Глава 5 А ночь все длится

Не сразу, но я разговорил Ксению, вернув ей некое подобие хорошего настроения. Мы пили чай до тех пор, пока поднятая по зову старшей служанки прислуга не приготовила вторую по счёту гостевую спальню. Заняло это от силы двадцать минут, и то только потому, что девушку не устроил первый предложенный вариант в противоположной от «моей» части дома, и она попросила спальню поближе. Без сексуального подтекста, но потому, что девушка банально боялась. Строить предположения касательно конкретного источника этого страха было бессмысленно, так как если у её страха и было лицо, то принадлежало оно некоей Воробьёвой. Я хорошо запомнил эмоциональный всплеск, сопроводивший эту фамилию, и теперь хотел познакомиться с этим взрослым человеком, готовым нести ответственность за свои действия.

Нет, рубить с плеча я, как в случае с Дубинским, не стану. Там всё было довольно-таки однозначно, да и сама ситуация располагала к действию. Здесь же имеются вопросы, ответы на которые или развяжут мне руки, или наоборот. Благо, сейчас у меня есть знакомые отпрыски аристократии, с которыми можно и нужно выстраивать приятельские или даже дружеские отношения, попутно узнавая нужные мне сведения. Себя я этим не подставлю, так как ничего кардинального в отношении Воробьёвой, собственно, пока не планирую. Гадость ведь совсем не обязательно делать напрямую, можно добиться нужного результата и окольными путями. Само идущее сейчас следствие — слегка грубоватый, но всё-таки подходящий пример. Своими руками я никого не убивал и не калечил, но вот справедливое наказание настигло уже очень и очень многих.

И хороший вопрос, что хуже для обвиняемых: смерть или утрата всего попутно с заключением под стражу.

— Я ещё кое-о-чём не спросил, Ксения. Когда ты только сюда пришла, в твоём ментальном поле я почувствовал нечто… постороннее, неестественное. У тебя есть предположения касательно того, чем это может быть?

— Постороннее?… — Девушка нахмурилась, собрав бровки домиком. — Я не телепат, и… не совсем понимаю, о чём речь. Можешь описать подробнее? Ты встречал что-то такое?..

— У меня практического опыта — с гулькин нос. — Я виновато развёл руками. — Если бы я раньше видел что-то подобное, то смог бы как минимум сравнить. А так… чуждое, навеянное, ушедшее после поцелуя. Как будто бы на что-то влияющее, но извне эффект едва заметен…

Мне категорически недоставало времени на всё то, что нужно было сделать и что я сам хотел сделать. При том хотелки отъедали несоизмеримо больше, ибо из фактической пользы там было разве что утоление Голода. Я был практически уверен в том, что стоит мне сосредоточиться только на учёбе, и я сойду с ума в первый же день реального времени. Или окончательно сойду? Не суть! Все люди безумцы, а я в социуме уже сошёл за более-менее нормального человека. И не надо ставить мне в вину «сомнительные» решения по претворению в жизнь собственного правосудия! И так ясно, что жестокость — это нехорошо, но иногда без неё просто не обойтись. Дубинский, судя по его на меня нападению, хорошо понимал, что сделанное ему аукнется. Извинился ли он? Может, хотя бы подумал об извинениях? Нет! Он кинулся, словно взбешенный пёс, не думая о последствиях своих действий. И уж что-что, а таких людей я с недавних, — ха-ха! — пор презираю. Мусор, недостойный звания разумного существа, подчинённый инстинктам и использующий голову только для того, чтобы в неё есть, да воспроизводить заученные команды.

Как-то же он в академию попал, значит что-то умеет и что-то из себя представляет…

— Не знаю, к кому можно обратиться. И не хочу. — Решительно заявила девушка, скрестив руки под грудью.

— Медпункт, Ксения, медпункт. Там если не помогут, то хотя бы отправят куда надо.

— Если сейчас всё нормально, то я никуда не пойду. Ночь, да и чувствую я себя вполне себе… — Последние её слова каким-то образом заставили беловласку запунцоветь, но я её услышал и даже, в каком-то смысле, понял. Здесь и сейчас я уже действительно не видел ничего, что могло бы ей угрожать: странное «скисшее молоко» пропало, а физически Ксения была в полном порядке, насколько я мог судить. Её организм вёл себя естественно, и ничего подозрительного я не ощутил, как ни старался. — Что? Ты можешь проверить мой разум глубже, если так беспокоишься.

