Карр Джон Диксон Изогнутый стержень (= Согнутая петля)

Джон Диксон Карр

Изогнутый стержень

(Согнутая петля)

Гидеон Фелл

перевод И.И.Мансуров

Часть первая

СРЕДА, 29 ИЮЛЯ. СМЕРТЬ ЧЕЛОВЕКА

Первое правило, которое должен помнить начинающий, заключается в следующем: никогда не сообщайте аудитории заранее, что собираетесь делать. Если вы скажете, вы тотчас же привлечете внимание к тому, что совершенно необходимо скрыть, и вдесятеро увеличите шансы разоблачения. Приведем пример.

Профессор Хофман.

Современная магия

Глава 1

У окна, выходящего в сад в Кенте, за письменным столом, заваленным открытыми книгами, сидел Брайан Пейдж, мучаясь от нежелания продолжать работу. Вечернее июльское солнце, заливающее комнату сквозь два окна, золотило дощатый пол. Усыпляющая жара усиливала запахи старого дерева и старых книг. Из яблочного сада в комнату залетела оса; Пейдж лениво отмахнулся от нее.

За оградами его сада и гостиницы "Бык и мясник" виднелась дорога, которая с четверть мили плутала между фруктовыми деревьями. Она проходила мимо ворот усадьбы "Фарнли-Клоуз", тонкие трубы дома которой были видны Пейджу сквозь заросли сада, а затем поднималась в лес, поэтично названный Ханджинг-Чарт.

Бледно-зеленая, а местами коричневая равнина, носящая название Кентские Земли, которая обычно была довольно бесцветной, сейчас играла на солнце. Пейджу показалось, что даже кирпичные трубы в "Фарнли-Клоуз" выглядят ярче. А по дороге от усадьбы медленно, с грохотом, слышным даже на приличном расстоянии, двигалась машина мистера Натаниэля Барроуза.

Пейдж лениво подумал, что в деревне Маллингфорд в последнее время стало что-то очень оживленно. Если утверждение слишком спорно, чтобы принимать его на веру, его нужно доказать. Прошлым летом там была убита миловидная мисс Дейли: задушена бродягой, трагически погибшим позже при попытке перейти железнодорожную линию. Затем - это было в конце июля - в "Быке и мяснике" один за другим появились двое незнакомцев: один из которых был якобы художником, а другой - наверное, никто не знает, как родился этот слух,сыщиком.

Наконец, друг Натаниэля Барроуза, адвокат из Мейдстоуна, сегодня с таинственным видом все время носится взад-вперед.

В "Фарнли-Клоуз" ощущалось какое-то общее настроение тревоги, хотя никто не понимал, в чем дело. Брайан Пейдж взял себе за правило прекращать работу в полдень и отправляться к "Быку и мяснику" пропустить пинту пива перед ленчем; но сегодня в гостинице не сплетничали, и это показалось ему зловещим знаком.

Зевнув, Пейдж отложил в сторону несколько книг. Он лениво спросил себя, что могло случиться в "Фарнли-Клоуз", где редко что-либо происходило с тех пор, как оно было построено Иниго Джонсом для первого баронета во времена правления Якова I. Поместье знало многие поколения Фарнли, семьи смелых и выносливых людей. Сэр Джон Фарнли, нынешний баронет Маллингфорда, стал наследником как значительного состояния, так и крупного поместья.

Пейджу нравились и мрачный, несколько раздражительный Джон Фарнли, и его прямолинейная жена Молли. Здешняя жизнь вполне подходила Фарнли; он был прирожденным землевладельцем, несмотря на то что долгое время прожил вдали от дома. История усадьбы была из тех романтических сказочек, которые интересовали Пейджа, но при этом казалось, что она слабо вяжется со скучным, таким банальным баронетом Фарнли. С тех пор как он чуть более года назад женился на Молли Бишоп, подумал Пейдж, деревня Маллингфорд живет в постоянном возбуждении.

Широко улыбнувшись и снова зевнув, Пейдж взялся за ручку. Снова приниматься за работу! О господи!

Он задумался над лежащей под рукой рукописью. Его "Жизни верховных судей Англии", которые он пытался сделать одновременно научным и популярным трудом, обещали стать настолько удачными, насколько это возможно. Сейчас он работал над жизнеописанием сэра Мэтью Хейла. В его книгах всегда присутствовали приметы современности, отчасти потому, что без них было не обойтись, отчасти потому, что Брайан Пейдж не желал обходиться без них.

Если честно, он и не надеялся когда-нибудь закончить "Жизни верховных судей", как и все ранние работы. Он был слишком ленив для настоящего научного труда, но слишком неугомонен и обладал слишком живым умом для того, чтобы забросить его совсем. Издаст ли он когда-нибудь "Верховных судей", значения не имеет. Однако он умеет заставить себя работать, чтобы потом с большим удовольствием блуждать по всевозможным лабиринтам темы.

В рукописи, лежащей у него под рукой, было написано: "Процесс над ведьмами в Ассизе, проводимый в усыпальнице святого Эдмондса в графстве Суффолк третьего марта 1664 года сэром Мэтью Хейлом, впоследствии лордом, главным бароном Казначейского суда ее величества: напечатано для Д. Брауна, Д. Уолто и М. Уоттона, 1718".

По этой уединенной тропинке он уже гулял. Разумеется, связь сэра Мэтью Хейла с ведьмами была очень косвенной. Но это не помешает Брайану Пейджу написать лишние полглавы на заинтересовавшую его тему. С облегчением вздохнув, он взял с одной из полок потрепанный томик Гланвилла. Только он собрался предаться приятным раздумьям, как в саду раздались шаги и кто-то окликнул его.

Это был Натаниэль Барроуз, размахивающий портфелем с неподобающей адвокату живостью.

- Занят?- спросил Барроуз.

- Ну-у,- протянул Пейдж, зевнув и поставив Гланвилла на место.- Заходи и угощайся сигаретой.

Барроуз открыл стеклянную дверь, выходящую в сад, и вошел в тускло освещенную удобную комнату. Обычно он умел хорошо держать себя в руках, но сейчас был настолько возбужден, что даже в жаркий день поеживался от озноба и выглядел довольно бледным. Его отец, дед и прадед вели юридические дела семьи Фарнли. Иногда возникали сомнения, подходит ли на роль семейного адвоката Натаниэль Барроуз с его восторженными, а порой и взрывоопасными речами. К тому же он был молод. Но как правило, отметил Пейдж, он все держит под контролем и ему удается выглядеть более хладнокровным, чем палтус на сковородке.

Темные волосы Барроуза были тщательно расчесаны на пробор и аккуратно приглажены. На длинном носу сидели очки в роговой оправе; когда он смотрел через них, его лицо казалось полнее, чем обычно. Одет он был щеголем, но явно не по погоде: руки в перчатках сжимали портфель.

- Брайан,- спросил он,- ты сегодня обедаешь дома?

- Да. Я...

- Не надо,- резко произнес Барроуз.

Пейдж заморгал.

- Ты обедаешь у Фарнли,- продолжал Барроуз.- Честно сказать, мне все равно, где ты обедаешь, но я бы предпочел, чтобы ты был там, когда кое-что произойдет.- Склонившись к Пейджу, он заговорил почти шепотом: - Я уполномочен сказать тебе то, что сейчас произнесу. По счастью. Скажи, у тебя когда-нибудь были причины полагать, что сэр Джон Фарнли не тот, за кого себя выдает?

- Не тот, за кого себя выдает?

- Что сэр Джон Фарнли,- судорожно объяснил Барроуз,- обманщик и любитель маскарадов, а вовсе не сэр Джон Фарнли?

- Тебя что, солнечный удар хватил?- спросил Пейдж, выпрямившись.

Он был удивлен, раздражен и странно возбужден, но он был не из тех, кто кидается на человека в самое ленивое время жаркого дня.

- Разумеется, у меня никогда не было причин так думать. А почему они должны быть? К чему ты клонишь, черт возьми?

Натаниэль Барроуз встал с кресла и поставил на него портфель.

- Я говорю это потому,- ответил он,- что появился человек, претендующий на то, что он настоящий Джон Фарнли. Это дело не новое. Оно продолжается уже несколько месяцев, а теперь близится к завершению. Э...- Он запнулся и огляделся.- Здесь есть еще кто-нибудь? Миссис Как-там-ее - ну, ты знаешь, женщина, которая у тебя убирает,- или кто-нибудь еще?

- Нет.

Барроуз процедил, словно через силу:

- Не следовало мне это говорить тебе, но я знаю, что тебе можно доверять; между нами - я в деликатном положении. Мне грозят неприятности. И дело Тичборна тут не поможет. Конечно... э... официально у меня нет причин считать, что человек, чьи дела я веду,- не сэр Джон Фарнли. Предполагается, что я служу сэру Джону Фарнли, настоящему. Но в том-то все и дело. Есть два человека. Один настоящий баронет, а другой маскирующийся под него мошенник. Внешне они не похожи друг на друга. И все-таки будь я проклят, если смогу их отличить!- Помолчав, он добавил: - Однако, к счастью, сегодня вечером может кое-что проясниться.

Пейдж почувствовал настоятельную необходимость собраться с мыслями. Подвинув гостю пепельницу, он раскурил сигарету и принялся рассматривать Барроуза.

- Час от часу не легче,- ворчал он.- А с чего все началось? Когда появились причины подозревать, что он обманщик? Этот вопрос возникал когда-либо раньше?

- Никогда. И ты увидишь почему.- Барроуз достал носовой платок, очень тщательно вытер лицо и успокоился.- Надеюсь, впрочем, что это мистификация. Я люблю Джона и Молли - прости, сэра Джона и леди Фарнли,- я их очень люблю. Если этот истец - обманщик, я расшибусь в лепешку, но постараюсь, чтобы он за лжесвидетельство получил срок больше, чем Артур Ортон. Ну, пожалуй, раз уж ты все равно сегодня вечером об этом услышишь, то тебе лучше знать, с чего все началось. Ты знаешь историю сэра Джона?

- Смутно, в общих чертах.

- Тебе следует знать об этом досконально, а не в общих чертах,- резко бросил Барроуз, неодобрительно покачав головой.- Ты так и свою историю пишешь? Надеюсь, что нет. Слушай меня и твердо запоминай эти простые факты. Возвращаемся назад на двадцать пять лет, когда сэру Джону Фарнли было пятнадцать. Он родился в 1898 году и был вторым сыном старого сэра Дадли и леди Фарнли. О наследовании титула тогда вопроса не стояло - старший сын, тоже Дадли, был гордостью и радостью родителей. И они требовали от своих сыновей благородного поведения. Старый сэр Дадли (я знал его всю жизнь) непреклонно придерживался викторианских традиций. Он не был таким плохим, как сегодня этих людей описывают в романах; но я помню, как в раннем детстве удивился, когда он дал мне шестипенсовик. Молодой Дадли был хорошим мальчиком. Джон не был. Он был мрачным, спокойным, замкнутым ребенком, но таким угрюмым, что ему не прощались даже самые безобидные шалости. Он не был вредным; просто он не вписывался в окружающее общество и требовал, чтобы с ним обращались как со взрослым, хотя был еще ребенком. В 1912 году, когда ему исполнилось пятнадцать, он пережил вполне взрослое увлечение буфетчицей из Мейдстоуна...

Пейдж присвистнул и выглянул из окна, словно ожидая увидеть самого Фарнли.

- В пятнадцать лет?- удивился Пейдж.- Но он же, наверное, был еще несмышленым...

- А он и был.

Пейдж колебался:

- Однако, знаешь ли, из того, что я о нем знал, следовало, что Фарнли...

- Немного пуританин?- подсказал Барроуз.- Да. Но мы сейчас говорим о пятнадцатилетнем мальчике. То, что он интересовался оккультными науками, в том числе колдовством и сатанизмом, было плохо. То, что его исключили из Итона, было еще хуже. Но публичный скандал с буфетчицей, которая заявила, что ждет ребенка, довершил дело. Сэр Дадли Фарнли просто решил, что мальчик совершенно безнадежен, что его уже ничто не исправит и что он больше не хочет его видеть. Приняли обычные в таких случаях меры. У леди Фарнли был в Америке преуспевающий кузен, и Джона отправили в Штаты. Единственным человеком, который, по слухам, умел с ним справляться, был наставник по имени Кеннет Марри. Наставник, тогда молодой человек лет двадцати двух-двадцати трех, приехал в "Фарнли-Клоуз", когда Джон оставил школу. Увлечением Кеннета Марри, и это важно упомянуть, была научная криминология, и это с самого начала привлекло мальчика к Марри. В то время это не считалось благородным хобби, но старый сэр Дадли благоволил к Марри и не возражал против этого увлечения. К моменту обострения отношений сэра Дадли с младшим сыном Марри предложили хорошее место помощника директора школы на острове Гамильтон, на Бермудах,- если только он не возражает против того, чтобы уехать так далеко от дома. Он принял предложение, так как в "Фарнли-Клоуз" в его услугах все равно больше не нуждались. Договорились, что Марри довезет мальчика до Нью-Йорка, позаботившись о том, чтобы с ним не случилось какой-нибудь неприятности. Там он должен был передать мальчика кузену леди Фарнли, а потом пересесть на другое судно, идущее на Бермуды.

Натаниэль Барроуз замолчал, обдумывая что-то.

- Лично я не очень хорошо помню те дни,- добавил он.- Нас, младших детей, держали подальше от порочного Джона. Но маленькая Молли Бишоп, которой тогда было всего лет шесть-семь, была ему беззаветно предана. Она не хотела слышать о нем ни одного плохого слова; и важно подчеркнуть, что впоследствии она вышла за него замуж. Мне кажется, я смутно припоминаю тот день, когда Джона увозили в фаэтоне на железнодорожную станцию. На нем была плоская соломенная шляпа, а рядом с ним сидел Кеннет Марри. Они отплывали на следующий день, который по многим причинам считался праздничным. Мне нет необходимости напоминать тебе, что судно называлось "Титаником".

И Барроуз, и Пейдж мыслями перенеслись в прошлое. Последний вспоминал то давнее событие как время паники, списков в газетах и безосновательных легенд.

- Непотопляемый "Титаник" напоролся на айсберг и затонул в ночь на пятнадцатое апреля 1912 года,- продолжал Барроуз.- В суматохе Марри и мальчик потеряли друг друга. Марри восемнадцать часов плавал в ледяной воде, держась за деревянную решетку, вместе с двумя или тремя другими пассажирами. В конце концов их подобрало грузовое судно "Колофон", идущее на Бермуды. Марри попал туда, куда направлялся. Но он перестал волноваться за своего подопечного лишь тогда, когда узнал из телеграммы, что Джон Фарнли благополучно спасся, а потом получил письмо, подтверждающее этот факт. Джона Фарнли или мальчика, назвавшегося Джоном, подобрала "Этруска", идущая в Нью-Йорк. Там его встретил кузен леди Фарнли, приехавший для этого с Запада. Ситуацию в семье Фарнли это не изменило: убедившись, что сын жив, сэр Дадли вовсе забыл о нем. Надо сказать, что старый сэр Дадли был не менее упрям, чем сам мальчик.

