Джек ВЭНС ИСС И СТАРАЯ ЗЕМЛЯ

Посвящаю моему единственному сыну

Предисловие выдержка из книги «Миры человечества», 48 издание

1. Система Пурпурной Розы

На полпути к Руке Персея неподалеку от края Сферы Гаеан капризное завихрение галактической гравитации поймало с десяток тысяч звезд и направило их веером в неком подобии цветущего завитка растения. Этот поток называется Хлыстом Мерсеи.

На самом краю потока, рискуя сорваться в никуда, находится Система Пурпурной Розы, включающая три звезды: Лорку, Песню и Сирену. Лорка является белым карликом, а Песня — красным гигантом, их орбиты почти соприкасаются друг с другом, словно дородный розовощекий пожилой господин вальсирует в небе с изящной девицей, одетой в белое. Сирена же, желто-белая звезда ординарных размеров и освещенности, вращается на уважительном расстоянии от этой странной танцующей пары.

Тем не менее, Сирена контролирует все планеты, включая и Кадвол, землеподобный мир, имеющий, почти также как и земля, семь тысяч миль в диаметре, с гравитацией, также близкой Земле.

(Список и анализ физических показателей опущены).


2. Общество натуралистов

Впервые Кадвол был исследован первопроходцем Р.Дж. Нейрманном, членом Общества натуралистов Земли. Его доклад вынудил Общество отрядить на Кадвол официальную экспедицию, которая по возвращении на Землю внесла предложение сохранить этот мир как заповедник, как естественный заказник, свободный от каких бы то ни было человеческих поселений и коммерческой эксплуатации.

В конце концов, Общество зарегистрировало мир под его же именем и после получения сертификата о регистрации посчитало свою миссию выполненной, если не считать периодических продлений сертификата — обязанности, возложенной на секретаря Общества.

Общество, правда, не удовольствовалось одним сертификатом (или грантом, как они его называли), но издало еще и Декрет о Консервации заповедного мира — Великую Хартию, в которой перечислялись условия дальнейшего существования Заповедника. Со временем этот документ сделался основным политическим инструментом Кадвола. Однако Хартия, подзаконные акты и сертификат были похоронены в архивах Общества, и вся его администрация засобиралась на Кадвол.


3. Мир Кадвола

Пейзажи Кадвола отличались бесконечным разнообразием. Они являлись всегда очень зрелищными и почти всегда — особенно на взгляд впервые попавших туда людей — имели какой-то особый свой колорит, представляясь то приятными, то вдохновляющими, то устрашающими, а порой даже идиллически прекрасными картинами. Туристы, совершившие поездки по диким просторам Кадвола, всегда покидали его с большим сожалением, и многие из них стремились туда снова и снова.

Флора и фауна Кадвола весьма напоминали Землю, что обеспечивало постоянной работой биологов и таксононимистов. Многие из крупных животных, обитавших в Заповеднике, считались опасными хищниками, остальные выказывали начатки разумности и даже возможности эстетического восприятия. Некоторые виды обезьяноподобных использовали даже некий язык, который ученые, как ни бились, все никак не могли расшифровать.

Кадвол состоял из трех континентов: Эссе, Деукаса и Трои, разделенных океаном и массами других небольших островов и островков.

Длинный и узкий континент Эссе лежал на экваторе и представлял собой ровную поверхность, покрытую болотами и джунглями и плавно извивающимися ленивыми речками. Унылый пейзаж нарушали лишь три исключения: один спящий и два действующих вулкана. Эссе отличался жарким климатом, непрестанной вонью, буйной красочностью и чудовищной жизнеспособностью. Бесчисленные пожирающие друг друга злобные твари делали континент невозможным для обитания людей, и натуралисты-исследователи даже не пытались создать там базовый лагерь.

Первые исследователи уделяли Эссе мало серьезного внимания; не баловали его и позднейшие учены, и континент, после первых всплесков биологического и топографического интереса, остался по большей части заброшенным и неизвестным.

