Пролог.

С того самого момента, когда утром открываю глаза, и до того последнего, когда мысль покидает мое сознание и наступает сон, я понимаю... нет... ощущаю постоянную связь с людьми.

Мы связаны невидимой нитью судьбы, которая может запутаться в клочках памяти, жизненных ситуациях и ошибках, но эта нить ни за что не порвется.

У каждого человека есть своя вторая половинка, недостающая часть пазла и личный кислород... Невидимая нить обязательно свяжет две судьбы во что бы то ни стало.

Каждому суждено найти того, с кем ему предначертано быть фатумом...независимо от обстоятельств и времени. Он был, есть и будет всегда. Какой бы он или она ни были, ты примешь его, не будешь замечать очевидные недостатки, будешь видеть лишь плюсы.

Запомните меня именно такой, глубоко рассуждающей и мыслящей лишь позитивно. Существует ли человек, который разрушит мою жизнь и раскромсает ее на мелкие кусочки?

Да,он существует...

А что такое конец?

С яркой улыбкой до ушей маленькая Ада Форстерс смотрела на тоненькие длинные пальцы своего лучшего друга. Свежий аромат ярких пионов и лилий приятно разносился по двору детского дома номер пять на Даунинг-стрит.

— Ну и... — именинница с восхищением произвела вдох, — что мы с ней сделаем? Зачем ты поймал эту милую бабочку? Чтобы убить?!

— Дурочка, — проворчал приятный мальчишеский лепет в ответ. — Чтобы ты получше рассмотрела ее! Я не могу себе позволить купить тебе что-то на твой день рождения, но через пару лет, когда буду себя обеспечивать, я смогу сделать тебе предложение и исполнить любую твою мечту. Эта бабочка будет подарком на этот день рождения.

— Я просто хочу, чтобы ты отпустил её, — накрутив локон на палец, она выронила скромный смешок, — и чтобы ты всегда был рядом со мной.

— Я и буду! Нас со Стивом все равно не заберут из детского дома. Кому мы нужны...

— О, и меня тоже. Забирают лишь маленьких, а нам уже шесть, — светловолосая предельно осторожно и очень робко, будто она имеет способность воспламенять от одного прикосновения, взяла бабочку в руку.

Легко вздрагивая небесными крыльями, она даже и не думала улетать. Словно дитя, она прижалась к теплой ручке такого же ребенка. Как и сам ребенок... — ребенок из детского дома, который не видит надежду на будущее.

— Даже не боится тебя. Ада, ты повелительница бабочек!

— Тише ты! — крохотная девчушка залилась осторожным смехом — нельзя испугать столь хрупкое существо. Они о–о–чень хрупкие. Я видела, как над одной такой издевались Эбби и Кларисса.

— С днем рождения, Ада Форстерс, — словно в замедленной съемке, именинница увидела темно-желтые, редкие глаза, искреннюю улыбку и теплоту...душевную теплоту... Он легонько коснулся горячими пухлыми коралловыми губками ее пестрой щечки. Девочка в очередной раз убедилась, что этот человечек всегда будет рядом и мухи не обидит.

Этот мальчишка всегда был искренен с ней. Он ценил ее, а она, в свою очередь, не могла не быть благодарной своей опоре и поддержке в совершенно любой ситуации.
Уже несколько лет маленькая Ада Форстерс не пускала и слезинки, ведь она знала, что это может обернуться против нее — мальчуган наругает ее. Но только с порывами искренней нежности, как настоящий брат, лучший друг или родитель. Она видела в нем солнце, свой собственный, личный спутник. Ада никогда не ошибалась в Кейне Уинтере и не пускала столь глупые и скверные мысли в свою голову.

Совместно, дружно, нераздельно, в один голос, в одну руку, в одну ногу, бок о бок и плечом к плечу — именно так жили эти две яркие звездочки в густом черном небе.

Не съешь обед, получишь по заслугам, а также по пятой точке! — строгое правило детского дома номер пять в Лондоне.

Ее пиджак, пропитанный дешевыми, отталкивающими любого духами, ее холодное сердце, ее чуждый каждому взгляд и сухие, как осенний лист, руки пугали каждого ребенка в злополучном замке. Лишь дети, лишенные родителей, были лучиками настоящего солнца в этом месте. Только они создавали могущественную крепость из дырявого детского дома, которого сторонились прохожие.

— Мисс Дриф идет!! — прошипела Форстерс, схватив чуть испачканную ложку со стола.

— Сделай вид, что ешь эту кашу. Когда отвернется, переложишь быстро ко мне! — девочка задрожала, ведь она встретилась взглядом с ней. — Не смотри на нее, Ада! — в плечо еле выдавил мальчуган.