— Лезть в чужое сознание мне ещё не разрешали. Да и в отношении других людей эта процедура самую малость неэтична. — И применяется к исключительных случаях к преступникам, свидетелям под серьёзным подозрением, врагам и просто тем, кого критически важно проверить. И учатся этому не неделю и не месяц: годы. Предположить, что я весь из себя настолько, что и этот раздел телепатии дастся мне с полпинка? Можно. Но проверять на Ксении, когда вокруг немало более «достойных» экземпляров? Вот уж точно нет. — И ты забываешь, что я без году неделя как стал псионом. Безопаснее будет попросить студента-медика с первого курса пересадить тебе почку, чем впустить меня в свой разум.

— Ты уж наговоришь тоже. После всего того, что ты уже показал, с поверхностным ментальным осмотром ты наверняка справишься. Вернее, справился бы, если бы знал, что это такое и зачем. — Исправилась Ксения, сделав первый шаг по направлению к ведущей на второй этаж лестнице. — Ты же не потащишь меня в медпункт, правда?

Я тяжко вздохнул. Вот что мешает ей руководствоваться логикой? Усталость? Весьма вероятно. Нервное перенапряжение? Не исключено. Но я-то? Где мой могучий, непоколебимый разум, когда он так нужен?

Уже отработанным усилием я телекинезом подхватил Ксению, заставив ту испуганно ойкнуть. Она бы и упала, не подхвати я её и не усади в «кресло», сотканное из телекинетических жгутов, поверх которых были натянуты канаты. На что только не пойдёшь ради того, чтобы обеспечить мягкость «сидушки».

— Ты серьёзно⁈

— Нет, конечно. — Я хмыкнул. — Экспресс-служба доставки в спальню. В твою, не думай обо мне так плохо. И да, я в комплекте не иду…

Всё-таки есть кое-что в том, чтобы выводить людей на эмоции. Их разумы в такие моменты не приоткрываются, конечно, но в силу переизбытка эмоций куда активнее «сверкают», за счёт чего получается улавливать много больше. Не только чёткие отпечатки эмоций, но и отголоски мыслей и конкретных желаний. Ксения потому и краснела, как помидорка: бил я в самую цель. Не потехи ради, а для повышения настроения одной конкретной бедняжки, неведомо как жившей до моего появления.

— А почему ты не идёшь в комплекте? — Странным голосом спросила Ксения, весьма условно вогнав меня в ступор. С ускорением сознания любые неожиданности превращались в нечто иное, и удивление вместе с прочими эмоциями мне приходилось пусть не изображать, но целенаправленно проецировать из прошлого. А сейчас мой разум инстинктивно сорвался в ускорение, так как ситуация вышла за рамки прогнозируемой.

— Потому что на дворе ночь, ты вымоталась и устала, а я — джентльмен. — Дать ответ таким образом, чтобы его невозможно было правильно понять ввиду невнятности — ход умеренно-хороший, а здесь и сейчас — вообще превосходный. Почему? Да потому, что иного я, проведя в ускорении пару минут, не надумал. А сидеть дольше — значит «смыть» всякую искренность.

Демонстративно взмахнув указательным пальцем, я отлевитировал девушку вверх, доставив прямо до самых дверей. Та посмотрела на меня чуть прищурившись, после чего прокашлялась:

— Опусти меня на пол, пожалуйста. Где у тебя тут ванная комната?..

Естественно, она знала, где и что находится в типовом доме. Но мне было несложно показать и рассказать, после чего торжественно удалиться обратно в гостиную, где меня дожидалась старшая служанка.

— Господин Геслер, каковы будут ваши распоряжения касательно утра?

— Завтрак нужно будет приготовить для двоих. Обязательно молоко, желательно парное. — Ксения его любила, а я запомнил. В принципе не мог не запомнить. — Грязную одежду нашей гостьи постирать и привести в приемлемый вид. По правилам «общежития» должны ли студенты уведомлять администрацию, оставаясь ночевать вне своего дома?

