Н.Найт и А.Заварелли. Реквием души

Автор:

Н.Найт и А.Заварелли


Книга:

Реквием души


Серия:

Общество #1 (трилогия)


Жанр:

СЛР, темный роман, эротика


Возрастное ограничение:

18+


Перевод:

https://vk.com/poison_books



АННОТАЦИЯ

Я родился с благородной кровью в жилах. Наследником могущественной династии — богатой, сильной и аристократичной. Слишком опасной, чтобы нам перечить.


Но однажды все изменилось, когда кто-то попытался украсть у нас наш мир. Из разгоревшегося пламени я вышел израненным и сломленным.


Теперь же я вернулся, чтобы осуществить план мести. Первый пункт на повестке дня? Жениться на Айви Морено. Второй? Заставить ее страдать.

Айви



Кружевное платье царапало кожу. Я дрожала. Было холодно и стояла высокая влажность, пока, наконец, полупрозрачный туман не сменился дождем. В день свадьбы дождь ведь на удачу, верно? Разве не так все говорили?


Вдоль лестницы, ведущей к двойным парадным дверям, по бокам выстроились свечи, защищенные стеклянными фонарями. Я смотрела на них и пыталась вспомнить, когда стояла на этом месте последний раз. Это было давно.


Двери вдруг распахнулись, и я услышала органную музыку. Запахло благовониями.


Я закрыла глаза, прислушиваясь к звучанию и делая глубокие вздохи. Аромат в дополнение к музыке вызывал головокружение.


Однако вовсе не от этого я покачивалась на ногах. Все дело в том, что вскоре произойдет. И что ждало меня в конце прохода.


Брат подхватил меня под руку, придерживая и бормоча проклятия.


Я сжала букет кроваво-красных роз. «Если я не буду осторожна, то просто раздавлю их». Красота букета поражала, как и потрясающее платье. У моего жениха был безупречный вкус. И еще он любил, когда все выходило согласно его желаниям. Этот мужчина придерживался правил и всегда добивался своего.


Я медленно стала спускаться по лестнице, чем вывела брата из себя. Впрочем, его раздражало все вокруг. Он наступил на мою длинную вуаль, на миг оттягивая назад голову. Еще несколько шагов, и мы оказались посреди вестибюля, орган здесь играл громче, а запах ладана оказался еще сильнее, смешиваясь с ароматом тающего воска.


Двери позади нас закрылись, подводя черту моему прошлому. Тем, что было, и что будет. Голос в моей голове громко призывал меня бежать, но я не могла. Это было бесполезно.


Наши гости поднялись на ноги и обернулись, пустыми взглядами провожая жертвенную невесту. Однако я не видела их лиц. Только очертания, пойманные боковым зрением, поскольку я смотрела лишь на одного человека. Незнакомца перед алтарем. Того мужчину, в чьей постели буду спать этой ночью.


Я чувствовала онемение. Словно это не реально. Будто происходило не со мной.


Зал закачался перед глазами, и брат сжал меня крепче. Завтра на руке точно появится синяк. Мы сделали еще шаг, другой. Я сдавила букет, словно он был моим спасательным кругом. Ногти до крови впивались во влажную кожу ладоней. Боль отвлекала от головокружения.


От тысячи свечей собор купался в мягком сиянии, а музыка скорее подходила для заупокойной мессы, чем свадебного марша. Я решила, что мой жених выбрал и ее. Как платье. Все тут его рук дело, и я понимала, почему он так решил.


Я смотрела только на него. Мой жених стоял к нам вполоборота и наблюдал.


Пока брат вел меня мимо гостей, я поняла, что мне были знакомы один или двое из них. В зале находились только мужчины. Исключительно мужчины. Их была целая дюжина. Здесь даже не было моей мамы. Взглянув на брата, я увидела темное пятно грязи или крови на его воротнике. Раньше я его не заметила, а сейчас захотелось спросить, откуда оно, но уже не было возможности. Челюсть брата была плотно сжата, и он сурово смотрел вперед. К алтарю меня должен был вести отец, но это невозможно.


Я ощутила волну печали, однако у меня не было на это времени. Не здесь. И не сейчас. Поскольку мы почти дошли.


Я опустила взгляд на полированный мраморный пол, холодный под моими босыми ногами, и сделала последний шаг к алтарю. Каким-то образом окружающие звуки здесь стали громче. Этот странный сон становился моей реальностью.


Брат повернул меня к себе лицом и поднял вуаль, а потом склонился, прижавшись холодной щекой к моей. Я бросила на жениха взгляд через плечо. Его лицо по-прежнему скрывалось в тени, но я видела, что он наблюдал за нами. За мной. Я заметила блеск его глаз.


Сантьяго де ла Роса.


Мужчина, выбравший меня в жены.


Человек, которому я отныне стану принадлежать.


Брат выпрямился и рывком протянул мою руку Сантьяго.


Я тяжело сглотнула, сердце бешено заколотилось в груди, когда жених обхватил мое запястье. Цветы выскользнули у меня из рук и рассыпались у наших ног кроваво-красным ковром поверх холодного мрамора.


Однако я почти не обратила на это внимание, поскольку мой взгляд был прикован к жениху.


Потому что в это мгновение свечи замерцали, а свет и тень заиграли на его лице. Я впервые смогла по-настоящему увидеть Сантьяго. У меня перехватило дыхание, судорожный вздох заглушил орган, и даже голос священника, приказавший всем сесть, показался далеким. Как и скрип скамей, прежде чем началась церемония.



Айви


Два дня назад



Пряча лицо от дождя, я вылезла из машины и подняла сумку с сидения. Этот потрепанный портфель я нашла на пыльном чердаке, прежде чем уехала осенью в колледж. Перекинув его через плечо, я поспешила к дому.


Я так стремилась поскорее попасть внутрь, что почти упустила из вида одну деталь. Однако некоторые вещи не обязательно видеть, что-то мы просто чувствуем.


И как только меня накрыло осознанием, я замерла посреди стоянки. Дождь быстро пропитывал мое тонкое пальто, но, будто отрешившись от реальности, я повернулась и уставилась на единственную машину, которой здесь было не место. Она выделялась. Блестящий черный седан с тонированными стеклами. Rolls-Royce. Их фирменный автомобиль. Старомодный. Элегантный. Буквально кричавший о деньгах и власти.


Сердце ускорило ритм.


Через лобовое стекло я смогла разглядеть, что внутри никого не было, потому подошла на несколько шагов ближе. Если у меня оставались какие-то сомнения по поводу владельца, то в следующий миг они пропали, когда я заметила надпись на кожаном подголовнике. Даже сквозь заливавший стекло дождь в темноте, с которой совершенно не справлялся разбитый уличный фонарь, я смогла разглядеть золотые буквы, написанные знакомым шрифтом.


I.V.I.


Я вздрогнула от холода, одновременно покрывшись испариной.


Я знала, что они могли появиться в любое время. Таковы были условия.


– Нет, – качнула я головой, разворачиваясь к зданию, но больше не торопилась, шагая под дождем.


Машина не обязательно была предвестником чего-то плохого. Может, отец решил навестить меня и удивить.


Возможно, именно поэтому Эванжелина весь вечер не отвечала на сообщения.


Очутившись в здании, я остановилась и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов.


«Нет, ничего плохого не случится». Машина могла принадлежать отцу.


«Тогда где же Джозеф, его верный водитель?»


Я поднялась по лестнице к своей квартире на втором этаже и оглядела коридор, но не заметила ни Джозефа, ни отца. Здесь совсем никого не было.


Впрочем, у отца имелся ключ, потому он мог ждать меня прямо в квартире.


Но что-то не так. Я весь день это чувствовала.


«И что бы то ни было, мне не сбежать».


Я осознала это с предельной ясностью, когда прошла дальше по коридору и заметила, что дверь моей квартиры приоткрыта. Щель была небольшой – нельзя сказать, что дверь распахнута настежь – а внутри горел свет. Кто бы там ни находился, этот человек не хотел меня удивлять.


Приоткрыв дверь, я не вошла, так и замерла на коврике, осматривая прихожую своей крошечной квартиры.


Свет лился из спальни.


Глубоко вздохнув, я все же шагнула внутрь, но не стала закрывать за собой. На комоде лежала связка ключей и пара поношенных черных кожаных перчаток.


Когда я ощутила аромат лосьона после бритья, то замерла.


Нет, это не папа.


Словно подслушав мои мысли, из спальни в прихожую вышел мой единокровный брат Абель. Остановившись, он склонил голову набок и оглядел меня, явно не впечатленный.


– Разве у тебя нет зонтика? – спросил он. Его первые обращенные ко мне слова за целый год.


Я сняла портфель с плеча, положив его на пол, а затем расстегнула пальто, стараясь сохранять спокойствие. Или хотя бы скрыть внешние проявления нервозности.


– Что ты здесь делаешь? Откуда у тебя ключи?


Он вышел на свет и улыбнулся. Абель ничуть не изменился. Его улыбка больше походила на насмешку, а глаза с неодобрением следили, как я снимала промокшее пальто и вешала его на спинку стула.


– Я тоже рад тебя видеть, сестренка, – Абель прошел мимо меня на кухню и достал бутылку виски, которую я держала для папы. Открыв крышку, он принюхался, а потом достал из сушилки чистый стакан и налил себе немного. – Думаешь, тебе стоит выпивать? – спросил Абель, поворачиваясь ко мне и прислоняясь к стойке.


– Это не моя бутылка, а папина. Так что ты здесь делаешь?


– А я не могу навестить свою сестру?


Я не стала утруждать себя ответом. Наши с Абелем отношения находились на отметке «ненависть». Он терпеть не мог меня, а я – его. И так повелось с первого дня нашей встречи. Он просто придурок.


– Почему ты так поздно? – спросил он злым тоном. Подойдя к столу, я заметила, что брат просматривал мой ежедневник и записи с уроков. Интересно, что он хотел там найти?


– Я работала. Абель, зачем ты приехал? – просила я, закрывая ежедневник. Он все равно ничего бы там не обнаружил, потому я не волновалась. Я знала правила и саму себя. Как бы сильно мне ни хотелось сказать, что меня не волновали ни они, ни последствия, но это было бы ложью.


– Библиотека закрылась час назад. Хочешь сказать, ты просто сидела там после закрытия?


– Это называется «уборка». И откуда тебе вообще известны часы работы библиотеки? Ты следишь за мной? Я здесь с папиного благословения, и ты это знаешь...


– Надеюсь, ты не лжешь, Айви. Не дай бог я узнаю, что ты была на свидании.


Он допил виски из стакана и поставил его в раковину, прежде чем пройти в гостиную.


– Ты поэтому просматривал мой ежедневник?


– У меня плохие новости, – усмехнулся он и пожал плечами. – И хорошие. Какие хочешь услышать первыми?


Гнетущее ощущение, преследовавшее меня весь день, вернулось. Чтобы не упасть, я уперлась рукой в спинку стула.


Это не ускользнуло от внимания Абеля.


– Не смей падать в обморок, мать твою. Я же сказал, что все не так уж и плохо.


– Что случилось?


– Папа заболел.


Абель никогда не был близок ни с кем из членов семьи, но его тон все равно показался мне необычным. Хоть нас и не связывали тесные узы, однако это не повод для злорадных и даже счастливых ноток, проскользнувших в его голосе.


– О чем ты говоришь?


– Я говорю о том, что у него был приступ...


– Приступ? Сердечный...?


– Дай мне закончить, – отозвался он, опускаясь на диван и кладя руку на спинку. Пальцем другой он коснулся небольшой дырки в подушке. Оставленной там, очевидно, сигаретой. – Ты куришь, Айви? – шокировано спросил Абель.


– Мебель досталась мне вместе с квартирой. Эта дырка уже была там. Так что случилось с папой? – я достала портфель и стала рыться в нем, ища сотовый.


– Ничего у тебя не выйдет, – произнес Абель, увидев телефон у меня в руке. – Папа сейчас не может ответить на звонок, – передразнил он стандартную фразу для автоответчиков, но каким-то странно жутким голосом.


