Пряди о Боре Законнике

1

До чего бывает порой пронзительным ветер! Вот уж у кого неистовый нрав, так это у него. Впору его прозывать «сверром», а не меня…

Тоскливый сегодня денёк. Ох, и тоскливый… В последнее время всё видится в тёмных красках. А ещё это странное ощущение какой-то… обречённости… неотвратимости… неизбежности…

Я долго-долго всматривался в джунский кристалл, переливающийся янтарными сполохами.

Вот один из тех «шажков», о которых рассказывал Бернар. Сделаю его, и судьба вновь перевернётся…

Она, конечно, итак претерпела немало изменений. Видно, кто-то из богов решил сыграть по-иному… А, может, это всё результат того самого закона воздаяния, о котором когда-то рассказывал Альфред ди Делис? Что ни говори, а все наши действия, и уж тем более бездействия, становятся снежным комом, со временем превращающегося в стремительную лавину. И нет сил ни выскочить из неё, ни отвернуть…

Я окинул взглядом берег… До чего унылый пейзаж! Сиверия мне сейчас стала казаться неприветливой. Особенно в свете прошлых событий…

Хотя, причём тут Сиверия? Мы сами во всём виноваты!..

Вдали от берега виднелся чёрный силуэт корабля, на котором недавно прибыл Жуга Исаев. И только я это вспомнил, как сердце снова защемило…

Рапорт получился путанным, но Исаев, кажется, всё понял. Он внимательно слушал и про Молотовых, и про «Валир», и про то, что Фрол, присланный сюда, уж больно загорелся золотом из Пирамиды. Ещё заинтересовался личностью первосвященника. А как услышал, что я его убил, недовольно забурчал.

— Эх, опять… Он хоть успел что-то рассказать?

Я отрицательно мотнул головой. Кстати, многое из своего повествования пришлось опустить, припрятать.

— Молотовы… Молотовы… — бубнил себе под нос Жуга. — Ты знаешь, я беседовал с Касьяном. Он, между прочим, не последовал твоему совету и не остановился у Заи. Побежал до сестёр… А они-то, тут я уверен, тоже причастны и к его похищению, и к прочим делишкам этой семейки. Касьян, наивная душа, до сих пор в толк не возьмёт, кто его «продал».

Мои губы тронула лёгкая улыбка.

— Потому сам (что очень удивительно) обратился к нам в Приказ. Рассказал, что его похитили… Н-да, вот такая история… Некому доверять, — как-то грустно сказал Жуга. — Ну, с Молотовыми у нас будет отдельный разговор… Хотя… хотя…

Жуга крепко задумался. Я аж заскучал, когда он вдруг спросил:

— Говоришь, инициалы «БВ»? А что ещё было в бумагах Крюкова?

— Какие-то рекомендации, что да как делать. К кому обращаться…

— И к кому?

— Да я толком не читал. Отдал Фролу, чтобы он ознакомился и доложил.

— Н-да, дела… Когда мне сказали, что Фрол не вернулся, — пояснял Жуга, — я сразу же направился сюда… сам. Но… Нихаз всех дери!

Я усмехнулся и хотел встать.

— Постой, ты куда?

— Что ещё?

— У меня к тебе дело.

— Дело? Опять? У меня свои… дела.

— Какие такие дела?

— Еду в Новоград. Тайно…

— Что? Ты с дуба рухнул? — Жуга напрягся.

— Я же сказал — тайно…

— Тайно, не тайно — в столице тебе делать нечего. На кон поставлено столько, что рисковать твоей головой я себе не могу позволить! Схватят…

— Пусть попробуют! Я им быстро…

— Бор, это не шутки! — глаза Жуги стали пронзительными. — Ты разве не знаешь, что три года…

— Да знаю, — отмахнулся я. — Но и вы поймите: у меня там жена… Войдите в положение.

Исаев тяжело вздохнул.

— Я-то понимаю… Уж поверь мне.

— Ну, тогда помогите. Три дня… Ладно, хотя бы денёк.

— Дело в том, — начал Жуга (он мялся, я видел, что ему не очень хочется об этом говорить), — что именно Избор не желает видеть тебя в Новограде. Он зол, как сто астральных демонов… Я много раз пытался его уговорить смягчиться. Сетовал на всякие обстоятельства, но те бумаги… Ох, Бор, Бор! Не уничтожь ты их…

— Если помните, то за мной гнались. Попади те списки в другие руки…

— Да я всё понимаю, а вот Избор — нет. Да ещё та стычка в башне. Честно скажу, что Иверский очень испугался, что ты подосланный убийца.

— Испугался?

— Да, у него на этот случай есть один «бздык». Да, кстати, кто-то шепнул ему, что ты отпустил в Орешке Ивана Иверского.

— Кто шепнул? — побледнел я. Ведь об этом никто не знал.

— Мне это не ведомо.

— Но Иван же его родственник… Кузен, что ли?

— Троюродный племянник, — улыбнулся Жуга. — Да хрен с ним, с этим Иваном. Главное — бумаги… списки… Гудимир Бельский тот ещё молодец! Попади его записи нам, мы бы столько раскрыли!

— Послушайте, Жуга, — обратился я, — мне всё понятно. В столицу мне вход заказан, но ведь вы же можете… это в ваших силах…

— Да что ты вокруг, да около. Говори прямо.

— Вы в состоянии устроить… тайно устроить так, чтобы я хоть на денёк попал в Новоград. Мне бы Заю повидать и…

— Я ни в чём, и ни в ком не уверен. Сыскной Приказ набит болтунами и доброхотами. Не на кого опереться.

— Что? Смех-то, какой! Сыскной Приказ — хуже рыночной площади? Не верю… хоть убей, не верю!

Исаев нахмурился и от досады стал покусывать нижнюю губу.

— Чего не верить-то? Будь у меня в руках те списки из Орешка, то быстро вывел бы кого надо на чистую воду. А ты их… Не верит он!

Жуга от досады стукнул кулаком по коленке.

— Может, вы и мне не особо доверяете? — спросил я. — Как имперскому лазутчику…

— Может… не может… Какой из тебя лазутчик? Рожа-то канийская!

— Как знать. Может, я всё-таки подосланный. А вы так безоговорочно мне доверяете.

Жуга нахмурился. С минуту он шамкал губами, а потом ответил:

— Если это так, то пропала моя головушка… Да и твоя…

Я глянул на Исаева: стареет уже… А какие-то полгода назад… Н-да, время никого не жалеет.

— Вот что, братец, — Жуга перестал шамкать губами и заговорил серьёзным тоном, — у меня к тебе важное дело. Выполни его, а там кой какое время пройдёт, Избор поостынет, и я…

— Какое ещё дело? — неохотно спросил я.

— Поедешь в Темноводье.

— В это паучье гнездо?

— Вот именно… Меня особо интересует та загадочная личность «БВ». Есть кое-какие подозрения на этот счёт.

Его интересует! А мне как-то положить на это всё. В конце концов, чего он кобенится? Не захочет помочь, так я сам никого не спрашивая, отправлюсь в Новоград.

— И всё же я настойчиво прошу вас не отказывать в моей… — сердито сказал я.

— Вот заладил! Ты действительно такой тугодум или притворяешься? Обстановка в столице такая, что появись ты хоть на мгновенье, и, не приведи Сарн, об этом прознают, то… пострадаешь не только ты. Слышишь?

— Слышу.

— Нет, ты не слышишь! Я не о себе говорю! Вернее, не только о себе.

Жуга встал и заходил взад-вперёд.

— Вот не хотел тебе говорить! — зло сказал он.

— Говорить что?

Жуга остановился, но так лицом ко мне и не повернулся. Предчувствуя нечто нехорошее, я встал.

— Ты помнишь бортника Богдана Лютикова?

— Это который у Белого озера живёт?

— Да-да… В общем, дело такое… чувствую себя последним сплетником…

— Да не томи!

Жуга обернулся, уже совладав со своими эмоциями, и сказал:

— Твоя Зая сейчас… с ним.

— С кем?

— Тьфу, ты! С Лютиковым.

Сказать, что я потерял дар речи, значит, ничего не сказать. Гляжу прямо в глаза Жуги, пытаюсь понять, что он такое говорит, а не могу… никак не могу… Вижу, как шевелятся его губы, но не слышу ни одного слова.

— По… по… почему…

Во рту пересохло. И только сейчас я сообразил, что изо всех сил сжимаю горло Жуги. Его лицо уже начало синеть.

Пальцы разжались, и Исаев свалился на колени.

— Твою… твою… ты совсем уже…

Он задыхался, и потому никак не мог точно сформулировать свои фразы.

— Извини… извини… Что ты сказал про… Заю…. и этого?..

— Твою мать!.. Что да что!

Так грубо ругаться? На Исаева это не похоже.

— Повтори! — прорычал я, снова поднимая руки.

— Ты не маленький, уже итак понял.

— Врёшь, сука! Да не могла Зая…

— Говорю, как есть… Э-э, ты куда? В Новоград собрался? Пешком?

— Да хоть пешком! Зая моя жена и потому…

— Да стой ты!.. Не примет она тебя. Я уже ходил, говорил с твоей Заей.

— И что?

— Она знает про Руту.

— Чего? Какую… Не понимаю.

— Она полагает, что ты… что ты нарочно сбежал. Нашёл себе другую… что «одурачил», воспользовавшись тем, что она одинока…

— Нарочно? Ты что говоришь? Да ты бредишь! Надо… я ей всё объясню…

— Что ты её объяснишь? Что?

Я снова сел.

— Дурацкая история… И что… Зая… она… Почему медовар? Я… я…

Жуга сел напротив, всё ещё потирая шею.

— Ну, ты здоровый… бык…

— Как она узнала? Кто сказал?

Исаев пожал плечами. Его взгляд на какое-то мгновение опустился к полу и снова вверх.

— Ты? — я аж наклонился. — Это сделал ты?

Жуга сильно сжал губы.

— Зачем? Зачем?.. Погубил… ты меня… ты её… нас… Я еду в Новоград! Всё расскажу, Зая поймёт… поймёт… должна понять…

— Стой, дуралей! — Жуга схватил меня за руку. — Ты понимаешь, что тем погубишь её?

— Что? Кого погублю?

— Не слушал меня. Совсем не слушал! Зая — это твоё слабое место. Через это и тебя схватят, да и её погубят… Что глаза вытаращил? О себе не думаешь, так о своей Зае…

— Слушай, Жуга, — я схватил Исаева за грудки. — Ты… ты… Что же ты за человек такой? Тебе насрать на всех, кроме себя!

— Успокойся, Бор! Успокойся… Да, пусти же!

Я разжал пальцы и с силой толкнул Исаева.

— Сволочь!

— Может быть и так… Ладно, сам потом поймёшь.

— Что я пойму? Да вы все мне жизнь испортили!.. Зарезал… насмерть…

— Зарезал!.. Скажешь же! Твоя ненаглядная жива-здорова, а не…

Исаев сердито махнул головой в каком-то непонятном жесте.

— Если бы ты знал… понимал… Я каждый день сталкиваюсь с таким… таким…

Жуга зажмурил глаза и судорожно сглотнул.

— Я тебе не всё сказал, — тихо проговорил он.

Выдержав мой «волчий» взгляд, от которого любой другой бы человек струхнул и стушевался, Жуга тихо, но чётко проговорил:

— Про Руту… Нет её. Совсем нет.

— Объяснись, — потребовал я, ощущая приближение кровавых «шор», готовых утопить разум в неистовом исступлении.

— Дело тёмное, запутанное. Её так и не нашли…

— Точнее!

— В избе повсюду была кровь. Я сам приезжал, всё видел. Ощущение такое, что её просто… просто… разорвали на части…

— Так ты же сказал, что тела нет!

— Я сказал, что не нашли. Но соседи накануне слышали крики… Кто, что — не известно.

Жуга замолчал. А я вдруг начал задыхаться.

Не может быть! Не может быть! — эту фразу мой разум твердил, будто заговорённый.

— Вокруг избы видели следы водяников. Предполагаю, что кто-то их пропустил в Молотовку, и они…

— Кто пропустил? — прохрипел я.

— Не знаю, — тут Исаев сделал паузу и чуть погодя проговорил: — Нашим с тобой врагам стало известно об отношениях между тобой и Рутой.

— Каких отношениях? Я лишь… — договорить не смог. Слова застряли в горле.

От понимания того, что, возможно, именно я повинен в смерти девчушки, которую приняли за мою… ладу… от понимания этого захотелось завыть, закричать, разнести весь мир вокруг.

О, Сарн! Что происходит? Как же так?

Нет… нет… Жуга врёт… Врёт же!

— Мне жаль, что так вышло… Это случилось, буквально через две недели после твоей отправки в Гравстейн к гибберлингам. Влад Стержнев пытался разобраться, но… но, как ты понимаешь…

Я аж зарычал от накатившей боли. Глаза снова запекли… Было нестерпимо больно…

Спокойно, Бор! Держись! Держись! Никто… Слышишь? Никто! Никто не увидит твоих слёз! Не увидит!

— Ты пойми, Бор, ведь кругом одни… предатели. Не на кого положиться. Возьми Чарушу… да и Фрола… Вот ты знаешь, кто тебе друг, кто враг? А? Скажи? Проведают про Заю, что она дорога тебе… Хорошо, я твоё письмо перехватил и уничтожил… Да тот же Избор ловушку подготовит, заманит… А уничтожил ты списки, или припрятал до поры до времени — это всё слова. Иверскому они до одного места. Такой как ты, Бор, должен быть свободным волком. Я, между прочим, сделал благо, рассказав ей о ваших с Рутой отношениях.

— Благо? Ещё одно слово и, клянусь Сарном, выпущу тебе кишки!

Мы замолчали. Жуга всё ещё тёр шею, глядя в пол. А меня всего трусило, как только представлю, что в постели Заи лежит этот Лютиков…

Поверила, что я бежал к другой… Как она могла? Да как же это? О, боги, что же вы делаете?

— Ты мужчина, — приторным голосом заговорил Жуга. — Умей держать удар.

Я не слушал его. Мозг жгла мысль, что меня предали. Все вокруг! Зая, Жуга… Бернар…

Проникнуться же мыслью, что я тоже, в некотором роде, предал свою жену (Законную жену! Заметьте!), разум был не в состоянии.

Ревность и обида застилали мне глаза. Лишь значительно позже я принял этот момент своей жизни, как наказание, за моё же предательство. Вот только Рута за него заплатила слишком высокую цену.

— Отправляйся в Темноводье, — услышал я голос Жуги. — Во-первых…

— Иди ты со своим Темноводьем знаешь куда?

Я резко встал.

— Ты куда? Не дури!

— Я видеть тебя не могу! Ты мне… нож в спину. А я думал… я верил тебе… за друга считал…

— Бор! — зло бросил Исаев. — Не отворачивайся от меня! Слышишь? Мы с тобой вдвоём в такое впутались… Стой же, говорю! Мы друг без друга пропадём!

Я через плечо сухо бросил:

— Нам с тобой совсем не по пути…

2

— Так и будешь тут стоять? — спросил один из стражников.

Как и полагается вояке, вёл он себя нагловато и весьма уверенно. Такие слово через слово сыпали ругательствами, применяя их, и даже при этом не замечая.

Я оторвался от воспоминаний и глянул на него.

— Ждёшь чего? — подмигнул мне ратник, криво улыбаясь на одну сторону и обнажая жёлтые зубы. — Коли надо…

— Сгинь с глаз! — отрезал я.

Думаю, что стражник, простой парень, хотел лишь поболтать. Он нисколько не смутился — привыкший. Лишь сощурился и, всё так же ухмыляясь одной частью лица, отошёл к своим товарищам.

С тех пор, как мы вернулись из Пирамиды, прошло дней пять. Всю дорогу до порта меня терзали сомнения по поводу доверия… и к своим друзьям… или тем, кого я считал друзьями… да и вообще.

Мир вокруг, казалось, треснул, как старый кувшин. Из него вытекло столько… дерьма…

Я запутался. Окончательно и бесповоротно.

Стояна всю дорогу до порта молчала. Она вообще вела себя странно. У меня даже порой рождалось ощущение, что девушка не в себе. Такое бывает, коли попадёшь в самое месиво боя, что потом ни говорить, ни видеть ничего не можешь. Думаю, Стояна пережила в Пирамиде нечто подобное. Вот и сейчас, она сидела подле джунского портала, глядя вокруг отстраненным взглядом.

Её тонкие ручки охватили коленки, голова упёрлась подбородком, а пустые глазами упираются в астральное море. По её личику блуждала то ли улыбка, то ли нечто похожее на неё.

Точно не в себе, девка, — заключил я. — Что ж там приключилось?

Стояна зябко поёжилась. Сейчас, как никогда, она казалась мне совсем-совсем одинокой.

Ребёнок… в сущности-то, она ребёнок. Чего привязалась, будто собачка? Куда я, туда и она. Надумала лететь со мной на Новую Землю.

Я снова мучительно пытался разобраться в происходящем.

Начну с того, что к моему возвращению Бернара в порту уже не было. Выяснилось, что он спешно отбыл на Тенебру.

Эх, жаль, что не успел. Вот бы с кем стоило разобраться. Вот, за кем бы приглядеть.

В первые же минуты разум охватила некая горечь. Бернар — вот кто ведёт довольно загадочную игру, и в этом я был уверен. Но вот какова его цель? Каковы правила, которых он придерживается? А ведь он должен был чего-то придерживаться… И главное — зачем?

Из-за этих мыслей и возникала горечь. Бернар мой друг, а тут…

Конечно, я мог и ошибаться. Просто стечение обстоятельств… да и прямых доказательств не было… Скорее всего… Нет, определённо! Определённо я что-то недопонимаю! Или не вижу.

А голова сейчас плохо соображает, особенно сейчас, после разговора с Жугой…

Я, кстати, уже всё чётко решил для себя. Эти мятежи, культисты Тэпа, эти эльфийские разборки, которые они пафосно именуют Большой Игрой, вся Лига, Империя, лазутчики, разбойники — всё это… мусор! Грязь!

Нет, надо уходить от этого всего. Начинать новую жизнь… на Новой Земле… Тем более гибберлинги меня звали.

Точно! Улечу к ним… забудусь… подальше от этой… суеты… от всего-всего. Так и пролетят три года…

И снова мысли откатывались к Зае. Чтобы я сам себе не говорил, а в глубине души верилось, что всё станет на свои места, будет, как прежде…

Смешно! Ты, Бор, хоть сам в это веришь?

Надо признаться, что Жуга был в чём-то прав, но ведь можно было сделать всё не так… не так грубо… Есть же иные способы.

Я, как только вышел от Исаева, то хотел разнести вдребезги весь порт. И клянусь, сделал бы так… Не понятно, что меня остановило. Может, какое-то прозрение…

Даже не знаю, но вдруг я в тот момент с некоторым удивлением обнаружил, что нахожусь вдали от порта, от его суеты. Причём совсем рядом с тем местом, куда приводил меня друид. Был глубокий вечер, с неба сыпал мелкий снежок… Тишина…

Что меня тогда туда привело? Неужто рука богов?

Я смахнул с глаз налипавший снег. Холодно мне не было, хотя погода вечером совсем не радовала.

Ладно, Бор, успокойся. Сделанного не воротить… Это тебе будет «наградой».

Я чуть посмеялся над самим собой и развёл костерок. Таинственный Астрал переливался загадочными сполохами. Глядя на него, даже не скажешь, что перед тобой одна из страшных стихий нашего мира.

Пламя стало тише. Его языки напоминали клубок небольших змей, копошащихся в своём гнезде. Они, то успокаивались, то вновь вскакивали, озираясь по сторонам. Ветки тихо потрескивали, разбрасывая в стороны едва заметные искорки.

Считаю ли я себя грешником?

Да… Чувства очерствели, совесть стала глухой к мольбам страждущих, закостенела, покрылась бронёй… А внутри? Что внутри? Что с душой?

А душа и Искра — это же разные понятия. Ведь так? Одно является неким отпечатком моего сознания, второе же — залогом бессмертия… Да! Именно залог! И там, в чистилище, оценивать будут не Искру, не её родимую, а именно душу! Значит, и спасать надо не Искру…

А отчего зависит её спасение?.. И кстати, интересно, а она бессмертна, или как?

Н-да, дела!

Что-то моё сердце сегодня вечером потянуло к размышлениям, как бы сказали эльфы — на вечные темы. Это не к добру… или, напротив…

Церковь требует принятия Света. Это один из залогов того, что на тебя снизойдёт его Сила… а с ней и благодать.

Принять… принять… принять… Слово-то, какое! Н-да…

Открыться и принять Силу, — слова того друида… Как его там зовут? В общем, ему легко говорить, а что мне-то надо делать?

А надо ли мне это? Зачем спасать то, что прогнило, словно… словно… словно… Да какая сейчас разница с чем сравнивать! Просто «пропала»…

Может, из-за этого Искры и не попадают в чистилище? И Тэп тут не причём.

Эх! Устал… нет, не телом, а душой… Всё вокруг полно какого-то… какого-то… зла… Понимаю, что звучит эта фраза высокопарно. Может, даже напыщенно. И всё же…

Сколько в Сарнауте всякого говна! Оно, безусловно, всё одно должно было тут, так или иначе, появляться, как результат «переваривания» благ нашего мира. Но всегда хочется, чтобы его было поменьше.

Неужто Сарн во всей своей мудрости не мог продумать свой мир более… более… лучшим? Думаю, нет никакого бога Тьмы. Просто мы сами оправдываем свои неблаговидные поступки тем, что есть Некто, заставляющий нас поступать плохо. И назвали мы его, к примеру, Нихазом. А? Что, Бор, скажешь на это?

Костерок, словно внемля мне, но при этом, не соглашаясь, зашипел и расплевался искорками.

Я вытянул астральную пыль, переданную мне друидом (кстати, вспомнил его имя — Фёдор по прозвищу Ветер), и какое-то время посматривал на мешочек, не решаясь его развязать.

Готов ли я? — спрашиваю и страшусь… Чего? Чего я боюсь?

— Запомни ещё то, — вспомнились слова друида, — что некоторые из тех, кто пытался пройти обряд, погибали…

Так значит, я испугался смерти? Вот глупость-то!.. Нет, я опасаюсь иного… иного… Истины! Откроется она и станет ясно, что Сила Света не для меня… И что моё тёмное драконье сердце жаждет совсем других целей.

А даже если и сдохну вдруг, то так мне и надо!

Но пальцы уже развязали тесёмки, и на ладонь высыпалась тяжёлая астральная пыль приятного голубоватого оттенка, завораживающе мерцающая в свете сполохов астрального моря. Как и когда-то, на том далёком острове Безымянного, кожа ощутила лёгкую пульсацию.

— Я следую своему выбору, — вполне осознанно понимая, что говорю, произнёс тогда я.

Как открыться этой самой Силе, мне было не известно. Просто представил себя, падающим в глубокое озеро. Чувствовал, как погружаюсь, как меня окутывает прохладная вода, как она проникает в тело сквозь кожу.

Над головой тут же зажглась золотая звездочка. Её свет, поначалу был тусклый, слабый, даже можно сказать — неуверенный. Но вот она стала потихоньку расти, пока вдруг не вспыхнула ярче солнца. Я почувствовал знакомый толчок…

— Эй, приятель! — шлёпнул кто-то по плечу. — Ты тут до вечера стоять будешь? Али кого ждёшь?

Это был ещё один стражник. Судя по всему, он был старшим в группе.

Суровый взгляд, сосредоточенное лицо. Стражник оскалился в недоброй ухмылке. Очевидно, я ему не очень нравился. Назревала стычка, это как пить дать. Ребяткам тут особо делать нечего, дай им повод и они основательно развлекутся.

Оглядевшись вокруг, я всё ещё с трудом сообразил, что нахожусь подле джунского портала. Перед лицом в воздухе висел громадный кристалл янтарного цвета, закованный железным обручем. До моего уха долетало еле слышное потрескивание, схожее с потрескиванием горящего дерева.

— Жду, — сердито бросил я через плечо.

— Кого? — всё также нагловато ухмыляясь спросил стражник.

— Вон того человека, — тут я кивнул на неспешно бредущую фигуру Михаила Мельникова, местного хранителя портала.

Он вернулся в порт из столицы на том же корабле, что и Жуга Исаев. Я по случаю перекинулся с хранителем парочкой слов и чуть позже мы договорились, что он поможет мне с прибрежным порталом.

— Тебе надо на Новую Землю? Зачем? — поинтересовался он несколько удивлённо.

Я «вспыхнул», но сдержался и постарался ответить как можно дружелюбней:

— В ссылку отправляюсь. Добровольную.

Михаил, судя по всему, воспринял мои слова по-своему, и как-то сразу согласился помочь. И вот теперь он медленно шёл по берегу к нам. Одетый в странный колпак, издали хранитель был похож на цаплю.

Стражник сощурился, пытаясь разглядеть идущего человека.

— Кто он тебе? — нагловатым тоном спросил он.

— Знакомый…

Ратник недовольно фыркнул и отошёл. Он, как в прочем и остальные его товарищи, уже как-то нехорошо косились в нашу сторону.

Минут через десять хранитель приблизился и, по-доброму улыбаясь, спросил:

— Я не поздно? Задержали по кое-каким делам…

— Мне не привыкать ждать.

— Ясно, — Михаил приблизился к кристаллу и долго-долго оглядывал его со всех сторон. — Итак, — как-то сухо бросил он, — вы хотите отправиться на Новую Землю?

— Хочу.

— Не боитесь?

— Почему вы спрашиваете?

— Подобными… штуками, не все любят пользоваться.

— Отчего?

— Страх… из-за него. Сейчас поясню: ваше тело окажется внутри своеобразного «пузыря», и вы помчитесь сквозь Астрал. Поверьте, многих охватывает чувство неподдельного ужаса. Ещё бы! Вокруг, куда не кинь взгляд, лишь смертельное астральное море… А что если «пузырь» лопнет? Или демоны нападут?

— Вы меня решили попугать напоследок? Я уже когда-то…. летал на подобной штуке.

— Да? Где?

— Далеко отсюда.

— И как ощущения? Не испугались?

— Нет.

— Тогда, вы храбрый человек…

Хранитель сощурился и уставился мне в глаза, словно пытаясь там найти хоть маленький намёк на ложь.

— Девушка с вами? — спросил Михаил, чуть погодя.

Стояна при этих словах встала и подошла ближе. Она как-то странно поглядела на меня, а потом, отвечая хранителю, закивала головой.

— Вы тоже летали в «пузыре»? — спросил тот. — Ну, тогда приступим…

Хранитель закрыл глаза, но потом друг резко их открыл и сказал:

— Позвольте последнее напутствие. Ваш полёт будет долгим. Насколько мне известно, до Новой Земли около двух сотен вёрст. Это займёт где-то… полдня. Срок длинный, не все выдерживают. Я знавал таких, что сходили с ума…

— А покороче?

— Попытайтесь поспать в пути. Это хоть как-то сохранит ваш разум от излишних переживаний.

— Понятно… Приступайте!

— Может, всё-таки попробуете на судне добраться? Я слышал, что на следующей неделе прибудет…

— Приступайте!

— Ну, как знаете.

Тут хранитель полез в походную сумку и вытянул два небольших холщовых мешочка. На вес в них лежало что-то тяжёленькое.

— Метеоритное железо, — пояснил Михаил. — Будет вам дополнительной защитой от астрала. Держите, не бойтесь!

Едва мы со Стояной приняли эти мешочки, как хранитель тут же вплотную приблизился к кристаллу. Несколько секунд он просто стоял с закрытыми глазами. Но вот кристалл стал ярче, а ещё через несколько мгновений меня обволокло прозрачной оболочкой. Все звуки разом стихли, стали далёкими, глухими, будто я очутился внутри бочки.

«Пузырь» чуть дернулся, и моё тело стало отрываться от земли. Не прошло и минуты, как я медленно полетел в мерцающий Астрал. Берег отдалялся, мир становился темнее.

Я видел, как смотрят вверх на «пузырь» испуганные лица стражников. Никто из них не рискнул бы последовать моему примеру. В их головах наверняка сейчас одна лишь мысль: «Вот же безумец!»

Вскоре следом потянулся ещё один «пузырь», в котором я увидел Стояну.

Решилась-таки! Ну да ладно, её дело…

Сиверия постепенно отдалялась от нас, погружаясь в тёмно-фиолетовый туман. Аллод, как мне показалось, был тоже окружён чем-то похожим на «пузырь», только гораздо большего размера.

Того страха, о котором рассказывал хранитель, я не ощущал.

Улетаю… далеко-далеко… Сколько же тайн я хороню, сколько загадок! И что-то совсем не тянет их распутать… Пусть так себе и остаются тайнами. Нужны они мне триста лет!

Мозг охватило странное оцепенение. Мне даже показалось, что он на несколько секунд провалился в сон.

В нём я стоял на берегу, глядя в пучину астрального моря. Рука зачерпнула из мешочка, подаренного Ветром, астральной пыли, и щедро сыпанула её на макушку.

— Я следую своему выбору, — четко произнесли мои губы…

Глаза тут же открылись и мозг словно проснулся. В фиолетовой дымке слабо мерцали малюсенькие огоньки, похожие на звезды. Моё тело неспешно летело в джунском «пузыре» по невидимому человеческому глазу пути.

Сиверия давным-давно пропала из поля видимости, а Новая Земля до сих пор не появилась. В голове на секунду мелькнула трусливая мысль о том, что, может, архипелаг так никогда и не появится, но я тут же отогнал её прочь.

Мне показалось, что рядом кто-то вздохнул. Причём как-то грустно… Потом послышался тихий невзрачный шёпот.

— Кто здесь? — сурово спросил я, оглядываясь.

Но никого не было. Даже «пузырь» со Стояной летел далеко позади и я никак не мог бы услышать её голоса.

Показалось… Такое бывает. Разум выдаёт нагора страхи, которые сам же принимает за чистую монету… Конечно, показалось.

— Следуй за своим сердцем, — услышал я более чётко.

— Что? — снова огляделся, но вокруг лишь мерцающие огоньки да тёмная дымка астрального моря.

— Следуй за сердцем…

— Кто здесь?

Я облизал враз пересохшие губы, а рука сама собой потянулась к клинкам.

— Не бойся-а-а… я-а-а тебя-а-а…

А дальше лишь набор звуков. Снова шёпот, потом ещё чей-то голос, и ещё.

— Не понимаю… Кто ты? Чего хочешь?

И тут пришло понимание того, что этот загадочный «голос» находится прямо в моей голове. Я сразу (даже не знаю почему) представил себе высокого человека, одетого в длинный камзол холодного белого цвета.

— Ты живёшь чужой жизнью, — сказал «голос». — Доверяй сердцу… оно приведёт тебя к…

Куда оно приведёт, я не понял. Не ясно было и про «доверие». Как это понимать: «Доверяй сердцу»? Куда проще доверять здравому смыслу. Так ведь?

— Проще, — соглашался я сам с собою.

И тут снова ожил тот «голос»:

— Здравый смысл… он ведёт к тому, что тебе приходится подстраиваться под других… И они-то заставляют тебя жить, как того сами желают…

— Не понимаю.

«Голос» замолчал… Мне снова показалось, что я услышал печальный вздох.

— Поймёшь… всё поймёшь… Пусть новые дороги, новые пути тебя не страшат. Не стоит ничего бояться. Все сомнения, страхи — всё это дым… туман… И одолеть их тебе по силам…

И тут стало ясно, что я сплю.

Странно, правда? Обычно человек не понимает этого, принимая мир сна за реальность, а тут как не так.

Может, я просто закрыл глаза и потому подумал, что сплю? Сейчас вот их открою… и…

Костерок тихо потрескивал у ног. Языки пламени, словно маленькие змейки, поигрывали среди обугленных веток. В воздухе пахло сыростью… весенней сыростью…

Я сидел на берегу. Вдалеке чернел покосившийся частокол, который огораживал порт от сиверийской тундры.

Приснилось всё, что ли? И джунский портал, и «пузырь», и путешествие сквозь астрал.

Я прислушался: нет, действительно нахожусь на берегу. Запахи, звуки… Неужто приснилось? Или привиделось…

Но «голос» в голове снова зашептал:

— Там, где говорит только разум, сердце всегда молчит… Отправляйся на Новую Землю… там ждут… тебя ждут…

Кто ждёт? Явный бред…

Я встрепенулся: перед глазами темная бездна Астрала… вокруг защитный кокон «пузыря»… а вдали завиднелось сероватое тело аллода.

Новая Земля…

3

Снег громко похрустывал под ногами. Я как-то растерянно топтался на месте, не будучи в силах сообразить, что мне делать. И из-за этого внутренне злился сам на себя.

Несмотря на сумерки, окрестности вокруг были достаточно хорошо различимы. «Пузырь» доставил меня до аллода аж к вечеру. Я дремал, когда он завис над небольшой низменностью, и через мгновение моё тело выпало в глубокий снег. Помню, как ещё сонно ругался последними словами, барахтаясь в сугробе.

Встал, огляделся — вокруг ни души. Слышно было, как в голых ветвях низкорослых кустов одиноко завывает ветер.

Вот не думал, что окажусь на берегу… просто на берегу. Ни тебе джунских кристаллов, ни иных намёков на порталы. Выбросило на землю, словно портового пьяницу из дверей трактира.

Выбравшись из сугроба, я поднялся на небольшой пригорок и огляделся: и слева, и справа, докуда хватало глаз, были лесистые заснеженные холмы.

Через несколько минут подлетел пузырь» со Стояной. Девушка тонко взвизгнула, когда падала вниз. Видно, тоже задремала.

— Эй, ты! Стой, где стоишь! — услышал я глухой окрик.

Справа из-за крутой кручи появились три маленькие фигурки гибберлингов. Укутанные в смешные обтягивающие зипуны с наголовниками, они были похожи на те раскрашенные деревянные фигурки, которые мне приходилось видеть в Гравстейне. Это не могло не вызвать улыбку, даже не смотря на серьёзность момента.

Гибберлинги приблизились.

— Кто такой? — сурово спросил один из них.

— Меня зовут Бором… Серебряным.

— Одет ты как-то странно… словно орк. Ты откуда?

— Из Сиверии прилетел.

Гибберлинги покосились на Стояну, выбирающуюся из снежного замета.

— Прилетели, — поправился я.

— На чём?

— Воспользовались джунским порталом… прибрежным…

Эта новость весьма удивила гибберлингов. Они некоторое время о чём-то переговаривались на своём наречии.

— Как, говоришь, тебя кличут? — переспросил, судя по всему, старший из «ростка». Обычно тем выпадало быть зачинателями.

— Ваше племя зовёт Бором Законником…

— Как?

Отношение тут же поменялось. Мне сразу надо было правильно представиться.

Гибберлинги поначалу с некоторым сомнением глядели на меня. Но не найдя ничего особо подозрительного, кроме одежды орков, позвали следовать за ними.

Мы вышли на берег и направились сначала на запад, а уж потом, свернув на едва заметную тропу, вьющейся змеёй среди холмов, на север. Ночной воздух изредка тревожило уханье сов. Густые занесённые снегом ели вздымались кверху плотными стенами, за которыми видно было только звездное небо.

