Пёрл-Харбор, 7 декабря 1941 года - Быль и небыль

Яковлев Николай Николаевич

Пёрл-Харбор, 7 декабря 1941 года. Быль и небыль

Перевод с немецкого Е. Гессен

{1}Так обозначены ссылки на примечания. Примечания после текста.

{*1}Так обозначены ссылки на подстрочные примечания. Примечания в конце текста книги.

Аннотация издательства: 7 декабря 1941 года в результате внезапного нападения Японии на Пёрл-Харбор (Гавайские острова) американскому флоту был нанесен значительный урон, а политический авторитет США серьезно пошатнулся. В новой книге известного советского историка Н. Н. Яковлева раскрываются причины, обстоятельства и последствия этого события, в результате которого США вступили во вторую мировую войну. На Западе Пёрл-Харбор и по сей день остается загадкой: почему нападение Японии оказалось внезапным, если в США дешифровали самые секретные японские коды и не могли не знать, что война вот-вот начнется? Автор книги предлагает собственную концепцию случившегося, вводя читателя в политику США и Японии, в мир разведки и контрразведки. В книге сделана попытка рассказать о том, почему японская агрессия застала Соединенные Штаты врасплох. Учитывая чрезвычайную сложность проблемы, изложение разбито на три части. В первой "Как это произошло" - говорится о военных событиях, связанных с Пёрл-Харбором, как они представлялись современникам; во второй - "Почему это произошло" - на основании имеющихся теперь в распоряжении историков документов освещается политическая подоплека неслыханного промаха в военной истории; в третьей - "Как это объясняют в США" - разбираются различные версии, имеющие хождение в Соединенных Штатах относительно 7 декабря 1941 года.

С о д е р ж а н и е

От автора

Как это произошло

Почему это произошло

Как это объясняют в США

Эпилог: за чертой исторической науки

Примечания

От автора

7 декабря 1941 года японская палубная авиация нанесла внезапный сокрушительный удар по кораблям в гавани военно-морской базы США на Гавайских островах Пёрл-Харбор. Одновременно японские войска напали на английские, голландские и американские владения на Дальнем Востоке и в Южных морях. Грянула война и на Тихом океане.

В Соединенных Штатах Пёрл-Харбор называют "Днем позора". Официальная пропаганда в США объяснила, что внезапность нападения на Пёрл-Харбор, где в считанные часы погибло около двух с половиной тысяч американцев, следствие коварства злонамеренного агрессора. Правительство США будто бы жаждало мира, а Япония, усыпив бдительность Вашингтона, нанесла предательский удар. Объяснений этих на военное время оказалось достаточно.

Когда отгремела вторая мировая война, выяснилось, что в Вашингтоне не могли не знать о намерении Японии напасть на Соединенные Штаты. Тогда почему оказался возможным Пёрл-Харбор? В разное время девять официальных комиссий в США занимались расследованием причин этого. Выводы комиссий, однако, не удовлетворили даже академический мир американской исторической науки. По сей день в Соединенных Штатах не прекращается горячая дискуссия. Иные историки договаривались даже до того, будто Франклин Д. Рузвельт умышленно подставил флот под удар в Пёрл-Харборе, чтобы получить искомый повод для вовлечения американского народа в войну.

Рассекречивание Вашингтоном многих сотен тысяч документов в 80-е годы подлило масла в огонь острых споров, начавшихся уже 7 декабря 1941 года. Авторы новых книг заверяют, что они пытаются объяснить то, что было упущено или не решено раньше. Обозревая новейший вклад в тему, рецензент "Нью-Йорк таймс" Р. Спектор заметил в начале 1986 года: "По всей вероятности, в истории всех народов есть те или иные события, которые, по их мнению, слишком важны, слишком загадочны, слишком болезненны, чтобы оставить их на долю только историков. Для Соединенных Штатов одно из таких событий японское нападение на Пёрл-Харбор в 1941 году. Американцы в массе своей удовлетворяются тем, что на школьной и студенческой скамье узнают и тут же забывают о большинстве деятелей и свершений отечественной истории. И в дальнейшем пусть их поминают в учебниках или музеях. За исключением Пёрл-Харбора! О нем выпущено более 100 книг. Тем не менее появляются все новые, и читательская аудитория с великим волнением прочитывает их от корки до корки. Вот перед нами две последние книги об этом эпохальном событии, каждая более 600 страниц. Обе претендуют на то, что сообщают новые факты и по-новому объясняют то, что множество американцев все еще считает уникальной и необъяснимой катастрофой. Обе эти книги - плод коллективных усилий, причем каждый авторский коллектив утверждает, что изучил тысячи документов и дал, наконец, объяснение случившегося"{1}.

Обращение в дальнейшем изложении к этим работам - Э. Лейтона "И я был Там", Г. Пранджа "Пёрл-Харбор: вердикт истории", написанным с соавторами и вышедшим соответственно в 1985 и 1986 годах, естественно, неизбежно не только по причинам, бегло обрисованным Р. Спектором. Новейшие разыскания американских историков в предыстории и истории Пёрл-Харбора определенно настораживают. Впрочем, лучше проиллюстрировать, что вызывает, мягко говоря, удивление, на примере книги лауреата премии Пулитцера американского военного историка Дж. Толанда "Позор. Пёрл-Харбор и его последствия", увидевшей свет в 1982 году и неоднократно переиздававшейся. В предисловии Толанд представил свою книгу как "десятое" расследование Пёрл-Харбора:

"Через сорок лет после "Дня позора" я пытаюсь ответить на вопрос: были ли предшествующие девять расследований, коротко говоря, умышленным сокрытием истины с целью возложить вину преимущественно на адмирала Киммеля и генерала Шорта, обелив деятелей в Вашингтоне. Этот и другие вопросы все еще преследуют американцев и японцев. Когда я приступил к делу, меня предупредили, что массированное рассекречивание спорной документации о Пёрл-Харборе на основе закона о свободе информации всего-навсего дымовая завеса и сокрытие случившегося там по-прежнему продолжается. Однако я убедился в обратном: флот США и Агентство национальной безопасности не только открыли все, но еще оказывают помощь, а в высшей степени спорных документах сделаны лишь считанные купюры, да и то только по причинам обеспечения безопасности".

За "героическим вступлением" последовало 400-страничное (убористым шрифтом!) обвинительное заключение по адресу Франклина Д. Рузвельта и ведущих деятелей его правительства за войну с Японией. На первый взгляд повторение аргументов противников Рузвельта еще 40-х годов. На деле дальнейшее развитие уже тогда спекулятивных нападок. Подводя итог своему "десятому" расследованию, Дж. Толанд заключил:

"Величайшая трагедия состоит в том, что война с Японией была совершенно не нужна... В широком смысле нам следует оплакивать миллионы убитых и искалеченных в ненужной войне на Тихом океане: солдат и матросов с обеих сторон, ни в чем не повинных гражданских лиц, особенно в Японии, испепеленных в пожаре воздушных бомбежек и атомным оружием. Наконец, последняя жертва - нынешнее состояние мира. Представьте себе, что было бы, если бы не было этой войны на Востоке. Не было бы Хиросимы и угрозы ядерной войны...

Но Япония и Америка извлекли урок из последствий той войны. Первая поняла - ее подлинные друзья не страны "оси", а вторая - только сильная, развитая Японская империя в союзе с западными державами может стабилизировать Азию и предотвратить господство традиционного врага Японии - России.

В прошлом случилось, однако, так, что группка людей, почитавшаяся миллионами как честнейшие политические деятели, уговорила себя, что ради блага своей страны следует поступать бесчестно, и разожгла войну, которой старалась избежать Япония". Архивиновник, по Толанду, конечно, Ф. Рузвельт, который "был убежден: цель оправдывает средства, и посему правду скрыли"{2}. Вот такую "правду" Толанд открывает современному читателю.

Конечно, это крайняя точка зрения, но ее объединяет с принятой в США общее недоумение общины американских историков, почему Япония осмелилась тогда напасть на США, а не на Советский Союз.

В самом деле, почему? История Пёрл-Харбора открывает возможность узнать, как ведется политика в том мире в критических обстоятельствах и как делаются войны в XX столетии.

В книге сделана попытка рассказать о том, почему японская агрессия застала Соединенные Штаты врасплох. Учитывая чрезвычайную сложность проблемы, изложение разбито на три части. В первой - "Как это произошло" говорится о военных событиях, связанных с Пёрл-Харбором, как они представлялись современникам; во второй - "Почему это произошло" - на основании имеющихся теперь в распоряжении историков документов освещается политическая подоплека неслыханного промаха в военной истории; в третьей "Как это объясняют в США" - разбираются различные версии, имеющие хождение в Соединенных Штатах относительно 7 декабря 1941 года.

Как это произошло

Для милитаристов мир - передышка между войнами. Политики ищут, находят и указывают вероятного врага, генералы и адмиралы готовят вверенные им вооруженные силы для защиты отечества.

На протяжении нескольких десятилетий, с начала XX века, Соединенные Штаты и Япония были такими противниками. Грядущая и неизбежная схватка стала откровенно обсуждаться в печати уже после русско-японской войны 1904-1905 годов. Вашингтон тогда сделал крайне неприятное и тревожное открытие: оказав помощь Японии в войне против России, США вместо признательности получили в ее лице соперника и противника. В Токио определенно думали о том, как бы ограничить американское влияние на Тихом океане и Дальнем Востоке, а еще лучше изгнать отсюда, разумеется силой, Соединенные Штаты.

Обозначившиеся в начале века империалистические распри между Японией и США облекались в формулировки наимоднейших тогда теорий социального дарвинизма в международных делах - сильнейшая нация неизбежно затопчет слабейшую. В Америке истово верили доктринам адмирала А. Мэхана о примате морской мощи и т. д. Все это состояло на вооружении философствовавших американских империалистов. Но очень скоро выяснилось: хваленое идейное оружие - обоюдоострое, им быстро овладели недавние протеже США - военные лидеры Японии.

Вот тогда, в начале века, отметил в конце 70-х годов большой знаток дальневосточных дел английский профессор К. Торн, в Японии также согласились: пора решать, "западной или восточной цивилизации господствовать на земле", а посему "более чем за тридцать лет до Пёрл-Харбора... по обе стороны Тихого океана... окрепло убеждение - война между Японией и Соединенными Штатами неизбежна"{3}.

Американец X. Ли уже в 1909 году в книге "Доблесть Невежества" описал будущую японо-американскую войну. Он красноречиво рассказал, как падут форпосты США - Филиппины, Гавайи и в руках Японии окажется Аляска. Книга нашла неожиданно прилежных читателей - офицеров армии и флота Японии. В переводе на японский язык она была названа без затей: "Война между Японией и Америкой" и распродана очень порядочным по тем временам тиражом - 40 тысяч экземпляров.

В 1925 году обозреватель английской газеты "Дейли телеграф" Г. Байвотер внезапно разразился книгой - "Великая Тихоокеанская Война". Бойкий журналист предрекал - внезапное нападение на Пёрл-Харбор совершенно обязательно для успешного овладения Филиппинами и Гуамом. Надо думать, тогдашний японский военно-морской атташе в Вашингтоне Исороку Ямамото не пропустил книги, рецензию на которую поместил на первой странице "Нью-Йорк таймс бук ревью".

Пока вслед за авторами таких книг заинтригованные читатели совершали волнительные прогулки в будущее, военные были заняты своим прозаическим делом: в штабах разрабатывались планы сокрушения неприятеля, изыскивались пути и средства нанесения ему удара. В 96-томной американской официальной истории участия армии США во второй мировой войне сказано: "...стратегия войны с Японией на Тихом океане была единственной областью американского военного планирования, которая имела длительную и непрерывную историю"{4}. Америка и Япония разделены тысячами километров океана, поэтому оперативные планы разрабатывались в первую очередь в штабах флотов.

Вплоть до второй половины 30-х годов американские стратеги исходили из того, что США и Япония померятся силами один на один. По этой причине, а также в интересах сохранения военной тайны, план войны с Японией зашифровывался как "одноцветный" - план "Орандж" ("Оранжевый"), Когда в 1936-1937 годах возникла фашистская "ось" - политический союз Германии, Японии и Италии, - пришлось иметь в виду возможность коалиционной войны с обеих сторон. Поэтому были составлены "многоцветные" планы. Основным из них был план "Рейнбоу-2" ("Радуга"). Он предусматривал согласованные действия США, Англии и Франции, причем между ними предполагалось "разделение труда": англичане и французы воюют главным образом в Европе, а американцы громят Японию. Американский флот будет направлен в западную часть Тихого океана.

При предполагавшемся соотношении сил и с учетом расстояний, в Вашингтоне рассудили, что Филиппины и Гуам на первом этапе боевых действий придется списать со счетов. Они будут отвоеваны на заключительной стадии войны. План "Рейнбоу-2" был утвержден объединенным советом армии и флота США 30 июля 1939 года. В соответствии с ним и проводилась подготовка к войне с Японией, а в случае необходимости в план вносились изменения. План безоговорочно подтверждал необычайную важность Гавайских островов как базы для флота США. На всех стадиях разработки и уточнения этого документа.

Тихоокеанский флот США, созданный приказом президента В. Вильсона в июне 1919 года, в 20-е годы неоднократно выдвигался к Гавайским островам, где базировался в гавани Пёрл-Харбор на острове Оаху.