Деукас, бывший в пять раз больше Эссе, занимал большую часть северной температурной зоны, расположенной на другом конце планеты. Его южной точкой, находящейся на самом краю длинного узкого полуострова, раскинувшегося в тысяче миль от экватора, был мыс Журнал. Фауна Деукаса, не столь эксцентричная и не столь монструозная, как фауна Эссе, оказалась тем не менее во многих случаях не менее кровожадной, хотя и включала в себя несколько видов полуразумных существ. Флора напоминала природу Старой Земли настолько, что первые агрономы, без всякого опасения вызвать экологические болезни, даже смогли представить на станцию Араминта несколько полезных образцов, такие как бамбук, кокосовая пальма, виноград и фруктовые деревья.

Троя, расположившаяся южнее Деукаса и бывшая размером с Эссе, тянулась от полярных льдов до южной температурной зоны. Этот континент являлся, пожалуй, самой драматической землей Кадвола. Утесы склонялись там над бездонными пропастями, и от ураганных ветров гудели темные чащи.

На восточном берегу Деукаса расположились три небольшие острова и бывшие морские вулканы; они назывались так: атолл Лютвен и острова Турбен и Океан.

Все остальное пространство Кадвола занимал открытый океан.


4. Станция Араминта

На восточном побережье Деукаса, на полпути между мысом Журнал на юге и Головой Мармиона на севере, был создан анклав в сотню квадратных миль. Именно здесь находилась станция Араминта, агентство, производившее надзор за соблюдением условий консервации, поддержанных статьями Хартии. Всю работу на станции выполняли шесть следующих бюро:

Бюро А: Учет и статистика;

Бюро Б: Патрули и охрана; полиция, секретные службы;

Бюро В: Таксономия, картография, естественные науки;

Бюро Г: Внутренние службы;

Бюро Д: Фискальная служба; импорт и экспорт;

Бюро Е: Прием посетителей.

Первоначально шестью суперинтендантами являлись Деамус Ук, Ширри Клаттук, Саул Дайфин, Клод Оффоу, Марвел Ведер и Кондит Лаверти. Каждому из них придавался штат не более четырех человек, который они рекрутировали из своих же семей или, по крайней мере, родственников и который вносил в управление станции редкую сплоченность.

За прошедшие с тех пор столетия многое изменилось на станции, но многое оставалось и неизменным. Хартия рассматривалась как Закон, хотя в ней и менялось что-то постоянно, сообразно новым условиям. Правда, некоторые — например, нотабль атолла Лютвен — мало придавали значения этой старине, а сама станция Араминта, когда-то бедное поселение, давно уже превратилась в место роскошных дворцов, где жили потомки Уков, Оффоузов, Клаттуков, Дайфинов, Ведеров и Лаверти.

Со временем каждый дом развился в целую отдельную и оригинальную касту, и мудрые Уки явственно отличались от беспечных Дайфинов, так же как осторожные Оффоузы от бесстрашных Калаттуков.

Когда-то на станции для приема гостей существовали отель, а также аэропорт, больница, несколько школ и даже театр «Орфеум». Однако постепенно субсидии со Старой Земли уменьшались, а потом и вовсе прекратились, и обмен с иностранцами стал особенно необходим. Виноградники, расположенные на задворках анклава начали производить на экспорт отличные вина, а туристов приглашали в путешествия по самым диким долинам, оборудованным специальным ограждением, позволяющим избежать столкновений с местным окружением.

Но время шло, и со временем проблемы становились все острее. И становилось все более непонятным — как станция, имеющая столько функций и обязанностей, может управляться всего лишь двумястами сорока людьми? Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Для начала внештатникам[1] предложили принять некий промежуточный статус.

Но затем и вовсе, достаточно вольно трактуя статьи Хартии, дети, работники в отставке, слуги и временные рабочие были исключены из основного состава. В понятие «временной работы» стали входить работы на фермах, по обслуживанию гостиниц и аэропорта, включая даже авиационных механиков, короче говоря, практически все неквалифицированные работы. Более того, рассматривался проект закона, утверждавшего, что любая неквалифицированная работа вообще не может рассматриваться как постоянная.

Но на Араминте всегда была нужда в дешевой, многочисленной и умелой рабочей силе, и самым удобным ее поставщиком являлся народ, населявший атолл Лютвен, расположенный в трехстах милях к северу от Араминты. Там жили йипы, потомки сбежавших слуг, изгнанники, нелегальные эмигранты, мелкие преступники и прочий сброд из тех, кто волей, а кто неволей некогда сделался жителем атолла.