– Да что с тобой? – я нажала на кнопку, чтобы позвонить папе, и меня тут же перевели на голосовую почту. Я попыталась набрать номер Эванжелины, но с тем же успехом. Наконец, я стала дозваниваться до мамы, но услышала лишь гудки.


Абель поднялся на ноги, выхватил у меня телефон своей большой ладонью, сбросил вызов и положил мой сотовый к себе в карман.


Я посмотрела на старшего единокровного брата. Он был почти на десять лет старше меня, рожденный от первой жены отца, и всегда ненавидел меня с сестрами, которые появились на свет во втором – признанном – папином браке.


– Он в коме, – на его лицо набежала тень. – Там проводят разные тесты, но пока обнадеживать нечем.


– Что? Как? Когда?


– Два дня назад.


– И ты сообщаешь мне только сейчас? Где он?


– В больнице. Где ему еще быть?


– В какой?


Он посмотрел на меня, как на идиотку. Да, значит, в той самой больнице, куда ходили все члены «Общества».


Повернувшись, я поспешила в спальню, чтобы собрать кое-какие вещи. Мне нужно ехать домой. Я должна. Боже, я и не думала, что когда-либо вернусь туда по своей воле.


– Разве ты не хочешь услышать хорошие новости? – спросил Абель, встав в дверном проеме.


Я бросила на него взгляд, когда он небрежно прислонился к косяку.


– Нет, не хочу. Папа в больнице, и мне нужно ехать к нему. Выяснить, что произошло. Ты ведь мне не расскажешь, так?


Он вошел в спальню.


– Я скажу тебе то, что ты обязана знать.


– А с каких пор тебя волнует моя осведомленность?


Абель взглянул на меня так, словно смущен моим вопросом.


Я покачала головой. Глупо было спрашивать. Я залезла под кровать и достала спортивную сумку. Подняв ее на матрас, расстегнула молнию.


– Мне нужно кое-что упаковать. Можешь убираться, Абель, – открыв шкаф, я достала несколько свитеров.


– Тебе это не понадобится, – произнес брат, подходя ко мне и хватая за запястье. – Кто-нибудь уберет эту квартиру, сейчас на это нет времени.


Я опустила взгляд на его руку. Абель держал меня жесткой хваткой, чем пересек черту. Я вскинула голову, заглянув в его темные и пустые глаза. Отражение его бездушия пугало меня с самого детства.


– Отпусти.


Абель и не подумал выполнить просьбу, лишь посмотрел на часы на другой руке.


– Нам пора.


– Я с тобой не поеду. У меня есть своя машина. Я могу...


– Я сказал, что нам пора.


Меня охватил страх. Знакомая тревога. И я вспомнила его странные слова насчет того, что кто-то придет убрать квартиру.


– Отпусти.


– Ты еще не слышала хороших новостей, Айви, – произнес Абель серьезным тоном. – Пришло время тебе исполнить свой долг перед семьей.


Мне стало нехорошо.


– Ты избрана, – добавил он почти официально.


Сердце бешено заколотилось, а волна тошноты заставила схватиться за живот.


«Избрана»


Такая возможность существовала всегда, хоть и была маловероятна. На социальной лестнице «Общества» наша семья стояла не слишком высоко. Не так привлекательно, как хотелось бы моей матери или отцу. А после случая с Хейзел шансы, что кто-то из суверенных сыновей выберет меня или мою сестру стали еще ниже.


– О чем ты? – прохрипела я.


Вздохнув, Абель отпустил мою руку и сдавил челюсть, развернув мне голову так, чтобы я посмотрела прямо на него, а потом убрал прядь волос с моего правого глаза.


Опустив ресницы, я отвела взгляд. На коже выступил холодный и липкий пот. Абель сильнее сдавил мою челюсть. Я знала, чего он хотел, потому все же заставила себе посмотреть ему в глаза.


Он тут же сфокусировался на моем правом глазу. На том, который моя мать считала уродством. Это просто пигмент, никак не влияющий на мое зрение. Вероятно, если бы мои глаза были чуть темнее, то это стало бы едва заметным. Когда я была моложе, мама заставляла меня носить темные контактные линзы, скрывавшие удлиненный зрачок, почти кошачий глаз. У моей прабабушки по отцовской линии был такой же, а я пошла в родню отца, унаследовав оливковую кожу и темные волосы. От матери же мне достались зеленые глаза, которые лишь усиливали мой недостаток.


Мой брат скривился от отвращения.


– Бог знает почему, но он выбрал тебя.


Абель отпустил меня, почти отшвырнул прочь, как выбрасывают использованную салфетку. Я понимала. Мой глаз выглядел жутко. Даже отвратительно. Поэтому я носила длинную челку, скрывая его от людей.


Я прижала к груди свитер, который по-прежнему держала в руках и попыталась сосредоточиться на более важных в данный момент деталях.


– Я навещу папу. А потом вернусь в университет.


– Нет, не вернешься. Твое безрассудное существование подошло к концу. Этого вообще не следовало допускать. Твой эгоизм вызвал много проблем, Айви.


По шее скатилась капелька пота. Я пыталась сосредоточиться на Абеле, хотя остальная комната плыла перед глазами.


– Я не стану этого делать, – пробормотала я.


– Теперь я – глава семьи. И я буду решать, что ты станешь делать, а что – нет. И прямо сейчас заявляю, что ты выполнишь свой долг и не станешь еще сильнее позорить нашу семью.


Хейзел. Он намекал на Хейзел. Абель был взбешен, когда она ушла из дома, и хотел сам отправляться на ее поиски. Найти нашу сестру и притащить назад, хоть даже она станет брыкаться и кричать.


– Абель...


– Ты даже не хочешь знать, кто тебя избрал? – я не понимала, отразилась ли в его улыбке гордость или же злоба.


– Мне плевать. Я не стану... Я не...


– Нет, милая сестра. Ты выйдешь за него. Даже если мне придется накачать тебя наркотиками и самому тащить к алтарю, – он схватил меня за руку и повел через всю квартиру. – До свадьбы еще куча дел, а времени в обрез. Видимо, он по-настоящему жаждет тебя заполучить.


Я стала вырываться.


– Остановись. Я никуда с тобой не пойду и не выйду замуж за незнакомца! – я схватилась за спинку дивана. Это было глупо, я знала, но в голову не шло ничего лучше. – Отпусти меня!


Абель потянул меня дальше, и моя рука соскользнула с дивана.


– Ты ведешь себя, как чертов ребенок, Айви.


– Наш отец этого не допустит!


Абель остановился и отпустил меня, а потом склонил голову, смотря на меня. Одного взгляда на брата было достаточно, чтобы я отпрянула назад, когда он стал приближаться.


Защищаясь, я подняла руки, но Абель обхватил их и отвел в сторону, а тыльной стороной второй ладони со всей силы ударил меня по лицу. Одновременно с тем брат выпустил мои руки, потому от удара я отлетела к стене. А там замерла, ошеломленная его жестокостью и болью. На мгновение перед глазами потемнело. Соскользнув на пол, я прижала руку к щеке. Кожа горела, словно ее выжигали, а затылок пульсировал.


– Черт, – прошипел Абель, склонившись и поднимая меня, потянув за руки. – Видишь, к чему ты меня вынудила? – спросил он сквозь стиснутые зубы.


Пытаясь сфокусировать взгляд, я ощутила, как по щеке скатилась слеза. Но я не хотела плакать. Не желала бояться. Я знала, что выхода не было. Абель прав. Я сделаю то, что он скажет, потому что должна. Я всегда знала, что подобное могло произойти, но надеялась, что отец защитит меня.


«Папа».


– Я хочу навестить отца.


– Я же сказал тебе...


– Просто навестить. Позволь мне сперва увидеть его.


– Это уже разумные слова, – заключил Абель.


Он отступил, и по его лицу я поняла, что брат размышлял о произошедшем. Нет, никаких сожалений он не испытывал, Абель был слишком далек от подобного, но это ему не понравилось. Интересно, имело ли это какое-то отношение к тому, кто меня выбрал.


«Выбрал».


Боже, в «Обществе» вообще понимали, что мы больше не жили по законам темных веков?


Абель снова посмотрел на часы.


– Нам нужно уходить.


– Я хочу забрать несколько вещей.


Он стиснул зубы, но потом кивнул.


– Пять минут. Я буду ждать внизу.


Я тоже кивнула.


– И не пытайся бежать, Айви. Я пошлю по твоему следу солдат.


– А куда мне бежать, Абель?


Он изучал меня, неприязненно сузив глаза, а потом вышел за дверь.


– Кто? – окликнула я его, когда брат уже переступил порог, а мое любопытство взяло верх.


Абель остановился и повернулся ко мне.


– Кто это? – повторила я.


Брат ухмыльнулся, словно одержал какую-то странную победу в секретной викторине.


– А теперь тебе интересно, да?


– Просто скажи.


Его ухмылка исчезла. Как и все эмоции, кроме чистой ненависти.


– На самом деле, это очень кстати.


Я непонимающе уставилась на него.


– Что ты имеешь в виду?


– Сама поймешь.


– Кто, Абель?


– Сантьяго де ла Роса.

Сантьяго



Я опустился на мраморную скамью в семейной часовне де ла Роса и посмотрел на мерцавшие на алтаре свечи. Здесь все отсталость неизменным, как и запроектировал отец. Белые мраморные колонны, витиеватые золотые украшения. Все тонкости декаданса. Это святилище – очередная причуда, примыкавшая к родовому поместью. Де ла Роса жили и процветали здесь на протяжении десятилетий. Я всегда знал, что когда-нибудь унаследую этот дом. Просто не ожидал, что все произойдет так скоро. Теперь я стал избранным потомком, обреченным бродить по большим залам, где под каждой поверхностью скрывались воспоминания.


Мой отец водил меня в эту часовню мальчиком, когда нужно было выучить урок. Лоренцо де ла Роса нельзя было назвать мягким человеком. Он был прямым наследником отца-основателя «Imperium Valens Invictum» [1]. Суверенным сыном. Наше общество – устоявшаяся организация, уходящая корнями в могущественные династии, разбросанные по всему миру. Некоторые называли нас ночными ворами. Криминальным синдикатом. Мафией. Истина же была много сложнее, чем любой из этих терминов.


Наши предки еще давным-давно поняли, что в тайнах скрывалась сила. Переданное нам наследие было куда более мощным, чем у преступников, ведущих уличные разборки. У нас были деньги. Власть. И мы славились гораздо более изощренными подходами, чем любой среднестатистический итальянский босс мафии.


В «IVI» к каждому члену относились с глубочайшим уважением. Подобная сила порождала ожидания. Лучшее образование. Профессионализм. И прежде всего осторожность. Днем мы ничем не отличались от любых воспитанных людей. Но простые люди никогда знали и не узнают, как работала наша организация.


Отец с младенчества готовил меня к тому, чтобы взвалить на свои плечи великую ответственность. Он был уважаемым представителем высшего эшелона нашего «Общества» и твердо решил воспитать детей по своему образу и подобию, чего бы ему это ни стоило.


Ценой стали множество уроков, усвоенных за эти годы. Мы часами стояли на коленях на твердом мраморном полу. Кожаный ремень рассекал кожу. Деревянные палки причиняли боль. Бесконечные молитвы и удушающая вина раскаяния за то, что нам никогда не стать... достойными – вот что я помнил из детства.


Де ла Роса не могли себе позволить быть мягкими. Я все еще слышал слова отца, эхом отражавшиеся от стен, когда смотрел на его фотографию и портрет брата, Леандро, висевшие по разные стороны от алтаря. Я не сомневался, что они оба сказали бы мне сейчас, что следующие шаги неизбежны и необходимы. Единственный способ отомстить за их смерть – наказать виновных безо всякой пощады. Их кровь была на руках Эля Морено, а ублюдок будто специально захворал, прежде чем я смог выжать из его тела душу, до последней капли.