Им пришлось очень рано вырасти из пеленок, им пришлось очень рано созреть для мудрых решений и справедливости. Они воспитаны в строгости, казалось, мягкость с любой стороны не растопит лед в их закаленных на холодной кушетке комнаты сердцах.

— На завтрак яблочный сок, — прошипели малышке на ухо, затем пихнули в бок, просунув в ладошку маленькую пачку ее любимого напитка.

— Бедняжка, из-за аллергии ты не можешь пить и есть яблочки. А они такие вкусные, — Ада подала голос, который был чуть выше обычного шепота.С днем рождения, дорогая Ада Форстерс.

— Форстерс!! — леденящий альт разрядом самого мощного электрического тока воцарился над деревянным столом сидящих деток. А в девочку самым настоящим мечом — острым, пропитанным чрезвычайно смертельным ядом, который только существует. — Ска, — железная указкой она принялась впиваться в нежную кожу ребенка, — жи, — еще раз, — ка, — мисс Дриф хлестанула по лопатке, — мне, — Ада и не смела двигаться. — Можно ли обронить хоть слово за столом? — Форстерс молчала, губы сами не хотели размыкаться. Кто? Кто закрыл ее рот на замок и выбросил ключ? — Язык проглотила?! Форстерс, ты меня достала!! — железка пришлась по хрупкой пояснице.

— Ада, — проскулила Надежда и ее Опора. Мальчик ничего не мог сделать, ведь он не силен. Он так же хрупок, как и тридцать четыре пары глазок, которые наблюдали точно такую же картинку — издевательство над подружкой. 
Данные инциденты для них уже никакой не новый фильм или глава в книге, ведь что-то подобное вспыхивает в сиротской атмосфере каждый день.

— Не видать тебе сегодня обеда, крошка! — сквозь зубы оскалилась воспитательница. — Встала! — строгий приказ, пронизанный чрезмерно убийственным тоном, заставил девочку найти силу в дрожащих ножках и встать со стульчика. — Иди в место для плохих девочек и подумай над своим поведением.

В последний раз кинув в лучшего друга взгляд, до боли пронизанный страхом, она направилась в темную кладовку, где уборщица без доли пощады привяжет её руками к небольшому решету вдоль стены.
Зачем привязывать?! Темнота для Ады уже целое испытание! Не надо, не поступайте так с шестилетним ребенком, который так хочет видеть свет на небе, сердечную теплоту и просто... просто надежду...

Естественный отбор.

Страх темноты хоть и пронизывает холодом до самых костей, но уже через пару часиков понимаешь, что все не так уж плохо и страшно, ты привыкаешь в темноте... Её крохотные ножки и ручки дрожали, вырисовывая страшные образы в темноте. Казалось, за ней будто кто-то наблюдает.

— Форстерс! — где-то в черноте воскликнуло воплощение дьявола.
Яркий свет, ворвавшийся с мерой открывающейся двери, слегка слепил ее, но неистово радовал, конечно же, больше. — Иди на ужин, крошка, — мисс Дриф отвязала тугие и очень грязные веревки. — Сегодня же твой день рождения, поэтому ты просидишь здесь меньше.

Потерев запястье, именинница поблагодарила женщину за свободу, скорее убежав от изверга. Выйдя в на первый этаж из темного чулана, девочка осмотрелась.
Взглянув на старинные часы в прихожей, стрелка которой скрипит днями и ночами, она подметила, что до ужина еще пол часа. Воспользовавшись минутами, Ада решилась задать самый волнующий ее вопрос на данный момент.

— Кейн! Кейн! — незаметно для себя врезаясь в одногруппников, Ада Форстерс пыталась разглядеть лишь любимого мальчишку. — Кейн!

— Ада! — слишком сильные для ребенка ручки ловко подхватили девочку за розовую мятую футболочку.

Знаете... вот это ощущение, когда от тебя отрывают самого дорогого тебе человека, единственного, кто тебя поддерживает, не взирая ни на что? Это самое паршивое чувство, которое ты только можешь испытать. Мир разрушается на мелкие осколки, кругом все кажется серым и хмурым. Да и встревает лишь один вопрос в голове: "Зачем я то должен оставаться здесь?!"

Ее родители погибли, хотя Ада никогда не знала деталей. Нет ни сестер, ни братьев, оставался лишь он, тот, кого она точно не ожидала потерять.

— Стив! — воскликнула вдобавок Форстерс, заметив близнеца лучшего друга. — Я не ослышалась, ребята? — сглотнув тяжелый ком досады и отчаяния, а также горькой боли она смогла натянуть улыбку. — Вас забирают?! Мальчики!

— Ада, — парнишка мягко взял затекшие запястья подружки. — Нас действительно забирают, забирают далеко в Америку, Ада.