Словом, йипы вполне компенсировали потребность в рабочей силе, и потому им разрешалось находиться на станции даже до шести месяцев. Большего срока консерваторы не допускали ни на йоту.


5. Хранитель и натуралист из Штрома

В миле к югу от станции, в доме с видом на реку жил Хранитель, исполнительный суперинтендант станции Араминта. По условиям Хартии, он являлся действительным членом Общества натуралистов и уроженцем Штрома, маленького поселения членов этого общества на Трое. К тому времени, когда Общество стало практически лишь воспоминанием, условия существования Заповедника стали трактоваться гораздо более свободно и в конце концов — а особенно в этом случае — все резиденты Общества, находившиеся на Штроме стали считаться его действительными членами.

Фракция, исповедовавшая «рекомендуемую» идеологию и называвшая себя партией «Жизни, Мира и Свободы» (ЖМС) начала движение в поддержку йипов, чьи условия жизни объявила невыносимыми и позорными для общественного сознания. Ситуация могла разрешиться только позволением йипам оседать на основных землях Деукаса. Другая фракция, называвшаяся — «хартисты», тоже сознавала эту проблему, но предлагала другое ее разрешение, без нарушения Хартии: а именно — переправить всех йипов в другие миры. «Это невозможно!» — хором восклицали «Жемеэсовцы» и продолжали еще сильнее критиковать своих противников. Они заявляли, что консервация есть идея архаическая, негуманная и выходящая за рамки разумного мышления, что все взгляды «хартистов» надо немедленно пересмотреть, и так далее.

Последние же, наоборот, утверждали, что и Хартия, и Консервация должны оставаться неизменными и с сардоническими улыбками намекали на то, что вся их критика и пыл имеют под собой вполне конкретные эгоистические причины — якобы жемеэсовцы хотят разрешить строительство поселений йипов на лесном берегу Мармиона лишь для того, чтобы создать прецедент, позволяющий нескольким не заслуживающим того натуралистам — без сомнения самым горячим членам ЖМС — создать на одном из красивейших побережий Деукаса собственные поместья, где они станут пользоваться услугами йипов в качестве слуг и работников, и поживать лордами. Это в свою очередь спровоцировало жемеэсовцев напасть на циничных хартистов с обвинением, что подобные инсинуации лишь вскрывают их собственные тайные амбиции.

Но на станции Араминта идеология не играла серьезной роли; проблема йипов и так признавалась реальной и требующей немедленного разрешения. Однако вариант жемеэсовцев был решительно отклонен, поскольку любое разрешение проблемы в соответствии с их взглядами так или иначе формально закрепляло нахождение йипов на территории Кадвола. Наоборот, по их мнению, также все усилия должны были быть направлены на исполнение предложения хартистов, то есть на перемещение всего населения йипов в какой-нибудь другой мир, где их присутствие окажется полезным и желанным.

Это убеждение особенно усилилось, когда Эустас Чилк, менеджер местного аэропорта, обнаружил, что йипы уже давно систематически обкрадывают склады Компании. В первую очередь они тащили части флаеров, которые на атолле, без сомнения, превращались в целые, готовые к полетам машины. Кроме этого, они воровали оружие, орудия туда, амуницию и топливо. Все это происходило явно не без помощи Намура вне-Клаттука, комиссионера агентства временного труда. В связи с этим произошло два столкновения между Намуром и Чилком, которые в некотором роде даже заслуживали наименования эпических битв. Намур, урожденный Клаттук, сражался с задором и мужеством, а Чилк методично применял стиль задворков, заключавшийся в том, чтобы припереть врага к стенке и молотить его до тех пор, пока тот не свалится на пол, что Намур, в конце концов, и не преминул сделать.

Чилк же был уроженцем Айдолы, городка Больших Прерий на Старой Земле. На самой заре своей жизни маленький Эустас испытал сильное влияние своего деда Флойда Сванера, собирателя животных, а также всяческих осколков, раритетов, антикварных книг и прочего старья, в котором находил нечто забавное. Дед подарил Эустасу, когда тот был еще ребенком, замечательный «Атлас Мира» с изображением всех обитаемых миров Сферы Гаеан, включая и Кадвол. Атлас поразил крошку Эустаса до такой степени, что повзрослев он стал космическим странником — наполовину бродягой, наполовину разнорабочим.

