В ватиканском саду

Больше двух месяцев продолжалось прошедшим летом плавание по Средиземному морю трех лодий: «Веры», «Надежды», «Любови» — из Мариуполя в итальянский порт Савану, на зимнюю стоянку, для участия в праздновании 500-летия открытия Колумбом Америки. Экспедиция «Паломничество» на копиях древнерусских поморских судов была организована миссией «Золотой век», фирмой «Карелия-ТАМП» и клубом «Полярный Одиссей». Публикуемый очерк о встрече мореходов с римским папой в Ватикане — первый из цикла материалов, посвященных экспедиции, участником которой являлся наш специальный корреспондент. Очерк «Паломничество в Золотой век, или Наши простаки за границей» будет опубликован в ближайших номерах «Вокруг света».

М ы — несколько паломников с лодьи «Надежда», оставленной нами в порту Фьюмичино под Римом, — стараясь не потеряться в многоцветной людской круговерти на площади Святого Петра, пробираемся к ее центру.

Здесь, около египетского обелиска, ждет отец Августин (См. очерк «Под парусом надежды». — «Вокруг света» № 1 , 2 , 3 /92.), помахивая поднятой рукой, в которой зажат белый квадратик. Это драгоценный пропуск, добытый батюшкой с великим трудом у знакомых отцов-иезуитов, украшенный в правом углу литерой «А», а внизу заверенный печатью Ватикана с изображением папской короны и заветных ключей от рая. На нем подпись — «советские пилигримы».

Пропуск дает нам право присутствовать на встрече папы римского с верующими, которая должна состояться, как помечено в пропуске, сегодня, в среду, с 10.30 до 12.30.

По этому поводу толпы людей начали стекаться на площадь Святого Петра задолго до начала встречи. Колонны людей пересекались и сливались на огромном пространстве площади синими, зелеными, оранжевыми потоками, над которыми реяли государственные флаги, плакаты разных религиозных общин и церковных приходов. Все это невольно напоминало наши прежние демонстрации в праздничные дни.

Заражаясь общим энтузиазмом, мы тоже вприпрыжку устремились за возбужденной толпой через знаменитую колоннаду Бернини, охватывающую полукружьем гигантскую площадь, к правому крылу собора. Такой длинной извивающейся очереди, как в аудиенц-зал для встречи с папой Иоанном Павлом II, я в Италии больше не встречал.

К сожалению, несмотря на литерный пропуск, нашу «паломническую бригаду» остановили бравые швейцарские гвардейцы в желто-сине-красных костюмах у первого же пропускного пункта.

— Что у вас здесь? — спросил один из них, подозрительно косясь на тяжелую сумку и хмуря белесые брови под черным беретом.

Леша, сын руководителя нашей экспедиции Виктора Дмитриева, покорно снял с плеча и раскрыл видавшую виды сумку, на дне которой перекатывались консервные банки с отечественной килькой в томате.

Возможно, суровый страж порядка и уяснил из наших горячих объяснений, что это не пластиковые бомбы, а консервы — единственный источник питания русских паломников в блистательном Риме, но остался непреклонен. Величественным жестом он отослал нас к ближайшему баку для мусора.

— Нет! — не менее твердо сказал Дмитриев. — Здесь весь наш рацион на несколько дней. И мой нож — старый товарищ с беломорских походов. Бросать добро нельзя...

Пока решался вечный вопрос «Как быть?», многоязыкий говор перекатывался под колоннадой, я, глядя на молчаливый собор, вспоминал вчерашнее раннее утро, такое непохожее на нынешний суетный день.

... Вчера над неохватной площадью Святого Петра, на которой человеческие фигурки кажутся потерянными и жалкими, парил купол Микеланджело. Грандиозный и легкий, серо-голубого цвета, он сливался с небесным сводом. Отсюда, от белой пограничной полосы, отделяющей от Рима государство Ватикан, мы отправились в папскую резиденцию.

За ватиканские стены пробраться непросто, говорят, туда даже католические священники не все попадают — нужно иметь сан не ниже митрополита. Нам повезло. Отец Лаврентий с «Радио Ватикана», давний приятель нашего батюшки, провез нас на служебной машине. Один за другим промелькнули четыре поста, охраняемые жандармами в белом и швейцарскими гвардейцами в темных, будничных камзолах. Ворота в крепостных мрачных стенах открывались приветственным жестом шофера и волшебными словами: «Радио Ватикана».

