Ночь с Марией

© Олег Михалевич, 2016.

© Елена Данилова, дизайн обложки, 2016.

© ООО «Библос», 2017.

Бомба

– Не клюет, проклятая! – Турунов с сожалением посмотрел на новенький японский спиннинг, словно это именно он был виноват в неудачной рыбалке, перевел взгляд на скользящую по водной дорожке блесну. Она ярко отсвечивала на солнце серебристой спинкой, вращалась, как живая, и непременно должна была привлечь любую проплывавшую мимо хищно ориентированную живность, желательно размером покрупнее. Но не привлекала.

Конечно, неудачу можно было списать на то, что окуньки да щучки в глухой российской глубинке не научились еще реагировать на хитроумные японские поделки. Не привыкли. Однако рядом в бережок воткнуты были два удилища из орехового прута, с их кончиков добротно свисала бело-желтая отечественная леска, переходящая в неподвижные поплавки из гусиных перьев и пробки, под ними, невидимые отсюда, вяло подергивались на каленых крючках выкопанные на ближнем огороде сугубо российско-черноземные черви, добросовестно оплеванные сидящими рядом аборигенами, а результат был тот же. То есть никакого.

Турунов отложил спиннинг в сторону, встал, смачно, до хруста костей потянулся и подошел к стоящему поодаль раскладному походному столику, возле которого на легких складных стульях разместились шеф крупной московской газеты Сергей Степняков и известный финансист Витя Граков, ради которого, собственно, и была затеяна рыбалка. Еще один член их компании, Вова Симов, главный редактор степняковской газеты, возился у самой воды с аквалангом, на котором красовалась нанесенная несмываемой краской подпись самого Жака Ива Кусто. Всем им было под сорок, все имели чуть поплывшие фигуры бывших спортсменов и каждый успел кое-чего достигнуть в жизни. Хотя и в разной степени.

– Тост имею, мужики! – зычно сказал Турунов и взял наполненный водкой стакан. Двое местных, караулящих бесполезные удилища, сразу повернулись на зов, полагая, что под определение «мужики» они точно подходят, и Турунов сделал приглашающий жест. Один из них, сухонький бодрячок шестидесяти пяти лет отроду, был не только их сегодняшним проводником, но и приходился Гракову родственником, кем-то вроде двоюродного дяди, о котором Витя вспомнил, едва речь зашла о рыбалке, и предложенное им место было тут же безоговорочно принято, хотя и пришлось затем гнать сюда на двух машинах целых три часа. Но цель оправдывала средства.

Родственник Гракова и его пятидесятилетний напарник Петя, не заставляя себя просить дважды, мигом оказались у стола, и даже Симов, бросив акваланг, переместился поближе. Все они с чрезвычайным вниманием уставились на Турунова, и он вдруг понял, что задуманный им довольно-таки витиеватый тост о женщинах вряд ли будет понят всеми в достаточной степени, а потому и не совсем уместен и ему захотелось сказать нечто более важное, более значительное. Выдержав паузу, он широким жестом повел рукой со стаканом вокруг себя и постарался вложить в голос как можно больше задушевности:

– Друзья! Главное на рыбалке – не то, сколько рыбы удастся выудить из воды. Хотя она, скажем прямо, не помешала бы. И не то, в какой компании ты на эту рыбалку отправился. И даже не то, куда ты приехал. Главное – во всем вместе взятом. И когда такая компания, как наша, приезжает в такое место – а я хочу отдельно сказать за это огромное спасибо нашему Вите – то она, компания, просто обязана выпить за поразительную красоту русской природы!

И «мужики», дружно крякнув, быстро опорожнили тяжелые круглые стаканы, сконструированные для питья виски так, чтобы толстое стекло подольше удерживало температуру охлажденного льдом напитка; но и водка, кристально прозрачный Smirnoff, воспринималась из них неплохо, о чем красноречиво свидетельствовали уже две порожние бутыли, составленные под столом. Пили все одно, а вот закусывали по индивидуальному плану: кто задумчиво прожевывал бутерброд с красной икрой, кто изящным движением отправлял в недра желудка соленый огурчик, кто вгрызался в увесистый бочок копченой курицы. Витя Граков ловко выловил в полулитровой банке последний маринованный шампиньон, мгновенно втянул его в себя и сожалеюще чмокнул:

– Хороший тост. Оторвались мы от природы. А красотища-то вокруг – ох, загляденье!

