История русской армии. Том второй

Оставление Москвы Партизанская война Тарутинский бой

Донесение Кутузова о Бородинском сражении было получено в Петербурге 30 августа, в день тезоименитства государя, и хотя император Александр не был введен в заблуждение относительно истинного значения свершившегося события, но, желая поддержать в народе надежду на успешное окончание борьбы с Наполеоном и доверие к Кутузову, принял донесение о бое 26 августа как сообщение о победе. Князь Кутузов был произведен в фельдмаршалы, и ему было пожаловано 100 тысяч руб. Барклаю-де-Толли был дан орден св. Георгия 2-й степени, а смертельно раненному князю Багратиону — 50 тысяч руб. Четырнадцать генералов получили орден св. Георгия 3-й степени. Всем бывшим в сражении нижним чинам было пожаловано по пяти рублей каждому.

В Петербурге ожидали дальнейших донесений: всех интересовала судьба Москвы.

В это время наша армия уже подходила к Москве. 27 августа она ночевала за Можайском, а арьергард Платова отбивался в Можайске от атак Мюрата, следовавшего за нашей армией по столбовой дороге; за ним двигались гвардия и корпус Даву и Нея. Жюно был оставлен на поле сражения для оказания помощи раненым и поддержания порядка в тылу; вице-король Евгений переправился в селе Успенском через Москву-реку и двинулся на Рузу; Понятовский потянулся вправо, на Борисово. Наполеон ночевал в селе Кривуше.

28-го Кутузов продолжил отступление к Землину и Лутинскому. Платов недостаточно сдерживал напор неприятеля; на его место начальником арьергарда был назначен Милорадович, и арьергард усилен 1-м резервным кавалерийским корпусом, шестью егерскими и четырьмя пехотными полками. 29 августа армия отошла до Крутицы. В этот день Мюрат стремительно атаковал Милорадовича, но был отбит и с этого дня держался от нашего арьергарда вне пушечного выстрела. 30-го армия достигла Вязьмы, а 31-го — Мамонова, в одном переходе от Москвы. Все были убеждены, что перед Москвой будет дано сражение. Кутузов, по-видимому, имел то же намерение, требовал от Ростопчина из Москвы подкреплений, тяжелых орудий, шанцевого инструмента для укрепления позиции и подвод для вывоза раненых, а в то же время приказал вывозить из Москвы продовольственные и артиллерийские запасы. Приискать позицию для боя было поручено генералу Бенигсену.

Наполеон также готовился к сражению и приостановился в Можайске для приведения войск в порядок и пополнения артиллерийских снарядов, в которых ощущался недостаток. Послано распоряжение Виктору скорее направить в армию маршевые команды из отсталых и выздоровевших и быть в готовности самому двинуться за армией.

30 августа главные силы армии Наполеона были в Татарках, а 31-го — в Вязьме. Вице-король двигался на Звенигород. Во время этих передвижений по ночам кругом виднелись зарева пожаров: французы жгли Можайск, а крестьяне, покидая села, сжигали дома, скирды хлеба, стога сена. Голод и всевозможные лишения постоянно сопровождали войска армии Наполеона.

1 сентября наша армия двинулась от Мамонова к Москве. Здесь была выбрана Бенигсеном позиция, на которой предполагалось дать сражение. Кутузов объехал ее со многими генералами, и все признали ее ненадежной: она была велика для нашей армии, изрезана оврагами и рекой Карповкой (более позднее название — Сетунька), а в тылу ее была Москва-река и огромный город, через который в случае неудачи под натиском противника отступать было крайне трудно. С Поклонной горы, на которой остановился Кутузов, видна была дорогая всякому русскому древняя столица — красавица Москва, и все с ужасом помышляли о возможности пожертвовать ею для спасения армии и России. Тяжелее всех принять это решение было старику фельдмаршалу, но оно уже созревало в его уме. Здесь сказалось все величие духа полководца, которому русский народ доверил свою историческую судьбу.

Военный совет в Филях. В два часа дня в главную квартиру Кутузова, в д. Фили, в избу крестьянина Андрея Савостьянова, были собраны старшие генералы армии на военный совет. Здесь Кутузов поставил на обсуждение следующий вопрос: «Спасение России в армии. Выгоднее ли рисковать потерей армии и Москвы, приняв сражение, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение!» Начались прения. Мнения разделились: за битву под Москвой высказались Бенигсен, Дохтуров, Уваров, Коновницын и Ермолов; против — Барклай, Остерман, Раевский и Толь. Спорящие не могли прийти к соглашению.

Тогда Кутузов с тяжелым вздохом обратился к собранию:

— Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки. Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут не согласны со мной. Но я, — он сделал паузу, — властью, врученной мне моим государем и отечеством, я приказываю отступать!

С тяжелым чувством, как после похорон, расходились генералы с военного совета, но еще более тяжкие думы роились в седовласой голове старика фельдмаршала: не он ли был причиной необходимости принятого решения? Поймут ли его? Оправдают ли события то, что он предвидел?

И когда поздно ночью адъютант, вошедший к нему, посетовал:

— Вам надо отдохнуть, ваша светлость, — Кутузов прокричал, ударив кулаком по столу:

— Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, будут и они, только бы…

Оставление Москвы. 2 сентября армия снялась с позиции. Сначала солдаты думали, что их ведут в обход; но потом узнали — армия идет через Москву на Рязанскую дорогу. Арьергард Милорадовича должен был по возможности задерживать неприятеля, чтобы дать армии пройти через Москву; а Винценгероде двинуться на Ярославскую дорогу. С вечера 1 сентября генерал-губернатор Москвы Ростопчин был уведомлен Кутузовым об оставлении столицы.

^{Генерал от инфантерии граф М. А. Милорадович (с рисунка Джорджа Доу)}

В Москве никак не ожидали, что столица будет отдана неприятелю без сражения. Правда, с отбытием государя из Москвы, 19 июля, многие начали проявлять беспокойство и понемногу выезжать в свои имения или дальние губернии; но основная часть жителей на что-то еще надеялась. Потеря Смоленска ошеломила Москву; отъезд населения из столицы принял массовый характер. А когда пала Вязьма, присутственные учреждения и учебные заведения тронулись из Москвы в Казань; остался только сенат и воспитательный дом. Тут уже во всех домах стали укладывать вещи, тысячи повозок запрудили улицы. Но и тогда москвичи не унывали: верили обнадеживающим сводкам (афишам) графа Ростопчина и готовились выйти под его предводительством на Три-Горы, чтобы участвовать вместе с армией в сражении под Москвой. Весть о назначении Кутузова главнокомандующим вселила общую уверенность в скорую решающую битву, а когда было получено известие, что под Бородином нам удалось отразить неприятеля, началось общее ликование. Впрочем, скоро начало зарождаться и беспокойство, когда узнали, что армия отступает, и когда тысячи подвод с ранеными начали прибывать в Москву; большую часть их поместили в Лефортовском дворце. Увеличилось число отъезжавших жителей; одного казенного имущества было вывезено на 65 тысячах подвод. Ночью с 30 на 31 августа отправили в Нижний Новгород колодников из тюрем. Москва постепенно пустела, оставшиеся жители ждали распоряжений относительно своих действий от архиерея, сената и графа Ростопчина.

Настало 1 сентября. Русская армия подошла к Дорогомиловской заставе и расположилась под городом биваком. С утра строили укрепления; все, по-видимому, предвещало сражение, но в 8 часов вечера Ростопчин получил уведомление о принятом решении оставить Москву и перейти с армией на Рязанскую дорогу, причем требовался наряд полицейских офицеров, чтобы вывести войска, следовавшие разными путями, на Рязанскую дорогу.

Ростопчин, исполнив повеление фельдмаршала, приказал всем воинским командам и ведомствам выступать из Москвы, вывезти больных и раненых; полиции и жандармской команде отправиться во Владимир; разбить бочки с вином и сжечь на Москве-реке все барки с частным и казенным имуществом.

Тогда же покинули столицу сенат и преосвященный Августин, взяв из Успенского собора икону Владимирской Богоматери, а из часовни от Воскресенских ворот — Иверскую.

Население Москвы теперь поняло, что его ожидает. Огромная толпа черни собралась было на Три-Горы для защиты Москвы, но так как Ростопчин не явился, то вскоре все разошлись по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, золото, телеги и лошадей подскочили; стоимость городского имущества стремительно падала, так что в середине дня были случаи, когда за мужицкую лошадь платили 500 рублей, мебель же, зеркала, бронзу отдавали даром.

На рассвете 2 сентября обозы и артиллерия вступили в Дорогомиловскую заставу, за ними двигались войска. Все были настроены мрачно, ропота не было, но тяжелые вздохи и часто призываемое имя Божье свидетельствовали о душевном потрясении беглецов.

Миновав Коломенскую заставу, войска становились на привал по обе стороны дороги. Трудная задача выпала в этот день арьергарду Милорадовича; утром он был у фарфоровых заводов, в 10 верстах от Москвы, и под напором противника к полудню отступил на Поклонную гору. Неприятельские колонны начали обходить его, угрожая отрезать от города. Тогда Милорадович послал адъютанта к Мюрату с предложением не очень наседать на его арьергард, если французы желают занять Москву невредимой, иначе солдаты будут сражаться на улицах до последнего человека и оставят от города одни развалины. Мюрат согласился, но при условии, что русские войска уйдут из столицы в тот же день.

Вступление Наполеона в Москву. Около 10 часов утра Наполеон прибыл к авангарду Мюрата, отобедал и поехал на Поклонную гору. Вокруг гремели радостные восклицания французов: «Москва! Москва!» Наполеон задумчиво рассматривал карту города, поднесенную ему, и, обратившись к свите, сказал:

— Приведите бояр!

Прошло два часа, но никого не привели; посланные за депутацией, вернувшись, шепотом говорили свите императора, что Москва пуста, что все покинули ее, что по улицам шляются лишь толпы пьяных, и никого больше. Наполеон, не дождавшись доклада, пушечным выстрелом дал знать авангардам всех корпусов двигаться вперед. Мюрат пошел к Дорогомиловской заставе, вице-король — к Пречистенской и Тверской, Понятовский — к Калужской. За авангардами тянулись корпуса.

Войска двинулись в город, поднимая тучи пыли, за ними ехал и Наполеон. У Дорогомиловской заставы он слез с лошади, долго ходил у Камер-Коллежского вала, все еще ожидая депутации. Войскам велено было соблюдать строжайший порядок, коннице не слезать с лошадей. Когда Наполеону доложили, что Москва пуста, он приказал подать себе экипаж и не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.

С удивлением проходили французские войска по пустынным улицам Москвы и наконец подошли к Кремлю, где у Никольских ворот собралось около 500 вооруженных горожан, решивших защищать соборы и чертоги царские. Едва французы вступили в Кремль, как по ним был открыт огонь; тогда Мюрат приказал конной артиллерии стрелять; после трех выстрелов толпа разбежалась. Мортье с частью гвардии занял Кремль и сделал приготовления к ожидавшемуся приезду императора. Но уже вечером в четырех местах вспыхнул пожар в Зарядье, это было предвестником будущего истребления города.

Французские войска, голодные, в износившейся одежде, босые, набросились на лавки и магазины, в большей части которых товары были оставлены купцами. В грабеже принимали участие даже генералы, захватывавшие себе экипажи в Каретном ряду; вскоре вся армия превратилась в банды мародеров; утолив голод и жажду, предавались необузданным страстям. Вдруг запылал москательный ряд, а вскоре вспыхнул и весь Китай-город. Это еще более усилило жажду грабежа.

3 сентября, в 6 часов утра, Наполеон поехал в Кремль. Едва вступил он во дворец, как вспыхнули Каретный ряд и Гостиный двор, и к вечеру, при сильном ветре, пожар, охвативший Москву с разных сторон, превратился в сплошное море огня. Зарево пожара не давало заснуть Наполеону. Он вышел на балкон дворца и, глядя на ужасающие языки пламени, воскликнул: «Какая чрезвычайная решительность! Что за люди! Это скифы!» Горькие чувства испытывали и войска Наполеона, видевшие в начавшемся пожаре крушение своих надежд на отдых и скорый конец войны. Это было началом конца!

Пожар приближался к Кремлю и угрожал опасностью самому императору, так как горящие головни летели в расположение 400 зарядных ящиков артиллерии. Убежденный приближенными в необходимости покинуть Кремль, Наполеон с большим трудом и опасностью пробрался вдоль берега Москвы-реки в Петровский дворец (4 сентября, в 2 часа пополудни). Там он прожил четыре дня, и все это время Москва пылала, освещая отвратительные картины грабежа, разбоя и всяческих насилий над теми несчастными, которые не смогли убежать из города.

Виновниками пожара были, конечно, грабители и мародеры, а отчасти и владельцы магазинов, которые, видя массовый грабеж, предпочли уничтожить свое имущество, чем отдать врагу. Отсутствие пожарных команд и сильный ветер способствовали распространению пожара. Наполеон был заинтересован сохранить русскую столицу, где рассчитывал дать отдых своей армии; но когда пожар начался, он сам отдал Москву на разграбление войскам, стоявшим близ города[1].

7 сентября пожар начал утихать, и Наполеон снова переехал в Кремль, где и оставался до конца своего пребывания в Москве.

Переход русской армии на старую Калужскую дорогу. 2 сентября, в то время как Мортье занимал Кремль (около 5 часов пополудни), арьергард Милорадовича выходил из Москвы; кавалерия Себастиани, двигавшаяся наперерез Рязанской дороге, остановилась по требованию Милорадовича и пропустила последние наши войска и обозы. На ночь наши аванпосты стали в 4 верстах от Москвы, авангард — у Вязовки, а главные силы — между селениями Панки и Жилина; Винценгероде стал на Петербургской дороге, у с. Пешковского, оставив небольшой отряд на Ярославской дороге.

3 (15) сентября армия оставалась на том же месте, а 4-го (16) отступила к Боровскому перевозу, на правый берег Москвы-реки. Главная квартира была в Кулакове; 5-го, по правому берегу реки Пахры, Кутузов перешел на Каширскую дорогу, прикрываясь оставленным у Боровского перевоза арьергардом Раевского (7-й пехотный, 4-й кавалерийский корпуса), 6-го достиг Подольска, а 9-го — селения Красной Пахры, на старой Калужской дороге.

Этот смелый фланговый марш Кутузова с Рязанской на Калужскую дорогу был продолжением его основного плана — создать из Москвы для армии Наполеона ловушку и заморить в ней, прервав сообщения с базой. Расположением на старой Калужской дороге прикрывались: Тула, Калуга, Брянск и хлебородные южные губернии, наша же армия угрожала неприятельскому тылу на пространстве между Москвой и Смоленском.

Расположение нашей армии у Красной Пахры прикрывалось со стороны Москвы: авангардом Милорадовича (8-й пехотный и 1-й кавалерийский корпуса) — у Десны, корпусом Раевского — между Калужской и Тульской дорогами — у Луковня, кавалерией Васильчикова — у Подольска.

В Петербурге в это время общество страшно волновалось: ликование при получении известия об удачном для нас сражении при Бородине сменилось унынием, когда узнали, что армия продолжает отступать. 7 (19) сентября государь получил донесение графа Ростопчина о том, что Кутузов решил оставить Москву, и на следующий день, 8 (20) сентября, трагическая весть о занятии Наполеоном Москвы подтвердилась донесением фельдмаршала от 4 (16) сентября из с. Жилина.

В донесении этом Кутузов очерчивает обстановку после Бородинского сражения, объясняет рискованность сражения под Москвой и заверяет, что «вступление неприятеля в Москву не есть еще покорение России». Далее он утверждает, что принятое им расположение армии на Тульской дороге облегчит связь с армиями Чичагова и Тормасова, и, в частности, пишет: «Начиная с дорог Тульской и Калужской партиями моими буду пресекать всю линию неприятельскую, растянутую от Смоленска до Москвы, и тем самым отвращая всякое пособие, которое неприятельская армия с тылу своего иметь могла, и, обратив на себя внимание неприятеля, надеюсь принудить его оставить Москву и переменить всю свою операционную линию… Теперь, в недалеком расстоянии от Москвы собрав свои войска, твердой ногой могу ожидать неприятеля, и, пока армия Вашего Императорского Величества цела и движима известной храбростью и нашим усердием, дотоле еще возвратная потеря Москвы не есть еще потеря отечества. Впрочем, Ваше Императорское Величество всемилостивейше согласиться изволите, что последствия сии нераздельно связаны с потерей Смоленска и с тем расстроенным совершенно состоянием войск, в котором я оные застал».

