ПОРОШОК ПРОФЕССОРА БИНГО

Десять утра, а танцевальная музыка уже гремит. Бум-бум. Бум-бум-бум. От басов, включенных на полную мощность, вибрирует пол. Вибрация глушит жужжание бритвы, которой Джо Петтигрю водит по лицу — вверх-вниз, вверх-вниз. Звук музыки ударяет в пятки, впивается в подошвы. Соседи наверняка в восторге.

Десять утра, а кубики льда уже в стакане, щеки пылают, глаза блестят. Глупая улыбочка, взрывы беспричинного хохота.

Джо вынимает вилку из розетки, жужжание прекращается. Он проводит кончиками пальцев по лицу, и в это мгновение глаза ловят в зеркале строгий взгляд.

— Хорош, — цедит Джо сквозь зубы. — В пятьдесят два уже старик. Удивляюсь, что ты еще коптишь небо. Странно, что от тебя вообще что-то осталось.

Джо сдувает волоски с бритвенной головки, завинчивает колпачок, аккуратно сворачивает шнур и кладет бритву на полку. Втирает лосьон, присыпает щеки тальком и тщательно смахивает остатки полотенцем.

Ухмыльнувшись напоследок унылой физиономии в зеркале, он отводит глаза и смотрит в окно. Сегодня почти нет смога. Воздух чист и прозрачен. Просматривается даже здание муниципалитета. Эка невидаль. Кому он нужен, ваш муниципалитет?

Он выходит из ванной, натягивает пиджак и начинает спускаться по ступеням. Бум-бум. Бум-бум-бум. Словно в подсобке дешевой забегаловки, где нестерпимо воняет потом, табачным дымом и дешевыми духами.

Дверь гостиной полуоткрыта. Он входит и видит обоих. Они медленно кружат по комнате щека к щеке. Тела прижаты друг к другу, осоловевшие глаза пусты. Сейчас они не видят и не слышат ничего вокруг. Не пьяны, но слегка навеселе — в самый раз крутануть ручку радиоприемника на полную мощь.

Он стоит и смотрит. Заметив его, они не меняют позы. Губы Глэдис кривятся в чуть заметной усмешке. Выражения полузакрытых глаз Портера Грина не разглядеть из-за дыма, который поднимается от сигареты, прилепившейся в углу рта.

Хорошо одет. Глаза пройдохи. Наверняка торгует подержанными машинами. Непыльная работенка для нечистых на руку типов.

Музыку сменяет рекламная скороговорка. Парочка разжимает объятия. Портер Грин крутит ручку, уменьшая громкость. Глэдис стоит посередине гостиной и смотрит на Джо Петтигрю.

— Ты что-то забыл, любимый? — звенящим от презрения голосом интересуется она.

Джо молча качает головой.

— Тогда будь так любезен, вали отсюда.

Глэдис разевает рот и хохочет.

— Перестань, — говорит Портер Грин. — Не трогай его, Глэдис. Человек не любит танцевальную музыку. Имеет право. Тебя ведь иногда тоже что-то раздражает?

— Еще как, — соглашается Глэдис. — Он.

Портер Грин поднимает бутылку виски со столика и наполняет два стакана.

— Выпьешь? — спрашивает он, не глядя на Джо Петтигрю.

Джо снова молча качает головой.

— Он умеет стоять на задних лапках, — замечает Глэдис. — Все понимает, только сказать не может. Почти как человек.

— Заткнись, — устало морщится Портер Грин. Он держит в руках два полных стакана. — Пей, Джо, я угощаю. Ты ведь не таишь на нас зла? Вот и славно.

Он протягивает пойло Глэдис. Оба пьют, глядя поверх стаканов на Джо Петтигрю, застывшего в дверном проеме.

— А ведь я когда-то за него вышла, — задумчиво говорит Глэдис. — Не могу поверить. Не иначе меня опоили.

Джо Петтигрю пятится назад, прикрывает дверь. Глэдис затравленно смотрит ему вслед.

— Он пугает меня. Стоит как столб и молчит. Не жалуется, не буйствует. Знать бы, что у него на уме.

Реклама выдыхается, из приемника звучит музыка. Портер Грин крутит ручку, увеличивая звук, затем уменьшает его.

— Известно что. История стара как мир, — отвечает он, снова врубает звук на полную мощность и приглашающим жестом разводит руки.


Джо Петтигрю задвинул засов тяжелой старомодной двери, приглушив буханье радио. Выходящие на улицу окна были наглухо закрыты. Старый каркасный дом строили на совесть.

Джо не успел подумать, что не мешало бы подрезать газон, как на тротуаре прямо перед ним возник странный незнакомец. Встретить человек в опереточном плаще не диво, но не на Лексингтон-авеню, не с утра и точно не в цилиндре.

Цилиндр особенно удивил Джо Петтигрю — изрядно поношенный, со свалявшимся, словно шерсть кота-доходяги, ворсом. Плащ, впрочем, тоже едва ли был от Адриана[1].

У незнакомца был острый нос и черные, глубоко посаженные глаза. Очень бледный, больным он все же не выглядел. Остановившись у основания лестницы, незнакомец поднял глаза на Джо Петтигрю.

— Доброе утро. — Он прикоснулся к краю цилиндра.

— Доброе, — кивнул Джо Петтигрю. — Что продаем?

— Лично я ничего не продаю, — ответил мужчина в опереточном плаще.

— И правильно делаете, старина. Здесь нет простофиль.

— И не предлагаю подкрасить ваш фотографический портрет превосходными акварельными красками — прозрачными, как лунный свет над вершиной Маттерхорна, — добавил незнакомец и сунул руку под плащ.

— Только не говорите, что там у вас пылесос.

— Ни пылесоса, ни кухонного гарнитура из нержавеющей стали в жилетном кармане. Впрочем, мне ничего не стоило бы его оттуда вытащить.

— Но вы же явились сюда не просто так, — сухо обронил Джо Петтигрю.

— Я не продаю, отдаю даром. Однако далеко не всем, только избранным…

— Неужели где-то еще разыгрывают пиджаки в лотерею? — с отвращением перебил его Джо.

Высокий тощий незнакомец выпростал из-под плаща руку с визиткой.

— Далеко не всем, — повторил он. — С утра я что-то разленился, но, похоже, нашел то, что искал.

— Бинго! — воскликнул Джо Петтигрю. — Неужели меня?

Незнакомец протянул визитку. Джо прочел: «Профессор Августус Бинго». Ниже красовалась надпись шрифтом помельче: «“Белый орел”, порошок для удаления волос», номер телефона и адрес в Северном Уилкоксе.

Джо Петтигрю прищелкнул ногтем по карточке и покачал головой:

— Не по адресу, приятель. Мне это ни к чему.

Профессор Августус Бинго тонко улыбнулся — вернее сказать, его губы приподнялись на дюйм, а в уголках глаз появились легкие морщинки. Можете называть это улыбкой. Он снова сунул руку под плащ и вытащил круглую коробочку размером с ленту для пишущей машинки. На коробочке каллиграфически выведена знакомая надпись: «“Белый орел”, порошок для удаления волос».

— Полагаю, вам известно, что такое порошок для удаления волос, мистер…

— Петтигрю, Джо Петтигрю, — любезно ответил Джо.

— Похоже, чутье меня не подвело! — воскликнул профессор. — У вас неприятности, а значит, вы-то мне и нужны! — Он постучал по крышке коробочки длинным, суженным на конце пальцем. — Да будет вам известно, мистер Петтигрю, никакой это не порошок для удаления волос!

— Постойте, — запротестовал Джо. — Порошок, не порошок. Какие неприятности? С чего вы взяли? Только потому, что меня зовут Петтигрю?

— Всему свое время, мистер Петтигрю. Позвольте, я изложу все по порядку. Район в упадке, а ваш дом в приличном состоянии. Не новый, но крепкий. Ведь вы владелец дома?

— Части дома, — уточнил Джо.

Профессор предостерегающе поднял левую руку.

— Не мешайте, я размышляю. Налоги растут, и будь у вас возможность, вы давно бы сменили жилье. Не нашлось покупателей? Наверняка вы сдаете комнаты жильцам.

— Жильцу, — снова поправил Джо и вздохнул.

— А лет вам примерно сорок восемь?

— Плюс-минус четыре.

— Вы чисто выбриты и аккуратно одеты, а лицо несчастное. Женаты на молоденькой? Испорченной и капризной? Думаю, у нее есть… — Профессор резко оборвал фразу и начал откручивать крышку на коробочке, в которой, по его уверениям, содержался совсем не порошок для удаления волос. — Впрочем, довольно предположений, — мягко заметил профессор и протянул Джо открытую коробочку, наполовину заполненную белым порошком. — Здесь не жевательный табак…

— Я человек терпеливый, но и мое терпение на исходе, — вспылил Джо. — Или говорите, что там внутри…

— Порошок, — холодно обронил профессор. — Порошок профессора Бинго. Мой порошок.

— Не употребляю, — сказал Джо Петтигрю. — Ниже по улице есть скверик в Лексингтон-тауэрс, где ошиваются всякие бездельники и актеришки. Если они не при делах, то есть почти всегда, и не хлещут спиртное (чем занимаются без перерыва) — ваш порошок придется им по нраву. Вы обратились не по адресу.

— Порошок профессора Бинго не кокаин, — объявил профессор с ледяным достоинством, величаво закутался в плащ и коснулся края цилиндра. Коробочку с порошком профессор по-прежнему держал в левой руке. — Кокаин, друг мой? Тьфу! Да по сравнению с моим порошком кокаин — детская присыпка!

Профессор двинулся вдоль тротуара и свернул в проулок. Вдоль Лексингтон-авеню росли камфарные деревья, покрытые свежими, еще розоватыми, листочками. Профессор направлялся туда. Музыка не смолкала. Должно быть, сейчас они пьют третий или четвертый стакан, что-то мурлычут под нос, а вскоре завалятся на диван. Еще и подерутся. Какая, в сущности, разница? Интересно, какой будет Глэдис в свои пятьдесят два, если так пойдет?