И все тотчас, словно только теперь осознав до конца значение тоста, с восхищенным видом оглянулись вокруг. Да и посмотреть, надо сказать, было на что.

Речка, да скорей речушка просто, метров десять всей ширины-то, а вода в самом глубоком месте не поднималась выше пояса, неспешно струилась в низинке между убегающих вдаль холмов. Их склоны покрывал редкий вблизи лиственный лес, залитый солнцем и сливающийся на горизонте в сплошную синюю полосу. На ближних подступах к невидимой с этой точки деревни хорошо различались заросшие высокой травой проплешины полян, тонкой змейкой сбегала с них почти к самому месту рыбалки проселочная дорога, на обочине которой пристроились черный шестисотый мерседес Гракова и серебристый BMW–730 Степнякова. Но запах нагретого металла и бензина плотно перекрывался терпким настоем свежескошенной травы. Журчания воды почти не было слышно, ни единый листок на могучих березах не колыхался в раскаленном воздухе, и тишину нарушал только стрекот кузнечиков и неутомимое вжик-вжик – на ближней поляне, совсем рядом, не перекликаясь и не поднимая голов, неутомимо косили траву шесть плотно сбитых баб в пестрых ситцевых платках.

Вжик-вжик.

Степнякову было скучно. Водку он не пил, так как сегодня ему еще предстояло везти назад в Москву всю компанию за исключением Гракова – тот никуда не спешил и собирался остаться до утра у своего родственника, чтобы вспомнить годы молодые и хорошенько отоспаться на сеновале, – а пиво успело основательно нагреться и превратилось в противную, начисто лишенную признаков пены бурду, которую он брезгливо подносил ко рту, трогал кончиками губ и отодвигал обратно. Перед поездкой он надеялся, что клев будет хороший и можно будет всласть поколдовать над костерком, блеснуть кулинарным мастерством, а уж затем под ушицу, под запеченного в фольге окунька или щучку исподволь подвести дело к разговору о финансировании газеты.

Однако пока все было не так, рыба не шла, мужики в азарт не входили и начинать запланированный разговор не стоило – такие вещи он чувствовал тонко. И сейчас ему было просто скучно.

– Хоть бы шашки у вас были, – скрыв рукой зевок, сказал он.

– О, блин! – оживился вдруг родственник Гракова. – Точно! Есть у меня одна шашка! Дома припрятана.

– Да что толку – с одной?

– Как что? Рванем – вся рыба наша!

От внезапного возбуждения Витя Граков вскочил на ноги, оглушительно захохотал и в нетерпении прошелся к речушке и обратно.

– Каков дядя Миша, а? Граковская порода! Шашка – так тротиловая! – он победно оглядел оживившуюся компанию. – Ну, теперь дело будет! В деревне, говоришь, дядь Миш? Давай, сгоняем.

Не дожидаясь ответа, Граков двинулся к «мерседесу», но Степняков остановил его:

– Постой, Витя! Давай лучше на моей. Я ж не пил…

– Ладно, – сразу согласился Граков, но не удержался и вслед за дядей Мишей забрался в БМВ.

Дядя Миша жил в небольшом, но крепеньком, как боровичок, доме из белого силикатного кирпича с выкрашенными ядовитой синей краской дверьми и ставнями – такими же, впрочем, как и во всей деревне. Забравшись в подпол, он сначала нацедил гостям по кружке настоенного на грибе и хорошо охлаждающего кваса, вновь нырнул вниз и, не успели они выпить по полкружки, выбрался из люка с аккуратно замотанным свертком.

– Откуда это у вас? – поинтересовался Степняков, но вопрос, кажется, прозвучал неуместно. Дядя Миша отвел взгляд в сторону, поскреб в затылке большой морщинистой пятерней, неопределенно хмыкнул, но из уважения к гостю все же ответил:

– Так мы ж не лаптем деланные… Война была.

И замолк надолго. Но на подробностях Степняков и не настаивал.

Когда они вернулись назад, вся компания в нетерпении прогуливалась по берегу, обсуждая предстоящее развлечение. Граков сам примотал синей изолентой тридцатисантиметровый отрезок бикфордова шнура к тротиловой шашке, поджег шнур, размахнувшись, швырнул заряд на середину речки и ничком нырнул за толстый ствол ближайшей березы. Остальные уже осторожно выглядывали из-за схожих укрытий.