Печальное известие о гибели Москвы не поколебало решимости императора Александра продолжать войну и не вступать с неприятелем в переговоры.

Письмо Наполеона к государю от 8 (20) сентября из Москвы, в котором он отклонял от себя ответственность за сожжение столицы, было оставлено без ответа.

Кутузову было воспрещено вступать в переговоры о мире.

Пожар Москвы, а также искусные действия двух казачьих полков под командованием полковника Ефремова, оставленных на Рязанской дороге, чтобы обмануть Мюрата относительно действительного движения нашей армии, повели к тому, что до 14 (26) сентября Наполеон не знал, где находится армия Кутузова. Казаки, отступая по Рязанской дороге, увлекли за собой Мюрата на два перехода, до Бронниц. Французы потеряли нашу армию совсем из виду, и только появление казаков на Можайской дороге, напавших на французский транспорт, побудило Наполеона в ночь на 10 (22) сентября выслать корпус Понятовского к Подольску и отдать приказание Мюрату преследовать нашу армию по пятам. Бессьер со сводным корпусом двинут был сперва по Тульской дороге, но потом переведен на старую Калужскую, к Десне.

Эти значительные передвижения французских войск были приняты Кутузовым за начало общего наступления армии Наполеона. Не желая пока вступать в бой, Кутузов решил по той же старой Калужской дороге отступить на Тарутинскую позицию, за р. Нарой, куда наша армия выступила 15 (27) сентября и прибыла 20-го, выдвинув авангард Милорадовича (сводный и 4-й кавалерийский корпуса и казаки Платова) между деревнями Глодовой и Дедней.

В 4 верстах от нашего авангарда, на правом берегу р. Чернишни, остановился Мюрат с 26,5 тысячи солдат (резервная кавалерия, легкая конница корпусов Даву и Нея, корпус Понятовского и пехотные дивизии Клапареда и Дюфура).

План императора Александра I относительно дальнейших операций. Еще до занятия французами Москвы, на другой день после получения известия о Бородинском сражении, 31 августа (12 сентября), император Александр отправил к Кутузову флигель-адъютанта Чернышева с общим планом военных действий, имевшим целью совокупными усилиями всех наших армий запереть Наполеону выход из России. Сущность плана, задуманного государем, заключалась в том, чтобы русские войска, действовавшие на флангах театра войны (на Двине и Западном Буге), усилясь подкреплениями, оттеснили стоявшего перед ними неприятеля и потом направились в тыл большой армии Наполеона, атакованной в то же время с фронта нашими главными силами.

На Тарутинской позиции наши войска отдохнули, оправились и усилились прибывшими подкреплениями (к началу октября силы армии возросли до 79 тысяч регулярных войск, кроме казаков и ополчений). Последний солдат в армии сознавал значимость и, можно сказать, достоинство этой позиции. «Не было уже отчаяния, прекратился ропот осуждения: час мнимого суда и унижения миновал, возвратилась уверенность. Солдаты вновь ободрились, предвидя борьбу с неприятелем; в самой их поступи, в самом обращении с оружием виделась их готовность сразиться, прорвать вражеские ряды и отбить свои пылающие жилища»[2].

Произошли перемены в личном составе и организации армии: Барклай-де-Толли уволен в отпуск, армия Тормасова подчинена Чичагову; дежурным генералом назначен Коновницын; 2-я армия соединена с 1-й, и, по прибытии в Тарутино Тормасова, начальство над армией (кроме авангарда Милорадовича) поручено ему. Фельдмаршал оставил за собой только высшее руководство операциями армий.

Оставаясь почти в бездействии, Кутузов расставлял сети Наполеону. Сознавая, что занятие Москвы послужит к гибели французской армии, он всеми мерами старался продлить пребывание врагов в развалинах столицы; для достижения этой цели он прибегал к искусно распускаемым слухам относительно слабости и бедственного положения русской армии и общего желания мира, представляющего будто единственное средство для спасения империи. Все эти меры содействовали к удержанию Наполеона в Москве, поддерживая в нем надежду на получение мирных предложений со стороны императора Александра.

Подобному образу действий не сочувствовали ни при дворе, ни в обществе, ни даже в армии. Тем более что недоброжелателей и завистников у Кутузова было много. Император Александр в своих письмах Кутузову неоднократно требовал решительных действий против неприятельской армии. Положение старика фельдмаршала было очень тяжелым: он сознавал, что время — лучший его союзник в войне. Но мало кто понимал его стратегию.

Верным показателем того тяжкого положения, в котором находилась в это время французская армия, был приезд 23 сентября (5 октября) к Кутузову генерала Лористона с предложением от Наполеона начать переговоры о мире, а до того заключить перемирие. Кутузов отказал, но согласился донести государю о желании Наполеона. Император Александр сделал выговор Кутузову за то, что тот принял Лористона, и подтвердил свое твердое намерение продолжать войну, дабы отомстить за оскорбленное отечество.

Партизанская и народная война. При наступлении армии Наполеона от русской границы до Смоленска, при огромном перевесе сил и с флангами, прикрытыми значительными отрядами, тыл нашего противника был защищен, и если бы обозы армии не отстали, то обеспечение ее всеми видами довольствия не представляло бы затруднений. Остановками в Вильне, Витебске и Смоленске Наполеон хотел воспользоваться, чтобы наладить подвоз продовольствия и порядок в тылу своей армии, но это не удалось; кое-какие запасы были впоследствии собраны в Вильне, Смоленске, Минске и других пунктах, но до армии их было не подвезти, и многие воинские части за весь поход не получали ни хлеба, ни сухарей, а варили похлебку из муки с мясом. Оставалась надежда на запасы Москвы, но пожар и грабеж уничтожили почти все; пришлось голодать, стоя на развалинах первопрестольной столицы. Высылка отрядов на фуражировку вызвала еще большее ожесточение населения и масштабное развертывание партизанских действий. Расстановка сил теперь значительно изменилась: при вступлении в Тарутинский лагерь у нас было около 90 тысяч человек, а у Наполеона — 110 тысяч, но мы были у себя дома, благодаря чему получали подкрепления и всевозможные запасы; выданы были даже полушубки для предстоящей зимней кампании; противник же наш должен был брать и провозить провиант с боем, с постоянными потерями. Кутузов отлично понимал, что больное место наступающей армии — ее тыл и что обороняющийся, будучи не в силах задержать наступление противника с фронта, нападениями на тыл может поставить его в крайне опасное положение, заставить разбросать столько войска для охраны тыла, что может без риска сразиться с ним, а при удаче работы в тылу — почти без боя уничтожить врага.

^{Знаменитый партизан Денис Давыдов}

^{Партизан капитан артиллерии А. С. Фигнер (с портрета О. А. Кипренского)}

Прямо с Бородинского поля после сражения с отрядом в 130 человек (50 гусар и 80 казаков) пошел в тыл армии Наполеона подполковник Ахтырского гусарского полка, наш знаменитый поэт-партизан, Денис Васильевич Давыдов, и уже через два дня обозначилась его работа на Смоленской дороге, вызвавшая тревогу Наполеона и его начальника штаба Бертье. По оставлении Москвы Кутузов отрядил во все стороны партизан с повелением, переносясь с одного места на другое, нападать внезапно и, действуя то совокупно, то порознь, наносить всевозможный вред неприятелю. Отряды эти редко превышали 500 человек и были большей частью составлены из казачьих войск, с небольшим числом регулярной конницы. К востоку от армии действовали полковники князь Кудашев и Ефремов; к западу, между Можайском, Москвой и Тарутином, — полковник князь Вадбольский, капитан Сеславин и поручик фон Визин; к северу от Москвы действовал отряд Винценгероде, усиленный частью Тверского ополчения; он высылал от себя отряды флигель-адъютанта Бенкендорфа и полковников Чернозубова и Пренделя — вправо, к Волоколамску, Звенигороду, Рузе, Гжатску, Сычевке и Зубцову, а влево — к Дмитрову. Капитан Фигнер действовал в ближайших окрестностях Москвы и часто, переодевшись во французский мундир, бывал на неприятельских биваках и даже проникал в сам город для получения сведений о противнике. Чтобы создать опорный пункт для наших партизан, действовавших на Смоленской дороге, выслан был отряд генерал-майора Дорохова, который 27 сентября внезапным нападением взял Верею с находившимся в ней французским гарнизоном.

^{Партизан генерал-лейтенант А. Н. Сеславин (с гравюры И. В. Ческого)}

^{Подвиг помещика Смоленской губернии Энгельгардта (со старинной гравюры)}

Таким образом, при содействии местного населения наши партизаны ни на минуту не давали противнику покоя: нападали на его транспорты, маршевые команды, партии фуражиров, избивали мародеров и делали пребывание Наполеона в Москве и ее окрестностях невыносимым. За это время к армии Наполеона прибыло 35-тысячное подкрепление, а она выступила из Москвы к Смоленску, имея в своих рядах всего 115 тысяч солдат; следовательно, пятинедельное пребывание в Москве стоило французской армии потери в 30 тысяч человек, т. е. столько же, сколько в ходе Бородинского сражения!

Могущественное содействие нашим партизанам оказывало местное население и отряды народного восстания. Уже начиная со Смоленска народное восстание и кровавая, ожесточенная борьба с врагом охватили всю ту полосу, где появлялись войска и мародеры армии Наполеона. Вооружались все, кто мог и чем мог; даже женщины принимали участие в избиении врагов; не останавливались перед самыми ужасными истязаниями в отмщение за разорение и за тяжелое, удручающее всех чувство оскорбленной народной гордости. Во главе отрядов становились помещики, священники. В Юхнове уездный предводитель Храповицкий собрал до 2000 человек и, став на берегу Угры, заслонил неприятелю дорогу из Вязьмы на Калугу. Наполеон думал устрашить жителей кровавой расправой: расстрелял Энгельгардта и Шубина, расстрелял мнимых поджигателей Москвы и других захваченных защитников отечества, но эти меры еще более ожесточили население. Весть о захвате Москвы возбудила новое ожесточение в народном движении; все соседние с Москвой губернии: Калужская, Тульская, Рязанская, Владимирская, Тверская и Псковская — готовились дать отпор незваным гостям.

Французы должны были брать все с бою и потому несли постоянные потери; каждая охапка сена или сноп соломы покупался ценой крови[3]. Чтобы несколько облегчить сбор запасов, Наполеон отдал приказ корпусам вице-короля и Нея расширить территории, занимаемые под квартиры. 20 сентября вице-король выдвинул одну дивизию к Подсолнечной, другую — к Волоколамску, третью — по Ярославской дороге, а четвертую — в Дмитров. Ней из Богородска продвинулся к Покрову, с передовыми отрядами на р. Дубне. В этом расположении они простояли до 1 октября.

Тарутинский бой 6 (18) октября. Государь, общество и армия настаивали на решительном бое. Бенигсен, Багговут, Коновницын и Толь высказывались за немедленную атаку и уничтожение беспечно стоящего авангарда Мюрата. Ввиду приближающейся осени и вероятного скорого выступления Наполеона из Москвы Кутузов согласился атаковать Мюрата.

Авангард Мюрата (резервная кавалерия и корпус Понятовского — 12 тысяч пехоты, 8000 кавалерии при 187 орудиях) стоял на р. Чернишне, впадающей в Нару, в 60 верстах от Москвы[4]; к левому его флангу подходил почти вплотную большой лес, не патрулируемый французами. Пользуясь этим скрытным подступом, можно было охватить левый фланг, зайти в тыл и уничтожить авангард Мюрата, до прибытия подкреплений от главных сил армии Наполеона.

План атаки, разработанный, по приказанию Кутузова, Бенигсеном, состоял в следующем: Бенигсен должен был управлять обходом и атакой неприятеля, для чего в его распоряжение даны: 2, 3 и 4-й пехотные, 1-й кавалерийский корпус и 10 казачьих полков графа Орлова-Денисова. Остальная часть армии должна была наступать с фронта вдоль Московской дороги. Летучий отряд Дорохова, по соединении с Фигнером, должен был напасть с тыла, направляясь к Воронову.

Диспозиция была подписана Кутузовым 4 октября, атака назначена на 5-е, но, вследствие позднего доставления ее войскам, перенесена на 6-е число. Войска двигались на позицию неприятеля шестью колоннами; атакующее крыло Бенигсена составляло четыре колонны: первая колонна (правая) графа Орлова-Денисова (10 казачьих полков с одной конной батареей и 20-м егерским полком) должна была обойти левое крыло неприятеля и в тылу его занять Московскую дорогу; вторая колонна (средняя) Багговута — 2-й пехотный корпус — и третья колонна (левая) графа Остермана — 4-й пехотный корпус и 2-я кирасирская дивизия — должны были атаковать левое крыло с фронта; четвертая колонна (резерв) — 3-й пехотный и 1-й кавалерийский корпуса — поддерживать атаку.

^{План сражения при Тарутине}

Пятой колонне Дохтурова — 6-й корпус — назначено служить связью атакующего крыла с главными силами, составлявшими шестую колонну, под личным начальством фельдмаршала (7, 8-й и 5-й пехотные корпуса, вся резервная кавалерия и резервная артиллерия), предназначенными для фронтальной атаки неприятельского авангарда.

Еще с вечера 5 октября армия начала переправляться через р. Нару — войска Бенигсена у Спасского, а главные силы у Тарутина — и бесшумно придвинулись к аванпостам, где и провели ночь без огней; граф Орлов-Денисов был у крайней опушки леса, на тропинке из Страмилова в Дмитриевское, в двух верстах против левого фланга авангарда Мюрата. Начинало светать, неприятельский лагерь пробуждался, а между тем ни одна из наших колонн еще не показывалась на опушке леса; не желая упустить благоприятной обстановки для нападения и не дождавшись сигнальных выстрелов, Орлов-Денисов понесся с своими десятью казачьими полками прямо на неприятеля, захватил его совершенно врасплох, причем французы успели второпях сделать несколько выстрелов и в беспорядке побежали за Рязановский овраг. Весь лагерь левого крыла и 38 орудий были захвачены казаками. Пока граф Орлов собирал свои рассеянные по лагерю полки, показалась на опушке колонна Багговута, которая открыла артиллерийский огонь по биваку, вместо того чтобы тоже немедленно атаковать; при этом храбрый Багговут был убит в самом начале перестрелки, что вызвало смятение в его корпусе. Этим воспользовался Мюрат: осадил левый фланг назад, приказал обозам отходить, кирасирами отбивал атаки казаков на левом фланге, а на фронте поддерживал сильную канонаду. 4-й корпус, который должен был выйти одновременно со 2-м, замешкался. Тогда Бенигсен выдвинул на его место из резерва 3-й корпус (Строганова); когда же пристроился 4-й корпус, по всему фронту началась сильная канонада, но минута для неожиданного нападения была упущена, и Мюрат успел отступить к Воронову. Казаки Орлова-Денисова и 1-й кавалерийский корпус преследовали его до Спаса-Купли. Левое наше крыло, под личным начальством Кутузова, приблизясь к р. Чернишне, получило приказание остановиться, по всей вероятности, ввиду неполного успеха обхода Бенигсена.

Отряд Дорохова не успел выйти на Московскую дорогу, и только посланный от него урядник Филатов (из полка Власова) с солдатами принял участие в преследовании неприятеля и убил генерала Дери.

Наш урон составил 1200 человек, французы потеряли 600 убитыми и ранеными, 38 орудий, одно знамя, 40 зарядных ящиков и большое количество обозов.

Мюрат спасся из-за ошибок с нашей стороны: Бенигсен неожиданное нападение хотел разыграть так же, как нормальный бой: вместо того чтобы немедленно атаковать противника, он терял время на стрельбу и равнение колонн, что в данном случае было совсем неуместно.

Хотя цель, поставленная нами в Тарутинском бою, и не была вполне достигнута, но все-таки одержанный успех, которым, после шестинедельного перерыва в военных действиях, начиналась вторая кампания, несомненно имел большое значение на подъем духа и возрождение уверенности в окончательной победе над врагом.