— Мы — семейка Храпунов, — рассказывали по дороге гибберлинги. — Дозорные этого края…

— Дозорные?

— А что тут удивительного?

Впереди замаячила высокая черная громадина какой-то скалы. Тропа ещё пару раз вильнула из стороны в сторону и вскоре стала резко спускаться вниз. Я пригляделся: кажется, наш путь пролегал сквозь пещеру в этой скале.

Гибберлинги продолжали что-то рассказывать, но я пропустил их мысли мимо ушей. Единственное, что запомнил, так это частое использование слова «воробушек».

— Чуть пригнись, — посоветовали дозорные.

И я тут же шмякнулся лбом о вход в пещеру. Рука попыталась найти границы прохода, пока перед глазами летали огненные сполохи.

— Мы же предупреждали, — хихикнули гибберлинги.

Стояна, идущая прямо за мной тоже ударилась головой.

— Зачем так низко сделали? — сердито буркнул я. Не так было больно, как обидно из-за своей неловкости.

— Кого сделали? — рассмеялись Храпуны. — Как стал, так и стоит.

— Кто стал?

— Не кто, а что, — поправили меня гибберлинги. — «Воробышек»…

— Какой воробышек?

— Ну, судно… «Воробышек»! Мы же говорили!

И только теперь до меня дошло, что пещера — это проход меж холмами, на которых покоится огромный корабль. И мы проходили прямо под его днищем, покрытым ледяными наростами да снегом.

— Что за..?

Гибберлинги снова рассмеялись и поспешили вперёд.

Через минуту, мы вышли наружу и оказались на вершине плоского холма. Здесь высилась совсем небольшая молельня. Чуть ниже раскинулся городок.

— П-п-приветствую вас на Н-н-новой Земле! — к нам со Стояной подошёл сутулый гибберлинг, одетый, как и Храпуны в плотный зипун.

У него была относительно короткая белая бородка, безусое круглое лицо, на котором самой примечательной частью были крупные глаза.

— Я - Т-т-торн, — представился гибберлинг. — А вы, как мне сказали…

— Бор Законник. Это моя… мой… друг… Стояна Молчанова.

— Д-д-друид? — с первого взгляда определил Торн. — Я т-т-ут начальник над караулами… О! — тут гибберлинг резко повернулся к Храпунам и что-то прокричал на своём языке. Те тут же бросились в проход под судном.

Я подошёл к краю возвышенности, разглядывая открывшуюся мне картину.

— Хорош? — спросил подошедший Торн. — Вид хорош? И-и-и мне н-н-нравится, — он улыбнулся, оскаливая мелкие зубы.

Надо сразу сказать, что Новая Земля, наверное, один из самых загадочных и самых противоречивых архипелагов Сарнаута. Наперёд скажу, что за все полтора года моего пребывания здесь, я не переставал удивляться всему, что тут увидел.

Ещё по прибытии сюда, первое, что сразу бросилось в глаза — это странная темно-серая мгла в небе, которая периодически освещалась яркими зеленоватыми сполохами. Позже я узнал, что здесь на Новой Земле, имеется одна интересная особенность: зимой тут вечная ночь, летом — вечный день. Нигде, даже в Сиверии и на Ингосе, подобного не было.

Сам архипелаг состоял из шести островов, природа каждого из которых отличалась друг от друга. Основной остров, где обосновались гибберлинги, носил название… Сразу признаюсь, что перевод с языка гибберлингов весьма приблизителен, поскольку не всё можно перевести в достаточно точной мере. Некоторые слова в наших (людских) наречиях вообще отсутствуют. Гибберлинги вообще были весьма интересным народцем. Поначалу их язык мне давался с некоторым трудом, но я старался. Вот, кстати, никак не думал, что слово «лог» в их языке может иметь такое большое количество «оттенков». Когда они говорили о нём, то учитывали множество факторов: глубину, наличие и характер растительного покрова, даже крутизну склона. И, между прочим, гибберлинги давали название, чуть ли не каждому холмику, овражку и даже тонюсенькому ручейку.

Итак, главный остров носил название — Корабельный Столб. Скорее всего, таким образом, гибберлинги обозначали пристань, которая, кстати, находилась у юго-восточной оконечности аллода, совсем недалеко от того места, где меня выбросило из «пузыря».

Имея сильно вытянутую с запада на восток форму, сей остров был единственным, который был пригоден для рыбной ловли. И, думаю, именно потому гибберлинги (будучи искони рыбаками) обосновались тут, а не в каком ином месте архипелага.

А вообще-то, здесь было по-своему красиво и уютно. В особенности летом, когда появлялись первые цветы, такие нежные, красочные… Глядишь на них, и ещё на пронзительно синее небо, и ожидаешь какого-то чуда.

Клянусь вам, что не вру! Корабельный Столб я исходил вдоль и поперёк, и в каждом его уголке находил нечто удивительное.

Большей частью тут преобладали низкогорные возвышенности с довольно крутыми лесистыми склонами, узкими долинами, кое-где испещрённые ручейками, образующие неповторимой красоты водопады, покрывавшие темные скалы белоснежной ажурной вуалью. Все эти пологие распадки, теснины, невысокие сопочки, извилистые лога — всё это порой (а особенно после пейзажей унылой сиверийской тундры) вызывало восторг, а иногда (что тут таится) и умиление.

А зимние сполохи в небе! Представьте себе пронзительную ночную тишину, белый снег под ногами, а вверху бледно-зеленая сверкающая дымка из сотен полосок света… А иногда она фиолетово-синяя, или алая… Эти полоски пляшут в странном танце, словно зовут к себе.

Кое-кто из стариков гибберлингского племени утверждал, что это Искры павших драконов, которые хотят восстать из чистилища.

— Придёт такой год, — говорили они, — и они возвратятся в наш мир.

— Возвратятся?

— Да-да, возвратятся, чтобы сразиться.

— С кем сразиться? — не понял я.

— С кем?.. С нами. Со всеми нами… Это будет последняя битва, после которой не останется от Сарнаута ничего.

А мы глядели на сполохи и в душе дивились им. Красиво же, Нихаз его дери!..

В восточной части острова находилось огромное горное озеро, которое гибберлинги назвали Седым. Это был основной источник рыболовецкого дела, да и в прочем, верно было бы сказать, что и сосредоточием всей их деятельности.

Большая часть гибберлингских семей обосновалась в городке с трудно выговариваемым названием — Сккьёрфборх. Остальные же — на небольших хуторках по всему аллоду. Поселение находилось на относительно невысокой горке, между пятью холмами. За жилищами примерно в версте на юго-восточном побережье находилась Тихая Гавань и небольшая судоремонтная верфь. У южной стены на земле меж двух горок покоился легендарный корабль «Воробышек», на котором когда-то и прибыли первые поселенцы. Говорят, поначалу, что они жили именно в нём, а уж потом вокруг вырос местный городок.

Дома гибберлингов мало чем отличались от тех, что мне приходилось видеть в Сиверии в Гравстейне. Да и выполнены они были в тех же древних традициях. Единственное, что бросалось в глаза — простота убранства. Здесь не было той богатой отделки и вычурности в оформлении. Даже сам великий Старейшина — Фродди Непоседа, казался простачком в отличие от старейшин Гравтсейна, семейки Задумчивых, и уж тем более новоградских послов.

Великий Холл Сккьёрфборха тоже был значительно меньше гравстейнского. Но вот коли в нём гуляли, то не в пример иным. Впрочем, местная диаспора весьма ревностно блюла старые традиции, став их средоточием, своеобразной «святой землёй».

В центре городка была большая торговая площадь, куда, в принципе, стекались все кривые улочки: Скорняжная, Рыбная, Купеческая да целая куча поменьше. У меня порой даже рождалось впечатление, что тут и днём и ночью продают, продают и продают… Меха, мясо, рыба, соленья, оружие, инструменты — всего не перечесть.

Здесь же отбирались лучшие товары, которые уходили кораблями на иные аллоды Лиги, в том числе и в Новоград. Сюда же свозили всякую всячину и диковинку.

Кстати говоря, я даже как-то надумал посчитать, сколько купцов и торговцев среди местных гибберлингов. Вышло около четырёх десятков: семейка Рыжих, Упрямых, Приветливых, Ворчуний да куча иных. В общем, не мало.

Корабельный Столб, впрочем, имел ещё одно преимущество перед остальными островами архипелага — мягкие зимы. Не смотря на обилие снега, периодические бураны и заносы, этот период года был весьма сносным.

Надо отметить, что кроме Корабельного Столба, в состав архипелага входили еще пять островов. Центральный гибберлинги на свой манер прозвали Мохнатым. Ну, или так, по крайней мере, перевёл я. Абсолютно весь покрытый хвойным лесом, он действительно издали напоминал шкуру какого-то зверя. Здесь лишь была парочка охотничьих времянок да горняцких домиков. Основным же населением острова, если так можно выразиться, были медведеобразные существа. Местные утверждали, что это оборотни, хотя сие было спорно.

Западные острова кишели дикими племенами. Одних именовали ургами, вторых — арвами. Естественно их аллоды носили соответствующие названия: Ургов кряж и Арвовы предгорья. Но были и другие названия, однако мало употребляемые в разговоре.

Восточнее Мохнатого острова расположился аллод Стылый. Ничего, кроме холодных скал да каких-то джунских развалин там не было. Но гибберлинги всё одно лазали по аллоду, не смотря на присутствие там горных троллей.

Самой северной точкой архипелага являлся Нордхейм. На людской язык я перевести это слово так и не смог. Сразу надо отметить, что этот аллод вообще не пригоден для жизни. И кроме ледяных дрейков там не выживал никто. Холоднее места во всём Сарнауте днём с огнём не сыскать. Мало того, на Нордхейм почти никогда не заглядывало солнце. Даже летом оно появлялось на несколько дней, едва-едва приподнимаясь над горизонтом.

Кстати говоря, теперь было понятно за какие такие «красоты» и эльфы, и люди, невзлюбили Новую Землю, считая её такой дырой, что и словами не описать. Я даже представляю себе их лица, когда они говорили: «Да зачем нам-то этот край? Более унылых мест во всём Кватохе и прилегающих аллодах просто не сыскать».

А меж тем, большинству гибберлингов тут нравилось. Недаром они надавали столько названий чуть ли каждой пяди земли, что говорило о некоторой «любви» к новоявленной родине.

— Вид хорош? — переспросил Торн. — И-и-и мне н-н-нравится, — и он широко улыбнулся.

Ответить я не успел. Ко мне приблизилось около двух десятков разновозрастных гибберлингов, которые церемонно раскланялись и вызвались провести к Старейшине Фродди Непоседе.

— Мы давно ожидаем вашего прибытия, — сообщили мне.

Я хотел сказать что-то в ответ, но всё закрутилось, завертелось, и размеренное течение мыслей было нарушено общей суматохой. Меня смыкали, дёргали, о чём-то спрашивали, да и я что-то умудрялся отвечать. Потом, наконец, добрался до небольшой хижины принадлежащей Старейшине. Сопровождавшие гибберлинги остались снаружи, а мне предложили войти в дом.

Собравшись духом (отчего-то вдруг стало несколько неловко), я переступил порог и сразу же увидел полненького гибберлинга, стоящего в центре хижины у открытого очага.

— Приветствую тебя, Бор Законник, — несколько официально начал тот. — Вижу, что ты пришёл с вестями… недобрыми…

Я удивился. Во-первых, мне не сразу стало понятно, о чём речь, и потому подобное заявление несколько ошарашило разум. Ну, а во-вторых, когда стало понятно, что Фродди (а это был именно он) почувствовал что-то неладное… В общем, дело такое: мы заговорили о семейке Глазастиков, погибших в плену у людоедов Сиверии.

Но никто же (подчёркиваю — никто) не ведал о том, что мне стало известно со слов Варлама о последних минутах жизни Франка, о том, что он в бреду поведал пленённому человеку. Как тогда Фродди понял, что у меня есть вести, да ещё весьма «печальные»?

— Говори, друг. Не бойся…

— Да я, собственно…

Старейшина предложил мне жестом присесть у огня. А сам отошёл в дальний угол и через некоторое время принёс две наполненные до краёв кружки.

— Разговор, смотрю, будет долгим, — чуть улыбнулся он, но его глаза остались печальными…

4

Меч Торна Заики (это прозвище сей гибберлинг страх как не любил, хотя и терпел) был, как ни странно, женского рода. Я чего это запомнил: как-то говорил с ним про то да про сё, и увидел интересного вида клинок у него на поясе. Вернее, видеть мне его приходилось и раньше, просто никак разговор не доходил до этой вещицы.

— М-м-моя «жена», — улыбнулся гибберлинг, вытаскивая меч.

— А имя у неё есть? — полушутя спросил я.

Тут Торн что-то сказал на своём наречии. Мне отчего-то подумалось, что он говорит «полоз», но чуть позже гибберлинг пояснил, что слово женского рода. Вроде того, как «змей» и «змея». Особого различия на слух я не воспринял, но спорить не стал.

Меч имел волнистую форму. Но больше всего меня заинтересовало клеймо, вернее, герб на «яблоке»: уже затёршийся со временем и волк, и крепостная стена.

— Откуда это? — спросил я.

— В-в-верзстлаун… (Н-н-награда…) за х-х-хорошую службу, — как мне показалось, с какой-то подоплёкой сказал Торн.

А жестковатый на слух язык гибберлингов. Даже если отбросить тот факт, что Торн заикался, то всё одно слово «награда» он произнёс почти без гласных. Вышло что-то вроде: «Врзстлон».

Позже я узнал, что на Паучьем склоне на Святой Земле остались лежать в земле оба брата Торна. А его самого, тяжело раннего, выходили в местном лазарете. С большим трудом выкарабкавшись из цепких лап смерти, этот гибберлинг вернулся в Сккьёрфборх, где на теперешний момент возглавил отряд дозорных.

— Живу на-а-а зло в-в-врагам, — с некоторым вызовом сказал гибберлинг, гладя свой клинок.

Его взгляд стал очень неприятным, каким-то колючим.

— А-а-а что до ме-е-еча, так е-е-его п-п-подарил мне М-м-мстислав Яроцкий.

Имя мне ничего не сказало. Даже после небольшого рассказа об этом человеке, и уточнении об его прозвище — Крамола.

«Надо бы запомнить, — подумал я тогда. А сам тут же мысленно хлопнул себя по лбу: — А зачем мне это?»

Я ведь не в Сыскном Приказе. И то что герб очень походил на тот, что был на скеггоксе того орка (Асыка, кажется его имя) — меня уже не должно было интересовать.

Долго же я ещё буду «вливаться» в обычную жизнь.

Отмахнувшись от нахлынувших размышлений, я продолжил свой путь к семейке Ватрушек. Нас со Стояной разместили на постой в их хижине, а в Гостевой дом, в котором останавливались и приезжие купцы, и путешественники с других аллодов, не пустили, обосновывая это тем, что я для гибберлингов не просто гость, а Великий Друг. Потому и жить должен среди них, а не в каком-то захудалом домике, где останавливаются всякие проходимцы. Его потому-то и вынесли за пределы городского «круга», чтобы не осквернять землю чужеземным присутствием.

«Вот оно-то как, — подумал я, смущенно улыбаясь. — Не всяк человек, или эльф, для них, для гибберлингов, приятен. Недаром в Гравстейне выделили отдельный участок для чужеземцев. Дела делами, а как жить под одним кровом — так и до свидания».

Пока семейка Ватрушек накрывала на стол, я снова подумал о Торне Заике. Почему же мне никак не даёт покоя тот нихазов герб? В чём подвох? Вовсе из головы не идёт этот клинок! Дался он мне!

Запахло «кислой рыбой». Пока сестрички Ватрушки заворачивали её в лепёшки, их братец приволок бочонок с элем.

У этого гибберлинга была коротенькая жиденькая бородка. Но и ту он умудрялся заплести в небольшие косички, концы которых зажимал бронзовыми кольцами. Со стороны его голова напоминало «солнце», которое так часто гибберлинги изображали в своих рисунках, причём с такой же вот топорщившейся бородкой.

Я выглянул наружу и кинул взгляд в небо. Эти постоянные серые сумерки, сменяющиеся темнотой ночи, приводили к тому, что организм стал несколько теряться во времени. Вот что сейчас делать: ложиться спать или наоборот — пройтись по городку?

— Мне поначалу думалось, что аллод называется Тихой Гаванью, — бросил я гибберлингам.

— Так многие думают… даже среди нашего племени, — отвечал старший брат, который как раз выбивал дно у бочки. — Прошу вас отведать забористого эля. В этом году он такой душистый вышел…

Тут гибберлинг смачно зацокал языком.

Я кинул взгляд на Стояну, сидевшую у очага. И снова меня посетила мысль, в которой я сравнивал друидку с большой кошкой…

Вот же загадочные создания! Я имею в виду кошек. Вроде, как и домашняя животинка, но в отличие от той же собаки, настолько своенравное и независимое, что порой кажется, будто это она хозяйка, а ты — эта самая животинка.

Стояна смотрела на огонь немигающим взглядом. В её больших глазах отражались красноватые отблески пламени… Секунда, и сейчас девушка, словно заправская кошка, лениво потянется и начнёт лизать своим шершавым языком мнимую шёрстку. Потом замурлыкает и попросит молочка…

Я мотнул головой, отгоняя это странное наваждение. Неужели Стояна всегда была такой… такой странной? Или это после посещения Пирамиды в Сиверии?

Кстати, мне так до сих пор и не ясно, что она там делала. Или что там с ней делали. Как она туда попала? — Одни лишь вопросы, на которые друидка не торопилась отвечать.

Приняв из мохнатых гибберлингских лапок кружку, я сделал большой глоток и смачно крякнул.

Да, эль хорош! Даже лучше, чем у Старейшины…

Снова вспомнились глаза Фродди Непоседы, едва я ему рассказал о Глазастиках.

— Фас, Бёрр… фас эр ейнс ог ас хафа брезур мина… (Это, Бор… это как с моими братьями…) Я думал, что вскоре умру, как и положено гибберлингу, после того, как узнал, что они погибли.

Старейшина тяжело вздохнул.

— Открыть правду своему народу я… не готов… ещё не готов… Вы не представляете, что значит сообщить им о том… о том, что надежда вернуть Родину… нашу Ису… Не представляете, что значит узнать, что все эти скитания по астралу, все эти поиски…

— Понимаю. Очень хорошо понимаю, — кивнул я головой, отставляя в сторону кружку.

Пить вообще расхотелось, хотя в горле пересохло. Чувствовал себя так гадко, словно по горло провалился в отхожую яму.

— Я не хотел никоим образом… эти горестные вести… Прошу прощения, если сказал что-то не так.

Слова давались с трудом.

Фродди Непоседа не слушал меня. Он подкурил трубку (кстати говоря, я впервые видел такое, чтобы гибберлинг занимался подобным делом) и присел у очага.

— Однажды мы разговаривали с Айденусом, — заговорил Старейшина. — Он сказал нам… мне и братьям, что аллоды — застывшие во времени осколки прошлого мира. Фрист эейя…

— Застывшие?

— Да… как комары в янтаре. Отрезок времени, длиною в год, два… может пять. Он повторяется, и повторяется, и повторяется. Меняются только лишь живые существа, населяющие осколки прошлого мира. Они рождаются и умирают… А снаружи «янтаря» — лишь бескрайний Астрал… и прошлое…

Фродди пустил вверх белёсую струю дыма. Глаза его затянуло поволокой, и он надолго замолчал.

— У нас говорят, — заговорил он чуть позднее, вытряхивая пепел из трубки, — что нельзя мешать брагу со слезами. Ваше прибытие, Бор — великая честь. Безусловно, что те новости, которые…

Тут Старейшина поперхнулся словами, а я вдруг понял, что он сдержал рвущийся из его нутра, из его души, вопль отчаяния и боли. Сдержал чисто по-мужски: отвернувшись в сторону, чтобы никто не смог увидеть выступивших на глаза слёз.

— Я распоряжусь, чтобы вас приняли, как самого дорогого гостя… Даже нет! Как брата! — Фродди совладал с собой. Он уже чуть улыбался, однако его глаза по-прежнему выдавали жгущую изнутри боль. — Алт сем пфу фарфт эк-ки! (Вы ни в чём не будете нуждаться!)

— Я прибыл не один.

— Ваши друзья — наши друзья.

Я кивнул головой и вышел наружу…

— Пей до дна! — весело прокричал брат семейки Ватрушек, и при этом, сильно размахивая кружкой, отчего часть эля брызнула на пол. Он начал громко считать глотки: — Эйнэ! Твьейрэ! Трийрэ! Фьёрыр!

В хижину меж тем уже успело наползти с десяток гибберлингов. Шум стоял такой, что я не слышал собственных мыслей.

Они громко считали, глядя на то, как один толстяк пытался осушить громадную, даже по моим меркам, кружку.

Эль лился, что говорится, рекой. Бежало по бороде, усам, капало на пол, оставляя там липкую лужу.

— Гей! Гей! — орали захмелевшие гуляки, размахивая кружками. — Велт! Фин! Велт герт! (Хорошо! Молодец!)

Такие фривольности мне сегодня отчего-то были не по душе, не забавляли. Может, из-за разговора со Старейшиной, а, может, из-за чего другого. Я пил, пьянел, и от того лишь мрачнел. Хорошо, что это мало кто замечал. Гибберлинги вовсю веселились.

Моё лицо стянуло неким подобием маски, которую я не в силах был «снять». Мысли в голове путались, роились, словно растревоженные пчёлы.

Было уже весьма поздний вечер. Вернее, даже глубокая ночь, когда мы всей разгулявшейся толпой поплелись в Великий Холл. Тут веселье разгорелось с новой силой, прибыло ещё несколько десятков гибберлингов.

— Хей! — непременно здоровался каждый пришедший, при этом спеша хлопнуть меня по плечу, словно мы сто лет знакомы.

— И вам доброй ночи! — улыбался, вернее, пытался улыбнуться.

— Петта эт а Бёрр? (Это и есть Бор?) — кивали на меня гибберлинги, словно ожидая увидеть совсем иного Бора. А уже познакомившиеся, кивали бородами, заплетенными в тугие косы: — Йау! Йау! (Да, да!)

Между прочим, отношения среди них по нашим, людским, меркам были весьма… фривольные. Это ещё я мягко сказал. Ну, думаю, вы догадались, о чём речь.

Семей как таковых тут не было. Ни мужчинам, ни женщинам не возбранялось иметь плотских отношений с кем им угодно, но только, если полюбовно, если сговорились друг с другом. Но признаюсь честно, что не встретил у гибберлингов, ни одной супружеской пары, остающейся верной друг другу до конца своих дней. Да этого, наверное, им и не требовалось, поскольку на подобные утехи они не были столь «падки», как мы, или эльфы. Цель, скорее всего, ставилась одна — продолжение рода.

А любовь? — Для них оно сродни безрассудству. Если она у них и была, то носила совсем иной характер.

Уж слишком мы облагородили это чувства. Наверное, сказывается влияние эльфов. «Любовь», «влюблённость», «духовная связь» — это всё от них. А на самом деле существует лишь влечение, некоторая привязанность… временная…

Да, вы скажите, что во мне сейчас говорит озлобленность. Это она толкает меня на подобные речи.

Пусть так… Пусть! Но, разве это не правда? Разве за всю историю мира происходило как-то по-другому?

Все эти эльфийские термины — лишь внешний блеск. Как бы сказать — облагороженный образ.

Согласен, во все времена было то, что мы сейчас зовём «любовью». Но это лишь разновидность некой страсти. Только надо ей дать верную оценку, не надо её доводить до таких высот. А иначе, тогда следовало бы вплотную заняться и иными чувствами…

А вот гибберлинги молодцы! Не мудрствовали, как эльфы.

Рожденные в подобных «браках» дети оставались с матерями до своего совершеннолетия и носили её фамилию. К отцам особых требований не выдвигали. Бывало, что те, уже живя с иными «женами», не раз захаживали в гости к старым подругам, а там дело доходило и до новых «зачатий».

Свобода нравов. Свобода выбора… Свобода во всём.

Тут, на Новой Земле, гибберлинги чувствовали себя не хуже, чем на их утерянной родине Исе. Здесь царили древние традиции и законы. А Лига, с её «великодержавными» замашками, и уж не менее амбициозная Империя, казались какими-то далёкими, даже нереальными вещами.

Наверное, потому гибберлинги и согласились на проживание на этом архипелаге. Его некоторая удалённость от государственных «благ», позволила им обрести новую жизнь…

Я слушал сам себя и порой начинал удивляться. Ну, и бред порой несу! Списать бы всё на хмель да нынешнее состояние души, да так ли это на самом деле?

И снова я пил. И пил нещадно, словно ожидая от этого каких-то изменений.

Последнее, что помню точно, как присел у большущей бочки. Голова сильно кружилась, язык заплетался. А потом сознание кануло в темноту забытья.

Так и прошёл мой первый день на Новой Земле…

5

И вот лечу я в джунском «пузыре». Слева Астрал. Справа… Впереди… впереди маячит берег.

Сам себя спрашиваю: «Новая Земля?» И тут же понимаю, что верно — впереди Корабельный Столб. Несколько минут и меня выбросит на похрустывающий снег.

Дорога из Сиверии была долгой. Я хорошо подремал… Правда, голова тяжёлая. Так бывает, когда переспишь. И ещё во рту пересохло.

Берег всё ближе… Но я вдруг начинаю ощущать странное тревожное чувство, будто… будто… будто…

Резко оглядываюсь: следом мчится астральный демон. Уродливый: голова, вроде, человеческая, а тело, как зелёный студень с отростками.

Они пр-р-ротивно так шевелятся… Фу, аж оторопь берёт. И по коже мороз.

Вот гадость-то!

— Бу-бу-бу-бу-бу, — голос демона занудный, и ещё монотонный. Как у комара: зудит и зудит над ухом. Раздражает почище склочной тёщи.

Я хотел отмахнуться и вдруг слышу — другой голос. Судя по интонации, он вёл спор с этим демоном. И тоже монотонно:

— Бу! Бу-бу-бу… бу… барсы… кошки…

— Женский трёп! — отмахивается зелёным «отростком» демон…

Что за..?

Веки резко распахнулись, и картинка перед глазами заходила ходуном.

— Ой! Ну и погано же мне! — во рту такой привкус, словно в него нагадили. — Фух! — тяжко выдыхаю и пытаюсь подняться на ноги.

Вокруг перевёрнутые скамьи, кое-где черепки пивных кружек, какие-то объедки. То тут, то там вповалку храпящие гибберлинги, а у костра сидят двое спорщиков. Это их занудные голоса пробудили меня от хмельного сна.

— Разве можно бояться кошек? — говорил тот, чей голос я поначалу принял за неясное бормотание демона. Даже не вооружённым взглядом было видно, что сей гибберлинг пьян, как последний забулдыга. — Петта эр бера — вондур дырис! (Медведь — вот это зверь!) Ты, Вики, не права… Это женский трёп!

Если бы эти гибберлинги не говорили на смеси обоих наречий (и людского, и своего), да еще, не будучи настолько пьяным, чтобы выговаривать слова с длинными паузами, достаточными, для обработки их моим нетрезвым мозгом, то хрен бы, что удалось разобрать в этом разговоре.

— Что? — оппонент, которого в разговоре назвали Вики, и который, судя по всему, принадлежал к женскому полу, была не в лучшей форме. — Ег бист афсёкунар, Ерик, ен снокеттир… двергхагур… (Извини, Эрик, но барсы… они ловчее…) ик-к… быстрее…

— Ха! Ловчее всех только блохи! И что ж… что ж… они тоже опасные… звери? Ха-ха-ха…

Вики треснула собеседника в ухо.

— Ты, ик-к… Эрик, явно напрашиваешься! — прошипел она. — Твой медведь пока лапу из пасти высунет… ик-к… высунет… Даже обидно за него!

— За кого?

— За медведя… ик-к… Ты от того так за него глотку дерёшь, что вчера завалил одного…

— Ну, завалил! А ты его видела! Лапы — во! — тут Эрик попытался изобразить их размах. — А зубы?

Я даже сам не знаю почему, до сих пор слушал этот пьяный разговор. Видно, на нетрезвую голову он мне показался каким-то важным, а теперь, чуть придя в себя…

— Фух! — снова выдохнул я, стряхивая хмельную муть.

Гибберлинги заметили моё пробуждение и предложили выпить. От одной только мысли об этом, к горлу подкатила тошнота.

— Где я? — спросил у этой спорящей парочки, пытаясь встать.

— В Великом Холле… ик-к…

Не дожидаясь дальнейших приглашений продолжить гулять, я направился к выходу, задевая на своём пути всё, что можно. Один раз даже перецепился через протянутые ноги одного из храпящих гибберлингов.

Снаружи было тихо. Утренние сумерки окрасили небо в серо-голубой оттенок.

Мочился я долго. Потом не менее долго стряхивал «последние капли». Сразу наступило такое облегчение, будто с плеч свалилась неимоверная тяжесть. Даже голова несколько прояснилась.

Втянув носом морозный воздух, я отошёл к большому сугробу, наклонился книзу и растёр снежной охапкой опухшее лицо. Пару горстей забросил в рот. Это хоть как-то помогло справиться с мучавшей меня жаждой.

Надо было бы привести себя в порядок.

— Я вас приветствую! — бодро гаркнул кто-то за спиной.

От этого меня аж передёрнуло. Рука сама собой потянулась к мечам, но разум тут же подсказал, что я оставил их у Ватрушек в доме.

— Какого… ты орёшь? — резко бросил в ответ незнакомцу.

— Извините… не хотел напугать.

Человек широко улыбнулся.

— Вы — Бор?

— Да… А что? Вы кто?

— Хранитель порталов Новой Земли. Вернее, их смотритель, — человек рассмеялся.

Его шутки я не понял. У меня вообще сейчас голова не о том болела.

Имя у хранителя портала была весьма странным — Смык. Лишь значительно позже я выяснил, что это было прозвище. На самом деле его звали Сергий Нежинский.

Это был несколько необычный человек. Таких прозывают «чуть пришибленными».

Издали его можно было принять за профессионального ратника. Крепкое телосложение, высокий рост, выправка, присущая воинам… Конечно, легко спутать. Сам же Смык не раз утверждал, что никогда (он старательно подчёркивал это слово) не принимал участия ни в битвах, ни в стычках, ни в чём ещё подобном. Хотя при этом носил меч из отличной стали, да и владел он им тоже не плохо.

У хранителя было круглое лицо, весьма крупные черты лица. Глубоко посаженые глаза придавали его взгляду серьёзность, и казалось, что сему человеку можно доверять. А волевой подбородок дополнял общую картину.

Единственное, что как-то не соответствовало образу — были по-женски пухлые губы. Что-что, а они часто притягивали взгляд к себе, вызывая в душе некую неприязнь. Особенно, когда хранитель портала недовольно кривил их в явном недовольстве, и это придавало его мужественному виду детскую капризность.

Смык, как я потом разобрался, всегда разговаривал так эмоционально. Это выражалось в весьма экспрессивной мимике, руки же он при этом держал сложенными на поясе и практически ими не жестикулировал.

О джунских порталах он мог говорить часами.

— Я-то родился в Темноводье, — не раз говаривал Смык. — А там о джунах мало слышали, мало говорили, да и их наследия — развалин и прочих штучек, раз-два и обчёлся. А меня всегда тянуло поглядеть на всякие диковинки. Спрашивал, разглядывал, путешествовал, да так и втянулся в это дело…

Я ещё раз обтёр лицо снегом и выпрямился, в этот разу же более внимательно разглядывая Смыка.

— Только прибыли, — продолжал тараторить тот, — а уже такая знаменитость! На каждом шагу только то и слышишь…

— Слава всегда впереди человека бежит, — заметил я без лишней скромности. — Вот что, друг, подскажи-ка, а в каком направлении дом Ватрушек. А то я тут заплутал…

— Ватрушек? Пойдёшь по Сухарной улочке, вдоль Гребешка — небольшой горки слева, где стоит…

— Я не местный. Просто рукой покажи.

Смык снова хохотнул и ткнул куда-то на восточную часть городка.

— Может, провести?

Характер у меня не очень лёгкий, это итак заметно, а после выпитого и подавно. В общем, я почти что послал хранителя, и поплёлся по заснеженной улочке мимо округлых жилищ гибберлингов.

На всём пути ноздри щекотали запахи всевозможной снеди, что периодически вызывало порывы рвоты. Один раз я всё же не выдержал и разблевался у заснеженной стены какой-то хижины. Ощущение такое, что меня вывернули наизнанку. Но за то я снова ощутил необычайное облегчение, как после того случая, когда помочился.

Сколько человеку для счастья-то надо? Сущие пустяки, — я улыбнулся собственной шутке и поплёлся дальше.

Встреченные по дороге гибберлинги, не выглядели дружелюбно, скорее как-то… печально… А, может, мне просто показалось. Но они всё одно вежливо здоровались и проходили мимо.

— Гойтдан дайгим! Гойтдан дайгим!

— И вам доброе утро, — отвечал я на канийском. Намеренно, между прочим.

Оно-то понятно, что я нахожусь у гибберлингов. Кто спорит-то? Но они, видя, что перед ними человек, могли бы из вежливости разговаривать на моём наречии. Да и, в конце концов, я же гость.

Подобная ситуация меня немного рассердила. А ещё если учесть похмелье… В общем, к дому Ватрушек я добрался в не самом хорошем расположении духа.

Здесь меня ждали. Это был Торн Заика. Он о чём-то тихо переговаривался с хозяевами дома, а едва завидел меня, тут же поднялся.

— Петта эр с-с-сат? — судя по интонации, Торн что-то спрашивал.

— А можно по-нашему? — недовольно бросил я, глядя при этом на мирно дремлющую Стояну.

— Ауфт э лаиги. С-с-с-пирья эа к-к-кэнски риту. (Ладно. М-м-можно и п-п-по-канийски.) Это п-п-правда? — не понятно о чём спросил меня Торн.

Я зачерпнул ковшом воды из кадки и сделал несколько глотков.

— О чём разговор?

Торн потупил взгляд и глухо ответил:

— О Глазастиках… и Исе…

— Откуда ты знаешь? — напрягся я. Неужто в пьяном угаре проболтался?

— Сегодня у-у-утром эт-ту горькую весть нам о-о-объявил Старейшина. — Торн недовольно скривился. — Д-д-даже не верится! Всё п-п-прахом… п-п-пошло…

Старейшина? Так, так, так!

Отвечать мне не хотелось и, слава Сарну, не пришлось. Откуда-то появился один из дозорных, который что-то залопотал Торну, но, правда, так быстро, что я не смог ничего разобрать. Тот сосредоточенно почесал затылок и без слов вышел вон.

Я присел у огня, чувствуя, как начинает лихорадить тело. Зачем столько пил? Нет, надо с этим прекращать… А то будет, как в Гравстейне.