— Ам..Ам...Амер-рику? — шепотом отреагировала именинница.

Как же много "приятных" подарков на день рождения...

— Да, Ада, я не знаю, что теперь делать! Ты знаешь, где эта "Америка"?

— Как, что? Ехать! В восемнадцать я уйду отсюда, меня заберет бабуля, и я... я... приеду к тебе!!! — громко, воодушевленно бросила Форстерс, заставляя и себя верить в свои слова.

— Уинтеры! На выход! Родители приехали!!! — тяжелый, громкий, давящий на сердце женский голос растоптал все хрупкие цветы, окружающие детишек.

— Ты... ты должна приехать!! — Стив оттаскивал брата-близнеца к воспитательнице, которая нервно стучала каблуком по деревянной поверхности холодного пола.

— Но...но в какой город ты едешь?! — вдогонку спросила она, но мальчишка уже не мог дать ответ. Поправив его черный галстук и белую рубашечку, мисс Дриф вытолкнула близнецов на улицу. С улыбкой проводила, отдала в руки опекунам и вернулась.
Через мутное окошко Форстерс с любопытством осматривала процесс, пытясь прочувствовать как это — быть на свободе.

— Быстро за стол, сопляки! — воспитательница одарила всех оставшихся примитивным леденящим взглядом, направившись на второй этаж, куда никто не должен был соваться — в свою комнату. И лучше не думать о том, что случится с ребенком, если он туда сунется.

Распустив пепельно-каштановые волосы с проблесками седины, она стонала, поглаживая спину.

— Мэган, принеси мне мое платье! Долбаный костюм, терпеть его не могу! — женщина скрылась из виду, а уборщица хвостиком рванула за хозяйкой. 
Воспитательница отдала почти всю жизнь этому детскому дому, что занятно потрепало ей нервы, и она была, следовательно, не первой свежести. Года делают свое, но на новый костюм, который сидел бы на ней как влитой, она раскошелиться не хочет, и, когда кто-то хочет забрать ребенка из этой тюрьмы, Дриф скверно, с неистовой нервозностью выдыхает, зная, что ей придется напялить свой черный старый костюм, который туго стягивает ее грудь.

Отдав полное разрешение выходить горячим слезкам, Ада убежала в угол детской, к старой машинке, которую так любили лучшие друзья. Синенькая, потертая и не такая уж большая, она была единственным воспоминанием о Кейне Уинтере.
Открыв небрежно прикрытый багажник, она заметила маленькую записочку , настроченную красным карандашом. Хоть и без должного внимания, но дети уже могли писать и знали все буквы английского алфавита, да в принципе и пора бы. 
Как можно красивее кто-то вырисовывал все эти буквы очень долго, но загогулина буквы "У" на ее хвостике точно говорила об авторе данной рукописи.

"Пообещай мне, что никогда не забудешь нашу дружбу! Зуб за зуб! Какашка за какашку!"

— Зуб за зуб, какашка за... — сглотнув, она с легкостью потеряла дар речи. 
Ее смысл жизни, кислород и одухотворение просто уехал на другой континент...
До самой глубокой ночи Аду Форстерс не брал сон. Она даже не поужинала из-за того, что распрощалась со своим лучшим другом. 

Вот хоть бы кто-то пискнул о том, что ей нужно поесть. Ни один, слышите, никого не интересовало пустой желудок у ребенка или нет. Подобная атмосфера начала закалять юный организм даже сильнее.
Всю ночь небрежная кушетка пронзала холодом, но воспоминания о Кейне Уинтере, которые остались в душе ребенка с самого рождения, отчаянно пытались ее согреть.

Наш мозг непредсказуем и мы не сможем проконтролировать процесс того, как внезапно забудем того, кто был рядом долгие года.

Мир, полный надежд и угроз.

Физический рост...
Моральный рост...
Этому процессу подвластны абсолютно все без исключения. Мы умнеем, но только при условии, что стареем. Это выигранный кубок под названием "жизнь".

Минует шестнадцатый день рождения Ады Форстерс, которая традиционно отмечает его в одиночестве. А собственно... вообще не отмечает...
Вновь чулан, окутанный устрашающим мраком, полностью окружил ее в наказание за буйное поведение. Казалось, это уже третий день рождения подряд, который она "празднует" в кладовой.

— Ну, Мэри, ты меня достала, — прошипела чумазая в пустоту.

Она уже давно перестала звать ведьму как подобает воспитываемой – мисс Дриф. Ну не-е-ет, много чести, черт возьми. 
Ада повзрослела. Теперь это девушка, умеющая взвешивать все "за" и "против", а также явно отличающая плохое от хорошего. Воспитательница занятно потрепала ей нервы за десять лет, и это в корне изменило ее принципы.

