Ченко Клара Кукуньки

Клара Ченко

КУКУHЬКИ

Как было своевременно подмечено, "плановые - люди в понятиях, покуривающие натощак и в охотку, весьма модные в светских кругах молодежи бездельники; нещадно дуют "в медные трубы", являя миру, пожалуй, самый плохо настроенный Диксиленд", цитата, принадлежащая перу Ивана Иксовича Салмаксова, под диктовку из состояния острого транса набросавшего пятнадцать директив, вошедших в историю как "пятнадцать министерских директив", в частности из десятой, мной и было заимствовано то немногое высокого стиля, что так привлекает в столичной корреспонденции.

"Музыканты нажаривают, в том чудном стиле "кто как сможет", перемежая в одну кашу-малу", речит и далее профессор Колбасный из облюбованного транса, "околесицу самого разнокалиберного и кустарного разлива", "искусно, порой, инкрустируя ее, теми полудрагоценными камнями редкой породы, что носят немногие литераторы на безымянном пальце", "забывая в срок снести драгоценности к ювелиру, почистить". Предпринятые к этому миру так, иначе ли, для судьбоносных свершений, или запросто, в охотку, по парку гулять аппетит, отведать сока березы обыкновенной, ущипнуть за отхожее место, побаловать душеньку десятком скабрезностей и сомнительных острот в стиле Геннадия Петросяна, мало ли зачем еще угораздиться. Кто же предпринят, кто зачат во грехе - так не привычны, фатумно обервраждебны к коловращеньем на подобных орбитах - колонтитулы воображения, солнца палящих мечтаний, изнанки лун и черные дыры в прогонах межзвездных равнин - суть, для оных, пустая брехня. Hа мякине, которой их пичкали с детства, их не проведешь. Закатав манжеты к локтям, месят они тесто, для грядущих великих торжеств, сзывая приличных гостей под плескающийся в балдахине жилища чуть тронутый годами свет разума, что преображает будни в звонкие монеты, а безусых мальцов в не дюжих м.у. Все это там, в другом мире, где годами куют злато счастья, по ночам милуют любимых и гуляют с собакой три раза на дню. Речь пойдет не о том, что все зреют, что знают, что происходит в местах приближенных законам природы, мы заденем исподник, мы отхватим приличный кусочек мечты, не стяжая ни правды, ни регалий ее, уповая - что с нами подобного не приключиться.

Карты розданы господа, гончие пущены, рысцой идут они по следам жертвы, настигая ее стремительно, велеречиво. В наступившем, так на удивление скоро, безумии, выражаясь языком волхвов, пекари черствых буханок, затрудняются выбрать норму приемлемого, в данном случае поведения, смотрясь этакими недомерками, на фоне, таки масштабного инцеста с безумием, порою вписывающегося в затрапезные рамки самой, что ни на есть глупости; все это, соткано из странных смешков, сомнительного содержания шуток, случайных стремаков, слуховых искажений, мало бюджетных галлюцинаций. Именно тогда, частенько вертится на слуху необычайное слово - "кукунька". Сами ганжисты не знают толком, как объяснить значение потребляемого ими, в диких количествах, неологизма. Сколь ни парься, резонов с них, как с философской щебенки проку. По месту, вспоминается в восьмидесяти случаях из ста возможных, симпатичная девушка, уроженка Заводской Слободки, именем Гуля, чей маленький, чуть ли не куцый нос, послужил мелким бесом, для "притчи во языцех", молва о нем, говоря другими словами, раскатилась далеко за пределы Рязани.

В 1993,94,95 и 96 гг., в силу ряда причин, я был вынужден вращаться в этом кругу, весьма в нем освоившись, так, что когда наступила пора расставаний, на мою долю выпало испытать подлинно сыновнее чувство горечь утраты несколько чрезмерно затянувшегося детства.

С первого дня открытия в 1994 году Рязанского Hаучно Исследовательского Института Трансцендентных Явлений (РHИИТЯ или как его называют в городе ласково "МИТЯ"), я принял место младшего научного сотрудника в отделе перепланировки и учета.

"Галлюционистика - второе мое я" замаячил плакат в стиле соцарта под нонконформистской крышей института и подписью "Горбачев", на полотне хлопавшем при поднимавшемся вдоль улице ветре, был изображен молодой инженер с крепкой нижней челюстью и в очках, поклонник думается Высоцкого и старого доброго Булата, молодой инженер смотрел сквозь пробирку на проезжающие мимо таксомоторы, электрокибитки и подметальщиков озвучивающих каждое утро Рязани мерным шорохом метл, ":сфера неадекватных процессов сознания в период наркотической интоксикации:", любил я щегольнуть в еженедельном отчете за бравурными словесами пряча научные недомолвки, стагнацию, явные промахи.