Полминуты прошло в напряженном молчании, прерываемом лишь работой бабьих кос.

Вжик-вжик, Вжик-вжик.

Потом над водой взметнулся небольшой фонтанчик, раздался негромкий хлопок, и вновь все стихло. Только вжик-вжик, вжик-вжик.

Выждав, рыболовы выбрались из укрытий, подошли к воде и стали напряженно всматриваться в поверхность. Прошло несколько минут. Ни одна рыба не всплыла.

– Слабовата шашка, – заметил Турунов. – Только пукнула. Ладно, черт с ней, давайте лучше еще по рюмахе.

На этот раз выпили без тостов, разочарование переросло в неловкость, натянутость. Да и закуска подходила к концу – надеясь на рыбу, ее хорошенько не рассчитали. Впору было сматывать удочки.

– У меня покрепче есть, – внезапно подал голос молчавший до сих пор и неясно с какой целью взятый сюда Петя.

– Самогонка, что ли? – хмыкнул Вова Симов. Выпил он заметно меньше других, так как не меньше часа провел под водой, пытаясь разглядеть что-либо на илистом дне, заигрывание с Граковым ему не нравилось, но надо было терпеть, и он тоже начал скучать. Возможность врезать покрепче, чтобы день не прошел совсем уже зря и заодно посмотреть поближе, что за гусь этот Граков, его немного оживила.

– Зачем самогонка? – Петя неторопливо обсосал последнее куриное крылышко и обтер пальцы о пучок травы, не обращая внимания на толстую пачку красных бумажных салфеток. – Бомба.

– Что еще за бомба? – не понял Симов, предполагая нарваться на очередной эвфемизм. Если для местных «шашка» – это просто тротиловый заряд, то «бомбой» вполне может оказаться какая-нибудь горячительная смесь, покруче самогонки.

– Обыкновенно, какая. Самолетная. На огороде в позапрошлом годе нашел, схоронил на всякий случай. Рванем, может?

– Конечно, рванем! – Граков и сам ощущал некую ответственность за выбранное им место, прямо сказать, не самое удачное. А неудач он не любил. Зато любил говорить, что из любого поражения надо уметь выклевать зерна победы, сам, применял эту формулу давно и удачно, и теперь вновь оживился. – Где она у тебя? Давай, Серега, сгоняем.

– Ну уж нет! – Степняков протестующе поднял вверх сразу обе руки. – Тут я пас. Вы что, ребята, не хватало еще бомбы в машине возить. Давайте, искупаемся лучше.

– К черту! Сам повезу! Кто со мной?

Упрямо набычившись, Граков, не оглядываясь, двинул к своему мерсу, за ним послушно засеменил Петя, а секундой позже, с виноватой улыбкой бросив, что надо малость подсобить племяшу, к машине поспешил и дядя Миша. Нетерпеливо рыкнув, мерседес взметнул из-под колес облако пыли и быстро запетлял по ухабистой дороге.

– Охота пуще неволи, – Турунов проводил взглядом скрывающуюся за поворотом машину и, щурясь от солнца, повернулся в другую сторону. – А эти-то, эти, гляньте, как пашут!

Мужчины завороженно уставились на косарей. Вжик-вжик. Платки скрывали лица баб так, что определить их возраст было невозможно, и только фигуры говорили о том, что их обладательницы далеко не девчонки. Платья их взмокли, плотно облепив крупные, плавно покачивающиеся в такт движениям груди, могучие ягодицы, широкие, не женской силой налитые плечи. Вжик-вжик. Неспешно размашистые, но и не остановимые ничем движения. Казалось, окажись на их дороге лес, с той же неодолимой силой снесут женские косы, как траву, стволы берез, все, что окажется на пути. А когда закончат они свой труд и, стянув пропахшие потом платья, войдут в реку, та, ожегшись о раскаленные тела, зашипит, выйдет из берегов…

Но пока до конца поляны было далеко и ни одна из них и не помышляла об отдыхе. Только вжик-вжик. Вжик-вжик.

Вскоре на дороге показался мерседес. На этот раз он едва полз, тщательно обходя ямы на дороге, мягко переваливаясь через ухабы.

– Везут! – вдруг пересохшими губами прошептал Турунов.

