Василий Звягинцев Дырка для ордена

Этот случай спланирован в крупных штабах

И продуман в последствиях и масштабах.

И поэтому дело твое – табак.

Уходи!

Исключений из правила этого нету!

Закатись, как в невидную щелку монета!

Зарасти, как тропа,

Затеряйся в толпе!

Вот и все, что советовать можно тебе!

Б. Слуцкий

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Когда пулеметная очередь распорола борт «УАЗа» и водитель упал грудью на рулевое колесо, хрипя и откашливаясь кровью, майор Тарханов как раз отклонился назад, пытаясь достать термос с крепким геджасским кофе, пристегнутый пружинными зажимами к задней стойке кабины. И все назначенные ему пули и шрапнельный пучок осколков стекла прошли впереди и выше, свистнув в уши и дунув в лицо порывом горячего ветра.

Повинуясь инстинкту старого солдата, майор ударом ноги распахнул исковерканную правую дверцу, уже в падении выдернув автомат, торчавший стволом вверх между сиденьями. Сгруппировался, достаточно мягко приземлился на каменистую обочину и только потом начал соображать, в чем, собственно, дело.

До гребня перевала оставалось метров пятьдесят, оттуда по ним и ударили.

Не отрывая взгляда от груды рыжих камней, не случайно образовавших подобие пирамиды (как он не заметил этого вовремя?), Тарханов краем глаза увидел, как вездеход на первой передаче еще немного прополз по прямой, потом его потянуло вправо, и он завалился колесами в кювет, сев обоими мостами на бровку.

Толчок, очевидно, сбросил ногу мертвого или тяжело раненного ефрейтора с акселератора, и мотор, пару раз чихнув и фыркнув, заглох.

Сергей скользнул вперед, прикрываясь краем дороги и корпусом машины, и снова упал на щебень рядом с рубчатым передним колесом, одновременно сдернув предохранитель.

Буквально через пару секунд из-за пирамидки, а точнее – переднего бруствера пулеметного гнезда, разом, как соответствующая мишень на стрельбище, поднялись три фигуры в незнакомой окраски камуфляжах, тесной группой, плечом к плечу.

Бросок Тарханова они не заметили, да и не могли предположить, что кто-то смог бы уцелеть в насквозь пропоротой пулями кабине, и сейчас в азартном восторге от собственного успеха, утомленные, очевидно, долгим ожиданием добычи, торопились выяснить, кто именно им попался.

«Придурки, – с некоторым даже сочувствием подумал Тарханов. – Где ж вас учили и кто?»

Так могли поступить только «практиканты», завербованные в глухом кишлаке или оазисе, возжелавшие стать настоящими «воинами Аллаха» и отправленные сдавать зачет на большой дороге. Опытный боевик никогда бы так не подставился. Приходилось Тарханову с ними сталкиваться, увы, – не единожды.

И сам он умел устраивать засады и знал, как оно бывает на самом деле, когда ребята торопились, поднимали голову чуть раньше, чем нужно, безосновательно полагая, что с врагом покончено.

У этих вышло – совсем рано.

Они стояли в полный рост, и их силуэты четко проектировались на фоне утреннего неба.

Эти любопытные бараны так ничего и не поняли, наверное, когда тремя одиночными выстрелами майор успокоил их всех.

Они лежали перед ним неаккуратной грудой, только что живые, молодые, бородатые, давно не мытые, потому что даже на расстоянии чувствовался густой запах застарелого, перекисшего пота. На перетянутых ремнями и патронташами выгоревших маскировочных костюмах входные отверстия совсем не видны, зато выходные – размером в кулак. Осколки ребер, торчащие из ран, на глазах чернеющая кровь.

Тарханов стрелял специальными, по типу охотничьих, патронами с мягкой безоболочечной пулей. Врачам после таких попаданий делать нечего.

Он смотрел на все это и ничего особенного не чувствовал. Война, однако, и судьба. Не пожелай он взбодриться глотком кофейка после вчерашнего, могло быть и наоборот.

