П. Аландский Кровавый коралл проф. Ольдена Gorallus sanguineus Oldensis.






Рассказ П. Аландского.

Огромный зал Лондонского Королевского Общества Экспериментальных Наук был ярко освещен. Он был переполнен самой разнообразной публикой, — здесь сидели почтенные, убеленные сединами ученые в старомодных - сюртуках, было много и начинающих ученых, которые с уважением смотрели на тех, чьи имена были известны всему миру.

Но больше всего набралось в зале посторонней публики, явившейся сюда из любознательности, а может быть, и из любопытства. Газетный и журнальный шум, поднявшийся в последнее время около имени профессора Ольдена, химика, хорошо известного в ученом мире, привлек эту публику, которая была науке собственно чужда.

Все ждали с нетерпением начала доклада.

Вдруг в зале воцарилась тишина. На кафедру твердой, походкой взошел высокий худой человек. Это и был профессор Ольден.

Прошло несколько секунд. Проф. Ольден обвел присутствующих долгим взглядом. Но на его бесстрастном лице нельзя было прочитать, доволен-ли он видом переполненного зала, или нет.

Промолчав, немного, проф. Ольден начал:

— Милостивые государыни и милостивые государи!

Мой доклад не будет продолжителен. Основной интерес его — усовершенствованная мною, световая демонстрация последних достижений в области искусственного выращивания растений-кристаллов.


В конце доклада я продемонстрирую перед присутствующими мое собственное открытие в этой мало-исследованной области.

Я вижу, что, кроме уважаемых коллег, мой доклад почтила своим посещением публика, не имеющая прямого отношения к чистой науке.

Ее, повидимому, привлекла сюда любознательность.

Высоко ценю это побуждение, так как вижу в этом проявление той культурности, которая всегда и везде является показателем роста просвещения. Но, с другой стороны, присутствие этих «непосвященных» заставляет меня быть более элементарным, чем, быть может, я сам хотел. Надеюсь, мои уважаемые коллеги простят за то небольшое отступление, которое я должен сделать в интересах широких кругов публики.

Проф. Ольден поправил роговые очки и продолжал:

— ...Основными задачами физиологической химии являются: 1) изучение химических процессов в нашем, организме и 2) выяснение химического состава и структуры отдельных веществ нашего тела: жира, белка, сахара и пр. Изучая свойства некоторых перепонок организма, ученые химики совершенно случайно открыли удивительную, неисследованную область. Оказалось, что эти, так называемые полупроницаемые «перепонки», обладают свойством пропускать через свои поры целый ряд растворенных кристаллических веществ (соль,сахар) и задерживать некристаллические коллоидальные вещества (крахмал, клей). Благодаря этому свойству получилась возможность отделять из смеси растворов тех и других веществ — одни вещества от других.

Химики долго не находили объяснения этому явлению, пока, наконец, Гремм, в конце прошлого столетия, не разъяснил сущности этого процесса. Он доказал, что величина молекулы кристаллов меньше отверстия пор перепонки, а потому они легко проходят через нее. Молекулы же коллоидных веществ, как более крупные по размерам, пройти не могут и остаются за перепонкой.

Получилось то же, что после просеивания муки через сито. Мука, как вещество более мелкое, легко просеивается, — отруби остаются на сите.

Этот процесс диализирования продолжается до тех пор, пока концентрация раствора и за перепонкой не делается одинаковой. Ученым удалось приготовить такие перепонки чисто химическим путем. Стали делать опыты. Целый ряд ученых увековечил свои имена в этой интересной области. Одно открытие сменяло другое. И вот перед физиолого-химиками открылась странная, удивительная область — область искусственного выращивания цветов-кристаллов...

Проф. Ольден остановился, налил в стакан воды и отпил несколько.

— ...Если взять раствор кристаллической соли и поместить туда вещество органического характера, то в первый момент получается взаимодействие веществ, результатом чего является иногда преобразование всего вещества в полупроницаемую перепонку. Потом начинается явление диализа. Молекулы кристаллов начинают проникать через поры внутрь. Проходят. Вследствие различия концентрации веществ снаружи и внутри перепонки молекулы начинают оказывать давление в сторону наименьшего сопротивления.

