(«Сейчас, когда я снова попираю мои пески...»)

Сейчас, когда я снова попираю

мои пески,

Илья Григорьевич, в морщинах, —

косматый Эренбург ко мне приходит,

чтоб над моею жизнью потрунить

и просветить меня на свой манер

суровостью и разочарованьем,

уверенностью, грустью и отвагой,

а также — как же! — всем уютом дачи

и сердца,

неумолимого, как старый меч,

на чьём эфесе выкована роза

французская,

как тайный знак кощунственной любви.

Мой неудобный друг,

мой старший брат, вот я иду, лишённый

твоей колючей нежности,

лишённый света мудрости твоей!