Нет, ну до чего же неквалифицированное быдло идет сейчас в бандиты, неужели они не видели и не слышали, что позади вездехода Тарханова гудит, надрываясь мотором, еще одна машина? Подожди ты, приведи всю колонну в зону действительного огня, а потом уже любопытствуй..

Ощущения только что миновавшей смертельной опасности пока еще не было. Может быть, позже.. Но вряд ли. Не впервые смерть проносит мимо, сейчас, пожалуй, чуть ближе, чем обычно, но и только.

Сергей наклонился над трупами, чтобы убедиться в окончательности победы, собрать документы, если есть. И только тогда понял, что встретился со старыми друзьями. Это же земляки, чеченцы, как он сразу не понял?

Насмотрелся на них Тарханов за шесть лет первой и второй войны. И на равных встречались, и не на равных, но он вот опять живой, а они – там. В садах Аллаха.

Как подтверждение его догадки, на руке одного из убитых сквозь грязь виднелась наколка кривыми русскими буквами: «Арслан». Левее трупов, выставив тонкий ствол в амбразуру, стоял на сошках пулемет «ПК». Старый, с исцарапанным прикладом и вытертой до белизны ствольной коробкой. Тоже, наверное, помнящий еще первую войну. Рядом, на площадке, скудная россыпь гильз.

В сторонке, на краю водомоины, приспособленной под окопчик, валялись два автомата «АКМС». Брошенные как-то слишком небрежно.

Но что там с водителем?

Тарханов бегом вернулся к машине. Прошитый слева направо через грудь двумя пулями Шайдулин был еще жив, но плох.

Дышал часто, неглубоко, с присвистом. На губах лопались кровавые пузырьки. Все, что до приезда врача мог сделать майор, так это туго перебинтовать ефрейтора, закрыв пулевые отверстия поверх марлевых тампонов воздухонепроницаемыми прорезиненными чехлами индивидуальных пакетов. Для предотвращения доступа воздуха в плевральную полость, как учили на курсах доврачебной помощи.

Он еще вколол водителю полный шприц-тюбик промедола, убедился, что боец пока умирать не собирается, после чего присел на камень, чтобы осмотреться и подумать без суеты.

И только теперь оценил роскошную панораму, открывающуюся с перевала. Судя по карте, отметка высоты здесь была 2556 метров. На западе сливающаяся с небесной голубизной густая синева обозначала Средиземное море. А на восток на десятки километров тянулись, постепенно снижаясь в сторону Сирийской пустыни, гряды бурых, с белыми пятнами известняковых обнажений, горных хребтов, у горизонта тоже становящихся голубыми.

Сразу от площадки перевала дорога, а точнее, тропа, на которой двум машинам не разъехаться, да и двум всадникам – с трудом, сначала круто, а потом все более полого уходила влево и вниз. С одной стороны бугристая сланцевая стена, покрытая редкими пятнами зелени, с другой – двухсотметровой глубины обрыв.

На двухкилометровке издания российского Генштаба эта дорога не значилась, но, судя по направлению, она должна была километров через тридцать спуститься в долину между Антиливаном и хребтом Маалум и где-то там дальше упереться в шоссе Дамаск – Алеппо.

У любого военного человека автоматически возникает вопрос: что эти неудачливые ребята делали именно здесь?

Ответ тоже не требует особых умственных усилий. В данном случае имеется даже два. Пока – два.

Первый – они ждали именно его, майора Тарханова (или любого другого русского офицера, который вчера проехал в сторону Баальбека, а сегодня поедет обратно).

Очень вероятно. Что стоило тому лавочнику, у которого Ляхов вчера вечером покупал баранину, позвонить кому надо и сообщить, что гяуры кончили пьянку и выехали по единственной дороге в сторону российских блокпостов?

Пускай никакими силовыми акциями против здешних федаинов, контрабандистов или просто против привыкших бесконтрольно перемещаться туда и сюда жителей этих неизвестно кому принадлежащих территорий до сего момента Тарханов запятнан не был.