Джо прервал раздумья. Профессор Бинго встал поддеревом, обернулся, приподнял край цилиндра и отвесил церемонный поклон. Джо вежливо махнул рукой в ответ. Профессор нахлобучил цилиндр, медленно — чтобы Джо мог хорошенько все рассмотреть — достал щепотку порошка из открытой коробочки и поднес к носу. Джо почти слышал долгий свистящий звук, с которым профессор втягивает порошок в ноздрю.

Слышать на таком расстоянии Джо, конечно, не мог, зато отлично все видел: и цилиндр, и опереточный плащ, и длинные тощие ноги. А еще бледное лицо любителя сидеть взаперти, глубоко посаженные черные глаза, разведенные руки и круглую коробочку в левой ладони. От Джо до профессора, стоявшего прямо перед четвертым камфарным деревом, считая от начала проулка, было от силы футов пятьдесят.

За тощей чудаковатой фигурой Джо не должен был видеть ни ствола, ни травы, ни края тротуара. Но вот же они! Только профессора Августуса Бинго нигде нет.

Джо Петтигрю склонил голову набок, пристально всматриваясь в даль, даже перестал на миг слышать музыку. Из-за угла показался автомобиль, поднял облако пыли и скрылся из виду. Листья на деревьях еле слышно шелестели. Спустя некоторое время к шелесту присоединился другой звук.

К Джо Петтигрю приближались шаги — но не цокот каблуков, а мягкий шорох кожаных подошв. Дрожь пробежала по затылку, зубы непроизвольно сжались. Внезапно стало очень тихо, и в наступившей тишине раздался голос профессора Бинго:

— Бесплатный образец, мистер Петтигрю, с надеждой на дальнейшее плодотворное сотрудничество.

Шаги начали удаляться, и вскоре Джо Петтигрю перестал их различать. Джо не собирался опускать глаза, но не смог себя пересилить. У мыска правой туфли стояла коробочка с витиеватой чернильной надписью: «Порошок профессора Бинго».

Джо Петтигрю медленно, словно старик или лунатик, наклонился, поднял коробочку, сжал в ладони и сунул в карман.


Бум-бум. Бум-бум-бум. Радио не унималось, но Глэдис и Портеру Грину было не до музыки. Сидя в углу дивана, они целовались взасос. С долгим вздохом Глэдис открыла глаза, огляделась и внезапно подалась вперед. Дверь гостиной медленно отворилась.

— Что там, детка?

— Дверь. Как думаешь, где он сейчас?

Портер Грин смотрел на пустой дверной проем.

— Дверь открылась, — хрипло буркнул он. — Ну и что?

— Это Джо.

— И что с того? — раздраженно переспросил Портер Грин.

— Он где-то прячется. Говорю тебе, он что-то замышляет!

— Тьфу, — сплюнул Портер Грин, встал с дивана, подошел к двери и высунул голову. — Никого, — сообщил он через плечо. — Сквозняк.

— Это не сквозняк.

Закрыв дверь, Портер Грин для проверки надавил на нее — дверь не поддалась. Не успел он вернуться к дивану, как раздался щелчок и дверь снова тихо отворилась. Заглушая музыку, Глэдис завизжала.

Портер Грин выключил радио и сердито обернулся.

— Решила меня продинамить? — процедил он сквозь зубы. — Тоже мне недотрога!

Глэдис, разинув рот, смотрела в дверной проем. Портер Грин снова направился к двери. Вышел в коридор. Никого. В доме стояла полная тишина, затем откуда-то сверху донеслось тихое посвистывание.

Запри Портер Грин дверь на задвижку, все могло сложиться иначе. Но Портер Грин не отличался излишней чувствительностью, да и на уме у него было другое.

Впрочем, вряд ли это что-либо изменило.

* * *

Необходимо все взвесить. Музыка перекроет шум, только сделать чуть громче. Хотя, судя по тому, как сотрясается пол, громче некуда. Джо Петтигрю усмехнулся своему отражению в зеркале ванной.

— Мы с тобой старые приятели. Пришла пора придумать тебе имя. Отныне я буду звать тебя Джозефом.

— Только не думай, что будешь вить из меня веревки, — ответил Джозеф. — Я не слишком сговорчив.

— Мне нужен совет, — сказал Джо. — Хотя твои предыдущие советы не особенно мне пригодились, сегодня я нуждаюсь в них как никогда. Порошок, который дал профессор, работает. Глэдис и ее хахаль меня не видели. Я дважды стоял в дверном проеме, а они смотрели сквозь меня. Именно поэтому Глэдис завизжала — уж меня бы она точно не испугалась.

— Скорей бы посмеялась, — заметил Джозеф.

— Но ведь ты видишь меня, Джозеф, а я вижу тебя! А если эффект порошка рассеется? Ведь это непременно случится, иначе как профессор получает деньги за свой товар? Я хочу знать точно, когда это случится.

— Поймешь, когда тебя начнут замечать прохожие.

— Думаешь, меня это устроит? Ты ведь понимаешь, почему я спрашиваю?

Джозеф кивнул. Кому было понимать, как не ему.

— А если он не рассеется? — спросил он. — Что, если для снятия эффекта профессор использует другой порошок? Вдруг это ловушка? И когда ты захочешь вернуться, профессор потребует с тебя денежки.

Подумав, Джо отверг предположение Джозефа. На визитке профессора был адрес офисного здания в Уилкоксе. Наверняка с лифтами. И пусть клиенты профессора были невидимы, любой мог случайно коснуться их в замкнутом пространстве кабины. Если профессор хотел, чтобы его афера сошла ему с рук, нашел бы место потише.

Джозеф вяло согласился.

— Второй вопрос, — продолжил Джо Петтигрю, — где проходит граница невидимости? Глэдис и Портер Грин не видели ни меня, ни моей одежды. Пустой пиджак напугал бы их куда больше пустого дверного проема. В этом должна быть какая-то система. Возможно, невидимым становится все, к чему я прикасаюсь?

— Почему бы нет? Все, к чему ты прикасаешься, исчезает вместе с тобой.

— Но я касался двери, — возразил Джо. — И дверь осталась на месте. Я постоянно касаюсь одежды: ноги касаются носков, носки — туфель. Я касаюсь рубашки и не касаюсь пиджака. А содержимое карманов? Как быть с ним?

— Может быть, это своего рода аура? — предположил Джозеф. — Магнитное поле, или твоя личность — уж какая ни есть, — нечто, попавшее под влияние поля с тобой вместе. Сигареты, деньги, но не стены, двери или полы.

— Не вижу логики, — мрачно заметил Джо.

— С каких это пор ты заделался приверженцем логики? — холодно спросил Джозеф. — Стал бы этот чокнутый профессор связываться с парнем, верящим в логику? Что логичного в вашей сделке? Всучил порошок незнакомцу, которого видел первый раз в жизни, этот не придумал ничего лучше, чем тут же им воспользоваться. Где логика? Черта с два ты найдешь тут логику.

— Выходит, — протянул Джо Петтигрю, — они не увидят и того, что я принесу. И не услышат.

— Можешь попробовать со стаканом, — предложил Джозеф. — Едва кто-нибудь потянется к стакану, схвати его — и сразу увидишь, исчезнет стакан или нет.

— Хорошая мысль, — задумчиво проговорил Джо Петтигрю. — Интересно, я утрачу невидимость постепенно или внезапно? Раз — и нету!

— Скорее всего, — согласился Джозеф. — Старый джентльмен не зря называет себя Бинго. Что туда, что обратно — все случится внезапно. Вопрос в том, когда.

— Главное — не зевать, — сказал Джо Петтигрю. — Сам понимаешь, как это важно.

Он кивнул отражению, и Джозеф кивнул ему в ответ. Уже отворачиваясь от зеркала, Джо Петтигрю добавил:

— Мне даже немного жаль Портера Грина. Потратил впустую время и деньги. И если я хоть что-нибудь в этом смыслю, ничего ему не обломится.

— Тут нельзя сказать наверняка, — сказал Джозеф. — Такие, как он, всегда возьмут свое, по-хорошему или по-плохому.

На том и порешили. Джо Петтигрю вытащил из шкафа старый чемодан, из которого вынул видавший виды портфель с оторванной ручкой, и отпер его маленьким ключом. В портфеле лежал завернутый во фланель сверток, внутри свертка — старый шерстяной носок, а в нем — смазанный, вычищенный и заряженный пистолет тридцать второго калибра.

Пистолет оттягивал карман тяжелее, чем грех. Джо Петтигрю спрятал чемодан и, аккуратно ступая, спустился вниз. Впрочем, осторожничал он зря — в таком грохоте никто не услышал бы скрипа ступеней.

Джо Петтигрю легко нажал на ручку. Заперто. В дверях холостяцких квартирок на первом этаже были врезаны пружинные замки.

Джо вытащил связку ключей, вставил ключ в замок и провернул. Задвижка была не заперта. Да и кто в здравом уме пользуется задвижкой средь бела дня? Придерживая левой рукой ручку, он осторожно отвел язычок замка. Хитрый трюк. Джо отпустил ручку, вытащил ключ и толкнул дверь. Никто не вскрикнул, все шумы заглушало буханье музыки из радиоприемника. До сих пор ему везло.

Джо Петтигрю просунул голову внутрь и осмотрелся. Пахло потом, сигаретным дымом и выпивкой. Комната была пуста. С разочарованным видом Джо шагнул внутрь, и разочарование на лице сменилось гримасой отвращения.

Раздвигающиеся двери в глубине гостиной когда-то вели в столовую. Сейчас там была спальня, но двери остались прежними. Сегодня они были плотно задвинуты.

Джо Петтигрю застыл, нервно приглаживая редеющие волосы на макушке. Затем уголки губ растянула легкая улыбка. Джо запер за собой дверь и подошел к дивану. Лед на дне высоких полосатых стаканов не успел растаять, ледяные кубики плавали в стеклянной чаше рядом с нераспечатанной бутылкой виски, один из затушенных окурков в пепельнице еще чадил.

Джо тихо присел в углу дивана и посмотрел на часы. Казалось, что с его встречи с профессором Бинго прошла вечность. Если бы он мог вспомнить точное время! Двадцать минут одиннадцатого? Куда он спешит? Не лучше ли подождать и все проверить? Лучше? Он и забыл, когда стремился делать как лучше. Во всяком случае, с тех пор как встретил Глэдис.