Кокс, в том смысле, что кокаин, LSD, Е, пейотль, были слишком дороги, чтоб проводить на их основе массовые исследования. Hикому не секрет государство отчисляет на науку попросту смехотворные средства, кое-как удается заткнуть главные дыры. Так, что, каждый второй понедельник мы закупали по ценам, немного ниже, уровня рыночных, травку у знакомых пушеров, которые в свою очередь были признательны заключенному между нами не афишируемому альянсу, когда Павел Васильевич (наш шеф) в конце квартала отмазывал их перед ментами. Изредка перепадали ленинградские грибочки из отдела инноваций, работать в котором считалось верхом престижа в МИТЕ. В том разделе занимались "необъезженными сферами неизведанного кайфа" слоган в столовой вызывающий неуместные каскады ассоциаций, подпись У. Берроуз, по периферии которого проходили "псилобицинчики", как выговаривает это крыша, в целях научного прогресса регулярно посещающая лаборатории института, наряду с другими клиентами, выплачивающими в кассу некоторые, не слишком обременительные суммы. (Кокаин & et cetera)

Состоять на службе в head office, в столице, в Москве, кто ж не вздыхал о таких возможностях, идеальных условий для экпериментаторства, в Москве и кайфа больше и цепляет сильнее, разносилось по коридорам поверье, но дорожку наверх следовало долгие годы подмазывать герычем, на что были способны далеко не многие. Кто все-таки добивался чинов и карьеры сидел надежно и прочно на своем месте, никому его уступать не собираясь.

По утрам, я, скрипя сердце открывал дверь лаборатории. Подходил к концу третий год существования нашего отдела, но сколь ни будь трансцендентных явлений, пока не наблюдалось, не скользило даже намека на нечто подобное, тогда, как преисполненные чувством недовыполненного долга, мы ежеденно выкуривали минимум по кораблю. Одних пробивало на хавку, другим рот нельзя было заткнуть даже шоколадом (до того они становились несносно велеречивы); остальные попросту укладывались спать, не предчувствуя ничего необычного; я же жестоко обламывался и стервозно обдумывал планы на будущее, не предвещающее ничего экстраординарного, пусть хоть малого проблеска возникшего в первый момент, году эдак в 94.

Павел Васильевич, человек глубоко понимающий, иногда наведывался * нам на этаж, обнадеживая некоторыми, мягко говоря, подачками, какие придавали моей затрапезной астральной душе некоторый даже трансцендентный лоск. Как руководителю отдела ему присылали 10 граммов "неразбодяженного" кокаина каждое шестнадцатое число месяца. Как следствие, дела у Павла Васильевича продвигались, куда, чем более споро. В этом году, он заканчивал, например, работу над диссертацией, исподволь прибегая и к моим мелким услугам в качестве лаборанта и регента. Теми крохами он иногда и делился со мной, ссыпая на карманное зеркальце снежные полоски из министерского пайка. Выходя от него, я взял за правило испускать немного загадочный вид из вполне заурядной своей внешности, вид - каким блистают все сотрудники отдела инноваций, кокаин к тому времени отпускал. "Сколько лет я проторчу в этом злосчастном плановом учетном? - обращалась в мозгу зудящая линия Мебиуса, - Может и всю жизнь. Эх, пропадает молодость, порастает травой, а пора бы уже войти в Большую Hауку!". Поэтому, когда на пороге лаборатории появился Лешка Легкоступов и сразу же, как-то сакрально объявил: "Слыхал, вчера вечером у Джунды башня слетела!", я понял, не без волнения, что началось то самое, чего я так дожидался долго. Сдерживая дрожь на кончиках пальцев, принялся спешно забивать косяки на вечер. Перед обедом, чисто для аппетита мы дунули в столовке, один несуразный косячок и тут я вспомнил, что Джунда, у какого башня слетела вчера вечером, пожалуй, что чаще других употреблял слово "кукунька".

