Наугад

Глава 1

Я сижу на песке, прислонившись к заднему бамперу Волги. Сейчас меня будут убивать.

Горячий ветер швырнул в лицо песком. Вдали синеют предгорья Копетдага, до которых я так и не добрался. Жара, исподволь, наваливается все сильнее. Вокруг гребаные Кара Кумы. Так глупо умереть! Как же обидно!

Я — Николай Андреев. Русский, бизнесмен, почти шестьдесят лет. Ровно год назад, непонятно как, из России, две тысячи двадцать второго, оказался в восемьдесят четвёртом году, в СССР. В себе же, двадцатидвухлетнем. Осознав это, сначала окуел. А немного очухавшись, решил, что могло быть и хуже.

Задумался, как быть. Вспомнил, что читал, или слышал, о тайниках советского времени. В них, пролежав до двадцать первого века, бессмысленно пропали советские деньги. На пару с лучшим другом, некоторые из них бомбанул. Заодно разжился бриллиантовой подвеской, что должна была запустить в нулевых цепочку убийств и афер. Потом так же, на пару, мы ограбили криминальную инкассацию, перевозившую в Питер крупную сумму в долларах. А потом мы собрались валить из Советского Союза.

По большому счету, осталось только уехать. Во времена Черненко, это не простое дело. Но, с помощью нашего знакомого, мы смогли это устроить. И я даже выехал в Финляндию.

Да только, похоже, мироздание не хотело моего отъезда из Союза. И решило пошутить.

Эволюция создала женщин еще и для того, что бы они были для мужчин чем-то типа замедлителя ядерной реакции у реактора. Без замедлителя, реактор идёт вразнос, взрывается, и, сначала плавит себя, а потом и планету, чуть ли не до центра. А с замедлителем — реактор пыхтит, греется, и больше всего напоминает самовар, хоть и непростой в эксплуатации, но очень полезный в хозяйстве.

Нормальная девушка, сильно снижает у своего парня здоровое мужское желание разфигачить свою жизнь в бессмысленных подвигах. И стимулирует, сама часто о том не догадываясь, созидательные потуги. При условии, конечно, что и парень нормальный.

Что бы не раздражать бдительные советские органы бездельем, я восстановился на учебу в Ленинградском Финансово-Экономическом Институте. Там я и познакомился с Викой.

Только уехав за границу без, как я думал, возврата, я понял простую вещь. Мне без неё плохо. Как выяснилось, и ей без меня тоже.

И я вернулся в Союз. Не жалею. Нам хорошо и интересно вместе.

После моего возвращения ничего особо не изменилось. Вика, к моему удивлению не переехала ко мне. Уклонилась. Я не стал настаивать. Чем, конечно же, порядком вывел ее из себя. Да и вообще, кроме взаимного и постоянного желания уединиться, мы с не меньшим постоянством спорим из-за всякой ерунды.

В пустыню меня занесло в результате обсуждения невинного вопроса. Кто лучше, кошка или собака? В смысле, ты, Коля, теперь один живешь, хоть кошка встречать будет, заявила мне Вичка. Это она так ехидничает. А я говорил ей, что кошка — это воплощение пренебрежения окружающими, особенно теми, кто о них заботится. То ли дело собака! Просто любит. Такого, какой есть.

Я провожал Вику после института домой. Май месяц. Ослепительно светило солнце. Промытый дождями, и продутый ветрами Питер был прекрасен. Я держал за руку удивительно красивую девушку, и мне было решительно все равно, о чем говорить. Тем более что когда она сердится, у неё темнеют глаза и она становится вообще…

Достаточно сухо простились у ее дома. Я совершенно не расстроился. Вечером семья Лишовых была приглашена на юбилей к администратору ЛенФилармонии. Ну и я, как бойфренд и приближённый. Оттуда я был намерен утащить Викуню к себе домой, где уже и разобраться в вопросе домашних питомцев.

Дома меня настиг звонок моего приятеля Фреда. Он сообщил мне, что будет вечером на юбилее, который я намерен посетить. И ему нужно со мной переговорить. Не уезжай, пока мы не пресечемся.

Виновник торжества — семидесятилетний Иван Ефимович Костромин. Как я понял, большой друг Викиной мамани.