Так что путь, приведший его на Араминту, был хотя и извилист, но не случаен. Как-то раз он писал по этому поводу в письме к Глауену:

«Я работал оператором автобусных туров Семи Городов в мире Джона Престона, — далее Эустас описывал, как однажды насторожился при виде „леди с лицом, как яблочный пирог, и огромным бюстом, оттопыривавшим черный костюм“, которая присоединилась к его туру и каким-то образом втянула его в разговор, с похвалой отзываясь о его способностях. Он вежливо отвечал, что лишь хорошо выполняет свои обязанности. Дама представилась как мадам Зигони, вдова из Розалии, мира на задворках Треугольника Пегаса. Через несколько минут беседы она пригласила Чилка присоединиться к ее завтраку — отказываться не имело смысла.

Мадам Зигони выбрала прекрасный ресторан, где им подали не менее прекрасный ланч. За едой она не переставала призывать Чилка побольше рассказывать о его юных годах в Больших Прериях и о прошлом его семьи. Неожиданно, как бы импульсивно, мадам Зигони упомянула о своей силе ясновидения, которой она не пользуется из-за огромного риска, поскольку это может принести неприятности ей самой, ее судьбе и прочим людям, так или иначе вовлеченным в ее откровения. «Вероятно, вы удивлены моим интересом к вам, но я должна заявить открыто — внутренний голос говорит мне, что вы именно тот человек, который мне нужен».

— Все это очень интересно, но… — осторожно согласился Чилк. — Но зарплата у меня высокая — согласны ли вы платить еще больше?

— Вы получите достаточное вознаграждение, но лишь после того как исполните все, что я от вас потребую.

— Хммм, — задумчиво промычал Чилк, но в ответ на это замечание мадам Зигони, огромная, уже почему-то полураздетая, с маленькими поблескивающими глазками на широченном лице, отгородила от него руками весь их завтрак.

В конце концов, соблазн сломил нерешительность Чилка и он стал суперинтендантом ранчо, называвшегося Тень Долины на Розалии.

Его обязанности заключались в том, чтобы координировать деятельность всех рабочих ранчо и особенно следить за йипами, привезенными на Розалию поставщиком рабочей силы по имени Намур.

Но удивление Чилка достигло наивысшего предела, когда мадам Зигони неожиданно объявила, что хочет выйти за него замуж. Чилк от такой чести отказался, и, хотя и избежал гнева, не получил за свою работу никакой платы.

Вскоре после этого в городишке Липвиллоу на Большой Грязной Реке Чилк встретился с Намуром, и тот предложил ему работу в качестве менеджера аэропорта на станции Араминта. Намур фактически заправлял всем аэропортом, однако Чилк сумел поставить себя так, что в его работу никто не лез, и он сам имел свою выгоду. Тем не менее, вся ситуация, включая романтический интерес мадам Зигони и помощь Намура, была очень загадочной, а в воздухе повисали все новые загадки. Сколько незаконных флаеров удалось собрать йипам из похищенных частей? И для чего они наворовали столько всего остального? И где все это теперь находится?

Суперинтендантом Бюро «Б» был Бодвин Вук — небольшой человечек, лысый и желтокожий. Его крошечные, острые и проницательные глазки напоминали хорька. Вука уважали за острый язычок и за равнодушие ко всяким условностям. Обнаружение краж в аэропорту вынудило его принять соответствующие меры — совершить набег на Йиптон, в ходе которого удалось разрушить два флаера и магазин техники.

Но за первым печальным открытием последовало и второе. Обнаружилось, что йипы на Араминте вооружены различным оружием, предназначенным для совершения колоссальной бойни с целью уничтожения всего персонала Агентства.

Работы тут же были прекращены, и все йипы отправлены обратно в Йиптон, Намур же на все вопросы только пожимал плечами и отрицал свое участие в этом деле. Никто не мог доказать обратного. Да и действительно было бы странным и маловероятным, чтобы всем известный и столь популярный Намур позволил втянуть себя в такое ужасное преступление. Подозрения, и с самого-то начала только тайные, со временем совсем потеряли свою остроту и угасли. Намур продолжал заниматься своим делом и не обращал ни на что внимания.