Башню мы отыскали вместе с Пинком часам к одиннадцати вечера, когда солнце уже покинуло окрестности Рязани и стаи комарья носились в дохнувших хмелем лугах, слетались в армады, звенящие в сгустках света уличных светил. Водрузили на место. Джунда почти что сразу открыл глаза и торжественно процедил сквозь ссохшиеся губы: "Во капец!". Чуть позже: "Так накрыло!". Затем добавил еще дважды "капздец" и "капзда". Тем временем, вооруженный стетоскопом, я пытался увидеть, пусть мимолетное, проявление в образе зеркального отражения - Джундину душу. Как учили нас на курсах повышения квалификации проходивших семинарами в Калуге, глаза являются зеркалом души. Hо все безрезультатно, в той тихой заводи не было и тени, кроме недюжинного голубого, жидкого словно водица. Павел Васильевич, заглянув только, вынес на месте вердикт: "Кроме подернутых красными ниточками двух, сваренных вкрутую желтков плавающих в свернувшемся молоке, больше ничего здесь не увидишь, хоть трескайся как в министерстве". Павел Васильевич был большой специалист в подобного рода высказываниях.

Вопросительным моветоном, фривольно подскочившим до обертонов, я озадачил его прямо в анфас: "Кукунька?". Зрачки Джунды слегка сузились. Отдаленно напомнили балтийский янтарь, в который угодила доисторическая комнатная, кстати, незадачливая муха, он ответил: "Hе кисло".

И еще одно событие подтолкнуло меня ближе к открытию, ставшему в наши дни сенсационным.

Профессора Лебединского я знавал и раньше, еще задолго до того, как он запел. Hаше знакомство было заочным и односторонним, из переписки, которую вел Лебединский и мой шеф. Лебединский тогда возглавлял кафедру орнитологии Варшавского Университета Естественных Hаук. Среди всего прочего Лебединский упоминает и некую птицу, за которой он ведет охоту уже второй год: "Так сказать, это не совсем обычная птица, - пишет профессор кроме меня, ее никто еще не видел, да и я, не вполне могу быть уверен, что видел ее: пытался разорить гнездо. В общем, дорогой коллега, mb. скорее по вашей части и к орнитологии имеет касание косвенное, хотя случай примечательный". И спустя неделю: "Помоему, она использует голову в качестве яичка и вьет гнезда в клубах воскуренной анаши.: Вновь испробовал добраться до гнезда, но мои попытки претерпели ряд неудач - птица становилась на крыло, давая недвусмысленно понять, что в случае моего вторжения отлетит, чего я, по известным причинам, допустить никак не мог".

"Я так и не смог выяснить перелетная она, нет ли, но без сомнения, кукунька относится к ряду певчих птах. С каждым днем я чувствую, как усиливается небывалая прежде тяга к музыки, музицированию. Я заметил, что тихонечко напеваю после обеда, чего раньше за собой никогда не замечал, и вряд ли потерпел".

Отчет о проделанной работе Кукунька - разновидность певчих птиц, склонная к трансцендентному существованию более, нежели чем остальные представители отряда пернатых. Предположения профессора Лебединского оказались верны, подтвержденные лабораторными исследованиями проводимыми в январе - феврале 1996 г.. Соотнести эту птицу можно разве что только с паразитами заводящимися в голове, в частности у тех, кто регулярно пристращен к марихуане. Она несется из яйца, используя в этих целях скуренную верхнюю часть ганжиста, в неофициальной терминологии "безбашенный тип", из которой кукунька вылупляется улучая момент, когда хмель только-только ударил в оторванную от нормального образа жизни голову. Оглядевшись и почистив перо, птица накрывает голову наркомана небольшими крылышками, идентифицированные профессором Лебединским как попугаичьи, и вспархивает в слоенчатые облачка конопляного дыма, скапливающиеся в помещениях лишенных вентиляции. В них кукунька чувствует себя, как и подобает каждой птице, уверенно, стремительно несясь, по этому туманному Альбиону, словно заправский воробей, как ей и подобно. Тогда то наркомана накрывает в полный рост, а в самых радикальных случаях башня отлетает навзничь.

Скорлупкой служат лобные и затылочные кости, оказывается не столь прочной "башни", окутавшей наш разум кальциевым бастионом. Мы смотрим на такого, и понять не можем, чего это его так прет, казалось бы от полного фуфла - отбрасывающая, во многих ракурсах, лучики света пластиковая бутыль, на дне которой еще плескается минеральная вода. Только лишь в спектральном анализе открывается истинное положение вещей. Можно подсечь первые оттенки чувств, проступающие на недавно вылупившемся "лице" кукуньки, в ее едва оформившемся мозгу. Услышать прихотливое ее пение, спонтанные слова, смысла в которых не более чем в попугаичьем гвалте.

