Десятая сила

Кейт Констебль

Десятая сила

(Певчие Тремариса — 3)

Перевод: Kuromiya Ren

Майклу

Пролог

Луна и тьма

Осенняя ночь была холодной, небеса над Антарисом были черными. Три луны отвернулись, словно не могли смотреть на сцену внизу. Даже звезды скрылись за облаками, жрицы шагали в неуверенном свете факела.

Когда процессия шла к священной долине, играла музыка. Посвящение новичков проходила под веселые песни со звоном и барабанами. Но этой ночью песен не было, не было ритуальной музыки для того, что они собирались сделать.

Стражница Стены вела их, высоко держа факел. Ее коса раскачивалась на спине, там переплелись черные и серебристые волосы, ее тонкие губы были сжаты. Сестры следовали в тишине. Края их широких желтых штанов были в грязи, пятна напоминали кровь.

Наконец, Стражница остановилась и повернулась. За ней возвышалась Стена, непроницаемый барьер, защищавший Антарис от мира снаружи. Она была изо льда, высотой с трех человек, широкая, как река неподалеку. Стражница подняла факел, Стена отражала огонь в глубине: холодный огонь без тепла.

Молчание сестер усилилось. Они пели вместе на ритуалах, а теперь молчали вместе, и молчание многих пугало сильнее молчания одного. Шипение и треск факелов казались ужасно громкими.

Стражница поманила, и одна жрица вышла из толпы. Она была крепкого телосложения и средних лет, огонь сверкал на ее рыжих волосах. Ее кожа была очень бледной, лицо — напряженным и без эмоций, словно вырезанное из белого мрамора. Она шла к Стражнице, а кто-то всхлипнул:

— Нет!

Стражница открыла глиняный сосуд. Дрожащими руками другая жрица взяла его, отклонила голову и сделала глоток жидкости внутри. Она опустила сосуд, ее губы были черными. Она закрыла глаза, пошатнулась и распустила длинные волосы. Она тряхнула головой, и волосы упали вокруг ее лица в традиционном жесте скорби. Без звука она рухнула на землю. Сосуд укатился, пара капель темной настойки из горькошипа вытекли оттуда.

Стражница кивнула, две жрицы обвили руки плащами и подняли женщину.

Стражница подняла руки, и движение было вызовом, а не мольбой. Два вдоха было слышно только треск факелов, далекое уханье совы в лесу и шум реки. А потом одна из жриц неуверенно начала чаропесню разделения.

Одна за другой сестры подхватывали песню. За Стражницей Стена стала таять, показывая темный лес за собой. Некоторые жрицы отводили взгляды то ли от тьмы за Стеной, то ли от бледного обмякшего тела их сестры, то ли от всего сразу. Кто-то плакал в толпе.

Когда брешь в Стене стала довольно большой, Стражница подняла руки и остановила песню. Две сестры неловко понесли тело к бреши. Стражница спела быструю песнь, и корка льда закрыла тело, оставив его стоящим. Не прекращая петь, Стражница махнула сестрам начинать новую песнь.

Чары укрепления сначала были слабыми и неохотными. Но все больше сестер присоединялось к песне, и лед становился толще, тело рыжеволосой жрицы оказалось запечатанным в сердце Стены. Стражница подняла руки, песня затихла.

— Готово, — ее тихие слова казались камнями, падающими в ледяной пруд. — Теперь споем песнь скорби по нашей любимой сестре Атале. Мы споем о тех, кто умер при родах. Наша смелая сестра подарила этой ночью нам жизни.

Дочери Тарис распустили волосы, запели скорбную песнь, теперь от всего сердца, успокаиваясь с помощью знакомого ритуала. Многие сестры плакали, прикрывали лица желтыми шалями. Процессия повернулась со Стражницей во главе, пошла к хижинам.

Только одна жрица задержалась, холод ночи касался ее лица, пока она смотрела на безжизненное тело во льду.

— Тарис, матушка! — прошептала она. — Уведи нас из тьмы! — она смотрела на небо, но тучи закрывали звезды. Близилась зима. Дрожа, жрица потерла ладони. Они замерзли, как и ее ноги.

Жрица всхлипнула, пошла за остальными по тропе к хижинам, где было безопасно когда-то. Теперь ее дом нельзя было назвать таким.

ОДИН

Горькие шипы

Лес был белым полотном с полосками угля и голубыми тенями. Под деревьями намело сугробы, каждую ветку покрывал серебристый иней. Мороз продолжался день за днем, небо было ясным, голубым. Тут и там в снегу виднелись следы птиц и норки, но медведи и другие звери спали, ждали, когда их разбудит тепло солнца. Они не знали, что зима затянулась, что весна уже должна была наступить.

В тишине леса двигались только три фигурки, тени на снегу, их дыхание вырывалось паром.

Калвин спрятала темную косу в капюшон плаща с меховым подбоем и забрасывала снегом останки костра. Дым и пар поднимались с шипением. Полдень, но свет солнца был слабым, где проникал сквозь деревья.

Лицо Калвин болело от холода, а глаза — от того, что она постоянно щурилась. Под плащом у нее была теплая куртка, плотные штаны и слои шерстяной одежды. Острый охотничий нож висел в ножнах на поясе, с шеи свисал на серебряной цепочке деревянный сокол. Варежки из кроличьей шкурки защищали ее ладони, шерстяной шарф отчасти скрывал лицо. Ее темные глаза внимательно наблюдали из-под прямых бровей. Калвин нынче редко улыбалась.

Покачиваясь на железных лезвиях, пристегнутых к ее сапогам, Калвин хрустела снегом, двигалась к товарищам на берегу замерзшей реки. Она была выше, сильнее и, в свои восемнадцать, чуть старше юных друзей. Это было ее путешествие. Она думала, что вела их домой: в Антарис за огромной Стеной льда. Они путешествовали больше двадцати дней, почти месяц. Им повезло с погодой; мороз держался, но снежных бурь не было. Но даже так путь из Калисонса у бухты был непростым: они проехали вдоль берега бухты Сарди — замерзшей впервые в истории — а потом вверх по реке по горам.

Калвин смотрела, как Траут и Мика, склонив головы, пытались завязать коньки Мики. Траут выглядел утомленно, и когда Мика посмотрела вверх, Калвин увидела тени под ее глазами.

— Ты видела луны прошлой ночью, Кэл? — рьяно спросила она. — Там была Пасть кита.

Жрицы Антариса звали такое положение лун Козой и двумя детьми.

— Да, — сказала Калвин. — Середина весны.

— Почему же тут еще зима? — Мика дрожала. — Это неправильно. Мне это не нравится. Помнишь, как я радовалась, когда ты впервые спела мне лед? Уверяю, снега и льда мне теперь хватит до конца жизни.

— Я помню, — кратко ответила Калвин. Мика помрачнела.

— Стой ровно, Мика, — Траут сосредоточенно хмурился, затягивая кожаные шнурки на коньке Мики. Ему было семнадцать, серьезный юноша, уже не нервничающий мальчик, которого Калвин встретила почти два года назад. Но его голубые глаза все еще были круглыми и любознательными, каштановые волосы так и нависали над его лбом. Как обычно, у него были неправильно вставленные шнурки, одна пуговица пальто свисала на нити. Он сел на пятки. — Так должно держаться.

— Траут, слишком туго! У меня нога отвалится! — Мика кривилась, запихивая палец под шнурки. Она тоже подросла за прошедший год, стала красивой девушкой с золотыми глазами и густыми волосами цвета меда. Но сейчас она выглядела жалко: ее нос покраснел и опух, губы потрескались, а глаза слезились от холода.

— Лучше слишком туго, чем свободно, — сдержанно сказал Траут. — Ты подвернешь лодыжку снова, если не будешь осторожна.

— Смотрите, — Калвин раскрыла ладонь в варежке и показала прутик в колючках. — Это горькошип. Урска притупляет им боль и вызывает сон. Он растет у Стены.

— Так мы уже близко? — Мика просияла.

— Дойдем до Антариса к ночи.

— Наконец-то, — пылко пробормотал Траут. — Горячая вода, чистая одежда и мягкая кровать!

— Кровати там твердые, Траут, — сказала Калвин. — Сестры Антариса живут просто. Не жди роскошь.

— Но матрасы у них есть? — Траут щурился за линзами на его носу. — Мы же не будем спать на полу?

— Конечно, нет, — раздраженно сказала Калвин.

— Антарис, наверное, похож на Эмеран, где жили я и бабушка, — с тоской сказала Мика. — Когда все мужчины уходили рыбачить к морю, женщины оставались вместе. Было хорошо, ведь не было пиратов. Мы мирно пели, занимались делами, и мужчины не мешали.

— А чем мешают мужчины? — обиделся Траут.

— Я не про тебя. Парни не мешают.

Траут скривился и поднял Мику на ноги. Мика родилась на островах Фиртаны, где не знали снега и льда, так что она плохо держалась на коньках, хоть ее навыки улучшились за время их путешествия. Она поехала по замерзшей воде, дико размахивая руками. Слои шерстяной одежды и меха делали ее похожей на бочонок, лишь пара спутанных прядей волос торчала из-под вязаной шапки. Посреди реки она вытерла нос рукавом и запела высокий и переливчатый напев вера. Сугробы, упавшие ветки, мертвые листья на льду сдуло в сторону, им открылся проход.

— Мика! Не забудь Горн! — крикнул Траут, сжимая ценный золотой Горн огня, последнюю реликвию Силы огня. Сначала Мика опасалась использовать артефакт, нервничала, поднося его к губам, но теперь рожок стал им другом. Магия Горна согревала их, разводила им костры, убирала снег с палатки и озаряла путь в темноте, без него три путника не выжили бы в это походе. Даже когда на нем не играли, чтобы призвать чары огня, Горн источал тепло. Калвин и Траут отдавали его Мике, чтобы она согревалась перед исполнением чар, и она страдала от холода сильнее, чем они.

Мика попятилась, схватила Горн и сунула его под куртку.

— Брр, так лучше! Это усмирит боль горла, — она храбро улыбнулась и задвигалась вперед.

Траут ехал лучше Мики. Как ученик Митатеса, он катался каждую зиму. Он рассказывал Калвин и Мике про вечеринки на коньках посреди реки Амит, они устраивали гонки, танцы на льду и пикники. Это было странным для Калвин. В Антарисе, где новички пересекали черный лед священного пруда, чтобы стать жрицами, катание исполнялось бы с уважением, а не ради веселья.

Но Траут не был беспечным. Он был надежным, не хвалился умениями, пока ехал по льду. Они с Калвин теперь взяли их сумки и поехали вместе.

— Подожди, Мика! — крикнула Калвин. — Сколько раз мне говорить, что это опасно!

Мика с невероятным усилием остановилась, чуть не упав лицом на лед.

— Ты говоришь так каждый день, но лед еще не сломался! — закричала она, дыхание было белым облаком.

— Ты не знаешь, как выглядит тонкий лед, Мика. Держись у края.

— Не вредничай, Кэл, — мягко сказала Мика, но она устала и была рада оказаться последней в их группе. Какое-то время было слышно только зловещее пение Мики и шорох лезвий по льду.

— Калвин, — тихо сказал Траут. — Не будь так строга с Микой. Ей сложно в пути, ты сама знаешь.

— Всем сложно, — рявкнула Калвин. — Думаешь, мне просто?

— Нет… просто… ты все время в плохом настроении…

— Если все знаешь, зачем говорить об этом?

Калвин хмуро спрятала нижнюю часть лица за шарфом и посмотрела на реку впереди. Если она замечала трещину на льду, она раньше быстро запечатывала ее песней. Раньше ей пришлось бы тихо петь весь путь. Мика песней очищала путь, и Калвин укрепляла бы пением лед под ними.

Не так давно Калвин была певчей, и талантливой. Многие в Тремарисе могли петь чары только одной из Девяти Сил. Калвин училась Силе Льда у жриц Антариса, а потом она научилась чарам ветра у Мики. Она знала песни Силы Зверей, что приручали животных. И в Меритуросе полгода назад она начала учить железную магию, силу, что двигала все, связанное с землей.

Все пропало. Все ее дары магии были утрачены.

«Меритурос украл их у меня», — с горечью подумала она, хоть сама решила тогда исцелить сухую землю. Но задача была непосильной, и теперь бесконечная зима была будто жестокой шуткой, каждый день напоминала ей о том, что она потеряла. Она до боли сжимала кулаки, прутик треснул на кусочки, и их унес ветер надо льдом.

Траут попытался сменить тему.

— Стальные лезвия были бы лучше железных. Крепче. И легче. У вас были коньки на стальных лезвиях в Антарисе, Калвин?

— У нас есть стальные ножи, — Калвин попыталась отвлечься от мрачных мыслей. — Но металл ценен в Антарисе: торговцы несли его нам по горам. У нас были лезвия из костей.

Калвин было странно говорить «мы» о жрицах Антариса. Прошло почти два года с тех пор, как она убежала с Дэрроу, Чужаком, пересекшим ледяную Стену. За это время столько всего произошло. Она побывала в океанах и пустынях. Она увидела известный Дворец паутины, прошла по пустым улицам Спарета, заброшенного города Древних. Она и ее друзья боролись с Самисом, самым опасным колдуном Тремариса, и они одолели его — так они думали.

Ходили слухи, что Самис жив, и он прячется в Геллане. Его наполовину сестра, Кила, верила в это, и она убежала из Меритуроса к нему. Теперь Дэрроу, Тонно и Халасаа направлялись на север к Красному городу.

Мысли о Дэрроу всегда были горько-сладкими. Дэрроу вырезал маленького деревянного сокола, которого Калвин носила на шее. Он стал ее другом, а потом — больше, чем другом. Но теперь она не знала, кем они были друг для друга. Произошедшее с Калвин в пустыне Меритуроса все изменило. Дэрроу был лордом Черного дворца, правителем всего Меритуроса, а Калвин стала ничем.

Потеряв чары, она оттолкнула Дэрроу. Она знала, что это задевало его, но ее отчаяние и расстройство были такими сильными, что она не могла терпеть никого рядом. Порой она почти ненавидела Дэрроу, порой ненавидела себя. Она не стала бы винить Дэрроу, если бы он возненавидел ее. Это даже ее обрадовало бы. Но она онемела, почти ничего не ощущала.

Теперь Калвин возвращалась домой, раненный зверь полз в безопасное логово. Она была уверена только в одном: Марна, высшая жрица, будет ей рада. Вспомнив улыбку Марны, блеск в ее выцветших глазах и нежность ее ладони, Калвин ускорилась. Ее коньки легко двигались по льду, один взмах за другим.

Путникам даже повезло, что длился мороз. Они поднимались по реке мимо долин и лесов на горе, сокращая путь. Калвин не знала, что река могла так замерзнуть в такое время года.

— Кэл! Кэл! — вдруг Мика пронеслась мимо них. — Вперед! Не чувствуете?

— Мика, стой! Ради Богини! — закричала Калвин, но, когда они с Траутом завернули за выступ берега, они поняли ее восторг.