Простой администратор филармонии, не та фигура, что бы глупо размениваться на праздники в ресторанах. Он принимал гостей дома. Человек пятьдесят. В своей трехсотметровой (а скорее даже больше) квартире. Расположенной в двухэтажном особнячке, в центре Питера. Общество собралось в стометровой гостиной. Слух гостей ублажал играющий на рояле пианист, несколько официантов сновали меж публики, обеспечивая выпивкой и закусками.

Кроме хозяина, звездами вечера были певец Эдуард Хиль, и певица Мария Пахоменко. Не пели, нет. Тусовались. В качестве приглашенной экзотики, обязательной на светской тусовке, выступал партийный деятель из Туркмении, посетивший Ленинград с деловым визитом. Несмотря на совершенно русские имя и фамилию — Петр Сергеевич Пьянков, одного взгляда на него было достаточно, чтоб понять — азиат. Хоть и рослый, но широкое лицо, узкие глаза, и смуглость от рождения. При этом видно, что он неслабый начальник. Совершенно лишенный этой слащавой среднеазиатской улыбчивости. За сорок. Обаятельный такой дядя.

Он, как равный, поручкался с Викиным отцом, вообще-то начальником отдела в обкоме. Расцеловался с Викиной мамой. Меня и Вику ему представили. Облобызал Лишовой руку, и вежливо мне улыбнулся. И мы с Викуней отошли в сторону. Где зацепились языками с каким то перцем. Оказавшимся, дрессировщиком цирка.

Я не откладывая, сразу спросил, мол, мы с Викой подумываем завести леопарда. Не думает ли уважаемый специалист, что этот кот Вику может съесть? Сможет ли изящная Виктория его выгуливать? Нет ли карликовой породы?

Вика дослушала консультацию до того места, что кошки опасны. Если нужен питомец, лучше заведите собаку. После этого злобно фыркнула, и отошла обратно к родителям. Оставив меня досушивать обзор хищных кошачьих, и их перспектив в жилой квартире. Дрессировщик оказался веселым, и понятливым. И мы некоторое время травили анекдоты, посмеиваясь. Видя такое вопиющее поведение, Виктория уехала домой с родителями. А мне пришлось еще потусоваться, в ожидании Фреда.

Появившись, Фред показал, что он здесь свой и не впервые. Расцеловался с юбиляром. Хлопнул по плечу Хиля, обнял Пахоменко. Еще с кем-то перекинулся парой фраз. А потом начались странности. Поздоровавшись, он потащил меня на жилую половину. Остановившись в каком то коридоре, он внимательно взглянул мне в глаза и сказал:

— Коля. Я прошу тебя об услуге. Я познакомлю тебя с человеком. Выслушай его. И помоги. Я обещаю, что тебе ничего не угрожает. Хотя дело скользкое. Ты можешь отказаться. Я не обижусь. Но, если можешь помочь — помоги мне.

И, не дав ответить, потащил дальше. Возле одной из дверей стоял охранник. Нет, не девятка. Скорее, спортсмен при цеховике.

Это оказалось курительной комнатой. А человеком, с которым Фред меня просил побеседовать, оказался товарищ Пьянков, из Туркмении. Увидев меня, он засмеялся.

— Нас уже не нужно знакомить.

Тем не менее, Фред коротко сказал ему, что я — тот самый человек, которого он хотел видеть.

Дальше стало еще страньше. Товарищ Пьянков — первый секретарь горкома КПСС одного из туркменских городов. И ему нужно проработать логистику вывоза ценного груза из его города в Москву. На мой вопросительный взгляд Фред кивнул. Да, Коль, деньги. Я хмыкнул. Мы, с другом, зимой организовали вывоз крупной суммы в Москву. Видимо, Фреда раздражает что мощности в моем лице простаивают. А в Узбекистане набирает обороты знаменитое «Узбекское Дело». И чиновники соседних республик, похоже, не дожидаясь, перепрятывают нажитое.

— Я не очень хочу этим заниматься. — сказал я — Честно говоря, боюсь влететь к ментам.

— Не о чем переживать, Коля. — улыбнулся Пьянков. — ты вообще никак, нигде не будешь замешан. От тебя нужно придумать транспортный маршрут, и варианты доставки. Всю информацию я тебе предоставлю. Приедешь ты официально. Поработаешь с документами и уедешь.

— Ни за что не поверю, что у вас, там, нет специалистов такого профиля!

— Конечно есть, Коля — мягко согласился Пьянков — только, это — наши, местные специалисты.