Тот вырос в Америке и прожил там почти двадцать пять лет, не написав ни строчки своим родным. Предпочел бы увидеть их мертвыми, чем послать им фотографию или поздравление с днем рождения. По счастью, он искренне полюбил американского кузена матери, человека по имени Реник, и это возместило ему отсутствие родителей. Он... э... казалось, изменился. Джон спокойно жил фермером на обширных землях дяди, именно так, как он мог бы жить здесь. В последние годы войны он служил в американской армии, но его нога никогда не ступала на английскую землю, и он никогда не встречался с людьми, которых когда-то знал. Марри он больше никогда не видел. Тот жил на Бермудах, правда, вовсе не процветал. Ни тот ни другой не могли позволить себе совершить путешествие, чтобы повидаться друг с другом, тем более что Джон Фарнли жил в Колорадо. Дома же не происходило ничего особенного. О мальчике фактически не вспоминали, а когда в 1916 году умерла его мать, о нем забыли совсем. Отец последовал за ней четыре года спустя. Молодой Дадли - он тогда был не так уж молод - стал наследником титула и всего состояния. Он так и не женился: говорил, что для этого у него есть еще масса времени. Но времени не было. В августе 1935 года новый сэр Дадли умер, отравившись трупным ядом.

Брайан Пейдж задумался.

- Это было как раз перед тем, как я приехал сюда,- заметил он.- Но вот что! Не пытался ли Дадли когда-нибудь связаться со своим братом?

- Пытался. Письма возвращались нераспечатанными. Дадли, видишь ли, был... ну, несколько ограниченным. К этому времени они уже столько лет прожили врозь, что, по-видимому, Джон не испытывал никаких родственных чувств. Однако когда встал вопрос о наследовании Джоном титула и поместья после смерти Дадли...

- Джон все принял.

- Принял. Да. В том-то все и дело!- вспылил Барроуз.- Ты его знаешь, и тебе это понятно. Кажется, ничего не может быть более правильного, чем его возвращение. Ему это даже не показалось странным, хотя он прожил вдали от дома почти двадцать пять лет. Он не выглядел чужаком: он по-прежнему мыслил и вел себя как наследник Фарнли. Он приехал сюда в начале 1936 года. А вот и романтический штрих: он встретил взрослую Молли Бишоп и женился на ней в мае того же года. Джон живет здесь уже более года; и тут - на тебе!

- Думаю, можно предположить,- несколько неуверенно произнес Пейдж,- что во время гибели "Титаника" произошла подмена? Что в море подобрали не того мальчика и он по какой-то причине выдал себя за Джона Фарнли?

Барроуз расхаживал взад-вперед, проводя пальцем по каждому предмету мебели, мимо которого проходил. Но он не выглядел смешным. В нем чувствовалась интеллектуальная сила, которая успокаивала и даже гипнотизировала клиентов. Его уловка состояла в том, что он поворачивал голову к собеседнику и искоса смотрел на него поверх очков, вот как сейчас.

- Вот именно. Точно! Разве ты не видишь, что, если нынешний сэр Джон Фарнли обманщик, он играл в эту игру с 1920 года, с того времени, когда утонул настоящий наследник? Он вжился в свою роль. Когда он оказался после крушения на спасательной шлюпке, на нем были одежда и кольцо Фарнли; а еще у него был дневник Фарнли. Американский дядюшка Реник засыпал его своими воспоминаниями. А теперь он вернулся и поселился в родных местах. Через двадцать пять лет! Почерк меняется; лица и приметы тоже меняются; даже воспоминания становятся смутными. Улавливаешь сложность? Если он чего-то и не припоминает, если в его памяти обнаруживаются провалы, это же вполне естественно, правда?

Пейдж покачал головой:

- Все равно, приятель, этот истец должен иметь неопровержимые доказательства, чтобы ему поверили. Ты же знаешь наши суды. Так что у него за доказательства?

- Этот истец,- ответил Барроуз, сложив руки,- предъявляет неопровержимые доказательства того, что он настоящий сэр Джон Фарнли!

- Ты видел эти доказательства?

- Мы должны увидеть их - или не увидеть - сегодня вечером. Истец просит о встрече с нынешним владельцем усадьбы. Нет, Брайан, я вовсе не так простодушен, хотя это дело чуть не свело меня с ума. Проблема не только в том, что история истца убедительна и у него есть все второстепенные доказательства. И не только в том, что - мне очень жаль рассказывать тебе об этом - он пришел ко мне в офис с невообразимым типом, которого назвал ,своим адвокатом; он поведал мне то, что мог знать только Джон Фарнли. Только Джон Фарнли, уверяю тебя! Но он предложил подвергнуть его и нынешнего владельца титула какому-то испытанию, которое должно все прояснить.

- Что за испытание?

- Увидишь. Потерпи. Ты увидишь!- Натаниэль Барроуз взял свой портфель.Во всей этой чехарде успокаивает только одно. А именно: до сих пор дело не стало достоянием гласности. Истец, по крайней мере, джентльмен - они оба джентльмены,- и скандал ему не нужен. Но если я открою правду, скандал непременно разразится. Я рад, что мой отец до этого не дожил. Итак, в семь часов ты будешь в "Фарнли-Клоуз"! Не трудись одеваться словно на званый обед. Там никого больше не будет. Это только предлог, и, вероятно, никакого обеда не будет.

- И как все это воспринял сэр Джон?

- Какой сэр Джон?

- Ради ясности и удобства,- отрезал Пейдж,- я называю так человека, которого мы всегда знали как сэра Джона Фарнли. Но вот что интересно. Ты сам-то веришь, что истец - подлинный сэр Джон Фарнли?

- Нет. Разумеется, нет!- с достоинством произнес Барроуз.- Хотя Фарнли в ответ что-то бессвязно лопочет. Но по-моему, это хороший знак.

- Молли знает?

- Да, сегодня он ей сказал. Так вот, я рассказал тебе то, что не должен был открывать ни один адвокат; но если я не могу доверять тебе - я не могу доверять никому. Боже, с тех пор, как умер мой отец, удача не всегда на моей стороне. Ну а теперь поворочай мозгами. Испытай на себе мои интеллектуальные трудности. Приходи в "Фарнли-Клоуз" к семи часам. Ты нам нужен в роли свидетеля. Понаблюдай за обоими кандидатами. Проведи собственное расследование. А потом, прежде чем вернешься к своей работе,- сказал Барроуз, с шумом бросив портфель на стол,- будь любезен, расскажи мне, кто есть кто!

Глава 2

Над нижними склонами леса под названием Ханджинг-Чарт сгущались тени, но на равнинах слева от него по-прежнему было ясно и тепло. В стороне от дороги, за стеной деревьев, стоял красный кирпичный дом, словно сошедший с картин старых мастеров. Он был столь же ухожен, как и подстриженные лужайки перед ним. Окна были высокими и узкими, к двери вела посыпанная гравием дорожка. В тусклых сумерках позднего вечера неясно выделялись тонкие, близко расположенные трубы.

Фасад дома был свободен от традиционного плюща, но позади дома ровной шеренгой росли буки. От центра задней стены дома шло новое крыло, которое делило голландский сад на две половины. В плане дом был похож на перевернутую букву "Т". По одну сторону от нового крыла дома располагались выходящие в сад окна библиотеки; по другую - окна комнаты, в которой Джон и Молли Фарнли ждали гостей.

В комнате тикали часы. Наверное, в восемнадцатом веке это была музыкальная - комната или дамский будуар, и она, казалось, определяла положение хозяев в этом мире. Фортепьяно, стоящее здесь, было выполнено из редкого дерева, которое напоминало полированный черепаховый панцирь. Обстановку комнаты дополняло старинное изысканное серебро, а из северного окна открывался вид на Ханджинг-Чарт; Молли Фарнли сделала эту комнату гостиной.

Молли сидела у окна, в тени огромного бука, похожего на осьминога. Она была, что называется, любительницей свежего воздуха: крепкой, хорошо сложенной, с широким, но очень привлекательным лицом. Коротко стриженные темно-каштановые волосы, светло-карие глаза, загорелое серьезное лицо и прямой, цепкий взгляд. Рот у нее, возможно, был великоват, но при смехе обнажались прекрасные зубы. Если она не обладала классической красотой, то здоровье и сила придавали ей особую привлекательность, что гораздо важнее.

Но сейчас она не смеялась. Она не сводила глаз с мужа, который расхаживал по комнате короткими, резкими шагами.

- Ты чем-то встревожен?- спросила она.

Сэр Джон Фарнли остановился как вкопанный, повертел смуглыми запястьями и вновь принялся вышагивать.

- Встревожен? Нет. О нет! Дело не в этом. Только - ах, будь все проклято!

Он, казалось, был для нее идеальным партнером. Было бы неверно сказать, что он олицетворял собой тип сельского помещика, потому что их привыкли ассоциировать с краснорожими гуляками прошлого века. Тут был другой тип. Фарнли был среднего роста, очень поджарый, почти худой, он почему-то вызывал в памяти очертания плуга - блестящий металл, компактность и твердое лезвие, режущее борозду.

Ему было лет сорок; смугловат, с густыми, коротко подстриженными усами, темными, начинающими седеть волосами и острыми темными глазами с морщинками в уголках. Можно было бы сказать, что в данный момент этот человек, обладающий недюжинной скрытой энергией, находится на пике своей умственной и физической формы. Он расхаживал взад-вперед по маленькой комнате и казался скорее смущенным, нежели разгневанным.

Молли поднялась и воскликнула:

- Ах, дорогой, почему ты мне об этом не сказал раньше?

- Не стоит беспокоиться,- ответил он.- Это мое дело. Я справлюсь.

- Как давно ты знаешь об этом?

- Примерно с месяц.

- И из-за этого ты волновался все это время?- спросила она с некоторой тревогой в глазах.

- Отчасти,- проворчал он и быстро взглянул на нее.

- Отчасти? Что ты хочешь этим сказать?

- Только то, что говорю, дорогая,- отчасти.

- Джон, это же не из-за Маделин Дейн, правда?

Он остановился:

- Боже правый, нет! Разумеется, нет. Не понимаю, почему ты задаешь подобные вопросы? Ты не любишь Маделин, да?

- Мне не нравятся ее глаза. Они смотрят как-то подозрительно,- ответила Молли, тут же ощутив прилив гордости или другого чувства, которое она не могла назвать.- Прости, я не должна была этого говорить, ведь тут такое происходит. Все это очень неприятно, но ведь ничего не поделаешь, правда? У этого человека конечно же нет доказательств?

- У него нет прав! А вот есть ли у него доказательства, я не знаю!- Он говорил резко, пристально глядя на нее.

- Но почему все окутано такой тайной? Если он обманщик, разве ты не можешь вышвырнуть его и закрыть дело?

- Барроуз говорит, это было бы неразумно. По крайней мере, до тех пор, пока мы не услышим, что он нам скажет. Потом мы сможем предпринять какие-то шаги. Решительные шаги. Кроме того...

С лица Молли Фарнли исчезло выражение робости.

- Я хочу, чтобы ты позволил мне помочь тебе,- сказала она.- Не то чтобы я могла что-нибудь сделать, но мне просто хочется узнать, что все это значит. Я знаю, что этот человек бросает тебе вызов якобы для того, чтобы доказать, что он - это настоящий Фарнли. Разумеется, все это ерунда. Я знаю тебя много лет; я узнала тебя, когда увидела после разлуки; просто удивительно, как легко я тебя узнала! Но я знаю, что ты пригласил сюда этого типа, а также Ната Барроуза и другого адвоката, и все это в обстановке ужасной таинственности. Что ты собираешься делать?

- Ты помнишь моего старого учителя, Кеннета Марри?

- С трудом припоминаю,- ответила Молли, наморщив лоб.- Довольно плотный, приятный человек с маленькой, коротко подстриженной бородкой, как у моряка или художника. Полагаю, он тогда был очень молод, но мне он казался глубоким стариком. Рассказывал удивительные истории...

- Он всегда стремился стать великим сыщиком,- прервал ее муж.- Так вот, волею судеб он вернулся с Бермуд. Он утверждает, что может безошибочно опознать настоящего Джона Фарнли. Сейчас он остановился в "Быке и мяснике".

- Погоди!- воскликнула Молли.- Там поселился человек, похожий на художника. В деревне только об этом и говорят. Это Марри?

- Это старина Марри. Я хотел встретиться с ним; но это было бы... неправильно, неспортивно,- сказал ее муж, пряча глаза.- Это выглядело бы так, будто я пытаюсь на него повлиять. Или что-нибудь в этом роде. Он придет сюда, увидит нас обоих и опознает... меня.

- Как?

- Он единственный человек на свете, который действительно хорошо меня знал. Моя семья давно умерла - тебе это известно. Старые слуги умерли одновременно с моими родителями; кроме Нэнни, а она живет в Новой Зеландии. Даже Ноулз живет здесь всего десять лет. Здесь полно людей, которых я смутно помню, но ты ведь знаешь, что я был необщительным парнем и друзей у меня не было. Бедный старый сыщик-любитель Марри - как раз тот, кто нам нужен. Он сохраняет нейтралитет и не имеет ничего общего ни с одной из сторон; но если он попытается изобразить из себя великого детектива...

Молли глубоко вздохнула. Ее здоровое, загорелое лицо и столь же здоровое тело несколько смягчали прямоту, с которой она говорила:

- Джон, я этого не понимаю! Не понимаю! Ты говоришь так, словно это какое-то пари или игра. "Это было бы неспортивно", "Он не имеет ничего общего ни с одной из сторон". Ты хоть понимаешь, что этот человек - кем бы он ни был - хладнокровно заявил, что он владелец всего, что ты имеешь? Что он Джон Фарнли? Что он наследник титула баронета и тридцати тысяч фунтов годовых? И что он намерен отобрать их у тебя?

- Конечно понимаю.

- Но это ничего для тебя не значит?!- вскричала Молли.- Ты обращаешься с ним с такой заботой и вниманием, словно все это может быть правдой!

- Я хочу все выяснить!

- Вот как! А я думала, что, если кто-то придет к тебе и скажет: "Я Джон Фарнли", ты спросишь: "Правда?",- выставишь его и больше не будешь об этом думать, а то и обратишься в полицию. Я бы поступила именно так!

- Ты в этих делах ничего не понимаешь, дорогая. А Барроуз говорит...

Он медленно оглядел комнату. Казалось, он прислушивается к мерному тиканью часов, вдыхает ароматы чисто вымытых полов и свежих занавесок и тянет руки к залитым солнцем землям, которые ему принадлежат. В этот момент, как ни странно, он очень походил на пуританина; а еще он выглядел опасным.