Отступление французской армии

Уход Наполеона из Москвы. Не получая ответа на предложения начать переговоры о мире и не рассчитывая разбить усилившуюся армию Кутузова, Наполеон думал об отступлении из Москвы. На первое время он предполагал перезимовать между Днепром и Двиной, усилить свою армию и в 1813 г. начать новую кампанию против России. С этой целью он хотел двинуться на Велиж и Великие Луки, соединиться там с Виктором и Сен-Сиром и удерживать Смоленск корпусом Нея. Движением на Великие Луки он думал создать угрозу Петербургу и тем принудить императора Александра к миру.

Этот фантастический план вскоре был отринут, так как было ясно, что Кутузов, ввиду приближения Молдавской армии, не имел никакого основания удаляться от нее и идти на Москву, которая, по истреблении ее пожаром, в тот момент не имела того значения, как до занятия ее Наполеоном. Кроме того, дислокация армии в Великих Луках, находящихся от Петербурга в 375 верстах, не представляла угрозы. Если бы Кутузов не пошел на Москву, а соединился с Молдавской армией, то он мог бы опередить Наполеона в Вязьме, а может быть, и в Смоленске и перерезать его тыл.

По тем или иным соображениям, Наполеон решил отступать по Смоленской дороге, но предварительно маршевым порядком направиться на Калугу, чтобы ввести Кутузова в заблуждение, выиграть время и затем немедленно двинуться к Смоленску[5]. Это решение у него созрело уже в первых числах октября, но в полдень 6 (18) октября, во время следования на смотр корпуса Нея, вызванного из Богородска в Москву, он получил донесение о переходе русских в наступление и о поражении Мюрата. Тотчас же было послано приказание — всей армии сосредоточиться под Москвой, у Калужской заставы. Приказ был исполнен в ночь с 6 на 7 (18–19) октября, и утром 7 (19) октября корпуса вице-короля, Нея, Даву и гвардия готовы были к выступлению. Мортье с дивизией молодой гвардии под командованием Деляборда оставлен в Москве, в Кремле. Утром 7 (19) октября Наполеон выехал из Кремля и покинул Москву.

В армии Наполеона, при выступлении из Москвы, вместе с авангардом Мюрата и корпусом Жюно, было около 107 тысяч человек, в том числе 18,5 тысячи кавалерии, но от плохого корма лошади как в кавалерии, так и в артиллерии были изнурены и только 4600 гвардейской кавалерии были еще до некоторой степени годны для службы.

Утром 7 (19) октября армия двинулась, на поддержку Мюрата, по старой Калужской дороге: вице-король во главе, а за ним — Ней, гвардия и Даву; голова колонны дошла до Ватутинки. 8-го (20) продолжалось движение до р. Пахры, но уже отсюда вице-король и Понятовский, отделившийся от Мюрата, двинуты к Ожигово, на Боровскую дорогу; Ней дошел до Мочи, откуда вошел в связь с Мюратом, остававшимся у Воронова. Наполеон остановился в Троицком и послал приказание Мортье выступить из Москвы 10 или 11 (22–23) октября и идти на Можайск; гвардия и Даву оставались в Ватутинке. Погода была отличная и не холодно; только по ночам начиналось чувствоваться наступление осени[6].

9 (12) октября вице-король дошел до Фоминского на р. Наре. В этот день Наполеон прибыл в Плесково; остальные же войска продолжали движение за вице-королем. Ней и Мюрат остались за Мочей, на старой Калужской дороге, дивизия Морана — у Десны в арьергарде (дивизии Фридрихса и Дюфура вернулись от Мюрата в корпус Даву).

Теперь Наполеон двигает всю армию вправо, ближе к Смоленской дороге, и старается захватить Боровск, чтобы ввести Кутузова в заблуждение относительно своих намерений. Мюрат и Моран должны двигаться за армией, и только Ней, усиленный Клапаредом, оставлен за Мочей до 11-го (23), после чего должен идти в арьергарде армии. Мортье приказано идти не на Можайск, а на Верею, куда прибыть 13-го (25); он должен таким образом служить связью между Жюно и армией.

10 (22) октября, в 7 часов утра, Наполеон приказывает вице-королю немедленно послать Понятовского занять Верею: «Занятие Вереи имеет сегодня большое значение». Вице-король выступил из Фоминского за р. Нару и выслал в авангард дивизию Дельзона, которая дошла до Боровска. Около часа Наполеон прибыл в Фоминское с гвардией и Даву; Мюрат и Моран следовали сзади; Ней оставался на месте. В 2 часа ночи с 10-го на 11-е (22–23) октября Мортье вышел из Кремля. Был произведен взрыв, по приказанию Наполеона, весьма неудачный, но свидетельствующий о бессильной злобе, помрачившей рассудок Наполеона[7]. Говорят, что в пылающей Москве, видя, как ускользает из его рук добыча, к которой он так стремился, он кричал своей гвардии: «Идите грабьте, избивайте всех, кого встретите на улицах, не щадите ничего; эти варвары не имеют права на жизнь»[8].

Еще 7 (19) октября Дорохов, стоявший на новой Калужской дороге, у Катова, донес о появлении у Фоминского 8–10-тысячных французских войск с 16 орудиями (это была дивизия Брусье). На основании этого донесения были высланы два полка пехоты в подкрепление Дорохову, а потом 6-й корпус Дохтурова и 1-й кавалерийский корпус Меллера-Закомельского с приказанием овладеть Фоминском. Дохтурову были подчинены Дорохов, Сеславин и Фигнер.

10 (22) октября Дохтуров выступил из Тарутинского лагеря и по размокшей от дождя дороге, даже оставив позади свою батарейную артиллерию, прибыл на ночлег в Аристово, куда вскоре прискакал Сеславин с донесением, что Наполеон и вся французская армия двигаются на Фоминское, и в доказательство представил взятых им нескольких пленных из колонны вице-короля; пленные подтвердили, что вся французская армия двигается к Малоярославцу. Этим донесением Сеславин оказал великую услугу отечеству. Оно спасло корпус Дохтурова от поражения под Фоминском и дало возможность нашей армии своевременно перейти к Малоярославцу, чтобы отрезать путь Наполеону на юг.

Дохтуров немедленно послал донесение фельдмаршалу, сам остался с пехотой в Аристове, а кавалерию выслал для патрулирования Боровской дороги.

Получив первое достоверное известие об оставлении Наполеоном Москвы, Кутузов, со слезами радости, воскликнул: «Россия спасена!» — и тотчас приказал: 1) Дохтурову как можно скорее двигаться к Малоярославцу, для прикрытия новой Калужской дороги; 2) Платову, со всеми казачьими полками, спешить туда же; 3) всей армии изготовиться к выступлению; 4) Милорадовичу проследить движение Мюрата, и если он пойдет вверх по Наре, то, отделив казаков и часть кавалерии для наблюдения за ними, идти вслед за армией.

11 (23) октября, после полудня, армия Кутузова выступила из Тарутинского лагеря и двинулась на Леташевку и Спасское[9]. К этому времени в рядах ее числилось 197 112 человек при 622 орудиях (76 629 пехоты, 10 711 кавалерии, 10 тысяч казаков и 9772 артиллерии[10]).

До получения распоряжений Кутузова утром 11 (23) октября, по собственной инициативе, Дохтуров быстро двинулся к Малоярославцу, но был задержан постройкой моста в Спасском и только на рассвете 12 (24) октября подошел к городу. Там уже был Платов, выславший отряды влево, на Медынскую дорогу.

Бой под Малоярославцем. Подходя к Малоярославцу, Наполеон рассчитывал, что если его атакует Кутузов, то он займет позицию от Малоярославца до Фоминского, базируясь на Верею; если же Кутузов просто преградит ему дорогу на Калугу, то дать генеральное сражение; а если Кутузов пропустит его на Калугу, то тогда отступать от Калуги на Ельню. По этим соображениям он приказал Жюно двинуть в Верею из Можайска все, способное двигаться, и Виктору — направить возможно больше войск на Ельню. 12 (24) октября Наполеон рассчитывал подтянуть все обозы армии и выяснить, что хочет предпринять Кутузов; на этот день ставилось целью прочно занять Малоярославец и построить два или три моста через р. Лужу.

В 5 часов утра 12 (24) октября Дохтуров подошел к Малоярославцу, который был занят только двумя батальонами из дивизии Дельзона; остальная часть дивизии была за рекой в виду города.

Город Малоярославец лежит на скате, спускающемся к правому берегу р. Лужи, образующей входящее к югу колено. Наш 33-й егерский полк вытеснил из города французские батальоны, но Дельзон немедленно ввел всю дивизию в бой и снова занял город. Введенные с нашей стороны два полка (6-й и 19-й) выбили неприятеля вторично. К половине одиннадцатого утра стал подходить корпус вице-короля, и около полудня вступила в бой дивизия Брусье. Разгорелся страшный бой за обладание городом, который несколько раз переходил из рук в руки. А между тем обе армии противников спешили к полю сражения; к часу пополудни почти одновременно подходили головы их колонн к Малоярославцу. На выстрелы между полуднем и часом прискакал Наполеон и с противоположного берега р. Лужи следил за ходом боя. Корпус Даву и гвардия по прибытии были поставлены в резерв по обеим сторонам дороги. Ясно были видны и войска Кутузова, подходившие к городу.

^{Сражение при Малоярославце (с картины Мартине)}

Всю ночь шел Кутузов из Тарутина с 3, 5, 7 и 8-м пехотными корпусами и резервной конницей. Милорадович со 2-м и 4-м корпусами и кавалерией авангарда был еще позади. Войска думали, что опять началось отступление, но, услышав на рассвете гул выстрелов, с восторгом летели к полю сражения. В пяти верстах от города войскам был дан привал, и только корпус Раевского продолжал марш к Малоярославцу. Раевский сразу развернул две дивизии в бой, но вице-король ввел в бой свои последние две дивизии — Пино и Лекки — и после упорного боя окончательно овладел городом, но дебушировать[11] из него, под страшным огнем русской артиллерии, не мог. На левом берегу р. Лужи тоже стояли сильные батареи под управлением самого Наполеона. Между тем все пришедшие из Тарутина корпуса выстроились на новой Калужской дороге. К вечеру у обоих противников стояли свежие войска, готовые ринуться в бой.

Хотя Кутузов и преградил противнику дорогу на Калугу, но ему захотелось выбить французов из города, чтобы лишить их дебуше на следующий день: он поручил Коновницыну с 3-й пехотной дивизией князя Шаховского и корпусом Бороздина еще раз атаковать испепеленный город; но в это время Наполеон перевел через р. Лужу дивизии Жерара и Компана, которые развернулись по сторонам города. Часть Малоярославца осталась в наших руках, а часть — во власти противника. Настала глубокая ночь; Бороздин сменил утомленные боем корпуса Дохтурова и Раевского, но ночью войска Бороздина были выведены из города, и французы окончательно утвердились в нем. Это обстоятельство, невозможность возобновить бой ночью и невыгодное, пересеченное за городом поле побудили фельдмаршала отвести войска за село Немцово, оставив на прежней позиции только войска Милорадовича. Потери с каждой стороны в сражении под Малоярославцем были по 5 тысяч; у французов убиты два генерала и три ранены; с нашей стороны ранен Дорохов.

Наполеон с гвардией расположился на ночлег в Городне. В 5 часов утра ему донесли, что русские стоят на позиции и что кавалерия их двинулась на Медынь. Рассматривая карту в присутствии Мюрата, Бессьера и Лобау, Наполеон сказал: «Кажется, неприятель не отступает, и нам предстоит сражение. При настоящем положении армии что выгоднее: дать сражение или уклониться от него?» Все отвечали, что при данных условиях лучше отступать. Лобау советовал отступать на Можайск, двое других — на Смоленск. Император не возражал, но заявил, что примет решение после разведки расположения противника. Он сел на лошадь и поехал вперед, но был неожиданно атакован казаками, которые, переправившись через р. Лужу, напали на артиллерию, следовавшую в Малоярославец, увезли 11 орудий, а потом бросились грабить обоз, что спасло Наполеона, уже обнажившего свою шпагу. Прискакавшие из Городни драгуны и конногренадеры, вместе со свитой императора, атаковали казаков и принудили их отступить. В это же время полковник Кутейников сделал набег на Боровск и там захватил пленных и часть обоза с награбленным церковным имуществом. Наполеон поехал далее к Малоярославцу и до 5 часов дня оставался в поле, не приняв еще окончательного решения[12].

Между тем русская армия стояла готовая к бою на позиции в двух с половиной верстах к югу от Малоярославца. Многие из штаба фельдмаршала, и особенно Толь и Бенигсен, советовали ему атаковать французов, но это было противно всей системе войны нашего полководца, и он решил лучше отбить атаку, чем самому без нужды рисковать.

«Все это развалится и без меня», — обыкновенно отвечал Кутузов тем, кто с пылкостью настаивал на решительных действиях.

Днем Кутузов получил донесение о столкновении отряда Иловайского (три казачьих полка) у Медыни с авангардом корпуса Понятовского; нападение было произведено внезапно из искусно устроенной засады, причем взято пять орудий, много пленных и даже сам начальник авангарда генерал Тышкевич. Это известие наводило на мысль, что, вероятно, Наполеон, не желая атаковать нашу армию с фронта, намеревается обойти наш левый фланг через Медынь и оттуда действовать на Юхнов и Ельню. Чтобы не попасться в эту ловушку, Кутузов решил отступить к Детчину, а под Малоярославцем оставить только Милорадовича. Платову и партизанам — князю Кудашеву, Сеславину и Фигнеру — велено наблюдать за неприятелем, подходя к нему как можно ближе.

^{План сражения при Малоярославце}

Решение отступить к Детчину было совершенно правильно, так как оттуда до Медынской дороги вдвое ближе, чем от Малоярославца, и не было оснований думать, что Наполеон решился идти на Можайск, через места, лишенные всех средств для пополнения продовольствия и отдыха войск. Приблизившись к Медыни, Кутузов приобретал возможность опередить Наполеона у Вязьмы, Дорогобужа, Смоленска.

Утром 14 (26) октября, когда армия Кутузова подходила к Детчину, Наполеон, в сопровождении гвардии, снова поехал из Городни к Малоярославцу. На полдороги ему привезли донесение об отступлении Кутузова. Наполеон спешился, приказал развести в поле костер и, сидя у огня, напряженно обдумывал план действий: 1) преследовать Кутузова, 2) идти на Юхнов и Ельню или 3) отступать по Смоленской дороге. Первые два способа решения вопроса обязательно вели к бою с армией Кутузова, победить которую мало было надежды; оставалось выбрать третье, рискуя, правда, обречь войска на голод и другие лишения.

Что-то произошло в душе великого полководца. Он, всегда искавший боя, теперь уклоняется от него! Два дня никак не может оценить своего положения и, наконец, решается идти на Смоленск через Можайск, когда он мог это же сделать 9 (12) октября, еще будучи в Фоминском[13].

Наполеон отдал следующие приказания: Даву с двумя дивизиями следить за отступающим Кутузовым, две другие дивизии оставить в Малоярославце и Городне в виде поддержки; с 1-м и 3-м кавалерийскими корпусами он составит арьергард армии и между девятью и десятью ночи двинется на Боровск; вице-королю в два часа пополудни выступить к Боровску. Эти распоряжения отданы в Городне; потом Наполеон уехал в Боровск и дал еще следующие распоряжения: Понятовскому отойти на Егорьевское; Нею, прибывшему в Боровск, вернуться в Верею; Мортье из Вереи идти в Можайск; дивизиям Клапареда и Роге, молодой гвардии, присоединиться к Мортье. Жюно, по прибытии Мортье в Можайск, отступать к Вязьме. Виктору предписано отправить в Дорогобуж все, что им раньше было отправлено в Ельню.

Таким образом, началось уже настоящее отступление французской армии, поведшее за собой уничтожение ее и низвержение могущества Наполеона!

С угнетенным чувством войска Наполеона тронулись в обратный путь к Смоленску. Даву, оставленный у Малоярославца, прошел еще несколько верст вперед. Милорадович вскоре остановился, заметив, что за ним идет только авангард, а неприятельская армия отступила. С обеих сторон открыли безрезультатную канонаду, продолжавшуюся несколько часов, и затем Даву потянулся назад, к Малоярославцу, переправился за р. Лужу и расположился в пяти верстах за нею, на дороге к Городне. Милорадович двинулся за ним, занял Малоярославец и донес об этом Кутузову.

Достигнув Детчина, Кутузов выслал Паскевича с 26-й дивизией, одним драгунским полком, батарейной и конной артиллерией к Полотняным Заводам, а оттуда на Медынскую дорогу; вместе с казачьими частями, действовавшими на этой дороге, ему было приказано удерживать за собой данную территорию. Предполагалось, что Наполеон от новой Калужской дороги может направить всю армию к Полотняным Заводам.