Под влиянием этого давления перепонка растягивается до тех пор, пока степень, концентрации, а, следовательно и давления, не уравновешиваются.

Растягиваясь, перепонка часто принимает удивительно неожиданные формы, напоминающие растения.


Я продемонстрирую вам несколько таких кристалло-растений.

— Мистер Пирсен! — обратился он к ассистенту: — будьте любезны, приступите к демонстрации.

Свет в зале погас. Огромный экран за спиной профессора вдруг засветился ослепительным светом. Послышалось легкое жужжание кино-аппарата, и на экране стали проходить чудные представители этого вновь открытого растительного мира.

Промелькнул какой-то голубой кристалл с прямыми отходящими ветками... молочно-белое гигантских размеров растение, похожее на причудливый мох...

— Пирогалловый декстрин в смеси с роданистым стронцием... — прозвучал в темноте голос проф. Ольдена.

Промелькнули какие-то воздушные сетки, пучки, клубки...

...— Фенол теллуиновый, раствор гликогена с хлористым барием, — бесстрастно пояснил Ольден.

...— Бензалиден с альфа-амилово-пропионовой кислотой. Открыт Гербертом Дротингом в 1919 году...

Голос профессора звучал холодно и бесстрастно.

С каждой минутой возрастал интерес присутствующих... Формы кристаллов делались все необычайнее и необычайнее... Тонкие стебли, с густыми, похожими на листья, отростками, необыкновенные цветы, бутоны...

Прозрачные, серебряные, бледно-розовые, зеленовато-желтые — они мелькали дивной чередой перед восхищенными взорами присутствующих.

И вдруг — все замерло... На экране появилось новое поразительное растение... Оно было рубинового цвета. От основного слегка изогнутого ствола отходили во все стороны кровавые ответвления. Резко рессеченные листья покачивались, перегибались, сверкали и переливались на экране всеми цветами радуги. Лучи света, казалось, просвечивали через необычайный кристалл и вдыхали жизнь в эти длинные колеблющиеся ветки.

Голос профессора поднялся на одну ноту выше.

— Это мой коралл... мое создание... я назвал его Corallus sanguineus Oldensis.

Публика не могла сдержать своего восторга. По всему залу пронесся шопот тихих восторженных восклицаний. Но прошла минута, другая, и вдруг наступила гробовая тишина... Что-то зловещее было в живом чудесном растении, прихотливые рубиновые ветки которого медленно двигались, словно щупальцы гигантского спрута... Профессор спокойно продолжал:

— Я почти год работал над его созданием. Я опубликую способы выращивания, его состав и формулу только после того, как приду к тем результатам, которых я хочу и надеюсь достичь. Свое открытие я буду считать лишь тогда законченным, когда мне удастся разгадать тайну создания тех живых существ, которые известны всему научному миру. Я далек от самообольщения, но я утверждаю, что стою на пути к разрешению этой задачи. Я создал чудесное растение, свойства которого еще неизвестны научному миру. Я заставлю это красивое существо оторваться от основного ствола... я дам ему возможность свободно перемещаться... Может быть, я сумею одухотворить его сознанием... Я знаю, это очень трудно, однако, не невозможно. Я думаю, что мне удастся, и притом очень скоро, из моего коралла создать живое существо более совершенное. Будет ли это нечто вроде спрута, я не знаю, но что это будет, я в этом уверен.

Доклад, господа, я считаю оконченным. Прошу желающих задавать мне вопросы.

Зал осветился. Профессор Ольден стоял бесстрастный и спокойный.

Посыпались вопросы, главным образом, узко-специального содержания.

Проф. Ольден предупредительно отвечал. Однако, на многие вопросы он давал уклончивые ответы.

Наконец, кончились прения. Публика медленно направилась к выходу, очарованная всем виденным и слышанным. Она была под обаянием великого, гениального творчества.

Ученые тотчас же окружили профессора Ольдена. Вообще его недолюбливали за его необщительность, сухость и даже высокомерие. Но его гениальность признавалась даже его врагами.

Проф. Ольдену жали руки. Но это не были горячие дружеские рукопожатия. Это был молчаливый знак глубокого, но холодного уважения.

Вдруг из толпы ученых выделился молодой человек лет 30. Он, улучив момент, обратился к профессору.