Я опустил голову, когда меня охватила волна ярости, перед глазами все потемнело. Я ждал четыре года. Четыре года бесчисленных операций и физиотерапий. Моими единственными спутниками во тьме, где я искал ответы, были лишь бесконечная тоска и горе.


И Эль не в силах отнять у меня месть. Его болезнь не сможет облегчить страдания. Пока он будет лежать на больничной койке, медленно увядая и съеживаясь, я собирался уничтожить все, что Морено когда-либо любил. И если он снова очнется, жизнь покажется ему страшнее смерти.


Судьба все решила за меня. Время – роскошь, которой у меня больше не осталось, потому я должен действовать быстро. Эта уверенность вибрировала в самих костях, сотрясая ржавую клетку вокруг сердца. Каждый оставшийся Морено заплатит кровью и страданиями, такими сильными, что познают горе гораздо более глубокое, чем я когда-либо мог.


Боковая дверь часовни с грохотом распахнулась, и я задрожал. Почему, черт возьми, так трудно было выполнить просьбу о тишине в моем собственном доме?


Не замечая моего присутствия, в зал влетела новая горничная и включила свет. От яркого освещения защипало глаза, и я с недоверием принялся смотреть, как она стала вытирать пыль со скамей и что-то напевать во время работы. Девушка еще не заметила меня, поскольку надела наушники, притупив свои чувства, и сейчас подобно мыши шла в ловушку.


Я медленно поднялся, выпрямился во весь свой рост и повернул голову, чтобы пристально посмотреть на горничную. Краем глаза она уловила движение и уставилась на меня. За долю секунды спокойное выражение ее лица сменилось ужасом, когда она разглядела меня при ярком свете. Тряпка, которой девушка тут все вытирала, упала на пол, а потом горничная поднесла дрожащую руку ко рту. Но не раньше, чем из ее горла вырвался испуганный крик.


Я напрягся, пронзая ее безжалостным взглядом. Мне уже следовало привыкнуть к всеобщему отвращению. И все же каждый редкий случай, когда кто-либо видел меня при хорошем освещении, я будто заново переживал то, кем стал. Чудовищем, притаившемся в тени. Усеянный шрамами единственный оставшийся мужчина семьи де ла Роса, будто выползший из пепла нашей погибели. Вот кем я стал. И поэтому виновные заплатят собственной кровью.


– Что я говорил тебе про свет? – взревел я.


Горничная съежилась, а потом разразилась слезами, замотала головой и убежала так быстро, словно я мог поглотить ее душу. Каким-то образом на ходу она успела выключить свет и захлопнула за собой дверь. Будто это меня остановит, если решу броситься в погоню. Однако моя душа требовала совсем иную жертву. К тому же, я сомневался, что после произошедшего еще когда-либо увижу эту горничную.



*****


Я наблюдал за продавщицей через высокое зеркало, пока она выбирала по моей просьбе платья. При разговоре ее глаза то и дело устремлялись в пол, а теперь она и вовсе не смотрела в мою сторону. По крайней мере, женщина была способна следовать указаниям. А может, слишком меня боялась, как и большинство представительниц прекрасного пола.


Магазин роскошной одежды на Канал-стрит принадлежал «IVI», потому я без труда мог разбудить его владельца посреди ночи и приказать, чтобы меня обслужили. Сила фамилии де ла Роса. Я суверенный сын, потому никто не станет оспаривать мои прихоти. И если у людей были мозги, то они беспрекословно следовали моим приказам.


Эта крохотная, похожая на мышку продавщица выполнила все указания. Магазин был тускло освещен, дорогие ткани подсвечивались лишь несколькими мерцающими свечами. Никакого фонового шума, даже жужжавшего вентилятора. Тишина и темнота. Вот два моих главных спутника.


– Сейчас я принесу еще несколько, мистер де ла Роса.


Она быстрыми шагами ушла в заднюю комнату, оставив меня изучать собственное отражение в зеркале. Я нечасто позволял себе такое, учитывая, что из моего дома были убраны все зеркала, кроме двух. Гротескное зрелище на месте моего лица делало его почти неузнаваемым. Несмотря на улучшения после операций и маску Калавера, вытатуированную на одной половине лица, отражение все же казалось мне незнакомым. Мое лицо больше походило на вечный макияж ко Дню мертвых. Тени вокруг глаз и челюсти лишь дополняли реалистичное изображение черепа. Можно сказать, что одной ногой я стоял в могиле.


Я сделал татуировку, чтобы скрыть самые пугающие шрамы, но лицо все еще служило напоминанием обо всех потерях. Памятник моему отцу, брату и друзьям, убитым в тот день, когда меня предал Эль Морено.


Я даже не услышал щелчок входной двери, пока ко мне с ухмылкой не подкралась Мерседес, останавливаясь рядом. Моя сестра была высокой и красивой, как наша мать. Она завлекала мужчин сладкой улыбкой, но любила распрыскивать яд. Ее длинные волосы были того же черного оттенка, что и мои, только ей достались темные глаза отца, а мне ореховые, как были у мамы. Мерседес была самой младшей, чересчур умной и слишком избалованной, чтобы хоть кого-то слушать. Отец пытался жестко воспитывать и дочку, но мы с Леандро слишком часто ее защищали. По крайней мере, делали все от нас зависящее.


– Санти, – она провела ладонями по моим плечам, острым взглядом осматривая ткань блейзера, – это что-то новенькое?


Мерседес имела в виду кремовый костюм от «Canali», сидевший на мне настолько идеально, что я мог рискнуть предположить: его сшили для меня в единственном экземпляре. Они решили доставить удовольствие только мне, но Мерседес тоже не упускала таких вещей, имея вкус к эксклюзиву. Побочный эффект семейной болезни под названием «богатство». Впрочем, назвать нас богачами было бы слишком просто. Мы едва не истекали золотом.


– Что ты здесь делаешь? – спросил я. – Тебе следовало остаться там, где ты была.


– Думал, я не приеду? – надулась она. – О, это ранит, дорогой братец. Получив твое сообщение, я немедленно собралась и поехала домой.


– Ты могла остаться, – уверенно заявил я. – Твое присутствие не требуется.


Проигнорировав мое резкое замечание, Мерседес встретилась со мной взглядом в зеркале.


– Скажи мне правду. Все действительно началось?


– Да, у меня нет выбора. Эль заболел, заставляя меня ускориться.


Мерседес вздохнула, а по ее алым губам стала медленно расползаться улыбка.


– Наконец-то.


– У тебя должны быть другие дела, – произнес я. – Например, отыскать какого-нибудь беднягу и женить на себе. Что произойдет здесь, не должно тебя заботить.


Она встала передо мной, схватив за лацканы и посмотрела снизу-вверх.


– Я не уеду. Это не только твое дело. Ты не единственный, кто потерял их и годами жаждал мести.


На мгновение меня охватило чувство вины. Да, я знал, что не один потерял всех. Вся наша семья мертва, и с тех пор Мерседес повсюду сеяла опустошение. Она отнюдь не была рассудительной. Если бы это зависело от нее, месть была бы кровавой и быстрой, оставив после себя зияющую дыру отчаяния, которую уже никогда нельзя было заполнить. Мерседес не обладала ни терпением, ни дальновидностью, чтобы увидеть все наперед. Быстрая смерть была предпочтительна лишь для тех, кто ее получал.


– Ты сможешь упиваться местью, – я оторвал ее руки от своего костюма. – Но все будет сделано по-моему.


– Безусловно, – мягко проговорила она успокаивающим тоном. – Я лишь прошу у тебя место в первом ряду. Я хочу помочь. Какое бы задание ты мне ни поручил, каким бы маленьким оно ни было, я выполню его с удовольствием. Пожалуйста, Сантьяго. Позволь мне быть частью плана.


– Я обдумаю это.


Вернулась продавщица с новыми платьями, развесила их и спросила не нужно ли мне еще чего-нибудь прямо сейчас, прежде чем снова исчезла. Когда я подошел к нарядам, Мерседес встала рядом со мной, не сводя с меня глаз.


Я решил ее игнорировать, начав один за другим рассматривать платья. Все черные, как я и просил. Кружева, жемчуга и шелк. Все слишком красивы для Айви Морено, но все же она получит платье. Моя жена не могла выйти за меня замуж в лохмотьях. Впрочем, я с огромным удовольствием уничтожу его сразу после церемонии.


– Ты действительно решил купить ей платье? – усмехнулась Мерседес. – Но зачем?


– Потому что она выйдет за меня замуж, – рыкнул я. – А я не позволю ей запятнать имя де ла Роса, надев жалкую тряпку, которую я не одобрил бы.


– Девчонка будет де ла Роса лишь на бумаге, – фыркнула сестра. – Кого волнует, во что она оденется, если потом ее кровь запятнает полы поместья? Если бы решала я, то убила бы ее прямо на церемонии на глазах у всей семьи. Она должна голой пройти по горящим углям перед свадьбой.


– Вот почему ты ничего не решаешь.


– Я все еще не понимаю, почему ты должен на ней жениться. Просто пытай ее и дело с концом.


– Тебе и не нужно понимать, – холодно отозвался я.


Воцарилась тишина, но я буквально ощущал на себе тяжелый взгляд Мерседес, пока выбирал платье. Нам еще многое предстояло сделать, а ее присутствие могло меня замедлить. Но если отошлю Мерседес сейчас, это будет все равно что посыпать соль на рану.


Я достал самое лучшее платье и отвесил его от остальных, после позвал продавщицу и попросил ее все упаковать, пока Мерседес тихо бормотала себе под нос.


– Она не заслуживает носить такую красоту. Проклятая Морено.


– Может, и нет, но не тебе решать.


Сестра также неусыпно следила за мной, пока я бродил по магазину в поисках подходящих туфель. Потом должна была состояться встреча с ювелиром насчет колец. Остальное я мог доверить своим людям. Цветы. Свечи. Шиньоны. Я остановился перед витриной с бельем и проглотил вставший в горле комок.


– Ты, должно быть, шутишь, – прошипела Мерседес. – Только не говори, что действительно собираешься переспать с этой ужасной женщиной.


Я потрогал черное кружево и попытался представить Айви в этом наряде. Моего врага и будущую жену. Женщину моложе меня на двенадцать лет. Я долгие годы не видел ее вблизи, ни разу после взрыва. Но я наблюдал за ней. Знал все ее изгибы, нежные формы, невероятные девичьи мечты, включавшие побег от «Общества». Она станет моей, и я буду делать с ней все, что захочу. Брать. Касаться. Мучить.


Наводить ужас.


Словно обжегшись, я отдернул пальцы и нащупал ручку в кармане. Слишком поздно я осознал, что Мерседес продолжала наблюдать за мной, как безжалостный ястреб, впитывая в себя каждое движение и невысказанную мысль. И все ради собственных мотивов, чтобы припомнить мне все позже.


– Что такое? – спросила она, с любопытством смотря на ручку.


Я вернул ее в карман и ничего не ответил. Потенциально опасный шаг, когда дело касалось моей сестры. У нее была привычка добывать информацию, и моя реакция лишь усилила ее желание докопаться до истины. Я достаточно хорошо знал Мерседес, чтобы понять одну простую вещь. Женщина – ничто без своей решимости.


Она узнала о моих подозрениях насчет предательства Эля, когда рылась в кабинете, не получив от меня нужных ответов. Обнаружив у меня файлы на семью Морено, она превратилась в питона, преследующего грызуна. Стала неудержима. Даже сейчас у Мерседес едва пена изо рта не шла, потому я знал, что мне придется быть предельно точным в формулировке правил поведения с Айви.


Может, Мерседес и хотела отомстить, но она знала свое место. Я был главой семьи де ла Роса. Это я управлял жизнью сестры. Ее судьбой. И она знала, что лучше даже не моргать без моего одобрения. То же будет касаться и Айви.


Моей милой ядовитой Айви.


– Когда ты убьешь ее? – спросила Мерседес, в ее голосе слышалась мольба.


Не ответив, я вытащил пару туфель на каблуках для своей невесты к еще большему раздражению сестры.