В 1932 году американские флотоводцы провели совместные маневры с сухопутными войсками в гавайских водах. Отрабатывалась оборона островов от нападения с моря и воздуха. Командующий нападавшей стороны адмирал Г. Ярнелл с эскадрой вышел с баз в Калифорнии. В море он перестроил свою эскадру: оставив позади линкоры и крейсеры прикрытия, устремился к Гавайским островам с двумя авианосцами "Саратога" и "Лексингтон". На Гавайях предвкушали появление в виду островов всей эскадры и собрались дать ей "сражение" в традиционном стиле. Но Ярнелл не оправдал этих ожиданий. За полчаса до рассвета 7 февраля он поднял с подошедших на 40 миль к Гавайям авианосцев 152 самолета. С первыми лучами солнца они подвергли внезапной "бомбардировке" аэродромы вблизи Пёрл-Харбора, "уничтожили" на них самолеты и завоевали полное господство в воздухе. Урок был ясен. Тем не менее главный посредник на маневрах заключил: "Сомнительно нанесение сильного удара с воздуха по Оаху перед лицом сильной авиации, защищающей остров. Авианосцы будут поражены, а нападающие самолеты понесут большие потери".

В Японии внимательно изучили результаты маневров, но пришли к иным выводам. В 1936 году японская военно-морская академия выпустила "Исследование стратегии и тактики в операциях против США". Японские эксперты записали: "В случае базирования главных сил американского флота в Пёрл-Харборе военные действия надлежит открыть внезапными ударами с воздуха"{5}.

Совместные учения флота и армии США в апреле 1937 года подтвердили справедливость японского анализа. К Гавайям теперь подступила американская эскадра - 111 военных кораблей, имевших на авианосцах около 400 самолетов. Вновь аэродромы Оаху были внезапно "разгромлены" с воздуха, а на следующий день без сопротивления прошла высадка десанта. Посредники сочли, что потери "нападавшей" стороны - один линкор. И все.

Серия маневров в 30-е годы преисполнила гордостью американских адмиралов - вот на какие свершения способен флот США! То, что эти свершения может не только повторить, но и превзойти флот другой державы, им как-то не приходило в голову. Как и то, что "противник", оборонявший на учениях острова, по существу, подыгрывал атакующим, вероятно, во славу американского оружия.

Американские флотоводцы водили свои эскадры к Гавайям с баз в Калифорнии. Приход флота на Гавайи обычно совпадал с очередным обострением международной обстановки. Постоянные базы флота оставались на западном побережье Американского континента, куда корабли возвращались после непродолжительного пребывания на Гавайях.

Когда 1 сентября 1939 года началась война в Европе, распорядок был изменен. С января 1940 года основные силы Тихоокеанского флота сосредоточились на Гавайских островах - сначала под предлогом маневров, а 7 мая 1940 года флот получил официальное предписание - остаться в Пёрл-Харборе на неопределенное время. По мнению командования вооруженных сил США, корабли здесь находились в полнейшей безопасности{6}.

Государственный секретарь США К. Хэлл со временем заметил: выдвигая флот на Гавайи, правительство руководствовалось теми же мотивами, что и человек, "держащий в доме заряженную двустволку при переговорах с бандитом"{7}. Действительно, опираясь на Пёрл-Харбор, флот мог эффективно действовать против Японии в случае войны, а уже одно присутствие его на Гавайских островах оказывало влияние на японскую политику в дни мира. Так считали не только в Вашингтоне, но и в Токио как в канун войны, так и после ее завершения, когда подводились итоги.

Заместитель государственного секретаря С. Уэллес подчеркивал: "Если бы флот ушел с Гавайских островов, японские военные лорды несомненно истолковали бы это отступление как то, что США смирились с распространением господства Японии на весь Тихий океан и Азию"{8}. Один из японских флотоводцев, адмирал Сигэру Фукудоме, в свою очередь доказывал: "Американский флот, выдвинувшийся на Гавайи, мог без большого труда проследовать в западную часть Тихого океана, создав тем самым явную угрозу Японии. Пока флот оставался на Гавайях, складывалась стратегическая обстановка, несравненно более напряженная и угрожающая Японии, чем тогда, когда флот был на базах на Тихоокеанском побережье США"{9}.

Особенность политической обстановки в Японии в те годы заключалась в том, что делами страны вершила клика милитаристов. Между руководителями армии и флота существовали коренные разногласия по поводу направления агрессии. Командование армии стояло за войну с Советским Союзом, флот требовал предварительно захватить владения колониальных держав в Южных морях, чтобы обеспечить Японию ресурсами для длительной борьбы. Но адмиралы остро осознавали ограниченность экономического потенциала страны, что определило военно-морскую стратегию. Они с достаточной долей реализма предполагали, что боевые действия не удастся перенести к берегам Америки, напротив, работники главного морского штаба резонно ожидали наступления США. Решительное сражение они надеялись дать на подступах к метрополии, перехватив американский флот.

Крылатой среди японских военных моряков тогда стала фраза: "Мы уверены не в том, что враг не нападет на нас, а в нашей готовности встретить его, когда он придет"{10}. Японские адмиралы знали, что верфи страны не могут тягаться с американской судостроительной промышленностью, в предстоявших боях они полагались не на количественное, а на качественное превосходство. Была поставлена цель создать сбалансированные военно-морские силы, основой которых стали бы первоклассные линейные корабли. Флагман японского флота линкор "Ямато" был крупнейшим в мире военным кораблем своего времени. Его водоизмещение составляло 72 тысячи тонн, орудия главного калибра не имели равных на флоте Соединенных Штатов.

В конце 30-х годов стратегическое мышление в Японии приобрело и другое направление. Первоначальный толчок тому дали успехи авиации, а понимание ограниченности ресурсов страны без излишних теоретических экскурсов поставило изучение проблемы на практическую почву. Некоторые командующие японского флота пришли к выводу, что использование самолетов с авианосцев против боевых кораблей даст возможность одержать победу над превосходящими американскими силами.

Они не только теоретизировали, но и претворяли свои воззрения в жизнь, добившись строительства гигантских по тем временам авианосцев водоизмещением по 30 тысяч тонн. В американском капитальном труде "Пёрл-Харбор: вердикт истории", вышедшем в 1986 году, в котором подведены итоги почти полувекового изучения проблемы, подчеркивается: "Япония в 1941 году имела самую лучшую палубную авиацию в мире... В японском флоте нашлись проницательные и решительные лидеры, которые из имевшихся сил и средств сумели создать 1-й воздушный флот, тем самым став основоположниками создания крупных ударных авианосных соединений. Когда они расширили его до 6 авианосцев, он превратился в самое мощное ударное соединение, выходившее до той поры в море"{11}.

Для адмиралов "хасирского флота", как иной раз именовались японские линейные корабли - по месту их якорной стоянки у острова Хасира, все это казалось опасным еретическим заблуждением. Но сторонники палубной авиации стояли на своем, противопоставляя словам консерваторов стройную стратегическую концепцию.

Дискуссия оказалась непродолжительной, и не потому, что стороны пришли к компромиссу, а потому, что подошло время выступать.

В качестве ближайших целей войны в Токио намечали оккупацию обширного района на юге и создание оборонительного периметра по линии, соединяющей Курильские и Маршалловы острова (включая остров Уэйк), архипелаг Бисмарка, острова Тимор, Ява, Суматра, а также Малайю и Бирму. Нападение на владения колониальных держав неизбежно влекло за собой войну с США, Англией и Голландией.

Если последних двух держав в то время в Токио не опасались, то по-иному обстояло дело с Соединенными Штатами, которые пока не принимали участия в войне в Европе. Появление на театре военных действий сильного Тихоокеанского флота США могло бы затруднить овладение районом Южных морей, затянуть боевые действия. В результате Япония оказалась бы вовлеченной в длительную войну: к ней она не была готова и выдержать ее не смогла бы. Было необходимо без промедления принять решение о том, как нейтрализовать американский флот. "Линкорные адмиралы", определявшие стратегию главного морского штаба, пытались отстоять известный вариант - встретить американцев на пути в Японию, однако новаторы в военно-морском деле указали, что это поставит под угрозу удар на основном направлении - в сторону Южных морей.

Новый главнокомандующий Объединенным флотом адмирал Исороку Ямамото, назначенный на этот пост в августе 1940 года, прямо указал тогдашнему премьер-министру князю Коноэ: "Если мне скажут воевать, тогда в первые шесть - двенадцать месяцев войны против США и Англии я буду действовать стремительно и продемонстрирую непрерывную цепь побед. Но я должен предупредить: если война продлится два или три года, я не уверен в конечной победе"{12}. В случае длительной войны с США, писал Ямамото в частном письме, "нам недостаточно взять Гуам и Филиппины, даже Гавайи и Сан-Франциско. Нам потребуется взять Вашингтон и подписать мирный договор в Белом доме"{13}. Последнее явно превосходило возможности Японии.

Итак, чтобы не допустить затяжной войны и разорвать заколдованный круг, Ямамото предложил одновременно с наступлением на юг нанести удар с воздуха по Пёрл-Харбору.

Операция Z"

В 1941 году Ямамото минуло 57 лет. За его плечами было сорок лет безупречной службы в императорском флоте. Разведка США характеризовала Ямамото как "исключительно способного, энергичного и сообразительного человека". Адмирала помнили в США по годам его службы в Вашингтоне японским военно-морским атташе.

В 80-е годы, вглядываясь через дымку лет уже в далекое прошлое, американский контр-адмирал Э. Лейтон рисовал впечатляющий портрет Ямамото в расцвете сил. Лейтону было что вспомнить: кадровый разведчик, в 20-е и 30-е годы он работал в военно-морском атташате США в Токио. В отличие от тех, кто писал о Пёрл-Харборе после 1945 года, Лейтон счел возможным рассказать кое-что только после рассекречивания в 80-е годы 500 тысяч документов разведывательных ведомств США. Свободно владевший японским языком, Лейтон, пожалуй, даже ходил в добрых знакомых Ямамото в конце 30-х годов, то есть в то время, когда адмирал был заместителем военно-морского министра.

"На исходе 30-х годов, - напомнил Лейтон в мемуарах, вышедших в 1985 году, - всем наблюдателям было ясно, что жизнь Ямамото в опасности. Я поддерживал с ним служебные и светские отношения, а сходство наших интересов переросло в дружбу. Я пристально следил за его деятельностью. Мне довелось непосредственно наблюдать, как на посту заместителя военно-морского министра он рисковал своей популярностью и даже жизнью, отвращая очередное правительство от конфронтации с США по поводу войны в Китае... Ведь 30 августа он был назначен командующим Объединенным флотом ради спасения его жизни"{14}.

Да, экстремисты, рвавшиеся к войне, действительно угрожали тогда Ямамото. Адмирала засыпали посланиями самого дурного тона. "Если не исправишься, - говорилось в одном из них, - от тебя избавятся либо взрывчаткой, либо бомбой"{15}. Откуда экстремистам было знать, что душой подготовки флота к войне и был Ямамото. Судя по мемуарам, Лейтон не сообразил, что адмирал вполне мог быть первоклассным актером. На нередких попойках японских морских офицеров, где бывал Лейтон, "хозяин (Ямамото), казалось, выхлестывал столько же стаканов виски, что и гости. Позднее я выяснил, что Ямамото следовал старому китайскому обычаю пить в таких случаях холодный чай", - только и припомнил Лейтон.

Японский "друг" американского разведчика, как видим, носил непроницаемую маску. Лейтону оставалось только гадать, что скрывается за ней. Чем он и занимался. Он долго размышлял по поводу фразы Ямамото, брошенной после выигрыша очередной партии в карты: "Наука и умение всегда превзойдут удачу и суеверие"{16}. Пытались понять Ямамото и другие американские разведчики, компенсируя скудость информации далеко идущими выводами.

Глубокие психологи из разведки встречались с Ямамото за карточным столом, где сделали немаловажные наблюдения. Адмирал любил играть в покер. По тому, как он чрезвычайно ловко манипулировал в игре оставшимися тремя пальцами на левой руке (результат ранения в Цусимском сражении, во время которого Ямамото находился на борту флагмана "Микаса"), его американские партнеры заключили, что адмирал - натура необычайно азартная. По этой причине, а также потому, что Ямамото был чемпионом императорского флота игры в го (японские шахматы) и многим другим, компетентные американские органы твердо решили, что соединениям под водительством адмирала будет присущ боевой, наступательный дух. Славная для воина репутация оказала адмиралу дурную услугу{*1}.

Когда у Ямамото впервые зародилась мысль о налете на Пёрл-Харбор, сказать трудно: по понятным причинам он не был допрошен на процессе главных японских военных преступников в Токио после войны. Очевидно лишь то, что память о русско-японской войне никогда не покидала адмирала. И на исходе шестого десятка жизни, в феврале 1941 года Ямамото доверился сослуживцу, старому "морскому волку" адмиралу Дзисабуро Одзава. Принимая гостя в своей роскошной каюте на борту флагмана линкора "Нагато", Ямамото говорил: "При изучении истории русско-японской войны самый главный урок для меня - наш флот начал ее с ночного нападения на русских в Порт-Артуре. На мой взгляд, это самое выдающееся стратегическое достижение войны. К сожалению, мы не довели атаку до конца и не достигли полностью удовлетворительных результатов".

Ямамото был преисполнен решимости не повторять ошибку. Коль скоро, по мнению передовых офицеров, самолет сменял корабль как ударное средство флота, Ямамото и его сторонники еще в 30-е годы приложили немалые усилия к подготовке авиационных соединений к войне. Душой подготовки был контр-адмирал Тамон Ямагути, закадычный друг Ямамото. К 1940 году оба могли с удовлетворением обозревать пройденный путь: Япония располагала значительным числом опытных летчиков и штурманов для палубной авиации. Известия о том, что американский флот постоянно базируется на Пёрл-Харборе, окрылили их - время и средства на подготовку были потрачены не зря.