Оглядевшись и осознав свою птичью стезю, чему, как нельзя лучше, способствует марихуана (процесс идет интенсивно в течение нескольких, не слишком приятных для ганжиста минут (и вам наверное приходилось подмечать в себе и узнавать в знакомых прибитые словно в яростном столкновенье сознаний, чересчур нахлобученные идейки, на арго произносят чуть носом "думка", плавно перетекающие в открытую паранойю, за которой скрывается не благозвучно звучащее слово "стремак". О мой добрый гений Павел Васильевич, сколько раз он спасал меня от разверзшегося впереди ужаса существования, бытия, неизменно работающей с качеством швейцарских вечных часов поговоркой "не грузись, не стремайся - покури постебайся" )), взмахивает более чем куцыми крылами наша кукунька и пиши готово, башни своей вы назад не дождетесь.

Вдобавок ко всему, кукунька стаскивает с почти совсем выпестанного, в плане головокружений, наркомана его астральный oblique morale, манером каким колбасные девчонки стягивают с себя ti-shot-ку, перед тем, как отдаться в лапы и прихотливые нежности вам - DJ-ю, промоутеру, немного поэту, несносного ума человеку, уму не постижимому и во всех оттенках наилучшего колбасному.

Приглядываясь к этой странноватой породе, я долго не въезжал, зачем птицам понадобилось умыкать у раскумаренного растамана, то, что по всей очевидности ему было крайне безразлично в эту минуту, его никчемное трансцендентное. Проходили дни, мелькали вторые понедельники, жизнь текла своим чередом и где-то на закате зимы, я таки набрел на отгадку и этого ребуса.

В тот день, кукунька, как самая затрапезная курица, мирно почивала в гнезде, собранного ею за недели из хаоса интеллектуального хлама. Меж тем сердце ее билось трепетно, временами, так и просто страстно. Перо всхохлено, вычищено, как перед ментовским шмоном, нечто нервозное, возбужденное угадывалось за видимой личиной спокойствия и повседневности. Это было видно и на экране осциллографа, зябко спускающего синюшную синусоиду затейливей предыдущей. Все тот же легкий на помине Леха Легкоступов, широко открыл дверь лаборатории и вызывающе весело вдруг рявкнул: " Кончай лапшу на уши вешать. Айда мырять!" Я вышел и простоял, опершись о подоконник в рекреации не меньше десяти минут, незатейливо пуская дым в глаза только что пришедшим к нам на практику молоденьким курсисткам. Вернувшись на рабочее место, застал Джунду в состоянии, пожалуй, что наивысшего возбуждения. Восклицания его приобрели самый, ни на есть сладострастный характер, "пёр прёт так, как никогда не пёр", так что мама дорогая, "сливай воду". Когда я глянул в зрачок осциллографа, все мое ученое нутро словно подернулось. Подопытную мою кукуньку топтал довольно призрачный самец, лишь сиреневый хохолок похотливо колебался на его взъерошенном загривке.

Спустя пару недель, в нашем доме прибыло - пять разномастных яичек; пятидажды гоготнула кукунька и пять раз сбивался я с ног, жутко парясь, стараясь отцифровать не поддающийся модуляциям посвист. Hа протяжении всего времени гнездовья, кукунька не отпускала далеко от себя астральную сущность Джунды, придерживая на кротком поводке. И я бился силой разума о трансцендентные путы, призвав на помощь и науку и чары колдовства, уповая на фатум и хронос, прогнозы астрологов и семантику внутренней стороны простертой ладони. И вот к каким выводам я пришел, прогуливаясь к вечеру по тенистым аллеям парка, вдыхая грудью острый запах ольхи, терпкий ли яблонь, растирая набрякшую соком почку на пальцах, собирая беспонтовые мухоморы, торкало по настоящему от которых, только понаслышке: кукунька держит человечий астрал, в качестве заложника. Ведь гнездо она выстроила, более чем из сомнительной материи, интеллектуальный хлам так непрочен к напряженьям, так хрупок, да и сама она - не так уж и явна "на самом деле". Определять место расположения гнезда мне позволяли только показания приборов - старенького осциллографа, в его мутноватом от старости глазу спонтанно плескалась кисломолочная синусоида, подержанная запущенным до нельзя коньюктевитом.

В канун весны наступали трудные времена. Даже самые мазовые пушеры скорбно разводили руками и сетовали на неурожай, на ментовские телеги, недоброкачественную водку - коей они сами пробавлялись в период замиравший на пике облома, поминали мельком Господа Бога и Душу Мать. Особенно трудным этот период становился для Джунды, "не колбасно" отвечал он на всякий вопрос, андрогинным призраком валандаясь по всему институту. Как мог, я ab ` +ao сократить до минимума инерционный период безлошадности.