– Если бы не знала тебя лучше, то подумала бы, что ты и правда хочешь жениться на этой женщине, – обвинила меня Мерседес.


Я посмотрел на нее, не желая оставлять недопонимания.


– Я хочу уничтожить ее. Никогда не заблуждайся на этот счет. И я добьюсь своей цели.


– Но как? – взмолилась она, и я увидел грусть, которую сестра показывала крайне редко. – Скажи, как ты убьешь ее.


На этот вопрос я мог ответить ей лишь одно.


– Медленно.

Прим.пер.:


[1] Imperium Valens Invictum – дай сильному власть, и он станет непобедим (пер. с латыни)

Айви



В начале третьего ночи мы свернули к подъездной дорожке нашего дома. Точнее, домом я могла его назвать с большой натяжкой. Скорее здание, в котором я выросла. Хейзел чувствовала то же самое и, как я подозревала, Эванжелина придерживалась тех же мыслей.


По крайней мере, я смогу ее увидеть. Моей младшей сестре было всего тринадцать лет. Я была в том же возрасте, когда моя жизнь навсегда изменилась. В тот год «Общество» вмешалось в нашу жизнь, как никогда раньше.


Семья Морено стояла довольно низко в иерархии общества, которое я всегда считала находившимся в шаге от культа. Там существовало нечто вроде кастовой системы, в которой отец занимал не слишком высокое положение.


Моя мама – другое дело.


До нее у отца была другая жена. Он никогда не упоминал о ней, пока мы росли. Я не знала ее имени. Даже на фотографии мне довелось увидеть эту женщину лишь однажды. Тем утром я опаздывала в школу, и мне нужно было срочно взять деньги на обед, а папин бумажник лежал ближе всего.


Тогда я опоздала на автобус, поскольку впала в ступор, когда вместе с долларовыми купюрами из бумажника выпала небольшая – с ноготь большого пальца – фотография. Я решила, что папа хранил изображение какой-то незнакомки, хотя не носил с собой даже фотографии собственных детей.


Я запомнила, что та женщина была красива, но ее красота ничем не походила на мамину. У нее были такие же темные глаза, как у Абеля, только ее радужки ярко сияли. Та женщина тепло улыбалась глазами. А что касалось брата, так его глаза были мертвыми. И так было всегда, сколько я себя помнила.


Когда услышала, что мама на высоких каблуках неслась на кухню, крича, что я опоздала на автобус, то быстро засунула фотографию обратно в бумажник. После она заставила меня пройти до школы шесть миль под проливным дождем.


Я ненавидела свою мать.


Когда мы преодолели длинную подъездную дорожку и подъехали к зданию вплотную, единственный горевший в комнате Эванжелины свет погас.


Абель пробормотал что-то насчет того, что сестра его не слушалась, но, впрочем, довольно отстраненно.


Я же смотрела на дом, увидев его впервые за полтора года. Просторное, когда-то красивое здание в переулке тихой улице недалеко от Французского квартала. От одного взгляда на него я почувствовала, как стали возвращаться все детские чувства, скручивая желудок в тугой узел, а руки оказались липкими.


– Дом, милый дом, – сказал Абель, заглушая двигатель «Rolls Royce».


– Почему ты не попросил Джозефа тебя отвезти? – спросила я, когда он распахнул дверь. Мне показалось странным, что брат сам вел машину, поскольку Абель всегда был зациклен на внешних проявлениях власти и восхождении по социальной лестнице общества, которое не желало его видеть.


Он уже выставил одну ногу на асфальт, но обернулся ко мне.


– Я найму своего водителя. Мне не нужны папины объедки.


– Джозеф – человек, а не объедки. Ему ведь уже семьдесят? И ты его уволил?


– Этот водитель не должен тебя интересовать. Пойдем. Я устал, а у нас впереди длинный день.


Он выскочил из машины, и я последовала за ним, потянувшись на заднее сиденье, чтобы взять сумочку и вещи, которые успела собрать. Я захватила несколько учебников – сколько поместилось в сумку – а также несколько комплектов одежды. Всего несколько. Наверное, какая-то часть меня все еще цеплялась за надежду, что все не так плохо, как описал Абель. Что отец быстро поправится, а я даже смогу уехать назад в колледж.


Но потом в голове раздавались его слова: «Тебя избрали». И я понимала, что уже не смогу вернуться.


Я проследовала за братом к входной двери и подождала, пока он ее распахнет, прежде чем войти внутрь. Ноги словно налились свинцом. Я знала, что войти в дом намного проще, чем выйти.


Я почувствовала витавший в воздухе аромат, отвлекший от печальных мыслей. Свечи моей матери. С ванилью и корицей. Я прекрасно знала, сколько она платила за эти свечи. Просто смехотворная сумма за воск, который все равно растает и пропадет. Сам по себе запах не был плохим, но тянул за собой воспоминания. Мне даже пришлось упереться рукой о комод возле двери, чтобы справиться с эмоциями.


Разве эта головокружительная тошнота всегда была такой мощной? Или же теперь, не беспокоя меня уже полгода, она решила возродиться с новой силой?


– Мне казалось, папа говорил, что у тебя все под контролем, – произнес Абель.


Глубоко вздохнув, я повернула голову. Туман перед глазами стал рассеиваться, хотя на лбу и выступила капелька пота.


– Дело в волнении. Оно усугубляет ситуацию.


Я страдала от нарушений вестибулярного аппарата. Обычно я легко с этим справлялась, уже зная, как держать это в узде. Но когда я не в своей стихии или испытываю стресс, все накатывает с удвоенной силой.


Я не жаловалась. Многим приходилось гораздо сложнее, чем мне. Посторонним казалось, что я просто неуклюжая. В любом случае, расстройство, из-за которого я иногда теряла равновесие и натыкалась на что-либо, сейчас наименьшая из моих проблем.


– Тогда возьми себя в руки. Пойдем, – сказал Абель, схватив меня за запястье и подхватив мои сумки свободной рукой.


– Это почти джентельменский поступок с твоей стороны, – произнесла я, когда брат повел меня к лестнице. – По крайней мере, если бы ты не решил оставить вмятину на моей руке, – я не стала напоминать о ударе по лицу, хотя была уверена, что там тоже останется след. Раньше Абель никогда меня не бил. Много раз был близок к этому, но знал, что отец ему не позволит. Теперь же, похоже, папины правила потеряли свой вес.


– Да пошла ты, Айви, – выплюнул он, но отпустил меня. Я не ожидала от Абеля таких поспешных действий, потому снова задалась вопросом, нервничал ли он из-за оставленных следов. Может, он переживал, что мужчина, «избравший» меня, будет взбешен. Технически, будучи главой семьи, Абель мог избивать меня хоть до полусмерти, но следов оставлять уже не должен был.


Мои мысли вернулись к Сантьяго де ла Роса. Моему будущему мужу.


Я знала его. Даже встречалась с ним лицом к лицу однажды. Впрочем, издалека я замечала его еще пару раз. А разговаривала действительно единожды. Я не была уверена, что Сантьяго видел меня до той беседы в кабинете отца.


Впрочем, это было до несчастного случая.


Хотя нет, скорее до покушения.


Я никак не могла понять, почему член семьи основателей выбрал меня в качестве невесты? Неужели тому причиной сократившийся, учитывая обстоятельства, выбор? Меня не посвящали в детали. Единственное, что я знала: с той ночи он превратился в затворника и скрывался в своем поместье.


Я остановилась у подножия лестницы. Семья де ла Роса – одна из тех, кто основал «Общество». Imperium Valens Invictum. Могущественная непокорная сила. По-моему, это весьма высокомерно. Даже отвратительно. Однако именно эта организация охватывала весь мир, стала тайным обществом. Избранным. Неуловимым. И опасным.


Семьи, состоявшие в «Обществе» были могущественны. Главы государств, лидеры секторов государственного управления. Медицинские эксперты. Ученые. Профессора. Церковные лидеры. И конечно, низшие касты, как моя семья. Призванные выполнять их приказы.


Семья де да Роса, напротив, находилась на самом верху пищевой цепочки. В «Обществе» они были все равно что членами королевской семьи.


Всего было тринадцать семей-основателей. Я запомнила это, поскольку при изучении истории тогда подумала, как же это число тут подходило. Несчастливая цифра, которая, казалось, снова и снова портила мне жизнь.


Мне было тринадцать, когда Хейзел исчезла.


Тринадцать, когда «Общество» принудило меня посещать одну из их школ.


Тринадцать, когда я впервые встретила Сантьяго де ла Роса.


Я все еще помнила тот день. Это случилось на первой неделе моего пребывания в католической школе для девочек, которую меня заставили посещать. Не то чтобы у меня было много друзей в государственной школе, но в этой все относились ко мне, как самому низшему созданию. И для этого оказалось достаточно слов одной девочки, раскрывшей всем, кто я такая. Как и почему меня приняли в школу, которую посещали дети лишь высшего эшелона.


Я до сих пор вздрагивала при воспоминаниях, насколько злыми там были девочки. По крайней мере, поначалу. Они дразнили меня из-за глаза. Раньше я носила челку, прикрывая пигмент, но у монахинь в новой школе были строгие правила, за нарушение которых наказывали, потому мне приходилось закалывать волосы.


Ирония в том, насколько жестокими могли быть монахини к детям Христа, которых должны были защищать. Лелеять. Или я что-то не так понимала в учениях Библии.


С Сантьяго я встретилась после особенно неприятного дня. Девочки издевались надо мной уже несколько дней, и как бы я ни старалась делать вид, что мне плевать на их слова о моей семье, обо мне и моем уродстве, как они это называли, все же это причиняло боль. Я итак была одиночкой, и они чувствовали мою уязвимость. А одна девочка, Мария Чамберс, решила меня добить.


В тот день я пережила их ненависть, а потом и наказание сестры Мэри-Энтони за вырвавшийся у меня ответ. И по возвращению домой я ворвалась в кабинет отца, чтобы сказать, что с меня хватит. Мне было все равно, что он скажет. Я больше не желала возвращаться в школу.


Я не знала, что отец был не один. Даже не замечала сидевшего в кабинете Сантьяго, сосредоточившись на своей трагедии, пока отец не оттолкнул меня – он всегда поступал так на людях, хотя наедине проявлял теплые чувства. Выражение его лица все еще всплывало в памяти. Он был смущен. Стыдился меня.


И я помнила, как резко вытащила волосы из пучка, скрывая глаз, пока Сантьяго его не увидел.


Тогда я впервые увидела человека, завладевшего полным вниманием и привязанностью моего отца. Даже в тринадцать лет я знала причину. Семья де ла Роса могла бы возвысить нас. И как бы мне ни было больно, я уже тогда понимала, что это самое важное для моего отца. Даже важнее детей.


– Почему Сантьяго де ла Роса выбрал меня? И что ты мне не договариваешь, Абель?


Брат изучающе посмотрел на меня.


– Имеешь в виду, зачем ему так унижаться? Богатый и могущественный суверенный сын решил взять в жены крестьянку?


– Ты ведь знаешь, что это форма классовой дискриминации? Вся созданная вами кастовая система. И если в их глазах я – крестьянка, значит и ты...


Абель схватил меня за горло и прижал к стене, прежде чем я смогла закончить. В его глазах полыхала ярость, пока он все сильнее сдавливал мне горло.


Я хватала его за предплечья, впиваясь ногтями в плоть.


– Абель!


Брат резко мотнул голову к верхней ступени лестницы. Он ослабил хватку настолько, что я тоже смогла посмотреть в том же направлении, заметив завязывавшую шелковый кремовый халат мать.


Она посмотрела на меня, а потом снова на Абеля.


– Не тебе ее наказывать. Если оставишь следы, неизвестно, чем это может для тебя закончиться.


Никакой просьбы не делать мне больно. Лишь страх перед последующим разоблачением.


Я не знала, чему удивляться больше. Тому, что мама вмешалась или же тому, что Абель, казалось, стал размышлять над ее словами. Он же ненавидел мою маму. И даже несмотря на то, что она отлично это скрывала, я знала, что мама побаивалась Абеля.