Тут подоспели вести из Европы - операция типа задуманной проверена в бою. В ночь на 11 ноября 1940 года английский авианосец "Иллюстриос" подошел на 170 миль к итальянской базе Таранто в Ионическом море и поднял в воздух 21 торпедоносец. Штурманы в светлую лунную ночь без труда привели ударную группу к цели. Сброшенные торпеды поразили в гавани Таранто три итальянских линкора: один из них затонул, два других были надолго выведены из строя.

Об уроках Таранто с оттенком сарказма (памятуя о том, что выявилось впоследствии) написал английский журналист Р. Кольер, военный корреспондент и контрразведчик: "Мораль операции в Таранто не упустил военно-морской министр Рузвельта Фрэнк Нокс. "Успех английской атаки с воздуха торпедами по кораблям, стоящим на якоре в гавани, - писал он военному министру Стимсону, - подсказывает: нужно немедленно принять меры предосторожности для защиты Пёрл-Харбора от внезапной атаки в случае войны между США и Японией".

Нокс не мог знать, что командующий японским Объединенным флотом адмирал И сороку Ямамото также принял близко к сердцу уроки Таранто. В сейфе на борту "Нагато" Ямамото хранил отпечатанное на ротаторе руководство "Образ действия, мощь и защита американского флота в районе Гавайев". 500 страниц текста{17}. Практические выводы? Письмо Нокса последствий не имело, а Ямамото после Таранто окончательно уверовал, что он на верном пути.

7 января 1941 года он подал военно-морскому министру Косиро Оикава докладную на 9 страницах "Соображения о подготовке войны", впервые официально обосновав налет на Пёрл-Харбор. Не ожидая окончательной санкции правительства, через неделю Ямамото в доверительном порядке в письме на трех страницах довел свою идею до сведения своего душевного друга начальника штаба 11 -го воздушного флота контр-адмирала Такахиро Ониси. Ониси был тем человеком, кто мог оценить дерзкий план. Впоследствии он стал основателем отрядов "камикадзе" - летчиков-смертников. Ониси горячо поддержал Ямамото. Однако подчиненные ему соединения при всем желании их командующего не могли участвовать в рейде на Гавайские острова - в его подчинении были в основном самолеты базовой авиации, уже назначенные для действий на юге. Еще в конце 1940 года Ямамото попросил подыскать ему "летчика, чья прошлая служба не сделала его сторонником традиционных операций"{18}. Ему назвали Минору Гэнда.

Гэнда служил в штабе 1-го воздушного флота, находившегося под командованием вице-адмирала Тюити Нагумо. Это соединение флота и было способно нанести молниеносный удар: в него входили шесть новейших авианосцев. Однако личность командующего вице-адмирала Нагумо мало соответствовала наступательным возможностям авианосного соединения. Адмирал был сторонником осторожных действий, жаловался на больные ноги и с большим подозрением относился к боеспособности превосходных новых авианосцев. Он был убежден, что одна-две бомбы легко отправят любой из этих громадных кораблей на дно. На взгляд Нагумо, было легкомысленно ставить под угрозу дорогие во всех отношениях корабли в самом начале войны.

Естественно, что Гэнда, человек совершенно иного склада, не мог довериться своему непосредственному начальнику. В прошлом отчаянный летчик-истребитель, Гэнда командовал отрядом летчиков, прославившихся на флоте как "фокусники Гэнда". При этом тогда 36-летний Гэнда был способным военным теоретиком - с 1935 года он разрабатывал тактику массированного применения авианосцев, названную противником "гэндизмом". В середине 30-х годов молодой Гэнда завоевал доверие Ониси, что было отнюдь не легким делом. Адмирал, особенно навеселе, не задумываясь орал даже на Ямамото! Ониси отправил Гэнда учиться в военно-морской колледж ("пусть тебе это покажется глупым... но нужно создать базу для дальнейшего движения вверх"). Сокурсники Гэнда, которым он с готовностью и не слушая их возражений излагал свои идеи, считали эксцентричного офицера "рехнувшимся".

Они никак не могли уяснить различия между построением в воздухе ударной авиационной группы, поднятой с авианосцев, находящихся на большом расстоянии друг от друга, и вылетом такой же группы с авианосцев, идущих в сомкнутом строю. Доспорить с упрямцами не удалось. Гэнда отправился воевать в Китай, послужил военно-морским атташе в Лондоне и только в ноябре 1940 года возобновил службу на авианосцах. Получив задание изучить возможность нападения на Пёрл-Харбор, Гэнда горячо взялся за дело. Представилась возможность на практике показать то, что не видели глупцы. Через десять дней он доложил свои выводы. Операция рискованна, но возможна. Для этого необходимо использовать все шесть авианосцев, отобрать наиболее опытных летчиков. Залог успеха - строгое соблюдение тайны, с тем чтобы достичь внезапности. Шансы на успех - 60 из 100. Ониси, консультировавший Гэнда, счел, что и того много, он остановился на 40.

Горячо одобряя идею Ямамото - внезапный удар по Пёрл-Харбору, Гэнда не оставил камня на камне от предложенного адмиралом образа действий. Ямамото полагал, что авианосцы подойдут к Гавайям на 500-600 миль и с них стартуют самолеты. Разбомбив американский флот в Пёрл-Харборе, они лягут на обратный курс и, исчерпав запас горючего, закончат полет в океане. Эсминцы и подводные лодки, развернутые на возможном пути отхода самолетов, подберут тех летчиков, кто выживет после посадки на воду.

Гэнда, не щадя самолюбия Ямамото, и не его одного, резко возразил: да, духи предков зовут воина, но смерть приходит не в поражении, а как назвать приводнение? Нет, авианосцы должны подойти на такое расстояние к Гавайским островам, чтобы принять самолеты после атаки, снова вооружить их и быть готовыми к новой схватке с врагом. Гэнда не менее сурово раскритиковал "узость" взглядов Ямамото на атаку с воздуха. Адмирал предлагал бросить против американского флота только торпедоносцы, то есть прибегнуть к самой сложной операции. Гэнда потребовал вместе с торпедоносцами ввести в дело бомбардировщики, работающие с горизонтального полета и с пикирования.

С этими доводами Ямамото и Ониси согласились. Но Гэнда так и не удалось переубедить адмиралов, что объектами нападения должны быть не только корабли, но и сооружения военно-морской базы. Особенно ощетинился Ониси против конечного предложения Гэнда: "За ударом по Гавайям мы должны высадить крупный десант на острова. Если Гавайи будут захвачены, Америка утратит свою самую большую передовую базу, тем самым мы создадим отличные условия для проведения наших операций". По мнению Гэнда, для захвата островов нужно было не более 10-15 тысяч хорошо вооруженных и оснащенных войск. Ониси поставил точку в дискуссии, сухо указав: "При наших наличных силах мы не можем наступать одновременно на востоке и на юге"{19}. Морскому летчику Гэнда, видимо, не пришло в голову спросить: да, это верно в отношении флота, но где многомиллионная армия?

Вероятно, на это просто не хватало времени, ибо решение тактических вопросов подавило стратегические размышления. Нужно было решить, наконец, как поразить американские корабли в гавани. Было хорошо известно, что тогдашние торпеды можно было сбрасывать с самолетов только там, где глубина воды не менее 25 метров. В противном случае они зарывались в грунт на дне. Глубина гавани Пёрл-Харбора составляла в среднем 10 метров и только на фарватере достигала 15 метров. Кроме того, американцы имели обыкновение швартовать линейные корабли у стенки парами, иными словами, даже если удастся добиться попадания в один корабль, другой все равно оказывался в безопасности. Гэнда взялся в кратчайший срок приспособить торпеды для использования в мелководной гавани.

Под его руководством начались сверхсекретные эксперименты. Сначала дело не ладилось: 800-килограммовые торпеды, сброшенные с самолетов над небольшими глубинами, взметнув тучи ила, неизменно застревали на дне. Немногочисленные участники и зрители испытаний - опытные летчики соболезнующе качали головами. Как ни изменялись приемы сбрасывания, результаты не радовали. Только к октябрю улыбнулась удача: простые деревянные стабилизаторы, укрепленные на корпусе, решили проблему. Теперь торпеды годились и на мелководье. Гэнда торжествовал - найдено "абсолютное оружие". Однако успех убедил не всех.

Параллельно с экспериментами Гэнда отрабатывались приемы бомбардировки линкоров с воздуха. Оказалось, однако, что у авиации нет бомб, способных пробить довольно толстую палубную броню крупных кораблей американского флота. Пришлось прибегнуть к импровизации. Практичные работники материально-технической службы флота нашли выход: к 15- и 16-дюймовым бронебойным снарядам приделали стабилизаторы. Испытания превзошли все ожидания: не оставалось ни малейших сомнений, что эти снаряды пробьют броню. Средства для разгрома американского флота были подготовлены. Оставалось убедить главный морской штаб в целесообразности удара по Пёрл-Харбору. Этим и занялся Ямамото.

Для начала адмирал проявил великое лукавство, вероятно, самую примечательную черту своего характера. Предстоявший налет на американскую базу Пёрл-Харбор он зашифровал в апреле как "операция Z". Это было напоминанием о сигнале, поднятом адмиралом Того перед началом сражения с русским флотом в Цусимском проливе. Он подчеркнуто делал акцент на том, что не проводит различия между противниками Японии. Это, однако, не подвинуло решение вопроса, причем по причинам, которые никак не предвидел Ямамото: в пылу подготовки военно-технических аспектов операции он упустил, что война не больше чем продолжение политики.

Как заметил Э. Лейтон о тех месяцах в Токио: "Серьезное оперативное планирование нельзя было начать, пока имперский генеральный штаб не разрешил стратегических противоречий. Армия по-прежнему стояла за наступление на русских в Сибири... флот стремился ударом на юг захватить нефть и иные ресурсы голландской Восточной Индии... Эти вопросы и терзали японское правительство"{20}. Только в августе 1941 года Ямамото решил, что пришло время информировать командование флота. Идею операции, наконец, доложили начальнику главного морского штаба Осами Нагано и тридцати ведущим работникам. В 62 года Нагано был самым старым адмиралом на действительной службе, в его представлении линкор оставался основой морской мощи.

11-20 сентября в военно-морском колледже на ежегодной штабной игре были проиграны операции флота в грядущей войне. Нагано и оперативное управление главного морского штаба настаивали на консервативном образе действия: двинуться на юг и, если США вмешаются, встретить врага поближе к Японии. Они поставили вопрос в лоб: разве исчерпаны ресурсы так и не испробованной на деле доктрины японских флотоводцев "егеки сакусен" ("действия из засады")? В противовес американскому плану "Орандж" эта доктрина предусматривала выдвижение на маршрут Тихоокеанского флота США, следующего на запад, японских подводных лодок. В результате к месту решительной схватки у Маршалловых островов американские эскадры придут изрядно потрепанными{21}. Были приведены и другие доводы: разве не может случиться так, что Соединенные Штаты вообще не будут препятствовать вооруженной рукой японским захватам в странах Южных морей и ограничатся дипломатическими протестами?

Если вся игра проводилась в глубокой тайне, то тройной секретностью была окружена ее часть, касавшаяся Пёрл-Харбора. В изолированном зале собралось тридцать с небольшим адмиралов и старших офицеров. В присутствии Ямамото они провели нападение "синих" (японцы) на "красных" (американцы). По мере того как соединение Нагумо приближалось на карте к Гавайям, напряжение в зале нарастало. Посредники дают вводные - за три дня до условной даты нанесения удара "красные" заметили неопознанную подводную лодку к югу от островов, за день - увидели нефтяное пятно на поверхности: подтекала топливная цистерна на подводной лодке, идущей в погруженном положении.

Радиус воздушного патрулирования с островов немедленно был увеличен с 400 до 600 миль, и днем американский разведывательный самолет обнаружил корабли 1-го воздушного флота. Самолет был уничтожен, не успев передать свое донесение до конца, но дозорные японские подлодки доложили - 10 вражеских крейсеров держат курс на корабли Нагумо. Адмирал тем не менее вышел в точку подъема самолетов в 200 милях от Гавайев. У Пёрл-Харбора их встретили тучи американских истребителей и массированный зенитный огонь. Вернулось менее половины самолетов. Итог: американским кораблям нанесены незначительные повреждения. Тут на соединение обрушилась авиация "красных", которая пустила на дно два авианосца и несколько других кораблей, примерно треть состава 1-го воздушного флота.

Помрачневшие руководители игры предложили другой вариант - Нагумо подходит на закате на 450 миль к островам и, резко увеличив ход, покрывает за ночь 250 миль. Самолеты взмывают в воздух на рассвете, до начала работы американской патрульной авиации. Внезапность достигнута! В Пёрл-Харборе потоплены 4 линкора, 2 авианосца, 3 крейсера, серьезно повреждены линкор, авианосец, 3 крейсера. Самолеты "красных" настигают Нагумо при отходе, топят авианосец и наносят повреждения еще нескольким кораблям. Итоги более чем удовлетворительные, особенно с учетом того, что американская авиация на Гавайях практически уничтожена.

Нагумо никак не робкого десятка. Тем не менее он помертвел. Адмирал не верил результатам игры, посредники определенно подыгрывали "синим". С величайшим подозрением Нагумо отнесся к идее подойти к Гавайям через северную часть Тихого океана. На этом маршруте даже скрытность обеспечить трудно. А зимний океан? Как дозаправлять хотя бы эсминцы, танцующие на гигантских волнах у массивных танкеров? Не говоря уже о более крупных кораблях. И после такого перехода лукавые посредники сулят ему "успех"! Ямамото, широко улыбаясь, обнял поникшего Нагумо за плечи и утешил: "Не беспокойся. Я возьму на себя всю ответственность". Адмирал Фукудоме добавил: "Если ты погибнешь в этой операции, в память о тебе воздвигнут храмы".