Джо Петтигрю вытащил из кармана пистолет, положил на столик перед собой и некоторое время смотрел на него, рассеянно вслушиваясь в музыку. Затем уверенным, почти изящным движением снял пистолет с предохранителя, откинулся на спинку дивана и приготовился ждать. Ему требовалось кое-что вспомнить. Он ждал, а мозг трудился. Джо слышал звуки, доносившиеся из-за створок, но не сознавал их — отчасти из-за радио, отчасти из-за того, что думал о другом.


Створки двери начали разъезжаться. Джо Петтигрю поднял пистолет и положил его на колено, не взглянув на дверь.

Когда щель расширилась настолько, чтобы в нее втиснулся человек, в проеме показалась мужская фигура. Пальцы Портера Грина судорожно цеплялись за притолоку. Его качало как пьяного. Однако он не был пьян. Выпученные глаза, глуповатая ухмылка, пот на лбу и бледном животе. Портер Грин был бос и обнажен до пояса, на голове торчали взмокшие патлы. Если бы Джо Петтигрю поднял глаза, то увидел бы на лице Портера Грина еще кое-что, но Джо неотрывно смотрел на ковер, сжимая пистолет на колене и пока никуда не целясь.

Портер Грин с усилием вдохнул и с шумом выпустил воздух из легких. Отпустив притолоку, он нетвердой походкой шагнул в комнату, ища глазами бутылку. Раздался звон стекла, но даже тогда Джо не поднял головы. Он вдыхал запах человека, стоящего вплотную к нему и не подозревающего о его присутствии. Угрюмое лицо Джо исказила болезненная гримаса.

Волосатая рука, схватившая бутылку, исчезла из поля зрения. Раздавшееся затем бульканье перекрыло шум радиоприемника.

— Сука! — процедил Портер Грин сквозь зубы. — Мерзкая вонючая сука!

Джо Петтигрю приготовился. Между диваном и столиком хватит места, чтобы встать. Он поднялся с дивана, сжал пистолет и медленно, очень медленно поднял глаза.

Обнаженное тело выше пояса брюк, блестящий от пота жир над пупком. Взгляд Джо Петтигрю скользнул правее и наткнулся на ребра. Рука замерла. Джо знал, что сердце расположено выше, чем думают люди. Пистолетное дуло тоже об этом знало. Дуло уставилось прямо в сердце Портеру Грину. Джо Петтигрю спокойно, почти равнодушно, нажал на курок.

Не самый обычный звук на миг перекрыл музыку. Выстрел оглушал, дарил ощущение власти. Если стреляешь редко, к этому чувству трудно привыкнуть. Бездушный инструмент смерти в твоей руке оживает и становится юрким, словно ящерица.

Застреленные падают по-разному. Портер Грин упал на бок, неловко подогнув колено, ставшее вдруг подвижным. Джо Петтигрю пришла в голову сцена из водевиля, который он смотрел давно, когда сам подвизался на сцене. Герой и героиня на сцене валяли дурака, и вдруг высокий и гибкий юноша-герой начинал медленно заваливаться набок, согнув тело в дугу, так что невозможно было понять, как именно он падает на пол. Тело актера словно бы растекалось по сцене. Герой проделывал свой трюк без усилий и боли целых шесть раз. В первый раз зрители находили его падение забавным, во второй оживленно гадали, в чем соль шутки. На четвертый раз женщины в зале начинали визжать, прося прекратить это издевательство, а к концу действия впечатлительные зрители не находили себе места от тревоги — таким нечеловеческим и неестественным выглядело падение героя.

Джо Петтигрю вернулся из забытья. На полу, головой на ковре, лежал его жилец. Крови почти не было. Джо Петтигрю впервые взглянул Портеру Грину в лицо и увидел глубокие рваные царапины, нанесенные длинными и острыми коготками взбешенной женщины. Джо Петтигрю открыл рот и взвыл, как раненый зверь.


Джо Петтигрю почти не слышал собственного вопля, словно кричали в соседнем доме. Приглушенный яростный вой, казалось, не имел с ним ничего общего. «Возможно, — рассуждал Джо, — звук и вправду исходит не от меня». Скрип шин автомобиля, не вписавшегося в поворот. Вопль обреченной души, безудержно несущейся в ад. Казалось, Джо утратил чувствительность. Он словно по воздуху обогнул стол и труп Портера Грина. Однако его передвижения были подчинены ясной цели. Джо запер дверь на задвижку. Опустил оконные шпингалеты. Выключил радиоприемник. Больше никакого «бум-бум-бум». Черная дыра молчания окутала его длинным белым саваном.

Через раздвигающиеся двери Джо Петтигрю вошел в спальню Портера Грина. Давным-давно, когда юный, знойный и пыльный Лос-Анджелес был придатком пустыни, шелестящих эвкалиптов и упитанных пальм, здесь обедали. Сегодня о столовой напоминал только встроенный в проем между северными окнами буфет. За резными дверцами буфета лежали книги, не много — Портер Грин книгочеем не был. У восточной стены стояла кровать, через стену разместились комната для завтрака и кухня.

На кровати царил полный кавардак. Было там и кое-что еще, но Джо Петтигрю не хватало духу, чтобы взглянуть. Легкую вращающуюся дверь за кроватью давно заменили обычной — прочной, с задвижкой. Джо показалось, что он видит скопившуюся в дверных щелях пыль. Этой дверью пользовались редко, но главное — задвижка была на месте.

Джо Петтигрю прошел по коридорчику под лестницей, который связывал части дома и вел к ванной, бывшей когда-то комнатой для вышивания. Открыл дверцу встроенного гардероба и включил свет. Ничего интересного: пара чемоданов, на вешалках — пиджаки, пальто и плащ, грязные белые туфли в углу. Джо выключил свет и заглянул в просторную ванную со старомодным фаянсом. Избегая зеркала — разговор с Джозефом не входил пока в его планы, — он подошел к окну. Главное — ничего не упустить, любая мелочь может оказаться решающей. Тюль трепетал от ветра. Джо опустил оконные шпингалеты. Вторую дверь в ванной давно заложили, заклеив поверху водонепроницаемыми обоями — такими же, как в коридоре.

Оставался чулан, где валялась отжившая свое мебель и прочее барахло, даже письменный стол с крышкой из светлого дуба — отвратительный, нелюбимый обывателями цвет. Джо не помнил, чтобы когда-нибудь сидел за ним. Ему казалось, что он оказался в чулане впервые.

Вернувшись в ванную, Джо встал перед зеркалом. Разговаривать не хотелось, но Джозеф мог вспомнить то, что Джо упустил. Он поднял глаза, встретив в ответ острый неприязненный взгляд.

— Радио, — буркнул Джозеф. — Зря ты его выключил. Мог бы просто сделать тише.

— Пожалуй, ты прав, — не стал спорить Джо. — А еще пистолет. Но про него я помню.

И Джо похлопал себя по карману.

— А окна в спальне? — В голосе Джозефа сквозило почти презрение. — Еще ты хотел взглянуть на Глэдис.

— Окна в спальне, верно, — повторил Джо и запнулся. — Я не хотел на нее смотреть. Она умерла. Сама виновата. Хватит с меня и ее дружка.

— Доигралась? Нарвалась не на того парня? — с прохладцей поинтересовался Джозеф. — Похоже, ты не слишком удивлен.

— Сам не знаю. Никогда не думал, что сумею. Кажется, я вляпался по самые уши. И зачем я в него выстрелил?

Джозеф пристально посмотрел на Джо.

— Выходит, профессор Бинго старался зря?

— Прощай, Джозеф, — сказал Джо Петтигрю.

— Что значит «прощай»? — вскинулся Джозеф.

— Ничего, — ответил Джо Петтигрю и вышел из ванной.

Он обошел кровать, тщательно запер окна, пересилив себя, взглянул на Глэдис и тут же пожалел об этом. Постель была настоящим полем битвы, изувеченное сине-багровое лицо Глэдис выглядело ужасно. Из одежды на ней осталось лишь несколько обрывков ткани.

Джо поперхнулся, рот наполнила горечь. Он выскочил из спальни и прислонился спиной к двери, не забывая, однако, про отпечатки.

— Включить радио, но негромко, — сказал он вслух в тишине, когда тошнота отступила. — Вложить пистолет в руку. И зачем я в это ввязался? — Глаза остановились на двери в коридор. — Позвоню сверху. Времени хватит.

С тяжким вздохом Джо принялся за дело. Он не смотрел в лицо Портера Грина, поэтому провозился дольше, чем предполагал. Мертвые глаза трупа неотрывно смотрели на него. Джо был не в силах встретиться с ними взглядом. Как ни странно, казалось, что Портер Грин простил бы его, не стал бы пенять на то, что Джо его застрелил. Останься Портер Грин в живых, ему и самому пришлось бы несладко: власти не церемонились бы с убийцей, а так все вышло гладко и безболезненно.

Однако стыдился Джо не того, что Портер Грин увел его жену. Портер Грин был не в состоянии изменить то, что случилось давно, много лет назад. Джо заставляли сгорать со стыда кровавые царапины на лице Портера Грина. Для Джо с ними он стал похож на человека. Джо не верилось, что самоуверенный пройдоха и бабник опустится до банальной драки с никчемной потаскухой Глэдис.

Джо Петтигрю давно уже не обольщался относительно своей мужской силы и привлекательности, но по крайней мере еще ни одна женщина не оставляла на его физиономии таких отметин.

Отводя глаза, Джо Петтигрю аккуратно — пожалуй, даже слишком — вложил пистолет в руку трупа. С той же сводящей с ума аккуратностью Джо доделал то, что надлежало доделать.


Черно-белый полицейский автомобиль вывернул из-за угла, неторопливо проехал вдоль улицы и остановился у крыльца. Некоторое время полицейские в штатском сидели за закрытыми дверцами, лениво вслушиваясь в бормотание трещащей рации.

— Никто не кричит, да и соседей не видать, — заметил тот, что сидел ближе к бордюру. — Смахивает на ложный вызов.

Полицейский за рулем равнодушно кивнул:

— Хотя бы позвоним в дверь.