— Чтоб тебе любимые конфеты с коньяком поперек горла встали, любительница опрокинуть рюмашку.

Сколько там мне лет?
А, да, шестнадцать. Шестнадцатый день рождения, черт побери. Совсем скоро я выйду и уеду к бабушке. Чертовы органы опеки! Из-за ее семидесятилетия я не могла спокойно жить у бабушки под опекой. Запихнули в этот дьявольский детдом, который так и кишит адским содержимым. А воспитательница просто воплощение Люцифера.

— Ну подожди, выпустит меня твоя собачка, я из тебя все дерьмо выбью. Таскаешь за волосы маленькую девочку?! Мне, что, стоять и смотреть на это и хлопать, приговаривая:" Мисс Дриф,давайте, размажьте ее по стенке и оставьте лишь один волосок на голове!" — крепко привязанные к чугунной решетке руки не давали мне спокойно выплеснуть эмоции в каких-либо телодвижениях. Я могла их лишь сильно сжать, отчего вскоре испытать боль от давящих тугих веревок.
В этой чурной темноте, я словно отчетливо видела морду этой уродины с огромной бородавкой на подбородке. Наверное, именно она отталкивает от этой девы абсолютно всех. Ей Богу, никогда ни с кем не гуляла. Вот и срывается на детях! А я что?! Я тут единственная старшая среди сирот и точно не буду пить чай в сторонке, когда они меня просят их защитить.
Эх, как же вы без меня через два года.
Возможно, у многих возникнет вопрос — хотели ли забрать меня из этого ада? Конечно же, хотели. Не знаю, что мной двигало, но я просто показывала свой характер и предполагаемые родители убегали, сверкая пятками, отчего мне попадало от Мэри.

А помнит ли Ада Форстерс Кейна Уинтера?
Человеческий мозг настроен так, что он может с легкостью выбрасывать ненужную для памяти информацию — чаще всего, это происходит с теми моментами, которые плохо отразились на состоянии человека, на его внутреннем мире.
Почему человек забывает, как у него отобрали игрушку в детстве или наругали за зажженную без разрешения спичку? Почему выпивший наутро вовсе не помнит, что произошло прошлым вечером? Почему мы чаще всего забываем все, что доставило нам боль, но помним все, что произвело гормон счастья, под названием эндорфин?
Оставив ее в абсолютном одиночестве, Кейн подарил Форстерс однозначную смелость слова и действий. Она не боялась никого и знала, что сможет ответить на любое слово. Она уже не побоится и не спрячется в угол, как в детстве. Она стремится защищать...

— Выходи, — сказала как плюнула уборщица. Ухмыльнувшись, я потерла затекшие запястья, убежав к народу.

— С д.р. — стоило мне зайти в общую гостиную, как передо мной оказался Двейн, на год младший меня паренек. Похоже, он поджидал прямо рядом с дверным косяком, чтобы напугать. 
Но я и не пошевелилась. С отвращением осмотрела недруга и сделала шаги к детской, где все малыши. Все те, кто точно может попасться под горячую руку Мэри.

— Желаю перестать быть такой сукой, — он повысил голос, явно для того, чтобы я точно услышала и взъелась. Пройдясь языком по губам, я остановилась. Услышала его противный смешок.

Как обычно.

Этот человек постоянно пытается вывести меня из себя. Единственные вещи, которые он жаждет в своей жизни, это сбежать из этого детдома и воспламенить меня своими словами.

— Пять баллов, Картер. Такого мне еще никогда не желали. Я даже не думала, что у тебя столь артистичная голова. Надо же! Ну что же сегодня за день?

— Что, в чуланчик расхотелось, именинница? Не хочешь меня побить?

— Ты жаждешь меня побить, а я кулаками не махаюсь, и не мечтай, — мы единственные стояли в этой детской, ничего не мешало влупить противнику. Но чувство собственного достоинства всегда при мне.

— Ты такая же как и все, сорвешься — и тебя ничего не остановит.

— Слушай, не знаешь как ко мне придраться? — я еле сдерживала смех, с уст сорвалась лишь усмешка.

Это был не столь высокий парень, ниже меня на сантиметра два, при моих 167-ми. Русоволосый гавнюк, хилый, тощий, любит лишь разжигать огонь гнева в человеке.
Иногда я пытаюсь как-то его добить, в плане просто поговорить, понять, кто он такой и почему то, что он делает, доставляет ему удовольствие. Бывает, в общей спальне пялюсь, как он нервно сдирает свободный край всех своих ногтей.
О чем же ты думаешь, Двейн Картер?