Итак, Старейшина, этот Фродди Непоседа, всё же рассказал про Глазастиков. И ещё про Ису.

Всё верно, всё правильно. Рано или поздно, он всё одно должен был это сделать… Может, это и лучше, что рассказал сейчас…

И только теперь до меня дошло, что семейка Ватрушек что-то спрашивает. Сосредоточившись, я понял: речь идёт о завтраке.

— Спасибо, нет, — отмахнулся от еды.

Так-с… Бор, надо что-то делать. Нельзя просто так прожигать свою жизнь. Эти пьянки до добра не доведут!

Вот не думал, что меня вдруг потянет на какие-то «приключения». Хотя действительно, надо было чем-то заняться. Иначе я кончу весьма плачевно.

И чем же заняться? Легко сказать «надо»!

— Ваша подружка сегодня спала очень плохо, — сказала одна из сестричек.

— Какая подружка? — похмельное тугодумство не давало мозгу нормально работать. — А-а, Стояна!

— Она друидка?

— Да… верно…

— Видели на холме молельню? Подле неё тоже живёт друидка.

— И кто?

— Аксинья Вербова. Она справляет там кое-какие ваши обряды…

— Стой! — я удивился. — Но ведь она друидка, вы же сами так сказали. Какие такие «наши» обряды?

— А что? Разве друидам нельзя верить в силу Света?

Кажется, мозг действительно отказывался работать.

— Я передумал! Что там у вас на завтрак?

— «Кислая рыба».

— Давай! — особо церемониться я не стал.

Пока ел, старательно обдумывал, план дальнейших действий. Пожалуй, стоило по этому поводу поговорить с Торном Заикой.

6

Рыбалка? Не скажу, что я любитель подобного занятия.

Кажется, Торн это тоже понял, глядя на моё лицо.

— А в-в-вы п-п-пробовал-л-ли? — спросил он.

Он предлагал пойти к Седому озеру. Лёд там ещё стоял толстый, так, что можно было не бояться провалиться.

— К-к-к… к-к-как раз через него б-б-будет проходить смена. Д-д-дозорные отправляются на мыс Б-б-белый Нос…

— А мне с ними можно?

— За-а-ачем?

Я пожал плечами.

— Просто… развеюсь, так сказать. Заскучал в вашем городке…

Торн очень удивился и пробормотал что-то типа, как пожелаешь. Кажется, его сильно удивляла моя непоседливость. В представлении Торна, все люди сплошь лентяи и ханжи.

А я по-другому не мог. Видно, внутри сидел какой-то маленький бесёнок, которые жаждал приключений.

В общем, вот так я и нашёл себе занятие. И уже в обед влился в отряд, состоящий из четырёх «ростков».

Наш путь лежал на северо-восток, где, как я выяснил, находилась небольшая застава. Несмотря на вчерашнюю гулянку, моё состояние, особенно после плотного завтрака, улучшилось, настроение немного приподнялось. Конечно, гложущее изнутри паскудное чувство, связанное с тем, что пришлось выступить в роли гонца с плохими новостями, осталось, но я уже не так переживал по этому поводу… А вот мысли насчет Заи, Руты обрастали всё большим числом «иголок».

Заставить себя отвлечься — вот главная задача на сегодняшний момент. Иначе эти «иглы» разрастутся до размеров пик и вот тогда…

Что «тогда» — даже не хотелось представлять. Потому, чтобы хоть как-то отгнать горестные мысли, я вёл разговоры с гибберлингами.

Кстати, вести разнеслись среди них со скоростью ветра. Многие из гибберлингов, как стало понятно позже, по-прежнему верили, что где-то в Астрале их продолжает ждать Иса. А то, что обнаружили Глазастики, не их Родина, а просто обломок какой-то скалы.

Сккьёрфборх гудел, как растревоженный улей. Дозорные с которыми я увязался, первое время тоже горячо обсуждали эту тему. Но уже через полчаса разговоры сами собой перетекли в иное русло.

Вскоре мы достигли замёрзшего озера. Если бы не деревянные лодки, подвешенные на цепях под навесами, то я бы подумал, что передо мной небольшая равнина, огороженная со всех сторон лесистыми склонами.

Один из гибберлингов приблизился ко мне и о чём-то быстро заговорил. Я напрягся, пытаясь сообразить суть вопросов. А меня именно спрашивали. Всё что как бы понял — последнее слово: Кания.

— С Ингоса, — ответил гибберлингу, и тут же попросил не говорить на их языке. — Мне трудно понять… я по-вашему мало слов…

Спрашивающий понимающе кивнул головой. Он на своих небольших лыжах ехал рядом, а не по проторенной дорожке, как остальные, потому ему приходилось больше напрягаться, чтобы держаться подле меня.

— Это не такой уж и сложный язык, — слух резанул его сильнейший акцент. — Хотите, дам пару уроков?

— За предложение спасибо, — говорить и одновременно ехать было сложновато, потому, чтобы не задохнуться, не сбить дыхание, я отвечал с небольшими паузами, — но, боюсь, не осилю. К языкам не очень склонен…

— Пустое… то есть, пустяки. Я всё же хочу помочь.

— А вы… родились тут? На Новой Земле? Я по говору слышу…

Гибберлинг снова согласно кивнул головой.

— Мы — Крепыши, — сказал он чуть погодя. — Я — Орм. Вон мои братья — Стейн и Вар. Мы заступаем в дозор уже в девятый раз.

— И как… вообще? Как обстановка?

— По-разному… А вообще-то, всё тихо. Вы с нами-то, зачем пошли? Так, или для дела?

— Так…

Гибберлинг оскалился в своеобразной улыбке.

— Охоту любите?

— Есть немного. А что?

— Можем на днях сходить.

— На кого?

Орм не успел ответить.

— А, может, — перебил нас Вар, ехавший впереди, — лучше гарпий погоняем? Вредные создания. Рыбаки постоянно на них жалуются.

Я пожал плечами: можно и гарпий погонять. Один хрен.

— Уже весна чувствуется, — продолжал Орм. — Снег рыхлый… теплее становится. Скоро грязи столько будет… и талой воды. Вон, видите рыбаков?

Я повернулся в указанном направлении: действительно там виднелись черные точки гибберлингов.

— На хариуса пришли, — пояснил Крепыш.

— Так лёд же стоит!

— А-а, видно, что вы не рыбак, — по-доброму рассмеялся Орм. — Они полыньи сделают, да на поплавочные удочки ловить и будут… А, кстати, вы ведь не пробовали эту рыбу?

— Возможно…

Честно говоря, в рыбе я разбирался меньше всего. И чем конкретно меня подкармливали Ватрушки — не понятно: карась ли, окунь, или этот самый хариус — рыба, она и есть рыба.

Другое дело мясо. Во-первых, и вкуснее, да и сытнее. А во-вторых…

Тут я понял, что Орм рассказывает о своём рыбацком опыте, и ещё хвастается тем, как ему самому удалось приготовить малосольного хариуса. Да такого, что «трещало аж за ушами».

— Это… это… непередаваемо! — и акцент, и манера разговора стали ещё явственней. Орм не заметил, как снова стал тарахтеть на своём.

Не знаю почему, но меня снова охватила раздражительность. Я, конечно, ничего против гибберлингов не имею, но всё одно… Ну, не нравится мне! Хоть убей, не нравится! А что — и сам не пойму.

Тут же к рассказу подключился и ещё кое-кто из отряда. Они наперебой стали хвастаться да показывать размеры пойманных рыб. Говорили и на что ловить, как готовить, сколько добавлять соли, сколько времени держать в пряном соусе…

Движение отряда чуть замедлилось, страсти накалялись, я уже и не знал, как реагировать. Можно сказать, что даже растерялся.

Всё, что я понял, ловля хариуса — целое искусство. То же самое касалось и методов его приготовления.

Клянусь, мне показалось, что ещё несколько минут, и гибберлинги передерутся между собой. Да и вообще видно, что всё их местное племя склонно к своему роду спорам и бахвальству.

Уже начинало смеркаться. День тут, вестимо, короток, да ещё не следует забывать, что на Новой Земле, солнца не видно по полгода, и потому я стал смекать, что коли не доберёмся до зимовья, то придётся ночевать под открытым небом. А его уже, кстати, стало заволакивать тяжёлыми облаками.

Спор между гибберлингами затягивался. Сейчас уже они доказывали друг другу, на что следует ловить эту нихазову рыбу — хариуса. Постороннему, то бишь мне, сей спор вообще казался пустым делом. Было бы из-за чего так галдеть!

— Для «мушки» следует брать перья с шеи куропаток, — горланил Вар. — Но не зимней линьки…

— Мех зверя, вот что надо брать! — возражал другой гибберлинг.

— Э! Ребята! Вы своими криками сейчас всех в округе оглушите, — громко сказал я, пытаясь прекратить споры. — Ночь на носу, а вы тут о ерунде спорите!

— Ерунде?

— Где мы ночевать будем? До заставы далеко?

Наступила тишина. Орм, будучи командиром дозорных, огляделся и приказал сойти с лыжни.

— Пойдём на север к старым зимовьям. Там сейчас на ночь все рыбаки собираются.

И мы пошли к чернеющему в сумерках лесу. Через час вышли к заснеженным хижинам, подле которых действительно виднелись копошащиеся фигуры гибберлингов.

— Гойта квольдит! — прокричал Орм рыбакам. — Как улов?

В ответ тоже поздоровались, и, судя по всему, пригласили на ужин и ночлег.

— Говорят, что снова гарпии мешали… Прилетели и украли рыбу, — переводил Крепыш лично для меня.

В воздухе запахло чем-то до одурения вкусным. Сразу видно, что я проголодался.

Мы приблизились, и тут же началась процедура «братания». Так, конечно, назвал её я, а на самом деле гибберлинги крепко обнимались, похлопывая друг друга по спинам.

— Блессадур! — обратились, скорее всего, ко мне. — Блессадур ог сатль!

— Чего? — не понял я, но тут подоспел Орм.

— Я обещал вам помочь с языком. Считайте это первым уроком. Вас приветствуют… благословляют… желают счастья. Такая наша традиция обращаться к уважаемому… человеку.

Я не смог выговорить что-то в ответ и лишь напряжённо улыбнулся. Мы вошли внутрь и меня усадили у очага. Здесь было много гибберлингов. Весёлые, шустрые, они дружелюбно кивали головами, чем-то угощали. Я едва успевал благодарить их в ответ.

И не смотря на всё это, в самом воздухе ощущалась некая… отчуждённость.

Возможно, это всё-таки преувеличение, — рассуждал я, и тут же попытался разобраться, что меня так тревожит.

— Чужой край, чужие традиции… Да это итак понятно. Так и должно быть. Ведь здесь — совершенно иной мир. Пусть эти земли формально и принадлежат Лиге, как та же Сиверия, Темноводье, Умойр. Но существа его населяющие…

— Стоп! Ведь дело в них? Согласись, Бор, что это так. Дело в гибберлингах! Ты им просто завидуешь, — от подобного заявления, даже самому себе, бросило в жар.

— Вот это сказал, так сказал! Завидую гибберлингам! Ха! В чём?

Как бы я не посмеивался над собой, но в душе всё равно засела… то ли обида, то ли горечь. Вот гляжу сейчас на этих пушистых коротышек, и вроде бы они мне симпатичны (не орки же!)… и ещё эта детская непосредственность (с одной стороны это и как бы хорошо)… но до сих пор не понятно, что Я тут делаю? Зачем прилетел на Новую Землю?

— Ну, не вижу я себя здесь. Не вижу! Называется, последовал велению сердца… Да, приняли меня тут хорошо. Но, видно дело во мне самом. Я, как тот колючий ёж, который никак не может ужиться с остальными своими лесными соседями, и всё время их колет, хотя старается лишь «прижаться».

Настроения гибберлингов быстро сменялись одно за другим: они, то над чем-то хохотали, то тут же безутешно горевали, то снова смеялись, и снова печалились. Гляжу сейчас на них, и понимаю одно: вот кто… вот кто уж если и жил по велению сердца, так это они!.. Эдакая «вольница», предоставленная сама себе.

— Вот! Вот! Вот, Бор! Слышишь? Вот же ответ! Может ты потому и направился сюда, чтобы научиться жить в ладу со своим сердцем, как живут местные кланы гибберлингов. Научиться этому у них, а?

— Ты сам себя слышишь? Это какой-то бред… причём бред больного человека!

— А я как погляжу, так тебе орки милее, нежели гибберлинги. Чего ты так на них взъелся? Сиверия тебя совсем изменила… Тяжело тебе тут будет. Ох, как тяжело! Небось, поджидаешь подлого удара в спину? Или чьего-то нападения? Никак не можешь оправиться от последних событий?

Горько сознаваться, но это была правда. И дело ни в трудно выговариваемом языке (глупая причина), не в надуманной отговорке, типа, мы, то есть люди, и гибберлинги даже внешне мало похожи, как, к примеру, с эльфами, а дело, скорее всего, в том, что я внутренне не оказался готов к подобной жизни. Здесь же всё просто: вон враг в лице… э-э… гарпий… космачей с западной части Корабельного Столба…. или тех же ургов и арвов с соседних островов.

И за грех принимается лишь отказ в помощи друзьям-приятелям, своим сородичам. Пусть гибберлинги и переругиваются друг с другом, но их природе противно само понятие предательства и удара в спину. Недаром сюда на Новую Землю приехал даже тот, кто остался один одинёшенек, как, например, Торн Заика. Потому что он чувствует поддержку, обретает новую «семью» в лице своих сородичей.

А мы? Топим друг друга в этом… этом «болоте»… И оправдываемся, мол, такие обстоятельства жизни. Надо крутиться, иначе «утонешь».

Тьфу, аж противно!

А кстати, вот посмотри, Бор, ведь вся твоя жизнь сплошная цепь неких повторений. Но ты при этом ничему не учишься. Или не хочешь учиться, что тоже вероятно.

А обстоятельства от этих… «уроков» становятся с каждым разом… больнее… Так ведь?

Ты, конечно, можешь оправдать всё словами, мол, такова суть жизни вообще. А тем более жизни мужчины! Ему всё в этом мире достаётся лишь в сражении, а не просто так на расписной фарфоровой тарелочке. Покрытый пылью, потом и кровью он должен идти до конца, проявляя доблесть, отвагу… честь… А вокруг боль… страдания. И несёт их всё тот же мужчина… Он просто не способен ни на что иное!

Посмотри на себя, Бор! Вокруг тебя лишь смерть, страдания, страх… А впереди? Что впереди-то? Победа?.. И, как следствие, награда?

В чём она, эта твоя победа? И нужна ли она тебе вообще?

А что же тогда лучше? Поражение? А за ним ещё один «бой»… и опять или победа, или… или…

О, Сарн! Это же одни бесконечные мучения! Сражение за сражением… и удовлетворение ты получаешь только от самого действа! Тебе не важен результат! Вовсе не важен! Если он кому-то и нужен, так это лишь богам! Ты, как те легендарные джунские големы! Бездушные, тупые… выполняющие лишь свою работу, наказанную им их хозяевами…

Вот в этом ты весь, Бор! Тебе та Зая не понятно зачем и нужна была! И Рута…

— Так почему я здесь? От чего сбежал? Чего испугался?.. А ты ведь, Бор, испугался! Согласись же!

— А если и испугался? Что тогда?

— Тогда всё можно решить! Есть средство. От него сразу полегчает… не будет ничего: ни боли, ни страданий… ни Заи… Коли устал, так хотя бы найди смелость завершить дело одним махом.

От подобных мыслей даже разболелась голова. Настроение стало мрачнее мрачного.

Запутался что-то… как муха в паутине… И некому мне помочь, кроме меня же самого. Богам насрать на нас всех! Големом больше, големом меньше…

Я незаметно выбрался наружу и отошёл за хижины.

— Надо, Бор, на что-то решаться, — начал я уговаривать сам себя. — Давай же! Ну!

Меч тихо зашелестел, выскальзывая из ножен. Завывание ветра нагоняло ещё большую, и без того уже ноющую в сердце, тоску.

— Эх, знать бы наверняка, что ждёт меня… там… Лучше бы тьма и пустота.

Меч тихо-тихо зазвенел, словно предвкушая кровавое действо.

— Херра Бёрр! Хварт ерт пфу? Херра Бёрр!

Я трусливо загнал меч назад в ножны. Руки затряслись, словно у пьяного.

Из-за угла вышла тёмная фигурка какого-то гибберлинга.

— Господин Бор! Где вы? Господи Бор… А-а! Мы подумали… а вы тут…

— По нужде вышел, — сердитым голосом сказал я, тем самым прикрывая свой испуг.

— Вы же с нами, господин Бор? Пойдёмте в дом.

— Я?.. Ну, да, — во рту пересохло, слова запутались.

Это что за наваждение на меня нашло? Что я удумал?..

— Пойдёмте со мной, — звал молоденький гибберлинг. — Комда медт мер.

Меня начало трусить. Но не от холода. И ноги стали, словно чужие. Каждый шаг давался с трудом.

В доме меня радостно встретили и дозорные, и рыбаки.

— Хей! Угостим-ка нашего друга «обжигающим элем»! — предложил кто-то.

В руку запихнули какую-то кружку, из которой пахло неизвестными пряностями. Я глянул внутрь: темноватая жидкость, налитая на треть, может, чуть больше. Именно она и расточала странный аромат.

— Пей до дна! Э-гей!

Я поднял дрожащую руку, гибберлинги тут же затихли. Нёбо мгновенно «высохло», едва его коснулось содержимое кружки. Из нутра вырвался такой тяжёлый кашель, что я не мог оправиться несколько минут. Мозг затуманился, но на душе сразу стало легче. Тело тут же бросило в жар.

— Хей! Хей! — дружно заорали гибберлинги и затянули какую-то песню.

— Ну, как? — спрашивал Крепыш Орм.

— Ядрёная… кх-х… вещ-кх-х… вещица-а… кх-х…

— А то! Мы её в шутку зовём «обжигающим элем»… А вы куда запропастились? Только вижу, сидели рядом и бац! — нет. Я гонца послал на поиски. Испугался чего-то… видно, померещилось…

— Испугался? — усмехнулся я.

На глаза навернулись слёзы. Орм, наверное, подумал, что это из-за «эля». Знал бы он, уж как я испугался.

Кто бы сказал, что подобное в голову взбредёт! Кто бы сказал, что я решусь на такой отчаянный шаг… кто бы сказал — не поверил. Меня явно оберегают. Судьба ли, боги… хрен его знает кто ещё, но оберегают.

Что ж за наваждение на меня нашло?

Фух! Аж в жар бросило от мысли, что сейчас я мог…

— Ещё по одной? — спросил Крепыш Орм.

Говорил он громко, поскольку в хижине гомон стоял такой, что аж уши закладывало.

— Последнюю… Я не сильно люблю это дело.

Орм понимающе кивнул.

— Сегодня можно… Вот когда будем на заставе, тогда ни-ни, — говорил он. — Не передумали-то с нами идти?

Я отрицательно мотнул головой. Язык потяжелел, не хотел ворочаться. Надо было на пустой желудок не пить.

Кто-то из гибберлингов протянул мне глиняную миску с кусками рыбы.

— Это малосольный хариус, — сказал Орм, пододвигая мне кружку с «элем». — Только тут его готовят правильно.

Я улыбнулся подобному замечанию.

— Пусть рыба нам не только снится! — задорно сказал Крепыш, вскидывая кверху свою ручку, крепко сжимающую кружку.

— А я выпью за новую жизнь… Будем считать, что сегодня мне дали возможность начать её заново. За вас, за гибберлингов!

И пищевод снова обжег сильно пряный самогон…

7

«Обжигающий эль» был настолько далёк от эля, как гибберлинг от горного тролля. И тот, и другой, имеют по две ноги, две руки, да голову на плечах, но коли вмажут в ухо, то разница будет заметна даже ребёнку.

Утро было настолько тяжёлым… Думаю, всякий, кто пережил жестокое похмелье, меня поймёт.

Первая мысль была: «Зачем я так напился?» Вторая: «Мне конец!»

Ощущение, что голова вращалась сама по себе. К горлу подкатила тошнота, и я на четвереньках выполз на улицу.

Было уже глубокое утро. Серое небо было затянуто тучами, из которых, медленно кружась, падали пушистые снежинки. Морозный воздух сделал своё доброе дело — мне значительно полегчало. Потом чуть позже кое-кто из «опытных» пьянчужек заставил меня плотно поесть и к заставе я двинулся уже во вменяемом состоянии.

— Да, крепкая зараза! — соглашался со мной Крепыш Орм, говоря о местном самогоне. — Знаете, из чего его делают? Из кудрявого лишайника, что растёт в Арвовых предгорьях. Забористый выходит…

— Угу, — кивнул я, чувствуя, что от воспоминаний о вкусе этого напитка, к горлу снова подкатывает ком. — Редкая гадость…

На заставу мы прибыли во второй половине дня. Сменявшиеся гибберлинги довольно быстро направились в Сккьёрфборх, ворча под нос что-то насчёт Торна Заики. Я расслышал только слова о его забывчивости. Наверное, их должны были сменить куда раньше.

И вот потянулись монотонные, похожие друг на друга дни службы. Я по этому поводу особо не переживал. Мне чем дальше от толпы, тем легче дышать.

Вечером на заставе собирались все четыре «ростка». Мы дружно ужинали, болтали о том, о сём. Гибберлинги частенько просили рассказать о моих приключениях. В их понимании, я был эдаким героем из сказок да легенд.

— А верно, — говорил как-то Орм, — что вы в одиночку сразились с целой армией водяников?

Судя по всему, он слабо представлял, как из себя выглядят эти самые водяники. Наверное, видел их злобными речными великанами.

— Было дело, — неохотно отвечал я.

Воспоминания тех дней нахлынули, будто весенний потоп. Очевидно, что-то отразилось на моём лице. Орм как-то отстранился и потупил взор. Остальные гибберлинги враз замолчали.

— Там была не армия, — сухо сказал я. — Да и вояки из них никакие…

— А книга? Где вы нашли её?

— Какая книга?

— Правши, — уточнил другой Крепыш по имени Вар. — Книга Правши.

— А-а! Вот вы о чём! Она, кажется, находилась в хижине вождя.

— Вот что мне до сих пор не ясно, — заговорил один из дозорных, — как же она не испортилась от воды? Плот-то утонул!

— Сам не знаю, — пожал я плечами. — Может, это одно из чудес. Всяко бывает в Сарнауте.

Мне вспомнился Бернар ди При, который частенько говаривал, что в нашем мире чудес больше, чем в сказках. Просто мы не всё можем объяснить… не в состоянии…

— А у вас, кстати, есть некая склонность к языкам, — заметил Орм. — Зря говорили, будто не сможете… А вы ведь с Ингоса? Там, наверное, чуть поднаторели…

— Навряд ли, — усмехнулся я.

— Да?.. У нас там троюродные братья живут… в Гарстрад-фьорде… Астральные разведчики, как… Глазастики.

— А я не настолько рисковый, — признался Крепыш Стейн. — Надо быть отчаянной головой, чтобы бороздить Астрал, искать нашу Ису… А там, как рассказывают, в случае чего, и не убежишь. Погибаешь вместе с кораблём.

— Бороться до последнего вздоха, — вставил Орм. — Таков девиз разведчиков…

Гибберлиги закивали головами.

— А я не верю в то, что Исы больше нет! — заявил старший из Крепышей. — Может, Глазастики, увидели нечто иное… Да и мало ли что в том Астрале привидится!

— Между прочим, будь я разведчиком, как они, — заговорил Стейн, — и, найдя погубленной нашу Родину, то даже не знаю, смог бы сообщить всем об этом. Видно потому они никак не решались отправиться к Старейшине… Одно дело, коли обнаружишь Ису и Древо в целости и сохранности, а тут…

— Да, да, да, — соглашались остальные гибберлинги.

— Вот взять вас, людей. В некотором роде вы должны быть лишены этого «страха смерти»… Вера в Искры, в воскрешение из небытия — это… это… Вам есть в чём позавидовать.

— Тянитесь к Свету тоже. Примите его…

— Принять? Мы все живём в сумерках. И ни Свет, ни Тьма, ни Сарн, ни Нихаз, не…

Договорить гибберлинг не успел: в резко распахнувшуюся дверь вошли две человеческие фигуры. Они струсили снег и приблизились к огню.

— Доброго вечера!

Голос был женский. Под меховой накидкой, в виде головы белого волка, было трудно разглядеть принадлежность к полу. Мой взгляд сам собой притягивался к звериной морде. Уж очень занимательная! И сделана таким образом, что казалось, будто передо мной человек с головой волка.

Я сразу понял, что это Аксинья Вербова, местная друидка. А за её спиной была Стояна Молчанова.

— Вот, привела, — не понятно о чём говорила Вербова.

Гибберлинги переглянулись друг с другом, а потом всё разом повернулись ко мне.

Аксинья приблизилась к огню и потянула к нему озябшие руки.

— Далеко же ты забрался, — усмехнулась она, обращаясь ко мне.

— А в чём дело?

Друидка опять усмехнулась. Я понял: разговор не для всех ушей.

Мы прошли вглубь хижины к моей нехитрой постели, сопровождаемые удивлёнными взглядами гибберлингов.

— Ты от кого бежишь? — спросила тихо друидка, и как мне показалось с каким-то ехидством. — Не от себя ли?

— Я не могу понять, чего ты от меня хочешь? Мы ведь не знакомы? Так?

— Не знакомы, — согласилась Аксинья, странно поглядывая на меня. — Только это тут не причём! Ты притворяешься, или действительно ничего… не понимаешь?

— Что я должен понимать? И вообще, я не люблю загадок… Они меня уже порядком…

— Не любишь? Это потому, что твоя голова пустая, как ведро у колодца, — зло ответила друидка. — Вот не думала, что ты такой!

Не понятно, что её так рассердило. Такое ощущение, что она ждала от меня явно иного. Но вот чего именно — не ясно.

— Да хватит ёрничать! Говори по делу, — резко ответил я. — Чего хочешь?

— Я привела к тебе Стояну.

— И что?

— Я привела Стояну, — глаза Аксинью недобро сверкнули.

— Ты меня намеренно дразнишь? — стал выходить я из себя.

— Успокойся!.. Ты действительно ничего не понимаешь? — мне показалось, что друидка даже обрадовалась. — Так… так… Наверное, это лучше, чем… да, лучше.

— Что лучше? — прошипел я.

Аксинья хотела встать, чтобы уйти, но я схватил её за руку.

— Подожди! Ты куда?

Друидка обернулась.

— Мне был вещий сон, в котором голос потребовал, чтобы я привела к тебе Стояну. Ты оставил её в городке… саму… а делать этого был не должен…

— Сон? Вещий? Не должен? — слышал всякое про друидов, но сегодняшний вечер явно превосходил всякие байки.

— Я сделала, что от меня требовали. Если ты не знаешь, почему так надо, значит… так надо…

— Кому надо? Что тут вообще происходит?

Аксинья сжала губы и отвела взгляд.

— Я прошу тебя ответить. Почему ты привела Стояну? Чего я не знаю? Чего не понимаю?

— Я не гадалка и не провидица. Все мы лишь исполнители… воли…

— Чьей?

Друидка кинула взгляд назад в сторону гибберлингов и Стояны.

— Её судьба — быть рядом с тобой, когда…

Аксинья вдруг чего-то испугалась, потому и не закончила предложения. Она сделал вид, что поперхнулась слюной. Некоторое время откашливалась, а потом продолжила. Друидка понимала, что я жду ответа.

— Ты не знаешь… себя… и не понимаешь себя! — громко зашептала она. Каждое своё слово Вербова словно забивала молотом. — Вот и весь ответ. Не уверена, что это плохо… для тебя же… но и хорошим это не назовёшь.

— Опять загадки! Причём тут знаю я себя или нет? Говоришь, как эльфийка! Да…

— Тс! — Аксинья прижала палец к губам. — Не возмущайся так громко, а то на нас уже коситься начинают.

Я посмотрел на гибберлингов, сидевших возле огня. Они хоть и делали вид, что переговариваются друг с другом, но всё одно с интересом поглядывали в нашу сторону. Стояна расположилась слева у стены. Она словно и не собиралась вмешиваться в наш с Вербовой разговор.

— Хорошо… хорошо… Ты слишком разгорячился. Тебе вещие сны бывают?

— Не знаю… наверное…

— Плохо, что ты себя не знаешь. И мало того — не слушаешь сердца. Вот ответь на три вопроса, — голос у Аксиньи стал низким, грудным. — Ответишь, и всё станет яснее ясного.

— Ты опять за своё! Я тебе про небо, ты про землю, я про дождь, а ты про солнце…

— Как хочешь! — Аксинья снова порывалась уйти.

— Да постой же! Что за человек! Какие вопросы?

— Каждому человеку следует знать самого себя, — отвечала друидка.

— Ох! А можно без этих заумных речей?

Вербова улыбнулась, и я вдруг понял, кого она мне напоминает — волчицу. От её оскала по спине пробежал мороз.

— Кем ты себя считаешь? — стала загибать пальцы друидка. — Кем считают тебя другие? И третий вопрос…

Тут она сделала паузу. Глаза Вербовой заблестели от огненных сполохов. На какую-то секунду мне показалось, что они по-звериному засветились.

— Третий: «Кто ты на самом деле?»

— Это всё? Причём тут Стояна?

Аксинья вздохнула.

— Я, как и ты — лишь орудие в руках судьбы. Мне думалось… казалось… что ты знаешь, зачем этого от меня потребовали… потребовали…

— Кто? Боги? — мне аж смешно стало. Все эти сны, загадки, недомолвки — полный бред. Клянусь!

— Да хоть бы и они! У тебя должен быть защитник. А ты, дурья башка, отказываешься от него. Такие… такие подарки, как Стояна… они не часто нам выпадают. Уж поверь!

— Защитник? Ты о чём?

— О ком, а не о чём…

— Ты про Стояну?

— Эх! Пустая голова! Молчанова должна быть рядом… и только рядом… одному нельзя… никак нельзя… За тобой некому приглядеть… ты пойми!.. некому…

Аксинья слишком разволновалась, отчего её речь стала сумбурной, непонятной.

— А ты кто? — задал я вопрос в лоб.

Аксинья снова по-волчьи улыбнулась.

— Я?.. Ну…скажу тебе так: я знаю, кем являюсь… И не думаю, что тебе это надо знать, — слова друидки прозвучали некой угрозой. — Лучше, разберись в себе! А то твоё «прозрение» что-то подзатянулось…

«Прозрение»? Она сказала «прозрение»? Откуда Аксинья узнала про сей обряд? Неужели его в чём-то видно?

Мы скрестили наши взгляды. Клянусь, ухо даже уловило тихий металлический скрип, словно от трущихся лезвий невидимых мечей.

На плечо легла чья-то тёплая ладонь. Чужие пальцы нежно коснулась шеи, отчего я тут же напрягся. Аксинья же осклабилась и отвела глаза в сторону.

Рука принадлежала Стояне. Она с некоторым осуждением поглядела на нас.

— Так должно быть, — сухо сказала она. — Не нам судить.

Девчушка жмурилась будто кошка, при этом смешно морща нос.

— Не обижай её, — не понятно, зачем мне сказала Аксинья, рассеяно глядя вниз. — Такие, как она, не часто… являются… сюда… А насчет тех трёх вопросов — хорошенько поразмысли. И, можешь, обратиться к Держащим Нить, они в силах кое в чём тебе помочь.

Разговор сам собой сошёл на нет. Аксинья тут же ушла в другой конец дома, при этом сообщив, что утром вернётся назад в Сккьёрфборх.

— Больше ни о чём у меня не спрашивай. Всё одно ответов я не знаю. Раз голос мне приказал, знать так тому и быть. Скажу лишь одно: Стояна должна быть рядом. Всегда, пока ты здесь, на Новой Земле.

А я ещё долго сидел, пытаясь разобраться, что сегодня за вечер такой вышел. Неужто он из разряда тех, которые не поддаются пониманию?

Стояна не особо стремилась поговорить. Она вообще вела себя странно. Постоянно молчала, словно тем самым оправдывая свою фамилию.

Чуть позже девчушка поела и тут же легла спать, как в прочем и дозорные, которые, думаю, то же не поняли, что тут сегодня происходило. О чём, думают, этот Бор шептался с друидкой? О чём спорил? Наверняка понимают, что это не их дело, потому особо не любопытствуют.

Лёг я поздно, долго ворочался, прислушиваясь к завываниям ветра за стеной. Сон пришёл неожиданно. Вернее, сознание будто стало тонуть в серой туманной мгле. И тут снова, как когда-то в Сиверии в Молотовке, я увидел чью-то крылатую тень. Она мчалась ко мне, разевая зубатую пасть.

Тело тут же покрылось липким потом. Из серой мглы на меня смотрели безумные горящие глаза.

Это дрейк. Он резко рванулся вперёд, хватая чью-то до боли знакомую фигуру… Зая? Корчакова?

— Стой! Стой! — но было поздно: чудовище унесло её во тьму ночи…

8

Весеннее солнце после столь долгой северной ночи казалось неимоверно ослепительным. Первыми признаками уходящей восвояси зимы был золотистый горизонт с небольшими алыми разводами. Его всё чаще можно было наблюдать по утрам. После долгих сумеречных будней подобные краски казались какими-то нереальными, даже сказочными. За полгода настолько отвыкаешь от подобных расцветок, и особенно на сером небе, что даже перестаёшь верить в их существование.

И вот настал такой день, когда золотая монета солнца едва-едва выглянула из-за горизонта, и то лишь на какие-то минуты, но потом с каждым следующим разом она поднималась всё выше и выше, и светило всё дольше и дольше. Глаза сами собой щурились, начинали слезиться, а иногда даже и болеть.

Снег не спешил таять, но уже становился рыхлым, тяжёлым. Не было той морозной скрипучести, да и цвет его теперь виделся каким-то серовато-грязным, в общем — не белым. Гибберлинги даже прозвание дали весеннему снегу — «старый». В их понимании это было сродни «грязи».

И вскоре потекли первые ручьи, захлюпала лужи под ногами. Трава тут же попёрла, как дурная. В воздухе разлилась целая тьма одуряющих запахов… Это весна-матушка.

Смыку, хранителю портала на Корабельном Столбе, отчего-то вдруг на душе стало сразу как-то радостно. Конечно, на его родине и весна приходила раньше, и в лесах появлялись удивительной красы цветы — подснежники, радостно пели птички… Не то, что тут, на далёком северном архипелаге: тоска, слякоть… иные запахи… живность другая…

Но всё одно за свои четыре с половиной года пребывания тут, Смык несколько попривык к подобным переменам в здешней природе, и сам собой научился им радоваться.

Вот и сейчас хранитель сидел на завалинке, глядел на золотой пятак солнца, втягивал носом свежесть весеннего воздуха, и тихо сам себе подпевал под нос.

«Глупо, конечно, звучит, — думалось ему, — но так сейчас хочется жить! Просто жить и радоваться сему мгновению! Как же хорошо!»

