безымян сиротой. Матери и отца он не помнил по малолетству, и деревни родной тоже не помнил.

В тот год степняки нагрянули раньше срока. Они прошлись огнем и мечом по славянским землям. Кого посекли, кого увели в неволю. Безымяна нашли в погребе едва живого, мокрого, больного и грязного. Больше никто не уцелел. Сперва думали — не жилец. Но бросить не решились. Забрали с собой. Выхаживать его взялась бабка Анисья — местная ведьма. Ночами не спала. Все ходила по лесу, по первой росе травку искала. Потом варила из нее что-то одной ей ведомое. От этого варева по деревне дух шел, что у соседей скулы сводило. Стерпели. К Безымяну старуха никого не подпускала. И как людям ни было интересно, перечить ей никто не решился. Иначе можно было не досчитаться на следующий год скотины, а то и вовсе зачахнуть от хвори. Не верили, что сможет бабка внучка на ноги поставить, а та, знай, делала свое дело.

Получилось. Ребенок рос бойким и здоровым, да вот одна беда — забыла бабка, по старости, ему имя дать. А может, сама не захотела, посчитав, что только отец родной с матерью могут это сделать. Так и прозвали — Безымян. Через тринадцать весен бабка померла, оставив внучку избу и весь скарб. Незнающему человеку прока от тех вещей не было. Выбрасывать бабкино добро Безымян не стал, потому что хоть и был отроком, уже понимал — пригодиться. Видать, успела старая подучить внучка премудростям. От этой науки голова у Безымяна стала работать не как у остальных людей. Поэтому его начали сторониться.

С той поры Безымян возмужал. Жил тем, что нанимался за хлеб — соль к односельчанам в работники. Помогал всем, никому не отказывал. За это люди его благодарили, каждый по-своему. Да еще в лес похаживал, промышляя охотой и ягодами. То дерево свалит кому, то волчью шкуру снимет. К деревьям у Безымяна было особое, трепетное отношение. Перед тем, как взять в руки топор хозяйский, он у осины прощения попросит. За это лесной владыка его и не трогал. Мужики это тоже приметили, и сами в лес похаживать боялись, больше Безымяна просили. А тот слушал их страшные рассказы, про то, как лешие человека по листве и корягам таскают до полусмерти, и ухмылялся. Думал, врут. С ним такого ни разу не случалось. И лешего он в жизни еще не видел, хотя знал, как тот выглядит.

Несмотря на то, что руки у Безымяна были золотые, он считался плохим работником. А это оттого, что делал все не по-дедовски. И пахал не так, и дрова колол. Ежели, кому работу было под силу за день сделать, Безымян за час управится и сидит на траве в небо смотрит или с букашкой малой забавляется. Люди идут мимо и думают, — лентяй. За эти все странности начали его недолюбливать. Работу дадут, а к столу не позовут, — за порог вынесут.

Силу имел Безымян не дюжую. И хотя никого в жизни он первым не обидел, завидев его длинную, дородную фигуру, селяне спешили уйти в сторону. Всякое бывает. Что с человека взять, когда у него ни имени, ни возраста? Вначале, от такого отношения Безымяну было ни холодно, ни жарко. Но, повзрослев, стал он задумываться над этим. И взяла Безымяна за душу тоска смертная. Все к одному: еда закончилась, а работы не было; изба стала крениться. И еще, третьего дня зашли в их селение старцы. Их не ждали, и поэтому появились странники на околице никем не замеченные. Как только по грязи непролазной добрались? К вечеру, закончив работу, к площади потянулись люди, чтобы послушать новости да посмотреть на новые лица. Пришел и Безымян. Старикам вынесли по чарке меда, собрали продукты. Один из пришлых, самый древний и старый, весь седой, с головы до пят одетый в белое рубище, достал из котомки почерневшие от времени гусли и, не дожидаясь расспросов, начал песню:

То не Стрибог седой ветер поднял на Русь

Не Перун — громобой запустил молынью

То сходились две рати огромные

Рати полные и могучие

В черном небе исчезли звездочки

Светел месяц за тучи спрятался

То поганый ворон бьет лебедя

Бьет стальным когтем птицу белую

То не Хорса лик красен поутру

А пожарищ угли багряные

Богатырской кровью политые

Во Днепре реке воды алые

Поднялись они на три локотя

И разлилися вровень с берегом

Нету русичу дел до этого

Может сдачи давать он умеючи

Но не может он первым выступить

Чтоб душой поболеть за Русь — Матушку

Будет он сидеть на завалинке

Будет он сидеть да поглядывать

А еще меж собой думу думати

А не дело благое делати

………………………………..

Безымян слушал, и кулаки его сжимались все сильней. Он бы заплакал, но не умел. Сказал старец в своей песне что-то обидное и важное. Но что, Безымян не понял. Просто почувствовал. И чем больше он пытался в горячке разобраться, тем дальше уходил верный ответ. Парень отвлекся, забыв о том, что сказ продолжается. Спохватился, да было уже поздно. В гробовой тишине низкий и полный голос певца произнес:

…………………………………

Коли мед — пиво пить так уж досыти

Коли ворога бить — так уж до смерти.

Старик допел. Взятая последней, струна загудела, словно тетива могучего богатырского лука. Безымян вздрогнул, словно пущенная умелой рукой стрела поразила его в самое сердце.

Странник тем временем принялся рассказывать о землях, где доводилось ему бывать. Он говорил о том, какой урожай собрали соседи, о лихих людях на дорогах, печенежских набегах и свирепых битвах на границе со степью. Призывал учиться ратному искусству. Селяне слушали и кивали. Договорив, старик поднялся, поблагодарил за радушный прием и бережно уложил в суму гусли. Его просили остаться на ночь, но певец отрицательно повел рукой и, сказав: «Род с вами», — двинулся к лесу.

Когда путники исчезли из виду, народ еще немного посетовал на жизнь и начал расходиться. Те, кто хитрее и продуманнее, сразу же обо всем забыли, выбросив песню из головы, а Безымян не смог. Слишком глубоко в душу она ему запала. Послушал, и захотелось расплакаться, словно мальчишке. Вот бы самому так бродить: незнакомые места, новые люди. Может, и за Русь матушку доведется постоять. А если с ними попроситься? Не возьмут. Странный народ эти певцы. Уплелись, на ночь глядя, даже не передохнули. «Уж не в чащу ли они направились? — Подумал полянин. — Пропадут ведь. Места глухие». Хлопнув от досады по лбу, Безымян бросился вслед и едва нагнал старцев в пролеске.

— Может, не стоит туда ночью? Заблудитесь.

Старик, прищурившись, внимательно посмотрел на Безымяна.

— Спасибо за заботу, мил человек. — Произнес он. — Только темнота нам не помеха.

Тут Безымян понял, что старик не храбрится, а это на самом деле так. Непрост был этот дед. Лицо посечено, все в шрамах. На правой руке два пальца срублено. Сам горбатый, но грудь могучая. Во взгляде сила великая. Сразу чувствуется: не калека перед тобой, а умудренный опытом боец. Воинский навык временем не изведешь.

— Вижу, спросить о чем-то хочешь, но не решаешься, — подбодрил певец. Безымян проглотил вставший в горле ком и произнес:

— Ты воевал, дедушка?

— Было время. Не это ты спросить хотел.

Безымян вытер рукавом выступившую на лице испарину.

— Я правильно понял? Ведь, вы не просто так заходили?

Старец положил увечную руку на плечо Безымяна и тихо произнес:

— Будет беда. Потому и ходим, чтобы людей разбудить.

— А я смогу чем помочь? — Вырвалось у парня.

Испугавшись, что сболтнул не то, он пристыжено опустил голову. Однако старик не разозлился. На челе певца пролегла лишняя морщинка.

— Нет на твой вопрос прямого ответа. Одно скажу: слушай, что тебе сердце подсказывает. Так и поступай.

Безымян поднял глаза и понял, что не рассердил странника.

— Слушай, дедушка. Видно сразу — ты человек бывалый. Может, я сказ про тебя слышал? — Приободрившись, спросил полянин.

— Может, и слышал, — ответил старец.

— Я Безымян, а ты кто? Назови себя. — Попросил парень. В этот миг в чаще ухнула ночная птица. Безымян не смог побороть любопытство и посмотрел в темноту, а когда вернул взгляд обратно, стариков след простыл. Растворились, будто их и не было.

Неудобно получилось, — досадуя на себя, произнес полянин и побрел домой. Не узнал он у странников, что хотел. Не ответили они ему. Не понимал Безымян, что до некоторых вещей в жизни нужно дойти своим умом. Прочувствовать. Иначе, грош — цена такому знанию. Сколько раз после спрашивал себя полянин: ушел бы он, не посети деревню певец? И приходил к мысли, что нет.

* * *

Певцы дождались, пока стихнут шаги Безымяна и переглянулись.

— Почему ты не направил парня к Белому волхву? — Спросил старика Чудин.

Ратибор аккуратно развязал дорожную суму и достал самогуды. Старательно, чтобы не уронить на землю, он вытряхнул из инструмента маленькую бронзовую иглу.

— Таких, как этот парнишка, опасно учить ремеслу до срока.

Заметив, что Чудин не понял, Ратибор терпеливо продолжил:

— Мысли этого человека отравлены местью. Он не чист. Наполовину белый, наполовину черный. Если парень переметнется на сторону Чернобога сейчас — пол беды. Когда он научится владеть силой, и ступит на темный путь, будет хуже. Самые опасные противники — бывшие герои.

— Как Дерхон? — Спросил Чудин.

— Не к ночи он будет помянут.

— Дерхон спит уже триста лет.

— Уже нет. Гордец Лютополк разбудил его. Цепной пес Ящера вышел на охоту.

Чудин вздрогнул.

— Неужели все так серьезно?

— Нечисть поднимается, и это только начало. Попомни мои слова: многие из тех, о ком уже успели забыть поднялись, чтобы вернуть стоячую воду. Скоро они будут здесь. Наступают страшные времена. Чтобы этого не допустить, мы с тобой проделали длинный путь.

Ратибор пошептал заклятие и подул на иголку. Бездушная вещь ожила и начала пульсировать на огромной, мозолистой ладони старика.

— Покажи, родимая, где тот, кто нам нужен, — попросил певец.

Бронзовое острие сдвинулось и застыло, повернувшись на север.

— Нужно спешить. — Сурово произнес Ратибор. — Мы должны перехватить Лютополка, пока он не наделал глупостей.

— Разве он опасен? Лютополк не служит темной стороне.

— Светлой тоже. Он служит только себе, а это самое страшное. Если богатырь узнает, что за водицу раздобыл, то ради прихоти может порушить весь мир. Ее мощь велика. От того в чьи руки она попадет, будет зависеть многое. С ее помощью можно сделать много хорошего, ровно, как и много плохого. Для этого мы должны перехватить Лютополка раньше слуг Чернобога и убедить отдать стоячую воду.

— А если он не согласится?

— Тогда придется его убить. Будь готов к этому.

* * *

По ночному лесу шел богатырь. Витязь не скрывался, громко, без опаски оскорбляя лешего. Ему и не такое сходило с рук. Никто не смог войти в одну и ту же реку дважды. Он смог. Но не только войти, да еще и набрать заветной водицы. То, что было не по зубам слугам Белобога и Чернобога, Лютополк продел мимоходом, смеха ради. Богатырь совершил очередной подвиг, чтобы показать свою удаль. Певцы по городам и весям от Киева до Мурома слагали о нем былины, теша самолюбие витязя. Еще не появилось дело, которое было бы Лютополку не по плечу. Не родился на этом свете человек, который мог бы тягаться с ним на равных. Прознав о том, что богатырь смог добыть легендарную воду, его искали все: черные приспешники Ящера, гридни Киевского князя, светлые герои. Лютополк смеялся над преследователями и выходил победителем из всех стычек, укладывая противников сотнями. Богатырь перенял силу горного великана. На нем была одета метеоритная броня, на которой клинки врагов не оставляли даже царапины. В ножнах покоился страшный меч — самосек. Лютополк выторговал его у спившегося героя в обмен на неразменный пятак.

Одна дума омрачала чело смельчака. На заре он потерял коня. Теперь до ближайшего селения, где можно добыть нового, приходилось идти пешком. Лес не кончался. Лютополк вошел под свод деревьев за сучьями для костра, да видно, зря помянул худым словом лешего. Лесовик заморочил витязя, не желая выпускать на простор. Лютополк не привык признавать ошибки, и теперь шел, ругая во весь голос негостеприимного хозяина. Если бы богатырь замолчал хоть на секунду, то удивился бы подозрительной тишине, окутавшей лес. Мелкое и крупное зверье расползалось по сторонам, вдыхая вместе с морозным воздухом резкий запах опасности.

Лютополк взобрался на пригорок, и оказался под открытым небом. Высоко над головой висел щербатый диск ночного светила, озаряя уснувшую землю холодным восковым светом. Деревья расступились, выпуская его на прогалину. Вдалеке тихо и размеренно журчал ручей. Природное чутье подсказало Лютополку, что за ним наблюдают. Он потянулся к мечу, когда кусты ракиты беззвучно шелохнулись, и, закрыв дорогу к воде, на поляну выступил лучник. Незнакомец был высок и бледен, как смерть. Длинные седые волосы стрелка полоскались на ветру. Он был закутан в неудобную, волочащуюся по земле одежду прокаженных.

— Ящер тебя знает. — Сказал человек вместо приветствия.

Лютополк посмотрел в лицо незнакомца и вздрогнул, натолкнувшись на черные провалы пустых глазниц.

— Слепой стрелок. — Зачарованно протянул богатырь. — Герой, который сумел украсть у Перуна огненные стрелы.

Ловчий Теней поднял голову. Его кривой беззубый рот расплылся в улыбке.

— За это Громобой вырвал твои поганые глаза, — обретая уверенность, бросил противнику Лютополк.

— Твои поводыри? Ты больше не ходишь один? — Кивнул он на свору злобных ночных тварей у ног лучника.

— Ты знаешь, зачем я пришел, — хриплым голосом, похожим на шипение змеи, произнес Ловчий Теней.

Богатырь засмеялся.

— Убирайся обратно к Ящеру! — Крикнул он и обнажил кладенец, озарив поляну небесно — голубым сиянием.

Слепой стрелок разил без промаха. Первая огненная стрела срезала страшный меч — самосек по самую рукоять. Вторая — угодила в грудь Лютополка, оторвав руку. Третья — вырвала кусок живота и опрокинула богатыря на землю. Чудо стрелы, похожие на всплески молний, просекли метеоритную броню насквозь, оставив оплавленные дыры с пузырящимся по краям кроваво — красным металлом. Лютополк пополз к деревьям, загребая уцелевшей рукой опавшую листву и желуди. Он видел, как Ловчий Теней накладывает на тетиву очередную светящуюся полосу. Богатырь понял, что ему не уйти и замер. Слепой стрелок потерял цель. Он оглядел прогалину пустыми глазницами, прислушиваясь к малейшему шороху. Лютополк перестал дышать. Наконец, не обнаружив жертвы, Ловчий заревел и спустил свору. Витязь рванулся, что было сил, и покатился вниз по склону. Лютополк спасался бегством впервые в жизни. Нужно продержаться до рассвета. Тогда темные твари исчезнут, вместе с первым лучом солнца. Останется лишь Слепой стрелок, который не ходит в одиночку. Если сказки не врут, Ловчий любит охотиться в безлунные ночи, чтобы быть на равных с людьми. Днем он Лютополку не противник.

Небо серело. Лютополк полз, чувствуя, как с толчками вытекающей крови из него уходит жизнь. Раны были слишком серьезны. Даже приобретенная сила была против них бесполезна, но если он дотянет до рассвета, останется шанс. Богатырь остановился, чтобы посмотреть вверх. В следующий миг его накрыла черная тень преследователя. Острые клыки впились в лицо, выворачивая челюсть, за ними третьи, четвертые, пятые… Лютополка рвали на части, растаскивая в разные стороны. Он захлебывался кровью, пытаясь отбиться, пока у него не отъели вторую руку. Внезапно все кончилось. Лютополк лежал на спине, уставив на первый луч солнца обезумившие от боли глаза. Он не мог кричать, потому что у него больше не было рта. Не было рук, чтобы дотянуться до склянки со стоячей водой. Лютополку предстояла долгая битва со смертью. Он понимал, что этот бой ему не выиграть. Богатырь лежал, считая мгновения. Сбивался и начинал снова. Он терял и приходил в сознание. Так продолжалось бесконечно долго, пока, наконец, сквозь предсмертное отупение до него донеслась человеческая речь.

* * *

Опасливо оглядываясь, рычанский мельник Карп пробирался по утреннему лесу. Человек вздрагивал от каждого щелчка. Ему мерещились огромные, налитые кровью глаза, жадно выглядывающие из зарослей лещины. Карп был труслив, и ни за что не забрел бы сюда в одиночку, если бы его глупая корова Зорька намедни не удрала от пастуха. «Вернусь, убью поганца», — успокаивал себя мельник, время от времени покрикивая, чтобы отогнать с дороги вышедшее на утреннюю охоту зверье. Корова сбежала на закате, только кто ж по доброй воле, на ночь глядя, полезет в чащу? Карп промучился без сна, думая о том, что может потерять животину. Поднявшись до зари, он оделся и пошел, захватив на всякий случай топорик. К тому времени, как солнце выглянуло из-за пелены облаков, мельник исходил все ноги, но тщетно. Корова, как в воду канула. Ни следов, ни останков. Добро было жалко. Вот так по кусочку разбазаришь и по миру пойдешь. Мельник поднял голову к небу и увидел кружащее над деревьями воронье.

— Разлетались, проклятые. — Погрозил черным птицам Карп. — Уж не по мою душу собрались?

Птицы ринулись вниз, скрывшись в зарослях, но вскоре, потревоженные, с недовольным карканьем взмыли к облакам.

— Пропала родимая. — С досадой процедил мельник. — Волки задрали, а воронье дожирает. Успеть бы, пока всю не сметелили.

Карп побежал без оглядки, подхватив шапку, слетевшую от удара об ветку. На прогалине у ручья было черным — черно от воронья. Мельник начал махать руками, отгоняя непрошеных гостей. Птицы взлетели, громко хлопая крыльями. Самые наглые нехотя отпрыгнули в сторону и стали ждать чуть поодаль, с интересом рассматривая Карпа мелкими, как бусинки, глазами. Мельник опустился на колено, перед останками и отпрянул. Изъеденный падальщиками, с выклеванными глазами, обезображенный до неузнаваемости в листве лежал человек. Одежда жертвы, вперемешку с разбитым доспехом представляла собой кровавую кашу.

— Кто ж тебя так? — С шумом выпустив воздух, протянул Карп.

Услышав речь, раненый застонал. Мельник хотел опрометью броситься прочь, но пересилил себя и подполз ближе. «Никак, витязя оприходовали», — пронеслось в лысой голове. Было очевидно, что жить богатырю минуту — другую. Видать, уже долго валяется, раз успел лесное зверье покормить. Следовательно, нападавший ушел, и опасность миновала. Мельник воровато огляделся. Будет, чем поживиться. Он зажмурился и трусливо потянулся к залитой кровью поясной сумке. Глаза боятся, а руки делают. Трясущимися пальцами, Карп развязал непослушный шнурок и достал из сумы кусок ветоши. Разворачивая, он ожидал натолкнуться на кусок золота, но ошибся. Аккуратно, чтобы не раздавить, мельник извлек на свет прозрачный пузырек и обомлел.

— Сколько ж такая красотища стоит? — Задыхаясь от восторга, произнес он.

Мельник сел и принялся рассматривать диковинную вещь, забыв про сбежавшую корову.

— Вот так чудеса!

Похоже, подарок князю нес богатырь, когда его в лесу подстерегли. Карп погладил склянку, лихорадочно размышляя над тем, как лучше поступить с необычной находкой. Людям показывать нельзя, обязательно отнимут, еще и засекут до смерти. Выход один — переждать, пока все успокоится. Схоронить, а позже продать в городе. Вещь редкая, денег больших стоит. Столько отвалят, сто буренок можно будет купить. Мельник начал перебирать в уме всю многочисленную родню. Кто бы мог помочь в этом деле?

— Никодим — мужик толковый, — едва не заплясал от радости Карп. — Глядишь, он что-нибудь посоветует. Ради такого и рискнуть не жалко.

Вдалеке послышался треск сломавшейся после неаккуратного шага ветки. Мельник вскочил на ноги и попятился к деревьям.

* * *

Безымян собирался в поход на степь основательно и не спеша. Пошел к старикам, помянул прах бабки, посоветовался с богами. Желающих следить за брошенным жильем не нашлось. Чтобы не оставлять избу на откуп нечисти, по старому русскому обычаю, полянин заколотил окна и дверь крест накрест. Выйдя на улицу, он полюбовался на свою работу, присел на дорожку, поставил на место покосившийся плетень и двинул. Дороги в степь Безымян не знал, поэтому пошел к горизонту, повернувшись спиной к лесу. За ним увязались собаки, но и те отстали, когда он миновал выселки. «Авось, встречу кого-нибудь. Они и направят, — решил полянин. — Не вечно же одному скитаться?». С расспросами к Безымяну так никто и не пристал. Останавливать его тоже не пытались. Раз решился человек, чего в душу лезть? Шагать Безымян старался быстрее, чтобы не замерзнуть или не поддаться на уговоры здравого смысла. Здесь он хаживал не раз, знал каждый кустик и веточку. Время от времени, чтобы развлечься, Безымян начинал пинать прелую листву, но и это занятие быстро надоедало. Уже через час Безымян передумал все мысли, и они кончились. В голове осталась одна пустота, в которой, словно мелкие рыбешки, плавали обрывки ничего не значащих фраз. Да еще почему-то сильно щемило под сердцем.

К полудню на холме у самого горизонта показалась фигура мужика. Окрикивать его Безымян не стал, а нагонял молча, методично сокращая расстояние. За это время успел разглядеть, что путник одет в овечью безрукавку и лапти. Видно, свойский мужик. Может, сосед? Красться Безымян не умел. Привык ходить прямиком, не разбирая дороги. Сюрприз не удался. Заслышав его шаги, мужик в телогрейке испуганно отпрянул в сторону и потянулся рукой за подклад.

— Привет рычанским! — Добродушно крикнул Безымян.

— Привет полюйским. — С опаской тихо ответил путник.

Мужичок был плюгавый, с редкой рыжей бородкой и залысиной на пол головы. Ростом путник тоже не удался. Задрав голову, рычанский смерил Безымяна подозрительным взглядом и, признав окончательно, протянул руку.

— Я тебя видел. — Радостно сказал мужичок, не отпуская ладонь Безымяна. — На ярмарке, в торговый день.

— Точно, ты с мукой стоял, а я своим помогал. — Отозвался Безымян.

— Карп. — Назвался мужичок.

— Безымян.

— Может, по пути? Куда бредешь?

— В степь, печенегов бить. — Простодушно ответил полянин. В этот момент Карп, точно, решил, что Безымян дурачок, но вида не подал, а только произнес:

— Сам я к куму. Пошли лучше в Маковку, это по пути.

— А степь от Маковки далеко?

— Рукой подать.

На том и порешили. Сначала вместе до Маковки, а потом каждый сам по себе. За разговором прошли птичий ручей и черное капище. Черное оно было не в смысле злое, а просто от времени. Ухаживал за ним старый Лютобор. То ли волхв, то ли отшельник. Впрочем, старика они не увидели. Не захворал ли? Безымян предложил поднести дары. Хоть заброшенное место, но боги то свои, русские. С недовольной миной Карп согласился. Безымян — добрая душа половину припасов разложил. Пусть немного у него их было, зато никого не забыл. Спутник его удостоил подарком Велеса и деревянную бабу Мокошь, справедливо считая, что всех ублажать — добро переводить. Еще и Безымяна упрекнул. Зачем всех привечаешь? Вот, ежели, ты купец, — доказывал Безымяну Карп, — то Симарглу или Велесу дары клади, ратник — Перуну, староста — Сварогу, если щедрый, то Роду пусть перепадет. А кто ты такой, чем кормишься?

— Да не решил я еще. — Отмахнулся Безымян. — А разложил всем поровну, чтоб никому обидно не было.

Зря дал подсмотреть сварливому мужику Безымян, кому дары поднес. Шел и жалел об этом. Карп все не унимался:

— Вот ежели так кому попадя направо и налево еду раздавать, так и самому недолго по миру пойти. Вот ты говоришь печенегов бить идешь. Благое дело, не спорю. Только не похож ты на богатыря, чтобы степняков бить. У тех конь, меч, доспех, а ты гол, как сокол. Не в обиду сказано. Не идут от хорошей жизни люди сами на печенега. Забот у них много. Вот уйду я. А кто скотине траву нарвет? Кто хлеб вырастит? Пахать, кто будет?

Безымян кивал. Потом ему это надоело.

— Сам — то, что с места сорвался?

Карп вздрогнул и замолчал, даже лицо пожелтело.

— К куму иду. — Тяжело выдохнул он. — Говорил же.

— Забыл. — Поправился Безымян. — точно говорил.

— Баба у него на сносях. Гостинец им несу. — Начал оправдываться Карп. — Не подумал, один пошел. Опасно сейчас на дорогах стало. Вдруг, думаю, отнимут гостинец. Тут ты к стати подвернулся. Тебе хорошо. Ты здоровый. А на меня кто — хочешь, нападет. Как завидел тебя, думал тать. Потом узнал. Да и какой тать средь бела дня бродить будет. Вот если ночью, то пожалуйста.

Безымян пошел чуть поодаль и принялся с интересом разглядывать пейзаж. Дальше черного капища в эту сторону он не ходил. Вокруг него простиралась русская, но вместе с тем чужая земля. Ему казалось, что здесь все по-другому. Даже птицы поют иначе. Нехорошие мысли начали лезть к нему в голову. Не под силу ему орду одолеть. И оружия приличного у него нет. Даже топора. Только посох — дубина, да и та людям на посмешище.

— Пришли. — Потянул Безымяна за рукав Карп. — Здесь ключ недалеко. Переночуем.

Безымян хотел отказаться, но передумал. Идти, не различая землю под ногами, опасно, да и сил нужно набрать. Путь предстоял долгий.

Быстро собрали хворост. Странный мужик был Карп. С мешком дорожным ни на секунду не расставался. Кряхтел, когда сушняк собирал, под его тяжестью, но облегчиться, как Безымян не захотел. Мало ли чудаков на свете?

Когда занялся огонь, быстро перекусили. Каждый со своего запаса. Суму свою Карп не раскрывал, а выуживал из нее харчи на ощупь, чем немало повеселил Безымяна.

— Ценный гостинец куме несешь? — Укладывая под голову котомку, спросил полянин.

— Безделицу. — Отмахнулся Карп. — Так я не расслышал: хозяйство у тебя большое?

— Нет у меня хозяйства.

— Почему?

Что на это ответить? Стало быть, судьба такая. Другое сейчас заботило Безымяна. «Прав Карп. Не богатырь он без меча. Вот если бы ему меч достать, то и за Русь — матушку не стыдно постоять будет».

Безымян лежал на спине, вслушиваясь в звуки ночного леса. Ведь каждая тварь по-своему от природы разумом наделена. Всем в жизни место уготовано. Это как звенья большой цепи. Даже муравей, на что мал, и тот свое существование отрабатывает. Суетится, тропинки чистит. Просто у зверья все устроено. Думать особенно не нужно. Живи, как придется. Окружающим только польза от этого. Отчего человеку так нельзя?

Мысли стали медленными и тягучими, словно осенняя летучая паутинка. Во сне у Безымяна наступали минуты откровения. По ту сторону бытия вопросы уже не казались такими неразрешимыми. Одна беда — поутру ничего не возможно было припомнить. Вот и сейчас, понял полянин, почему хозяйство у него так и не заладилось. Не было в избе домового. Видать, ведьма Анисья своего извела, а когда преставилась, новый к Безымяну не пришел. Парень пробовал его искать, даже уговорил мужиков сходить на пепелище старой деревни.

Печальное зрелище открылось тогда глазам Безымяна. На месте рухнувших домов высился курган, поросший бурьяном, да деревянный бог — Сварог, высеченный кем-то из бревна. Некоторое время идол и человек молча взирали на мертвую, политую кровью русичей землю. Мужики кликали Безымяна с собой, но, не дозвавшись, ушли обратно одни. Может, и сидел бы так Безымян рядом с кумиром целую вечность, но наступила ночь и, чтобы не замерзнуть, парень принялся за поиски. Ему хотелось расспросить зверька про родной дом, отца с матерью и себя малого, но домового Безымян не нашел. Видно, печенеги зарубили его вместе с остальными, а может, увели в полон. Хотя, если подумать, зачем степнякам домовые? У них, ведь, и домов-то, как говорят, нет. Только повозки и палатки из шкур разного зверья.

«Когда за отца с матерью мстить стану, — решил Безымян, — нужно про домового не забыть. Ладно, человек, но что зверушка плохого сделала? От нее вреда совершенно никакого, одна польза. Придет время, поквитаюсь за всех».

* * *

Иголочка вела певцов через лес уже вторые сутки. Леший заманивал старцев, искушая обманными тропами, ведущими в топь, но те шли по прямой. Приходилось продираться через буреломы и засеки. Силы были на исходе, когда к рассвету третьего дня странники вышли к ручью. Ратибор наклонился, чтобы черпнуть студеной водицы и утолить жажду. Он прикрыл глаза и сделал глоток. Вместо ожидаемой прохлады рот обожгло огнем. Старик отпрянул от ручья и выплюнул горькую, прогнившую жижу.

— Не пей, Чудин. — Предупредил спутника Ратибор. — Источник отравлен. Дерхон был здесь.

Старик вошел в ручей и, прощупывая дно, двинулся на противоположный берег, где гулко шумел почерневшими пустыми кронами мертвый лес.

— Осторожней. — Предупредил Ратибор. — Здесь все пахнет зверем. Он прячется где-то рядом.

Чудин кивнул, вынул из скрытых под одеждой ножен стилет. Певцы медленно раздвинули кусты и выбрались на прогалину.

— Опоздали, — почернев от горя, произнес Ратибор. Его взгляд упал на остатки руки, которые шлифовал огромным клювом старый ворон. То, что не заинтересовало крупных падальщиков, объедали ленивые от холода черные жуки. Потревоженная людьми, птица недовольно каркнула и взмыла в воздух, оглядывая с высоты полета место недавней трапезы. Певцы молча рассматривали поляну, воссоздавая разыгравшуюся трагедию по кусочкам. Ратибор наклонился и подобрал оплавленное лезвие кладенца.

— Узнаешь?

— Что теперь будем делать? — Спросил Чудин.

— Искать. Вода еще не попала в лапы Ящера, иначе мы бы с тобой здесь не стояли. — Ратибор бросил бесполезную иголку и втоптал ее в землю.

— Как искать? Все ниточки потеряны.

— Белый волхв рассказывал, что Дерхон будет идти за стоячей водой до конца. В этом состоит смысл его существования. Цепной пес чует запах, и будет неустанно гнаться за владельцем. Мы пойдем по его следам. Дерхон проклят, за ним не остается ничего живого. Отравленные источники, гнилая пища, мертвая земля — выведут нас на темную тварь. Нужно не подпустить его к стоячей воде, чего бы это нам ни стоило.

* * *

Безымян проснулся от треска. Какой-то зверь ломился через пролесок. Рука инстинктивно потянулась за дубиной, но черпнула лишь горсть прошлогодней листвы. Безымян вскочил на ноги и затравленно огляделся. На поляну медленно и зловеще выехали четыре всадника. Бежать Безымяну было некуда, а то бы побежал. Не от страха. От растерянности. Его грамотно отсекли от деревьев, и теперь съезжались, взяв в кольцо. Незнакомцы никуда не спешили. Они рассматривали Безымяна молча, с чувством превосходства, словно играли с ним. Увидел в их лицах Безымян нечто такое, от чего стало не по себе. Убьют. «Не медведь, и то хорошо», — подбодрил себя полянин. Карпа рядом не было. Сбежал упырь со своими вещами, да еще дубину Безымянову прихватил.

Костер уже остыл. Заново придется разводить, чтобы просушиться и позавтракать. Не догадался с вечера угли листьями загрести. А потом понял Безымян, что в лицо смерти смотреть нужно, и поднял голову. Какое дело было витязям, что стояли перед Безымяном до простого мужика? Разве что, прихоть какая? То, что всадники не простые смертные, стало ясно сразу. Все, как на подбор. Кони черные, злые, с налитыми кровью глазами. Все в пене. От разогретых тел пар валит, и пот конский в нос шибает. Знать, не спали всю ночь, по дорогам рыскали. Кольчуг на всадниках не было, только дорожные костюмы из странной с зеленоватым отливом шкуры неведомого зверя. Мог поклясться Безымян, что одежка эта покрепче любой брони будет. Сапоги черные, обычные, такие часто увидишь. У всех мечи. На рукоятках письмена странные. Жаль, разобрать времени нет. Лица смуглые, не славянские. У одного лиловый шрам от брови до подбородка. Но только у одного. Сразу видно, опытные бойцы. Целы потому, что привыкли на чужих лицах шрамы ставить.

— Мы что, разбойника изловили? — Спросил тот, что стоял слева от Безымяна.

— Какой же он тать без оружия? — Отозвался сзади всадник.

Они рассуждали, будто Безымяна и не существовало вовсе.

— Может, у него спросим?

— Эй ты, горемыка. Почему в лесу ночуешь?

Растерянность прошла. Ей на место пришла злость. Чтобы ни произошло, он решил оставаться человеком. До конца.

— Пилигрим я, странник. В степь иду. — Спокойно произнес Безымян.

Его оглушил дружный хохот.

— Не похож ты на пилигрима. Больше — на кузнеца.

— Работал я у кузнеца. — Поддержал Безымян. — Выгнал он меня.

— Работал плохо?

— Хорошо работал.

— Почему прогнал?

— Показалось кузнецу, что я на жену его виды имею. Решил жизни поучить.

— Поучил?

— Да как сказать? Он меня три раза ударил, я его один.

— Не повезло тебе.

— Это ему не повезло. Я сразу поднялся, а он без чувств остался лежать. Полгода недвижимый был, до Ивана Купалы. Пока папоротник не расцвел. Бабка — ведунья его тем цветом обмахнула, он и поднялся.

— Добрая бабка.

— Да она только три дня в году добрая, остальное время скотину портит, да людей морочит.

— Значит, ему повезло.

— Почему повезло? На правую ногу по сей день припадает.

Безымян нарывался. Откровенно, прямо, потому что не мог по-другому. Иначе перестал бы уважать себя.

Всадники тоже поняли это. Самый старший. Тот, что выехал Безымяну в лоб, коротко бросил:

— Проверь сумку.

Прежде, чем Безымян успел вмешаться, незнакомец наклонился в седле и ловко подхватил его пожитки. Перехватив суму поудобней, он вытряхнул ее содержимое на землю. Вместе с продуктами посыпалось бабкино добро. Красная и синяя ленты, деревянная фигурка волка, золотая игла, холстяная кукла, парные камушки, да мешочки с травами.

Безымян хотел броситься на обидчика и разорвать его, но смерил себя. Кто он такой, чтобы на благородных витязей кидаться? У него даже меча нет. Он с завистью посмотрел на оружие всадников. Его взгляд перехватил тот, что впереди, на гнедом.

— Пользовать умеешь? — Кивнул всадник в черном и зеленом.

Хотел Безымян из духа противоречия отречься и сказать, что ведьму порешил, да вещички прибрал, но вспомнил Бабку Анисью. Не чужая же. И, понурив голову, произнес:

— Умею.

Всадник раздвинул тонкие, обветренные губы, в ухмылке.

— Кончать его? — Спросил старшего голос из-за спины полянина.

Тот, продолжая улыбаться, отрицательно покачал головой.

— Пусть живет.

Он наклонился в седле и прошептал Безымяну:

— Еще свидимся.

Махнув рукой, витязь выпрямился, увлекая за собой спутников. Безымян любил разное зверье. И сейчас не удержался от искушения и попытался потрепать за морду одного из коней, до того они были хороши. Но в последний момент лошадь раскрыла пасть, оскалив волчьи клыки. От неожиданности Безымян оступился и упал на спину. Всадников это только позабавило. С гиканьем и улюлюканьем они унеслись, потревожив еще не проснувшихся лесных жителей. Безымян остался в одиночестве.

— Свидимся. — С досадой прошептал полянин и плюнул вслед слугам Ящера.

Всадники тем временем были уже далеко. Земля мерно гудела, содрогаясь под копытами чудо — коней. Четыре витязя сидели в черных седлах прямо, с достоинством, словно встречный ветер был им не помеха.

— Почему ты не тронул его, Страх? — Поравнявшись с предводителем, спросил всадник со шрамом.

— Он еще не решил, какую сторону примет. В грядущей сече нам нужны сильные бойцы, Голод.

— А если ты ошибся? Вдруг он не примкнет к тени?

— Тогда я ничего не понимаю в людях. В любом случае, воды у него нет.

— А значит он нам не соперник, — Добавил Ужас. — И никогда им не станет. Этот человек слаб духом. Он не герой.

— Точно. Героев ты убиваешь сразу.

* * *

Безымян поднялся и начал собирать рассыпанные по листве пожитки. Не признал он в незнакомцах нелюдь. Тогда б и разговор по-другому получился. Слышал Безымян, что не щадят такие никого. Почему же не тронули? Искали, видать, чего, да не нашли. Не зря вещи перерыли. А если вернутся? Без оружия не отбиться. Дубину жалко. Придется новую ломать. Лучше убраться с проклятого места по добру — по здорову. Безымян нащупал под домотканой рубахой бабкин оберег. Не подвел. Присматриваясь к деревьям и выбирая сук по руке, Безымян услышал позади себя треск. Кто-то со стонами и кряхтением взбирался по крутому склону со стороны родника. Хоть и был Безымян не из пугливых, а сердце дрогнуло. Никогда беда не приходит одна. Скинул полянин волчью тужурку, чтоб удобней бороться было, расставил руки и двинулся навстречу опасности. Грудь на грудь. Вначале из орешника показался Безымянов посох, а следом, отряхиваясь от сучков и травы, вылез Карп.