- Было бы очень глупо,- медленно произнес он,- все это сейчас потерять.

Когда дверь открылась, он взял себя в руки, вновь надев маску спокойствия. Ноулз, старый, лысый дворецкий, впустил Натаниэля Барроуза и Брайана Пейджа.

Барроуз, как заметил по дороге Пейдж, был, что называется, "застегнут на все пуговицы"; он был похож на палтуса. Пейдж не узнавал в нем человека, который приходил к нему днем. Но Пейдж полагал, что виной всему неловкая атмосфера: положение ведь было хуже некуда. Взглянув на хозяев дома, Брайан пожалел, что пришел.

Адвокат с холодной формальностью поприветствовал хозяина и хозяйку, а Фарнли напрягся, словно ему предстояло драться на дуэли.

- Полагаю,- заметил Барроуз,- мы сможем скоро перейти к делу. Мистер Пейдж любезно согласился быть свидетелем, который нам так необходим...

- Ах, бросьте вы,- с усилием выговорил Пейдж.- Мы, знаете ли, не в осажденной цитадели. Вы один из самых богатых и уважаемых землевладельцев в Кенте. Услышать то, что мне только что сообщил Барроуз,- он посмотрел на Фарнли, словно не в силах был подобрать слово,- все равно что услышать, что трава красная, а вода течет вверх. В глазах большинства людей это просто фарс. Неужели вам необходимо занимать оборонительную позицию?

Фарнли медленно заговорил.

- Действительно,- кивнул он.- Полагаю, я дурак.

- Ты дурак,- согласилась Молли.- Спасибо, Брайан.

- Старина Марри...- отрешенно произнес Фарнли.- Вы видели его, Барроуз?

- Только мельком, сэр Джон. Неофициально. Он нейтрален. Его позиция заключается в том, что он должен провести испытание; а пока он ничего не говорит.

- Он очень изменился?

Барроуз оживился:

- Не очень. Он стал старше, менее подвижным и более угрюмым, и борода у него поседела. Раньше...

- Раньше,- вздохнул Фарнли.- Господи, но...- Что-то мелькнуло у него в голове.- Я только вот о чем хочу вас спросить. У вас нет причин подозревать, что Марри подкуплен? Погодите! Я знаю, что это отвратительно. Старина Марри всегда был кристально честен. Но мы не виделись с ним двадцать пять лет. Это долгий срок. Я изменился. Тут не может быть нечестной игры?

- Можете быть уверены, что нет,- мрачно произнес Барроуз.- По-моему, мы уже это обсудили. Конечно, это было первым, что пришло мне в голову; но, обдумав шаги, которые мы предприняли, вы сами убедились в честных намерениях мистера Марри. Разве нет? {Читатели газет, может быть, помнят, что в ожесточенном споре, последовавшим за трагедией в деле Фарнли, любители часто поднимали этот вопрос. В свое время сам потратив время на многочисленные бесплодные теории в попытке разрешить тайну, я чувствую, что лучше все прояснить здесь. Честность и добрые намерения Кеннета Марри можно считать установленным фактом. Доказательство, которым он обладал в деле установления личности настоящего наследника, было подлинным; и необходимо вспомнить, что им позже воспользовались, чтобы восстановить правду. (Примеч. автора)}

- Да, полагаю, вы правы.

- Тогда позвольте спросить: почему вы сейчас задаете этот вопрос?

- Вы очень меня обяжете,- отрезал Фарнли, очень похоже имитируя манеру Барроуза,- если не будете смотреть на меня как на обманщика и плута! Вы все смотрите на меня именно так! Не отрицайте! Именно так вы и смотрите! Мир и покой! Я все время искал мира, и где он? Но я скажу вам, почему я спрашиваю о Марри. Если вы не считаете, что с Марри что-то нечисто, зачем вы приставили к нему частного сыщика?

В глазах Барроуза, скрытых большими очками, появилось искреннее удивление.

- Простите, сэр Джон. Я не приставлял частного сыщика ни к мистеру Марри, ни к кому-либо другому.

Фарнли взял себя в руки:

- Тогда кто же второй малый из "Быка и мясника"? Вы знаете - довольно молодой, с грубым лицом и хитрыми замечаниями и вопросами? В деревне все убеждены, что он - частный сыщик. Он говорит, что интересуется фольклором и пишет книги. Как же, фольклор! Он же присосался к Марри, как пиявка!

Оба глядели друг на друга.

- Да,- задумчиво заметил Барроуз.- Я слышал о фольклористе и его интересе к людям. Его, наверное, прислал Уэлкин.

- Уэлкин?

- Адвокат истца. Или, что весьма вероятно, он не имеет к нашему делу никакого отношения.

- Сомневаюсь,- произнес Фарнли, и его глаза, казалось, налились кровью, а лицо потемнело.- Но этот частный сыщик, насколько я осведомлен, задает вопросы о бедной Виктории Дейли?

Брайану Пейджу показалось, что все вдруг подернулось пеленой и все знакомое стало незнакомым. В разгар спора о праве на состояние в тридцать тысяч фунтов годовых Фарнли, похоже, больше занимал обыденный, хотя и трагический случай, происшедший прошлым летом. Так что же? При чем здесь Виктория Дейли, безобидная старая дева тридцати пяти лет, задушенная в собственном коттедже бродягой, промышлявшим продажей шнурков для ботинок и кнопок для воротников? Задушенная, что достаточно любопытно, шнурком для ботинка; а ее кошелек был найден у бродяги в кармане, когда его труп обнаружили на железнодорожной линии.

В полной тишине, пока Пейдж и Молли Фарнли смотрели друг на друга, дверь открылась и в комнату вошел растерянный Ноулз.

- Здесь два джентльмена хотят вас видеть, сэр,- доложил он.- Один из них мистер Уэлкин, адвокат. Второй...

- Ну? Так кто же второй?

- Второй просил доложить, что он сэр Джон Фарнли.

- Что он сэр Джон Фарнли? Вот как... Ну...

Молли быстро встала, и лицо ее окаменело.

- Передайте от имени сэра Джона Фарнли,- проинструктировала она Ноулза,- что сэр Джон приветствует его и, если гость не может назвать другого имени, он может зайти с черного хода и подождать в помещении для слуг, пока сэр Джон не найдет времени повидаться с ним!

- Нет, погодите, погодите!- заикаясь, произнес Барроуз, стараясь сдерживать волнение.- В теперешних обстоятельствах необходимо быть тактичными! Игнорируйте его сколько вам угодно, но не...

На смуглом лице Фарнли появилась тень улыбки.

- Пойдите и передайте все, что сказала леди Фарнли, Ноулз!

- Какая наглость!- задыхаясь, воскликнула Молли.

Вернувшись, Ноулз походил скорее не на курьера, а на бессмысленный теннисный мяч, отбрасываемый в разные углы корта.

- Джентльмен сказал, сэр, что он приносит искренние извинения за свое сообщение, которое было преждевременным, и надеется, что оно не произвело на вас дурного впечатления. Он сказал, что много лет скрывался под именем мистера Патрика Гора.

- Понятно,- сказал Фарнли.- Проведите мистера Гора и мистера Уэлкина в библиотеку.

Глава 3

Истец встал с кресла. Несмотря на то что одну из стен библиотеки прорезали несколько продолговатых окон, солнечный свет проникал в комнату слабо из-за густых ветвей деревьев. Каменный пол был покрыт гладким ковром. Тяжелые книжные полки были закреплены, как ярусы в подвале, верхними досками. Зеленоватый свет, лившийся из окон, отбрасывал на пол тени сотен книжных переплетов; они почти дотягивались до человека, стоящего перед столом.

Молли потом призналась, что, когда дверь открылась, душа у нее ушла в пятки и она спросила себя, не появится ли сейчас, как в зеркале, живой двойник ее мужа. Однако большого сходства между этими мужчинами не наблюдалось.

Человек в библиотеке был не плотнее, чем Фарнли, но не такой гибкий. Его темные тонкие волосы не тронула седина, но они немного поредели на макушке. На смуглом, чисто выбритом лице почти не было морщин, а складочки на лбу и в уголках глаз говорили скорее о привычке удивляться, нежели об упрямстве. На лице истца, с его темно-серыми глазами и чуть вздернутыми бровями, читались непринужденность, ирония и удивление. Он был одет в хорошую городскую одежду, как бы в противовес старому твидовому костюму Фарнли.

- Я прошу у вас прощения,- произнес он.

Даже его голос оказался баритоном, по контрасту с резким, скрипучим тенором Фарнли. Говорил он не запинаясь, но несколько неуверенно.

- Я прошу у вас прощения,- произнес он со степенной вежливостью, но не без язвительности,- за то, что так настойчиво хочу вернуться в свой дом. Но вы, надеюсь, оцените мои мотивы. Позвольте мне представить вам своего адвоката, мистера Уэлкина.

Толстый человек с немного выпученными глазами встал с кресла на другой стороне стола. Но люди, собравшиеся в библиотеке, его почти не заметили. Истец же не только с интересом рассматривал вошедших, но с любопытством разглядывал комнату, словно узнавая и впитывая каждую деталь.

- Приступим сразу к делу,- резко бросил Фарнли.- Полагаю, с Барроузом вы встречались. Это мистер Пейдж. Это моя жена.

- Я встречался...- сказал истец, поколебавшись, а затем пристально посмотрев на Молли,- с вашей женой. Простите, но я не знаю, как к ней обращаться. Я не могу называть ее леди Фарнли. И я не могу называть ее Молли, как тогда, когда она носила бантики.

Никто из супругов Фарнли не сделал по этому поводу никаких замечаний. Молли оставалась спокойной, но покраснела, а взгляд ее стал холодным и напряженным.

- А еще,- продолжал истец,- я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы так благосклонно отнеслись к этому неловкому и неприятному делу...

- Вовсе нет,- огрызнулся Фарнли.- Я отнесся к нему чертовски плохо, и вы могли бы это понять. Я не выставил вас из дома только потому, что мой адвокат, кажется, полагает, что мы должны соблюдать приличия. Ладно, говорите. Что вы хотите сказать?

Мистер Уэлкин вышел из-за стола и прочистил горло.

- Мой клиент, сэр Джон Фарнли...- начал он.

- Один момент,- столь же вкрадчиво вмешался Барроуз.

Пейдж, казалось, услышал слабое шипение: оси правосудия заскрипели; судейские рукава засучены; разговор подходил к тому месту, с которого эти джентльмены могли его начать.

- Могу я попросить, ради удобства, называть вашего клиента каким-нибудь другим именем? Он предпочел назваться Патриком Гором.

- Я бы предпочел,- ответил Уэлкин,- чтобы его называли просто "моим клиентом". Вас это удовлетворит?

- Полностью.

- Благодарю. У меня здесь,- продолжил Уэлкин, открывая портфель,предложение моего клиента. Он хочет быть справедливым. Хотя необходимо подчеркнуть, что нынешний владелец не имеет никаких прав на титул и поместье, мой клиент помнит, при каких обстоятельствах произошел обман. Он признает, что нынешний владелец умело управлял поместьем и семейное имя осталось незапятнанным. Поэтому, если нынешний владелец немедленно согласится с предложением моего клиента, у нас не возникнет необходимости обращаться в суд. Вопроса о преследовании не возникнет. Мой клиент охотно предоставит нынешнему владельцу финансовую компенсацию, скажем пожизненную ренту в тысячу фунтов в год. Мой клиент удостоверился, что жена нынешнего владельца, урожденная мисс Молли Бишоп, имеет собственные средства. Поэтому едва ли можно будет говорить о стесненном финансовом положении супругов. Конечно, должен отметить, что жене нынешнего владельца усадьбы следовало бы поставить вопрос о законности брака, совершенного с мошенником.

Глаза Фарнли вновь налились кровью.

- Господи! Из всех наглых, бесстыдных...

Натаниэль Барроуз издал звук слишком вежливый, чтобы его можно было назвать шиканьем, но это остановило Фарнли.

- Позвольте напомнить, мистер Уэлкин,- произнес Барроуз,- что мы сейчас определяем права вашего клиента. Пока этого не сделано, никакие другие вопросы ставить неуместно.

- Как вам угодно. Мой клиент,- сказал Уэлкин, пренебрежительно пожав плечами,- всего лишь хотел избежать неприятностей. Мистер Кеннет Марри появится здесь через несколько минут. После этого, боюсь, все сомнения исчезнут. Если же нынешний владелец станет упорствовать, тогда, боюсь, последствий не избежать...

- Послушайте,- снова вмешался Фарнли,- хватит попусту болтать, давайте займемся делом.

Истец улыбнулся, как будто вспомнив какую-то уместную шутку.

- Видите?- заметил он.- Его псевдоаристократические манеры настолько въелись в него, что он не смог заставить себя произнести слово "трепаться".

- Он ни при каких обстоятельствах не опустится до дешевых оскорблений,парировала Молли, с удовлетворением отметив, что на этот раз истец слегка покраснел.

- Простите. Мне не следовало этого говорить. Но вы должны помнить,сказал истец, снова сменив тон,- что я жил среди грешных людей, а не райских голубков. Так я могу изложить мое дело, как я его вижу?

- Да,- кивнул Фарнли.- Помолчите,- добавил он, обращаясь к обоим адвокатам.- Теперь это наше личное дело.

Словно по какому-то сигналу, все подошли к столу и сели в кресла. Истец устроился спиной к огромному окну. Некоторое время он пребывал в раздумье, рассеянно похлопывая по редеющим темным волосам на макушке. Затем он поднял взгляд, и вокруг его глаз появились насмешливые морщинки.

- Я Джон Фарнли,- начал он с подкупающей простотой и напускной серьезностью.- Пожалуйста, не перебивайте меня юридическими софизмами; я представляю свое дело и имею право называться хоть татарским ханом. Однако я действительно Джон Фарнли, и я расскажу вам, что со мной случилось. В детстве я, наверное, был несносным ребенком, хотя даже сейчас я не уверен, что вел себя неправильно. Мой покойный отец, Дадли Фарнли, задал бы мне взбучку, если бы был сейчас жив. Нет, я не могу сказать, что вел себя неправильно, разве что мне следовало бы научиться почаще уступать. Я ссорился со старшими тогда, когда они указывали мне, что я слишком юн. Я ссорился с домашними учителями, потому что презирал все, что меня не интересовало. Переходим к делу. Вам известно, почему я уехал отсюда. Я отправился с Марри на "Титанике" и с самого начала плавания проводил очень много времени с пассажирами четвертого класса. Не потому, как вы понимаете, что мне очень нравились пассажиры четвертого класса, а просто потому, что я ненавидел собственный номер в первом классе. Это, знаете ли, не защита - это психологический отчет, который, полагаю, вы найдете убедительным. В четвертом классе я встретил мальчика примерно моего возраста, наполовину румына, наполовину англичанина, который один направлялся в Штаты. Он меня заинтересовал. Его отец, которого, как он говорил, он никогда не знал, был английским джентльменом, а мать - румынской девушкой, исполнительницей танцев со змеями, кочевавшей с цирком. В те времена она еще не пила. Но настало время, когда от пьянства в ее голове настоящие змеи перепутались с воображаемыми, и ей пришлось опуститься до места кухарки на неполный рабочий день в столовой цирка. Мальчик стал обузой. Ее старый поклонник состоял в хороших отношениях с одним американским циркачом, и она отослала мальчика к нему. Ему предстояло учиться ездить на велосипеде или ходить по канату, ему предстояла кочевая жизнь - как же я ему завидовал! Повелитель святых и змей, как я ему завидовал! Какой благонамеренный мальчик или мужчина упрекнет меня?