Сейчас хранителю Новая Земля даже не казалось такой уж тоскливой и неприветливой… Нет, тут ему, безусловно, по-своему нравилось, но всё одно в глубине души он надеялся вернуться куда-то… поближе… к людям.

«Закончу свои исследования, — не раз думал он, — и попрошусь, чтобы меня перевели… да хоть в любой самый захудалый конец Светолесья или Темноводья. Можно и на Умойр…»

Жить на архипелаге было трудно. Морально трудно. Не хватало простого человеческого общения… даже правильнее было сказать — общения с себе подобными…

«Вот бы никогда об этом не подумал! — не раз говаривал сам себе Смык. — Вроде, я и не бука какая, а всё одно не могу найти общий язык с местными. Странно… Отчего так выходит-то?»

Видно, прав был вчерашний столичный глашатай, прибывший через главный портал для того, чтобы на рыночной площади Сккьёрфборха объявить о новом наборе матросов да ратников для службы на Святой Земле, и прав он был в том, утверждая, что Лига похожа на лоскутное одеяло.

— Все аллоды… все они, чем дальше от столицы, тем жизнь на них сильнее отличается от общепринятой… Ощущение такое, будто и не в Лиге находишься, а на каких-то… каких-то диких землях!

— Суть Лиги — сплочение свободных народов, — возразил Смык.

— Настолько свободных, что этим народам, порой, глубоко наплевать на общее дело. Что там говорить, сегодня отправился к местному управителю… Фродди… забыл…

— Непоседе, — подсказал Смык. — Он Старейшина…

— Да, да, — махнул рукой глашатай. — Так вот, говорю ему, мол, надо собрать столько-то ратников, а он… эх-х! — снова махнул рукой столичный гость. — Да-а-а, это не Империя! Там в любом её краю следят за порядком, за целостностью… Выскажи своё недовольство и…

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, — недовольно буркнул глашатай и замолчал.

Вот и сейчас Смыку снова вспомнился тогдашний разговор. И глядя на маленьких галдящих гибберлингов, одетых в килты и беззаботно играющих у частокола в покорителей то ли арвов, то ли ургов, он вдруг понял, что глашатай был прав.

«Вот возьми сей аллод, — рассуждал хранитель, — и ты тут же увидишь, что здесь живут своими проблемами. Что им до той далёкой и непонятной войны на Святой Земле, когда под боком есть более реальные враги? У меня даже порой складывается ощущение, что все эти «вольные» острова намеренно себя противопоставляют Лиге. А тут на этом архипелаге и подавно! Мало того, что местные, порой, не особо хотят разговаривать со мной на канийском (делают вид, что им не совсем понятно), так ещё даже и на нашу религию Света смотрят сквозь пальцы, как на некое… «заблуждение». Все их мысли о Великом Древе, из веток которого и было создано их племя… Варвары! Дикари! Вот откуда ноги растут! Теперь и дураку ясно, что им Святая Земля вообще без надобности. Все эти битвы за Храм Тенсеса, зачем они им?»

И вот именно в этом Смык и видел всю трудность службы на Новой Земле. Ежедневная «треба» — переправа живых существ на иные аллоды, — всё это пустяки. Даже «кормление» Стража, даже это дело было, куда морально легче выполнить, нежели просто жить среди чуждой расы с чуждой верой и чуждым мировоззрением.

«А, может, так и надо? Может, это выход? Сбежать от… от государства, от Лиги, от Церкви. Может, правы они, а не мы? — Смык задумчиво потёр подбородок. Маленькие шалопаи-гибберлинги шмыгнули на соседнюю улочку. — Государство… Что это вообще такое?»

Щурясь на солнце, хранитель лениво потянулся, отметая при этом прочь все тягостные мысли.

— Хорошо же как! — снова повторил он, но в этот раз уже вслух.

Недалеко он заметил знакомую человеческую фигуру. Это был Бор. Рядом с ним тут же возникла его подружка, та странная молчаливая друидка.

Смык не в первый раз её видел. Она и раньше ему казалась немного пришибленной. Не понятно, чего этот Бор так с ней возится. Кто она ему? Сестра? На жену не похожа… Да и смотрит он на неё эдаким отеческим глазом, как смотрит старший брат, или… или…

Хранитель не смог подобрать подходящего слова. Он поднялся и замахал рукой, приветствуя Бора.

Тот манерно кивнул в ответ, продолжая с кем-то говорить. Смык пригляделся: за сложенными в ряд брёвнами стоял гибберлинг. Скорее всего, то был Торн Заика.

«Странный этот человек, Бор, — отметил про себя хранитель. — Однако личность интересная».

Смык направился к нему, одновременно отмечая, что тот весьма сносно общается с Торном по-гибберлингски.

Бритые по старой северной моде виски, укороченная бородка, волосы, стянутые в странный узел справа на макушке, сам одет в акетон эльфийского покроя — кто он вообще такой? Откуда явился?

Гибберлинги на этот счет не особо распространялись. Ясно было только то, что сего человека они отчего-то весьма почитали, и мало того — даже советовались. Смык вспомнил, как был свидетелем одного спора на рыночной площади, где Бор рассудил двух купцов, и те, что удивительно, поступили по его слову.

— Я вас приветствую! — улыбаясь, проговорил хранитель.

— Блессадур ог сатль! — ответил Бор ему.

Он уже успел закончить разговор с Торном и тот, попрощавшись со всеми кивком, ушёл прочь.

— Хфертныг хефур дсу тсадз? — спросил Бор у хранителя.

Тот приподнял брови в немом удивлении.

— Я спросил: как у тебя дела?

Смык покосился на Стояну. Она своими престранными повадками ему порой напоминала кошку. И взгляд такой же изучающе-любопытный, и идёт мягко, будто проверяет стопой наличие ловушек на дороге. А так… симпатичная… вернее, что-то в ней есть… приятное мужскому глазу…

И всё же странная девчонка. Не будь друидкой, то можно было бы и приударить.

А вообще, эти друиды — люди весьма загадочные и странные. Возьми хотя бы Аксинью Вербову — вот уж не менее любопытная личность. Носит свою шапку, сделанную из головы белой волчицы, и зимой, и летом. Постоянно бродит по окрестностям, что-то собирает, варит, колдует…

«Н-да, Новая Земля, наверное, тянет к себе всех таких «убогих», — Смык внутренне улыбнулся своей шутке. — Может, и обо мне остальные подумывают, что я тоже пришибленный… Ношусь с джунскими порталами… Точно так думают!»

Хранитель повернулся к Бору. Тот вперил в Смыка свой тяжёлый взгляд, который тот истолковал по своему: мол, девчушка не для тебя. Сунешься к ней — пожалеешь.

«Да не собрался я её трогать! — нахмурился Смык. — Тоже мне…»

Взгляд Бора был страшный. Хранитель поёжился: он не в первый раз отмечал огоньки безумия, сверкнувшие в глазах северянина.

«Как будто и не человек вовсе!» — мелькнула мысль, и тут же испугавшись своей смелости, она спряталась в потаённых уголках разума.

Смык давно пришёл к выводу, что Бора одолевает какая-то душевная болезнь. Она не всегда явно проявляется, разве что в каких-то едва уловимых деталях его поведения.

Обычно, — рассуждал хранитель, — все мы страдаем от своих внутренних переживаний. Но ведь как-то умудряемся с этим справляться. Так ведь? А Бор?.. Он клубок противоречий! Видно, что ему с трудом удаётся удерживать себя на грани здравого смысла… Когда-нибудь его переживания вырвутся наружу и тогда…

Смык хотел было представить, что будет, но не смог.

— Язык проглотил? — недовольно спросил Бор.

Он явно не отличался благородством манер.

— Опять о джунах хотел поболтать? — усмехнулся северянин. Он будто прочитал мысли Смыка о «пришибленности», и это ещё больше испугало хранителя. — У меня, кстати, вопрос есть.

— Какой? — приподнял брови Смык.

Он уже втайне жалел, что подошёл поболтать.

— Я видел у Острого гребня джунский портал наподобие такого, что был на берегу Сиверии. Он рабочий, как ты думаешь?

— Безусловно. Только никто из гибберлингов не решается им воспользоваться. Им легче перебираться на соседние острова при помощи судёнышек… Между прочим, портал порталу рознь, — уже более уверенно заговорил Смык. — К примеру, как работает тот найденный тобой… кристалл… Он накапливает силу, и когда живое существо, скажем мы с вами, пытается использовать портал для перемещения, то она в некотором роде у него «отбирается» и происходит… «выстрел». Кристалл будто «всосал» в себя…

— Всосал? — не понял Бор.

— Вот, смотри, — тут Смык потянулся к луку северянина. — Вот он — портал. Ты — стрела. Тетива — накопитель… силы. Стреляешь, значит, соответственно перемещаешься из одного места в другое.

— А целится кто? С такими рассуждениями выходит так, что стрелу, то бишь меня, может унести куда угодно. А следует-то попасть в определённую цель… место… Вот я и спрашиваю: целится кто?

— Ну…мы это называем по своему…

— Как?

— Двигаться по следу, — глупо улыбнулся Смык. — И «пузырь»… будто притягивается на противоположную сторону, где обычно стоит второй кристалл. Но, бывает, что и отсутствует. Тогда «пузырь» лопается над землёй и ты выпадаешь из него.

— Ничего себе накрутил! — почесал Бор затылок.

Он явно с трудом понял принцип работы этих древних устройств.

— С полноценными же порталами всё гораздо сложнее, — продолжал свой рассказ Смык. — Там…

— Они меня пока мало интересуют, — Бор повернулся к Стояне, собираясь с ней уходить.

— Мы хоть и разобрались с тем, как порталы работают, — добавил хранитель, — но воссоздать их заново не можем. Слишком сложно… да не понятно… Магия джунов не подвластна даже эльфам. А уж те помудрее нас будут.

— Эльфы! — хмыкнул Бор. — Да уж! Насколько я знаю, они не сильно жаловали джунов. Говорят даже, что это эльфы их обучали всему, что знали сами. И было это прежде, чем их пути-дорожки разошлись. Так что зачем нашим эльфам разбираться в магии джунов? Как-то не по рангу!

— В чём-то я с вами согласен… Особенно касательно наших товарищей по Лиге. — Смык не заметил, как перешёл на уважительное «вы». Сделал он это, скорее, из-за желания неким образом продемонстрировать различие между собой и этим глуповатым северянином. — Но вы посмотрите: везде следы этих джунов. Там какие-то руины, тут порталы… Кругом наследие этого народа! Не мы, не эльфы не замечаем, или не хотим замечать этого. А зря! Очень зря! Вот взять календарь.

— Он-то тут причём? — удивился Бор. Он сделал знак Стояне оставаться на месте.

— В году же двенадцать месяцев? Верно?

— И что?

— Это мы у джунов переняли. Не верите? Когда я был на Тенебре, то мне на глаза попалась книга «Сказания и обычаи народов, записанные со слов Хуана ди Близара во время его путешествий по Сарнауту»… Кажется, так она называлась. Так вот, там есть одна глава посвящённая в частности счёту времени, принятому у джунов. Год они разделяли на двенадцать частей — «паккех», то есть по-нашему понимайте, как месяцев. Меня поразило то, что тот эльф, который записывал рассказы Хуана ди Близара, говорил об этом с таким удивлением, словно в первый раз слышал о календаре вообще.

— То есть, ты хочешь сказать, что у эльфов его не было? Неужели они не вели летописи, не отсчитывали…

— Ну… дело в том, что некий прообраз у них был. Но десятимесячный, по количеству пальцев. Но тот счет времени, который вёлся в подобном календаре, был настолько не точным, что учёным из числа эльфов приходилось вводить дополнительные месяцы, прозванные «увядающими». Поясню: те, то появлялись, то пропадали, в зависимости от вычислений. Это требовало столько усилий, что в конечном итоге эльфы приняли систему годового счета джунов.

— Хорошее предположение.

— Это никакое не предположение. Просто эльфы всегда мнят себя выше всех новоявленных в Сарнауте рас. А себя они прозывают Древними. И им ли теперь признаваться, что календарь придумали какие-то джуны!

Бор улыбнулся:

— Знакомое дело… И что твой Хуан там ещё писал?

— Говорил о названиях месяцев, — продолжал Смык. — К примеру, первый «паккех» назывался Красным солнцем… или драконом… там сложный перевод… Потом был месяц Белого ветра.

— Про эльфов ты хорошо сказал, — перебил Бор. — Вот уж зануды… Значит, современный календарь — отголосок цивилизации джунов?

— Да, только теперь названия месяцев соответствуют именам Великомучеников. Но чтобы мы сейчас не говорили, чтобы сейчас не рассказывали, а джуны были великим народом.

— Я давно понял, что они тебе очень нравятся, — с ехидцей в голосе отвечал Бор.

Взгляд его снова стал жёстким, колючим.

— Ну, почему же сразу «нравятся»? — чуть обиженно проговорил Смык, опуская глаза к земле.

— Уж больно часто ты ими восхищаешься.

Хранитель смущённо улыбнулся и потупил взор.

— Ладно, — примирительно начал Бор, — не обижайся. Ты, вижу, ещё хотел что-то рассказать.

— Что именно?

— Тебе виднее… Что-то про джунов.

Смык почесал свой крупный нос и заговорил:

— Не знаю отчего, но, к примеру, эльфы, при всём их любопытстве, не очень интересуются жизнью джунов. Как я уже говорил, будучи на Тенебре в их Большой библиотеке…

— Большой «что»?

— Библиотеке… А! Это такое место, где хранятся книги. У эльфов их такое множество, что просто уму непостижимо!

— Ну, это я понял. И что?

— А ведь странно, ты так не считаешь?

— Слушай, Смык, изъясняйся как-то попроще.

— Ну… ну… неужели, подумал тогда я, эльфам нисколечко не любопытно, что за народ эти джуны? Чем занимались? Как…

— Народ и народ, что тут особенного. В Сарнауте проживает такое множество всяких народов… Вон, возьми местных арвов или ургов. Что в них такого интересного?

— Причём тут они? Я о другом.

— О другом? О «магии крови», что ли?

Бор явно поддразнивал хранителя, но тот словно и не замечал этого, заглатывая «наживку» по-глупому жадно, словно хариус после голодной зимы.

— Что? — Смык на некоторое время снова замолчал. — Да, — кивнул он головой, — кровь для джунов была очень важна. Особенно человеческая. Я думаю, что таким образом они могли продлевать себе жизнь. В ней они видели некую силу, способную к… к… И, между прочим, — вдруг, словно в чём-то оправдываясь, сказал Смык другим тоном, — порталы тоже работают посредством «магии крови». Нам приходится «питать» ею Стража, чтобы он «разрешал» перемещения между аллодами.

— Питать?

— Угу, — Смык кивнул головой. — Кровью жертв…

Понимая, что сказал нечто невразумительное и пугающее, он пояснил:

— Я периодически окропляю портал кровью…

— Чьей? Людской?

— Почему людской?.. А-а-а! Не пугайтесь, просто кровью… космачей, гарпий… Чем страшнее тварь, тем лучше.

Последние свои слова хранитель портала никак не объяснил. Бор вдруг о чём-то крепко задумался. Его лоб испещрили несколько глубоких морщин.

Он вдруг развернулся и без каких-либо слов пошёл восвояси.

— Ну и тип! — рассерженно пробурчал Смык. Он только-только «разошёлся», а тут такое неуважение к собеседнику. — Дикарь!

9

Кровь? Смык сказал «кровь»… И раньше когда-то мне говорили об этом, но я, видно, стал подзабывать. И говорил то же хранитель… но из Молотовки… Лицо последнего я помнил, а вот имя никак не хотело всплывать из глубин памяти.

Ну, конечно, же дело в этой самой «крови»! Только вот как? Как они умудряются это сделать?

— Ты полагаешь, что при помощи жертвенной крови арвы перебираются на Корабельный Столп? — спросила Стояна.

Она словно прочитала мои мысли. Мы переглянулись…

Дело было несколько недель назад, после того, как к Крепышам прилетела почтовая сова.

Между прочим, местные совы, как рассказывал кое-кто из гибберлингов, не были такими уж и местными. Их охотники ещё птенцами привозили с Мохнатого острова. И также как в Гравстейне, этих птиц приноравливали к переносу посланий.

В общем, на заставу прямо в дом прилетела сова. Орм лихо снял с ноги птицы письмо и стал читать.

— Что там? — спрашивали остальные гибберлинги.

Я перелез через мирно сопящую Стояну и пошёл к ведёрку с водой. В горле за ночь пересохло, хотелось пить.

Орм вдруг негромко выругался.

— Торн пишет, — сказал он. — Недалеко, у Острого гребня, охотники заметили странные следы. И хоть ночью был буран, и много чего замело, но они утверждают, что следы принадлежат арвам.

— Кому? — чуть ли не в один голос воскликнули дозорные.

— Арвам, — повторил Орм, хмурясь.

— Невозможно! Охотники что-то напутали, им привиделось…

— Сам понимаю, что это… В общем, хоть Острый гребень и не нашей земле, но Торн приказывает, чтобы пару «ростков» сходило к нему и проверило всё ли там в порядке. Да и кто там может бродить: арвы ли, урги или космачи. Ясно?

Идти надо было вдоль побережья на запад вёрст тридцать. Я допил воду и тут же вызвался в помощь — начал опять скучать. Неделю назад хоть поохотился, а сейчас такое затишье, что впору волком выть.

Орм выслушал мою просьбу и лишь пожал плечами.

Мы, конечно, сходили к указанному месту, облазили там всё вдоль и поперёк, но, кроме парочки медведей, никого не обнаружили. Лишь на обратном пути, когда проходили мимо джунского кристалла, увидели каменный топор.

— Это вещица арвов, — уверенно заявил один из гибберлингов. — И как она тут очутилась?

Все тогда посмотрели на мерцающий кристалл и почесали в затылке…

Н-да! Безумная мысль! Чтобы дикари умели пользоваться порталами — невероятно! А ещё говорит, что арвы и урги не интересны! — усмехнулся я, вспоминая Смыка. — Конечно же, его больше тревожат дела прадавние, а не сегодняшние. А тут… Ой, ладно! Ну, его в болото!

Я со Стояной вышел к дому Старейшины, куда меня приходил звать Торн Заика. Я успел увидеть, как внутрь скользнули несколько гибберлингов, среди которых успел различить только Ползунов.

С этим «ростком» я был знаком лишь заочно. Дело в том, что недавно я увидел этих гибберлингов весьма эмоционально разговаривающих со Смыком. Тот всё пытался выяснить о каких-то джунских руинах на острове то ли арвов, то ли ургов. Тогда я этого не запомнил. Чуть позже спросил у хранителя, мол, с кем он так спорил.

— Ползуны — местные летописцы. Вот тяжёлые в общении!.. Но надо отдать им должное, архипелаг знают, как свои пять пальцев. Вот только особо болтать не любят.

Я усмехнулся в ответ. Смык — репейник ещё тот, не удивительно, что с ним не хотят разговаривать. Да и сам он человек трудный… и ещё странный… «пришибленный»…

Не в пример ему, для которого до сих пор все гибберлинги «на одну морду», я сразу узнал летописцев.

Отмечу, что к сему моменту мне посчастливилось завести немало знакомств среди местных кланов. Я уже знал всех дозорных Корабельного Столба, и при этом ни разу… ни разу не спутал имена и «фамилии» гибберлингов. Возможно, в отличие от хранителя портала, мой глаз был устроен несколько иначе, а, может, я просто приноровился. В общем, теперь даже было как-то удивительно, что среди кажущейся одинаковости гибберлингов, Смык не видит явных различий. К примеру, форма лица, цвет шерсти, рост, телосложение… да и много ещё иного. Это уже не безликая толпа (хотя когда-то в столице, будучи впервые в их квартале, и казалось обратное). И, думаю, если бы Смык приложил какие-то усилия, то смог бы тоже научиться различать гибберлингов меж собой.

Отвлекусь для того, чтобы отметить ещё один момент, указывающий на мою «предрасположенность к распознаванию»: цвет шерсти у головного новоземельного клана Короткопалых (у большинства, конечно) заметно отличался от гравстейновского клана Вислоухих, хотя те и были в ближайшем родстве меж собой. У последних присутствует больше бурых и рыжеватых оттенков, а у местных он чуть с седоватым налётом. Или, как я позже его прозвал — «заиндевелый».

Стояну в дом к Старейшине не пустили, ссылаясь на его личное распоряжение. Наткнувшись на мой хмурый взгляд, стражники пояснили:

— Дело не для всех ушей. Вход только тем, кого пригласил Старейшина.

— Ясно… Ладно, обожди тут, — бросил я друдке.

Внутри стоял гомон. Видно о чём-то спорили.

Старейшина как всегда сидел и курил трубку. Я вошёл и традиционно поздоровался:

— Блессадур ог сатль!

В доме тут же наступило затишье. Я глянул на присутствующих гибберлингов, среди которых узнал только Торна Заику и летописцев — семейку Ползунов. Тут находился ещё какой-то незнакомый мне «росток».

Все они слегка поклонились на приветствие.

— Вид у тебя какой-то уставший? Плохой сон? — чуть улыбнувшись, спросил Фродди.

Он уже давно перешёл со мной на «ты», а вот я никак не смог себя сделать то же самое.

— Нет, сон… нормальный, — соврали мои губы.

В последние месяцы меня частенько посещали одни и те же видения. Снились они с некоторой периодичностью, и я сначала подумывал, что это просто результат «душевных терзаний». А чуть погодя пришёл к выводу, что дело в другом. А именно в том загадочном «обряде», на который я решился в Сиверии. Ветер называл его «Прозрением». Правда, отчего-то припомнилось, будто друид говорил о том, что этот обряд «кровавый», но ничего подобного в нём не наблюдалось. И это было странно.

Сны начинали беспокоить. И однажды меня посетила такая мысль, что они потому и повторяются, чтобы мне удалось «усвоить» некий урок, смысл которого до сих пор оставался неясным.

Мне тут же подумалось, что, пожалуй, стоило обратиться к друидам, чтобы кто-то из них смог разъяснить суть происходящего. Ясное дело, что Стояна отпадал сама собой, уж слишком молода и неопытна. Оставалась только Аксинья Вербова. Я не спешил «бежать» к ней, поскольку понимал, что придётся довериться незнакомому человеку. А это чревато…

— Ты, я вижу, что-то хотел спросить? — задал странный вопрос Старейшина.

Признаюсь, Фроди частенько меня удивлял. Порой даже рождалось такое ощущение, будто он видит мою сущность насквозь.

Кто он такой? Провидец? Знахарь? Колдун?..

В общем, понял я, личность он весьма интересная. Эдакий прозорливый старец. Недаром ведь гибберлинги считают его почти святым. Среди кланов ходит немало баек о «выдающихся» возможностях Фродди.

— Ну… ну…

Собраться мыслями мне было тяжело.

Я, вообще-то, пришёл по приглашению этого самого Непоседы, а он обставляет дело так, будто это моё самоличное решение. Или же я что-то недопонимаю…

Нет у меня, безусловно, был небольшой разговорчик к Старейшине. Но я его откладывал на более подходящий момент. Однако вот сейчас, да при том условии, что он сам намекает на это, стоило воспользоваться ситуацией.

— Хотел бы испросить позволения поселиться в заброшенной хижине у Кипящего Ключа.

— Горячего, — поправил меня Фродди. — Понравилось Голубое озеро? Да, вид там отменный… да и вообще… Ну, если сам того хочешь, то мы нисколько препятствовать не станем.

Торн вдруг недовольно хмыкнул, видно считая подобное желание глупым.

Надо сказать, что командир дозорных вообще-то не жаловал нас, людей, однако ко мне относился терпимо. Понятное дело, что его можно понять. Ведь после сражения на Паучьем склоне он потерял своих братьев, как и тот же Соти Вонючка, живший в Светолесье у Белого озера, и винил в том людей. Кстати, Торн помнил Соти и, весьма, тепло отзывался об этом гибберлинге. А когда я сообщил, что того нет в живых, сильно опечалился.

— Если это все твои желания…

— Все, — чуть улыбнулся я, решив, что пора уходить. Всё одно к общей беседе не приглашают.

Кивнув в знак благодарности, я развернулся на месте, и тут услышал:

— Постой! — Фродди поднял руку. — Не торопись… Я тебя позвал по делу. Ты, кстати, уже ведь знаком с Торном? Хорошо… А это, — тут Старейшина указал на остальных, — Ползуны и Сутулые.

— Рад знакомству, — отвечал я.

— Вот скажи нам, Бор, видел ли ты здесь башню Великого Мага?

— Я вас не понимаю.

— Кто, по-твоему, «держит» архипелаг?

Глядя на моё растерянное лицо, Фродди рассмеялся.

— Я спрашиваю тебя о том, видел ли ты тут на Новой Земле Великого Мага?

— Какого?.. А! — наконец понял я суть разговора. Конечно, среди гибберлингов никогда не было Великих Магов, но мой язык вдруг сам собой ляпнул: — Мне казалось, что это вы «защищаете» аллод от Астрала.

Тут рассмеялись все.

— Ты мне льстишь, — ответил Старейшина. Он откашлялся, вытрусил из трубки пепел в очаг, и продолжил. — Мага здесь действительно нет… потому что нет…

— А кто есть?

— Нет мага, должно быть метеоритное железо, — сказал вместо Старейшины гибберлинг из «ростка» Сутулых.

На эти слова возразили только Ползуны. У меня вдруг сложилось такое ощущение, будто они знали что-то такое, чего не знали остальные.

— Должно быть! — упрямо повторились Сутулые.

Тут и слепому ясно, что последние были «на ножах» с Ползунами.

— Единственное место, где вы можете как-то доказать это утверждение, — с важным видом сообщили те Сутулым, — это Мохнатый остров. Там искать и надо…

— Ерунда! Искать следует здесь, на Корабельном Столбе! Вот что, на Лысом взгорке недалеко от стойбища космачей есть старая копальня. Она уходит вглубь горы… Надо изучить тамошнюю руду. Уверены, мы найдём метеоритное железо…

— Копальня? Вы о той старой заброшенной пещере? — Ползуны нахмурились и переглянулись друг с другом. — Да кто же туда в здравом уме сунется?

— А чего там боятся? — отвечали Сутулые, подбоченясь.

— Историй немало… Взять хотя бы про братьев Черноголовых.

— Байки! — уверенно сказали Сутулые, но я увидел как в их глазах блеснул огонёк страха.

Ползуны нахмурились и вновь попытались здраво всё прояснить:

— Там ходов-выходов столько, что заблудиться — раз плюнуть. Если сами пойдёте — так ещё ничего, не велика потеря, — оскалились они. — А других подбивать начнёте — быть беде. Они могут и погибнуть!

— Ерунда! — бахвалились Сутулые, не в силах остановиться. Авантюрная жилка всё же требовала своего. — Мы в пещерах бывали много раз. И в этой уж не заблудимся…

— Вот и славно! — проговорил Старейшина, своим жестом прекращая дальнейшие споры. — Туда и отправитесь. А ты, Торн, надеюсь, помнишь, что два дня назад на рыбаков напали космачи? Заодно разрешишь этот вопрос. Сходи к Умницам, пусть дадут ратников, да пригласите охотников… Хотя бы Тростинок…

— А мне что делать? — спросил я, вмешиваясь в разговор. Думаю, не зря ведь оставили тут.

— Как же мы без тебя, Бор? — улыбнулся Фродди. — Ты ведь хотел поселиться у Голубого озера, так? А оно недалече от стойбища космачей. Коли не прогоните их, будут наведываться к тебе в гости.

Глаза Старейшины хитро блеснули. Я снова подумал о том, что ему ведомо гораздо больше, нежели он говорит.

Фродди словно понял ход моих мыслей и опустил взгляд книзу, будто пряча глаза, чтобы те его более не выдавали.

— Ну, ребятки, приступайте, — бросил Старейшина напоследок.

Едва мы все вышли от него, как у меня состоялся небольшой разговор с Ползунами, что говорится — с глазу на глаз.

— Пустое это дело, — говорили они, явно о чём-то досадуя.

— В чём ваши сомнения?

— В чём? — я видел, что они вот-вот готовы сказать что-то важное, но неожиданно передумали. — Дело не в метеоритном железе… Я уверен, что не в нём! Ой, ладно! Пусть ищут.

— Не в железе? — удивился я. — Разве вы только что не говорили о Мохнатом острове, мол, искать руду надо там…

— Мало ли чего мы говорили! И вообще, ты не так понял наших слов! — и Ползуны тут же ушли прочь.

Я вытянул эльфийскую флягу и промочил горло. Подошедшая Стояна поинтересовалась событиями в доме Старейшины.

— Да так, болтали про всякое, — ответил я, не понимая, в чём тут была тайна. Зачем надо было обставлять дело так, будто мы у Фродди проводили военный совет по захвату имперского Игша. — Ладно, Стояна, пошли. Я нашёл нам новый дом. Пора на поселение…

— То есть? — почему-то друидка вдруг напряглась.

Я улыбнулся, но так ей и не ответил…

10

Вечерело. Я оставил друидку в доме Ватрушек, а сам решился пройти по вечернему городку.

Было тихо… Между прочим, по первой гулять по городку в вечернюю пору было чуть жутковато.

Нет, я не трус, ночи не боюсь. Просто дело в той непривычной человеческому уху тишине… Вот, скажем, в Светолесье или Сиверии — там все посёлки да городки наполнены знакомыми звуками: мычат коровы, где-то похрюкивают свиньи, гогочут гуси. Обязательно лают собаки… В той же Молотовке почти в каждом дворе была какая-никакая псина. И дело не в том, что люди друг другу не доверяли. Скорее, эти животные были нужны для отпугивания диких зверей, иногда забредающих к людям. Да ещё водяников…

Я снова вспомнил рассказ Жуги Исаева про Руту. Жуткая смерть…

По спине пробежал неприятный холодок. Свернув в проулок, я на мгновение остановился.

Куда дальше? Да куда угодно! Лишь бы сиднем не сидеть!

— У-у! У-у! — послышалось из ближайшей хижины.

«Как в лесу, — мелькнула мысль. — Тут окромя сов никого не держат».

Каждый «росток» предпочитал иметь у себя эту птицу. Разводили их для почтовых пересылок, не более. Говорят, что лучшие совы — с Мохнатого острова.

Ну, может, так оно и есть. Я в этом не сильно кумекаю.

Ноги, как те дикие мысли, что порой посещают мою буйную голову, принесли меня аж на Спину Медведя — один из пяти больших холмов, между которыми расположился уютненький Сккьёрфборх — почти что столица всех свободомыслящих гибберлингов, эдакий оплот их древних традиций и верований.

Воздух становился прохладнее. Я решил пройтись к Тихой Гавани, там поболтать с матросами, узнать свежие новости. Относительно, конечно, свежие.

Дорога пролегала между двух лесистых склонов. До пристани было около версты, которую я довольно быстро преодолел.

В гавани не смотря на вечерние часы, жизнь кипела полным ходом. Тут у берега было пришвартовано с десяток различных судов. На одни что-то грузили, с других наоборот — выносили. То тут, то там суетились матросы, горланили капитаны и их помощники. Среди прочих я различил и нескольких знакомых торговцев.

— Блессадур ог сатль! — с задором говорили гибберлинги.

Видно, дела идут неплохо. Или на грудь здорово приняли. Вишь, радости сколько в глазах!

— Что в мире творится? — поинтересовался я.

— В мире — много чего, а вот у нас на Корабельном Столпе прямо-таки чудеса! — отвечали Храпуны. — Остров-то наш увеличивается! Слыхал?

У меня был слишком красноречивый взгляд, отчего гибберлинги тут же обиженно проговорили:

— Не надо так странно на нас глядеть! Сегодня ни капли браги во рту не было… Астрал отступает! Дозорные воткнули вешки на побережье, а через какое-то время пришли проверять. Глядь, а расстояние до края — выросло. Астральное море отодвинулось…

Тут подошли ещё несколько «ростков» и завязался такой спор аж до драки, и я благоразумно решил ретироваться.

Не успел отойти и десяти шагов, как меня окликнули.

— Эй, паря!

Обернулся: у небольшой рощицы стояло несколько человек.

— Работёнка не нужна? — довольно-таки громко прогорланил незнакомец, стоявший ближе всех ко мне.

Я, честно говоря, заприметил его еще, когда шёл к Тихой Гавани. Он тогда стоял рядом со Смыком, и мне ещё подумалось, что это один из тех «бедняг», которым назойливый хранитель рассказывает о джунской цивилизации.

— Слышь? Говорю, деньжата нужны?

Его выдавал акцент. Я сразу вспомнил Первосвета, наше с ним знакомство на острове Безымянного.

Незнакомец явно был из Темноводья. Во-первых, слишком твёрдо произносил звук «р», отчего все последующие гласные превращались в свои противоположности. Например, слово «говорю» прозвучало, как «говору». А во-вторых, он слишком налегал на звук «о».

Я окинул его оценивающим взглядом.

Наёмник, как пить дать! Вон в стороне его товарищи. Один из них зуренец, это видно по характерной внешности. Остальные — или из Темноводья, или с Умойра. Одеты неплохо. Да и вооружены соответственно. Вон даже кольчужка выглядывает из-под рубахи.

Их «хозяина» я заприметил стоящим в сторонке. Он делал вид, что совсем не интересуется происходящим. Но всё одно бросал косые взгляды и на меня, и на своих «псов».

— Ну, что? — приблизился темноводец. «Что» из его уст прозвучало, как «ч-чы-то».

Полный, нос крупный, кривой, глаза темные, левая бровь рассечена (шрам старый).

Ну да, наёмник. Дракой не гнушается. Вишь, какие кулачищи! Среди своих товарищей, наверное, самый разговорчивый. Остальные явно двух слов не свяжут.

— Ты сам кто таков? — щурясь, спросил я.

Ветер дул в лицо, вызывая из глаз слезы.

— А тебе не всё ли одно? — теперь точно ясно, что он из Темноводья.

Первосвет, тоже поначалу слишком окал. А потом, видно, пообтёрся в Новограде, подцепил столичный говор, и теперь смахивает на жителя Светолесья.

Я развернулся, собираясь уходить, но наёмник одёрнул за плечо:

— Постой! Ты чего?

— Руку убрал!

Темноводец послушался.

— Тебе деньги, что ли, не нужны?

— Ты кто таков?

— Я? Ну, допустим, Кочан.

— Чего хочешь?

Я хоть и спрашивал, но уже понял, за кого он меня принял.

— Мы в Скреб… Скрыбст… Тьфу, ты, этот звериный язык! — дальше Кочан выматерился и высказался про гибберлингов в неподобающей форме.

— Сккьёрфборх, — подсказал я.

— Ну да, ну да. В общем, мы ищем кой кого в городе. Можешь провести? Ты, я вижу, и местных знаешь, в их городе не блукаешь.

— В общих чертах. Кто нужен?

— Семейка Путников, кажется…

— Кажется?

Темноводец напрягся, пытаясь вспомнить, кто ему нужен.