Пройдя в необходимую мне комнату, осмотрелась все ли на месте. Малолетки улыбнулись, явно радуясь моему освобождению. Подмигнув им, направилась в ванную, чтобы умыться и смыть слегка запекшуюся кровь с запястий.

— Еще два года, — прохрипела я, словно скинув самый тяжелый груз. Осмотрела в зеркале синеватые, слегка опухшие глаза, поправила слегка испачканные волосы в непонятном содержимом.

Когда мне стукнет восемнадцать, наконец отправлюсь к бабушке в Даллас, которая до безумия меня там ждет. Пойду в нормальную школу, но только на пол года, потому что нашу школу я покину на середине обучения.
Не знаю, что меня ждет в Далласе, но то, что там есть родной человек, меняет все минусы на плюсы.

Закон подлости.

Изо дня в день я чувствовал, как в мою копилку хорошего настроения с каждым днем прибавляется множество счастливых моментов с новой семьей. Из года в год я рос, понимая, что я счастлив. Новая школа обернулась вторым домом, новые родители оказались самыми настоящими советчиками и наставниками, а новый город стал до боли родным.

— Это ваш шестнадцатый день рождения, Кейн и Стив! Поздравляем вас!! — в нашу комнату ворвались два полюбившихся за долгих десять лет человека.

— Мама! Папа! — вскрикнул я с братишкой, сжав крепко обоих в объятиях.

— Когда вы так нас называете, мне кажется, что вы до сих маленькие детины, — мама начинала умиляться.

— Вовсе нет, — с пафосом вздёрнув нос, отреагировал Стив и откинул руки мамы. — Я уже взрослый, — поджав губы, он с остротой подмигнул мне, на что я улыбнулся.

— Что будете делать на свой день рождения? — в голосе мамы слышалась открытая заинтригованность.
Я и сам был заинтригован. Мне уже шестнадцать, и я, черт побери, поднебесно счастлив.

Что же устроить на день рождения, чтобы пленить Скарлет? Боже, Скарлет... Как же она мне нравится. Эта высокая блондинка с аппетитными формами просто настоящее воплощение ангела или Олимпийского божества. Она неотразима...
И знаете, стоит мне оказаться рядом с ней, как мой мозг говорит мне : "До свидания! Выкручивайся сам!". Ну а я лишь "благодарю" его за это, ведь перед ней начинаю невероятно тупить, отчего не могу выудить и словечка.

Но сегодня все должно измениться.

 

— Пыль вытирать будем, — мой близнец ухмыльнулся, с игрой взглянув на меня. — Да, Кейн? — подмигнул.

— Устроим вечеринку может? — скромно задал я, поправив клетчатую рубашку, в которой пробудился.

— Да! Да! — начала восклицать мама, яростно хлопая в ладоши. — Наконец ты захотел повеселиться, сынок! Конечно! Ведь тебе уже шестнадцать, и ты взрослый!

— А еще он хочет позвать Скарлет Тимер!

— Стив!!! — разозлился я, кинув в брата подушку, которая даже не долетела до него. Залившись смехом, он покинул нашу комнату.

— А-а-а, Скарлет Ти-и-имер, — папа начал медленно кивать, будто сам является подростком и понимает, что сейчас горит во мне.

— Родной, ты уже взрослый и нужно брать от дня рождения все до максимума. Наш огромный особняк ваш на весь вечер и ночь, а мы с папой уедем в загородный коттедж, — последнее предложение она прошептала, прильнув к моему уху, будто точно на что-то намекая.

Как же мне стыдно из-за них. Чувствую, что раскраснелся.

Мама поиграла бровями и потянула отца за собой. По-моему, после этого я стал даже краснее.

— Ты хоть и пушинка, Кейн, но, черт возьми, такой придурок, — мы стояли в ванной, чистили зубы.

— Заткнись! — я пихнул брата в бок.

— Сегодня Скарлет будет твоя. Ты, главное, не бойся, девчонка.

— Ты меня достал! — с полным ртом пены, выронил я. В следующую секунду все содержимое полости моего рта оказалось на лице близнеца.

— Обалдел? — он принялся умываться, а я ухахатываться.

— Если не тупой, понял бы, что я попросил заткнуться. Однако ты все время доказываешь, что ты пустоголовый самец.

— О, да-а-а, я самец. Надо в школе еще кого-нибудь закадрить, — Стив сплюнул.

— Ты мне мерзок! — скорчив гримасу дичайшего отвращения, толкнул качка-братца и вышел из ванной комнаты.