— Ловко ты с ними. — С одышкой произнес рычанский. — Все слышал. Напугал ты их, брат.

— А я уж решил, что ты совсем убег. — С укором произнес Безымян. — Чего меня не разбудил?

— Ты не думай. Не струсил я. — Начал оправдываться Карп. — Как услышал, едут. Дай, думаю, укроюсь, чтоб потом из засады напасть. А ты молодец, сам справился. Не проговорился, что двое нас.

Безымян махнул рукой и подобрал посох. Закинув суму на спину, он двинулся к дороге. Карп затрусил следом.

— Чего молчишь? — Донимал он Безымяна. — Обиделся? Я ж как лучше хотел. Да ты не серчай. Случись что, отбились бы.

— Ты воды в дорогу набрал? — Оборвал его Безымян.

— Набрал. — Радостно кивнул Карп. — Хлопая ладонью по котомке. До Сретенки хватит, а там, в колодце пополним.

— Шагай, давай. — Угрюмо произнес полянин. — И не болтай. Подумать нужно.

Небо было хмурым и суровым. Над головами путников медленно и величаво плыли свинцовые облака. Так же тяжелы были Безымяновы думы. К полудню потеплело. Дорога под ногами превратилась в хлябь. Даже птахи почувствовали эту перемену и защебетали на разные голоса. Безымян не мог долго держать обиду и оттаял. Даже развеселился. Карп долго наблюдал за Безымяном со стороны и, наконец, не выдержал:

— Что за люди у родника были? Может, искали чего?

— Искали. Чего не ведаю. Сдается мне, не люди то были, а Ящеровы отродья.

Услышав это, Карп побелел и ускорил шаг. Почти побежал. Безымян едва успевал за ним.

— Спешишь куда, сосед? — С насмешкой спросил он.

— Знобит что-то. Может, согреюсь. — Ответил Карп, не оборачиваясь.

— Да не трусь, в другую сторону нечисть поехала. — Успокоил его Безымян.

— Точно? — Переспросил рычанский.

— Сам видел.

После этого Карп перестал колотиться и вперед больше не убегал. Безымян хотел позадирать его немного, но не стал. Что человека травить попусту? Отдохнуть решили в Сретенке. Но без приключений не добрались.

Не дойдя до пролеска, за которым дорога резко забирала на запад, путники услышали крики.

— Пойдем посмотрим? — Предложил Безымян.

— Зачем лезть не в свое дело? — Попробовал остановить его Карп, но полянин уже начал продираться через кусты. Чертыхаясь, рычанский поспешил следом.

Среди деревьев стала видна прогалина. На ней суетились люди. Безымян раздвинул ветки и, не таясь, вышел на общее обозрение. Всего на поляне находилось девять человек. Шесть стояли на земле, трое висели в воздухе. Приглядевшись, Безымян понял, что чудесами здесь и не пахнет. Через раскидистую ветвь дуба — исполина были переброшены три петли, в которых покоились висельники. Двое уже отмучались. Третий хрипел, задыхаясь и продолжая попытки вылезти. Он извивался, как привязанная за хвост змея, корча в предсмертных судорогах багровое от прилившей крови лицо. Наконец, он рванулся в последний раз и затих, мелко подрагивая. Кровавая пена потекла по подбородку висельника и начала капать на примятую листву. Истошный детский крик вывел Безымяна из оцепенения. Дюжие гридни вязали мальца, заломив за спину исцарапанные ручонки. Двое других прилаживали на дереве пеньковую веревку. За всеми приготовлениями со стороны молча наблюдал десятский, поглаживая покоящуюся на перевязи руку.

— Вы чего, пацана вешать будете? — Изумленно спросил Безымян.

— Будем. — Раздраженно ответил гриднь. — Тебе — то, что за дело? Иди своей дорогой.

Десятский кивнул дружинникам, и те потащили парнишку лицом по земле.

— Да вы что, ополоумели? Он же еще ребенок! — Закричал Безымян.

— Он разбойник. Промышлял наравне с остальными. — Гриднь показал на висельников. — По княжескому указу должен быть умерщвлен.

— Он же никого не убил. — Попытался вразумить солдат Безымян.

— Сейчас не убил, потом убьет.

— А ну-ка пусти мальца. — Приказал Безымян. — Не гоже детей ни за что ни про что вешать.

— Везет нам сегодня. Еще один заступник объявился. Хватай его. — Приказал десятский. Дружинники оставили трепыхающегося пленника и, вынимая на ходу булат, двинулись к Безымяну. Полянин положил суму и перехватил дубину поудобней.

— Зашибу. — Предупредил он. Гридни не придали словам значения. Они наступали с серьезными, сосредоточенными лицами.

— Бросай палку. — С северным выговором обратился к Безымяну дружинник.

— Да вы, ребят, не русские. — Догадался полянин. — Ну, держитесь.

Отца у него не было. Потому бить первым Безымяна не научили. Полянин подпустил варягов поближе и дал напасть. Он понимал, что не должен подставлять посох под прямой удар, а дальше как Род на душу положит. Первый варяг прыгнул на Безымяна и рубанул сверху. Безымян отвел лезвие в сторону и столкнулся с гриднем лбами. В лицо пахнуло перегаром. Полянин ударил солдата лбом в переносицу. Не мешкая, он крутанул дубину и с размаху сшиб второго противника. Не ожидая от деревенщины такой прыти, варяги бросились врассыпную. Полянин хотел устремиться вдогон, но те с размаху вломились в чащу. Пришлось отпустить. Не побежал только десятский. Он прижался спиной к дереву и достал здоровой рукой клевец. Сам понял, наверное, что не выдюжит, но за оружие держался крепко.

— Не трону. — Успокоил десятского Безымян. — Если не полезешь.

Гриднь опустил клевец.

— Я тебя найду. — Пообещал он селянину. — Из-под земли достану.

— Пожалуйста. — Развязывая парнишку, бросил ему Безымян. — Запретить не могу.

Десятский застонал и осел по стволу, перехватив раненую руку.

— Я того, — начал Безымян, — мальца с собой заберу.

— Забирай. — Сквозь зубы выдавил ратник. — Видать, твоя сегодня взяла.

— Сильно болит? — Спросил полянин. Десятский не ответил. Только застонал.

— Держи. — Обратился к раненому Безымян, вынимая целебный корень. — Потрешь, и на рану.

Холстяной мешочек полетел под ноги гридню.

— Ты зачем этому псу траву отдаешь? — Размазывая слезы, спросил мальчик.

Безымян отвесил легкий подзатыльник, от которого парнишка клюнул носом.

— Не ругайся. — Наставительно сказал он. — Это нехорошо.

— Бывай. — Кивнул полянин и подтолкнул мальца вперед. — Пора нам.

Десятский проводил их полным ненависти взглядом, но мешочек подобрал.

— Чего ж мне с тобой теперь делать? — Спросил Безымян паренька, когда они выбрались на дорогу. Мальчик смотрел на спасителя светлыми, голубыми, как небо глазами и молчал. Слезы уже высохли. Утираясь, малец перемазал все лицо. Почувствовав, что испачкался, он послюнявил рукав и размазал грязь еще сильнее.

— Дай сам вытру. — Предложил полянин и, не дожидаясь согласия, сгреб ребенка в охапку. Высвободившись, мальчик расправил белые волосы и жалобно попросил:

— Дядь, можно я с тобой пойду?

Безымян опешил.

— А ты знаешь, куда я иду?

— Какая разница. Все равно мне податься некуда. Пропаду. Вся семья моя — Кот, Ждан да Пров были. — Малец всхлипнул. — Теперь один остался. Повязали их поутру. Повесили.

— Так ты что, разбойничал?

— А что делать? С голоду помирать?

— Ладно. Разберемся. — Покровительственным тоном произнес Безымян. — Как зовут-то тебя, соломенная голова?

— Арпашка.

— Слушай, Арпашка. — Строго сказал полянин. — Пока со мной пойдешь. До Сретенки. Дальше видно будет. Если получится, к хорошим людям тебя пристрою. Пусть они из тебя человека сделают. Ремеслу научат. Правило одно — вздумаешь воровать, сам зашибу. Понял?

— Понял. — Обиженно произнес мальчик.

— Смотри. И так беду на себя накликал. Как теперь по весям идти? Искать будут.

— Не будут. — Лукаво улыбаясь, сказал Арпашка.

— Это почему?

— Ты, хоть и взрослый, а ничего в жизни не понимаешь. Какой же ратник признается, что мужика не одолел. Тем более, впятером. Если и проговорятся спьяну, наверняка, приплетут о том, что против тридцати бились. Так что в голову не бери.

— Больно ты умный. — Пристыжено сказал Безымян. — Идти нужно. Застоялись.

Он огляделся по сторонам и, не увидев рычанского, позвал:

— Карп!

— Тише, — зашипел, выбираясь из кустов, сосед. — И по имени не называй. Услышат, искать начнут.

— Не начнут. — Победно вскинув голову, повторил Безымян. Немного подумав, он сообщил:

— Без привалов пойдем. До Сретенки засветло успеть нужно.

Расспросив Арпашку, Безымян узнал, что тому тринадцать лет отроду. Все время жил с лихим людом, в роще под Сретенкой. Если не врет, дохаживал даже до Киева. Парень Арпашка оказался смышленый. Иногда говорил такое, что и взрослым было в диковинку. Может, от большого ума он к ворам и прибился. Правда, мальчишка клятвенно обещал, что больше чужого не возьмет. Безымян поверил. Карп — нет.

— Зря с собой тащишь. — Косясь на Арпашку, донимал Безымяна Карп. — Нам с законом ссориться не резон. А коли взял, тут уж извини, сосед. Сам кормить будешь. Чтобы все по честному было.

— Прокормлю. — Отвечал Безымян. — Да и не надолго он с нами. В степь же его не потащу. Пристрою где-нибудь. Учиться будет. Хорошим мастером станет.

Говорил и думал: «Раз уж из меня ничего путевого не вышло, так из мальчишки пусть получится».

В Сретенку попали на закате. По пути дважды встречали конные разъезды. Видя, что крестьяне путешествуют с ребенком, дружинники не трогали ходоков. Одеты ратники были так, словно на войну собрались. И хотя, внешне все шло своим чередом, чувствовалось — быть беде. Тревога пахла прелой листвой и обжигала ноздри прохладным осенним воздухом. На душе у Безымяна было неспокойно. Поэтому шел он быстрее, чем обычно. Отмалчивался, чтобы невзначай не наорать на спутников. В его голове вырисовывались образы, которые никак не могли собраться в единую картину. Гридни, обшаривающие города и веси, повешенные разбойники, нелюдь на загнанных обманных лошадях, Карп, Арпашка. Какое место в этом круговороте отведено ему? Это еще предстояло выяснить.

Деревня встретила прибывших нездоровым возбуждением. На улицу высыпали люди, обсуждая что-то, одним им ведомое.

— Пожар? — Спросил Безымян у парубка, что стоял у забора и с интересом глазел по сторонам.

— Нет. — Лениво ответил тот.

— А что стряслось?

— Душегубы у Колченогой бабки внучка своровали и на болото топить повели. — С охотой поделился мальчишка.

Для местных это давно перестало быть новостью. История уже раз двадцать была рассказана и пересказана. Люди начали терять к ней интерес, но тут под руку подвернулись новые слушатели. Пришлых в один миг обступили и наперебой принялись рассказывать, что произошло. Выходило следующее. Колченогую бабку, по прозвищу Белка, здесь не любили. Было за что. За всю свою жизнь ничего хорошего людям сделать она так и не сподобилась. А вот кровушки попортила вдоволь. То девку — красавицу сглазит, то мор на скотину пустит. Одним словом, ведьма. Люди терпели. Догадывались, что Белка вредит, только доказать нечем было. До сегодняшнего дня никто с ней связываться не смел. Нашлись двое. Охляба и Шелест. Лихие люди. Подпили на постоялом дворе, и пошли с ведьмой квитаться. Той дома нет. Так они внучка ее родного прихватили и повели на расправу. Жалко мальца, да голову подставлять за вредную старуху не досуг.

— Вы что, даже вдогон никого не послали? — Подивился Безымян.

— С такой, как Колченогая, одно правило: не делай добра — не получишь зла. — Ответил полянину хор голосов.

— Понятно. — С досадой произнес Безымян и, растолкав зевак, пошел на другой конец деревни. Арпашка и Карп затрусили следом. Долго ведьмин дом искать не пришлось. Безымян даже рот раскрыл. Рядом с лесом жил, а чтоб совы стаями летали, не видел. Полуночные птицы вились вокруг трубы, оглашая округу жалобными криками.

— Пришла беда, открывай ворота. — Вместо приветствия крикнул полянин, для пущей верности ухватив рукой оберег. Бабка вывалилась из сеней. Дряхлая и почерневшая от горя.

— Куда ребенка повели? — Быстро спросил Безымян. Ведьма молча вытянула крючковатый палец в сторону поросших деревьями холмов.

— Не бойся, верну. — Пообещал Безымян. — А то я смотрю, тут у вас мужики повывелись.

Он сбросил с плеч котомку и побежал на выручку. Взобравшись на бугор, полянин повернулся и, сложив ладони лодочкой, закричал:

— Смотри, пацана не тронь! Сожрешь — кишки выпущу!

Местность была незнакомая. Трудно придется. Безымяна это не смутило. Разумел он в деле охотничьем. Тут еще и оттепель приключилась кстати. Земля размягчилась и впечатала в себя следы похитителей. Вот они, родимые. Не скрываясь, полянин бросился, что есть мочи. Должен успеть. На топи следы обрывались. Сожрала их вода. Нужно было думать быстрее. Через минуту — другую совсем стемнеет. Тогда к своим не выйдешь, а о парнишке и думать нечего. Вот она ниточка. Тащили мальчика злодеи. Камыши примяли. Осторожней идти нужно, по кочкам, а то недолго и самому на свидание к болотному царю попасть. Безымян продвигался вглубь болота. Вода доходила до щиколоток. Пахло затхлостью. Веселое местечко Охляба с Шелестом для расправы выбрали. Ночь грянула внезапно. Стало темно, хоть глаз вынь. «Опоздал», — ругая себя, произнес Безымян и опустился на сухой бугорок. Не помогла бабка родственнику. Даром, что ведьма. Отдышавшись, он хотел подниматься, да так и замер. Полусидя, полустоя. За камышом послышались голоса. Сначала Безымян решил, что воздухом болотным надышался, оттого и причудилось. Нет, не морок его взял. Недалеко находились люди. Безымян взял посох за изогнутый конец и осторожно двинулся вперед, прощупывая деревяшкой дно. Грязь под ногами глухо чавкала. Обычно, в такую ночь от болотных тварей отбоя нет. Кричат, стонут на разные голоса. А сегодня, как обрезали. Тишина мертвая. Не успел Безымян подумать об этом, как раздался истошный детский вопль. У Безымяна аж сердце зашлось. Не думая больше о себе, полянин рванулся через камыши. Провалился. Упал лицом в гнилую воду. Вскочил на ноги и побежал дальше. За болотной травой находилась прогалина. Не рассчитав, полянин вылетел на нее и растянулся, выронив посох. Подняв голову, он понял, что опоздал. Трясина с глухим всплеском засосала торчавшую из воды руку. По поверхности, лопаясь, пошли пузыри, после чего все стихло. Болото в один миг проглотило жертву. Округу огласил пьяный смех. На краю тверди, спиной к Безымяну, сидели двое. Тот, что слева, не вставая, приложился к бутыли и протянул ее товарищу. Безымян двинулся на них. В висках стучала кровь. Он бы не удивился, если бы это оказались нелюди, но перед ним сидели обычные бродяги.

— Ты смотри, Шелест. — Глумливо произнес один из них. — У нас гости.

— Вижу. — Отозвался второй. — За сынком ведьминым явился? Так нет его в живых. Утоп…

Больше ничего сказать Шелест не успел. Безымян схватил его за горло и ударил кулаком в раскрасневшееся от браги лицо. Удар был настолько силен, что разбойник перелетел через голову и скатился в трясину, подняв столб брызг.

— Ты чего? — Отскочив, закричал Охляба. — Ты знаешь кто мы такие?

— Трупы. — Резко выдохнул Безымян. Охляба выдернул из сапога нож.

— Не подходи. — Предупредил он и стал пятиться. Но когда понял, что бежать некуда, решил драться. Хмель разом вышел у него из головы. Охляба принялся медленно водить лезвием перед собой, усыпляя внимание противника. Потом он резко бросился вперед, целя острием в живот Безымяна. Полянин сделал шаг в сторону и, поймав разбойника за кисть, крутанул руку, насадив его на собственный нож. Не останавливаясь, Безымян ударил его ногой в подбородок и повалил в воду. Охляба попытался подняться, но полянин настиг его раньше и, схватив за горло, окунул в трясину. Он не отпускал разбойника, пока не перестали идти пузыри. Расслабив захват, Безымян предоставить болоту выпустившее дух тело. Покачиваясь, полянин выбрался на твердь. Это был первый человек, которого он насмерть.

— Помоги. — Послышался хрип пришедшего в чувство Шелеста. Трясина добралась ему до подбородка и продолжала неотвратимо ползти дальше.

— Болотник поможет. — С презрением ответил Безымян, подбирая дубину. Не досмотрев расправу до конца, он повернулся и пошел обратно. Нужно было спешить. Как бы ведьма про кончину внука не прознала. А то изведет Арпашку с Карпом в отместку. Одна беда. Дороги совсем не видно. Безымян остановился, осматриваясь по сторонам. В это время жирный светляк угодил ему в лоб. Безымян так опешил, что не успел сгрести наглую букашку. Не давая себя ухватить, жук отлетел в сторону и начал нарезать петли напротив Безымяна. Полянин хотел наказать болотное создание, но тот снова не дался. Человек погнал светляка и так увлекся, что не заметил, как выбрался на холм. Внизу, в черноте безлунной ночи светились огнями избы. Сделав свое дело, светляк еще немного покружил над полянином и убрался восвоясье. «Как он меня, — подумал Безымян, — по сухому вывел». И пока жук не скрылся из вида, помахал ему вслед и крикнул:

— Спасибо!

В ответ светляк что-то прожужжал и исчез среди деревьев.

— Чудеса. — Только и выговорил полянин. Внезапно помрачнев, он добавил. — Как с бабкой теперь объясниться?

Не теряя времени, он побежал вниз по склону. Его не встретили. «Точно, извела», — пробормотал Безымян и без стука ввалился в избу. Все трое были живы. Полянин прошел к скамье, оставляя за собой лужи гнилой воды. Он раскрыл рот, подбирая нужные слова.

— Сама все знаю. — Не дала начать ведьма. — Следила за тобой. И светляка я подослала, чтоб тот тебя к людям вывел. Честь тебе за то, что от чистого сердца пошел. Не за награду. Но коль не справился, благодарности не жди. Если бы внучка целым привел, я б тебя бессмертным сделала. А так, даже не знаю. — Бабка задумалась, поглаживая морщинистый подбородок.

— Ничего мне от тебя не нужно. — Честно сказал Безымян.

— А вот это уже мне решать. — Со злостью сказала ведьма. Арпашка вздрогнул и ухватил Безымяна за руку.

— Быть по сему. — Решила вдруг она. — Отныне станешь ты видеть в минуту беды или опасности черную радугу. И так до конца дней твоих.

Хотел Безымян отказаться, но прежде, чем успел рот открыть, ведьма плеснула ему в глаза зельем. На мгновение полянин ослеп, а когда переморгал, увидел, что ничего не изменилась. Подвела бабку ее наука.

— Ты так больше не шути. — По-хорошему предупредил Безымян. — Не то я осерчать могу.

Бабка на этом успокоилась. Даже впала в благостное расположение духа. Предложила переночевать. Карп отказался. Безымян же решил остаться.

— Только мне за ночлег расплачиваться нечем. — Признался он.

— Дашь погадать, вот и расплата. — Проворчала бабка. На том и порешили. С Карпом договорились встретиться на заре. Рычанский посмотрел на Безымяна с Арпашкой так, словно навсегда расставались.

— Не трусь. Ничего с нами не случится. — Подбодрил его Безымян. — Бабка она добрая, знающая. Может, что умного расскажет.

Карп выбежал из избы, будто за ним волк увязался. Безымян принялся раздеваться, сбрасывая с себя промокшую одежду.

— Не стесняйся. — Проворчала ведьма. — Еще и не такое видала.

— Перекусим? — Предложил полянин. — Что на голодный живот болтать?

— Садись. — Кивнула бабка на скамью. — Накормлю.

Работа в ее руках спорилась. Не успел Безымян и глазом моргнуть, как на столе появились тарелки с кашей, мясом, овощами. Точно, без колдовства не обошлось.

Полянин набросился на еду. Только косточки затрещали. Насытившись, он принялся жевать не спеша.

— Ты бабка умная, ведающая. — Похвалил полянин. — Расскажи мне, что в мире твориться.

— Много чего. — Ворчливо ответила Белка. — Не то, что ночи — месяца не хватит все пересказать.

— А мне про все знать не требуется. — Поправился Безымян. — Что-то ратных людей много на дорогах развелось. Просто так бродят или по делу?

— Просто так ничего на белом свете не делается. — Поучительно начала ведьма. — Про мертвого богатыря слышал?

— Нет.

— Темный ты человек. Но так уж и быть. Поделюсь. С неделю назад все стряслось. В чаще ребятишки хворостом промышляли. Не здесь это было. Где, точно сказать не могу, а врать не хочу. Заигрались, да немного приблудились. Видят, среди деревьев человек лежит. По одежде — витязь. Сильно его дорога потрепала. Без коня, накидка в клочья изодрана. Броня изрублена, да огнем изъедена, что твоя деревяшка. На теле одна сплошная рана, челюсть нижняя вместе с языком отъедена. Дети наутек пустились. Насилу домой добрались. Пока людей собирали, да то место искали, витязь умереть успел. Кровью истек. Ни кто он сам, ни как здесь оказался — так и не узнали. А кто его оприходовал, до сих пор не ясно. Не разбойники. Те бы на оружие позарились. Медведь с волком тоже на такое не способны. Следопыты местные прибросили и решили, что ждали богатыря. Целую ночь в засаде отсиживались. Вся трава примята была, листва утоптана. Только следов не разобрать. Да видно, чего забрать хотели, — не нашли. Потому что на следующий день появились гридни. Хотели богатыря перехватить. Узнали, что до витязя раньше них добраться успели. Тело из земли выкопали, обыскали. Начали у людей дознаваться, что у богатыря при себе было. Для острастки плетьми секли. Только ничего ратники не выгадали. Раньше них кто-то у трупа по карманам порылся. За дружиной объявились всадники на огромных конях. Все в черном и зеленом. Начали селян о том же расспрашивать. Кто витязя первым нашел, не говорил ли тот чего? Жизнь человеческая для них, что пустой звук. Тех, кто разговаривать не захотел, на куски порубили. Видно, что-то важное витязь нес. А что — ни мне, ни тебе знать не следует. Ищут теперь того, кто вещами покойного завладел. Заставы на дорогах расставили. Не пройти, не проехать. Неспокойно теперь в наших местах стало. Рассказывают, что зверь странный объявился. Тот самый, что витязя задрал. Вслед за хранителем реликвии неустанно следует. Пока обратно ее не возвратит — не успокоится. Я уже ворожить пробовала. Только знания мне не хватило, чтобы разобраться. Чувствую, есть что-то. А что? — Белка всплеснула руками.

— Ничего ты, бабушка, путевого не рассказала, — посетовал Безымян, — только туману нагнала. Давай спать лучше. Постелишь или одетым укладываться?

— Не спеши. Не гадала еще. — Недовольно проворчала старуха.

— Может, завтра погадаешь? — Предложил Безымян.

— Дурень, кто ж по утру гадает! Давай сюда ладонь. Не ту. Левую.

Безымян без страха вытянул руку и начал наблюдать за колдовскими приготовлениями. Бабка вылила водицу из большого чана в глиняную миску, бросила в нее щепоть песка, кусок грязи. Раскрошила гнилое яблоко, сыпнула травки. Достала толкушку и тщательно размельчила засушенную жабу. Пошептала себе под нос и засыпала порошок в воду. Что-то вновь прошептала и протянула Безымяну чашку молока.

— Пей. Только не до дна.

Отобрав у полянина початую чашу, она плюнула в нее и, перемешав, вылила остатки в миску. Поверхность зелья подернулась маревом. Узловатый, черный палец колдуньи коснулся ладони Безымяна и начал двигаться по линиям. Бабка гадала быстро, что-то бормоча себе под нос и довольно покачивая головой.

— Ты только не молчи, бабушка. — Попросил Безымян. — А то мне не по себе становится. Что видишь? Только по понятней выкладывай.

— Как сумею. — Предупредила старуха. — Потому что не слова зрю, а образы. Странный ты человек. Обычно гадаю, будто насквозь вижу. А твоя душа — сплошные потемки. Многое предстоит тебе испытать. Плохого уже вдоволь насмотрелся. Будет и хорошее. Черного и белого поровну. Три дороги вижу. Сложный выбор предстоит тебе сделать. По первому пути пойдешь — князем станешь. Вся Русь под тобой ходить будет. Только люди тебя за это проклянут. По второму пойдешь, — ничего для себя не поимеешь, но память о тебе многие тысячи лет жить будет. Третий путь выберешь, — славу для других добудешь, а сам обогатишься. До конца дней своих в достатке жить будешь.

— Дальше смотри. Какую дорогу изберу?

— Не знаю. — Сдалась ведьма. — Вижу тебя. Есть ты дальше. Потом, словно пропадаешь, и вновь появляешься. Боль познаешь великую. Три спутника с тобой. Первый обмануть всех задумал, но сам в конечном итоге от обмана голову сложит. Второй не по людским правилам жить станет. Неправедными поступками много праведного сотворит. Третий всей душой за людей стоять будет, от этого и смерть примет. Какой тебе конец уготован, хоть убей, не вижу. Вижу, двое близких тебя переживут. Ниточки ваши то вместе бегут, то вновь расплетаются. Потом, их остаются, а твоя исчезает. Может, то и не смерть вовсе. Только дальше заглянуть не могу. Молчит водица.

Белка поморщилась и сыпнула в миску новую горсть порошка.

— Кровь свою вижу. Помогать тебе она будет. Сама не пойму, что это значит. А это что такое? — Белка удивленно привстала со скамьи, почти окунув крючковатый нос в миску.

— Кто бы мог подумать! — Всплеснув руками, произнесла она.

— Что там? — Не удержался Безымян, и сам глянул в подернутое белесой дымкой зелье. В голове его помутилось. «Опоила таки бабка», — успел подумать полянин, цепляясь за край стола, чтобы не упасть. Сознание отключилось рывком. Как отрезали.

Безымян проснулся оттого, что затекла шея. Открыв глаза, он понял, что продолжает сидеть на скамье. Видно, так он и заснул, уронив голову на скатерть. Будить его не стали, а переложить не смогли. Как древняя бабка с ребенком такую тушу сдвинут? Голова была ясная, свежая. Про все, что приключилось вечером, Безымян помнил без пробелов. Вплоть до того момента, как решил заглянуть в свое будущее. Безымян потянулся так, что во всем теле хрустнуло. Бабка исчезла. Арпашка тихо посапывал на скамье, поджав ноги под себя. На улице зачинался новый день.

— Вставай. — Потрепал его за плечо полянин. — Все на свете проспишь.

Арпашка рывком вскочил на ноги и воровато огляделся. Наконец, поняв, где находится, расслабился.

— Может, еще немного поспим? — Предложил он. — Когда ты вчера враз отрубился, я с ведьмой один на один остался. Страху натерпелся. Насилу уснул.

— Ничего. — Успокоил Безымян. — Ноги — руки целы. Значит, зря боялся. Пойдем, водицы поищем. Карп уже заждался, наверное.

— Нужно будет — сюда прибежит. — Огрызнулся Арпашка, поправляя покрывало на лавке.

— Где же бабушка? — Задумчиво произнес Безымян. — Не удобно уходить не попрощавшись.

— Не удобно штаны через голову одевать и нужду справлять на потолке. — Съязвил Арпашка. Безымян бросил на него суровый взгляд, и тот сразу притих.

— Может, она только под вечер проявляется. А днем по своим ведьминым делам отлучается? — Предположил Безымян.

— Хороши гости. — Послышался из сеней ворчливый бабкин голос. — Только хозяйка за порог, они давай напраслину возводить.

— Не серчай, — пристыжено сказал полянин, — это мы не со зла.

— Верю. — Неохотно отозвалась бабка. — Пока вы спали, я уже к торговкам сбегать успела. Новости послушала. Друга твоего на постоялом дворе нечисть чуть не порешила. Мужики отбили. Двоих потеряли.

— Цел? — Спросил Безымян.

— Ни царапины. Перепугался только. Трясется, как заяц.

— Нужно к нему. — Решительно произнес полянин. — Спасибо тебе за хлеб — соль.

— Подожди, — остановила Белка. — Я вам еды в дорогу собрала. Водицы сами наберете.

— Спасибо, бабушка. Сразу видно добрый ты человек. А если и правду люди про тебя болтают, то будешь помирать — подсоблю. Пусть только Безымяна разыщут. Я уж мигом обернусь. Дырку в потолке прорублю. Самой же тебе не справиться.

Бабка только головой покачала.

— Может, ты мне мальца оставишь? — Предложила Белка. Будущее твое смотрела вчера. Не нужно ему с тобой ходить. Пропадет.

— Не останусь. — Упрямо тряхнув головой, ответил Арпашка.

— Видишь, сам не хочет. Что человека неволить? — Добавил полянин. — В одном ты права. Не резон с собой пацана таскать. Это мы скоро поправим.

— Бывайте. — Попрощалась Белка. Расчувствовалась. Даже слезу пустила.

— Удачи вам. — Произнесла старуха вслед, когда те уже не слышали ее слов. — Я за вами приглядывать буду. Как бы ничего худого не случилось.

У постоялого двора толпились люди, что-то горячо обсуждая. То и дело поминали мертвого богатыря. Не к добру это все. У крыльца лежали закрытые простыней два трупа. Ткань пропиталась кровью и застыла на утреннем морозе, подернувшись инеем.

— Где Карп? — Протолкнувшись, перекликнул говор Безымян.

— Пришлый что ли? В доме сидит. — Ответил ему мужик с растрепанными волосами.

— Часто к вам нечисть в гости наведывается? — Спросил Безымян.

— Ни разу не осмеливалась. А тут сразу двоих до смерти задрала. Куда мир катится?

— Шапку натяни, а то голову застудишь. — Посоветовал Безымян, поднимаясь по ступенькам.

В прихожей было сухо и темно. Потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к спертому воздуху. Присмотревшись, Безымян начал различать пучки трав, развешанные вдоль стен. Обычно они служат для того, чтобы отпугивать ночных тварей. На этот раз ворожба оказалась бессильна. Тот, кто посетил избу ночью, не обратил на эту преграду ни малейшего внимания. Безымян прошел в просторный зал. Там по-прежнему царил беспорядок. Мальчик — служка убирал опрокинутые стулья. Разрубленная надвое скамья лежала вверх ногами. Помещение не досчиталось нескольких ставен. Безымян переступил через замытые на скорую руку пятна крови и подошел к хозяину. Толстый мужик, в три обхвата шириной, коротал время за кувшином браги. Ночью ему тоже досталось. Голова была туго перетянута серым льняным лоскутом.

— Что произошло? — Спросил Безымян. Хозяин поднял на него захмелевшие глаза и пожал плечами.

— Сам не понимаю. — Хриплым басом отозвался он после полуминутной паузы. — Вечер начался, как обычно.

— Здесь, — он указал рукой на развороченные столы, — сидело несколько местных. А вон тот ужинал у очага.

Безымян оглянулся и увидел Карпа. Рычанский сидел на полу, сжимая перед собой котомку, и тихо скулил.

— Потом в зал вошел человек. Пилигрим в сером рубище. Он попросил медовухи и подсел к дружинникам. Не знаю, о чем они разговаривали, но тот спросил: не приходил ли кто в Сретенку в последнее время. Те показали на мужичка — странника. Чужак сразу же поднялся и перешел за соседний стол. В эту секунду я отвлекся, а дальше все начали кричать. Обернулся, вижу — плохо дело. На месте пилигрима тварь с пола поднимается. Пока на него не смотрели, он перекинуться успел. Волк — не волк, кабан — не кабан. Рванул к пришлому. В горло метил. Тот под стол нырнул. Я за топор. Заметались все. Оружие выхватили. Кого в горячке били, не разберешь. А дальше все произошло так быстро, что я ничего не разглядел. Разом ставни из окон вылетели. Огонь потух. В темноте драться не с руки. Люди к стенам попятились, а оборотень в окно ушел. Парней наших разорвал. Никиту и Ждана. Они первыми за гостя встали.

Рассказчик тяжело вздохнул и осушил чарку. Безымян приблизился к Карпу.

— Вставай. — Произнес он. — Идти нужно.

Рычанский продолжал сидеть с отсутствующим лицом. Безымян поднял его за грудки и встряхнул.

— Пойдем.

— Не пойду. — Тихо заговорил Карп. — Здесь, может, люди защитят, а с тобой точно голову сложишь.

— Не знаю, странник, кому ты дорогу перешел, — холодно заметил хозяин, — но в этом деле никто тебе теперь не помощник. Сам выпутывайся. Здесь ты больше не ночуешь. Засветился. Ежу понятно, где тебя теперь искать.

Карпа передернуло.

— Знаешь, почему оборотень на тебя бросился? — Спросил Безымян Карпа.

— Не знаю! — Заорал визгливым голосом рычанский. — Я с ним не разговаривал!

— Ладно, не бери в голову. — Потрепал его по плечу полянин и подтолкнул к двери.

— Счастливой дорожки. — Бросил им вслед здоровяк.

— Он с тобой расплатился? — Поинтересовался в дверях Безымян.

— Из его поганых рук не возьму. — Плюнув через плечо, отмахнулся хозяин. — У ночных тварей нюх хороший. Зачем беду накликать?

Из деревни вышли под гробовое молчание.

— Если скрыл чего, лучше сразу выкладывай. — Предупредил полянин.

Карп не ответил. Распахнув на ходу котомку, он достал спрятанную там глиняную бутыль и, выдернув пробку, сделал большой глоток. Запахло брагой.

— Куда нам теперь? — Сменил тему Безымян.

— До брода. Все время прямо.

— Далеко идти?

— Пол дня пешего ходу. Хорошо бы торговцев встретить. На телеге проехаться, чтоб ноги зря не топтать. Да и случись что, отбиться легче.

Дорога оказалась пустынной. Обогнув болото, она резко пошла вниз. Воздух стал мягче. Чувствовалась близость реки. Безымян сознательно ускорил темп. Знал, что нечисть рядом с проточной водой не селится. Помощь Карпа больше не требовалась. Тропинка одна, мимо не забредешь. Деревья по обочине начали редеть. Их вытеснил кустарник с яркими красными ягодами. Слышал Безымян, что знахари из них чудодейственные отвары готовят. Но это, если уметь. Обычному же человеку аппетитные на вид гроздья кроме смерти ничего не сулили. Еще дальше кустарник сменился пожухшей от холода травой. Воздух потяжелел. На лицах путников начали проступать крупные капли, словно начался дождь. Но с неба не капало. Незаметно для себя, люди зашли в полосу тумана. Дорога выровнялась и теперь тянулась на юго-запад тонкой лентой. Земля под ногами просматривалась локтя на три вперед, не больше.

— Может, переждем? — Подал голос Карп.

— Будем идти, пока хоть что-то видно. Иначе надолго здесь застрянем. — Задумчиво ответил Безымян. — Наверняка твой ночной друг по следу идет. Остается надеяться, что он в тебя случайно целил. Иначе, шансы выжить у нас не высоки.

Не успел он произнести последнее слово, как округу разрезал душераздирающий вой. «Зря оборотня вслух помянул, только беду накликал», — подумал Безымян. Истошный крик повторился. Люди замерли, похолодев от ужаса.

— Он уже близко. — Едва слышно прошептал Арпашка. — Пол версты, может, меньше.

— Бежать нужно. — Заскулил Карп.

— Куда бежать? Слева холм, справа холм. Одна дорога — вперед. Не нравится мне все это. Такое чувство, что нас умышленно гонят к воде.

— А если попробовать забраться? — Предложил Арпашка.

— Не успеем. — Отрезал Безымян.

— Нельзя в туман идти. Там он нас по одиночке прикончит. — Продолжал ныть Карп.

Безымян передал котомку Арпашке. Его ладони сомкнулись на рукояти посоха.

— Уходите. — Приказал полянин. — Постараюсь его задержать.

— Я с тобой. — Упрямо произнес Арпашка и встал рядом с Безымяном, повернувшись лицом к приближающемуся зверю.

— Один не пойду. — Выдохнул Карп. — Вдруг он вас обойдет?

— Тогда нужно убираться отсюда! — Крикнул Безымян и первым устремился в низину. Охотничий клич раздался совсем близко. Зверь шел по пятам.

«Что это за тварь? — Размышлял на ходу полянин. — Травяных заговоров не боится, значит и свет ей не помеха. Тем более солнца совсем не видно». Происходящее было не похоже на то, что он слышал от пращуров. Те рассказывали, что оборотень первым метит в самого сильного, чтобы легче было уложить остальных. Почему на постоялом дворе зверь бросился на Карпа? Может, почувствовал запах страха? Нет. Очень просто получается. Дело здесь в другом.