Впереди, во всю ширину реки, величаво сияла, будто бриллиантами, великая Стена Антариса, нависшая над ними.

Калвин затаила дыхание. Сколько раз она стояла рядом с этим барьером? Сколько раз она шла вдоль Стены, поддерживая ее ледяными чарами? Она знала Стену лучше, чем форму своего лица. Она знала Стену жарким летним днем, в сумерках осени, в свежем свете весны, а теперь и в голубых тенях зимы.

Но что-то отличалось. Не то, что она теперь смотрела на Стену снаружи. Она уже не ощущала магию, что построила и поддерживала могучее строение изо льда, живая сила обычно гудела и трещала вокруг нее. Мика была поющей. Она ощутила сильные чары раньше, чем Стену стало видно. Когда-то Калвин тоже ощутила бы Стену заранее. Магия позвала бы ее, как звала Мику.

Но Калвин ничего не ощущала. Стена виделась ей как Трауту, глядевшему на барьер с раскрытым ртом. Вид был чудесным, да. Но это был безжизненный кусок замерзшей воды. А Мика дрожала, Мика слышала зов Богини, Мика была очарована сияющей поверхностью.

— Все были бы спокойны с такой защитой, — пробормотала она.

Траут потянулся к Стене, но Калвин отбила его руку.

— Нет! Она убьет тебя! Чары вокруг Стены очень сильные.

Траут содрогнулся. В Митатесе чары давно запретили законом. И хотя Траут нечаянно нашел Горн, единственную реликвию Силы огня, от которой жители Митатеса отказались, ему все еще приходилось напоминать о магии. У него был практичный склад ума, его интересовало, как вещи работали, и как улучшить их работу. Он построил искатель направления, что помогал им выстраивать курс. (Мика звала его «куда-же», название закрепилось).

Калвин стояла и смотрела на Стену. Она сжала большой и указательный палец в круг, как жители Антариса делали, приближаясь к сияющему барьеру, и она коснулась этим знаком лба, горла и сердца. Так обычные жители обращались к богине Тарис, матери жриц. Калвин уже не считала себя дочерью Тарис. Она потеряла самый ценный дар, что дала ей богиня.

— Кэл? — робко позвала Мика. — Мы идем?

— Да, — сказала Калвин, замерев. Девушки не двигались, стояли бок о бок и смотрели наверх. Траут выждал пару мгновений, а потом, балансируя на коньках, пошел по берегу реки, разглядывая Стену, тянущуюся в лес.

Через миг девушки услышали крик. Они поспешили к месту, где Траут стоял у Стены, отведя взгляд и немо указывая.

Мика и Калвин не кричали, они видели достаточно ужасов до этого. Но Мика отвернулась, дрожа, горечь подступила к горлу Калвин.

В Стене было тело. Женщина, длинные рыжеватые волосы окружали ее шарфом. Она была спиной к ним, лицо было скрыто, но на ней была желтая туника и шаль жрицы. Лучи синего света пронзали ее тело, как прутья клетки; сияющие, как бриллиант, трещины во льду будто пронзали бескровную плоть стрелами.

— Ты не говорила, что вы помещаете мертвецов в Стену, — возмутился Траут.

— Мы так не делаем!

— Тогда как она попала туда?

— Это могло быть случайно… — Калвин запнулась. — Мика, скорее! Горн! Нужно вытащить ее!

— Она мертва, Калвин, — заявил Траут. — Ее поздно спасать.

— Мы этого не знаем! — закричала Калвин. — Мальчик из деревни заблудился в снежную бурю, и мы нашли его, посиневшего и холодного, он не дышал. Но сестры вернули его к жизни. Скорее, Мика!

Мика вытащила Горн и подула в него как можно тише. Только она могла колдовать среди них; только она могла вызывать силу Горна. Она играла, зазвенела ясная нота, и золотой Горн засиял ярче.

Лед Стены стал медленно таять. Чары столкнулись с чарами, лед с огнем, пока развивалась музыка маленького рожка. Толстый лед стал просвечивать, лужи воды собирались у их ног.

— Осторожно! — завопила Калвин. — Не сожги ее!

Они не очень хорошо управлялись с последним артефактом Силы огня, Горн был для них слишком мощным. Мика буркнула, что это было «как попытки прокатиться на водном змее». Они совершила достаточно ошибок и знала, какие ноты создают жар, а какие — свет, когда тихо выдыхать в Горн, а когда играть яростным порывом. Калвин пыталась направлять Мику, а Траут следил и запоминал. Порой Горн слушался их, чаще всего — нет. После двух практически катастроф они стали осторожнее.

— Играй так, будто разводишь костер, — предложил Траут.

Мика подула быстрые отрывистые ноты. Калвин смотрела с болью нетерпения, как таял лед, пока вокруг тела не осталась тоненькая корочка.

— Стой! — закричала она, а Траут завопил:

— Осторожно!

Голова покачнулась, тело женщины рухнуло на землю, неподвижное, как деревянная кукла. Голубые нити вен было видно под ее бледной кожей, ее мозолистые ладони были большими и сильными. Калвин подбежала, срывая варежки зубами.

— Дайте мне Горн! — рог еще пульсировал теплом после чар, и Калвин прижимала его к груди женщины, рукам, животу, будто горячий настой. Орехово-зеленые глаза жрицы смотрели, но не видели, ее рот был в чем-то темном, прядь волос попала между замерзшими губами. — Это Атала, — сказала Калвин, убирая лед с тела. — Она — башмачница.

Траут посмотрел на Мику и покачал головой. Мика все еще верила в Калвин, упрямо сжала губы. Она сжала холодные закоченевшие пальцы Аталы и потерла их ладонями в варежках. Калвин замерла со щекой над холодным лицом, но не ощутила дыхания, не нашла потом пульс. Она подула в почерневшие губы, но ответа не было. Она подняла голову, губы онемели. Она ощущала вкус горькошипа. Аталу отравили, или она отравила себя — может, горькошип скрывал искру жизни.

С чарами Калвин утратила и ощущения, что открыла с помощью Халасаа. Он был одним из Древесных людей, первых жителей Тремариса, он был одарен Силой Становления. Он мог исцелять раны и болезни и говорить с животными.

Полгода назад Калвин поняла бы, не ощупывая вслепую, жива ли женщина. Она опустила руки Аталы на Горн и прижала к ее горлу, чтобы кровь потекла по ледяному телу.

Она не знала, как долго они сидели, пока вокруг сгущались зимние сумерки. Наконец, Траут коснулся ее плеча.

— Бесполезно, Калвин. Она мертва.

— Ты не виновата, Кэл, — Мика обвила рукой талию подруги. — Ты старалась.

Калвин отмахнулась.

— Я могла раньше куда больше, — с горечью сказала она.

— Даже Халасаа не смог бы ей помочь, — сказал Траут. — Она умерла. Давно. Ее не спасти, Калвин.

Калвин закрыла орехово-зеленые глаза и накрыла желтой шалью лицо Аталы.

— Ее тело стоит сжечь, а пепел рассеять над священной долиной пылающих деревьев. Мы можем сами занести ее за Стену, но придется позвать людей, чтобы ее донесли до деревень, — Калвин надела варежки, которые бросила, пытаясь оживить Аталу. Ее ладони замерли. — Скоро стемнеет. Нужно идти.

Траут потрясенно уставился на брешь.

— Этой бреши хватит?

— Да, — коротко ответила Калвин. Часть нее была в ужасе от богохульства — пробитой дыры в священной Стене. Голоса из детства зазвучали в ее голове: долгом каждой жрицы была забота о Стене. Она нарушила правило.

Траут и Калвин втащили тело Аталы за Стену и бережно уложили. Мика забросила в брешь сумки по одной. Они перебрались внутрь, пошли к реке и поехали по льду. Немного вдали река отходила от Стены, а потом возвращалась к барьеру. Было темно, и Мика прижала Горн к губам. Золотой свет полился из маленького рога, теплее любого фонаря, и окутал путников сиянием.

Вдруг Траут охнул и вскинул руку, останавливая остальных. Они собрались втроем и смотрели.

Тело за телом были закованы в Стену, линия мертвых тянулась, сколько хватало света Горна. Около трех десятков сестер было заковано во льду, все были в желтом, волосы развевались вокруг замерзших тел.

— О, не… нет! — прошептала Мика.

Калвин закрыла лицо руками.

Траут сказал:

— Что случилось, Калвин? Почему?

— Откуда мне знать? — резко отозвалась Калвин. — Должна быть причина. Может… путь в священную долину отрезан, и Марна решила хранить мертвых тут, пока они не проведут ритуалы, — но даже ей это казалось глупым.

— Но почему так много? — не унимался Траут. — Разве ты не говорила, что сестер тут около двух сотен? А здесь тридцать или сорок тел.

Калвин поежилась.

— Может, это был Самис. Мы с Дэрроу сбежали, но сестры… — она сглотнула. Она и не думала, что Самис мог уничтожить Антарис, что она могла вернуться в разрушенный дом.

— Самис сделал это? — прошептала Мика.

— Не знаю. Возможно. Это могло… повеселить его…

Калвин отвернулась, боясь узнать лица мертвых.

— Снимайте коньки. Отсюда можно дойти до деревень.

Никто не хотел двигаться вдоль этого зловещего ряда. Они сунули коньки в сумки, отвернулись от Стены и зашагали, хрустя, по снегу к поселениям.

ДВА

Снежная болезнь

Сумерки стали ночью раньше, чем они добрались до каменного моста у сада. Они шли вверх по холму в снегу, тащили сумки, Калвин указала на скопление теней с крышами у берега реки.

— Там пасека.

Мика и Траут знали, что Калвин ухаживала за ульями в Антарисе, она часто рассказывала об этом.

— Там яблони, самые сладкие яблоки в Тремарисе. Там домик пчел. Там я… пасечник хранит рамки для ульев и дымовые лампы, — поток речи об обычных вещах не успокоил ее спутников. Голос Калвин стал нервным. — Там поселения, то здание с высокими окнами — главный зал. Там сестры едят вместе. А зимой мы там поем каждую ночь после ужина.

— Теперь пения нет, — прошептала Мика.

Калвин замерла. Зал был темным и тихим. В окнах не горел свет, не стучали тарелки, не гудели голоса в ночи. Холодная рука сжала сердце Калвин.

— Ужин мог закончиться, — резко сказала она.

— Они угостят нас остатками? — сказала Мика. — Ты голоден, Траут?

Траут на миг улыбнулся, они голодали днями. Но его голос был серьезным:

— Там ужасно темно, Калвин. И тихо.

— Что-то не так, да? И это серьезно, — Мика сильно закашлялась и прижала Горн к груди.

— Марна все объяснит, — поспешно сказала Калвин. — Найдем ее, пока не увидели других, — она склонила голову и пошла по снегу.

Мика зашагала за ней.

— Ты не боишься их, Кэл?

— Не в том дело. Марна поймет, когда я скажу ей, кто вы, но сестры не любят чужаков, — это было преуменьшением. — Они будут вас подозревать.

— Но мы не чужаки, — сказала Мика. — Мы — твои друзья.

— Нельзя винить сестер за осторожность, — сказал Траут. — Последним через Стену прошел Самис, кто знает, что он тут делал…

— Но нас не нужно бояться!

— Идемте! — позвала Калвин. Даже если они не смогут найти Марну сразу же, она хотела избежать Тамен, стражницу Стены, вторую после Высшей жрицы. Когда Дэрроу прибыл в Антарис, Тамен хотела пожертвовать его Богине, если бы ей позволили.

Сердце Калвин колотилось, они обходили строения, стоявшие скоплениями возле поселений — амбары с коровами, утками, козами, склад с бревнами. С каждым шагом Калвин было все хуже. Она ощущала знакомый резкий запах коз, слышала слабое блеяние и тихий звон. Но в амбарах не было света и бормотания. Коз нужно было доить, у птиц нужно было собрать яйца, амбарам требовалось свежее сено. Где все?

— Держитесь рядом, — тихо сказала Калвин. — На случай, если мы встретим сестер. Траут, прикрой голову. Мужчины деревень не подходят близко к поселениям.

У кухонь были огражденные сады, где росли травы и овощи. Их укрыл снег. А там…

Калвин резко вдохнула. Она забыла. Она сама видела, как рухнул лазарет, когда они с Дэрроу убегали. Но почерневшие развалины были шоком, балки и камни густо укрыл снег. Одна стена стояла с рядом голых крючков, где Урска сушила букетики целебных трав.

— Там был пожар? — тихо спросил Траут.

Калвин кивнул.

— Самис уничтожил лазарет, чтобы мы увидели его силу. Я думала, они уже отстроили его.

Они стояли в открытом дворе возле руин лазарета и края Среднего дома, где спали сестры и старшие новички. Из здания раздался кашель, его быстро подавили. Кто-то был жив. Ужас Калвин не подтвердился.

Но после кашля появился другой звук: отчаянное всхлипывание. Одинокое рыдание разносилось эхом по двору, угасало во тьме.

Мика сжала ладонь Клавин. Траут обвил себя руками. Его глаза скрывались за линзами, но губы были поджаты, словно он пытался помешать себе заплакать.

Калвин сжала локоть Траута и пальцы Мики.

— Там комнаты Марны. Она все объяснит, вот увидите.

Высшая жрица отправит за едой, за теплой водой, чтобы они помылись, и Калвин сядет на низкий стульчик у огня, рука Матушки ляжет на ее лоб, будто она была маленькой девочкой. Глаза Марны окружат морщинки от искренней улыбки.

«Тут ничего страшного, только долгая зима, дочка. Да, тут был Самис. Время то было ужасным. Но он ушел», — может, Марна скорбела по мертвым, как по матери Калвин, Калиде. Калида тоже убежала из Антариса. Она вернулась зимой, привела малышку Калвин, чтобы ее вырастили сестры. Но Калида заболела и умерла той же ночью которой вернулась.

Калвин отвлеклась от мыслей и побежала. Ей навредили приключения за Стеной, но она была жива, она хотела показаться Марне. Но она завернула за угол, замерла и посмотрела на темные окна, замерзшие окна. Мика и Траут наблюдали за ней, их дыхание вылетало облачками пара. Они ждали, что она станет делать дальше.

— Мы пойдем к кухням, — сказала Калвин. — Там всегда кто-то есть, днем и ночью кто-то следит за огнем.

— И мы поедим, — сказал Траут.

Калвин уже не была голодна. Что могло произойти? Мертвые тела в Стене, темные и заброшенные здания, оставленные звери. Где Марна? И отчаянные рыдания…

Кухни были на восточной стороне поселений. Дым струйками разворачивался во тьме, пахло горелым хлебом и гнилыми очистками. Калвин замедлилась. Кухни никогда не пахли гнилью. Дурта, главный повар, следила за чистотой. Новички на кухне всегда жаловались, что постоянно убирали.

Калвин осторожно поманила друзей к кладовым: в одной комнате среди камней лежала рыба, в другой свисали с крюков колбасы и засоленное мясо, а еще были комнаты с медом и напитками. Они прошли в комнату с круглыми сырами и склянками молока, когда услышали голоса.