— Путники, — уверенно проговорил он. — Или Странники… У них ещё суда есть. Одно, помню, называется «Филин». Такой небольшой куг…

— Когг, — поправил я. — Это Вандереры, Странники. Они тут занимаются перевозками…

— Вот-вот, — закивал головой темноводец.

— Ну, есть такие. Живут на улице…

— Ты вот что, друг, лучше проведи. Да по-тихому. Нам тут светиться нет смысла. Смекаешь?

— Нет, — отвечал я.

— Нам бы потолковать со Странниками с глазу на глаз. Честно скажу, — шёпотом заговорил Кочан: — они нам деньжат задолжали. Кумекаешь, что до чего?

— Нет.

— Тьфу ты! А хранитель портала… Как его там?

— Смык? — снова сощурился я. Теперь мне стало ясно, о чём наёмник говорил с хранителем портала.

Интересное дело, выходит. Значит, эти ребятки воспользовались не астральным кораблём, а джунским порталом. А это весьма дорогое удовольствие…

Что отсюда следует? Да то, что их «хозяин» — парень небедный. Насколько я помню, подорожная за пользование порталом составляет то ли двадцать, то ли тридцать «орликов» с души.

Наёмник недобро нахмурился, кидая взгляд через плечо на своих товарищей.

— Ну, да, Смык, — закивал Кочан. — Он сказал, что ты парень смекалистый…

Тут неспешно приблизились остальные наёмники, а с ними и их «хозяин».

— Эй, уважаемый, как там тебя? — с некой надменностью в голосе спросил последний.

— Бор.

— Ты сам, откуда будешь?

— Допустим, с Ингоса.

— А! Охотник, значит? Вижу, что так, — «хозяин» усмехнулся. — Нынче добыча скудновата? Оно и заметно! Ты бы, паря, от денег не отказывался. Три «орлика» на дороге не валяются. Тебе, чтоб столько заработать, небось, неделю в лесу шастать надо, а?

Он явно оценивал меня по внешнему виду. Оно и понятно: одежда латаная перелатаная… Да и вообще, человек с Ингоса у многих ассоциировался с голытьбой.

— Сколько бы не «шастал», а деньги — честно добываю!

— Да кто ж спорит-то! — «хозяин» потёр бороду. — Мы, понимаешь, проводника…. потеряли…

Тут наёмники отчего-то рассмеялись. Очевидно, это была шутка, которая понятна только их узкой компании.

— Парень он был ерепенистый… Ты, вижу, не такой! Северянин… честный северянин… да ещё охотник…

Очевидно, «хозяин» пытался меня «уколоть». Я ещё не ухватывал смыслы сказанного, и незаметно сам для себя согласился.

В конце концов, проведу, — рассуждал так. — А там видно будет. Уж лучше я, чем кто другой…

— Хорошо, — согласно кивнул головой наёмникам. — Но деньги вперёд.

Золото мне было без надобности. Но уж коли играть «роль» до конца, то играть верно.

«Хозяин» довольно усмехнулся и кивнул кому-то из своих «псов». Мне протянули три монеты. Такие новёхонькие, что аж те горели жаром в лучах вечернего солнца.

Мы прошли переулками, и вышли к круглому домику Странников.

— Здесь? — уточнил «хозяин». — Ну, будь здоров, северянин. Дальше мы уж сами.

Я завернул за угол и чуть обождал.

Темнело нынче быстро. Стража ещё не успела обойти все столбы и зажечь на них масляные лампады. В сумеречном свете, я пытался разглядеть, что происходит в доме гибберлингов.

Там было на удивление тихо. Вот это мне и не нравилось. Уж коли приходят к должнику, то разговор ведут строгий, часто громкий, а тут так тихо, что уж слишком подозрительно.

Я подкрался к дверям и осторожно заглянул через полог внутрь хижины. Гибберлинги — два брата да младшая сестричка, лежали на полу, судя по всему связанные. Наёмники шарили по комнате, а «хозяин» недовольно смотрел по сторонам.

Ну, пора вмешаться, — решил я.

— И что бы это всё значило? — от моего вопроса все вздрогнули и потянулись к мечам.

— Северянин? Какого ты тут делаешь? — воскликнул Кочан.

Он повернулся к «хозяину», явно ожидая его приказа.

— Ты зачем вернулся? — удивился последний. — Ну, да пёс с тобой. Зыря, Нос! Чего ждёте?

Двое мордоворотов оскалились и, вытянув мечи, пошли ко мне.

— Бор, уходи! — прохрипели гибберлинги. — Это наше дело, тебе незачем вмешиваться…

— Нет уж, раз пришёл, то сам виноват! — гаркнул «хозяин».

— Влад! Влад! — голос старшего из Странников, обращенный к «хозяину» дрогнул. — Винсамлегаст! (Пожалуйста!)

— Хватит гавкать! Мы по-звериному не понимаем! — огрызнулся Кочан. — Ребята, хватай его!

Я получил солидный удар в живот, отчего тут же задохнулся, свалившись на пол.

Злобы не было. Этот удар я пропустил намеренно, поскольку хотел выяснить ситуацию до конца. Пусть нападавшие считают меня слабаком.

С пояса живо стянули мечи, сдернули лук и колчан.

Некоторое время я откашливался, пытаясь восстановить дыхание. Зарядили мне здорово! Видна сноровка.

— Ты, Бор, зря сюда пришёл, — хмыкнул «хозяин», которого гибберлинги назвали Владом.

— Раз пришёл, значит надо, — ответил я ему. — Чего тут забыли?

Наёмники возмущённо заругались.

— Вишь, какой! — огрызнулся Кочан. — Зыря, дай ему ещё.

Наёмник, которому приказали отвесить мне ещё тумаков, пнул меня ногой в бедро. Удар хоть и получился слабым, но ощутимым.

— Мне повторить вопрос? — подал я голос, выпрямляясь.

— Ого! — Влад приподнял брови. — А ты парень дерзкий, как я погляжу… Видишь ли, нас послал один уважаемый человек. У него не принято бросать слова на ветер. А вот Странники… они своё слово не держат, так?

Один из гибберлингов хотел ответить, но тут же получил удар сапогом в живот. Сестра Странников чуть вскрикнула и стала ругаться.

— Закрой пасть! — рявкнул Кочан. — Развелось зверья всякого! Проходу нет…

— Сами рты закрыли! — сердито бросил Влад. — Нечего тут шуметь… Эта семейка, Бор, обещает через пять дней вернуть должок. Лично я им верю. Слово они, конечно, сдержат… но надо было раньше думать.

Наёмники вновь приглушённо загоготали, поглядывая то на Влада, то на гибберлингов, то на меня, скрючившегося у порога.

— Но дело не в этом, — усмехнулся «хозяин». — Если наш уважаемый человек снова даст этим гибберлингам отсрочку, то остальные… должники тоже станут затягивать с оплатой. В его деле так не годится поступать. Сказал — сделай! Или умри.

В этот раз рассмеялся только Кочан.

— Ты, Бор, — усмехнулся Влад, — парень-то неплохой, я уже об этом говорил. Но, видно, слишком честный…. и любопытный. А и то, и другое, как известно, до добра не доводит.

— Это точно, — усмехнулся я, поднимая взгляд на Влада. Тот тут же поёжился и перестал ухмыляться. — И что же ждёт этих гибберлингов?

— Я уже говорил, — без балагурства отвечал «хозяин»: — Плати или умри!

— Они же обещают отдать деньги через пять…

— Платить надо сейчас, а не потом! — отрезал Влад.

— Тогда следует обратиться к мировому судье…

— Ха-ха! К судье! — загоготал Кочан, а за ним и его товарищи.

Влад чуть улыбнулся и проговорил:

— Нам судьи без надобности. Мы сами всё уладить можем.

— Сами? Здесь так не принято решать дела… А как же законы приличия? В гостях следует вести себя достойно и уважать хозяев… даже если они тебе должны, — проговорил я. — Повторюсь: здесь так поступать не принято. Могу проследить за тем, чтобы своё слово гибберлинги сдержали…

— Ты? — Влад рассердился. — Вот тебя-то я и забыл позвать! А тем более спросить, что тут принято, что нет!

— Ты же говорил, — начал я, поднимаясь с пола, — что словам Странников про то, что они выплатят долг через пять дней, веришь? Так? Я тоже в том не сомневаюсь. И мой тебе совет: приходи в назначенный срок и…

Влад осклабился:

— Бор, Бор, Бор… Наивный ты парень.

— Но это же глупо! Какой спрос с мертвецов? — я тайно ещё надеялся, что вопрос разрешиться мирно.

— Нихаз с этими деньгами! — Влад махнул рукой. — Здесь дело принципа.

— Если вы сейчас… здесь… совершите столь гнусный поступок… то тем самым навлечёте на свои головы… большой гнев… Гибберлинги так дела не делают.

— Плевать! — рявкнул Кочан. — Пусть платят!

— У меня отчего-то складывается впечатление, — продолжил я разговор, но по-прежнему обращаясь к Владу, — что вы всё одно были намерены убить Странников. Заплатили ли они долг, или нет, но…

— А ты, как я погляжу, весьма проницательный парень! — Влад сделал какой-то знак своим наёмникам. — А если и так?

— Ну, тогда буду вынужден вас огорчить: подобное тут я не допущу.

— Ого! — рассмеялся Влад. — Какой слог! «Не допущу»… Для северянина аж слишком… А кто ты такой?

— Это Бор Законник, — прохрипел старший из Странников.

— Кто? — с усмешкой бросили одновременно и Влад, и Кочан. — Законник? Чей же? Уж не звериный? Гибберлингский?

— А если и так? — оскалился я. Наёмники враз сникли, почуяв неладное. — И кто же вас послал?

Влад замялся, говорить или нет. Он долго поглаживал бородку, а потом сказал:

— Ты его всё одно не знаешь…

— И всё же?

— Ну… Зови его Белым Витязем.

— Как? — я вспомнил это прозвище. Меня удивило, что довелось снова его услышать.

— Ладно, хватит тары-бары разводить! Кочан, чего ждёте?

Наёмники переглянулись. Я выпрямился, вытаскивая из-за сапога подарок старейшины Гравстейна — «котта» Законник.

Замах меча, весьма профессиональный, но в ту же секунду лезвие моего ножа воткнулось чуть ниже кадыка Зыри. Второй наёмник, которого Влад назвал Носом, хотел отпрыгнуть назад, но от растерянности лишь неловко дёрнулся в сторону. Он тут же получил удар сапогом по колену и в ответ завыл, как дворовый пёс.

Кочан, даже не смотря на свои размеры и выступающее брюшко, умело бросился в атаку, замахиваясь мечом. Он очень удивился, когда его рука вместо того, чтобы зарубить северянина, вдруг будто сама собой сменила траекторию, и размозжила череп Носу, достигая аж до нижней челюсти. В шею Кочану вонзился нож, и наёмник глухо рухнул на пол.

Последний наёмник нервно заплясал на месте, не зная, что ему делать. Я увернулся от довольно глупого выпада, продиктованного, скорее всего, отчаянием, и нанёс точный удар «котта» в горло.

Ноздри защекотал знакомый запах крови. Что-то в глубине моего естества ликующе «заплясало», шепча при этом на ухо сладостные слова об отточенном мастерстве.

«Не разучился, Борушка, ножичком крутить-вертеть, — хвалило второе «я». — Ох, любо-дорого глядеть!»

Влад забился среди корзин и ошарашено смотрел на происходящее.

— Разве я тебе не говорил про правила приличия, принятые в этом краю? Вы находились в гостях, и при этом желали пролить кровь хозяев дома. Не в чести подобное… Это «муорд»! Позорное убийство! За такие злодеяния в среде гибберлингов полагается смерть…

— Я не гибберлинг! — пискнул Влад, опустив руку на эфес меча.

Вынимать он его не решался, понимая, что всё одно не сможет победить в схватке со мной.

— Бёр! — послышался голос старшего из Странников. — Винсамлегаст, лата майг и фриды мадзур! (Оставь этого человека, пожалуйста!)

— Ауфт э лаиги. Айнс ог пфу вилт, — бросил я. — Хорошо. Как пожелаете.

Я быстро разрезал путы на руках и ногах гибберлингов.

— Уходи прочь! — проговорили они Владу. — И скажи своему хозяину… своему Белому Витязю, что через пять дней мы отдадим долг.

— Вы отпускаете его? — удивился я.

— Да, Бор. Это наше решение, просим тебя не вмешиваться. Спасибо тебе за наше спасение, — последнее было сказано почти сквозь зубы.

Я знал, что у гибберлингов не полагалось обсуждать свои проблемы. Сор из избы они выносить не торопились. И тот факт, что я спас им жизни, может, даже усугублял дело.

Семейка Странников наверняка считала позором то, что они не сдержали своё слово и не смогли вовремя выплатить долг. Из-за этого пострадали своего рода «невиновные» (хотя я их таковыми не считал). Потому эта семейка гибберлингов была готова безропотно принять смерть, и тот, кто посылал наёмников, должен был это прекрасно осознавать, а тут вмешался я и…

— Пять дней? — спросил Влад.

Он подошёл к двери и, развернувшись, смотрел на тела павших наёмников.

— Обман это одно из самых недостойных гибберлинга деяний, — отвечали Странники. — Если через пять дней не будет выплачен этот долг, мы прибудем в Темноводье в…

— Я понял. Так и передам Белому Витязю.

— Мы сами позаботимся о павших, — сказали напоследок Странники. — Они будут погребены, как воины…

Влад отмахнулся. Ему было уже неинтересно, что сделают с наёмниками. Он ещё раз глянул на меня и вышел вон.

— Это кто такой? — сухо спросил я у старшего брата.

— Влад Резников. Все зовут его Мытарем, думаю, ты понимаешь отчего.

— Как вас угораздило связаться с Белым Витязем?

— Так вышло, — буркнул гибберлинг.

Тут в разговор вмешалась сестра:

— У нас был когг «Филин»…

— Почему был?

Сестра подняла руку, мол, сейчас всё объясню.

— Мы несколько раз перевозили грузы для Белого Витязя. В последний раз (это было дней двадцать назад) мы согласились на ещё одну работёнку. Предложили доставить из Новограда на Умойр несколько небольших сундуков. Но наш «Филин», как в воду канул, и до порта прибытия так и не добрался… Нам неведомо, что с ним приключилось.

— Никому не ведомо, — вставил один из братьев.

— Дело в том, что в тех ларцах, по словам Мытаря, было золото, которое выдали столичные ростовщики. Около пяти тысяч «орликов»…

Я аж присвистнул.

— Белый Витязь полагает, что мы те деньги присвоили себе…

— Н-да, дела… А кто он такой, этот Белый Витязь?

— Не знаю… Мы работали только с его поверенными.

— И именно они сказали, что вы должны вернуть эти пять тысяч?

Гибберлинги понурили головы.

— И «Филина» нет, и… Эх-эх-эх! — вздохнул старший брат. Он хмуро посмотрел на тела наёмников. — Мы и сами понимаем, как глупо попались. Но сделанного не воротишь…

— А где же вы возьмёте такую громадную сумму?

— Сейчас продаём последние два когга. Послезавтра получим деньги и на том… эх-эх-эх!

Действительно глупо вышло.

— Надо вызвать сюда Умниц да Торна Заику, — подал голос средний брат.

— Надо, — недовольно проговорил старший из Странников. — Теперь придётся о наших проблемах рассказывать всем.

Через некоторое время в дом пришли стражники во главе с Торном, а спустя несколько минут и «росток» Умниц. Они оглядели тела, внимательно выслушали Странников.

— К-к-кто служил на «Филине»? — спросил Торн.

— Сплошь люди… Мы обратились в Приказы, но когг так и не нашли.

— Почему нам не сообщили о том? — сердито бросили Умницы.

Странники не ответили.

— Да, долг большой, что тут скажешь. Отдать его придётся, как не крути… Этот ваш Мытарь когда придёт?

— Через пять дней… Но, боюсь, он не явится. Нам надо самим ехать и там…

— Самих вас туда не отпустим, — категорично ответили Умницы. — Не хватало, чтобы вас зарезали, как… В общем, ратников мы выделим. Сопроводят и туда, и обратно.

Гибберлинги ещё раз осмотрели тела наемников, и Торн вдруг заметил:

— Хорошо, ч-ч-что их убил Б-б-бор, а не вы. И-и-иначе… и-и-иначе тот Б-б-белый Витязь под-д-думал бы… п-п-подумал б-б-бы, что вы не-е-е хотите п-п-платить…

— Глупости ты говоришь, Торн, — рассержено отвечали Умницы. — В любом случае, Бора не в чем винить. Он защищался. Да и до последнего пытался решить вопрос мирно… Ладно, дело это тёмное. Надо подумать на досуге. И приказываю всем не болтать в городке. Ясно? Расходимся.

Тела стали выносить, а я откланялся и пошёл к себе. В небе уже зажглись звёзды, в воздухе пахло влагой.

Вот это развеялся вечерком, нечего сказать! Руки до сих пор трясутся, но не от испуга, или страха — от возбуждения. В сознании снова пробудилась та хищная частичка моего «я».

Как говорится, сколько волка не корми… Надо успокоиться… успокоится… Не то быть беде.

И с этими мыслями я отправился к Ватрушкам. Завтра, кстати, на космачей идти. Надо хорошенько выспаться…

11

И вот приснилось мне, что лечу я в джунском «пузыре». Впереди уже маячит берег. Несколько минут и меня сбросит на землю.

И в это же самое время вижу, как следом мчится астральный демон. Уродливый такой: голова, вроде, человеческая, а тело, как зелёный студень с отростками. Они шевелятся…

Фу, аж оторопь берёт. И мороз по коже.

Но дело не в этом. Чувствую, что демон настигает. И тут же становится понятно, что мне никак не оторваться, хотя до берега уже рукой подать.

Тянусь за луком, и тут же понимаю — нет его. И колчана нет… и мечей… ничего нет…

«Пузырь» как назло начинает замедлять ход. А вскоре и вовсе остановился.

Демон подошёл очень близко. Смотрит на меня своими неприятными глазищами. Отростки колышутся, будто рваные клочки ткани на ветру.

Я гляжу и ясно понимаю, что это конец…

А потом резко пробуждаюсь и вижу себя сидящим на берегу Сиверии подле костерка. Ночь, тихо блещут огни астрального моря, и чей-то голос мне нашёптывает на ухо: «Не страшись… ни новых дорог, ни новых путей… не страшись. Не стоит ничего бояться…»

Из темноты астрала на меня движется всё тот же демон. И я неожиданно обнаруживаю, что это никакой не берег Сиверии, а тот таинственный остров Безымянного мага.

В руках у меня лук. Я натягиваю тетиву, и шепчу заклинание…

Вспышка!..

— А дальше что? — затянувшаяся пауза заставила Аксинью решиться на вопрос.

— Дальше? Дальше — я просыпаюсь…

Друидка сняла шапку в виде головы «белого волка», обнажая волосы цвета выгоревшей соломы, стянутые сзади в тугой «хвост».

— Не все сны имеют такую особенность: раз от раза повторятся, — сказала она.

— Понимаю.

— Думаю, ты что-то пропустил… что-то важное… Боги… а может и сама судьба, хотят, чтобы ты возвратился к тому событию, после которого твоя жизнь пошла по-иному пути.

— Как мне растолковать сей сон? Помоги.

Аксинья отрицательно замотала головой.

— Такое под силу лишь тебе самому. Не верь никому, кто говорит, будто знает все ответы. Это не так…

Я недовольно хмыкнул.

— Жизнь даёт нам уроки, — продолжила говорить Аксинья. — Иногда весьма жестокие, но во всём этом есть смысл. Он становится понятен лишь тогда, когда мы оказываемся готовы его понять…

Я встал: опять эти «эльфийские поучения». Неужели никто не умеет говорить ясным и доступным языком?

Снаружи меня уже ждала Стояна.

— Ну что? — усмехнулась она.

Очевидно, недовольство было написано на моём лице.

— Вы, друиды, бываете зануднее, чем… чем…

Я сердито сплюнул на землю (сказывается сиверийская привычка) и пошёл к дому Торну Заики, где собирался отряд для похода на запад…

Опять в дорогу, — несколько радостно трепетало моё естество, предвкушая неплохое приключеньице.

Кстати говоря, я за последнее время многое повидал в восточной части Корабельного Столба. А когда судьба занесла меня чуть западнее, то я не мог не отметить его разительного отличия в ландшафте. Если восток был весьма пологим, лесистым, да ещё с громадным озером посередине, то противоположная часть аллода — сплошь крутобокие сопки, изрезанные глубокими овражками, логами, в которых частенько протекали небольшие ручейки-речушки.

Будучи тут с охотниками, мне и довелось увидеть Голубое озеро. Мы тогда только миновали замерзший водопад Три Сестры, высота которого была не менее ста саженей… Вы бы только видели эти причудливо застывшие ледяные потоки! Такая красота, что глаз не оторвать. Вот уж точно три сестрички замершие, будто в диковинном танце.

Так вот, едва мы миновали этот водопад, как за следующей скалой вошли в густой туман. И в его сумеречном свете моим глазам открылось…

— Голубое озеро, — назвал кто-то из гибберлингов парящую водную гладь.

По форме оно было почти идеально ровным кругом. А то, что я принял за туман, оказалось лишь горячим паром, густо вздымающимся кверху и обволакивающим притихший мир.

— Оно никогда не замерзает, — пояснили мне позже. — А всё потому, что в южной части озера из-под земли бьёт Горячий Ключ.

Я завороженно смотрел на это чудо, пока охотники чуть ли не силком потянули меня за собой. В общем, тогда наш отряд прошествовал мимо…

Но в этот раз, — решил я, — будет всё по-иному.

Дорога к Лысому взгорку заняла пару дней, и вот, едва отряд выбрался к Дымящейся долине, я упросил гибберлингов задержаться на ночлег у виднеющегося чуть вдали озера.

— Там?

— Да… именно там…

— Как пожелаешь, — без особой охоты согласились они. Ведь озеро без рыбы их особо не очень прельщало. Про себя, небось, шепчутся: — Что же за водоём такой?

Пожалуй, гибберлинги предпочли бы сему озеру любой едва приметный горный ручеёк, или даже лужу, в которых плавает, да хотя бы и малюсенькая, лягушка.

Заброшенная хижина стояла недалеко от пологого берега. Именно её я заприметил ещё в тот первый раз, как проходил мимо.

Стояна весьма восторженно отозвалась об этой местности.

— Нравится? — улыбнулся я.

— Про это озеро ты говорил? Здесь определённо… хорошо…

Друидка ещё раз окинула округу своим зорким взглядом.

Пока гибберлинги нехотя располагались на ночлег, я спустился к воде и потрогал её рукой — парное молоко! Давно же я не ходил в баню… Чем же мне её не сможет заменить Голубое озеро?

Мигом разделся и зашёл в воду, чувствуя, как чуть пружинит под ногами глинистое дно. Блаженство такое, что не передать никакими словами.

Здешние воды имели мутный голубоватый оттенок. Они была не то, чтобы горячими, а вполне терпимыми. Вокруг в воздухе чуть попахивало серой. Гибберлинги с удивлением столпились на берегу, глядя, как абсолютно голый человек лезет в эту парящую воду.

— И т-т-ты действительно… решил т-т-тут п-п-поселиться? — услышал я за спиной голос Торна.

— Мне тут нравиться… я же говорил… Это моё место. Моё… Я это чувствую.

Гибберлинги пошептались и разошлись… Между прочим, думаю именно с этих пор сию местность так и стали именовать — Бёрхвитурейкахус. Я это слово смог перевести только, как «дом Бора, там, где всегда виден белый дым», то бишь, пар от горячего источника. Поэтично, в некотором роде…

Я нашёл удобное местечко. Тут было не очень глубоко, да и от любопытных глаз скрыто.

Присев и прислонившись спиной к гладким камням, мне вдруг захотелось просто закрыть глаза и ни о чём не думать. Нега охватившая и тело, стала медленно проникать и в разум.

Покой… умиротворение… Вот благодать-то! Я кожей чувствовал, как из меня «истекает» то, что в народе зовут «недобрым началом».

Послышался какой-то всплеск. Звук исходил откуда-то рядом. Не смотря на вечерний сумрак, мне удалось различить невдалеке чью-то бледную фигуру.

— Стояна?

— Я… да это я…

— Чего тебе не спится? Ладно, я человек привычный, брожу туда-сюда…

— Не спится и всё, — нехотя ответила девчушка.

Темнеть стало быстрее, и не смотря даже на клубы пара, было видно, как в небе зажглись яркие точечки звёзд… И тут я вдруг отметил, что ни разу ещё не видел на Новой Земле луны.

Интересный факт. Чтобы это значило?

— Говорят, — обратился я к друидке, — что на луне когда-то жили единороги.

Стояна ничего не ответила. Она расположилась неподалёку.

— Странно, что тут нет луны. На всех аллодах есть, а тут… Странно… Послушай, а тебе снятся сны? — спросил я молодую друидку.

— Бывает…

— Кошмары?

— Почему? — по голосу я понял, что Стояна напряглась.

— Ты часто стонешь во сне… Мне даже кажется, что плачешь.

Друидка замолчала. Я слышал, как она тихо поплескивает ладонью по воде.

И только я подумал, что разговора вновь не сложится, как девчушка мне ответила. Голос её был, как мне в тот момент подумалось, несколько печальным.

— Вспомнить до мельчайших деталей мне этот сон трудно. Обрывки… и ещё чувство безысходности…

Стояна снова замолчала. Разговаривала она уж слишком тихо и мне пришлось приблизиться.

— Помню, что была ночь… Очень темно. Я сижу в небольшой хижине, в очаге горит слабенький огонёк. Правда, он странный… не жёлтый, а… зеленоватый… неприятный цвет, — голос девчушки стал хрипловатым, будто у неё пересохло в горле. — Дом, мне знаком, но вот вспомнить не могу…

Мы сидели друг напротив друга. Вверх тихо вздымались клубы белёсого пара. Стояна закрыла глаза и вздохнула.

— Я одна… Холодно. Тянусь к огоньку, но тепла не ощущаю… С каждой минутой становится всё холоднее. И вдруг… вдруг понимаю, что снаружи кто-то стоит. У него тяжёлое дыхание. Натужное…

Я это точно знаю… И одновременно понимаю, что выходить нельзя, — голос Стояны задрожал. — Потому, лишь осторожно выглянула. Там… там… такая… такая громадная… темная фигура. У неё вместо глаз — чёрные провалы…

— Я испугалась, — Стояна, как мне показалось, всхлипнула. — Выйти никак нельзя… никак… Только стоит это сделать, как оно… оно… схватит меня… и… и… и…

Друидка уже явно всхлипнула. Вот не думал, что она такая… «трусишка».

— Это лишь сон, — говорю уверенно, как бы со знанием дела. А сам про себя думаю, мол, зачем спросил? И тут же вслух добавляю: — Не стоит бояться…

— Ты не понимаешь! Только сейчас мне ясно, что тот… та тёмная фигура это первосвященник из сиверийского Некрополя… Это он!

— Его больше нет, и вообще…

— Я не всё тебе сказала. Этот сон мне снился раньше…

— Когда это «раньше»?

— До Новой Земли…

Я задумался.

— То есть, ты хочешь сказать, что это… что это и не сон вовсе?

— Я не знаю! — воскликнула Стояна. — Не знаю! Не помню! Просто не помню… не могу вспомнить… Я ждала, долго ждала…

— Кого ждала? Меня?

— Да… Голос… он говорил о тебе… ну там, в хижине… в той странной хижине… Он говорил о тебе. И ещё предупреждал, чтобы я не выходила, пока ты не позовёшь меня.

— Голос? Меня? Странный сон… очень странный…

Кажется, до меня начинало кое-что доходить. И, по-видимому, сейчас самое то время, когда можно попытаться разобраться с некоторыми неясностями, касательных событий в Сиверии.

— Значит, ты почти ничего не помнишь? — начал я задумчиво. — Послушай… как ты вообще попала в ту Пирамиду?

Стояна ответила не сразу.

— Я ведь не такая уж ловкая в своём деле, как Вербова. Меня почти некому было «обучать»… Своих родителей почти не помню…

Кажется, Стояна поняла, что ещё больше запутывает меня.

— Поэтому я согласилась на просьбу Бернара, — постаралась объясниться девчушка.

— Какую просьбу?

— Надо было попробовать разыскать в Сиверии магистра из Дома ди Дусер. Взамен эльфы предложили мне одну… колдовскую штучку… Это шейная гривна с «кошачьими глазами». Я согласилась… это очень… очень хорошая «оплата». С такой штукой, можно многое (из того, чему я не обучена) возместить… уравновесить кое-что…

— Ладно, ваши магические штучки меня мало интересуют.

— В общем, в тундре мне пришлось пролазить около месяца, пока я попала… в Пирамиду к культистам.

— Ди Дусера так и не нашла?

— Нашла, — с некоторой паузой ответила Стояна. — Вот только сообщить никому не успела…

— Что было в Проклятом Храме?

Стояна отрицательно замотала головой.

— Помню только тот странный голос. Он подсказывал мне, что делать… Требовал, чтобы ждала тебя, и что если выйду из хижины…

— И чей голос?

Снова отрицательный ответ. Друидка тяжело вздохнула.

— Тогда мне всё казалось лишь сном… туманным, мутным… А теперь…

— Кошмары?

— Да. Мне всё кажется, будто я ещё там… в той хижине…

Понятное дело, Стояне, как и многим иным людям, снились какие-то воспоминания из прошлого. Неприятные, конечно. Такие, которые оставляют глубокий след в душе. Скорее всего, хижина была не чем иным, как видоизменённым «саркофагом», подле которого стоял первосвященник… Что он, интересно, хотел от друидки?

Кстати, а мои сны? Вернее тот, в котором я лечу в «пузыре», он ведь тоже в некотором роде воспоминание…

Стоп! А что, если это не сон? Что если я сплю именно сейчас, именно в этот момент? Может, моё тело по-прежнему сидит на берегу Сиверии… Нет… нет… ерунда… бред… Уж слишком много деталей в нём… в обычном сне такого не бывает. Это точно.

Голос… Стояна говорила про некий голос… И мне являлся он… или не он, но в общем-то голос был…

Нихаз бы это всё побрал!

Зачем я здесь? Почему улетел на Новую Землю? Сам ли захотел или обстоятельства заставили? — все эти вопросы в сотый раз прокручиваются в голове, а ответов всё нет и нет. — А, может, я не там ищу? Или не то спрашиваю? Хожу по кругу… заблудился в собственной голове…

— …прячусь от того тёмного незнакомца, — послышались причитания Стояны. Она вдруг громко всхлипнула. — Он всё время зовёт меня, а я жмусь в уголке… и жду… жду…

Я вдруг увидел её маленькой одинокой девочкой, брошенной судьбой в эту житейскую несладкую кашу. Всё время одна, и ни опоры… даже на тех же родителей, или иных родственников… да и вообще… вообще выходит так, как говорят ратники: «Некому прикрыть спину».

Мы сидели друг подле друга. Моё колено касалось бедра Стояны… Я, кстати, только сейчас это заметил… ощутил… Вдруг сразу же подумалось, что в этом есть что-то символическое.

И ещё подумалось, что, наверное, эта девчушка видит, и только во мне единственном, хоть какой-то намёк на защиту. Её натура жадно ищет ту стену, за которой можно было укрыться, спрятаться… Не знаю, может это влияние каких-то воспоминаний о наших совместных делах на острове Безымянного мага. Или, что тоже не исключается, она заметила во мне какие-то родственные её душе «нотки»…

А ведь мне казалось, что Стояна меня недолюбливает.

Ошибался? Что я вообще в женщинах понимаю?

— Кого ждёшь? — снова спросил я у Стояны.

Ответ не был неожиданным.

— Кого?.. тебя… Я долго ждала тебя… Во сне ты всё не шёл, отнекивался… — с обидой в голосе сказала друидка. — Я думала, что и не придёшь.

Мне отчего-то стало стыдно. Но не так, как это бывает, когда совершаешь какой-то нехороший поступок.

Просто выходило, что меня где-то ждали, надеялись, а я… скажем так — не торопился. Не знал, не понимал, потому так и вышло. Вины особой нет, но всё равно на душе неприятный осадок.

Но это же лишь сон, — пытаюсь убедить себя. Но что-то говорит обратное.

Я принаклонился и неожиданно даже для себя обнял Стояну. Она вдруг громко зарыдала, уткнувшись лбом в мою грудь.

Как и большинство мужчин в таких случаях, я, честно говоря, растерялся. Никаких слов утешения мне на ум не приходило.

Женские слёзы… помню, кто-то говорил, что столь мощного оружия не придумал ещё никто. Да будь Стояна хоть тем же Первосветом, то мне нашлось бы что сказать. Или, что, скорее всего, мы бы с ним друг друга поняли и без слов.

Девчушка чуть успокоилась. Я вдруг поймал себя на том, что инстинктивно глажу её по волосам… Они у неё были чуть жестковаты, у Заи другие, шелковистые и пахнут цветами… пьянят, зазывают…

Чего это я вспомнил Заю?

Стояна обняла меня и крепко прижалась к груди щекой. Какая она ещё юная, нежная… в чём-то непосредственная…

Пальцы прошлись по её маленькому лицу, вытерли слёзы… Чем же пахнут твои волосы?

Голова чуть закружилась, и я крепко обнял девчушку.

— Ждала, — послышался её тихий шёпот.

Приятно… приятно слышать, что тебя ждут. Это всегда значит, что ты нужен. А для мужчины, пожалуй, приятней мысли нет… Женщины же боятся одиночества.

Я чувствовал, как росло возбуждение. Оно вмешивалось в мысли, сталкивая их лбами, заставляя замирать.

От волос Стояны пахло чем-то знакомым. Я закрыл глаза и тут же почувствовал, как моих губ коснулись её худенькие пальчики. Потом был тонкий-тонкий поцелуй… один единственный.

Я ещё крепче прижал к себе Стояну, но она неожиданно выскользнула и повернулась спиной, одновременно подаваясь назад и прижимаясь всем телом. Её маленькие ладошки вжались в мои бёдра, а ноготки зацарапали кожу…

Не скажу, что это было неприятно. Даже напротив: я ощутил, как по спине пробежала дрожь… Это от предвкушения… ожидания…

Стояна то казалась беззащитным маленьким зверьком, испуганно сжавшимся в комочек, словно опасаясь чего-то. То вдруг казалась раскрепощённой кошкой, играющей со своей «жертвой»… От неё пахло чем-то знакомым, нежным, эфемерным… я не мог пока определиться, но запах был до трогательного приятным, фруктовым… и ещё манящим… типично женским…

Я одной рукой обхватил Стояну под грудь, второй коснулся её худенькой шейки, и тут же ощутил, как под пальцами трепетно запульсировала тоненькая жилка.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук… как у птички… маленькой такой, боязливой.

И тут или мне показалось, или я действительно зарычал. Стояна вздрогнула и прогнулась.

Моя правая ладонь нащупала её сосок, остро торчащий вперёд. Шершавые грубые пальцы постарались коснуться его, как можно нежнее.