Сзади послышались мягкие удары лап о землю. Оборотень настигал их. Безымян мог поклясться, что чувствует зловонное дыхание преследователя. Не уйти. Приняв внезапное решение, полянин остановился и, выставив дубину перед собой, замер. Видимость была хуже некуда. Точно не обошлось без колдовства. Оставалось надеяться на слух. Грудь Безымяна ходила, как кузнечные меха. Он понимал, что должен перестать дышать, чтобы не пропустить прыжок, но не мог остановить одышку. Шаги Карпа и Арпашки стихли. Полянин остался один на один с белым безмолвием. Пот заливал глаза. Безымян не вытирал капли, опасаясь пропустить внезапный удар. Однако, зверь не спешил нападать, затаившись среди белесой дымки. Безымян чувствовал его присутствие. Оборотень выжидал, изучая противника. Пауза затянулась. Полянин вздрогнул. На уровне пояса в дымке зажглись два красных огонька. Зверь открыл глаза. Все это время оборотень находился в нескольких шагах. Горящие угли медленно поплыли навстречу Безымяну. Полянин до боли в суставах сжал дубину, так, что ногти вонзились в дерево. Главное, это не побежать. Тогда он — точно труп. Сердце Безымяна зашлось в ожидании прыжка. Но его не последовало. Все кончилось внезапно, как страшный сон. Огни дрогнули и, метнувшись в сторону, растворились в тумане. В лицо ударил порыв ветра. Несколько секунд Безымян привыкал к мысли, что никто не вцепятся ему в горло. Оборотень исчез. Что-то вспугнуло его. Полянин ослабил хватку и опустился на землю.

— Пронесло. — Выдохнул он.

Нужно было догонять спутников. Безымян продолжал сидеть, рассматривая камушки под ногами, и не мог заставить себя подняться.

* * *

Арпашка не заметил, как исчез Безымян. Он бежал вровень с Карпом, выжимая из себя последние силы. Тяжелая сума Безымяна больно била по ногам. Он не сразу обратил внимание, как к звуку шагов и тяжелого дыхания примешался другой, едва различимый. Он приближался, становясь с каждой секундой все отчетливей.

— Стойте! — Крикнул мальчик, предостерегающе подняв руку. Он замер, прислушиваясь.

— Что случилось? — Спросил Карп, ухватив дрожащей рукой за ворот безрукавки.

— Впереди люди. — Шепотом произнес Арпашка. — И лошади. Человек пятьдесят, не меньше. Движутся в нашу сторону. Может, обойдем?

— Ничего не слышу. — Напрягшись, констатировал Карп.

— Они еще далеко. — Обиженный недоверием, пояснил парень. — Если уходить, то сейчас. Потом поздно будет.

— Зажали. — Затравлено оглядевшись, подытожил Карп и достал из-за пазухи топор. Он еще не решил, что для него страшней: оборотень за спиной или неизвестность впереди.

Арпашка оказался прав. Стоило подивиться чуткости его слуха. Теперь и Карп начал различать мерный перестук копыт, смешавшийся с глухим лязгом железа. Еще через мгновение стало слышно, как переговариваются всадники.

— Дружина. — Восторженно воскликнул Арпашка и бросился навстречу выступившим из тумана ратникам. Они шли стеной, растянувшись на всю ширину дороги. Заметив бросившегося под копыта мальчика, командир отряда осадил коня.

— Куда летишь?! — Закричал он. — Дорогу!

Арпашку оттеснили конем, и он рухнул лицом в траву. Всадники двинулись мимо, не обратив на встречных внимания, гордые и уверенные в своей силе. Вначале прошли конные, потом начали тянуться пешие. Ратники шли, оглашая округу звоном кольчуг и оружия. Казалось, змея из человеческих тел будет тянуться вечно.

— Безымяна потеряли. — С горечью заметил Арпашка. Карп молча снял шапку, прощаясь со спутником. Топора у него уже не было. Успел спрятать, чтобы не возбудить подозрения.

— Я возвращаюсь. — Бросил рычанскому мальчишка и двинулся за солдатами. Идти пришлось недалеко.

— Еще один. — Недовольно произнес сотский, натолкнувшись на сидящего посреди дороги Безымяна. — Вы что, сегодня, с ума посходили?

Безымян посторонился, давая дорогу.

— Вы мальчишку с мужиком не встречали? — Спросил он сотского.

— Сзади идут. — Проворчал ратник. — Кем пацан тебе приходится? Сын что ли?

— Сын. — Соврал Безымян.

— Что-то молод ты больно. — Подозрительно заметил сотский.

— А поляне, они ранние. — Ответил за Безымяна дружинник. Послышалось дружное ржание.

— Куда путь держишь? — Строго спросил сотский.

— Для начала в Маковку, а потом на степь двинусь.

— Зачем тебе в степь-то идти?

— Печенегов бить. — Честно признался Безымян.

Сотский покрутил пальцем у виска и пустил коня вперед.

— Вам туда лучше не ходить. — Посоветовал полянин. — Неспокойно там.

— Знаю, что неспокойно. Для того и идем, чтобы все спокойно было. А то тут у вас все с ног на голову встало. Небылицы рассказывают: про зверей, черных всадников, мертвых витязей, Ящер их побери.

Сотский махнул рукой, призывая отряд выступать и, покачиваясь в седле, скрылся в тумане. Безымян двинулся по склону, навстречу гридням.

— Послушай, добрый человек. — Окликнул его пеший ратник, в натянутом на глаза шишаке. — Ты же в Маковку путь держишь?

— Твоя правда. — Откликнулся Безымян.

— Значит, через Анинку проходом. Там одна дорога. Крюк делать не придется. Я дома полгода как не был. Матери бы весточку передать. Возьмешься?

— Возьмусь. Только как мне ее найти?

— Это совсем просто. Спросишь у любого Марью — гусятницу, сразу подскажут.

— Добро. — Подал руку Безымян. Гридень стиснул его ладонь.

— Скажешь, жив — здоров Мил, в ноги матери кланяется. И еще, не сочти за труд. Передай ей платочек домотканый. Мать мне его в дорогу дала, чтобы не забывал. Скажи, помню, каждый вечер о ней думаю. Не подведешь?

— Речи быть не может. — Пообещал Безымян.

— Спасибо. — Горячо произнес гридень и бросился догонять ушедших вперед товарищей.

Безымян принял из рук Арпашки котомку и, развязав тесьму, положил подарок на самое дно, а чтоб не разводить беспорядка, завернул в него бабкино добро.

— Где ты пропадал? — Вывел его из задумчивости голос Арпашки.

— Решил посмотреть, кто за нами следом идет. — Ответил Безымян. Глаза мальчика загорелись интересом.

— Видел зверя?

— Нет. Только глаза в тумане. Хотя, и в этом до конца не уверен. Никак в толк не возьму, взаправду все было или причудилось.

— А я уж решил, что ты меня бросил. — Обиженно произнес Арпашка.

— Не бойся. — Потрепал его по голове Безымян. — Если сказал, что доведу, значит, слово сдержу.

Полянин забросил котомку за спину и произнес:

— Двигаться нужно. На этом участке дорога одна. Кто бы за нами ни гнался, отряд его задержит. Им не разминуться. Значит, время у нас есть.

Сотский с самого утра гнал коня, но тот едва плелся, осторожно выбирая, куда ставить копыто. Такой туман был в диковинку не только людям. Животные волновались, прядали ушами, втягивая влажный воздух, недовольно фыркали. На душе у Мстиши было неспокойно. Вначале, на север ушла сотня Мала. Как в воду канули. Теперь настал его черед. Приказали выступать в полном вооружении, словно началась война. Сам Претич пришел, чтобы княжескую волю передать. Такой чести ни один сотский не удостаивался. В голове командира роились вопросы, ответов на которые не было. Зачем снимать две сотни и гнать на север? Зачем ослаблять оборону Киева, когда печенеги могут нагрянуть в любой момент? Скользкий человек Блуда. Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что. Мстиша был воином. Придворные интриги его раздражали. Вначале он решил, что в северных землях мятеж. Как выяснилось, нет. Жизнь шла своим чередом. Сотский успокаивал себя, что разберется на месте, а вместо этого, запутался еще сильнее. Темная деревенщина кормила его сказками о нечисти. В городах этому давно перестали верить. Истории про витязей, черных всадников бесили командира. Наверняка, те четверо просто лихие и неуловимые разбойники. Он докажет, что чудес не бывает, когда повесит их на дереве. Нет, лучше вдоль дороги, чтобы преподать людям урок. Терзала сотского и еще одна дума. Он гнал ее от себя, но та подколодной змеей вползала к нему в голову. Не стал ли он пешкой в чужой игре? Может, в Киеве заговор, и он, отведя дружину, стал невольным соучастником измены. Верить в это не хотелось. Мстиша не понимал цель своей миссии. Оттого он был разражен пуще обычного. Он вспомнил полянина, что сидел посреди дороги. Нужно было проучить его плетьми за дерзость. Как он мог подумать своей тупой крестьянской головой, что сотня обученных бойцов не справиться с опасностью, что ждала впереди. Да пусть там хоть сам Перун. Скрутят старого в бараний рог, даже не вспотеют.

Сотский не успел похвалить себя за то, как он ловко загнул с Перуном. Конь под ним взвился на дыбы, едва не сбросив с седла.

— Ошалел! — Заорал на животное Мстиша, смиряя его плетью. Конь испугано попятился назад. Сотский оглянулся. Вокруг творилось невообразимое. Животные отказывались идти вперед. Они крутили мордами, пятились, забирали в сторону, пытаясь освободиться от седоков.

Сотский остановил отряд. Досадуя на непредвиденную задержку, командир обнажил меч. Следом, рассекая воздух, в небо взвилась сотня клинков.

— Кто бы ты ни был. Зверь или человек! — Хриплым голосом закричал Мстиша. — Заклинаю тебя, покажись!

Из тумана навстречу отряду выступил пилигрим. Один, без оружия, в сером, изодранном рубище. Лицо чужака скрывалось за складками натянутого по самые глаза балахона. Незнакомец медленно, не поднимая головы, двинулся на солдат.

— Если тебе дорога жизнь. С дороги. — Предупредил сотский. В его голосе проскользнул страх. Чужак сделал еще несколько шагов и, остановившись, поднял голову. Ткань съехала на сутулые плечи, открыв звериную морду. Тусклый красный огонь маленьких злобных глаз полыхнул, как кровавый отблеск заката. С раскрытой пасти по срезанным губам потекла желтая слюна. Незнакомец неестественно переломился в пояснице и, раздирая плохо заштопанные швы, вздулся буграми звериных мускулов.

* * *

Отзвук вспыхнувшей схватки настиг путников у реки.

— Далеко до брода? — Спросил Безымян.

— Пол дня пути. — Ответил Карп.

— Плохо дело. Нужно переправляться здесь.

Полянин черпнул воду ладонью.

— Холодно. Не перейдем. — Констатировал он. — Если б на месяц раньше. В самый раз было. Или на месяц позже, когда лед затвердеет.

— Что делать будем? — Спросил Арпашка.

— Плот мостить нужно. А как бревна без топора срубим?

Полянин мечтательно посмотрел на затянутый дымкой противоположный берег.

— У Карпа есть топор. Он его за подкладом прячет. — Подсказал мальчик.

— Пол дела сделано. Слышь, рычанский, деревья рядом есть?

— Дай подумать. — Попросил Карп, и завертелся на месте, как волчок, выбирая направление. Наконец, определившись, он ткнул пальцем, указывая вверх по течению.

— Кажется, там рощица была. Мы лет пять назад в ней на ночлег останавливались.

— Давай топор. — Скомандовал Безымян. — Веревки у тебя не припасено, чтобы бревна связать.

Веревки не нашлось.

— Ищите камыш или иву. На берегу этого добра должно быть достаточно. Выбирайте стебли как можно длинней. — Распорядился Безымян. — А я в рощу. Если что, кричите.

Карп не ошибся. Миновав пригорок, Безымян наткнулся на деревья. Тополя росли вдоль реки, нависая над водой мощью кривых, еще не растерявших листву ветвей. Определив наметанным взглядом мертвый ствол, полянин взялся за топор. Работа спорилась. Разогревшись, Безымян сбросил с себя одежду. Вскоре подошли Карп и Арпашка, волоча за собой охапку камыша. К тому времени, Безымян повалил дерево и принялся за сучья. Оставалось самое сложное — разрубить ствол на четыре части и перевязать. Работали без остановки, передавая инструмент из рук в руки. Арпашка, деловито сопя, очищал стебли болотной травы и складывал их в отдельную кучу. Справившись, он принялся строгать Карповым ножом подобие весла. В спешке люди не думали об опасности, что шла за ними по пятам. Наконец, последний узел был навязан. К тому времени все выбились из сил.

— Нужно было у воды вязать. — Тяжело опустившись на землю, произнес Безымян. — Не дотащим.

По телу разлилась неприятная истома, но отдыхать было некогда. Пока их не потревожили, нужно было убираться по добру — по здорову.

— Ничего. В следующий раз умнее будем. — Успокоил себя полянин. Превозмогая слабость, он ухватился за бревно.

— Спать будем, когда сдохнем, — подбодрил спутников Безымян и с криком потянул плот на себя. Конструкция скрипнула и нехотя поползла к воде, увлекая за собой грязь и опавшую листву.

У реки людей ждал еще один неприятный сюрприз. Плот держал только двоих. Переправляться предстояло партиями. Порешили, что лодочником будет Карп. Безымян оттолкнул плот от берега. Некоторое время он смотрел вслед удаляющейся посудине, пока та не растворилась в тумане. Хуже всего ждать и догонять. Тишина угнетала. Безымян слушал шорох реки, мерный всплеск весла. Интересно, что за шум доносился со сретенской дороги? Сейчас там было спокойно. Лучше бы кричали. Безымян начал замерзать. Холодный ветер забирался под одежду и студил разгоряченное тело. Полянин принялся ходить взад — вперед, размахивая руками на манер мельницы. Немного помогло. В голову лезли нехорошие мысли. Нужно было придумать себе какое-нибудь занятие. Безымян стал изучать берег. Кустарник у обрывистого склона, жирный след, который оставил плот, когда они тянули его волоком. Камешки. «Нужно было у воды вязать», — повторил Безымян. Как бы стебли не перетерлись. Почва твердая. Так и утопнуть легко.

Плот вынырнул из тумана, когда Безымян уже решил, что за ним не возвратятся. За веслом стоял Арпашка.

— Мы с Карпом решили, что я обратно поведу. Вдруг плот вас не выдержит. Ты же тяжелый. — Объяснил мальчик.

Безымян запрыгнул на бревна, черпнув носком воду. Тысячи мелких игл впились в кожу. Полянин поморщился.

— Ты плавать умеешь? — Спросил Арпашка.

— Здесь хоть умей, хоть не умей. Если перекинемся, сразу на дно пойдем. Холодно.

Безымян греб аккуратно, чтобы не раскачать плот. Взгляд его был прикован к удаляющемуся берегу. В последний момент он успел заметить, как стрелой метнулась вдоль воды черная тень. Странно, в облачный день теней не бывает.

— Причудилось. — Успокоил себя Безымян.

Пока они плыли рядом с берегом, полянин помогал себе посохом, отталкиваясь от дна. Но когда они вышли на глубокую воду, дело пошло медленнее. Казалось, что они стоят на месте.

— Ты левее правь, — посоветовал Арпашка, — не то течением отнесет. Дальше берег высокий. Не пристанем.

Безымян хотел ему ответить, но почувствовал, как вздрогнул плот. Бревна под ногами поехали в разные стороны. Пытаясь удержать равновесие, Безымян взмахнул руками и полетел спиной в воду.

Собравшись с силами, полянин рванулся к поверхности. Ледяная вода скрутила мышцы, обездвижив руки. Безымян успел рассмотреть, как расплываются в разные стороны бревна. За одно из них, вынырнув, ухватился Арпашка. Набежавшая волна захлестнула Полянина с головой. Он глотнул воды и, чувствуя, как разрывается грудь, провалился в черноту. По воде пошли частые круги, качая на поверхности рассыпавшиеся после крушения вещи.

Арпашка догреб до берега из последних сил. Отпустив бревно, он упал на мелководье и лежал, не замечая холода. Превозмогая судороги, он пополз вверх по склону. Он хотел позвать на помощь, но из легких вырвался тихий свист. С возвышенности потянуло дымом от костра. Арпашка выбрался и, покачиваясь, побрел к сидевшему у огня Карпу. Только сейчас он стал чувствовать холод. Тело горело и разрывалось на части, но важнее было другое. Арпашку начали душить рыдания. Услышав его, подбежал Карп.

— Живой? — Начал трясти его рычанский. Мальчик кивнул и, захлебываясь слезами выдавил:

— Безымян утоп.

— Да не реви ты, — снимая с Арпашки промокшую одежду, успокоил Карп. — Жив твой Безымян. Раньше тебя выбрался. Я его на берегу нашел и к костру отволок. Только ума не приложу, что с ним делать. Лежит без памяти, мертвой хваткой в платок, что передать было велено, уцепился.

— Врешь. — С яростью сказал мальчик. — Сам видел, как Безымян на дно пошел.

— Резон мне врать. — Обиженно произнес Карп и подтолкнул Арпашку к костру. Не веря глазам, мальчишка бросился к полянину и принялся трясти его, размазывая слезы радости.

Безымяну снился странный сон. В том, что он утонул, не было никаких сомнений. Он слышал голоса. Кто-то сунул ему в руку платок Мила и сказал, что нехорошо нарушать обещания. Потом его поволокли по дну. Безымян уже был готов предстать перед водяным, но внезапно все кончилось. Он лежал без движения в безмолвной черноте целую вечность, пока его не начали трясти. Издалека пришел голос Арпашки. «Не выплыл, — решил Безымян, — теперь нас двоих на пару рыбы жрать будут». Голос требовал открыть глаза все настойчивей. Тело пронзила острая боль, и полянин очнулся.

— Насилу добудились. — Вздохнув с облегчением, произнес Арпашка. — Может, ему попить дать?

— Хватит ему воды. Без того наглотался. Я пол колодца из него вытряс. Как столько в животе поместилось?

— Держи. — Карп бросил Безымяну одежду. — Высохла, пока ты отлеживался.

— Спасибо. — Произнес полянин и откинулся навзничь. — Кто меня вытащил?

— Сам выплыл. — Ответил Карп, грея ладони у костра.

— Не помню. — Поморщившись, прошептал Безымян. Он сел и придвинулся ближе к огню.

— Главное сейчас — не захворать. — Предостерег Карп.

— До утра здесь останемся. — Решил Безымян.

— А оборотень?

— Нечисть к реке не пойдет. Так что можно спать спокойно. На сегодня приключений достаточно.

Полянин подозвал к себе Арпашку и, обернув волчьей телогрейкой, прижал к себе. Вместе быстрее согреешься.

— И как платок с бабкиным добром поймал, хоть убей, не помню. — Озадаченно произнес он и уронил голову. Через секунду он уже спал.

Арпашка проснулся от голода. Было темно. Угли костра потрескивали, отбрасывая на спящих Безымяна и Карпа багровое свечение. Мальчишка выбрался из-под волчовки и подбросил в костер охапку хвороста. Дерево занялось, выхватив из темноты часть берега. С прошлого вечера во рту не было ни крошки. От этой мысли свело живот. Арпашка, хотел попросить еду у Безымяна, но вспомнил, что свои продукты они утопили. Поколебавшись, мальчик подкрался к спящему Карпу и осторожно потянул на себя котомку. Конец тесьмы выскользнул из ладони рычанского. Что-то пробормотав во сне, Карп перевернулся на другой бок и захрапел. Арпашка облегченно вздохнул и подтащил к себе сумку. Нужно было действовать быстро. Развязав узел, мальчишка запустил внутрь руку и обомлел. Внутри, переливаясь разными цветами, лежал сосуд, плотно закрытый деревянной пробкой. Арпашка достал склянку и сощурился от небесно-голубого сияния. Это была самая необычная вещь из тех, что он успел повидать за свою короткую жизнь. Жидкость искрилась, играя за прозрачными стенками. Мальчик любовался находкой, не в силах оторвать взгляд. Он был так поражен, что забыл про голод. Наконец, испугавшись, что его поймают, он положил склянку обратно и прикрыл сверху тряпицей. Убедившись в том, что остался незамеченным, он завязал котомку и подсунул ее под Карпа.

— Ты что там делаешь? — Спросил, привстав на локте, Безымян. Арпашка знал, что за подобную выходку по головке не погладят, но все же решился.

— Дядя Безымян. — Шепотом произнес он. — Знаешь, что у Карпа с собой?

Парнишка не дождался ответа и, выдержав паузу, продолжил:

— Сосуд прозрачный, как из бычьего пузыря, но на ощупь твердый. А внутри вода всеми цветами радуги переливается.

— Где ты его видел? — Протирая глаза, спросил Безымян.

— В сумке. — Признался Арпашка.

— Где?! — Возмущенно произнес полянин и ухватил мальчишку за ухо. — Ты же обещал, что впредь чужого брать не будешь.

— Я не брал. — Скривившись от боли, заскулил Арпашка. — Я только посмотрел.

— Ты зачем туда полез?

— Есть хотел. Наши же продукты на дне лежат. Думал, он не обидится. Все равно вместе идем.

Безымян отпустил ухо.

— Сам есть хочу, однако терплю. Забыл, что решили? Он свое ест, мы свое. Уговор дороже денег.

Арпашка всхлипнул.

— Ты точно ничего не брал? — Строго спросил Безымян.

— Клянусь.

— Вот и хорошо. Я ничего не расскажу Карпу, если ты пообещаешь, что подобного не повторится.

— Обещаю. — Вытирая выступившие слезы, прошептал Арпашка. — Но ведь там вода светится…

— Если виноват, нечего сочинять небылицы. — Отрезал полянин. — И давай больше не будем к этому возвращаться. Ты меня сильно разочаровал.

Арпашка проглотил обиду и лег, накрывшись телогрейкой.

— А про еду не думай, — попробовал загладить ссору Безымян. — Утром что-нибудь придумаем.

— Но я видел. — Упрямо произнес Арпашка.

— Спи, сказочник. — Потрепал его по голове Безымян. — Мне тоже в твоем возрасте виделись разные чудеса.

— Карп не так уж плох. Зря ты его не любишь. — Добавил он и закрыл глаза.

Утром Безымян сделал вид, будто ничего не произошло. Арпашка продолжал дуться.

— Куда теперь? — Спросил Безымян.

— До Аненки рукой подать. Вдоль болот двинем. Если не заплутаем, после полудня на месте будем. — Разъяснил Карп.

— Отстал оборотень. — Глядя на противоположный берег, протянул Безымян.

— Чур, тебя. — Замахнулся Карп. — Не накликай.

Погода наладилась. На небе появилось солнце. Речка просматривалась от берега до берега. «Может, и сам выбрался. — Подумал Безымян. — Жаль, посох потерял. Будет время, новый сделаю». Бросив прощальный взгляд на тополиную рощу, он поспешил за спутниками. Последствия вчерашней работы напоминали о себе неприятной истомой. Тело пульсировало, отдавая тупой болью при каждом шаге. Не простудились, и то хорошо. Безымян нарочно забивал голову посторонними мыслями, чтобы не вспоминать о еде. Интересно, может, на болоте ягода осталась? Карпа не уговоришь свернуть. Он позавтракал. Сытый голодному не товарищ. Полянин догнал Арпашку и подмигнул ему. Держись, мол, что-нибудь придумаем. Мальчишка улыбнулся в ответ и начал шагать бодрее.

Солнце вошло в зенит, а с едой было до сих пор плохо. Камыши не кончались, протянувшись слева от дороги бесконечной лентой. Арпашка начал маяться. Он то убегал вперед, то отставал, собирая камушки. Наконец, не выдержав, он с досадой запустил подобранную палку в заросли. Деревяшка несколько раз перевернулась в воздухе и с всплеском упала в трясину. Потревоженные метким броском, из камышей вспорхнули два селезня.

— Лук бы сейчас. — Мечтательно протянул, провожая взглядом болотных птиц Безымян. Не успел он договорить, как одна из птиц, натолкнувшись в воздухе на невидимую преграду, камнем рухнула вниз и упала к ногам полянина. Безымян наклонился и потрогал наконечник стрелы, торчавшей из горла птицы. Он осмотрелся в поисках стрелка. Карп отодвинулся в сторону и потянулся за топором.

— Не спеши. — Остановил Безымян и, подобрав подбитого селезня, крикнул. — Покажись, мил человек! Добыча пропадает!

Камыши затрещали, и из болота выбрался перепачканный ряской охотник. Отряхнув сапоги от тины, он снял подбитую мехом шапку и представился:

— Степан. Вольный стрелок.

Безымян протянул ему селезня.

— Хорошо стреляешь.

— Как умею. — Скромно ответил охотник. — Спасибо, что кликнули. Пса у меня нет. Самому приходится по болоту лазить. Утку я б новую добыл, а стрелу жалко. Все мое добро — лук да колчан.

Взяв селезня, он аккуратно высвободил наконечник.

— Я голоден, как волк. — Признался он. — Не разделите со мной трапезу?

Умелым движением, он обтер стрелку от крови и спрятал в заплечный чехол.

— С радостью. — Одобрил Безымян. — Только в чем ее варить?

Стрелок улыбнулся.

— Есть один рецепт. Даже ощипывать не придется.

Пока Арпашка собирал сучья, Степан выпотрошил птицу и достал из дорожной сумки большой кусок глины.

— Всегда с собой ношу. Глину не везде найдешь, а так всегда под рукой. — Прокомментировал он. — Если птицу сначала обвалять, а потом в углях запечь в ней весь сок останется. Просто и удобно.

Степан не лукавил. Выкатив кончиком ножа запекшийся шар, он сбил корку и, обжигая пальцы, разломил селезня. Одуряюще пахнуло жареным мясом. Так, что у Безымяна засосало под ложечкой.

— Чем живешь, куда путь держишь? — Спросил Безымян, когда от птицы остались одни косточки. Степан спрятал нож и, пригладив аккуратную бородку, ответил:

— Стрелок я. Тем и живу, что умение свое за хлеб продаю. Сейчас направляюсь в Киев. Там умелые руки да острый глаз всегда в цене. Одна беда — не могу я долго в неволе ходить, как бы хороша служба не была. Заработаю маленько и ухожу. Душа на простор просится.

— Дядя Безымян. — Вмешался в разговор Арпашка. — Вспомнил я. Дядька у меня в Киеве. Не отдавай кому зря. Отведи. Недалеко ведь.

— Чем интересно родственник твой занимается? Тем же чем и ты раньше промышляет? — Подозрительно спросил полянин.

— Лавка у него. — Почти закричал мальчишка.

— Не врешь?

— Не сойти мне с этого места.

— Послушай. — Произнес Степан. — Если тебе некогда, доведу мальчишку.

— Не нужно. Обещал я его в хорошие руки пристроить. До конца пойду.

— Тогда вместе путь держать будем. — С радостью подхватил стрелок. — А то, поди, целый месяц один странствую. Словом переброситься не с кем. Одичал, как зверь.

Безымян посмотрел на Арпашку. От него не скрылось, как тот густо покраснел. «Стыдно за вчерашнее, — подумал полянин. — Не бойся, рассказывать не стану».

Степан вывел к Анинке короткой дорогой, напрямик через болото. Все это время он рассказывал истории о том, где ему доводилось бывать. Получалось, что стрелок исходил славянские земли вдоль и поперек. Забредал к варягам, видел Дунай, наведывался к Русскому морю, мимоходом через степь. Воевал на стороне русичей, состоял на службе у Печенежского хана. И все это в неполные тридцать пять лет.

Когда приблизились к выселкам, стрелок замолчал, пропуская Безымяна вперед. Полянин засунул руку за пазуху, проверяя на месте ли подарок. Убедившись, что все в порядке, он дознался про Марью — гусятницу и зашагал к ее дому. Мать Мила оказалась зажиточной селянкой. Стоило шагнуть за ворота, как навстречу бросились два огромных пса. Безымян отступил назад, но звери начали вилять подрубленными хвостами, оглашая двор звонким лаем.

— Можно? — Спросил полянин у моложавой женщины в просторном, украшенном орнаментом сарафане.

— Заходи, коли, не шутишь.

— Мне бы Марью, мать Мила видеть. — Промолвил Безымян. Женщина изменилась в лице.

— Я Марья. Не случилось с ним чего? — Взволновано спросила хозяйка.

— Нет. Все в порядке. — Поспешил ответить полянин. — Второго дня видел сына вашего. Мил просил кланяться вам и передать, что жив — здоров.

— Что ж я на пороге-то вас держу? — Спохватилась гусятница. — Заходите. Располагайтесь. К вечеру баньку истоплю. Вымоетесь, отоспитесь. А завтра с утра на праздник.

— Что за праздник? Я уже долго брожу. От людских дел отвык. — Поинтересовался Степан.

— Урожай собрали. Пора и свадьбы справлять. Девок на выданье у нас много. Может, себе кого присмотрите.

Марья засуетилась, накрывая на стол.

— Не серчайте, если что не так. Как Мил на службу ушел, без мужика в доме живу. Отца его десять лет как в живых нет.

— Может, подсобить чем? — Спросил Безымян.

— Если не трудно. Дров наколоть и воды наносить.

— Это мы мигом. — Пообещал полянин.

— Сначала за стол. — Настояла хозяйка.

* * *

За резными ставнями начало темнеть.

— Шалит нежить? — Спросил Безымян.

— Давно не случалось. Если стариков послушать, может, что узнаете. Мил тоже горазд был такие байки рассказывать. — Собирая посуду, ответила хозяйка.

— Совсем запамятовал. — Хлопнув по лбу рукой, с досадой произнес Безымян. — Сын ваш платок передать просил, чтоб сомнений не было, что мы от него пришли.

— Какой платок? — Насторожилась гусятница. Безымян вытащил из-под рубахи подарок Мила и молча протянул Марье. Женщина взяла ткань в руки и, покачав головой, промолвила:

— Дурачок он у меня. Кто ж с такой вещью по доброй воле расстается?

Заметив удивление на лицах гостей, гусятница поспешила пояснить:

— Не простой это платочек, а наговоренный. Если вдруг ноги не идут или из сил выбился, то утрешься им, и усталость, как рукой, снимет. Только почем зря использовать лоскут нельзя. Заклинанье с каждым разом свою силу теряет.

— Так может, Мил его исчерпал давно? — Предположил Безымян.

— Нет. Видите, узор на ткани голубой. Когда платочек чудодейственную силу утратит, то белым станет. Эта вещь в нашем роду давно храниться. Мне от отца досталась. Тому — от деда. Когда Мил на службу уходил, я ему платок в дорогу дала. Если он вам его передал, значит, чувствовал что-то. Не хотел, чтобы платок в нехорошие руки попал. Не стряслось ли с ним чего худого?

— Напрасно волнуетесь. — Успокоил женщину полянин. — Наверняка, Мил решил, что здесь он нужнее. Хозяйство все на ваших плечах висит. Такое и здоровый мужик не потянет.

— Чему быть, того не миновать. Раз уж Мил так им распорядился, не могу платок принять. Твой он теперь. — Марья протянула заговоренную тряпицу Безымяну. — Ради Мила, не отказывайся. Чутье у него на добрые дела. Знал, что суждено тебе заговор для блага использовать.

Безымян увидел, что спорить с гусятницей бесполезно и, поклонившись, взял. Не верилось ему, что и впрямь этой тряпкой чудеса творить можно. Хотя, всякое бывает. Не зря же, когда тонул, первым делом за платок ухватился. Придет время, на что-нибудь да сгодится.

Давно Безымян не чувствовал себя так хорошо. После бани кровь заиграла сильнее, словно не веником его хлестали, а платком чудотворным. Побрившись, Безымян оделся в чистое, выстиранное белье. Проходя мимо кадки с водой, он не удержался и глянул на свое отражение. Вместо румяного и посвежевшего лица на него с самого дна уставилась зеленая морда болотника. Она подмигнула полянину мутным желтым глазом. Безымян отпрянул, заслонившись рукой.

— Что с тобой? — Спросил спутника Степан — стрелок.

— Домовой шалит, — надевая на шею оберег, произнес полянин.

— А говорили, нечисть здесь спокойная.

— Прогуляемся перед сном? — Предложил охотник.

— Пойдем. Посмотрим, чем здесь народ живет.

— Я с вами. — Услышав разговор, попросился Карп. После случая на постоялом дворе, он не отставал от Безымяна ни на шаг.

— Где Арпашка? — Спросил Степан.

— Спит. Сморило после баньки. — Завязывая ворот, ответил Карп.

— Сам, что в бане не был? — Поинтересовался Безымян.

— А в баню с сумкой не пускают. — Ответил за рычанского Степан. Друзья засмеялись. Карп покраснел и, закинув вещи за плечо, обиженно произнес:

— Вдруг украдут. Не удобно без подарка.

— Что же там за подарок? Точно, кусок золота тащишь.

— Так мы идем? — Прекратил насмешки Карп и первым вышел за ворота.

К вечеру похолодало. Запахнувшись в телогрейку, Безымян принялся считать звезды.

— Не разевай рот, ворона залетит. — Посоветовал стрелок. Полянин усмехнулся. В деревне было пустынно. Люди отсыпались перед предстоящим праздником.

— Пойдем, постоялый двор поищем. — Предложил Безымян. — Там всегда людно.

— Зачем тебе люди?

— Поговорить.

— А ты со мной поговори. — Сказал Степан. — Знаешь, к примеру, какая у нас, стрелков, самая лучшая работа?

— Нет.

— Стрелки князьям забивать.

— Это как?

— Вот смотри, решат удельные князья разборку друг с другом учинить. Выяснить, значит, у кого дружина крепче, конь лучше, денег больше. Одна проблема: где встретиться. Тогда выбирают лучшего стрелка. Выходит он в поле и пускает стрелу не глядя. Среди князей это «стрелку забить» называется. На равнине далеко видно. Где стрела воткнется, туда дружины и съезжаются.

— А потом? — Спросил Безымян.

— Всякое бывает. — Отмахнулся Степан. — Даже до драки доходит. Только дело не в этом. Пару стрелок князьям забьешь, столько отвалят. Целый год жить можно.

Безымян только восхищенно тряхнул головой.

— Интересная жизнь у тебя, Степан.

— Подожди. — Остановил Безымяна охотник. — Заболтались. Уже деревня кончилась. Это оттого, что мы по ошибке не в ту сторону двинули.

— Слышите? — Подняв палец вверх, произнес Безымян. — Кто-то на дудочке играет.

Путники замолчали. Перекрывая скудный хор ночной живности, из-за пригорка доносилась едва различимая мелодия.

— Пойдем, послушаем. — Потянул спутников Безымян.

Не нужно было разбираться в музыке, чтобы понять: играл мастер. Тихая и грустная мелодия лилась по равнине, наполняя морозный воздух невидимыми узорами. Веселье исчезло. Странники зачаровано слушали переливы свирели, не в силах сдвинуться с места. Боль и тоска сжимали душу, оставляя на ней кровоточащие раны. В песне не было слов, но они бы только помешали. Безымян ожидал увидеть умудренного сединами старца, но за пригорком, на камне сидел молоденький парнишка. Простая, холщовая рубаха певца полоскалась на ветру, а тот, казалось, не замечал холода. Понял Безымян: хоронит себя парень, за грошик жизнь продает. Подходи, бери. Словно, вся жизнь человека в этой песне пролегла. Пронеслась, как один миг. А певец играл, не замечая усталости, черпая силу от самой земли. Теперь в воздухе повеяло замогильным холодом. Полянин вздрогнул.

— Все там будем. — Невпопад произнес он, но все его поняли. Заметив, что не один, певец испуганно оглянулся, спрятав дудочку под рубаху. Он подскочил на ноги и попятился, словно его застали, когда он делал что-то худое. Безымян в два прыжка преодолел спуск и настиг певца.

— Не бойся. Не обидим. — Успокоил парнишку полянин.

— Я и не боюсь. Дудочку не ломайте. — Попросил певец.

— Ты с головой дружишь? Кто ж на такое руку поднимет?

— Находятся. — Насупившись, произнес парень, высвобождая руку из захвата. Неуловимым движением он извлек на свет свирель и, погладив ее, произнес:

— Цела.

— Сам делал? — Поинтересовался полянин.

— А то кто же?

— Молодец. — Искренне похвалил Безымян. — Красиво играешь. Аж душа заходится.

— Как зовут-то тебя, певец? — Спросил подоспевший стрелок.

— Васильком кличут. — Притупив взгляд, ответил парень.

— От чего такие песни грустные играешь, Василий?

— Чему веселиться? Не мил мне белый свет. Совсем житья здесь не стало. Гонят отовсюду в три шеи. Староста играть запретил. Как увидят, что я за дудку взялся, сразу отнимают, а самого побьют для острастки.

— Почему не уйдешь? Мир большой. Наверняка, найдутся слушатели. — Задумчиво произнес Безымян.

— Не могу. — Тихо ответил Василек и поник. — Девушка есть одна…

— Любит тебя? — Помог Степан.

— Любит, и я люблю. Только завтра свадьба у нее. Видно, не жить мне на белом свете.

— Ты чего? Руки на себя наложить захотел? — Возмущенно произнес Безымян.

— А хоть и захотел? — Со злостью ответил певец. — Кому до этого дело?

— Мне! — Рассвирепев, крикнул полянин и грянул кулаком о камень, расколов его надвое. — Рассказывай.

— А чего тут рассказывать? Людмила сыну старосты приглянулась. Вот старик и постарался. Подговорил народ, отца любимой запугал. Чтоб по честному все было, договорились состязание устроить. Кто ивовый прут с трехсот шагов собьет, тому Людмилу под венец вести. Только справедливостью здесь и не пахнет. Из Киева Негод, сын старосты, стрелка привел, который промаха не знает. Я хоть лук в руках не держал, не хуже местных бы стрельнул. А сейчас и пробовать нечего. Предупредили еще изверги, чтоб до завтрашнего утра убрался из деревни. Иначе, забьют до смерти.

«Не за что человек пропадает, — подумал Безымян. — Жаль парня. Сила в нем великая заложена. Он, как искра. Вроде маленькая и проку от нее никакого, однако, большой огонь разжечь может. Нельзя его в беде бросить». Полянин посмотрел на Степана и сухо спросил:

— Поможем?