Едва Паскевич, перед рассветом 15 (27) октября, пошел к Медыни, как было получено донесение Милорадовича об отступлении неприятеля от Малоярославца к Боровску. Немедленно Кутузов отдал приказания: 1) Паскевичу торопиться занять Медынь, 2) армии перейти к Полотняным Заводам, 3) Милорадовичу фланговым маршем тоже двинуться на Медынь, оставив на новой Калужской дороге, для наблюдения за неприятелем, отряд Карпова из бригады пехоты, трех полков казаков и нескольких орудий.

15 (27) октября наша армия перешла к Полотняным Заводам; были получены донесения, что Наполеон потянулся к Верее и отправлял обозы на Смоленскую дорогу, но неизвестно было, куда пойдет Наполеон — на Можайск или на Медынь и Юхнов; в ожидании разъяснения обстановки и присоединения обозов армия наша у Полотняных Заводов простояла на дневке. Впрочем, вся легкая кавалерия — Платов, с 15 казачьими полками, и партизаны: князь Кудашев, Кайсаров, Сеславин, Ефремов и Фигнер — должны были теснить неприятеля и следить за его действиями. Графу Орлову-Денисову с шестью казачьими полками, подкрепленными 25-й дивизией Паскевича, приказано идти к Гжатску. Давыдову, находившемуся у Вязьмы, послано 2 казачьих полка на подкрепление. Со всех сторон партизаны извещали, что при отступлении французы взрывают зарядные и патронные ящики; а Платов собственноручно писал:

16 (28) октября Наполеон ночевал в Успенском. Здесь он узнал о движении Милорадовича и Кутузова на запад, к Смоленску, чтобы преградить ему путь к отступлению. Поэтому он решает двигаться как можно быстро, дабы опередить Кутузова[14].

17 (29) он был с гвардией и корпусом Жюно в Гжатске; по дороге, в Колоцком монастыре, он застал около 2000 раненых, которых приказал вести в обозе и даже в своих экипажах. В этот день Ней дошел до Колоцкого монастыря, вице-король — до Успенского, Даву был в Можайске. Таким образом, вся армия вытянулась по Смоленской дороге; ни о каких маневрах и не думали — лишь бы поскорее уходить. Было несколько дорог по сторонам, но Наполеон ими не воспользовался, а повел все корпуса по одной дороге, обрекая их на страшные лишения и потери, повлекшие за собой полное расстройство армии.

19 (31) октября Наполеон прибыл в Вязьму, где получил корреспонденцию из Парижа и донесения с тыла, что Полоцк и Брест-Литовск в руках русских и что их фланговые корпуса угрожают его сообщениям.

21 октября (2 ноября) он прибыл с гвардией в Землево, впереди него были Жюно, вице-король и Понятовский в Федоровском, Даву за ними. Ней, прибывший в Вязьму накануне, получил приказание пропустить все корпуса и, вместо Даву, составить арьергард армии. Чтобы отбиваться от нападений казаков, войскам приказано идти на марше в сомкнутых каре, как это делалось в Египетском походе.

18 (30) октября Кутузов был в Кременском, а авангард Милорадовича (2-й и 4-й пехотные, 2-й и 4-й кавалерийские корпуса) — у Егорьевского. Здесь были отданы следующие распоряжения: 1) Платову, усиленному дивизией Паскевича, преследовать французов с тыла; 2) армии идти к Вязьме через Кузово (прибыла туда 19-го), Сулейку (прибыла 20-го), Дубровну (прибыла 21-го) и Быково (прибыла 22-го); 3) авангарду Милорадовича двигаться в промежутке между Смоленской дорогой и главными силами на Никольское, Воронцово, Спасское (прибыл 21 октября), Федоровское; 4) партизанам с флангов делать набеги в тыл противника. Давыдов, Сеславин и Фигнер действовали с юга; Ефремов — с севера; вновь сформированный отряд генерал-адъютанта графа Ожаровского был послан на Ельню, прямо к Смоленску; севернее Смоленской дороги, от Москвы через Рузу и Сычевку, шел отряд генерал-адъютанта Голенищева-Кутузова.

Бой при Вязьме. Движение Кутузова на Вязьму угрожало Наполеону быть отрезанным от Смоленска, но он шел быстро и в ночь на 22 октября (3 ноября) был уже в 30 верстах за Вязьмой по Смоленской дороге (за Землевом). Не миновали еще Вязьмы корпуса вице-короля, Понятовского и Даву; они должны были пройти мимо Нея, бывшего в Вязьме и назначенного в арьергард армии. В то же время (в ночь на 22 октября) наши войска ночевали: Платов — на большой дороге позади Даву; Милорадович — у Спасского (в небольшом переходе от Вязьмы), Кутузов — у Дубровны (в 27 верстах от Вязьмы).

Видя заметное расстройство в войсках противника, Милорадович решил атаковать утром 22 октября (3 ноября) арьергард Даву, но вместо одного корпуса ему пришлось иметь дело с четырьмя (Даву, вице-короля, Понятовского и Нея). Если бы Кутузов решительно поддержал Милорадовича, то под Вязьмой разразилась бы страшная катастрофа для Наполеона, но фельдмаршал ограничился только присылкой на поддержку 1-го кавалерийского корпуса Уварова. Впрочем, оправданием Кутузову служит то, что, находясь в 27 верстах от Вязьмы, он мог прибыть с частью сил только к ночи или даже ночью, когда противник уже отступил. Скорее можно винить Наполеона, что он не прибыл объединить действия своих войск, находившихся в критическом положении и под начальством четырех не подчиненных друг другу маршалов. Наполеон, напротив, уходил к Смоленску и был в 3 часа пополудни с гвардией у Славкова; Жюно — в Дорогобуже.

Сам бой под Вязьмой разыгрался так. Авангард Милорадовича на рассвете вышел за д. Максимовской на большую дорогу и преградил дорогу колонне Даву, выходившей из Федоровского, под напором теснивших с тыла казаков. Вице-король и Понятовский в это время уже шли к Вязьме. Казаки Платова насели на хвост колонны Даву и поставили его в критическое положение. Тогда корпус Понятовского и дивизии Дельзона и Брусье (корпус вице-короля) повернули назад, на поддержку Даву. К 10 часам утра подошла пехота авангарда Милорадовича, но Даву уже успел пройти за войсками вице-короля к Вязьме. Вице-король выстроил боевой порядок вправо от дороги, но был отброшен русской пехотой к д. Мясоедовой; четыре маршала, обсудив положение, решили продолжать отступление. Около двух часов пополудни вице-король и Понятовский начали с боем отступление к Вязьме; Даву следовал с ними, но, под напором русских, его войска обратились в бегство; последним в Вязьме оставался Ней; он пропустил через город остальные отступавшие корпуса и наконец, под напором русских, атаковавших в 6 часов вечера город, очистил его и отступил за р. Вязьму, на которой успел уничтожить мост. Ночью французы продолжали отступление к Землеву. Наши войска заночевали около Вязьмы, объятой пламенем. Урон французов составил до 4000 убитыми и ранеными и более 2000 пленных; нами взято два знамени и три орудия; у нас выбыло 1800 человек.

^{Бой в Вязьме (с картины Гессе)}

С этого времени беспорядок в отступающих французских войсках достиг полного предела; энергичному Милорадовичу, в течение десяти часов настойчиво атаковавшему неприятеля, превосходящего его числом, досталась славная честь довершить расстройство наполеоновской армии.

Положение Наполеона было крайне тяжелым: с одной стороны, он должен спешить к Смоленску, а с другой — был извещен о серьезном бое под Вязьмой; но он решил поскорее уходить и приказал Бертье: «Напишите герцогу Эльхингенскому [маршалу Нею], чтобы он, как только вступит в командование арьергардом, пропустил армию возможно скорее, потому что напрасно теряются остатки благоприятного времени для совершения марша. Князь Экмюльский [маршал Даву] пусть задерживает вице-короля и князя Понятовского при первом замеченном им нападении казаков».

На рассвете 23 октября (4 ноября) Наполеон получил донесение о том, что произошло под Вязьмой; он не знал еще подробностей боя, но уже сознавал необходимость осадить наступательный пыл русских, для чего предполагал собрать свои войска укрыто между Славковом и Дорогобужем и произвести неожиданное нападение. Поэтому он остался в этот день с гвардией в Славкове, а Жюно удержал в Дорогобуже. Вице-король, Понятовский и Даву были в окрестностях Землева; надо сказать, что разложение в их войсках становилось угрожающим. «Почти одна только итальянская королевская гвардия шла еще в должном порядке, остальные упали духом и изнеможены от усталости. Масса людей бредет в одиночку в страшном беспорядке и большей частью без оружия… Без преувеличения, по всей дороге плелись около 4000 человек от всех полков большой армии, и не было никакой возможности заставить их идти вместе»[15]. 23 октября (4 ноября) в первый раз прошел снег, предвестник скорого приближения русской зимы, которую ожидали с ужасом.

24 октября (5 ноября) Наполеон, вместо предполагаемого им нападения на русских, продолжал отступление под постоянным напором казаков; армия его сосредоточилась под Дорогбужем. 25 октября (6 ноября) в Михайловке он получил донесение из Парижа о заговоре генерала Моле, который, основываясь на ложном известии о смерти Наполеона, решил ниспровергнуть его династию. Хотя заговор не таил в себе ничего опасного, но сам факт его возникновения заставил Наполеона с этого момента настойчиво думать о возвращении в Париж, чтобы закрепить свою власть. В тот же день он получил известие о поражении Виктóра 19 (31) октября под Чашниками. Донесение было прислано из Сенно, находившегося всего в 45 верстах от пути общего отступления. Тотчас же Виктóру сообщалось: «Его Величество предписывает немедленно сосредоточить ваши шесть дивизий, атаковать, отбросить неприятеля за Двину и занять Полоцк. Это движение крайне важно. Через несколько дней ваш тыл будет наводнен казаками; император и армия завтра будут в Смоленске, но сильно утомленные после безостановочного марша на 120 миль. Переходите в наступление, — от этого зависит спасение армий; промедление одного дня преступно. Кавалерия идет пешком, холод истребил всех лошадей. Двигайтесь вперед, это приказывают император и необходимость»[16].

Это предписание свидетельствует о действительном настроении полководца, которое он предпочитал скрывать от окружающих и даже, по непонятной причине, от Макдональда и Шварценберга.

Безостановочное движение усиленными переходами вконец ослабило армию Наполеона и расшатывало дисциплину. На каждом переходе от голода и усталости терялись тысячи людей. Лошади, не имеющие зимних подков, притом голодные, на малейшем пригорке выбивались из сил и падали. Брошенные повозки и орудия загромождали дорогу и замедляли движение войск. Войска питались только кониной и мясом собак, захваченных в сожженных селениях. Усталые люди, одетые кто в чем, безучастно брели, еле передвигая ноги; едва ли не половина солдат были не способны нести свое оружие. «Надо было иметь удивительное самообладание, чтобы не обращать внимания на эти ежедневные бедствия, чтобы не сойти с ума или, по крайней мере, не потерять всякую энергию»[17].

Наполеон прибыл в Смоленск 28 октября (9 ноября); он и его свита шли пешком, поскольку лошади, не подкованные на шипы, не могли двигаться по гололедице; мороз был -10 градусов. В течение четырех дней вся армия собралась в Смоленске и его окрестностях. Вице-король 25 октября (6 ноября) из Дорогобужа был двинут на Духовщину и Поречье к Витебску, чтобы поддержать Удино и Сен-Сира. Но Платов от Дорогобужа тоже свернул вправо, вслед за вице-королем, и настиг его корпус на переправе через р. Вопь. Уже по дороге французы вынуждены были бросить 60 орудий. Мосты на Вопи были снесены, и по реке шел лед; войскам пришлось переправляться вброд, бросив в добычу казакам все свои обозы. Подойдя к Духовщине, вице-король принужден был выбивать оттуда казаков, шедших в авангарде отряда генерал-адъютанта Голенищева-Кутузова, но, будучи постоянно тревожим казаками, не имея кавалерии и артиллерии, вице-король отказался от движения к Витебску, а пошел на соединение с армией Наполеона к Смоленску, потеряв за эти дни около 6000 человек. Вице-король и Ней прибыли к Смоленску последними — 28 октября (9 ноября). Платов преследовал вице-короля неотступно до Смоленска.

В Смоленске у Наполеона собралось только 50 тысяч человек; за армией тянулась толпа безоружных, около 30 тысяч. Очевидец Лосберг пишет: «Прохождение их через город представляло печальное зрелище для настоящего и будущего. Перед нашими глазами шла армия в состоянии совершенного разложения».

Кутузов преследовал Наполеона, двигаясь на Гавриково, Белы, Холм, Ельню, Балтутино, Лапково; 1 (13) ноября он был в Щелканове, на дороге из Смоленска в Мстиславль; авангард Милорадовича 27 октября (8 ноября) сошел с большой дороги, в обход Смоленска, на Касокову, Алексеево, Ляхово, Сверчково и 1 (13) ноября был перед армией, в Червонной. По большой дороге преследовала французов небольшая часть кавалерии. В день прибытия Наполеона в Смоленск, 28 октября (9 ноября), на Ельнинской дороге, у Ляхова, отряд генерала Ожро был окружен и частью истреблен партизанами Сеславиным, Давыдовым и Фигнером, частью сложил оружие.

В Смоленске, к которому бежала французская армия и где думала найти конец своим страданиям, вопреки ожиданиям, запасов было мало; выдали их только гвардии; остальные войска даже не вступали в город; солдаты самовольно разграбили жалкие остатки магазинов. О продолжительном пребывании в Смоленске, ввиду движения армии Кутузова на Ельню — Красный и успехов наших боковых корпусов, Наполеон и не помышлял и, как только подтянулись войска, пошел на Оршу.

31 октября (12 ноября) двинулись корпуса Жюно и Понятовского; 1 (13) ноября — дивизия Клапареда, утром 2 (14) — сам Наполеон с остальной гвардией; Даву оставался в Смоленске до прибытия вице-короля и Нея; вице-король должен был выступить 3 (15) ноября и Даву 4-го (16); Нею приказано тоже выступить 4 (16) ноября, а если русские не будут сильно теснить, то 5-го (17) числа, после взрыва городских стен. Если арьергард будет атакован, то его должен поддерживать Даву.

2 (14) ноября Наполеон был в Корытне. Обстановка напоминала Вязьму — армия Кутузова была всего в 30 верстах и могла бы поставить противника в безвыходное положение своими решительными действиями, но, во-первых, никому и в голову не могло прийти, в каком чудовищном состоянии находилась армия Наполеона, а во-вторых, во время этой страшной гонки по проселочным дорогам, занесенным глубоким снегом, и наша армия несла огромные потери. Выступив из Тарутина в числе 100 тысяч солдат, через три недели она насчитывала в своих рядах не более 50 тысяч, причем убыль в боях не превышала 10 тысяч. Дух армии был высок, но слишком велики материальные потери. Конечно, все отставшие, оправившись, потом вошли в ряды армии, у противника же нашего ситуация была иной, что совершенно верно предвидел Кутузов, говоря: «Все это развалится и без меня». Теперь, после свершившихся событий, критиковать легко. Но надо быть справедливыми: все-таки перед Кутузовым был величайший полководец, в течение 25 лет постоянно одерживавший победы; в трудную минуту его армия сумела бы проявить высочайшую энергию, преодолеть которую было бы нелегко.

Выступление армии Наполеона из Смоленска эшелонами давало возможность войскам на ночь становиться на квартирах, так как бивакирование зимой сделалось невозможным. 3 (15) ноября, при морозе -18 градусов, Наполеон двигался к Красному, когда у д. Ржавки, на Смоленской дороге, появился авангард Милорадовича; он ограничился только артиллерийским огнем, под которым пропустил в город Наполеона с гвардией, захватив 11 орудий и около 2000 пленных. Кутузов в этот день стоял у Юрова, в 30 верстах от Красного.

Бои под Красным 4–6 (16–18) ноября. В Красном базировались партизаны; один из этих отрядов пришлось выбивать из города дивизией Роге, молодой гвардии. 4 ноября Жюно и Понятовский прошли Красный, но Наполеон, узнав от пленных, что Кутузов находился лишь в расстоянии одного перехода, решился остаться с гвардией (15 тысяч) у Красного, чтобы облегчить отступление войск вице-короля, Даву и Нея. Это смелое решение великого полководца было основано на осторожности действий со стороны Кутузова в предыдущие дни.

