Журнал «Вокруг Света» №09 за 1974 год

В прицеле — облако

День начинался ясным и синим небом. Мишу Гусаренко, молодого инженера из группы воздействия, я увидел на крыше командного пункта. Он расхаживал, заложив руки за спину, меж круглых, как тарелки, локаторных антенн и оглядывал дали, словно часовой со сторожевой будки. Я думал, что он там загорает, но, когда поднялся к нему, понял, что он залез сюда полюбоваться окрестностями.

КП противоградовой экспедиции расположился на одной из самых высоких точек молдавских Кодр, и видно было отсюда далеко-далеко. Ближние вершины гор казались береговыми уступами, вставшими, как у моря, перед затянутыми голубой дымкой далями. Под дымкой можно было разглядеть далекие села, белые крыши которых напоминали черепки вдребезги разбитой фарфоровой вазы; блестящие и тонкие, как нити, дороги, прямоугольники полей. Вблизи же буйствовала яркая зелень лиственного леса. Отрывисто щелкал соловей, тарахтели машины, невидимо, где-то под сенью листвы, взбиравшиеся в гору. И хорошо были видны люди, работающие в садах. Школьники с портфелями чинными группками шествовали по пыльной обочине дороги к Корнештам. Мимо промчался мотоциклист в шлеме. Прогнали с ночного табун лошадей. Картина была настолько мирной, что я не удержался и сказал: «Наверно, никто из них сейчас и в мыслях не держит, что вы тут каждую минуту ведете войну со стихией».

— Война — слишком сильно сказано, — парировал Гусаренко. — Человечество пока слабовато, чтобы вести войну со стихией. Взять хотя бы то же градовое облако — облако вертикального развития, как мы называем. Энергия его эквивалентна взрыву нескольких ядерных бомб. А вырабатываемой всеми электростанциями мира энергии, пожалуй, не хватит, чтоб изменить погоду, скажем, в одной Московской области... Человек пока лишь научился, пользуясь гипотетическими знаниями о процессах, происходящих в градовом облаке, в нужный момент как бы подтолкнуть, замедлить или ускорить их развитие...

— Как ты думаешь, быть сегодня граду? — перебил я его. Стоять на крыше под пронизывающим ветром было уже невмоготу.

— По прогнозу не обещали.

— А ты как думаешь? — спрашиваю я, потому что вчера тоже не обещали.

— Если будет хороший прогрев... — говорит, пожимая плечами Гусаренко, и тянет меня за руку с крыши. Подходит время, когда антенны начнут осматривать горизонт, и находиться рядом будет опасно.

Прогноз о возможности выпадения града в Молдавии обычно составляется в Корнештах. С помощью карт, на которые нанесена погода почти со всего земного шара по данным метеостанций и радиозондирования (эти карты принимаются специальной аппаратурой). С помощью данных, которые дает аэрологическая станция экспедиции. Синоптики экспедиции изучают эти материалы и представляют свои выводы на ежедневном утреннем заседании штаба. После чего по экспедиции объявляется готовность «номер один», когда в небо нацеливаются жерла всех противоградовых ракетных установок. Или назначается готовность другого порядка, когда те же расчеты являются на связь через заданные интервалы. Но иногда градоопасные облака появляются внезапно. Они могут появиться, когда их предсказывают, когда их ждут и даже когда перестают ждать. А они тут как тут. Вот почему мне пришла мысль сравнить работу градобойцев с войной.

Вчера до полудня небо тоже было ясным. Потом на горизонте появились чечевицеобразные облака — легкие белые полоски, заостренные по концам. За ними налетели рваные кучевые облака, облепившие скоро весь небосклон. Трудно было за этим одеялом что-нибудь разглядеть. И вдруг, как вой сигнальной сирены, слова в динамике: «Градовое облако. Азимут... Удаление...» — и пошли слова команд, прослушав которые непосвященный мог бы подумать, что находится не на противоградовом командном пункте, а в штабе воздушной обороны. Сквозь стекла КП видно, как срывается с места антенна второго локатора, вращаясь, обегает несколько раз горизонт, затем, наткнувшись на облако, замирает и начинает сканировать — ощупывать облако сверху вниз. Облако движется за десятки километров, а на экране локатора уже препарируют его, разглядывают внутренности, сердцевину. По ней лишь можно определить, чем оно начинено, в какой степени опасно и может ли разразиться градом.

Облако для градобоев — как вражеская летающая машина. Его невозможно пропустить в зону, ибо работа противоградовой экспедиции уже вышла из стадии эксперимента. Пожалуй, самое удивительное в том, что предотвращение града стало обычным занятием, таким же делом, как работа какой-нибудь МТС. Та обязуется вспахать столько-то, эта — защитить определенную территорию от града.