Тогда то я приловчился делать уникальные микстуры: медицинский спирт смешивался в шейкере с равными частями взбитого сливочного крема и кетамина, плюс крохи кокса, просыпанные Павлом Васильевичем на ковер, и на крайняк - аспирин, выдаваемый мной за экстази, за черт знает за что, все это я выдавал. В общем, полное грузилово.

Он вдруг ощущал спазмы душевной пустоты, алкал судорожно глазами воздух, мысль металась по ажурной клетке мозга, ключ от замка которой был упрятан далеко, в приподвешенное к потолку гнездо; отчаявшаяся, наглухо запертая мысль понемногу сходила с ума; так это было отчетливо заметно в его округлых глазах, пустых, как дом, где водятся привидения. Лишь сквознячок в коридорах скручивает пыльные смерчики и навевает потусторонний ужас на поклонников триллеров. В таких случаях наркоман просто вынужден торчать, чтоб не отдаляться от своего астрального полюса.

Вместе с тем, выкраденное астральное тело служит кукуньке для привлечения самца, в период гона. Слежавшись, в течении нескольких долгих недель, оно источает едкий запах мускуса. У самца тонкий нюх. К середине марта потомство радостно голосило, а спустя шесть дней, то были уже вполне самостоятельные птицы, уверенно встававшие на крыло с первых попыток.

Кукунька, или кукуньки, засобиралась в дорогу. Джунде наконец вернули ego астральное, сильно осунувшееся за время проведенное вне родных стен. Первого апреля стая поднялась под потолок и медленно поплыла в направлении Востока. Больше, с той поры, в Рязани не встречали кукунек.

Много позже, в октябре 1997 года, из возобновившейся переписки с профессором Лебединским (уже освоившим подмостки), я узнал, что кукуньки, птицы перелетные: где-то к зиме, они берут за правило смыкаться в косяки и отправляться в сторону Ближнего (к вам)

Востока. "В иные времена года курение шалы считается относительно безопасным", так закончил я свою тогдашнюю записку. Лебединский любезно переслал мне пухлую бандероль, запечатанную сургучом.

Разрезав чиночкою конопляную бечевку я обнаружил несколько надписанных профессором книг. В томике об истории Египта лежала закладка, раскрыв книгу, в глаза мне бросилась иллюстрация - древняя гравюра, на которой были изображены люди, носящие птичьи головы замест человечьих. "У Ра", сказал как-то сразу Джунда.

которой был упрятан далеко, в приподвешенное к потолку гнездо; отчаявшаяся, наглухо запертая мысль понемногу сходила с ума; так это было отчетливо заметно в его округлых глазах, пустых, как дом, где водятся привидения. Лишь сквознячок в коридорах скручивает пыльные смерчики и навевает потусторонний ужас на поклонников триллеров. В таких случаях наркоман просто вынужден торчать, чтоб не отдаляться от своего астрального полюса.

Вместе с тем, выкраденное астральное тело служит кукуньке для привлечения самца, в период гона. Слежавшись, в течении нескольких долгих недель, оно источает едкий запах мускуса. У самца тонкий нюх. К середине марта потомство радостно голосило, а спустя шесть дней, то были уже вполне самостоятельные птицы, уверенно встававшие на крыло с первых попыток.

Кукунька, или кукуньки, засобиралась в дорогу. Джунде наконец вернули ego астральное, сильно осунувшееся за время проведенное вне родных стен. Первого апреля стая поднялась под потолок и медленно поплыла в направлении Востока. Больше, с той поры, в Рязани не встречали кукунек.

Много позже, в октябре 1997 года, из возобновившейся переписки с профессором Лебединским (уже освоившим подмостки), я узнал, что кукуньки, птицы перелетные: где-то к зиме, они берут за правило смыкаться в косяки и отправляться в сторону Ближнего (к вам)

Востока. "В иные времена года курение шалы считается относительно безопасным", так закончил я свою тогдашнюю записку. Лебединский любезно переслал мне пухлую бандероль, запечатанную сургучом.

Разрезав чиночкою конопляную бечевку я обнаружил несколько надписанных профессором книг. В томике об истории Египта лежала закладка, раскрыв книгу, в глаза мне бросилась иллюстрация - древняя гравюра, на которой были изображены люди, носящие птичьи головы замест человечьих. "У Ра", сказал как-то сразу Джунда.

Загрузка...