— Нет, нет, я уже проверила подвалы…

— Но Дурта сказала…

— Не важно… Тамен сказала, на пасеке…

Они затаили дыхание, шаги утихли.

— Ждите здесь! — шепнула Калвин. — Я пойду одна, — она прошла на кухню. Было пусто, словно всех созвали на срочное задание. Сестры не ужинали. Тарелки нарезанных овощей стояли на длинном столе, ложка была прислонена к миске с маслом. В дальнем конце кипели котлы над большим костром — это занимало целую стену.

Калвин заметила движение. Одна из сестер сидела на стуле у камина, отчасти скрытая в тени. Женщина склонилась, и огонь озарил ее широкое лицо. Она сжимала ножик, на коленях лежал картофель.

— Не бойся, — сухо сказала она. — Я не могу побежать за тобой.

— Лиа?

Лиа была из старших и уважаемых жриц. Стражница Дома матерей, повитуха и целитель. Почему она пряталась в темном углу кухни?

— Калвин, — Лиа скребла ножиком, картофель упал в корзину у ее ног. — Тамен знает, что кто-то пересек Стену этой ночью. Она перевернула деревни в поисках нарушителя. Она приказала всем искать.

Калвин выдохнула.

— Но когда она узнает, что это я…

Лиа пронзила ее взглядом.

— Если она узнает, что это ты, она не уймется, пока не скормит тебя Богине. Ты и твой Чужак должны спрятаться.

— Мой Чужак? — Калвин не сразу поняла, о ком она. — Дэрроу не со мной.

Лиа кивнула.

— А они разве не Чужаки?

Траут и Мика выбрались из укрытия.

— Мы услышали голоса, — сказал Траут. — Все… в порядке?

— В порядке? — Лиа издала горький смешок. — Ничего не было в порядке после того, как колдун пришел в Антарис.

— Я говорила ждать меня! — зло сказала Калвин, но Мика подошла к Лие.

— Колдун? Вы о Самисе?

— Да, меритурианец. Он пришел украсть наши чары, а украл наше здоровье и счастье. Забрал и весну.

Калвин нахмурилась.

— О чем вы?

— Он ушел, и сестры заболели снежной болезнью. Эта болезнь поражает только поющих. Сначала бледнеет кожа, а потом конечности онемевают. Пропадает дар пения. И смерть наступает быстро. Лекарства нет.

Калвин сглотнула.

— Тела в Стене… это заболевшие?

— Ты их видела? — лицо Лии стало маской, ножик скреб картофель. — Это была работа Тамен. Она верит, что если заболевших заточить в Стену, болезнь не распространится. Она верит, что нужны жертвы ради всех нас. И многие сестры считают, что она права.

— А Марна? — закричала Калвин. — Марна не согласилась бы на такой кошмар!

Лиа пронзила Калвин пылающим взглядом.

— Марна уже не Высшая жрица. Теперь это Тамен.

— Марна… мертва? — прошептала Калвин. Она нащупала сзади скамейку, прижалась к ней дрожащими ногами. Она ощущала пустоту. Она вдруг поняла, что вернулась в Антарис из-за Марны, а не ради сестер, пчел, сада или пения в зале. Где-то в ней потух огонек надежды.

— О, Кэл, — прошептала Мика.

Лиа сказала:

— Все в Антарисе живут в страхе. Больные боятся просить Урску о помощи, ведь Тамен заточит в Стену. И болезнь распространяется.

— Почему вы не остановили ее? — закричала Калвин с гневом, что заполнил пустоту. — Как можно просто сидеть тут и спокойно чистить картофель?

— Выбора нет, — голос Лии был спокойным, но ее темные глаза прожигали Калвин. — Я сломала спину в ночь, когда пришел колдун. Я больше не хожу.

Когда пришел колдун… Калвин вспомнила жуткую схватку во дворе — все сестры и их магия зова льда, Дэрроу с песнями железной магии против Самиса и его чар железа и видимости. Самис заставил жриц поверить, что по ним ползали пауки и змеи, и в смятении сестра упала с балкона.

— Вы упали! — закричала Калвин. — Мне… так жаль…

— Не трать на меня эмоции, — сухо сказала Лиа. — Прибереги их для Рины, Аталы, Дамир и других, кого Тамен заточила в Стену.

— Дамир? — Калвин училась у старушки-пасечницы. Она научила Калвин песне пчел, не зная, что это забытые чары Силы зверей. Калвин хотела рассказать Дамир об этом.

Они обернулись на внезапный шум. Из тени на кухню прошла высокая фигура. Низкий голос прогремел:

— Калвин. Стоило понять, что это ты, — темные глаза Тамен блестели, ее волосы были собраны на затылке, как у Марны.

Калвин сглотнула, но не отступила.

— Тамен, — сказала она резким голосом. Они недолюбливали друг друга, Калвин знала, что не сможет звать Тамен Матушкой.

Тамен смотрела на Траута и Мику с холодом.

— Вижу, ты не усвоила урок. Как ты посмела привести Чужаков во второй раз? Разве не мало навредила?

— Это мои друзья! — вспылила Калвин, как всегда было, когда Тамен перечила ей. — И как можно винить меня во всем, что тут происходит? Вы… ужасная! Запирать сестер в Стене!

— Наши сестры сами пожертвовали собой, — тихо сказала Тамен.

— Врете! Аталу опоили горькошипом. Я ощутила это на ее губах! Она была живой, когда ее заточили в лед!

Тамен уставилась на нее.

— Ты касалась тела Аталы?

— Мертвых трогать не запрещено.

Тамен издала горький смешок.

— Не запрещено. Как и не запрещено нырять в колодец или прыгать с западной башни. Но это все равно убьет тебя.

— О чем она? — завопила Мика, бледнея.

Лиа сухо сказала:

— Снежная болезнь передается от кожи к коже, от поющей к поющей. Если Калвин коснулась ее…

— Она получит заслуженное наказание, — сказала Тамен. — Это она помогла чужаку Дэрроу, когда стоило бросить его умереть у Стены, как хотела Богиня. И Дэрроу привел за собой меритурианца, который проклял Антарис чумой и бесконечной зимой.

— Самис был сильным колдуном и навредил тут, — сказала Калвин, взглянув на Лию. — Но чума и зима? Поверить не могу, что он сделал это.

— Я знаю, что говорю! Как ты смеешь спорить! — голос Тамен дрожал от пыла. — Как ты посмела явиться? Прочь с глаз моих, уходи к своим чужакам. И этих забери с собой!

Калвин не боролась с яростью Тамен. В ее голове вспыхнули слова Марны: «Тамен боится тебя. Она знает, что твой дар сильнее». Калвин уже не была поющей. Но Тамен этого не знала.

Калвин выпрямилась. Но, когда она заговорила, ее голос звучал не спокойно и властно, а дрожал, как у испуганной девочки.

— Я не уйду. Это мой дом, а это мои друзья.

— Хватит, Тамен, — сказала Лиа, Калвин заметила ее власть. — Это наша сестра. Она и ее друзья прошли долгий путь. Им нужна еда, отдых и крыша.

Тамен повернулась к ней.

— Я ничего им не дам! — прошипела она и повернулась к Калвин. — Это не твой дом. Ты — не дочь Тарис. Ты — чужая по рождению и крови. Стоило давно тебя выкинуть. Не важно, это можно сделать сейчас! — Тамен подняла руку, и ее рукав съехал. Калвин невольно поежилась от страха.

Тамен запела. Траут издал сдавленный вопль, который резко оборвался.

— Тамен, нет! — закричала Лиа.

Калвин развернулась. На лице Траута возникла маска льда. Он безумно терзал нос и рот, запечатанные льдом, что становился толще. Калвин открыла рот, чтобы парировать, но вспомнила. Она была беспомощна.

Мика быстро вытащила Горн. Не было времени осторожничать, измерять дыхание, и Мика злилась. Она подула, огонь заревел на кухне. Длинный стол и скамьи загорелись, и огонь под котлами поднялся выше. Лиа закричала, как и Тамен, огонь задел их одежду. Калвин сорвала тяжелый плащ и бросила Лие.

— Идите! — кричала Лиа, хлопая по своей одежде. Комнату заполнил жар и дым, лед на лице Траута растаял.

Тамен быстро запела, чтобы потушить огонь, и Калвин потащила Траута и Мику наружу. Их одежда и сумки дымились, хоть шерсть и кожа загорались хуже, чем одежда Тамен и Лии. Калвин утащила друзей в снег во дворе. Искры потухли, и она дико осмотрелась. Бежать к западной башне? Там редко бывали люди, она любила уходить туда новичком. Черный дым поднимался над кухней. Скоро Тамен вызовет подмогу.

— Сюда! — крикнула Калвин, но они не успели пройти и двадцати шагов, пухлая фигура оказалась перед ними.

— Дитя! Слава Богине!

Калвин чуть не застонала. Им не хватало задержаться из-за Урски. Но та сжала ее руку.

— Идем. Скорее! — когда нужно, Урска была быстрой, и она вела Калвин и Мику по двору, в узкий проем и темный коридор. — Со мной вы будете в порядке. Скорее! — бросила она Трауту, что спотыкался за ними. — Ох, — она вздохнула. — Юноша!

Калвин уловила голоса неподалеку. Тамен послала искать нарушителей, и те сестры возвращались. Урска замерла в конце коридора и прижала палец к губам, пока голоса не пропали.

— Нельзя стоять здесь! — прошептала Калвин. Проход вел из Дома старейшин к Среднему дому, тут хранили лен и свечи. Его редко использовали, но место не было безопасным. Траут убрал паутину с плеча и нервно огляделся.

Урска покачала головой, чтобы Калвин притихла, и открыла дверь.

— Чисто. Калвин, знаешь старый амбар за утиными прудами?

— Куда попала молния? Но крыши нет!

— Наполовину нет, и там уже искали. Скорее! Закрой наши следы чарами.

— Но я…

Урска уже спешила по снегу, манила их за собой.

— Я сделаю это, Кэл, — шепнула Мика. Она запела высокую зловещую песню ветров, и они принесли снег на их следы. Калвин хотела быть благодарной Мике, но ощущала обиду, сдавившую горло.

Мимо склада и Нового амбара. Они бегали от тени к тени. За ними загорались окна, золотые точки во тьме.

Амбар, куда попала молния, стоял на дальнем конце пруда. Черный шрам на крыше было едва видно, одной стены не было, виднелись балки и сено. Над головами зашуршал перьями ветер. Траут вскрикнул, Урска снисходительно посмотрела на него. — Просто белая сова, юноша, она тебя не ранит!

— Урска, мы не можем! — начала Калвин. Скрываться в разбитом амбаре было хуже, чем на открытой земле, особенно без ее плаща. Но Урска фыркнула и повела их.

— Сюда, милые. И вы, юноша. На лестницу и на чердак. Видите? Заройтесь туда!

Калвин поднялась по стремянке и удивилась, обнаружив уютное место с тюками сена. Брешь была над тюками сена, ледяной ветер свистел там, и в комнате пахло влагой. Одинокая лампа со свечой тускло озаряла чердак, маленькая печь источала тепло. Мика сбросила тяжелую сумку и опустилась на пол, лишенная сил.

— Не так и плохо, — сказал Траут. — Как только мы заткнем ту брешь…

Урска цокнула.

— Я не могу дотянуться выше, юноша! Мы не такие высокие, как милая Калвин!

Но Калвин не слушала.

— Марна! О, Марна! — она опустилась рядом со свертком одеяла в углу, защищенном от ветра.

— Осторожно, милая, — Урска оттащила ее. — Матушка спит. Не тревожь ее. И, конечно, не трогай ее кожу.

Калвин смотрела на хрупкую фигурку старушки в слоях одеял. Длинный посох с серебряным набалдашником лежал рядом с ней на полу.

— Но Лиа сказала… — она замолчала. Лиа не сказала, что Марна умерла.

— Безопаснее думать о худшем, милая. Я сказала Тамен, что Марна умерла и была сожжена, простит меня Тарис, месяц назад.

— Что она сказала?

— Думаю, она была рада. Да, даже Тамен, хоть и смелая, не захотела бы заточить Матушку в Стене. Она была рада, что решение приняли за нее, — Урска вздохнула. — Только Лиа и Джилли знают правду.

— Джилли? — Калвин вспомнила глупую девочку, которую больше интересовали мальчики, а не чары и долг Богине.

Урска печально улыбнулась.

— Джилли изменилась. Темные дни всех нас изменили, — она пригладила одеяла на Марне. — Наша бедная Матушка ослабла от боя с меритурианцем. Она болела долго после этого. Ей уже становилось лучше, когда она подхватила снежную болезнь. Я не знаю, как это произошло. Я сама помогала ей. Я не знала, могла ли Тамен… — голос Урски дрогнул.

— Тамен?

— За ней ухаживали мы с Тамен. Кто-то уже больной мог коснуться кожи Марны, только так передается эта болезнь. Этого не случилось при мне. Так что Тамен могла позволить… или заставить… Но я не должна говорить злое, не зная правду, — Урска огляделась, ведя себя насторожено. — Калвин, можешь растопить песней снег в тех ведрах?

Калвин открыла и закрыла рот.

— Давай, милая! Вам нужна вода, и Тарис простит использование магии для простых вещей в такие жуткие времена! Я не могу таскать ведра по стремянке!

— Кэл устала, да? — Мика подняла голову. — Я растоплю снег Горном.

Но Урска услышала только первую часть ответа Мики.

— Конечно, милые, вы все устали, — она коснулась головы Мики. — Малышка готова упасть! Вы ели? — она нашла в углу круглый сыр, старые лепешки, немного орехов и горсть сушеных кусочков яблок. — Матушка не может проглотить ничего тверже настоя горькошипа, но я храню немного еды, чтобы предлагать ей, — она печально посмотрела на неаппетитные угощения. — Не важно. Я скажу Джилли принести рагу утром. Хоть готовить не из чего. Калвин, милая, отдохни и поешь. И твои друзья тоже.

Траута не нужно было уговаривать.

— Спасибо, — пылко сказал он и порвал лепешку пополам.

— Спасибо! — повторила Мика.

Калвин взяла кусок лепешки, но не ела.

«Я даже ведро воды спеть не могу», — с горечью подумала она.

— О, а одеял больше нет, — переживала Урска, занявшись печкой.

— У нас есть спальные шкуры, — сказала Мика. — Не переживайте.

— Вам не нужно идти? Вас не будут искать? — спросил Траут.

— Да, нельзя задерживаться. Я рада, что ты побудешь с Матушкой, Калвин. Ее разум беспокоен. Я не могу тут быть так часто, как хотелось бы. Боюсь, Богиня скоро заберет ее. Запомни: не трогай ее кожу, и тогда нечего бояться, что бы ни говорила Тамен. Твои друзья могут ухаживать за ней, они в безопасности.

Калвин сказала:

— Мика — поющая.

— О! Но… она чужестранка.

— Я родилась на островах Фиртаны, — сказала Мика. — Моя бабушка была магом ветра, и я такая.

— Вот как, — сухо сказала Урска. — Маг ветра.