Он пометил время в блокноте и связался с диспетчером.

Первый полицейский вылез из машины и зашагал к крыльцу. Дребезжание звонка эхом отозвалось в доме. Где-то внутри бубнил радиоприемник, но звук пропадал за наглухо закрытыми дверями и окнами.

Полицейский позвонил еще раз. Ответа не было. Полицейский сошел с крыльца и постучал в окно — сначала тихо, потом настойчиво. Ничего, только едва слышное бормотание радиоприемника. Полицейский обошел дом и позвонил у задней двери. Тишина. Побарабанив в дверь, полицейский рванул ее на себя. Задвижка держала крепко. Обогнув дом, он попытался заглянуть в окна, выходившие на север, но они оказались слишком высоко. Возвращаясь к машине через газон, полицейский отметил, что аккуратно подстриженную траву поливали прошлым вечером. Он оглянулся, проверяя, не остались ли следы его каблуков. Кажется, обошлось. Полицейский был молод и хорошо воспитан, он не собирался причинять владельцу дома лишних хлопот.

— Никто не отвечает, но внутри играет музыка, — сообщил он напарнику.

Водитель еще раз вслушался в бормотание рации и вышел из машины.

— Ты сюда. — Он указал большим пальцем на юг. — А я туда. Расспросим соседей. Вдруг что-нибудь слышали.

— Слышали бы, давно торчали бы в окнах, — возразил первый полицейский.

— Лучше проверить, — ответил его напарник.

В соседнем дворе старик рыхлил землю культиватором под кустом роз. Молодой полицейский спросил, не знает ли он, кто из соседей вызвал полицию. Старик не знал. Не видел, чтобы кто-нибудь выходил из соседнего дома? Не видел. У Петтигрю машины нет, есть у его жильца, но гараж закрыт на замок, сами видите. Что за люди? Самые обычные, проблем не создают. Не слишком громко играет радио? Сейчас? Старик помотал головой. Сейчас нет, раньше — возможно. Когда его сделали тише? Понятия не имею. С полчаса назад. У нас тут тишь да гладь, я все утро копался в саду и ничего странного не заметил. Но ведь кто-то же вызвал полицию! Ошиблись, с кем не бывает. Кто-нибудь есть в доме? В моем? Никого, жена ушла в парикмахерскую мазать голову такой сиреневой гадостью, ну той, которой теперь закрашивают седину. Старик захихикал, с яростью окучивая розовый куст. Полицейский не ожидал от него такого добродушия.

Второй полицейский безуспешно стучал в парадную дверь дома с другой стороны. На заднем дворе подросток неопределенного пола и возраста развлекался тем, что пинал доски, из которых был сколочен забор игровой площадки, и с удовольствием вслушивался в громыхание.

Полицейский замолотил кулаками в заднюю дверь. На стук в дверях показалась неряха с сальными патлами. На кухне вещал радиоприемник. Передавали «мыльную оперу». Грязнуля внимала ей с неослабным вниманием батальона саперов, занятых разминированием. Ничего она не слышала, запричитала женщина, втискивая ответ в промежуток между репликами вялого диалога. Ей есть чем заняться, вместо того чтобы подсматривать за соседями. Радио? Да, кажется, у них есть радио. Иногда она слышит, как оно играет. Не могла бы она сделать эту штуку потише, взмолился полицейский, одарив радиоприемник свирепым взглядом. Могла бы, но не собирается, еще чего не хватало! Внезапно в шести дюймах у пояса полицейского откуда ни возьмись возникла тощая чернявая девчонка, такая же неряшливая, как и ее мамаша, и уставилась на него снизу вверх. Полицейский отпрянул, юная неряха не сдвинулась с места. «Пора выбираться отсюда, — подумал полицейский, — тут с ними и рехнуться недолго».

— Так, значит, ничего не слышали! — рявкнул он напоследок.

Призывая его к молчанию, женщина протянула руку, внимательно дослушала очередную порцию жизнерадостной ахинеи и замотала головой. Стремясь поскорее избавиться от незваного гостя, хозяйка чуть не расплющила его дверью. Девчонка проводила полицейского коротким и презрительным фырканьем.

Покрасневший с досады полицейский вернулся к патрульной машине, где его уже ждал молодой напарник. Озираясь по сторонам, они недоуменно пожимали плечами. Водитель уже протянул руку к дверце, но передумал и вернулся к крыльцу. За портьерой горел свет. Полицейский выгнул шею, пытаясь заглянуть в узкую щель. Ему показалось, что у ножки низкого столика лежит мужчина. Полицейский махнул напарнику рукой, тот подбежал к крыльцу.

— Заходим внутрь, — сказал второй полицейский. — Отсюда не разглядеть, но, похоже, внутри не танцульки. Радио орет, свет включен, все двери и окна заперты, а на ковре валяется какой-то малый.

Тут-то Джо Петтигрю и вдохнул вторую щепотку порошка.

С помощью отвертки полицейские проникли на кухню, не разбив стекла. Старик на миг оторвался от культиватора и снова склонился над розами.

Оказавшись в уютной и опрятной кухне, порядок в которой Джо Петтигрю тщательно поддерживал, полицейские увидели, что потратили даром время — чтобы проникнуть в другие комнаты, пришлось бы ломать дверь. Они снова выбрались на лужайку, и тот, что постарше, отжал раму и подцепил отверткой крючок. Выставив рамы, полицейские забрались в дом, не притронувшись ни к чему, кроме стекла.

В гостиной было душно. Мельком взглянув на Портера Грина, второй полицейский шагнул в сторону спальни, на ходу расстегивая кобуру.

— А ты оставайся тут, — бросил он молодому напарнику через плечо. — Сегодня не твой день.

В его тоне не было издевки, но юный полицейский вспыхнул и прикусил губу. Мельком взглянув на Портера Грина, он сразу понял, что перед ним труп. В отличие от своего старшего напарника он успел наглядеться на мертвецов. Юный полицейский спокойно стоял на месте, чтобы не натоптать.

Внезапно в наступившей тишине — играл только радиоприемник в углу — он услышал легкий звон и затихающий топот. Полицейский резко обернулся, шагнул к окну, отвел тюль и выглянул наружу.

Никого. Полицейский удивился — раньше он не жаловался на слух, — затем нахмурился.

— Спокойно, малыш, — буркнул он себе под нос. — Япошек в этом окопе нет.


Стоишь в дверном проеме, вытаскиваешь из кармана бумажник, визитку из бумажника. Никто не видит ни бумажника, ни визитки, ни руки. Люди снуют вокруг тебя, кто неторопливо, кто с видом деловым и озабоченным. Обычная утренняя толпа, в которой никто тебя не замечает. А если кому-нибудь и взбредет в голову поднять глаза, то он увидит только пустой дверной проем.

В иных обстоятельствах Джо нашел бы это забавным, но не теперь. Ноги гудели. За последние лет десять он почти не ходил пешком. Однако выхода не было. Джо не решился взять машину Портера Грина. Автомобиль без водителя, преспокойно едущий посреди улицы, не ускользнул бы от внимания регулировщиков. Чего доброго, подняли бы крик на всю улицу. Глупо так рисковать.

Джо подумывал о том, чтобы подъехать на автобусе или трамвае. Люди редко обращают внимание на соседей по салону, пихающих их локтями, но всегда есть вероятность напороться на верзилу, который, случайно схватив вас за грудки, вцепится мертвой хваткой. Самое безопасное — передвигаться пешком. Джозеф наверняка одобрит такую осмотрительность.

— Что скажешь, Джозеф? — спросил Джо, бросив взгляд в пыльное дверное стекло.

Ответа он не дождался. Джозеф никуда не делся, но, увы, не отличался ни быстротой реакции, ни сообразительностью. Личность Джозефа была далеко не так отточена, как хотелось Джо.

— Ладно, Джозеф, в следующий раз. — Джо Петтигрю опустил глаза на визитку, которую по-прежнему держал в руке. Он находился в восьми кварталах от дома, где в конторе под номером триста одиннадцать квартировал профессор Августус Бинго. На карточке был телефон. Джо подумал, что неплохо бы договориться о встрече заранее. Нельзя доверяться слепому случаю. В этих старых домах — Джо не сомневался, что профессор Бинго со своим потрепанным цилиндром обитает именно в таком доме, — не бывает пожарных выходов, только внешние лестницы и грузовые лифты, в которые нельзя попасть из вестибюля.

Джо беспокоило, как он заплатит за порошок. В бумажнике лежало тридцать семь долларов, но такая сумма вряд ли вызовет энтузиазм у профессора. Наверняка Бинго тщательно взвешивает платежеспособность клиентов, и ему ничего не стоило потребовать от Джо львиную долю его накоплений. Но и это было не так-то легко устроить.

Вряд ли удастся обналичить деньги, если кассир не видит чека. Допустим, Джо положил бы его на прилавок и живо отдернул руку, но какой кассир выдаст наличные пустоте?

Банки отпадали. Можно дождаться, пока деньги обналичит кто-то другой, а затем выхватить их у незадачливого клиента, но банк был не самым удачным местом для такой авантюры. Ограбленный поднимет шум, и охрана тут же перекроет двери. Гораздо разумнее дать намеченной жертве возможность покинуть банк. Однако план имел свои недостатки. Мужчина спрячет наличные туда, откуда их не так-то легко вытащить, да и где Джо тягаться с опытным карманником? Можно, наверное, стянуть деньги вместе с дамской сумочкой, но женщины редко обналичивают крупные суммы, да и совесть не позволила бы Джо Петтигрю вырвать сумочку из рук женщины. И даже если украденная сумма ее не разорит, как бедняжка обойдется без сумочки?

— Не гожусь я для этих дел, — произнес Джо вслух, по-прежнему стоя в дверном проеме.

Чистая правда. От этого все его беды. Даже всадив пулю в Портера Грина, Джо Петтигрю не утратил порядочности. Поначалу открывшиеся возможности захватили его, но вскоре он понял, что у невидимости есть свои недостатки. Возможно, ему не придется больше нюхать проклятый порошок и все закончится. Однако если он по-прежнему хочет оставаться невидимым, мешкать нельзя.

Оставалось лишь позвонить профессору и назначить встречу.