Истец слегка пошевелился в кресле. Казалось, он был погружен в свои сладкие воспоминания; все остальные ждали продолжения. Обходительный мистер Уэлкин, который, похоже, хотел вставить какое-то замечание или предположение, быстро оглядел лица собравшихся и промолчал.

- Самое странное,- продолжал рассказчик, разглядывая ногти,- было то, что этот мальчик завидовал мне. Его имя, нечто непроизносимое, превратилось в Патрика Гора, потому что ему нравилось, как это звучит. Он не любил цирковую жизнь. Он терпеть не мог переезды, шум и беспорядок. Он ненавидел кочевую жизнь, шатры цирков и толкотню в бесплатной столовой. Не знаю, где он этому научился, но он был сдержанным, хладнокровным, воспитанным парнем. В первую нашу встречу мы схватились друг с другом и дрались до тех пор, пока половина пассажиров четвертого класса не кинулась нас разнимать. Боюсь, я был настолько разъярен, что мне хотелось пойти на него со складным ножом. Он лишь кивнул мне и удалился; он до сих пор стоит у меня перед глазами. Я обращаюсь к вам, мой друг!- Он взглянул на Фарнли.

- Это не может быть правдой!- воскликнул вдруг Фарнли, проведя рукой по лбу.- Я в это не верю. Это кошмар. Вы серьезно предлагаете...

- Да,- решительно прервал его истец.- Мы часто мечтали о том, как было бы славно, если бы можно было поменяться ролями. Он стал бы Джоном Фарнли, а я - Патриком Гором. Разумеется, мечтать об этом можно было только в самых дерзких снах. Вы говорили, что это невозможно, хотя, глядя на вас тогда, можно было подумать, что вы с удовольствием убили бы меня, чтобы добиться этого. Я не сказал, что вы действительно замышляли нечто подобное; итак, я дал вам полную информацию о себе. Я обычно говорил вам: "Если встретишь мою тетушку такую-то или мою кузину такую-то, скажи им то-то и то-то" - и выражал это в словах, которые мне неприятно вспоминать, потому что моему тогдашнему поведению нет оправдания. Я считал и продолжаю считать вас ограниченным человеком. Я также показывал вам мой дневник. Я всегда вел дневник по той простой причине, что на всей земле не было человека, с которым я мог бы поговорить. Я и сейчас веду дневник.- Здесь истец почти капризно поднял глаза.- Ты вспоминаешь меня, Патрик? Ты помнишь ночь, когда "Титаник" пошел ко дну?

Наступила пауза.

На лице Фарнли отразился не гнев, а, скорее, замешательство.

- Повторяю,- произнес он,- вы сошли с ума.

- Сейчас я вам расскажу в точности, что я делал, когда мы столкнулись с этим проклятым айсбергом. Я был в каюте, где мы жили с бедным стариной Марри, а он играл в бридж в курительной комнате. В одном из пиджаков Марри держал фляжку с бренди, и я потихоньку прикладывался к ней, потому что в баре меня бы не обслужили. Когда произошло столкновение, я почти не ощутил удара. Хотел бы я знать, кто из пассажиров почувствовал его? Удар был очень слабым, лишь на столе пролилось немного воды, а потом заглохли двигатели. Впервые я узнал о случившемся по голосам, которые становились все громче и ближе. Потом мимо нашей каюты с криком пробежала какая-то женщина, закутанная в голубое стеганое одеяло.

Истец впервые смутился.

- Я больше не буду вдаваться в подробности этой трагедии,- сказал он, разведя руками.- Скажу только - да простит меня Бог - я скорее радовался этому, но ведь я был всего лишь мальчишкой! Я нисколько не был напуган. Скорее слегка опьянен. В моей жизни случилось нечто неординарное, нарушившее привычный ритм, то, чего я всегда ждал. Я был настолько возбужден, что согласился поменяться ролями с Патриком Гором. Решение пришло ко мне внезапно, хотя сейчас я задаю себе вопрос: а не думал ли он об этом еще во время нашего знакомства? Я встретился с Гором, встретился с вами,подчеркнул истец, твердо глядя в лицо сэра Джона,- на палубе "В". Все ваши вещи были в маленьком соломенном бауле. Вы довольно хладнокровно сообщили мне, что судно идет ко дну, и идет быстро, и сказали, что если я хочу меняться ролями, то это удобнее всего сделать в суматохе; возможно, один из нас останется в живых. Я спросил: "А как же Марри?" И здесь вы солгали, заявив, что Марри упал за борт и утонул. А мне так хотелось стать великим цирковым артистом! И мы обменялись одеждой, кольцами, бумагами, всем! Вы взяли даже мой дневник!

Фарнли молчал.

- Потом вы действовали очень обдуманно,- продолжил истец, не меняя тона.- Мы решили захватить шлюпку. Вы подождали, когда я повернусь к вам спиной, вытащили деревянный молоток, который стащили у стюарда, и трижды ударили им меня по затылку.

Фарнли хранил молчание. Молли вскочила с кресла, но по знаку мужа опустилась обратно.

- Поймите,- настаивал истец, проведя рукой по столу, словно смахнув пыль,- я здесь не для того, чтобы выдвигать против вас обвинения. Прошло двадцать пять лет. Вы тогда были мальчиком. Хотелось бы мне знать, что за человек из вас получился? Тогда меня считали негодяем. Возможно, вы презирали меня и думали, что у вас есть оправдание. Но вам было нечего бояться: я все равно выдал бы себя за вас! И все же, хоть я и был паршивой овцой в своей семье, негодяем я не был! Сейчас вам все станет ясно. По счастливому - я настаиваю на этом - стечению обстоятельств, меня нашли раненого, но живого и поместили на последнюю из уцелевших шлюпок. Поначалу списки погибших были неточными. Америка большая страна, и мне удалось некоторое время оставаться в тени. Имена Джона Фарнли и Патрика Гора появились в списках погибших. Я думал, что вы мертвы, а вы думали, что погиб я. Когда мистер Борис Елдрич, хозяин цирка, который никогда меня не видел, по вещам и бумагам признал во мне Патрика Гора, я был счастлив. Я думал, что, если мне не понравится здешняя жизнь, я всегда смогу объявиться под своим настоящим именем и дома со мной обойдутся лучше, чем прежде, зная, что я воскрес из мертвых! Эта перспектива успокаивала меня. У меня был козырь!

- И что же,- поинтересовалась Молли,- вы стали цирковым велосипедистом?

Истец отвернулся. В его темно-серых глазах появились озорные огоньки, и он стал похож на хитрого маленького мальчишку. Он поднял руку и почесал редеющую макушку.

- Нет. Нет, хотя в цирке я получил свой первый сенсационный успех, я стал кое-кем другим. Пока я предпочитаю не говорить, кем именно. Во-первых, это строжайшая тайна, во-вторых, не хочу утомлять вас подробностями моей последующей жизни. Поверьте мне, я всегда мечтал вернуться домой и потрясти всех блеянием паршивой овцы из могилы! Потому что я преуспевал, клянусь всеми пророками, я преуспевал и знал, что моему братцу Дадли это доставит немало неприятных минут! Но мне не довелось насладиться этим лакомством! Я даже посетил Англию, не испытав особого трепета, потому что не подозревал, что "Джон Фарнли" жив! Я считал его погибшим и не подозревал, что все это время он процветал в Колорадо. Поэтому вы поймете мое удивление, когда, месяцев шесть назад, я случайно увидел в иллюстрированном журнале портрет сэра Джона с леди Фарнли. Мне стало известно, что брат Дадли умер, объевшись миногами. Его "младший брат" стал наследником. Я решил, что это, наверное, какая-то досадная ошибка журналиста. Но, наведя справки, я докопался до правды; в конце концов, знаете, наследник ведь я. Человек еще молодой, еще полный сил, но не мстительный. Такие дела бывают очень туманными. Выросло поколение; есть тысяча хороших воспоминаний между мной и маленьким подонком, который получил титул и наследство с помощью моряцкого молотка и который, я слышал, стал здесь полезным гражданином. Все здесь выглядит так же; но мои глаза все видят по-другому. У себя дома я чувствую себя странно, словно не в своей тарелке. Я не уверен, что из меня получится хороший покровитель местного крикет-клуба или бойскаутов. Но я, как вы уже заметили, имею слабость к произнесению речей и смею сказать, что преуспеваю в этом. Итак, Патрик Гор, вы слышали мое предложение. Оно достаточно великодушно. Если же вы решите передать дело в суд, я сдеру с вас шкуру, предупреждаю вас. А пока, господа, я готов отвечать на вопросы любого, кто когда-либо меня знал. Мне и самому есть о чем спросить, и я брошу вызов Гору.

Некоторое время после его речи в комнате стояла тишина. Голос его обладал почти гипнотическими свойствами. Но все смотрели на Фарнли, который встал и принялся стучать костяшками по столу. На смуглом лице Фарнли читалось спокойствие, облегчение и некоторое любопытство, с которым он рассматривал своего гостя. Он провел рукой под подстриженными усами и слабо улыбнулся.

Увидев улыбку, Молли глубоко вздохнула.

- Ты можешь что-нибудь сказать, Джон?- подгоняла она мужа.

- Да. Я не знаю, почему он явился сюда со своей историей и на что он надеется. Но то, что говорит этот человек, абсолютная ложь, от начала до конца.

- Вы намерены бороться?- с интересом спросил истец.

- Разумеется, я намерен бороться, болван. Или, скорее, я вызову вас на борьбу.

Мистер Уэлкин, хорошенько прочистив горло, казалось, хотел вмешаться, но истец его остановил.

- Нет, нет,- успокаивающим тоном произнес он.- Пожалуйста, не вмешивайтесь, Уэлкин. Вы, служители закона, очень хорошо вставляете "принимая во внимание" и "действуйте осторожно", но в подобных личных стычках ваши советы неуместны. Если честно, мне это нравится. Что ж, проведем некоторые испытания. Не будете ли вы любезны позвать вашего дворецкого?

Фарнли нахмурился:

- Но послушайте, Ноулз не...

- Почему бы не сделать то, о чем он просит, Джон?- мягко предложила Молли.

Фарнли поймал ее взгляд; и если есть на свете парадокс под названием "Юмор без юмора", то именно это отразилось на его суровом лице. Он звонком позвал Ноулза, который вошел очень неуверенно. Истец задумчиво разглядывал его.

- Мне кажется, я узнал вас, когда пришел сюда,- сказал истец.- Вы служили здесь во времена моего отца, не так ли?

- Сэр?

- Вы служили здесь во времена моего отца, сэра Дадли Фарнли. Не так ли?

На лице Фарнли мелькнула крайняя неприязнь.

- Этим вы ничуть не поможете вашему делу,- резко вмешался Натаниэль Барроуз.- Во времена сэра Дадли Фарнли дворецким был Стенсон, а он умер...

- Да. Я это знаю,- сказал истец, взглянув по сторонам, а затем, откинувшись и не без усилия положив ногу на ногу, принялся рассматривать дворецкого.- Вас зовут Ноулз. Во времена моего отца вы служили дворецким в доме старого полковника Мардейла, в Фреттендене. У вас было два кролика, о чем полковник не знал. Вы держали их в углу каретного сарая, ближайшего к фруктовому саду. Одного из кроликов звали Билли.- Он поднял глаза.- Спросите этого джентльмена, как звали другого.

Ноулз немного покраснел.

- Ну спросите же!

- Чушь!- огрызнулся Фарнли и снова принял исполненный достоинства вид.

- А,- злорадно воскликнул истец,- вы хотите сказать, что не можете ответить?!

- Я хочу сказать, что не собираюсь отвечать!- Однако шесть пар глаз неотрывно смотрели на него, и под их взглядом он почти содрогнулся.- Кто может помнить имя кролика через двадцать пять лет? Ладно, ладно, погодите! У них, по-моему, были какие-то чудаковатые имена. Я припоминаю. Дайте подумать. Билли и В... нет, не то. Билли и Силли, так ведь? Или нет? Я не уверен.

- Это верно, сэр,- с облегчением подтвердил Ноулз.

Истец ничуть не смутился:

- Что ж, сделаем еще одну попытку. Давайте, Ноулз. Однажды летним вечером - это было в тот год, когда я уехал,- вы шли по этому фруктовому саду, чтобы передать послание какому-то соседу. Вы были удивлены и шокированы, увидев, как я целуюсь с юной леди двенадцати или тринадцати лет. Спросите у вашего хозяина имя этой юной леди.

Фарнли был мрачен и смущен:

- Я этого случая не помню.

- Вы пытаетесь создать впечатление,- засмеялся истец,- что вам мешает природное рыцарство? Нет, мой друг, так не пойдет! Это было давно, и я торжественно обещаю, что никакие компрометирующие факты не станут достоянием гласности. Ноулз, но вы-то помните, что происходило в этом яблоневом саду?

- Сэр,- смущенно начал дворецкий,- я...

- Вы помните! Но я думаю, что этот человек не вспомнит, потому что он, наверное, не дочитал мой драгоценный дневник. Так как же звали юную леди?

Фарнли кивнул.

- Ладно,- ответил он, пытаясь придать своим словам оттенок легкомысленности.- Это была мисс Дейн, Маделин Дейн.

- Маделин Дейн...- начала Молли.

Истец, казалось, впервые растерялся. Он стремительно окинул взглядом всех собравшихся, и его интуиция, похоже, подсказала ему.

- Она, должно быть, писала вам в Америку,- снова заговорил истец.Придется копнуть глубже. Но я прошу у всех прощения: надеюсь, я не совершил какой-нибудь грубой ошибки? Надеюсь, юная леди не живет до сих пор в этом округе; не затронул ли я какой-нибудь запретной темы?

- Проклятье!- вдруг воскликнул Фарнли.- С меня достаточно! Я больше не могу терпеть этого безобразия! Не будете ли вы любезны убраться отсюда?

- Нет,- возразил истец.- Я хочу положить конец вашему обману! Кроме того, по-моему, мы договорились подождать Кеннета Марри.