Стояна вздрогнула и испугано задышала. Она повернула голову назад, её руки потянулись к моим волосам и пальцы нервно вцепились в них. Я потянулся вперёд, желая впиться в девичьи губки. Но Стояна тут же отвернулась, отпустила волосы и прогнулась ещё сильнее.

Я неспешно подался вперёд. Вошёл неглубоко… Девчушка вновь вздрогнула, почувствовав странные, доселе явно не испробованные, ощущения. Она тут же замерла, чуть дыша…

Это с непривычки, — мелькнула мысль в моей голове. — Не надо, Бор, спешить…

Я обхватил левой рукой Стояну за волосы, заметив, как она нервно сжала кулаки и закусила нижнюю губу.

Такого ей ещё не доводилось испытывать. Странное, немного болезненное, наслаждение, которое с каждым толчком заставляло её тело трепетать… дрожать… А потом вдруг, где-то внутри, возникло приятное обволакивающее мягкое тепло, в несколько секунд докатившееся до разума, и топившее его в тонкой истоме.

Стояна стала двигаться мне навстречу. Она вцепилась за мои бедра, пытаясь заставить их двигаться быстрее… а, может, и сильнее…

Я стремительно набирал темп, чувствуя, что скоро перестану себя контролировать. Становилось жарко… в глазах поплыло… всё, что сейчас хотелось, так это «добежать» до той сладостной вершины, а там… а там… а там…

Наши движения становились резкими, даже грубыми, а дыхание — прерывистым. Колени дрожали от напряжения, и в тот момент я почувствовал… да, именно почувствовал, как странно и резко дёрнулась подо мной девчушка. Тело её стало тяжёлым, расслабленным. Она тихо застонала, едва не свалившись в воду, что говорится — с головой. Мне с трудом удалось её удержать.

И в этот момент мышцы будто свело судорогой, в глазах потемнело. Я глухо рыкнул и замер… Рука с силой сжала волосы Стояны, вторая прижала её тело к себе.

А потом… потом просто смертельная усталость. Мы тяжело опустились на дно, благо здесь неглубоко, неподвижно замерев на какое-то время.

Я слышал, как прерывисто дышала Стояна. Она изредка постанывала, а её тело периодически трусилось от нервной дрожи…

Она ушла первой. А я еще некоторое время пытался придти в себя.

Что это было? Наваждение?

Я снова вспомнил Заю. А потом и Руту… С каждой было не так, как с предыдущей…

Что же у меня со Стояной? Любовь? Навряд ли… И почему сразу «любовь»? Порыв страсти, с кем не бывает… Или всё-таки нет? Может, это мне страшно испытать чувство одиночества? Может, это я ищу того, кто прикроет мою спину, кто поддержит, будет рядом?

Ладно, Бор, угомонись! Лучше иди спать. Утро, как говорится, вечера мудренее.

12

Следопыты из числа охотников долго изучали найденные следы. Стояна только лишь кинула косой взгляд и уже смело объявила, про то, что стадо космачей отправилось на восток.

Охотники недовольно лущили свои носы.

— Судя по всему, космачи тут проходили дня три назад, — важно сказал Эрик из «ростка» Тростинок.

Рядом стояла его сестра — Вики. Именно этих двух гибберлингов я видел спорящими в Великом Холле.

Они снова бросили уничижающий взгляд на Стояну, и та понимающе замолчала. Более она ничего не говорила и в их дела не встревала.

Мне это всё сразу же не понравилось, но, как говорится, в чужом огороде… В общем. Мы с друидкой стали держаться чуть в стороне всей честной компании гибберлингов. Они тут главные, так что пусть и командуют.

— Эх, — вдруг сказал кто-то за моей спиной, — вернуться бы до праздника.

— Н-н-не… н-н-не успели выйти, а-а-а… а ты уже д-д-домой запросился, — сердито фыркнул Торн. — Углеед!

Гибберлинг, которого назвали этим прозвищем, насупился, будто ребёнок. Углеедами тут называли тех лентяев, которые предпочитали всему прочему сидение в хижинах у огня.

— Эрик, н-н-ну что там? — прохрипел Торн.

— Они пошли дальше на восток, к Чёрному лесу, — всё так же важно отвечал охотник, при этом кинув косой взгляд на «выскочку» друидку.

Потом скользнул по мне и надменно вздёрнул подбородок.

— Уже давно надо показать, что на этом острове мы хозяева! — презрительным тоном заявил один из молодых гибберлингов.

Это был Гарр, самый младший из семьи Белолобых. Всегда какой-то взбудораженный, он всю дорогу дорывался почти ко всем своим соплеменникам.

— И не только на этом! — продолжал он, явно разгоряченный собственной значимостью. — И на остальных тоже. А то…

— Т-т-тихо! — сердито бросил умудренный Торн. Он при этом отчего-то поглядел на меня. — Т-т-тебя забыли спросить, кто тут хозяин. Разошёлся зд-д-ды… здесь…

Гар замолчал, ища взглядом поддержки у своих братьев.

Торн, этот глупый, по его мнению «старик», безусловно, многое повидал на своем веку, но при этом растерял как храбрость, так и боевой задор. Ему вы сидеть в Великом Холле, да пить брагу, а не шастать по острову.

— Эрик, в-в-веди… в-в-веди дальше, — приказал последний, при этом ворча что-то себе под нос.

Наш отряд двинулся вверх по склону, там — через туманную лощину, и вскоре мы вышли к лесной кромке.

Черный лес. Никогда бы не подумал, что лес действительно может иметь такой цвет. Я был склонен полагать, что это некое поэтическое преувеличение, ведь гибберлинги тем и славились. Их витиеватые выражения, которыми они награждали всё и вся, даже вошли в поговорку меж жителей Сарнаута: «У гибберлинга и корова — зубр благородный». (Хотя, я слышал и другой вариант: «Назвал собаку волком у порога».)

Но тут — другое дело. Чёрная земля с чёрной завянувшей травой… чёрные лужи… чёрные стволы деревьев и чёрные голые ветки на них… Одним словом — чёрный лес.

И ещё туман. Бесплотный, белый… Наверное, ещё и он придавал мрачности этому месту.

Гибберлинги меж собой и до этого переговаривались не часто, а сейчас и вовсе голоса смолкли.

Первыми по-прежнему шли Тростинки. Они подали знак всем остановиться, а сами ушли куда-то вперёд.

Я присел на поваленное дерево. Взгляд коснулся Стояны. В памяти тут же возникли вчерашние события.

Друидка поймала мой взгляд и, словно поняв, о чём я сейчас думаю, смущённо потупила взор и отвернулась.

На её лице чётко прослеживались те чувства, которые заполонили сознание Стояны. Здесь был и девичий стыд, и тут же — презрение о том, что могут о ней подумать… и ещё скрываемое удовольствие… и страх… страх от того, что она сделала нечто греховное… А ещё — смущение. Ведь до того момента она никогда в жизни не испытывала ничего подобного… Всё вышло спонтанно. Поддалась чувствам, желанию.

Вся эта смесь, будто кипящая в котле вода, бурлила в сознании друидки. Она никак не могла определиться, что ей теперь делать. Потому сегодня Стояна и сторонилась меня.

Я тоже немного растерялся. Особых чувств к этой девчушки у меня не было… А говорить себе, типа, что на безрыбье и рак — рыба, было бы… не честно (даже подло) и по отношению к Стояне, да и вообще…

В общем, произошло то, что произошло. Пожалуй, разумным будет просто отдаться «течению»… или, как бы сказали гибберлинги — велению судьбы. Как нить заплетётся, так тому и быть.

Наш маленький привал окончился. Тростинки вернулись и сообщили, что космачи свернули на север.

— Они сейчас находятся на опушке, — говорил Эрик. — Около двадцати голов.

Торн тут же разделил отряд на две части.

— О-о-о… обойдём их с-с-с… флангов, — сказал он. — А-а-ата… а-атакуем по м-м-моей к-к-команде. Одновременно. Ясно?

— К чему такие военные сложности? — фыркнул Гарр. — Это же не отряд имперских…

Торн резко развернулся на месте и быстро приблизился к гибберлингу. Тот испугано замолчал.

— Вот из-за таких… таких… на Паучьем…

Торн даже заикаться перестал. Гарр опустил голову, а братья тут же встали подле, словно заступаясь.

— Живо… ра-а-асходимся!

Мне выпало идти вместе с Белолобыми. На удивление Гарр до самой опушки не проронил больше ни слова. На «слабо» он больше никого не подбивал.

Безусловно, одним из самых неприемлемых, но чисто для меня, недостатков у гибберлингов (благо оных было не так уж и много) являлось их своенравие. Уж если кто-то из них что-то задумал, то поступал по-своему и никак иначе… Нет, гибберлинги не страдали отсутствием благоразумия, просто вот эта их национальная черта — чрезмерная храбрость, доводящая порой до ослепления, да в купе с некоторой долей бравады — это всё порой приводило больше к проблемам, чем к их разрешению.

Далеко ходить не надо. Вот возьмём гибберлингское понятие воина, ратника… Во-первых, это беспримерный герой, храбрец, не слишком ценящий свою жизнь.

Мне кое-кто из бывалых солдат, кому приходилось бок-о-бок воевать с гибберлингами и на Святой Земле, и на прочих аллодах, не раз указывали на то, что эти, хоть и не большие ростом существа, готовы идти в атаку, не взирая ни на численное превосходство, ни на прочие аспекты. Это, конечно, большое преимущество, но отсутствие дисциплины могло в разы всё это уменьшить… умалить… И это — во-вторых.

— Говоришь им, чтобы перестроились, или отступили, — рассказывали всё те же солдаты, — а они прут вперёд, что разъярённые кабаны… Типичные «сверры». Кстати, вот и на Паучьем-то склоне… коли бы слушались своих командиров, то среди их племени и потерь было бы меньше… а, может, коли б по уму, и судьба бы улыбнулась…

Гарр, скорее всего, воплотил в себе все «сверрские» замашки. Куда там мне! Я хоть прислушиваюсь к голосу разума…

Надо сказать, что во время боя (и это давно уж подмечено) моё сознание словно преображалось. Мысли становились чёткими, ясными… как команды… Раз, два, три и дело сделано!

Возьми ту ситуацию в доме Странников. Щёлк — и враг повержен. Рассчитал весь ход боя почти до мелочей…

Что не говори, но, надо согласиться, что у каждого свой талант: кто-то дрова таскает, а кто-то кровь пускает. И дарованного не отнимешь.

Так и со мной.

С этими мыслями я не заметил, как мы вышли на место. Лес, а с ним и туман, резко окончились, и впереди замаячил пологий склон, ведущий в извилистый овраг.

Шагах в ста восточней я заметил серые фигуры космачей. Они были явно крупнее того экземпляра, что напал на нас с Кристиной ди Дазирэ в Сиверии. И гораздо крупнее.

Быстро определив направление ветра, мы стали осторожно спускаться вниз, закрываясь по возможности кустарником.

Внутри снова проснулось знакомое чувство. Это был будоражащий кровь азарт, предвкушение схватки.

Я скинул лук и занял позицию у большого валуна. Космачи безмятежно «паслись» на склоне. Среди них наблюдался один довольно крепкий самец с седоватой шерстью на спине. Он сидел чуть в стороне, развалившись на солнышке. Остальные космачи — большие да маленькие — возились друг подле друга. Чуть в стороне я заметил двух дозорных, внимательно наблюдающих и за лесом, и за оврагом.

Я ещё раз проверил направление ветра и вытянул зачарованную стрелу. Оставалось ждать сигнала Торна.

В моём понимании вся схватка должна была свестись к тому, что лучники попытались бы перестрелять космачей. А там уже и добить в ближнем бою тех, кто останется. Но никто из гибберлингов за лук не взялся… Никто.

Стояна присела в нескольких шагах от меня. Она мне снова напомнила хищную кошку, которая заметила птичек на полянке, и готова вот-вот на них броситься.

Я вспомнил одно наше приключение на острове Безымянного. Тот момент, когда мы столкнулись с горным троллем. Стояна тогда здорово надавала тому чудищу.

Я вдруг поймал себя на том, что стараюсь найти в друидке что-то… что-то близкое себе. Словно пытаюсь «сосвататься»…

Нет, но согласись, Бор, есть в этой девчушке что-то… Конечно, это тебе не Зая (тут и сравнивать нечего), и даже не Рута. Но Стояна подкупала своей… своей… «невинностью». Она словно тот ребёнок, который только-только вступил на тропу взросления.

Друидка вдруг резко повернулась ко мне, явно ощутив пристальный взгляд. Я чуть улыбнулся, но Стояна же в ответ нахмурилась и, как мне показалось, даже покраснела.

Белолобые не выдержали и выдали своё присутствие. В этот раз провинился не Гарр, а его старший брат. Он зачем-то вылез из укрытия.

Дозорные всполошились. Они, словно почуяв что-то неладное, громко закричали, но при этом в нашу сторону даже шага не сделали.

Вожак резко подскочил и вот в этот момент Торн подал сигнал к атаке.

Я встал, натянул тетиву и выстрелили. Молния с тихим шипением ушла вперёд, мгновенно сражая насмерть одного из самцов. Гибберлинги с громким улюлюканьем бросились с обеих сторон. Мне удалось произвести ещё один выстрел, а потом, уже опасаясь задеть кого-то из своих, я повесил лук на плечо и вытянул мечи. Стояна заняла позицию чуть позади меня, и мы неспешно двинулись вперёд.

Гибберлинги в сравнении с космачами казались муравьями, напавшими на громадных жуков.

Нас было в общей сложности около пятидесяти «ростков». Это не считая небольшого числа одиночек. Но космачи, хоть и дикие полузвери, но тоже не лыком шиты.

Они сгрудились в кучу. Впереди стали самцы, закрывшие собой доступ к малышне да самкам. Вожак стоял у правого фланга. Он яро кидался на нападавших гибберлингов. Я заметил, что одного из них он умелым ударом отбросил саженей на десять в сторону.

— Отсекай по одному! — послышался приказ Торна.

Он снова перестал заикаться.

Глупая битва! Почему никто, кроме меня, не стрелял? Опять бахвальство, мол, в рукопашной всех победим?

Мы со Стояной приблизились. Стало ясно, что друидка не собирается показывать свои «умения». Видно, решила для себя, что раз гибберлингам не нужна её помощь, то пусть сами и выкручиваются.

Раздвинув подпрыгивающих на месте от возбуждения гибберлингов, я пошёл в атаку на одного из самцов. Он пронзительно крикнул и замахал длинными ручищами, намереваясь ударить меня по голове. Сжав рукояти клинков покрепче, мне удалось нанести несколько небольших порезов по конечностям. Это раззадорило космача и он, набычившись, бросился вперёд, явно намереваясь меня затоптать, а то и хорошенько боднуть.

Густая шерсть мешала мечам нанести достаточно хороший порез. Я чуть отпрыгнул назад, оттягивая нападавшего зверя от своих сородичей. И он «клюнул», начиная увязать в единоборстве со мной.

Порез… укол… отскок назад… снова укол…

Космач яростно ревел, продолжая наступать. Тут всё ж подключилась Стояна.

— Всполох! — произнесла она, и космача огрело по башке молнией.

Тот будто споткнулся и кубарем покатился по земле. Гибберлинги тут же облепили его, словно мухи, оглашая воздух радостными криками.

Таким же образом мы со Стояной вытянули ещё одного самца.

И вот тут подключился вожак. Он, не смотря на свои звериные мозги, явно сообразил, чем мы с друидкой занимаемся. Потому этот матёрый зверюга оттолкнул своих сородичей, и сам выступил вперёд.

Он не отходил далеко от стада. Его ручища рассекали воздух, будто кузнечные молоты. Попади в тело хоть один кулак, и треснут мои ребра, что сухие ветки.

Кроме того вожак был не один, а с двумя космачами, один из которых был женского пола. Они стояли на подхвате, отгоняя гибберлингов, пытающихся подключиться к схватке.

Твою мать! — досадовал я. — Чего же Торн не приказал сначала поработать лучникам?

— Сеть! — услышал я окрик.

Моё тело само собой бросилось к земле, и в этот момент почти над самой головой просвистела серая тень. Я кувыркнулся в сторону, а когда встал, то увидел, что вожака свалили и запеленали прочной сетью.

Он дико заревел, пытаясь освободиться. Несколько секунд и стадо пошло на прорыв. Космачи понеслись со всех ног вниз к оврагу, расталкивая гибберлингов. Я живо отбросил мечи, снял лук и выстрелил зачарованной стрелой им в спину.

Взрыв разбросал стадо в стороны. На земле без движения остались, как мне показалось, четверо космачей. Остальные же довольно быстро очухались, и галопом помчались к кустарнику.

— Стреляй! — проорал Торн. — Ну же!

— Поздно, — недовольно бросил я ему.

Эта «охота» мне не очень-то понравилась. Всё вышло глупо и сумбурно. Не по уму!

Я вновь вспомнил слова Гарра про то, кто на архипелаге хозяин, и про себя хмыкнул.

Торн досадно топнул ногой и пошёл к толпе гибберлингов, столпившихся у связанного вожака.

— Что с ним намереваетесь делать? — спросил я, но ответа так и не получил.

Тут выяснилось, что в ходе столкновения двум гибберлингам скрутили шеи. Среди погибших оказался Гарр Белолобый, а ещё около десятка получили тяжёлые увечья.

— Твою мать! — вновь выругался я, поднимая и пряча свои клинки. — Вот дураки!

Торн услышал мои слова и недовольно фыркнул. Он живо созвал совет. Гибберлинги пришли к выводу, что космачи в ближайшее время к городу не сунутся. Потому, решили они, основные силы возвращаются в Сккьёрфборх, уводя раненых и плененного вожака. А несколько «ростков» во главе с Сутулыми отправятся на северный склон Лысого взгорка к копальне.

— За-а-а-а… за-аймитесь м-м-м… метеоритным железом, — приказал Торн.

— Нам со Стояной хотелось бы пойти с ними, — сказал я.

В общем-то, это была не просьба. И Торн понимающе кивнул головой:

— К-к-как п-п-пожелаешь…

Очевидно, я его всё же раздражал. В особенности после неудачного рейда на космачей.

Странно, что такой опытный боец свёл всю битву к трактирной драке. Видно, и на старуху бывает проруха… А, может, Торн боялся, что его сочтут трусом? Бить по противнику издалека, а не встретится с ним лицом к лицу — это, пожалуй, поступок малодушного.

Ну, Сарн им всем судья!

Через полчаса основной отряд ушёл, а я со Стояной и Сутулыми направился на поиски руды…

13

— Бо-о-ор…

Голос доносится издалека. Я бы даже не обратил на него внимания, если бы он не принадлежал Стояне.

В голове же крутится одна мысль. Она, словно та верткая белка, которая скачет с ветки на ветку. И мысль эта сумбурная, нечёткая, но упрямая.

— Надо омыться…

Журчит, плещется вода. Я прямо чувствую, как из меня, словно из дырявого горшка вытекает что-то нечестивое… «грязное»…

— Бо-о-ор…

Утром небо заволокло обложными облаками, а чуть погодя пустился дождь.

— Это на целый день, — недовольно заворчали Сутулые.

— До копальни далеко? — поинтересовался я.

— За этой сопкой. Там надо искать вход…

— А откуда она? Что там добывали?

Гибберлинги пожали плечами.

Наш отряд медленно взбирался в гору. Бурая пожухлая редкая растительность вперемешку с чёрными валунами — какой-то не типичный пейзаж. Обычно склоны сопок сплошь укрыты буйной травой, особо в весеннюю пору. Видно, такой — Лысый взгорок… Опять гибберлинги нашли весьма уместное название. Местный склон были пустынным. Может быть, это единственное место на всём острове, где растительности особо и не было.

— Запасы метеоритного железа нам нужны, — продолжали бурчать Сутулые. — Чтобы там Ползуны не бурчали, но они нам нужны, как… как… Представь, коли мы его найдём, то можно… можно вплотную заняться строительством астральных кораблей. Тут ведь и лес есть, так что верфь получилась бы на славу. А то мы кроме починки парусов да такелажа ничего толком сделать не можем, — досадовали гибберлинги. Они тяжко вздохнули и повторились: — Порт портом, а верфь никогда не помешает.

Я хоть и согласился, но особо по этому поводу не переживал. Нет — и нет, а будет — так будет.

— Мы давно на острове ищем это железо, — сетовали Сутулые. — Облазили всё вдоль и поперёк. Осталась лишь эта пещера…

Наконец, тропа вывела нас к небольшой площадке.

— Вон… левее того кустарника, — показывали мне Сутулые. — Это и есть вход в копальню.

Как я не старался, но ничего толком различить не смог.

Дождь то усиливался, то стихал. Ко входу мы добрались уже мокрые с ног до головы.

Тёмный зев пещеры неприветливо встретил нас запахом сырости. Сутулые смело вошли внутрь и стали сердито звать остальных.

— Чего мокнете, как курицы? Здесь разобьём лагерь.

Внутри было огромная шарообразная зала. Я зажёг факелы-стрелы и раздал их гибберлингам.

— Ничего себе! — воскликнул кто-то из них, оглядывая высоченный свод.

— На копальню не очень-то и похоже, — заметил я.

— Это естественная пещера, — отвечали Сутулые. — Но раньше в ней, говорят, добывали астральный топаз…

— Кто добывал?

В ответ гибберлинги лишь пожали плечами.

В середине залы быстро развели костёр, все стали сушиться. В воздухе разлился приятный запах какой-то снеди, и мой живот жалобно заурчал.

— Запомните все… раз и навсегда, — раздался громкий голос Сутулых. Они окинули взглядом отряд. — Повторяю: раз и навсегда! Никто не ходит в этих пещерах сам.

— Почему? — задал кто-то вопрос.

Сутулые не ответили. Они все втроём переглянулись друг с другом и как-то странно ухмыльнулись.

Снаружи темнело. Я подошёл к выходу и долго вглядывался в серую мглу.

Странно выходит. Есть пещера, есть копальня, где некто добывал топазы — одни из астральных камней, но больше ничего неизвестно… или Сутулые не хотят говорить. Пещера-то заброшена, а это что-то да значит.

— А много тут… «рукавов»? — спросил я у старшего брата Сутулых. — Кто-то знает, куда идти, где искать?

— Конечно… Мы и знаем.

Видно было, что гибберлинг старательно подбирает слова, словно опасается обмолвиться.

— Ползуны сказали, что мы тут лишь потеряем время…

— Ползуны! — фыркнул старший брат. — В любом случае, лучше проверить копальню… даже если это не принесёт тех «плодов», что мы ожидаем… Обидным бывает другое: бьёшься над делом, бьёшься, и всё не там, а ответ-то лежит под самым носом. Я говорю о том, что вдруг всё же в этой пещере мы найдём метеоритное железо. А то послушаемся Ползунов, будем сразу лазить по иным островам, силы тратить, а на нашем — даже не подумаем!

Я понимающе кивнул головой.

Позвали к ужину. На нём не обошлось без «обжигающего эля». Каждый по очереди выпил по глотку. Меня снова пробрало до самых костей.

— Бр-р! — затрусил я головой.

— Ничего, хоть и крепкий, но согревает — будь здоров.

Гибберлинги посмеялись и стали есть.

После, Сутулые разбили «ростки» по часам дежурств и дали команду отдыхать.

— Утром и начнём, — проворчали они.

— В пещере? Утром? — загоготал кто-то из гибберлингов. — По-моему, без разницы когда мы начнём. Тут всегда ночь…

— Всё! Спать!

Мы со Стояной легли спина к спине, и через несколько минут я провалился в сон…

— Бо-о-ор! Бо-о-ор! — тут же сквозь пелену дремоты в мой мозг пытались пробраться чьи-то окрики.

Я согрелся и от того меня ещё больше разморило. Лень-матушка навалилась, лишая всех сил и желаний.

Кричат? Зовут? Ну и хрен с ними!

— Бо-о-ор!..

Глаза сами собой резко открылись. Я сейчас не могу точно описать охватившее меня чувство… Какая-то… какая-то тревога… Это из-за тишины.

Чмок… чмок…

Сознание тут же скинуло сонную муть, будто покрывало.

Что это было? Почему затихло? Неужто показалось?

Огонёк костра едва-едва теплился. Я присел и огляделся: всё кажется спокойным.

Дозорные гибберлинги сидели на своих местах, явно подрёмывая. Ничего подозрительного, чего же вдруг сердце так затрепетало?

Я снова лёг на своё место и попытался заснуть. Но мозг уже пробудился и начал крутить мыслишками, как балаганный шут кольцами на площади.

Астральные камни. Что это такое — мне доподлинно не известно. Ведаю только, что за таковые считают три вида камней — топаз, хризолит и, кажется, лазурит. И ещё помню, кто-то рассказывал, что найти их крайне сложно.

Ладно, вопрос всё-таки в другом: если тут нашли залежи астрального топаза, то почему до сих пор никто не добывает? Дело, мне кажется, ведь прибыльное. Или…

Стоп! — меня аж в пот бросило.

А сколько гибберлингов было в дозоре? Четверо? А почему?

Я вскочил и осмотрелся… Трое… один «росток»… Показалось, что ли?

— Чего бродишь? — послышалось недовольное ворчание Сутулых, вернее старшего брата.

Он приподнялся и сонным взглядом окинул пещеру.

— Твоя смена уже? — зевая, спросил он. — Нет? Тогда спать ложись… а то бродишь… не даёшь…

Дальше он что-то забурчал и снова засопел.

Я ещё долго ворочался с боку на бок. И лишь под утро провалился в глубокий сон.

— Бо-о-ор! Бо-о-ор!

На каком-то неосознанном уровне я понимаю, что меня зовут… возможно, ищут… Но сейчас не было ни сил, ни желания ни откликаться, ни вставать.

— Бу-бу-бу…

Какого хрена? Кто там бубнит над ухом?

Я присел, пытаясь стряхнуть остатки сна.

— Бу-бу-бу-у… — а потом пошли уже более чёткие слова: — Ещё… и ещё…

Говорила младшая сестричка Сутулых. Я огляделся: гибберлинги и Стояна уже повставали, кое-кто даже ел.

В пещерном проёме виднелось сероватое небо. Сегодня, скорее всего, тоже будет пасмурно.

— И ещё, — видно продолжала какой-то разговор сестра, — руками ни выступы из скалы, ни каменные сосульки, вообще ничего подозрительного не трогайте. Слышали о «замковых камнях»?

— Если ничего не трогать, то что нам там вообще делать? — разумно поинтересовался кто-то из отряда.

— Все нам там не нужны, — заметил старший брат, при этом неспешно собираясь в путь. — Кто-то останется здесь, кто-то двинется с нами…

— Так что нам там делать?

— Что прикажут, — сердито отрезал гибберлинг.

Или мне показалось, или он действительно был несколько напряжён.

После лёгкого завтрака часть отряда отправилась в один из «рукавов» пещеры. Я зажёг две зачарованные стрелы, одну отдал Стояне, и мы с ней двинулись следом за гибберлингами.

Пещера петляла со стороны в сторону. Проход был достаточно просторным. В свете пламени влажные стены блестели, словно были намазаны маслом. Несколько раз нам попадались небольшие лужи, которые приходилось обходить вдоль холодных натёков, издали похожих на скопище гигантских бледных червей.

В таких местах по спине пробегал странный холодок, вызванный неясной тревогой.

Проход стал сужаться, потолок опускаться. На мой немой вопрос Сутулые уверенно ответили, что это временное неудобство.

— Впереди глубокое озеро, а там до нужного места рукой подать.

Уверенно они тут ориентируются. Неужто уже были здесь? Или…

Другого объяснения моя голова что-то не придумала.

Вскоре мы вышли в зал, имеющий просто исполинские размеры. Света «факелов» не хватало, чтобы достать до его потолка. Единственно, что я смог различить, так это свисающие книзу «пики» каменных сосулек.

— Ого! — само собой вырвалось у меня. — Лишь бы на голову не рухнули.

— Ты под ноги смотри, а то сам рухнешь и костей, потом не соберёшь, — пробурчали Сутулые.

Гибберлинги махнули рукой куда-то вперёд. Я бросил свою стрелу в темноту. «Факел» высветил огромнейший провал, в центре которого разлилось подземное озеро.

Через несколько секунд полёта, стрела свалилась в воду и погасла, шипя, как растревоженная змея. Я вытянул их колчана следующую стрелу и поджёг её заклинанием.

Мы долго петляли среди камней, прежде чем приблизились к краю подземного озера. Дальше наш путь пролегал вдоль узкой полоски почти у самой стены залы. Чтобы достигнуть противоположного берега, пришлось изрядно попотеть.

Но вот препятствие оказалось позади и мы снова двинулись по тоннелю.

Втайне я опасался, что Сутулые могут сбиться, и мы будем плутать по пещерам до конца своих дней. Особенно мне стало не по себе, когда старший брат стал спорить с сестрой и средним братом о том, каким путём следует идти дальше.

Мы со Стояной переглянулись, понимая друг друга без слов.

Но наконец, гибберлинги пришли к какому-то соглашению, и наша группа пошла дальше.

Не похоже, что в этой пещере вообще вели какие-то разработки. Хотя в этом деле я плохо соображаю… Но всё равно сомнение грызло сознание, будто жук-древоточец ствол дерева.

Где, спрашивается, хоть чьи-то следы пребывания? Ведь кто-то тут добывал астральные камни!

И тут случилось так, что один из гибберлингов отстал. Мы поняли это слишком поздно. Сутулые смачно выматерились и приказали идти назад.

— Лишь бы тот не дурил, — бурчал старший брат: — не пошёл бродить по «рукавам» пещеры. Мы тогда его хрен найдём.

Братья потерявшегося гибберлинга начали его звать, но Сутулые сердито шикнули.

— А ну, прекратить! Не хватало, чтобы нас тут живьём похоронило.

Понадобилось около получаса и мы наткнулись на отставшего. Гибберлинг с диким огоньком в глазах бросился на свет.

— Испугался? — бурчали Сутулые. — Вот же дуралей! Мы же предупреждали, чтобы все держались вместе. В пещерах многие с ума сходят. И так быстро, что аж не верится. Ладно, потопали дальше.

Было ощущение, что мы лазили уже целый день. Мне всё время думалось про то, что должен был ощущать потерявшийся гибберлинг. Я даже вдруг испытал некую жалость к нему.

Когда мы его нашли, он стоял с выпученными глазами у стены и лишь спустя, может, минуту бросился к нам. Представляю, что показалось тому потерявшемуся гибберлингу… Некоторое время, паренёк даже не реагировал на попытки его растормошить. А чуть позднее признался, что когда остался один, да ещё в кромешной тьме, то настолько испугался, что его хватил ступор. А свет «факелов» он вообще принял, за марево своего испуганного разума.

— Так бывает… мы же говорили, что в пещерах по одному нельзя ходить, — объясняли Сутулые, продолжая вести наш отряд вперёд.

Через час мы дошли до искомого места. Оно было единственное хоть сколько-нибудь похожее на «выработку». И в доказательство тому — вросшая в камень кирка. Железо сильно поржавело и покрылось беловатыми наростами. Я попытался оторвать инструмент от валуна, но так и не смог этого сделать.

Сутулые приказали всем оставаться на месте. Они долго возились у стен, что-то выстукивая да разглядывая, то чуть отходя от отряда, то прибдижаясь. Остальные гибберлинги устало сели в кучку, негромко переговариваясь друг с другом. Некоторые возмущались, правда так, чтобы не услышали Сутулые, о том, мол, зачем они все сюда заявились, коли не ищут железо. Мы со Стояной расположились недалеко от них.

— Действительно, недоговаривают эти Сутулые, — шёпотом сказал я друидке. — Если никто из нас не нужен, чтобы работать, то зачем тянуть такую свору в пещеру?

— Может, опасается «черных копателей»?

— Это кто?

— Говорят, что в заброшенных пещерах… из тех, где была добыча руды и прочего… говорят, что в них обитают некие «чёрные копатели». Эдакие злые духи.

— Да ну! Ерунда! Такая же байка, наподобие той, что я слышал в Сиверии про «черную избу». Я, между прочим, и ночевал в такой.

— И что?

— А ты не помнишь?.. Ладно, в общем, ночью кто-то ходил вокруг дома, хотел даже залезть. Но, думаю, это один из Восставших, которые бродили в том краю в большом количестве.

Стояна чуть улыбнулась. Она как-то странно посмотрела на меня. Такой взгляд бывает у матери, когда она слушает «серьёзные речи» подрастающего сына.

Наше сидение на месте стало затягиваться. В пещере из-за отсутствия неба над головой трудно определиться со временем. Все уже начинали подрёмывать, одни Сутулые копошились по углам, будто мыши в амбаре.

Незаметно и я стал проваливаться в сон. Глаза слипались, в эти моменты казалось, будто сознание проваливается в темноту. В редкие минуты пробуждения, мысли становились путанными, прерывистыми, и часто повторяющимися.

Чмок… чмок…чмок…

Я заворочался и резко встал.

Показалось, что ли?

— Ты куда? — услышал я голос дремлющей Стояны.

— По нужде, — бросил в ответ и тихо отошёл в сторону.

Сутулые по-прежнему возились с горной породой. Я помню, что даже бросил на них взгляд, а потом… потом будто провалился…Полёт длился от силы несколько мгновений, но при этом голова получила весьма звонкую «оплеуху». Мне показалось, будто что-то навалилось на плечи, придавливая к холодной сырой земле. Ни продохнуть, ни выдохнуть… Все, что смог различить — горящие огнём глаза, а потом снова тот странный звук: чмок… чмок… чмок…

Кто-то уверенно приближался ко мне. Я потянулся к поясу за клинком, но разум вновь стремительно стал тонуть в темноте…

14

— Бо-о-ор! Бо-о-ор!

Кажется, такое уже было… Я помню, что меня кто-то искал… раньше искал… Всё это на каком-то подсознательном уровне.

И сейчас меня ищут, зовут. Но отчего-то я никак не могу ответить. Язык, словно чужой. Он не слушается, еле ворочается.

— Бо-о-ор! — голос принадлежит Стояне.

— Бё-о-ор! — а это гибберлинги. — Ег се пфад! Хан фор и ватнид! (Я его вижу! Он в озере!)

От воды поднимается белый пар. А с ним из тела, из разума уходит что-то недоброе… Я это прямо-таки ощущаю.

Плюх! Слышно, как кто-то запрыгнул в озеро и теперь пытается быстро добраться до меня.

— Бор! Ты живой? — это Стояна. Она спешила со всех ног, даже один раз свалилась в воду с головой.

И вот я вижу склонённое надо мной лицо с испугано распахнутыми глазами.

— Фух! — облегченно выдохнула друидка, прижимая мою голову к себе и нервно поглаживая её по волосам. — Ты нас испугал! Как ты… чего ты… зачем…

Я не сопротивлялся. А меж тем чувствовал, как разум начинает прояснятся.

— Где мы? — глупый по своей банальности вопрос.

— В Голубом озере, — с некоторым удивлением отвечала Стояна.