— Никак нет, господин Геслер. Студенты в праве ночевать где угодно, покуда это не способствует нарушению основного свода правил академии. — Спокойно ответила женщина несмотря на чувствующуюся усталость. Позднее время, весь день на ногах — всё это не лучшим образом сказывалось на людях в возрасте. — Завтрак будет приготовлен, а вещи, по желанию гостьи, постираны и подготовлены. С вашего позволения, я уточню детали у госпожи Алексеевой лично.

У меня дёрнулось веко, когда служанка, назвав фамилию, едва заметно пыхнула негативом. Слишком слабо для некоего конфликта между нею и Алексеевыми, но в самый раз для человека, которого настроили против Алексеевых слухи и новости. Я и так знал о масштабе проблемы Ксении, но знать и сталкиваться с ней вновь и вновь — это всё-таки две разные вещи.

— Разрешаю. Но я не потерплю неподобающего отношения к гостье, и в ваших же интересах убедиться в том, что этого не произойдёт. — Да, грубо по отношению к человеку, который пока что не позволил себе вообще никаких вольностей. Но сейчас любая мелочь могла низвергнуть Ксению обратно в пучину тоски и уныния, так что я был обязан перестраховаться. Спецэффекты в виде тусклого свечения в глазах и лёгкого ветерка старшая служанка восприняла как надо, и её стремление донести мою «просьбу» для всех бодрствующих лиц я почувствовал крайне отчётливо.

Хороший результат, мне нравится.

— Всё будет сделано в лучшем виде, господин Геслер. Не извольте сомневаться. — И достаточно глубоко поклонилась, дождавшись, покуда я не развернусь и не начну удаляться. Только тогда она распрямилась, молнией ринувшись к своим бодрствующим подчинённым. Задавать новые ЦУ, не иначе.

Я же спокойно поднялся на второй этаж, двинувшись ко своей спальне… и ненароком сосредоточив внимание на ванной комнате. Пришлось экстренно закрываться, так как извращенцем я становиться не собирался. Насмотрюсь ещё, если, кхм-кхм, всё сложится. А так просто некрасиво.

— И надо же было стать таким правильным? Старею… — Пробормотал себе под нос, заходя в комнату и устраиваясь в кресле с ноутбуком на коленях. На экране замелькали страницы текстов, посвящённых телепатии и уже «взятых» для чтения. Я надеялся, что мне повезёт и в одном из монументальных трудов известных менталов попадётся описание «прокисшего молока», но минуты шли, а ничего подобного на глаза не попадалось. Первая, вторая, третья книги отпечатались в памяти, и только тогда Ксения, наконец, вышла из ванной комнаты. Я ограничил своё восприятие всем, кроме этого помещения, так что появление девушки в халате вместе с её последующей остановкой напротив моей двери не прошло для незамеченным. — О, реальность, я же не железный!..

Мой тихий шёпот услышан не был, а каких-то действий я предпринимать не стал. Просто сидел и ждал, наблюдая за тем, как Ксения мнётся под дверью, не решаясь в неё постучать. И в конечном счёте, когда я уже подумал, что проще будет на всё плюнуть и её впустить, ночная гостья развернулась и в считанные секунды скрылась за дверьми выделенной ей спальни. Тогда и только тогда появилась старшая служанка, дождавшаяся-таки развязки и отправившаяся узнавать мнение Ксении касательно стирки и подготовки её вещей к новому дню. Пока всё шло по плану, если, конечно же, не считать ещё одного гостя, машина которого только что остановилась напротив моего дома.

Тяжко вздохнув, я не стал тянуть кота за самое сокровенное, в буквальном смысле выйдя в распахнувшееся окно, с которого этот самый автомобиль был прекрасно виден. И спланировал на землю я прямо перед лицом вышедшего из машины обер-комиссара Ворошилова, для которого такое моё появление стало в некотором роде неожиданностью, насколько я мог судить по слабому эху прорвавшихся вовне эмоций.

— Господин обер-комиссар, чем обязан в столь поздний час?.. — Разводить политесы в сложившихся обстоятельствах я не видел, да и не перед кем было. Обер-комиссар прибыл в гордом одиночестве, даже водителя брать не стал.

— Формально, студент Геслер, вы не должны применять псионические способности вне специально для этого отведённых кабинетов и полигонов. — Хмыкнул мужчина, окинув меня взглядом. Сам он выглядел не то, чтобы очень свежо: намечающиеся круги под глазами, некоторая бледность, кое-как замаскированная распрёпанность в одежде. Я бы предположил, что за последние двадцать четыре часа глаза он закрывал только моргая. — Но такие навыки за столь малый срок дорогого стоят. Есть время поговорить, или?..