На КП стало людно. Вместо одного руководителя воздействия сейчас раздумывают перед планшетом трое. Начальник экспедиции, начальник отряда. И Миша Гусаренко тут, хотя мог бы и не приходить — не его смена. Но так бывает всегда, когда грозы нечасты, когда сезон только начинается и градоопасные облака не следуют одно за другим с неумолимостью лавин. В эту пору руководители делятся друг с другом опытом, а те, что помоложе, выверяют свой. Опыт при работе с облаком много значит. Деневич, который участвует в экспедиции с шестьдесят пятого года, с самого ее основания, любит повторять, что о «физических процессах в облаке мы еще слишком мало знаем». И Гусаренко не пропускает случая понаблюдать за его работой: он-то работает год с небольшим.

Вертикальное облако, пожалуй, самое загадочное для ученых. Оно мощно и грозоопасно. В него не проникнешь ни на одном летательном аппарате и не пощупаешь изнутри. Метод изучения с помощью локаторов вошел в практику не так уж давно. Начинаясь едва ли не от самой земли, эти облака достигают десяти-пятнадцати километров высоты, где царствует вечный холод. Темные снизу, они ослепительно белы, как снежные вершины, наверху. Такие облака насыщены переохлажденной влагой, как пожарные емкости водой. В центре их, где, по предположениям ученых, восходящие потоки достигают максимальной скорости, образуется видимое на локаторе ядро. Здесь крупные капли переохлажденной влаги уносятся высоко кверху, и, как только поток воздуха ослабевает и перестает удерживать их, капли замерзают, падают и, соприкасаясь на пути с влагой, быстро обрастают, увеличиваются — начинается град.

Руководитель воздействия, рассмотрев сердцевину облака, должен определить, дойдет ли процесс до градообразования. И если в этом нет сомнения, надо посылать ракету — засеять облако реагентом, как бы добавить частиц, на которые сможет осесть влага, тогда капли не будут так крупны; даже если град образуется, то будет очень мелким, ледяной крупой. Пока больше всего сомнений вызывает то состояние облака, когда град может быть, а может и не быть. Облако может пройти благополучно зону, но разразиться градом за нею. А чтобы запустить в облако ракету, нужно прекратить полеты самолетов в этом районе. И на раздумья времени не остается, облако движется и изменяется с каждой минутой.

— «Небо-13», я — «Небо» — раздается голос радиста. — Азимут, угол, головная, донная... Значит, руководитель решил не пропускать облако. Цифры, которые следуют за каждой командой, предусматривают все: пункт, с которого удобнее запустить ракету, высоту, на которой она должна прошить облачность, время, когда начнет распыляться реагент и когда наступит момент сработать механизму, открывающему парашют. Где-то далеко в этот момент к ракетной установке устремляются люди, проходит тридцать-сорок секунд — и пуск!

На экране локатора видно, как облако вспухает, будто ярится. Несколько минут проходит в молчании. Ждут. Облако грозно по-прежнему. Еще одна команда. Еще ракета. Третья. Пятая.

— «Небо», «Небо», — надрываются в динамике, и по голосу чувствуется, как возбужден сейчас у рации человек. — Я — «Небо-13». «Небо-13». Дождь. Ливень. Не видно ничего...

Вчера было выпущено шесть ракет, и огромное облако растаяло, истекло дождем.

Гусаренко показывает мне на трубку локатора:

— Видишь, облачности нет в радиусе ста пятидесяти километров. Скорее всего града сегодня не будет. Придется тебе подождать до двадцать второго.

— А двадцать второго обязательно будет? — спрашиваю я. Он мнется и начинает объяснять, что над Молдавией кучевые облака собираются часто, известны месяцы, когда грозы следуют через день, с регулярностью поезда. В мае тоже замечены дни, в которые из года в год приходится палить по облакам. Например, пятое, девятое...

— А двадцать второе тоже такое число?

— Нет, — говори! Гусаренко. — Град двадцать второго был только в прошлом году, но такой, что лучше не вспоминать.

Вместе с Потаповым, командиром отряда, мы вылетаем на место, где прошел вчерашний град. Это было неподалеку от границы, вне защищаемой зоны, куда ракеты не разрешают посылать. Обследование таких мест входит в программу работ экспедиции. Подсчитывается ущерб, приносимый градом, для определения экономической эффективности противоградовой защиты. Вертолет у экспедиции свой. Яркий, красно-белый, с вместительной кабиной. «Окупается?» — спрашиваю я Потапова. «На каждый затраченный рубль, — говорит он, — восемь рублей прибыли».