Вот и само здание радио с башней и антеннами, откуда ведется вещание на тридцати пяти языках на все континенты. Заглянув в студии — здесь размещаются в основном технические службы, — мы поднимаемся по лесенке на балкон, опоясывающий круглую башню. Крыша под нами крыта старой, темной, округлой черепицей, а дальше открывается вид на Ватикан.

Просто не верится, что мы с этого балкончика разглядываем прославленный в истории город Ватикан, занимающий всего 44 гектара на холме Монте-Ватикано. И хотя подданных здесь всего около тысячи человек, это маленькое государство выпускает марки, имеет свое правительство, банки с миллиардными вкладами. Поддерживает дипломатические отношения со ста странами, не говоря уже о сфере влияния на католический мир.

И все же почему-то не хочется думать о могучей и холодной государственно-финансовой машине Ватикана, а вспоминается незатейливая легенда о холме Монте-Ватикано. На этом зеленом холме под платанами влюбленные назначали свидания, а вдоль берегов Тибра, несущего тогда чистые, как слеза, воды, любили прогуливаться почтенные римляне. Стали наведываться сюда и предсказатели будущего, которых называли ватикиниями, они угадывали по звездам судьбу влюбленных юношей и девушек. Уж не жрецы ли предсказали, что этот холм, поросший вечнозелеными пиниями, станет вначале центром Римского епископства, а в 756 году — столицей Папского государства? Возможно, не все знают, что вначале все христианские епископы назывались папами (от греческого «папас» — отец), потом так стали именоваться лишь римские епископы, а затем только глава католической церкви. Кстати, от «отца» идет и обращение к русскому священнику — «батюшка»...

Я смотрю с балкона на изумрудные кущи деревьев, где прячутся дворцы, отгороженные от остального города высокой древней стеной. Лишь птицы перелетают через нее, да еще действует железная дорога в несколько сот метров — она подсоединяется к государственному пути, когда-то по ней выезжал папа, а нынче сюда доставляют грузы.

Над деревьями поднимается в дымке купол собора Святого Петра. Этот самый большой собор христианского мира строили великие мастера (Брамант, Рафаэль, Сан Галло, Микеланджело, Мадерна) около 176 лет. Чтобы представить его размеры, достаточно сказать, что наш Исаакиевский собор мог бы спокойно войти в него и еще бы осталось место для других построек. Во время службы он вмещает в себя до 10 000 человек, а знаменитая колоннада Бернини из 280 колонн украшена 164 статуями. К нему примыкает Апостолический дворец, в котором находится Сикстинская капелла с фресками Микеланджело и располагаются личные покои папы. Надо сказать, что даже отец Лаврентий, здешний старожил, с трудом разбирается в сооружениях на территории папской резиденции — сложном переплетении дворцовых и крепостных построек, внутренних дворов и парков. Кроме картинных галерей, где находятся шедевры великих мастеров, знаменитых ватиканской библиотеки и архива, он специально выделил лишь Эфиопский колледж, в котором семинаристы обучаются для работы в Африке.

Мы спускаемся по лестнице и идем по дорожкам ватиканского сада: сочная зелень газонов, прохладные струи фонтанов, вьющиеся растения по стенам, ими же увиты аркады, аллеи кипарисов, высоких и стройных, словно швейцарские гвардейцы, мраморные беседки.

— Существует традиция, — говорит отец Лаврентий, — на зеленых лужайках в январе пасти несколько дней барашка, шерсть которого потом идет на паллиум — накидку для папы.

Чем ниже мы спускаемся, тем больше воздух насыщается ароматом бугенвиллей и запахами незнакомых цветов, за которыми ухаживают десятки садовников.

За поворотом перед нами открывается Грот Большого орла, увенчанный фигурой этой хищной птицы с приоткрытым клювом. Возможно, это изображение орла Римской империи. В двухэтажном гроте вода стекает по обросшим патиной и мохом скульптурам. На нас смотрит женская головка, по распущенным волосам которой сбегают струи воды — она совсем как живая.