Брат вновь посмотрел на меня. Он снова усилил хватку и приблизил ко мне свою голову, его лицо оказалось в дюйме от моего.


– Думаешь, тебе под силу специально вывести меня из себя? – он отпустил меня и отступил ровно настолько, чтобы оглядеть. – Завтра тебе укажут твое место. Я не только доставлю тебя, но с радостью буду стоять рядом и наблюдать.


Я с трудом сглотнула, хватаясь за горло. Абель меня ненавидел. Я это знала. Но его тон и выражение глаз меня по-настоящему испугало.


Брат отвернулся и зашагал вверх по лестнице, так и оставив мои сумки. Молча пройдя мимо моей матери, он исчез в своей комнате.


Я же не двигалась с места, смотря на маму. Все так же прекрасна, даже если ее будят среди ночи. И столь же холодна.


– Ты здесь всего две минуты, а уже доставляешь неприятности, – произнесла мама.


– Я тоже рада тебя видеть, мам, – отозвалась я, наклоняясь за сумками. Мне не терпелось поскорее добраться до своей комнаты, чтобы оказаться подальше от матери. Схватившись за перила, я стала подниматься, пытаясь успокоить дико бьющееся сердце и дрожь в руках.


Она скрестила на груди руки и наблюдала за мной, пока я поднималась, а потом шла по коридору к своей старой комнате. Я уже распахнула дверь и хотела шагнуть внутрь, когда мама окликнула меня.


– Айви.


Я замерла, а потом обернулась, все еще держась за ручку двери.


– Не смей нас позорить.

Айви



Я то погружалась в сон, то просыпалась. Моя старая кровать казалась чужой. Слишком маленькая, чересчур придвинутая к стене, а темно-розовая марля вокруг выглядела совсем детской. Протянув руку, я коснулась материи, вспоминая, как она мне нравилась. Раньше я притворялась принцессой в башне.


Через окно, которое я распахнула, чтобы проветрить комнату, со свистом проникал ветер. Занавеска колыхалась, поигрывая светом от фонаря в саду. Взглянув на тени, танцевавшие на дальней стене, я вспомнила, как занималась тем же самым в детстве. Я видела зловещие фигуры, ветви деревьев снаружи рождали жуткие картины, однако мои глаза все же вновь закрылись.


Я не знала, заснула ли на минуту или час, но когда вновь проснулась, в окно стучал дождь. Мне следовало бы закрыть створку, иначе мама пришла бы в бешенство. Вся эта влажность. Будто ее заботил дом.


Потерев лицо, я выпуталась из одеяла и села. Сперва у меня закружилась голова, но подобное случалось каждый раз, когда я впервые поднималась по утрам, потому просто закрыла глаза, ожидая, пока все пройдет. Внезапно я услышала шорох, а потом словно кто-то прошел к окну и закрыл его.


Сбитая с толку, я раскрыла глаза и едва не закричала, увидев представшее передо мной зрелище.


У окна стояла фигура. Высокая и одетая в темную мантию, как у мрачного жнеца.


Но жнец бы не волновался, попади он под небольшой дождь, и не стал бы залезать из-за этого в ближайший дом.


Я уже готова была закричать, когда ночной гость выпрямился и развернулся ко мне, но лишь вжалась в стену.


На незнакомце был плащ с широким капюшоном, полностью закрывавший лицо, и слабое освещение на улице не позволяло увидеть его лицо. Плащ ниспадал до пола, а сам человек был высок. Выше шести футов.


Я должна была закричать. Хотела открыть рот и позвать на помощь, но когда попыталась, ничего не вышло. С губ слетел какой-то жалкий звук. И это оказалось унизительнее прежнего молчания.


Я спала? Неужели я оказалась в ловушке кошмара?


Однако часть сознания нашептывала, что мне знакомо подобное одеяние. Церемониал. Однажды такой плащ я видела на отце. Тогда я тоже пришла в ужас при виде него.


Мы ничего не предпринимали. Визитер не шевелился, а я не то что не двигалась, даже почти не дышала. И у этого человека было передо мной преимущество. Он видел мое лицо, искаженное ужасом, а я его – нет.


«Его».


Это был мужчина. Рост и телосложение его выдавали. Еще одна причина закричать, если бы я могла выдавить хоть звук. Где сейчас брат, когда он так нужен?


Я смотрела на мужчину широко распахнутыми глазами, когда он шагнул ко мне. Его лица коснулся луч света. Но так вид незнакомца стал еще более устрашающим, поскольку я увидела черную полумаску, которая смотрелась на лице чужеродной.


– Чт... что...


– Айви Морено.


Мне показалось, что от этого глубокого тембра по спине будто провели холодными костлявыми пальцами. Я вздрогнула. Прикосновение дьявола. Так говорила сестра Мэри-Энтони о подобных ощущениях. Я по привычке перекрестилась.


Незнакомец при виде этого жеста рассмеялся. Отвратительный смех. Короткий, злой, полный жестокости.


Я протерла глаза, желая проснуться, но когда снова раскрыла их, мужчина по-прежнему стоял в моей комнате. Уже гораздо ближе к кровати.


– Откуда вы знаете мое имя?


– Ты не помнишь меня, Айви? Я не произвел тогда впечатления? Это обидно.


– Я... Я не знаю...


– Ты станешь моей женой, – продолжил мужчина, словно мое бормотание послужило ему достаточным ответом. – Было бы странно, если бы я не знал твоего имени. Тебе так не кажется?


«Женой?»


Я осмотрела его внимательнее. Сантьяго де ла Росса? Но почему на нем плащ? А маска? Такие наряды служили церемониальным целям. Мужчины из семей основателей одевались так, лишь когда того требовали традиции. Кто-то одолжил моему отцу плащ, когда он должен был присутствовать на подобном мероприятии. Я до сих пор помнила его волнение, и наш с сестрой ужас при виде папы.


Но был и более насущный вопрос. Какого черта Сантьяго де ла Росса делал в моей комнате посреди ночи?


Затем я вспомнила голос Абеля в коридоре. И то, как разозлилась, что брат шумел и разбудил меня.


«Значит, Абель впустил его?»


– Чего ты хочешь? – спросила я.


Сантьяго блуждал по мне взглядом, и я оглядела себя. На мне были лишь футболка и трусики, одна нога на кровати, вторая чуть свисала. Я тут же забралась под одеяло.


– Не стоит, – сказал он, шагнув ближе к кровати и схватился за край одеяла, немного стянув его с меня. – Я пришел кое-что дать тебе.


Когда Сантьяго подошел к краю кровати, я сильнее вжалась в стену. Он на мгновение остановился, рассматривая богато украшенную розовую раму.


– Немного по-детски, не находишь?


– Что тебе от меня нужно?


Сантьяго посмотрел на меня сверху-вниз, и я увидела – или же вообразила себе – его усмешку. Словно в меня всматривался скелет. Я отползла в угол.


– О, так с будущим мужем себя вести нельзя, милая Айви, – он сел на кровать и придвинулся ближе.


– Что ты хочешь? – воскликнула я довольно громко, подумав, что Абель мог услышать и прийти на помощь.


Но ничего не произошло. Никто не спешил в мою комнату. Я по-прежнему оставалась наедине с этим мужчиной.


Сантьяго шумно выдохнул, словно был разочарован во мне, а потом протянул руку и коснулся моей щеки кончиками пальцев, затем скользнул ими ниже по шее, где бешено пульсировала вена от учащенного пульса.


Я вжалась затылком в стену.


«Я сплю. Должна спать. Но почему тогда ночной гость так реален?»


– Что тебе нужно? – спросила я снова, на этот раз куда тише и испуганнее.


– Я уже говорил, – начал он своим низким и глубоким голосом.


Сантьяго взял меня за руку и потянул к себе, зажав, словно тисками. Его кожа оказалась ледяной. Может, меня все-таки навестил жнец.


– У меня кое-что есть для тебя.


Он развернул мою ладонь, а потом полез в карман, после чего я в шокированном молчании наблюдала, как Сантьяго надевал мне кольцо на палец.


– Что...


Оно оказалось слишком тугим, но Сантьяго не остановился, пока не натянул его мне на палец до сустава.


– Вот так, – он выпустил меня.


Я тут же отдернула руку и посмотрела на нее. На кольце сиял большой каплевидный темный камень, удерживаемый какими-то скелетоподобными пальцами. Словно костями. Я бросила взгляд на Сантьяго, а потом попыталась стянуть кольцо.


– Бесполезно, – прокомментировал он, наблюдая за мной.


Однако я все равно продолжила попытки. Я не хотела его. Вообще ничего из этого. Когда Сантьяго поднялся, я могла поклясться, что снова увидела ту самую улыбку. Улыбку мертвеца.


Кровь, видимо, отлила от головы, зрение затуманилось, а комната стала вращаться.


– Отныне ты принадлежишь мне, Айви Морено. К лучшему это или худшему. Пока смерть не разлучит нас.

Айви



Я проснулась ничуть не отдохнувшей. Посмотрела на полоску света, лившегося из окна, и поняла, что голова трещала.


Запаниковав, я поспешила проверить время. Я не хотела пропустить отъезд Эванжелины в школу. Сейчас половина восьмого. Пятница. Значит, она должна была садиться в автобус в восемь.


Отбросив одеяло, я торопливо вылезла из постели, но тут же остановилась и опустила взгляд на свою руку, моментально заметив там посторонний предмет.


А потом вернулись воспоминания.


Это был не сон. Неужели я действительно могла на это надеяться?


Я снова села на кровать, сердце бешено заколотилось, а глаза были прикованы к кольцу. С огромным каплевидным камнем. Похоже на бриллиант «соль и перец» [1], насколько я могла судить. А удерживали камень пальцы скелета. Я принялась разглядывать внимательнее. Невероятно сложная и детальная работа. Я снова попыталась стянуть его, поворачивая при этом ладонь, но ничего не вышло.


На ободе было что-то написано. Очевидно, не по-английски: Aeternum. [2]


Ночью в мою комнату приходил Сантьяго де ла Роса.


Он явился отдать мне свое кольцо.


Нет, не отдать. Надеть на палец.


Я помнила, как он выглядел. Что надел тот плащ и закрыл лицо капюшоном. Напугал меня до полусмерти.


Но, может, в этом был смысл.


Я снова взглянула на часы и поняла, что нужно торопиться. Поднявшись, я пошла в ванную.


Разум разрывался от мыслей о ночном визитере, отце и планах Абеля на меня. У папы уже давно начались проблемы со здоровьем. Он не заботился о себе должным образом и злоупотреблял отнюдь не полезными вещами. Я помнила, как врач не раз говорил ему следить за своей диетой, прописывая препараты от холестерина и высокого давления. Уехав в колледж, я его почти не видела, но он говорил, что стал более строго придерживаться диеты и вести себя активнее. Более строго, но так, чтобы еще можно было наслаждаться жизнью, как он говорил. Я бы усмехнулась, но сейчас слишком за него переживала.


Ему только немного за пятьдесят. Слишком молод, чтобы умирать. Я провела с ним так мало времени. А Эванжелина и того меньше в свои тринадцать.


Я могла лишь надеяться, что все не так плохо, как утверждал Абель. И утешать себя мыслью, что узнаю больше, как только поговорю с врачами.


Включив воду, я сняла пижаму и нижнее белье, а потом потянулась за шампунем. Когда бросила взгляд через плечо, посмотрев на себя в зеркало, то заметила синяк на шее. Отпечатки пальцев Абеля. По крайней мере, они не слишком темные, потому мне удастся их скрыть. Хотя, может, мне и не стоило бы.


А вот со скулой дела обстояли хуже, она опухла и посинела.


Окинув взглядом живот и бедра, я нашла и там синяки на разных стадиях. Больно не было. Я уже привыкла к синякам на теле и пыталась обратить все с шутку, когда натыкалась на разные предметы.


Я сказала Абелю, что мое расстройство усиливается под воздействием стресса, и не шутила. Я понятия не имела, как пережить свадьбу с незнакомцем.