— Откуда оно тут взялось?

— Где тут? — не понимала друидка, наклоняясь и заглядывая мне в глаза.

Я попытался подняться, и вдруг при этом обнаруживая, что нахожусь в воде голым.

— Где пещера?

По лицу Стояны стало ясно, что я говорю что-то не то.

— Мы же… три дня как ушли оттуда…

— Три? — вот тут уж в пору удивляться мне.

Только что дремал возле «выработки», как вдруг очутился в Голубом озере.

Уже чуть погодя, после того, как я, поддерживаемый Стояной под руку, добрался до берега, после того, как зашёл в хижину, оделся и поел, мне поведали о последних событиях.

Рассказывал сначала старший брат Сутулых.

— Пока мы изучали руду, а остальные дремали, ты каким-то образом… ушёл… да, ушёл из той залы. Никто и не увидел.

Я глянул на Стояну. Та согласно кивнула головой.

— Бросились тебя искать, — продолжил гибберлинг. — Думали, не найдём!

— Но нашли же? — с какой-то надеждой спросил я, подспудно понимая, что вопрос глупый.

— Конечно, — несколько испуганно ответил гибберлинг.

Он часто заморгал и потёр ладонью высохший нос.

— Ты сидел на камне. И сидел в полной темноте.

Последним словам я удивился, но чуть позже вспомнил, что когда отходил в сторону, оставил подле Стояны и лук, и колчан.

— Ты разве ничего не помнишь? — Сутулые переглянулись друг с другом.

— Смутно, — соврал я.

— Нам поначалу никак не удавалось тебя привести в чувство. Мы, было, подумали о самом плохом… тут в темноте свихнуться — плёвое дело… Ты разве ничего не помнишь? Ничего?

Хорошо помню, что очень сильно пахло влагой. А ещё — что вокруг был лес… Сумрак окутал мир… Правда, странный какой-то сумрак. Я всё видел… Чётко видел.

Лес. Деревья. Кусты… На полянку выскочил заяц. Он замер, с удивлением взирая на меня, сидящего на холодном валуне. Его уши смешно зашевелилось… Я мимо воли улыбнулся.

Можно пойти по следам этого зайца, и тем самым можно выбраться из леса, — такая странная мысль посетила мою голову. Тогда она, конечно, не казалась странной, а вполне разумной…

— Каким следам? Каких зверюшек? — сердито проворчал старший из братьев Сутулых.

Я огляделся: и гибберлинги, и Стояна смотрели на меня с некоторым испугом.

— Мы нашли тебя в пещере, в одном из «рукавов», — сказала сестра Сутулых. — Ты сказал, что хочешь вернуться к хижине у Голубого озера.

— Очевидно, это то помутнение рассудка, — сделал вывод старший из Сутулых. — Зайцы, лес… Н-да! В этой пещере и не такое бывает…

— Чёрные копатели? — поинтересовался я, вспоминая рассказ друидки.

— Кто? — одновременно и удивлённо, и испугано переспросил гибберлинг. — Причём тут это?

Остальные вдруг тоже напряглись и уставились на Сутулых.

— Ты что-то видел? — спросили у меня. — Думаешь, некто или нечто завело тебя вглубь пещеры?

— Не знаю… не уверен…

Лес кончился. Я оказался у высокой горной гряды.

Только вот было лето… Теперь же зима… и ещё вьюга… буран… Ветер завывает всё громче, громче… громче…

— Мы пришли к Голубому озеру, и ты слёг, — продолжил рассказа один из Сутулых. — Прошло несколько суток, и вот… Вечером кинулись, а тебя и тут уже нет. Искали, искали…

Я снова посмотрел на Стояну. Картина перед глазами поплыла и к горлу подкатила тошнота…

Туман… Его тонкие полосы грязно жёлтого оттенка клубились над каменистой поверхностью. Чем дальше я двигался, тем плотнее оказывался в кольце этого странного неприятного тумана… Точно помню, что до этого вокруг бушевала снежная буря, а теперь… Теперь — туман…

А ещё помню, что очень удивился столь разительной перемене.

В воздухе неприятно пахло. Отчего начинала болеть голова и подкатывала тошнота.

Туман бурлил… пенился… собирался в странные комки, образовывающие разнообразные фигуры… В каждой из них мне виделись какие-то безобразные чудища.

Но я понимал, что на самом деле их нет. Просто мой разум превращает увиденное в какие-то более или менее понятные ему образы.

Я по-прежнему взбирался по склону. Земля под ногами мелко дрожала…

И вдруг фигуры из тумана, которые до этого момента некоторым образом «отвердели», начали трескаться и разваливаться на части. Со всех дыр повалил густой чёрный дым.

Он бурлил, стараясь растворить в себе предметы. Казалось, что этот чёрный дым наваливается на меня со всех сторон. И вот в тот момент, когда я стал задыхаться, ноги вывели меня на вершину…

— Нам надо вернуться!

Гибберлинги и Стояна переглянулись друг с другом.

— В пещере нет метеоритного железа, — пробормотали Сутулые в ответ на моё требование.

— Я не про то! — одеваться было несколько трудновато. Пальцы не слушались, руки-ноги всё ещё казались чужими.

— Ты что-то потерял? — решилась на вопрос Стояна.

— Нет… Там что-то есть… или кто-то…

Взгляд у всех говорил лишь об одном: Бор сошёл с ума.

— Отведите меня туда, где нашли, — потребовал я, зашнуровывая акетон.

— Сейчас ночь. Пойдём, как рассветет, — предложили Сутулые. — Э! Держите его! Он падает…

Голова вновь закружилась. На какую-то долю мгновения мне показалось, будто я взлетаю вверх, а потом…

Лёд… Кругом был лёд… Ветер пронизывал до мозга костей.

Я скатился с вершины в какую-то яму, по дороге пару раз стукнувшись головой о камни. Все бока болели, будто по ним прошлись дубиной.

— Кто ты, человек? — голос у спрашивающего, был подобен свисту ветра.

Собравшись силами, я встал.

Турз! Итить-колотить! Вот это я попал!

В серой ночной мгле виднелось белёсое человекоподобное тело.

— Зачем, пришелец, пожаловал в мой дом?

Высокопарный слог! Ну, раз игра пошла так, то «поборемся».

— Бор, моё имя, — перекрикивая гул ветра, бросил я, одновременно стараясь выискать в сумке рог Восставших. — Не очень ты гостеприимен…

— В своём доме я хозяин! Чужаков не терплю… Но всё ж будь гостем, хоть из без приглашенья явился.

В лицо дохнуло студеным ветром. Глаза от мороза слезились, я плохо видел ледовика, но понял, что он приблизился.

Рука меж тем нащупала рог, и пальцы крепко его сжали. Сердце забилось чуть быстрее.

— В пути утомился я. Мучим голодом, и жду приглашенья…

— Ты дерзок, Бор! Но будь по-твоему. Однако сначала ответь на мои вопросы. Коли верно скажешь, то я проведу тебя, и угощу, но коли нет…

— Ты сам кто таков?

— Мы стражи. Уж много лет следим здесь…

Вновь подул обжигающий ледяным холодом ветер. Слова турза растворились в общем вое.

— Итак, ответь мне, Бор…

— Не люблю загадок, турз. И отвечать не стану.

В то же мгновение я вытянул рог и приложил его к губам.

— Глупец! — виски сжало студёным обручем.

Пора! Я дунул и в тот же момент подлетел вверх. Мир стремительно закружился и в в глаза ударил яркий свет.

Меня трусило от холода. Значит успел-таки, этот турз, «тронуть» меня своим ледяным проклятым дыханием!

Кто это тут? Сутулые? — сквозь яркий ослепительный свет, я смог различить гибберлингов.

— Вот он! — воскликнул кто-то.

Глаза слезились. А ещё меня мутило…

— Эй! — кто-то тронул за плечо.

— Отведите меня к Голубому озеру!

— Куда?

Я не стал повторять, а попытался подняться…

— Мы же говорили, — бубнили над ухом Сутулые. — В этих пещерах сходят с ума… или прозревают… но всё одно сходят с ума.

Наконец-то, глаза открылись и смогли хоть немного сфокусировать взгляд.

— Где мы? — голос будто не мой.

— В хижине, — еле пробормотала Стояна.

Её лицо выглядело несколько измученным. Она попыталась улыбнуться.

— Ты всю ночь бредил, — сухо проговорила она.

Я сел и огляделся. Голова уже не закружилась. Правда затылок немного побаливал.

Ощущение было такое, будто я долго и очень крепко спал. В этот момент живот жалобно проурчал, что он не против подкрепиться.

Я встал и попросил у Стояны чего-нибудь перекусить. Завтрак вышел скорым.

— Нам надо вернуться, — обращался я всем. — Не спрашивайте отчего так, мне не удастся объяснить…

— Вернуться? В пещеру? — вяло поинтересовались Сутулые.

— Да-да… туда… в то место, где вы меня нашли…

Гибберлинги переглянулись и тяжко вздохнули.

— Ты хоть что-то помнишь? — спросили они.

— Отрывками… Отошёл в сторону по нужде, а потом…

— А потом свалился в «колодец». Как только шею не свернул. Там высота саженей десять…

Я присвистнул.

— Как себя чувствуешь? — спросила Стояна.

Выглядела она уставшей. Очевидно всю ночь не спала.

— Не плохо, — бросил я.

Мои мысли были все в копальне. Что-то тянуло меня туда, будто в пещере мёдом намазали.

Наскоро перекусив и одевшись, я первым выскочил наружу и мы потопали к Лысому взгорку.

Небо с утра уже было затянуто серыми тучами. На открытых площадках гулял неприятный холодный ветер. Сегодняшняя погода вообще походила на осеннюю.

После завтрака, я стал чувствовать себя значительно лучше. Все прошлые события казались мне каким-то долгим неясным сном, полным кошмаров.

Я не пытался анализировать. В голове крепко засела одна единственная мысль — надо вернуться в копальню. И ещё было такое ощущение, будто я там что-то потерял… или забыл.

Ни гибберлинги, ни Стояна особо не проявляли желания снова побывать в пещере. Мне даже казалось, что они чего-то боятся.

К обеду мы наконец добрались до копальни, где и сделали небольшой привал.

— Значит, на Корабельном Столбе нет метеоритного железа? — спросил я у Сутулых.

Гибберлинги пожали плечами.

— Где же тогда его искать? На Мохнатом острове?

— Может и там…

Не похоже, что Сутулые хотели на эту тему говорить. Они кинули тоскливый взгляд на чёрный зев пещеры.

— Что-то не так? — спросил я.

— Кажется, нам тут не особо рады. Уже двое заблудились… Наверняка, нам намекают, что лучше тут не лазить… без нужды…

— Кто намекает?

Сутулые вновь пожали плечами. Они подняли взгляд на меня и вновь его опустили, словно опасались смотреть прямо в глаза.

— Так что не так? — насупился я.

Гибберлинги молчали. Они покосились на Стояну, но та тоже опустила голову.

— Да говорите же, Нихаз вас всех дери!

Старший из Сутулых откашлялся и негромко сказал:

— Когда мы тебя нашли… ты сидел на валуне… Мы… мы…

Гибберлинг вновь откашлялся.

— У тебя было мертвенно бледное лицо… Я поначалу подумал, что ты умер. Но твои глаза блестели, словно новые монеты. Губы были искусаны в кровь… Признаюсь, что мы все испугались. Ты пошёл на свет, глядя на него немигающим взглядом, будто был слепцом… И вёл себя, словно одержимый…

— Вы думаете… полагаете, что мой разум… что он… что я…

— Ты видел себя в отражении? — спросил второй брат Сутулых.

— А что не так? — я приподнялся и оглядел всех присутствующих.

— Твои волосы тронула седина, — сказал Стояна. При этом она коснулась своей макушки.

Я инстинктивно схватил себя за волосы.

— В эту копальню почти никто не ходит. Здесь пропадают навеки, а тех, кого всё же находят, рассказывают невероятные вещи.

— Отчего же вы тогда вызвались идти в эту пещеру? — сурово спросил я.

— Дураками были, — едва слышно бросили Сутулые.

Я хмыкнул, тут же вспоминая беседу у Непоседы. Ползуны же предупреждали.

— А что здесь приключилось с «ростком» Черноголовых?

— Откуда ты…

Сутулые переглянулись. Остальные гибберлинги зашушукались и тоже потребовали рассказать.

— Ладно… Ладно! — недовольство Сутулых было очевидно. — Сами пожелали знать.

Последнее гибберлинги сказали с неким злорадством. Видно рассчитывали своим рассказом остудить пыл.

— Давно это было. Очень давно. Жили тогда в Совином преулке Черноголовые. Было их три брата… Одного звали Халмар, второго — Холгер, а третий… хоть убей уже не помню. Ну да бес с этими именами! В общем, жили три брата. Говорят, смельчаки были ещё те! И вот как-то сказали им, что в старой копальне обитает некий злой дух, который губит всех, кто туда спускается. Они поспорили, что отправятся туда и пробудут там три дня и три ночи, и выйдут назад живыми-здоровыми.

Сутулые замолчали.

— Как мы понимаем, — несколько язвительно заявил я им, говоря за всех, — из пещеры они не выбрались. Так?

— Верно понимаете…

— А что за злой дух?

— Есть поверье, что тут был похоронен какой-то древний шаман. Тем, кому «посчастливилось» его видеть и при этом выжить, рассказывают о темной фигуре, одетой в шкуру животного. В одной руке этот дух держит окровавленный череп волка, а во второй — длинный посох. Он зовёт одиноких путников за собой, и тот кто поддаётся искушению навсегда пропадает в темной бездне пещер.

— Действительно, похоже на сказки, — усмехнулся я.

— Не скажи! — Сутулые посмотрели куда-то поверх моей головы.

Я снова вспомнил о седине. И ещё те слова об обезумевшем взгляде и искусанных в кровь губах.

— Мы идём, или как? — сердито спросил я, поднимаясь.

Гибберлинги, как впрочем и Стояна, молчали. Оно и понятно: и рассказ Сутулых, и моё поведение их пугало, хотя они все старательно делали безразличный вид.

Небось думают, что я одержим духом этого древнего шаман и хочу затянуть их в глубины копальни.

Интересно, а чего после того, как меня нашли в пещере, первым желанием было отправиться к Голубому озеру? Неужели его воды каким-то образом вернули мой разум в сей мир?

— Так как? — повторил я вопрос.

Отряд нехотя поднялся.

Первыми двинулись Сутулые, за ними я, а уж потом остальные. В качестве факелов снова использовали зачарованные стрелы. Они, кстати говоря, имели особое преимущество — горели практически бесконечно долго. Правда свет от них был не жёлтый, а несколько голубоватый, но это нисколько не мешало.

Дорога затянулась на пару часов. Сутулые были единственными, кто хоть как-то тут ориентировался.

На мой повторный вопрос о причине таких знаний, старший из братьев буркнул о каких-то картах.

Мы начали выходить из небольшой галереи. Шаги гулко отдавались от стен, а эхо уносило звуки прочь. В этот момент мне отчего-то вдруг стало не по себе. Снова вспомнилась пещера на острове Безымянного. Надеюсь, тут мертвецов всё же нет.

Пламя «факелах» тихо приплясывало, освещая пространство вокруг.

— Кажется… кажется, сюда, — неуверенно сказали Сутулые. — Вроде бы здесь мы тебя нашли.

Они свернули в следующий «рукав».

— Смотрите, — тихо прошептала Стояна.

Эхо её голоса многократно отразилось от стен и унеслось в тёмные глубины. Друидка кивнула головой куда-то в сторону.

Я сощурился, пытаясь разобраться с тем, на что она показывала.

— Рисунки? — этот вопрос разом остановил весь отряд.

Первыми приблизились Сутулые.

— Что там у вас?

То, что на стене какой-то рисунок, было понятно не сразу. Вырезанные в камне образы были окрашены охрой, что заметно выделяло на общем фоне. Понадобилось какое-то время, чтобы мозг смог воедино собрать увиденное, добавить недостающие детали, и выдать ответ.

— Это… дрейк, что ли? — спросили Сутулые, не понятно к кому обращаясь.

— Похоже, — соглашались все.

— Думаете, коли у него крылья, так он сразу дрейк? — спросил я.

Меня поддержала Стояна:

— А мне кажется, что дрейки, это вот эти «птички», — девушка указывала на ряд полосок, которые при внимательном рассмотрении действительно напоминали летающих в небе дрейков. — А в центре кто-то другой… хоть и с крыльями… А посмотрите дальше: правее ещё одно изображение.

Мы придвинулись чуть в сторону и увидели на стене рисунок не менее загадочного чудовища. Оно хоть и имело человеческое тело, но голова у него была звериная.

— Ваш шаман? — спросил я у Сутулых.

— Похож на оборотней с Мохнатого острова, — заметил кто-то из гибберлингов.

— Они, кажется, сражаются друг с другом, — сказала сестра Сутулых. А потом уже уверенней повторилась: — Мне думается, что сражаются.

— Он больше похож на друида в звериной шапке, — усмехнулся старший брат, при этом покосившись на Стояну. Но та зачаровано смотрела на выбитые рисунки. — Вон, даже рядом с ним что-то похожее на питомца-помощника.

Я поднёс «факел» ближе. Действительно, за спиной у «оборотня» стоял человекоподобный истукан (по-другому не скажешь). Он был такой же маленький, как те полоски, которые Стояна приняла за дрейков.

— Чтобы это всё значило? — хоть я и задал сей вслух вопрос, но ответа ни от кого не ждал.

Мы все переглянулись.

— И кто это тут намалевал? — снова поинтересовался я. — Дикари?

— Какие дикари? — оскаился старший брат Сутулых. — Этот остров был необитаем… Арвы и урги? Так те до сих пор через астрал летать не научились. Разве только…

Гибберлинг прикусил язык и почти мгновенно стал говорить про другое. Все остальные, кажется, этого не заметили, и ещё несколько минут разглядывали эти древние рисунки столь странной схватки между чудовищем с крыльями и чудовищем с головой зверя, пытаясь хоть в чём-то разобраться.

— Ладно, подумаем на досуге, — отмахнулись Сутулые. — Будем выбираться отсюда.

Все разом замахали головами.

Я поёжился, вдруг ощущая на спине пристальный взгляд. Мне показалось, что он был направлен из глубины тоннеля.

— Ты это хотел тут найти? — спросил меня старший брат Сутулых.

Я пожал плечами. Торопиться уходить не спешил. Ещё раз попытался запечатлеть в памяти рисунки и тут откуда-то издалека послышалось: чмок, чмок, чмок…

Тело тут же покрылось липким потом. Через несколько секунд я уже двигался в отряде среди гибберлингов, боясь при этом даже посмотреть назад…

15

— Хвазан ерту? — этот вопрос мне довелось услышать на Ворейнги раз сто, или двести.

Столько гибберлингов, да и не только их, в одном месте мне ещё видеть не приходилось. Издали луг был похож на муравейник.

— Хвазан ерту? Откуда ты? — спрашивают друг друга и гости, и хозяева, разодетые в клановые одежды.

Этот вот четыре «ростка», как я вижу, из древнего рода Буроголовых. Это видно по серо-оранжевым нитям узоров на их килтах, да яркой желтой трехструнной косе. Эти гибберлинги только вчера приехали на Новую Землю из Гравстейна для участия в Большом Ворейнги. Рядом стоят гибберлинги из рода Криворотых… кстати, тоже из Гравстейна. У них запоминающиеся белые кольца разных диаметров, искусно переплетающиеся с серыми «змейками» на зеленом фоне. Они весело братаются представителями иных кланов, похлопывая друг друга по спинам и выкрикивая традиционные приветствия.

Я улыбаюсь и в некотором роде милуюсь увиденной картине всеобщего единения…

Сегодняшнее утро начиналось так. Едва взошло солнце, как на большом весеннем лугу, что на западе от стен Сккьёрфборха, уже начали мастерить длинные скамьи да столы. Погодка обещала быть пригожей. Золотой диск солнца ласково пригревал землю, молодая зеленая травка радовала глаз, в небе весело распевали птички. В общем — благодать!

Старейшина вышел на пригорок и долго стоял там, в одиночестве, глядя куда-то на запад. За всё это время к нему не подошёл ни один из гибберлингов.

Вскоре закончили сбивать скамьи и столы, натянули цветастые ленты, соорудили карусели и прочие увеселительные штуки, расставили масляные светильники. Судя по всему, празднество предполагало затянуться до глубокой ночи. Из ворот потянулись вереницы хозяек с огромными блюдами всевозможной снеди, а мужская часть покатила бочки. «Росток» Умниц вместе с Торном Заикой расставляли смотрителей за порядком. Слышно было, как тем наказывали быть «благочинными и мудрыми».

— Драки усмирять, самим же не нарываться. И главное — ни капли в рот! Кого из вас заметят в том — с позором выгоним с Ворейнги!

Стражи кивали головами, одновременно накидывая через плечо ярко-красную перевязь.

Гости повалили на луг, когда на стенах заиграли в трубы, оглашая начало праздника единения.

— Аллир фара тиль мик-киль Ворейнги-фры! Всем на празднество Великого Весеннего луга! — именно так дословно переводился этот призыв.

Я оставлял оружие в доме Ватрушек. Как-никак, а его сегодня разрешалось иметь только стражникам.

— Ты на них смотришь, словно на жену, — послышалось ехидное замечание одной из сестриц Ватрушек.

Она застал меня в тот момент, когда я снял с пояса клинки. Честно признаюсь, без них себя представлял каким-то… «голым»… беззащитным.

Я улыбнулся на замечание, и вдруг подумал, что обладаю не просто оружием, а оружием с магическими свойствами. И почему-то именно только сейчас мне стало это понятно.

На лежанку легли Братья Вороны и их Сестрица. Железо тускло поблёскивало в свете чахлой лампадки.

Чистое серебро, руны… Всё ли? Может в этих клинках ещё кое-что скрыто?

Рядом лёг колчан с заговоренными стрелами — следующая магическая вещица. И, кстати, весьма действенная…

Слушай, Бор, а чем ты ещё богат?

Эльфийская кольчужка… Да-а-а, нужная штука. Если бы не она, то звался бы Бором Одноруким!

Я про себя посмеялся этой грубоватой шутке и в тот же момент заныло плечо.

Так, ладно! Намёк понятен… Что там следующее? — Небольшой мешочек с Крупицами Света — подарок служительницы культа из Гравстейна. Большую часть я уже использовал, но кое-что осталось. Авось пригодится.

Вот кольцо огневолка. Я примерил его на палец…

Слабое оно, «пустое». Что-то до сих пор не чувствуется в нём «сила». Смык бы сказал: «Разрядилось». Сколько же этому кольцу времени надо, чтобы я смог снова вызвать огневолка… Правда, он мне сейчас без надобности.

Потом на лежанку лёг мешочек с метеоритным железом, тот, что я получил от хранителя сиверийского портала, перед тем, как отправиться на Новую Землю. Будем считать, что тоже вещица колдовская…

Остался сиверийский лук, добрый мой приятель. Из всех луков, что у меня были, пожалуй, лучшее оружие.

Был ещё металлический рог Восставших Зэм. Он, конечно. Не оружие, но если бы не его свойства…

О, Сарн, сколькими же «подарками» я владею! Невероятно! Просто невероятно! Никогда не задумывался над этим, а вот пришёл случай… Действительно, невероятно. Здесь нет ни одной ненужной вещи!

Всё? Или ещё что осталось?

Ощупав себя с ног до головы, я вытянул «котта». Ну, это просто нож… Хотя и он мне не раз пригодился…

— Пора, — послышался голос Стояны.

Она была у входа в хижину и несколько удивлённо смотрела на мои действия.

— Оставляю оружие, — словно извиняясь, проговорил я. — Таковы ведь правила.

Друидка понимающе кивнула и вышла наружу. Я бросил взгляд на свои «сокровища», накинул сверху покрывало и пошёл следом.

Мы со Стояной двинули по Рыбной улочке, змеёй петляющему среди круглых гибберлингских хижин. И тут же влившись в общий поток, медленно побрели к воротам из города.

В глазах рябило от обилия разноцветных килтов. Сегодня каждый гибберлинг обязан был одеться подобающе.

Наконец мы достигли места празднества. Наш поток влился в общий, тот в свою очередь потянулся к высокому пригорку, на вершине которого по-прежнему стоял Старейшина. Гул постепенно стихал и вот слово взял Фродди.

Он откашлялся, несколько раз прошёлся взглядом по разношёрстной толпе.

— Сегодня… сегодня один из знаменательных дней! — начал торжественно Фродди. Его громкий голос разом затушил последние очаги разговоров. — Прежде, хочу напомнить вам всем о нашей далёкой Родине, об Исе, о Великом Древе, растущем на ней.

Конечно, уже давным-давно нет в живых тех, кто это всё видел своими глазами… Читая древние сказания, легко заметить, что условия на нашей родине, на Исе, были нелёгкими. Можно смело сказать — суровыми. Скалы, льды, тёмные дремучие леса… почва скудна, урожаи на ней мизерны… Иногда на нас нападали злобные орки. В общем, всяко было, историй тому немало. И трудно было прокормиться нашему племени. Припасов не хватало и в долгие зимние месяцы гибберлинги, затянув пояса, пытались выжить… Многим из них еда лишь снилась… И до весны дотягивали не все, — Старейшина замолчал. Он чуть склонил голову, будто вспоминал тех, кто уже покинул наш мир.

Сегодняшний день, — чуть погодя продолжил Фродди, — это напоминание нам о той трудной жизни… Единение — вот что помогало выстоять во всех невзгодах и горестях. Один гибберлинг — не гибберлинг!

— Листик, веточка… крона… ствол… Всё это одно целое! Это наше Древо! Оно наша жизнь… оно наша поддержка!

Пока Фродди говорил, я огляделся по сторонам. Среди гибберлингов я был не единственным человеком. Сегодня сюда пришли практически все люди, что прибыли на Корабельный Столб по своим делам.

Смык же даже успел мне пожаловаться, что портал скоро перестанет справляться с нахлынувшим потоком гостей.

— Мне, — продолжал Старейшина, — не раз приходилось слышать, и не только от молодых гибберлингов, что всё… назовём это словом — наследие… Так вот, кое-кто полагает, что всё наше наследие, наши традиции — никому не нужный хлам. А я напомню вам, что Ворейнги не просто гульбище после тяжёлой и голодной зимы… Не-ет!.. Оно связывает наши поколения, объединяет кланы, делает нас не разрозненной толпой среди прочих рас Сарнаута… а единым народом! Ворейнги — корни нашего Древа, питающие всё до последнего листика, то мельчайшей веточки!

К Старейшине неспешно направилась целая делегация, нёсшая на длинном шесте изображение огромной рыбы.

— Правда, — продолжал Фродди, — всё же отмечу, что не знаю, чтобы делали мы, гибберлинги, коли не было у нас одного великого союзника — моря… Смелым оно покорялось, отдавая свои богатства, ну а слабых духом ждала гибель в его пучине. Там всегда в изобилии водилась рыба… Именно в сей день, отважные гибберлинги возвращались после своей первой весенней навигации, чтобы тем самым вернуть родным своим надежду… обеспечить и их, и свое существование.

Делегация гибберлингов поднялась к Фродди и ему торжественно передали шест.

— Так пусть же рыба, — громко прокричал Старейшина, — не только нам снится! Добудем её своим неустанным трудом и…

Поднялся неимоверный гул. Я тут же оглох на оба уха.

— А теперь… А теперь… — Фродди не смог перекричать гомон. Он поднял руку и, в помалу начинающих стихать криках, послышался его приказ: — А теперь объявляю всем о начале Ворейнги-фры!

— А-а-а-а… У-у-у-у… Э-э-э-э…

Крики стали ещё громче и гибберлинги дружно хлынули к столам со снедью. Конечно же, главным блюдом сегодняшнего праздника была рыба. И солёная, и вареная, и жареная, и в похлёбке, и в овощах…

Нас со Стояной подхватило «течением» и унесло куда-то в центр луга. Мы присели на свободные места и понеслось.

Сегодня гибберлинги гуляли так, как никогда в году. Объедались, напивались, горланили песни, так что пропадал голос… Но более всего мне понравилось нечто другое.

Надо сказать, что язык гибберлингов я досконально не изучил. И если бы не помощь Крепыша Орма, то мне бы никогда не открылась ещё одна из столь интересных сторон этого народа.

Каким-то чудом Орм нашёл меня в многотысячной толпе и потянул за собой:

— Пойдёмте! Такого вы ещё не видели и не слышали!

Несколько минут мы петляли, как зайцы, среди столов, скамеек, бочек и… подгулявших гибберлингов.

— Сюда, — кивнул Орм.

Впереди виднелось плотное кольцо. Благодаря тому, что ростом гибберлинги были не выше ребёнка, я смог без труда разглядеть, что происходило там, внутри него.

Орм потянул меня дальше, говоря, что тут необходимо слушать, а не смотреть. Гибберлинги услужливо расступались и вот мы добрались до края кольца.

— Это состязание скальдов, — громко прошептал Крепыш. — Сейчас начнётся.

Один важный старец взмахнул клюкой и громко объявил о начале выступлений. Он представил собравшихся «певцов» (так, кажется, он их назвал), а разные сектора по очереди радостно загудели, поддерживая своих скальдов.

На мой вопрос Крепыш Орм быстро проговорил:

— Это поэты, мастера слова. Сейчас они начнут соревноваться друг с другом в сочинённых ими «песнях».

Первыми выступили вперёд толстенькие гибберлинги, одетые в кожаные куртки. По узору на их килтах я отнёс «росток» к клану Вислоухих. Гибберлинги попросили (именно попросили) собравшихся заслушать хвалебную песнь, посвящённую какому-то Бьёрну… дальше я не услышал, поднялся неимоверный гул одобрения.

Честно признаюсь, поначалу мне никак не удавалось воспринять слова «песни». Набор каких-то витиеватых фраз, явно не связанных друг с другом. Едва начав переводить для самого себя текст, я вообще запутался. Хорошо мне пришёл на помощь Орм.

— Красиво, — согласился я, но Орм быстро раскусил моё недоумение.

— У скальдов не принято называть своими именами описываемые… образы, — нашёл подходящее слово гибберлинг. — Мастерство поэтов в том и состоит, чтобы умело… искусно переложить… подменить слово иными понятиями.

— То есть?

— Смотрите, вот он сказал «длань изумрудная». Это значит, что скальды говорят о зелёном луге… этом зелёном луге. Улавливаете? Дома своих врагов, орков, они назвали «волчьими вотчинами». Понимаете?

— А-а, так вот о чём речь! Мне-то сразу показалось, что они несют какую-то околесицу, а теперь ясно… ясно… «Серп кровавый» это — меч?

— Да… А вот слушайте, что они дальше говорит.

Троица поэтов весьма слаженно тянула хвалебную песнь. Они то вступали разом, то по очереди сменяли друг друга. В общем, выходило весьма завораживающе. По коже периодически пробегали «мурашки».

Я сосредоточился, но снова не смог сообразить. Орм это понял и перевёл:

— Они восхваляют род Бьёрна, говорят о его многочисленности — «пышности».

Я понимающе кивнул Крепышу и в дальнейшем уже сам пытался разобраться в тексте. Выступило одиннадцать «ростков». Каждому из них гибберлинги выражали своё восхищение. А когда пришло время выбрать наилучших, начались такие ярые споры, что я думал, дойдёт до драки.

В этот момент мы с Ормом решили выбираться прочь.

— Ну, как? Понравилось?

— Да… говорю честно, это было весьма увлекательно.

Крепыш заулыбался, обнажая свои маленькие белые зубки.

— Три года подряд победителем вышли Бородатые. Но в этот раз они не смогли приехать. Вот их бы вам услышать… Мастера ещё те!

Тут нас с Ормом развело в стороны: хлынувший откуда-то сзади поток танцующих подхватил всех, кто стоял, или шёл, и унёс к свободной от столов да скамей поляне.

Я закружился в общем хороводе, едва-едва найдя силы (да и такт), чтобы выкарабкаться из этого «моря» веселья.

Разговоры, разговоры, разговоры… Я поначалу даже не знал, куда себя приткнуть. Вроде и весело, вроде и посмотреть да послушать кое-что можно, а всё одно чувствую себя лишним.

А гибберлинги по-прежнему братались, знакомились, болтали о чём-то своём. Мне бы тоже хотелось примкнуть к какой-то компании, да что-то уж не очень получалось.

Стояна сдымила судя по всему с Вербовой. Они ещё теми стали подругами!

Я огляделся: куда же податься?

Вдалеке виднелся одинокий шатёр Старейшины. Удивительно дело, но среди всего этого веселья, ему одному не дозволялось ни пить, ни есть. Гибберлинги сказали, что он сейчас молится.

— Кому?

— Он просит Судьбу быть благосклонной. Благодарит за оказанные ею добродетели.

— Разве больше это делать некому?

— Он — Старейшина нашего народа. Такова его доля…

Я не стал больше ни о чём спрашивать, а просто решился пройтись, осмотреться. Чего действительно сиднем сидеть да брюхо напрасно набивать?

И вновь вокруг веселые разговоры, хороводы, удалое бахвальство отдельных гибберлингов, музыка, песни, танцы (или их подобие)… драки, но не по злобе… снова разговоры…

Были тут и люди. Не скажу, что они вели себя сдержанней, чем гибберлинги. Некоторые «клюнули» на дармовую выпивку и уже к обеду еле ворочали языками. Особо «старательных» тут же сносили и укладывали спать. Правда, смешно было видеть, как кучка малорослых гибберлингов пытается отволочь почти неподъёмную тушу какого-нибудь купчишки или матроса.

До моего уха донёсся довольно громкий гул.

— Кажется, начинается «рыбалка», — прояснили ситуацию кое-кто из гибберлингов.

Я присмотрелся: в стороне, где виднелась весьма солидная разноцветная толпа, именно оттуда и доносился нестройный гул голосов.

— Весьма занимательная забава, — продолжали рассказывать доброхот. — На прошлом праздновании победителями вышли Бусинки из клана Подземельных… Вы бы, господин Бор, сходили. Вам будет интересно!

Сказано это было с какой-то явной подоплёкой. Хотя, может, я просто надумываю?

Я смело развернулся и пошёл к толпе.

— На «рыбалку»! Скорее на «рыбалку»! — покрикивали подвыпившие гибберлинги, торопясь к своеобразному ристалищу.

Здесь собралась пару сотен «ростков». Но благо, что мой рост позволял более или менее сносно всё разглядеть. А тут ещё нашлась лазейка, и я пробрался к толстому столбу, врытому недалеко от ристалища.

Гибберлинги бились трое на трое, «росток» на «росток». В качестве оружия использовали палки и деревянные круглые щиты, наподобие тех, которые вешали в жилищах.

Гуп! Гуп! — гулко разносилось по округе.

Зрители периодически восклицали, когда тот или иной боец наносил удачный удар. Я не мог не заметить, что «рыбаки» дрались всерьёз, выдавая друг другу весьма ощутимые тычки.