Да, возможно многие, кто встречался с близнецами или читал о них, знают, что они просто полные противоположности. Да, ешкин кот, мы невероятно разные. Земля и небо. Суша и вода.
Он обожает яблоки, я их запредельно ненавижу, и при всём при этом у меня аллергия на данный фрукт. Он дерзкий мачо, любящий вечеринки и развлечения, я же спокоен. Он уже несколько лет не девственник ,а я да. Да, я еще не нашел ту, которую бы очень хотел. Хотя... Скарлет... Ангелочек мой. Мы действительно схожи внешне, но, поверьте, любые близнецы действительно разные внутри.

 

Сегодня десятое июня и последний учебный день перед летними каникулами. Надеюсь, наш день рождения оставит у многих на душе неизгладимые впечатления.

Стив был действительно крут. По жизни, в школе, в стиле. Он надел темно-коричневую футболку большого размера с маленькими дырками в районе накаченного пресса. Черные джинсы идеально сидели на длинных накаченных ногах.

— Тебе еще никто не предлагал зашить эти дырки? — я закатил глаза, накидывая темно-серую рубашку и обычные синие джинсы. — Или что… Это такая вентиляция?

— Ты идиот, Кейн, однако я тебя безумно люблю.

— Фу.

— Это стильно. Вот почему все телки от меня тащатся, не думаешь? Мы с тобой, — он демонстративно осмотрел мою одежду, — эээ… очень похожи внешне, но заметь разницу, — Стив подмигнул. — Почему всё так?

— Потому что ты козел?

— Нет, потому что я невероятно горяч, братишка, — подмигнув мне, он накинул на одно плечо темно-черный кожаный портфель.

— Не думаю, — я повторил за ним, надев самый обычный и приличный портфель морковного цвета. — Козлы девушкам нравятся больше, — немного тише уверил я.

 

Школа — одно из самых приятных и одновременно неприятных мест. Здесь множество твоих друзей, с которыми ты можешь пообщаться и утолить эту чертову скуку. Но уроки и учителя... Тошнит одним словом.

Как только мы вошли в Старшую Школу имени Дэвида Картера, Стив тут же подался вперед, ускорив шаг. Отдалился. Так он делает постоянно, ведь я не подхожу его имиджу.

Потерянный.

Резко открыл глаза, словно меня пронзили ударом электрического тока. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
С каждым выдохом старался понять, где сейчас нахожусь и что вообще произошло. С каждым вдохом понимал, что нахожусь в палате городской больницы Далласа. С каждым морганием вспоминал, что произошло в мой день рождения.
Который я теперь ненавижу...

Похоже боль моральная и боль физическая уже переросли во что-то более сугубое, отчего я потерял сознание в тот момент. Я вспоминал... Вспоминал, что плакал, как маленький ребенок, у которого отняли конфету. Но все не так просто, как может показаться, — я потерял брата, последнюю каплю крови, с которой меня связывало хоть что-то родное. Теперь я один. Совершенно. Теперь я понимаю, что меня ничего не связывает с родными, ведь их просто-напросто нет.

Запах каких-то препаратов удачно разносился по всей палате, которой одолевала тишина. Напрягаю свои конечности, пытаясь приподняться. Сложно. Мне очень тяжело это сделать. Даже поднатужиться стоило мне временной потерей зрения.

— Кейн! Сынок! — глухо послышалось со стороны коридора, откуда Грейс Роун, моя приемная мать, увидела как я тут бьюсь в желании подняться. — Родной! — плавным движением руки она сдвинула механическую дверь и вошла.

Мою голову разрывают дичайшие и скверные мысли, но все это я не могу передать в словах. Я бы хотел просто поприветствовать мать, но даже это мне не удавалось. Мой язык просто мне не подчинялся. Похоже мне следует немного отдохнуть от этого мира.
Через секунд двадцать в дверях оказался и Бенджамин Роун, мой приемный отец.

Почему же я не Роун? — спросите вы. Я лишь отвечу, что нас со Стивом забрали очень гуманные люди, и они не хотели менять наши родные фамилии, хотели оставить хоть что-то свое. За это я им благодарен.

Такие печальные и одновременно очень серьезные они переносили взгляд с линолеума на меня и наоборот. Мы молчали... 
Запредельно не хочется что-то пискнуть о Стиве Уинтере. Никому не хочется...

Дата рождения: 10 июня 2001 года.
Дата смерти: 10 июня 2017 года.

— Ты снова что-то устроил, я прав? — я посмотрел на владельца голоса,который с треском разрушил звенящую тишину. Отец подарил мне такой колючий взгляд, что я просто окончательно перестал верить в происходящее.Это сон?

— Чт...что? — с содрогающимся трудом спросил я.
Я не мог поверить, что сейчас на меня обрушится какая-то волна ненависти. Я всю жизнь считал этих людей гуманными и человечными, но после этого вопроса не сложно понять, что эти же люди обвиняют меня в смерти брата-близнеца.