Однако я выкинула эту мысль из головы и шагнула в душ. Я поспешно вылила шампунь на голову и стала втирать его, чтобы привести в порядок густую массу темных волос, а затем растерла по телу остатки геля для душа. Покинув ванную, я надела джинсы, решив выбрать нечто универсальное, но это наверняка разозлит маму и Абеля. Первую – поскольку ей самой нравилось соблюдать этикет. Брату же это встанет поперек горла, ведь он просил меня надеть платье. Я заколола волосы, убедившись, чтобы прядь свисала на правый глаз, а затем вышла в коридор и пошла в комнату сестры. И впервые за эти два дня искренне улыбнулась, услышав визг Эванжелины, когда я постучала к ней и распахнула дверь.


– Айви! – она практически прыгнула в мои объятия, и я крепко ее обняла. Моя улыбка стала еще шире.


– Эва! Я так скучала по тебе, – до этого момента я даже не сознавала насколько сильно.


– Я тоже. Господи, я тоже.


Я услышала ее всхлип, а когда отстранилась, заметила, что сестра плакала. Нежная кожа вокруг глаз припухла.


– Я хотела тебе позвонить, но мне не позволили. Мама забрала телефон, – начала Эванжелина, ее улыбка тут же сменилась хмурым выражением, а из глаз полились слезы. – Я хотела рассказать тебе про папу.


– Ш-ш, – я снова притянула ее к себе и обняла. – Все хорошо. Ты не виновата. А я теперь здесь, – мне хотелось как-то ее успокоить, но я не знала, как мое присутствие могло ей помочь.


Мы снова разомкнули объятия, и я заправила ей под шпильку выбившуюся прядь. Монахини не простят ни единого торчащего волоска, даже учитывая обстоятельства.


– Ты в порядке? – спросила я, осматривая ее. Учитывая, как со мной себя вел Абель, я хотела убедиться, что он не поднял руку и на Эву.


– Мне страшно за папу. Мама и Абель ничего не говорят. Хотя я смогу увидеть его после школы.


– Абель обещал отвезти меня к нему сегодня утром. Я поговорю с врачами. Выясню, что происходит, и обязательно расскажу тебе.


Эванжелина кивнула, вытирая слезы.


– Айви? – нерешительно спросила она.


– Да?


– Это правда? Ты выйдешь замуж за того мужчину?


Я не знала, что ей ответить.


– Я слышала, что про него говорят, Айви. Он искалечен. Настоящее чудовище.


– Ты не можешь этого знать.


– Но все знают о взрыве. С тех пор его почти не видели на публике.


Это и мне было известно.


– Ты не можешь за него выйти. Тебе нужно найти какой-то способ избежать этого.


– Все не так просто...


– Эванжелина!


Я вздохнула с облегчением, когда нас прервала мама. Да, до меня доходили те же слухи. Я знала о взрыве, в результате которого погибло так много членов «Общества». При котором не стало отца и брата Сантьяго.


И хотя сам он выжил, невредимым ему остаться не удалось. О случившимся с ним и о том, что Сантьяго сотворил, чтобы скрыть шрамы, ходили разные слухи. Говорили, что он стал жестким и озлобленным.


Я помнила, как закончилась наша с ним первая встреча в кабинете отца. Папа отдал мне купленный им подарок и попросил подарить Сантьяго. Тогда я бросила коробку ему на колени и высказала все, что о нем думала. Я была достаточно зла, чтобы выпалить все, включая, как ненавидела ту школу, в которую меня заставило пойти «Общество». И обвинила во всем его семью, поскольку именно де ла Роса в качестве благодарности отцу за обучение Сантьяго выбили мне там место. И на этом я не остановилась. Заявила тогда, что он мне тоже не нравится.


Сантьяго в ответ лишь усмехнулся. Наверное, я сейчас вспомнила об этом из-за реакции папы. Он пришел в ярость. Сказал, что я вела себя неуважительно. Однако мне показалось, что Сантьяго нашел мою выходку почти забавной.


По правде, я ревновала к нему отца, хотя с самим Сантьяго была даже не знакома. Ревновала, потому что он завладевал вниманием и временем папы.


Неужели теперь я должна была выйти замуж за этого незнакомца? За израненное чудовище, о котором все шептались?


Качнув головой, я отогнала эту мысль. По одной проблеме за раз. Сперва мне нужно было самой увидеть отца. Может, он тоже должен был ко мне поехать, но в последнюю минуту ему стало нехорошо.


– Эванжелина, черт подери! Спускайся немедленно!


Сестра напряглась от окрика матери.


– Если опоздаешь на автобус, сегодня я отвезти тебя не смогу.


– Уверена, у нее запланирована какая-нибудь важная укладка волос или маникюр, – повернулась ко мне Эва. – Или, может, поедет подтягивать лицо, – прошептала она. – Снова.


Мы тихо рассмеялись, но это вышло натянуто.


– Эванжелина!


– Я лучше пойду, – сестра направилась двери, а затем попятилась назад к шкафчику, вытащила оттуда большой «Сникерс» и снова пошла к выходу. – Мама уверяет, что от завтраков я толстею.


– Ты не завтракаешь?


Боже, Эванжелина итак напоминала веточку.


Она пожала плечами.


– Ничего, сейчас меня больше волнуете вы с папой, чем завтраки, – Эва снова пожала плечами. – Я люблю тебя, сестренка. И рада, что ты здесь, хоть и знаю: тебя привезли сюда против желания. Но все равно мне так радостно, что ты снова рядом.


Но надолго ли?


Я вышла из комнаты вместе с ней, наблюдая, как Эва буквально слетела вниз по лестнице. Наша мать стояла в дверях, скрестив на груди руки. Они даже не попрощались друг с другом. Сестра пробежала мимо нее и выскочила на улицу как раз вовремя, поскольку через мгновение к нам завернул автобус.


Мама закрыла входную дверь, и в этот же миг из кабинета отца вышел Абель, прижимая телефон к уху. Он уже занял папин кабинет? Увидев меня, брат посмотрел на часы, а потом закончил разговор.


– Я же сказал тебе надеть платье, – проговорил он, спускаясь на первый этаж.


– Мне не захотелось, – ответила я и развернулась в сторону кухни, чтобы налить себе чашку кофе.


– Ты научишься послушанию.


Я стояла к нему спиной, потому не видела выражения его лица, но чересчур самоуверенный тон Абеля заставил меня остановиться. Однако в это мгновение в кухню зашла мама, привлекая мое внимание.


– Ты вообще позволяешь Эве есть?


– Конечно же. Но также забочусь о ее весе. У нее не такой метаболизм, как у меня, знаешь ли.


Я осмотрела маму и выгнула брови.


– А я думала все дело в докторе Абрамсе.


Мамином пластическом хирурге.


Несколько лет назад я подслушала разговор родителей, который помнила слово в слово. Их брак был заключен не из-за любви. Сколько я себя помнила, мама и папа никогда не проявляли друг к другу теплых чувств и довольно громко говорили об этом за закрытыми дверями. Насколько я могла судить, у моих родителей была лишь одна общая черта. Они уважали «Общество» и готовы были на все, чтобы снискать его благосклонность.


В ту ночь я узнала, как они оказались вместе. Мама была своего рода подарком папе. Когда «Общество» узнало, что у моего отца талант к числам – который не унаследовал ни один из его детей – его в миг оценили. Так он получил приз. Мою мать.


Хотя, если кому-то было интересно мое мнение и, готова держать пари, отец его разделял, мама вовсе не являлась подарком. Впрочем, она была красива. И ее гены передались Хейзел и Эванжелине. И почти обошли стороной меня, не считая цвета глаз.


Однако красота – это еще не все. Интересно, отец когда-либо был ослеплен матерью? Любил ли он ее хотя бы короткое время? Я в этом сомневалась. Все же в бумажнике папа держал фотографию другой женщины.


Несмотря на то, что мать не имела отношения к семьям-основателям, все же ее семья стояла выше отцовской в иерархии «Общества». Потому в каком-то смысле она главенствовала в браке. И мама, очевидно, в некотором роде ненавидела папу за то, что с ней произошло. За брак с кем-то ниже ее по статусу.


Мама уже открыла рот, но Абель ее перебил:


– Прекратите пререкаться. Айви, пей кофе и уходим. Мы итак опаздываем.


– Часы посещения в больницах начинаются не раньше десяти.


– Сперва мы должны поехать на другую встречу.


– Какую встречу? – обернулась я к нему, внезапно похолодев.


– Расскажу, когда доедем. Пойдем.

Прим.пер:


[1] Бриллианты с торговым названием «Salt&Pepper» (соль и перец) имеют большое количество включений, трещин, структурных дефектов. Сильной «игры» света, благодаря которой бриллианты ценят и любят, в таких камнях не увидеть (многочисленные включения нарушают оптические свойства), но стоимость схожих по массе бриллиантов отличается на порядок из-за низких характеристик качества «солено-перчёных» камней]


[2] Навечно (пер. с лат.)]

Открыв шкафчик, я схватила кружку, которую можно было взять с собой. Перелив в нее кофе, я добавила щедрую порцию сливок, хотя обычно пила черный. Мне просто хотелось разозлить маму. Я была уверена, что она не захочет, чтобы ее дочь растолстела перед «большим днем». Закрутив крышку, я схватила пальто и пошла вслед за Абелем навстречу холодному, но солнечному утру.


Я забралась на пассажирское кресло Rolls Royce, и брат завел двигатель.


– У папы есть какие-либо изменения?


– Насколько я слышал, нет, – произнес он, выруливая на дорогу и направляясь в противоположную от больницы сторону.


– На какую встречу ты меня везешь?


– Нам нужно кое о чем позаботиться перед свадьбой.


– К слову о ней. Когда большой день?


У Абеля зазвонил телефон, и он предпочел ответить на него, а не мне. Брат говорил о чем-то следующие двадцать минут, пока мы не подъехали к району, который оказался мне незнаком. Дома здесь были как минимум в два раза больше нашего. Прежде чем открыть ворота, охранник уточнил нашу фамилию.


– Где мы? – с тревогой спросила я его. Живот скрутило, когда мы подъехали к огромному особняку, где на подъездной дорожке был припаркован еще один Rolls Royce.


Мы здесь по делам «Общества». Это я поняла.


Абель припарковался позади стоявшей машины и заглушил двигатель.


– Мы здесь по просьбе твоего жениха.


– Что?


– Ладно, я неверно выразился. Де ла Роса не обращается ни к кому с «просьбами». Даже сейчас с его обезображенным лицом.


Последние слова он тихо пробормотал себе под нос, но я услышала ненависть в его тоне. Абель все еще завидовал Сантьяго де ла Роса? Даже после случившегося с ним и его семьей? Да, раньше брат ревновал, когда отец взахлеб рассказывал о вундеркинде. Отец много лет наставлял Сантьяго по просьбе «Общества» и учил его всему, что знал сам. В какой-то момент он стал говорить, что Сантьяго превзошел его. Отец не мог остановиться, болтая о том, что мозг Сантьяго походил на компьютер, что он невероятно умен и тому подобное. В каком-то смысле я понимала эмоции Абеля. Сама испытывала схожие чувства. Но ревность брата сопровождалась чем-то еще. Ненавистью.


– Ты видел его? После взрыва, – я не смогла удержаться от вопроса. Мне хотелось знать правду. Причину, по которой Сантьяго стал отшельником. Неужели дело в его лице?


Абель повернулся ко мне, посмотрев в упор.


– Неужели ты, Айви Морено, – начал он, приподняв рукой мой подбородок и убрав с глаза прядь волос, прежде чем продолжить, – надумала судить кого-то по внешнему виду, с твоим-то уродством? Это несколько лицемерно, не считаешь?


– Я не судила... я просто...


– Иногда, Айви, я не понимаю, что ты за человек. Монахини были бы сейчас разочарованы в тебе. Не говоря уже о папе, я в этом уверен, – он резко отдернул руку.


– Я не это имела в виду, – тихо отозвалась я. Его замечание об отце больно резануло по сердцу, и я была уверена, что того Абель и добивался.