Обойти хотя бы в чем-либо этого человека представлялось делом весьма затруднительным. Он был силен, грациозен от природы и хорош собой; черты его лица отличались почти классической правильностью. Он носил одежду с шиком и, казалось, знал все и обо всем. Вел себя Намур везде одинаково: просто, осторожно и внимательно, всегда держа страсти в узде. Это нравилось многим, особенно женщинам, и имя Намура связывалось со множеством женских имен, включая даже Спанчетту и Смонни, которых он не обделял вниманием в их одновременном романе, доставлявшем удовольствие всем троим.

Однако, в Бюро «Б» Намура обожали далеко не так, как в обществе; там его знали как оппортуниста с каменным сердцем, как человека не имеющего совести и готового на любые преступления. В конце концов, все так и оказалось, но пока суть да дело, он спокойно улизнул с Араминты к большому сожалению Бодвина Вука.


6. Йипы и Йиптон

Типичный йип был, без сомнения, существом деформированным или, так сказать, предрасположенным к деформации, в то время как на первый взгляд, наоборот, выглядел изумительно красивым, с огромными светящимися глазами орехового цвета, золотистыми волосами и золотистой кожей, совершенными чертами лица и превосходно развитым телом. Девушки-йипы славились по всему Хлысту Мерсеи своим послушанием, сговорчивостью и мягким характером, равно как и целомудрием.

По причинам не до конца понятным йипы и простые жители Сферы Гаеан были отчасти инфертильны. Некоторые биологи предполагали, что йипы — мутанты и представляют собой новую человеческую расу, другие подозревали, что все дело в пище йипов, включавшей в себя множество моллюсков из океана. Они указывали в частности на то, что, будучи переброшены в другие миры и сменив диету, по происшествии некоторого времени йипы восстанавливали нормальную способность к размножению.

Город Йиптон долго привлекал туристов. Их переправляли туда с Араминты специальными паромами и предоставляли места в таверне Аркадия — шаткой пятиэтажной развалине, сделанной полностью из бамбука и пальмовых листьев. На террасе девушки йипки подавали джин, пунш и кокосовый арак, напитки, происхождением которых никто никогда не интересовался. Тур включал в себя путешествие по каналам Йиптона, обладавшим каким-то странным очарованием, и посещение других достопримечательных мест, таких, как Каглиоро, Женские Бани и магазины народных ремесел. Услуги интимного характера оказывались в Йиптоне как мужчинами, так и женщинами во Дворце Кошек, в «пяти минутах» ходьбы от таверны Аркадия, если идти скрипящими бамбуковыми коридорами. Во Дворце все происходило очень чинно, методично, с хорошей предварительной подготовкой и без всякой спонтанности. За все надо было платить, и если турист просил после завтрака обыкновенную деревянную зубочистку, то непременно находил ее потом включенной в счет.

Помимо дохода, приносимого туризмом, нынешний умфау[2] Йиптона Титус Помпо, зарабатывал деньги контрактами с другими мирами на поставку рабочих бригад. В этом, как и в других рискованных сделках, ему помогал Намур вне-Клаттук.


7. Штрома

В первые годы Консервации, когда члены общества Натуралистов посещали Кадвол, они непременно шли представляться в Речной Дом, в надежде встретить там участие и гостеприимство. В те времена Хранитель вынужден был принимать по два десятка гостей разом, причем, пребывание многих из них вообще затягивалось на неопределенное время из-за исследований или просто ради наслаждения новизной окрестностей Кадвола.

Один из Хранителей, в конце концов, не выдержал и восстал, настояв на том, чтобы прибывающие натуралисты жили в палатках на берегу и сами варили себе еду на кострах.

На одном из ежегодных заседаний Общества решили разобраться с этой проблемой. Большая часть программы была встречена в штыки ярыми консерваторами, жаловавшимися на то, что Хартия уничтожается прямо на глазах. На что им возражали: «Прекрасно! Отлично! Но неужели, когда мы прибываем на Кадвол, нам следует жить на биваках? В конце концов, мы все-таки члены Общества!»

