Мачеха Эстас Право палача

I. Не прятать лицо

…люди, по нищете и скудости жизни своей, вообще любят забавляться горем, играют им, как дети, и редко стыдятся быть несчастными. В бесконечных буднях и горе — праздник, и пожар — забава; на пустом лице и царапина — украшение…

М. Горький

В тот злополучный день Клавдию никто не разбудил. Обычно её мать на рассвете приходила пожелать доброго утра, но в спальне так и не появилась даже горничная. Догадки были одна хуже другой. Наскоро одевшись, девушка выглянула из своей комнаты в коридор. Она увидела распахнутую дверь отцовского кабинета, отчего тревога усилилась и вынудила её оглядеться вокруг в поисках подсказок. Внутри было пусто и зябко. Несмотря на сквозняк, чувствовался незнакомый тяжёлый запах дублёной кожи и табака. Ветер из открытого окна скинул на пол бумаги и носил их из угла в угол. На ковре остался песок с мелкими камешками: несколько чужих человек топтались у стола. Слуги никогда не входили в кабинет.

Компаньонка, не успевшая снять пальто и шляпку, подбежала к Клавдии по пути в столовую, её маленькое лицо было мокрым и раскрасневшимся. Задыхаясь, она выпалила:

— Крепитесь! Ваших родителей увели, мадам. Увы, бунтовщики не посмотрели на их заслуги и добрую славу.

— Кто дал им право забирать людей? — плечи Клавдии нервно дёрнулись. — Что нам теперь делать, Жюли? Спрятаться?

— Будем вести себя тихо. Вряд ли они будут вас искать, вы слишком молоды, в государственных делах не участвовали.

— Можно подумать, участвовала мама!

— Она — графиня, — всплеснула руками компаньонка, — этого довольно для взбесившейся черни.

В ту минуту происходящее казалось нелепой игрой. Как будто родители решили проучить своенравную дочь, дать поволноваться, а на самом деле уехали в гости.

Клавдия заставила себя выпить чаю под причитания Жюли и съесть крохотный ломтик румяного хлеба с маслом. Она никогда ещё не завтракала одна. Казалось, вот-вот пропавшие вернутся — возмущённые, раздосадованные, но свободные и живые. Однако тяжёлая входная дверь ни разу не хлопнула, а любимая фарфоровая чашка с маленькой розой, нарисованной на дне, уже дважды опустела.

Спасаясь от гнёта непривычной тишины, Клавдия распахнула окно, выходившее на площадь с ратушей и собором. Порыв осеннего ветра, носившего дым очагов, окатил холодом её открытые плечи, с замшелой крыши соседнего дома сорвалась в ненастное небо стайка грачей. Площадь пустовала, будто была ради чего-то расчищена и ждала своего часа. Клавдия уловила странный рокот, менее всего похожий на звук и более — на вибрацию. Будто в подворотне рычал громадный разозлённый зверь, но оставался невидимым. «Просто моё сердце от волнения выпрыгивает из груди, колотится о рёбра», — подумала она и снова затворила окно.

В два часа пополудни дворецкий сообщил о том, что явился некий господин и просит принять его срочно. Клавдия велела пригласить его в гостиную. Когда она вошла, визитёр поднялся из кресла и вытянулся во весь рост. Это был со вкусом одетый высокий мужчина, которого она никогда раньше не видела.

— Слава богу, вас не тронули! — произнёс он, накрыв ладонью кармашек сюртука. — Право, это чудо! К вашим услугам Гордон Лейт, мадам. — Учтивый поклон украсил сказанное. — Я давний друг вашего отца.

— Очень приятно. Ваша фамилия на слуху. Жаль, что мы познакомились в такой ужасный для нашей семьи день, — Клавдия мягко опустилась в реверанс. — Известно ли вам что-то? Есть ли повод волноваться?

— О, к сожалению, есть, и очень веский. Ваших родных доставили в крепость Флют. Господин Раймус успел направить мне короткую записку, и милостью божьей она достигла адресата.

Слёзы сдавили горло юной графини.

— Ведь они ничего не сделали! Они не преступники! У мамы слабое здоровье, она не выдержит темницу!

Незваный гость опустил взгляд и, помедлив, сказал:

— Я полагаю, вы слышали, что произошло на днях с маркизой Кафаль. Это был сущий ангел, избегавший любого участия в политике. Её…

— Не нужно! Мне всё известно, и ещё одного пересказа зверств я, право, не вынесу.