Джо доковылял по обочине до следующего перекрестка. Через дорогу он заметил слабо освещенный бар. Наверняка там есть телефон, впрочем, даже самая уединенная телефонная будка могла обернуться для Джо коварной ловушкой. Увидев, что будка пуста, кто-нибудь войдет внутрь и… Нет, лучше не думать об этом.

Джо вошел в бар. У стойки сидело двое посетителей, парочка уединилась в закутке у стены. В такое время дня в бары захаживают бездельники, алкоголики и тайные любовники. Парочка в углу вполне сошла бы за последних. Они прижимались друг к другу и, похоже, не замечали никого вокруг. На женщине была нелепая шляпка и грязно-белый каракулевый жакет. Ее лицо показалось Джо одутловатым и порочным. Ее спутник походил на Портера Грина — та же самоуверенная бессовестность.

Джо Петтигрю встал у закутка и уставился на парочку с нескрываемым неодобрением. На столе между ними стояла бутылка виски и стаканы. От кричащих теней и румян на лице женщины рябило в глазах.

Джо опустил глаза. Не самый мудрый из его поступков, но это было сильнее его. Джо схватил стакан, опрокинул виски в рот и чуть не подавился — таким отвратительным оказалось пойло.

Мужчина выпрямился и повернул голову. Он смотрел прямо на Джо.

— Какого черта… — рявкнул он.

* * *

Джо Петтигрю замер. Он стоял со стаканом в руке, а мужчина смотрел ему прямо в глаза. Затем опустил взгляд на пустой стакан и, не сказав ни слова, уперся руками в стол и начал подниматься. Джо времени не терял — он развернулся и бросился в глубь бара. Бармен и посетители у стойки обернулись ему вслед.

Джо заметил надпись на двери — «Мужской туалет» — и не раздумывая юркнул внутрь. Замка на двери не было. Рука в кармане судорожно сжала коробочку с порошком. Дверь начала приоткрываться. Джо рывком сдернул крышку, зажал между пальцами изрядную порцию порошка и успел поднести ее к носу за секунду до того, как мужчина вошел внутрь.

Руки Джо так тряслись, что он просыпал на пол половину порошка. На пол упала и крышка коробочки, покатилась по цементному полу и с дьявольской точностью затормозила у правой ноги преследователя.

Тот стоял, разглядывая стены. Как и раньше, мужчина смотрел прямо на Джо, но это был другой взгляд. Шагнув к кабинкам, он принялся по очереди дергать двери. Никого. С его губ сорвался возмущенный возглас. Он в задумчивости вытащил сигаретную пачку и вставил сигарету в рот. Маленькая серебряная зажигалка полыхнула крохотным ровным пламенем.

Мужчина выпустил облачко дыма, медленно развернулся и, словно во сне, вышел вон. Мгновение спустя дверь распахнулась, и он снова влетел в туалет. Джо еле успел отскочить в сторону. Мужчина еще раз обвел комнату цепким взглядом. Джо давно не приходилось видеть на чьем-либо лице такого изумления и досады. День у его преследователя явно не задался.

Дождавшись его ухода, Джо Петтигрю подошел к окну с матовым стеклом, поднял щеколду и дернул раму. Рама не поддавалась. Джо дернул еще раз, от натуги чуть не сорвав спину. Наконец окно распахнулось.

Опустив руки и вытирая ладони о штаны, Джо услышал за спиной голос:

— Оно было закрыто.

— Что «оно», мистер? — спросил другой голос.

— Окно, приятель.

Джо осторожно повернул голову и отступил вбок. Его преследователь и бармен смотрели вверх.

— Вижу, что окно, — буркнул бармен. — Хватит заливать.

— А я говорю, что оно было закрыто! — повторил посетитель, начиная заводиться.

— Хочешь сказать, я трепло?

— Ты-то откуда знаешь?

— Так чего приперся сюда, раз такой умный?

— Я привык верить собственным глазам! — взвился посетитель.

— Я-то тут при чем? — хмыкнул бармен.

— Да пошел ты! — Посетитель развернулся, хлопнул дверью и выскочил из туалета, раздавив подошвой крышку коробочки, оброненную Джо. Никто, кроме Джо, не сводившего с нее глаз, ничего не заметил.

Бармен подошел к окну, закрыл его и опустил щеколду.

— Больше не откроется, — буркнул он и вышел.

Джо присел над раздавленной крышкой, расправил ее, соединил части и для надежности завернул коробочку в бумажное полотенце.

В туалет вошел еще один незнакомец, но ему не было дела до Джо, который успел выскользнуть в закрывающуюся дверь.

Бармен снова стоял за стойкой. Парочка собралась уходить.

— Заходите, будем рады видеть, — сказал бармен с вызовом.

Не дойдя до двери, мужчина остановился, но его спутница в грязноватом жакете что-то шепнула ему на ухо, и они вышли.

— Что стряслось? — спросил последний посетитель у стойки.

— Я бы не польстился на такую бабенку даже темной ночью! — презрительно фыркнул бармен. — Парню не мешало бы для начала обзавестись мозгами. Ни манер, ни вкуса!

— Оно и видно, — бросил посетитель.

Никем не замеченный, Джо Петтигрю вышел из бара.


Автобусная станция на бульваре Кауэнга — вот то, что ему нужно. Люди входят, люди выходят, думая о своем, не удосуживаясь взглянуть на тех, кто пихает их локтями, не находя времени, чтобы задуматься, не привыкшие думать, даже когда время появляется. В таком гаме никто не услышит разговора в пустой телефонной будке.

Джо Петтигрю привстал на цыпочки и выкрутил лампочку. Ему было неспокойно. Порошок действовал от силы час. Он попытался вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как он оставил юного полицейского в собственной гостиной, до того, как его увидел посетитель в баре.

Так и есть, около часа. Об этом стоило задуматься, крепко задуматься. Джо опустил монету и набрал номер: Глэдстоун 7-4963. Тишина, затем в трубке раздался пронзительный сигнал, что-то щелкнуло, и монета вывалилась из щели.

— Какой номер вы набрали? — спросила телефонистка.

Джо Петтигрю ответил.

— Минутку.

Стало тихо.

Джо смотрел сквозь стекло будки и гадал, когда снаружи задергают дверную ручку, когда заметят висящую в воздухе — словно рядом с ухом невидимки — трубку. Не может же вся эта чертова телефонная система исчезнуть только потому, что он снял трубку с одного аппарата.

— Прошу прощения, сэр, — снова вклинилась телефонистка в его мысли. — Номера нет в списке.

— Как нет, должен быть! — возмутился Джо и повторил номер.

Телефонистка была непреклонна.

— Подождите минутку, сэр, — добавила она, — я соединю вас со справочным бюро.

Будка раскалилась. Джо начал потеть.

Справочное бюро ничего не прояснило.

— Простите, сэр, на это имя нет зарегистрированных номеров.

Джо вышел из будки и едва не попал под ноги энергичной дамочке с хозяйственной сумкой.

А что, если номер просто не зарегистрирован? И как он раньше не догадался! Неудивительно, что профессор Бинго, при его-то бизнесе, старается держаться в тени! Внезапно Джо встал как вкопанный — кто-то заехал ему ногой прямо в пятку. И снова он еле успел увернуться.

Нет, ерунда. Если бы номер не был зарегистрирован, телефонистка, решив, что Джо ошибся цифрой, попросила бы набрать номер повторно. Выходит, у профессора нет телефона?

— Что ж, Бинго, — прошептал Джо Петтигрю, — придется потолковать с вами лично. В вашем возрасте пора бы понимать, что глупо печатать на визитке фальшивый телефон. И как вы умудряетесь вести свой бизнес, если покупатели не знают, как с вами связаться?

«Возможно, я несправедлив к профессору, — тут же одернул себя Джо. — Он производит впечатление человека мягкого и воспитанного. Наверняка у него есть веские причины, чтобы схитрить».

Джо Петтигрю снова вытащил визитку: Блэнкли-билдинг, Северный Уилкокс. Джо первый раз слышал о Блэнкли-билдинг, но это ровным счетом ничего не значило. В большом городе хватает крысиных нор. Всего-то с полмили. Вероятно, это деловая часть Уилкокса.

И Джо зашагал к югу. Четный номер, восточная сторона. Зря он не попросил телефонистку проверить адрес. Возможно, она направила бы его в противоположную сторону.

Улицу Джо отыскал легко, а вот номер дома пришлось вычислять методом исключения. Он снова и снова всматривался в визитку. Нет, ошибки быть не могло. Вот только по указанному адресу располагалось вовсе не конторское здание, не дом и не магазин.

У профессора Августуса Бинго оказалось своеобразное чувство юмора. Если верить визитке, он квартировал в голливудском полицейском участке.


Кроме экспертов, фотографов и парней, чья работа — зарисовать точное расположение мебели, окон и прочего, — в комнате присутствовали лейтенант детективов и сержант. По их подтянутому и молодцеватому виду легко было заключить, что оба не простые сыщики, а детективы из голливудского участка. Воротник спортивной рубашки одного был небрежно отложен поверх ворота пиджака в мелкую черно-белую клетку. На детективе были небесно-голубые брюки и туфли с блестящими пряжками, а яркие носки в ромбик приглушенно сияли в полумраке встроенного гардероба.

Сержант — обладатель небесно-голубых брюк — на вид был постарше лейтенанта. Он откинул ковер, под которым оказался люк с кольцом. Сержант потянул за кольцо и прислонил дверцу люка к стенке чулана. Пространство внизу слабо освещалось через вентиляционные отверстия в несущей стене. К бетонному полу спускалась грубая деревянная лесенка.

Сержант по фамилии Редер наклонился над люком, заглядывая под лесенку.

— Места там сколько угодно, — заметил он. — Лестницу построили, чтобы иметь доступ к трубам, а потом настелили поверх доски, получив чулан. Стоит проверить вентиляционную шахту.

Лейтенант, представительный красавец с печальными черными глазами по фамилии Уолдмен, равнодушно кивнул.

— А это днище нагревательного котла. — Сержант Редер постучал по железу, ответившему гулким громыханием. — Кто-нибудь проверял вентиляцию?