— Я помогу ей, — вызвался Траут.

Урска посмотрела на него с сомнением.

— Ой! Но выбора нет, и Калвин будет приглядывать за тобой… У нее есть дар исцеления! Крепких снов, милые. Джилли придет утром. Лучше поднять стремянку, пока меня нет.

Седая голова Урски пропала, и они услышали тихую песню, Урска скрывала свои следы снегом. Они услышали тяжелое дыхание Марны, шорох мышей в сене. Они переглянулись, подавленные.

— Я попробую заткнуть ту брешь, — Траут поднялся и стал двигать тюки с сеном.

— Кэл? — слабым голосом сказала Мика. — Я же не умру?

— Не глупи, Мика, конечно, нет. Твоя кожа не задела Аталу, ты была в варежках.

Тишина.

— Калвин? — бросил Траут через плечо. — Поющие ощущают друг друга, так вы с Дэрроу всегда говорили? Так почему Урска и Тамен не поняли, что ты уже не поющая? — Калвин резко вдохнула, а ответила Мика:

— Тут много поющих, Траут! — потрясенно сказала она. — Представь, что ты посреди стаи голубей, и все воркуют, а один молчит. Ты же не поймешь, кто из них?

— Наверное, — с сомнением сказал Траут, двигая последний тюк на место. — Вот! Но тут все еще холодно.

— Мне подуть в Горн, Кэл?

— Хорошо, — слабо сказала Калвин. — Но легонько. Нам не нужно поджечь сено. И, Мика…

— Мм?

— Ты спасла нас сегодня с Горном. Но вряд ли стоит использовать его как оружие. Он создан не для этого.

— Он спас Траута!

— Знаю. Но ты могла сжечь Лию… — Калвин поняла с уколом совести, что не попросила Урску проверить, как там Лиа. Она стала эгоисткой. Отвращение в ее голосе касалось себя, а не Мики. — Нам стоит найти другой способ.

— Тогда вариантов не было! — закричала Мика со слезами на глазах.

— Ладно, забудь, — резко сказала Калвин. — Нечего плакать, — она ужасно устала, кости болели от усталости. Она вытащила шкуру из сумки и устроилась среди сена рядом с Марной.

Она слышала, как шептались Мика и Траут, может, ворчали на нее, на приветствие Антариса. Мика легонько подула в Горн. Рожок засиял золотом, ясная тихая нота наполнила чердак. Стало теплее, и запах влаги рассеивался. Калвин устроилась удобнее в тепле и уснула.

ТРИ

Темные чары

Калвин проснулась, была еще ночь. Лампа со свечой почти погасла, но Мика положила Горн посреди чердака, и его медленно потухающий жар доставал до всех уголков. Ветер выл вокруг амбара, тряс испорченные балки, но внутри они были в безопасности. Мика сжималась под шкурой на дальней стороне чердака, Траут похрапывал рядом с ней.

Марна пошевелилась и пробормотала во сне. Калвин посмотрела на Высшую жрицу, тусклый свет смягчил ее черты. Урска говорила не трогать ее, но Калвин не была в опасности. Она робко коснулась редеющих седых волос Марны, как часто делала сама Марка. Высшая жрица глубоко вдохнула и открыла выцветшие голубые глаза.

— Марна, Матушка! — прошептала Калвин.

Старушка улыбнулась с любовью, коснулась дрожащей ладонью склоненной головы Калвин.

— Доченька, — прошептала она. — Ты все-таки вернулась. Калида, дочь моя, с возвращением.

— Матушка, это Калвин. Калида давно умерла.

Глаза старушки закрылись, почти скрылись в паутине морщин. Ее белые волосы когда-то сияли, как серебряная корона, а теперь свисали влажными прядями вокруг ее осунувшегося лица.

— Калвин, доченька, — прошептала она, слезы катились из-под ее век. — Меритурианец украл ее у меня.

— Нет, Матушка! Я здесь. Я пришла домой. Только не плачьте!

— Вода старых глаз, — сказала Марна. Ее глаза вдруг открылись. Она посмотрела на Калвин с долей веселья и печали. Калвин поняла, что она узнала ее. Марна попыталась поднять голову.

— Помоги… сесть. Осторожно. Дай мне свой рукав.

Калвин приподняла ее, подперла подушками. Высшая жрица была легкой и хрупкой в ее руках.

— Калвин, дитя мое, почему ты ждала так долго? Столько… нужно рассказать тебе, — Марна делала паузы после каждой группы слов, пыталась дышать, ее голос был таким слабым, что Калвин пришлось склониться к ней. — Тайны богини… не должны быть утеряны. Мне стоило научить их Тамен, но… — Марна скривилась, оставив слова невысказанными. — Я ждала тебя, дитя.

Калвин замешкалась. Она не могла сказать Марне, что потеряла дар, не теперь, когда она умирала. Знание сломает сердце Матушки. Но стоило ли Высшей жрице передавать тайные знания той, что не сможет их использовать? Калвин ухватилась за другой вариант.

— Вы забыли, Матушка? Я не прошла посвящение. У меня нет права слышать тайны Богини.

Марна улыбнулась.

— Я не забыла. Да, такие знания… запрещены для новичков. Но в темные времена некоторые правила приходится нарушать, чтобы сохранилось важное. Ты выжила Снаружи… вернулась к нам. Это уже достаточное посвящение.

Калвин сглотнула.

— Я не достойна, Матушка, — прошептала она. — Прошу, ничего мне не рассказывайте.

Марна посмотрела на нее с прежним огнем в голубых глазах.

— Некому рассказать, дитя! Не бросай долг перед Богиней, сестрами, Антарисом… и миром снаружи, — старушка прижалась к подушкам и слабо улыбнулась. — Вот, доченька. Я не хотела… ругать тебя.

Калвин прошептала.

— Лучше укоры от вас, чем чужая похвала, Матушка.

— Не время для лести, — прошептала Марна, но Калвин показалось, что она рада. Высшая жрица подвинулась у подушек. — Ткань мира больна, доченька… Нарушена, но ее можно починить… Ты должна найти Колесо. Там ответ. Но, чтобы открыть его, нужна Десятая сила.

— Десятая сила? — встревожилась Калвин. Было лишь Девять сил в магии. У Марны, видимо, уже запутались мысли. Калвин почти в слезах сжала руку Высшей жрицы.

— Тайна, — прошептала Марна. — Тайные знания… Колесо…

— Колесо? Это… предмет силы? Как Горн?

— Предмет силы… Десятой силы, да, — голос Марны утихал, она теряла силы. — Колесо в безопасности… с твоими друзьями, — она выдохнула сквозь зубы с тихим шипением. Ее глаза закрылись, голова откинулась.

— Матушка? Матушка!

Но Высшая жрица крепко уснула, и Калвин не хотела будить ее. Она опустила Марну, укутала ее в одеяла. Она напряженно вернулась в свой угол. Траут и Мика не проснулись, и их ровное дыхание помогло Калвин погрузиться в беспокойный сон.

* * *

Урска верно говорила, что Джилли изменилась. Если бы Калвин не ждала ее, не узнала бы девушку, что поднялась по стремянке вскоре после рассвета. Она была старше, лицо осунулось, темные тени залегли под глазами. Джилли, которую она знала, всегда хихикала за ладошкой, эта Джилли, казалось, не улыбалась год. Но она обняла Калвин с прежним щедрым теплом.

— Я так рада тебя видеть! Мы переживали, что ты погибнешь Снаружи!

— У вас точно хватало забот тут, без мыслей обо мне, — сказал Калвин, и Джилли помрачнела.

— Ужасное было время, — она прошла к Марне, начала менять постель. Она была в перчатках из белого хлопка, робко коснулась Марны. — Назад, Калвин, у тебя нет перчаток.

Траут поддерживал спящую женщину одной рукой.

— Все хорошо, я помогу.

— Спасибо, — Джилли улыбнулась Трауту, и Калвин увидела веселую и игривую девушку, какой она была. Джилли склонилась над лампой, заменила свечу. — Я принесла вам кашу и немного мяса. Еды мало для всех, но больше я забрать не смогла.

— Не переживай, — сказала Мика. — Мы мало едим, — она улыбнулась Джилли, и та ответила улыбкой через миг.

— Если Марне больно, там отвар из горькошипа, — сказала она. — Но лишь глоток или два.

— Она просыпалась ночью, — сказала Калвин. — Сначала не узнала меня.

— Ее мысли блуждают, — печально сказала Джилли. — А горькошип делает хуже.

Сердце Калвин сжалось. Она не рассказала Мике и Трауту о ночном разговоре. Десятая сила, Колесо, наверное, были бредом. Она спросила:

— Джилли, как Лиа? Прошлой ночью на кухнях был пожар…

— Все говорят о твоей буре огня. Дурта была в ярости, но я не видела Лию сегодня, — Джилли утомленно потерла глаза. — Я не могу остаться. Нужно отнести козам сено.

День тянулся медленно. Калвин хотела спросить у Марны о тайных знаниях, но Высшая жрица спала, не шевелясь.

Вскоре после заката они услышали голоса в амбаре внизу, фонарь замерцал, посылая тени на снег. Мика потушила свечу в лампе и прижала Горн к себе.

— Хорошо, что мы подняли стремянку, — выдохнул Траут, и Калвин нахмурилась, чтобы он молчал. Голоса и фонарь ушли.

Калвин встала.

— Я отыщу Лию. Я хочу убедиться, что она в порядке.

— Я пойду, — вызвалась Мика. — Я не могу тут оставаться!

— Нет, Мика. Мне безопаснее идти одной.

— Калвин права, — сказал Траут. — Помни слова Джилли. Ты же не хочешь оказаться в Стене?

Мика открыла рот, но закрыла его. Что-то на ее лице передало Калвин то, что она хотела сказать: если она пойдет с Калвин, сможет защитить ее чарами.

Это было правдой, но Калвин по другой причине хотела увидеть Лию одна: как одна из старших жриц, она могла знать что-то о загадочном Колесе Марны.

Обида мелькнула на лице Мики, но она сказала лишь:

— Будь осторожна, Кэл. И возьми плащ Траута. Снаружи холодно.

* * *

Калвин пробиралась по деревне, сжимая вокруг себя плащ Траута. Луны скрылись за тучами, Антарис погрузился в тень. Было тихо — дочери Тарис спали.

Калвин миновала двор у купален, заметила другую фигуру в плаще, слишком низкую, чтобы быть Тамен.

— Спокойной ночи, сестра, — шепнула жрица. Это была Джанир, что ухаживала за козами. Калвин склонила голову и поспешила прочь в тишине, сердце колотилось. Джанир могло показаться странным, что она не ответила, но ее голос могли узнать. Как у многих поющих, у дочерей Тарис был острый слух. Калвин оглянулась. Джанир пропала в Среднем доме.

Калвин решила поискать Лию в Доме старейшин. Это было почти в центре поселения, близко к кухням, купальне и старому лазарету, чтобы старушек легко доставляли в эти места. У Лии должна быть там комната.

Она осторожно прошла сзади Дома. В окнах не было света. Кто-то кашлял. Калвин толкнула тяжелую заднюю дверь и прошла в пустой коридор. Снова раздался сильный кашель, зашуршала ткань — кто-то перевернулся.

Калвин шла вперед. Слабый свет был под последней дверью в коридоре. Калвин зашагала быстрее, двигалась по камням на носочках. Дверь была приоткрыта. Калвин видела тень на кровати с шалью вокруг плеч.

— Лиа? — прошептала Калвин так громко, как только осмелилась.

— Быстрее заходи. И закрой дверь.

Калвин послушалась. В комнате было очень холодно, их дыхание создавало облака в воздухе. Плащ Калвин висел на краю кровати Лии, и она с благодарностью забрала его. Она видела лишь бледный овал лица Лии и пылающие темные глаза.

— Вы не пострадали ночью?

— Немного. Но я не ощущаю этого. Урска нанесла мед на ожоги. Меня больше беспокоишь ты. Ты касалась тела Аталы?

Калвин опустила взгляд.

— Не переживайте, — пристыженно сказала она. — Я не заразилась.

Лиа шумно выдохнула.

— Слава Богине! — она сжала руку Калвин. — Освободить нас от ужасного зла может только кто-то с особым даром. Как у тебя, Калвин. Мы молились Тарис, чтобы ты вернулась. Мы с Урской, Джилли, Джанир и Рина… — ее голос утих, она издала горький смешок. — Старушки, девочки и калека. У нас не хватает сил, чтобы перечить Тамен. Все устали и голодны, не могут бороться.

— Но вы сильны, вы перечили ей! — прошептала Калвин с пылом. — На кухне вы спорили с ней. И Урска с Джилли перечили ей каждый день, что жила Марна.

— Марна, да. Она удерживала в себе жизнь. Ждала тебя! — лицо Лии вдруг озарила надежда. — Марна верит, что тебе суждена чудесная судьба. Она верит в тебя.

Калвин потрясенно смотрела на Лию. Как она могла сказать ей, что у нее уже нет дара, что она сломлена и беспомощна, как сама Лиа?

— Марна рассказала мне о скрытых знаниях…

Лиа подняла руку.

— Я о таком не знаю. Это опасные знания, которые даются одной жрице каждое поколение. Ты не должна говорить со мной об этом.

— Так это правда, а не бред? А если Марна умрет раньше, чем расскажет мне тайны? Все знания будут утеряны!

Лиа пожала плечами.

— Если бы все шло по плану, то скрытые знания передали бы твоей матери, а потом тебе, — ее лицо смягчилось. — Калида не была самой одаренной певицей среди нас, но в ней был свет — когда мы были юными, мы всюду за ней ходили. Может, мы пересекли бы Стену, если бы она попросила. Она была рождена стать лидером.

— Как и вы! — импульсивно сказала Калвин. — Все новички смотрели на вас!

Лиа отмахнулась.

— Что сделано, то сделано. Когда Калида умерла, Тамен стала Стражницей Стены. Марна тут ошиблась и знает об этом. Потому она ждала тебя. Ты должна узнать все, пока не поздно.

Неподалеку скрипнули петли. Калвин вскочила. Свет приближающейся лампы появился под дверью. Калвин побежала к двери, открыла его и прыгнула через подоконник. Она упала в снег снаружи, осторожно потянулась и закрыла окно. Она уловила желтый свет, фигуру Тамен у кровати Лии и услышала их разговор:

— Еще не спишь, Лиа?

— Мне сложно уснуть, Матушка, — голос Лии был напряжен от подавляемого неприятия.

— Попроси у Урски настой для сна.

— Да, Матушка, завтра так и сделаю.

Свет двигался по комнате, словно Тамен заглядывала в каждую щель. Калвин сжалась под подоконником, сердце колотилось. Лиа спросила:

— Вы нашли девочку?

— Еще нет, — Тамен подошла к кровати и коснулась руки Лии. — У тебя такие холодные руки, сестра. И ноги холодные?

— Матушка, вы знаете, что я не чувствую ноги.

— Да, Лиа, знаю. Но если у тебя снежная болезнь, ты не поймешь, пока не станет поздно, — слова Тамен были тихими, но с угрозой, словно она подносила яд к губам Лии.