- Вы полагаете, мы действительно ждем Марри?- Фарнли изо всех сил старался говорить спокойно.- Что нам это даст? Что могут доказать эти глупые вопросы, ответы на которые мы оба заведомо знаем? Однако вы все-таки не знаете всех ответов, потому что именно вы обманываете. Я тоже мог бы спросить вас о каких-нибудь пустяках. Но это лишнее. Какие еще вы можете привести доказательства? Как вы сможете доказать, что вы истинный Джон Фарнли?

Истец откинулся в кресле, наслаждаясь своим положением.

- С помощью такого неопровержимого доказательства, как отпечатки пальцев,- ответил он.

Глава 4

Похоже, этот человек держал свой козырь про запас и, заранее предвкушая триумф, ждал подходящего момента, чтобы выложить его. Он, казалось, был немного разочарован, ведь ему пришлось сделать это при обстоятельствах менее драматичных, чем ему бы хотелось. Но остальные присутствующие не мыслили театральными терминами.

Брайан Пейдж услышал неровное дыхание Барроуза. Барроуз встал.

- Мне об этом не сообщили,- возмущенно произнес он.

- Но вы догадались?- улыбнулся толстый мистер Уэлкин.

- Не мое дело о чем-то догадываться,- отрезал Барроуз.- Повторяю, сэр, мне об этом не сообщали. Я ничего не слышал об отпечатках пальцев.

- Мы тоже, поверьте. Мистер Марри держал все в секрете. Но,- очень учтиво осведомился Уэлкин,- разве нынешнему владельцу нужно об этом рассказывать? Если он действительно сэр Джон Фарнли, он, безусловно, помнит, что мистер Марри году в десятом или одиннадцатом снял у мальчика отпечатки пальцев.

- Повторяю, сэр...

- Нет уж, позвольте мне повторить, мистер Барроуз: была ли необходимость сообщать об этом вам? Что скажет сам нынешний владелец?

Фарнли вдруг ушел в себя, замкнулся. Обычно, сталкиваясь с подобными ситуациями, он поступал так: начинал ходить по комнате короткими, быстрыми шагами и, вынув из кармана связку ключей, вертел ее кольцо вокруг указательного пальца.

- Сэр Джон!

- Да?

- Вы помните,- спросил Барроуз,- обстоятельства, о которых упоминает мистер Уэлкин? Мистер Марри когда-нибудь снимал у вас отпечатки пальцев?

- Ах это,- промямлил Фарнли, словно случай не имел никакого значения.Да, теперь припоминаю. Я уже забыл об этом. Но знаете, мысль об отпечатках пришла мне в голову, когда я некоторое время назад разговаривал с вами и своей женой. Я понял, что они могут помочь в данной ситуации, и мне стало намного легче. Да, старина Марри снимал у меня отпечатки пальцев!

Истец обернулся. На его лице читалось не только легкое изумление, но и внезапное подозрение.

- Так, знаете ли, не пойдет,- возмутился он.- Вам ведь не улыбается увидеть отпечатки пальцев?

- Увидеть отпечатки пальцев? Увидеть отпечатки пальцев...- с мрачным удовольствием повторил Фарнли.- Приятель, да это лучшее, что только можно придумать! Вы обманщик, и вы это знаете. Отпечатки, сделанные стариной Марри,- ей-богу, теперь, думая об этом деле, я вспоминаю его во всех подробностях!- помогут все уладить. Потом я вас вышвырну!

И оба соперника посмотрели друг на друга.

А в это время Брайан Пейдж пытался привести в равновесие весы, которые постоянно раскачивались. Отбросив дружеские чувства к Джону и предубеждение против Патрика, он старался объективно разобраться, кто же из двоих обманщик. Ясно было лишь одно. Если Патрик Гор - будем называть его именем, которым он сам назвался,- обманщик, то он один из самых хладнокровных и ловких мошенников, которых только можно придумать. Если обманщик - настоящий Джон Фарнли, то он не только увертливый преступник, скрывающийся под личиной наивного и прямодушного человека; он, может быть, потенциальный убийца.

Наступила пауза.

- Знаете, друг мой,- весело заметил истец,- меня восхищает ваше нахальство! Одну минуту, пожалуйста! Я говорю это не для того, чтобы поддеть вас или затеять ссору. Я просто констатирую факт, что меня восхищает непревзойденная наглость, которой мог бы позавидовать сам Казакова. Меня не удивляет, что вы якобы "забыли" об отпечатках пальцев. Их сняли до того, как я начал вести свой дневник! Но сказать, что вы о них забыли...

- Ну и в чем же здесь криминал?

- Джон Фарнли не мог забыть таких подробностей. И я, истинный Джон Фарнли, разумеется, о них помню! Ведь Кеннет Марри был единственным человеком на свете, имевшим на меня влияние. Марри и отпечатки пальцев! Марри и перевоплощение! Все было связано с ним! И особенно с его увлечением дактилоскопией, что было в ту пору научной сенсацией в криминалистике. Я знаю,- он замолчал, подняв голову и оглядев собравшихся,- что отпечатки пальцев были открыты сэром Вильямом Гершелем в пятидесятых годах девятнадцатого века, потом благополучно забыты и вновь открыты доктором Фолдзом в конце семидесятых годов. Но английский суд не признавал их законным доказательством вплоть до девяносто пятого года, хотя и тогда судьи сомневались. Понадобились годы споров, чтобы окончательно понять их значение. И при этом вы говорите, что никогда не думали об отпечатках пальцев как о возможном "испытании", предложенном Марри?

- Вы слишком много болтаете,- пробурчал Фарнли, угрожающе надувшись.

- Естественно! Если вы никогда не думали об отпечатках пальцев, теперь вы о них вспомнили? Скажите мне, когда у вас снимали отпечатки, как это делали?

- Как?

- Ну да, каким образом?

Фарнли задумался.

- Прижимали пальцы к стеклянной пластине,- наконец ответил он.

- Чушь! Они были сняты на "Дактилографе" - маленькой книжечке, которая была в то время довольно популярной игрушкой. Маленькая серая книжечка. Марри снял отпечатки пальцев у многих: у моего отца, у моей матери, у кого только мог.

- Погодите! Я помню, что книжечка была... это мы проходили...

- А! Вот вы уже и вспомнили!

- Послушайте,- спокойно произнес Фарнли,- за кого вы меня принимаете? Вы считаете меня артистом мюзик-холла, которому задают вопросы, а он немедленно отгадывает номер строки из книги или сообщает, какая лошадь прибежала второй на скачках в дерби в 1882 году? Вот вы похожи на такого! В жизни случается столько, что лучше не держать в голове всякий хлам! Люди с годами меняются, позвольте вам напомнить!

- Но не во всем, как вы утверждаете! Это я и хочу подчеркнуть. Вы не могли кардинально измениться!

Во время этой словесной перепалки мистер Уэлкин, массивный и суровый, сидел развалясь в кресле, но его выпуклые голубые глаза светились добродушием. Наконец он поднял руку:

- Господа, господа! По-моему, эти пререкания неприличны, если вы позволите мне так выразиться. Я рад сообщить, что вопрос можно решить очень быстро...

- И все же я настаиваю,- огрызнулся Натаниэль Барроуз,- что, не будучи извещен об отпечатках пальцев, в интересах Джона Фарнли я могу...

- Мистер Барроуз,- спокойно прервал его истец,- уж вы-то должны были догадаться, даже если вас и не известили! И я подозреваю, что вы догадались об этом с самого начала, поэтому и взялись за это дело! Вы сохраните свое лицо независимо от того, окажется ваш клиент мошенником или нет. Думаю, скоро вы перейдете на нашу сторону!

Фарнли остановился, подбросил ключи, поймал их на ладонь и сжал в своих длинных пальцах.

- Это правда?- спросил он Барроуза.

- Если бы это было правдой, сэр Джон, я бы предпринял другие шаги. Мой долг - расследовать...

- Все в порядке,- прервал его Фарнли.- Я только хотел узнать, кто мои друзья. Я не буду много говорить. Свои воспоминания, приятные и неприятные,а от некоторых из них я не сплю по ночам,- я придержу при себе. Вспомню только отпечатки пальцев, а там увидим! Ну, где же Марри? Почему его нет?

Истец зловеще нахмурился, всем своим видом изображая мефистофельское удовольствие.

- По законам жанра,- ответил он, смакуя каждое слово,- Марри уже должен быть убит, а тело его брошено в пруд, в саду! Здесь ведь есть пруд, не так ли? Но на самом деле я полагаю, что Марри уже идет сюда. Учтите, я никому не навязываю никаких идей!

- Идей?- переспросил Фарнли.

- Да, вроде вашей! Быстрая нажива и легкая жизнь!

От этих слов в воздухе, казалось, повеяло холодом. Фарнли поднял руку и провел ею по своему твидовому пиджаку, как бы уговаривая себя сохранять спокойствие. Его противник с фантастической интуицией выбрал именно те слова, которые могли его уколоть.

У Фарнли была довольно длинная шея, и сейчас это стало особенно заметно.

- Кто-нибудь этому верит?- проговорил он.- Молли... Пейдж... Барроуз... вы этому верите?

- Никто этому не верит,- ответила Молли, спокойно глядя на него.- С твоей стороны глупо позволить ему вывести тебя из равновесия, ведь он только этого и добивается.

Истец повернулся и с интересом посмотрел на нее:

- Вы тоже, мадам?

- Что "я тоже"?- спросила Молли, рассердившись на самое себя.Простите, что говорю как заезженная пластинка, но вы знаете, что я имею в виду.

- Вы верите, что ваш муж Джон Фарнли?

- Я это знаю.

- Откуда?

- Боюсь, это женская интуиция,- холодно произнесла Молли.- Но под этим я подразумеваю нечто разумное, нечто такое, что, меня во всяком случае, никогда не подводит.

Я поняла это в тот момент, когда снова увидела его. Конечно, я хотела бы найти доказательства, но они должны быть неопровержимыми.

- Позвольте спросить, вы его любите?

На этот раз Молли покраснела под загаром, но вопрос восприняла по-своему:

- Ну, скажем, он мне нравится, если хотите.

- Именно. И-мен-но. Он вам нравится; он всегда, думаю, будет вам нравиться. Вы ладите и всегда будете прекрасно ладить. Но вы его не любите и никогда не любили. Вы любили меня. Вы, так сказать, влюбились в мое отражение из вашего детства, которое окружало обманщика, когда "я" вернулся домой.

- Господа, господа!- произнес несколько шокированный мистер Уэлкин, как церемониймейстер бурного банкета.

Брайан Пейдж с неприкрытым удивлением вступил в разговор, чтобы успокоить хозяина дома.

- Ну, так вы еще и психоаналитик,- сказал Пейдж.- Слушайте, Барроуз, что нам делать с этим цветком?

- Я знаю только, что нам предстоят довольно неловкие полчаса,- холодно ответил Барроуз.- А еще мы отклоняемся от темы.

- Вовсе нет,- заверил его истец, горящий искренним желанием понравиться.- Надеюсь, я не сказал ничего оскорбительного для кого-нибудь? Вам бы пожить в цирке; ваша кожа быстро бы задубела. Однако я обращаюсь к вам, сэр.- Он посмотрел на Пейджа.- Разве я не прав относительно этой леди? Можете возразить? Можете сказать, что, для того чтобы полюбить меня в детстве, она должна была быть постарше - в возрасте, скажем, Маделин Дейн. Таким было ваше возражение?

Молли засмеялась.

- Нет,- усмехнулся Пейдж.- Я не думал ни о подтверждении, ни о возражении. Я думал о вашей таинственной профессии.

- О моей профессии?

- Да, о редкой профессии, о которой вы упомянули и в которой вы преуспевали в цирке. Я не могу решить, кто же вы: предсказатель, психоаналитик, специалист по памяти, заклинатель или все это, вместе взятое? В вас есть задатки для всех этих профессий, и даже гораздо больше. Слишком уж вы напоминаете Мефистофеля из Кента. Вы не принадлежите этому миру? Вы почему-то все приводите в беспорядок, и у меня от вас болит шея.

Истец, похоже, был доволен.

- Правда? Вас всех нужно немного расшевелить,- заявил он.- Что же касается моей профессии, то во мне есть понемногу от каждой из них. Но самое главное, что я - Джон Фарнли.

Дверь в комнату открылась, и вошел Ноулз.

- К вам мистер Кеннет Марри, сэр,- доложил он.

Наступила пауза. Угасающий свет последних лучей солнца проник в комнату сквозь деревья и высокие окна. Он залил мрачную комнату спокойным, теплым светом, достаточно ярким, чтобы лица и фигуры стали отчетливо видимыми.

Сам Кеннет Марри в летних сумерках напоминал кого угодно. Это был высокий, худой, несколько неуклюжий человек, который, несмотря на первоклассный ум, никогда ни в чем не добивался особых успехов. Хотя ему было не больше пятидесяти лет, его светлые усы и борода, скорее напоминающие щетину, начали седеть. Он постарел, как и говорил Барроуз, похудел и помрачнел. Но многое все-таки осталось от его прежнего легкого, добродушного характера, и это стало заметно, когда он легкими шагами вошел в комнату. Прищуренные глаза выдавали в нем человека, привыкшего к горячему солнцу.

Войдя, он остановился и нахмурился, словно над загадкой. И к одному из оспаривающих свои права на поместье вернулись воспоминания о былых днях с прежними чувствами, с почти неистовой ожесточенностью по отношению к умершим людям; и все же Марри не выглядел ни на день старше, чем прежде.

Он рассматривал людей, собравшихся в комнате. Лицо его из хмурого стало насмешливым - вечный преподаватель,- а затем подозрительным. Марри направил свой взгляд в пространство между владельцем и истцом.

- Ну, юный Джонни?- произнес он.

Глава 5

На секунду оба участника спора замерли и замолчали. Сначала казалось, будто каждый ждет, что будет делать другой; затем каждый повел себя по-своему. Фарнли слегка дернул плечом, словно не хотел вступать в спор, но соизволил кивнуть, сделал приветливый жест и даже натянуто улыбнулся. Голос Марри звучал властно. Но истец, немного поколебавшись, решил поступить по-другому. Он заговорил очень дружелюбно.

- Добрый вечер, Марри,- сказал он; и Брайан Пейдж, знавший, как ученики ведут себя со своими бывшими преподавателями, вдруг почувствовал, что чаша весов опускается в сторону Фарнли.

Марри огляделся.

- Может быть... э... кто-нибудь представит меня,- приятным голосом произнес он.

Это сделал Фарнли, очнувшись от своей апатии. По молчаливому согласию Марри считался среди собравшихся "стариком", хотя он был намного моложе Уэлкина; в его манерах было что-то "стариковское", некая неуловимая значительность и уверенность. Он сел во главе стола, так что свет падал как раз на его спину, степенно надел очки в черепаховой оправе, сделавшие его похожим на сову, и оглядел присутствующих.