Да и вообще российский контингент международных сил старался не втягиваться в местные разборки, ограничиваясь сравнительно бескровным недопущением любых вооруженных сил в двадцатикилометровую демилитаризованную зону с обеих сторон.

Зато второй вариант выглядит почти бесспорным. Эти ребята – всего лишь головная застава, посланная прикрыть перекресток до подхода каких-то несведущих в здешнем раскладе сил отрядов.

Плохо проинструктированная, дураком подобранная застава, у которой сдали нервы при виде именно российского армейского вездехода. Англичан они, может быть, и пропустили бы, помня задание, а увидев русскую машину, не сдержались.

Ну что же, не встретились дома, встретились здесь, и пусть ваши матери еще много лет думают, где же сгнили никчемные кости их придурков сыновей, которые могли бы спокойно работать трактористами в родном селе, слесарями на грозненских заводах или стать, если ума хватит, крутыми московскими бизнесменами и политиками, вроде Хасбулатова или этого, как его.. Тарханов не смог вспомнить фамилию чеченца – бывшего кандидата в президенты России.

В любом случае – это уж их проблема, но, в тактическом смысле, стоит подождать кое-чего интересного.

Перекресток дорог, формально оказавшийся в нейтральной зоне между русским, французским и израильским секторами, – крайне удобное место для прорыва на оперативный простор.

Да и ждать уже нечего, все определилось даже быстрее, чем он думал.

Тарханов отнял от глаз обрезиненные окуляры «Беркута». Далеко пока, километрах в двух, из-за поворота каменистой тропы показалась голова колонны, движущейся именно сюда, к перевалу.

Собственная проницательность его отнюдь не удивила, анализ и оценка обстановки в критической ситуации – часть профессии солдата удачи.

Теперь просто надо принимать окончательное решение. Судьбоносное, если выражаться высоким штилем.

Санитарный «Урал» выполз на площадку и остановился рядом с вездеходом. Военврач Ляхов спрыгнул на землю из высокой кабины. Пока что лицо его выражало лишь некоторое удивление. Он-то считал, что они с Тархановым попрощались надолго. Капитан возвращался в Сайду, где стоял бригадный медсанбат, а майор собирался продолжить объезд блокпостов вдоль сирийско-израильской границы.

– Что случилось? Колесо пробил? – спросил Вадим и лишь в следующие секунды схватил обстановку.

Трупы на площадке и еле слышно похрипывающий ефрейтор на брезенте, в тени машины.

– Вот так, да? Боец живой? – И, не дожидаясь ответа, опустился на колени рядом с ефрейтором. – Был живой, я сделал что мог.. – ответил Тарханов, как всякий не имеющий отношения к медицине человек, словно бы слегка робея перед носителем высокого знания.

– Пока все правильно, – закончив осмотр, врач разогнулся, застегивая санитарную сумку и вытирая руки клочком смоченной в спирте ваты. – Надо срочно в госпиталь, возможно, и обойдется. Раз пока не умер, приличного внутреннего кровотечения нет. И сердце тикает довольно ровно.

– Вот и вези..

– Повезу, за пару часов доберемся, тем более что дальше в основном под горку. Капустин, готовь капельницу с физраствором и стимуляторами, Старовойтов, тащи носилки. – Капитан приказывал старшине фельдшеру и водителю-санитару как бы между прочим, сам для себя оценивая не только чисто медицинскую ситуацию.

Пока его подчиненные занимались своим делом, Ляхов вышел на площадку, закурил, предварительно еще раз тщательно вытерев руки, осмотрел позицию и мертвые тела.

– И кого они здесь караулили, неужели персонально тебя?

Тарханов взял сигарету из радушно подставленного портсигара, тоже прикурил. Молча протянул врачу бинокль, движением руки указал, куда смотреть.

– Ого! И куда же господа федаины намылились? Солидная компания. Караван с оружием или очередная террористическая группа?