Калвин не хотела слушать дальше. Она держалась темных углов, обогнула Дом старейшин, купальню и бросилась прочь. Падали снежинки, заполняя оставленные ею следы.

Вернувшись, она нашла на чердаке Джилли, Траута и Мику. Они сидели на тюках сена и болтали. Калвин напала на еду, которую принесла Джилли. Пряные травы в рагу помогали скрыть слабый вкус овощей, которые хранили слишком долго. Она не знала, почему Траут и Мика перестали есть, почему Траут посерел. Она прислушалась к Джилли, и ее аппетит тоже пропал.

— …и Рина была другой, — сказала Джилли. — Она даже не была больна. Но перечила Тамен. И Тамен влила горькошип в ее горло и заточила в Стене.

Калвин опустила миску, вспомнив, как голос Лии оборвался на имени Рины.

Джилли посмотрела на Калвин.

— Они ждали тебя. Молились, чтобы Богиня прислала тебя к нам.

— Я н-не знаю, чем помочь, — запнулась Калвин.

Ей все казалось нечестным. Она пришла в Антарис, пострадавшая и уставшая, надеясь на заботу, а все ждали, что она решит эти огромные проблемы, к которым не была готова.

— Не переживай, — Мика сжала руку Джилли. — Мы как-нибудь поможем, да, Кэл? Может, Траут построит машину, и мы поймаем Тамен, как тюк сена!

Джилли рассмеялась.

— Я бы хотела это увидеть! И козы будут трепать ее волосы.

Джилли ушла, и Мика решительно сказала:

— Она хорошая.

Траут улыбнулся.

— Это все твое очарование, Мика. Тебе невозможно противостоять.

Мика фыркнула и бросила в него пучок соломы.

— Рагу не осталось? Я бы немного съела.

* * *

Калвин проснулась, потому что кто-то шептал ее имя. Она вскочила. В золотом сиянии Горна Марна смотрела на нее, румяная, с дикими глазами.

Калвин поспешила к ней.

— Матушка, вы в порядке? Вам больно?

Марна покачала головой.

— Не теряем времени. Я должна научить… теневым чарам.

— Это Десятая сила, Матушка?

— Нет. Это первое… скрытое лицо Богини. Тарис — мать смерти и боли, как и льда с холодом, дитя. Это темная магия. Но Высшая жрица должна передать эти знания. Ты должна быть вооружена… против зла, — Марна закрыла глаза, и на миг Калвин увидела кости ее черепа под кожей. — Темные чары, что могут убить десятком способов, чары, что вызывают болезнь… парализуют и приносят боль… погружают в такой глубокий сон, что разбудить могут лишь другие чары.

— Матушка, я… не могу выучить эти чары, — пролепетала Калвин.

— Понимаю, дитя. И я ощущала такое, когда пришел мой черед. Но без тьмы не будет света. Тьма побеждает тьму… В лунной тьме нет теней, — Марна смотрела на нее и четко сказала. — Я дала колдуну выжить. Мне не хватило смелости. Не повторяй эту ошибку.

— Матушка, — прошептала Калвин, опустив взгляд.

— Слушай. Учить придется по частям, чтобы не высвободить силу чар.

Калвин была в ужасе. Это были знания, что передавались от Высшей жрицы ее преемнице, а у Калвин не было сил, чтобы исполнить эту роль. Калвин не хотела эти знания, темную и опасную силу. Но она слушала, как Марна пела тайные чары тихим дрожащим голосом, по частям, не исполняя чары целиком. Калвин привыкла учить песни, она смогла повторить кусочки Марне, услышав лишь раз.

Почти на рассвете они закончили странный тихий дуэт. Марна прислонилась к стене чердака.

— Готово, — прошептала она. — Знаю, ты запомнишь. Никому… не говори об этом.

— Да, Матушка, — Калвин хотела всем сердцем забыть то, что выучила. Жестокие песни кружились в ее голове, извивались, как змеи. Темные чары напоминали и нет чары зова льда: в них не было радости. Даже кусочки посылали холодок по спине Калвин, и когда она пела то, что слышала, ее губы немели, словно она натерла их льдом. Она не ощутит силу чар, когда споет их полностью, и впервые после потери сил Калвин была этому почти рада. Она шепнула. — А Десятая сила?

— Позже, — прошептала Марна, закрыв глаза. — Я должна… отдохнуть.

Калвин тоже устала. Она укуталась в шкуру и уснула, где сидела рядом с Марной, ощущая дыхание старушки щекой.

* * *

Джилли не пришла утром. Стало холодно, сильно падал снег, и было сложно найти повод выйти наружу. Они остались в амбаре с Марной, не став рисковать.

Калвин опустила гудящую голову на колени. Теневые чары шептали в ее разуме, как и другие голоса. Марна всегда верила в нее. И Лиа, и Джилли, и Урска, но она не смогла набраться смелости и сказать, что она ничем не может им помочь.

Дэрроу думал, что ее исцелят в Антарисе. Он помнил Антарис мирным местом, полным песен, света и исцеления. Но для нее тут было не так.

— Кэл! — тихо позвала Мика. — Она проснулась.

Калвин бросилась к Марке, сжала ее нежную морщинистую ладонь.

— Матушка?

Марна что-то прошептала, но так тихо, что Калвин смогла уловить лишь пару слов:

— Нет времени… тайны… мое наказание.

— Нет, Матушка! — яростно зашептала Калвин. — Вы всегда учили, что Богиня не карает… — она замолкла. Разве она в отчаянии не считала свою потерю наказанием от Тарис? Но Марна всегда учила их знать любящую Богиню, чьи поступки загадочны, но не жестоки. Калвин погладила тонкие шелковистые волосы.

Марна медленно и с дрожью подняла руку и коснулась длинной косы Калвин.

— Не горюй, дитя… по утерянному.

Калвин сморгнула слезы. Так Марна знала. Давно ли?

Губы Высшей жрицы двигались:

— Теперь ты живешь во тьме, но тьма пройдет, ночь кончится… и зима станет весной. Сломанное… снова станет целым.

Калвин молчала. Холодные пальцы Марны коснулись ее руки, напомнив исцеляющее прикосновение Халасаа. Но не все можно было исцелить, не все зимы заканчивались весной. Может, эта зима не закончится.

— Матушка, прошу, скажите! — прошептала она. — Что за Десятая сила?

— Найди Колесо, — слабо сказала Марна, Калвин пришлось почти прижаться ухом к ее губам. — Время песни… и время тишины… Научись… слушать.

— Да, Матушка.

— Мы поем, но и о нас поют, — прошептала Марна. — Доченька, Богиня поет мне, — она закрыла глаза, вздохнула, словно убрала тяжкий груз с плеч после долгого пути.

Калвин потирала холодную ладонь Марны.

— Матушка? Прошу, скажите…

— Калвин! — голос Урски был резким. — Назад! Не хватало еще тебе заболеть.

Калвин резко отпустила руку Марны. Плащ и волосы Урски были в снегу, ее лицо порозовело от холода. Она опустилась на пол и осторожно коснулась лица Марны рукой в перчатке.

— Тарис шепнула мне, что это будет сегодня! Богиня забрала свою дочь.

Урска скрестила руки Марны на груди, коснулась ее лба, горла и сердца. Даже когда Урска расплела ее волосы и запела скорбную песнь, Калвин не верила.

Мика со страхом на лице коснулась ее плеча.

— Она мертва, Кэл?

— Она… ушла к… — голос Калвин застрял в горле. Она повернулась без слов, и Мика обняла ее. Калвин сжала ее, слезы промочили тунику Мики. Ей хотелось, чтобы ее так держал Дэрроу. Траут неловко похлопал ее по спине. — Нет, нет! — вырвалась Калвин. — Я должна помочь петь.

Дрожащими руками Калвин распустила свои волосы, и они упали вокруг ее лица. Низкая и скорбная песнь слилась с воем бури снаружи, Урска и Калвин выражали уважение к Марне. Урска прочла молитву для мертвых, сцепив ладони перед собой. Она встревоженно хмурилась, словно говоря: это не мое задание, этого не должно быть.

Молитва была закончена, и Урска накрыла умиротворенное лицо Марны простыней.

— Она ждала тебя, Калвин. Она держалась до твоего возвращения, и она сказала, что должна была.

Калвин вытирала слезы, ее голос дрожал с детским возмущением:

— Но она ничего не рассказала! Не успела. Она хотела рассказать о Десятой силе, о Колесе…

Урска подняла руку.

— Шш! Я не учила тайные знания, мне нельзя это слышать, — строго сказала она. — То, что Матушка не рассказала, ты должна узнать сама, — морщины усталости на ее лице стали глубже. — Отойди, милая, — уже мягче сказала она. — Мне нужно укутать тело, — она цокнула языком. — Ни масла, ни савана! Наша Высшая жрица будет покоиться в простыни! Что с нами стало?

— Я помогу, — просила Калвин. — Прошу! — она глубоко вдохнула. Если Марна знала, то и Урска должна знать. — Мне не будет вреда. Я… уже не поющая. Я потеряла силы магии полгода назад в Меритуросе.

Урска смотрела на нее, уперлась рукой, чтобы не упасть.

— О, дитя, — тихо сказала она. — Бедняжка. Снежная болезнь?

— Нет. Не это.

— Тогда это работа меритурианца!

Калвин слабо улыбнулась.

— Нет, Урска. Я спела чары, что были сильнее меня. Это была не вина Самиса, а моя вина, — она сказала это и знала, что это была правда, и немного горечи в ней пропало. — Прошу, Урска. Я уже не жрица и даже не новичок, но я любила Марну. Позволь помочь.

Урска замешкалась. А потом сказала под нос:

— Да, тебе нужно поухаживать за ней. Если бы ты осталась, ты бы зажигала ее погребальный огонь и рассеивала прах под пылающим деревом.

Калвин было плохо от горя. Традиционно преемница зажигала костер мертвой жрицы. Лиа тоже так говорила: Марна хотела, чтобы Калвин стала Высшей жрицей. Если бы Калвин осталась в Антарисе, все было бы по-другому. После посвящения Калвин заменила бы Тамен, как Стражница Стены. Калвин теперь правила бы Антарисом, а не Тамен. Если бы Калвин не убежала с Дэрроу, не было бы жертв Богине, Марна умерла бы в постели, окруженная теми, кто ее любил. Может, она не заразилась бы. Может, снежной болезни не было бы, если бы Дэрроу не пришел.

Калвин отогнала такие мысли. Поздно сожалеть. Они с Урской осторожно омывали и вытирали тело Высшей жрицы. Траут и Мика тихо стояли в углу, ощущая, что это момент не для них.

Пока Урска одевала Марну в темно-синюю мантию Высшей жрицы, Калвин расчесала тонкие спутанные волосы и заплела их. Она закрепила косу своими шпильками, чтобы Марна снова выглядела величаво, какой ее помнила Калвин. Она закрепила последнюю шпильку и ощутила жуткое одиночество. Урска плакала, пока работала, но Калвин онемела.

Они укутали тело старушки в простыню, оставив открытым только мирное лицо. Утром Джилли увезет тело на санях в деревню Анари, где были люди, что помогут им. Марну похоронят с обычными людьми на кладбище Анари.

— Высшая жрица будет там, а не в священной долине, — страдала Урска, но взяла себя в руки. — Свет Богини озаряет все в пределах Стены. И есть поводы для слез хуже этого, — она посмотрела на отвернувшуюся Калвин.

Урска и Лиа, и все, кто надеялся на ее возвращение, ощущали предательство теперь, когда ее тайна была раскрыта. С тяжелым сердцем и болью в глазах Калвин попрощалась с Урской и села с Траутом и Микой.

— Ты в порядке, Кэл? — Мика обвила рукой талию подруги. — Когда умерла моя бабушка, мне словно вырвали сердце, — бабушку Мики убили работорговцы, Калвин была тронута, что девушка относится к ее потере как к своей.

— Мне жаль, Калвин, — неловко сказал Траут. — Но ты хоть поговорила с ней перед ее смертью.

— Да, — Калвин обняла колени и смотрела на чердак, где лежало тело в белой простыне. — Немного. Но многое осталось не высказанным, много знаний утеряны навеки. Она сказала, что есть Десятая сила, представляете? Но мы не узнаем теперь ее песни. Я даже не знаю, что это за магия, чем она управляет. Теперь мы никогда не узнаем.

— Может, есть другой способ, — упрямо сказала Мика. — Не может вся сила чар просто пропасть. Все думали, что Сила зверей утеряна, но ты все еще знаешь ее. И Сила огня была утеряна, но ты спасла Горн и спасла ее.

Траут возмущенно кашлянул.

— Я нашел Горн!

Мика отмахнулась.

— Его нашли, я это имею в виду. Сила не была утеряна. И эта сила тоже, вот увидишь.

Калвин нахмурилась.

— Было еще Колесо. Марна сказала, что это предмет силы, как Горн. Она сказала, что этот предмет может дать ответ, как закончить долгую зиму и эту болезнь. Нужно найти его.

— Предмет силы. Данных мало, — мрачно сказал Траут.

— Погодите. Марна сказала… Колесо в безопасности с твоими друзьями.

— С нами? — пискнула Мика. — У нас его нет! Если бы у нас было что-то волшебное, как Горн, мы бы знали. Гудение Горна можно ощутить со дна моря!

— Дэрроу? — предположил Траут. — Марна могла отдать его Дэрроу до того, как вы покинули Антарис.

— Не глупи! — воскликнула Мика. — Он не носил бы с собой волшебный предмет два года, не зная о нем! И мы бы заметили!

— Тогда Марна говорила о твоих друзьях в Антарисе, — сказал Траут.

Калвин притихла. У нее было мало друзей среди сестер. Старшие жрицы держались в стороне, как и другие новички. Дэрроу был первым, кого она назвала настоящим другом. От мыслей о нем в горле появился ком. Она до этого проводила время на вершине западной башни, смотрела на леса или на сад с пчелами.

Марна улыбалась, ее дыхание было гудящим.

Калвин с воплем вскочила на ноги.

— Вот! Это она имела в виду! Мика, мне нужно, чтобы ты пошла со мной. Я знаю. Где мы найдем Колесо.

ЧЕТЫРЕ

Сокровище пчел

Стемнело, а буря все бушевала. Мика выглянула в щель в стене.

— Джилли не придет. Там летают куски льда размером с твою ладонь!

— Джилли — жрица льда, — сказала Калвин. — Она сможет спеть себе чистый путь.

— Вот она! — Траут побежал опускать стремянку, голова Джилли появилась на чердаке. Она запыхалась, глаза были красными. Она взглянула на Марну в белом и быстро отвела взгляд, сказав:

— Там кошмар! Я убрала снег, но ветер чуть не сдул меня!

— Я могу приглушить ветер, — робко сказала Мика.

— Точно, ты — поющая ветру, — Джилли сняла капюшон, девушки смотрели друг на друга. — Мы станем хорошей командой! Ты… можешь пойти сегодня со мной в Анари?

— Мне нужна Мика, — резко сказала Калвин. — Мы с ней идем в сад.