Понятно. Он никому из своего окружения не верит. И, кажется, хочет организовать такую же разводку, как мы устроили при доставке денег в Москву.

— Я думаю, много времени это не займет — продолжал он убеждать меня. — Дней через пять вернешься.

И я вдруг подумал, что Лишовой будет полезно от меня отдохнуть. А то кота ей подавай!

В общем, договорились, что завтра в двенадцать он за мной заедет, и мы полетим на личном самолете главы республики. Вечером будем на месте. В среду-четверг будешь дома. Когда Фред меня вез домой, он молчал. Попросил только помнить — что бы не случилось, он меня вытащит. Мне бы напрячься. Но я выпил с дрессировщиком коньяку, и был настроен легкомысленно.

Самолет оказался Ил -18. На въезде на летное поле Пулкова, водитель опустил окно и сказал менту у шлагбаума:

— Автомобиль обкома КПСС.

И мент без звука пропустил машину на поле, к трапу.

Я сразу понял, что дела у меня не очень. Сопровождающие товарища Пьянкова лица, что уже сидели в самолете, больше всего мне напомнили басмачей. Одетых в европейскую одежду, ухоженных. Но совершенно чуждых и Питеру, и европейцам. Хотя бы даже потому, что стюардесс у них не было. Стюарды. Ну и в остальном. Обнимашки, с потиранием щек, и прочее.

Мне, впрочем, отвели место в среднем салоне, и мной, персонально, занимался стюард. Так и сказал, исполню любое ваше пожелание. По дороге в аэропорт, Пьянков просветил об официальной цели моей поездки. Ты, Коля, летишь подписать передаточные документы, с «Ленинца». По сути, простой командировочный. Договорились?

Часа три после взлета я читал газеты. Которых оказалось бесчисленное множество. От Правды и Литературки, до Туркменской Искры, и Знамя Труда, из Красноводска. Везде обсуждается состоявшийся пару дней назад визит товарища Горбачева в Ленинград. В Питере он потряс публику беседами с толпой на улице. Оповестил о введении сухого закона, и впервые произнёс слово «перестройка». Указ о борьбе с пьянством всюду публикуется и обсуждается. Я с запозданием сообразил, что тусовка у пожилого администратора — это была встреча номенклатуры, для неформального обсуждения этого визита.

Затем Петр Сергеевич пригласили меня в свой салон, где удостоили короткой беседы. Собственноручно плеснув мне коньяку, он рассказал, что выдвинут вторым секретарем ЦК Туркмении, но еще не утвержден в Москве. Так что пока — типа И.О. А избран он, с должности первого секретаря горкома города Кизил-Арват. Куда мы и летим. Всю цепочку, Коля, нужно будет строить оттуда. По прилету, переночуем в одном месте. Не Качинская дача, конечно, но тоже оазис. А утром и обсудим, без лишних ушей. Я дам тебе человека с машиной. Он предоставит, или добудет, любую информацию. С чем и был отпущен.

Аэродром, где мы приземлились — военный. Кроме ИЛа — ни одного гражданского борта. Только укутанные масксетью военные, кажется, истребители. Мы с Пьянковым сели в черную Волгу, что ожидала на краю взлетной полосы. Стаяла удушающая, после Питера, жара. Давно стемнело, и я не очень понимал, куда мы поехали.

После КПП, мы свернули направо, налево, и двинули на север. Судя по зареву, город остался за спиной. В свете луны была видна однообразная равнина. Пьянков сидел рядом и, в свете лампочки в сидении, бегло изучал какие то документы, явно не расположенный к разговору.

Спустя где то час, мы свернули направо, и почти сразу подъехали к глинобитной стене, с распахнутыми воротами.

За стеной оказался густой сад, с едва видным в глубине типичным среднеазиатским домом. Машина остановилась сразу после ворот. Слева я увидел тоже глинобитный гараж, машины на четыре. Нас встречали двое. Водитель вылез из авто.

Разговор пошел, видимо, на туркменском. Так что я ничего не понял. Но, в какой то момент, все четверо повернулись ко мне. И Пьянков перешел на русский.

— Коля! Это — Ильхом — он показал мне на поджарого и высокого азиата. — он будет твоим помощником и сопровождающим. Сейчас отдохни, и поужинаем.

Ильхом внимательно меня оглядел, и сдержанно поклонился. Под тридцать. Неплохой боец. Он, из всех виденных сегодня азиатов, единственный кто понял, что я чего то стою как рукомашец.