4 ноября Кутузов подходил к Новоселкам и Шилову, а Милорадович занял позицию у Мерлина, около Смоленской дороги. В этот день должен был прибыть в Красный эшелон вице-короля; в 4 часа пополудни корпус этот, с огромными толпами безоружных, окруженный казаками, показался у Мерлина; он атаковал позицию Милорадовича, но был отбит. Тогда, пользуясь темнотой, вице-король двинулся вправо и с остатками своего корпуса пробрался в Красный, потеряв в бою 2000 человек и всю артиллерию (17 орудий). Наши потери составили 800 человек.

Сеславин донес, что Наполеон отступил к Лядам (на самом деле там были корпуса Жюно и Понятовского); тогда Кутузов, уступая настояниям Коновницына и Толя, согласился 5 ноября атаковать французские войска, бывшие у Красного, и отрезать им путь отступления на Оршу. Эта последняя задача была поручена Тормасову (5, 6 и 8-й пехотные корпуса и 1-я кирасирская дивизия), который от Новоселок должен был двинуться через Кутьково к Доброму. Милорадович (2-й и 7-й пехотные, 2-й и 4-й кавалерийские корпуса) должен был стать у Никулиной и Ларионовой и, пропустив неприятеля, атаковать его с тыла; князь Голицын (3-й пехотный корпус и 2-я кирасирская дивизия), прикрывая фланговый марш Тормасова, намерен был атаковать неприятеля с фланга, со стороны д. Уваровой; графу Остерману (4-й пехотный корпус) предписывалось выдвинуться из Кобызева к Корытне (на Смоленской дороге).

^{План сражения при Красном 5 ноября}

Оставив дивизию Клапареда в Красном, утром 5 ноября Наполеон вывел гвардию по Смоленской дороге и в 5 часов утра атаковал д. Уварову, занятую войсками князя Голицына, чтобы заставить Кутузова притянуть к себе Милорадовича и этим открыть путь Даву, который, выступив в 3 часа утра, к полудню уже подходил к Красному (7500 человек и 15 орудий). Милорадович, пропустив Даву под огнем, начал теснить его к городу. Тогда Наполеон решил продолжать отступление, видя наше обходное движение, угрожавшее захватить путь на Оршу. Пришлось оставить Нея без поддержки.

Как только Кутузов узнал, что перед ним Наполеон и его главные силы, он отдал приказание Тормасову приостановить свое движение к Оршанской дороге, т. е. возвратился к своей основной идее — избегать решительных боевых столкновений с Наполеоном, предоставляя времени докончить свою разрушительную работу над французской армией.

Когда же выяснилось, что Наполеон начал отступать, Тормасову было послано приказание продолжать прерванное движение, но было уже поздно: двигаясь медленно по проселку и глубокому снегу, лишь в сумерки авангард колонны вышел к Доброму, где и отрезал арьергард Даву и обозы. В этот день нами было взято 6000 пленных и 45 орудий; наш урон не превышал 700 человек. Ней выступил из Смоленска в 2 часа утра 5 ноября всего с 6000 солдат и дошел до Корытни; за ним плелись 7000 безоружных; на следующий день он, около 3 часов пополудни, ничего не зная об общей обстановке, подходя к Лосминскому оврагу, неожиданно наткнулся на авангард Милорадовича, для которого появление войск со стороны Смоленска тоже было полной неожиданностью, так как думали, что вся армия Наполеона уже прошла Красный. Войска Милорадовича даже стояли тылом к Лосмине, поэтому начало атаки дивизии Рикара, шедшей в авангарде, даже было удачным, но после того как войска Милорадовича спешно стянулись, все атаки Нея были отбиты. Ночью Ней, отобрав 3000 способных сражаться, двинулся вправо от дороги, по течению ручья, в надежде, если он впадает в Днепр, переправиться через него и кружным путем, по правому берегу, достигнуть Орши. Пройдя Даниловку, он у Сырокоренья перешел через Днепр, едва подернутый тонким слоем льда, и правым берегом пошел на Оршу. Несколько раз атакованный казаками Платова, шедшего также на Оршу правым берегом Днепра, Ней потерял большую часть своего отряда и 8 (20) ноября пришел в Оршу не более чем с 800 человек. Корпус Нея перестал существовать!

За четыре дня боев под Красным нами было взято 116 орудий (не считая 112, брошенных неприятелем), несколько орлов и жезл маршала Даву; пленных захвачено более 26 тысяч (в том числе семь генералов и 300 офицеров), убито и ранено до 6000; наш урон составил до 2000.

Фельдмаршал князь Кутузов получил за это сражение титул Смоленского, а атаман Платов возведен в графское достоинство.

Березинская операция

План императора Александра I. Еще до вступления Наполеона в Москву Александр I составил план, в котором предусматривалось запереть выход Наполеону из России. План этот был доставлен Кутузову в лагерь у Красной Пахры флигель-адъютантом полковником Чернышевым. Согласно этому плану, наши войска, находящиеся в тылу, по обе стороны пути наступления армии Наполеона, должны были опрокинуть оставленные перед ними заслоны и выйти на сообщения французской армии, преградив, таким образом, возможность отступления ее из России.

Это предполагалось достигнуть следующим образом: генерал Штейнгель с 15-тысячным войском, дислоцированным в Финляндии, по приходу в Ревель должен был двинуться к Риге и содействовать Витгенштейну, стоявшему у Полоцка за р. Дриссой, оттеснить Макдональда и Сен-Сира, а потом расположиться в Вильне, в виде резерва Витгенштейна. Витгенштейну предписано овладеть Полоцком, отбросить Сен-Сира и Удино за Днепр и, поручив дальнейшее преследование их Штейнгелю, двинуться к Докшицам, занять течение Уллы и открыть сообщение с Чичаговым. Одновременно с этим Дунайской армии Чичагова, после соединения с 3-й армией, обойти левый фланг Шварценберга, отбросить его за Буг и, оставив против него заслоном 3-ю армию, направиться к Минску, усилиться корпусом Эртеля, стоявшим у Мозыря, и, собрав до 50 тысяч, занять течение р. Березины, войдя в связь с Витгенштейном. Сосредоточить все силы в тылу неприятеля император Александр предполагал в половине октября, но так как Чернышев, двигаясь по окольным путям к армии, потерял несколько дней, то Кутузов назначил это соединение на 20 октября[18].

Этот план был выполнен во всех деталях. 7 (19) ноября, прибыв в Дубровку, при отступлении от Красного, Наполеон получил донесение о взятии русскими Витебска, поражении Виктóра, двинувшегося на поддержку Удино (сменившего раненого под Полоцком Сен-Сира), при Смолянцах (2 ноября), о занятии войсками Чичагова Минска 4 ноября и об отступлении Домбровского к Борисову.

После сражения под Красным, для преследования неприятеля, отступавшего на Оршу, Кутузов выслал отряды Бороздина, графа Ожаровского и несколько партизанских. Тогда же составлен был новый авангард Ермолова из 12 батальонов пехоты и нескольких казачьих полков, предназначенный действовать совместно с Платовым, который шел на Катань и Оршу, чтобы воспрепятствовать Наполеону двинуться на Сенно для соединения с Виктóром.

7 ноября Наполеон прибыл в Оршу; здесь он сделал несколько важных распоряжений: остатки его армии были переформированы; выдан провиант, назначены пункты сбора безоружных в Орше, Баранах и Коханове; остатками двух понтонных парков усилена запряжка лошадьми артиллерии и сформированы шесть новых батарей для корпусов вице-короля и Даву, потерявших свою артиллерию. Кавалерия почти полностью погибла: в корпусе Латур-Мобура было не более 200 коней, а гвардия, служившая конвоем императору, имела всего 1600 всадников. Из небольшого числа генералов и офицеров, сохранивших лошадей, сформирован священный эскадрон для личной охраны императора.

8-го Наполеон был в Баранах, где получил благоприятное известие, что маршалу Нею удалось избежать плена. После переправы через Березину Наполеон предполагал идти на Минск, но для этого необходимо было сохранить в своих руках Борисов. 9 ноября он достиг Коханова. Положение его в это время было следующее: в Толочине — Жюно (200 французов и 500 поляков), гвардия при императоре — 4800 пехотинцев и 1600 кавалеристов в Коханове; Домбровский накануне отступил к Борисову с 4000 солдат; здесь к нему присоединились гарнизоны Минска и Борисова (1500 человек), но на следующий день, 9 ноября, он был выбит авангардом Чичагова и с большими потерями отступил к с. Бобр; при присоединении гарнизона Могилева у него насчитывалось 8000 человек; Виктóр с 11 тысячами был в Черее; в общем близ переправы у Наполеона сосредоточилось около 26 тысяч. У русских было: у Кутузова в Ланниках — 50 тысяч, в авангарде у Горян — 15 тысяч, у Витгенштейна возле Чашникова — 30 тысяч, у Чичагова в Борисове — 34 тысячи. Шварценберг с 35-тысячным войском оттеснил Сакена (25 тысяч) к Брест-Литовску и Черикову.

Находясь в Коханове, Наполеон стал склоняться к тому, чтобы переправиться в другом пункте, а если это окажется невозможным, то идти на Лепель[19]. Действительно, с потерей Борисовского моста переправа затруднялась, так как продлившаяся с 2 по 7 ноября оттепель сменилась морозом и по Березине шел лед. Ужасная весть о потере Борисова получена была Наполеоном у Толочина 10 ноября. Тотчас же он отдал приказание Удино, шедшему из Бобра к Борисову, овладеть Борисовским мостом, а если мост окажется уничтоженным, занять переправы ниже или выше Борисова, или на Зембин, или на Березино. Впрочем, изучив карту, он нашел брод у Веселова, и 11 ноября Удино было приказано навести там мосты и прикрыть их укреплениями; потом Наполеон с гвардией двинулся в Бобр.

^{Район между Борисовом и Зембином}

Удино соединился с Домбровским и 11-го неожиданно атаковал у Лошницы авангард Палена, нанеся ему чувствительный урон; Чичагов приказал сжечь мост. Удино занял Борисов. Виктóр дошел до Докшиц; Витгенштейн, находившейся с ним в соприкосновении, был в Черее. Кутузов достиг Морозова, его авангард переправился через Днепр в Копысе.

Ночью Наполеон узнал, что Борисов занят, мост уничтожен и что бригада кавалерии, посланная генералом Вреде, переправилась через Березину вброд у д. Студянки, а также о том, что Удино избрал этот пункт для наведения моста.

12 ноября, рано утром, Наполеон выслал к Удино генералов Шасслу и Эбле со всеми саперами, понтонерами и материалами для постройки мостов; из гарнизона Могилева, из поляков и остатков корпуса Нея он сформировал отряд, под начальством маршала, чтобы тот удерживал Бобр до прибытия туда Даву и вице-короля, а сам уехал в Лошницу.

Удино был в крайнем затруднении выбрать пункт переправы — у Студянки, Стахова или Ухолоды. Посланный на разведку к Студянке, генерал Обри доносил о крайней трудности построить там мосты. Решение вопроса затянулось до полуночи, в связи с чем Наполеон выразил свое недовольство: «Если вы не переправились сегодня ночью, то крайне необходимо, при настоящих условиях, совершить переправу сегодня днем». На поддержку Удино к Борисову были двинуты две дивизии гвардии под начальством Мортье. Крайне недовольный действиями Виктора, Наполеон приказал ему двинуться на Кострицу и атаковать преграждающих путь русских. Вице-король и Даву должны были прибыть к Лошнице и Наче.

13 ноября в 2 часа пополудни Наполеон прибыл в Борисов, где получил донесение, что Виктóр движется к Лошнице. Таким образом, путь к Студянке, где намеревался переправиться Наполеон, был открыт Витгенштейну.

Наполеон, не скрывая своего раздражения, просил Виктóра хотя бы удержаться у Ратутичи, чтобы дать армии пройти к Борисову. В 5 часов пополудни Шасслу и Эбле прибыли к Студянке; там ничего не было подготовлено; Удино прибыл к вечеру.

Положение сторон в это время было следующим: Наполеон прибыл в Старый Борисов, гвардия была в Борисове, Удино — в Студянке, Ней — между Лошницей и Ниманицей, вице-король — в Наче, Даву — между Начей и Крупками, Виктóр — в Ратутичи, русские: Кутузов — еще в Копысе на Днепре, его авангард — в Толочине, Витгенштейн прибыл в Бараны; Чичагов, введенный в заблуждение демонстрациями у Борисова и Ухолоды, предположил, что французы намерены переправиться где-нибудь ниже Борисова, поэтому и потянулся с главными силами к Шебашевичам и Ухе, следя за Борисовом только авангардом Чаплица и оставив у Брили, против места наведения мостов, и у Веселова слабые отряды. Граф Платов теснил неприятеля с тыла, по большой дороге; отряд Ермолова следовал за ним в расстоянии небольшого перехода.

Таким образом, на счастье Наполеона, в пункте, где он готовился к переправе, мы имели только слабый отряд Корнилова в четыре батальона и 12 орудий.

Переправа через Березину. 14 (26) ноября, в 5 часов утра, Наполеон прибыл с гвардией к Студянке, и в 8 часов, под прикрытием 40 орудий и войск Удино, была начата постройка мостов на козлах. По Березине шел лед, но приходилось работать, стоя по грудь в воде. С берега Наполеон, окруженный генералами, и войска с радостью наблюдали на движением русских войск от места переправы к Борисову. Мост был построен без единого выстрела. Первый мост, для пехоты и кавалерии, был окончен к часу с половиной пополудни, а второй, более прочный, для артиллерии и обозов, к четырем часам. Первым переправился Удино и отбросил к Стахову бывший здесь наш отряд, затем занял Зембин, открыв таким образом дорогу для дальнейшего отступления. Гвардия и Ней прибыли к Студянке, Виктóр — в Борисов, оставив у Лошницы дивизию Партуно, который должен был составить арьергард; Даву тоже прибыл в Лошницу. С нашей стороны: Чичагов дошел от Стахова до Шебашевич, Витгенштейн — до Кострицы, Кутузов, переправившись через Днепр, дошел до Староселья; его авангард — в Молявке.

^{Карта действий от Березины к Вильно}

^{Переход французской армии через Березину}

Наполеон ночевал в одном из домов Студянки. Всю ночь безостановочно переправлялись обозы по большому мосту, но два раза он ломался, и приходилось на время ремонта приостанавливать переправу. По другому мосту переправлялись войска Нея.

Утром 15-го прибыл в Студянку Виктóр для прикрытия мостов; Партуно был направлен в Борисов. В час пополудни переправился через мост Наполеон с гвардией; вице-король и Даву прибыли в течение дня и переправились в ночь с 15 на 16 ноября. Наполеон ночевал в Санивках.

Витгенштейн, выступивший из Кострицы к Старо-Борисову, занял у этого пункта позицию с целью отрезать дивизию Партуно, который, действительно, двинувшись вечером из Борисова, был атакован превосходящими силами, окружен и взят в плен. Чичагов, будучи теперь уведомлен о месте переправы Наполеона, прибыл в Борисов, восстановил мост и установил связь с Витгенштейном; они решили на следующий день атаковать противника по обоим берегам Березины.

16 ноября, с 8 часов утра, Чичагов атакует последовательно Удино и Нея в Стаховском лесу; около 10 часов на противоположном берегу Витгенштейн вступил в бой с Виктóром. С большими потерями французы все-таки удержались на позициях на обоих берегах реки, и в течение дня по мостам переправлялись беспорядочные массы безоружных. В 9 часов вечера начал переправляться Виктор, и к часу ночи на правом берегу сосредоточились все войсковые части; на левом берегу оставалось еще несколько тысяч безоружных.

17 ноября, в полдевятого утра, Эбле зажег мосты; через час они уже рухнули. «Тут завершилась судьба великой армии, заставлявшей трепетать Европу; она прекратила свое существование в воинском смысле; ей более не оставалось другого пути спасения, как бегство»[20].

По данным французских историков, после переправы через Березину у Наполеона оставалось только 9000 солдат, да за армией плелось более 20 тысяч безоружных. В первый день переправы он располагал 36 тысячами, следовательно, его потери на Березине превысили 25 тысяч человек.