– Неважно.


Он выдохнул, сжав губы, и повернулся, уставившись на дом. Абель покачал головой, словно говоря, насколько сам во мне разочарован. Хотя мне было плевать, что он обо мне думал. Единственный лицемер здесь – это мой брат.


Однако я придержала эту мысль при себе.


– Я хочу задать тебе вопрос, – снова повернулся ко мне Абель.


– Какой?


– Ты все еще хочешь увидеть отца?


Его вопрос меня удивил.


– Конечно. Ты же сказал, что отвезешь меня.


– Тогда делай, как тебе говорят.


– Делать, как говорят? – я выгнула брови.


– Именно. Делай, как говорят. К тому же это станет тебе неплохой тренировкой на будущее.


Распахнулась входная дверь, и нашим вниманием завладели двое выходящих из дома мужчин. Они остановились по обе стороны от двери, что показалось мне очень неправильным.


– Что происходит, Абель?


– Это моя забота о нашей семье. Я отвезу тебя к отцу, как только мы тут закончим. Если мне покажется, что ты вела себя достаточно хорошо.


Я снова оглядела мужчин, затем посмотрела на Абеля. Выпитый кофе почему-то отдался внезапной горечью в желудке.


Но молоток на стекло оставшегося спокойствия упал лишь через мгновение.


– Он запросил тест на твою чистоту.


– Что? – я приоткрыла рот, посмотрев на брата неверящим взглядом.


– Я не хочу рисковать тем, что де ла Роса унизят нашу семью, потому согласился.


Я почувствовала, как от лица отлила кровь.


– Это не займет много времени. Ничего особенного.


– Ничего особенного?


– Это стандартная для «Общества» процедура, особенно в высшем эшелоне. Твоя мать тоже проходила эту процедуру.


– Мне плевать на «Общество». И не волнует, чему там подвергалась моя мать. Я этого не сделаю!


– Сделаешь. Иначе не увидишь отца.


– Что? Ты не можешь так поступить.


– Я могу делать все, что захочу. Сейчас я пойду и поприветствую этих джентльменов. У тебя будет минута, чтобы принять решение. Если решишь подчиниться на благо нашей семьи, то увидимся внутри. В противном случае, оставайся здесь, и как только я закончу со всеми своими делами, то вернусь и отвезу тебя домой, где ты будешь заперта до самой брачной церемонии.


– Я хочу увидеть папу. Ты же обещал.


– Я ничего тебе не обещал. Лишь сказал, что, похоже, ты начинаешь вести себя разумно. Теперь я в этом не уверен. Если бы Эванжелина не была так молода...


– Эванжелина?


– Из вас двоих она более желанна, но ей всего тринадцать. Однако если ты меня вынудишь, я поступлю так, как должно.


С Эванжелиной? Он заставит ее подчиниться чему-то подобному?


Я покачала головой. Нет, он не мог этого сделать.


– Тебе не позволят. «Общество» такого не допустит, – что бы я о них не думала, но они не дикари. Я это знала.


– Я глава семьи.


– Ты должен действовать по законам «Общества». А они никогда такого не допустят. Эванжелине ведь всего тринадцать, – сказала я, расправив плечи.


Абель прищурился, и я поняла, что он знал это так же точно, как и я. Это принесло некоторое облегчение.


– Но тебе – нет, – прошипел он полным злобы голосом. – Эта процедура необходима для защиты нашей семьи и удовлетворения твоего будущего мужа. Если бы захотел, то затащил тебя внутрь силой, даже если бы ты кричала и брыкалась. Однако я оставляю это на твое усмотрение. Позволю сделать все с некоторым достоинством.


Достоинством? В предстоявшей процедуре не было ни капли достоинства.


Абель раскрыл дверцу машины.


– Решай, согласна ли ты подчиниться, – с этими словами он вышел.


Я осталась в машине, наблюдая, как Абель шел к парадному входу, чтобы пожать руки двум пожилым мужчинам. У одного из них я заметила тяжелое кольцо на пальце. В остальном они были практически неотличимы друг от друга.


Они хотели, чтобы я прошла тест на девственность? До меня доходили слухи о подобной практике, но я не придавала им значения. Это архаично. Неужели они и простыни потом проверят?


Однако если я во что-то и верила, так это в то, что Абель исполнит свою угрозу и запрет меня дома, не позволив увидеть отца. И ему будет плевать, даже если папы не станет. Кроме того, он мог как-то наказать Эванжелину, лишь чтобы заставить меня страдать. И это единственное, что имело значение. Единственное, что стоило знать.


У меня не было выбора. Никогда не было. Я должна вынести это, как и последующую свадьбу.


Айви



Мужчины прекратили разговор, как только я оказалась в пределах слышимости. Сперва на меня посмотрели двое незнакомцев. Мой брат стоял ко мне спиной, но стал медленно оборачиваться. На его лице расплылась победоносная улыбка.


– Айви.


Я с тревогой перевела взгляд с Абеля на остальных. В их глазах светилось нечто, похожее на похоть. А ведь по виду они годились мне в дедушки. Они будут стоять в стороне и не давать мне сбежать? Или их пригласили в качестве свидетелей?


– Джентльмены, это моя сестра Айви.


Я удивилась, когда он признал наше родство. Мы брат и сестра лишь наполовину, а не полноценные. И обычно Абель это подчеркивал, находя в этом утешение, даже гордость.


Мужчины кивнули. Один из них окинул меня таким взглядом, отчего я пожалела, что не позавтракала, а то сейчас могла бы расстаться с едой и испортить его туфли за тысячу долларов.


– Мы отстаем от графика, – произнес тот, что без кольца.


Брат кивнул, даже не подумав представить мне мужчин – впрочем, не то что бы мне это было интересно – а дальше мы вошли внутрь: двое незнакомцев впереди, Абель позади, а я посередине. Словно заключенная на казнь.


Я едва замечала окружающую обстановку, пока меня вели через огромную гостиную. На диване сидела пожилая женщина и читала журнал. Она удостоила меня лишь мимолетным взглядом. Напротив нее сидела молодая девушка, показавшаяся мне смутно знакомой, однако половина ее лица была скрыта журналом, и мне было видно только глаза. Она провожала меня взглядом, пока мы шли по комнате и в дверях не появилась экономка с серебряным подносом, на котором несла кофе.


Знали ли они, что должно было вскоре произойти?


– Невежливо так пялиться, – тихо проговорила пожилая женщина молодой.


Ее лицо моментально скрылось за журналом, и я подумала, что, вероятно, она была дочерью этой женщины.


Из гостиной меня вывели в коридор, по обе стороны которого тянулись двери. Когда мы подошли к последней, ее распахнул мужчина без кольца, и мне в нос ударил запах антисептика. По всей видимости, это кабинет. Он настоящий врач? Или какой-нибудь урод, нанятый «Обществом» специально для проведения таких «тестов»?


Мужчина, тем временем, жестом пригласил нас войти.


Когда я помедлила, Абель положил руку мне на спину и подтолкнул внутрь.


Вскоре дверь позади нас закрылась, и я отметила, что на ней не было замка. Может, я все же смогла бы сбежать. Но не приведут ли тогда сюда Эванжелину? Эта мысль была отвратительна, но, оглядев мужчин, я заметила, что толстяк с кольцом сел на диван напротив смотрового стола и выглядел донельзя нетерпеливым. Я была почти уверена, что у его ничуть не смущала эта затея.


Комната оказалась средних размеров и более освещенной, чем жилое пространство, казавшееся куда уютнее. Здесь освещение носило только практическое значение. У дальней стены стоял письменный стол. Рядом с другой была зона отдыха с диваном, а смотровой стол прямо напротив. В углу расположилась ширма.


– Айви, – окликнул меня мужчина без кольца, указав на единственный деревянный стул, стоявший у стола, – садись.


Я выполнила просьбу, и Абель встал позади меня, положив руки мне на плечи, словно хотел удержать, если подумаю о побеге.


– Я доктор Чамберс.


Чамберс?


Неужели это отец Марии Чамберс? Я вспомнила когда-то мучившую меня девушку. И поняла, почему молодая женщина в гостиной показалась мне знакомой. Всему виной блеск в ничем не примечательных глазах. Блеск, говоривший о живущем внутри нее зле.


И она смотрела на меня, поскольку прекрасно знала о происходящем. Знала, что со мной сейчас сотворят.


Я сглотнула, ощутив прилив жара. Хорошо, что я сидела, иначе наверняка упала бы.


– Уверен, твой брат объяснил тебе этот пункт, но я все равно должен убедиться, что ты здесь по собственному желанию.


– Желанию?


Абель сильнее сжал плечи.


Доктор Чамберс откашлялся, проигнорировав мое высказывание. Меня завели сюда обманом, и все в этой комнате это понимали. И даже собрались получить от моих мучений удовольствие. Удивлена ли я? Мария Чамберс уже в тринадцать была невыносимой хулиганкой. Должна же она была этому у кого-то научиться.


– Мистер де ла Роса – потомок одной из семей-основателей. Потому мы все относимся к нему с глубочайшим уважением, как, уверен, и ты.


Мужчина на диване фыркнул посреди этой фразы.


Я отвлеклась на него, но лишь на мгновение.


– Уверен, она все сознает, – ответил за меня Абель.


– Тебе очень повезло, девочка, – продолжил доктор Чамберс.


Я в этом сомневалась, но решила это не озвучивать.


– Но поскольку «Общество» никого не принуждает действовать против его воли, я хочу убедиться, что именно ты попросила своего брата


– как хорошего и честного его члена – привезти тебя сюда и засвидетельствовать твою чистоту, дабы ты была признана годной для брака с мужчиной столь высокого статуса.


– Вы серьезно?


– Айви, – произнес Абель. Видимо, он хотел сказать что-то еще, но доктор поднял руку.


– Это трудно для современных молодых леди. У меня есть дочь, ровесница твоей сестры, Абель. Я все понимаю, поверь мне, – он снова посмотрел на меня. – Но мы должны чтить традиции и не тратить ничье время впустую. Ты согласна на обследование, Айви?


– У меня нет выбора.


Абель сдавил мои плечи.


– Сестра, – последовала долгая напряженная пауза, – если ты предпочитаешь вернуться домой, я немедленно увезу тебя. У нас есть альтернативы, – угрожающе закончил он.


– Нет, – я поднялась. – Я подчинюсь. Давайте покончим с этим.


– Очень хорошо. При процедуре должен присутствовать один свидетель, и мистер Холтон любезно согласился отказаться от своих утренних дел, чтобы помочь нам уладить эту формальность.


– Как самоотверженно с его стороны.


– Ты можешь раздеться за перегородкой, – доктор поднялся. – А потом устраивайся поудобнее в кресле. Все будет хорошо.


К перегородке я шла на дрожащих ногах, потому налетела на столик, опрокинув чашку с кофе.


– Прошу, извините мою сестру. Она очень нервничает, – произнес Абель. У меня создалось такое чувство, что он хотел сдержать мое расстройство в секрете.


– Это нормально, – ответил доктор.


Оказавшись за ширмой, я привалилась к стене и глубоко вздохнула. Голова кружилась, а кожа стала влажной от пота. Я закрыла глаза и заставила себя дышать глубоко, считая до пяти на вдохе и столько же на выдохе. Повторяя снова и снова.


Я вообразила себе, что плыла в бассейне кампуса, как делала каждое утро. Это было одним из немногого, что помогало держать расстройство в узде.


«Все это быстро закончится, и я смогу уйти отсюда. Потом повидаюсь с папой, а затем, возможно, удастся поплавать в бассейне, прежде чем Эва вернется домой».


Полностью раздевшись, я накинула висевший тут халат, благодарная, что он вообще был. Я слышала, как мужчины за ширмой переговаривались, помешивая сахар и сливки в кофе. До меня донеслось имя Сантьяго, и я прислушалась, но, похоже, они стали говорить еще тише, когда упомянули моего жениха. Однако по их тону я поняла, что он им не нравился.


Похоже, я задержалась слишком сильно, поскольку через некоторое время один из мужчин прочистил горло.