Штабная игра не убедила, а разубедила даже Ониси. Вместе с начальником штаба 1-го воздушного флота контр-адмиралом Рэйносукэ Кусака в конце сентября он явился к Ямамото. Командующий встретил двух почтенных адмиралов в своей каюте в окружении молодых офицеров. Они выслушали доводы Ониси и Кусака - отвлечение авианосцев для удара по Пёрл-Харбору лишит достаточного воздушного прикрытия армию вторжения на Филиппины. Последствия понятны. Отношения между Японией и США ухудшаются с каждым днем, следовательно, повышается бдительность на Гавайях и внезапность проблематична.

Ямамото предложил высказаться молодежи, что офицеры и сделали с нескрываемым удовольствием, разбивая аргументацию адмиралов. Экспансивный Кусака не выдержал. Пренебрегая не только воинской дисциплиной, но и приличием, принятым в японском обществе, он вспылил:

- Вы морской стратег-любитель, - бросил Кусака в лицо Ямамото. - Ваши идеи наносят ущерб Японии. Вся операция - азартная игра.

- Да, я люблю такие игры, - огрызнулся Ямамото. - Вы говорите, что эта игра, так я и выиграю ее.

Помедлив, Ямамото заключил:

- Я прекрасно понимаю точку зрения вас обоих. Но я верю в операцию. Без нее нельзя выполнить весь план войны на Тихом океане.

После яростного объяснения, остывший Ониси остался поиграть в шахматы с Ямамото на борту флагмана, а надутый Кусака откланялся. Провожая его к трапу, Ямамото сумел ободрить оппонента. Он снова заверил, что понимает опасения Кусака, но "нападение на Пёрл-Харбор нужно провести, невзирая на потери. Поэтому с этого момента потрудитесь приложить все усилия к наилучшему выполнению задачи". Ямамото еще просил передать самый горячий привет Нагумо, понимая, что тот с нетерпением ждет результатов визита.

Были еще споры. Но Ямамото упорно твердил: американский флот - главная угроза Японии, не устранив его, нельзя рассчитывать на удачу во всей войне. Дело дошло до острого объяснения: Ямамото пригрозил, что в случае отказа от удара по Пёрл-Харбору он уйдет в отставку со всем штабом. Во время ожесточенных дискуссий и руководство главного морского штаба познакомилось с изречениями Ямамото, которые давно заучили назубок подчиненные адмирала: "Нужно проникнуть в логово тигра, чтобы взять тигрят", "Загнанная в угол крыса кусает кота", "Мудрый ястреб прячет когти" и т. д.{22} Говорят, что адмирал прибег к крайнему средству: если больные ноги Нагумо мешают ему вести ударное соединение через холодные зимние воды, Ямамото готов лично возглавить набег на Гавайские острова. Перед этим натиском, в котором логика сочеталась с плохо замаскированным оскорблением профессиональной чести, главный морской штаб уступил. Была отдана предварительная директива, предусматривавшая в общем плане войны операцию против Пёрл-Харбора.

Адмирал Кусака до конца оправдал доверие Ямамото. Оставив сомнения, он с головой погрузился в подготовку к походу. Пришлось, помимо прочего, повести невидимую войну с интендантством. Чиновники-бюрократы в. Токио никак не могли взять в толк, зачем ему необходимо восемь танкеров. Но Кусака знал: если оперативное соединение не будет располагать этими танкерами, тогда придется идти в бой, имея четыре авианосца вместо шести, Потребовалось несколько недель, чтобы доказать очевидную истину в надлежащих инстанциях. Далее - как раздобыть зимнее обмундирование для соединения? Занятые по горло интенданты снаряжали войска для действий в тропиках. Требование зимних вещей вызвало бы ненужные толки и пересуды. Подчиненные Кусака заявили изумленным работникам тыла: "На войне нельзя заранее знать, где окажешься в конце концов", - и подали на склады заявки как на летнее, так и на зимнее обмундирование. Двойной комплект одежды выдали, а военную тайну сохранили даже от собственных интендантов.

Пока вопрос все еще решался в высших сферах, среди летчиков уже шел отбор подходящих кандидатов. Капитан I ранга Мицуо Футида был крайне удивлен, когда его неожиданно вернули на флагманский авианосец 1-го воздушного флота "Акаги" для дальнейшего прохождения службы. Футида оставил авианосец всего год назад. Вездесущий Гэнда, одноклассник и приятель Футида по военно-морскому училищу, объяснил: "Не волнуйся. Мы хотим, чтобы ты вел наши самолеты, когда пробьет час атаковать Пёрл-Харбор". Некоторым группам пилотов, взяв с них клятву хранить все в тайне, адмирал Ямамото лично разъяснил будущую задачу.

Торпеды для "мелкой гавани Владивостока"

Пожалуй, вся предшествующая служба 39-летнего Мицуо Футида подготовила его к той работе, которую вверил ему Ямамото по рекомендации Гэнда старшего авиационного начальника 1-го воздушного флота. В послужном списке Футида налет более трех тысяч часов, участие в боях в Китае. Боевой летчик и опытный штабист, он окончил военно-морской колледж на год позже Гэнда. Военный интеллигент, но, увы, пытавшийся внешне подражать Гитлеру чаплинские усики, надутый вид. Отработать свинцовый взгляд не удалось - по натуре он был добродушен.

На авианосцы пришли лучшие военные летчики. С. Мурата считался "асом-торпедоносцем" всего флота, о Т. Эгуса отзывались как о "пилоте пикирующего бомбардировщика No 1 всей Японии", С. Итайя, вероятно, не имел равных в истребительной авиации. Под предводительством Футида они возглавили групповую подготовку летчиков каждый по своему профилю, ибо к этому времени завершилась индивидуальная учеба, начатая еще в мае.

Тогда Гэнда подобрал на Кюсю, самом южном острове Японии, район, который при большом воображении можно было принять за нечто похожее на Пёрл-Харбор на острове Оаху. На юго-восточном побережье Кюсю в глубине живописного залива лежит город Кагосима. С поздней весны в небе над городом ревели моторы самолетов, внезапно появлявшихся со стороны моря и выполнявших маневры, непонятные, впрочем, не только для обывателей, но и для большинства летчиков. Так продолжалось до одного дня ранней осени, когда Футида выстроил летчиков и объявил, что они закончили предварительную подготовку, отрабатывая действия в морском сражении, теперь пришло время научиться атаковать корабли на якорной стоянке.

Футида небрежно, будто речь шла об обыкновенном задании, объяснил: за набором высоты 2000 метров резкое снижение, с интервалами в 500 метров торпедоносцы проскальзывают через узкую долину, проходят на высоте 40 метров над Кагосима, выскочив к заливу, с 20 метров сбрасывают воображаемые торпеды. Затем отход и снова все сначала. И так день за днем. Добрые жители Кагосима всерьез задумались над дисциплиной на флоте, а квартал публичных домов города заметно оживился: молоденькие пилоты очень дерзки. Крестьяне в других местах тренировки летчиков негодовали: перепуганные самолетами на бреющем полете куры перестали нестись.

Тем временем с меньшим шумом прошла подготовка бомбардировщиков. Путем проб и ошибок Футида установил: оптимальная высота бомбометания с горизонтального полета - 3000 метров, лучше работать не уставными девятками, а пятерками самолетов. До 70 процентов бомб поражали цели. Что до пикировщиков, то Эгуса доказал и показал - нужно сбрасывать бомбы и выходить из пике на высоте 450, а не 600 метров, как было принято по уставу. Точность выше! Приняли. В разгар боевой подготовки летного состава Ямамото как-то с удовлетворением произнес: "Да, на Объединенном флоте есть адмиралы, настроенные против удара по Пёрл-Харбору. Вероятно, лучше полагаться на молодых офицеров, которым можно доверять".

Эти молодые решали все на свой страх и риск. Действия торпедоносцев оказались бы совершенно бесполезными, если бы американские корабли были защищены противоторпедными сетями. Сколько ни бились, проблему решить не удавалось. Но не отменять же удар торпедоносцев! Футида и Мурата нашли решение: несколько летчиков должны направить свои самолеты в борт кораблей и ценой своих жизней проделать в сетях большие отверстия для торпед следующих самолетов. Гэнда одобрил идею, которую они решили довести до сведения пилотов на последних инструктажах.

В начале ноября 1-й воздушный флот почти в полном составе провел маневры. Воспользовавшись тем, что оперативное соединение впервые собралось вместе в заливе Ариаке, поблизости от Кагосима, Нагумо вызвал на флагманский авианосец "Акаги" начальствующих лиц со всех кораблей. Он обратился к ним с короткой речью: "Судя по дипломатической обстановке, война с Соединенными Штатами, кажется, неизбежна. В этом случае мы нападем на американский флот на Гавайях. Хотя не все детали операции уточнены, капитаны I ранга Гэнда и Футида составили общий план. Сейчас они объяснят его вам. Если после их объяснений у вас будут вопросы, вы вольны спрашивать". Толкам и пересудам среди офицеров пришел конец - они впервые услышали: цель - Пёрл-Харбор. Всеобщий восторг...

3, 5 и 7 ноября авианосцы, уйдя на 200 миль от побережья, поднимали в воздух самолеты, которые "атаковали" линкоры Объединенного флота, стоявшие в заливе Ариаке. План атаки на Пёрл-Харбор воспроизводился во всех деталях, включая бомбежку наземных аэродромов. Футида вел атакующих, Гэнда с группой офицеров на борту объектов "атаки" придирчиво наблюдал, отмечая успехи и промахи. После атаки авианосцы принимали самолеты и возвращались на стоянку флота в залив Ариаке. Следовали многочасовые беспощадные разборы маневров. Гэнда, впрочем, никогда не удавалось удовлетворить, он без труда находил все новые поводы для недовольства.

Если теперешние огорчения Гэнда во многом были все же надуманными, то Футида рвал и метал. И по очень серьезной причине. Сложность операции в его глазах усугубилась во много раз - в ноябре Футида узнал, что обожаемый кумир адмирал Ямамото санкционировал участие в операции еще подводных лодок. Выяснились подробности поистине поразительные.

Когда в сентябре был принят предварительный план удара по Пёрл-Харбору, в нем предусматривалось выдвижение японских подводных лодок в гавайские воды. Теперь оказалось, что командование подводного флота, с нетерпением ожидавшее войны, внесло в план свои коррективы: лодки должны не только подстерегать врага, но и принять участие в нападении на американский флот в самой гавани Пёрл-Харбора.

К этому времени были построены и прошли испытания карликовые подводные лодки. Утлое суденышко водоизмещением 46 тонн с экипажем из двух человек несло две торпеды и имело ограниченный запас хода - около 100 миль при скорости в 4 узла. Однако предусматривалось, что в случае необходимости эта подводная лодка могла идти в погруженном состоянии 50 минут со скоростью 19 узлов. Их доставляли к месту действия большие подводные лодки-носители. Осенью 1941 года японский флот имел пять сверхмалых подводных лодок. На океанских подводных лодках типа "И-24" позади рубки были установлены стальные зажимы, замками которых управляли изнутри судна. Этими зажимами сверхмалые подводные лодки и крепились к лодкам-носителям.

Хотя возможности карликовых лодок вызывали самые серьезные сомнения, подводники настойчиво просили Ямамото разрешить использовать их в день нападения на Пёрл-Харбор. Ямамото усматривал в этом больше вреда, чем пользы: он опасался, что присутствие подводных лодок, которые должны подойти к Гавайским островам заблаговременно, может быть обнаружено американцами, что сорвет внезапность удара авиации. Но подводники буквально ходили по пятам за адмиралом. Как заметил Ямамото, "если они войдут в бухту, то никогда оттуда не вернутся, и такой вход в бухту не вызывается необходимостью"{23}. Однако в конце концов подводники взяли верх.

Эту слабость Футида никогда так и не простил Ямамото. Он никак не мог понять своего рода стариковской привязанности адмирала к подводным лодкам. Логика Футида была безупречной: если атака с воздуха удастся, зачем подводные лодки? Если авиация не преуспеет, какая польза от пяти "труб", как именовали карликовые подводные лодки на своем жаргоне офицеры флота. Но одно не вызывает сомнения, серьезно предостерегал Футида, американцы неизбежно обнаружат подход подводных лодок к Гавайям, что может сорвать внезапность всей операции против Пёрл-Харбора.

Оказалось, однако, что усилий Футида недостаточно, чтобы сломить традиции флота. Он не переспорил и не убедил адмиралов.

Автору и горячему стороннику плана - капитану Найодзи Иваса - была оказана высокая честь лично руководить действиями карликовых лодок. Ямамото внес лишь одно изменение: решение о входе в гавань должно быть принято самостоятельно командой лодки, а командиры лодок-носителей получили приказ принять на борт оставшихся в живых после атаки. Экипажи карликовых лодок пропустили слова Ямамото мимо ушей. По традиции древних японских воинов молодые моряки сознательно шли на смерть. "Мы опадем, как цветы вишни на землю", - объяснил впоследствии младший лейтенант Кацуо Сака-маки{24}, единственный уцелевший из десяти подводников, принявших участие в атаке на Пёрл-Харбор. "Но ведь каждый из моих летчиков имеет больше шансов, чем 50 на 50, умереть за императора", - горячился Футида.

Но тогда, в ноябре 1941 года, дальнейшие дискуссии были излишни - на разных базах корабли 1-го воздушного флота собирались в поход. Авианосцы принимали на борт свои группы самолетов и по одному исчезали за горизонтом. Куда? На берегу никто не знал. Пока остались на якоре в заливе Саеки несколько крупных кораблей во главе с "Акаги". 17 ноября в залив буднично вошел линкор "Нагато". Без эскорта. Ямамото с высшими чинами своего штаба прибыли напутствовать на подвиг командование 1-го воздушного флота. Ямамото обратился с речью к примерно 100 офицерам, собравшимся на полетной палубе "Акаги".