— Простите мою смелость, г. профессор. Я доцент Гамбургского университета — Дит Генрих Моор. Я прислан факультетом специально на ваш доклад. Я хотел бы, с вашего позволения, познакомиться с вашей лабораторией и с методами вашей работы. Если вы не будете иметь ничего против, я буду вам чрезвычайно благодарен.

Проф. Ольден холодно посмотрел на говорившего и сухо ответил:

— Рад вам услужить, мистер Моор, и с удовольствием исполню вашу просьбу. Буду вас ждать завтра в 12.

Молодой ученый поблагодарил и направился к выходу.

У самых дверей он оглянулся и увидел, что проф. Ольден продолжает стоять на месте, не сводя с него глаз.

Этот пристальный взгляд поразил Моора. Всю дорогу, идя домой, он не мог отделаться от какого-то тяжелого впечатления.

Какие у него странные глаза! — думал он. — Глаза ненормального человека. Впрочем, ведь утверждают, что между гениальностью и безумием нет резкой границы. Странно. Зачем он так пристально смотрел на меня?..


* * *

Придя домой, Дит Моор сел за стол и задумался. Потом он достал бумажник и стал читать письмо своего друга, Отто Креслинга, исчезнувшего месяца три тому назад.


15 января.

Дорогой Дит!

Наконец, я добился разрешения попасть в святое святых величайшего чародея нашего столетия, проф. Ольдена. Завтра я явлюсь, с его разрешения, в его лабораторию и, может быть, подыму край того занавеса, который так упорно задергивает профессор Ольден.

Странный... зловещий старик!..

Не говори никому ни слова о моих планах. Если мне удастся что-нибудь узнать, это будет большим сюрпризом для всех наших. Если не удастся, меня твоя нескромность поставит в неловкое положение.

Передай всем нашим привет.

Твой Отто.



Потом он достал другое письмо, посланное две недели спустя.


...Друг мой — писал Креслинг, — мне кажется, что я раскрыл тайну профессора Ольдена. Она настолько ужасна, что я не решаюсь даже передать ее тебе в письме. Надо быть вполне уверенным в том, что говоришь и думаешь. А у меня этой уверенности пока нет... Есть одни лишь подозрения...

Неприятно, что Ольден, повидимому, заметил, что я слишком пытливо всматриваюсь в то, что ему почему-то хотелось бы скрыть от других.

Прости.

Твой Отто.



Дит Моор решил заносить в свою записную книжку все впечатления, все события, начиная с того дня, когда он встретился с проф. Ольденом.


Из записной книжки Дита Генриха Моора.

27 августа.

Был на докладе проф. Ольдена! Удивительное открытие, которое приближает к разрешению тайны мироздания.

Сам Ольден не понравился. Завтра в 12 должен быть у него в лаборатории.

28 августа.

Я сегодня был у проф. Ольдена! Он принял меня сухо. Мне кажется, я ему мешаю и стесняю его. Но я решился не замечать его холодности. Профессор представил меня своим сотрудникам. Отто Креслинга между ними не оказалось. Я не решился спросить профессора о моем друге. Наведу справки стороной.

29 августа.

Я осмотрел лаборатории проф. Ольдена. Громадные залитые светом залы сплошь установлены препаратами чудных растений-кристаллов; теми, которые я видел на экране во время доклада.

Их очень много. Многие чрезвычайно ценны и интересны. К моему великому изумлению Corallus sanguineus я между другими препаратами не нашел. Мне сказали, что он находится в кабинете профессора, куда доступ для всех закрыт, кроме старшего ассистента.

Профессор в лабораториях бывает редко. Большую часть времени он проводит у себя в святом святых, как выразился в своем письме Отто.

30 августа.

Я перезнакомился со всеми ассистентами и лаборантами проф. Ольдена. Между ними некоторые очень симпатичны. Сегодня долго разговаривал с Самуилом Пирсеном, старшим ассистентом проф. Ольдена.

Это — суровый, еще не старый человек с резкими чертами лица. Он очень недружелюбно относится ко мне. Его разговор был очевидно экзаменом. Повидимому, здесь новых лиц не особенно любят.

1 сентября.