Стрелок кивнул.

— Не горюй. — Потрепал он Василька по волосам. — Я за тебя стрелять буду.

— А ты умеешь? — С недоверием спросил певец.

Степан не ответил. Вместо этого он опустился на расколотый камень и задумчиво произнес:

— Чтоб самим впросак не попасть, сейчас все хорошенько обмозговать нужно.

— Долгая дума будет. — Подхватил Безымян. — А ты пока сыграй. Только, чтоб жилы не вытягивало. Другие песни знаешь?

Парнишка кивнул и, нежно погладив дудочку, поднес к губам. Вот загадочная русская душа. Безымян прибодрился, чувствуя, как разгорается в теле кровь. Если б попросили, гору сейчас свернул да на мелкие камешки разбросал. Колдует музыкант. Не иначе как силушку богатырскую в тело вдохнул. Полянин посмотрел на спутников. Не ему одному помогло. Карп и тот плечи расправил. На подвиги потянуло. Побольше бы таких певцов, и не было бы в мире народа, что русичам поперек дороги встать смог. Степь бы одолели. Да что там степь! Весь мир бы от края до края исходили.

Тем временем на пустоши обо всем договорились.

— Ну, бывай. — Попрощался с певцом Степан.

Василек хотел броситься в ноги, но Безымян остановил его.

— После благодарить будешь. И не бойся, в обиду не дадим.

* * *

— Думаешь, получится? — Спросил Безымян, когда Василек скрылся из виду.

— Завтра точно знать будем. Мне кажется, лиходеи сами себя перехитрили. Нет бы, без шума девку сосватать, так им еще народ за нос поводить захотелось. Смотрите, мол, все по честному. Правильно рассчитали. Кто за певца встанет? Не от мира сего человек. Изгой. Только, по себе людей судить — дело неблагодарное.

— Да. — Озадаченно протянул Безымян. — Такого, как Василек на руках носить, а они его извести захотели.

— Бывает и такое. — Рассудительно сказал Степан. — Однако, пора. Припозднились мы. Как бы завтра не проспать.

Возвращались далеко заполночь. Мимо, тихо скрипнув калиткой, прошмыгнула старуха, волоча наполненные до краев жбаны молока.

— Не надорвешься, бабушка? — Поинтересовался Безымян.

Ведьма скривилась и, прошамкав беззубым ртом, плюнула им вслед.

— Веселая деревня. — Сказал Степан.

— Сглазит. — Собрав пальцы крестом, простонал Карп. Он раскрыл рот, чтобы добавить, но в этот момент спутников окликнули.

— Эй, ребята, осади немного. — Раздался пьяный голос. Безымян обернулся. Из переулка вывалились пьяные мужики.

— Сразу в драку не полезут. — Прокомментировал Степан, сначала задираться начнут.

— Нас что, бить будут? — Испуганно спросил Карп, прячась за спины товарищей.

— Будут. — Спокойно произнес Безымян. — Чужим всегда морды бьют. Традиция такая.

Местные обступили троицу полукольцом. Один из них, самый здоровый, подошел к Безымяну и, оглядев с ног до головы, подозрительно произнес:

— Что-то я тебя раньше не видел.

Безымян выдержал тяжелый взгляд и спокойно посоветовал:

— Шли бы вы домой, ребята. Неудобно без зубов завтра на свадьбе гулять будет.

Здоровяк втянул себя воздух, словно разъяренный бык, и, размахнувшись, ударил, целя Безымяну в лицо. Полянин поймал его кулак и слегка сжал. Раздался неприятный хруст. Нападавший со стоном осел на землю, остудив пыл товарищей.

— Слушайте, братцы. — Как ни в чем не бывало, сказал Безымян. — Вы, случайно, Василька не знаете?

— Знаем. — В один голос откликнулись те. — Приблудился к нам в деревню мальчишкой. Староста разрешил остаться. Думали, что за ум возьмется, а тот лоботрясничает. Сидит, целыми днями на дудочке свистит. Бьем, гоняем, — все без толку.

— Что, плохо играет?

— Да нет, хорошо. — Пожав плечами, ответили мужики. Безымян без предупреждения ухватил ближних собеседников за грудки и грянул их лбами. Третий, что остался в стороне, бросились бежать. Полянин поймал его за тулуп и притянул к себе.

— Так ты понял? — Строго спросил он насмерть перепуганного мужика.

— Понял. — С готовностью кивнул тот, — а что?

— То, что руки почем зря распускать нехорошо.

— Ладно, кончай их жизни учить. — Вмешался Степан. — Все равно забудут, как проспятся. Горбатого могила исправит.

— Я не горбатый. Не надо меня в могилу. — Жалобно заскулил мужик, глядя на беспомощно катающихся по земле товарищей.

— Если еще раз певца тронешь, будешь горбатым. — Пообещал Безымян.

— И беззубым, — выступив вперед, прибавил Карп.

Безымян отпустил анинского и, посмотрев на небо, протянул:

— Небо чистое. Завтра солнышко будет.

* * *

Безымян проснулся оттого, что лучик пробрался через щель в ставне и пристроился у него на лице. Полянин заслонился рукой и хотел досмотреть сон, но, вспомнив, что сегодня дела, подскочил. Безымян вышел во двор и столкнулся с хозяйкой.

— Степан попросил передать, что он на площади. — Сказала гусятница.

— Давно ушел?

— До рассвета еще.

Безымян кинулся в дом, за волчовкой.

— Может, позавтракаешь? — Крикнула вслед Марья.

— Спасибо, некогда. — Ответил полянин и побежал к площади.

День выдался ясным. Хорошая погода к праздничку. Площадь, выходящая узкой стороной к дому старосты была не заполнена. Какие-то люди мостили скамьи прямо под открытым небом.

— Тоже пришлый? — Окликнул Безымяна один из них.

— Как догадались?

— Кто ж в такую рань без дела шляться будет? Праздник — дело хорошее, но и за хозяйством следить нужно.

— А вы чего для людей стараетесь?

— Нанялись. Как видишь, сами не местные.

— Много платят? — Поинтересовался полянин.

— Пустяки. Работаем, чтоб без дела не мается. Здесь мы проходом. В Киев к масленице поспеть нужно, раньше работы не предвидится. Времени хоть отбавляй. То в одном месте поживем, то в другом.

— Уже познакомился? — Раздался из-за спины знакомый голос. Полянин натолкнулся на Степана.

— Не опоздал? — Спросил он. Охотник качнул головой.

— Иди, позавтракай. Все равно здесь стрелять не будут.

— Почему?

— Развернуться негде. — Показал рукой Степан. — Я, пожалуй, с тобой пойду. К началу праздника подходить необязательно. Как обычно, молодых по парам разведут. Самое интересное к обеду начнется.

— Почем знаешь?

— У людей спросил. — Кивнул на строителей стрелок. — Смотри, молодцы какие. Бесплатно за работу взялись. Всего пятнадцать человек. Мастера на все руки. Хочешь, дом построят. Хочешь — капище.

— Не хвали! — Крикнул Степану мужик с молотком. — А то в краску вгонишь.

— Это я могу, — подтвердил Степан и махнул работающим рукой.

К празднику начали готовиться загодя, словно впрямь собрались жениться. Уложили волосы, почистили одежду. Марья предложила белье Мила, но Степан отказался, а Безымян попросту не влез. Стрелок нервничал. Поправлял складки на кожаных штанах, теребил куртку.

— Дознался, что за лучник тебе противостоять будет? — Спросил Безымян.

— Да. Как только его описали, сразу понял, с кем дело имеем.

— Не тяни.

— Зовут этого человека Волк. Услуги его стоят дорого. Как-то раз мы стреляли вместе, чтобы выяснить, кто лучше.

— Ты победил? — Спросил Арпашка.

— Нет. Лучше стрелял Волк.

— Как же ты с ним сегодня тягаться будешь? — С опаской спросил Безымян.

— В тот раз мы забавлялись, а сейчас серьезно соперничать придется.

Степан достал лук и положил его на стол, рядом со стрелами. Как к бою готовился. Проверил наконечники, оперение. Одну забраковал и спрятал отдельно. После этого он вытянул из кармана тетиву и, соорудив петельку, набросил ее на конец лука.

— Дядя Степан. — Спросил Арпашка. — Для чего ты каждое утро по новой лук натягиваешь?

— Чтобы не растянулся. — Бросил стрелок и, собрав вещи, скомандовал. — Пора.

В поле собралась вся деревня. К тому времени старейшины успели благословить пары, но расходиться никто не спешил. Всем было интересно посмотреть на состязание стрелков. Привели Людмилу. Вся в белом, девушка была бледнее смерти. Ее усадили по правую руку от отца и по левую от старосты. Дюжие молодцы отогнали зевак и призвали к тишине. Один из них отсчитал положенное расстояние и привязал к палке ивовый прут. Соискателей поставили около прочерченной на земле границы. Их оказалось трое. Двое парубков и Негод. Сын старосты щеголял в красных сапогах и сафьяновом кафтане. Он не скрывал победной улыбки, время от времени поглядывая на Людмилу. Девушка, потупив взор, покорно ждала своей участи. Не откладывая в долгий ящик, приступили. Двое соискателей отсеялись сразу, смазав по три выстрела. Дошла очередь Негода. Жених расправил плечи и объявил, что выставляет за себя друга. Он отступил в сторону и махнул рукой, приглашая человека из толпы. В опустившейся тишине, припадая на правую ногу, появился Волк. Лучник был одет в легкую, отороченную мехом черную куртку. Его русые волосы были заплетены в мелкие косы и разбросаны по плечам. Манерами и внешностью он сильно смахивал на степняка, но все же это был славянин. Он хищно покосился на Людмилу и подошел к черте.

— Последний претендент. — Перекрикивая гул, возвестил староста. — Может, еще кто хочет посостязаться?

Люди притихли.

— Я хочу! — Крикнул Степан, выбираясь из толпы. Селяне расступились, пропуская смельчака. Людмила взволновано подняла голову. Нет, это не Василек. Человек был одет во все черное, словно не на свадьбу пришел, а на похороны. Сразу ясно, — стрелок явился не для забавы, и будет сражаться. «Пусть лучше он, чем Негод. Все равно без любимого не жить». Невеста вздрогнула. Сердце подсказывало, что нужно болеть за чужака. Умом она не понимала, просто чувствовала, что так будет правильно. Тем временем, чужак медленно двинулся к черте.

Староста поднялся, чтобы возразить, но народ взревел, предвкушая интересную схватку. Тиун растеряно посмотрел на сына, но тот благодушно позволил. Волк опустил лук, ожидая смельчака.

— Узнал? — Спросил Степан.

— Конечно. — Ухмыльнулся Волк. — Не думал, что из-за девчонки такая кутерьма завертится. Кабы ведал, двойную плату запросил.

— Еще не поздно. — Рассудил Степан.

Волк поправил волосы и взглянул на соперника.

— Древляне князя Игоря убили, когда он второй раз за данью приехал. На Руси такого не прощают.

Негод занервничал, не понимая, почему возникла пауза.

— Почему не стреляешь? — Коротко спросил он. Волк спокойно положил оружие на землю и произнес:

— Ты меня обманул. Я думал, что мне будет противостоять мужичье, вроде тебя.

— Он что — сильный лучник? — С сомнением спросил Негод.

Волк кивнул.

— Сегодня мне должно сильно повезти. Иначе, не видать тебе невесты, как своих ушей.

В толпе захохотали. Негод едва не бросился на Степана, но, смерив гнев, коротко бросил: «Приступайте».

— Вот так наживают врагов. — Сказал Волк Степану. — Теперь у тебя стало на одного больше.

— Так же приобретают друзей. — Ответил Вольный стрелок. — Хотя, тебе это слово вряд ли что-нибудь говорит.

Наемник пропустил остроту и крикнул:

— Поставьте вторую мишень!

Повернувшись к Степану, он хлопнул его по плечу и добавил: «Дело будет долгим».

Солнце поднялось в зенит. Наблюдатель махнул рукой. Глухо ухнули тугие луки, и, рассекая морозный воздух, к целям понеслись стальные жала. Соперники били легко, без подготовки, одновременно подняв над землей шесть стрел. Толпа замерла, ожидая развязки. Мальчишки ринулись наперегонки, чтобы первыми узнать результат. Поединщики хладнокровно опустили оружие и с улыбкой переглянулись. Для них все было ясно без слов. Когда принесли мишени, толпа зашлась криками и свистом. Оба прутика были разрезаны на четыре равные части.

Степан аккуратно высвободил из дерева стрелы и тихо спросил:

— Продолжим?

Не каждый день увидишь стрелка, бьющего без промаха. Он встречается реже, чем двужильный конь. А тут сразу двое. Люди срывали голоса, заключали споры, дрались, а поединщики делали свою работу. Мишени отодвигали пять раз. Пятнадцать стрел взлетали в воздух, и ни одна не прошла мимо. Людмила безропотно взирала на то, как решалась ее судьба. С замиранием сердца она ждала очередного выстрела, сжав на счастье кулачок. Мысленно она обращалась к Заре — Зарянице, считая, что та рассудит по справедливости. Время шло, а страсти не утихали. Через час стало ясно, — никто из них не уступит.

Первым не выдержал Негод. Он подбежал к отцу и отволок его в сторону, что-то доказывая и размахивая руками. Наконец, тиун кивнул и исчез в толпе. Чтобы потянуть время, стрелкам вынесли по чарке меда. Волк поднял чашу, салютуя Людмиле. Девушка вздрогнула. По телу пробежал неприятный холодок. Стало ясно, что развязка близка. Почувствовав конец веселья, толпа взревела с новой силой.

— Сейчас тебя попытаются купить. — С улыбкой произнес Волк. — Соглашайся. Бери, что предложат, иначе уйдешь не с чем.

— Это будет означать, что я проиграл. — Сосредоточенно ответил Степан.

— Глупости. Это скажет лишь о том, что ты благоразумный человек.

Стрелок отрицательно покачал головой.

— Я был прав. — Произнес Волк. — Смотри, во сколько тебя оценили.

К поединщикам подошел тиун, ведя за руку молоденькую, совсем юную девушку.

— Ты хороший лучник и храбрый воин. — Произнес он. — Грех отказываться от удачи, если она сама идет в руки. У нас в деревне много красавец. Такой видный мужчина, как ты не останется без невесты. Бери Ульяну. Мастерица на все руки, покладистая, с богатым приданным. Через год, полтора подрастет, лучшей жены не сыскать.

Староста подтолкнул девушку к Степану. Та сделала робкий шаг вперед и остановилась, притупив взгляд. Лицо Ульяны залил густой румянец. Вольный стрелок посмотрел на худенькую девчонку, в праздничном платье с чужого плеча. Видно, не готовилась под венец. Красивая, кого-то она осчастливит. Пауза затянулась. Толпа притихла, ожидая когда Степан примет решение. Непростую задачку они ему загадали. Стрелок лихорадочно подбирал слова, чтобы с честью выйти из щекотливой ситуации. Откажешься, — девчонке жизнь поломаешь. Будет думать, что все дело в ней. Станет людей чураться, чувствуя себя ущербной. Так в девках и просидит.

— Соглашайся. — С иронией произнес Волк. — Невеста хоть куда.

— Нет. — Резко сказал Степан. — Мне нужна Людмила.

Ульяна закрыла лицо руками и бросилась прочь, сгорая от стыда. Стрелок поймал ее за руку и привлек к себе. Девушка попыталась вырваться, но не смогла. Оставив попытки, она уткнулась в Степана и зарыдала у него на плече.

— Успокойся, глупая. — Нежно прошептал стрелок. — Ты тут не причем. Не за себя стреляю, за Василька.

Девушка перестала вздрагивать и подняла голову. Степан вытер ей слезы и, улыбнувшись, прошептал:

— Теперь беги. Еще свидимся.

Ульяна бросилась прочь. Отец и братья подхватили ее под руки, бросая угрожающие взгляды на стрелка. Толпа недовольно загудела.

— Ежели тебе Ульяна не люба, другую найдем. — Нерешительно начал староста. Степан побагровел и с яростью произнес:

— Убирайся.

Тиун попятился, зная, что некоторые люди скоры на расправу. Степан поднял лук и громко объявил:

— Что-то мы застоялись. Продолжим?

Волк убрал с лица ехидную ухмылку и произнес:

— Лучше б денег предложили. Не ценят нашего брата. Так мы с тобой до вечера стрелять будем.

— Предлагаю испытание волосом.

— Ого. — Протянул наемник. — Серьезно. А если оба промахнемся?

— Тогда уходим не с чем. По одной стреле на сто пятьдесят шагов. Кто перебьет, — победил. Если оба мажем, уходим сразу. Пусть без нас решают.

Волк убрал со лба сбившуюся косичку и задумчиво произнес:

— Если стреляем мимо, придется возвращать плату. Хотя, интересно самому попробовать. Ладно, была — не была. Ставьте мишени.

Народ загудел, когда вынесли две плоские дощечки. Запыхавшись, прибежал парнишка, бережно передав стрелкам два конских волоса.

— С какого расстояния начнем? — Спросил Волк, бережно закрепляя цель строго в середине деревяшки.

— Сто двадцать шагов. — Произнес Безымян.

— Это ты загнул.

— А чего мелочиться.

Наблюдатель взял мишени и начал отсчитывать положенное расстояние.

— Что они делают? — Спросила, оживившись, Людмила.

— Это состязание на твердость руки. Смысл в том, чтобы пустить стрелу ровно по центру доски. Волос не виден, так что придется бить, целя в середину. Возьмешь немного в сторону — промахнешься.

Лучники выбрали по стреле и разошлись, присматриваясь к едва различимым целям.

— Ты сумасшедший. — Произнес Волк, подняв палец, чтобы определить ветер. Степан готовился к выстрелу молча. Наконец, он зафиксировал положение ног и начал растягивать лук. Он замер, с трудом удерживая тетиву. От напряжения на лице стрелка выступили крупные бусинки пота. В последний момент Степан, передумав, немного сдвинул лук.

— Удачи. — Выдохнул под руку Волк. Степан выстрелил, молча провожая полет стрелы. Дождавшись, пока острие поразит мишень он спокойно забросил лук за спину и посмотрел на Волка.

— Некрасиво с твоей стороны. — Без обиды произнес он. Наемник поймал ветер и, сосредоточившись, пустил стрелы по высокой дуге. Та первое время карабкалась вверх и на какое-то мгновение застыла, повиснув в воздухе, после чего камнем устремилась вниз, с каждой секундой набирая убойную силу. Доска не выдержала хитрого выстрела и раскололась, полетев с подставки на землю.

— Пойдем, посмотрим. — Предложил Степан. Волк кивнул, и поединщики не спеша двинулись к горизонту. Люди остановились и, подобрав мишени принялись что-то обсуждать. Селяне, едва сдерживаемые дюжими молодцами, подались вперед. Наконец, не выдержав людская волна прорвала ограждение и устремилась к стрелкам.

На скованной легким морозцем земле лежали две мишени. Одна была расколота. Трещина прошла в пальце от волоса, не задев его. Другая осталась невредимой. Стрела с белым оперением вонзилась чуть левее волоса, на излете зацепив его острой кромкой. Он трепыхался на ветру разрезанными краями, заворачиваясь в сторону стоящего поодаль победителя.

— Поздравляю. — Произнес Волк.

— Не бери в голову. Сегодня мой день. — С улыбкой ответил Степан и махнул Безымяну, приглашая его подойти.

— Ну-ка посторонись! — Крикнул полянин, поднажав плечом. Люди ахнули и расступились. Безымян двинулся по образовавшемуся коридору. По левую руку от него шел Василек, одетый в белую с красными петухами рубаху. Певец сиял от счастья, не в силах сдержать счастливую улыбку. Стрелок взял жениха за руку друзья втроем двинулись к старосте. Увидев суженого, Людмила вскочила со скамьи и, увернувшись от отца, побежала навстречу, позабыв о правилах приличия. Степан с улыбкой соединил руки влюбленных. Молодые повернулись к пришлым и поклонились до земли.

— Не нужно. — Засмущавшись, произнес Степан.

Василек поднялся и горячо прошептал:

— Я ваш должник. Если попросите, голову положу, но в беде не оставлю.

Степан улыбнулся.

— Думаю, это не понадобится.

Невеста бросилась к нему на шею и поцеловала, не стесняясь слез радости, ручьем хлынувших из глаз. В толпе раздался дружный рев. Потрясая инструментом, вперед выступили строители. Их крик, подхваченный сотней глоток разлетелся на многие версты. Степан подошел к старосте. Под кожей на лице тиуна ходили багровые желваки.

— Благослови. — Попросил старика стрелок. Староста прикусил язык, с ненавистью глядя на Василька.

— Ты чего, дед, обиделся? — Простодушно спросил Безымян. — Ты того, следи за здоровьем, а то откинешься — людям праздник подпортишь.

— Благослови, кому говорят. — Уже с угрозой произнес Степан.

Селяне недовольно загудели. Раздался свист. Староста поднялся и сухо, будто хоронил сына, с трудом выдавил:

— Живите долго и счастливо. Совет вам да любовь.

Он закашлялся и тихо, чтоб услышали пришлые добавил:

— Вы уйдете, а мы по-своему все порешим.

— Слышь, дед, больно злой ты сегодня.

— Видно не с той ноги встал. — Бросил через плечо Степан, повернувшись к селянам. Люди гудели, но заметив, что победитель просит слово притихли.

— Слушайте! — Громко крикнул Вольный стрелок. — Все было по чести. Вы тому свидетели. Ясно, что в деревне есть люди, которым моя победа пришлась не по душе. Завтра я уйду, но запомните: мир тесен, еще свидимся. Если я узнаю, что кто-то обидел Василька, то вернусь и буду вершить свой суд.

Степан молниеносно развернулся и всадил стрелу над головой старосты. Тиун крякнул и сполз вниз по скамье.

— Русские вы или нет?! — Заревел Безымян. — Не дадите певца в обиду?

— Не дадим! — Разрезал тишину дружный крик.

— Вот и хорошо. — Удовлетворенно произнес стрелок. — Теперь и свадебку справлять можно.

— У меня даже лавок в избе нет. — Растерянно сказал Василек.

— Дело поправимое. — Вступился один из строителей. — Через час — другой будут и столы, и лавки.

— Приглашаю всех! — Крикнул Василек и обнял Людмилу.

— Вот так, поможешь людям, аж самому приятно становится. — Улыбнулся полянин.

Сзади неслышно приблизился Волк.

— Пойдем с нами. — Заметив его, позвал Степан.

— Не могу, нужно поскорей убираться отсюда. — Отказался наемник.

— Думаешь, Негод попытается отомстить?

— Мне нет, а вот тебе наверняка. Будь осторожен. Сынок старосты не забыл, кто увел у него невесту. Почаще оглядывайся, если не хочешь получить нож под лопатку.

— Спасибо, что предупредил. — Сказал Степан и подал Волку руку.

— Бывай. — Сказал наемник и сжал ладонь стрелка.

— Может, и нам убраться по-хорошему? — Спросил Карп, оглядываясь в поисках убийцы.

— Не суетись. На своей территории Негод нас не тронет. Потом посмотрим кто кого. Не впервой. — Успокоил Степан.

— Неудобно как-то. Задерживаемся. — Поторопил Безымян.

— Посидим немного и двинем. Только не долго. — Согласился Степан.

— Нужно к гусятнице заглянуть попрощаться.

Странники двинулись к Марье. Праздник был в самом разгаре. Вдоль заборов валялись смертельно пьяные селяне. Успели таки набраться до темноты.

— Знаешь, почему русские сильно пьют? — Спросил Вольный стрелок.

— Нет. — Протянул Безымян.

— От избытка чувств. Не может мужик себя реализовать, вот и заливает горе.

Степан не договорил. Из переулка вышли, поигрывая колами, трое селян. Из-за их спин выглядывала Ульяна, успевшая переодеться в простое платье. Безымян признал в них отца и братьев несостоявшейся невесты.

— Этот? — Сурово спросил у дочери мужик в рубахе навыпуск. Девушка кивнула.

— Опять начинается, — застонал Карп и побледнел.

— Значит, тебе дочка моя не приглянулась. — Сказал мститель, буравя стрелка пьяными глазками.

— По глупости отказал иль семью опозорить решил?

— Дай я с ними поговорю. — Предложил Безымян. Степан пожал плечами, давая понять, что не возражает. Тем временем селяне приблизились. В нос ударил запах дыма и сырой кожи.

— Сам под венец пойдешь? — Спросил отец. — А то может, помочь нужно, чтоб решился быстрее.

— Да вы что, ребята? — Миролюбиво произнес полянин и сделал шаг вперед, но те не слушали. Деревянный кол просвистел в воздухе и обрушился на плечо Безымяна, переломившись надвое. Полянин крякнул и присел. Ошарашенный тем, что удар не свалил здоровяка, мужик попятился, но было поздно. Безымян распрямился и, сделав короткий размах, заехал мстителю по лицу, своротив челюсть. Отец Ульяны рухнул без чувств. Сыновья бросились врассыпную.

— Ты его не насмерть? — Взволнованно спросил Степан.

— Шут его знает. — Спокойно произнес полянин и склонился над бесчувственным телом.

— Кажись, живой.

— Не добивайте, люди добрые. — Взмолилась Ульяна, закрыв отца собой.

— Ты что, глупая?! За кого нас принимаешь! — Возмущенно вскричал полянин.

— Сами решились? — Спросил Степан, поднимая девушку с земли.

— Негод присоветовал. — Покраснев, произнесла Ульяна.

— Понятно.

— Я что тебе не люба? — Выдавила из себя девушка, опустив голову.

Степан тяжело вздохнул, потеряв дар речи.

— Вот так дела. — Протянул полянин.

— Люба ты мне. Только не могу я сейчас остаться. Слово людям дал, в Киев их свести.

В конце улицы раздался топот ног и крики:

— Убили! Душегубы!

— Уходить нужно. — Заметил Степан.

— Погуляли на свадебке. — Озадаченно протянул полянин.

— Так мы ж ничего худого не сотворили. — Вмешался Арпашка.

— Этого не докажешь. На справедливый суд рассчитывать не приходится.

— А как же вещи?

— Позже заберем. Зашлем Арпашку, он и принесет. — Бросил Степан, увлекая спутников в проулок.

— Что с батюшкой-то? — Окликнула чужаков Ульяна.

— Ничего страшного, оклемается. Только потом долго сам есть не сможет. — Ответил полянин.

— А как же я? — Растерянно произнесла девушка. Степан бегом вернулся и, обняв, поцеловал ее на прощание.

— Подожди маленько. Через год — другой вернусь и заберу тебя.

Девушка смахнула слезу и тихо прошептала:

— Обманешь.

— Не обману. Еще свидимся.

Спутники бросились к реке. Перекрывая шум погони, их догнал крик Ульяны:

— Я буду ждать!

* * *

— Ты пользуешься популярностью у женщин. — С улыбкой произнес Безымян, когда схоронившись в кустах, беглецы переждали погоню.

Стрелок невесело усмехнулся.

— До темноты еще долго время коротать.

— Ничего не поделаешь.

— Куда нам теперь идти?

— Через мост, потом два дня ходу до Маковки. Сворачиваем в лес. По старой дороге дойдем до Выборга. После двинем на северо-запад и попадем в Киев.

— Пойдем к мосту, разведаем, может засаду поставили.

— Добро, — согласился Степан. — Сходи с Карпом, а мы с Арпашкой здесь подождем.

Безымян выбрался на дорогу, огляделся и, поежившись, запахнулся в волчовку. Погода испортилась. Поднялся ветер. Видать, забыл кто-то из молодоженов Стрибога помянуть или дары пожалел. Там у них в небесной братии друг за дружку горой. Как бы людям празднество не испортили. А может, подглядели, как местные с гостями обошлись и осерчали. Далеко за деревней завыл волк.

— Рановато серый на охоту выбрался, — задумчиво произнес Безымян. К речке пришлось спускать осторожно. Грязь раскисла, не давая ногам надежной опоры. Чтобы не скатиться в ледяную воду, странники хватались за кусты. Переломившись, тропинка стала круто забирать на кручу.

— Заросла дорожка. — Заметил Безымян.

— Разленились, совсем за тропой не следят. — Недовольно проворчал Карп. — Кабы я тиуном был, сразу мозги всем вправил.

Путники забрались на холм, перепачкавшись в студенеющей хляби.

— Ну и где мост? — Спросил Безымян.

— Был мост. Мы пять весен назад по нему через реку переправлялись.

— Может, ты напутал?

— Хоть убей, верно шли. Чудеса да и только.

— Никаких чудес. — Раздался у самой воды хриплый голос. Собеседники вздрогнули от неожиданности.

— Ты кто? Покажись. — Попросил полянин.

— Спускайтесь, — пригласил стоящий на берегу мужичонка. Безымян спрыгнул вниз, едва не оступившись в воду.

— Вот он ваш мост. — Указывая на голые сваи, сиротливо торчащие из воды, произнес незнакомец. — Вернее, то, что от него осталось.

— Что же здесь произошло? — Растерянно проговорил Безымян.

— Три года назад я по пьяни настил запалил. Пока люди прибежали, он уже обрушился. В наказание за это теперь должен новый отстроить. С тех пор в кабале мытарю. От заката до рассвета вкалываю, только сваи починил.

Мужичок тяжело вздохнул. Безымян опустил взгляд и наткнулся на длинную тяжелую цепь, обвитую вокруг ноги узника.

— Эка они тебя.

Бедолага громыхнул оковами и мрачно произнес:

— С умом ковали, чтоб до деревьев и обратно.

— Как же ты сваи чинил?

— Добрые люди подсобили. Только без толку. Старый я уже. Видать, суждено в неволе помереть. Поделом мне, дураку.

— Чего не сбежишь? Давно б цепь разбил.

— Не могу. Понимаю, что виноват. Раз кашу заварил, приходится расхлебывать.

— Жалко мост?

— Не то слово. Капли с тех пор в рот не брал. Коли отстрою, то рядом поселюсь. До остатка дней присматривать буду.

Безымян повернулся к Карпу и увидел, как тот в отчаянье рвет на голове остатки волос.

— Чего наделал, старый дурак?! — Внезапно, заорал рычанский на узника.

— Тише, успокойся. Если человек раскаялся, надобно прощать. — Вступился Безымян.

— Убивать таких нужно. Ты не понимаешь. В обход мы до Маковки к весне доберемся.

— Ого. — Издал разочарованный возглас Безымян и почесал в затылке. — То-то я смотрю, здесь нас не ищут. Однако странные люди в этих местах обитают: сами через тридевять земель крюк делают, неудобства терпят — лишь бы человека наказать. Давно б уже всем миром новый мост отстроили.

* * *

— Вот тебе и загадочная русская душа. — Выслушав, произнес Степан. — По неволе помочь придется.

— Мужик себя без того казнит. — Сказал Безымян. — Нельзя его в беде бросать. Нужно помочь, человека из неволи выкупить.

— Нам что, самим мост строить? — Раздраженно спросил Карп.

— Другие предложения есть?

Рычанский смолчал.

— Значит, поможем. — Решил Вольный стрелок.

Степан подозвал Арпашку и, поправив на нем одежду, произнес:

— Беги в Анинку, разузнай что к чему. Заскочишь к Васильку, скажешь, чтобы пришел сюда со строителями. Разговор есть. Будешь возвращаться, заверни к гусятнице, поблагодари за гостеприимство. Смотри вещи не забудь.

Парнишка кивнул и бесшумно исчез из виду.

— Будь осторожен! — Крикнул вслед Степан, но того уже след простыл.

— Шустрый малый. — Качнув головой, сказал полянин.

— Хороший стрелок из него получиться.

— Даже не думай, — предупредил Безымян. — Нечего пацану всю жизнь по дорогам шляться. Я его в Киев к дядьке сведу. Пусть в лавке за делами присматривает, учится.

— Как знаешь. — Согласился стрелок. — Только к жизни такой Арпашка не приучен. Сбежит. Он, как я, без свободы долго не протянет.

— Наглым растет. — Вмешался Карп. — К старшим никакого уважения. Ты б его поучил маленько.

— Не получиться. — Отмахнулся Безымян. — Я понарошку бить не умею, а со всей силы жалко — зашибу.

Начало темнеть. День сокращался, уступая большую половину суток сестрице — ночи. Арпашка задерживался. Безымян хотел, было, отправляться на поиски, когда кусты с треском подались в стороны и на прогалину вылетел взъерошенный Василек.

— Что случилось? — Вскочив на ноги, крикнул Безымян.

— Беда. — Только и вымолвил певец.

— Арпашка попался?

— Нет, вас уже не ищут. Ульяна отговорила.

— Людмила?

Василек отрицательно махнул рукой.

— Емеля, дурачок местный. Человек на цепи, который мост порушил. Сегодня последний срок истекает. Ежели до завтра мост готов не будет, повесят беднягу. Три года над ним изгалялись, удовольствие растягивали, знали псы, что он в одиночку мост не построит. Утром, как проспятся, обязательно прикончат.

— Бежать ему нужно. — Предложил Степан.

— Не согласится. Слишком честный. — Отрезал Василек, ухватив себя за чуб. — Забыл я про Емелю, последние дни только о себе и думал. Нет мне прощенья.

— Не суетись. — Успокоил Безымян, что-нибудь придумаем.

— Строители согласились помочь? — Спросил Степан, поднимаясь с земли.

Василек кивнул.

— Наверное, они уже на берегу. Пошли с Арпашкой посмотреть, что можно сделать.

— Не будем терять времени. — Скомандовал Степан и двинулся к сгоревшему мосту.

* * *

На берегу уже кипела работа. Строители валили лес, пилили, строгали, растянувшись вдоль дороги. Вольный стрелок подозвал старшего и тихо спросил:

— До утра успеете?

— Вряд ли. Чтобы мост за ночь постелить, нужно семь пядей во лбу иметь. Все равно попытаемся. Денька б три в запасе иметь, тогда бы дурачка спасли.

— Ладно. Не раскисайте. Сообща работать будем. — Степан сбросил куртку и засучил рукава рубахи.

Безымян нашел взглядом Арпашку. Мальчик караулил инструмент. Сделав ему отмашку, чтоб не отрывать от дела, полянин подошел к Емеле.

— Не горюй. — Подбодрил Безымян узника. — Будет тебе к утру мост.

— Спасибо, — простонал невольник, — как жить хочется!

— Что ж ты раньше про срок не сказал?

— Думал, знаешь, из любопытства подошел.

Безымян выругался про себя и двинулся валить деревья.

— Чем подсобить? — Окликнул его Василек.

— Ступай к жене. Заждалась, небось.

— Не пойду. Потом не прощу себе, что человека погубить позволил.

Безымян чуть не подпрыгнул от пришедшей в голову идеи.

— Дудочка с собой? — Внезапно спросил он музыканта.

Василек похлопал по карману.

— Тогда играй. Так, чтобы кровь в жилах закипела. Без остановки, иначе не построим.

Василек выхватил дудочку и, глядя на то, как строители разводят большие костры, начал подбирать мелодию, подстраиваясь под мерный перестук инструмента.

Небо озарилось, выхваченное из темноты срывающимися вверх искрами. Стало светло, как днем. Василек начал играть, вначале медленно и тихо, но потом, поймав вдохновение принялся взвинчивать темп. Молотки и топоры замелькали в бешеном ритме, не мешая музыке, а лишь дополняя ее особенным колоритом. Закипела работа. Берег стал похож на разоренный муравейник. Потихоньку ни из чего начал вырисовываться новый настил. Никто не жалел себя. Когда потребовалось забраться в воду, чтобы укрепить ненадежные сваи, от желающих не было отбоя.

Полночь уже вступила в свои владения, а работа шла в прежнем ритме. Наконец, строители один за другим потянулись к кострам, падая от усталости.

— Не могу больше. Руки не слушаются. — Сказал старший, отбрасывая раскалившийся рубанок.

Работники одобрительно закивали.

— Лучше прерваться, а то мы сейчас наработаем.

Василек спрятал дудочку и перевел дыхание.

— Спасибо братцы. Славно потрудились. — Прошептал Емеля.

— Скоро рассвет? — Спросил Безымян.

Степан молчал, высматривая на небосводе маленькие, блеклые звездочки.

— Мне хочется, чтобы строители опоздали. — Внезапно бросил он.

— Почему?

— Тогда будет шанс рассчитаться с этими сволочами.

— Всех не переделаешь. — Заметил полянин и потянулся к сумке Степана, выуживая платок, который передал ему на временное хранение. Он хотел утереться, но вспомнив наказ гусятницы: не использовать понапрасну, отдернул руку.

— Мы успеем. — Решительно произнес он.

— Не вижу, каким образом.

— Все очень просто, — сказал Безымян, подбросив в воздух подарок Мила.

— Не жалко? — Спросил Степан.

— Для хорошего-то дела? Легко достались, легко расстались. Не пропадать же человеку.

— Пойду поднимать работников. — Произнес Вольный стрелок. — Давай сюда свое чудо.

Тряпица вернулась к полянину совершенно белой. Строители принялись за работу, как заведенные, словно дорвались до любимого занятия, после длительной отлучки.

— Помогла родимая! — Крикнул Безымян, приободрившись.

Последний гвоздь был вбит, когда Заря — Заряница зажгла на горизонте первый кровавый отблеск холодного осеннего солнца.

— Признавайтесь, кто из вас колдун? — Спросил старший строитель, вытирая пот скомканной шапкой.

— Да все понемножку. — Улыбнувшись, произнес Безымян, любуясь новеньким мостом. — Самому не верится.

— Может, с нами плотничать будете? — Предложил мастеровой. — Дюже лихо у вас получается. Все заказы соберем, разбогатеем.

— Чего стоите? Освободите горемычного. — Вмешался Степан. — Или он у вас, как пес, на цепи всю жизнь просидит?