Таким образом, план императора Александра осуществился лишь отчасти: вместо того чтобы преградить путь Наполеону двумя армиями — Чичагова и Витгенштейна, на Березине оказался один Чичагов и не с 60 тысячами, а всего с 30-ю. Нельзя винить Чичагова за движение к Шебашевичам, так как предположение о возможности движения Наполеона на Минск, навстречу Шварценбергу и Ренье, имело веские основания, и мы знаем, что Наполеон некоторое время даже придерживался этого плана. Но за потерю времени, когда уже из донесений Чаплица он знал о начавшейся переправе у Студянки, вызванную медленным движением и остановкой у Борисова 15 ноября, и за посылку войск по частям в бою 16 ноября в Стаховском лесу — Чичагов оправдан быть не может. Витгенштейн не пошел к Студянке, куда был путь ему открыт, а двинулся к Борисову, всего вероятнее, из боязни столкнуться с Наполеоном и омрачить свой недавний успех, или из нежелания подчиняться старшему в чине, адмиралу Чичагову. Кутузов был последователен — и на Березине он держался тех же взглядов, что и под Вязьмой, и под Красным. Все-таки, в конце концов, вся тяжесть противодействия Наполеону на Березине легла на армию адмирала Чичагова.

Уничтожение армии Наполеона. Начавшиеся в дни Березинской переправы морозы вскоре достигли 25–30 градусов, что довело бедствия несчастных остатков армии Наполеона до невероятной катастрофы; по всей дороге тысячами лежали обезображенные трупы погибших от холода и голода. От ужасных страданий одни впадали в безумие, другие с неестественным равнодушием выносили неслыханные мучения и приближение гибели. Пленные и пушки уже не считались трофеями в нашей армии.

Наполеон ясно сознавал, что нет средств спасти армию; он решил, что «в таком положении его присутствие в Париже необходимо для Франции, для империи, для самой армии»[21].

23 ноября (5 декабря) вечером он прибыл в Сморгонь и собственноручно написал свой знаменитый 29-й бюллетень, помеченный им 3 декабря (21 ноября). Пригласив к столу всех маршалов, он наговорил им массу любезностей и первый раз в жизни обнимал и целовал их; вице-король, по его просьбе, зачитал злополучный бюллетень; затем Наполеон, сдав командование остатками армии Мюрату, распростился с удрученными своими сподвижниками и в 11 часов ночи, с Коленкуром, Дюроком, Лобау и Лефевром, тайно уехал от армии, обещая очень скоро привести 300-тысячное войско ей на поддержку.

29-й бюллетень Наполеона. В своем знаменитом 29-м бюллетене Наполеон впервые упоминает об отступлении армии, открыто признает некоторые ее неудачи, сожалеет о страданиях, выпавших на долю солдат, хотя и объясняет их главным образом суровостью зимы, и как великий подвиг превозносит переправу через Березину.

Вот некоторые, важные для истории войны, выдержки из бюллетеня:

После хвастливого описания событий последних дней Наполеон всячески превозносит доблестное поведение гвардии, посреди которой он шел на марше, окруженный своим штабом, и заканчивает бюллетень словами: «Его Величество совершенно здоров».

Злобные слова, отнесенные к нашим казакам, должны служить лучшим доказательством важности той роли, которую они сыграли при уничтожении армии Наполеона в Отечественную войну.

Инкогнито и почти безостановочно проскакав через Вильно, Варшаву и Дрезден в Париж, 18 декабря, в половине двенадцатого ночи, Наполеон прибыл в Тюильри.

Многие справедливо обвиняют Наполеона за его бегство, поскольку не были изысканы средства улучшить положение армии или, наконец, установить предел преследованию русских и попытаться собрать остатки войска. В корпусах Виктóра, Даву и гвардии было еще до 12 тысяч способных нести оружие и около 40 тысяч несчастных, бежавших за армией. Если бы им дать небольшой отдых, месяца через два они снова стали бы полноценными солдатами; между Молодечно и Вильном к ним присоединились бы 6000 баварцев Вреде, а в Вильне — 9000 Луазона, затем — Франзески и Кутар с бригадами по 7000–8000 поляков и немцев; кроме того, несколько маршевых батальонов и эскадронов общей численностью около 4000 человек и 6000 литовцев; всего около 33 тысяч, которые, присоединившись к остаткам большой армии, составили бы ядро в 45 тысяч солдат, вполне способных к бою. К ним, через 7–8 дней, могли бы присоединиться 25 тысяч Шварценберга, 15 тысяч Ренье и 15 тысяч Макдональда. В тылу, в Кёнигсберге, находилась дивизия Геделе корпуса Ожро численностью 15 тысяч, столько же было в маршевых частях, и, кроме того, из Италии шел 18-тысячный корпус Гренье. Таким образом, Наполеон мог бы собрать 100-тысячную армию, из них 50 тысяч — в самой Вильне.

Русские имели почти столько же: Кутузов — 50 тысяч, Витгенштейн — 20 тысяч, Чичагов — тоже 20 тысяч, Сакен — около 10 тысяч. Следовательно, силы были почти равны, и если бы Наполеону удалось выиграть сражение под Вильном, то 30–40 тысяч безоружных быстро стали бы в ряды армии; можно было бы остановиться до прибытия подкреплений из Франции в богатой средствами Польше. В Вильне были большие запасы продовольствия, в Ковне — магазины с обмундированием и боевыми припасами. Следовательно, обстановка была далеко не безвыходная, особенно для такого мастера военного дела, как Наполеон; но боязнь потерять трон заставила его отодвинуть интересы армии на второй план и скакать в Тюильри для устройства личных дел.

На следующий день, 24 ноября (6 декабря), все оцепенели от ужаса, узнав об отъезде Наполеона, так как, по-видимому, исчезали последние надежды на лучшее. Известие это, конечно, поразило прежде всего тех, кто еще не потерял способности рассуждать, в массе же войск все чувства словно атрофировались. Люди почти машинально плелись вперед, желая как-нибудь добраться до Вильна, где ожидали найти продовольствие, кров для долгожданного отдыха и свежие войска, способные приостановить преследование русских. С каждым днем марш становился все труднее и труднее. Мороз достигал 30 градусов. Лошади почти все пали; люди сотнями замерзали на дороге. Солдаты шли скученно, прижимаясь от холода один к другому, безоружные вперемежку с вооруженными, в оцепенелой тишине. Ослабевшие от холода и голода, они сперва теряли зрение, потом слух, затем способность двигаться. На упавших под ноги тем, кто шел сзади, не обращали внимания. Самые сильные сегодня, назавтра делались самыми слабыми, и каждый день забирал новые жертвы, среди которых были и пораженные гангреной из-за неосторожного обогрева у бивачных костров обмороженных членов.

Причиной бедствий солдат, кроме всего прочего, было и то, что, спешно уезжая от армии, Наполеон не сделал распоряжений относительно сосредоточения войск, выдачи довольствия и отступления к Неману при невозможности оставаться в Вильне.

Преследование нашими войсками остатков армии Наполеона. Русские армии при дальнейшем преследовании бегущих войск Наполеона старались отрезать их от фланговых корпусов — Макдональда, Шварценберга и Ренье; поэтому непосредственное преследование остатков большой армии было поручено легким отрядам Ланского и Орлова-Денисова. За ними шла армия Чичагова. Войска Витгенштейна двинулись правее ее, на Вилейку, а главная армия — левее, на Ольшаны.

Между тем на поддержку отступающей французской армии была двинута из Вильна в Ошмяны дивизия Луазона, которая, сделав до Ошмян всего два перехода, насчитывала в рядах своих уже только 3000 человек, а потому не могла оказать сопротивления авангарду армии Чичагова, хотя и усилена была остатками баварского корпуса Вреде (все эти войска вместе составили арьергард под общим начальством Нея). Остатки наполеоновской армии, достигшие Вильна, не превышали 4300 человек.

^{Отступление французской армии из России}

28 ноября (10 декабря) русские войска заняли Вильно, где захватили 40 орудий, более 14 тысяч человек и обширные склады запасов; 29-го прибыли в Вильно и главные силы армии Чичагова.

В Вильне Кутузов решил остановить главные силы и дальнейшее преследование бегущих французов поручить авангардам армий Чичагова и Витгенштейна. Такое решение он основывал на том: 1) что наша армия понесла также значительные потери и требовала восстановления сил и 2) что цель войны — изгнание врага из России — достигнута[22].

Император Александр смотрел на войну и ее цель иначе; он полагал, что мир будет достигнут только при полном ниспровержении власти Наполеона, и, кроме того, считал, что России предназначено быть избавительницей Европы от его ига. Сделав распоряжение о пополнении убыли в наших войсках и об оставлении в Вильне наиболее расстроенных частей, он приказал безостановочно преследовать неприятеля, даже за пределами наших границ.

Между тем Мюрат, не успев даже раздать запасы своим войскам в Вильне, вынужден был бежать к Неману, преследуемый казаками Платова. 1 (13) декабря Мюрат перешел Неман в Ковне, а в городе оставил только около 1000 человек под начальством Нея. 2 декабря доблестный маршал с удивительным упорством держался в укреплениях до тех пор, пока казаки не обошли его, перейдя Неман по льду.

Из 380 тысяч главных сил французской армии (вместе с прибывшими к ней подкреплениями) через полгода войны возвратились обратно за границу с оружием в руках только 1000 (400 солдат старой гвардии и 600 гвардейской кавалерии) с девятью орудиями и около 20 тысяч безоружных.

Достигнув границы, армия Чичагова расположилась по квартирам в окрестностях Прен. Главная армия — между Вилькомиром и Воложином. Витгенштейну, двинутому на Ковну к Гумбинену, приказано отрезать Макдональда, преследуемого Рижским гарнизоном. Для действий против Шварценберга и Ренье, на усиление Сакена, двинут от Минска к Слониму Дохтуров и авангард Васильчикова направлен к Белостоку.

Наполеон скрывал от фланговых корпусов бедственное положение Главной армии — и только после Березины он сообщил Шварценбергу, что, разбив русских, идет к Вильно, приглашая его сблизиться с ним посредством движения к Верхнему Неману. Только 27 ноября (9 декабря) Мюрат послал из Вильна, от имени Наполеона, Шварценбергу приказание двинуться к Белостоку для прикрытия Варшавского герцогства, а Макдональду — отойти к Тильзиту для защиты Кёнигсберга и Данцига.

10 (22) января Шварценберг, по повелению императора Франца, очистил герцогство Варшавское, а 27 января (8 февраля) наши войска заняли Варшаву.

Во время отступления Макдональда к границе генерал Йорк, командовавший прусскими войсками, 18 (30) декабря, у Пошерауской мельницы, заключил с нами конвенцию, в силу которой прусские войска отделились от войск Макдональда.

В половине декабря ни одного вооруженного врага не оставалось в России.

Кутузов полагал, что после похода 1812 г. Наполеон для России не опасен и что следует поберечь силы французского полководца для отпора англичан, которые стремятся захватить его наследство в ущерб России и других континентальных держав. Все помыслы фельдмаршала клонились только к спасению отечества, а не Европы, как того желали англичане и немецкие патриоты, свыкшиеся с мыслью смотреть на Россию как на удобное средство для достижения и упрочения своих политических целей.

Отдав известные нам распоряжения и не рассчитывая на исполнительность Кутузова, император Александр признал необходимым лично отправиться к армии. 11 (23) декабря он прибыл в Вильно, наградил Кутузова орденом св. Георгия 1-й степени и на следующий день собравшимся во дворец генералам сказал: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу». Здесь впервые была высказана публично тайная дума государя. Не внимая ни доводам фельдмаршала Кутузова, ни голосу общественного мнения в России, которое было против заграничной войны, император Александр не изменил принятого им решения.

25 декабря 1812 г. (6 января 1813 г.), в день Рождества Христова, манифестом было возвещено России о благополучном окончании Отечественной войны, а через три дня, 28 декабря 1812 г. (9 января 1813 г.) главные силы выступили из Вильна, направляясь к Меречу на Немане; при них находились император Александр и Кутузов. Начиналась война за освобождение Германии!

Характеристики главных деятелей войны

Император Александр I (1777–1825). Влияние императора Александра на события Отечественной войны было большим; с истинным величием нес он со своим народом тяжелый крест и приносил личные жертвы. Любя военное дело и желая вместе с войсками переживать все тягости и лишения военного времени, конечно, далеко не с надеждами на дешевые лавры, он уступает настояниям своих приближенных и уезжает из армии — это великое самопожертвование! Другая его жертва — назначение главнокомандующим М. И. Кутузова, на которого указывало общественное мнение, но к которому государь расположен не был; внутренний голос подсказывал ему, что Кутузов расходится с ним в основных взглядах на цель войны, что и вынудило его, после изгнания Наполеона из России, снова приехать в армию.

Несмотря на тяжкие условия, в которых велась война, несмотря даже на потерю Москвы, император Александр не принимает соблазнительные предложения мира и твердо стоит на решении не заключать его, пока хоть один неприятельский солдат будет в пределах России.

Твердость и верный взгляд императора Александра выразились в проведении им принятого плана обороны — отступая внутрь страны, действиями на тыл армии противника ослабить его и затем уже приступить к уничтожению. И эту мысль он твердо проводит в течение всей войны, постоянно требуя подобных действий вначале от 1-й и 2-й армий, а после соединения их — от Тормасова и Витгенштейна, а в конце она выразилась в грандиозном плане захвата сообщений армии Наполеона всеми оставленными в тылу и на фланге русскими войсками. Хотя вышло не вполне так, как желал государь, но цель его была твердо поставлена и ясно выражена.

В оценке последнего решения императора Александра, считавшего, что для обеспечения прочного мира необходимо уничтожить власть Наполеона, для чего перенести борьбу с ним в Европу и даже в Париж, многие расходятся. Но надо признать, что никто не может доказать, будто бы противники взгляда императора Александра смотрели на исторические события правильнее, чем он. Судьба народов в руках Божьих, и верная разгадка ее поворотов — не удел человечества.

Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов, генерал-фельдмаршал, светлейший князь Смоленский (1745–1813). Кутузов, подобно Суворову, был одним из замечательных русских людей. Имея обширное образование, он обладал красноречием и способностью господствовать над умами. «Его даже Рибас[23] не обманет», — говорил Суворов про своего любимца — Кутузова. Всегда веселый, общительный, он отличался удивительным хладнокровием в самых трудных положениях. Строгий расчет и выдержка были его отличительными чертами. Он умел говорить с солдатом и, подобно Суворову, зная, что парадная мишура и внешний блеск не по сердцу русскому простолюдину, он, будучи уже главнокомандующим, являлся перед войсками на маленькой казачьей лошади, в старом сюртуке без эполет, в фуражке и с нагайкой через плечо.

В 14 лет, окончив курс артиллерийского и инженерного корпуса, он вышел на службу капралом артиллерии, потом был кондуктором в инженерном корпусе и в 16 лет произведен в офицеры. Судьба бросала его из штаба в строй и обратно; он служил и в армии Румянцева, и под начальством Потемкина и Суворова; при штурме Измаила «он командовал левым крылом, но был моей правой рукой», — говорил Суворов про Кутузова; за штурм Измаила он был награжден орденом св. Георгия 3-й степени, а за сражение под Мачином в том же году — орденом св. Георгия 2-й степени. Он неоднократно исполнял дипломатические поручения, был директором Сухопутного шляхетского корпуса, занимал высокие административные посты (военных губернаторов и инспектора войск при императоре Павле), наконец, в 1805 г. был назначен главнокомандующим русской армии, посланной на помощь Австрии. Блестящее начало кампании и победы под Дюрренштейном и Шёнграбеном выказали полководческое дарование Кутузова, но поражение под Аустерлицем вызвало обвинения в том, что он недостаточно энергично возражал против плана Аустерлицкой операции, неблагоприятный исход которой предвидел. С этих пор личность Кутузова была как бы постоянным укором и напоминанием императору Александру о свершившейся катастрофе, и потому он систематически избегал давать Кутузову какие бы то ни было ответственные поручения.