Мне дали кропотливую работу, требующую знания дела и усидчивости. У меня почему-то создалось впечатление, что проф. Ольден меня испытывает, действительно-ли я тот, кем я хочу себя представить.

2 сентября.

Работа моя быстро подвигается вперед. Я уже достаточно пригляделся за эти пять дней к лаборатории проф. Ольдена.

Около меня работает молодой лаборант из Христиании, Оскар Оксен.

4 сентября.

Разговорились с Оскаром Оксеном. Удивительный человек. Он рассказал мне много интересного. Оказывается к нему относятся так же недоверчиво и недружелюбно. Он работает здесь два месяца и за это время отношение к нему изменились очень мало. Вообще, если верить его словам, в полном доверии у профессора только один Пирсен, с которым профессор проводит целые дни, с утра до ночи, в кабинете.

Иногда профессор по целым дням не бывает в лаборатории. Разговору помешал подошедший m-r Лажери, смуглый француз, кажется, из Бордо. Он попросил меня произвести анализ марганцевых солей. Мне так хотелось спросить Оксена о Креслинге, но я решил быть осторожным.

6 сентября.

Я стал расспрашивать Оксена о его работе. Оказывается, что и он, и все прочие недовольны своими занятиями. Проф. Ольден никого не подпускает к своим собственным работам и потому обычно у всех занятия в его лаборатории оканчиваются внезапным разрывом и таким же внезапным отъездом. Я задал Оксену мучивший меня вопрос — не знал ли он Отто Креслинга.

Оксен пытливо посмотрел на меня и потом сказал.

— Креслинга? Действительно, я его знаю, но очень мало... Он уехал через неделю после моего приезда.

— Он уехал... вы не знаете куда? — спросил я.

— Нет, не знаю... — ответил Оксен. Он даже ни с кем не простился. У него было, кажется, бурное объяснение с профессором, который вызвал его в кабинет, куда, как вы знаете, доступ нам, простым смертным, закрыт. Я даже, позавидовал вашему другу.

В кабинете он оставался так долго, что все мы разошлись по домам. Шли и рассуждали о чести, которая выпала на долю Креслинга. Признаться, мы совершенно не понимаем, почему Отто Креслинг удостоился ее... а утром нам Пирсен сказал, что Креслинг уехал, так как его вызвали экстренно телеграммой...

Что все это значит?

Если бы Отто действительно уехал, он дал бы о себе знать. Ничего не понимаю...

7 сентября.

Работа моя кончена. Представил подробный отчет профессору. Он сухо меня поблагодарил и попросил подождать со следующей работой.

— У нас, к сожалению, нет нужных препаратов, — сказал он мне при расставании.

Я спросил Оксена, видал ли он Corallus sanguineus в натуре. Он ответил отрицательно.

— Только на экране, во время доклада, — сказал он недовольным тоном.

10 сентября.

Я недоумеваю, отчего проф. Ольден так бережет свой коралл. Оксен говорит, что стоит кому-нибудь пожелать увидеть это фантастическое растение, как немедленно происходит разрыв с профессором и отъезд. Подобный случай был незадолго до вашего приезда, — сказал он.

Нет ли здесь связи с исчезновением Отто Креслинга?

13 сентября.

Сегодня ночью не спалось. Пошел побродить по городу и как то невольно пришел к дому проф. Ольдена. Его огромный особняк был погружен во мрак. Только в двух окнах виднелся свет. Через плотную гардину мне удалось, однако, заметить две тени. Я долго стоял и глядел на освещенные окна. Я не мог оторвать глаз. Возможно, что там находится тот чудный коралл, который профессор так старательно прячет от всех. В конце концов мне стало чудиться, что на занавес падает отблеск чего-то красного.

Вероятно, мои глаза устали смотреть.

14 сентября.