– Пока не знаю. Грубо говоря, там, на тропе, человек полста. В нынешней обстановке и это много.

– И что ты намереваешься делать? Вызывать нашу маневренную группу? Насколько я знаю, им сюда не меньше часа добираться. Американцев? Еще дальше. Братьев евреев? У них в Кирьят-Шемоне танковый полк стоит. Тоже не успеют. Разве что вертолеты..

Тарханов достал из кармана сотовый телефон. Понажимал разные кнопки, разочарованно показал аппарат доктору.

– Видишь, не берет. Горы. Да и батарейки подсели. А мою «Р-126» пулями разбило, так что даже со своим опервзводом не могу связаться. Как твоя рация?

– Никак, – вроде бы весело развел руками Ляхов. – У меня ее вообще нет. На хрена врачам рация? Начальство так думает. Я тебе с полицейского поста вчера звонил. За две пачки сигарет.

– Нормально. У нас только так и бывает..

Ситуация осложнялась. До этого момента Тарханов рассчитывал именно на то, о чем говорил доктор. Тогда ему оставалось бы задержать отряд террористов не более чем на полчаса, что не слишком сложно при данном рельефе местности.

Без связи же и надежды на скорую помощь солидными силами..

Он быстро прокрутил в голове варианты с учетом фактора времени. Голова колонны выйдет на перевал максимум через сорок минут. Ну, через час, если не станут слишком торопиться.

Очевидно, пулеметной очереди и его трех выстрелов они не услышали или не придали им значения. Поскольку идут медленно и спокойно. Столько же ехать санитарной машине до ближайшего поста. Поднять солдат по тревоге, заставить их погрузиться в броневик и вернуться сюда – тоже час. Даже если они стремительно рванутся со всем молодым азартом на единственном «БТР-80», у которого все время барахлит коробка передач.

А бойцов на блокпосту всего пятнадцать, и отозвать всех он не имеет права, поскольку прорыв возможен и там.

Значит, надежда на одно. Отправить Ляхова вниз, до ближайшего израильского патруля, и оттуда вызвать подмогу, вертолеты огневой поддержки. И десант.

Они, конечно, прилетят тоже не раньше чем через час, в самом лучшем случае. Пока информация пройдет по всем инстанциям, пока соответствующий приказ вернется до аэродромов.. Но в этом случае шанс все-таки есть.

– Ну, а хрена ли тебе? – легкомысленно осведомился Ляхов, щелчком отправляя в пропасть окурок и тут же вновь закуривая. – Давай сматываться. Приедем на блокпост, доложим, поднимешь заставу в ружье, выставишь заслоны, и пусть господа командиры принимают решения. Мы что, священные рубежи Родины защищаем? Миротворцы и есть миротворцы. Надо ооновцам, пусть потом протест заявляют сопредельным правителям. Или америкосов в бой шлют. Они навоюют..

Майор испытал приступ раздражения, впрочем, тут же и прошедший. При чем тут доктор? Совершенно правильно рассуждает. Им что, господам миротворцам? Ну, прорвется банда на оперативный простор, убьет пару десятков человек, взорвет что-нибудь. И уйдет восвояси.

Комиссар ООН протест заявит кому положено, иорданский или сирийский представитель на сессии Совбеза выразит сожаление по поводу недоразумения. На том и разойдутся.

– Умный ты парень, Вадим, но не сейчас. – Они с доктором были практически ровесниками, но жизненный опыт Тарханова делал его в реальном времени чуть не вдвое старше. – Во-первых, я на службе, а моя служба здесь как раз и заключается в том, чтобы надежно прикрывать границу от проникновения нарушителей статус-кво. Независимо от целей и убеждений.

Во-вторых, пропусти мы их сейчас, и потом мне же с моими ребятами и придется гоняться за ними по горам, а сколько это займет времени и сколько будет стоить крови – только бог знает. В Чечне после Хасаввюрта нахлебались. Ты молодой, не помнишь. Так что элементарная логика подсказывает..