Все посмотрели на узника. Емеля ползал по земле, не отрывая глаз от моста, и что-то лихорадочно шептал себе под нос.

— Как бы у него от большого счастья крыша не поехала. — С опаской произнес Арпашка.

— Ничего, свыкнется. — Успокоил Степан.

Узнику сбили цепь и поставили на ноги.

— Цени свободу. — Посоветовал мастеровой, бережно укладывая свой инструмент. Емеля онемел от счастья. Он все время мычал и порывался обнять ноги спасителей.

— Ему бы сейчас бражки налить, чтоб в себя пришел. — Протянул Безымян.

— Нельзя. Слово дал человек, что не пригубит больше. — Ответил за Емелю стрелок.

Попрощавшись со строителями, путники подхватили котомки, собравшись в дорогу.

— Что, так просто уйдете? — Спросил Василек.

— В жизни всегда приходит время расставаться. — Философски ответил Степан.

— Вы точно не с неба спустились?

— А что, похожи? — С улыбкой кивнул в сторону капища Безымян.

— Подумайте сами. Еще вчера вас здесь никто не знал. Появляетесь внезапно, как снег на голову, делаете кучу добрых дел и исчезаете. Просто так, мимоходом, без особых усилий. Такое под силу только героям.

— Ну, это ты загнул. — Возразил полянин.

— В одном ты прав, скоро нас забудут, а появившийся за ночь мост превратится в красивую легенду.

— Век буду помнить. — Пообещал Василек. — Родиться первенец, назову Степаном.

— А второго Безымяном. — Съязвил Карп.

— Не нужно. — Восприняв слова рычанского всерьез, произнес полянин. — Я-то по нужде без имени, а ребенок тут причем?

— Может еды в дорогу возьмете? Помогу, чем богат, предложил певец.

— Зачем? Лук со мной, стрелы на месте. Что-нибудь раздобудем. — Ответил Степан и, махнув рукой зашагал по деревянному настилу. Путники перешли быструю речку и скрылись в зарослях на противоположном берегу.

— Вот это люди. — Восхищенно прошептал певец и, повинуясь сердечному порыву, приложил к губам дудочку.

* * *

Все-таки красивая пора осень. Особенно когда ветер закружит хоровод опавших листьев и понесет их вперед, к самому окоему. Это создает иллюзию жизни, напоминая путнику, что он не один. В такие моменты создается впечатление, что природа дышит. Взрослые шли не торопясь, упиваясь чувством проделанной работы, что осталась позади и больше не висит на душе мертвым грузом. Арпашка то и дело забегал вперед, высматривая ключ или родник для привала. Время от времени он донимал Степана расспросами, и тогда стрелок показывал, как нужно поворачивать руку, чтобы спущенная тетива не рассекла большой палец.

— Ты мне пацана испортишь. — Ворчал Безымян, но не со зла, а так, чтобы поддержать разговор.

— Что-то мы часто людям помогаем. Не к добру это. — Произнес охотник, разглядывая деревья по правую сторону от дороги. Он уже давно наложил стрелу и внимательно слушал звуки леса, ожидая когда беспечная живность выдаст себя среди поредевших зарослей.

— Что в этом плохого? — Спросил полянин.

— Как бы нам помогать не пришлось. — Выдохнул он и спустил стрелу. Смертоносное жало нырнуло в кусты. Раздался глухой удар. Смертельно раненый зверь сделал последний рывок и повалился, подломив попавшиеся на пути сучья. Люди осторожно раздвинули калину и обомлели. Содрогаясь в предсмертных судорогах, на прибитой инеем траве лежал огромный секач. Стрела пробила глаз и засела глубоко внутри.

— Свинью завалил. — Вымолвил Безымян.

— Скажи еще: целился.

— Случайно. — Скромно ответил стрелок, наклоняясь над жертвой.

— Да, с тобой мы, точно, с голода не помрем. Куда ж нам все это девать?

— Пускай волки попируют. — Решил Степан. — Им тоже кормиться нужно.

— Чего это зверь на дорогу вышел? — Подозрительно спросил Карп. — Уж не выгнал ли его на нас кто покрупнее.

Спутники засмеялись над трусостью рычанского.

— Здесь и передохнем. — Решил Безымян.

— Ну-ка, сгоняйте за дровишками. — Попросил стрелок. — А мы пока с Безом займемся добычей.

Рычанский нехотя поплелся в чащу, придерживая Арпашку, чтоб тот не потерялся.

— Мне все тот оборотень из головы не идет. От самой Сретенки за нами шел, а потом вдруг отстал. — Задумчиво произнес полянин, наблюдая, как подрумяниваются на прутиках куски свежего мяса. Запах приятно щекотал ноздри и разжигал аппетит, выворачивая желудок наизнанку.

— Может, он в Анинке след потерял, двинул, как все, в обход, а не напрямик через мост. — Предложил Арпашка.

— Я в оборотней не верю. — Сказал Степан.

— Насмотришься, еще и не в это поверишь.

— Странно, что никаких обозов не встретили. — Грея руки, у огня вмешался Карп.

— Так мост же был порушен. Вот торговый люд и шел из Киева не к Выборгу, а прямиком в Маковку. Чего зря лишние версты наматывать?

— Выходит, если хочешь через мост пойти, нужно двигаться через Выборг и Анинку. — Спросил полянин, интересуясь на будущее.

— А если к броду, то через Белгород, Маковку и Погореловку. — Подтвердил стрелок.

Карп осторожно придвинулся к собеседникам и вкрадчиво предложил:

— Может, со мной к куму завернете? Не досуг мне одному вдоль леса пилить. Я человек маленький, меня каждый обидеть норовит.

— Не бойся, доведем. — Успокоил его Безымян.

— День потеряем, зато на ярмарку попадем. — Согласился охотник, снимая с огня вертел.

После еды стало клонить в сон. Трудная ночка давала о себе знать. Безымян закрыл глаза и начал размышлять над тем, что шел в степь на печенегов, но потом незаметно для себя начал откланяться от намеченной цели. Ничего зазорного он в этом не нашел. Живет по совести. Вон сколько полезных дел переделал. Рано еще на степняка идти. Каждый день что-то новое для себя открываешь. В голове полянина замелькал круговорот событий, произошедших с ним за последнюю неделю. Безымян отключился.

* * *

— Вставай, дядя Безымян, — теребил полянина Арпашка. Сон исчез. Безымян открыл глаза, не понимая, где находится. Наконец, сообразив, он потянулся и спросил:

— В чем дело?

— Ты грамоте обучен?

— Немного.

— Пока вы дрыхли, я вперед сбегал, чтобы дорогу разведать. За пригорком она ветвится на три части, а у развилки камень. На нем письмена какие-то, самому не разобрать. Пойдем посмотрим.

— Сам схожу. — Поднимаясь, сказал полянин. — За костром лучше присмотри.

Арпашка кивнул и начал собирать хворост. «Хорошо, что разбудил, — подумал Безымян, — потом голова будет тяжелая». Переступив через спящих Степана и Карпа, он двинулся к развилке, радуясь возможности пройтись и стряхнуть слабость. Арпашка не обманул. Преодолев холм, он вышел к перепутью. Три узкие дорожки расходились из одного начала и, змеясь терялись около самого неба. Безымян опустился возле камня и принялся читать по слогам вырезанные заботливой рукой указатели:

— Направо пойдешь — по морде получишь. — Произнес полянин и подумал: «Нет, туда нам нельзя».

— Налево пойдешь — по морде получишь. — Безымян поднялся, озадаченно почесав голову.

— Прямо пойдешь — по морде получишь. — «Так куда все-таки идти?».

— Эй, мужик. — Прервал его размышления грубый голос. — Думай быстрей, а то прямо здесь получишь.

Безымян повернулся и увидел лихой люд. Разбойники стояли полукругом, поигрывая дубинами и цепами. Их было пятеро, не считая предводителя — здорового лохматого детины с черными, как смоль, волосами.

— Чего с ним делать будем? — Спросил хриплым, подсевшим голосом здоровяк.

— Что за народ пошел — голытьба. Коня нет, вещей нет, оружия и того нет.

— Живым брать. Может, на что сгодится. — Подсказал тать с самодельным кистенем.

— Навалились что ли. — Скомандовал предводитель и, отбросив дубину, поплевал на ладони. Его примеру последовали остальные. Оружие со звоном полетело на землю. Так безопаснее. В горячке и самому недолго пораниться. Безымян отступил. Звать на помощь было бесполезно, все равно не подоспеют. Разбойники наступали медленно, не выбегая вперед. Полянин не сводил глаз с широко расставленных мозолистых рук нападавших. Бывшие работники, не от хорошей жизни в лес подались. Калечить таких не охота. Серьезные ребята. Не договоришься. Кому-то сегодня предстояло быть битым. Успокоив себя, полянин расслабился и пошел навстречу лихому люду. Такой поворот дела смутил разбойников, и те на мгновение приостановились. Этой секунды оказалось достаточно. Безымян выдернул самого мелкого из нападавших и, схватив за ноги, поднял в воздух. Раскрутив его, как дубину, полянин принялся крестить разбойников — кого в лоб, кого в горб. Через мгновение на ногах стоял только Безымян. Остальные катались в грязи, выплевывая выбитые зубы и зажимая поломанные руки.

— Отпусти. — Попросил бедняга, угодивший в стальной захват полянина.

— Пожалуйста, — Отозвался Безымян и раскрутив его, швырнул в пролесок. Размахивая руками, разбойник полетел через опушку и с шумом врезался в заросли калины. Послышался глухой удар. Вековой дуб вздрогнул, роняя остатки листвы и переспевший желуди. Дикий крик летуна оборвался и наступила тишина. Недовольная посторонним вмешательством из зарослей подала голос кукушка.

— Скажи, родимая: сколько лихому люду жить осталось? — Спросил полянин у вещей птицы. Та не ответила. Послышалось хлопанье крыльев, и вещунья упорхнула в поисках более спокойного места.

— Вы думали, что разбойникам сегодня везет? А им сегодня не везет. — Произнес полянин, выбирая дубину по руке.

— Пощади. — Попросил черноволосый детина, с трудом поднимаясь на карачки. Наконец, он сел, вытирая кровь с разбитого лица. Один глаз полностью закрылся, превратившись в сплошной синяк. Лиходей шмыгнул носом и тихо произнес:

— Может, отпустишь?

— Зачем на дорогу вышли? — Сказал Безымян, держа в поле зрения остальных противников. Похоже, причинить ему вред, они больше не могли.

— Жрать-то охота. — Ответил здоровяк. — Неурожай в округе. Все голодают. Когда дань с дыма заплатили, многие по миру пошли.

— Не разжалобишь. — Сурово произнес полянин. — Другие же как-то живут.

— Вот так и живут — концы с концами сводят. Ты думаешь, я всю жизнь по дорогам промышляю? Как бы не так.

— Ладно, — принял решение полянин, — убирайтесь отсюда. Не последний раз здесь хожу. Еще раз увижу, — порешу.

Лиходей лукаво посмотрел на победителя и начал пинками поднимать остальных.

— Оружие оставишь? — Спросил разбойник.

— Забирайте. — Махнул рукой Безымян. — Все равно отнимать без толку, нужно будет — новое найдете. Полянин засунул трофейную дубину под мышку и зашагал прочь.

— Эй, силач. — Окликнул его предводитель шайки. — Если нужно будет кого со свету сжить, проси, не стесняйся. Меня Лютом зовут. Разыщешь, коли припрет.

Безымян улыбнулся и пошел, не оборачиваясь.

— Слушай, давай я вдогон сбегаю, — вынимая из-за пояса нож, предложил Люту разбойник.

— Дурак. После драки кулаками не машут. — Поучительно ответил здоровяк и заехал ему промеж глаз.

Когда полянин приблизился к месту стоянки, его спутники уже проснулись.

— Разобрал? — Спросил Арпашка. Полянин кивнул.

— Интересно, о чем вы? — Спросил Степан.

— Сам увидишь.

— Ого. — Протянул Вольный стрелок, когда путники подошли к придорожному камню. — Странные письмена. Что бы это значило?

— Пошутил кто-то. — Как бы невзначай бросил полянин. Степан наклонился и подобрал выбитый зуб.

— Недавно здесь повздорили.

— Я о том же. — Откликнулся полянин. — Иду, вижу мужики дерутся. Заметили меня и дали деру. Один даже дубину обронил. Пришлось взять. Чего добру пропадать? Кто-то выбирал, старался.

— Смотри, как бы тебя с ней за прежнего владельца не приняли. Будешь в петле болтаться.

— Учту. — Кивнул Безымян и, скрутив из шнурка петельку, забросил оружие за спину, скрыв под безрукавкой.

— Все равно видна. — Проворчал Карп.

— Не сильно глаза мозолит, и ладно. — Бросил Безымян.

— Нам прямо, — вмешался Степан. — Нужно идти, темнеет.

— Мы прямо как совы. Днем дрыхнем, ночью бродим. — Заметил Карп.

— Скоро привыкнешь. — Бросил рычанскому стрелок. — Дорога закаляет.

Путники решили идти всю ночь, наверстывая потерянное время. Погода стала портиться. Дажьбог хмурился, подгоняя плывущие по небу, огромные, как башни кучевые облака. Забывают люди старых богов, вот те и мстят. Не к добру это.

— Нехорошее у меня предчувствие. — Задумчиво произнес Безымян. — Этой ночью в покое нас не оставят.

— С каких пор ты стал гадалкой?

— Хочется верить, что это только страхи.

— Подожди, — схватив полянина за руку, предостерег Степан. — Похоже, впереди разъезд.

— Не по нашу душу?

— Лучше схорониться. — Решил стрелок, отступая с дороги.

— Накаркал. — Прошептал Карп. Степан махнул рукой, чтобы тот замолчал.

Из темноты выступили всадники. Они двигались не спеша, внимательно разглядывая заросли, словно кого-то искали. Безымян насчитал девятерых. У двоих в руках факелы. Гридни были в кольчугах и при оружии.

— Долго нас будут гонять? — Недовольно произнес один из них.

— Спроси у воеводы.

— Серьезно, кому придет в голову идти по заброшенной дороге?

— Я слышал, мост починили.

Безымян удивленно качнул головой. Молва шла впереди них.

— Веришь в сказки?

— Сказано проверить. Приказы не обсуждаются.

— Да кто тут может ходить? Разве что голытьба какая.

— Не будь самоуверен. Какой-то щуплый пилигрим — соплей перешибешь, десять гридней у брода на куски порвал. Следом два деда появились, стали выспрашивать. Решили их повязать за нездоровое любопытство, а те мечи выхватили. Двадцать ратников разогнали. Дрались понарошку, чтоб отбиться, и то в горячке десятского замочили. Если б взаправду взялись, точно бы хваленую дружину в капусту покрошили. Теперь за теми стариками целое войско гоняется, а они уходят, как вода сквозь пальцы. Вроде рядом, раз… и нет их. Разбойников за полторы недели перевешали, столько за год не набиралось.

— Это без толку. Новые наплодятся. Лихой люд, как гидра. Рубишь голову, а на ее месте сразу другая растет.

Всадники исчезли, растворившись в темноте. Разговор, перемежающийся со стуком копыт стал едва различим, а потом и вовсе затих. Путники выбрались на дорогу.

— Не зря мост ладили. — Произнес Степан. — Двинулись бы к броду, вовсе головы сложили.

— Они ж не нас ищут. — Возразил полянин.

— Шут его знает. Гридни вначале вешают, а уж потом вопросы задают. Нужно быть осторожнее. Так недолго и на разъезд нарваться.

— Меня другое заботит, — протянул Безымян, — оборотень не отстал. Идет туда же, куда и мы. Просто сбился с дороги, к броду свернул. Сколько у нас в запасе, прежде, чем он снова сядет нам на хвост.

— День — другой. Главное, до Маковки успеть. Там людно. На ярмарке потеряемся. — Ответил Степан.

— Ты ж в оборотней не веришь?

— Наслушаешься страшилок, еще не в такое поверишь. Да братцы, видно кто-то из вас сильно ему насолил. Раз идем вместе, отбиваться будем сообща.

— Чего остановились? — Прикрикнул Степан. — Спать будем, когда сдохнем.

* * *

Тонкий месяц, словно пловец, попавший в бушующую стихию волн, скользил среди тяжелых, свинцово-синих облаков. Ночное небо хмурилось, переливаясь полутонами от черного, до фиолетового. В зарослях лещины, подходящих к самой дороге сидел Дерхон. Он подбирал место для засады с сосредоточенной тщательностью профессионала. Его вел охотничий инстинкт. За свою долгую жизнь цепной пес Ящера научился одному — выслеживать и убивать, без жалости и сострадания. Оборотень обошел хранителя стоячей воды и теперь выжидал, словно жаба, готовая сутки просидеть без движения, чтобы поймать потерявшую бдительность муху. Подул холодный, пронзительный ветер, срывая с облаков колючую россыпь мелких снежинок. Оборотень сбросил с уродливой головы черный покров и принялся чистить зубы, выковыривая длинным загнутым когтем куски застрявшего мяса.

Заигравшись, в просвет между кустов выскочили мавки. Они засмеялись и, приняв Дерхона за своего, принялись водить хоровод. Одна из них шутливо бросила в Цепного пса камешком и, улыбаясь, выглянула из-за ветвей. Оборотень зарычал, прогнав распутных лесных девок. Мавки испуганно упорхнули, оставив Дерхона в одиночестве. Чуткое ухо зверя уловило глухой перестук копыт. Оборотень затаился. Медленно и величаво из-за окоема выехали четыре всадника. Они поравнялись с засадой и свернули, затоптав лещину. Дерхон дал окружить себя. Посланцы Чернобога спешились.

— Удачной охоты. — Тихо произнес один из них. Оборотень не ответил, стыдливо пряча уродливое лицо под одеждой.

— Мы здесь, чтобы сообщить, что охота закончена. Стоячая вода в руках надежного человека. Он несет склянку хозяину.

Оборотень оскалился. Его глазки полыхнули недобрым огнем.

— Что если товар перехватят? — Едва слышно, прошипел он.

Страх раздраженно поддел носком сапога стылую землю.

— Мы сопровождаем посланца. Что будет дальше — не твоя забота.

— Ты же знаешь, — с угрозой прошептал Дерхон, — обратного пути у меня нет. Я должен заполучить стоячую воду любой ценой.

— Что это значит?

— Охота продолжается.

— Если ты хочешь крови, с хранителем идут трое — двое взрослых и мальчишка. Бери их. — С досадой в голосе произнес Страх. Зверь упрямо тряхнул головой.

— Ты создаешь лишние трудности. — Вмешался Голод.

— Убирайтесь. — Зарычал Дерхон. — Я прощаю вас за то, что вы разрушили укрытие. Советую, не стоять у меня на пути. В следующий раз пощады не будет.

— Глупец, — закрыв лицо ладонью, сокрушенно произнес Страх.

— Зло себя злом изводит. — Коротко бросил Ужас. В его руке блеснул меч.

Оборотень молнией метнулся к земле и, едва коснувшись ее, припал на четыре лапы. Вспыхнула яростная схватка. Времени на крики и угрозы не осталось. Все потонуло в треске ломающихся кустов и свисте рассекаемого сталью воздуха. Шум стих также внезапно, как и начался. Выскочив из лещины, через поле метнулась размытая черная тень. Капли отравленной крови с шипением падали на землю и растворялись в ночи зловонной дымкой, оставляя огненный след. В истоптанных зарослях орешника остались лежать четыре разорванных трупа. Полуволки — полукони тревожно крутили головами и скалились, охраняя место яростной схватки от непрошеных визитеров.

Первый луч, посланный Хорсом, еще не успел коснуться небосклона, как кусты раздвинулись, и на дорогу, ведя коней в поводу, вышли Страх, Мор, Голод и Ужас. Всадники Чернобога были угрюмы и сосредоточены. Страх осмотрелся и, заметив дорожку из плесени, тянущуюся через поле, коротко приказал:

— Пса нужно остановить.

* * *

Певцы вошли в Маковку на рассвете. Постороннему, они казались сбитыми дородными мужичками средних лет. Ратибор умел отводить взгляд.

— Куда двинем? — Спросил Чудин.

— На ярмарку. Там свежие новости. — Сухо ответил герой.

— Все еще сердишься за того гридня. Говорю тебе, не хотел убивать дурака. Он сам под меч бросился.

— Этим поступком ты перечеркнул все былые деяния. Пойми, если мы начнем убивать невинных, то перестанем отличаться от темных богатырей.

— Этого больше не повториться. — Пообещал Чудин.

— Ступив на неправильный путь, сложно остановиться и сойти с него. Ты добавил нам хлопот.

Чудин промолчал. Пошлявшись по торговым рядам, странники зашли в корчму.

— Зря старались. — Сокрушенно произнес Чудин. — Не знаю, как ты, а я сыт народными байками.

— Нужно уметь отделять зерна от плевел.

— Ну, и что ты почерпнул? Историю о том, как местный дурачок Емеля построил мост за одну ночь?

— Хотя бы. Если подумать, придешь к выводу, что ему помогли. Причем бескорыстно. Растет достойная смена. Знать бы имя, того человека.

— Зачем?

— Богатырями не рождаются. Ими становятся. Вспомни, с чего начинал сам.

Чудин улыбнулся.

— Не только мы следим за всем, что твориться в мире.

— Точно. Поэтому нужно найти человека, построившего мост раньше, чем это сделают слуги Чернобога. Если они решат, что он стал для них слишком опасен, то прикончат раньше, чем он научиться противостоять злу.

— Не забивай себе голову. У нас без того полно дел.

— Будем ждать.

— Дела из рук вон плохи. Дерхона мы потеряли. Где он теперь?

— Не суетись. Что-то мне подсказывает, что склянка движется в направлении Киева. Не зря в округе объявились черные всадники. Они никогда надолго не отходят от кукловода. Нужно не упустить момент, чтобы покончить со всеми одним ударом.

— Крупная рыба идет на живца. — С улыбкой произнес Чудин. Богатырь поднялся и двинулся к стойке, чтобы расплатиться, выуживая из кармана неразменный пятак.

* * *

— Скажи на милость, как ты умудрился потерять продукты? — Спросил у Арпашки Степан.

Мальчик молчал, потупив голову.

— Не ругайся. — Успокоил стрелка Безымян. — Сутки потерпим.

— Я не хотел, — шмыгнув носом, начал оправдываться Арпашка. — Когда вы в заросли от гридней ломанули, сумка за ветку зацепилась. Пришлось бросить.

— Зверье ей и пообедало. — Язвительно бросил Карп. — Наверное, благодарит тебя сейчас.

— Что было, то было. — Рассудил Степан. — Глядишь, чего-нибудь придумаем.

Он потрепал Арпашку по голове.

— Не горюй. Однажды мне стрелы нести доверили, а я их по глупости в речке утопил. Зверя на своих двоих не загонишь. Пришлось целую неделю корешками питаться, пока другие не раздобыли.

* * *

На голодный живот странствовать не весело. Арпашка приуныл, обвиняя себя в свалившихся на их головы несчастьях. «Кабы силок иметь, я бы пичужку изловил, — думал мальчик, — какая ни есть, а все еда». Он с сожалением посмотрел на небесную твердь. Хоть бы солнышко светило, все веселей идти. По обе стороны от дороги тянулась унылая равнина. Глаз метался по гнетущему, однообразию, не находя на чем остановиться. После полудня у самого горизонта показался белый горб. Приблизившись, странники разглядели старика, одиноко сидящего в придорожной грязи. Он был настолько древний и недвижимый, что Безымян вначале принял его за меловой камень, вывороченный кем-то из земли и брошенный посреди поля.

Дед пристально следил за путниками. От этого взгляда становилось не по себе.

— Не нас ли старик поджидает? — спросил Степан. — Видать, долго сидит, раз корни пустил.

— Место нехорошее, пустынное. Случись что, скрыться негде. — Оглянувшись, бросил Карп.

— Не трусь. Сейчас узнаем за чем мы ему понадобились.

Дед поднялся, расправив могучие плечи и вышел вперед, перекрыв дорогу.

— Здравствуй, дедушка. — Поприветствовал старика Безымян.

— Здравствуй, коли не шутишь. — Громовым голосом прогудел старик. Его ясные, голубые глаза сверкнули из-под густых белоснежных бровей.

— Куда, герой, путь держишь? От дела мытаешь или дело пытаешь? — Строго спросил незнакомец.

— В Маковку идем, а после в Киев, чтобы мальца к родственнику отвести. — Признался полянин. — Только ты малость ошибся, не герой я вовсе.

— А вот это людям решать. Ты мост построить помог?

— Не только я. — Ответил Безымян. — А ты откуда прознал?

— Не твоего ума дело. — Отрезал старик. — За другим я здесь. Предупредить хочу, чтобы в Маковку не ходили. Впереди опасность. Только понапрасну головы сложите. За мной идите. Я вас в такое место сведу, где свое умение приложить сможете.

— Что-то ты, дед, загадками заговорил. — Вмешался Вольный стрелок. — Не темни: что нас ждет впереди?

— Молод еще, горяч. — С удовлетворением произнес белый старик. — Сам таким был лет сто назад. Существуют дороги, которые пересекают бытие и тянуться с самого основания времен. Вы вступили на одну из них, когда начали помогать людям. Будет жалко, если вы попадете в ловушку, поставленную для других.

— Что-то я опять ничего не понимаю.

— А что тут понимать? Вы оказались в плохом месте в плохое время. Ищут не вас, но могут прикончить по ошибке или мимоходом, ради прихоти.

— Тут ты, дедушка ошибаешься, — улыбнулся Степан. — Нас так просто не возьмешь.

Старик расхохотался.

— Ты не знаешь, сынок, кто здесь рыщет. Короче, выбор за вами. Хотите жить — ступайте за мной, ослушаетесь, — погибнете.

Спутники переглянулись. В следующее мгновение старик настороженно поднял голову, устремив взгляд за спину собеседников. На горизонте появились силуэты черных всадников. Секунду назад их еще не было. Слуги Ящера заметили людей и помчались через поле, оглашая округу свистом и улюлюканьем.

— Поздно. — Прошептал старик.

Он оттолкнул Безымяна и двинулся навстречу всадникам.

— Что бы ни произошло, не ходите в Маковку. — Бросил он, не поворачивая головы. — И еще, старайтесь ночевать под открытым небом.

Всадники приближались на полном скаку, обнажив блестящие в тусклом свете осеннего солнца длинные обоюдоострые клинки. Уже можно было разглядеть перекошенные злобой лица нападавших. Безымян заметил до боли знакомый лиловый шрам через все лицо. Он хотел броситься и выдернуть старика из-под неминуемого удара, но не успел. Незнакомец махнул складкой белоснежного плаща, и людей захлестнула волна ослепительного света. Когда к Безымяну вернулось зрение, рядом не было ни старика, ни черных всадников. Его спутники сидели на земле, ошарашено озираясь по сторонам. Полянин попытался переморгать красные блики, прыгающие перед глазами, как взбесившиеся солнечные зайчики, и не смог. Оставив бесполезные попытки он поднялся и, растягивая слова, произнес:

— Что это было?

— Где старик? — Прохрипел Степан.

— Растворился и всадников за собой уволок.

— Может, привиделось? — Осторожно спросил Карп.

— Четверым одно и то же не привидится.

— Хватит спорить. — Отрезал Вольный стрелок. — Уходить нужно. Спасибо деду, выручил.

— Куда идти? — Спросил Арпашка. — Он сказал: в Маковку нельзя.

— Мало ли что. Будешь всех слушать, в дураках останешься. — Быстро проговорил Степан.

— Верно. — Согласился полянин. — Планы менять не будем. Двинем в Маковку, а дальше по обстоятельствам. Возвращаться опасней.

Шли молча. Первым выбился из сил Арпашка. Мальчик начал отставать, так что пришлось снизить темп.

— До темноты не успеем. — Мрачно произнес Степан. — Придется ночевать.

— Мне все всадники из головы не идут. — Сказал вдруг полянин. — Как они оказались здесь?

— Ты что, видел их раньше?

— Видел.

Безымян посмотрел на трясущегося Карпа и, пристально глядя на рычанского спросил:

— Узнал их, сосед?

Карп пожелтел и кивнул.

— Почему они к нам привязались? Вначале оборотень, теперь эти. — Безымян задумчиво ударил кулаком по ладони.

— Старик сказал, что они не по нашу душу.

— Тогда по чью? Каким бы сведущим человек ни был, он все равно может ошибаться. Слишком много совпадений.

— Это может означать лишь одно. — Сказал стрелок. — Один из нас не тот, за кого себя выдает.

Все с подозрением переглянулись.

— Хватит, — отрезал полянин. — Не хватало, чтобы мы друг другу горло перегрызли.

Начало смеркаться.

— Я в поле ночевать не буду, — запинаясь, произнес Карп.

— У тебя что, есть вариант получше?

— Здесь недалеко должна быть корчма.

— Старик сказал не ночевать под крышей. — Предостерег Арпашка.

— Правильно. Не гоже пренебрегать чужими советами. — Подхватил Безымян.

— Даже если они звучат так нелепо? Мы уже ослушались, и остались целы. — Задумчиво сказал Степан. — Там наверняка есть люди. Поедим, отогреемся, узнаем новости.

— Надеюсь, корчму еще не спалил какой-нибудь дурак. — Со злостью бросил рычанский и зашагал быстрее.

Не прошло и получаса, как путники набрели на одинокое двухэтажное строение, возвышающееся посреди мертвой пустоши. Почерневшие от времени бревна слегка перекосились, но не утратили видимой надежности. Корчма была похожа на ратный сруб: узкие окна, прочные дубовые двери, низкие потолки.

— Веселенькое местечко. — Вырвалось у Безымяна при виде их будущего ночлега.

— Небось, мертвечина шалит.

— Скорее лихой люд донимает.

Люди подошли к воротам по сухой, растрескавшейся земле.

— Вокруг грязь, а тут будто солнцем все попалило. — Протянул полянин, рассматривая почву под ногами.

— Следит хозяин. — С гордостью сказал Карп, предвкушая плотный ужин.

Степан остановил товарищей.

— Подождите здесь. Схожу посмотрю что к чему.

— Смотри все не съешь. — Бросил рычанский вдогонку.

Вольный стрелок постучал в дверь большим медным билом. В корчме послышался шорох. Звякнул засов. Дверь со скрипом приоткрылась, пропуская наружу тонкую полоску света.

— Пусти, хозяин. — Попросил Степан. Владелец корчмы оглядел странника испуганными глазками и быстро произнес:

— Ты один?

— С друзьями.

Хозяин бросил взгляд в зал, словно с кем-то советуясь, и вновь уставился на стрелка.

— Так и будем всю ночь стоять? — Спросил Степан. Мужик снял с двери крючок и кивнул:

— Заходи.

Стрелок махнул рукой, приглашая остальных. Он прошел вслед за хозяином в тускло освещенный зал.

— Не густо у тебя сегодня. — Проговорил он, оглядывая помещение.

— Никого. — Тихо ответил владелец корчмы.

— Еда есть?

— Мясо и хлеб. Хлеб старый.

— Сойдет. — Сказал Вольный стрелок и кивнул спутникам, столпившимся у двери.

— Лавки наверху?

Хозяин кивнул.

— Переночевать можно?

— Оставайтесь.

— Сколько будет стоить? — Раздражаясь немногословности хозяина, спросил Степан.

— Серебряная монета со всех.

— Ты купец или грабитель? — Удивившись, спросил стрелок. — Ладно, по рукам. Неси еду.

Было видно, что хозяин постоялого двора напуган. Тогда зачем было их впускать? Степан выудил из кармашка на поясе монету и бросил на стол. Может, это успокоит трактирщика? Что-то здесь явно было не так. Может, уйти пока не поздно? Степан встряхнул головой, прогоняя беспочвенные подозрения. Все равно, ночью нужно быть начеку. Стрелок посмотрел по сторонам. Обычный постоялый двор. Масляные светильники, печь, пучки трав вдоль стен, подкова на счастье.

Трактирщик принес тарелки.

— Почему один хозяйничаешь? — Спросил Безымян. Владелец корчмы сделал вид, что не расслышал. Полянин перехватил взгляд Степана. Стрелок нервничал. На всякий случай Безымян расслабил узел на шнурке, чтобы быстрее дотянуться до дубины. Вытянув уставшие ноги, полянин следил за тем, как накрывают на стол. Трактирщик быстро вынес еду и встал за стойкой около очага.

— Не нравится мне здесь. — Подозрительно прошептал Карп. — Раньше все было по-другому.

— Пойдем отсюда. — Попросил Арпашка.

— Сиди, ешь. — Коротко приказал полянин. Он взял кусок мяса и наложил его на хлеб. Только сейчас он вспомнил, что с прошлого вечера во рту не было ни крошки.

— Лапоть промок. — Удивленно произнес Безымян и убрал ногу из лужи. Он запустил руку под стол и ощупал обувь.

— Точно, влез куда-то.

Полянин вытянул пальцы на свет и вздрогнул. На руке была кровь. В это время со спутниками творилось что-то неладное. Не дожевав до конца взятый с тарелки кусок, Степан поморщился и выплюнул его обратно.

— Мясо протухло. — Брезгливо произнес он. Арпашка закашлялся, отодвигая не начатую тарелку от себя. Его едва не стошнило.

— Хлеб с плесенью, — Морщась от запаха выдавил из себя Карп. Постояльцы разом повернулись к трактирщику, требуя объяснений. Глаза хозяина, расширившись от ужаса, начали метаться по залу, перебегая с одного предмета на другой и остановились на двери. Продолжая стоять за стойкой, он подался чуть вперед и хрюкнул, вздрогнув всем телом. Путники застыли, наблюдая, как изо рта трактирщика медленно поползла по подбородку струйка крови. Ногти вонзились в стойку, продрав мореное дерево. Лицо хозяина подрагивало от нечеловеческой боли. Он трясся, захлебываясь, кровью, которая хлынула потоком, залив грязный серый фартук. Обессилив, мужик рухнул на прилавок. Вокруг его головы начала растекаться черная лужица.

Безымян начал выползать из-за стола. В тот же самый миг за спиной убитого трактирщика выросла длинная серая тень. Взгляд полянина метнулся к двери. Заперто. Проклятый трактирщик закрыл их. Уродливое существо на четырех лапах выползло из-за стойки и замерло, приготовившись к прыжку. Путники вскочили, опрокидывая стол, чтобы закрыться от зверя. В ту же самую секунду дверь в корчму раскололась. Половинки полетели на пол, обнажив черный провал входа. Это явилось неожиданностью и для Дерхона. Оборотень, оскалившись, повернул жуткую голову к двери. В корчму протиснулся седой незнакомец. Белая, почти прозрачная кожа отдавала в полумраке голубоватым сиянием. Вошедший повернул пустые глазницы и остановил голову точно напротив зверя.

— Дерхон. — Улыбаясь беззубым, ртом прошамкал слепой.

— Не мешай мне. — Прорычала человеческим голосом распластавшаяся на стойке тварь.

— Ящер тебя знает. — Прошипел незнакомец, поднимая лук с наложенной на тетиву светящейся стрелой. — Я пришел, чтобы помочь.

Безымян попятился, выставив впереди себя дубину. Краем глаза он увидел, как выхватывает оружие Степан. Взгляд Вольного стрелка метнулся по залу, выбирая цель. Два выстрела грянули одновременно. Стрела Степана воткнулась в косяк рядом с головой слепого. Времени на раздумья не осталось. Яркий блик, подобно молнии метнулся к людям, и опалив жаром, пробил деревянную стену. Тяжелые бревна вспыхнули, как хворост. Огонь с бешеной скоростью пополз по стенам, отрезая людей от спасительного выхода. Степан потянулся за стрелой, но опоздал. Новый всплеск света разбил перекинутый стол, расшвыряв его на угольки. Оборотень, отпрыгнул от огня и взметнулся на полку, дав людям передышку.

— Сюда! — Крикнул охотник и побежал в сторону кухни. Кашляя от едкого дыма, путники бросились за ним. Безымян отступал последним, размахивая дубиной, чтобы не подпустить зверя.

— Быстрее! — Поторопил его крик Арпашки.

Безымян швырнул оружие в оборотня и завалил горящие стеллажи, отрезав кухню от зала. Повернувшись, он бросился в дальний конец, где маячил спасительный провал погреба. Придерживая подъемную крышку над лазом в подполье, на свет выглянул Степан. Внезапно лицо стрелка изменилось и он крикнул:

— Ложись!

Кто меньше думает, дольше живет. Безымян рухнул на пол, закрыв голову руками. Над самым ухом просвистело. Спину обдало жаром. Безымян почувствовал, как занимается пламенем его волчовка. Он покатился по полу, чтобы сбить огонь и, провалившись в люк, рухнул на кадки с квашеной капустой. Стряхивая с лица прилипшие ошметки, полянин поднялся и посмотрел наверх. Степан закрыл западню и начал старательно обмазывать края крышки сырой глиной.

— Как ты догадался? — Спросил он, сплевывая вонючую жижу, которой нахлебался при падении.

— Всю жизнь по постоялым дворам мытарю. Насмотрелся, где они продукты держат.

Охотник довершил работу и спрыгнул с лестницы.

— Как чувствовал, — в длинного стрелять нужно. Жаль в последний момент дрогнул, попробовал увернуться, иначе точно положил бы молодца.

— Хорошо, что не в зверя. — Прошептал полянин, стаскивая обгоревшую куртку. — Если бы слепой корчму не запалил, лежали бы сейчас на верху с разорванными глотками.

— Не спеши. Как бы нас здесь заживо не похоронило.

Полянин прощупал укрепленный землей свод и прошептал.

— Выглядит надежно.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло. Нужно было Белого старика послушаться.

— Задним числом все умные.

— Теперь до рассвета куковать, пока не прогорит. — Произнес стрелок, сбрасывая одежду.

— Жарковато становится. Если так будет продолжаться, к утру изжаримся.

— Доспеем оборотню на завтрак. — Хохотнул Степан.