Немногие пережившие войну на всю жизнь запомнили Ямамото в этот час. Адмирал говорил не заглядывая в записки, ветер иногда заглушал его речь. "Япония за свою блистательную историю сражалась со многими достойными противниками: монголами, китайцами, русскими, - глуховато, размеренно говорил он, - но в этой операции мы встретимся с самым сильным и изворотливым врагом". Он внимательно осмотрел строй офицеров и продолжил: "Американский командующий (адмирал Киммель. - Н. Я.) - человек незаурядный. Такому относительно молодому адмиралу не доверили бы Тихоокеанский флот, если бы он не был способным, мужественным и смелым. Мы можем ожидать, что он будет мужественно сражаться. Больше того, известно, что он дальновиден и осторожен, поэтому вполне возможно, им приняты строжайшие меры предосторожности. Помните: может оказаться так, что атака не будет внезапной. Может быть, вам придется с боем пробиваться к цели".

Некоторые из оставшихся в живых в той войне вспоминали, что при этих словах они похолодели. Одно дело атаковать на учениях со вводной "внезапность утрачена", и совсем другое, когда об этом предупреждает командующий Объединенным флотом. Футида держался браво, всем видом показывая - уж он-то со своими пилотами готов лететь хоть в зубы дьявола. Ямамото с видимым чувством благодарности крепко пожал ему одному руку перед строем. Затем все спустились в кают-компанию, серьезно, с достоинством выпили сакэ и трижды негромко возгласили "банзай!" в честь императора. Экипаж, а на борту "Акаги" почти две тысячи человек, пока не должен знать о цели операции.

Ямамото вернулся на борт "Нагато". Корабли Нагумо тут же подняли якоря и, набирая ход, ушли в море. Ямамото через сильный бинокль следил за ними несколько часов, пока они не скрылись из виду.

В Японии было сделано все, чтобы не заметили ухода 1-го воздушного флота. Аэродромы, с которых летали на учения пилоты Футида, приняли самолеты 12-го смешанного авиационного корпуса. Они продолжили вылеты, имитируя по мере возможности действия своих предшественников. Командование тыла флота отпустило в отпуск всех, кого можно было высвободить с баз. Нельзя было допустить, чтобы в палитре портовой жизни поубавилось синего цвета, формы военных моряков.

Корабли Нагумо ушли к тайному месту сбора - заливу Танкан (Хитокапу) на острове Итуруп в группе Курильских островов. Отстал только авианосец "Кага", который должен был забрать драгоценный груз - модернизированные торпеды. Их никак не удавалось подготовить в срок. Только благодаря сверхчеловеческим усилиям управляющего отделением концерна "Мицубиси" в Нагасаки Юкиро Фукуда удалось 17 ноября сдать заказ на "Кага". Фукуда, исполнив долг, заговорщицки подмигнул офицерам, принявшим торпеды: они пригодятся "в мелкой гавани Владивостока". Офицеры вежливо улыбнулись{25}.

Разведка и контрразведка: в США и на Гавайях

Многое, если не все, зависело от разведки. Оперативное соединение отправлялось за тысячи миль от основного театра войны, существенно ослабляя японские силы. Ямамото надеялся поймать врага в мышеловке - Пёрл-Харборе. Но нужно было быть уверенным не только в том, что главные силы американского Тихоокеанского флота окажутся там в день нападения, но и знать точное расположение кораблей в гавани. Сообщить обо всем этом должны были разведчики.

В канун второй мировой войны размах японской шпионской работы в Соединенных Штатах был весьма значителен. Руководство разведкой осуществлялось не слишком целеустремленно, тем не менее, а быть может в результате этого, японские агенты собирали громадное количество самой разнообразной информации, буквально затопляя ею свои разведывательные центры. Отсюда понятные трудности при ее оценке. Но в случае необходимости можно было детально изучить тот или иной аспект военной подготовки Соединенных Штатов. Кроме того, по-видимому, происходил обмен информацией на высшем уровне с разведывательными службами союзников Японии - Германии и Италии.

Между Японией и США шла ожесточенная тайная война, спецслужбы обеих стран неплохо представляли возможности друг друга и обменивались беспощадными ударами. Еще в 1923 году погиб тайный агент корпуса американской морской пехоты Э. Эллис, отправленный на подмандатные острова - Каролинские, Маршалловы и Марианские. Он работал под видом натуралиста и должен был разведать, как японский флот использовал их в своих целях вопреки мандату Лиги Наций. Японские власти с прискорбием сообщили, что Эллис умер от неизвестной болезни. Исследовать причины его смерти они разрешили Л. Зембишу - главному фармацевту американского Госпиталя в Иокогама. Он привез в Токио пепел Эллиса, но сам был в невменяемом состоянии от наркотиков и вскоре погиб.

Довольно эффективно пресекая поползновения американской разведки, японские разведчики в 30-е годы резко расширили свою деятельность. Третье управление главного морского штаба, работавшее против США, сначала стало практиковать засылку штатских лиц для сбора информации об американском флоте. Результаты оказались удручающими. Технические данные перевирались, идеологическое содержание донесений дошло до абсурда. Например: "Американцы идут добровольцами во флот для бесплатных кругосветных путешествий и в случае войны они ударятся в бегство".

Японские разведчики изменили свою кадровую политику, и под видом командированных для изучения языка в США хлынули морские офицеры. Они собирали сведения о флоте, морском строительстве, радиосвязи и т. д. Не остались вне их внимания новейшие методы разведки. В 1933 году четверо американских разведчиков под видом метеорологов провели год на судах американских линий, курсировавших между японскими портами. Они занимались радиоразведкой. Увы, без большого успеха. Но японские разведчики в этом преуспели.

С 1937 года лейтенант Тогами с подручным полтора года разъезжали по США поближе к военно-морским базам с мощной радиоустановкой в багажнике автомашины. Сотни часов терпеливого прослушивания эфира дали бесценные данные об американском флоте. Помимо прочего, вне всяких сомнений, была установлена его худшая подготовка к действиям ночью по сравнению с японским флотом. Это дорого обошлось американцам в первый год войны на Тихом океане. Выполнив свою миссию, Тогами благополучно отбыл в Японию.

Американские разведчики и контрразведчики, конечно, не дремали. Но по сравнению с японскими действовали хотя и напористо, но топорно. ФБР следило за 342 лицами, подозреваемыми в том, что они японские агенты. На Тихоокеанском побережье США, где в основном жили американцы японского происхождения, контрразведчики 12-го военно-морского округа с центром в Сан-Франциско держали в фокусе своего внимания всех "подозрительных". Хотя данные этой операции так и не рассекречены, известно, например, что подслушивались не только телефонные разговоры между местными японскими бизнесменами, но обязательно контролировалась вся телефонная, теле- и радиосвязь с Японией и странами Дальнего Востока.

С 1938 года контрразведчики округа систематически тайком проникали в служебные помещения японских фирм, вскрывали сейфы и т. д. В 1940 году они загорелись желанием раздобыть код, на который перейдет японский торговый флот после объявления мобилизации. Они ухитрились подбросить наркотики в сейф капитана японского судна, стоявшего в порту Сан-Педро в Калифорнии. Затем при таможенном досмотре контрразведчики "нашли" наркотики и, несмотря на яростные протесты капитана, отправили содержимое сейфа на берег. Там в складе у причала книгу с кодом быстро сфотографировали и вернули впавшему в прострацию капитану. Конечно, как только он вернулся в Японию и доложил о случившемся, код был изменен, но все равно обладание полным текстом старого кода было неоценимой помощью при дешифровке нового.

По сей день специалисты в США спорят по поводу того, чья разведка оказалась эффективнее в канун войны - американская или японская. С учетом случившегося вскоре в Пёрл-Харборе ответ очевиден. Американские объяснения профессиональных промахов выдержаны, однако, в духе отборной риторики насчет демократии. Как с величайшей серьезностью написал тот же Э. Лейтон: "Американский успех (с описанным похищением кода на торговом судне. - Н. Я.) был, однако, каплей по сравнению с ведром информации, которую тайные агенты Японии, например Тачибана, добывали в США. В противоположность Японии мы, свободная страна, не имели контроля полицейского государства и тех ограничений, которые затрудняли там сбор информации, в чем я лично убедился, работая заместителем военно-морского атташе в Токио"{26}.

Ссылки на "американскую демократию" в такого рода делах играют сугубо служебную роль. Не дело Тачибана представляет интерес, а американская реакция на него, ибо она вводит в высшую математику американских спецслужб. Итару Тачибана обосновался в Лос-Анджелесе для "изучения" английского языка. Для прикрытия шпионажа и извлечения дополнительных доходов (к содержанию капитан-лейтенанта императорского флота) он стал хозяином нескольких публичных домов. Он был очень активен и промахнулся: взял для выполнения тайных заданий на Гавайях осведомителя американских спецслужб. По просьбе военно-морской контрразведки и собственным соображениям ФБР арестовало Тачибана. При обыске нашли столько документов, что потребовалось срочно вызвать из Вашингтона трех переводчиков, чтобы разобраться в добыче. Улики, сообщники - все было налицо. Но государственный секретарь К. Хэлл не счел полезным предавать его суду, ибо в это время дипломатические "переговоры с японцами вступили в критическую фазу". 21 июня 1941 года Тачибана выслали из США. В Токио в третьем управлении сразу нашли применение его талантам, включив в подготовку операции против Пёрл-Харбора.

Для правительства США не было секретом, что консульства и иные учреждения держав "оси" были гнездами шпионажа. 16 июня 1941 года госдепартамент распорядился закрыть все 24 немецкие консульства, 21 июня все итальянские. В конце месяца ФБР арестовало 29 лиц, обвиненных в шпионаже в пользу Германии. "Ни одна из этих мер не создала затруднений японцам, - сообщает профессор Г. Прандж. - По различным причинам госдепартамент предпочитал, чтобы японские консульства по-прежнему работали. Согласно одному источнику, американские власти содержали "целую банду опытных взломщиков", которые тайно проникали в японское консульство в Нью-Йорке. Они фотографировали найденные документы и аккуратно клали туда, откуда брали. Нью-йоркское консульство было таким ценным источником информации, что органы военных разведок умоляли госдепартамент не трогать его... Консульства Хирохито (император Японии. - Н. Я.), вероятно, были более полезны открытыми, чем в случае их закрытия"{27}. Надо думать, спецслужбы США почитали это верхом мудрости. Пристально наблюдая, как казалось звездам американской разведки, за каждым шагом противника, они надеялись, используя и дезинформацию, побуждать японские консульства докладывать Токио то, что отвечало высшим интересам США. На бумаге выглядело гладко и многообещающе, а что получилось на деле, продемонстрировала, в частности, тайная война американских и японских спецслужб на острове Оаху.

Гавайские острова давно были объектом пристального внимания японской разведки. Получение оттуда информации оперативного характера, необходимой для подготовки удара по Пёрл-Харбору, не представляло особых затруднений. Помимо открытых источников - разнообразных сведений, предававшихся американцами огласке, Япония использовала обширную агентурную сеть. Воды Тихого океана бороздили бесчисленные рыболовные суда, которые занимались промыслом не только у Гавайских островов, но и у побережья Северной Америки, от Аляски до Панамского канала. Этот "рыболовный" флот собирал в свои сети военно-стратегическую информацию. Должный контроль над этой деятельностью, истинное значение которой не составляло секрета, установить не удавалось.

На самих Гавайских островах проживало много японцев и американцев японского происхождения. В 1941 году таких лиц только на острове Оаху было 83 тысячи, а всего на Гавайских островах - 160 тысяч человек, из них на 7 декабря 1941 года 35 тысяч сохраняли японское подданство. Среди этого населения теоретически было нетрудно навербовать агентов. Президент Франклин Д. Рузвельт еще 10 августа 1936 года приказал главнокомандующему ВМС США: "Установить тайную слежку за любым японцем, американским гражданином или нет, проживающим на Оаху, замеченном в том, что он встречает японские суда или имеет какие-либо контакты с членами их экипажей". Предлагалось составить списки таких лиц, все они подлежали "заключению в концентрационные лагеря в случае чрезвычайного положения". Президент потребовал представить ему "дополнительные рекомендации после изучения этого вопроса". Указание президента возбудило подозрения в отношении всех японцев на Гавайях, а в спецслужбах создало обстановку шпиономании. Фокус их внимания переключился на тысячи и тысячи людей, которые не имели отношения к какой-либо подрывной или шпионской работе.

Между тем штаб-квартирой шпионажа было генеральное консульство Японии в Гонолулу, имевшее право шифр-переписки с Токио. Ему подчинялось 234 консульских агента, разбросанных по Гавайским островам. Во исполнение приказа президента военная контрразведка к 1941 году собрала против 217 консульских агентов материалы, позволявшие арестовать их за нарушение закона о регистрации как "агентов" иностранной державы. ФБР и военно-морская разведка доложили генеральному прокурору США: против 40 консульских агентов имеются улики, позволяющие отдать их под суд за шпионаж. На передовом фронте борьбы с вражеской агентурой выступали контрразведчики вооруженных сил, ФБР держалось в тени. Больше того, в официальной истории ведомства сказано: "В 1940 году Гувер (директор ФБР. Н. Я.) отказался нести основную ответственность за расследование шпионажа, саботажа и подрывной работы на Гавайях, ибо отделение ФБР в Гонолулу не имело для этого ни должного количества людей, ни необходимого опыта"{28}. Видимо, по этой причине, как подчеркнуто в специальном исследовании о ФБР, "хотя и выражался скептицизм в отношении ФБР из-за того, что оно не сумело своевременно узнать и предупредить военных о японском нападении на Пёрл-Харбор, правительственные расследования не поставили этого в вину ФБР"{29}.