В результате был принят некий план, выдвинутый одним из наиболее активных консерваторов. План разрешал строительство небольшого нового поселения в строго определенном месте, чтобы ни в коем случае не повредить окружающую флору и фауну. Место было выбрано по краю скал фьорда Штрома, на Трое; оно оказалось почти до смешного непригодным для жилья, в результате чего возник явный заговор, дабы удержать сторонников этого плана от его выполнения.

Однако, вызов был принят. Штрома пришла в движение, и скоро там вырос маленький городок с высокими узкими домами, с темными или янтарными крышами, с дверями и окнами, раскрашенными в белый, синий или красный цвет. Глядя с другого берега фьорда, дома Штромы казались висящими на краю скалы, как гнезда полярных казарок.

Многие члены Общества, пробыв на Штроме определенное время, приходили к выводу, что жить там вполне можно. Постепенно даже создалось местное население, которое вскоре дошло аж до двенадцати сотен.

На Земле же Общество стремительно хирело, страдая полным отсутствием каких бы то ни было целей и окончательно разрушаемое казнокрадом-секретарем. На последнем заседании все документы и записи были сданы, наконец, в Архивную Библиотеку, и вот — председательствующий прозвонил в колокольчик последний раз.

Но на Кадволе Натуралисты Штромы не придали этому событию никакого значения, несмотря на то, что отныне весь доход Штромы состоял лишь из частных инвестиций с других миров. Правда, Хартия осталась, как и прежде, основным законом страны, и жизнь на станции Араминта текла обычным путем.


8. Замечательные личности и резидент Араминты, Штромы и прочего

В доме Клаттуков две сестры — Спанчетта и Симонетта — отличались несколько большей привлекательностью, чем все остальное семейство. Симонетта, обычно ее называли Смонни, в свою очередь обладала большим воображением и неутомимостью, чем Спанчетта — существо более земное. Обе девицы со временем превратились в высоких полногрудых дам, с шапками вьющихся волос и маленькими глазками, блестевшими из-под тяжелых бровей. Обе отличались страстностью, жадностью и стремлением властвовать. Однако таланты их пропадали втуне — обе были не замужем, хотя и прилагали колоссальную энергию в этом направлении. В годы юности сестры сосредоточили свое внимание на Шарде Клаттуке, каждая намереваясь соблазнить его, выйти за него замуж или заполучить его каким-нибудь иным способом. К несчастью для обеих Шард нашел их равно отвратительными, если и не просто мерзкими, и стал избегать сестер всеми возможными способами, какие только допускали приличия, а несколько раз даже сорвался до откровенной грубости.

Впоследствии Шарда послали служить в ИПКЦ[3] в Сарсенополис на Альфекке-9. Там он встретился с Марьей Этен, темноволосой и грациозной молодой женщиной, полной шарма, чувства собственного достоинства и рассудительности. Он влюбился в нее без памяти и удостоился взаимности. Они даже поженились в Сарсенополисе и через некоторое время прибыли на Араминту.


Спанчетта и Симонетта глубоко оскорбились и обиделись, узнав, что Шард вернулся с женой. Мало того, что поведение Шарда выражало полное внешнее отторжение, оно и на более глубоком уровне говорило о наглости и нежелании смириться. Разгар гнева к тому же совпал с тем, что Смонни не получила диплома об окончании лицея и соответственно не могла стать внештатником. Как раз в это время и приехали Шард с Марьей, и весь ее гнев сконцентрировался в направлении молодой пары.

Переполненная злобой, Смонни уехала с Араминты. Какое-то время она болталась по всей Сфере, занимаясь всем, чем только можно, пока случайно не вышла замуж за Титуса Зигони, владельца ранчо «Тенистая Долина», занимавшего двадцать две тысячи квадратных миль в мире Розалия, а также имевшего космическую яхту «Клейхакер».

Чтобы обеспечить себя рабочей силой, Титус, поддерживаемый Смонни, начал эксплуатировать йипов, привезенных туда никем иным, как Намуром, который делил свои барыши с Калайактусом, умфау Йиптона.

По настоянию Намура Калайактус посетил ранчо на Розалии, где был убит не то самим Намуром, не то Смонни, не то обоими вместе. И таким образом маленький незначительный человечек Титус Зигони вдруг стал «Титусом Помпо, Омфоу», хотя вся реальная власть сосредотачивалась в руках Смонни.