Я теперь более, чем убежден, что профессор скрывает какую то ужасную тайну, имеющую, повидимому, связь с кораллом. Мне сегодня удалось проникнуть в кабинет профессора. Я отправился сегодня в 7 часов вечера (работы у нас кончаются в 10) к профессору за небольшой справкой. На мой стук никто не отозвался. Я машинально толкнул дверь, и она, вопреки обыкновению, оказалась незапертой. Изумленный, я сразу не знал, что собственно предпринять. Наконец, я решился и взошел в кабинет. В кабинете никого не было. Не было и Corallus sangnireus, который я ожидал здесь увидеть. Небольшая лампа, стоявшая тут на письменном столе, бросала слабый свет из-под абажура. В кабинете царил полумрак. Я нерешительно оглянулся, не зная, что предпринять. После минутного размышления я сделал было несколько шагов к письменному столу, как вдруг услышал голоса. Инстинктивно я бросился назад и спрятался за портьерой. В тот же момент часть стены за письменным столом профессора подалась вперед и открылась настеж... Из отверстия показался профессор Ольден. На нем был белый халат, испачканный чем-то красным. За ним следовал Пирсен, тоже в перепачканном халате с колбой в руках.

Проф. Ольден оглянулся, закрыл дверцы и задумчиво сказал:

— Что же нам делать, Пирсен?

Тот пожал плечами.

— Надо еще материала профессор. Повмдимому, опыты надо вести в более широких размерах.

Оба задумались. Потом Ольден попросил колбу. Пирсен молча протянул ее профессору. Они поставили колбу на стол и долго разглядывали её содержимое. Потом профессор откинулся на спинку кресла и сказал:

— Будем продолжать работу, что бы с нами ни случилось...

Конец фразы я не расслышал. Пирсен кивнул головой и подошел к стенке. Я видел, как он нажал какой-то гвоздь... Дверцы открылись. Пирсен шагнул вперед и исчез в темноте.

Профессор облокотился на стол и, устремив тяжелый, неподвижный взгляд в угол кабинета, замер.

Я осторожно проскользнул в полуотворенную дверь. Профессор меня не заметил.

Я ломаю себе голову, стараясь найти объяснение всему происшедшему, и не нахожу этого объяснения.

15 сентября.

Спросил у старшего ассистента, светится ли Corallus sanguineus?

Он посмотрел на меня и, помолчав некоторое время, сухо ответил:

— Иногда... когда он получает питание, он, действительно, испускает лучи...

Я выразил восторг и воскликнул:

«Вот бы посмотреть!»

Пирсен что-то пробормотал и ушел.

16 сентября.

Решительно, схожу я с ума. Опять бродил ночью по улице против освещенных окон до тех пор, пока свет в них не погас. Я убежден, что в темноте там светилось что-то красным светом. Теперь я уверен, что этот свет испускает коралл, что он получает питание.

17 сентября.

Сегодня, по обыкновению, ходил около окон профессора. Подъехала к дому какая-то телега. Лица возницы узнать я не мог. Из телеги вынули ящик и внесли в дом. Я спрятался за ствол дуба, боясь быть замеченным.

18 сентября.

Сегодня произошло необычайное происшествие. Ко мне вечером постучали в дверь. Я отворил. К моему величайшему удивлению, я увидел перед собою Оскара Оксена.

Он заявил мне, что хочет со мною переговорить. Я спросил его, чем могу быть ему полезным.

Он помолчал, потом пристально посмотрел на меня и вдруг спросил:

— Скажите, пожалуйста, мистер Моор, почему вы дежурите по ночам у окон профессора Ольдена?

Вопрос застал меня врасплох; я не знал, что сказать, и пробормотал только:

— А вы... почему вы это знаете?

— Потому, что я тоже дежурю, — ответил он. — Только делаю это более осторожно, чем вы.

Я совершенно растерялся. Язык мой прилип к гортани. Оксен посмотрел на меня улыбаясь и потом добавил:

— Вы напрасно меня опасаетесь. Кажется, мы союзники. — Он так прямо смотрел на меня, что я почувствовал к нему доверие. Однако, сначала решил быть настороже.

— Может быть, вы хотите узнать, почему я дежурю у окон проф. Ольдена. Я вам скажу. Я хочу видеть во что бы то ни стало Corallus sanguineus. Не правда ли, какое дьявольское название... Отчего профессор назвал его так? Отчего он скрывает коралл? Я должен это знать. Я узнаю. Я влезу в окно, в трубу, я пролезу сквозь крышу, но я его увижу!

Потом, переменив тон, он с улыбкой обратился ко мне.

— Вот видите, я раскрыл свои карты. Будьте же и вы откровенны со мной. Союз? — добавил он, протягивая руку.