— Может, перекусим? — Предложил Арпашка, набирая пригоршню капусты. Попробовав, он выплюнул ее обратно.

— Эта тоже тухлая, — обиженно произнес мальчик и принялся расшвыривать ногами кадки, вываливая содержимое на землю.

— Не мельтеши, — посоветовал стрелок, — воздуха мало, быстро устанешь. Лучше приляг. Один Род знает, сколько придется здесь торчать.

Арпашка успокоился и затих. Полянин на ощупь добрался до стрелка и опустился на землю рядом с ним. Степан похлопал товарища по ноге.

— Держись. Прорвемся.

Безымян кивнул и закрыл глаза. В наступившей тишине было слышно, как снаружи бушует огненный вихрь, засасывая в себя покосившиеся стены и лестницы. Через минуту свод убежища сотряс страшный удар — рухнули перекрытия и строение сложилось, как картонный коробок. Сверху тоненьким ручейком побежал песок и мелкие камушки. Безымян вскочил на ноги. Ему показалось, что потолок начинает проседать и вот-вот обрушится на голову. Полянин уперся в свод и навалился на него, задрожав от напряжения. Перед глазами побежали круги. Стены начали сходиться. С каждой секундой помещение становилось меньше, угрожая раздавить укрывшихся от пожара товарищей. Полянину захотелось выбраться, расшвырять догорающие бревна и вдохнуть глоток свежего воздуха. Сжав кулаки, Безымян пересилил себя. Оборотень должен поверить в то, что они сгорели, иначе он не отступится. Зверь будет гнать жертву до конца. Упрямства ему не занимать. Ловко он обошел компанию через брод, сделав крюк в несколько десятков верст. Интересно, откуда Белый старец узнал про засаду? Хорошо, что предупредил. В одном ошибся вещун — зверь охотился именно на них. Каким-то образом оборотень вычислил маршрут, пришел на постоялый двор и прикончил постояльцев. Запугав или подкупив хозяина, зверь спрятался и стал ждать. Безымян не имел иллюзий насчет того, кто вышел бы победителем в схватке, если б ни вмешался слепой лучник. Видно, кому-то очень понадобились их головы. Убедив себя, что помещение безопасно, Безымян отпустил потолок. Ничего не произошло. Он сел, привалившись к стене, и закрыл глаза. В подвале было тепло и тихо, как в желудке большой рыбы. Полянин улыбнулся найденному сравнению и провалился в тяжелый сон. Всю ночь он убегал от двуногого волка. Земля под ногами была липкой, как болото. Безымян полз, проваливаясь по колено в жидкую хлябь, понимая, что не уйдет. Оборотень приближался. Цепкие руки с загнутыми острыми когтями вцепились в шею полянина и окунули с головой в трясину. Безымян отбивался, слабея с каждой секундой. Он уже не мог сбросить стальной захват, перекрывший доступ воздуха. Его душили, топили в грязи. Так продолжалось целую вечность. Наконец, он собрался с силами и ударил зверя наотмашь. Кулак прошел сквозь голову волка и врезался во что-то твердое. Хрустнувшие костяшки обожгла резкая боль. Безымян проснулся. Дико гудела голова. Кровь бешено пульсировала, ударяя в виски с силой кузнечного молота. Полянин стряхнул с лица осыпавшуюся землю и попробовал подняться. Тело не слушалось, превратившись в жидкий студень. Безымян дышал как загнанная лошадь. Спертый горячий воздух обжигал легкие, не принося облегчения. Рядом бредил Степан. Арпашка с Карпом валялись среди перевернутых кадок и тихо стонали.

— Вставай. — Прохрипел Безымян. Стрелок не отреагировал, продолжая метаться в кошмарном сне. Полянин ударил охотника ногой.

— Выбираться нужно, иначе задохнемся! — Крикнул он окрепшим голосом и пополз вверх к крышке лаза. Степан со стоном поднялся на локте и тут же бессильно откинулся на спину.

— Сколько мы проспали? — Тихо прошептал он.

— Еще немного, и это будет не важно. — Бросил полянин, налегая плечом на обитую бронзовым листом заглушку.

— Завалило. — Прошептал он, вытирая испарину.

— Выручай. — Попросил стрелок и со стоном уронил голову.

Полянин напрягся, чувствуя, как темнеет перед глазами и навалился что есть силы. С диким ревом, он выворотил кусок земли, прикипевшей к заглушке, и упал на поверхность, угодив лицом в теплую, слежавшуюся золу. Пыль забила ноздри, и человек чихнул, сделав глоток свежего воздуха. В голове помутилось. Мир перед глазами поплыл, подернувшись дымкой. Цепляясь за лестницу, полянин вернулся обратно. Одного за другим Безымян вытянул спутников наружу. Когда он толкнул ногой крышку, закрывая погреб, то выглядел не лучше остальных. От разгоряченного тела валил пар. Лежать было нельзя, но Безымян ничего не мог с собой поделать.

— Вставай, простудишься. — Подал голос Степан. Стрелок поднялся и, покачиваясь, подошел к распростертому полянину.

— Славный костерок мы запалили. — Разглядывая пепелище, произнес охотник. — Дотла выгорело.

— Поднимай остальных. Если дорога жизнь, до заката нужно поспеть в Маковку. — Отозвался Безымян.

— Вставайте, лежебоки, не время спать! — Крикнул Степан, расталкивая блаженно улыбающихся Карпа и Арпашку.

— Точно. Спать будем, когда сдохнем.

Морозный воздух обжигал легкие и быстро восстанавливал силы. Пока не стемнело, у путников еще оставалась надежда на спасение. Преследователи отстали, но каждый понимал, что это ненадолго.

— Я думаю, что нам не следует говорить о том, где мы были вчера вечером. — Задумчиво произнес полянин. — Зверь должен поверить в то, что на постоялом дворе живых не осталось. Один раз он уже выследил нас. Второго — мы не переживем.

— А что отвечать, если дознаваться станут?

— Лучше молчать.

Безымян осмотрел себя и товарищей.

— Надо бы отмыться.

— Ты прав, нечего людей пугать. — Отозвался стрелок и, повернувшись к Карпу, спросил:

— Здесь есть ручей?

— Речушка. — Подтвердил рычанский. — Свернете у развилки налево, а там уже рукой подать.

— Ты что, с нами не пойдешь?

— Зачем? У кума ототрусь.

— Не стыдно перед родственниками?

— Чего стыдиться? Я б и вас на ночлег позвал, да только тесно у кума, и баба в положении. Не обессудьте.

— Ничего. — Успокоил спутника Безымян. — Сами справимся.

— Как-нибудь свидимся. — Махнул рукой рычанский и бойко зашагал к серевшим на горизонте избам.

— Бывай, — сказал полянин. Грусти от неожиданного расставания он почему-то не испытывал. Безымяну хотелось только одного — отмыться, завалиться на лавку и проспать дня три кряду.

— Скользкий тип. — Прошептал Стрелок вдогонку и, обняв Арпашку, двинулся к воде.

— Зря ты так. — Прошептал полянин. — В каждом человеке есть хорошее. Как — никак, не первый день вместе странствуем.

Степан хмыкнул, но промолчал.

Свернув у развилки, странники вышли на поросший кустарником, пустынный берег водоема. Обосновавшись у запруды, они принялись счищать с себя сажу и стирать одежду, вытряхивая набившийся в карманы пепел. По студеной поверхности поползло большое черное пятно.

— Эка мы ручей загадили. — Озадачено произнес Безымян.

— Ничего, очистится. — Натягивая сырую одежду, успокоил стрелок. — Одевайтесь живее, и в путь. Не хватало еще от простуды помереть.

— Нужно было про постоялый двор у Карпа разузнать.

— Найдем, не заблудимся. — Взбодрил спутников Степан и зашагал по берегу к виднеющимся в розоватой закатной дымке темным очертаниям селения.

— Все равно дымом пахнет. — Догнав, пожаловался Арпашка.

— К утру выветрится. — Подбодрил мальчугана стрелок, укладывая ладонью мокрые волосы.

* * *

Тем временем Карп благополучно добрался в Маковку и направился прямиком к дому Никодима. Воровато оглядываясь, он взялся рукой за бронзовое кольцо, вставленное в ручку, выполненную в виде быка, и три раза ударил в крепкую дубовую дверь. Горевшая в окне лучина дрогнула и поползла по избе, освещая дорогу впереди хозяина. Несмазанные петли глухо скрипнули, и сухой голос изнутри гнусаво произнес:

— Заходи.

— Чего это вы в темноте сидите? — Спросил Карп, протискиваясь в открывшуюся щель.

Прежде, чем захлопнутся, дверь приотворилась чуть шире, и на улицу высунулась плешивая голова Хозяина. Косой глаз осмотрел округу и остановился на бредущем восвоясье пьянчуге.

— Сосед. — Позвал Никодим.

Прохожий вопросительно поднял голову.

— Хочешь заработать алтын? Сгоняй в корчму за бражкой.

— Чего сам не идешь? — Хрипло спросил пьяница, принимая денежку.

— Гость у меня. Не бросать же?

— Понятно. — Пожав плечами, произнес сосед.

— И еще, подбери закуски на все. Только смотри, чтобы без обмана.

— Само собой. Ты ж меня знаешь. — Проворчал мужик и побрел на постоялый двор, пересчитывая деньги.

— Знаю я тебя, как облупленного. — Прошептал Никодим и, плюнув ему вслед, захлопнул дверь.

Пьяница хлопнул себя по карману, проверяя не выскочил ли аванс, и в свою очередь прошептал:

— Вот людям деньги девать некуда. Да я бы за алтын не то, что сам за брагой сходил, воробья бы на коленях в поле до смерти загонял.

Пьянчуга шел, не оборачиваясь, и не видел, как в серой пелене сумерек во двор Никодима шмыгнула размытая длинная тень.

* * *

В шумной корчме за дальним столом в самом углу, у засаленной бревенчатой стены сидели певцы. Который день они всматривались в лица приходящих сюда людей, но все без толку. Ратибор продолжал утверждать, что след затерялся недалеко от Маковки, и призывал не по годам горячего Чудина ждать. Герои слушали разговоры, оставаясь недосягаемыми за призрачной пеленой отводящего заклятия, но ничего, кроме обычного кабацкого трепа до них не доходило. Они давно бы потратились, но выручал неразменный пятак, с завидным постоянством возвращавшийся в карман своего хозяина. Из-за этого приходилось заказывать часто, но помалу. Бездействие тяготило. Только Белый волхв мог подсказать верное направление, но он исчез. Ратибор пробовал достучаться до сознания учителя, но натыкался на холодное, непрошибаемое молчание. Волхв не мог или не хотел отвечать. Теперь посланцам предстояло искать путеводную ниточку самостоятельно, и они не сдавались. Ратибор поднимал голову каждый раз, когда открывалась дверь, и в корчму заходил новый человек. Он мог проделывать это сутками, удивляя Чудина неисчерпаемой энергией. Вот и сейчас старик встрепенулся, завидев ввалившуюся в зал странную компанию из двух взрослых и одного ребенка. Посиневшие от холода зайды уселись за стол около огня и махнули половому, чтобы тот принял заказ. В нос ударило гарью. Запах был настолько силен, что стало нечем дышать. Певцы молча переглянулись.

— Кузнецы? — Спросил Чудин.

Ратибор тряхнул седыми волосами.

— Не похожи. Разве, что тот, здоровый. Про пожар слышал?

— Вчера всю ночь около деревни полыхало. Зарево можно было за версту разглядеть. Не с того ли они пепелища?

— Может, и с того.

— Спросим? — Предложил Чудин.

— Нельзя. Если кто-нибудь остановит на нас взгляд — сетка упадет, и заклятье потеряет силу. Посидим, послушаем, авось сами расскажут.

Время шло, а пришлые молчали, как рыбы. Они с жадностью набросились на еду и, расправившись с ней, попросили еще. Самый здоровый из них развязал оборки и разулся, поставив истоптанные, прохудившиеся в дороге лапти к огню.

— Видно, издалека путь держат. — Прошептал Чудин и замолчал, заметив, что их должны потревожить. К певцам направлялся заросший кучерявым рыжим волосом, похожий на медведя, мужик. Он нес наполненный до краев шкалик, балансируя, чтобы не расплескать живительную жидкость.

— Занято. — Мирно, но твердо бросил Чудин.

— Мы люди не гордые. — Запинаясь, произнес пьяница и, покачиваясь, подсел к соседям.

Пригорюнившись, мужик опустил голову и заплакал. Здоровяк протянул руку, чтобы утешить его, но второй, с огромным составным луком за спиной, перехватил его и произнес:

— Не лезь, Безымян.

Певец сдержался, едва не издав возглас удивления.

— Узнал? — Спросил Чудин.

— Имя дюже редкое. Если б ни оно, ни за что бы не подумал. Все-таки пошел геройствовать. Далеко же от дома его занесло.

За соседним столиком тот, кого назвали Безымяном, убрал руку спутника и дотронулся до горемыки:

— Чего печалишься? Может, помощь нужна?

Пьяница оторвал голову от стола и угрюмо произнес:

— За свою глупость тужу. Заработал алтын, купил себе полуштоф вина. Выпил зараз — ничего. Купил косушку, — все не пьян. Выпил еще шкалик — и опьянел. Зачем покупал полуштоф и косушку? Лучше б сразу купил шкалик, — с него б меня и так разобрало.

— Да, брат. — Протянул полянин и покрутил пальцем у виска.

— Чего плачешь-то? — Вступил в разговор стрелок. — Денег что ли жалко?

— Не то, чтобы жалко. Просто обидно. Было б у меня их, как у соседа, тогда бы пил — не тужил. Тратит соседушка деньги почем зря. Сегодня мне алтын подарил за то, что я ему бражки принес. Самому идти лень. Гость приехал, говорит, издалека добирался. Врет.

— Соседа твоего, случаем, ни Никодим зовут? — Спросил Безымян.

— Никодим, а ты откуда знаешь?

— Слышал раньше. Так что, баба у него скоро разродится?

— Так ведь он не женат, бобылем живет.

Степан хохотнул.

— Жадность твоего Карпа обуяла. Пожалел нас на ночлег пристроить.

— Сам в голову не возьму, зачем врать было. — Озадаченно протянул полянин. — Странный он человек все-таки.

Стрелок перестал смеяться.

— Постой, — сказал Безымян, — может, это не тот Никодим?

— Тот. — Кивнул мужик. — Один он у нас, Никодим, на всю деревню.

— Тогда я ничего не понимаю. — Прошептал полянин и, помрачнев, замолчал.

— Извини, если обидел. — Допив свой шкалик, проговорил пьяница. — Пойду я, пожалуй, поздно уже. Еще жена пилить начнет.

— Нам тоже пора. — Поднимаясь, отозвался стрелок. — Попробую договориться насчет ночлега.

Он подошел к хозяину и принялся что-то доказывать ему, оживленно размахивая руками. Закончив, он вернулся обратно и мрачно произнес:

— Вот сволочь. Говорит мест нет. Сразу видно, врет. Боится, что и его корчму запалим.

— Откуда он узнал? — Затаив дыхание, спросил Арпашка.

— Зарево видел. А от нас дымом за версту разит.

— Просушились и то хорошо, — успокоил друзей полянин.

Он встал и, обув лапти, двинулся к выходу. В зале зашумели. Безымян обернулся, пытаясь определить причину, и столкнулся со стариком. Певец выронил гусли.

— Извини, дедушка. — Попросил Безымян и поднял инструмент.

— Ты чего, внучок, уходить собрался? Даже песен моих не послушаешь? — Прохрипел гусляр.

— Послушаю. Все равно спешить некуда.

Безымян вернулся на свое место и сел рядом со Степаном и Арпашкой. Народ заполнил все свободные лавки, а кому не хватило места, расположились вдоль стен. Певцу вынесли скамью и установили ее посреди зала. Дед крякнул и сел, пристраивая у себя на коленях громадные, скрепленные стальными скобами гусли.

— Послушаем, что старый ворон нам расскажет. — Прошептал Ратибору Чудин. Герой кивнул, призывая к тишине.

Певец тронул струнки и размеренно начал сказ. Безымяну его речь была в диковинку. Старик вещал о том, что в стародавние времена Боги сбросили на землю меч, обладающий огромной колдовской силой. И не стало на белом свете оружия крепче и прочнее. Древние герои перековали меч в три вещи: топор, ярмо и орало. Стали эти колдовские вещи, притворяясь под обычные, служить людям праведным и наказывать неправедных. Но мало кто знает, что из остатков чудо-железа вытянули волшебные струны. Гусли с этими струнками стали зваться самогудами. Так бы и скитались они по свету, для праздности изготовленные, но вскоре после этого произошло великое разделение власти. Князья стали управлять людскими телами. Волхвы — умами. А самогуды — душами. И выходит, что обладатель тех гуслей посильней, чем все волхвы и князья, будет. Оттого Белобог и Чернобог за самогудами с тех времен и охотятся. Сцепились не на шутку. Бьются уже три тысячи лет, никак те гусли найти не могут. Каждому они нужны. Простому народу до этой борьбы вроде, как и дела нет. Только, от того, в чьи руки попадут самогуды, будет зависеть — жить на белом свете людям, или нет.

Старец притих, словно намеривался сказать самое важное и, выдержав паузу, продолжил:

— Слышал я от надежных людей, что у князя Киевского — Владимира самогуды спрятаны. Вот он с их помощью русскими душами и крутит, как хочет.

Ратибор не выдержал и треснул кулаком по столу:

— Брехня!

Певец осекся и оглянулся в поисках наглеца, но герой уже взял себя в руки. Люди загалдели. Безымян попытался рассмотреть человека, перебившего рассказчика, но это ему не удалось. Посетитель сидел перед ним, но взгляд соскальзывал, не задерживаясь на лице, будто не за что было зацепиться. Полянин напрягся, и словно пелена с глаз упала. Перед ним сидел старик — певец. Один из тех двух, что заходили в деревню Безымяна и скрылись в лесу, даже не попрощавшись.

— Что ж ты, дедушка, на своего соратника напраслину наводишь? — С укоризной проговорил он, разглядывая Ратибора.

Герой вздрогнул и, опустив голову, потянул Чудина за одежду.

— Пойдем отсюда.

— Подожди, — отмахнулся тот, уставившись на полянина. — Сейчас нельзя.

Рука Чудина опустилась в длинную узкую суму и нащупала рукоять меча, оставаясь пока внутри. Но Безымян и не думал завязываться. Удивляясь странному поведению почтенных старцев, он поднялся первым и вышел на улицу. Когда полянин повернулся и двинулся к выходу, Чудин отпустил оружие и облегченно вздохнул.

— Прости, — прошептал Ратибор. — Что-то я в последнее время стал дергаться.

— Нас могли разорвать, — спокойно проговорил товарищ и осушил стакан медового настоя. — Знаю, не легко слушать этот бред, когда самогуды лежат у тебя в сумке.

— Сколько же князь платит таким, как этот вещун?

Певец усмехнулся.

— Даже не знаю. В последнее время их как грязи. Власть от Богов…Может, накажем лжеца?

— Пусть дышит. — Не позволил Ратибор. — Его жизнь накажет. А этот парень непрост. Никто не раскрыл нас. Только он смог. Нужно проследить за ним. Полянин явно что-то скрывает.

— Был в сгоревшей корчме, но молчит. Может быть, это ниточка, о которой ты мне так долго твердил?

— Поднимайся. — Потянул Ратибор Чудина. — Они уже уходят.

Певцы вышли на улицу и, набросив на себя призрачный покров, остановились у стены.

— Ну и спутники у здоровяка. Один стрелок чего стоит. — Прошептал Чудин.

— Чувствую, прикасались они к водице. Может, несли; может, видели. Нужно проследить. Вдруг они нас к скляночке приведут?

— Вон, стрелок с мальцом побежали. Пойдем за ними, только осторожней.

* * *

Степан насилу догнал полянина и, ухватив за руку, остановил посреди улицы.

— Кто это был?

Безымян пожал плечами и не ответил.

— Дядя Степан, — позвал стрелка Арпашка. — Где ночевать будем?

— По домам идти не хочется. Может, в Выборг двинем? В дороге и заночуем.

— А оборотень?

— Чему быть, того не миновать. Не спать же под забором?

— Пойдем лучше к речке, — предложил Безымян.

— Хоть у воды и холодно, деваться некуда. — Согласился стрелок.

Странники свернули к берегу. Шли молча, разглядывая тяжелое осеннее небо с башнями седых облаков, величаво плывущих за горизонт, к самому краю земли. Дорога стала скатываться вниз и раздвинула густой кустарник, вставший по краям обочины живым колышущимся забором.

— Слышите, за нами идут. — Шепотом прошептал Арпашка. — След в след.

— Тебе не почудилось? — Насторожился Степан.

Мальчик насупился.

— Мы пойдем дальше, а ты давай в кусты. Посмотришь, кто там такой любопытный. Потом незаметно к нам. Понял?

Арпашка кивнул.

— Если что, кричи. — Хлопнув мальчугана, предостерег стрелок.

Безымян хотел что-то сказать, но, не решившись, неразборчиво промычал.

— Даю руку на отсечение, это твои знакомые из корчмы. — Тихо произнес Степан. — А если так, скрываться не стоит. Усыпим их бдительность.

Дорога еще раз круто повернула и уперлась в запруду, подернутую призрачной пеленой ночного тумана. Стрелок выбрал место для ночлега и принялся собирать хворост. Безымян не помогал ему, задумчиво разглядывая истоптанные лапти. Вспыхнул костер. Степан сел у огня и начал спокойно ожидать известий. Мальчик появился бесшумно. Выскользнул из темноты, он воровато огляделся и опустился рядом со стрелком.

— Следили двое. — Возбужденно произнес Арпашка. — С виду обычные селяне. Только вроде как лиц у них нет. Присмотрелся, а это старцы. Похожи на пилигримов, которые ходят по деревням и рассказывают небылицы. Один из них в корчме певца обидел.

— Где остановились?

— В полете стрелы отсюда. Скрываются, даже огонь разводить не стали.

— Молодец, — похвалил Степан и, повернувшись к полянину, добавил:

— Ну что, я оказался прав?

— Ты всегда прав, — угрюмо бросил Безымян и погрузился в раздумья.

— Давай, рассказывай. Пока мы вместе, секретов быть не должно. — Сказал стрелок и приготовился слушать.

* * *

Утро встретило странников холодным промозглым ветром.

— Значит, ты сам толком не знаешь, почему старики следят за нами. — Размышлял вслух Степан, на что Безымян раскачивался в такт его словам и молча кивал головой.

— Ты хотел пойти с ними. Теперь получается наоборот: певцы идут за нами, а что им нужно — известно только Роду. Намерения у старцев серьезные. Костер разжигать не стали, чтобы не выдать своего присутствия. Решили отсидеться, и утром двинуть дальше.

— Может, пугнуть их? — Спросил полянин.

— Зачем? Пускай идут, если только один из них не оборотень.

— Вроде, не похожи.

— Тогда бояться нечего. Случись что, отбиться помогут.

— Одно меня смущает, — произнес Безымян. — Нормальные люди не прячутся, а эти взгляд отводят.

— Не люблю колдунов, — вздрогнув, бросил Степан. Он напрягся и, навалившись на лук, надел тетиву.

— Найдем, чем ответить. Даже подойти не успеют.

Стрелок осмотрел оружие и, удостоверившись, что не подведет, спрятал за спину.

— Не опасно через лес идти? — Поинтересовался Арпашка.

— Опасно, но так ближе. — Ответил полянин. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

— Тогда вперед. — Подхватив суму, скомандовал Степан. — Нас ждет Выборг.

Спутники двинулись по припорошенной ледяной крупой равнине к круче, за которой, по словам Степана, стоял непроходимый выборгский лес. Если верить Арпашке, то певцы шли следом. Безымян никак не мог взять в голову, как мальчишка определяет их присутствие. Кругом пустошь, укрыться негде. Видно, натренировала Арпашку воровская жизнь, вбив в него чутье, которое было, сродни охотничьим повадкам зверя. Возможности, чтобы подтвердить или опровергнуть сказанное, не предоставлялось, так что приходилось принимать все, как есть, и ждать. Начало смеркаться, а старцы так и не обозначили своего присутствия. Следовательно, мальчик ошибся. Безымян размышлял над этим, с удивлением разглядывая каменный гребень, за которым начиналась бескрайняя свинцовая лента небесной тверди. Казалось, что впереди обрыв, и другого пути, кроме как по воздуху, нет. Однако все было намного проще. Дорога вильнула и, спрыгнув с кручи, выбросила товарищей к лесу. Арпашка остановился и, указывая на оставшийся за спиной меловой холм, прошептал:

— Смотрите внимательно.

— Чего? — Удивленно спросил полянин, не заметив ничего подозрительного.

— Они скоро будут здесь.

Степан оперся на сосну и, улыбаясь, посмотрел на Безымяна.

— Хороший следопыт из парня получится. Первый раз в этих местах, а уже смекнул, что старцы должны либо выдать себя, либо потерять след.

— То есть как? А вдруг они решат обойти нас?

— Не получится. В лесу легко затеряться. Сейчас выскочат, чтобы посмотреть, куда мы уходим.

Полянин кивнул, признавая, что ошибся, но не успокоился:

— Почему вы мне это доказываете? — Обиженно произнес он и отступил за деревья.

— Ты ж Арпашке не веришь. Мальчик это чувствует.

— Посмотрим. — Прошептал Безымян и, привалившись к припорошенному инеем стволу — великану, принялся ждать преследователей.

Певцы не спешили. Пауза затянулась настолько, что Безымян начал замерзать. Он стал топтаться, размахивая руками, но никак не мог согреться. Для себя он уже решил, что ждать бесполезно, но не спорил, терпеливо разглядывая убегающую к небесам пустынную дорогу.

— Где же вы, родные. — Поторапливал стариков Степан, расхаживая кругами. — Давайте, ну.

Но те и не думали слушаться. Опустились сумерки. В тот момент, когда казалось, что преследователи не появятся совсем, это свершилось. На горизонте выросла темная фигура долговязого человека. Безымян затаил дыхание. Певец спустился в низину и осмотрелся. Не обнаружив путников, он махнул рукой, призывая своего товарища. Показался второй.

— Вот они! — Попытался закричать Арпашка, но Степан зажал ему рот.

— Вижу, сынок, вижу. — Прошептал стрелок. — Крепко за нас держатся. Упрямые.

— Нужно уходить. — Одними губами произнес Безымян, не в силах оторвать взгляд от остановившихся старцев. — Сдается мне, один из них и есть оборотень, а второй — лучник. Теперь все сходится. Не удивительно, что они нашли нас. Сам в деревне все и рассказал: куда иду, когда, зачем.

Безымян ударил себя по лбу.

— Дурак. С того момента все беды и начались. Слуги Ящера за мной с первого дня по пятам, ни на секунду не оставили.

— Не бойся. Сейчас самое время от них оторваться. Если раньше нас находили, то здесь точно потеряют. Это я тебе обещаю. — Бросил Степан и поманил спутников за собой.

— Не заблудимся? — Спросил Арпашка.

— Только срежем. Я здесь уже не раз хаживал. По дороге нам никак нельзя. Певцы перекинутся, нас в два счета настигнут.

— Тогда поспешим, — прошептал полянин и отвернулся от вероломных старцев.

Друзья устремились в чащу.

— Главное — не потеряться. — Наставлял на бегу Степан. — Заблудишься, тогда не пеняй на лешего. Можно всю зиму по бурелому бродить и очутиться под Муромом, так как из этого леса во все другие русские леса есть выход.

В спешке смысл сказанного все равно не откладывался. За этими наставлениями время летело быстрее. Безымян ловил взглядом спину стрелка. Очутиться в одиночестве ему хотелось меньше всего. Мытари добежали до отлогого берега лесной речушки. Выскочив из-за елей, Степан наткнулся на запруженное русло и остановился, как вкопанный.

— Кто ж речку загадил? — Спросил он, разглядывая гнилые бревна, торчавшие из воды, словно морды диковинных тварей.

Безымян склонился над объеденным скелетом коня. Наездник лежал чуть поодаль. Вернее, лежало то, что от него осталось.

— Задрали парня. — Поднимая заржавевшую перчатку, промолвил полянин.

— Не нравиться мне все это. Нечисть проточную воду на дух не переносит. Кто-то умышленно закрыл речку, чтобы освободить подходы к городу. В последнее время меня уже ничто не удивляет. Можно подумать, что нормальных людей не осталось. Только оборотни, нежить и умруны. — Сокрушенно сказал стрелок.

Безымян поднялся и мрачно произнес:

— Скоро совсем стемнеет, пора идти.

— Куда? В Выборг засветло не попадем. Обратно тоже нельзя — нарвемся на старцев.

Степан расхаживал взад — вперед, комкая в кулаке сорванную с головы шапку.

— Ладно, попробуем перебраться. — Решил он и подошел к воде, ощупывая рукой дно.

— Я в эту гниль не полезу. — Воспротивился Арпашка.

— Куда ты денешься. — Решив, что можно идти, огрызнулся Степан и, повернувшись к товарищам, обомлел. Рядом с ветлой, глядя на людей из-под съехавшей на лоб лисьей шапки, стоял степняк. Маленькие кривые ноги пожилого печенега выдавали в нем искусного наездника. Он был безоружен, если не считать ножа на поясе и зажатого в руках резного посоха с конскими хвостами на конце. Неизвестно для кого эта встреча явилась большей неожиданностью. Печенег не проронил ни звука. Злоба в его глазах сменилась на удивление. Заметив нерешительность Степана, товарищи обернулись, и на две статуи стало больше. Печенег начал шамкать, издавая непонятные для русского уха шипящие звуки.

— Что он говорит? — Протянул полянин, скосив глаза на Степана. Стрелок пожал плечами и внезапно встрепенулся.

— Ах ты тварь. — Выдохнул он и поднял лук, словно тот сам прыгнул ему в руки.

Печенег взмахнул посохом и, разделившись на пять частей, побежал. Еще секунду назад степняк был один, а спустя мгновение к деревьям удирало пятеро одинаковых кривоногих близнецов. Степан заметался, не зная в которого из них пустить стрелу, и опоздал. Колдун прыгнул за деревья и исчез. Стрелок ослабил тетиву и сокрушенно махнул рукой, разрубая ни в чем не повинный воздух.

— Что это было? — Спросил полянин, не переставая тереть глаза.

— Степной шаман. На эти штуки они мастера. — Процедил Степан, не убирая стрелу. — Как же я сразу не догадался? Теряю хватку.

— Надул нас печенег. — Прошептал Безымян.

— Нужно было его стрелой пугнуть. — Продолжал сокрушаться лучник. — Как только посох завидел, понял, что здесь твориться неладное. Эх, сбил бы печенега, тебе б деревяшку подарил. Ты ж их собираешь.

Безымян улыбнулся.

— Странная палка, такой не побьешься.

— Еще как побьешься. Колдовская штука. Посильней любого меча будет, но это если умеючи. Шаманов, колдунов по-нашему, в степи боятся и уважают. Есть за что.

— Его рук дело? — Спросил полянин, кивнув на скелет.

— А то. — Протянул стрелок. — Зверью оружие не нужно, а этого до нитки обобрали.

— Если поймаем печенега, сразу не убивай. Я у него про своего домового выспрошу. — Попросил полянин.

— Как же, поймаем. Теперь ищи ветра в поле.

Тишину нарушил испуганный детский крик.

— Арпашка. — В один голос вымолвили взрослые, озираясь в поисках забытого ими мальца.

В тот же миг из-за деревьев выметнулся огромный матерый волк. За ним начали выбираться, покачивая длинными немощными руками, разложившиеся за годы лежания в земле умруны. В движениях мертвяков сквозила зловещая уверенность. Они наступали молча, давая понять, что люди обречены. Безымян попятился, озираясь в поисках оружия, но ничего подходящего под рукой не было.

— Бесполезно! — Крикнул Степан. — Не отобьемся, бежать нужно!

— Тогда в рассыпную. — Выдохнул полянин. — Глядишь, кто-нибудь и уцелеет.

— Встречаемся у меловой горы! — Крикнул стрелок. — Ждем три дня. Потом поминай, как звали.

— Береги Арпашку. — Успел сказать Безымян и бросился вдоль берега. Степан и мальчишка выпали из поля зрения. Больше он их не видел.

Полянин решил драться сразу, но не хотел выдавать себя раньше времени, чтобы друзья ушли с чистой совестью. Нужно было продержать нежить на берегу, как можно дольше. Даже ценой собственной жизни. Сон оказался в руку. Вспомнив ночной поединок с оборотнем, полянин вздрогнул, но не поколебался. Изменив направление, Безымян выдохнул и бросился на волка. С голыми руками на зверя он еще не ходил. Оборотень и человек столкнулись в воздухе. Ухватив волка за морду, Безымян покатился по земле, отжимая острые, как бритвы, клыки от своей шеи. Волк перевернулся через голову и превратился в здорового, поросшего черным волосом человека. Удивляться внезапной перемене было некогда. Оборотень продолжал тянуть звериную пасть к лицу полянина, но противники катились дальше, и ему никак не удавалось сомкнуть зубы. Не рассчитав, Безымян сорвался с берега и упал в воду, увлекая за собой зверя. Столб брызг затмил последние лучи заходящего солнца, и пучина сомкнулась над головами дерущихся. Захват, державший Безымяна, ослаб. Он рванулся и, высвободившись, устремился к поверхности. Путь преградило плавающее бревно. Страшный удар затылком о корягу парализовал полянина, выбив из легких оставшийся воздух. Перед глазами побежали синие круги. Цепляясь за жизнь, Безымян рванулся изо всех сил и, вдохнув, поплыл к противоположному берегу. Отчаянно загребая, он с каждой секундой увеличивал расстояние между собой и барахтающимся около берега оборотнем. На середине полянин понял, что не доплывет. Левую руку схватила судорога, впившись в плоть тысячей острых иголочек. Безымян окунулся с головой и начал тонуть. Казалось, смерть неизбежна, но произошло чудо. В последний момент нога уперлась в подсунутое кем-то бревно, и человека вытолкнуло на поверхность. Растерявшись, Безымян окунулся еще раз, но вновь налетел на твердь и, взмыв над водой, поплыл. Умирать было рано. Человек греб в кромешной тьме. Легкие толчки разворачивали его в нужную сторону и не давали сбиться с пути. Безымян потерял счет времени и не поверил, когда, обдирая колени, врезался в дно. Борьба с рекой отняла последние силы. Отплевывая мутную воду, он уцепился за кусты и выполз на берег. Грудь ходила, как кузнечные меха. Холодный воздух обжигал легкие, и вырывался обратно вместе с сухим, лающим кашлем. Превозмогая усталость, Безымян поднялся на ноги. Это явилось последней каплей.

— Кажись, живой, — прохрипел человек и повалился без чувств.

* * *

Безымян лежал на спине и разглядывал паука — крестовика, лениво плетущего среди ветвей лещины ловчую сеть — паутину. Сколько он пролежал в беспамятстве, оставалось загадкой. Может день, а может, и месяц. Полянину было плохо. Почему-то ему казалось, что именно так чувствуют себя при смерти.

— Отойди, мохнатый. — Прошептал человек. — Будет душа отлетать, как бы за твою паутинку не зацепилась.

Паук не слушал, продолжая свое черное паучье дело. Перебирая тоненькими ножками, он медленно съехал на мгновенно затвердевшей нити и упал на лицо Безымяна. Человек стряхнул букашку и сел, брезгливо морщась от неприятного прикосновения.

— Точно, живой. — Прохрипел мытарь, ощупывая руками сырую одежду.

От этого движения зашлись легкие, и полянин начал кашлять. Справившись с приступом, он переморгал выступившие слезы и посмотрел на пустынный берег. Нечисть исчезла. Не считая крестовика, он был единственным живым существом посреди уснувшего колдовским сном векового леса. Полянин стоял и размышлял о том, когда это он успел побрататься с речным владыкой. Ежели б не бревнышко, заботливо подсунутое кем-то под ногу, рыбы получили бы прекрасный ужин. Хотя в этом болоте, наверное, и рыб-то не осталось. Рыба, она чистую водицу любит, а тут разве что головастики жить могут. Безымян смерил речку. Как он выбрался на берег? Даже плавать толком не может, а справился.

Полянин разгладил волосы и посмотрел в сторону равнины, словно мог пробить взглядом толстые стволы вековых сосен. Интересно, спаслись ли друзья? Нужно было как можно скорее попасть к меловой горе. Снова лезть в воду не хотелось. Безымян подумал и решил, что плыть не стоит. Благоразумнее найти брод, а там, глядишь, и с шаманом выпадет шанс поквитаться. Полянин вздохнул и двинулся вдоль берега, но заросли оттеснили его в чащу. Человек запоминал направление, но не прошло и часа, как он заблудился. В расстроенных чувствах полянин продолжал идти вперед. В голове крутились предостережения стрелка. Был бы он хозяином, срубил лес к такой-то матери. Каждый раз путники ему б в ноги кланялись.

— Все-таки хорошо, что вещей с собой не ношу, утопил бы как пить дать. — Подбодрил себя Безымян. — Еще б жалеть начал, кручинится. Живешь бедно — забот меньше.

Он брел, пока не вышел на заросшую, но все же различимую в хвое и шишках тропку. «Если есть дорога, значит куда-нибудь да приведет», — решил полянин и зашагал бойчее. Под ногой хрустнуло. Безымян остановился и посмотрел на землю. Еще один скелет. «Чисто работают». Дальше он наткнулся на закованный в кольчугу труп и задранную лошадь. Преставились недавно, еще не до конца обглоданы. Оставив мертвецов в покое, полянин осмотрелся, примечая, что лес начал редеть. Среди верхушек деревьев проглядывалось хмурое небо и бледный диск холодного солнца. «Куда-то попал». — Подумал Безымян, прислушиваясь к незнакомым звукам. Среди ветвей обозначилось легкое движение. Через мгновение шорох усилился. Полянин задрал голову и увидел, как одна за другой взмывают в воздух летучие мыши. Собравшись в черное клокочущее облако, нетопыри сделали круг и устремились вниз, обрушившись на человека. С шипением и свистом они опрокинули его на землю и начали растаскивать на части, впиваясь когтями и зубками в незащищенное тело. Безымян берег глаза, закрываясь руками. Его валяли по земле, не давая подняться. Полянин пришел в ярость.