– Понятно, – кивнул Ляхов. – Тогда все понятно. Государь император Петр Алексеевич еще когда говаривал: «Азардовать[1] не велю и не советую, а деньги брать и не служить – стыдно!»

Быстрым и решительным шагом капитан пошел к своему «Уралу».

Тарханов сплюнул себе под ноги. Жаль.

Неужели так торопится доктор побыстрее отсюда смыться? Вроде на Вадима это не похоже.


Майор взглянул на часы. Время пока есть, но мало. Положив планшет на колено, он быстро набросал короткое донесение на листке полевой книжки.

Взревел мотор «Урала».

Тарханов шагнул навстречу машине, плотно сжал зубы, сдерживая себя, чтобы не обматерить доктора.

Вообще-то он в своем праве, и наличие тяжело раненного бойца, отданного под его попечение, обязывает его уезжать побыстрее, но по-человечески просто неприлично слишком уж спешить. Выслушай, что тебе собираются сказать, попрощайся с однополчанином..

Кроме записки, Сергей собирался передать комбригу полевую сумку, в которой, кроме карт, секретных должностных инструкций и копий приказов, хранились несколько писем от друзей и знакомых женщин, личные фотографии.

«Все свое ношу с собой». Умирать майор, в принципе, не собирался, но на войне бывает всякое.

Санитарный фургон вырулил на середину дороги, притормозил. Ляхов выглянул из боковой двери.

– Держи-ка, командир, – он протянул Тарханову длинный, обтянутый потертой черной кожей ящик. – Осторожней, не урони, оптика. И вот еще.. – За ящиком последовал квадратный, весьма тяжелый чемоданчик, туго набитая санитарная сумка. Потом на щебенку спрыгнул и Ляхов.

– Давай, что ты хотел сообщать начальству?

Тарханов только теперь понял, что доктор собрался составить ему компанию.

Что ж, это меняет дело. Он собирался просить Ляхова, чтобы тот оставил с ним водителя, хотя бы на роль подносчика патронов, потому что одному и стрелять, и набивать ленты не совсем сподручно.

А раз так? Вадим – человек взрослый, сам за себя отвечает и по своим личным качествам безусловно полезнее пацана сержанта будет.

Но все же спросил, как бы возвращая вопрос:

– А тебе это на хрена?

– Знаешь, командир, я сам все думаю на именно эту тему. У нас говорили – сапер ошибается только дважды. Первый раз – когда выбирает профессию. Наверное, я тоже.

– Что – тоже? – Кадровый майор никак не мог понять молодого доктора в лихо сдвинутом на бровь голубом ооновском берете.

– Наверное, ошибся, когда вот этой дурью занялся. – Он показал глазами на футляр. – Но надо же когда-нибудь по правде посмотреть, кто чего стоит.

Санитарная машина ушла, надрывно подвывая мотором, уж больно Старовойтов хотел побыстрее выполнить задание, а оставшиеся вдвоем офицеры, наконец, занялись делом.

Возможно, последним в своей жизни.

Тарханов всегда возил с собой в машине полный комплект вооружения. Пистолет на поясе считал только принадлежностью формы и способом легко уйти из жизни, если припрет.

А так, для дела у него имелся «ПК», полный ящик – два цинка – патронов образца 1908 года, трассирующих и с утяжеленной пулей, а также брезентовая сумка гранат «УРГ-01». Хорошие гранаты, мощные, в рубчатых керамических рубашках и с запалом тройного действия. Это кроме трофейного оружия и автоматов, его и Шайдулина.

– Повоюем, – хмыкнул Ляхов, увидев этот арсенал. Сам он в это время протирал замшевой тряпочкой великолепную, штучной работы снайперскую винтовку, которую извлек из того самого кожаного футляра, похожего на виолончельный.

– Ты ее постоянно с собой таскаешь? – удивился Тарханов.

