Молчаніе

Ευδονσιν δ ορέων κορνφαι τε και φαραγγες,

Πρωνες τε και χαραοραι

Вершины горъ дремлютъ; долины, скалы, и пещеры молчатъ.

Алкменъ.

"Слушай меня, сказалъ Дьяволъ, кладя свою руку мнѣ на голову. "Область, о которой я говорю, есть печальная область въ Ливіи, на берегахъ рѣки Заиры. И тамъ нѣть покоя, нѣтъ молчанія.

"Воды рѣки окрашены шафраннымъ нездоровымъ цвѣтомъ; и они не текуть въ море, но трепещутъ каждый мигъ и каждое мгновенье, подъ краснымъ окомъ солнца, охваченныя смятеннымъ, судорожнымъ волненіемъ. На много милъ кругомъ, по обѣ стороны рѣки, на илистой постели раскинулась блѣдная пустыня гигантскихъ водяныхъ лилій. Они вздыхаютъ одна къ другой въ этомъ уединеніи, и, какъ привидѣнія, протягиваютъ къ небу длинныя шеи, и, кивая, колышутъ своими неумирающими главами. И неясный ропотъ исходитъ отъ нихъ, подобный быстрому журчанью подземнаго ключа. И они вздыхаютъ одна къ другой.

"Но есть граница ихъ владѣніямъ — предѣльная полоса темнаго, дремучаго, высокаго лѣса. Тамъ, подобно Гебридскимъ волнамъ, низкія заросли волнуются непрестанно. Но въ небесахъ тамъ нѣтъ вѣтра. И тяжелыя первобытныя деревья вѣчно качаются изъ стороны въ сторону, съ могучимъ скрипомъ и шумомъ. И съ ихъ высокихъ вершинъ капля за каплей сочится вѣчная роса. И у корней лежатъ странные ядовитые цвѣты, переплетаясь въ безпокойномъ снѣ. И въ высотѣ, съ шумнымъ смятеніемъ, бѣгутъ сѣрыя тучи, всегда на западъ, пока они не перекинутся, водопадомъ, черезъ огненную стѣну горизонта. Но въ небесахъ тамъ нѣтъ вѣтра. И на берегахъ рѣки Заиры нѣтъ покоя, нѣтъ молчанія.

"Была ночь, и шелъ дождь; и когда онъ падалъ, это былъ дождь, и когда онъ упадалъ, это была кровь. И я стоялъ въ болотѣ среди высокихъ лилій, и дождь падалъ мнѣ на голову — и лиліи вздыхали одна къ другой, и торжественно было ихъ отчаяніе.

"И вдругъ взошелъ мѣсяцъ сквозь тонкій призрачный туманъ, и былъ онъ ярко-красный. И взоръ мой устремился къ гигантскому, дикаго цвѣта, утесу, который стоялъ на берегу рѣки, освѣщенный сіяніемъ мѣсяца. И утесъ былъ дикаго цвѣта, и высокій, и стоялъ, какъ привидѣнье, — и утесъ былъ дикаго цвѣта. На передней его сторонѣ, на камнѣ, были вырѣзаны буквы; и я пробирался черезъ болотную пустыню водяныхъ лилій, пока не пришелъ къ самому берегу, чтобы прочесть буквы на камнѣ, но я не могъ разобрать ихъ. И я уже пошелъ назадъ въ болото, какъ вдругъ ярче загорѣлся красный свѣтъ мѣсяца, и я обернулся, и взглянулъ опять на утесъ, и на буквы;- и буквы были отчаяніе.

"И я посмотрѣлъ вверхъ, и тамъ стоялъ человѣкъ на вершинѣ утеса; и я укрылся среди водяныхъ лилій, чтобы можно мнѣ было слѣдить за дѣйствіями человѣка. И человѣкъ былъ рослый и статный, и съ плечъ до ногъ онъ былъ закутанъ въ древне-Римскую тогу. И очеркъ его лица былъ неясенъ — но черты его были чертами божества; потому что покровъ ночи, и тумана, и мѣсяца, и росы, не могъ закрыть его лица. И чело его было возвышенно отъ мысли, и глаза его были безумны отъ заботы; и, въ немногихъ морщинахъ на его щекахъ, я прочелъ повѣсть скорби, и усталости, и отвращенья къ человѣческому, и жаднаго стремленья къ одиночеству.

"И человѣкъ сидѣлъ на утесѣ, склонивъ свою голову на руку, и взиралъ на картину безутѣшности. Онъ смотрѣлъ на низкорослые тревожные кустарники, и на высокія первобытныя деревья, и смотрѣлъ вверхъ на небо, исполненное шороха, и на ярко-красный мѣсяцъ. И я лежалъ, сокрытый среди лилій, и слѣдилъ за дѣйствіями человѣка. И человѣкъ трепеталъ въ уединеніи;- и ночь убывала, но онъ сидѣлъ на утесѣ.