— Он тебя проводит и все покажет — продолжил Пьянков. — завтрак в семь, выезжаем в пол восьмого. Пока можешь отдыхать. Здесь сейчас девять вечера.

Ильхом повел меня через сад в левое крыло дома. Большая, наверное светлая, комната. Большая низкая именно кровать. Тумбочки. Отдельный туалет. Телефон. Работает.

— Телефон внутренний — на вполне сносном русском пояснил Ильхом. — если что нужно — сними трубку и скажи.

Я достал сигареты, закурил, и сказал что ничего не нужно. И передай мои извинения, ужинать я тоже не буду. Покурю и буду спать.

Сквозь сон я слышал, что ночью приехала какая то машина. А немного спустя, уехала. Под утро стало снова душно, и я проснулся. Не закрыл окно. Уже рассвело, но солнце еще не взошло. Часы на стене показывали начало седьмого. Собираясь отправится сюда, я не стал усложнять. Обул туристические ботинки, купленные зимой в Хельсинки. Удобные джинсы. Взял пару футболок, и куртку. Но куртка мне не понадобится. Оделся — обулся и вышел из комнаты, а потом и из дома на улицу. Где-то слева вставало солнце, стояла тишина. Прошел вчерашней тропинкой, и, через калитку в воротах, вышел в самую настоящую пустыню. Вокруг, на сколько хватала глаз, не было ничего, кроме песка. Невысокие барханы, в лучах из-за горизонта, делали поверхность планеты гофрированной. Воздух пах чем-то густым и терпким. Справа видна грунтовка что уходит на юг.

За спиной послышался какой то шум. Встряхнулся от медитативного созерцания, и пошел обратно. Оказавшись за калиткой, увидел незамеченную раньше приоткрытую створку гаража. Решил полюбопытствовать устройством туркменских гаражей. Я, собственно, за экзотикой сюда и поперся. Хотя, конечно, в основном, с воспитательной целью. Мало ли что я без нее не могу. Это не повод заводить кошек!

Войдя в гараж, я понял что, мне пи@дец.

В глубине гаража стояла Волга с открытым багажником. На ней мы вчера приехали. Рядом верстак, на котором стоял мешок. В момент моего появления, Ильхом, металлическим совком, насыпал белый порошок в небольшой пластиковый пакет. Несколько таких же, не больше кирпича размером, пакетов лежали рядом. Еще один азиат, водитель, что нас привез, в этот момент укладывал в багажник такие же пакеты. Петр Сергеевич что то строго говорил. На мое появление, все обернулись.

Меня спасло то, что они замешкались. А я, наверное от испуга, сразу включился на полную. Первым, и очень жестко, кулаком в висок, вырубил Ильхома. Чувака у машины встретил левой в печень на противоходе, когда он прыгнул на меня. А Пьянкову сломал ногу в колене, ногой же. Завершая, в общем то, стандартную связку. Хотя, конечно, повезло. Они очень удачно стояли.

Не задерживаясь, добавил водителю ногой по лицу. А потом мне захотелось завыть.

Какой нахер повезло? Пьянков — глава наркомафии. Но я задавил поднимающуюся изнутри панику и начал действовать.

С удивлением увидел на верстаке скотч. Схватил его, и в темпе замотал руки-ноги-рот Ильхома. Потом, то же самое сделал с водителем. И повернулся к Петру, свет, Сергеевичу.

Он не сразу понял, что произошло, а сейчас ему очень-очень больно. И он почти беззвучно шипит, лежа на боку.

Я присел у его лица. Хотел спросить, где четвертый. Но он неожиданно появился в створке гаража. Держа в руках поднос с чайником и одной пиалой. И я, прямо с корточек, прыгнул. Получилось. Кулаком по горлу, и осколки еще разлетаются по полу, а я уже заматываю ему руки за спиной скотчем.

Потом снова повернулся к Пьянкову. Он уже сидит. На широком лице капельки пота. Но не орет. То ли форс, то ли крутой мужик.

— Тебе не уйти. — сказал он. — лучше помоги мне. И я клянусь, что мы это все забудем.

Хмыкнул, подошел, и пинком положил его на пол. Перевернул лицом вниз, и обмотал руки лентой. Он при этом говорил:

— Сюда едут мои люди. Охрана, что должна нас сопровождать с грузом. Тебе не скрыться. Просто некуда. Начальник милиции города — мой человек.