Коль скоро политический сыск был умышленно выведен из игры, Вашингтон не затруднялся объяснять что-либо подробно и контрразведчикам вооруженных сил. 25 июля 1941 года военный министр приказал им не предпринимать никаких мер против японской агентуры на Гавайях, а ограничиться предупреждением. Летом и осенью 1941 года один из комитетов палаты представителей объявил о намерении расследовать японскую подрывную работу в США, а сенаторы Г. Жиллет и Э. Джонсон 2 октября 1941 года внесли резолюции с тем же предложением, особо выделив "деятельность японских консульских представителей на Гавайях"{30}. Президент и государственный секретарь, разумеется, не могли поступить здесь так, как с военными, - приказать и все тут. Но вежливые увещевания Белого дома и госдепартамента конгрессменов и сенаторов имели тот же эффект - расследования не состоялись. Почему? Об этом дальше.

Профессор Г. Прандж, очень подробно рассмотрев все "за" и "против", заключил: "Закрытие японского генерального консульства в Гонолулу могло бы перевести идею нанесения удара по Тихоокеанскому флоту США в Пёрл-Харборе из реальной жизни в область фантазии, откуда Ямамото извлек ее... Прекращение поступления информации из главного источника на Гавайях наверняка бы укрепило сопротивление главного морского штаба операции и Ямамото было бы отказано в ее проведении. Больше того, сам Ямамото мог бы остановиться, если бы ему пришлось полагаться на случай, а не на твердые разведывательные данные о том, что он найдет флот Киммеля в Пёрл-Харборе"{31}. По "высшим соображениям" все описанное не было сделано, посему на Гавайских островах расцвел японский шпионаж.

Поздней весной 1941 года японский министр иностранных дел по поручению военно-морской разведки сменил руководителей генерального консульства. Генеральным консулом был назначен Нагао Кита, вице-консулом - офицер флота, 28-летний Тадео Есикава, прибывший на Гавайские острова с дипломатическим паспортом на имя Моримура. Кита участвовал в войне в Китае. Он был переведен на Гавайские острова из Гуанчжоу (Кантона), где тесно сотрудничал с военно-морской разведкой. В задачу вице-консула Моримура входил сбор оперативной информации для командования японского флота.

В статье, написанной Есикава в конце 1960 года для ведущего органа американских ВМС "Юнайтед стейтс нейвл инститьют просидингс", через 19 лет он впервые рассказал о своей разведывательной работе. Автор утверждал, что был "единственным" японским агентом на Гавайских островах. Не отрицая его значительной роли в этом, все же следует заметить, что громадное количество информации, отправленное в Японию во второй половине 1941 года, "не могло быть делом рук одного человека"{32}.

Есикава передвигался по острову без каких-либо ограничений. Во время ежедневных прогулок от Перл-Сити до оконечности полуострова он обозревал аэродром на островке Форд в центре гавани и стоянку линейных кораблей. Есикава бродил по окрестностям базы, взбирался на гору Танталус, откуда наблюдал за входом и выходом кораблей в море. Иной раз он брал напрокат самолет в аэропорту Джон Роджерс и совершал приятные и полезные полеты для изучения аэродромов. Но наиболее удобным "и, я бы сказал, наиболее приятным был, конечно, расположенный на возвышенности японской ресторан Сунте Ро", вспоминал Есикава. Там предприимчивый японский вице-консул забирался в маленькую комнату, располагался на рисовых матах и, по его словам, вел пристойные беседы с гейшей, прерывая их, время от времени, разглядыванием Пёрл-Харбора. В комнате была сильная подзорная труба, а Есикава недаром называли ходячей энциклопедией американского флота - он мгновенно опознавал любой корабль.

Идиллическая шпионская обстановка: за окном гавань, флот как на ладони. Есикава имел возможность не только определять дислокацию кораблей, но и следить за тем, что на них происходит. "Гейша, которая до моего появления обычно развлекала американских военнослужащих, иногда также оказывалась источником некоторых сведений, разумеется, без малейшего поощрения, а тем более принуждения с моей стороны, ибо полагаться на женщину было бы рискованно". А Есикава, многоопытный разведчик, не желал подвергать опасности бесценный источник информации, каковым он считал себя.

Американские контрразведчики так и не выяснили, что Моримура-Есикава был звездой шпионских дел генконсульства. Впрочем, он сумел ввести в заблуждение даже сослуживцев. Часто пьяный, вечно с женщинами, и разными, даже периодически оскорбляющий Кита и сверх того отъявленный лодырь и щеголь, он никак не походил на разведчика{33}, а, скорее, выглядел отпрыском богатой семьи, отправившей его в земной рай Гавайев проветриться. На деле с каждым месяцем качество его донесений третьему управлению улучшалось. Он довольно скоро установил и документировал пагубный образ действия американских адмиралов - собирать в субботу и воскресенье основные корабли флота в Пёрл-Харборе. Внимательно наблюдая за американскими аэродромами ("гуляке" для этого приходилось вставать на рассвете), Есикава установил, что патрульная авиация практически игнорирует северные подходы к Гавайям.

В своей работе Есикава опирался на считанных помощников и, по всей вероятности, не использовал местных японцев. Он высокомерно разъяснял сообщникам, что низкий уровень образования соотечественников-островитян перечеркивает расовые преимущества. Они "не подходят к работе", а большинство из них "просто мусор". Он был уверен, что на Гавайях должна быть тайная шпионская сеть, независимая и неизвестная генконсульству, "работающая по прямым указаниям Токио", но не имел о ней представления{34}. Ничего по этому поводу не смогли сообщить и американские исследователи Пёрл-Харбора.

С осени 1941 года Токио становится все более требовательным, от генерального консульства ждут детальной информации. 24 сентября в консульство поступает совершенно секретное указание, подписанное министром иностранных дел адмиралом Тоёда. Кита и Есикава вменяется в обязанность условно разделить гавань Пёрл-Харбор на пять подрайонов и сообщать о наличии в каждом из них кораблей. "Мы бы хотели, чтобы вы сообщали о каждом случае, когда два или больше кораблей стоят у одного пирса", многозначительно добавлял Тоёда{35}. Указание Токио принято к исполнению. Вслед за телеграммой от 24 сентября 1941 года министр иностранных дел Японии требовал от генерального консульства все новой и новой информации. Как и принято в упорядоченной дипломатической практике, министерство иностранных дел являлось лишь передаточной инстанцией между руководством разведки и агентами. 15 ноября генеральному консульству вменяется в обязанность сообщать о расположении кораблей в гавани регулярно, не реже двух раз в неделю.

С середины лета 1941 года пароходное сообщение между США и Японией было фактически прервано. Но главный морской штаб добился, чтобы МИД Японии договорился с Вашингтоном о приеме хотя бы нескольких судов в США. По осени стороны сообщили - американские порты посетят три судна из Японии. 22 октября на Гавайские острова из Иокогама вышел японский лайнер "Тайе-Мару". Стюардом на корабле был Сугуру Сузуки, самый молодой, 33-летний капитан-лейтенант японского флота. Хотя третье управление не имело причин жаловаться на информацию Кита и Есикава, главный морской штаб провел последнюю проверку. Судно пошло курсом, по которому через месяц с небольшим должен был следовать 1-й воздушный флот Нагумо. Вместе с Сузуки ехали еще двое ряженых - офицеры императорского флота, направлявшиеся с визитом на Гавайи в интересах подводных сил. В пути троица была занята до предела: наблюдение за горизонтом, видимость, волнение, сила и направление ветра и т. д. Капитан так проложил курс, что рассвет 1 ноября застал судно в 200 милях севернее Оаху. Вскоре Сузуки увидел американский патрульный самолет. Итак, граница патрулирования, и крайне небрежного, 200 миль от Оаху.

"Тайе-Мару" пришвартовался в гавани Гонолулу в субботу. С утра в воскресенье Сузуки проверил донесения ген-консульства о поведении офицеров и матросов американского флота в день отдыха. Все сошлось, никакой боевой готовности. В воздухе не видно патрульных самолетов.

Сузуки сделал надлежащие выводы из увиденного через иллюминаторы каюты. Пирс оцеплен, множество американских агентов - из ФБР, армейской контрразведки, контрразведчики 14-го военно-морского округа, таможни цепко следили за каждым шагом экипажа и немногих "пассажиров". Сузуки счел за благо не сходить на берег, а приглашал одного Кита на судно. Кита запретил Есикава даже появляться вблизи гавани, юбочник утроил в эти дни свои похождения на виду зорких агентов из американских спецслужб. А Сузуки был по горло занят, пока "Тайе-Мару" стоял в порту. Подтвердилось, что американский флот не использует больше якорной стоянки у Лахаина. При встрече Кита был передан вопросник, насчитывавший более 100 пунктов. Кита и Есикава постарались оказаться на высоте. К ответам были приложены карты, схемы, то есть все, что нужно для удара с воздуха. С утренней до вечерней зари Сузуки следил за американскими самолетами. Эти наблюдения пополнили сведения генконсульства, доставлявшиеся на судно иногда в объемистых пакетах, особенно карты. Сверхбдительные американские агенты, обыскивавшие у трапа считанных пассажиров судна, сходивших на берег и возвращавшихся на "Тайе-Мару", ничего не обнаружили. 5 ноября шпионское судно ушло в Японию, еще раз проверив предстоящий маршрут соединения Нагумо. Еще на борту "Тайе-Мару" на обратном пути в Японию Сузуки сравнил свои записи с заметками обоих коллег. Все трое остались удовлетворенными.

Утром 17 ноября "Тайе-Мару" вернулся в Японию. Тачибана сердечно встретил разведчиков и обрадовал: в этот же день они должны доложить об увиденном главному морскому штабу. Днем Сузуки предстал перед собранием адмиралов во главе с Нагано. Он заверил, что обстоятельства для рейда к Гавайям благоприятны. Вежливые вопросы, обстоятельные ответы с показом деталей на картах, подготовленных Есикава. Нагано помалкивал, время от времени подремывая в кресле. На следующий день Сузуки направили к адмиралу Нагумо - просветить штаб 1-го воздушного флота об обстановке в Пёрл-Харборе.

29 ноября Токио инструктирует генконсульство в Гонолулу: "Мы получали от вас сообщения о передвижении кораблей, отныне доносите даже тогда, когда корабли стоят на месте"{36}. И эта информация стала немедленно отправляться из Гонолулу. 2 декабря Токио, приказав уничтожить все шифры, за исключением относительно простых "о" и "л", предписывает: "Ввиду нынешней обстановки чрезвычайно важно знать о наличии в гавани военных кораблей, авианосцев, крейсеров. Отныне, не щадя никаких усилий, докладывайте ежедневно. В каждом донесении сообщайте, есть ли аэростаты заграждения над Пёрл-Харбором, имеются ли признаки, говорящие о том, что их будут поднимать. Также сообщите, установлены ли на кораблях противоторпедные сети". Генконсульство скрупулезно выполнило приказ.

Помимо ежедневных сообщений 6 декабря Кита передал простым шифром целый научный трактат: "1. В октябре на Американском континенте в Кэмп-Дэвиде, штат Калифорния, армия приступила к подготовке солдат для работы с аэростатами воздушного заграждения. Заказано 400-500 аэростатов, есть основание полагать, что они будут использованы для защиты Гавайских островов и Панамского канала. Что касается Гавайских островов, то в результате самого тщательного изучения окрестностей Пёрл-Харбора выяснено: установок для подъема их в воздух нет, солдат для службы в таких частях не отбирали. Более того, подготовка к использованию аэростатов не ведется. Нет никаких признаков, что на острова доставлены аэростаты. Едва ли они есть в наличии. Однако если бы и была проведена соответствующая подготовка, а американцам нужна защита с воздуха акватории Пёрл-Харбора и близлежащих аэродромов - Хикэм, Форд и Эва, возможности создания такого рода защиты в Пёрл-Харборе ограниченны. Я считаю, что представляется очень благоприятная возможность для внезапного удара по всем этим объектам. 2. По моему мнению, линкоры не оснащены противоторпедными сетями. Подробности неизвестны. Я сообщу о результатах изучения этого вопроса"{37}. Надо ли говорить, что готовил депешу Есикава и ему предстояло продолжать "изучать этот вопрос".

Хотя в генконсульстве не могли знать о том, что Пёрл-Харбор избран как объект для нападения, о том, когда последует удар, содержание инструкций было совершенно ясным. И Кита решился дать совет, предлагая не упустить благоприятную возможность. Иными словами, он дал понять, что разгадал цель бесчисленных запросов из Токио. Для разведчика шаг рискованный.

Адмирал Киммель и генерал Шорт на посту

В то время как в Вашингтоне считали, что Гавайи - несокрушимый форпост США на Тихом океане, командующих на месте давно не на шутку тревожила безопасность кораблей на отдаленных островах. С января 1940 года Тихоокеанским флотом командовал адмирал Дж. Ричардсон, принявший дела у адмирала К. Блоха, который в 62 года остался комендантом 14-го военно-морского округа - Гавайями с прилегающими водами. Очень известные в США флотоводцы, но коль скоро К. Блоха непреодолимо клонило ко сну на работе, Дж. Ричардсон взял на себя объяснения с Вашингтоном.

Когда в мае 1940 года правительство решило оставить Тихоокеанский флот в Пёрл-Харборе, адмирал Дж. Ричардсон обратился за разъяснениями к главнокомандующему ВМС США адмиралу Г. Старку. В ряде официальных и неофициальных документов он выразил мнение, что базирование флота в Пёрл-Харборе подрывает его боеготовность. В гавани нет необходимых средств для обслуживания такого количества кораблей, фактически невозможна мобилизация флота в случае необходимости.