— Проверяли, — подтвердил Уолдмен. — Отверстия довольно большие, но три из четырех забиты и закрашены, а в одном установлен газовый счетчик. Через него никто не протиснется.

— Да и на ковре не было ни морщинки, — заметил Редер, опуская люк.

Сержант вытер руки о ковер, и детективы вышли из чулана, закрыв за собой дверь.

В гостиной суетились эксперты.

— Отпечатки ничего не значат, — задумчиво сказал лейтенант, почесывая черную щетину на подбородке. — Если только найдем очень четкие, на двери или окне, но и тогда это мало что даст. В конце концов, Петтигрю здесь жил. Это его дом.

— Неплохо бы знать, кто вызвал полицию, — напомнил Редер.

— Петтигрю, больше некому. — Лейтенант по-прежнему почесывал щеку, поглядывая на сержанта печальными осоловелыми глазами. — Не верю я в самоубийство. Я навидался самоубийц, но никому из них не удавалось пустить себе пулю в сердце с трех, а скорее всего с четырех-пяти футов.

Редер кивнул, разглядывая решетку котла, частично вмонтированную в стену.

— Допустим, что это самоубийство, — продолжил Уолдмен. — Все двери и окна запечатаны наглухо, кроме того окна, которое выставили патрульные, причем один из них находился тут до нашего приезда. Щеколды на дверях задвинуты, а единственная смежная дверь закрыта на задвижку снаружи и пружинный замок изнутри. Таким образом, нет физических доказательств того, что, когда раздался выстрел, Петтигрю находился в этой комнате.

— Пока нет, — уточнил Редер.

— Верно, ведь кто-то же сообщил о выстреле в полицию, хотя соседи и утверждают, что ничего не слышали.

— Мало ли что они утверждают, — вставил Редер.

— Но зачем им лгать после того, как тела обнаружены? Не всякий захочет быть свидетелем на процессе, но еще больше хлопот соседи наживут, если скажут, что не слышали выстрелов или не уверены, что слышали. Следователи от них не отвяжутся, сам знаешь.

— Вернемся к Петтигрю, — сказал Редер. Сержант пристально и с легким превосходством — словно что-то задумал — смотрел на молодого напарника.

— Нам ничего не остается, как подозревать его, — сказал Уолдмен. — Муж — всегда главный подозреваемый. Проведал, что жена крутит шашни с этим Портером Грином. В городе Петтигрю нет, но почтальон видел его с утра. Неизвестно, когда он покинул дом. Если после выстрела — это меняет дело, хотя он всегда может заявить, что не слышал его. Я ставлю на Петтигрю — возможностей у него было хоть отбавляй. А если так, то что он сделает потом?

— Преступники никогда не совершают очевидных поступков, — пожал плечами Редер. — Допустим, обнаружив, что не выберется из дома, не оставив улик, Петтигрю сам вызвал полицию. Но этот малый терпел, что его жена строила квартиранту глазки в его собственном доме! Либо он холоден, как дохлая рыба, и не в состоянии…

— И так бывает, — вставил Уолдмен.

— …либо сгорал от злости и унижения. Допустим, он не убивал, но у него были все основания всадить в жильца пулю. Петтигрю должен понимать, что эта мысль неизбежно придет нам в голову. Он покинул дом, позвонил из ближайшей телефонной будки в полицию и вскоре заявится сюда, полный недоумения.

Уолдмен кивнул.

— Однако пока мы не припрем его к стенке, рассуждать рано. Чистое везение, что никто не слышал выстрела и не видел, как он уходил. Петтигрю не может на это рассчитывать, как и на то, что ему удастся прикинуться глухим. Если это самоубийство, то наверняка он не слышал выстрела, не звонил в полицию и понятия не имеет, что кто-то умер.

— Это не самоубийство, — сказал Редер. — Дьявол, но как же ему удалось выбраться из запертого дома?

— Действительно, как?

— А вот как — через решетку котла под полом! Котел обогревает не только гостиную, но и коридор. Не заметил? — с апломбом спросил Редер.

Уолдмен медленно опустил глаза и снова поднял их на сержанта.

— Какого ж он размера, этот малый?

— Ребята пошарили в его шкафу. Пять футов десять дюймов росту, сто шестьдесят фунтов весу. Обувь — восемь с половиной, рубашки тридцать восьмого размера, пиджаки тридцать девятого. Невелик, прямо скажем. Заслонка за вертикальной решеткой не закреплена. Нужно снять с нее отпечатки.

— Признайся, Макс, ты меня дурачишь.

— Тебе виднее, лейтенант. Если это убийство, малый должен был как-то выбраться отсюда. Не бывает убийств в наглухо запертых домах.

Уолдмен вздохнул и посмотрел на пятно рядом с ножкой стола.

— Верно, не бывает. Только, похоже, нам досталось именно оно.


Без шестнадцати три Джо Петтигрю шагал по тропинке в удаленной и заброшенной части голливудского кладбища. Трава манила прохладой. Джо уселся на каменную скамью и стал смотреть на дорогой мраморный памятник с ангелами и золотой надписью. Прочел имя, вызывавшее в памяти забытый шик — дни, когда звезды мерцающего экрана жили, как халифы, а умирали, как принцы крови. Скромное прибежище для человека, чье имя когда-то гремело. Иллюзия райского уголка.

Тот мир был навеки утрачен. Дрянной самопальный джин, гангстерские разборки, двойная бухгалтерия, шумные вечеринки, где к утру поголовно все напивались вусмерть. Сигарный дым в театре. В те дни все курили сигары. Тяжелый туман висел над креслами бельэтажа и медленно плыл к сцене. Джо вдыхал его, балансируя на велосипеде — колеса размером с арбуз — в пятнадцати футах от пола. Джо Мередит, клоун-велосипедист. Неплохо. Премьером Джо никогда не был — не та специальность, но все же клоун-велосипедист не чета простому акробату. Сольный номер. Думаете, легко? Попробуйте сами, увидите, насколько это легко — с пятнадцати футов приземлиться затылком на жесткий пол и одним движением вскочить на ноги: шляпа на макушке сидит как влитая, девять дюймов сигары торчат из громадного размалеванного рта.

«Интересно, — подумал Джо, — что, если попробовать повторить тот номер? Сломаю четыре ребра и проткну легкие, не иначе».

На тропинке показался один из тех молодых отчаянных юнцов, что при любой погоде разгуливают без пальто. Слегка за двадцать, копна сальных черных волос, узкие равнодушные глаза, смуглая оливковая кожа, рубаха распахнута на крепкой безволосой груди.

Юнец остановился напротив скамьи и смерил Джо цепким взглядом.

— Спички есть?

Джо Петтигрю встал. Пора домой. Он вытащил бумажный коробок и протянул юнцу.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил тот, вынул из кармана рубашки сигарету и, стреляя глазами по сторонам, медленно раскурил ее. Возвращая спички Джо, юнец воровато огляделся и выхватил из-под мышки короткий пистолет. — Гони бумажник, фраер, не то…

Джо Петтигрю с размаху заехал юнцу в пах. Юнец согнулся, но даже не пикнул. Рука по-прежнему сжимала пистолет. Надо же, крепкий малый! Джо шагнул к юнцу и ногой выбил пистолет — неудавшийся грабитель не успел даже пошевелиться.

Юнец задыхался, обливаясь потом. Выглядел он неважно. Джо Петтигрю стало грустно. Он одержал победу и по праву победителя мог позволить себе процедить несколько оскорбительных слов. Джо молчал. Мир состоял из нахальных юнцов. Это был их мир, мир Портера Грина.

Пора домой. Не оглядываясь назад, Джо зашагал по залитой солнцем тропинке. Дойдя до аккуратной урны, выкрашенной зеленым, Джо швырнул в нее пистолет и оглянулся. Юнца не было видно. Наверняка, постанывая, бредет восвояси. Может быть, даже бежит. Убийце бежать некуда. Он всегда возвращается домой. Побег — непростое искусство, требующее долгих раздумий и подготовки. А еще времени, денег и новой одежды.

Ныли суставы. Джо очень устал, но по крайней мере теперь он мог выпить кофе и сесть в автобус. Нужно подождать и хорошенько все взвесить. Во всем виноват профессор Бинго. Он предложил самый быстрый способ решения проблемы, кратчайший путь до нужного пункта. Джо выбрал этот путь, но оказалось, что он ведет в никуда, заканчиваясь тупиком, двором, где караулит злая собака. И теперь Джо требовалась вся его ловкость, все везение, чтобы обмануть псину и вернуться к развилке.

Рука в кармане сжала смятую, наполовину пустую, но все еще ценную коробочку с порошком. Если бы только знать, на что его употребить.

Жаль, адрес на визитке оказался липовым. Джо Петтигрю с удовольствием придушил бы сейчас злосчастного профессора. От таких, как он, все беды. Куда там даже сотне Портеров Гринов тягаться с профессором Бинго!

Должно быть, он знал все наперед. Даже если бы его контора оказалась на месте, Джо вряд ли застал бы там профессора против его воли.

Джо Петтигрю возвращался домой.


Лейтенант Уолдмен заметил его за три дома, задолго до того, как Джо свернул на дорожку к крыльцу. Он выглядел в точности так, как ожидал Уолдмен: хмурое лицо, аккуратный серый пиджак, уверенная походка. Подходящий рост и вес.

— А вот и он, — сказал лейтенант, встав с кресла у окна. — Не спеши, Макс, пусть сам догадается.

Полицейскую машину отогнали за угол. Улица выглядела тихой и будничной. На полпути к крыльцу Джо остановился, шагнул на газон, вытащил из кармана перочинный ножик, подрезал стебель одуванчика, аккуратно сложил ножик и снова сунул в карман.

— Ни за что не поверю, — прошептал Редер, — что этот малый сегодня кого-то пришил.

— Смотрит на окна, — сказал Уолдмен, отступая в глубину комнаты. Свет в комнате не горел, наконец-то замолчал и приемник. Джо Петтигрю поднял глаза вверх, торопливо подошел к крыльцу и остановился. Его рука потянулась к пустой раме. На лице застыло удивление. Круто развернувшись, он зашагал к двери.