Его ухмылка и намёк в голосе, как и брошенный на дом за моей спиной взгляд не оставил иных вариантов: он знал о том, что Ксения пришла «в гости». Случайно ли он сделал такой упор на этом его «или»? Уверен: поводов считать нас любовниками ни я, ни Ксения не давали.

Мысли мелькали в ускорившемся сознании, генерирующем теории одна хуже другой. Здоровая паранойя проявилась во всей своей красе, а прежнее доверие к обер-комиссару стало чуть более расплывчатым, дрожащим точно лист на ветру.

— Я не против разговора. Тем более, что мне есть, о чём вас спросить, господин обер-комиссар. Вы имеете что-то против разговора на природе?

— Не имею, студент Геслер, не имею. И, с вашего позволения, начну первым. — Мы неспешно развернулись, зашагав по ухоженной тропинке, тянущейся меж домов. — Дубинский признан невменяемым, а причина, по которой он напал на вас, уже установлена. Весьма тонкое ментальное вмешательство с далеко идущими последствиями. Во время допроса он ещё как-то себя контролировал, но после…

— Если вы намекаете на то, что я мог при помощи телепатии нанести этот удар, то — нет, господин обер-комиссар. Подобные манипуляции находятся вне того, на что я сейчас способен. Собственно, мною даже попытки проникнуть в чей-то разум не предпринимались…

— Подозревай вас кто-то, Геслер, и я бы приехал не в одиночку. Речь скорее о том, что вам необходимо соблюдать… осторожность. Не гулять по закрытым на ремонт зданиям, не летать по парку вокруг разломов. Во избежание, так сказать. — Мужчина хмуро посмотрел куда-то вперёд. — Несмотря на то, что меры безопасности на территории значительно усилены, обнаружить нападавшего пока не удалось. И в связи с тем, на кого именно кинулся Дубинский, мы склонны считать, что целью было ваше, Геслер, устранение.

Ожидаемо. Чертовски ожидаемо. Именно из-за этого я и приложил максимум усилий для скорейшего овладения хоть какой-то защитой, и из-за этого мне приходится постоянно сохранять максимальную бдительность.

Кроме шуток: сейчас меня бы и ракетный обстрел не прикончил.

Разве что боеголовки были бы ядерными…

— Я предполагал подобное, господин обер-комиссар. Я, как все и говорят, уникален. И об уникальности этой теперь знают многие. На месте наших врагов я бы тоже постарался себя убить, чтобы не получить в итоге псиона более опасного, чем сильнейшие из ныне живущих.

— Задираете нос, Геслер? Так можно не заметить корешка под ногами.

Я хмыкнул:

— А если смотреть только под ноги, то можно пропустить нечто куда как более важное, чем какой-то там корешок. — Будущее. Я смотрел в будущее, планировал его, стремился вперёд и знал, чего хочу. И понимал, что я по определению стою выше в «псионической иерархии», чем кто угодно ещё.

Если, конечно, я такой во всём мире один.

— Здоровое понимание своего места в мире — это замечательно, Артур. И вдвойне замечательней, что осознание собственной исключительности никак не повлияло на вашу верность Трону. — Обер-комиссар поправил фуражку, — которая и так никуда не съезжала, — и вернул руки за спину. — Надеюсь, я донёс до вас свою мысль. А что же до вашего вопроса?..

— О, я думаю, что у вас не будет трудностей с тем, чтобы на него ответить. — Я поймал взгляд мужчины, который, кажется, начал что-то подозревать. Слишком читаемое намерение? Плохо: нужно тренироваться в лицедействе. — Что и зачем вы или ваши подчинённые использовали на Ксении Алексеевой?

Обер-комиссар сбился с шага и удивился… но в ментальном плане оставался спокоен, собран и непоколебим. Его на самом деле ничего не удивило, с мысли не сбило и ожидания не раскололо. И тем не менее, он явно собирался всеми доступными способами это удивление сымитировать. А я…

Я подыграю. Потому что если обер-комиссар сделал ставку на своё лицедейство, моя ментальная восприимчивость в расчёт не берётся. И раскрывать такой козырь перед тем, кто решил играть против меня?

«Никогда!».

Загрузка...