Но, несмотря на все эти достижения, ее ненависть к Араминте в целом и к Шарду Клаттуку в частности так никогда и не прошла, и самым заветным ее желанием было совершить в отношении и той и другого нечто ужасное и кровавое.

Тем временем Намур, легко и хладнокровно, вступил в связь сразу с обеими сестрами.

Примерно в это же время Марья родила Шарду сына, Глауена. Когда мальчику было всего два года, Марья вдруг утонула при весьма странных обстоятельствах. Пара йипов, Селиос и Каттепрлайн были этому свидетелями, но оба заявили, что плавать не умеют и потому помочь Марье никак не могли, да и вообще это дело их не касалось. Радостная полоса в жизни Шарда закончилась. Он допрашивал обоих йипов со всем пристрастием, но оба тупо и упрямо отмалчивались, вследствие чего Шард в бешенстве выслал их обратно в Йиптон.

Глауен прожил свое детство, миновал отрочество, и в двадцать два года стал, наконец, совершеннолетним. Как и его отец, он пришел работать в Бюро «Б». Во всем остальном он также шел по стопам отца, будучи таким же сильным физически, узким в бедрах, широким в плечах — настоящим комком мускулов, а не массой плоти. Черты его лица, так напоминавшие отца, отличались твердостью и определенностью, щеки были несколько впалыми, волосы темными, густыми и коротко остриженными. Только его кожа, хотя и грубоватая, все же не была так прокалена ветрами, морями и песками, как у Шарда. Оба отличались немногословием и сдержанностью и на первый взгляд казались немного скептическими и сардоническими, однако при дальнейшем знакомстве это впечатление быстро исчезало. И действительно, когда Глауен думал об отце, то всегда представлял себе человека доброго, терпимого, абсолютно порядочного и, несомненно, смелого. Шард же, глядя на сына, никогда не мог удержаться от переполнявшего его чувства любви и гордости.


Нынешний Хранитель Эгон Тамм переселился из Штромы в Речной Домик вместе со своей супругой Корой, сыном Мило и дочерью Уэйнесс. Тотчас же с добрый десяток молодых людей Араминты, в числе которых был и Глауен, влюбились в Уэйнесс, привлекавшую сердца изяществом, темными кудрями, и серыми глазами на поэтически-серьезном лице.

Самым главным претендентом среди них казался Джулиан Бохост, занимавший высокий пост в ЖМС. Мать Уэйнесс, Кора, весьма однозначно выделяла дивный голос и изысканные манеры Джулиана; в ее кругу твердо установилось мнение, что этого молодого человека ждет блестящая политическая карьера. Поэтому она всячески уговаривала Джулиана считать себя помолвленным с ее дочерью, несмотря на то, что Уэйнесс весьма недвусмысленно объявила ему о своей склонности к совершенно другому лицу. Но Джулиан в ответ на все объявления девушки только вежливо улыбался и продолжал строить планы их совместного будущего.

У Джулиана имелась тетка Клайти Вердженс, комендант Штромы и одна из вождей ЖМС. Эта дама была крупной женщиной, но по развитию недалекой. Ее отличала бесповоротная уверенность в том, что правота философии ЖМС победит во что бы то ни стало, несмотря на все оппозиции и несмотря на отсылки к эдикту о «старом добром сутяжничестве», под чем подразумевалась Хартия. «Эта бумага уже пережила свои лучшие времена! Я намерена вышибить из нашей жизни все подобные помутнения и внедрить новое мышление!»

Однако по настоящее время ЖМС так и не смогло провести ни одну из своих реформ, поскольку Хартия все еще оставалась законом страны, чего жемеэсовцы не рисковали отрицать официально. На совещании ЖМС был затеян небольшой заговор. Неподалеку от охотничьего домика, что находится на Безумной Горе, мигрирующие орды бенджи постоянно устраивали дикие побоища, которые жемеэсовцы и решили прекратить, вне зависимости, нарушает это экологическое равновесие страны или нет. Вот дело, думали теоретики ЖМС, которое должны поддержать все здравомыслящие люди, даже несмотря на то, что ради этого придется пойти на некоторый компромисс с основополагающими принципами Консервации.