До 1808 г. Кутузов был военным губернатором Киева; в том году его послали на помощь престарелому князю Прозоровскому, воевавшему с турками, но скоро опять вернули и дали должность Виленского военного губернатора. Между тем назревала борьба с Наполеоном, а война с Турцией еще не окончилась. Тогда император Александр вверил Кутузову Дунайскую армию. И свершилось чудо: Кутузов очищает Рущук, взятие которого стоило нам многих неудач и больших жертв, выманивает часть армии визиря на левый берег Дуная, окружает ее, а потом, чтобы окончательно изморить турок в лагере, неожиданно переправляет часть своих сил на правый берег Дуная, уничтожает турецкий отряд, прикрывавший Рущук, занимает крепость снова и начинает крепостными орудиями громить лагерь визиря на левом берегу. Визирь уехал от армии, бывшей в самом отчаянном положении, без продовольствия и дров. Начались переговоры о мире, затянувшиеся вначале из-за вмешательства Наполеона и Австрии, но 11 июня, накануне перехода Наполеоном нашей границы у Ковна, Бухарестский мир был ратифицирован императором Александром I. Условия мира были крайне для нас благоприятны, но государь был недоволен продолжительностью переговоров и, отозвав Кутузова, назначил командующим Дунайской армией адмирала Чичагова, который прибыл в Бухарест, когда уже главные условия договора были подписаны.

Кутузов, возведенный в графское достоинство, вернувшись в Россию, намеревался поселиться в деревне, но через две недели выехал в Петербург для формирования Петербургского ополчения, начальником которого был избран единогласно. Между тем война 1812 г. началась, и когда стал вопрос о назначении главнокомандующего над всеми армиями, комиссия из высших государственных сановников единогласно высказалась за назначение графа М. И. Голенищева-Кутузова. Император Александр, как известно, не доверял ни высоким военным способностям, ни личным свойствам Кутузова. Вверяя ему судьбу России, государь превозмог в себе предубеждение против него и сделал уступку общественному мнению. Глас народный на этот раз оказался гласом Божьим. Назначение Кутузова, возведенного еще ранее, а именно 29 июля, в княжеское достоинство с титулом светлости, было встречено с восторгом во всей России. Наполеон, узнав о назначении Кутузова, сказал про него, что это «le vieux renard du Nord»[24]. «Постараюсь доказать великому полководцу, что он прав», — заметил Кутузов, когда ему сделался известен этот отзыв.

Излагая события войны 1812 г., мы уже говорили о мастерском ведении Кутузовым сражения под Бородином, о его твердом решении оставить Москву, принятом на военном совете в Филях, и о неуклонном следовании избранной тактики обороны — уклонении по возможности от боя и изматывании противника нападениями на тыл партизанами при содействии голода. Подобное решение и подобный образ действий мог провести в жизнь только избранник народа, М. И. Кутузов, на которого народ возлагал свои надежды, считая только одного его способным спасти Россию. Ретроспективно легко судить о свершившемся, но проникнуть в смысл великого исторического действа, находясь в водовороте событий, как это сделал великий старик полководец, — это удел гения и носителя истинного патриотического чувства. «Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями его, в немилости находящегося старика, выбрать против воли царя в представители народной войны», — писал Л. Н. Толстой в «Войне и мире».

Свершилось нечто неслыханное, небывалое: великий полководец Наполеон, с армией, втрое сильнее русской, превосходной во всех смыслах, предводительствуемой талантливейшими генералами, с армией, до того выигрывавшей все сражения, должен был бежать, бросая орудия, знамена, казну, обозы и, наконец, своих солдат на произвол судьбы. И все это подготовлено и разработано Кутузовым. Россия следовала мысленно за своим избранником, сперва с надеждами, потом с благодарностью, благословениями, а в декабре приветствовала его как спасителя Отечества! Император Александр пожаловал ему титул князя Смоленского и орден св. Георгия 1-й степени.

Вынужденный подчиниться воле императора, пожелавшего продолжения войны во благо освобождения Европы от ига Наполеона, в конце 1812 г. Кутузов выступил за границу, дошел до Эльбы и скончался в городке Бунцлау 16 апреля 1813 г. Прусский король поставил ему в Бунцлау памятник с надписью: «До сих мест князь Кутузов-Смоленский довел победоносные российские войска; но здесь смерть положила предел славным дням его. Он спас отечество свое и отверз путь к избавлению Европы. Да будет благословенна память героя!» По приказанию государя, Кутузов похоронен в Казанском соборе, а на площади перед собором поставлен ему памятник.

Князь Михаил Богданович Барклай-де-Толли (1761–1818). Военный министр с 1810 г. и командующий 1-й Западной армией в 1812 г., с 17-летнего возраста служил он в войсках и на штабных должностях, участвовал почти во всех войнах славной екатерининской эпохи и против Наполеона в кампаниях 1805, 1806/07 г. За особые заслуги в сражении под Пултуском был награжден орденом св. Георгия 3-й степени. Участвовал в Финляндской войне 1808/09 г., причем 7–9 марта 1809 г. совершил знаменитый переход по льду через Кваркен и завладел на шведском берегу г. Умео. В должности военного министра он сделал многое в области организации войск и укрепления материальной части армии, и ему же обязаны мы разработкой «Учреждения для управления большой действующей армией». Отличный работник, серьезно подходивший к делу, хорошо знавший военное искусство, честный, не бьющий на эффект, но несколько холодноватый в обращении, чем порой отталкивал от себя людей, Барклай-де-Толли был незаменим в командовании армией, особенно в трудных условиях начала войны 1812 г. Его мастерски проведенное отступление к Витебску и Смоленску и действия под Смоленском представляют высокий образец военного искусства, а также личного самообладания и выдержки. Он отлично понимал и проводил в жизнь систему оборонительной войны и только под давлением общественного мнения и настроения в армии, подобно Кутузову, решался дать Наполеону сражение при Царевом Займище. Приезд Кутузова вывел его из тяжелого компромисса между собственным видением ситуации и горькой необходимостью дать сражение, несвоевременность которого была для него очевидна. За доблесть, проявленную в сражении под Бородином, Барклай был награжден орденом св. Георгия 2-й степени. На военном совете в Филях он подал голос за оставление Москвы без боя. Из Тарутинского лагеря он выехал по болезни.

Россия обязана Барклаю-де-Толли, наравне с Кутузовым, своим спасением в 1812 г.: один начал войну, а другой ее кончил; но тактика ведения войны, как в начале ее, так и в конце, оставалась без изменений. Конечно, Барклаю-де-Толли, человеку с очень замкнутым характером, снискать популярность в солдатской среде было труднее, чем избраннику народа — Кутузову; но великолепный памятник, поставленный ему рядом с Кутузовым перед Казанским собором, есть достойная награда этому доблестному защитнику России в 1812 г.

Князь Петр Иванович Багратион (1765–1812), генерал от инфантерии. Происходил из древнего грузинского рода; в 17 лет поступил на службу; участвовал в осаде и взятии Очакова, а потом в знаменитом походе Суворова в Польше в 1794 г., где обратил на себя внимание героя-полководца. В 1799 г. в Суворовском походе в Италию командовал авангардом, отличился во многих делах и в сражении при Нови; в Швейцарском походе снова командовал авангардом, а при отступлении — арьергардом.

В кампании 1805 г. он снова командует авангардом армии Кутузова, а при отступлении — арьергардом; обессмертил свое имя доблестью в боях при Шёнграбене и под Аустерлицем; произведен в генерал-лейтенанты с вручением ордена св. Георгия 2-й степени и командорского креста Марии Терезии. Отличился в ходе кампании 1806/07 г., а также в шведской войне 1808/09 г. В должности главнокомандующего армии действовал против турок в 1809 г., за что награжден орденом св. Андрея Первозванного. В 1812 г. в качестве командующего 2-й Западной армией выказал высочайшее военное искусство при отступлении от Волковиска к Смоленску и покрыл себя бессмертной славой за геройскую оборону под Бородином левого фланга нашей позиции и флешей у Семеновской, названных «Багратионовыми флешами». Здесь он был тяжело ранен осколком гранаты в бедро, но долго не покидал поля сражения, управляя боем, пока не потерял сознания. От полученной раны 12 сентября скончался и был похоронен в церковной ограде, в с. Симах, Александровского уезда, Владимирской губернии; при открытии монумента на Бородинском поле в 1839 г. прах его, по высочайшему повелению, был перенесен к подножию монумента, где и покоится в настоящее время.

Любимец Суворова, князь Багратион отличался удивительной храбростью, спокойствием и невозмутимостью в самых трудных положениях. Высшие тактические соображения войны ему не вполне были доступны, но это был лев, не отступавший перед опасностью и не знавший страха. Ему претила тактика отступлений, и хотя он подчинился приказу Барклая-де-Толли, но не понимал его способа ведения войны и постоянно обвинял своего товарища-начальника в нерешительности. Кутузов высоко ценил Багратиона как доблестного бойца и был удручен известием о его ранении и смерти в Бородинском сражении. Имя князя Багратиона, озаренное блеском воинской славы, сохранится вовек.

Дмитрий Сергеевич Дохтуров (1756–1816), генерал от инфантерии. Начал службу пажом при дворе, а в 1781 г. произведен в поручики Лейб-гвардии Семеновского полка; в Финляндии в 1789 и 1790 г. дважды ранен и получил золотую шпагу с надписью «За храбрость». В войну 1805 г. за сражение при Дюрренштейне получил орден св. Георгия 3-й степени; под Аустерлицем, командуя 1-й колонной на левом крыле, отличился необыкновенной храбростью и распорядительностью, совершив на поле сражения маневр, который удивил даже Наполеона. В войне 1806/07 г. был контужен под Прёйсиш-Эйлау и ранен под Гейльсбергом, но в обоих случаях не оставил поля битвы. Проявил замечательную неустрашимость в сражении под Фридландом. В 1812 г. генерал от инфантерии Дохтуров командовал 6-м корпусом и в самом начале войны произвел, вместе с 3-м кавалерийским корпусом, стремительный переход к Ошмянам, преодолевая в жару по 60 верст в день. Под Смоленском, слабый после перенесенной горячки, Дохтуров с корпусом выдерживает энергичные атаки всей армии Наполеона, в течение дня не сходит с коня, объезжая ряды и воодушевляя своим примером войска. Когда накануне сражения Барклай-де-Толли послал справиться, может ли Дохтуров участвовать в бою, тот приказал ответить: «Если умирать, так уж лучше на поле славы, чем на кровати!» За доблесть, проявленную под Смоленском, император пожаловал Дохтурову 25 тысяч рублей. В трудную минуту Бородинского сражения, когда Багратион и его начальник штаба граф Сен-При были ранены, Кутузов посылает Дохтурова восстановить порядок, не давая ему подкреплений, и Дохтуров оправдывает надежды светлейшего князя: все усилия французов оттеснить нас оказались напрасны. «Потеряв множество убитыми, французы в 7 часов вечера начали отступать; это я видел своими глазами. Я полагал Бородинское сражение совершенно выигранным», — пишет Дохтуров. На военном совете в Филях Дохтуров высказался за сражение под Москвой. Когда обозначилось движение французской армии из Москвы, по старой Калужской дороге, Дохтуров с Ермоловым были посланы, чтобы выяснить обстановку и преградить путь неприятелю. Решающую роль сыграл Дохтуров и в бою под Малоярославцем. «Наполеон хочет пробиться: он не успеет или пройдет по моему трупу», — сказал Дохтуров и сдержал натиск до прихода армии Кутузова. За сражение при Малоярославце Дохтуров награжден орденом св. Георгия 2-й степени.

Скромный, невысокого роста, Дохтуров проявил себя доблестным воином, свято исполнявшим свой долг, необыкновенно добросердечным начальником, исполненным истинного благородства человеком.

Много страдая от полученных ран, он умер в 1816 г., и весть о его смерти была воспринята боевыми соратниками и государем с глубоким сожалением.

^{Генерал от инфантерии Д. С. Дохтуров}

Николай Николаевич Раевский (1771–1839), генерал от кавалерии. Двоюродный внук фельдмаршала князя Потемкина, Раевский с 15 лет поступил на военную службу, в кавалерию, где сразу выказал большие способности. Под Бендерами был первый его боевой опыт, а в конце турецкой войны он был уже подполковником; в польской войне получил ордена св. Георгия и св. Владимира 4-й степени. Переведенный на Кавказ командиром Нижегородского драгунского полка, он положил начало его славы, окончательно утвердившейся в войнах против Турции и Персии под командованием его сына. В царствование императора Павла Раевский был в отставке, а при Александре I снова принят на службу в чине генерал-майора, но по домашним обстоятельствам снова вышел в отставку. В 1806 г., во время войны с Пруссией, Раевский опять поступил на службу и командовал авангардом армии князя Багратиона, который очень полюбил его. За доблесть, проявленную в войнах в Финляндии и за Дунаем, Раевский произведен в генерал-лейтенанты и награжден боевыми отличиями. В 1812 г. был назначен командиром 7-го корпуса в армию Багратиона. При отступлении к Смоленску энергично вел бой при Салтановке; при Смоленске первым поддержал отступавшего из-под Красного Неверовского; в сражении под Бородином его корпус несколько раз отбивал атаки на центральную батарею, впоследствии названную историками батареей Раевского. Корпус его со славой бился под Малоярославцем и Красным.

Граф Петр Петрович Коновницын (1766–1822), генерал от инфантерии, генерал-адъютант Александра I. Получил домашнее образование. Начал службу с 1785 г. в Лейб-гвардии Семеновском полку. Участвовал в шведской войне 1788–1790 гг., в Польскую войну командовал Ставропольским полком. За битвы под Хельмом и Слонимом получил орден св. Георгия 4-й степени; с 1789 г. — в отставке. В 1806 г. был избран начальником милиции Петербургской губернии, в 1807 г. вступил в командование корпусом войск в Кронштадте, а затем переведен в свиту Его Величества по квартирмейстерской части; в начале же 1808 г. назначен дежурным генералом в финляндскую армию. Храбрый, исполнительный по службе и неутомимый работник, Коновницын приобрел всеобщее уважение и любовь. Находясь при штабе Буксгевдена, участвовал почти во всех боях, а за особые отличия при Леме и в морском бою при Або в качестве командующего флотилией генерал-лейтенант Коновницын награжден орденом св. Георгия 3-й степени. В 1812 г. он командовал 3-й дивизией в корпусе Тучкова 1-го и сыграл решающую роль в ходе боев при Островном, под Смоленском, где был ранен в правую руку, на Ватутиной горе; в Бородинское сражение, присланный на поддержку Багратиона, энергично атаковал французов, а затем занял вторую позицию у д. Семеновской; за эти действия награжден украшенной алмазами шпагой. За участие в сражениях при Тарутине, Малоярославце, Вязьме и Красном Коновницын награжден орденом св. Георгия 2-й степени.

Алексей Петрович Ермолов (1777–1861), генерал-майор, впоследствии генерал от артиллерии. Происходил из старинного дворянского рода — выходец из Орловской губернии; прекрасно образованный и начитанный офицер, в 1791 г. в чине капитана Нижегородского драгунского полка назначен старшим адъютантом в штаб генерал-поручика Самойлова. За отличие в войне с поляками в 1794 г. получил орден св. Георгия 4-й степени. В 1796 и 1797 г. в составе корпуса Валериана Зубова принимал участие в войне с Персией, но в 1798 г. подвергся опале императора Павла, в чине подполковника уволен со службы и заключен в крепость, затем сослан на жительство в Костромскую губернию; с воцарением Александра I вновь принят на службу в прежнем чине. За деятельное участие в кампаниях 1805, 1806/07 гг. награжден орденом св. Георгия 3-й степени; в 1808 г. произведен в генерал-майоры и в 1812 г. назначен начальником Главного штаба 1-й армии; особенно отличился в Бородинское сражение, где отбил взятую противником батарею Раевского, проявив этим высший пример частного почина. Ермолов пользовался большим доверием Кутузова и до конца войны находился при полководце, занимая должность начальника Главного штаба 1-й Западной армии.

^{Генерал от артиллерии А. П. Ермолов (с гравюры А. Г. Ухтомского)}

Ермолов прославил свое имя не только как герой Отечественной войны, но и как главнокомандующий войск на Кавказе.