По пути мы присаживаемся у пунктов, с которых запускают ракеты. Обычно это небольшой домишко где-нибудь на окраине колхозного поля или сада; здесь же ракетная установка и склад ракет. Работают молодые ребята по трое. Иногда их присылают из колхоза. На каждом пункте обязательно собака. Взрослая или щенок, а то и лисенок. Стрелкам приходится жить в уединении по многу месяцев, весь грозовой сезон. И иногда по месяцу не удается вырваться домой, хотя порой из пункта видно раскинувшееся под горой село. Потапов дотошно осматривал установки, склады, видно, и ему не давало покоя двадцать второе число, до которого оставалось немногим более суток.

Мы то садились на холме, где не было ни одного кустика, то на сопке, поросшей леском. Когда взлетали, взору открывалась, казалось, вся Молдавия, вдоль и поперек исчерченная садами и полями. Земля пестрела всеми красками радуги. Голубоватые пруды, красно-белые черепичные крыши, желтые стога, белые стада гусей, темно-коричневые только что вспаханные поля. А уж оттенков зеленого было и не счесть. По-разному всходили и росли плантации табака, подсолнечника, свеклы, кукурузы, пшеницы. Иссиня-зеленые, будто плюшевые, поля овса уже косили на корма. Меж полей протянулись ощетинившиеся бетонными столбами шпалеры виноградников, огромные пальметные сады, где среди деревьев сновали тракторы.

Вертолет пролетал над селами на небольшой высоте, и мы видели, как люди махали нам, будто знали, чей это вертолет и кто в нем летит. У одного из ручьев стоял трактор и работал, как пожарный насос, поливая поля вокруг. Столб воды маняще взлетал в солнечный воздух, и пилот не удержался — пустил машину под радужной дугой воды. («Думал помыть», — обескураженно объяснял он потом механику, ибо тот никак не мог понять, откуда на вертолетных стеклах появились водоросли.) Мы пролетали над пашнями, где таскали плуги мощные тракторы, и над полями, где занимались прополкой люди. На огромном пространстве поля они были такими маленькими и таким бесконечным казался их труд, что, когда видел все это, невольно проникался уважением к людям, выполнявшим самую земную работу на земле.

— Знаешь, — сказал мне внезапно Гусаренко, летевший вместе с нами. — Вначале-то я на Курилы подался. Окончил одесский Гидромет — и туда. Понравилось мне там. Автоматические метеостанции, работающие на атомной энергии, на островах устанавливал, по всему краю ездил, весь Дальний Восток посмотрел. Если бы не жена, не уехал бы. Случилось так, что меня в армию призвали, а у нас ребенок родился, ну она обратно, к себе. Вернулся и я. Без особой души, хотя и дело поманило. Деневич наш, тот кого хочешь увлечет. Как стал рассказывать про высокорентабельное сельское хозяйство, про аграрно-промышленные комплексы Молдавии, про уникальные пальметные сады в шесть тысяч гектаров... Послушать его, так подумаешь, что он сам из Молдавии, раз так душой за нее болеет, а на самом-то деле, он, как и я, на Дальнем Востоке жил. Но цифры, которые он приводил, действовали. До тридцати процентов урожая уничтожал град, а внутри защищаемой территории град не выпадал, словно вокруг нее установили невидимый забор. Дело обещало быть интересным, но, если говорить по правде, по-настоящему я своей работой заразился, когда землю эту сверху увидел...

Тогда вот так же, как и сейчас, вылетели мы на вертолете. Летим в полдень, а внизу на поле девчата спят. Не на лугу, а на черном земляном поле, тут же, где работали. В обеденный перерыв подстелят куртку, телогрейку и ложатся, прикрывшись платком. Кончится перерыв, встанут и опять за мотыгу. Вот тогда-то мне стало понятным, как нужна наша работа...

Миша поворачивается к окну, надолго к нему приникает, и я вижу, как время от времени он высовывает руку и машет кому-то в ответ. Вертолет начинает барражировать над полем. Он летит низко и медленно. Женщины, опершись на мотыги, провожают нас взглядом. Эти не улыбаются, не машут. Здесь прошел град. Потапов выпрыгивает из вертолета, срывает несколько листков, показывает нам. На свежих листочках дырочки размером с ноготь мизинца. Град не успел побить все всходы, но урожай, это ясно, пострадает.