А перед входом в мрачный туннель провожает статуя одного из двухсот с лишним пап с поднятой рукой. Статуя предостерегает, намекая на мрачные тайны, которые скрывает солнечный и зеленый ватиканский сад, много чего повидавший за столетия существования папской резиденции...

Толпы верующих в радостном возбуждении проходят сквозь строй швейцарцев, и мы наконец решаемся оставить сумку с консервами на попечение Леши Дмитриева (он потом долго обижался на нас за такой нехристианский поступок). Дородный мужчина в черном смокинге и с бронзовым знаком на двойной цепочке, переливающейся золотом на пластроновой манишке, — один из ватиканских служащих — берет нас под свое покровительство и ведет по проходу в зале прямо к сцене. Мы несколько смущаемся — загорелые, обросшие, в мятой, просоленной во время плавания одежонке — под сотнями глаз, но двигаемся с чувством собственного достоинства вслед за отцом Августином, одетым в рясу, — «советские пилигримы». Мы уже вроде усаживаемся на почетные места, на сцене, как нас снова поднимают и ведут в зал. Все же наш неказистый вид не устроил главного распорядителя. Успокаиваемся где-то в ряду тридцатом и оглядываемся. Лампы дневного света под потолком, в стенах овальные витражи. Огромный зал-амфитеатр тысяч на шесть что-то скандирует, поет, машет флажками. Единственное, что можно разобрать, — это выкрики: «Папа! Папа!»

Справа на сцену выходят кардиналы — вторые после папы лица в иерархии католической церкви — в черных сутанах, подпоясанных длинными, свисающими сбоку алыми поясами, и в шапочках такого же яркого цвета. Эти шапочки — знак кардинальского достоинства, символизирующие готовность кардинала пролить свою кровь в защиту церкви.

С двух сторон в зал входят швейцарские гвардейцы в боевых блестящих доспехах с алебардами и плюмажами на сверкающих шлемах. Значит, вот-вот выйдет сам папа...

Смотрю на пустующий папский трон с бронзовыми ручками и высокой деревянной спинкой и впервые замечаю за ним на стене бронзовый барельеф. Вернее, я видел уже эту композицию, но не разобрался в ней. Вроде бы все на месте: изможденный Христос, парящий то ли над языками пламени, то ли над высохшими деревьями. Он почти улетает от грешной земли, воздев руки ввысь.

Не знаю почему, но эта композиция с Христом не очень трогает меня. Возможно, потому что она чересчур авангардистская (установлена лет десять назад), возможно, суета и напряжение в зале тысяч людей не дают сосредоточиться, задуматься.

Меня также не очень внутренне задело распятие в часовне на «Радио Ватикана». Из этой часовни, как из студии, передают мессы и литургии. На стене висит богатое, из слоновой кости, распятие — подарок Мальтийского ордена. Висит и висит, как обязательный портрет в кабинете.

Для меня доходчивее нехитро расписанные иконки в небольших соборах, перед которыми всегда цветы, зажженные свечи, поминальные записочки. Пусть распятие не из слоновой кости, а грубо сработано из мягкой липы, но в нем должна греть любовь и прилежность человеческая и, конечно, вера.

Перед глазами до сих пор статуя Святого Петра из знаменитого собора его же имени. Церковь, а затем собор были воздвигнуты над его захоронением рядом с цирком Нерона, где при том же Нероне апостол был распят на кресте. И народ до сих пор, как и сотни лет назад, идет к этому месту. Почему же мне запала в память эта статуя? Я заметил, что у Святого Петра правая ступня от миллионов поцелуев совсем стерлась. Такая вера трогает до глубины души.

Но потрясает в соборе Святого Петра — «Пьета» Микеланджело в первой капелле правого нефа. Трудно представить, что мастеру было всего 24 года, когда он изваял эту скульптурную группу из белоснежного мрамора.

Вечно юная Мария держит на коленях снятого с креста Христа. Такая скорбь в ее склоненной голове, печальной фигуре, что это сдержанное горе потрясает всех. Оплакивание Христа. Когда маньяк варварски покалечил статую молотком, на место трагического происшествия сразу прибыл папа Павел VI и плакал у разбитой статуи. Сейчас она в прозрачном футляре из пуленепробиваемого стекла.