На этом я обмотал ему рот скотчем, и сказал:

— Подыши носом. — задохнется еще.

Он подышал, я кивнул, и наконец огляделся. Просторное помещение. У другой стены тоже верстак. На стене висит автомат. АК74 укороченный. На верстаке очень знакомая коробка. Хе, гранаты. РГН. Нарядные и похожие на игрушку. Правда, всего две. В остальном ничего интересного. Да я и не стал больше никуда лезть, увидев автомат. Снял с крюка. Глянул магазин — полный. Свиду — вполне себе нормальный автомат.

Вернулся к машине. Охлопал карманы у пленников. У водителя в кармане прощупывается что то типа ксивы. Больше, ни у кого, ничего. Снова присел перед Пьянковым.

— Кто ни будь еще в доме есть?

Он помотал головой.

— Оружие еще в доме есть?

Он снова помотал головой. Я не стал проверять. Хотя, людей в доме не чувствовалось. Но и искать я не собирался. Подумал. Взял скотч и уже надежно и качественнно обмотал каждого. Самостоятельно не освободятся. Оттащил в сторону лежащих бандитов. Захлопнул багажник. Сел за руль. Блин! Не простая Волга то. Газ 24–24. С коробкой автоматом, и движком от Газ 53. Среди посвященных называется «догонялка». Завел двигатель, пошел распахнул створки. Повозился, пытаясь понять как здесь врубить заднюю. И задом выехал из гаража. Не рассчитал чо. Гидроусилитель, и огромный радиус разворота. Короче, выезжая из двора, я не вписался в ворота. И для начала слегка протаранил один из воротных столбов. Но потом, все же выехал на дорогу, и свернул на юг. В сторону военного аэродрома. Там у меня есть шанс.

Спустя меньше, чем двадцать километров, я понял, что шансов нет. Сначала замигала лампочка на торпеде. А потом затроил, застучал и наконец заглох двигатель. Видимо, удар был фатальный. Сорвало патрубок и выгнало всю охлаждающую жидкость. Я не сообразил, как выключить эту коробку, и Волга жестко оттормозилась вставшим задним мостом. Вот теперь — все.

Дача Пьянкова, судя по времени, километрах в пятидесяти от аэродрома. Сюда едут Пьянковские люди. Возвращаться бессмысленно. Отсидеться в пустыне не выйдет. Изжарюсь, да и дорожка следов в песке приведет ко мне. Пьянковске охранники наверняка вооружены. Но я решил попробовать. Если они остановятся, и выйдут из машины — есть шанс. Вылез из Волги. Открыл багажник. Достал канистру и облил уложенные там брикеты с наркотой. Закурил. И услышал вдали звук автомобильного движка.

В мареве наваливающейся жары было трудно разглядеть. Но — две машины. Уаз 469, и бортовой Газ 66. Они остановились метрах в четырехстах от меня. И я понял, что шансов нет. Сквозь марево я скорее догадался, чем увидел, что с Газика спрыгивают люди. Чуть погодя, я увидел, что на верхушках барханов метрах в трехстах от меня, справа и слева от дороги появились две головы. А одна сверкнула оптикой. Снайперы. Если я чуть дернусь, схлопочу пулю. По дороге, ко мне, пошли трое. Что бы снайперы не нервничали, демонстративно снял автомат и положил на капот. А сам повернулся, и скрылся с их глаз, усевшись на песок в тени распахнутого багажника, привалившись спиной к бамперу. Достал гранату. Как же обидно! Мне по любому не жить. Не станет Пьянков со мной деликатничать. Они здесь, в Средней Азии, такие затейники…Жалко маму. И Вику. Так все по дурацки…

Они подошли, когда я докурил сигарету. Двое вышли справа и остановились передо мной. Тертые, битые и крученые мужики, не очень то и старше меня. С автоматами. В ношеных афганках, панамах, берцах. Смотрят спокойно, но мне их не заломать. По одному — ну-у-у… возможно. А двоих — нет. Я себя уже довел до истерики. Иначе самому себя не убить. Поэтому медлил не от страха. Слева слышны еще шаги. Когда они зазвучали совсем рядом, я вытащил левую руку, что держал между ног. С гранатой. Потом показал им кольцо, от этой гранаты, в правой руке. Выплюнул окурок под ноги по виду старшего, и сказал:

— Ну что? Полетели, пидоры.