Дмитрий Петрович Неверовский (1771–1813), генерал-лейтенант. Получив хорошее домашнее образование, Неверовский был определен на службу в Лейб-гвардии Семеновский полк, где за высокий рост и отменное здоровье заслужил от солдат прозвище «Молодец». Как только началась 2-я турецкая война, он перевелся в армию, где участвовал во многих боях; потом неоднократно отличался в Польской войне и в конце ее, за доблесть в сражении при Мацеиовицах и при штурме Праги, возведен в чин секунд-майора и награжден Пражским крестом. В 1803 г. назначен командиром 1-го морского полка, а в 1804 г. произведен в генерал-майоры и назначен шефом 3-го морского полка, с которым был двинут в Стральзунд, к берегам Везера. По возвращении в Россию вскоре был назначен шефом Павловского гренадерского полка; но перед Отечественной войной, как один из самых отличных фронтовых офицеров, Неверовский получил приказание сформировать 27-ю пехотную дивизию из рекрутов и частей пехотных и гарнизонных полков. Через два месяца полки были обучены, а в конце июня 1812 г. в Новогрудке примкнули к армии князя Багратиона. Во время наступательных операций наших армий под Смоленском 27-я дивизия Неверовского была оставлена на дороге в Оршу, у Красного. Здесь 2 августа дивизия Неверовского, атакованная 15-тысячной кавалерией Мюрата, постепенно отступая к Смоленску, доблестно отбила все атаки, дав классический пример боя пехоты против конницы. 4 и 5 августа 27-я дивизия в составе корпуса Раевского при обороне Смоленска, на левом крыле, у Рачинского предместья, отбила все атаки Понятовского. Под Бородином, 24 августа, в составе отряда князя Горчакова, 27-я дивизия ведет бой за Шевардинский редут, а 26 августа, вместе со сводной гренадерской дивизией Воронцова, участвует в кровопролитном бою на левом фланге нашей позиции (на Багратионовых флешах), в ходе которого пало около двух третей нижних чинов 27-й дивизии, а сам Неверовский был контужен ядром в грудь и левый бок. За Бородинское сражение Неверовский произведен в генерал-лейтенанты. В Тарутинском лагере 27-я дивизия была доукомплектована, но после участия в бою под Малоярославцем и преследования неприятеля потеряла опять половину своего состава и была оставлена в Вильне для вторичного комплектования ее к весне. Весной 1813 г. Неверовский повел свою дивизию в заграничный поход в составе корпуса Сакена. Здесь, в последний день Лейпцигского сражения, штурмуя предместье, он был смертельно ранен пулей.

Денис Васильевич Давыдов (1784–1839), генерал-лейтенант. Знаменитый русский поэт-партизан, инициатор партизанского движения в 1812 г., получил прекрасное по тому времени образование. Суворов, посетивший его отца, как-то сказал резвому мальчику: «Ты выиграешь три сражения». И действительно, еще ребенком его влекло изучение военного дела и военно-исторических описаний. В 1801 г. он поступил на службу в Кавалергардский полк и в следующем году произведен в офицеры. В 1807 г. князь Багратион взял Давыдова к себе адъютантом. Зимой 1808 г. Давыдов в отряде Кульнева прошел Финляндию до Улеаборга, занял с казаками остров Карлье и, возвратясь к авангарду, отступил по льду Ботнического залива. В 1809 г. Давыдов, опять в составе штаба Багратиона, назначенного главнокомандующим Молдавской армии, участвует во взятии Мачина и Гирсова и в бою при Рассевате. В следующем году он снова в авангарде Кульнева, где, по его словам, «кончил курс аванпостной школы, начатой в Финляндии». С открытием кампании 1812 г., в чине подполковника Ахтырского гусарского полка, Давыдов состоял в авангарде Васильчикова. Когда Кутузов был назначен главнокомандующим, Давыдов явился, с разрешения Багратиона, к светлейшему князю и выпросил в свое командование партизанский отряд. В то время как наша армия после Бородина двинулась на восток — на Москву, Давыдов со своим отрядом (50 гусар и 80 казаков) пошел на запад, в тыл французской армии. Быстрые его успехи вскоре привели к полномасштабному развертыванию партизанского движения. Мы знаем, сколько ударов нанесли партизаны армии Наполеона и какую великую услугу они оказали в деле защиты отечества. Так, Давыдова, вместе с Орловым-Денисовым, Фигнером и Сеславиным, под Ляховом взял в плен двухтысячный отряд Ожеро; под Копысом разбил трехтысячное кавалерийской депо; рассеял неприятеля под Белыничами и, дойдя до Немана, занял Гродно.

Александр Самойлович Фигнер (1787–1813). Известный русский партизан Фигнер воспитывался во 2-м кадетском корпусе и в 1805 г. в чине офицера назначен в войска англо-русской экспедиции в Средиземное море. Попав в Италию, он в совершенстве изучил итальянский язык, что ему пригодилось впоследствии. В 1810 г. он был назначен в Молдавскую армию, где за отличие произведен в поручики, а за инженерные работы предварившие штурм крепости Рущук, получил орден св. Георгия 4-й степени. В начале войны 1812 г. он был штабс-капитаном 3-й легкой роты 11-й артиллерийской бригады. В бою под Смоленском, 7 августа, на позиции за р. Строгань, он огнем своих орудий отбил натиск французов на наше левое крыло. После занятия Наполеоном Москвы Фигнер, с разрешения главнокомандующего, отправился туда же; он имел намерение убить Наполеона, к которому питал особую ненависть, что ему, однако, сделать не удалось; под видом французского офицера Фигнер вел разведку сначала в занятой противником Москве, а затем, по приказанию Кутузова, — в тылу французской армии. Из добровольцев и отставших солдат он создал партизанский отряд и начал травлю неприятеля, с которым обращался крайне жестоко и пленных живыми не оставлял. При блестящей внешности, Фигнер имел крепкие нервы и жестокое сердце. Раздраженный деятельностью Фигнера, Наполеон даже назначил награду за его голову, но Фигнер, усилившись казаками и кавалеристами, еще назойливее начал досаждать врагу: захватывал курьеров, сжигал обозы, а при отступлении французов из Москвы вместе с Сеславиным отбил целый транспорт с драгоценностями, награбленными в столице. За действия в Отечественную войну государь произвел Фигнера в подполковники с переводом в гвардию.

Александр Никитич Сеславин (1780–1858). Знаменитейший русский партизан обладал широким кругозором и отлично разбирался в стратегии военного дела. Он, как и Фигнер, воспитывался во 2-м кадетском корпусе и был отличным офицером гвардейской конной артиллерии: в 1800 г. император Павел наградил подпоручика Сеславина орденом св. Иоанна Иерусалимского. Боевую деятельность он начал в 1805 г., в 1807 г. при Гейльсберге был ранен, награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость», затем отличился под Фридландом. Оправившись после ранения, вступил в Молдавскую армию графа Каменского, где ранен вторично в 1810 г. — в руку с раздроблением кости. Перед Отечественной войной он служил адъютантом у Барклая, причем исполнял обязанности по квартирмейстерской части; в разгар войны с передовыми войсками 1-й армии участвовал почти во всех знаменитых сражениях, а за особо выказанную храбрость в Бородинском бою награжден орденом св. Георгия 4-й степени.

С началом партизанской войны Сеславин получил летучий отряд и проявил себя как талантливый разведчик. Самым выдающимся историческим подвигом Сеславина было обнаружение передвижения армии Наполеона по Боровской дороге, на Калугу. Вот как сам Сеславин говорит об этом: «Я стоял на дереве, когда открыл движение французской армии, которая тянулась у ног моих, где находился сам Наполеон в карете. Несколько человек отделились от опушки леса и дороги, были захвачены и доставлены светлейшему [Кутузову], в удостоверение в таком важном для России открытии, решающем судьбу отечества, Европы и самого Наполеона… Я нашел ген. Дохтурова в Аристове случайно, вовсе не знав о пребывании его там; я мчался к Кутузову в Тарутино». Эти сведения имели последствием быстрый марш корпуса Дохтурова, а за ним и армии Кутузова к Малоярославцу. Бой под Малоярославцем, как справедливо замечает Сегюр, решил судьбу Наполеона и французской армии. Виновник этого успеха, Сеславин, пишет: «Неприятель предупрежден под Малоярославцем, французы истреблены, Россия спасена, Европа освобождена, и мир всеобщий есть следствие сего важного открытия». Под Вязьмой (22 октября), проскакав сквозь французские войска, Сеславин обнаружил начало их отступления, о чем дал знать русскому командованию, а сам повел вперед Перновский полк и ворвался с ним в город. Под Ляховом взял в плен двухтысячную французскую бригаду, возглавляемую генералом Ожеро, за что произведен в полковники. Сеславин постоянно доставлял Кутузову самые верные сведения о движениях французской армии. 16 ноября он захватил Борисов и 3000 пленных и установил связь между Витгенштейном и Чичаговым, за что был назначен флигель-адъютантом. 23 ноября он атаковал Ошмяны, но был отбит французами. Через час в Ошмяны прибыл Наполеон, которого Сеславин чуть было не захватил в плен. 29 ноября, на плечах французской кавалерии, он ворвался в Вильно и здесь в третий раз был ранен — опять в руку, с раздроблением кости.

Причины неудач Наполеона в войне 1812 г.

Причины побед и поражений при столкновении народов определяются законами истории, до сих пор человечеству еще неизвестными.

На страницах всемирной истории запечатлена смена народов и даже целых культур как последствия борьбы, где оказавшиеся в конце концов победителями, по-видимому, не имели права и думать о победе.

Что могло произойти с Русью в ее московский период истории, когда в течение четырех столетий она вела 250 войн, а из 50 сражений, занесенных в летописи, было проиграно 38 и выиграно всего 12? По первому впечатлению готовится ответ: Русь должна была погибнуть. Однако, напротив, Русь объединилась, окрепла и начала большую созидательную работу, позволившую ей стать наравне с народами Запада.

Нельзя оспаривать того положения, что победа зависит от неких превосходств победителя над побежденным: превосходства физического, политического, экономического, умственного, нравственного; это, по крайней мере, важнейшие из превосходств. Но исторические события крайне сложны, а приметы превосходств иногда так незаметны, что делать сравнения и окончательные выводы — задача для историка очень трудная и часто непосильная.

Перед нашим судом предстает величественный исторический факт — война 1812 г., про которую глубокий исследователь и участник свершившихся событий сказал так: «В войне 1812 года все было исполинское, великость предприятия, способы, к его исполнению принятые, и последствия, от него происшедшие»[25].

Если оценивать свершившиеся события в масштабе превосходства, то окажется, что на стороне Наполеона они были все: и физическое превосходство, так как его армия была втрое многочисленнее русской; затем, он был всесильный повелитель Европы, величайший полководец всех времен.

Мы думаем, что на стороне русских было несомненное нравственное превосходство, но только оно одно, выразившееся в желании всех, от государя до последнего крестьянина, пожертвовать жизнью и всем своим достоянием для спасения отечества.

Наполеон готовился, как он говорил, ко второй Польской войне, а вышла первая Русская война, в которой с полным напряжением сил приняли участие и армия, и народ. В двух же предыдущих войнах с Наполеоном, в кампаниях 1805 и в 1806/07 г., участвовала только часть армии, да и боролась она скорее за чужие, а не за свои интересы; поэтому и настроение армии, и отношение русского народа к этим войнам было далеко не таким, как в 1812 г.

Наполеон этого не ожидал! Ни один из его превосходных планов не удался; русские везде давали неожиданный отпор и уходили так быстро, что вся тыловая часть, все подвозы к армии Наполеона расстроились. Он останавливался в Вильне и дважды под Витебском, чтобы наладить тыл, но ничего не вышло. А между тем города и села запылали, население с имуществом, с лошадьми и скотом уходило в леса; началась страшная голодовка французской армии. Стоять на квартирах под Витебском не удалось: русская армия перешла в наступление. Под Смоленском начинается исконная русская земля; кровопролитным боем напомнили русские об этом Наполеону. Наполеон ринулся вперед, но под Бородином, имея превосходство сил почти в полтора раза, не одержал победы; напротив, отступил с занятых позиций, потеряв в сражении 30 процентов от общей численности своей армии. Русские потеряли почти 50 процентов. «Битва генералов» или «могила французской кавалерии» — вот прозвища этого сражения. Кутузов, думавший начать преследование противника, узнав о громадности потерь, начал отступление и даже отдал Наполеону Москву, приготовив тем самым могилу для французской армии. Пожар Москвы показал французам, на какие жертвы способен русский народ. Вспыхнувшее восстание озлобленного народа и партизанская война сделали пребывание противника в Москве невыносимым. На мир император Александр не идет, пришлось убираться назад.

В чем же причина неудачи такой, по-видимому, превосходно задуманной и подготовленной войны? Причин много, но главная из них — недостаточность средств для ведения войны на таком огромном театре, как Россия. «Океан земли поглотил великую армию Наполеона», — сказал наш историк С. М. Соловьев. По мнению немецкого военного теоретика и историка Клаузевица, Наполеон погиб от «стратегического истощения». В сущности, оба ученых высказали одну и ту же верную мысль: Наполеону не хватило сил, чтобы обеспечить жизнедеятельность армии при глубине театра войны более тысячи верст.

Вот какова численность (тыс.) его войск в различные периоды войны:

На переправе через Неман, между Ковном и Гродном — 363

По достижении Витебска — 229

При начале маневра к Смоленску — 185

При выступлении из Смоленска — 156

На поле сражения под Бородином — 140

По прибытии в Москву — 95

В этот момент его тыл имел 850 верст в глубину и защитить его от ударов оставленных нами войск на флангах и партизанских отрядов оказалось невозможным.

Справа Чичагову и Тормасову (64 тысячи) противостояли Шварценберг и Ренье (50 тысяч). От Луцка и Острога, где находились наши войска, до Торчина, где расположился Шварценберг, было около 350 верст, а до Москвы — 675. С левого фланга угрожал сообщениям Витгенштейн вначале с 20-тысячным, а когда Наполеон достиг Москвы, то с 40-тысячным войском. У Сен-Сира, стоявшего у Полоцка и Газелева, численность войск с 28 уменьшилась до 17 тысяч. От Борисова, на пути отступления Наполеона, Витгенштейн был в 260 верстах, Наполеон же от Борисова — в 600. Таким образом, Наполеон не мог поспеть от Москвы, чтобы поддержать свои боковые корпуса против русских, имевших возможность прервать сообщения его армии с тылом. А между тем в тылу он оставил половину своей армии; следовательно, для русского театра войны сил его армии было недостаточно; по достижении Москвы для него наступило «стратегическое истощение», и он погиб.

Поставленная им политическая цель не могла быть достигнута с имевшимися у него средствами. Остаться в Смоленске — значило признать себя побежденным; идти на Москву — подвергнуть риску первоначальный замысел.

Были промахи Наполеона и в ведении операций: погоня за двумя армиями в самом начале войны; неприбытие в Гродно для консолидации сил против Багратиона; пренебрежение возможностью разбить русских под Витебском и Смоленском; лобовая атака нашей позиции в сражении под Бородином; слишком рискованное выдвижение авангарда Мюрата к Винкову, перед Тарутином; отказ от для отступления дорогой на Ельню после сражения под Малоярославцем; движение от Смоленска к Орше эшелонами.

Говорят, русские не имели окончательного плана действий; хотя император Александр, по-видимому, был сторонником плана, предложенного генералом Фулем. Несмотря на некоторые изменения, по существу, и государь, и Барклай-де-Толли, и Кутузов держались основной идеи этого плана, что и спасло Россию.

Клаузевиц, участвовавший в войне 1812 г. при штабе Витгенштейна, пишет:

Кроме вышеприведенного, главнейшими факторами наших успехов, поведших к гибели армии Наполеона, были следующие:

1) удивительная политическая выдержка со стороны Александра I и военная — со стороны Кутузова;

2) высокий патриотизм русского народа, пожертвовавшего громадные средства на ведение войны и формирование ополчений;

3) упорная, настойчивая партизанская война, в которой участвовали даже женщины;

4) удивительная доблесть русских войск, самоотверженность и умело проявленный частный почин начальников и, наконец,

5) блестящая деятельность казаков, незаменимых для партизанских действий и неожиданных нападений.

Какую силу воли надо было проявить Александру I, Барклаю-де-Толли и Кутузову, чтобы выдержать прессинг сторонников самых решительных военных действий, среди которых были такие честные и доблестные патриоты, как Багратион, Платов, Бенигсен, а также напор поддерживающей их общественности; и только народная вера в Кутузова еще как-то спасала дело, хотя часто оно висело на волоске.

Изучение войны 1812 г., в которой погибла превосходная армия великого французского полководца, полезно для нас, русских, на случай повторения подобных событий и в будущем, если, по несчастью, нам придется обороняться против превосходящего числом противника. Стратегия, спасшая наших дедов, должна быть сознательным средством борьбы в наших руках.