Едва Джо Петтигрю взялся за ручку, как дверь отворилась. В проеме, сурово разглядывая пришедшего, стоял Уолдмен.

— Мистер Петтигрю? — поинтересовался он вежливо.

— Да, я Петтигрю, — ответил мрачнолицый господин. — А вы кто?

— Я полицейский, мистер Петтигрю. Лейтенант Уолдмен. Входите, прошу вас.

— Полицейский? В дом кто-то проник? Окно, я гляжу…

— Нет, это не ограбление, мистер Петтигрю. Мы все вам объясним.

Уолдмен отступил, и Петтигрю вошел в дом, снял шляпу и привычным движением повесил ее на крючок.

Уолдмен шагнул к нему и ловко провел руками по телу.

— Прошу прощения, мистер Петтигрю, это моя работа. Сержант Редер, голливудский полицейский участок. Давайте пройдем в гостиную.

— Не в гостиную, — поправил Джо Петтигрю. — Эта часть дома сдается.

— Мы знаем, мистер Петтигрю. Присядьте и не волнуйтесь.

В комнате Джо Петтигрю откинулся на спинку кресла, внимательно разглядывая комнату. Заметив отметки мелом на полу и пороховую пыль, он подался вперед и воскликнул:

— Что это?!

На него смотрели равнодушные неулыбающиеся лица полицейских.

— В какое время вы сегодня вышли из дома? — спросил Уолдмен, небрежно откидываясь назад и прикуривая. Редер сидел на краешке стула, положив правую руку на колено. Револьвер в короткой кожаной кобуре лежал в правом кармане брюк — сержант не любил носить оружие под мышкой. Этот Петтигрю вряд ли способен неожиданно выхватить из штанов пушку, но кто его знает, доверять нельзя никому.

— В какое время? Не помню. Около полудня.

— Где вы были?

— Нигде, просто гулял. Зашел на кладбище, где похоронена первая жена.

— Ага, значит, первая, — как ни в чем не бывало повторил Уолдмен. — А где теперешняя?

— Где-то с жильцом. Его имя Портер Грин, — спокойно ответил Джо.

— Вот как?

— Именно так. — Джо Петтигрю снова рассматривал меловые отметки и бурое пятно на ковре. — Не хотите ли вы сказать, что…

— Всему свое время, — отрывисто бросил Уолдмен. — У вас были причины вызвать полицию? Из дома или из города?

Джо Петтигрю покачал головой.

— Соседи не жаловались, а мне-то что?

— Не понимаю, — вмешался Редер. — О чем это он?

— Слишком громкая музыка? — Уолдмен схватывал налету.

Петтигрю снова кивнул.

— Хотя они всегда закрывали окна.

— На щеколды? — как бы невзначай поинтересовался Уолдмен.

— Когда коп начинает юлить, — ответил Джо еще равнодушнее, — это просто курам на смех. Откуда мне знать про щеколды?

— Если вам не по нраву вежливость, я могу стать жестким, мистер Петтигрю, — с ласковой и печальной улыбкой промолвил Уолдмен. — Окна были закрыты на щеколды. Поэтому патрульным пришлось выставить стекло. Не знаете, кто их вызвал?

Джо Петтигрю спокойно смотрел на полицейского. «Не отвечай, — уговаривал он себя, — молчи, тогда они сами заговорят и уже не остановятся. Что-что, а послушать себя они любят».

Джо промолчал.

— Кто-то вызвал полицию, — продолжил Уолдмен, — и сообщил, что слышал в вашем доме выстрелы. Мы решили, что это вы. Соседи знать ничего не знают.

Теперь главное — не ошибиться. «Сейчас бы перекинуться парой слов с Джозефом, — подумал Джо, — это всегда проясняет мозги. Я не поддамся, но эти ребята не дураки, особенно этот, с вкрадчивым голосом и еврейской улыбочкой. Бляхи кому попало не раздают, но и меня не проведешь. Я возвращаюсь домой: в доме полицейские — кто-то вызвал их, услышав стрельбу; в раме нет стекла, на полу пятно и обведенный мелом силуэт; Глэдис и Портер Грин куда-то исчезли. Как не выдать своих мыслей? Вообще-то мне плевать, что подумают эти пташки. Если захочу, исчезну в любую минуту. Впрочем, этим я ничего не решу. Произошло убийство и самоубийство — именно так, и никак иначе. Нужно гнать мысль о побеге. Убийство и самоубийство — и при чем тут я? Нет, я не поддамся».

— Самоубийство, — проговорил он задумчиво. — Не ожидал от этих самовлюбленных пустышек: Портера Грина и Глэдис, моей жены.

— Кто вам сказал, что здесь кто-то умер? — грубо вмешался Редер.

«Настоящий киношный коп, — подумал Джо. — Этого бояться нечего, этот звезд с неба не хватает». Вслух он спросил:

— Разве это не очевидно?

Уолдмен улыбнулся.

— Человек, позвонивший в полицию, слышал только один выстрел, и пока нам не удастся его допросить, мы можем только гадать, как было на самом деле. Но это не самоубийство. Вам не нравится моя мягкость, хотите подробностей? Вот они: там, где вы видите отметки мелом, патрульные обнаружили тело Портера Грина, это пятно от его крови. Кстати, крови было всего ничего. Ему выстрелили прямо в сердце, тщательно прицелившись, с расстояния, которое практически исключает самоубийство. До этого Портер Грин задушил вашу жену после весьма отчаянной борьбы.

— Похоже, он не так уж разбирался в бабах, как ему казалось, — заметил Джо.

— Да он же весь трясется! — грубо встрял Редер. — Садовая скульптура: «Самец оленя в период гона».

Уолдмен махнул рукой.

— Тут не цирк, Макс, — процедил он, не глядя на напарника. — Мистер Петтигрю — человек разумный и уравновешенный. Мы мало знаем о его семейной жизни, но можем предположить, что он не был счастлив в браке. Нелепо изображать фальшивую скорбь. Верно, мистер Петтигрю?

— Верно.

— Так я и думал. Мистер Петтигрю не идиот, Макс. Увидев нас здесь, он должен был понять — что-то неладно. Возможно, он даже ожидал чего-то подобного.

Джо Петтигрю покачал головой.

— Один из ее приятелей уже поколотил ее однажды, — спокойно сказал он. — Она не оправдала его надежд. Она всех разочаровывает. Хотел даже меня побить, но передумал.

— Почему? — спросил Уолдмен будничным тоном, словно такие жены, как Глэдис, мужья, как Джо Петтигрю, и жильцы вроде Портера Грина встречаются на каждом шагу.

Джо Петтигрю улыбнулся еще тоньше, чем лейтенант Уолдмен. Было кое-что, о чем они не подозревали, — его физическая сила, которую он использовал редко, только в критических ситуациях. Нечто, что Джо оставлял про запас, как остатки порошка.

— Решил, что не стоит трудов, — ответил он.

— А вы, я вижу, малый компанейский, Петтигрю, — процедил Редер. Мужское отвращение поднималось в нем, словно желчь.

— Как я уже говорил, — примирительно начал Уолдмен, — все свидетельствует о жестокой борьбе. Лицо мужчины исцарапано, а тело женщины, в дополнение к обычным признакам удушения, покрывают синяки. Не слишком приятное зрелище для натуры чувствительной. Вы ведь чувствительный человек, мистер Петтигрю? В любом случае вам придется ее опознать.

— К чему это лицемерие, лейтенант?

Уолдмен вспыхнул и прикусил губу. Он и сам считал себя тонкой натурой. Этот Петтигрю кругом прав.

— Простите, — сказал он, кажется, вполне искренне. — Теперь вы знаете, как обстоят дела. Поскольку вы ее муж и мы не знаем, когда именно вы покинули дом, вы становитесь подозреваемым по крайней мере в одном убийстве, а возможно, в обоих.

— Обоих? — удивился Джо весьма натурально, но тут же понял свою ошибку и постарался ее исправить. — Кажется, я понимаю: царапины на лице Портера Грина и синяки на теле моей жены не доказывают, что ее убил именно он. Я вполне мог застрелить его, а после задушить Глэдис, воспользовавшись ее беспомощностью.

— А у этого малого стальные нервы, — удивленно заметил Редер.

— Нет, Макс, просто он слишком долго держал свои чувства глубоко внутри. Я прав, мистер Петтигрю?

Джо Петтигрю подтвердил. Возможно, досадную ошибку еще удастся исправить.

— Рана Портера Грина нетипична для самоубийцы, — продолжал Уолдмен. — Можно представить себе холодного, полного решимости человека, решившего свести счеты с жизнью по причине, которая представляется ему достаточно веской. Но чтобы человек, только что переживший такую драму, человек во взвинченном состоянии спокойно приставил пистолет к сердцу и спустил курок — воля ваша, мистер Петтигрю, я в это не верю. Да и никто не поверит.

— Стало быть, это сделал я. — Джо Петтигрю взглянул лейтенанту прямо в глаза.

Некоторое время Уолдмен смотрел на него, затем отвернулся и затушил сигарету. Он растирал окурок по пепельнице, пока тот не превратился в кучку пепла.

— У этой версии есть два существенных недостатка, — не глядя на Петтигрю, начал Уолдмен спокойно, словно рассуждая вслух. — Первый. Окна были закрыты — все до единого. А также все двери, хотя у вас, как у хозяина, наверняка имеются ключи. Кстати, вы действительно владелец дома?

— Да, — подтвердил Джо.

— Однако вам не удалось бы открыть двери своим ключом, потому что засовы были задвинуты. Кухонную дверь кто-то запер изнутри, а лестница в подвал никуда не ведет. Сначала мы решили, что это самоубийство, потому что не могли найти способ, которым убийце удалось бы бежать из запертого дома. Однако он есть, и в конце концов мы его обнаружили.

Внезапно кожу на висках защипало, во рту пересохло, язык затвердел и разбух. Джо едва сдержался, чтобы не крикнуть, что никакого способа нет! Если он существует, значит, все его труды впустую, все зря — профессор Бинго и остальное. Какого дьявола он стоял у окна и ждал, пока вынут стекло, осторожно — каких-нибудь футах в десяти — крался к окну за спиной полицейского и на цыпочках удирал по лужайке? Зачем бродил по улицам, уворачиваясь от пешеходов, мучимый жаждой, не смея ни с кем заговорить, если двое копов вот так, походя, обнаружили способ выбраться излома с наглухо закрытыми окнами и дверями?