Никто и не заметил в какой момент остановился могучий автомобиль – настолько плавным и осторожным было его торможение. И только когда опустилось стекло со стороны водителя и Граков хриплым голосом позвал на помощь, все кинулись к медленно открывающейся дверце. На заднем, пахнувщем дорогой кожей диване сидели красные от напряжения Петя с дядей Мишей и, как ребенка-переростка, плотно прижимали словно впечатанный в их животы сверток, завернутый в байковое одеяло. Турунов и Степняков осторожно подхватили увесистую, килограммов на сорок, ношу, перенесли ближе к речке, развернули и уставились на черную стальную капсулу с помятым стабилизатором. На корпусе неразборчиво проступали непонятные готические буквы.

– Вот это штучка! – то ли с восхищением, то ли с осуждением сказал Степняков и подумал, что рыбалку и впрямь еще можно спасти. – Дальше-то что делать будем?

Вариантов получалось как бы два. Один – это кинуть бомбу с берега, что, учитывая ее вес, было, конечно, не просто. Второй – использовать наполовину вытянутую на берег небольшую лодку-плоскодонку, хозяином которой как раз и был Петя. Но тут брало сомнение: удастся ли до взрыва отгрести на берег, пусть и близкий.

– А че такого, – доказывал дядя Миша, – шнур три минуты горит, за это время туда и обратно сплавать можно. Сбултыхнем на середине – и с Богом!

– Три минуты? – Турунов взял в руки последний отрезок бикфордова шнура, как и в первом случае сантиметров в трицать, и пояснил:

– Скорость сгорания – один сантиметр в секунду. Значит, рванет через полминуты. Куда тут, к черту, грести?

– Да в воде-то, небось, гореть помедленней будет, – не сдавался дядя Миша.

– Тут ты прав, – поддержал Турунова изрядно протрезвевший после поездки Граков, показал на участок пообрывистей и предложил:

– Отсюда бросим!

Турунов вернулся к бомбе и на миг остолбенел. Петя пристроился над бомбой, зажав ее между коленей и налегая плечом на рукоятку ручной дрели. Сверло упорно соскальзывало с круглой поверхности, но Петя не сдавался.

– Т-ты, ты что?!

– Да я дырочку просверлю, будет куда шнур вставить, невозмутимо ответил Петя, продолжая работу. Сверло царапало корпус, искрило.

– Прекрати немедленно!

Турунов с трудом оттащил Петю от бомбы и вытер вспотевший лоб. Ох уж эта деревенщина! Припомнив навыки саперной работы двадцатилетней давности, он взялся за бомбу сам. Когда минут через пятнадцать работа была закончена, от хмеля, похоже, не осталось и следа.

Подняв снаряженную бомбу на руки, Турунов вместе с Граковым подошли к намеченному месту у обрыва и опустили ее на берег. Турунов достал зажигалку и огляделся. Остальная компания столпилась всего в двух метрах, у самой воды. Во всем этом была какая-то неправильность.

– Э, нет, мужики, – сказал он, – так не пойдет. Спрячьтесь где-нибудь. А то ж, не ровен час…

Наконец он поднес зажигалку к свободному концу бикфордового шнура, и огонек, слегка зашипев, побежал по дорожке к бомбе. Подхватив ее тулово с двух сторон, они с Граковым дважды качнули бомбу и изо всех сил метнули в речку. Пролетев метра три, она бултыхнулась в воду, подняла фонтан брызг, и Турунов, вдруг истошно заорав «Ложись!», рванул за руку Гракова, отбежал на несколько шагов и, прикрыв голову руками, упал за ствол толстой березы. Но ничего не происходило.

Подумав, что бомба вновь, как и полсотни лет назад, не сработала, он поднял голову и в тот же миг увидел, как над речкой прямо вверх, к самому небу взмывается огромный водяной смерч. Словно могучий гром пророкотал на небе и тугая волна ударила по ушам. Вслед за смерчем зеленым облаком взлетели сорванные с деревьев листья. С гулким шумом, ухнув, обрушилось рядом что-то тяжелое, накрыв Турунова зеленой пеленой.