Я больше не колебался.

— Союз! — ответил я, крепко пожимая его руку.

— Viribus unitis, — засмеялся он.

После этого я рассказал Оксену все, что знал про исчезновение Отто Креслинга, показал ему письма Отто. Оксен был поражен, не зная, что и сказать.

Ночью мы дежурили вместе.

20 сентября.

Мы выработали план действия. Оксен постарается пробраться к таинственному кораллу. Я останусь на улице. В случае успеха предприятия Оскар Оксен выйдет ко мне, и мы решим, что делать дальше. В случае, если его захватят, или ему будет угрожать какая-нибудь опасность, он известит меня револьверными выстрелами в окно. Как он хочет забраться в кабинет профессора, он мне не сказал.

Что-то готовит нам предстоящая ночь?


* * *

На улице никого не было. Стояла полная тишина. Бледные лунные лучи обливали все своим холодным светом.

Было около трех часов ночи.

Оскар Оксен сказал:

— Я хочу пробраться в угловую лабораторию. Я сломал у окошка задвижку, и достаточно толкнуть раму, как окошко откроется. Оттуда я думаю пробраться в кабинет профессора. Это будет нетрудно.

— Труднее, чем вы думаете, — задумчиво произнес Моор, — а кроме того, каким образом вы думаете достать до окошка боковой лаборатории? Ведь она на втором этаже.

Оскар Оксен улыбнулся.

— До окошка добраться нетрудно. Я хороший гимнаст и влезу по водосточной трубе. С кабинетом профессора обстоит дело, конечно, труднее. Вы, вероятно, никогда не имели дела со слепками с замков. Не смотрите на меня так изумленно! Мне пришлось как-то изучать слесарное мастерство. Я сумел снять слепок с двери в кабинет Ольдена и приготовить по нему ключ.

Дит Моор с удивлением посмотрел на собеседника.

— Однако... вы предусмотрительны.

Оскар Оксен засмеялся и направился к дому.

— Итак, будьте внимательны. Если услышите мои выстрелы, подымайте тревогу.

Дит Моор посмотрел ему вслед.

Так прошло несколько минут.

Дит Моор при лунном свете увидал черную фигуру, осторожно подымающуюся по водосточной трубе. Выше... выше... второй этаж... фигура остановилась, махнула на прощанье рукой и исчезла в черном окне.






Дит Моор увидел черную фигуру, подымающуюся по водосточной трубе.


Невольный вздох вырвался из груди Дита Моора. Время шло страшно медленно. В мрачном доме все было тихо. Одиноко горели два окна во втором этаже. Ни один звук не долетал до Моора. Все как-будто вымерло. Чтобы убить время Моор стал ходить взад и вперед перед домом. Прошло еще несколько минут. Какое то смутное чувство охватило Дита Моора. Он стал беспокоиться. Вдруг, он вздрогнул...

Резкий револьверный выстрел прорезал тишину ночи... еще... еще... и, кажется, какой-то крик...

Дит Моор бросился на противоположную панель.

Все смолкло. Окна попрежнему были освещены. Казалось, ничто не нарушало покоя улицы.

Дит Моор почувствовал шум в висках: может быть револьверные выстрелы ему показались... может быть, их и не было...

Он впился глазами в мрачное здание и ясно увидел, как вдруг одно из окон открылось во втором этаже и появилась фигура в чем-то белом. Она оглядела улицу... прислушалась... потом тихо окошко закрылось, и все погрузилось в прежний покой. Сомнений больше нет: с Оскаром Оксеном что-то случилось.

В фигуре, появившейся в окне, Дит Моор узнал проф. Ольдена.

Добежать до полиции было делом нескольких минут. Его испуганный и взволнованный вид убедил больше слов дежурного помощника начальника полиции, что случилось что-то необычайное.

В бессвязном рассказе объяснил Моор свои подозрения... показал письма... представил удостоверение личности... и через полтора часа дом проф. Ольдена был оцеплен полицией.

Разбудили перепуганного швейцара... открыли двери в лабораторию... вошли... Дит Моор показывает дорогу... Кабинет профессора... Дверь открыта...


Бесшумно тонут ноги полицейских в мягком ковре...

- Сюда... потайная дверь...