Джо промолчал, но напряженный внутренний монолог непостижимым образом изменил выражение его лица. Редер наклонился вперед, слегка высунув кончик языка. Уолдмен вздохнул. Странно, но до сих пор ни ему, ни Максу не пришло в голову, что убийца представляет опасность.

— Котел под полом, — бросил лейтенант холодно и отчетливо.

Петтигрю медленно обернулся, разглядывая решетку нагревательного котла на полу и две другие — горизонтальную и вертикальную, — разделявшие комнату и коридор.

— Котел, — повторил он и взглянул на Уолдмена: — Что «котел»?

— Котел обогревает комнату и коридор. Между двумя частями котла — металлическая заслонка, направляющая тепло куда захотите. Когда она стоит вертикально, тепло уходит в одну сторону, когда опускается и поднимается — как сейчас, — тепло распределяется равномерно, в обе стороны.

— Думаете, человек способен там пролезть? — изумился Джо.

— Не всякий. Вы — вполне. Заслонка легко перемещается, мы пробовали. Там есть свободное пространство двенадцать на двенадцать дюймов. В самый раз для вас, мистер Петтигрю.

— Выходит, я убил их и ушел через котел. Да я просто гений! А потом еще и решетку опустил.

— Ничего подобного. Решетка опускается под собственной тяжестью. Мы проверяли, мистер Петтигрю. — Лейтенант взъерошил черные кудри. — К несчастью, это не все.

— Не все? — На виске Джо, словно крохотный яростный молоточек, забилась жилка. Он очень устал. Много маленьких усталостей, скопившихся за долгое-долгое время, превратились в одну громадную усталость. Джо сунул руку в карман и сжал коробочку, обернутую в туалетную бумагу.

Детективы встрепенулись. Рука Редера потянулась к бедру, мышцы на ногах напряглись.

— Это всего лишь порошок, — сказал Джо Петтигрю.

Уолдмен встал.

— Отдайте мне, — резко бросил он, шагнув к Джо.

— Причем совершенно безвредный… — Джо извлек из кармана коробочку, размотал туалетную бумагу, поднял смятую крышку, пальцем коснулся порошка: на дне оставалось не больше столовой ложки — на две хорошие шепотки. Две отсрочки неумолимого приговора.


Он перевернул ладонь и высыпал содержимое коробочки на пол.

— Первый раз вижу порошок такого цвета. — Уолдмен забрал у него опустевшую коробочку. Стертые буквы на смятой крышке читались с трудом.

— Это не яд, — сказал Джо. — По крайней мере не в том смысле, как вы думаете. Мне он больше не нужен. Так на чем вы остановились, лейтенант?

Уолдмен отошел от него, но не сел, остался стоять.

— Другой недостаток этой версии — бессмысленность убийства. Если, конечно, женщину задушил Портер Грин. Ваши слова заставили меня усомниться в этом, мистер Петтигрю. А вы быстро соображаете. Если отпечатки на шее — довольно четкие и останутся такими еще некоторое время — принадлежат вам, говорить больше не о чем.

— Это не мои отпечатки. — Джо Петтигрю протянул руки ладонями вверх. — Сами смотрите, мои руки в два раза меньше его.

— А стало быть, мистер Петтигрю… — Голос Уолдмена постепенно набирал силу и мощь. — Если вы застрелили Портера Грина, когда ваша жена была уже мертва, вы не могли придумать ничего глупее, чем бежать. Присяжные никогда не обвинили бы вас в предумышленном убийстве, потому что у вас был превосходный мотив — самооборона.

Теперь голос Уолдмена звучал громко и отчетливо, но не сбиваясь на крик. Редер смотрел на него с невольным восхищением.

— Если бы вы просто позвонили в полицию и сказали, что прибежали на крик и обнаружили Грина полуголым, исцарапанным, готовым напасть и инстинктивно нажали на курок… — голос лейтенанта упал, — вам поверили бы безоговорочно.

— Я не видел царапин, когда в него стрелял, — сказал Джо Петтигрю.

В комнате стало очень тихо. У лейтенанта отвалилась челюсть, а слова застряли в горле. Редер рассмеялся, отвел руку назад и вытащил револьвер.

— Мне было стыдно, — сказал Джо. — Стыдно смотреть ему в лицо. Стыдно за него. Вам не понять. Вы с ней не жили.

Печальный Уолдмен шагнул к нему.

— Все кончено, мистер Петтигрю, — произнес он тихо. — Это было занятно и немного больно, а сейчас вам пора.

Внезапно Джо Петтигрю расхохотался. Уолдмен закрывал собой Редера. Джо бросился в сторону, крутнулся в воздухе — юркий, как кот, — и оказался в дверном проеме.

Редер криком велел ему остановиться и, не помедлив ни секунды, выстрелил. Пуля настигла Джо Петтигрю посередине коридора, отбросила назад и развернула. Джо раскинул руки и сполз по стене. Рот и глаза широко раскрылись.

— Шустрый малый, — сказал Редер, на негнущихся ногах выйдя из-за спины Уолдмена. — Спорим, он пришил их обоих, лейтенант. — Он наклонился, но сразу выпрямился. — «Скорая» не понадобится. Мне пришлось стрелять наугад. Ты загораживал обзор.

Уолдмен зажег сигарету, слегка трясущейся рукой отшвырнул спичку.

— А тебе не пришло в голову, что он может оказаться невиновен?

— Не пришло, лейтенант. Я навидался и не такого.

— Какого такого? — Темные глаза Уолдмена потемнели от ярости. — Ты же понял, что я его разыгрываю! Знал, что у него нет оружия. Куда ему было бежать? Ты застрелил его только для того, чтобы покрасоваться!

Он вышел в коридор и нагнулся над Джо Петтигрю. Сунул руку под пиджак, ощупал грудь, выпрямился и обернулся к сержанту.

Редер вспотел. Глаза сержанта сузились, а лицо превратилось в маску. Он все еще держал пушку в руке.

— Я не понял, что ты его разыгрываешь, — сказал он хрипло.

— Думаешь, я тебе поверю? Я не идиот, — холодно бросил Уолдмен, — и ты врешь.

— Даже твой чин, приятель, не дает тебе права называть меня лжецом! — Редер сжал револьвер.

Губы Уолдмена скривились в презрительной усмешке. Он промолчал. Секунду спустя Редер щелкнул затвором, дунул в ствол и спрятал пушку.

— Ладно, я был не прав, — проговорил он через силу. — Ищи себе другого напарника. Да, я бываю скор на расправу. Возможно, он никого не убивал, но все равно он псих. В любом случае ничего хорошего из этой затеи не вышло бы. Они дали бы ему год, или даже меньше, месяцев девять, а после он жил бы припеваючи без своей Глэдис. А я все испортил.

— Псих, не спорю, — мягко сказал Уолдмен, — но этот псих замышлял двойное убийство. И мы оба это знаем. Как и то, что сбежал он не через котел.

— Что? — Глаза Редера округлились.

— Макс, я смотрел на него, когда говорил про котел. Это единственное, что вызвало его интерес!

— Но как? Ведь другого пути нет!

Уолдмен кивнул и пожал плечами:

— Скажи лучше, что мы не нашли его и уже не найдем. Пора звонить.

Лейтенант вышел из комнаты и уселся за телефон.

В дверь позвонили. Редер бросил взгляд на Джо Петтигрю, потом на дверь и двинулся по коридору. Приоткрыв дверь дюймов на шесть, сержант увидел перед собой высокого, угловатого и тощего чудака в цилиндре и опереточном плаще, хотя Редер понятия не имел, как называется такая хламида. На бледном лице гостя выделялись черные, глубоко посаженные глаза.

Незнакомец приподнял цилиндр и слегка поклонился.

— А где мистер Петтигрю?

— Занят. А вы кто такой?

— Сегодня утром я оставил ему образец своего порошка и зашел узнать, понравился ли он ему.

— Ему не нужен порошок.

«Странная птица, — подумал Редер. — И откуда такие берутся? Уж не торгует ли чудак кокаином?»

— Если мистер Петтигрю передумает, он знает, где меня найти, — вежливо сказал профессор Бинго. — Счастливо оставаться.

Он снова прикоснулся к краю цилиндра и гордой походкой зашагал от крыльца. Не успел профессор сделать и трех шагов, как сзади раздался грубый окрик:

— Стойте, нужно потолковать. Что за порошок такой?

Профессор Бинго обернулся. Теперь его руки были спрятаны в складках плаща.

— А вы кто? — спросил он, не скрывая презрения.

— Полицейский. В этом доме было совершено убийство. Возможно, ваш порошок…

— Я веду дела с мистером Петтигрю, — улыбнулся профессор.

— А ну-ка вернитесь! — рявкнул Редер и распахнул дверь.

Увидев Джо Петтигрю, профессор сжал губы, но не двинулся с места.

— Кажется, на полу лежит мистер Петтигрю? Он болен?

— Хуже. Он мертв. А вам я велел вернуться!

Профессор Бинго вытащил руку из складок плаща. Редер дернулся к кобуре, но, увидев, что у незнакомца нет оружия, опустил руку.

— Мертв? — весело улыбнулся профессор. — Вам не о чем беспокоиться, инспектор. Полагаю, его застрелили при попытке к бегству?

— Я велел вам вернуться! — взревел Редер и начал спускаться с крыльца.

— Бедный мистер Петтигрю! — Профессор сокрушенно взмахнул бледной рукой. — На самом деле он умер давно, десять лет назад, но не догадывался об этом.

Редер был уже у подножия лестницы, рука потянулась к кобуре. Почему-то от взгляда профессора сержанта пробирал холод.

— Я вижу, у вас проблема, инспектор? — Профессор Бинго был сама любезность. — Уверяю вас, решить ее — пара пустяков!

Правая рука профессора выглянула из-под плаща, сжатые большой и указательный пальцы потянулись к лицу.

Профессор Бинго втянул ноздрями щепоть порошка.

Загрузка...