"И человѣкъ отвратилъ свое вниманіе отъ неба, и взглянулъ на печальную рѣку Заиру, и на желтыя призрачныя воды, и на блѣдные сонмы водяныхъ лилій. И человѣкъ сталъ прислушиваться къ вздохамъ водяныхъ лилій, и къ ропоту, который исходилъ отъ нихъ. И я лежалъ тайно въ своемъ прибѣжищѣ и слѣдилъ за дѣйствіями человѣка. И человѣкъ трепеталъ въ уединеніи;- и ночь убывала, но онъ сидѣлъ на утесѣ.

"Тогда я углубился въ сокрытыя пристанища болота, и пошелъ среди ропота лилій, и воззвалъ къ гиппопотамамъ, которые живутъ среди топей въ пристанищахъ болота. И гиппопотамы услышали зовъ мой, и пришли, съ бегемотомъ, къ подножью утеса, и громки, и ужасны были ихъ вопли, и мѣсяцъ горѣлъ на небесахъ. И я лежалъ тайно въ своемъ прибѣжищѣ и слѣдилъ за дѣйствіями человѣка. И человѣкъ трепеталъ въ уединеніи;- и ночь убывала, но онъ сидѣлъ на утесѣ.

"Тогда я проклялъ стихіи заклятіемъ смятенія, и страшная буря собралась на небѣ, гдѣ до тѣхъ поръ не было вѣтра. И небеса побагровѣли отъ свирѣпости бури — и дождь сталъ хлестать о голову человѣка — и воды рѣки полились черезъ берега — и рѣка, возмущенная, покрылась пѣной — и водяныя лиліи закричали на своемъ ложѣ — и лѣсъ, ломаясь, затрещалъ подъ вѣтромъ — и прокатился громъ — и засверкала молнія — и утесъ треснулъ до основанія. И я лежалъ тайно въ своемъ прибѣжищѣ и слѣдилъ за дѣйствіями человѣка. И человѣкъ трепеталъ въ уединеніи; — и ночь убывала, но онъ сидѣлъ на утесѣ.

"Тогда я пришелъ въ ярость, и проклялъ, заклятіемъ молчанія, рѣку, и лиліи, и вѣтеръ, и лѣсъ, и небо, и громъ, и вздохи водяныхъ лилій. И стали они прокляты, и погрузились въ безмолвіе. И мѣсяцъ задержалъ свой колеблющійся путь по небу — и громъ замеръ вдали — и молнія потухла — и тучи повисли недвижно — и воды вошли въ берега и замерли — и деревья перестали качаться — и водяныя лиліи больше не вздыхали — и ропотъ не былъ слышенъ между нихъ — ни тѣни звука во всей обширной безпредѣльной пустынѣ. И я устремилъ свой взглядъ къ буквамъ на утесѣ, и они измѣнились;- и буквы были молчаніе.

"И я взглянулъ на лицо человѣка, и лицо его было блѣдно отъ ужаса. И, поспѣшно, онъ поднялъ свою голову, и вскочилъ, и прислушался. Но не было ни звука во всей обширной безпредѣльной пустынѣ, и буквы на утесѣ были молчаніе. И человѣкъ задрожалъ, и отвратилъ лицо свое и убѣжалъ, бѣжалъ прочь такъ быстро, что я больше не видалъ его".

* * *

Да, много есть прекрасныхъ сказокъ въ томахъ, исписанныхъ Магами — въ окованныхъ желѣзными переплетами задумчивыхъ томахъ, исписанныхъ Магами. Я говорю, въ нихъ есть великія легенды о Небѣ, и Землѣ, и о могучемъ Морѣ — и о Геніяхъ, которые управляли и моремъ, и землей, и высокимъ небомъ. И много было знанія въ изреченіяхъ, которыя говорились сибиллами; и святыя, святыя тайны были услышаны нѣкогда темными листьями, трепетавшими вокругъ Додоны — но, истинно, эту сказку, которую разсказалъ мнѣ Дьяволъ, сидя рядомъ со мной въ тѣни гробницы, считаю я самой чудной изо всѣхъ! И когда Дьяволъ окончилъ свой разсказъ, онъ упалъ навзничь въ углубленіе гробницы и захохоталъ. И я не могъ смѣяться вмѣстѣ съ Дьяволомъ, и онъ проклялъ меня, потому что я не могъ смѣяться. И рысь, которая всегда живетъ въ гробницѣ, вышла оттуда, и легла у ногъ Дьявола, и стала пристально смотрѣть ему въ глаза.

Загрузка...