В большой докладной записке Г. Старку 22 июня Дж. Ричардсон настаивал, что если "руководствоваться только соображениями военно-морского дела", то корабли следует отвести на базы западного побережья Америки. В заключение Дж. Ричардсон задавал риторический вопрос: "Другими словами, что более важно: поддержать дипломатические представления на Тихом океане, базируя флот на Гавайских островах, или облегчить его подготовку для ведения боевых действий в любом районе, базируя большинство кораблей на обычных базах западного побережья?" Г. Старк разделял настроение Дж. Ричардсона. Он попытался переговорить с Ф. Рузвельтом. "Несколько раз, - рассказывал после войны Г. Старк, - я спрашивал президента, какую роль суждено играть нашему флоту, если Япония нападет на британские владения. Он просто не отвечал, а как-то заявил: "Не задавайте мне таких вопросов". Не думаю, чтобы он мог на них ответить".

В октябре 1940 года Дж. Ричардсон приехал в Вашингтон и добился приема у президента. Он был преисполнен решимости убедить Ф. Рузвельта отозвать флот с Гавайских островов. Военные доводы адмирала не произвели впечатления на Ф. Рузвельта. Он объяснил Дж. Ричардсону, что флот находится на Гавайских островах для оказания сдерживающего влияния на Японию. На вопрос, собираются ли США вступить в войну, президент ответил, что в случае японского нападения на Таиланд, английские или голландские владения Соединенные Штаты не поднимут оружия. Он даже сомневался, что США объявят войну, если японцы вторгнутся на Филиппины. Однако, заметил Ф. Рузвельт, "японцы не могут всегда избегать ошибок, и по мере развития войны и расширения масштабов военных действий рано или поздно они совершат ошибку, и мы вступим в войну"{38}. Объяснения были весьма туманными.

Дж. Ричардсон неосмотрительно заявил президенту, что он не убежден и по-прежнему настаивает на возвращении флота с Гавайских островов к берегам Америки. Больше того, адмирал затронул и политический вопрос, указав, что флот на Гавайях не оказывает сдерживающего влияния на Японию. Только в том случае, если корабли будут находиться на обычных базах, где можно без помех провести мобилизацию, в Токио поймут, что США имеют серьезные намерения. Он резко подытожил беседу: "Г-н президент, я должен заявить вам, что высшие офицеры флота не доверяют гражданскому руководству нашей страны, а без этого нельзя успешно вести войну на Тихом океане". Потом, много спустя, он припоминал, что Рузвельт с выражением болезненного удивления произнес: "Джо, ты так ничего не понял"{39}.

Ослепленный только флотскими интересами, Дж. Ричардсон не сообразил, что выбрал не лучшее время для схватки с президентом. Ф. Рузвельт вел трудную избирательную кампанию, через месяц ему предстояло в третий раз просить избирателей подтвердить его пребывание в Белом доме. Радея за любимый флот, Дж. Ричардсон определенно нарушил принцип принципов ведения государственных дел в США: он, военный моряк, вторгся в политику. Развязка не заставила долго ждать. 12 января 1941 года Дж. Ричардсон был снят с поста. Военно-морской министр Ф. Нокс лаконично объяснил адмиралу: "Во время беседы вы обидели президента". Дж. Ричардсон прокомандовал 13 месяцев вместо обычных двух лет, установленных для пребывания в этой должности.

1 февраля 1941 года в командование американским Тихоокеанским флотом вступил адмирал Хасбенд Киммель. Он происходил из семьи, мужчины которой служили в армии со времен Войны за независимость США в 1775-1783 годах. X. Киммель не смог поступить в Вест-Пойнт и стать офицером армии, пришлось изменить традиции семьи: в 1900 году он был принят в военно-морское училище в Аннаполисе. Еще кадетом он зарекомендовал себя исполнительным, преданным делу служакой. В ежегоднике училища за 1904 год - год окончания его Киммелем - помещались по традиции очерки обо всех выпускниках{40}. Да, то был год 1904-й, год нападения Японии на Порт-Артур. И в этом же году в Японии окончил училище Ямамото...

Киммель прошел обычную школу американского морского офицера: участвовал в "умиротворении" Кубы, высаживался во время интервенции США в Мексике. После первой мировой войны X. Киммель последовательно занимал многие важные посты. Когда стало известно о его высоком назначении, некоторые вспомнили о полузабытом эпизоде: в бытность Ф. Рузвельта в 1913-1920 годах заместителем военно-морского министра, Киммель какое-то время являлся временным помощником будущего президента. Однако X. Киммель не был слишком близок к Ф. Рузвельту, он стал командующим в обход 32 адмиралов главным образом благодаря собственным заслугам. Его преданность делу была общеизвестна на флоте, а желание делать все за всех вошло в поговорку.

Моряк до мозга костей, X. Киммель ревностно отстаивал традиции флота. Когда в канун войны для моряков была введена форма цвета хаки, X. Киммель с очевидным консерватизмом заметил: "Эта форма умаляет достоинство и воинский вид". Адмирал был известен на флоте тем, что не терпел дураков. При острых объяснениях в голову подчиненных, медливших с ответом или отвечавших невпопад, летели увесистые книги: Киммель, запойный чтец, всегда имел их в достатке под рукой. На палубе разъяренный адмирал в припадках ярости срывал и топтал форменную фуражку, изрыгая немыслимые ругательства. На этот случай вестовые держали запас старых фуражек, которые подбрасывали под ноги адмиралу во гневе. Но, как ни странно, подчиненные не таили зла, все знали - адмирал X. Киммель отличный моряк.

Приказ о назначении он получил на Гавайских островах, где командовал эскадрой крейсеров. X. Киммель немедленно отправился на квартиру своего предшественника Дж. Ричардсона и заявил, что не видит оснований для его снятия с поста, а также заверил, что сам не прилагал никаких усилий, чтобы получить высокое назначение. Профессиональная этика была соблюдена.

X. Киммель возглавил флот почти в 59 лет и по этой причине, а также чтобы полностью отдаться службе, отправил жену в США. Он крепко запомнил урок, преподанный Дж. Ричардсону, и не говорил о необходимости отвести флот с Гавайских островов, а посвятил свою деятельность поднятию боеготовности. При существовавшей системе ответственности за оборону дело отнюдь не простое.

За оборону с моря отвечал 14-й военно-морской округ, а то, что адмирал К. Блох в прошлом был начальником X. Киммеля, не способствовало установлению между ними сердечных отношений. Флоту полагалось оборонять только собственные корабли, а защита Пёрл-Харбора возлагалась на армию, в распоряжении которой были самолеты, батареи береговой и зенитной артиллерии. Гарнизоном Гавайских островов, насчитывавшим на 7 декабря 1941 года 2490 офицеров и 40 469 солдат, командовал генерал Уолтер Шорт, назначенный через несколько дней после Киммеля - 4 февраля 1941 года. Он принял дела на Гавайях в 60 лет, пройдя нелегкий путь армейского офицера служба в захолустных гарнизонах и прозябание в штабах. Видимо, Шорт, хотя теперь и генерал-лейтенант, не изменил привычки, вбитой почти 40-летней службой, - нужно подчиняться и помалкивать. Начальству виднее. Он единственный участник драмы 7 декабря 1941 года, который не оставил после себя никаких следов, приметных для историков.

Незадолго до войны на Гавайях побывал фактический главнокомандующий ВВС США генерал X. Арнольд. Он осмотрел аэродромы на Оаху, видимо, как подобает начальнику, дал ценные указания подчиненным и, очень вероятно, до конца использовал гостеприимство местного генералитета. В послевоенных мемуарах Арнольд внес свою лепту в дискуссию о Пёрл-Харборе: "По возвращении в Вашингтон газетчики процитировали мое утверждение, что, с моей точки зрения, нет более заманчивой задачи, как ударить с воздуха по Пёрл-Харбору, по всем этим кораблям, стоящим на якорях. Сказал ли я это или нет - несущественно, но цель была мечтой любого пилота - другого такого скопления кораблей трудно было сыскать. Хуже было другое, о чем я не мог сказать публично: отсутствие единства командования на Гавайях. Здесь порочная идея о том, что "береговая линия разделяет ответственность армии и флота", была продемонстрирована с максимальной силой. А раз не было единого командования, то и не было единой обороны"{41}. Очень логично и убедительно, только генералу следовало бы сообщить это, кому ведать надлежало в то время, а не резервировать суждение за мемуарами, вышедшими в 1949 году.

В 30-е годы на маневрах американского флота была выявлена уязвимость Пёрл-Харбора для удара самолетов с авианосцев. Расчеты показывали, что ударное вражеское соединение, которое к вечеру накануне дня нападения находится в 600-900 милях от острова Оаху, за ночь может сделать стремительный рывок и на рассвете поднять самолеты с авианосцев на расстоянии 275-300 миль от Пёрл-Харбора. Именно такое расстояние требовалось для того, чтобы самолеты с тогдашним радиусом действия могли совершить налет и вернуться на авианосцы. Исходя из этих подсчетов, для ведения разведки на 800 миль на 360°, как требовало островное положение Пёрл-Харбора, командующие на Гавайских островах заключили, что необходимо иметь 250 самолетов.

В докладе Мартина - Беллинджера (соответственно командующие ВВС армии и флота на Гавайях), направленном в апреле 1941 года в Вашингтон, они предупреждали, что "наиболее вероятное и опасное нападение на Оаху - атака с воздуха". Они требовали введения дневного патрулирования на 360° на расстояние 800 миль и подтверждали, что для этого нужно по крайней мере 250 самолетов, предпочтительно летающих лодок "Каталина" с большим радиусом действия.

Доклад Мартина - Беллинджера, составленный по приказу Киммеля, в Вашингтоне нашли прекрасным, горячо одобрили, обещали помочь самолетами. Но только на 7 декабря 1941 года на Гавайях для патрулирования оказалось всего 6 бомбардировщиков "Б-17" армии и 81 "Каталина ". Они покрывали 144°, вне оставалось 60 процентов зоны, которую по идее нужно было бы патрулировать. Но какие сектора избрать?

Примерно в 1500 милях к югу от Гавайев лежат острова Пальмира, Рождества и Виктория, в 500 милях к юго-западу - остров Джонстон, а в 1500 милях от этого острова находился самый восточный бастион Японии Маршалловы острова. В 2000 милях прямо на запад - американский форпост остров Уэйк, в 1500 милях к северо-западу - остров Мидуэй. На север простирается океан вплоть до побережья Аляски и Алеутских островов. Южные, западные и даже северо-западные подступы к Гавайям, следовательно, по большей части прикрывались островами, принадлежавшими США. Но в этих районах, особенно на юго-западе, таилась угроза: здесь наименьшее расстояние отделяло Гавайи от японских владений. По подсчетам штаба Киммеля, от японской базы на острове Джалуит в восточной группе Маршалловых островов для быстроходного японского ударного соединения всего пять суток хода. Следовательно, сюда основное внимание!

Если представить Гавайи центром циферблата часов, то патрулировались сектора с 6 до 11 часов. Просматривалась, конечно, обширная зона - в неделю, предшествовавшую 7 декабря 1941 года, американские самолеты осмотрели два миллиона квадратных миль океана, не обнаружив ни одного японского военного корабля. Э. Лейтон нашел: "Решение оставить сектор в направлении 12 часов вне патрулирования было рассчитанным риском, на который пошли профессионалы, офицеры флота на основании самой достоверной информации, имевшейся у них. К сожалению, японцы либо догадались о нашем затруднительном положении, либо сознательно воспользовались им, ибо они нанесли удар с севера - из района, который не разведывался с воздуха"{42}.

В это время новинкой военной техники была радиолокация. После настоятельных просьб генерала У. Шорта 3 июня 1941 года на Гавайи прислали три стационарные радиолокационные установки, а 1 августа - шесть передвижных. На 7 декабря действовало пять передвижных установок, помещенных на грузовиках, стационарные не были смонтированы - металлические опоры под них так и не поступили из США. Попытка поместить одну радиолокационную установку на горе Калеакала встретила яростное сопротивление службы парков министерства внутренних дел США. Обращение У. Шорта к начальнику штаба армии генералу Дж. Маршаллу не очень помогло делу. Дж. Маршалл разъяснил, что служба парков заинтересована в сохранении земель, находящихся в ее ведении, и высказывается против постройки любых объектов, "которые существенным образом изменяют естественный вид резервации".

До 7 декабря У. Шорт представил в военное министерство сметы на общую сумму 23 миллиона долларов для сооружения аэродромов, позиций для батарей, улучшения дорог и т. д. Ассигновано 350 тысяч долларов - полтора процента просимой суммы. Обращения в Вашингтон с просьбой усилить противовоздушную оборону острова в основном остались без последствий. На 7 декабря вместо необходимых 96 трехдюймовых зенитных орудий было 82, соответственно вместо 135 37-миллиметровых орудий - 20, вместо 309 крупнокалиберных пулеметов 109. Учитывая слабость противовоздушной обороны острова Оаху, X. Киммель отдал приказ о подчинении зенитной артиллерии флота командованию 14-го военно-морского округа.

Среди командования флота все же высказывались опасения, что корабли в Пёрл-Харборе могут быть атакованы самолетами-торпедоносцами. Такое мнение существовало и в штабах на Гавайских островах. Чтобы положить конец толкам, Г. Старк 15 февраля 1941 года направил специальное разъяснение X. Киммелю. "Вопрос об установке противоторпедных сетей в гавани Пёрл-Харбор для защиты от удара с воздуха рассмотрен. При небольших глубинах в гавани это излишне. Кроме того, теснота гавани и необходимость иметь место для маневрирования кораблей ограничивают возможность использования сетей имеющегося типа... Для успешного сбрасывания торпед с самолетов нужна минимально глубина воды 25 метров, а желательна 50 метров"{43}.