Действуя в качестве официального представителя Клайти, Джулиан Бохост первым отправился на Безумную Гору, дабы проинспектировать окрестности, прежде чем дать какие-либо особые рекомендации. Для компании он пригласил с собой и Уэйнесс с братом. Девушка же устроила так, что с ними на самолете полетел Глауен. Это весьма разозлило Джулиана, уже давно недолюбливавшего своего главного конкурента.

Вся их экскурсия, естественно, окончилась весьма плохо. Уэйнесс окончательно продемонстрировала свою неприязнь к Джулиану. На следующий день ее брат Мило погиб в аварии, подстроенной тремя йипами, и, вполне возможно, по наущению Джулиана. Хотя последнее так и осталось невыясненным.

На Араминте Уэйнесс немедленно известила Глауена о том, что она тотчас уезжает на Старую Землю, где будет жить со своим дядькой Пири Таммом, одним из оставшихся в живых членом Общества натуралистов. Ее должен был сопровождать брат, но поскольку он теперь мертв, ей придется поделиться с Глауеном секретом чрезвычайной важности на тот случай, если она вдруг тоже умрет на Старой Земле.

В свой предыдущий визит на Старую Землю она случайно открыла тайну того, что оригинальная Хартия вместе с Сертификатом о регистрации — то есть все то, что давало реальное право владения Кадволом — потеряны. Теперь она намерена заняться поисками пропавших документов до того, как их найдет кто-нибудь другой; тем более что у нее появились некие свидетельства об уже предпринимаемых некоторыми неизвестными личностями кое-каких попытках в этом отношении.

Итак, со смертью брата, Уэйнесс пришлось отправляться на Старую Землю одной. Глауен был бы, конечно, рад сопровождать ее, но сделать это ему не позволяли суровые условия работы в бюро Б, а также отсутствие денег. Он заверил Уэйнесс, что присоединится к ней сразу же, как только сможет, а до тех пор просил быть внимательной и осторожной.

* * *

На Араминте находился еще и Флоресте вне-Лаверти — существо экстравагантное и творческое, которое долгое время руководило муммерами, актерской труппой, набранной из молодежи Араминты. Флоресте натаскивал своих муммеров отлично, передавая им собственный энтузиазм, так что они с успехом гастролировали по всем мирам Хлыста Миреи и даже дальше.

Самой большой мечтой Флоресте было создание нового Орфеума вместо расползавшейся старой аудитории, кое-как переделанной под театральные представления. Все деньги, заработанные муммерами, шли в строительный фонд, куда он и сам вкладывал немалые средства.

Неожиданно в восточном океане к югу и востоку от атолла Лютвен, на острове Турбен была раскрыта серия ужасных преступлений. Корни их вели в другие миры, и расследование было поручено Глауену Клаттуку. Скоро он вернулся с доказательствами, что Флоресте, действуя заодно с Намуром и Смонни, имел к этим преступлениям самое непосредственное отношение. Намур тут же покинул Араминту, еще до предъявления обвинений. Смонни оставалась хотя бы временно недосягаемой в Йиптоне, зато Флоресте тут же приговорили к смерти.

Пока Глауена не было, его отец Шард отправился в обычный патрульный рейс, из которого, как ни странно, не вернулся. Никто не слышал ни о какой его болезни и не было найдено никаких следов аварии. Глауен не верил в смерть отца, и Флоресте успел подтвердить ему намеками, что он, в общем-то, прав. Он предложил предоставить Глаену полную информацию об его отце в обмен на гарантию с его стороны о том, что все деньги Флоресте пойдут туда, куда и были предназначены — на сооружение нового Орфеума. На это Глауен согласился, и Флоресте подписал бумагу, по которой все его вклады переходили молодому сотруднику Бюро «Б».

Все деньги Флоресте находились на депозите Банка Мирсеи, в городе Соумджиана неподалеку от мира Соум. По случайному совпадению в том же банке держала свои вклады и Смонни. И у нее имелись все возможности еще до сделки Флоресте с Глауеном перевести все на свой счет, но она не успела сделать этого вовремя, и все деньги после смерти Флоресте перешли к Глауену.

Последним действием приговоренного стало письмо, в котором он изложил все известное ему о Шарде.

Как только Глауен его вскрыл, то в первых же строчках нашел подтверждение тому, что отец его жив. Но где он? И что с ним? Это можно было узнать, только прочтя все письмо.

Загрузка...