— В сад? Зачем?

— Не могу сказать, — рявкнула Калвин. — Это тайные знания, что Марна передала мне перед смертью.

— О, — Джилли опустила взгляд. — Тогда идите. Но будь осторожна, Калвин. Если Тамен тебя найдет, но заточит в Стене. Она хочет показать на тебе пример. Она говорит, что все беды пошли от твоего непослушания, и это — наказание Богини.

— Ты в это не веришь, — сказал Траут.

— Но важно, во что верит Тамен, — сказала Джилли. — Даже если она узнает, что Калвин больше не может петь, это ничего не изменит… — она замолчала и прикусила губу. — Урска рассказала. Мне так жаль, Калвин. Ты была сильнее всех нас.

Калвин не могла выносить жалеющий взгляд Джилли. Она покраснела.

— Нам пора, — она отвернулась, чтобы застегнуть плащ и спрятать Горн под горой соломы. — Мы уже потеряли много времени.

— Я помогу Джилли с санями, — сказал Траут. — Я не смогу петь ветру, но могу тянуть.

Джилли благодарно улыбнулась ему.

— Спасибо, — она замешкалась возле посоха Высшей жрицы. — Что делать с этим? Неправильно бросать его тут, в сене.

— Уверена, Тамен он понравится, — с горечью сказала Калвин, но Джилли покачала головой.

— Она боится трогать вещи Марны, чтобы не заразиться.

— Тогда оставь его там, — сказала Калвин. — Пока он в безопасности.

Они помогли Джилли спустить тело Марны с чердака. Калвин ощущала боль, когда они несли любимую Высшую жрицу как мешок яблок. Но это не была Марна. Их Матушка уже была в великой реке, о которой говорил Халасаа, Первой и величайшей из сил, потоке, где была и Богиня, и дух, что оживлял все. Марна была среди звезд, и шепот пропал, спящая почва ждала прикосновения весны.

Мика и Калвин подняли тело Марны на сани, смотрели, как Джилли и Траут пропали в кружащемся снеге.

— Готова? — крикнула Калвин. Мика кивнула, запела чары ветра, чтобы сделать проход в сердце бури, чтобы они с Калвин могли побежать в сад к ульям.

Ветер утих у сада. Снежинки летали вокруг их голов, тихо опускались.

— Можешь уже не петь, — выдохнула Калвин, но Мика покачала головой.

— Скрою наши следы.

Вскоре стало видно кривые темные скелеты яблонь среди белизны снега. Тучи двигались на небе, луны время от времени озаряли пейзаж серебром, а потом все погружалось во тьму.

Тихий шепот доносился из улья. Мика сжалась.

— Там полно пчел? Они не спят?

— Пчелы не спят зимой. Но они не навредят нам, если мы отнесемся к ним с уважением, — сказала Калвин.

Мика скривилась.

— Они меня ужалят!

— Они тебя не тронут, обещаю! Идем, Мика. Там двадцать ульев, нужно спешить. Тебе нужно лишь сказать, чувствуешь ли ты что-то в улье, похожее на Горн.

Мика робко подошла к улью.

— Мне нужно его трогать?

— Вот! — Калвин схватила руки Мики и прижала их к стенке. Мика вскрикнула. — Шш! Не напугай их!

— Я боюсь их, Кэл! — возмутилась Мика.

Калвин отпустила ее руки. Что Марна тогда сказала? Нужно слушать. Даже Дэрроу поначалу побаивался пчел.

— Ладно, — сказала она. — Не трогай ульи. Просто подходи к ним. Я буду слушать пчел и скажу, если они потревожены.

Мика кивнула, ей стало лучше. Она подвинулась вперед, вытянув руки, ожидая, что пчелы вылетят и атакуют ее. Она покачала головой.

— Там ничего нет.

Калвин потянула ее.

— Тогда следующий.

У каждого улья было название и история. Этот заселили летом, когда Дэрроу пришел в Антарис. У этого была злая королева, ведь пчелы там подводили ее второй год подряд. Улей у реки был счастливым, любимым ульем Калвин, и она могла отличить мед из разных ульев по вкусу. А этот летом окружал клевер. Он был самым старым ульем, на боку была трещина. Но Мика нигде не ощущала магию.

— Уверена, что это здесь, Кэл?

— Есть еще улей Тимарель. Он там, — Калвин сжимала края плаща под подбородком. А если она не так поняла Марну?

— Кэл! — Мика сжала ее руку. — Там!

Фонари покачивались на снежном склоне между поселениями и садом.

— Быстрее! За мной! — Калвин пробежала мимо улья Тимарель, потянув за собой Мику. Они бегали от тени к тени, направляясь к амбару. Никто давно не входил туда — перед дверью снега было по пояс. Калвин ощутила трепет ярости. Разве никто не ухаживал за пчелами с тех пор, как она покинула Тремарис? Им не давали воду, их не проверяли на паразитов? С пчелами нужно было работать, а не только забирать воск и мед.

Мика уже пела высокие чары ветра, чтобы сдуть снег с прохода. Калвин кое-что придумала.

— Мика! Пчелы терпеть не могут ветер. Можешь окружить ульи ветром, чтобы они пошумели немного?

Мика кивнула, ее золотые глаза сияли. Как только проход был очищен, она запела вторые чары. Стонущий ветер окружил ульи, поднимая снег, чтобы заодно и скрыть их следы. Калвин слышала, как недовольно гудят пчелы. Она утащила Мику в сарай и заперла дверь за ними. Они присели под окнами, дрожа от холода. Они слышали гул пчел, которым мешали спать, а потом раздались крики, сестры наткнулись на злую стражу пчел. Мика скривилась:

— Бедняжки, — прошептала она, но Калвин не знала, о пчелах она или жрицах.

Крики утихли, ищейки повернулись к поселениям. Но в воздухе разносились злые слова:

— …пчелы прокляты! Чужая магия…

— …с тех пор, как Калвин убежала.

Калвин поежилась от враждебности в их голосах.

Мика прошептала:

— Что теперь?

Калвин посмотрела в окно, покрытое инеем.

— Колесо должно быть в улье Тимарель, он последний. Но пчелы злые, — зубы Мики стучали. — Возвращайся в амбар, нам не нужно оставаться вдвоем. Найдешь путь без меня?

Мика кивнула и сжала рукав Калвин.

— Я знаю, Кэл! Пойдешь к улью на рассвете. Мы с Траутом и Горном сделаем так, что никто туда и не посмотрит!

— Вряд ли это хорошая идея, Мика. Вы с Траутом спрячетесь. Я справлюсь.

Мика вспылила и топнула ногой.

— Я просто пытаюсь помочь! С Меритуроса ты бросаешься, как акула без ужина. Мы не виноваты в произошедшем. Ты говоришь, что все можешь сама — это не так! Ты уже не великая певчая, ты ничего не можешь!

В тишине девушки смотрели друг на друга. Мика сдавленно всхлипнула и открыла дверь сарая, выбежала в снег. Калвин опустилась на груду мешков. Ей было все равно, даже если она злилась, она имела право. И Мика не всерьез. Она не говорила бы такое, если бы не была уставшей, замерзшей и испуганной.

Калвин укуталась в плащ. Сарай был крепким, но не подходил для ночлега, особенно холодной зимой. Калвин заставила себя расхаживать по тесной хижине, чтобы кровь текла по конечностям. Без Горна она впервые ощутила холод зимы. Было просто лечь на пол и уснуть насмерть, но она не должна была сдаваться усталости.

В холоде и тишине в ее разуме кишели теневые чары, как гнездо пауков. Темные песни повторялись снова и снова. Даже кусочки силы пугали ее. Она не могла представить, как убивает ими, ранит, вызывает агонию, хоть и была способна на это. А если только так можно спасти Тремарис? Она была рада, что ей не придется делать этот выбор.

Она хотела бы обсудить это с Дэрроу, хоть и поклялась Марне хранить тайну. Слова Мики звенели в ее ушах, и ее охватило одиночество. Она скучала по мудрости Марны, по пониманию Халасаа, по поддержке Тонно. И больше всего — по Дэрроу. Где он был сейчас? Она никогда не была в Геллане, было сложно представить его там. Она дрожала в холодном сарае и хотела в тепло его рук. Увидеть его улыбку и веселье в серо-зеленых глазах.

Она теребила деревянного сокола на шее, вспоминая их объятия на пристани в Калисонс перед отбытием «Перокрыла» на север. Он прижал ее к себе так сильно, что она едва могла дышать. Когда он отпустил ее, он ушел, не оглядываясь, его светлые волосы сияли на солнце. Но вспоминать было больно, и она отогнала эти мысли.

Маленькие окошки запотели от ее дыхания. Калвин протерла одно, чтобы выглянуть, не зная, показался ли ей слабый свет на востоке. Деревья стало видно лучше, и она различила силуэт гор на фоне неба. Сокол, гордая голова птицы. Они с Дэрроу днями шли к той вершине в долгом пути по горам. Она видела ее лишь пару мгновений, а потом туман опустился на долину. Пчелы уже должны были успокоиться.

Калвин выбралась из сарая, услышала громкий стук и шипение вдали, а потом больше взрывов друг за другом. На пару вдохов повисла тишина. А потом загремели колокола в хаосе, отличаясь от спокойного звона, из поселения донеслись крики.

— Зовите Высшую жрицу! Амбары горят!

Мика и Горн отвлекли их. Небо пронзали огненные стрелы, Калвин побежала.

Она боялась этого момента всю долгую ночь ожидания. Она не могла положиться на помощь чар, но бежала по снегу к улью Тимарель, напевая старую песню. Вспомнят ли ее пчелы? Нападут ли за беспокойство? Может, они всегда презирали ее за кражу их медовых сот, воска, за то, что она мешала их мирному обществу. Может, лишь сила чар не давала им проявить ярость.

Улей Тимарель стоял перед ней. Он был самым большим, его защищали самые злые пчелы в долине. Калвин замешкалась. Когда-то она могла погрузить руку в улей с защитой лишь песен, что узнала от Дамир. Но теперь она знала, что песни были чарами Силы зверей. Она верила, что пчелы не трогали ее, потому что любили и знали, но теперь понимала, что подчиняла их чарами.

Калвин тихо пела пчелам. Прошу, не раньте меня, простите меня! Впервые в жизни она дрожала перед гудящим ульем. Она была высокой, но улей доставал до ее головы. Двигаясь медленно, чтобы не разозлить пчел еще сильнее, она подняла тяжелую крышку и убрала, шепча песню Дамир. Она поздно поняла, что нужно было взять из сарая перчатки и вуаль.

Пчелы шевелились. Несколько стражей гудело возле лица Калвин, изучало ее. Первая, потом вторая опустились на ее руку. Калвин заставляла себя дышать ровно, не отгонять их.

— Пчелы Тимареля, я не желаю зла, — прошептала она. — Вы охраняли кое-что очень ценное. Пора отдать его. Прошу, доверьтесь мне.

За ней из поселений донеслись визг и топот ног, колокола все еще гремели.

— Пожар! Пожар! Где Тамен?

— Кухни горят!

— Амбары…

Калвин встала на носочки с колотящимся сердцем и заглянула в улей. Рамки с медом висели в ряд, усеянные сотами и рабочими пчелами. Одна полетела в ее лицо, но Калвин не издала ни звука. Пчелы были в ее волосах, на руках, на лице.

— Пчелы Тимареля, — прошептала Калвин. Пчелы окружили ее нос и рот. Это было как в пугающей иллюзии Самиса, в ночь, когда он пришел в Антарис, но это было реальностью, и это не пугало. Это были ее пчелы. Марна назвала их ее друзьями, и она поняла, что это правда. Их тихий гул был песней приветствия, ей не нужно было бояться.

Калвин осторожно погрузила руку в центр крепости пчел. Кончики ее пальцев задели предмет, завернутый в шелк, покрытый медом и воском. Она вытащила его, и пчелы поднялись в ее кожи и стали поющим ореолом вокруг ее головы.

Калвин держала ценное Колесо в руках, она поклонилась улью.

— Благодарю, пчелы Тимареля. Благодарю, королева и рабочие, за понимание.

Едва дыша, она убрала выцветший шелк с маленького тяжелого предмета в ладони. Сам шелк был старым и нежным, мерцал зеленым и лиловым, как перо павлина. Калвин убрала ткань дрожащими ладонями. Она держала полукруг, сломанный диск из темного камня, на его поверхности были старые выбоины и царапины. Одна сторона была неровной, где Колесо разломали пополам. Целым оно было бы размером с круг из ее больших и указательных пальцев.

Калвин невольно опустилась на колени в снегу. Марна говорила, что оно сломано. Что его можно починить. Но где другая половина?

Калвин сжала в руках половину колеса, ощущая его холодный вес. Она вдруг ощутила, как растет хаос в зданиях за ней. Она спрятала половину колеса в тунику и побежала по холму.

И по пути она поняла. Ее задание не было выполнено. Ей нужно найти другую половину колеса, соединить их. Колесо можно было починить. Это был ответ, который уберет зло из мира. Марна так сказала.

Калвин бежала к поселениям.

* * *

Во дворе было полно женщин в зимних плащах. Никто не заметил, как Калвин взбежала по лестнице и спряталась за столбом, чтобы видеть все внизу. Жрицы собрались в дальнем конце двора, остальные сестры шли к ним.

— Пустите! — отчаянно завопил Траут. Толпа женщин шепталась в смятении.

Калвин осмотрела двор. Она заметила Мику, что выглядывала из темной арки.

Мика увидела Калвин, смотрела на нее со смесью мольбы и вызова. Она отодвинула плащ и показала Горн. Калвин покачала головой. Мика упрямо сжала губы, и Калвин подумала, что Мика ослушается, но младшая девушка скрыла Горн плащом.

— Этот мальчик — чужак! — прозвенел голос Тамен. Сестры встали в круг с ней и Траутом, которого держали за руки две сильные сестры, в центре. — Что с ним сделать?

Миг неуверенной тишины. И кто-то спросил:

— Заточить его в стену?

— Нет! — строго рявкнула Тамен. — Мы не можем осквернить Стену телом Чужака! Нужно отвести его к пылающему дереву!

Толпа ошеломленно гудела. Калвин сжала губы. Сестры Антариса соглашались на жуткие дела, но с неохотой, опасаясь. Тамен придется уговорить их совершить убийство.

Тонкий голос донесся из центра двора:

— Матушка, огонь ничего не сжег. Мальчик не навредил.

— Не навредил! — завопила Тамен, вскинула руку к небу. — Смотрите на луны! Время Прялки и Челнока. Деревья должны цвести, луга должны цвести, но еще даже не оттаял снег, и он еще падает! Наши подвалы и склады скоро опустеют, и через каждые пару дней сестер поражает снежная болезнь. Вы знаете, что зло пришло от магии Снаружи! И вы хотите пощадить его?

Сестры бормотали с неуверенностью. Траут испуганно заскулил.

Калвин уже не могла сдерживаться. Она сжала поручень обеими руками и закричала:

— Долгая зима и снежная болезнь — работа Чужака! Но не этого!