... На дорожках ухоженного, благоухающего ватиканского сада невольно приходят на память известные изображения страдающего Христа в Гефсиманском саду — смертно тоскующего, одинокого человека, чувствующего свою гибель, но идущего ей навстречу ради спасения людей. Присутствия духа Иисуса, однако, не чувствуется в ватиканском ухоженном саду. Но это так, к слову...

Внезапно в зале вздымается шумовая волна, обвал аплодисментов. Подняв глаза на сцену, я вижу, как по ней неторопливо передвигается, слегка сутулясь, высокий человек в белых одеждах и усаживается на папский трон. Папа Иоанн Павел II. Издали ему не дашь 70 лет с хвостиком. Биография папы — Кароля Войтылы — довольно известна. Единственное, на что хочется обратить внимание, так это то, что трехдневное голосование в Сикстинской капелле на конклаве кардиналов удивило весь мир, тем более католический. Впервые за несколько веков папой стал не итальянец, впервые за всю историю католической церкви поляк, да еще (тогда) из социалистической страны. А для наших читателей будет небезынтересно узнать, что папа — заядлый путешественник, побивший все рекорды своих предшественников. Он сорок раз побывал на всех, кроме Антарктиды, континентах, преодолев путь, превышающий расстояние от Земли до Луны. За ним еще один рекорд — по количеству покушений на него. Возможно, поэтому нас и задержали с консервными банками.

Пока папа усаживается и берет из рук помощника, сидящего чуть сзади на стуле, листочки для выступления, епископы, сменяя друг друга, читают у микрофона отрывки из Евангелия. После них папа произносит свой текст — это духовные размышления — в микрофончик, торчащий из ручки трона.

Все идет точно по сценарию. Кардиналы приветствуют группу делегатов-католиков из какой-либо страны, а папа затем читает что-либо на темы догматов веры. Например, о будущем царстве божием. Причем, как известно, папа владеет несколькими языками, поэтому он произносит свои выступления на разных языках, чем покоряет зал, вызывая аплодисменты.

Наконец Иоанн Павел II начинает говорить по-русски, правда, с сильным польским акцентом.

И вот он произносит долгожданные нами слова:

— Дорогие друзья! Приветствую русских паломников на лодках. (Мы сразу встаем, и весь зал начинает хлопать.)

— Дай Бог вам успеха в ваших начинаниях. Да благословит Россию Господь Бог!

Мы садимся, весьма покрасневшие от всеобщего внимания, волнение сжимает горло. Все-таки не шутка — нас благословил сам папа римский. Такое бывает не часто.

Зал уже читает «Отче наш» на латыни. Все начинают проталкиваться к проходам. Ждут сошествия папы в зал. В одном из проходов быстро устанавливают металлические щиты. Там где-то движется понтифик, но его невозможно разглядеть из-за толпы. Многие вскочили на скамейки, скандируют: «Па-па! Па-па!» Воодушевление достигает крайних пределов... Люди с покрасневшими, возбужденными лицами стараются протиснуться как можно ближе к проходу, чтобы поцеловать папе руку, коснуться его, дотронуться хотя бы до одежды. Полное обожествление «наместника Бога на земле».

А пожилой человек с бледным скуластым лицом славянского типа, с мудрой хитринкой в глазах и слегка оттопыренными ушами медленно движется по проходу, раздавая свое благословение и позволяя возбужденной толпе тянуться к своим белоснежным одеждам.

Вечером отец Лаврентий и его коллеги с «Радио Ватикана» пригласили нас на чашку чая в «Русикум» — это нечто вроде института, занимающегося проблемами католиков в нашей стране, одновременно это и общежитие, где проживают сами хозяева. Живут они скромно, в отдельных комнатках, где вся обстановка — иконка на стене, умывальник да железная кровать.

Сотворив предобеденную молитву, мы дружно уселись за скромный стол с бутербродами, печеньем домашнего приготовления. Было несколько бутылок сухого винца, но главное — душистый сладкий чай, заваренный на травах. Мы сидели под яркой картиной, нарисованной на стене. Тема ее — «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь...» — полностью совпадала с нашими сегодняшними переживаниями.

Рим — Ватикан В. Лебедев, участник миссии «Золотой вен» Фото Ю. Масляева

Загрузка...