— Я лишь за тем упомянул бедняжку, чтобы обратить ваше внимание на невинность терзаемых.

— Господи, что же происходит?.. Где гвардейцы, почему всюду такое беззаконие?

— Обстановка пугает и меня. Мадам, я приехал за вами. И готов укрыть в своём имении. Понимаю, вы видите меня впервые, но умоляю, прислушайтесь! Здесь центр города и небезопасно, говорят, в столице бунтовщики налетают на подобные дома с богатым убранством, бьют окна, выламывают двери. Нередко доходит до поджогов. Сейчас день и большинство простолюдинов заняты работой, вечером они наводнят кабаки и могут утратить миролюбие. Боюсь, штормовую волну бунта уже не остановить.

— Как же мы проедем по улицам? — удивилась Клавдия. — В закрытом экипаже?

— Нет, исключено. Это ещё опаснее. У меня есть все документы и пропуска. Вам придётся ехать верхом, чтобы видели, что вы под моей протекцией.

— Но… откуда пропуска? Папе их не давали.

— Я меценат, до сего момента строил больницы и школы для малоимущих. Такое пришлось по вкусу голодранцам. Тем не менее, я пламенный роялист и не скрываю, — на этих словах Гордон Лейн непримиримо скрестил руки на груди.

Жест приковал внимание Клавдии, она перестала колебаться и покорно кивнула.

— Ещё утром я раздумывала о том, где бы укрыться. Иного выхода нет. Надеюсь, мой визит будет вам не слишком неудобен.

Ехали со скромной поклажей и медленно, чтобы не вызывать подозрений. Обманчиво равнодушны были улицы: жались к стенам прачки с корзинами, чистильщики обуви отводили глаза, но в окнах то и дело мелькали лица. На всадников взирали десятки глаз.

В неудобном дамском седле сразу стало затекать бедро. Клавдия наблюдала за тем, как колышется хвост чёрного коня господина Лейта и уже начинала скучать по своим нарядам и дорогим сердцу вещицам, оставшимся дома. Все эти ничтожные мелочи помнили прекрасные времена, когда не начался ещё бунт, когда император был непоколебим на троне и никто не думал, что будет иначе. Её провожатый то и дело оборачивался, проверяя, всё ли в порядке и мягко улыбался, встречаясь взглядом.

Глубоко внутри себя Клавдия боролась с приступом любопытства. Этот видный мужчина явился за ней, спасает её жизнь, беспокоится. Вместе с тем, никому на свете больше не было дела до семьи Раймусов, каждый пёкся только за себя. Черты его лица, на которое легла тень тревоги, разгладились и перед девушкой предстал настоящий лев. Тёмные от усталости глазницы только придавали ему драмы. Безукоризненная осанка, гордо поднятый подбородок, выгнутая широкая спина — так выглядела судьба, которой предстояло всецело довериться. Его легко было представить и с оружием в руках, и скачущим галопом.

Когда выехали из города, внезапный спаситель поравнялся с Клавдией и сказал:

— Имение, надеюсь, вам понравится. Нынче главное в нём — безопасность, но, помимо этого, я обязуюсь вернуть вам привычное окружение. Позже можно будет послать за компаньонкой, ну, а пока вас ждут преданные горничные. И все самые свежие новости тоже будут в нашем общем распоряжении днём и ночью. Стоит ли мне рассказать побольше о своей персоне, мадам? Такое способствует доверию, — Лейт кротко пожал плечами.

— Расскажите всё, что посчитаете нужным.

— Мы с сыном Робертом на свете совсем одни. Несколько лет назад супруга скончалась и теперь я хлопочу о его будущем, — господин Лейт опустил глаза, и их серая искорка утонула в тени ресниц.

— Остаться без мамы очень горько. Но думаю, вы — замечательный отец, раз даже моей судьбой решили озаботиться.

— Надеюсь, господь и правда одарил меня талантом родительства. По крайней мере, я не жалею никаких средств ради счастья моего Роберта. Сын — продолжение меня. Моё бессмертие.

«Поэтично, — распробовала Клавдия фигуру речи, — наверное, о возрасте спросить будет не слишком учтиво. Но раз Лейту самому едва за тридцать на вид, то сын его — ещё совсем ребёнок».