Море лиц повернулось к Калвин, они были в капюшонах и шалях, дрожали от узнавания, ужаса, надежды и волнения.

— Молчать! — прикачала Тамен. — Она не лучше Чужака. Это она открыла дверь нашим бедам.

— Я — дочь Тарис! — закричала Калвин, глаза пылали. — Ты не имеешь права затыкать меня!

— Я имею права наказывать врагов Богини!

— Я не враг, а новичок поселений!

— И я, как Высшая жрица, могу наказать новичка, — прошипела Тамен. Головы поворачивались туда-сюда, словно наблюдали, как мальчишки из деревни играют в мяч.

Калвин сказала:

— По какому праву ты зовешь себя Высшей жрицей, Тамен? Марна поведала тебе тайны Высшей жрицы? Передала тебе свой посох?

Сестры охнули, гул звучал во дворе. Тамен громко сказала:

— Не было времени! Чужак…

— Было время! — зазвенел сильный и ясный голос Лии с края двора. Ее принесли со стулом, и она смотрела на Тамен с открытой неприязнью. — Вы знаете, что Марна не была заражена. Как она заболела бы, если Урска приглядывала за ней? Только Тамен ходила к ней. Может, у нее есть ответ на эту загадку!

Тамен прищурилась:

— Твои слова — богохульство.

— Я просто не могу их доказать. Потому что бедняжка, которой ты заразила Матушку, холодная и тихая в Стене!

Сестры во дворе завопили, Лиа говорила громко поверх шума:

— Марна задолго до болезни была настороже. Но она не стала передавать Тамен тайные знания. Она не дала Тамен свой посох. Она не назвала ее преемницей, — Лиа посмотрела на Калвин. — Она ждала возвращения Калвин.

Калвин покраснела. Она не ожидала этого, бросив вызов Тамен. Она думала лишь о спасении Траута. Она вдохнула, успокаивая себя.

Тамен кричала:

— Я была Стражницей Стены! Стражница — всегда преемница Высшей жрицы!

— Не всегда, — уверенно сказала Лиа. — Не всегда.

Тамен вскинула голову.

— Если бы не я, вас давно всех убили бы. Марна была старой старушкой, ей не хватало сил сделать то, что нужно. Антарису нужен был лидер. У вас не хватило бы смелости справиться со злом!

Лиа сжала подлокотники.

— Ты зовешь смелостью убийство больных и беззащитных? Все в этом дворе смелее тебя, ведь мы живем каждый день в голоде и страхе!

Калвин обрела голос.

— Тамен права. Антарису нужен лидер. Но есть другой способ, — лица повернулись к ней, как подсолнухи к солнцу. — Вы, сестры мои, должны выбрать сами, кому быть Высшей жрицей после Марны.

Глаза Тамен сияли.

— Дать им выбрать! — завопила она. — Дурочка! Думаешь, они выберут тебя — необученную новенькую? Предательницу Антариса, рожденную от Чужака? — она вскинула руку. — Ладно! Кто это будет? Я или Калвин?

— Я не предлагаю себя! — быстро закричала Калвин. — Я предлагаю Лию!

Шум сестер стал ревом. Тамен стояла неподвижно, как камень. Две жрицы, что сжимали руки Траута, отпустили его и неуверенно озирались. Калвин хлопнула в ладоши.

— Тише, сестры мои! Все, кто за Тамен, подойдите к ней. Те, кто за Лию, идите к ней.

Пару мгновений стояло смятение. Женщины бродили, болтали, заламывали руки, качали головами, бегали туда-сюда. Урска и Джилли манили остальных к Лие. Тамен стояла, гордо и высоко подняв голову. Лиа сидела прямо на стуле, лишь раз взглянув на Калвин.

И вдруг всю толпу охватил один импульс. Как стая ласточек, почти все сестры пошли к Лие. Только горсть жриц собралась возле Тамен. Стало тихо, они были потрясены своей смелостью и затаили дыхание.

Калвин запела на балконе. Это не были чары, это были песнь благодарения, которую пели на церемонии посвящения, когда новички пересекали черный лед и ступали на берег жрицами. Дочери Тарис одна за другой подхватили песню, и она зазвенела над всем поселением. Голоса сестер были радостными, но Калвин не ощущала этого.

Мика сжала руку Траута и радостно побежала по двору, размахивая Горном, как рогом. Она улыбнулась Калвин с искренней радостью. Калвин кивнула ей. Мика ошибалась: кое-что она еще могла. Она уже не была поющей, но этот бой они выиграли без чары, и единственным оружием были слова.

Тамен не пела. Она стояла, опустив голову, сжав кулаки по бокам. Сестры, что выбрали ее, тихо уходили. Некоторые виновато оглядывались на нее, другие не смотрели вовсе. Только Калвин смотрела, как Тамен распустила волосы, что повисли вокруг ее лица в жесте скорби.

* * *

Калвин шла все медленнее, приближаясь к комнате, где Тамен держали под стражей. Прошла половина месяца с той сцены во дворе. Зима не уходила. Калвин удивилась, когда пришло сообщение, что Тамен хочет поговорить с ней. Она не знала, чего ожидать. Женщина решила еще раз обвинить ее в предательстве?

Джанир кивнула Калвин и отперла для нее дверь.

— Постучи, когда будешь готова, сестра.

Калвин прошла в темную комнату, поежилась, когда засов встал на место. Снаружи был ясный день, но Тамен закрыла ставни, и в комнате было темно. Одна лампа со свечой отбрасывала свет на стол. Было видно только скрещенные руки Тамен в круге света, ее лицо было во тьме. Но, когда Тамен заговорила, ее голос был низким и сильным, как всегда.

— Спасибо, что пришла, — она не пригласила Калвин сесть.

Калвин кашлянула.

— Ты хотела поговорить?

— Да, — тишина, Калвин слышала медленное и ровное дыхание Тамен. И жрица сказала с усилием. — Марна… не была мертва, знаю. Она… рассказала тебе тайны.

— Да.

— Рассказала о Колесе.

Калвин замешкалась. Она не хотела говорить о том, что Тамен не знала. Она не будет упоминать Десятую силу, пока этого не сделает Тамен. Она осторожно сказала:

— Марна сказала, что в Колесе ответ.

— Она сказала, где оно спрятано?

Калвин сказала:

— Я его нашла.

Тамен едко рассмеялась.

— Конечно. Браво, гениальная Калвин!

Калвин медленно сказала:

— Я должна попросить твоей помощи, Тамен. Марна сказала, что Колесо — предмет силы. Но я нашла только половину. Ты знаешь, что с другой половиной?

Тамен выдохнула.

— Вот как. Дочь Калиды просит моей помощи. Где твоя гордость?

Калвин сглотнула.

— Если я выбираю между спасением Тремариса или спасением гордости, то я легко отрину гордость.

— В этом разница между нами, — сказала Тамен. Ее стул скрипнул, и руки пропали из круга света. Калвин услышала шорох длинного одеяния по каменному полу. Когда жрица заговорила, ее голос звучал из другой части темной комнаты. — Да. Я знаю, что стало с другой половиной Колеса.

Калвин резко вдохнула.

— Расскажи!

— Когда пришел меритурианец, Марна сказала спрятать Колесо, чтобы уберечь, в улье. Но я не боялась принести жертву, чтобы спасти нас.

— Что ты сделала? — прошептала Калвин.

— Сломала Колесо. И отдала часть колдуну.

— Ты сломала Колесо? Отдала Самису?

Голос Тамен в темноте был твердым и ледяным.

— Я сделала выбор. Колдун пришел украсть наши чары льда. Я дала ему половину Колеса и сказала, что это все, что у нас есть, и он мне поверил. Было непросто убедить его, но он ушел. Он мог убить всех нас, и я не знала, что случится, когда Колесо будет сломано. Как я могла знать, если Марна не доверила мне тайну?

Калвин поняла, что заламывает руки. Она прошептала:

— Не понимаю…

— Разве не очевидно? В Колесе были заперты темные чары, тайные силы. Когда оно разбито, чары на свободе. Долгая зима, снежная болезнь. Может, станет хуже.

«Десятая сила», — подумала Калвин. Темнейшие чары. Она прижала руку к голове.

— Хуже?

— Чары, что изменят времена года, что ударят по всем певчим Тремариса. Если Колесо сломать еще, вылетит еще больше тьмы, — пауза. — Я не знала, что это произойдет. Мне не сказали. Я молила Марну доверить мне тайные знания. Она виновата! Я говорила, что ей пора исполнить долг и передать знания. Но, даже когда она узнала, что умирает от снежной болезни, когда я подумала, что у нее нет выбора, она не стала говорить мне… — резкий звук наполнил всхлип. — Она ждала тебя. Ты всегда была мила Марне. Ее дорогая, — с горечью сказала она. — И теперь у тебя чар не больше, чем у девчонки из деревни. Марна была слаба. Ты убежала с драгоценным Чужаком. Я спасла нас! А теперь я в клетке.

Калвин в потрясении разрывалась между желанием спорить с Тамен и утешить ее. Она запнулась.

— Тамен, если мы починим Колесо, темные чары рассеются? Зима закончится, и снежная болезнь пропадет?

— Я не могу ответить. Я сделала, что было нужно. Я не знала, что цена… будет такой высокой, — и тихо, что Калвин едва услышала, Тамен прошептала. — Богиня, прости.

Калвин прошептала:

— Сестра…

Без предупреждения бледное лицо Тамен появилось среди теней, ее худая рука оттолкнула Калвин.

— Оставь меня! — прошипела она. — Оставь меня в покое.

Калвин попятилась и постучала в дверь. Засов загремел, и она вышла в слепящий свет коридора. Джанир закрыла и запела дверь. При виде лица Калвин, она опустила большую ладонь на плечо девушки.

— Она попросила две вещи утром, — тихо сказала Джанир. — Разговор с тобой. И флакон горькошипа.

Калвин глядела на нее, не понимая. А потом прижала ладонь ко рту.

Джанир кивнула.

— Она сама уйдет к Богине.

* * *

Калвин медленно шла к большой мастерской, которую занял Траут. Она никогда не любила Тамен, но резкость старшей жрицы была частью ее детства, как доброта Марны, и мысль о смерти Тамен вызывала горе. Она хотя бы знала теперь, что нужно сделать. Если Колесо выпустило темные чары, им нужно было найти другую половину, пока Самис не выпустил ею еще больше зла. Если не было поздно. И если Колесо можно починить, темная магия пропадет. Калвин замерла на миг у двери мастерской, взяла себя в руки и вошла.

Мика сидела на скамье, смотрела, как Траут склонялся над последним изобретением — креслом на колесах для Лии. Высшая жрица сидела неподалеку, сжимая посох с серебряным набалдашником. На скамье лежали стальные лезвия, длинные сани со стальными лезвиями стояли у стены.

— …идея Дэрроу, — говорила Мика. — Он заставил Великий совет Меритуроса выбрать лидера из Фенна или Хебена, пока его нет. Только они говорили, что будут помогать, кого бы ни выбрали, а от Тамен помощи никто не захочет.

— Что с ней будет? — спросил Траут, закручивая болт.

— Ее будут судить, когда придет время, — ответила Лиа. Она поймала взгляд Калвин, и та поняла, что она знала о флаконе горькошипа. — Те, кто помогали Тамен, делали это из страха. Их раскаяние будет самым тяжелым наказанием.

Мика фыркнула.

— Я бы всех засунула в Стену, если бы я решала!

Лиа твердо сказала:

— Никто больше не будет в Стене. Те дни прошли.

Тела Аталы и остальных достали, их похоронили должным образом в священной долине. Только тело Марны осталось на кладбище Анари. Те, кто боялся, у что них снежная болезнь, приходили к Урске, и их селили в проветриваемом Доме старейшин. Их еще не могли вылечить, но они хоть не боялись, что их принесут в жертву Богине.

Лиа начала наводить порядок, ведь многое забросили при правлении Тамен. Новая Высшая жрица назначила Джилли работать с пчелами. Только вчера Калвин чуть не покатилась со смеху, увидев, как Джилли и Мика бегут, виляя, к саду.

— Мы с Микой учим друг друга не бояться пчел! — рассмеялась Джилли и неуверенно добавила. — Это до твоего возвращения, Калвин.

Калвин кивнула, хоть не была уверена, что вернется в Антарис. Она проводила убегающих девушек взглядом.

Теперь Лиа протянула руку, и Калвин тихо прошла по мастерской и сжала ее. Она не хотела отвечать на вопросы о Тамен, и Высшая жрица поняла это без слов.

— Лиа, — тихо сказала Калвин, чтобы Траут и Мика не слышали, — я хочу передать тайные знания тебе. То, что мне рассказала Марна перед смертью.

К ее удивлению, Лиа покачала головой.

— Только одной жрице позволено владеть этими знаниями. Марна доверила эти тайны тебе, а не мне. Мы должны уважать ее желания. Не нарушай клятву.

— Но, Лиа, я не жрица. У меня нет дара. Я никогда не смогу петь песни, которым меня научила Марна.

— Никогда может говорить только Богиня. Заключим сделку, Калвин. Если, когда ты вернешься в Антарис, у тебя все еще не будет сил, ты научишь меня тайнам, которые узнала.

Калвин опустила голову. Она не хотела нести бремя опасных чар одна.

— А если я не вернусь?

— Вернешься, — просто сказала Лиа. Громче, для Мики и Траута, она спросила. — Когда вы уходите?

— Завтра утром, если Траут успеет закончить.

Траут сказал, не оглядываясь.

— Я успею. Дай мне маленькие плоскогубцы, Мика.

Калвин убрала руку от Лии и стала расхаживать по комнате.

— Нужно спешить в Геллан. У Самиса другая половина Колеса, — она передала им то, что узнала от Тамен, но не то, что Тамен отдала Колесо Самису. Тамен скоро умрет. Зачем вызывать к ней еще больше ненависти? Она сказала. — Нужно найти его и Колесо. Если его сломают еще раз, вылетит еще больше темной магии. Может, он еще даже не понял его силу, а если понял? Может, уже поздно. Но если мы можем починить Колесо, весь вред пропадет.

— Калвин! — Лиа посмотрела на Траута и Мику. — Это нельзя говорить открыто.

Калвин покачала головой.

— Прости, Лиа. Но я доверяю Мике и Трауту жизнь. Я должна доверить им и другие знания.

— Слишком много тайн, — Траут закручивал упрямый болт. — Половина бед мира из-за тайн. Знаниями должны делиться свободно.

— Некоторые тайны опасны, — нахмурилась Лиа. — Потому это тайны.

— Кэл и Дэрроу говорят, что стоит делиться чарами, а не цепляться за них, — сказала Мика.

Она взглянула на молчащую Калвин. Она мечтала о колледже чар, где песни магии будут учить, делясь ими. Но если снежная болезнь охватит весь Тремарис, чар больше не будет. Все песни будут утеряны, и все певчие — мертвы и забыты.

Мика сказала:

— Так мы их не забудем. Бабушка говорила, что каждое поколение теряются чары, потому что кто-то забывает, как правильно их петь.