— Почему вы были на улице в такой час, дорогой? — голос матери был спокойнее. Намного. Каждый по-своему взвешивал ситуацию и принимал какие-то выводы. Нежный, такой усыпляющий голос заставил упокоить собственную дрожь, но свой взгляд я и не посмел забраковать от Бэнджамина.

— Ну? Язык проглотил? — в эту же секунду послышался хруст его левой конечности.

— Мы повздорили... и...

— Вы поругались? — мама осторожно взяла мою руку.

— Я знал, что не все так просто! Стив умер из-за тебя. Знаешь, Кейн, он вечно ходил за тобой и подтирал твой сопливый зад, терпел все твои всплески. Ты не уважал его никогда! И продолжал диагностировать себе болезнь "пожалейте-меня-моя-жизнь-дерьмо". Так, Кейн?! — резкий и широкий шаг вперед заставил вскочить и женщину, и ребенка.

Казалось, я сейчас просто умру от таких неожиданных поворотов в моей жизни. Он никогда не ругал меня. Все инциденты отец превращал в шутку и не более. Сейчас же, когда его просто распирает от злости, я вижу как он меня ненавидит. И я даже пошевелиться не могу, даже пискнуть. Руки покоились по швам, взгляд был прямо направлен на обезумевшего идеей моей вины в смерти брата.

Мама быстро скооперировалась. Схватив мужа за предплечье, она отвела его куда подальше от этой палаты. Наверное, чтобы тот не раздражался, когда видел меня. Ведь я просто копия Стива. Надо было сразу предугадать, что он с шести лет был его любимчиком.

Быстрым движением избавляю свою вену от иглы, из которой бился какой-то препарат. Темно-бордовая кровь, венозная, небольшой струей по коже дала о себе знать. Плевать. Никогда не боялся вида крови. Мне сейчас абсолютно плевать, хоть пройдитесь острым лезвием по моим конечностям, я буду продолжать думать об умершем брате, невзрачно наблюдая за вашими действиями, и не чувствовать боль.

Моя рука обратилась к прозрачному голубому пакету, который принесла мама. Не сложно было догадаться, что там одежда. Накинул содержимое, а точнее белую толстовку и черные джинсы. Далее надел кеды Стива, в которых был на нашем дне рождения. Их подошва была до сих пор в неотмытой крови близнеца. 
Мир потерял одного человека с редкой группой крови, в которой нуждаются многие. Мы имеем, а теперь уже имею только я, четвертую группу положительную. Говорят, что эта наша особенность. Я не перестану твердить "мы" и "наш", ведь даже после смерти мы останемся единым целым, хоть и имели приличное количество отличий во всем.

Осторожно открыл дверь и оказался в коридоре. Только сейчас до меня дошло, что похоже я отключился прямо рядом с братом на дороге. До сих пор не верю в это...

За углом, близ туалета и душевых, на не особо большой дистанции от моей палаты разговаривали приемные родители. Нет, это нельзя назвать разговором. Бэнджамин яростно всплескивал руками, что-то крича, а мать оглядывалась и ради приличия
умоляла его успокоиться.

— О! Наш герой вышел! — весь покрасневший, чуть даже вспотевший мужчина обратился ко мне. Все его слова так жгли душу. — Ничего внутри не екает?

Время иногда калечит.

Словно по щелчку в моей жизни прошел целый месяц. Целый месяц я скитаюсь в одиночестве по комнате и по улицам, поджидая окончания каникул. Целый месяц я продолжаю не верить в смерть родного брата-близнеца. Целый месяц я встречаюсь с гневным взглядом приемного отца, который ни на минуту не забывал о том, что я как-то причастен к смерти его любимчика.
Уровень напряжения обстановки в доме и сознании не понизился и на градус. Как сейчас помню, что Бэнджамин чуть ли накинулся на меня после того, как Стивена положили в землю.
Сейчас же я просто сижу у окна своей комнаты, наблюдая неспешное дуновение ветра, шорох ярко-зеленых листьев, цвет которых помогает успокоиться. Когда теряешь родного человека, ты не можешь перестать думать о нем, просто не можешь. Многие говорят, что хотят достичь этого состояния, просто как-то отречься от воспоминаний, но никто не подвластен хрупкому сознанию потерявшего близкого.

— Кейн! Кейн! — словно мой же голос доносился со стороны улицы. — Пошли гулять, сопляк! — такой знакомый... такой родной голос.

— Стив?! — бешено начал открывать настежь окно, чтобы осмотреться, нет ли в саду моего близнеца.

Я схожу с ума...

— Ч-ч... черт, — моментально осознав, что мне почудилось, я потрепал свои каштановые волосы.

— Да Кейн, черт подери! — вновь донесся из окна родной голос. Услышав его, мне стало больно. Может, он ушел из жизни все-таки из-за меня?