- Я бы никогда не узнал мисс Бишоп и мистера Барроуза,- продолжил он.Мистера Уэлкина я едва знаю. Именно благодаря его великодушию я смог взять первый настоящий отпуск за долгое время.

Уэлкин, явно польщенный, решил, что пора брать дело в свои руки и переходить к главному.

- Именно. Итак, мистер Марри, мой клиент...

- Ах нет, нет, нет,- несколько раздраженно остановил его Марри.Позвольте мне передохнуть и "сказать слово", как любил выражаться старый сэр Дадли.- Казалось, он действительно хотел передохнуть, потому что несколько раз глубоко вздохнул, оглядел комнату, а потом обоих соперников.- Однако должен заметить, вы оба, похоже, попали в очень неприятную ситуацию. Дело ведь не стало достоянием гласности?

- Не стало,- подтвердил Барроуз.- А вы, конечно, ничего об этом не рассказывали?

Марри нахмурился:

- Должен признать свою вину. Я упомянул об этом одному человеку. Но когда вы услышите имя этого человека, я не думаю, что вы станете возражать. Это мой старый друг, доктор Гидеон Фелл, в прошлом такой же школьный учитель, как и я. Вы, наверное, слышали, что он связан с сыскной работой? Я встретил его в Лондоне. И я... э... упоминаю об этом, чтобы предупредить вас.- Несмотря на внешнее добродушие Марри, взгляд его прищуренных серых глаз стал проницательным, жестким и подозрительным.- Возможно, доктор Фелл сам скоро будет здесь. Вы знаете, что, кроме меня, в "Быке и мяснике" остановился еще один человек и он имеет опыт сыскной работы?

- Частный сыщик?- резко спросил Фарнли, к явному удивлению истца.

- Ага, дошло?- усмехнулся Марри.- В действительности он официальный детектив из Скотленд-Ярда. Это была идея доктора Фелла. Доктор Фелл утверждает, что лучший способ скрыть свою деятельность официального детектива - прикинуться частным сыщиком!- Хотя Марри, казалось, был в восторге от выдумки своего друга, глаза его продолжали наблюдать за всеми.Скотленд-Ярд, по просьбе старшего констебля Кента, похоже, занялся смертью мисс Виктории Дейли прошлым летом!

Гром среди ясного неба!

Натаниэль Барроуз, оживившись, взмахнул руками.

- Мисс Дейли убил какой-то бродяга, который потом сам был убит при попытке к бегству!- воскликнул он.

- Надеюсь. Однако я слышал об этом мимоходом, когда рассказывал доктору Феллу о своем участии в вашем деле. Он заинтересовался им.- Голос Марри снова стал резким и, если можно так назвать, непроницаемым.- Ну, юный Джонни...

Даже воздух комнаты, казалось, вибрирует от ожидания. Истец кивнул. Хозяин тоже кивнул, но Пейджу показалось, что у него на лбу появились бисеринки пота.

- Не могли бы мы продолжить?- спросил Фарнли.- Что толку играть в кошки-мышки, мистер... что толку играть в кошки-мышки, Марри? Это неприлично и на вас не похоже. Если у вас есть эти отпечатки пальцев, покажите нам, мы посмотрим.

Марри открыл глаза и прищурился. В его голосе звучала досада.

- Значит, вам известно, что я их хранил. И могу я спросить,- его голос стал холодным, ровным и саркастичным,- кто из вас решил, что отпечатки пальцев поставят окончательную точку?

- Я думаю, что могу отдать эту честь противнику,- ответил истец, вопросительно оглядывая всех.- Присутствующий здесь мой друг Патрик Гор утверждает, что лишь недавно вспомнил о них. Но у него, кажется, сложилось впечатление, что вы снимали отпечатки прижимая пальцы к стеклянной пластине.

- Я так и делал,- подтвердил Марри.

- Это ложь,- возразил истец.

У него неожиданно изменился голос. Брайан Пейдж вдруг понял, что под его мефистофельской внешностью скрывается необузданный темперамент.

- Сэр,- возмутился Марри, оглядывая его с ног до головы,- я не привык...

И вдруг - словно вернулись прежние дни: истцу, казалось, неодолимо захотелось пойти на попятную и попросить у Марри прощения. Но он сдержался. Его лицо смягчилось, и на нем появилось прежнее насмешливое выражение.

- Тогда, скажем, у меня альтернативная версия. У меня вы сняли отпечатки пальцев на "Дактилографе". У вас было несколько таких "Дактилографов" - вы купили их в Танбридж-Уэллс. И в тот же день сняли отпечатки пальцев у меня и у моего брата Дадли.

- Это,- согласился Марри,- чистая правда. "Дактилограф" с отпечатками пальцев у меня с собой.- Он дотронулся до внутреннего нагрудного кармана спортивного пиджака.

- Я чувствую запах крови,- произнес истец.

Действительно, атмосфера за столом изменилась.

- В то же самое время,- продолжал Марри, словно не слышал этого,первые мои эксперименты с отпечатками пальцев были на стеклянных пластинах.Он становился все более непроницаемым и резким.- А теперь, сэр, в качестве истца или ответчика вы должны мне кое-что сказать. Если вы Джон Фарнли, то мне известны некоторые вещи, которых больше никто не может знать. Вы тогда были заядлым читателем. Сэр Дадли - вы должны это признать - был просвещенным человеком, он составил список книг, которые вам разрешалось читать. Вы никогда ни с кем не делились своим мнением об этих книгах. Сэр Дадли как-то безобидно пошутил над вашими суждениями, и с тех пор заставить вас открыть рот можно было только под пыткой. Но при мне вы выражали свое мнение весьма охотно. Вы это помните?

- Очень хорошо помню,- ответил истец.

Тогда, пожалуйста, скажите, какие из этих книг вам больше всего нравились и какие произвели на вас наибольшее впечатление.

- С удовольствием,- ответил истец, вскинув голову.- Все о Шерлоке Холмсе. Все Эдгара По. "Монастырь и очаг". "Граф Монте-Кристо". "Похищенный". "Сказка о двух городах". Все истории про призраков. Все истории про пиратов, убийства, разрушенные замки или...

- Достаточно,- уклончиво произнес Марри.- А книги, которые вы активно не любили?

- Каждую строчку Джейн Остин и Джордж Элиот, будь они неладны. Все лицемерные школьные истории о "чести школы". Все "полезные" книги, в которых говорится, как делать всякие механические приспособления и как с ними обращаться. Все рассказы о животных. Могу добавить, что это, конечно, мое личное мнение.

Брайану Пейджу истец начинал нравиться.

- Возьмем детей поменьше, которые жили по соседству,- продолжал Марри.Например, нынешнюю леди Фарнли, которую я знал как маленькую Молли Бишоп. Если вы Джон Фарнли, вспомните, какое прозвище вы ей дали?

- Цыганка,- мгновенно ответил истец.

- Почему?

- Потому что она была загорелой и всегда играла с детьми из цыганского табора, который обычно стоял на другой стороне Ханджинг-Чарт.- Взглянув на разъяренную Молли, он чуть заметно улыбнулся.

- А мистер Барроуз, присутствующий здесь,- какое прозвище вы дали ему?

- Ункас.

- Почему?

- В любой шпионской игре или подобной забаве он мог бесшумно пролезть сквозь кустарник.

- Спасибо. А теперь вы, сэр.- Марри повернулся к Фарнли и посмотрел на него так, словно собирался попросить его поправить галстук.- Я не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто я играю в кошки-мышки. Поэтому к вам у меня только один вопрос до того, как я начну снимать отпечатки пальцев. От этого вопроса фактически будет зависеть мое личное суждение предваряющее доказательства отпечатков пальцев. Вопрос такой. Что такое "Красная книга Аппина"?

В библиотеке было почти темно. Жара была еще сильной, но уже чувствовался предзакатный легкий ветерок. Он шевелил ветви деревьев и створки окон. На лице Фарнли появилась зловещая, довольно неприятная улыбка. Он кивнул. Вынув из кармана записную книжку и маленький позолоченный карандаш, он вырвал листок и что-то на нем написал. Сложив листок, он подал его Марри.

- Это меня никогда не интересовало,- сказал Фарнли и добавил: - Ответ правильный?

- Правильный,- согласился Марри, посмотрев на истца.- А вы, сэр, не ответите ли на тот же вопрос?

Сначала истец, похоже, колебался. Его взгляд останавливался то на Фарнли, то на Марри, но выражения его лица Пейдж понять не мог. Он без слов категорически потребовал записную книжку и карандаш, и Фарнли протянул ему их. Истец написал несколько слов, вырвал лист и протянул его Марри.

- А теперь, господа,- сказал Марри, вставая,- я полагаю, можно снимать отпечатки пальцев. У меня здесь "Дактилограф", конечно довольно старый, но ничего. Вот чернильная подушечка, а вот две белые карточки. Позвольте только... можно включить свет?

Молли прошла по комнате и прикоснулась к электрическому выключателю возле двери. В библиотеке стоял канделябр на чугунном треножнике, в который некогда устанавливали свечи. Теперь свечи заменили маленькими электрическими лампочками, некоторые из них перегорели, поэтому свет в комнате не был слишком ярким. Сияние огоньков маленьких лампочек отражалось в оконных стеклах; старые книги на полках имели довольно зловещий вид. Марри разложил на столе свои принадлежности. "Дактилограф", к которому были прикованы взгляды всех присутствующих, представлял собой хрупкую маленькую книжечку в истончившемся от времени сером бумажном переплете, на котором красными буквами было написано название, а под ним красовался большой красный отпечаток.

- Старый друг,- сказал Марри, похлопывая по ней.- Итак, господа! "Свитые" отпечатки лучше, чем плоские; но я не принес валик, потому что хотел воспроизвести те самые условия. Мне нужны отпечатки пальцев только левой руки - здесь для сравнения имеется только ее отпечаток. Вот тут у меня носовой платок, смоченный бензолом, он нужен для того, чтобы смыть остатки пота. Воспользуйтесь - им. Потом...

Все было сделано.

У Пейджа душа ушла в пятки, он сам не мог сказать почему. Но все пребывали в каком-то неестественном возбуждении. Фарнли зачем-то настоял на том, чтобы перед снятием отпечатков пальцев закатать рукав, словно у него собирались брать кровь. Пейдж с удовольствием отметил, что оба адвоката разинули рты. Даже истец проворно воспользовался носовым платком, прежде чем наклониться над столом. Но самое большое впечатление на Пейджа произвела уверенность обоих участников спора. В голове у Пейджа мелькнула бредовая мысль: "А что, если у обоих окажутся одинаковые отпечатки пальцев?"

Он вспомнил, что шансы на это были один к шестидесяти четырем тысячам миллионов. Все равно никто не дрогнул и не закричал перед началом испытания. Никто...

У Марри была плохая авторучка. Она царапала, когда он писал имена, маркируя внизу каждую белую (неполированную) карточку. Затем он аккуратно высушил их, пока участники спора вытирали пальцы бензолом.

- Ну?- спросил Фарнли.

- Будьте настолько любезны, дайте мне четверть часа для работы. Простите меня за медлительность, но я не хуже вас понимаю важность этого дела.

Барроуз прищурился:

- Но не можете ли вы... не скажете ли вы нам?..

- Мой дорогой сэр,- прервал его Марри, нервы которого явно были напряжены до предела,- вы считаете, что одного беглого взгляда на эти отпечатки достаточно, чтобы их сравнить? Особенно с отпечатками пальцев мальчика, сделанными потускневшими чернилами двадцать пять лет назад? Их придется сравнивать по нескольким параметрам. Это можно сделать, но четверть часа, уверяю вас,- весьма скромное требование! Удвойте это время, и вы будете ближе к истине. Ну как, я могу приступить?

Истец тихо хихикнул.

- Я этого ожидал,- сказал он.- Но я предупреждаю вас, что это неразумно. Я чувствую запах крови. Вы будете убиты. Нет, я не сержусь, вы, как и двадцать пять лет назад, наслаждаетесь ситуацией и собственной важностью.

- Не вижу здесь ничего смешного.

- А здесь и нет ничего смешного. Вы сидите в освещенной комнате, окна которой выходят в темный, густой сад, где ветер дьявольски шелестит листьями деревьев. Будьте осторожны!

- Что ж,- ответил Марри со слабой улыбкой, скрывавшейся в его усах и бороде,- в таком случае я буду особенно осторожен. Самые нервные из вас могут понаблюдать за мной из окна. А теперь простите.

Они вышли в коридор, и он закрыл за ними дверь. Все шестеро остановились и оглядели друг друга. В длинном пустом коридоре уже был включен свет; Ноулз стоял у двери столовой, расположенной в новом крыле. Молли Фарнли, покрасневшая и напряженная, старалась говорить хладнокровно.

- Вы не думаете, что нам стоит слегка перекусить?- предложила она. Я приказала приготовить холодный ужин. В конце концов, что нам мешает вести обычный образ жизни?

- Спасибо,- с облегчением произнес Уэлкин,- я бы с удовольствием съел сандвич.

- Спасибо,- отказался Барроуз,- я не голоден.

- Спасибо,- присоединился к хору истец.- Приму я предложение или откажусь, это будет истолковано одинаково плохо. Я, пожалуй, выйду на воздух и выкурю длинную крепкую черную сигару; а кроме того, надо ведь убедиться, что с Марри ничего не случилось!

Фарнли промолчал. Как раз за его спиной в коридоре была дверь, выходящая в ту часть сада, вид на которую открывался из окон библиотеки. Он долгим и пристальным взглядом окинул своих гостей, затем открыл стеклянную дверь и тоже вышел в сад.

Таким образом, Пейдж в конце концов оказался в одиночестве. Единственным человеком, который находился в поле его зрения, был Уэлкин: он, стоя в тускло освещенной столовой, очень спокойно поглощал сандвичи с рыбным паштетом. Пейдж взглянул на часы: двадцать минут десятого. Немного поколебавшись, он последовал за Фарнли в приятную прохладу сада.

Эта часть сада была отгорожена от мира с одной стороны новым крылом дома, а с другой - высокой тисовой изгородью и представляла собой овал примерно в восемьдесят футов длиной и сорок футов шириной. С узкой стороны овала из окон библиотеки сквозь тисовые деревья пробивался слабый, неровный свет. В столовой, расположенной в новом крыле, тоже были стеклянные двери в сад, а над ними находился балкон и окна спальни.

Вдохновленные примером короля Вильгельма Третьего, Фарнли в семнадцатом веке начали разбивать регулярный сад наподобие сада в Хэмптон-Курт. Широкие песчаные тропинки, окаймленные тисовым кустарником, пролегали между деревьями, высаженными в строгом порядке. Кустарник доходил человеку до пояса, и в целом сад напоминал лабиринт. Ориентироваться в нем можно было без труда, но Пейдж считал, что он как нельзя больше подходит для игры в прятки. В центре сада была оставлена большая круглая поляна, огороженная розовыми кустами, а в середине ее был вырыт пруд, футов десяти в диаметре, огороженный низким парапетом. В сумерках сад освещался фонарями, и их свет, сливаясь со светом вечерней зари, придавал саду таинственное очарование. И все же по непонятной причине Пейдж никогда не испытывал к этому саду нежных чувств.