В военно-морском министерстве игнорировали сообщение о том, что в Англии весной 1941 года успешно испытаны торпеды на глубинах 14 метров. А о работе Гэнда никто, понятно, и не подозревал. Получив из Вашингтона авторитетное заключение военно-морского министерства, штаб X. Киммеля полностью исключил возможность атаки торпедоносцев. Никаких мер защиты принято не было.

Эти, пусть жизненно важные, вопросы для Пёрл-Харбора тускнели по сравнению с последствиями для флота Киммеля, которые влекли за собой попытки Вашингтона быть сильным на обоих океанах - Атлантическом и Тихом с тогдашним американским флотом одного океана. В апреле Киммелю от имени президента предписали начать переброску кораблей в Атлантику. 21 апреля ушел авианосец "Йорктаун" с эскортом эсминцев. Государственный секретарь К. Хэлл попытался воспротивиться ослаблению Тихоокеанского флота, ибо, считал он, это поощрит Японию на агрессию. Против него единым фронтом выступили министры Г. Стимсон и Ф. Нокс, генерал Дж. Маршалл и адмирал Г. Старк. Стимсон коротко сформулировал их возражения: Хэлл обрекает "флот на бездействие на Тихом океане, где, как хорошо известно, мы не собираемся активно использовать его против японцев, и не дает возможности сыграть свою подлинную роль на основном театре военных действий"{44}.

Но если Токио, ободренное уходом американских кораблей с Тихого океана, обратит свою агрессию против владений США, скажем, тех же Гавайев? 24 апреля Стимсон разъяснил Рузвельту в Белом доме, что острова неприступны, независимо от того, базируется ли флот в Пёрл-Харборе или нет. Он вручил президенту докладную записку, подписанную генералом Дж. Маршаллом. В документе ясно чувствуется раздражение профессионала, которому приходится иметь дело с полузнайками.

Докладная открывалась в высшей степени претенциозно: "Остров Оаху, благодаря своим укреплениям, гарнизону, природным характеристикам, считается сильнейшей крепостью в мире. Для захвата Оаху врагу придется доставить экспедиционные силы, способные с боем высадиться перед лицом гарнизона, насчитывающего почти 35 000 человек, имеющего 127 орудий береговой обороны, 211 единиц зенитных средств и более 3000 полевых орудий и пулеметов для защиты побережья. Без господства в воздухе это невыполнимая задача". Если же враг все же попытается совершить рейд против Гавайских островов, объяснял Дж. Маршалл президенту, "неприятельские авианосцы, эскортные корабли и транспорты начнут подвергаться бомбардировке с воздуха уже на расстоянии 750 миль. Это воздействие с воздуха будет все усиливаться, пока в 200 милях от цели вражеские корабли не окажутся под огнем всех видов наших самолетов... 35 самых современных "летающих крепостей" ("Б-17". - Н. Я.), 35 средних бомбардировщиков, 13 легких бомбардировщиков, 150 истребителей, 105 из которых новейших образцов... В этих условиях нападение на Оаху просто невозможно. Поэтому если и стоит чего-нибудь опасаться, то только диверсий на самих Гавайских островах"{45}.

Надо думать, президент и его ближайшие соратники поздравили друг друга с тем, что США имеют такой несокрушимый бастион. X. Киммелю пошел четкий приказ снарядить в путь и отправить в Атлантику линкоры "Миссисипи", "Айдахо", "Нью-Мексико". 19-22 мая в глубокой тайне они ушли из Пёрл-Харбора. Всего X. Киммель лишился 3 линкоров, авианосца, 4 легких крейсеров, 17 эсминцев, 10 вспомогательных судов, 3 танкеров, 3 транспортов, то есть примерно четверти своего флота. Или, скажем по-другому, больше кораблей, чем удалось потопить японцам 7 декабря 1941 года в Пёрл-Харборе.

X. Киммель неоднократно настойчиво просил Вашингтон систематически информировать его штаб о всех важнейших политических событиях, с тем чтобы в случае опасности войны можно было принять надлежащие меры. Ему были даны официальные заверения, что на Гавайские острова будет передаваться "соответствующая информация об иностранных державах, их политике и деятельности нелояльных элементов в США". В день вступления X. Киммеля в должность Г. Старк, ссылаясь на донесение американского посла в Японии Дж. Грю от 27 января 1941 года, сообщил: "Перуанский посланник рассказал сотруднику американского посольства, что он узнал из многих источников, включая один японский, - в случае конфликта между США и Японией японцы намереваются совершить внезапное нападение на Пёрл-Харбор, используя все свои силы и средства. Перуанский посланник считает, что слухи эти носят фантастический характер. Тем не менее он полагает, что они заслуживают того, чтобы довести их до сведения моего посольства". Комментируя донесение Дж. Грю, Г. Старк добавлял: "Военно-морская разведка совершенно не верит этим слухам. Больше того, учитывая известные сведения о нынешней дислокации и использовании японского флота и армии, очевидно, что против Пёрл-Харбора не будет предпринято никаких действий ни в ближайшее время и не планируется в обозримом будущем"{46}. Эта оценка в последующем не изменилась.

Отправка четверти Тихоокеанского флота в апреле - мае в Атлантику куда лучше, чем любые разъяснения Вашингтона, раскрывали командующим на Гавайях, как правительство оценивает международную обстановку. В штабе Киммеля не строили никаких иллюзий по поводу того, что уход этих эскадр останется тайной для потенциального противника. Штабные офицеры, конечно, понятия не имели о Есикава, но прекрасно помнили о японском консульстве в Панаме и не сомневались, что во время прохождения через Панамский канал корабли были тщательно пересчитаны. Пошли слухи, что вслед за этой отправкой кораблей ("поцелуем смерти" именовал ее начальник штаба Тихоокеанского флота адмирал В. Смит) последуют новые. Тут взволновался уже Г. Старк и вызвал X. Киммеля в Вашингтон объясниться с президентом.

9 июня 1941 года в Белом доме Рузвельт принял Киммеля. Состоялась очень вежливая, пожалуй даже светская, беседа. Президент доверился адмиралу: США ведут тайные переговоры с некими японскими представителями (не названы) и другими заинтересованными лицами (также не названы), что обеспечит мир на Тихом океане "на 100 лет". Внимательно слушавший адмирал отметил про себя, что собеседник сооружал прекрасные воздушные замки. Без перехода Рузвельт осведомился у Киммеля, как он относится к идее Нокса взять с Тихого океана еще 3 линкора, оставшихся 6 с лихвой хватит. "Безумие!" - вскричал адмирал. "Так я и думаю. Я сказал Ноксу - это глупо", - заверил Рузвельт. Адмирал, взвешивая каждое слово, заметил, что, "хотя дело высших инстанций - решать", лично он "убежден - любое новое сокращение флота явится приглашением Японии начать войну". Рузвельт согласился и ускользнул от каких-либо объяснений{47}. Киммель ушел из Овального кабинета, возобновив представление о Рузвельте как приятном человеке и в полном недоумении о дальнейшей политике США. Все же он чувствовал себя победителем - по крайней мере удержал линкоры.

На протяжении 1941 года командующим на Гавайских островах много раз сообщалось о намерениях потенциального противника - Японии. После нападения Германии на Советский Союз 22 июня в информационных документах из Вашингтона возможность японо-советской войны неизменно занимает первое место. Уже 3 июля Г. Старк указывает в письме X. Киммелю: "Японское правительство вынесло решение о своей будущей политике, которое поддерживается всеми основными японскими политическими и военными группами. Эта политика, по-видимому, имеет в виду войну в ближайшем будущем. Движение против английских и голландских владений нельзя полностью исключить". Однако Г. Старк подчеркивал, что "основные усилия Японии будут направлены против приморских провинций России"{48}. Аналогичные оценки постоянно повторялись в последующем вплоть до нападения Японии на Пёрл-Харбор. Сообщения из Вашингтона подкреплялись другими сведениями. Всего до 7 декабря 1941 года начальник разведки Тихоокеанского флота Лейтон получил, "по-видимому, пятьдесят (разрядка моя. - Н. Я.) предупреждений из китайских источников, дипломатических источников... от консулов, помощников военных атташе, представителей Чан Кайши о том, что японцы, вне всякого сомнения, уже на следующей неделе нападут на Россию". Лейтон аккуратно докладывал все эти материалы Киммелю{49}.

Это не могло не успокоить американских командующих на Гавайских островах, они перестали сокрушаться по поводу кораблей, ушедших в Атлантику. Им также было известно, что в Вашингтоне происходят секретные американо-японские дипломатические переговоры. Хотя о содержании их командование на Гавайских островах могло только гадать, X. Киммель и У. Шорт понимали, что от исхода этих переговоров зависит - быть миру или войне между Соединенными Штатами и Японией. Они были уверены, что в случае разрыва переговоров правительство немедленно даст им соответствующие указания.

А пока они жадно собирали слухи из всех источников. 29 октября Киммель воспользовался проездом через Гавайи журналиста X. Абенда, который, объехав страны Южных морей, возвращался в США. Киммель отобедал с ним. Абенд рассказал адмиралу "самое главное": когда Япония нападет на СССР, Англия и Голландская Восточная Индия объявят ей войну. Киммель уяснил из рассказов Абенда, что "самое вероятное направление японского авантюризма - поход на север". Выслушав все это, Киммель просит Старка сообщить: "Если японцы действительно пойдут на такую авантюру, а Британия и Голландская Индия объявят им войну, что будем делать мы?"{50} Вразумительного ответа, естественно, не последовало.

Только в самом конце ноября события начали нарастать. 27 ноября в штаб X. Киммеля поступила срочная телеграмма Г. Старка. Она начиналась зловеще: "Это послание следует рассматривать как предупреждение о войне. Переговоры с Японией, направленные к стабилизации условий на Тихом океане, прекращены, и агрессивные действия Японии ожидаются в ближайшие дни", а именно вторжение на Филиппины, в Таиланд, Малайю или, возможно, высадка на Борнео. X. Киммелю поручалось начать подготовку к выполнению задач в соответствии с планом "ВПЛ-46"{51}.

Этот план предусматривал, что с открытием боевых действий Тихоокеанский флот должен поддерживать действия США, Англии и Голландии на Дальнем Востоке путем отвлечения японских сил - корабли Тихоокеанского флота выдвигаются к подмандатным тогда Японии островам. В соответствии с планом Киммель приказал флоту "готовиться к захвату и установлению контроля над Каролинскими и Маршалловыми островами и созданию передовой базы Флота на острове Трук"{52}.

29 ноября Г. Старк в новой директиве разъяснил: "План "ВПЛ-52" не будет применяться в Тихом океане и не будет здесь введен, за исключением подрайона юго-восточной части океана и Панамского канала. Не предпринимайте никаких наступательных действий, пока Япония не нападет"{53}. План "ВПЛ-52" означал оборону Западного полушария силами флота. По этому плану корабли имели право открывать огонь без предупреждения. Вероятно, это заметно запутало дело - с одной стороны, задача явно непосильная тогда для флота: вторгнуться в сильно укрепленные архипелаги, овладев Труком, о котором ходили слухи как о "Гибралтаре Тихого океана". С другой - не стрелять! Разведчики и авиационные начальники на Гавайях решились рекомендовать рискованный шаг: направить с острова Уэйк специально переоборудованные бомбардировщики "Б-24". Они должны были на большой высоте пролететь над Маршалловыми островами, разведать все, особенно происходившее на таинственном Труке и вокруг него{54}.

В свою очередь У. Шорт получил 27 ноября указание от Дж. Маршалла: "Переговоры с Японией фактически прекращены. Надежд на то, что японское правительство будет продолжать их, почти нет. Хотя будущее поведение Японии предсказать нельзя, в любой момент возможны враждебные действия. Если возникновения войны нельзя избежать, повторяю, нельзя избежать, Соединенные Штаты хотят, чтобы Япония сделала первый шаг". Армейскому штабу на Гавайских островах в связи с этим приказывалось вести разведку и принять другие меры, какие У. Шорт сочтет необходимыми. Но их следовало проводить так, чтобы "не создавать беспокойства, повторяю, не создавать беспокойства среди гражданского населения и не раскрывать своих намерений".

После совещания с офицерами своего штаба и обмена мнениями с X. Киммелем У. Шорт отдал приказ о предупреждении диверсий против армейских частей США на островах, о чем и сообщил в Вашингтон. Поскольку оттуда не последовало никаких комментариев, командующие на Гавайских островах заключили, что большего от них и не требуется{55}. Они знали, что, если бы существовала непосредственная опасность для Гавайских островов, указания из Вашингтона носили бы совершенно иной характер{*2}.

Прибытие в начале декабря на Оаху первого бомбардировщика-разведчика "Б-24" не могло не укрепить Киммеля и Шорта в убеждении, что Гавайям ничего не угрожает. Самолет прилетел с минимальным вооружением и без боеприпасов. Вот видите, удовлетворенно говорил Шорт, "военное министерство не рассматривает Гонолулу объектом возможного нападения, ибо считает большей опасностью для самолета везти груз боеприпасов, чем нападение на него японских истребителей". На аэродроме с энтузиазмом принялись довооружать "Б-24", военное министерство категорически приказало, чтобы экипаж мог отбиться в случае нужды. В штабах Киммеля и Шорта ликовали: наконец Вашингтон санкционировал решительные меры - посылку над японской территорией разведчиков в тревожное, но все же не военное время.