Дом мецената показался Клавдии очень изысканным и поразительно светлым. Стены в нём были выкрашены в самые модные цвета, в некоторых комнатах были прелестные тканевые обои. В изразцовых камельках потрескивал огонь, их топили не углём, а дровами, отчего в воздухе царил пряный запах тлеющего луба. Девушку проводили в её комнату, и она сразу догадалась, что раньше покои принадлежали матери Роберта. На стенах остались вышивки в рамках, в комоде — бельё. Клавдия дождалась, когда горничная уйдёт и осмотрелась тщательнее. Внимание привлекало огромное круглое окно напротив кровати, которое, наверняка, стоило целое состояние. Оно глядело на юг, а значит, ни рассвет, ни закат не тревожили сна прежней обитательницы.

Графиня принялась приводить себя в порядок, обдумывая случившееся с ней. Копна рыжих волос была тяжёлой и вечно рушила все причёски, которые она пыталась соорудить, вонзая шпильки дюжинами, вот и теперь едва не рассыпалась от тряской езды. «Впрочем, ничего страшного, — думала Клавдия, вынимая их, — утратить накладные пряди — вот настоящее фиаско. А все мои, на счастье, растут из головы. Вышло бы неловко, но очень красиво. Ах, о чём только я думаю в такой час! Нужно сосредоточиться на серьёзном».

С одной стороны, родителей поместили в крепость, с другой — не подвергли насилию. Многих аристократов арестовывали, выясняли необходимое и отпускали. Никто из родных Клавдии не вращался в кругах радикальных роялистов. «Значит, всё обойдётся. Да только… — рука с костяным гребешком бессильно упала на колени, — Вернутся разговоры про замужество. Вернётся та трясина, в которой я уже не нахожу себе места. Кругом дурацкие препоны. То приличия, то честь фамилии, то воля старших. Господи, как невыносимо! Хорошо бы теперь постараться отвлечься хотя бы на один вечер, раз выпал шанс».

Через несколько часов в дверь тихо постучали костяшками пальцев.

— Мадам! — послышалось из коридора, — Господин Лейт приглашает вас отужинать.

— Скажите, что я спущусь через минуту! — обрадовалась Клавдия.

Она полагала, что к настоящему моменту её спаситель разжился новостями. Подобрав украшения к тёмно-фиолетовому платью, соответствующему лёгкой печали, юная графиня неспешно спустилась и её проводили в щедро освещённый зал.

Гордон Лейт снова приветствовал её, учтиво привстав с резного стула.

— Прошу к нашему столу! К сожалению, мой сын уже спит, и я представлю вас завтра. Произнесём же молитву и приступим. Раймус проклянёт меня, если подумает, что я плохо вас кормил.

Море всяческих яств наводняло стол, сервированный только для двоих. А это значило, что соединять длани в хвалебной молитве тоже полагалось двоим. Меценат осторожно взял над блюдами обе руки Клавдии, сказал пару слов и слуги перекрестились. «К дьяволу твоего сына! — подумала девушка, с аппетитом глядя на деликатные песочные корзиночки с солёной икрой, — Надеюсь, ребёнок и впредь будет есть где-нибудь отдельно».

Безопасность и приятная атмосфера дома вернула Клавдии её природное лукавство. Попивая старое вино, она украдкой следила за новым другом, объятым задумчивостью. «Бедненький рыцарь Гордон Лейт. Думает, приютил скромницу, оранжерейный цветок. Или умело играет роль? В любом случае, я благодарна за приключение и кров. С радостью понаблюдала бы за тем, как он смущается, думая, что некоторые его мыслишки могут оскорбить мою добродетель. Если бы от неё осталось хоть что-то».

— Чему вы улыбаетесь? — тихо спросил хозяин прекрасного дома, — Не думайте, не осуждаю! Лишь рад, что вы обрели душевное равновесие. Новостями я пока не располагаю и сам этим огорчён.

— О… — растерялась Клавдия, — Вкус этого соуса напомнил мне нечто приятное из детства.

— Коль это не тайна, я бы послушал, — он тоже просиял, подцепив вилкой кусочек пустившего сок бифштекса.

— Сущая ерунда, но она может развлечь вас, — мило хохотнула Клавдия.

После ужина девица с наслаждением выскользнула из вечернего наряда и упала на кровать. Понимая, что до утра ничего не решится, ибо спят все: негодяи и праведники, ангелы и черти, она усилием воли избавилась от мрачных мыслей. Когда дрёма, обеспеченная сладким вином и сытостью, стала наваливаться на неё тяжёлым одеялом, Клавдия вдруг подумала, что круглое окно напоминает исполинский глаз.

«Что ж, дорогой Лейт, я тоже буду за тобой наблюдать. Утро подарит новые мысли», — решила графиня и забылась беспечным сном.

Загрузка...