С этими мыслями пришли и другие, более неприятные. Беспокойство Пейджа вызывал не этот сад - нагромождение деревьев, кустарников и цветов. Его, как и всех, кто находился в данный момент в этом освещенном саду, волновало лишь одно: что происходит в библиотеке. Конечно, было абсурдно предполагать, что с Марри может произойти что-то нехорошее. Так дела не делаются, это не выход; и лишь гипнотическая личность истца могла возбудить такие мысли.

- Однако,- произнес почти вслух Пейдж,- по-моему, мне следует прогуляться под окнами и понаблюдать.

Он так и сделал: резко повернув назад, он пробормотал ругательство, потому что заметил еще одного наблюдателя. Он не понял, кто это, так как тот прятался за буком у окна библиотеки. Но за стеклом он увидел Кеннета Марри, сидевшего спиной к окну. Пейджу показалось, что тот только сейчас открывает сероватую книжечку.

Удивительно!

Пейдж быстро отошел и направился обратно в прохладу деревьев. Он обогнул круглый пруд, взглянув на единственную яркую звезду, поэтически названную им Маделин Дейн, которая сияла над трубами нового крыла. Шагая по лабиринту тропинок, он все больше погружался в лабиринт своих мыслей.

Так кто же все-таки обманщик? Фарнли или другой? Этого Пейдж не знал; за последние два часа он столько раз менял свое мнение, что больше не хотел гадать. А еще в мозгу назойливо звучало имя Маделин Дейн...

В этой стороне сада росли лавровые кусты, закрывающие каменную скамью. Пейдж сел и закурил. Как можно честнее прослеживая ход своих мыслей, он признался себе, что обижен на мир отчасти потому, что слишком уж часто ему напоминают о Маделин Дейн. Маделин, чья светлая и тонкая красота напоминала о ее происхождении, была женщиной, занимавшей немалое место в мыслях Пейджа. Он думал о ней больше, чем следовало, по мере того как медленно, но верно превращался в сварливого холостяка.

Вдруг Брайан Пейдж вскочил со скамьи, забыв о браке и о Маделин. Его встревожили негромкие звуки, доносящиеся из-за темных, низких кустов. Послышались хрипы, шарканье ног, удары и, наконец, всплеск.

Какое-то мгновение ему не хотелось даже двинуться с места.

На самом деле он не верил, что в саду что-то произошло. Он просто не мог в это поверить, но тем не менее бросил сигарету, придавил ее каблуком и почти бегом направился к дому. Он уже был недалеко от него, но дважды повернул неверно. Незнакомое место показалось ему пустынным, и вдруг он увидел высокую фигуру Барроуза, идущего к нему навстречу, и луч фонарика, светящего сквозь кусты и бьющего ему в глаза. Когда они подошли друг к другу и Пейдж увидел лицо Барроуза, выхваченное лучом из темноты, прохлада и ароматы сада вдруг стали ему безразличны.

- Итак, это произошло!- констатировал Барроуз.

Пейдж почувствовал легкую тошноту.

- Я не знаю, на что ты намекаешь,- солгал он,- этого не могло случиться!

- Я просто констатирую факт,- терпеливо, но испуганно ответил побелевший Барроуз.- Пойдем скорее, поможешь мне вытащить его! Не могу поклясться, что он мертв, но он лежит в пруду лицом вниз, и я совершенно уверен, что...

Пейдж посмотрел в сторону пруда. Он не мог разглядеть его из-за густых кустов, но отчетливо увидел заднюю часть дома. Из окна освещенной комнаты, что находилась над библиотекой, высунулся Ноулз, а на балконе своей спальни стояла Молли Фарнли.

- Говорю тебе,- настаивал Пейдж,- никто не посмел бы напасть на Марри! Это невозможно! Это абсурд! Да и вообще... что делал Марри в саду?

- Марри?- спросил Барроуз, глядя на него.- Почему Марри? Кто хоть слово сказал о Марри? Это Фарнли, приятель! Джон Фарнли! Когда я туда подошел, все уже было кончено! Боюсь, что сейчас уже слишком поздно!

Глава 6

- Но кому, черт подери,- вскричал Пейдж,- понадобилось убивать Фарнли?!

Ему надо было привести в порядок свои мысли. Впоследствии он признал, что первоначально идея об убийстве показалась ему нелепой. Однако, когда на смену этому предположению пришло другое, он вспомнил о своей первой мысли. Если это убийство, то очень хорошо спланированное убийство. Словно по волшебству, внимание всех было приковано к Марри. Никто в доме не думал ни о ком, кроме Марри. Никто не знал, где находятся остальные, все беспокоились только о местонахождении Марри. Человек, создавший такую ситуацию, мог действовать совершенно спокойно, если он собирался напасть не на Марри!

- Убить Фарнли?- ошарашенно переспросил Пейдж.- Нет, это абсурд! Проснись! Опомнись! Спокойно! Разберемся...

Продолжая говорить как человек, дающий указания водителю машины, он шел вперед уверенным шагом. Луч фонаря светил ровно, но он его выключил раньше, чем они добрались до пруда: то ли потому, что была лунная ночь, то ли потому, что не хотел видеть все слишком ясно.

Вокруг пруда шла полоса утрамбованного песка шириной футов в пять. Фарнли лежал в пруду ничком, тело его было слегка повернуто вправо, если смотреть из задней части сада. Пруд был достаточно глубок, и тело колыхалось на воде, которая брызгами разбивалась о низкий парапет. Они заметили на воде темные пятна, кругами поднимающиеся вверх и расплывающиеся вокруг тела. В темноте они не могли судить о цвете этих пятен, пока те не расползлись до белых лилий, растущих в пруду.

Когда Пейдж принялся вытягивать тело, каблук Фарнли зацепился за край парапета. Через минуту, которую Пейдж так не любил вспоминать впоследствии, он выпрямился и сказал:

- Ему уже ничем не поможешь! У него перерезано горло!

Шок еще не прошел, но оба говорили спокойно.

- Да. Этого я и боялся. Это...

- Это убийство. Или,- резко произнес Пейдж,- самоубийство?

Они в сумерках посмотрели друг на друга.

- Все равно,- вздохнул Барроуз, пытаясь говорить одновременно как лицо официальное и как друг дома,- надо унести его отсюда. Полагается ничего не трогать и ждать полиции; это, конечно, хорошо, но мы же не можем допустить, чтобы он лежал здесь. Это неприлично. Кроме того, его уже потревожили. Ну так как?

- Да!

Твидовый костюм, теперь черный и разбухший, казалось, впитал в себя тонну воды. Они с трудом перекинули Фарнли через парапет, замочив в пруду ботинки. Мирный вечерний аромат сада, особенно роз, казалось, никогда не был более театральным и неестественным, чем в эту ужасную ночь. Пейдж продолжал размышлять: "Это Джон Фарнли, и он мертв. Это невозможно!" И это было невозможно, если не считать одной детали, которая с каждой секундой становилась все яснее.

Ты сказал о самоубийстве,- пробормотал Барроуз, вытирая руки.- У нас возникла идея о самоубийстве, и мне это не нравится. Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что он в конце концов оказался обманщиком. Он блефовал, пока мог, и, несмотря ни на что, надеялся, что Марри не станет снимать отпечатки пальцев. Когда испытание было закончено, он представил себе последствия.

Поэтому он вышел сюда, встал на край пруда и...- Барроуз чиркнул рукой по горлу.

Все выглядело очень правдоподобно.

- Боюсь, что так,- признался Пейдж.

"Боюсь"? Но разве это не худшее оскорбление, которое можно нанести мертвому другу, уже не способному объясниться? Ведь он уже ничего не может ответить! Негодование поднималось тупой болью, ведь Джон Фарнли был его другом.

- Но это единственное, что приходит в голову. Господи, что же здесь случилось? Ты видел, как он это сделал? Чем он это сделал?

- Нет. Вообще-то я этого не видел. Я как раз выходил из коридора. В руке у меня был этот фонарь,- Барроуз то застегивал, то расстегивал пуговицу,- я взял его из ящика стола в коридоре. Ты знаешь, как плохо я вижу в темноте. Открывая ящик, я заметил Фарнли, стоящего здесь, на краю пруда, спиной ко мне - правда, видел я очень смутно. Потом он, по-моему, что-то сделал или немного пошевелился - с моим зрением трудно сказать наверняка. Ты, должно быть, слышал шум? Потом я услышал всплеск и стук - ужас, что я пережил, знаешь ли. Никогда еще со мной не случалось истории хуже, грязнее.

- Но разве рядом с ним никого не было?

- Нет,- сказал Барроуз, прижимая ко лбу кончики растопыренных пальцев.Или, по крайней мере, не совсем. Эти кусты доходят человеку до пояса, и...

Пейдж не успел уточнить значение слов "не совсем", произнесенных до щепетильности осторожным Натаниэлем Барроузом. Со стороны дома послышались голоса и шаги, и он быстро заговорил:

- Ты имеешь авторитет. Они идут... Молли ничего не видела. Не мог бы ты воспользоваться своим влиянием и не пускать их сюда?

Барроуз два-три раза прочистил горло, как нервный оратор перед ответственной речью, и распрямил плечи. Он включил фонарь и, освещая себе путь, направился к дому. Луч скользнул по Молли, вслед за ней шел Кеннет Марри; но их лица оставались в тени.

- Простите,- начал Барроуз с неестественной резкостью в голосе.- Но с сэром Джоном произошел несчастный случай, и вам лучше туда не ходить...

- Не глупите!- строго бросила Молли.

Она решительно прошла мимо него и скрылась во мраке, нависшем над прудом. К счастью, она не могла в полной мере увидеть картину происшедшего. Хотя Молли изо всех сил старалась создать впечатление спокойствия, Пейдж слышал резкий скрежет ее каблуков по песку. Он обнял ее за плечи, чтобы успокоить, и, когда она прильнула к нему, он уловил ее прерывистое дыхание. Но слова, которые она произнесла сквозь рыдания, показались ему загадочными. Молли сказала:

- Будь все проклято, а ведь он настоящий!

Что-то в ее тоне подсказало Пейджу, что она говорит не о своем муже. Это так его поразило, что он не мог произнести ни слова, а она, спрятав лицо в ладонях, быстро пошла к дому.

- Пусть идет,- сказал Марри,- для нее так будет лучше.

В этой ситуации Марри оказался не столь рассудительным, как можно было ожидать. Он был сбит с толку. Взяв у Барроуза фонарь, он направил луч на лежащее тело и присвистнул, обнажив крепкие зубы.

- Вы установили, что сэр Джон Фарнли был не сэром Джоном Фарнли?спросил Пейдж.

- Что? Простите?

Пейдж повторил вопрос.

- Я абсолютно ничего не установил,- с гнетущей суровостью ответил Марри.- Я хочу сказать, что еще не закончил сравнивать отпечатки. Я только начал работать.

- Кажется, вам уже не надо ничего доказывать,- вяло заметил Барроуз.

И это было правдой. В самоубийстве Фарнли не было никаких сомнений. Пейдж видел, как, поглаживая бородку, Марри отрешенно покачивает головой, словно пытаясь вызвать старые воспоминания.

- Но больших сомнений у вас нет, не так ли?- допытывался Пейдж.- Кто же из них, по-вашему, был обманщиком?

- Я уже вам сказал...- огрызнулся Марри.

- Да, да, но послушайте! Я только спросил вас, кто из них был обманщиком? У вас же должно было сложиться какое-то мнение, когда вы увидели их и поговорили с ними? В конце концов, это же самое главное! Вы же понимаете это... Если Фарнли был обманщиком, у него были веские причины для самоубийства, и мы, разумеется, можем понять, почему он покончил с собой. Если же, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, он не был самозванцем...

- Вы предполагаете?..

- Нет, нет! Только спрашиваю. Если он был настоящим Джоном Фарнли, у него не было причин перерезать себе горло! Значит, он был обманщиком! Не так ли?

- Привычка делать скоропалительные выводы, даже не проверив данных,начал Марри менторским тоном, похожим и на грубый отпор, и на научную дискуссию,- очень свойственна умам, далеким от академической...

- Вы правы! Вопрос закрыт!

- Нет, нет! Вы меня неправильно поняли!- Марри замахал руками, как гипнотизер. Похоже, он испытывал неловкость и волнение оттого, что равновесие в споре было нарушено.- Вы намекаете, что это может быть убийством, имея в виду, что, если бы... э... несчастный джентльмен, лежащий перед нами, был настоящим Джоном Фарнли, он бы не покончил с собой. Но настоящий он Джонни или нет - зачем кому-то его убивать? Если он мошенник, зачем его убивать? Им займется закон. Если он настоящий, зачем его убивать? Он никому не причинил вреда. Видите, я стараюсь взвесить все обстоятельства!

В разговор мрачно вмешался Барроуз:

- Да еще эта внезапно возникшая тема о Скотленд-Ярде и бедной Виктории Дейли! Я всегда считал себя здравомыслящим человеком, но тут у меня возникли сомнения, которые мне надо как-то разрешить. К тому же я всегда не любил этот сад!

- Ты тоже это почувствовал?- спросил Пейдж.

Марри с нескрываемым интересом наблюдал за ними.

- Стоп!- воскликнул он.- О саде! Почему вы его не любите, мистер Барроуз? У вас с ним связаны какие-то воспоминания?

- Не совсем воспоминания.- Барроуз задумался. Похоже, ему стало не по себе.- Просто, когда кто-то рассказывал истории про привидения, в этом саду они казались в два раза страшнее, чем в любом другом месте. Я вспоминаю одну, о... это не важно! Я всегда думал, что здесь легко встретить дьявола, а я еще хочу пожить. Однако все это не имеет отношения к делу! Надо работать! Болтать некогда!

Марри охватывало все большее возбуждение.

- Ах да! Полиция,- сказал он.- Да, здесь еще многое предстоит сделать в... э... практическом смысле. Вы, я думаю, позволите мне взяться за дело? Вы пойдете со мной, мистер Барроуз? Мистер Пейдж, не будете ли вы любезны остаться с... э... телом до нашего возвращения?

- Зачем?- спросил практичный Пейдж.

- Так обычно делается. Ах да! Будьте любезны, дайте мистеру Пейджу ваш фонарь, мой друг. А теперь пошли. В "Фарнли-Клоуз" не было телефона, когда я здесь жил; но сейчас, полагаю, есть? Хорошо, хорошо, хорошо. Нам также нужен доктор.

Он вырвался вперед, ведя за собой Барроуза, а Пейдж остался у пруда с останками Джона Фарнли.