Первый бой, который я наблюдал, закончился очень быстро. Побежденным помогли доковылять до границы площадки, где их подхватили расстроенные сородичи.

Судья ристалища объявил о победе и начал представлять следующую пару «ростков». Троицы вышли на свои места и приготовились.

— В чём суть? — спросил я у ближайшего ко мне гибберлинга.

— В середину кладут «рыбу». Вон тот мешок с песком… Потом бойцы начинают сражение за неё, пытаясь отобрать «добычу» у противника. Кому удаётся донести её до корзины, та сторона и победила.

Судья дал добро и гибберлинги сошлись.

Гуп! Бух! Гуп! Бух!.. Маты, вскрики, отрывистые команды… Я не заметил, как сам «вжился» в роль, представляя себя на месте этих бойцов.

А мешочек был тяжёлым. Это было видно невооружённым взглядом. Один из «ростков» живо заградил собой «рыбу». Ушлый гибберлинг бросил и щит, и палку, и подхватил мешок и айда к корзине. Братья как могли долго сдерживали натиск атакующих, но уже почти у самой корзины те одержали вверх. Последняя стычка вышла скоротечной, и мешок перекочевал к противникам. Два гибберлинга подхватили его и живо отволокли к себе.

— А-а-а-а!

Зрители от радости стали подпрыгивать. Те, кто импонировал проигравшей стороне, недовольно понурили головы.

Я с удовольствием просмотрел ещё несколько боёв, когда вдруг ко мне пробрались Смык и Ползуны.

— И ты здесь, — бросил я хранителю. — Портал бросил, как теперь им воспользоваться, коли кому надо улететь?

— Сразу видно, что вы, Бор, далёкий от всего этого человек! — улыбнулся хранитель. (Уже поддатый, — мелькнула у меня мысль.) — По-вашему, мне там безвылазно сидеть? А Страж на что?

— Страж? — я не совсем понял, но уточнять не стал. Просто не интересно. — Ну и ладно.

Я вообще о портале сказал просто так, вроде как для завязки разговора. Как он там работает — пусть разбираются те, кому хочется знать, что да как.

— А вы что ж одни? — спросил Смык.

— Да так…

Тут ко мне обратились Ползуны.

— Вы ведь ходили с Сутулыми в копальню? — поинтересовались они. — Говорят, что там нашли странные… рисунки.

— Да, было дело.

— И что там на них?

— А Сутулые не говорят?

Гибберлинги сердито буркнули про этих самых Сутулых и это «что-то» было весьма не лестным.

— Там была выбита в камне схватка между двумя… чудовищами.

— А поподробней… пожалуйста.

Я внимательно посмотрел на Ползунов, пытаясь понять, в чём их интерес. Простое любопытство? Если судить по блеску в глазах, то нет.

— Может, присядем где-нибудь? — предложили они.

Я вздохнул, но согласился. Мы отошли в сторону и расположились за одним из свободных столов.

Не прошло и минуты, как пред нами возникли солидные кружки до краёв наполненные элем. Я сделал большой глоток, промочил, так сказать, горло, и стал рассказывать. Всё это заняло несколько минут.

— А у вас есть какие-то предположения по этому поводу? — спросили гибберлинги.

Уж чего-чего, а размышлениями я не страдал. Ползуны несколько надменно (как мне показалось) хмыкнули.

— Кое-кто из ваших подумал, что там изображены друиды, — как бы невзначай заметил я.

— Друиды? — Ползуны задумчиво зачесали в макушке, переглядываясь друг с другом. — Почему друиды?

— Я почём знаю! — мне хотелось ответить резче, но всё же сдержался.

Не знаю отчего, но Ползуны меня начинали раздражать. Что-то в них было… что-то агрессивное…

Вот бывают такие личности. Говоришь с ними и каждую секунду думаешь, что они вот-вот кинуться на тебя и загрызут.

— Друиды… Мы точно о них мало ведаем, — недовольно бурчали Ползуны. — Они не столь говорливы, чтобы трепаться о себе направо и налево.

— Я много об этом думал, — вмешался в разговор Смык.

Его осоловевший взгляд скользнул по нам всем и упёрся в пивную кружку. Сделав мощный глоток, хранитель продолжил:

— Всё дело в их верованиях… в их магии…

— А ты что-то об сём знаешь? — спросил я.

Смык хихикнул и пробормотал о том, что, мол, я частенько якшаюсь с друидами, посему должен был и знать больше.

— А вот ты уже который год живёшь среди гибберлингов, — заметил ему в ответ. — А до сих пор не знаешь, как правильно говорить на их языке…

— Ясно, ясно! Не надо так горячиться, — замахал головой Смык.

Я, вообще-то, даже не думал «горячиться». Может, чуть повысил голос, но не более. Очевидно, хмель начал действовать на ум хранителя. Через час, думаю, он вообще свалится под стол и захрапит со всеми теми, кто не рассчитал свои силы.

— Вот что я вам скажу! — Смык ткнул пальцем вверх. — Друиды… это наследники джунов! Можно сказать — потомки!

— Тьфу, на тебя! — я не сдержался и хлопнул ладонью по столу. — Опять?

— Вот не хотел говорить… не хотел… знал, что не поймёте…

— Ты продолжай, — подали голос Ползуны.

— Я уверен… да, я уверен, что и они, и их магия — отголоски той прадавней цивилизации. Когда-то у эльфов… на Тенебре… да, там… точно… я читал в их книгах…

— Что читал? — спросил я. — Что друиды и джуны, суть одно и то же?

— Типа того. Была такая мысль…

— А ты знаешь, что кожа джунов была красного цвета? Что они даже внешне отличались от обычных людей?

— Так это… время же сколько минуло! Эльфы тоже не похожи на тех, что жили тысячи лет назад. Да и мало ли чего! Ну и я не имел в виду, что они прямые потомки… Мы говорим о магии… вере…

— Ну, ты… выдумщик, Смык!

— Даже сейчас, — хранитель отодвинул свою кружку в сторону и сосредоточенно уставился на нас. Во всех его жестах, во всей это его «сосредоточенности» явно проглядывалось то, что называют «трёпом пьяного человека», — вот даже сейчас рождаются и гибнут в нашем мире целые народы. И остаются после них… следы! Это как в лесу!

Смык снова ткнул пальцем вверх.

— Как в лесу: есть старые сильные могучие деревья, а есть едва приметные. А стоит такому великану свалиться, как его место тут же займут молодые ростки. Некотрые будут расти на его «теле»… Я поясняю вам свои слова о том, что после всех остаётся след. От джунов, к примеру, порталы! Вот что это за штука такая, а? Не знаете? Я вам скажу: это двери в другие миры! Вдруг тот Катаклизм, который расколол наш мир, на самом деле одна из таких «дверей»?

— Чего? — мы с гибберлингами вскричали, чуть ли ни в один голос. Уже речь Смыка не понимал не только я, но и Ползуны.

— А! — махнул рукой Смык, снова делая глоток из своей кружки. — Смейтесь, смейтесь… Говорю вам, что друиды — далёкие «потомки» джунов. И всё тут!

— А чего гадать? Может, у них самих спросим?

— Не думаю, что друиды это осос… осос… осознают, — хранитель сердито хмыкнул и затем замолчал.

Тут мне на плечо легла чья-то ладонь. Я обернулся — позади была Стояна.

Она мягко улыбалась, глядя прямо в мои глаза.

— Ты где пропадала? — спросил я у неё.

— Да так… Аксинья водила меня к Держащим Нить, — ещё более странновато улыбаясь, ответила друидка.

— Что? — я весьма удивился. — Зачем?

Друидка бросила взгляд на Смыка и Ползунов, как бы говоря, что разговор не для их ушей.

Я встал и попрощался со своей компанией кивком. Мы со Стояной отошли в сторонку.

— Я хотела знать о своей судьбе, — сказала друидка, при этом вдруг как-то смутившись и покраснев.

— И как? — мой голос отчего-то дрогнул.

Ответа не последовало. Я понял, что его и не будет.

Мы со Стояной пошли через толпу, вдоль полупустых столов.

— Хочешь танцевать? — вдруг спросила меня друидка.

Сердце дрогнуло. В голову попёрли самые невероятные мысли. Не скажу, что они все были из разряда приятных. Вспомнились и кошмары, страхи и прочее. Но было и иное…

— Танцевать? — сухо переспросил я, уже смутно догадываясь, что могли наговорить Стояне гибберлингские жрицы.

— Мне хочется, — всё также странно улыбаясь сказала Стояна.

Она взяла меня за руку. Я почувствовал, какая горячая у неё ладонь.

Играла музыка. На небольшой площадке церемонно выплясывали гибберлинги.

Вот не думал, что у них бывают такие целомудренные танцы. При всей их распущенности, они весьма деликатно вышагивали в своеобразных «па».

Мы тоже закружились в общем потоке.

От Стояны чем-то пахло. Девчушка подняла на меня свои влажные глаза и чуть покраснела.

Я мимоходом вернулся к той ночи у Голубого озера. Надо признаться, что это была один из самых приятных вечеров за последнее время.

Из головы вылетело всё, кроме тех волшебных минут.

Но вот музыка кончилась. Во время небольшой паузы гибберлинги вернулись к столам. А мы со Стояной некоторое время стояли, глядя друг на друга.

— Пойдём и мы? — спросил я.

— Пошли…

Неожиданно дорогу нам преградили смотрители порядка во главе с Торном Заикой.

— У-у-уважаемый Бор, — кивнул последний. Его учтивость меня сразу насторожила. — Вас х-хы-хы… х-хотел бы… хотел бы у-у-увидеть Ста-а-а-арейшина.

— Меня?

Первая мысль была касательно пещеры на Лысом взгорке.

— Зачем?

Торн пожал плечами и хмуро улыбнулся.

Я сказал Стояне, чтобы она дожидалась меня здесь, а сам со стражниками пошёл в тот отдельный большой шатёр, что стоял на холме чуть в стороне от луга.

Чего Фродди от меня хочет? Неужто в такой праздник не с кем вместе посидеть?

Через несколько минут мы добрались до шатра Старейшины. Торн распахнул полог и заскочил внутрь. Буквально через несколько секунд он выбрался назад и кивнул мне головой, мол, заходи.

Внутри царил полумрак. Фродди сидел подле небольшого костерка, задумчиво глядя на языки пламени.

— Сегодня мне был сон, — без предисловий начал Старейшина. Он переложил трубку, сделал глубокую затяжку, при этом блаженно щурясь, и продолжил: — Приснилась мне большая рыба. Очень большая.

Я пока не особо понимал сути разговора. Если позвали лишь для того, чтобы поговорить о снах, то и мне есть что поведать.

Кстати говоря, с момента тех странных событий в пещере, мне абсолютно перестали снится какие-либо сны.

— То, что я тебе сейчас скажу, может показаться кощунственным, — продолжал Старейшина. — Порой мне думается… может… может, это и к лучшему, что надежда вернуть Ису… умерла…

Я не посчитал эти слова какими-то ужасными. Но на лице изобразил некое удивление.

— Думаю, нам хватит скитаться по развалинам Сарнаута. Надо набраться смелости и честно сказать, что пора обзаводиться новой Родиной. Новая Земля, кажется, не самое последнее место в Астрале. А?

Я пожал плечами. Фродди выпустил новую завитушку дыма.

— Сей архипелаг давно стал для нас домом. Конечно, до Исы ему далеко…

— А как же Великое Древо? Выходит, что и оно сгинуло в Астрале.

— Да-а… истина бывает порой так горька, что…

Старейшина не закончил свою мысль. Он надолго замолчал, попыхивая трубкой.

— Ты не гибберлинг… значит, и мыслишь совсем по-иному.

— По-иному? То есть понимай, как «неверно»?

— Почему же? — Старейшина выпустил очередную струйку. — Что ты скажешь о новой Исе?

— Вы хотите посоветоваться со мной? — удивился я. — Вот уж не полагал… Неужели, нет никого, кто мог бы вас выслушать, поддержать словом?

— Есть, — кивнул Фродди. — Но они гибберлинги.

— И всё равно я не понимаю… Но, а на счёт новой Родины — это верная мысль. Вот только как её донести до всех?

— Вот то-то и оно!

Старейшина загадочно посмотрел на меня и снова сощурился.

— И всё-таки рыба мне не зря снилась, — не понятно о чём проговорил Фродди. — Идём-ка, друг мой, к Ткачихам!

16

Это было возле Великого Холла. Оказывается, у гибберлингов есть такие места, где не только предаются пьянству.

Хижина была средних размеров и имела небольшие сенцы, в которых стояли уже знакомые мне жерди со щитами. Внутрь я входить не решался, но Фродди потянул меня за собой.

— Давай-ка, не страшись. Обождёшь тут, при входе! — Старейшина указал влево от себя. — Нечего стоять на дворе. Не надо, чтобы нас… тебя сейчас тут видели. Ну, жди…

Он что-то ещё забормотал под нос, а потом вошёл вглубь, при этом умудряясь поклониться, чуть ли не до самого пола. Секунда-другая и Фродди стал кого-то звать.

Я сощурился: в сумраке сеней было плохо видно, что находится дальше, в основной комнате. Там, кстати, тоже царил полумрак. Всё, что удалось разглядеть — странное деревянное сооружение посредине, в котором с трудом различался… ткацкий станок. Он был несколько необычной формы.

— Сем сынд сиг хырн? (Кто там?) — перевёл я по-своему вопрос, прозвучавший из глубины комнаты.

Голос был хриплый, глухой. Потом послышался старческий кашель и в светлую зону вышли три гибберлингские фигуры, закутанные в невообразимые мешковатые одежды.

«Держащие Нить, — понял я. Никто другой здесь не должен был находиться. — Неужто мне будет дозволено войти в святая святых этого храма?»

Фродди некоторое время переговаривался со жрицами, а потом, резко повернувшись ко мне, сказал:

— Можешь проходить.

Я сделал несколько шагов и остановился, разглядывая комнату изнутри.

— Пет-та ер пфас! (Это он!) — прокряхтела одна из гибберлингских жриц, обращаясь к своим сёстрам. Потом махнула мне рукой со словами: — Кома хингадз, ек-ки вера хреддур. (Проходи, не бойся.)

Фродди сделал жест, обращённый ко мне, мол, давай смелей.

— Ты хотел поговорить с нами… с глазу на глаз? — задала вопрос вторая жрица.

Говорила она с акцентом, чуть коверкая фразы и часто запинаясь, будто вспоминала каждое слово, как оно звучит на канийском.

Старейшина кивнул в ответ. Он снова рассказал про сон, в котором ему привиделась большая рыба. Держащие Нить зацокали языком.

— Разве на днях мы тебя не предупреждали? Разве ты не видел своими глазами двойной круг на Ткани? Вот снова мы скажем тебе: грядут дни тяжёлые… И многим рыба будет сниться в голодные зимы.

— Какая зима? — не понимал Фродди. — Почти что лето…

— Мы лишь трактуем Узоры.

— Позволено ли будет говорить мне? — вступил в разговор я, обращаясь к Держащим Нить.

Они кивнули, а Старейшина чуть отступил в сторону. Мне отчего-то подумалось, что он намеренно привёл меня сюда. Как будто хотел, чтобы именно я побеседовал со жрицами.

— То, что говорят, будто вы можете растолковать правду… то есть, будущее по Узорам Судеб, возможно и правда. Но…

Жрицы, услышав мои слова, недовольно фыркнули.

— Мы видим будущее! — начала одна из гибберлингских прорицательниц. — Вернее, определяем его по сочетанию знаков.

— Ну, да! Как вы там говорите? Судьба?

— Судьба… или боги… У кого как. Но тебя ведь гложет другой вопрос.

— И какой?

— Кто из них играет твоей жизнью?

— Я не совсем понимаю. Разве есть разница кто? Судьба и боги разве не взаимосвязаны?

— Разница есть… и большая…

— И в чём она?

Жрицы переглянулись.

— Судьба не подвластна богам, — сообщила одна из жриц.

— Разве? — подобное заявление меня удивило. — Не они ли ткут Ткань Мира и определяют направление и суть Узоров?

— Боги — такие же Нити, как и все мы… Считай их большими реками, в которые вливаются множество ручейков. Зигзаги, узлы, петли, кольца… Кто-то из нас стремится к свету, кто-то к тьме. Всё это и есть Ткань Мира… всё взаимосвязано и не бывает одного без другого. И мы сами по себе лишь просто «нити».

— Нити! — я нахмурился. — Кто же Ткач?

Жрицы загадочно заулыбались. Одна из них вдруг заметила: «Оуг хан ер-р ек-ки хеймскур мадзур. А он не глупый человек».

— Наша цель — следить за тем, чтобы жизнь гибберлингов складывалась в благоприятный для них узор. Мы даём советы, указываем возможные вариации будущих событий. Мы лишь трактуем Узоры, — повторились жрицы.

— И всё?

Держащие Нить замолчали.

— Ладно, допустим… Можно ли повлиять на Узор? Изменить его? Вот вы говорили о каких-то двойных кругах… Забыл, что они значат… Но суть не в этом. Возможно ли… «переткать» рисунок? Или чего быть, того не миновать?

— Ты много спрашиваешь и ждёшь прямого ответа. Его нет… просто нет…

— Или вы его не знаете?

Держащие Нить нахмурились. Мне показалось, что своей напористостью я их смутил. Гибберлинги переглянулись друг с другом.

— Ты сам того не понимаешь, — как-то непонятно ответили жрицы.

Я про себя сослался на их плохой канийский, но тут же старшая начала пояснять:

— Ты, Бор, обладаешь даром…

— Одним из многих даров, — поправила свою сестру вторая жрица.

— Да… Не понятно отчего, но ты избегаешь этого, — закивала головой Держащая Нить.

— Я вас не совсем понимаю.

— Судьба к тебе благосклонна. Она бережёт тебя… Ты одна из тех Нитей, что применяют для главного Узора.

— В чём мой дар? — усмехнулся я.

— Вербова говорила нам… но мы и сами то видим… Ты проходишь обряд Прозрения. Он может быть очень…

— Болезненным, — подсказала сестра.

— Да-да.

— И что я пойму, когда его пройду?

— Ты — орудие Судьбы.

Я не сдержался и сердито рыкнул.

— Опять! Да сколько же можно!

Жрицы опять переглянулись.

— На твоём поясе мы видим места, где ты носишь мечи, — тут старшая сестра указала пальцем на мой живот. — Они — орудия, подчинённые воле своего хозяина. То есть — твоей. И вот представь, что клинки говорят меж собой и один у другого спрашивает: «Доколе мы будем губить чьи-то жизни? Всё, что нам написано на роду — убийства и смерть. А возьми топор? Он рубит деревья, помогает строить избы. Нам бы так».

— К чему вы это мне говорите?

— Ты — меч. Ты орудие, созданное для определённой работы. Ты можешь желать другого, но своей сути изменить не в силах. Только хозяин волен вытягивать клинок из ножен и колоть им как врагов, так и прочих. И тут ни отнять, ни добавить.

— Эта твоя Нить, — заговорила вторая сестра, — и хорошая ли, плохая ли, судить… Ткачу. Но раз она есть, раз она существует, то общего Узора ей не нарушить, а только дополнить, украсить.

— Гляди на Ткань, и увидишь свою «дорогу», — вмешалась третья жрица. — Зигзаги, круги, кольца — и среди этого есть твоя Нить. Не спрашивай нас о том, можно ли «переткать» судьбу. Нам это не ведомо… Да и никому в сём мире это неведомо. Даже твоим богам: Сарну и… Нихазу.

Дыхание сбилось. Я сжал челюсти до скрипа зубов.

— Я не верю! Просто не верю! — меня начинала раздражать такая самоуверенность жриц.

— Обычно никто не верит, — согласилась одна из держащих Нить. — Кому приятно знать, что он лишь орудие? Внутри любого разумного существа есть некие силы, которые говорят, что и как делать. Мы принимаем это за свои мысли, свои желания… Мы считаем, что сами управляем своей жизнью, ссылаемся в случае чего на стечение обстоятельств, происки врагов… да мало ли чего ещё!

— Ты упрямый человек, — заговорила следующая жрица. — И от того тебе ещё труднее принять наши слова. Наверное, сейчас думаешь, мол, никто не может тебя заставить поступить по-иному. Так?

— Думаю! — с вызовом отвечал я, готовясь защищать свои слова.

— Это хорошо. Это даёт тебе чувство свободы.

— А вы считаете, что мы все несвободны? Что наши Нити…. Как там?… предопределены?

— Нити? — с задумчивостью переспросила жрица. — Они того цвета, какого и должны быть. И красная не станет зелёной, жёлтая — синей. А если постоянно «рвать» Ткань, путать Узоры — Ткач вытянет эту Нить из Станка, заменит на другую.

— Гм! — снова сжал я челюсти. — По-вашему, я тут для какой-то цели? И какой? Бить космачей?

— Ты там, где и должен быть! А любому делу, между прочим, предшествует зачин. Просто обожди и всё увидишь.

Держащие Нить замолчали. Я никак не мог найти, что им ответить, что сказать.

— Спасибо, — послышался голос Старейшина.

Он, казалось, безучастно наблюдал за нами, мне думалось, что и не прислушивался к беседе. И вдруг взял и поблагодарил жриц. Зачем?

— Спасибо, — повторил Фродди, делая мне знак, что пора уходить прочь.

Я удивлённо глядел то на него, то на Ткачих.

— Пойдём, мой друг. Праздники столь редки в этом мире, что глупо их пропускать, — Старейшина чуть улыбнулся.

Мы поклонились жрицам, и вышли вон.

— Вы что-то поняли из их слов? — чуть погодя спросил я у Фродди.

Тот откашлялся и кивнул головой.

— Эх, мой друг. Молод ты ещё… а я стар. Порой вижу скрытое от глаз. И сегодня увидел… услышал, — поправил себя Старейшина. Он чуть помолчал и добавил: — Я услышал ответы на свои вопросы, хоть при этом почти не спрашивал… Хорошо, что ты не гибберлинг.

— И что вы поняли?

— Что мир изменится не зависимо от того, чего хочу я, ты и другие существа. Не стоит этого боятся… Пусть там впереди и двойные круги, пусть по ночам снится рыба… пусть пала в Астрале и Иса, и Древо… Однако Узор будет неизменен. Мы можем полагать, что свободны, что наши нити крепки…

— Прошу прощение за возможную неучтивость, но так, наверное, в своё время думали и джуны. А что стало с их цивилизацией?

— Ты молод и горяч. Делаешь слишком поспешные выводы. Поверь, мой друг, во всяком Узоре есть свой смысл. Это касается и джунов…

— Их время прошло давным давно!

— Зато осталось их наследие. А не для этого ли они и были созданы?

Я пожал плечами. Столь сложные размышления сегодня не по мне. Да и в конце концов, я человек, а не заумный эльф. Пусть они размышляют о бытие и прочем.

Мы расстались у ворот. Старейшина пошел к своему шатру, мои же стопы направились на поиски Стояны.

До слуха донеслось негромкое пение нескольких нестройных мужских басов. Я обернулся: то были подвыпившие гибберлинги, среди которых виднелся Крепыш Орм.

Слова песни показались мне знакомыми. Я невольно прислушался:

Недобрые мысли, которые будто дворовые собаки, терзающие кость, разом покинули голову, улетучиваясь, словно дым. Они оставили лишь небольшой налёт какой-то грусти…

Правы жрицы, хоть и не хотелось с ними соглашаться. Я, как не крути, тот «меч» и «топором» мне не быть. Никогда не быть!

Стояну я нашёл там же, где и оставлял. Она ничего не спрашивала, только пододвинула ко мне широкую миску.

Есть особо не хотелось, хотя руки сами собой тянулись к снеди. Я вдруг получил небольшой тычок в левый бок.

— Извините! — раздался голос. — Случайно вышло…

Обернулся: рядом сидела младшая сестричка Упрямых. Я чуть улыбнулся в ответ. Она с кем-то разговаривала.

— И какой интерес? — послышался вопрос.

Собеседницей оказалась одна из сестриц Заботливых. Она жадно поглощала рыбу и одновременно при этом успевала говорить.

— Да какой интерес там может быть? — отвечала Упрямая. Её килт был в крупную полоску нежно-голубого цвета. Я попытался разобраться в её родословной, но не смог — запутался. Видно действие хмеля сказывается. — Лёд да камень, вот и всё богатство.

— Не скажи! А кудрявый лишайник для «обжигающего эля»? — с серьёзным видом отвечала сестрица Заботливых. Её косы напоминали дремлющих на плечах змей. — Его нигде больше нет: ни на Мохнатом острове, не на Стылом…

Я не собирался подслушивать их разговор, но это вышло само собой.

Сестрица Упрямая отпила из кружки, а потом несколько недовольно бросила:

— Я порой вам удивляюсь…

— Нам?

— Хотела сказать тем, кто хочет с арвами наладить торговлю. Это же дикари! — Упрямая нахмурилась. — Неужели опыта других им не достаточно, чтобы вовсе отказаться даже от попыток…

— Может, не достаточно, — отвечала Заботливая.

— В торговле главное что? Размах! Отдача! А тут? Мы вот в прошлом году отправились на Арвовы предгорья. Брат говорит, мол, надо пробовать. Ну, хочешь — давай, перечить не станем. И вышла у нас какая-то странная торговля… Вернее — мена. Сначала чуть головы не потеряли… Тяжело договориться с этими арвами, но брат по-всякому с ними. В общем, договорился. Но что получили взамен — кишки, когти… ну ещё одну шкуру. Второй раз и того хуже: всё забрали, ничего не дали. Третий, четвёртый… Говорим брату, мол, да сколько же можно? Чистый убыток! А он упрямый…

Собеседница вдруг рассмеялась:

— Ну, так вы же и есть Упрямые! Чему удивляться?

— Есть такое… А на счет лишайника ты верно подметила. Может, брату мысль подкинуть? Пусть арвы его собирают, а мы на него обмен вести и будем…

И снова грянула музыка. Гибберлинги стали вылезать из-за столов. Стояна как-то «жадно» схватила меня за руку, словно боялась «уронить», при этом с кошачьей грацией прильнув ко мне.

— Пойдём? — прочиталось в её глазах.

Как тут откажешь? Я встал, и мы снова пустились в пляс…

Было уже далеко за полночь. Голова отяжелела и от мыслей, и от хмеля. Веки так и норовили закрыться. Рядом на плече прикорнула Стояна. Я мимоходом глянул на её волосы, стянутые в тугой хвост. Они сложились в своеобразную «подушечку», на которой покоилась небольшая головка друидки.

Сейчас Стояна казалась какой-то… хрупкой… А я мыслился для самого себя эдакой непреклонной могучей скалой, закрывающей девчушку от невзгоды.

Гибберлинги всё ещё гуляли. Кое-кто даже был в состоянии петь песни, другие продолжали поглощать и еду, и выпивку. Такие небольшие, в сравнении с человеком, созданья, а умудряются наедаться за десятерых здоровенных мужиков.

Мысли еле-еле таскались в голове, не зная, куда себя приткнуть.

Пожалуй, пора и на боковую. А то так можно сидеть до бесконечности.

Я осторожно тронул Стояна за щёку. Потом погладил своими шершавыми пальцами.

— Что? — полусонно пробормотала она, приподнимая голову.

Её веки с трудом разлепились, но во взгляде читалось непонимание.

— Пойдём, — мягко сказал я, сам вставая и помогая сделать то же самое девчушке.

— Куда?

— К Ватрушкам… Пойдём.

— А, — закивала головой друидка.

И мы медленно побрели среди гульбища. До стены добрались минут через двадцать, столько же брели по кривым улочкам и вот, наконец, достигли нужного дома.

Всю дорогу прошли молча. Разговаривать не хотелось.

Ночь становилась всё холоднее. И мне вдруг на ум пришли слова одного из скальдов: «Сник лёд и снег сошёл…» А всё же забавное было состязание. Мне оно понравилось… Действительно понравилось.

Кстати, теперь ясна и суть поговорки про корову и «зубра благородного».

Ватрушек дома не было. Мы со Стояной пошли к своей лежанке и, скинув верхнюю одежду, полезли спать.

— Холодно сегодня, — пробормотала друидка, сжавшись в комочек.

Не смотря на то, что она укрылась медвежьей шкурой, её худенькое тельце продрогло. Я погасил лампу и прилёг рядом.

Сон не шёл. Мои мыслишки вдруг замерли. А одна, особо взбалмошная и нагловатая, высказала общее мнение: «Как денег нет, так и на полати прёт»…

Вот же бесстыжая! Как тот кот по весне!.. Это же вожделение!

А чего бы и нет? — буркнула «мыслишка» в ответ и я приобнял Стояну, одновременно прижимаясь к её спине.

Слышно было, как взволновано сбилось дыхание девчушки. Она лишь на секунду вздрогнула, но тут же постаралась расслабиться.

От её волос пахло лугом… цветами… Я коснулся губами её тоненькой шейки.

— А-а-а-а…

Крик, донёсшийся с улицы, тут же оборвался.

Почудилось, что ли? Я не стал на нём зацикливаться, весь мир сейчас начинал для меня пропадать… исчезать… Стены, потолок, чаша потухшего очага в котором еле-еле тлели головешки… корзины… звуки… всё таяло, будто и не было вовсе.

Я плотнее прижался к Стояне. Рука прошлась по изгибу её бедра, потом переползла на живот… потом ниже…

В этой девушке что-то есть. Скрытое от глаз… Какой-то… какой-то внутренний «свет»…

Да-да, Бор, правильное слово! Ты нашёл правильное слово… понятие… Вот что тянет меня к ней.

А вожделение? — Его на самом деле и нет! Это лишь чувства, рвущиеся на свободу… Именно так!

Поцелуй. Ещё один… Какая нежная у неё кожа… аж мурашки побежали по спине… Чего вдруг?.. Ещё поцелуй… долгий-долгий…

Хороша… как же она хороша… как хочется её прижать к себе, спрятать от других… никому не отдавать… Моя! Она моя!

Стояна тихо застонала. Пальца скользнули к груди, к соскам… Тело девчушки охватила еле ощутимая дрожь. Она повернулась ко мне лицом и, схватив ладонями голову, жарко поцеловала в губы.

Кажется, Стояна что-то зашептала. Но я уже начинал терять связь с реальностью, проваливаясь в колодец своей страсти.

И тут:

— А-а-а-а-а…

Это был вопль! Страшный, громкий… Скорее всего, кричал человек. И где-то недалеко от дома.

Стояна резко дёрнулась, переполошился и я. Мы с ней мигом сели.

— Что это было? — шёпотом спросила друидка. Её трусило, я это чувствовал.

Почему-то в голову пришло воспоминание про ночные страхи. О тех, что рассказывала Стояна.

Мы старательно прислушались: к завыванию ветра, к шорохам, к скрипу, ко всему-всему. Крик не повторился. Но откуда-то издалека послышался непонятный гул, от которого начало закладывать уши.

Я соскочил на пол, ощущая босыми стопами насколько он холоден. Быстро зажечь масляную лампу не получилось, но всё же мои старания не пошли прахом и чуть погодя комнату озарил слабенький свет.

Попытался быстро одеться. Пальцы отчего-то не слушались, мне пришлось усилием воли побороть охватившую мышцы дрожь. Даже выругался в сердцах.

— Ты куда? Ты чего? — сжалась в комок друидка.

Её глаза округлились в испуге. Сейчас она была похожа на затаившуюся мышку.

— Надо выяснить… У меня нехорошее предчувствие. Ты будь здесь! Слышишь?

С этими словами я выскочил наружу.

Куда бежать? Откуда кричали? — подобные мысли волчками закрутились в голове.

На улице было холодно. Очень холодно. Ощущение такое, будто стояла поздняя осень. Изо рта валили клубы пара.

— А-а-а… у-у-у…

До уха донеслись далёкие вскрики. Это откуда-то с восточной стороны… с луга… Неужто, космачи напали? Твою-то мать!

Я бросился по слабо освещенной фонарями улочке, вдруг вспоминая, что не прихватил с собой оружия.

— Вот это крендель! — вырвалось само собой, но останавливаться не стал. Возвращаться и поздно и далеко.

Чем дальше бежал, тем сильнее закладывало уши, и тем холоднее становилось. Виски сковало обручем, как когда-то на Вертыше. Я даже замедлил ход, готовясь отпрыгнуть в сторону от ледяных пик, если те вот-вот выскочат из-под земли.

За воротами была страшная суматоха. В темноте ночи я с трудом что-то различал.

Визг, вопли, крики, стоны…

Дохнуло морозом. Тяжёлое ощущение. Будто стоишь зимой голым на снегу, и тебя окатывают студёной водой. Перехватывает дыхание, и поначалу не особо что чувствуешь, а потом…

Меня кто-то толкнул в плечо, потом в бок. Я не сразу понял, что гибберлинги мчатся со всех ног к воротам, но прорывались отчего-то только единицы.

Мне пришлось выйти из ворот, когда всё стало ясно: в темном небе замаячила гигантская белесоватая фигура, медленно и как-то лениво размахивавшая могучими крыльями…

Что за хреновина?

Я увидел длинную шею, на которой расположилась весьма впечатляющих размеров башка. Чудище раскрыло пасть и дохнуло вниз.

И снова виски сковало ледяным обручем. На склоне в мгновение ока возникли серые «пики», в которых я смог различить замерзшие тела.

Так вот в чём дело!

Рука потянулась к луку… Мать его так! Забыл его в доме Ватрушек!

Чудище махнуло крыльями, поднимая ветер. Тут же заложило уши. Толстенная туша подлетела кверху, на какое-то время пропадая с глаз.

Я оставался на месте, не зная, что предпринять: то ли вернуться в хижину, то ли…

Пока думал, белёсая фигура этого ледяного чудища замаячила саженях в ста левее прежнего места. Из раскрытой пасти вырвалось очередная струя, замораживавшая всё и вся на своём пути.

Тихо ругаясь, я бросился со всех ног к хижине. На улочках тоже царила неразбериха. Те гибберлинги, что находились в городе, в растерянности ходили туда-сюда, не зная, что предпринимать.

— Бор? Что там? — спрашивали некоторые. — Что происходит?

— Нападение! Какое-то чудовище… дыхнёт и всех разом замораживает… Не высовывайтесь!

Вскоре я оказался у Ватрушек. Стояна была одета и пыталась развести в очаге огонь.

— Так! Где оно? — я ворвался внутрь хижины и принялся собирать оружие.

— Что происходит? — испугано спросила друидка.

— Нападение! Вот что… вот что, Стояна: будь здесь. И без всяких… Ясно?

Снова выбежал наружу и помчался назад к воротам.

Но было уже поздно… Слишком поздно!

Когда я прибыл на место: чудовища уже не было. Зато кругом, куда не кинь взгляд, громоздились ледяные горки, острыми пиками вздымающимися к небу. И тела… множество тел, вмерзших в эти горки, и глядевших на живых остекленевшими глазами, полными ужаса и боли.

И вот тут мне стало страшно… Так страшно, что не передать словами!

Вот о чём предупреждали жрицы. Вот она «зима» среди лета…