Дит Моро ищет гвоздь... Кажется этот... Что то дpoгнyло, зачернело впереди пространство... Дит Моор бросился вперед в сопровождении полицейских... Полнейшая темнота... Какие то ступеньки... Они ведут вниз. Несколько шагов вперед... Издали слышится голос Пирсена... Поворот... тусклая лампочка... Небольшая обитая войлоком дверь... Толчок... Дверцы мягко поворачиваются вокруг оси...

От ослепительного света невольно Моор зажмуривает глаза.

Когда он снова открыл их, то увидел странное зрелище.

Они находились в большой высокой лаборатории. Кругом у стен стояли странные колбы, реторты...

В самом центре лаборатории стоял огромный стеклянный сосуд с голубоватой жидкостью. В жидкости, переливаясь бесконечным количеством тонов, рос рубиновый коралл проф. Ольдена. Да, Дит Моор его сразу узнал. Но то, что он видел три недели тому назад на экране, казалось жалкой пародией на то, что предстало теперь перед его взором. Это было что-то сверхестественное... Никогда природа не была так щедра на формы и краски, как в данном случае.

От толстого, прихотливо изгибающегося пурпурового ствола отходили во все стороны сверкающие огненные красные ветви... Ветки делились... изгибались... Целая сеть более тонких веточек, прихотливо изогнутых, изящно, тихо колебалась в голубоватой массе... Ветки кончались большими рассеченными листьями... Но ни один лист, ни одна веточка не была похожа друг на друга. На странный коралл снизу и сверху падали два снопа света, исходящие из двух мощных прожекторов... Ослепительные лучи света падали на кровавое растение, преломлялись, отражались, скользили по веткам, как бы вдыхая жизнь в это странное создание человеческого гения... Эти потоки света оно, казалось, впитывало в себя и флуоресцировало пурпуровым цветом. Это было восхитительное, потрясающее зрелище!..

Как очарованный, стоял Дит Моор, не смея оторвать глаз от сказочного растения...

Вдруг раздался протяжный стон. Удивленный Дит Моор бросил взор в сторону.

На столе, крепко привязанный к доске, лежал мальчик лет 10—12-ти. На его бледном обескровленном лице виднелось ужасное страдание... Казалось, силы покидали его. От его правой руки шла длинная эластическая трубка. Конец ее находился в сосуде с голубой жидкостью. Тонкая струйка крови поднималась к сверкающему кораллу. Тут же стоял аппарат, указывающий количество выкаченной крови.

Невольный крик сорвался с губ Моора. Как безумный, бросился он вперед к распростертому мальчику.

Одновременно с его криком раздался другой крик... крик ужаса.

С искаженным, бледным лицом смотрел профессор на вновь прибывших.

Это продолжалось одно мгновение. Профессор бросился вперед и прежде, чем полицейские успели понять его намерение, схватил со стола какой-то белый порошок и резким движением поднес ко рту...

Ужасная судорога пробежала по его телу, желтая пена показалась из раскрытого рта... он упал... из глотки вырвался хрип... пальцы посинели, скрючились... еще раз пробежала судорога... и перед присутствующими лежал труп гениального Ольдена, которому судьба помешала сделать последний шаг в область доселе неведомого.

* * *

Пирсену удалось скрыться. Он бежал, захватив с собою формулы ужасного коралла. Оскара Оксена нашли в бессознательном состоянии. Когда он пришел в себя, он рассказал, что в кабинете на него напали Пирсен с профессором и оглушили чем-то тяжелым.

Кровавый коралл Ольдена недолго привлекал внимание публики. С каждым днем он бледнел, не получая новых порций крови.

Были сделаны попытки питать коралл кровью животных. Эти попытки не привели к желаемым результатам. Коралл увядал, бледнел и, наконец, от него осталась только в голубой влаге мутная клейкообразная жидкость.

Ученые предлагали целый ряд теорий, объясняющих свойства ужасного кристалла, и наиболее правдоподобной являлась теория физиолого-химическая, предполагавшая, что только человеческая кровь, несколько отличная по составу от крови других животных, обладает такими специфическими свойствами, которые и помогли Ольдену создать свой роковой коралл.






---

Журнал "Мир Приключений", № 3, 1925 г.



Загрузка...