— Придурок! Зачем ты только побежал за мной, идиот?! — кричал я в пустоту улиц. — Ты конченый засранец! Я... не понимал, как сильно любил тебя, — последние слова прошептал искренне, в надежде, что умерший хоть как-то сможет услышать меня. — Это я козел, а не ты! — вновь прокричал я и выбежал из комнаты.

Бегом направился на кухню, чтобы хоть немного остыть и выпить сока или чая. Просто привести себя в нормальное сознание.

— Милый! — приятно воскликнула Грэйс, когда я вошел в комнату кулинарных шедевров. — Что-то хотел?

— Да, можно мне чая? Зеленого. И по-крепче. Очень крепкий.

— Я... я поняла, присаживайся, — легко надавила на мои плечи, но вскоре приложила силу, чтобы я уселся. — Что-нибудь съешь? — я заметил как мать дарит мне странный взгляд. Так смотрят только на неадекватных или уродливых. 
Думаю, на данный момент я совмещаю обе стороны.

— Ты слышала мои крики? — прохрипел я, надеясь, что ложка, стучащая о стенки посудины, заставит не услышать меня.

— Ты должен немного подумать. Хоть прошел и месяц, но я понимаю, что тебе очень тяжело, сынок.

Придвинув мне чашку действительно крепкого чая, что можно было разобрать по цвету жидкости, женщина аккуратно присела на соседний стул, упершись руками о стекло стола. 
Выжидающе смотрела на меня, а я направил свой взгляд в воду. Я понимаю, что, как мать, Грэйс хочет диалога ребенка и родителя. Она жаждет того, как я поделюсь с ней сокровенным, чем-то, что заставит меня прийти в нормальный рассудок.

Но я не мог...

Захватив в конечность горячий напиток, я без единого слова покинул кухню, где царствовал притягательный аромат будущего ужина. Задумавшись об ужине, вспомнил, что изрядно похудел за весь этот месяц. Весил я примерно 65 килограмм при росте в 179 сантиметров. Ну а сейчас чувствую себя на 54 или 57. Да даже не чувствую... — отражение в зеркале дает все понять.

Удачно поднимаюсь по лестнице, ведущей на второй этаж. Надо же, даже не спотыкаюсь нога об ногу при таком головокружении.
А вот и последняя ступенька.

— Грэйс! — из-за угла вылетает приемный отец, который врезается прямо в меня, держащего в руках чашу с горячим чаем. 
Всплеск воды, удар некоторых капель о пол, страшное шипение Бэнджамина. Все вызывает страх и ужас, который подпитывает еще и боль в моем запястье, на которое тоже расплескался кипяток.

Мужчина не выдавал и слова, лишь трудно дышал, ведь напиток то поистине горячий.

Бежать или извиниться? Извиниться, а потом бежать? Слишком мало времени на раздумья. Он поднял свой взгляд с белой, наверняка, новой рубашки, прямо на меня. Взгляд полон ярости и холода. Ему не нужен острый нож или мощный пистолет, его взгляда достаточно, чтобы полностью обезвредить или убить жертву.

— Из... — хотел было произнести слова искренней скорби, как чашка выхватывается из моей руки, и оставшийся кипяток живо оказывается на мне. 
От шеи и до пупка все начало жечь. Смертельно жечь. В считанные секунды уже все онемело, и я начал слышать, что происходит вокруг. Грэйс визжала, а Бэнджамин злостно ухмылялся, явно чувствуя победу каждой клеточкой своего тела.
Я же чувствовал только дикую боль, которая начала отдавать пульсацией в моей голове.

— Какого хрена ты сделал? — сквозь зубы задал я. Желание ударить богача было таким сильным, что я уже представлял как мщу ему за пролитый на меня кипяток.

— Ты как с отцом разговариваешь?! — мужчина замахнулся и ладонь с каким-то треском прошлась по моей щеке. Я не мог и понять произошедшего. Опять же донесся крик матери, удивившейся действиям мужа. Грэйс лишь подливала масла в огонь.

— Да заткнись ты! — повысил голос на женщину, почувствовав приток крови к голове, но еще больше к той щеке, которую просто разрывало от боли. Эта резь уже как-то приглушила боль от новоиспеченных ожогов.

— Ах ты мерзавец! — я перенес взгляд на Бэнджамина, который до хруста сжал ладонь в кулак. От страха я выронил чашку и поджал "хвост". — Чертов козел! — вся сила, сосредоточенная в кулаке, отразилась все на той же щеке, и я молниеносно оказался на полу. Ноги перестали держать, а глаза временно видеть. — Сопляк! Да ты даже ответить мне не сможешь.

Загрузка...