— Довольно! — Заорал он на всю округу и, вскочив на ноги, расшвырял летунов в стороны. Вампиры вспорхнули и начали кружить, собирая новое облако.

Сбитая на землю мышь затрепетала крыльями и злобно свистнула.

— Разве так на Руси свистят? — Спросил Безымян, вкладывая израненные пальцы в рот. — Свистят на Руси так!

Он разогнулся и разорвал тишину пронзительным звуком, сбившим с сосен пожелтевшую хвою. Стая шарахнулась и рассыпалась на отдельные черные точки. Остатки крылатого воинства спешили убраться с дороги разъяренного великана, предпочитая больше с ним не связываться.

— То-то. — Процедил полянин и спокойно зашагал дальше.

Деревья расступились, и Безымян вышел на скованную морозом, хоженую дорогу, убегающую по пустынной равнине и утыкающуюся в высокие стены города.

— Выборг. — Прошептал полянин. — Неужели нашел?

Он поспешил к воротам, но дорогу преградил заполненный стылой водой городской ров и поднятый мост. Полянин огляделся в поисках охраны — ни души. Выборг пугал гробовой тишиной. Из-за каменных стен не доносилось ни звука. Молчали стражники, заснули псы, не скрипели телеги. Что за князь Лютослав, если развел у себя под носом такое безобразие. Обычно около селений даже сушняка не найдешь, — выбирают для хозяйства все подчистую, а тут ноги переломаешь, пока доберешься. Непорядок. Уж не беда ли здесь стряслась?

Безымян вытер расцарапанные нетопырями руки об одежду и, набрав полную грудь воздуха, закричал:

— Есть кто живой?!

За воротами послышался недовольный шум. Створка бойницы приоткрылась, и в просвете показалось небритое, осунувшееся лицо гридня. Несколько секунд ратник рассматривал пришлого, а потом вздрогнул и подался вперед. Если бы бойница была немного шире, то он бы неминуемо вывалился наружу. Глаза стражника расширились, будто он только сейчас понял, что происходит. Гриднь сглотнул комок и, прочистив горло, выдавил:

— Ты кто?

Вот странный народ! Сжав от досады кулаки, полянин преодолел желание накричать на нерадивого дружинника. Вместо этого он остудил вскипевшую в нем ярость и спокойно произнес:

— Безымян.

Только сейчас он почувствовал, что смертельно устал. Разбитое тело чесалось. Безымяну захотелось помыться, но пауза затягивалась.

— Выборжец? — Протянул страж.

— Полянин. Открывай, — мирно попросил странник.

— Откуда? — Взвизгнул гриднь. Сквозь щель было видно, что он делает отчаянные жесты, призывая своих товарищей.

— Из леса. — Грустно отозвался полянин. — Пустишь, или уходить?

— Стой. — Прошипел стражник. — Я сейчас, мигом.

Створка бойницы захлопнулась. По скрытой лестнице загрохотали тяжелые сапоги дружинников. После короткой возни раздвижной настил скрипнул и медленно пополз к земле. Безымян испустил вздох облегчения. Разобрались таки. Тело зашлось в предвкушении горячей бани. Не дожидаясь, пока мост коснется земли, полянин запрыгнул на мореные бревна и поспешил к воротам. Однако открывать их не спешили.

— Ты один? — Произнес приглушенный голос стражника.

— Нет. Со мной вся родня до пятого колена. — Недовольно съязвил Безымян.

— А где они? — Выглядывая из маленького окошка, поинтересовался тот же голос.

— Пошутил я. — Скривившись, проговорил полянин. — Чего тянешь? Невмоготу уже.

Громыхнул тяжелый засов. Полянин с облегчением потянул створку на себя, чтобы помочь страже освободить проход, и шагнул в образовавшуюся щель. В грудь уперлись три наконечника.

— Подай назад. — Пригрозил ему гриднь. — Не то на копьях затащим.

— Вы чего, ребята? — Забыв о вожделенной бане, прошептал Безымян.

Стражи были настроены более чем серьезно. Не опуская копей, они оттеснили странника обратно на мост и лишь тогда остановились, удивленно разглядывая перепачканного с ног до головы приблуду.

— Может, я пойду? — Спросил Безымян.

— Поздно. Назвался груздем, полезай в кузов. На счет таких, как ты, особый приказ воеводы.

Один из гридней обошел полянина со спины и упер копье под лопатку. Больно кольнуло. Безымян попытался отстраниться от холодного стального острия, но страж был парень настырный.

— Смотрите в оба. — Сказал старый дружинник в потрепанной, но вычищенной до блеска кольчуге. — Оружия у него нет. Наверное, колдун.

Безымян хотел рассмеяться, но положение было серьезное. Кем его только ни называли: и кузнецом, и дровосеком, — а вот колдуном, впервые. Да и не похож он на колдуна, но охране виднее.

— Будешь трепыхаться, порешим. — Предупредил бритый гриднь и толкнул Безымяна древком копья.

Полянин споткнулся и поплелся за начальником караула, озираясь по сторонам в поисках поддержки. Улицы были пустынны, но ухожены. Значит, люди здесь живут. «Из огня, да в полымя», — подумал Безымян и на мгновение остановился. Его подбодрили острием. По спине поползла теплая струйка крови.

— Осторожней, продырявишь. — Попросил мытарь.

— А тебе не все равно? Лучше от копья, чем от веревки. — Сказал из-за спины насмешливый голос охранника.

Полянин поперхнулся.

— Что у вас здесь происходит? — Только и смог вымолвить он.

— Будто сам не знаешь. — Отрезал гриднь, давая понять, что разговор окончен.

Так вот как в Выборге встречают гостей. Безымян брел, опустив голову, не забывая примечать ровные лучи улиц, сходящихся к городскому центру. Дома по обе стороны от дороги были прибраны и ухожены. У горожан позажиточней они были каменные, но в основном Выборг состоял из до боли знакомых, крытых соломой деревянных строений. Некоторые из домов были превращены в лавки. На длинных шестах подле них были закреплены полотняные и деревянные вывески, зазывающие покупателей характерными рисунками и стрелками. Краску обновляли нечасто. Таблички были потрепаны временем. Видно, горожане продолжали ходить к мастерам по привычке, доверяя не ярким вывескам, а собственному опыту.

Безымян встрепенулся. Впереди заслышался мерный гул, похожий на шум половодной реки, что ломает лед, норовя выпрыгнуть из берегов и очистить низины от нагромождения грязи и весеннего мусора. От Безымяна не укрылось, что стражи напряглись и зашагали быстрее. Похоже, происходящее заинтересовало не только узника, но и конвойных. Пока полянин ломал голову, пытаясь определить источник звука, улица взобралась на пригорок и уперлась в людскую стену. Огромная толпа, заполнившая площадь, колыхалась, подобно волнам. Горожане стояли тесно, напирая на цепь дружинников, что прикрывали щитами высокий деревянный помост, на который медленно взбирался одетый в кольчугу глашатай. Зеваки лезли на крыши, желая забраться повыше и не пропустить самого интересного. Любопытные, словно птицы, облепили окрестные строения, рискуя сорваться и сломать шею. Те, кто жил рядом распахивали ставни и высовывались из окон. Пустынным и молчаливым оставался только княжеский терем. Такого скопления народа, Безымян еще не видел. На площади собрались и стар, и млад. Все жаждали услышать волю князя. Шедший впереди гриднь замер. Засмотревшись, Безымян налетел на его могучую спину. Страж недовольно повернулся, но, чувствуя важность момента, не дал воли чувствам. Грянули трубы. Горожане притихли, превратившись во внимание. Глашатай нарочито медленно развернул скрепленный печатями свиток и громким зычным голосом принялся читать:

— Светлейшей волей князя выборгского Лютослава заявляю.

Сделав паузу и дождавшись, пока стихнет гул, он продолжил:

— Любой, будь то воин, ремесленник, купец или раб, кто сможет добраться до Киева и привести войско, которое освободит город, получит в жены княжну выборгскую Снежану, а также все причитающиеся к этому почести и приданное.

Глашатай еще не закончил, но его уже не слушали. Площадь взорвалась единым ревом. Не замечая этого, чтец продолжал открывать рот, но из сказанного не доносилось ни звука. Он стал похож на шевелящую губами немую рыбу. Из присутствующих спокойным оставался один Безымян.

— Слышал? — Толкнув по-товарищески локтем, спросил его седой стражник и хмыкнул.

Безымян кивнул, не разделяя общего ажиотажа.

— Себе что ли попробовать? — Не унимался начальник конвоя.

Он подбоченился и даже поднялся на цыпочки, чтобы выглядеть здоровее и солиднее.

— Куда тебе, старый? — Поддел гридня соратник.

Дед бросил на парнишку испепеляющий взгляд, и тот притих.

— Хватит стоять. — Выдохнул стражник, вымещая досаду на полянине. — Двигай.

Безымян послушно пошел вперед, держа руки за спиной. Конвой, словно сверло, ввинтился в толпу, и начал медленно продвигаться к терему, расталкивая и оттирая любопытных. Заметив стражников, горожане расступились. Внимание толпы переключилось на пленника. Безымян двигался по образовавшемуся коридору. Люди молча взирали на угрюмого, израненного здоровяка. За спиной шептались.

— Разбойника изловили.

— Колдуна на расправу ведут.

— Честных людей не хватают.

Находились и сочувствующие. Полянин опустил голову, чтобы не встречаться взглядом с недовольными горожанами. Заплакал ребенок.

— Разойтись. — Рявкнул начальник стражи и отшвырнул пинком зазевавшегося парнишку. Люди подались назад.

— Кому сказал? — С угрозой вымолвил гриднь.

На этот раз его слова возымели действие. Горожане нехотя потянулись с площади.

— Что ж ты меня перед людьми позоришь? — Стиснув зубы, прошептал Безымян. — Подумают, душегуб, какой.

— Поговори мне. Повесят на крюк, не так запоешь. — Огрызнулся ратник и склонился, протискиваясь в полумрак сруба.

Не рассчитав, полянин ударился затылком о косяк. Сзади послышался смешок.

— К воеводе, быстро. — Скомандовал страж. Безымяна повели по лестницам и переходам.

Хоромы были настолько велики, что он потерялся. Наконец, его остановили у двери и велели ожидать. Охрана расположилась рядом, готовая в любой момент пустить в ход мечи и копья. Старший шагнул к покоям воеводы. В тот же миг дверь с шумом распахнулась и ударила по лбу не ожидавшего подвоха гридня. Блистая вправленными в ножны каменьями, на пороге появился кряжистый воин. «Воевода», — догадался Безымян, заметив, как услужливо вытянулось лицо начальника стражи.

— Разбойника изловили? — Сурово прогудел Гордята, недовольный тем, что его отрывают по пустякам.

Гриднь замотал головой и, склонившись к уху воеводы, что-то прошептал. Бровь слушателя поползла вверх. На этот раз он взглянул на Безымяна по-другому. В зрачках старика заплясал недобрый огонек.

— В покои, быстро. — Скомандовал Гордята.

Безымяна толкнули в спину, и он залетел в светлицу, едва не сбив с ног замешкавшихся телохранителей. Мытарь стиснул зубы. Кулаки сжались сами собой. Он развернулся, чтобы броситься на обидчика, но, натолкнувшись взглядом на выросшую в проходе девчушку, оторопел. Гридни опустили оружие и вытянулись по струнке. Глухо щелкнули сведенные вместе каблуки. Огромные карие глаза незнакомки скользнули по дружинникам и, остановившись на Безымяне, блеснули из-под густых черных ресниц. Полянин обмер. В груди перехватило дыхание. Они смотрели друг на друга лишь миг, но этого оказалось достаточно. Безымян покачнулся, пораженный в сердце, словно это был не девичий взгляд, а стрела, пущенная из тугого богатырского лука. Кровь взбесилась и, перемешавшись с вихрем мыслей и чувств, ударила в голову, сделав его глухим и слепым ко всему, что творилось вокруг. Раненое сердце зашлось и попыталось выпрыгнуть из груди, чтобы упасть к ее ногам, но, налетев на ребра, отскочило обратно. Безымян разжал пальцы и потупил взгляд, боясь испугать незнакомку, но та уже не смотрела на него.

— Что здесь происходит? — Властно спросила девушка.

— Разбойника изловили. — Ответил старик воевода, разом превратившийся в неопытного мальчишку.

Безымян стоял, как столб, не в силах вымолвить ни слова.

— Где промышлял? — Приблизившись, спросила княжна.

В голову ударил одуряющий аромат ухоженного девичьего тела. Полянин захлебнулся в омуте слегка насмешливых и одновременно строгих глаз незнакомки. Он не думал о том, что в этот миг решается его судьба.

— Отвечай. — Рявкнул воевода.

Полянин встрепенулся, словно его окатили холодной водой, и, вздрогнув, спросил:

— Что?

— Где разбойничал? — Терпеливо повторила Снежана. В ее голосе послышались железные нотки.

— Врут. — С обидой прошептал Безымян.

Воевода замахнулся, чтобы ударить чужака, но холодный взгляд княжны остановил кулак на полпути.

— Только попробуй. — С угрозой вымолвила девушка и, посмотрев на Безымяна, ласково попросила. — Расскажи, как все было.

По телу полянина пробежали мурашки.

— Я расскажу, только ты на меня больше не смотри, а то я сразу теряюсь. — Едва вымолвил Безымян и осекся.

Княжна засмеялась. Девичий голос полетел по светлице, заиграв в воздухе тысячей звонких серебряных колокольчиков. Полянин покраснел.

— Хорошо, — взяв себя в руки, сказала Снежана. — Начинай. Я на тебя не смотрю.

Безымян несмело поднял голову и увидел, что девушка изучает его еще пристальней, чем раньше.

— Чего рассказывать. — Скромно начал он. — Прошел через лес. Подошел к воротам. Там меня и схватили.

— За что задержали? — Обращаясь к гридням, поинтересовалась княжна.

— Ваш батюшка, князь Выборгский повелел всех, кто приходит в город, сразу пред его очи.

— Значит, не врешь, что через лес прошел? — Лукаво спросила княжна.

— Чего мне врать? Я худого не совершал. — Ответил Безымян.

— Врет пес. — Угрюмо влез Гордята. — Все они на словах храбрецы.

— К отцу. — Коротко приказала Снежана и, повернувшись, вышла вон.

Безымян проводил девушку долгим, восхищенным взглядом.

— Очнись. — Тряхнул его за рукав дружинник.

Ни княжны, ни воеводы в комнате уже не было.

— Мне бы помыться. Не удобно перед князем. — Попросил полянин.

— Лютослав решит куда тебя: в петлю или в баню. — Отрезал гриднь и толкнул Безымяна к выходу.

— Так значит вот оно какое, знаменитое выборгское гостеприимство. — Прошептал путник и, не давая повода, лишний раз ударить себя, двинул к лестнице.

Безымян не помнил, как его вели к князю. Он был занят думами о незнакомке. Попроси полянина описать ее внешность, он бы не смог, разве что только глаза. Мытарь знал: два карих омута будут преследовать его остаток жизни и не дадут покоя ни днем, ни ночью. От этой мысли по телу разливалось приятное тепло. В груди зрело доселе незнакомое и оттого пугающее чувство. Полянин привык всему давать объяснение. Но то, что творилось с ним, описать словами было невозможно.

Он брел, не разбирая дороги, спотыкался и выглядел так, словно его шарахнуло молнией. Мокрые ноги ступали по дорогим коврам, оставляя на них отчетливые следы. Можно было подумать, что в терем пробрался водяник. Около двери в княжеские палаты ему бросили тряпку. Безымян нехотя промокнул обувь. Дюжие гридни смерили полянина подозрительным взглядом. Дескать, куда ты, оборванец, собрался, но в светлицу пропустили без заминки. Лютослав Выборгский сидел в огромном резном кресле. Казалось, мастер готовил его для великана, а в терем оно попало просто по ошибке. Рядом с правителем стоял уже знакомый воевода, а за ним бесшумные, словно тени, телохранители.

— Поклонись князю. — Тихо прошептал из-за спины провожатый, но Безымян остался стоять с гордо поднятой головой.

Гриднь ухватил полянина за волосы и с силой потянул вниз. Безымян отмахнулся и угодил кулаком в лицо прихлебателя. Гриднь полетел назад и с лязгом рухнул на пол, распластавшись во весь рост. Он ошеломленно посмотрел на полянина и, смахнув рукавом кровь, схватился за меч.

— Довольно! — Подскочив с трона, заревел князь.

Дружинник замер.

— Пускай стоит. — Приказал Лютослав.

Не понимая странной реакции князя, гриднь убрал меч и попятился к двери.

— Ты тоже хорош, герой. По что ратников калечишь?

— Не люблю, когда меня принуждают. — Отозвался полянин. В его голосе не было и тени страха.

— Значит, свободу любишь. Неплохо. Да ты не стой, садись. В ногах правды нет.

Полянин придвинул стул и опустился на самый краешек, готовый в любую секунду вскочить и принять бой.

— Через лес прошел. — Продолжил Лютослав. — Молодец, коли не врешь.

— Не вру.

— Войско печенежское видел?

— Колдуна видел, оборотней и нетопырей видел, а войско не видел.

Князь помрачнел. Было видно, что сказанное ему не по душе.

— Правду сказал. — Прошептал князь. — Бахвалиться не стал.

Старик поднялся и принялся мерить шагами светлицу.

— Если б сейчас соврал, не сносить тебе головы, а так слушай. Может, многое для тебя само собой прояснится. Уже второй месяц в изоляции живем. Осадили нас. Загнали как зверя в нору. Никто из города выбраться не может. Так и живем. Не войти, не выйти. Вроде бы никто не штурмует, но держать народ в узде с каждым днем все сложнее. В лоб нас не взять, вот степняки и решили одолеть хитростью. В окрестности шаман пришел печенежский. Поднял нежить, а может, свою, степную за собой привел. Он один, изловить его сложно. Войско поведешь, — степняки нагрянут. Не удержим город. По одиночке раз двадцать пробовали пробиться — без толку. Люди за ворота почти не выходят, если только нужда припрет. Каждый день одного — двух теряем. Расчет у шамана правильный: продержать нас до весны, а там, когда печенеги подойдут, сами сдадимся. Запасы через пару месяцев кончатся. Тогда поминай, как звали. Если степняки возьмут Выборг, им и на Киев дорога открыта. Допустить этого нельзя.

Князь задумался и, погладив бородку, протянул:

— Странно, что ты смог к нам пробраться. В городе уже забыли, как пришлые выглядят.

— Может, он умрун? — Подозрительно прищурившись, спросил воевода.

— Еще чего скажешь, я тебя самого умруном сделаю. — Пригрозил Безымян, показывая пудовый кулак.

Гордята в страхе отдвинулся за спины стражников. Дюжие дружинники угрюмо расправили плечи, положив ладони на рукояти мечей. Их каменные лица не обещали чужаку ничего хорошего.

— Правда, что в телохранители нанимаются те, кто в детстве смеяться не научился? — Развернувшись в пол оборота, чтобы было время увернуться, если набросятся, спросил Безымян. Гридни стерпели. Они разом повернули головы и вопрошающе посмотрели на воеводу, но тот дал отбой.

— Сможешь до Киева добраться? — Спросил Лютослав.

— Я вообще-то туда иду. — Спокойно отозвался полянин. — В Выборг я на ночь забрел. Погреться и отмыться. Меня за лесом друзья ждут.

Князь потер руки и, пристально глядя на путника, выпалил:

— Знаешь, какая награда тебя ждет?

— Слышал, когда в терем волокли.

— Согласен?

— Извини, князь. — Почти шепотом проговорил Безымян. — Без обид. Другая мне люба.

Лютополка передернуло. Не будь полянин дорогим гостем, болтаться ему в петеле. Безымян выдержал долгий, полный ненависти взгляд возмущенного отца и, не поколебавшись, попросил:

— Обещай мне другую, если только она не занята.

— Кого?

— Девушку, которая меня от этих мордоворотов отбила. — Полянин указал на гридней и воеводу.

— Кто такая? — Свирепея, процедил Лютослав. В другой обстановке он бы радовался, что не нужно отдавать дочь за простолюдина, но сейчас в нем взыграла уязвленная княжеская гордость.

— Так ведь это она и есть. — Запинаясь, ответил Гордята. — Снежана.

Князь удовлетворенно хмыкнул.

— Видишь, как обернулось? — Скрывая смешок, выговорил он. — Хорошо. Не на престол позарился, а на красоту. Впрочем, дурак. Совсем жизни не видел.

Безымян не обиделся. Он все еще переваривал услышанное, а Лютослав продолжил, не давая ему опомнится:

— Когда выступаешь?

— На рассвете.

— Правильно. Утро вечера мудренее. Я тебе грамоту дам. Передашь Князю Владимиру, а если не пустят, — кому-нибудь из приближенных. Придешь с войском, сыграешь свадьбу. Княжеское слово.

Хоть и слышал Безымян, что у князей память короткая, торговаться не стал. Не купец.

— Какую тебе грамоту давать: берестяную или кожаную?

— Лучше кожаную. Я сюда через реку вплавь добирался. Боюсь, что обратно тем же ладом придется. Как бы не размокла твоя береста.

— По рукам. — Согласился Лютослав и протянул могучую длань.

Безымян впервые жал руку благородных кровей, но трепета он не испытал.

— Займись им. — Приказал князь воеводе. — Разместишь в тереме, в отдельных покоях. Накормишь, напоишь, спать уложишь. И еще, организуй-ка герою баню. Он, поди, месяц не мылся. Пожалуется, своими руками удавлю. Все понял?

Гордята прикусил язык и кивнул. На седых висках часто пульсировали надувшиеся от напряжения жилы. Было видно, что покорность давалась ему с трудом.

— Я к нему охрану приставлю. — Прохрипел он.

— Боитесь, — убегу? — Спросил полянин.

— На всякий случай. — Успокоил Лютослав. — В последнее время здесь неспокойно.

Безымян с улыбкой согласился. Выходя из светлицы, он надеялся встретить взглядом Снежану, но княжны не было. Гордята заметил, что чужак ищет свою спасительницу. Воевода проводил гостя долгим любящим взглядом, а когда того завели за угол, не удержался и плюнул вслед.

— Гуляй, веселись. — Прошипел, как змея, выборгский воевода. — До утра ты не доживешь. Это я тебе обещаю.

Он двинулся уверенным шагом к гриднице, что располагалась в пристройке, возле западного крыла княжеского терема. Разогнав младших дружинников, Гордята вошел в опочивальню. Ратники развлекались игрой в кости. Заметив командира, они вскочили с лавок. Незаметным движением один из них опрокинул камни и ставку.

— Развлекаетесь. — С угрозой прошептал воевода. — Жалование спускаете.

— Никак нет. — Развязано бросил в ответ дюжий детина в рубахе и портках. — Обознались маленько.

Гордята подошел к лавке и пнул сапогом кости.

— А это что?

— Где? — Изобразив на лицах удивление, в один голос воскликнули гридни.

— Ах, это. — Выступил все тот же здоровяк. — Наверное, младшие обронили.

«Этот подойдет, — отметил про себя Гордята, — здоровый, поперек себя шире, да и не из робкого десятка».

— Тогда я и монеты подберу. — Произнес вслух воевода. — У меня целее будут.

Гридни поникли.

— Вон отсюда. — Приказал Гордята.

Дружинники послушно выскользнули из опочивальни.

— Останься. — Придержал здоровяка воевода. Тот замер, ожидая выговора.

— Как зовут?

— Вышата. — Тихо ответил богатырь.

— Хочешь родной земле послужить и одновременно заработать?

— А разве так бывает? — Спросил дружинник.

— Бывает, только редко. — Успокоил Гордята.

— Что, в Киев гонцом снаряжаться?

— Нет. Дело в том, что у нашего князя помутнение разума. — Тоном заговорщика прошептал воевода.

Парень отстранился от искусителя, но тот доверительно привлек его к себе.

— Слышал о пришлом, что пробрался через лес?

Вышата кивнул.

— Так вот, он не тот, за кого себя выдает. Разведчики донесли мне, что это и есть степной шаман.

— Не похож. — Отрезал дружинник.

— Он не одному князю взгляд отводит. Нужно, чтобы он не дожил до утра. Сам понимаешь: открыто его убить нельзя. Дождешься, пока тот уснет, зайдешь и прикончишь. Это снимет сглаз с Лютослава, а ты станешь героем. Рядом будут мои люди. В случае чего помогут. Не струсишь?

— Убью колдуна. — Свирепея, прошептал Вышата.

— Рано горячиться. Только помни: никому не слова.

Дружинник приложил ладонь к груди, давая понять, что будет нем, как могила.

— Заступаешь после полуночи. Не подведи.

Воевода поднялся с лавки и вышел во двор. Четверо гридней из личной охраны по мановению руки обступили хозяина.

— Слышали? — Спросил Гордята.

Телохранители придвинулись ближе.

— Дождетесь, пока он прикончит чужака, а потом расправитесь с ним.

Убийцы молча кивнули.

— Только без отваги. Бейте в спину. — Приказал воевода.

— А если князь осерчает?

— То уже не ваша забота. Вина падет на дружинника. Только не торопитесь. Дождитесь, пока терем заснет, и действуйте наверняка.

Воевода посмотрел на суровое осеннее небо. Ветер едва ворочал огромные глыбы тяжелых кучевых облаков. Задевая крылом о небесную твердь, среди сплошной серой пелены летела отбившаяся от стаи птица. Она сражалась со стихией в одиночку. Силы птахи были на исходе. Этот знак не предвещал для чужака ничего хорошего.

* * *

Безымян спал мертвым сном. После баньки и плотного ужина он едва держался на ногах. Полянин едва добрел до постели и провалился в забытье. Он спал в тепле и покое. Впервые за очень долгий срок ему было хорошо. Время перевалило заполночь. За дверью прогремели шаги. Стражники отстояли смену и поспешили в гридницу. На терем вновь опустилась тишина. Полная луна выплыла в разрыв облаков и просочилась в опочивальню через прорезь в ставне, разлившись по полу бледно — желтым пульсирующим пятном. Дверь подалась. Хорошо смазанные петли не издали ни звука. Черная тень на секунду замерла на пороге и скользнула внутрь, выдав себя легким шорохом. Безымян перевернулся на спину.

— Проснись. — Зашептал ему в самое ухо дребезжащий старческий голос.

— Анисья? — Произнес полянин и вскочил, протирая слипшиеся глаза.

— Прасковья. — С укором произнесла няня княжны и села рядом с Безымяном.

— Что ты здесь делаешь?

— Помогаю своей девочке. — Прошептала старуха. — Так вот, значит, ты какой, Безымян.

Полянин посмотрел на бабку.

— Все вы, ведьмы, одинаковые.

— Откуда узнал? — Спросила Прасковья.

— Догадался.

— Ох, непрост ты. На первый взгляд увалень, а если копнуть…

Бабка замолчала.

— Времени у нас мало. Я здесь, чтобы предупредить тебя. Сейчас к тебе зайдет княжна. Веди себя хорошо.

— А охрана? — Встрепенулся Безымян.

— Я ее опоила. Спят миленькие. До утра глаз не разомкнут. Чего только ради внучки не сделаешь. Так что ты посиди, а я Снежану подошлю.

Бабка выскользнула за дверь так же бесшумно, как и вошла. Безымян остался один. Сон как рукой сняло. Полянин пригладил рукой растрепавшиеся волосы и вытер вспотевшие ладони об одеяло. В следующую секунду дверь открылась и на пороге появилась она. Полянин незаметно ущипнул себя. Девушка не исчезла. Значит это не сон, хотя на явь тоже не похоже. Снежана плотно затворила дверь и, приблизившись, села на край кровати.

— Значит, ты моему батюшке перечил. — Звонко рассмеявшись, сказала девушка. — Не хотел княжну брать, моей руки просил.

— Уже рассказали? — Смутившись, спросил полянин.

— Конечно.

Снежана залилась смехом, и в опочивальне вновь зазвенели серебряные колокольчики.

— Тише, услышат. — Попросил Безымян.

— Нет. — Игриво ответила княжна. — Няня — сильная колдунья. Весь терем проспит до рассвета. Бодрствуем только я и ты.

— Не боишься? — Пододвигаясь, спросил полянин.

— Ничуть. Я хорошо разбираюсь в людях.

Снежана положила кулачок в ладонь Безымяна. Тот слегка сжал ее руку и прикрыл сверху своей. Получился капкан, только теплый и нежный.

— У тебя руки холодные. — Прошептал он, чувствуя, как пересохло у него во рту.

— Я мерзлячка. Родилась зимой, и никак не могу согреться.

Снежана повела плечами. Полянин поправил платок, наброшенный сверху просторного ночного платья.

— Обними меня. — Попросила княжна и откинула назад, положив голову на грудь Безымяна.

— Правда, что ты спас бы Выборг без награды? — После секундной паузы спросила Снежана. — Няня так говорит, а она никогда не ошибается.

— Правда. А теперь я не только спасу Выборг, ради тебя я сверну горы.

Снежана улыбнулась, но Безымян этого не увидел. Он вдыхал аромат ее волос и таял, как воск под напором горячего дыхания свечи.

— Тебе нужно отдохнуть. — Прошептала девушка. — Завтра тебе предстоит трудный путь. Пообещай мне, что останешься в живых и вернешься. Что бы ни случилось.

— Обещаю. — Вымолвил полянин, чувствуя, как выскальзывает из его объятий княжна.

— Это тебе. — Положив рядом с подушкой мешочек с целебными травами, сказала Снежана. — Не забудь утром.

— Разве мы не увидимся?

— До твоего возвращения, нет.

Княжна поднялась, чтобы уйти, но, передумав, коснулась губами губ полянина.

— А теперь спи. — Прошептала Снежана. — И помни, я буду ждать тебя.

— Теперь мне будет не до сна.

— Ворожба Прасковьи тебе поможет.

— Обещай, что будешь сниться мне всю ночь. — Попросил полянин.

— Обещаю. — Ответила княжна и скользнула к двери.

Девушка выпорхнула из комнаты, а Безымян все еще чувствовал ее поцелуй, мимолетный, как дуновение ласкового весеннего ветерка и легкий, как крыло бабочки.

Полянин застонал и откинулся на спину. Рука нащупала мешочек со снадобьями. Коснувшись его, Безымян закрыл глаза. Не прошло и мгновения, как он спал. Снежана не обманула его. До самого утра на лице полянина покоилась счастливая улыбка.

* * *

Петух встрепенулся и, вспорхнув на плетень, закричал, объявляя начало нового дня. Посчитав, что дело сделано, первенец перебрался на насест и закрыл глаза, чтобы досмотреть свои безмятежные птичьи сны. Гордый крик разбудил сотни других обитателей курятников, и они заголосили, чтобы разбудить хозяев и отработать еду и кров. Безымян проснулся с первым петухом и, поднявшись с постели, распахнул ставни. Утро выдалось хмурым и неприветливым. За ночь земля раскисла, превратив дороги в хлябь и лужи. Потеплело. Густая пелена тумана скрыла город, проглотив очертания стен княжеского терема. Дождь висел в воздухе и, поправ все законы природы, никак не хотел падать на землю. На улице было мерзко. В такую погоду нерадивый хозяин пса из дому не выгонит. Безымян поежился. Зима никак не хотела вступать в свои права. Видно, это были проделки жар-птицы, а может, капризы богов, которые по недосмотру забыли послать на землю морозы и непогодь. Оставив окно открытым, чтобы впустить в опочивальню утреннюю свежесть, полянин обошел вокруг постели в поисках одежды, но она исчезла. Безымян сел на лавку и потянулся. Хрустнули кости. Давно он не чувствовал себя таким бодрым и отдохнувшим. Богатырская сила играла в жилах и просилась наружу. Полянин еще не решил, как ему лучше пройти через заколдованный лес. Волнения не было, как и не было страха перед ожидавшей впереди неизвестностью.

— Бой состоится в любую погоду. — Изрёк Безымян и с разгону прыгнул на полати.

Не выдержав удара, подломилась тяжелая дубовая ножка. Ложе накренилось. Не удержавшись, Безымян пополз вниз и оказался на полу, погребенный под грудой подушек и покрывал.

— Развлекаешься? — Спросил вошедший в опочивальню дружинник.

Перекрывая его слова, из коридора послышалась ругань и глухие удары.

— Что там происходит? — Спросил полянин, поднимаясь на ноги и собирая с пола раскиданное белье.

— Наша доблестная стража проспала все на свете. Вот воевода и лютует.

Безымян улыбнулся, но не стал выдавать секрет бабки Прасковьи.

— Князь спрашивает: пойдешь ли ты сегодня или будешь ждать, пока разъяснится?

— Сегодня. А то я вам тут все переломаю.

— Тогда одевайся.

Гриднь бросил рядом с гостем аккуратно сложенную стопку свежей одежды.

— Подарок князя. Семь потов сошло, пока доискались нужной ширины. Один из дружинников свое платье отдал.

— Спасибо. — Хмыкнул Безымян, облачаясь в дорогую рубаху и хорошо выделанные кожаные штаны.

— Сапоги примерь. — Посоветовал посыльный. — Лютослав велел еще с вечера подготовить. Боится, чтоб тебя в твоем тряпье за оборванца ни приняли.

— В самый раз. — Довольно произнес полянин, привыкая к обуви, которую не носил никогда в жизни.

Он придирчиво оглядел подаренный тулуп и качнул головой.

— Это не возьму. Волчовка привычней.

— Хозяин — барин. — Бросил гриднь и вынес Безымяну потрепанную в дороге куртку.

— Отзавтракаешь?

Безымян махнул рукой, давая понять, что не хочет терять времени.

— Тогда пошли. Лютослав ждет тебя у Северных ворот. Примета такая: как в город вошел, так тебе из него и выходить, чтобы, значит, не в последний раз.

Гриднь повел полянина по уже знакомым переходам. На поверку княжеский терем оказался не так уж велик. Выйдя за порог, дружинник остановился.

— Нехорошее затишье, — посмотрев на хмурое небо, прошептал он и вздрогнул. — Такое бывает только перед бурей.

— Все равно пойду. — Тронув обереги, решил полянин. — Может, крюк дадим. Выборг посмотреть хочется, а вчера недосуг было.

— Не могу. Приказано спешить. — Отказал гриднь и повел Безымяна уже хоженым путем.

Улицы города подавали робкие признаки жизни. Начинался трудовой день. Шумели торговки. В домах отворялись ставни, выметался сор. Полянин вздохнул, соскучившись по мирной жизни, но быстро прогнал блажь, вспомнив о том, сколько еще на белом свете осталось несправедливости.

— Вернешься из Киева, поступай к нам в дружину. — Предложил провожатый.

— Посмотрим. — Отмахнулся полянин, любуясь чистотой города.

— Ах да, забыл. Тебе же княженье пророчат. Жаль, из тебя бы хороший дружинник получился. Хватка есть, голова на месте. Чтобы княжить — особого ума не надо. С этим каждый справится. — Добавил гриднь. — Только, чур, это между нами.

— Могила. — Пообещал полянин и замолчал, когда в конце улицы завиднелась сторожевая башня, прикрывающая Северные ворота.

Около моста собралась группа всадников. В середине на огромном белом жеребце восседал выборгский князь. Безымян коротко поклонился, приветствуя властителя. Лютослав кивнул.

— Готов?

— Вроде того.

Князь свесился с седла и передал перетянутую тесьмой кожаную грамоту. Безымян закрепил свиток на поясе.

— Коня возьмешь? — Спросил Лютослав. — Можешь выбрать любого.

Державная рука обвела свиту, но полянин отказался.

— Пешком привычнее.

— Тогда бывай, богатырь. — Попрощался князь и махнул, приказывая опускать настил.

— Спасибо за одежду! — Крикнул мытарь и ступил на бревна. — Только ты ошибся. Я не богатырь.

— Подожди. — Раздалось позади угрожающее шипение, совсем не похожее на человеческую речь. — Я тебя малость провожу.

Гордята спрыгнул на землю и, передав поводья отроку, поспешил следом. Безымян подождал его на противоположном берегу, и они зашагали рука об руку.

— Тебе повезло. — Прошептал Гордята. Голос воеводы дрожал от гнева. — Я говорю тебе это, потому что мы с тобой больше не увидимся. Скоро тебе перестанет везти. Ты прошел лес, выжил этой ночью. Это не может продолжаться вечно.

Полянин посмотрел на недруга. Воевода был бледнее обычного. На неприкрытых кулаках остались следы запекшейся крови. Видно, охране не поздоровилось.

— Добрее нужно быть. — Посоветовал Безымян.

— Зелен еще, чтобы жизни учить. — Огрызнулся Гордята. — Запомни: Снежана не для таких удальцов, как ты. Она моя.

— Что-то я этого не заметил.

— Тебе конец. Ты дурак, если этого не понимаешь.

— Хочешь подраться? — Спросил полянин.

— Зачем лишать нечисть обеда? Хотелось бы мне посмотреть, как звери будут рвать тебя на части. Ты чужак, а Выборг — мой город! Ради него я готов на все.

Полянин с улыбкой кивнул:

— Лучше бы меч одолжил. Вернусь, отдам.

— Скоро будет штурм. У нас каждый клинок на счету. А для тебя я зимой снега бы пожалел. Впрочем, мне пора.

Безымян посмотрел на перекинутый через плечо тяжелый богатырский лук, которого воевода обычно с собой не носил.

— Надеюсь, в спину стрелять не будешь?

— Тебя здесь не ждут. — Процедил Гордята. — Вернешься, убью.