— Мы охраняем свою магию, — сказала Лиа. — Чары льда не были утеряны с основания Антариса.

— Откуда вы знаете? — спросила Мика. — Если вы не помните чары, откуда знаете, забыли ли их?

Лиа улыбнулась.

— Мы будем скучать, Мика. Ты не даешь нам быть слишком серьезными.

К удивлению Калвин, не только Джилли, но и все жрицы дружили с Микой. Их восхищал ее необычный вид, ее чары, их радовали ее замечания. Если бы Калвин так говорила, будучи новенькой, ее бы ругали, загружали делами, но с Микой все смеялись.

— Готово! — инструменты Траута стукнули по полу, он встал. — Помоги перевернуть, Калвин.

Мика и Калвин усадили Лию в кресло с колесами. Траут сделал спереди колеса поменьше, большие были сзади.

— Вас могут везти с этими ручками. Но на ровной земле вы можете катить себя сами. И тут тормоза, видите?

Лиа просияла редкой улыбкой, покатившись по комнате.

— Это чудо, Траут!

Траут покраснел.

— Это пустяки. Я как-то делал кресло с колесами одному из мастеров Митатеса.

Мика фыркнула.

— И как эту штуку поднять по ступенькам?

— Положить на ступеньки скат… — Траут замолк. — Что это за шум?

Калвин и Лиа переглянулись.

— Торговцы? — спросила Лиа. — Посреди зимы?

Глаза Калвин расширились, она прижала пальцы к вискам.

Мика охнула.

— Это Халасаа? Ты слышишь Халасаа в своей голове?

Калвин кивнула. К счастью, утратив чары, она все еще могла общаться с Халасаа мыслями.

— Они все здесь! Дэрроу, Халасаа и Тонно у Стены, просят впустить их! — она замерла на пути к двери и развернулась. — Прости, Лиа, — сказала она вежливо. — Я забыла спросить. Ты позволяешь им войти?

— Дэрроу? Маг? — Лиа замешкалась, а потом кивнула. — Возьми группу сестер к Торговому пути, пусть споют и откроют Стену. Твоим друзьям тут рады.

Мика хлопнула в ладоши.

— Халасаа — целитель! Он может починить вашу спину! И вам не понадобится кресло Траута!

— О! — Траут помрачнел.

— Спасибо, Матушка! — Калвин подбежала и поцеловала Лию в щеку, а потом выбежала из комнаты, Траут и Мика — следом.

— Пусть Богиня поможет тебе, дочь, — тихо сказала Лиа. Она сжала колеса и покатила себя к двери.

ПЯТЬ

Красный город

Пока Калвин, Траут и Мика только ехали к Антарису, их друзья, Тонно и Халасаа, были далеко на севере, дрожали на узкой гелланийской улице. Нависающие здания и выгоревшие знамена между ними почти не закрывали от ветра, и их постоянно толкали прохожие, сжавшиеся от холода, спешащие домой дотемна.

Из Калисонс Дэрроу, Тонно и Халасаа поплыли на север до Нески, последнего порта, где причал не был скован льдом. Они оставили «Перокрыла» там, а дальше двигались по льду на море. Они прибыли в Геллан двенадцать дней назад и принялись искать Самиса.

Красный город голодал, чума в нем поражала только певчих. Обе проблемы ухудшало давление Гильдии, что правила в Геллане. Мастера Гильдии забирали почти всю доступную еду себе. Солдаты гильдии, известные как Защитники, обычно хранили мир, а теперь рыскали на улицах больных и уносили в лазарет, здание, что стало отчасти тюрьмой, отчасти больницей для голодающих и пораженных чумой певчих.

— Почти комендантский час, — отметил Тонно, сунул руки глубже в карманы. — Пусть Дэрроу поспешит.

Худой и меднокожий Халасаа был спокоен, когда ответил мыслями:

До рассвета есть время. Он уже идет.

Дэрроу какое-то время говорил со старушкой, которая смотрела на него из домика, построенного из рушащегося кирпича, подарившего городу название Красного. Теперь он помахал рукой на прощание и пошел к друзьям. Он был мрачен, шрам на его брови сочетался с хмурым видом.

— Самис был здесь, — сказал он. — Не сомневаюсь. Старушка сразу узнала его по описанию. Он переехал в этот дом в начале осени и заполнил три комнаты вещами.

— Тогда мы схватим его! — завопил Тонно.

Но Дэрроу покачал головой, став еще мрачнее.

— Он ушел, с ним пропали и все ящики. Хозяйка не знает, куда, или так сказала. Но он готовился к долгому пути. У него были сани и еды на три месяца.

Когда он ушел? — спросил Халасаа.

Дэрроу скривил губы.

— Четыре дня назад.

Тонно выругался и сплюнул. Даже Халасаа склонил голову, расстроившись, что они были так близко, но добыча ускользнула. Четыре дня! Времени было немного, но с дарами Самиса он мог ускорить сани, и никто не знал, как далеко он мог уехать.

Он не мог оставить этот людный город без наблюдения.

— Халасаа прав, — Тонно поднял голову. — Гильдия день и ночь на дозорных вышках, даже когда гавань замерзла. Кто-то должен был видеть, куда отправился Самис. Пара монет в нужные карманы…

— Говоришь, как гелланиец, — сухо сказал Дэрроу. — Но это не все, — он оглянулся и понизил голос. — Самис жил в доме с другим колдуном, его звали Трэгг. По словам старушки, они были близки, как две монетки в кошельке. Когда Самис покинул Геллан, она пошла убрать в комнате Трэгга, а он был…

Мертв, — закончил Халасаа.

— Убит, — сказал Тонно. — У Самиса есть секреты, да? Старушка знала, что они делали?

Дэрроу взял товарищей за локти.

— Люди смотрят. Идем. Она боялась рассказать больше. Но она подслушала, как Самис и Трэгг спорили из-за этой болезни, говорили что-то о колесе.

Тонно фыркнул.

— Они были взволнованы, говорили громко, — Дэрроу опустил плечи. — Этого мало, — добавил он. — Но это все, что у нас есть…

Группа из шести людей в форме без предупреждения вырвалась из переулка. Все были в плащах грязно-зеленого и коричневого цвета, они сжимали длинные хлысты. Три друга не успели понять, что происходит, а Защитники окружили Дэрроу, отделив его от остальных, два хлыста опутали его руки, удерживая его. Прохожие отпрянули. В городе, полном колдунов, никто, кроме Защитников, не трогал их.

— Эй! Эй! — закричал Тонно. — Пустите его!

Капитан пожал плечами.

— Дэрроу железный маг? Вы арестованы.

— Вы ошиблись, — спокойно сказал Дэрроу. Он мог освободиться от пут магией, но Защитники сгрудились вокруг него, собираясь подавить количеством. — Вы не имеете права задерживать меня. Я не нарушал закон, и я не заражен.

— Посмотрите на его кожу, дураки, он не болен! — закричал Тонно.

— Приказы Гильдии, — бесстрастно сказал капитан. — Он идет в лазарет.

Дэрроу открыл рот. Но он не успел запеть, один из Защитников дернул его за волосы и сунул в рот кляп. Тонно с воплем вынул нож для рыбалки и бросился на солдат. Но кончик хлыста выбил нож из его руки, и второй обвил его ноги и повалил. Треск другого хлыста, и Халасаа упал на землю. Никто не помогал им, люди спешили прочь, пока Дэрроу утаскивали.

Тонно с болью встал на колени.

— Нужно идти за ними, — выдохнул он, хватая упавший нож.

— Не сегодня, друзья, — раздался музыкальный голос рядом с ними.

Халасаа посмотрел на женщину с изумрудными глазами, на ее лице было много макияжа в местном стиле. Она была в ярком тюрбане, серьги раскачивались и звякали, когда она протянула руки, чтобы помочь мужчинам встать.

— Меня зовут Матифа. Идемте, я живу рядом. Уже почти комендантский час, а я могу вам помочь.

— Как помочь? — прорычал Тонно, потирая голову. Двенадцать дней среди обманщиков Геллана заставляли его подозревать всех вокруг.

— Идемте внутрь! — широкие юбки Матифы в полоску шуршали, она повела их по пустой улице. — Это мой дом. Твой друг кому-то насолил, да?

— Он ничего не делал.

Матифа щелкнула языком и повела их к узкому дому.

— Защитники думают, что правят на улицах, и это позор! Стоит криво на кого-то посмотреть, и тебя уводят в лазарет. Это случилось с мальчиком сестры кузины моего мужа — было поздно ему помочь, но вам я помогу! Не сегодня, уже поздно, но завтра. Завтра мы легко заберем вашего друга из лазарета!

— Почему мы должны тебе поверить? — проворчал Тонно.

— С чего мне вас обманывать? — парировала Матифа, расширив зеленые глаза. — Какая мне от этого выгода? Только беды, если меня схватят. Они всегда думают о выгоде!

— Так не делают там, откуда я родом, — кисло сказал Тонно. Они с Халасаа переглянулись.

Голос Халасаа зазвучал в разуме Тонно:

Мы должны довериться ей, брат. Хотя бы пока что.

— Как скажешь, — буркнул Тонно и скривился в сторону сияющей Матифы, изображая улыбку.

Следующим утром Тонно и Халасаа были в темном подвале дома Матифы, дергали люк, пока их новая подруга держала лампу. Тонно невольно думал, что с напудренным лицом она напоминала девочку, что упала в банку муки.

Они отошли, люк открылся, и зловоние сточных вод вырвалось из подвала. Тонно закашлялся, Матифа прикрыла лицо вышитым платком, и Халасаа побледнел под татуировками.

— Точно не пойдешь с нами? — едко спросил Тонно.

Матифа моргнула над платком, ее тюрбан дрожал.

— Нет, я останусь, — приглушенно сказала она. — Но желаю вам выгоды и скорости! Помните указания?

Халасаа кивнул и ответил в голове:

К полудню мы должны быть у лазарета.

— Другого пути точно нет? — пробормотал Тонно.

— Бедняга! — вздохнула Матифа, ее широкие юбки шуршали, пока она передавала лампу Тонно. — Заперт в том месте! Идите, и удачи вам!

Спасибо за помощь, — Халасаа не мог запомнить, что гелланийцы не благодарили друг друга. Это считалось позорным, принятием, что ты не оплатил что-то.

— Прощай! — буркнул Тонно, они спустились по скользкой стремянке в ручей грязи глубиной по колено, текущий по туннелям. — Да, она нам помогла, но они могла бы затихать, чтобы хотя бы дышать.

Канализация Геллана была почти такой же старой, как город, и состояние было хуже осыпающегося кирпича на зданиях сверху. Сотни лет и зим грязь и отходы города спускали в древние туннели. Содержимое горшков, кровь и кишки из магазина мясника, жир с кухонь Геллана, рвота, объедки, животный навоз смывались в стоки с каждым разом, когда шел дождь.

Туннели двигались почти под всеми старыми улицами, и Матифа даже рассказала, как дойти до лазарета. Порой слышался плеск, постоянные капли указывали, где находился сток. Они слышали писк и топот крыс. Над их головами гудели кареты и стук ног, пока их ноги плюхались в жижу внизу.

— Хорошо, что это не мои лучшие сапоги, — буркнул Тонно. — Откуда Матифа столько знает про канализацию?

Она сказала, что ее муж был инженером, пока не умер.

— Повезло нам.

Гелланийцы не верят в удачу, — серьезно сказал Халасаа. — За все должны платить.

— Я заплатил, слушая ее болтовню до боли ушей, — прорычал Тонно.

Теперь направо, — слова Халасаа звучали спокойно в разуме Тонно.

— Уже близко, слава богам, — лампа Тонно отбрасывала жуткие тени на изогнутые стены туннелей, сделанных отчасти из красных кирпичей, отчасти вырезанные из камня. Что-то большое и мокрое пронеслось мимо них в ручье, Тонно чуть не уронил лампу, отскочив с дороги.

Тише, брат. Это мертвый пес.

Тонно скривился.

— Надеюсь, Дэрроу отблагодарит нас.

Налево. Последний поворот.

Туннель стал еще уже, и они пригибались, а река грязи доставала почти до бедер. Пол был очень скользким, и только быстрая рука Тонно не дала Халасаа нырнуть.

Смотри, — Халасаа указал на ступени, вырезанные в стене впереди. — Наверное, они ведут в лазарет.

— Надеюсь, — буркнул Тонно. — Я — человек моря. Я не должен лазать под землей, как крыса.

Халасаа улыбнулся.

Мы вернемся другим путем. Дэрроу откроет чарами замки, и мы защитим его от прикосновения зараженных. Мы не колдуны, нам болезнь не навредит. Мы можем выйти вместе.

Тонно посмотрел на себя. Он был в пятнах грязи, на ногах засохла гадкая жижа. Халасаа выглядел еще грязнее.

— Я еще не ходил по улицам города в таком виде. Даже после месяцев в море я так не вонял.

Они придерживались за стену, покрытую слизью и мхом, стряхнули побольше грязи со ступеней. Дверь тут сделали для инженеров канализации, она была заперта изнутри и не открывалась годами. Тонно с усилием сдвинул засов и заглянул в лазарет.

Как только дверь открылась, они поняли, что не нужно быть тихими и переживать из-за запаха. Тут воняло не лучше, чем в канализации, хоть запах был другим — грязная постель, моча и затхлый воздух. Разбойники и больные певчие попадали в лазарет одинаково, и в плену они могли заслужить удобства, ведя себя как стражи. Никто не заботился о больных, не менял постель, не заваривал травы.

Халасаа и Тонно ожидали тишину больницы или мрачное молчание подземелья, но лазарет был полон криков и стонов. Где-то неподалеку оловянная кружка скрежетала по камню, и кто-то кричал: «Молчите!». Нескладная песня разносилась по коридорам. Слышался топот, звон тарелок, звякнул колокольчик, и страж рявкнул:

— Ужин! Жалкие черви, ползите ужинать!

Тонно коснулся рукояти ножа.

— Готов?

Халасаа кивнул, и они пошли по коридору, оставив дверь приоткрытой.

Лазарет сильно охранялся снаружи, стены были из толстого камня, а высокие окна скрывала решетка. Но все двери внутри были открыты, пленники свободно ходили по месту. Неприкаянные мужчины и женщины бродили по коридорам, сидели на порогах.

Халасаа заговорил в голове Тонно:

Не иди так прямо, брат. Играй больного.

— Это просто, — буркнул Тонно, его мутило от вони.

Если присмотреться, было видно, что их лица не были бледными, как у зараженных, а Халасаа вообще был с медной кожей, но они были грязными и походили на других пленников, никто не разглядывал пару, пока они шли по лазарету. Зеленая и коричневая форма Защитников нигде не виднелась.

— Интересно, где Дэрроу? — пробормотал Тонно. Халасаа улыбнулся.

Почему не спросить?

Тонно фыркнул и пожал плечами.

— Почему нет? — он заглянул в ближайший дверной проем.

Четыре мужчины в полосатых одеялах сидели на грязной соломе и неловко играли в кости. Они хмуро посмотрели на Тонно.