– А как же? Мало, что я любитель этого дела и где-то даже мастер спорта, так еще и готовлюсь показать «товарищам по оружию» кое-какие фокусы на предстоящей Олимпиаде аж всего межнационального контингента. По какому случаю известный тебе наш начальник артвооружения майор Миша Артемасов выписал мне из собственной заначки эту вот штучку..

– Ну-ка, – майор взял из рук Ляхова винтовку. Отлично сделанная, с изящным, не штатным армейским, а спортивным ореховым прикладом «СВД»[2]. Ствол и крышка ствольной коробки отливают глубокой матовой синевой. Прицел тоже не стандартный, а цейсовский, с трансфокатором, баллистическим вычислителем и лазерным целеуказателем.

Тарханов щелкнул языком. Он знал, что на складах бригады хранится много всяких интересных вещей, но вот такой винтовочки, доставшейся почти что штатскому человеку, не видел.

Хотя, конечно, бригадный военврач, бесконтрольно распоряжающийся не только спиртом, но и жизнями людскими, имеет совсем другие права и возможности. Мастер спорта, опять же.

– А как у тебя с патронами? – озабоченно спросил майор, поскольку знать состояние боевых возможностей своего подразделения, пусть и маленького, – немаловажно перед серьезным делом.

В пулеметных патронах недостатка не было, но тут ведь, как он знал, другие требуются. Из снайперки стрелять валовым патроном заготовки времен Отечественной войны то же самое, что «БМВ» семьдесят шестым бензином заправлять.

– Нормально с патронами, – беспечно ответил Ляхов, показывая приличных размеров лакированную коробку. – Пятьдесят штук отборных, целевых. Если под руку не толкнут, девяносто восемь из ста гарантированно. Фирмы «Франкот». Ручная работа, каждая пуля и навеска пороха в гильзе измерены, взвешены и снабжены гарантийным сертификатом. Долларов пять каждый выстрел стоит.

– Дай бог, хорошо стрелять будешь, до Олимпиады доживешь. Ладно, потом договорим. – Майор взглянул в прицел.

Шестикратно приближенные, бойцы бандитского авангарда упорно, специфическим шагом привыкших ходить по горам людей, строем по два пылили вверх по тропе.

Расстояние по прямой, не вдоль дороги, а через пропасть, всего семьсот метров. Если начинать стрелять – самое время. А вообще, учитывая все изгибы и перепады рельефа, реально шагать им даже больше, чем он вначале предположил. Километра два с половиной. Времени в запасе – море.

Они с капитаном ворочали каменные глыбы и плиты, устраивая основную, запасную и отсечные позиции, потом сидели за бруствером, набивая запасные ленты к обоим пулеметам, загребая тяжелые жирные патроны горстями из вспоротых штыком цинков. Руки сразу стали черными.

– Жаль, лент у меня всего три своих и две трофейных. Придется тебе отвлекаться. Так что посматривай, когда я от одного пулемета к другому перескочу, твоя помощь понадобится, – говорил Тарханов Вадиму, размещая свою главную огневую силу по позициям. – А это у нас будет резерв главного командования, на крайний случай, – сообщил он, пристраивая рядом с импровизированными бойницами четыре автомата.


И тут же начал излагать диспозицию предстоящего боя.

– Риска не так и много. Их всего полсотни, и деваться им некуда. Справа стена, слева пропасть. Снизу вверх стрелять неудобно, полверсты под огнем по голому месту пробежать никому не удастся..

– Если они не ассасины какие-нибудь, – вставил Ляхов. – Накурятся анаши, и вперед, не считаясь с потерями.

– Ну, посмотрим. По правде говоря, я рассчитываю, что после первых наших выстрелов их курбаши правильно оценит обстановку и повернет назад.

– А как же они досюда-то дошли? – удивился военврач. – Насколько я знаю, по ту сторону границы французская зона ответственности и где-то возле Кутейфы немецкий батальон стоит. Должны были рокадные дороги и тропы блокировать.