Полянин посмотрел на разгневанного старика и зашагал к деревьям. Позади него остался город, где он познал сильную любовь и не менее сильную ненависть. Этой же ночью в Выборге полетели первые головы. Дружинник Вышата был обвинен в заговоре против князя и без лишнего шума повешен на заднем дворе терема в назидание остальным гридням. Но Безымяну уже не было до этого дела. Впереди его ждало новое испытание.

* * *

Полянин не узнал изменившихся за одну ночь здешних мест. Лес превратился в затаившееся в ожидании прыжка голодное чудовище. Деревья раздались, перекрыв пожелтевшей хвоей весь небосклон. Покрытые лишайником и коркой древесного гриба стволы опаршивели и замшели. Ровные сучья покоробило и изогнуло. Лес больше не подчинялся божьей воле и рос, как придется, проклятый страшным наговором черного колдовства. Он высился темной громадой, пугая случайного путника хитрыми ловушками буреломов и топей. Русью здесь и не пахло. Безымяну стало не по себе. Он сбавил шаг и начал ступать осторожней, стараясь не выдать себя треском и вырывающимся из стылой груди тяжелым дыханием. Лес окутала могильная тишина. Даже лешие притихли и не выкидывали обычных шуток. Наверное, их пожрали умруны, а может, лесные владыки благоразумно убрались в более спокойное место. Стволы сомкнулись, не подпуская человека к реке. Огромные раскидистые сучья были переплетены толстой паутиной, на которой покоились в осеннем полусне ленивые крестовики. Безымян натянул рукава рубахи на ладони и запахнулся, чтобы по недосмотру не пустить паука за шиворот. Не долго думая, он плюнул через плечо и полез в тенету, разрывая липкие нити и разбрасывая колченогих букашек, силившихся прокусить немощными жвалами добротную полотняную одежду. Паутина застилала глаза. Безымяну приходилось щуриться и лезть напролом, доверяя лишь инстинкту, который не позволял заплутать и выдерживал выбранное направление. Когда человек преодолел паучье логово, он был перемазан с ног до головы. Тело чесалось, сохранив прикосновения коротких шустрых ножек. Безымяна забрало влево. Он промахнулся мимо поляны и вышел к отлогому берегу в другом месте, сделав крюк в четверть версты вверх по течению. В этом месте река больше походила на трясину. Вода помутнела и подернулась зеленым ковром ряски, таким густым, что по нему можно было ступать, как по тверди. Полянин утер волосы и опустился на землю, чтобы перевести дыхание. Пахло гнилью и затхлостью. Посреди русла торчали то ли заросшие тиной бревна, то ли кочки. Перед человеком простиралось, что ни есть — самое настоящее болото. В разрыв крон над самой водой метнулась черная тень и, глухо ударившись о твердь, приняла облик ворона. Падальщик запрыгал по суши и, заметив полянина, остановился, смерив коварным взглядом мелкого, словно бусинка, черного глаза. Безымян слышал, что птица — ворон коротает свой век чуть ли ни триста лет. Проверить было невозможно, потому что никто из людей еще столько не жил. Безымян бросил в черного вестника беды палку. Птица каркнула и взмыла в воздух, но не пожелала убраться, а стала кружить над головой.

— Я не твой. — Прошептал полянин, выискивая на земле чем бы запустить в упрямого мерзавца.

— Ну-ну. — Отозвался позади водянистый, похожий на чавканье болотной трясины, голос.

Безымян вздрогнул и, обернувшись, понял, что не ослышался. Поджав под себя зеленые перепончатые ноги, на замшелой кочке сидел маленький водяник. Тщедушное тельце нечисти раскачивалось под дуновением ветра. Тонкий стебелек шеи с трудом удерживал огромную, непропорционально раздутую голову. Мелкие мутные глазки были подернуты тиной. Сосредоточившись, Безымян попытался определить по ним настроение умруна. Чтобы усложнить задачу, водяник захлопнул внутреннее веко и, сглотнув по-жабьи, спросил:

— По что птицу обидел?

Полянин вцепился в корягу и, нахмурившись, предупредил:

— Зашибу.

Переправа откладывалась. После того, что произошло, заходить в воду было опасно. Дернет зеленый за ноги, и поминай, как звали. Но, похоже, угроза только рассмешила умруна. Залившись булькающим смехом, он перебрался ближе к человеку и, скаля мелкие острые зубки, прошипел:

— Лучше б спасибо сказал.

— А за что тебя благодарить? — Не понимая о чем речь, спросил Безымян.

— Не признал. — Довольный собой, булькнул водяник.

Видя, что нежить настроена благостно, полянин отпустил дубину и расслабился.

— Бабкин внучок я. Белку помнишь?

— Помню. — Догадавшись, кивнул Безымян.

Он подсел к умруну и протянул огромную, мозолистую ладонь. Водяник пожал ее скользкой, покрытой бородавками пятерней и ухмыльнулся.

— С этого и надо было начинать. А то: зашибу, не подходи. Небось, когда я тебя дважды из воды ни живого, ни мертвого тащил, ругаться не хотелось.

Безымян озадаченно почесал затылок.

— Так это ты меня спасал?

— А то кто? Со всеми переругался. Утопленников без пополнения оставил. За мной, помнится, должок числился.

— Извини, что на болоте тебя от лиходеев не отбил. — Оправдываясь, прошептал Безымян.

— Прошлое. Кто старое помянет, тому глаз вон. Так что язык попридержи. Невесело с одним ходить-то будет. — Отозвался умрун. — Не терзайся. Мне так еще и лучше. Ты ж душегубов следом отправил. Болотному владыке отступной заплатил. После бабка словечко замолвила, чтоб к водяникам причислили. Она среди нечистой силы уважением пользуется. Так теперь и живу. Забот никаких, шали сколько душе угодно. Правда, нет души теперь, да без нее только легче стало. Ничего не болит, совесть не мучает.

— Тебя ж в другом болоте утопили. — Подозрительно произнес полянин.

— Мы болотники, по любой воде перемещаться можем. Даже в каплю просочимся. Помнишь, я тебя в бане у Марьи — гусятницы из кадки пугнул?

— А я подумал, морок привиделся.

— Поболтать бы с тобой, да вижу, спешишь. — Проговорил водяник. — Говори, чем подсобить.

— Хватит уже. Если и был должок, то ты сполна расплатился.

— Не упрямься. Для этого друзья и существуют. Сегодня я тебе помогу, завтра ты мне.

— Мне б на ту сторону перебраться. — Мечтательно протянул Безымян.

— Раз плюнуть. — Булькнул Белкин внучок. — А я уж думал шамана оприходовать попросишь.

— Разве вы друг за дружку не держитесь?

— Скажешь тоже. Русская нечисть за Русь грудью стоит. Если кого и сживем со свету, то больше по шалости или по недосмотру.

— Значит, поможешь?

— Конечно. Человек ты хороший. Руку водянику протянул, не побрезговал. Переведу через реку, даже портки не замочишь.

Безымян с недоверием посмотрел на друга.

— Прыгнешь с разгону. — Приказал умрун. — Я тебя на дне поджидать буду. Только смотри: чтобы ни случилось, молчи. Раскроешь рот, — утонешь.

Безымян кивнул.

— Я ж воды не знаю. Вдруг там отмель.

— Не трусь. Водяник плохого не посоветует.

Умрун нырнул, взметнув в воздух перемешанный с водорослями водяной столб. По ряске поползли широкие чистые разводы.

— Главное, чтоб шея была цела. — Произнес полянин и с криком прыгнул вслед за Белкиным внучком.

Оправившись от удара, он увидел, что вокруг него образовался огромный прозрачный пузырь. Попробовал вдохнуть, — получилось. Привыкая к незнакомой легкости, он пошевелил руками и поплыл к водянику. Умрун подождал его, и они двинулись к противоположному берегу вместе. К своему удивлению полянин обнаружил, что под водой светло, как днем. Сияние шло откуда-то снизу, равномерно подсвечивая дно и ровные ряды водорослей, за которыми ухаживали бледные, как черви, утопленники. Подводное хозяйство поддерживалось в чистоте и порядке. Заметив человека, мертвяки бросали работу и провожали удивленными взглядами выпученных глаз. «Отчего они не всплывают?» — Подумал полянин.

— Воздуха в груди нет, потому и не всплывают, — прочитав его мысли, ответил водяник.

Искаженный водой голос надавил на воздушную оболочку, но не разорвал ее, а просочился внутрь в виде отдельных слов. Заслышав звук, играющая неподалеку стайка мальков, приблизилась к Безымяну и начала виться вокруг, окружив человека снующим разноцветным коконом. В следующую секунду ожила претворяющаяся корягой рыба. Мальки шарахнулись врассыпную. Распугавший мелкоту сом перестал преследовать добычу и недовольно уставился на чужака. Плавающий в пузыре человек был для него в диковинку. Внучок лукаво подмигнул полянину и, ухватив за усы, молниеносно оседлал охотника. Дальше он поехал верхом. Безымян восхищенно качнул головой и принялся наблюдать за тем, как водяник усмиряет попавшего в кабалу гиганта. Тем временем дно начало подниматься. Впереди замаячил берег. Водяник отпустил сома. Рыба недовольно пошевелила оттопыренными губами и, вильнув хвостом, убралась восвоясье. Безымян ступил на землю. Прикрывавший его кокон лопнул. Пахнуло свежестью. Одновременно вернулись звуки и запахи. Полянин зажмурился, предаваясь новизне ощущений, на которые прежде он и не думал обращать внимание.

— Молодец, не заговорил. — Похвалил водяник. — А то вы люди вечно слова не держите. Сколько водил вашего брата, все время после откачивал.

— Красота. — Прохрипел Безымян.

— Хочешь, тебя утопленником пристрою? — Предложил внучок.

— Нет. На земле лучше.

Безымян ощупал одежду. Сухой.

— Чудеса, да и только.

— Ладно, ступай. — Поторопил водяник. — Тебя, наверное, друзья уже заждались.

— Живые? — Выдохнул полянин.

— Чего им сделается? Это ж ты геройствуешь. Зачем на оборотня полез? Я за тобой из воды следил. Аж жабры от волнения слиплись.

— Подскажи, лучше, как до меловой горы добраться. — Перебил умруна полянин.

Водяник задумался и, оглядевшись, ткнул зеленым когтем в сторону деревьев.

— Век не забуду. — Пообещал Безымян и, проверив: на месте ли грамота, махнул умруну рукой.

— Еще свидимся. — Булькнул помощник и сполз в воду.

Полянин проводил водяника долгим взглядом и, дождавшись, когда утихнут круги, двинулся через лес. За спиной раздался недовольный рев. Оглядываться Безымян не стал, а лишь ускорил шаг. На душе было спокойно. Нечисть в речку теперь не сунется. А если осмелится, водяник ее вмиг потопит. Неплохо парнишка устроился. Работа не пыльная. Особенно напрягаться не нужно. А что, если и впрямь к старости лет в утопленники податься? Безымян вздрогнул и отрицательно качнул головой.

Чем дальше полянин уходил от Выборга, тем светлее становился лес. Деревья начали давать просвет. С заката потянуло дымом. Безымян выбрел на дорогу и пошел смелее. Чтобы не скучать, он принялся насвистывать незамысловатую мелодию. Умные люди говорили, что делать это в доме нельзя. Только ведь лес — не дом, а денег у него отродясь не водилось. Да и лешим они ни к чему. Все богатство лесовиков — шишки да хвоя. Не привыкшие к твердой обуви ноги начали гудеть от усталости. Еще немного и придется делать привал. Не успел Безымян подумать об этом, как вековые сосны расступились, и на горизонте показался горбатый склон белого холма. Из-за гребня поднимался легкий дымок походного костерка. Взобравшись на кручу, полянин увидел на фоне сереющего неба две фигуры: взрослого и ребенка.

— Выбрался. — Прошептал Безымян и побежал к огню.

Завидев его, Степан и Арпашка бросились навстречу. Товарищи столкнулись у самого подножья и, сомкнув объятия, покатились по земле, оглашая округу радостными воплями.

— Где это ты обновки раздобыл? — Разглядывая Безымяна, удивленно спросил стрелок.

— Долгая история. По дороге расскажу.

— Ты что, спешишь?

Полянин кивнул.

— Утром двинем. До Киева неделя ходу. Поспеем. А сейчас, прошу отужинать.

Безымян втянул запах жареного мяса и, вздохнув, согласился.

— Далеко вы от леса отошли. — Присаживаясь у костра, произнес он.

— Неспокойно ночью. За деревьями что-то кричит, ухает. — Поведал Степан, протягивая полянину подрумянившуюся кабанью ногу.

Безымян вцепился зубами в горячее мясо. Сок вперемешку с кровью побежал по подбородку и начал капать на дареную рубаху.

— Чего торопишься? Никто не отнимет. — Произнес стрелок, аккуратно срезая мясо с костей.

— Певцы не беспокоили?

— Нет. Сперва мы их опасались. Первую ночь даже огонь разводить не стали. Да только сгинули родные. Наверное, их умруны сожрали, а может, к себе приняли. Лютуют теперь вместе.

Стрелок подбросил в костер сушняка и тихо спросил:

— Сам-то где пропадал?

Безымян вытер рот рукавом и начал рассказывать. Степан выслушал его, не перебивая. Время от времени он оживлялся, услышав знакомое имя или название. Когда полянин замолчал, стрелок удивленно качнул головой и проговорил:

— Так ты в князья нацелился, братское сердце? Глядишь, скоро мы с Арпашкой тебе кланяться будем.

— Не злорадствуй. — Попросил полянин. — Сам знаешь, мне это княженье до одного места. Девушка больно хорошая.

— Дядя Безымян. — Влез Арпашка. — Разве любовь на свете существует?

— Сам думал, что нет. А тут увидел и растаял. Сейчас сижу, только о Снежане и думаю. Как она там? Ждет или уже забыла?

— Да, брат. Ты попал. — Хлопнув полянина по плечу, подытожил Степан. — Теперь спи, давай, а я покараулю. Утро вечера мудренее.

— Устанешь, — разбуди. Все равно не засну.

— Только попробуй. Чтобы завтра был свежий, как огурчик.

— Выступаем на рассвете?

Стрелок кивнул.

— Нужно спешить. Еще не известно, как нас в Киеве встретят.

— А что? Грамота есть. Останется к князю Владимиру пробиться. Это не сложно. Говорят, он любому пришлому рад.

— Думаю, трудности не кончились. То, что ты с нечистью породнился и лес прошел — только полдела. Успокоимся, когда назад с войском пойдем.

Степан отвернулся от Безымяна и, побагровев от напряжения, навалился на лук. На длинных жилистых руках стрелка вздулись узловатые бугры мышц. Сняв тетиву, охотник ослабил хватку и, вздохнув с облегчением, полез в суму. Нащупав колчан, Степан достал стрелы и разложил их перед собой. Безымян слышал и раньше, что опытные стрелки умеют приколдовывать, уговаривая железных сестриц не лететь мимо цели. В трудную минуту нашептанный наконечник не подведет: найдет щель и поразит с первого выстрела. Ветер и броня ему не помеха. Степан смеялся над этими россказнями, утверждая, что все дело в твердости рук и верном глазе, однако сам мог упрашивать стрелы сутки напролет. Вот и сейчас он принялся шептать, оставаясь безучастным ко всему, что творилось вокруг. Слушая монотонное бормотание стрелка, полянин думал о Снежане. Он смотрел на ночное небо и время от времени тяжело вздыхал. Мысли Безымяна начали путаться, и незаметно для себя он провалился в тяжелый, не дающий отдыха сон.

Утро выдалось ветреным. С самого рассвета зарядил нудный моросящий дождь. Проснувшись от холода, Безымян разделил холодное, подернувшееся белесой коркой жира мясо на три части и съел свою долю. Арпашка и Степан не притронулись к завтраку и, побросав остатки в суму, двинулись в обход черного леса в направлении Киева. Безымян сровнял следы костра и, убедившись, что за ними не следят, пошел следом. Лес скрылся за горизонтом, и вокруг потянулись унылые поля. Скошенные травы пожухли, устремив короткие желтые стебли в хмурое осеннее небо. Полянин любовался увядающей природой, мечтая о том, как соберет войско и вернется в Выборг. Время перевалило за полдень, а ровная лента дороги все продолжала бороздить жнивье, разделяя поле межой на две равные части. Вид был настолько однообразен, что путникам казалось, будто они топчутся на месте. Когда у полянина появилось подозрение, что над ними жестоко подшутили, далеко впереди заслышался лай собак. Безымян насторожился. Тревога передалась стрелку. Разбойный люд имел привычку стягиваться к столице в поисках легкой наживы. Нужно было быть настороже. Степан передвинул колчан на правую сторону и передал суму Арпашке. Однако беспокойство оказалось напрасным. Через полверсты путники набрели на засевший в грязи обоз. Три груженые большими черными клетями телеги засели в земле так, что на поверхности остались только верхние обода колес. Возницы не оставляли тщетных попыток освободиться. Трещали подпруги, скрипели повозки, кони переступали на месте, роняя окровавленную пену с разорванных удилами ртов, но обоз не двигался с места. Завидев путников, провожатые бросили работу и схватились за оружие.

— Помочь, люди добрые?! — Крикнул издали Степан и в знак добрых намерений поднял вверх открытые ладони.

— Помоги, коли не шутишь. — Прокашлял подозрительного вида старик.

Он пустил черного жеребца к странникам и, приблизившись, придирчиво осмотрел их.

— Не бойся, отец. Не разбойники мы. — Успокоил полянин, закатывая рукава, чтобы не испачкать.

— Не похожи. — Отозвался хозяин товара. — Какие из вас душегубы? Слабоваты. Вам и от калеки втроем не отбиться.

— Вот это ты зря. — Прошептал Безымян и навалился на телегу.

Повозка застонала, протестуя против грубой силы, и нехотя поползла вперед. Потеряв опору, полянин поскользнулся и рухнул лицом в грязь. Возницы начали скалиться. Безымян поднялся и бросил такой грозный взгляд, что им стало не до веселья. Не прошло и получаса, как все телеги выбрались на твердь. Хозяин свесился с жеребца и швырнул полянину алтын.

— Подожди, — возвращая монету, произнес Безымян. — Вы, случаем, не в Киев путь держите?

— А если и так? — Прищурившись, спросил старик.

— Возы у вас легкие. Может, подбросите?

Купец на мгновение задумался и, скрывая радость в голосе, ответил:

— Полезайте. Лишняя охрана не помешает.

— Как звать-то тебя, хозяин? — Забравшись на повозку, спросил стрелок.

— Гореслав. — Ответил купец и махнул возницам, чтобы те трогали.

Телеги дернулись и поползли по дороге. Кони тянули легко. Некоторое время полянин рассматривал пробегающую мимо ленту обочины, но вскоре ему это надоело. Он огляделся и, не зная, чем занять себя, потрогал рукой товар. Под черной непроницаемой тканью, закрепленные для надежности ремнями, стояли огромные клети. Внутри что-то трепыхалось и ползало.

— Чего везешь? — Окликнул Безымян Гореслава.

— Жаворонков. Все лето ловили, зато теперь неплохой куш светит.

— Зачем кому-то столько птицы?

— Не скажи, брат. Языки жаворонков вкуснейшее кушанье. Только князьям да боярам по карману.

Купец попридержал жеребца и, поравнявшись с полянином, начал объяснять:

— Нужно, чтобы птицы были живые. Тогда языки получаются сахарные. Повара рвут их перед тем, как подать на стол.

— Не жалко пичуг? Больно, наверное, когда у тебя живого язык дерут.

Гореслав усмехнулся.

— Это уже не моя забота. Наловил, продал, заработал. Тем и живу.

Полянин посмотрел на Арпашку. Паренек насупился, поглаживая ручонкой толстые ореховые прутья.

— Сколько жаворонки стоят? — Угрюмо спросил он у купца.

— Не ты, не твои друзья столько в жизни не заработают. Так что не шали. Я за товар горло перережу. — Ответил Гореслав и в подтверждение своих слов положил ладонь на рукоять сабли.

Степан потрепал мальчика по голове.

— Жалко птиц. — Прошептал тот, глотая слезы.

— Не наши. — Утешая парнишку, отозвался стрелок и привлек его к себе.

Арпашка вытер кулачком покрасневшие глаза и замолчал. В одну секунду он стал серьезным и не по-детски сосредоточенным. «Не хочет с нами расставаться», — решил полянин, но ошибся. В голове у Арпашки зрел план.

Время шло, а обоз продолжал ползти к Киеву, наматывая на колеса долгие версты раскисших осенних дорог. Ночь грянула внезапно, задернув небо темным покрывалом закатных сумерек. Возницы пытались распрячь и спутать коней по светлому, но не успели. Пришлось разводить костры. Хорошо, что запасливый хозяин вез с собой сушняк, иначе ночевали бы в темноте. Когда работа была закончена, люди расселись на телегах, не желая спускаться на стылую землю. Безымян попытался заснуть, но из головы не шла Снежана. Он бросил оставшиеся после ужина кости огромным вислоухим псам и сел около огня. Моросивший с утра дождь кончился, и небо начало разъясниваться. В вышине проступили блеклые звездочки. Где-то там, в Вирые, павшие герои разводили свои костры. Их слабый отблеск долетал до земли в виде холодного сияния полуночных светил. Полянин тяжело вздохнул и отогнал от себя четвероногого спутника, который умял кость и, виляя хвостом, просил новую. Разговоры умолкли, и с телег донеслось мерное сопение. Спали все: возницы, кони, путники. Помаявшись, заснули и псы. Слушая тяжелое дыхание колдовской ночи, полянин время от времени подбрасывал дрова и протягивал руки к огню, но никак не мог согреться. Он запахнулся в промокшую волчовку и с тоской посмотрел в сторону Выборга. Перед ним встал лик Снежаны. Путник едва сдержался, чтобы не заговорить с видением. Тряхнув головой, он отогнал сон и ошарашено уставился на стоящего перед ним карлика. Неуловимым движением человек швырнул остатки сушняка в огонь и осветил незнакомца.

— Дернешься еще раз, так заморочу — век до дома не дойдешь. — Предупредил чужак.

Полянин посмотрел на соломенную бороду коротконогого старичка и втянул носом запах скошенной травы и свежего ржаного хлеба.

— На друзей не надейся. — Прошелестел словно легкий весенний ветерок коротышка. — До утра не проснутся.

Мохнатое личико ночного гостя оскалилось короткими острыми зубками.

— Ты кто? — Спросил полянин, нащупывая полено покрепче.

— Полевой.

— То есть как?

— А вот так. В лесу — леший, в доме — домовой, в поле — полевой.

— Чего тебе нужно? — Ухватив палку и спрятав ее за спину, произнес Безымян.

— Подорожную.

— Это, брат, не ко мне. Обоз купца, а я просто сопровождаю.

Полевой с досады топнул ножкой и зашипел на человека.

— С чего решил-то, будто я хозяин?

— Выбрал самого здорового. — Прошептал старичок, продолжая надвигаться на Безымяна.

— Сколько разбойничаешь, а в людях разбираться не научился. Нужно было самого мелкого и злобного оставлять. Тогда бы точно не ошибся.

— Ничего. Я тебя сейчас оприходую, чтобы не проболтался, — пообещал полевой, — а обоз следующим вечером нагоню.

Полянин молниеносно выбросил левую руку вперед и ухватил деда за соломенную бороду.

— Получи! — Выдохнул он и, что есть силы, огрел непрошеного гостя поленом по лбу.

Полевой охнул и сел на землю.

— Пусти. — Жалобным писклявым голосом попросила нежить.

Но Безымян и не думал останавливаться, продолжая крестить ее дубиной. После каждого удара в воздух взлетало маленькое белесое облачко то ли муки, то ли пыли. Наконец, человек вспотел и убавил прыть. Превратившийся в мягкий бесформенный мешок, полевой поднял разбитую голову и прохрипел:

— Пусти, награжу.

Безымян задержал руку и, встряхнув деда, спросил:

— Что дашь?

— Золота.

— Это мне без надобности. — Отмахнулся путник и ударил едва живого старичка промеж глаз.

— Как по полю пойдешь, всегда пропитание отыщешь. — Вымолвила нежить и со страхом покосилось на занесенное полено.

Полянин отложил дубину и, не ослабляя захват на шее вымогателя, посадил перед собой. Коротышка заохал, потирая ушибленную голову, и пропищал:

— Отпускай, коли согласен.

— А зимой? — Сурово произнес Безымян.

— Круглый год. Захочешь есть, скажешь: старичок — полевичок, вспоминай уговор. Потом посмотришь под ноги и найдешь, что просил.

— Не обманешь? — Подозрительно посмотрев на полевого, спросил Безымян.

— Дурак ты. — Выругался коротышка. — Сколько живешь, а не знаешь, что нежить вранью не обучена.

Полянин показал карлику кулак.

— Будешь ругаться, проучу.

Вымогатель отстранился от пудовой пятерни и заканючил:

— Теперь отпускай. Обещаю, что ни тебя, ни твоих друзей в жизни не трону.

— Скажи, болезный, зачем в грабители пошел? — Поинтересовался человек, давая понять полевому, что больше его не держит. — Прибьют ведь ненароком.

— А что оставалось делать? Когда батюшка помер, старшему все паханное досталось, среднему все не паханное, а меня братья по миру пустили. Кормиться ж как-то надо. Вот я по дорогам промышлять и повадился.

— Часто платят? — Сожалея о том, что проучил бедолагу, спросил полянин.

— Больше бьют. — Смахнув горькую слезу, прогнусавил коротышка. — Кое-как деньги на пропитание собираю.

— Что ж ты с ними делаешь?

— Ведьме одной отношу. Та мне взамен хлеб да молоко.

Тон полевого сменился на заговорщицкий.

— Я в округе все клады знаю. — Доверительно зашептал он на ухо Безымяну. — Только отрыть сам не могу. Для этого человек нужен. Давай вместе? Пополам делить будем.

— Не могу, брат. — Отказался полянин. — Как-нибудь в другой раз. Прости, что так резко с тобой обошелся. Это я сгоряча.

Коротышка махнул рукой и, прихрамывая, заковылял в темноту. Полянин бросил уже не нужное полено в догорающий костер и вымолвил заветные слова. Посмотрев на землю, он обнаружил аккуратно завернутые в лист лопуха полушку свежего ржаного хлеба, съедобные корешки и сушеную землянику.

— Зря бил. — Прошептал Безымян. — Пропадет ведь теперь с голоду.

Он отломил горбушку и, вдохнув аромат свежей выпечки, добавил:

— Странный народец эти полевые. Сами для себя постараться не могут. За людей радеют. Ни тебе клад отрыть, ни еду колдовством вызвать.

Он попробовал хлеб и, сложив остатки в лопух, добавил:

— Не бойся, дедушка, не разорю. Только по крайней нужде просить буду.

В ответ где-то далеко заголосил степной зверь. Полянин положил руку под голову и забылся крепким богатырским сном.

Когда полянин открыл глаза, руки сами собой потянулись к подарку соломенного старичка. Лопуха не было. Ладонь ухватила за загривок спящего рядом рыжего пса. С ленивым ворчанием животина подобралась ближе и сыто зевнула. Безымян подскочил на ноги и с негодованием посмотрел на землю. Так и есть. Сожрала псина дедов подарок. Даже лист обглодала. Пес вильнул хвостом и заискивающе вильнул хвостом.

— Не поверят. — Прошептал полянин и в отчаянье хватил себя кулаком по лбу.

На возах заворочались.

— Потерял чего, братское сердце? — Приподнявшись на локте, спросил Степан.

Безымян отрицательно качнул головой и замер. В этот миг его посетило подозрение. Он начал ощупывать себя, лихорадочно проверяя все ли на месте. Рука наткнулась на пустой пояс. Полянин посмотрел под ноги и натолкнулся на сломанную печать и обглоданный растрепавшийся шнурок. В глазах потемнело.

— Пес грамоту съел. — Выдохнул он и покачнулся.

Полянин с ненавистью посмотрел на вечно голодную тварь и подобрал земляной ком.

— Убью. — Процедил он сквозь зубы и побежал за псиной.

Видя, что не догонит, Безымян швырнул в нее грязью, но не попал. Рыжий наглец отбежал от человека и залился обиженным лаем.

— Все равно прикончу. — Пообещал полянин и, понурив голову, вернулся к телегам.

— Говорил тебе: не прикармливай. — Мрачно произнес стрелок. — Твоя доброта когда-нибудь тебя погубит.

Полянин молча сносил упреки товарища.

— Нужно было бумажную грамоту просить. Сыромятная кожа дюже аппетитно пахнет. Я едва ее сам не сожрал. — Бросил стрелок и спрыгнул на землю.

— Может, это полевой ее утянул? — Спросил Безымян, остывая от нахлынувшего гнева.

— Ты что, уже и с ним успел повидаться?

Полянин кивнул.

— Нет, — протянул Степан, — грамота ему без надобности. Как чувствовал: трудности только начинаются.

Стрелок дружески хлопнул Безымяна по плечу.

— Не горюй. Знаю: у князя Владимира волшебная чаша есть. Проверяет: соврал человек или нет. Попросишь ее и выложишь все без утайки. Сам видел, как Алеша Попович ее в руках держал. Приехал однажды с дальней заставы и начал хвастать, что в одиночку тридцать печенегов сразил. Богатырь он, конечно, удалой, да только словам никто не поверил. Золотая палата Лешака на смех подняла. Стоит герой, ни живой, ни мертвый. Даже в драку полезть хотел, да вовремя понял, что супротив лучших витязей не выдюжит. Белоян помог. Вынес чудотворный сосуд и дал в руки. Расскажи, говорит, по новой. Поповский сын повторил. И тут из чаши плеснуло. Вина было так много, что даже через край полезло. Выходит, что не соврал, а наоборот поскромничал богатырь. Печенегов то не тридцать было, а все пятьдесят.

Степан замолчал, давая понять, что ничего страшного пока не произошло. От этих слов легче не стало. Однако впереди забрезжил тонкий лучик надежды. Безымян забрался на телегу и принялся наблюдать за тем, как заспанные возницы ловят разбежавшихся за ночь коней. Гореслав подбоченясь расхаживал вдоль обоза и проверял, как закреплены клети.

— Чего псов не кормишь? — Попытался сорвать на нем злость полянин.

— Не мои. — Отрезал купец. — Сами следом увязались.

— Так гони их взашей! — Взорвался мытарь.

— Тебе надо, ты и гони.

Гореслав удовлетворенно хмыкнул и начал седлать вороного.

— Вот сволочь. — В сердцах произнес Безымян. — Я его от подорожной спас, а он грубит.

Степан сел рядом с полянином и тихо спросил:

— Что с тобой ночью-то приключилось?

Безымян рассказал, умолчав о том, какой откуп дал соломенный старик за свое освобождение.

— Нужно было клад просить. — С досадой промолвил стрелок.

— Так ведь он предлагал.

— А ты, добрая душа, отказался?

Полянин кивнул.

— Зря. — Мечтательно выдохнул стрелок.

— Сам жалею. Чувствую, придется Выборг в одиночку спасать. Как раз золото бы и пригодилось. Я б на него меч купил и дружину собрал.

— Ты хоть им биться умеешь? — Спросил Степан.

— Научусь.

— Не скажи. Люди полжизни искусством боя овладевают. А ты решил враз богатырем сделаться.

Степан покачнулся. Телега рывком сдвинулась с места и поползла по дороге. Возницы криком и улюлюканьем подбадривали сонных коней, но те едва переставляли ноги. Полянин уставился на проплывающую мимо землю и, хоть его не спрашивали, обиженно произнес:

— Все равно, прежде чем в Выборг идти, меч добуду. Стыдно с дубиной город спасать.

Стрелок лишь тряхнул головой, не понимая глупого упрямства товарища.

— Странная штука, любовь. — Прошептал он и затянул унылую песню.

— Замолчи. — Попросил Безымян. — Без тебя тошно. Первый раз в жизни важное дело доверили, а я облажался. Расскажешь кому, — не поверят.

— Хочешь, развеселю. — Предложил стрелок. — Я тут новую песню сложил. Вроде, ничего получилась. А то надоело смотреть, как вы с Арпашкой дуетесь. Можно подумать, на этих клетках и грамоте свет клином сошелся.

Не дожидаясь согласия товарищей, он набрал полную грудь воздуха и запел:

— Мертвый степняк не шипит, не щебечет мертвый степняк, он не ест, не пьет и на Русь войной не идет.

Безымян и Арпашка переглянулись и, достигнув молчаливого согласия, набросились на Степана.

— Сдаюсь. — Тяжело дыша, прошептал стрелок. — Больше петь не буду.

— Тише вы. — Ругнулся Гореслав. — Расшалились. Еще телегу переверните.

Безымян сгреб товарищей в охапку и с улыбкой прошептал:

— Прорвемся.

— Точно. — Подхватил Степан. — Где наша не пропадала?

Выглянуло солнышко, и то ли от него, то ли от дружеского участия на душе у Безымяна потеплело. Он уже не хмурился, а с интересом рассматривал, как разительно изменилась раскинувшаяся по обе стороны от дороги равнина. Окрестные поля были перепаханы. Ровная борозда тянулась от горизонта до горизонта. Обмытая осенним дождиком, плодородная земля лежала аккуратными разбитыми комьями. Должно быть, здесь трудилась не одна сотня чудо — пахарей. Полянин восхищенно посмотрел на стрелка и прошептал:

— Ровно-то как. Куда взгляд ни глянь — пашня.

— По нужде сходить некуда. — Отозвался Степан. — Ни бугорка, ни кустика.

Кустик все же нашелся. Стрелок остановил обоз и двинул по паханному, стараясь ступать осторожно, чтобы не погубить труд неведомого работника. Безымян пошел за ним, стараясь не попадать след в след, чтобы не протоптать тропинку. Забравшись за ракитов куст, он обомлел, забыв о том, зачем сюда шел. У самых корней лежала укрытая от постороннего взгляда кленовая сошка.

— Славная. — Прошептал полянин, ощупывая очищенные от земли булатные сошники.

Он провел рукой по шелковому гужу и взялся за обжи.

— Ты чего? — Отстраняясь от полянина, спросил стрелок.

— Да вот, кто-то соху обронил. Давай на рынок в Белгород снесем?

— Дурень. — Ругнулся Степан. — Соху за ракитов куст умышленно бросили. Видно, пахарь по неотложному делу отлучился, а ее за ветвями схоронил, чтобы не украли.

Степан потянул орудие на себя, но не сдвинул с места.

— Приросла она что ли? — Спросил он и рванул, что есть силы, но сошка даже не пошевелилась.

— Зачем тогда прятать, если ее кроме хозяина никто не поднимет?

— Не скажи, брат. — Улыбаясь, произнес полянин. — Просто у вас, ратников своя сила, а у нас, крестьян, своя.

Безымян вцепился в обжи и с выдохом взвалил соху на плечо. При этом его ноги по щиколотку ушли в пахоту.

— Может, и впрямь на рынке продать, чтоб хозяин в следующий раз добром не разбрасывался. — Спросил полянин, приноравливаясь к тяжести.

— Поставь. — Посоветовал Степан. — Это Микулы Селяниновича работа. Опять, наверное, богатыря Вольгу из беды выручать поехал. Вот сошку спрятать времени и не хватило.

Безымян аккуратно поставил орудие на место и с сожалением произнес:

— Жалко сошку здесь оставлять. Украдут ведь. А перепрячем, хозяин не найдет.

— Ладно, пошли. Заждались нас уже. — Бросил стрелок и, заравнивая следы, побрел к дороге.

Полянин заботливо погладил обжи и, вздохнув, с тоской вспомнил о приютившей его деревеньке. Наверное, мужики сейчас тоже пашут. Руки Безымяна заныли. Ему захотелось встать за соху и пройтись за кобылой хотя бы ряд. Почувствовать запах свежей земли. Услышать скрип каменьев о сошники. Полянин прогнал блажь. Нужно было спасать Выборг, иначе по осени хлебом кормить будет некого. Безымян нахмурился, но удержать угрюмый вид долго не смог. От мимолетного воспоминания, настроение заметно улучшилось. Разглядывая черную гладь пашни, он и не заметил, как на горизонте начали проступать из вечерней дымки каменные стены славного города Белгорода. Погонщики оживились и начали перебрасываться шуточками в предвкушении мягкой постели и стаканчика медового настоя. Гореслав гордо вскинул голову и раздался в плечах, пытаясь выглядеть солидно и уверенно. При въезде он дал купеческое слово, что не будет продавать товар за стенами города. Это освободило обоз от обязательной десятины.

— Тут и распрощаемся? — Спросил Безымян.

— Дальше не поедете? — Без сожаления поинтересовался Гореслав.

— До Киева рукой подать. Сами доберемся. — Произнес полянин и пожал слабую купеческую руку. — Может, даже сегодня двинем.

Хозяин обоза кивнул и, увидев, что возницы не распрягают коней, бросился к ним.

— Пойдем. — Поманил Безымяна стрелок.

— Постой, а где Арпашка?

Степан огляделся и, пару раз кликнув мальчика, с горечью вымолвил:

— Сбежал, сорванец.

Безымян пробовал его искать, но тщетно. Парень, как в воду канул.

— Нужно до утра подождать. По темноте все равно без толку. — Решил Степан и потащил полянина на постоялый двор.

Там путников ждало еще одно разочарование. Все места были заняты купеческим людом.

— Не судьба нам в Белгороде заночевать. — Произнес стрелок. — Пока ворота не закрыли, выбираться нужно. Здесь приблуд не особенно потчуют. Как бы нас ночью стража не повязала.

Безымян выслушал товарища и махнул рукой: мол, делай, что хочешь. Опустив голову, он побрел за стрелком, размышляя над тем, куда мог запропаститься мальчишка. Около городской стены образовался затор. Ворота работали только на вход, не успевая пропустить всех желающих переночевать под защитой города. Скрипели телеги. Ржали кони. То тут, то там вспыхивали перебранки, доходящие до поножовщины. Желающих пролезть без очереди оттаскивали в сторону и усмиряли кулаками, а если не помогало, то и мечом.


Загрузка...