Когда он, царапаясь об острые сучки, выбрался из-под кучи облепивших его ветвей, вновь мирно светило солнце. Вокруг было пусто и ни один звук не нарушал мертвящую тишину. Сердце Турунова наполнилось ужасом. С мгновенным прозрением он понял, что жизнь его уже никогда больше не будет такой, как прежде. Его, как человека с явно выраженными восточными чертами лица, и без того за три – четыре последних года добрый десяток раз укладывали на асфальт или прижимали к стене с поднятыми руками доблестные московские милиционеры, или ОМОН, или камуфляжные формирования с малопонятными названиями, подолгу изучали документы, перепроверяли, и втихомолку, а иногда и не очень выражали изумление по поводу того, что узкоглазым еще доверяют такие ответственные посты в уважаемой газете. Легко предположить, что будет, когда выяснится, что из всей компании остался один он, бывший сапер… И мысль эта пришла к Турунову даже раньше, чем чувство скорби по старинному другу Сергею Степнякову, блестящему журналисту Симову, ко всем остальным, так нелепо оказавшимся вместе в ненужном месте и в ненужное время.

Ему остро захотелось выпить. Он повернулся к столику, но его даже не было видно, не говоря уже о стоявшей на нем посуде. БМВ, повернутый к реке носом, устоял, а огромный мерс опрокинуло на бок. В остальном пейзаж был вполне мирным, и Турунов услышал, как где-то позади запела, зачирикала что-то привычное первая птица. Он повернулся на ее зов и заметил, как зашевелилась густо осыпанная листьями земля, вздыбилась резко и, отряхивая прилипший сор, на свет Божий явился закадычный друг Степняков.

На призыв первой птахи откликнулись две другие. И тотчас, в унисон с ними, из-за ближних берез показались Граков, левую щеку которого пересекала длинная царапина, и его родственник, дядя Миша. Пропела свое «ку-ку» кукушка и к компании присоединился потрясенно улыбающийся Симов. Он смотрел на Турунова, но куда-то вбок, мимо левого плеча. Не было только Пети, владельца бомбы. Но, кроме Турунова, никто пока не обратил на это внимания, и вся компания вслед за Граковым рванулась к воде.

Речка изменилась. Водяной столб, взметнувшись, осел широким радиусом и теперь вода мутными ручейками сбегала с отлогого берега обратно. По поверхности кружили обломанные ветки, листья. Вода перемешалась с медленно оседающим илом и речка больше напоминала сточную канаву. По поверхности плыли несколько целлофановых пакетов, невесть откуда взявшаяся бутылка из-под шампанского.

– А рыба, рыба-то куда делась? – возбуждение Гракова еще не прошло, и он пока не замечал ни царапины, ни случившегося с его машиной.

– Да ее и не было тут, – неожиданно для всех сказал Симов.

– То есть как это?

Граков уставился на главного редактора так, словно это он был виновником всех, пока еще не проясненных бед. И Симов, усугубляя ситуацию, виновато улыбнулся:

– Да так. Я в воде час пролежал – ни одна мимо не проплыла.

– Точно! – вспомнил вдруг дядя Миша. – Нету тут рыбы. Раньше была, а как в верховьях спиртозавод поставили – все, писец ей пришел. Да я ж, Витек, писал тебе про то, еще в прошлом годе. Думал, ты начальник большой, порядок наведешь.

– Писал, говоришь? А Петя? Петя где? – побледнев от нехорошего предчувствия, Граков повернулся и увидел свой автомобиль. Откуда-то сбоку, перекидывая что-то с руки на руку, шел Петя. Турунов облегченно вздохнул. Петя поднял ладонь, показал лежащий на ней кусок зазубренного металла и сказал:

– Горячий еще. Вот это рвануло, блин, а?

Турунов подумал, что Граков сейчас ударит неказистого мужичка и шагнул вперед, чтобы оттеснить Петю от греха подальше, но вдруг понял, что не хватает еще чего-то. Ощутили это и другие. Не все звуки вернулись к жизни.

Мужики повернулись в сторону покоса и увидали, что бабы-косари стоят, застыв, как грубо вытесанные из большого камня статуи, и смотрят в их сторону. Но не на них, а выше, вверх, в безоблачное небо, так внезапно прокатившееся громом и порывом ветра, взметнувшим только что скошенную траву. Ничего, однако, больше не происходило. И бабы-статуи, словно повинуясь единой, неслышной отсюда команде, ожили. Медленно повернулись к мужикам в профиль. Взмахнули косами. И природа наполнилась привычным.

Вжик-вжик.