– Или прозевали, или нарочно пропустили, – равнодушно ответил Тарханов.

– Как думаешь, кто это? – спросил Ляхов, подкручивая барабанчики прицела. – Палестинцы?

– Да кто угодно. Эти, которых я приспокоил, чеченцы. А остальные – все, кому жить надоело. Иорданцы, афганцы, опять же чеченцы. Не наша это забота. В общем, ты давай на свою позицию, – сменил тему Тарханов. Он снова посмотрел в бинокль, оценивая расстояние. Время еще было, хотя теперь – в обрез. Как раз хватило покурить. Не торопясь, но глубокими затяжками, поскольку каждый думал, а не в последний ли раз.

И вот, наконец, голова колонны вышла на дистанцию прямого выстрела.

– Давай, Вадим. Пожили, и хватит. Первым не стреляй. А когда я начну, работай по обстановке. Выбивай командиров, если различишь, самых прытких, кто вперед рваться будет, пулеметчиков и гранатометчиков, само собой. Главное – бдительности не теряй. Пару раз стрельнешь, меняй позицию. И за моими командами следи.

– Учи ученого!

Доктор явно храбрился, в серьезном деле он не бывал, но то, что держался с веселым возбуждением, майору понравилось.

Тарханов отложил бинокль, вдавил в плечо приклад пулемета.

Прицел стоял на 800 метров. Он подвел мушку к груди возглавлявшего колонну усатого человека, выглядевшего командиром, уж больно решительно он шагал, положив руки на висящий поперек груди автомат, и слишком хорош был его почти новый черно-желтый камуфляжный комбинезон.

Сергею показалось, что он слышит даже хруст щебня под высокими десантными ботинками. Хотя быть этого не могло.

Кажется, боевик вдруг что-то почувствовал, вскинул голову, и они встретились взглядом. Так это или нет, думать уже было некогда, теплый спусковой крючок подался легко, словно бы сам собой.

Пулемет, как привык это делать за десятки лет своей военной жизни, загрохотал и задергался, подпрыгивая на сошках, и майору пришлось цепко сжимать рукоятку, придавливая вдобавок приклад сверху левой рукой.

Длинная очередь, как он и целился, свалила сначала лидера, потом ударила в плотную массу тел, спешащих, тяжело дышащих под грузом оружия и амуниции, смрадно потеющих, мечтающих преодолеть, наконец, последний подъем и устроить привал.

С лязгом дергался перед глазами Тарханова затворный рычаг, звенели о камни разлетающиеся гильзы, а там, внизу, лег на дорогу и третий, и четвертый ряд.

«Как скошенные», – всплыла в памяти банальная фраза.

Тяжелые пули со стальным сердечником протыкали сразу по нескольку тел. Наконец понявшие, что происходит, боевики с криками отпрянули, смешались, метнулись в стороны, а бежать им особенно-то и некуда, или на стену, или в пропасть, чудо, а не позиция!

Натуральные Фермопилы.

Майор расстрелял первую ленту в полминуты, мгновенно перебежал ко второму пулемету. Теперь он выпускал очереди по пять-семь патронов, с рассеиванием в глубину.

Разогнул палец, который начала сводить судорога, только когда увидел, что стрелять больше не в кого. Десятка два тел, раскинув руки или скрючившись в позе эмбрионов, ничком и навзничь валялись на дороге. Выжившие успели залечь, расползтись за камни, слиться с пейзажем или убежать назад, за ближний поворот.

Тарханов вытянул пулемет из амбразуры, откинулся на спину, сел, зашарил по карманам, ища портсигар.

– Порядок, командир, – крикнул ему Ляхов с вершины выступающего над обрывом утеса. – Толково приложил. Скоро не полезут.

– Ты наблюдай, наблюдай, – ответил майор.

В ответ хлопнул один, потом второй выстрел винтовки доктора.

– С Новым годом! – разобрал Тарханов азартный выкрик и не понял, к кому он относился, к ним самим или к неприятелю.

Загрузка...