По возвращении мы забираемся с Потаповым в его кабинет, похожий больше на лабораторию. Он объясняет мне метод подсчета экономической эффективности. Во-первых, подсчитывают количество градобитий по всей незащищаемой зоне и нанесенный градом урон. Но этого мало. Тут можно ошибиться, так как вблизи защищаемой зоны града может не быть благодаря работе ракетчиков. Для сравнения выбирается еще и отдельный полигон, где град может буйствовать, так сказать, без помех. Я вспоминаю серьезные лица женщин, которые смотрели на нас, когда пролетали над полем, побитым градом, и спрашиваю: «А нужно ли это, не лучше ли все защищать?» — «Нужно, — говорит Потапов. — Нельзя было начинать, не доказав выгоды нашей защиты. Ведь убытки от града исчислялись миллионами рублей. А дело идет к тому, чтобы защитить от града не только Молдавию, но и все территории страны, подверженные градобитию».

— Ведь как все началось, — показывает он карту, где вокруг Корнешт овальной линией было очерчено чистое пространство, а от этой линии разбегались широкие ленты по всем направлениям. — Ленты — это полосы града, а чистое пространство — это территория, где мы не допустили града. В течение ряда лет показатель экономической эффективности ниже 95 процентов не опускался, и только раз, в прошлом году, он был равен 80 процентам.

— Отчего же так произошло? — спросил я. Он развернул карту, посмотрел в нее и сказал: «Все случилось двадцать второго числа».

Мощный грозовой фронт был обязан своим рождением циклону, пришедшему в Европу с Атлантики. Массы прохладного влажного воздуха переместились в жаркие районы, на территорию Румынии и Болгарии. Грозовой фронт двинулся на Молдавию. Облака достигали 13—14 километров высоты, к тому же над Молдавией располагалась дельта струйного течения, которая, как водоворот, способствовала развитию мощных вертикальных струй в облаках. Градообразование шло полным ходом, облака уничтожали по пути все посевы на земле.

— Мы их видели от границы, и воздействовать на них нужно было в тот момент, запуская ракеты в сторону Румынии, ни открывать стрельбу не имели права. Облачность двигалась к защищаемой территории. В облаках уже начался неуправляемый процесс, и никто не знал, удастся ли ослабить его. Первым встретил облака второй пункт, он выпустил весь запас ракет. Затем подключился двенадцатый. К нашей радости, сила облака стала ослабевать. Появилась надежда приостановить град. Облака подошли к зоне действия пятого пункта. Мы были там, вы видели это место. Открытый холм без деревца, без кустика, сплошные поля. И вот что случилось. Молния не нашла иного громоотвода, кроме антенны нашей радиостанции, и сожгла ее. Пятый остался без связи. А без наших приказов им категорически запрещено стрелять. Полчаса понадобилось на то, чтобы доставить новую рацию и начать запуски, но за эти полчаса облако успело «отдышаться», набраться сил и разразиться еще более свирепым градом...

Нам удалось все же ослабить град. Мы выпустили тогда шестьдесят больших ракет. И в конце концов град затих на нашей территории, но к тому времени градовая дорожка была в 120 километров длиной, пострадало около 4 тысяч гектаров сельскохозяйственных угодий.

...22 мая в штабе было необычно людно. Мне показалось, что девушка-синоптик, вешая карты, чуточку волновалась. «Я сегодня коротенько, — сказала она. — Тут все ясно. Отроги холодного фронта циклона, надвинувшегося с Севера, докатились и до нас. Температура всюду резко понизилась. У нас в районе точка росы с отрицательной температурой» Все разом вздохнули. Града не ожидалось, в такую погоду грозовые облака не образуются.

Гусаренко в тот день был свободен, мы присели на лавочку.

— Вот ты спрашивал все, зачем нам автомашины, вездеходы, а ведь только вездеход смог в прошлом году, двадцать второго, нас выручить. Когда рация вышла из строя, добраться к пятому пункту можно было лишь на вездеходе.

— Нет. не вездеход выручил нас тогда, — вмешался Володя по фамилии Спасибо, заместитель начальника экспедиции. — Он не дошел, застрял в полутора километрах от пункта. Рацию тащил на себе Александр Куштан. Град тогда лупил с голубиное яйцо. И как только он дошел! Даже шлема не догадался взять. А ведь так и убить могло.

Ну вот, подумалось мне, когда я представил парня, ссутулившегося под тяжестью рации, бредущего под градом, скользящего, падающего и вновь поднимающегося на холм, — разве не пришлось ему тогда собрать все силы, всю волю, как на настоящей войне? И разве это не было похоже на битву со стихией? Но сказать об этом вслух не решился. Люди, что работали здесь, не любили высокопарных слов.

В. Орлов, наш спец. корр.