По мере того как проходил шок, Пейдж озирался в темноте и размышлял о вопиющей бессмысленности и загадочности трагедии. И все же самоубийство обманщика было достаточно простым объяснением. Его беспокоило то, что он так ничего и не добился от Марри. Для Марри было бы достаточно просто сказать: "Да, это, несомненно, обманщик; я знал это с самого начала"; да и весь вид Марри, кажется, свидетельствует о том, что он думает именно так. Но он не сказал ничего. Может быть, дело просто в его любви к тайнам?

- Фарнли!- вслух произнес Пейдж.- Фарнли!

- Вы меня звали?- спросил голос почти у него под рукой.

Эффект этого голоса во мраке был таков, что Пейдж отскочил назад и чуть не споткнулся о тело. Фигуры и очертания были полностью скрыты ночной темнотой. За звуком шагов по песчаной тропинке последовал шорох спички. Пламя вспыхнуло над коробком, зажатым в обеих руках, и высветило над тисовыми кустами лицо истца - Патрика Гора или Джона Фарнли,- глядящее на берег пруда. Он несколько неуклюже прошел вперед.

Истец держал в руке тонкую сигару, наполовину выкуренную и погасшую. Он засунул ее в рот, осторожно поджег и поднял взгляд.

- Вы меня звали?- повторил он.

- Нет,- мрачно произнес Пейдж.- Но хорошо, что вы ответили. Вы знаете, что произошло?

- Да.

- Где вы были?

- Гулял.

Спичка догорела; Пейдж слышал его слабое дыхание. То, что этот человек потрясен, не вызывало сомнения. Он подошел ближе,- в углу его рта дымилась сигара.

- Бедный плут,- произнес истец, опустив глаза.- И что-то в нем все-таки вызывало уважение. Мне даже немного жаль, что я все это затеял. Я нисколько не сомневался, что он принял пуританскую веру своих предков и провел много лет раскаиваясь и управляя имением. В конце концов, он мог продолжить игру и стать лучшим помещиком, чем стану когда-нибудь я. Но ложный Джон Фарнли оказался ничтожеством - не выдержал и сделал это.

- Что "это"? Самоубийство?

- Несомненно!- Истец вынул изо рта сигару и выдохнул клубящееся облако дыма, похожее в темноте на призрак, принимающий странные очертания.Полагаю, Марри сравнил отпечатки пальцев? Вы присутствовали на маленьком допросе, учиненном им. Скажите, вы заметили, когда наш... покойный друг допустил промах и выдал себя?

- Нет.

Пейдж вдруг понял, что взволнованный вид истца вызван не только потрясением, но и другими эмоциями.

- Марри не был бы самим собой,- несколько сухо произнес истец,- если бы не задавал вопросы-ловушки. Он всегда баловался этим. Я ожидал этого и побаивался, нет, не ловушки, а того, что я что-нибудь забыл. Вы помните его вопрос: "Что такое "Красная книга Аппина"?"

- Да. И вы оба что-то написали.

- Конечно, никакой книги не было. Мне следовало бы поинтересоваться, какую чушь написал мой соперник. Ситуация стала более интригующей, когда Марри с торжественным лицом совы подтвердил, что ответ правильный. И это подтверждение ввергло моего противника почти в панику. Ах, будь все это проклято!- Он замолчал и горящим кончиком сигары начертил в воздухе что-то похожее на вопросительный знак.- Что ж, посмотрим, что сделал с собой этот бедняга! Дайте мне, пожалуйста, ваш фонарик!

Пейдж отдал ему фонарь и отступил в сторону. Истец присел на корточки. Наступило долгое молчание, изредка прерываемое невнятным бормотанием. Наконец он встал и медленно подошел к Пейджу, по пути нервно поигрывая выключателем фонарика.

- Друг мой,- отрешенным голосом произнес он,- это не так.

- Что не так?

- Мне очень неприятно говорить это, но я готов поклясться, что этот человек не покончил с собой!

(Примем во внимание гипнотизм его голоса, интуицию и атмосферу сумрачного сада.)

- Почему?

- А вы посмотрели на него внимательно? Тогда подойдите и посмотрите. Разве человек может перерезать себе горло три раза подряд, каждый раз вскрывая яремную вену, ведь после первого разреза он должен уже умереть? Может ли он это сделать? Не знаю... я в этом сомневаюсь. Вспомните, я начинал свою карьеру в цирке. Я никогда не видел ничего подобного... Разве что в случае, когда Барни Пул, лучший дрессировщик запада Миссисипи, не был убит леопардом.

Ночной бриз, блуждавший по лабиринту сада, шевелил розы.

- Где, хотел бы я знать, находится орудие убийства?- продолжал он, играя лучом фонаря по застланной туманом воде.- Вероятно, здесь, в пруду, но я не думаю, что нам следует лезть за ним. Мы в таких делах гораздо больше нуждаемся в полиции, чем нам кажется. Ситуация меняется, и... это меня тревожит,- вздохнул истец, словно делая уступку.- Зачем убивать обманщика?

- Или настоящего наследника, если уж на то пошло,- сказал Пейдж.

Тут у Пейджа возникло ощущение, будто истец пронзительно смотрит на него.

- Вы все еще считаете...

Их прервал звук шагов. От дома кто-то шел к ним. Истец направил луч света на Уэлкина, адвоката, который, насколько помнил Пейдж, ел в столовой сандвичи с рыбным паштетом. Уэлкин, явно очень напуганный, сжимал под жилетом белый листок, словно собирался произносить речь. Затем он передумал.

- Вам лучше вернуться в дом, господа,- сказал он.- Мистер Марри хотел бы вас видеть. Надеюсь,- он зловеще подчеркнул это слово и сурово посмотрел на истца,- надеюсь, никто из вас, господа, не был в доме с тех пор, как это произошло?

Патрик Гор быстро повернулся:

- Не говорите мне, что произошло что-то еще!

- Произошло!- раздраженно произнес Уэлкин.- Похоже, кто-то воспользовался суматохой. В отсутствие мистера Марри кто-то вошел в библиотеку и украл "Дактилограф", в котором было наше единственное доказательство!

Часть вторая

ЧЕТВЕРГ, 30 ИЮЛЯ. ЖИЗНЬ МЕХАНИЧЕСКОЙ КУКЛЫ

Затем все замолчали, и наконец снова появился Моксон и с довольно виноватой улыбкой произнес:

- Простите, что так неожиданно вас покинул. Моя машина раскапризничалась и взбунтовалась.

Спокойно посмотрев на его левую щеку, разукрашенную четырьмя параллельными кровавыми ссадинами, я спросил:

- А нельзя было подстричь ей когти?

Амброаз Бирс. Хозяин Моксона

Глава 7

Теплым дождливым ранним утром следующего дня Пейдж снова сидел за столом в своем кабинете, но на этот раз с совершенно другими мыслями.

По комнате монотонно, под стать звуку дождя, расхаживал детектив-инспектор Эллиот.

А в самом большом кресле, как на троне, восседал доктор Гидеон Фелл.

Громоподобный смех доктора сегодня не звучал. Он приехал в Маллингфорд утром, и ситуация, которую он обнаружил, похоже, ему не понравилась. Откинувшись в большом кресле, он тяжело дышал. Сосредоточенный взгляд его глаз из-за пенсне на широком черном шнурке был направлен на угол стола; бандитские усы ощетинились, словно готовясь к спору, а на одно ухо падала большая прядь тронутых сединой волос. Рядом с ним на стуле лежали широкополая шляпа и трость с набалдашником из черного дерева. Хотя у него под рукой стояла большая кружка пива, его, казалось, не интересовало даже это. Его всегда красное лицо от июльской жары раскраснелось еще больше, но привычной веселости сегодня в нем не было. Пейдж нашел его даже крупнее как ростом, так и комплекцией,- чем его описывали; когда Фелл, в своей накидке с байтовыми складками, переступил порог коттеджа, он, казалось, заполнил все пространство, потеснив даже мебель.

Впрочем, ситуация не нравилась никому в округе от Маллингфорда до Соана. Округ словно замкнулся в себе, но даже его молчание было красноречивым. Все уже знали, что незнакомец из "Быка и мясника", известный как "фольклорист", на самом деле инспектор Скотленд-Ярда. Но об этом не было упомянуто ни слова. В баре "Быка и мясника" любители утренней пинты говорили шепотом и поскорее уходили - вот и все. Доктор Фелл не смог поселиться в гостинице при баре, так как обе комнаты для гостей были заняты, и Пейдж с радостью пригласил его в свой коттедж.

Пейджу нравился инспектор Эллиот. Эндрю Макэндрю Эллиот не был похож ни на фольклориста, ни на человека из Скотленд-Ярда. Он был довольно молод, худ, серьезен и рыжеват. Эллиот любил спорить и острить, что особенно не нравилось старшему полицейскому офицеру Хэдли. Скрупулезный шотландец вникал в мельчайшие подробности самых незначительных дел. Сейчас, расхаживая под стук серого дождя по кабинету Пейджа, Эллиот старался прояснить ситуацию.

- Хм... да,- проворчал доктор Фелл.- Но что же именно здесь произошло?

Эллиот задумался.

- Капитан Марчбанк, старший констебль, позвонил сегодня утром в Скотленд-Ярд и сказал, что умывает руки,- произнес он.- Обычно, разумеется, они присылают старшего инспектора. Но так как я оказался на месте и к тому же уже расследовал дело, которое могло быть связано с...

"Убийством Виктории Дейли,- подумал Пейдж.- Но как связано?"

- Вы получили шанс,- сказал доктор Фелл.- Отлично.

- Да, сэр, я получил шанс,- согласился Эллиот, осторожно опершись о стол веснушчатым кулаком.- И я намерен воспользоваться им, если смогу. Это возможность... Да вам все это известно!- Он глубоко выдохнул.- Но вам известно, с какими трудностями мне придется столкнуться? Люди здесь замкнуты плотнее, чем окна. Вы пытаетесь подсмотреть, но вас не пускают внутрь. Они могут выпить стакан пива и поговорить ни о чем, но сразу замыкаются, когда вы заговариваете о деле. С так называемой местной знатью,- в его тоне прозвучало легкое пренебрежение к этому сословию,- иметь дело еще труднее, так было даже до событий в "Фарнли-Клоуз".

- Вы говорите о другом деле?- спросил доктор Фелл, открыв глаз.

- Совершенно верно. Единственный, кто оказался тут полезным,- это мисс Дейн, Маделин Дейн. Мы имеем дело,- заявил инспектор Эллиот с умеренной осторожностью и пафосом,- с разумной женщиной. Говорить с ней - одно удовольствие. Она не из тех несговорчивых мисс, которые выпускают дым вам в лицо и звонят своим адвокатам, как только им вручаешь повестку. Нет. Это настоящая леди; кстати, она мне напоминает девочку, которую я знал в детстве.

Доктор Фелл открыл оба глаза, и инспектор Эллиот беспокойно заерзал, покраснев под своими веснушками, сокрушаясь о своей откровенности. Но Брайан Пейдж понял его и одобрил. Он даже почувствовал прилив неосознанной зависти.

- Однако,- продолжил инспектор,- вам хочется узнать о "Фарнли-Клоуз". Я взял показания у всех, кто был там вчера ночью. Короткие показания. На некоторых мне пришлось хорошенько нажать. Мистер Барроуз остался вчера ночью в "Фарнли-Клоуз", чтобы подготовиться к нашему появлению. Но истец, этот мистер Патрик Гор, и его адвокат по имени Уэлкин оба вернулись в Мейдстоун.Он оглянулся на Пейджа: - Я догадываюсь, сэр, здесь возникла небольшая ссора... или, скажем, ситуация стала очень напряженной с того момента, как украли этот "Дактилограф"?

Пейдж с готовностью признал это.

- Особенно после того, как украли "Дактилограф",- ответил он.- Странно, что для всех, кроме Молли Фарнли, кража доказательства оказалась более важной, чем убийство Фарнли, если это было убийство.

В глазах доктора Фелла появился интерес.

- Кстати, а каково было общее отношение к вопросу "самоубийство" или "убийство"?

- Очень осторожное. Практически никакого отношения, что удивительно. Единственным человеком, который сказал - вернее, закричал,- что его убили, была Молли, я имею в виду леди Фарнли. Думаю, что сегодня никто не вспомнит об обвинениях в мошенничестве. Я могу сообщить, что не помню и половины из них. Полагаю, это более чем естественно. Мы заранее так переволновались, что реакция получилась слишком сильной. Даже адвокатам, как оказалось, не чуждо ничто человеческое. Марри пытался заняться этим делом, но ему помешали. Да и от нашего местного сержанта полиции пользы было немного.

- Я пытаюсь,- сказал доктор Фелл, зловеще подчеркивая это слово,подобраться к решению проблемы. Вы говорите, инспектор, что нисколько не сомневаетесь, что это убийство?

Эллиот держался твердо:

- Нет, сэр, не сомневаюсь. Поперек горла было три глубоких разреза, и я пока не нашел никакого оружия ни в саду, ни где-либо поблизости. Заметьте,осторожно произнес он,- у меня еще нет медицинского заключения. Я не утверждаю, что человек не может нанести себе три подобные раны. Но отсутствие орудия убийства, кажется, все решает.

Некоторое время они слушали шум дождя и тяжелое дыхание доктора Фелла, свидетельствующее о его сомнениях.

- Учтите,- проговорил доктор,- у меня нет ответа... черт подери, я только предполагаю! Никто ведь не верит, что он мог покончить с собой и, корчась в конвульсиях, выбросить оружие так, чтобы его не нашли? Я думаю, это случилось иначе.

- В принципе это возможно. Но он не мог выбросить его за пределы сада, а если так, то сержант Бертон найдет его.- Эллиот с любопытством посмотрел на суровое лицо Фелла: - Послушайте, сэр; вы-то как думаете: это было убийство?

- Нет, нет, нет,- серьезно произнес доктор Фелл, словно это его несколько шокировало.- Но даже если это убийство, я, право, не могу понять, в чем ваша проблема?

- Наша проблема заключается в том, кто убил Джона Фарнли!

- Вы до сих пор не понимаете, в какую адскую, двусмысленную историю мы впутываемся. Меня беспокоит это дело, потому что нарушены все правила. А нарушены они потому, что жертвой выбрали не того человека! Если бы убили Марри! Черт возьми, убить должны были Марри! При любом хорошо продуманном плане он был бы убит. Ведь его присутствие буквально кричит об этом. Имеется человек, обладающий доказательством, способным решить жизненно важную проблему без особого труда, человек, который, вероятно, может решить головоломку с переменой ролей даже без этого доказательства! Конечно, это самый вероятный кандидат в покойники! Однако он остается невредимым, а проблема перемены ролей становится вовсе необъяснимой из-за смерти одного из претендентов. Вы следите за моей мыслью?

Загрузка...