– Ты готова, Айви? – окликнул меня Абель. – Уверен, у этих джентльменов есть дела поважнее, чем ждать тебя тут.


«Эти джентльмены могли катиться к черту».


Я поплотнее запахнула халат и обошла ширму, направившись к отрегулированному смотровому столу и стараясь ни на кого не смотреть. Подставки для ног были раздвинуты так, чтобы все присутствующие смогли бы хорошо рассмотреть меня между ног.


Я медлила, и к столу с улыбкой подошел доктор Чамберс. Но улыбка была не теплой. А такой, что я задалась вопросом: не было ли у него эрекции под этим халатом, поскольку он явно предвкушал мое унижение. То, что хотел со мной сотворить.


– Забирайся, Айви. Уверен, ты проходила подобные процедуры прежде. По сути, отцовский долг – водить дочь на проверки ежегодно.


– Мой отец был чересчур мягок со своими дочерьми, – отозвался Абель.


– Очень плохо. Я вот держу Марию на коротком поводке. У этой девчонки есть дикая жилка, но я верю, что мне по силам держать ее в узде.


Ух, мне вдруг стало жаль Марию. Я не хотела думать, что ей приходилось проходить такую процедуру. И вообще кому-либо.


Щеки ярко горели, когда я обошла стол, потуже затягивая пояс халата. Забравшись на него, я повернула голову к двери, глубоко вздохнула и легла на спину.


«Сделай это».


Мне хотелось, чтобы все поскорее закончилось.


Это единственное, чего я сейчас желала.


Я поставила ноги на подставки, а потом совершила огромную ошибку, посмотрев туда, где сидели Абель и второй мудак. Они откинулись на спинку дивана и наблюдали так внимательно, словно перед ними разворачивалось шоу. В каком-то смысле так оно и было.


– Очень хорошо, – проговорил доктор Чамберс, подходя ко мне ближе.


Он убрал мои руки от узла на поясе и положил их по обе стороны стола, а я уставилась в потолок. Когда доктор развязал пояс и распахнул халат, полностью меня обнажая, я впилась ногтями в мягкую кожу. Затем он раздвинул мне ноги с помощью механизма.


Доктор Чамберс прочистил горло, и я ощутила прикосновение его пальцев на животе.


– Не многообещающий знак, – проговорил он. – Когда они сбривают все волосы, невольно задаешься вопросом, для кого.


– Я плаваю, – ответила я. Впрочем, не то что бы их касалось мое желание сбривать волосы на теле.


– Молчать, – рявкнул Абель.


Доктор Чамберс провел пальцами по двум синякам у меня на животе, но комментировать не стал. Интересно, решил ли он, что это Абель избил меня. И считал ли доктор подобное нормой.


Наконец, он встал у меня между ног и покатил стол на колесиках ближе к дивану.


Холтон поднялся и встал рядом, не сводя глаз с моего влагалища. Совершенно зря я бросила взгляд на его промежность, поскольку увидела, как из-под выпиравшего живота торчал небольшой член, плотно прижимаясь к брюкам.


Извращенец.


– Мне нужно все засвидетельствовать, – похлопал он меня по руке, и я тут же ее отдернула. – С прошлого места мне было недостаточно хорошо тебя видно, верно?


Я едва дышала, слушая их разговоры о погоде, дочери Чамберса, а потом и о моей вагине, пока доктор смазывал палец.


– Ты почувствуешь давление, но больно не будет, Айви.


Я стиснула зубы, настраиваясь на вторжение, но все равно оказалась совсем не готова, когда Чамберс погрузил в меня свой холодный палец. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не закричать. И не сопротивляться. Потому что когда я инстинктивно сдвинула колени, Холтон вцепился в мои бедра и широко раздвинул их.


– Я должен все засвидетельствовать, – сказал он. – Уверяю, ты не первая обнаженная девушка, которую я вижу.


«Он хвастался?»


Я впилась ногтями в края стола, пока доктор все водил пальцем внутри, казалось, трогая там все, что только было можно.


– Она очень узкая.


Я почувствовала, как по щеке скатилась слеза.


– Я почти закончил, – произнес доктор. – Еще минутку.


Я почти уверена, что он вдоль и поперек прощупал мою девственную плеву, если это вообще имело значение. Скорее все это затевалось ради моего унижения и наглядного пособия для мужчин, которые, очевидно, будут мастурбировать позже.


– Вот так, – доктор вытащил палец и вытер его бумажным полотенцем.


Я, наконец, смогла свести колени и выдохнуть.


Брат тут же вскочил на ноги.


– Девственница, – вынес вердикт доктор.


Это я и сама могла им сказать.


– Что ж, не то что бы я сомневался, – произнес брат.


Я начала вставать.


– Не сейчас, – произнес Холтон, опрокидывая меня обратно на спину, широко распахивая халат и снова обнажая мою грудь, которую я почти успела прикрыть.


Я бросила на него взгляд, но он и не думал смотреть мне в глаза.


– Она изумительна, – произнес Холтон. – Как же плохо, что она должна достаться этому ублюдку.


– Я могу идти? – спросила я, мой голос показался странным даже мне самой.


– Еще кое-что, – отозвался Чамберс, бросив взгляд на моего брата, тот тут же кивнул. Доктор взял шприц, лежавший рядом с тюбиком смазки.


– Что это такое?


– Витамины, – ответил Абель прежде, чем успел Чамберс.


Я даже не решилась спорить, когда игла приблизилась к моей руке. Мне нужно было побыстрее убраться с этого стола. Прочь отсюда. Я должна была уйти от этих мужчин, поскольку не была уверена, сколько еще смогла бы сдерживать слезы.


– Готово, – доктор Чамберс запахнул полы моего халата. – Ты можешь быть свободна. Я все задокументирую, а потом брат сможет вернуть тебя домой.


Я соскользнула со стола так быстро, как только смогла, пол леденил босые ноги. Однако прежде чем я успела скрыться за ширмой, Абель схватил меня за руку и остановил.


– Ты ничего не забыла? – спросил он.


– Что? – спросила я, едва сдерживая слезы.


– Ты должна поблагодарить доктора и мистера Холтона.


– Поблагодарить их? – я вытерла лицо, стирая первые капли слез. Я могла поклясться, что все еще чувствовала на себе руки одного мужчины и взгляд другого.


– Да, Айви. Поблагодари их за то, что нашли на нас время.


Обернувшись, я посмотрела на доктора и Холтона. Буквально заставила себя это сделать. Мне нужно было запомнить их лица, поскольку в это мгновение я поклялась себе, что когда-нибудь заставлю их заплатить.


– Спасибо, – выдавила я сквозь стиснутые зубы.


Абель выпустил меня, и я все же смогла скрыться за ширмой, задаваясь вопросом, что же будет вытворять мой жених после свадьбы, когда я стану принадлежать ему безраздельно, если, даже не присутствуя сегодня, потребовал пройти через подобное унижение?

Айви



Ни я, ни Абель не произнесли ни слова, когда отъезжали от подъездной дорожки. Я чувствовала себя униженной. Онемевшей. До меня только теперь в полной мере доходило, что произошло в том доме. Потому единственное, что могла сейчас делать, это сидеть на пассажирском сидении, подтянув колени к подбородку и отвернувшись к окну. Так я скрывала от брата свои слезы.


– Сними ботинки с сидения.


– Да пошел ты.


Абель промолчал. Я удивилась, когда он не стал спорить и не протянул руку, чтобы силой снять мои ноги с его драгоценного сидения. Но брат действительно не стал. Может, на каком-то уровне он тоже пострадал?


Я вытерла лицо рукавом своего большого свитера, порадовавшись, что его надела, поскольку теперь он будто защищал меня. Когда мы въехали на парковку больницы, я повернулась к Абелю, изучая его профиль. Губы брата были плотно сжаты, а брови нахмурены.


Ненависть его состарила. Сделала уродливым.


– Зачем ты заставил меня это сделать?


– По его просьбе.


– Ты мог бы отказать.


Абель направил машину на круговую подъездную дорожку и остановился перед стеклянными раздвижными дверями, только после этого повернувшись ко мне лицом.


– Это было необходимо. Если бы ты оказалась не невинна, или же де ла Роса просто стал бы утверждать так после вашей брачной ночи, у нас не было бы никаких карт в рукаве. Всю нашу семью наказали бы.


– У тебя есть хоть какие-то человеческие эмоции, Абель? Хоть что-то, похожее на сочувствие?


– Сочувствие – удел слабых, Айви, – он глянул на часы, будто я его задерживала. – Если хочешь увидеть отца, тебе лучше зайти внутрь.


– Ты не собираешься следить за мной? – прищурилась я. – Вдруг я сбегу?


Абель качнул головой и перевел взгляд на дорогу, рассеянно наблюдая за движением машин.


– А что такое? Раскаиваешься в содеянном?


– Не глупи, – отозвался он, снова посмотрев на меня. Его глаза опять словно помертвели.


– Нет, ты прав. Это было глупо. Но я хочу предупредить тебя. Если ты когда-нибудь поднимешь руку на нашу сестру или попытаешься сделать с ней что-то подобное, я убью тебя. Убью собственными руками. Ты понял меня, Абель?


Он рассмеялся. Ну, в некотором роде. Звук больше походил на фырканье.


– Как только отец умрет, я стану ее опекуном. И знаешь, что будет потом? Я продам ее тому, кто больше заплатит.


– Ты не...


– Не волнуйся. Я дождусь ее совершеннолетия. И тогда ты ни черта не сможешь с этим поделать. Так что беги и навести папу. Поторопись. Вдруг твои слова вернут его к жизни.


– Я убью тебя.


– Если твой муж не убьет тебя первым.


Его слова застали меня врасплох, и я замешкалась.


Кто-то постучал в окно, испугав меня. Я обернулась и заметила стоявшего снаружи высокого светловолосого мужчину в темном длинном пальто. Он кивнул Абелю.


– Это Джеймс. Он отвезет тебя домой. На все про все у тебя час.


– Час?


– Я бы позволил тебе провести здесь весь день, но ты же не слишком хорошо себя ведешь, верно?


Я открыла рот, но брат поднял руку.


– Не стоит, Айви. Действительно не стоит. Иди, пока я совсем не передумал.


Неужели он собирался лишить меня и этого?


– Пожалуйста, Абель, – глаза снова наполнились слезами.


– Пожалуйста, Абель, – передразнил он меня высоким голосом.


Я показала ему средний палец, а потом распахнула дверь. И уже одной ногой встала на тротуар, когда брат окликнул меня.


– Айви.


Я повернулась.


– Завтра ночью.


– Что завтра ночью?


– Большой день.


– Что?


– В полночь.


– Завтра? – меня обдало холодом.


Абель посмотрел на часы.


– Пятьдесят семь минут.


– Я тебя ненавижу, – произнесла я, а потом вышла из машины и прошла мимо Джеймса, который тут же последовал за мной в больницу через раздвижные стеклянные двери.

Сантьяго



– Dominus et Deuce [1], – произнес Абель, проявляя вынужденное уважение к моему рангу, прежде чем поклониться.


В моем особняке де ла Роса царила тьма, все окна затемнены круглый день. Но даже так, смотря на Абеля Морено, я мог сказать, что он не из тех, кто любил кланяться. Он считал, что достоин лучшего, и его эго, я уверен, на этом настаивало. Я всегда замечал на его лице намеки на негодование, даже когда ублюдок выказывал уважение.


Хотя по всем правилам Абель с таким же успехом мог быть ублюдком старшего Морено. Его связь с «I.V.I.» была очень слабой. Он был первым и единственным сыном Эля, но рожденным от женщины, неодобренной «Обществом». Потому ему никогда не стать в нашем мире по-настоящему важным. Эта истина была простой для понимания, даже такому, как Абель. Но принятие – совсем другое дело.


Я всегда находил его чересчур самодовольным. Чрезмерно жаждущим одобрения. Мне не нравилось его поведение и еще меньше то, с какой готовностью он согласился отдать мне свою сестру. Может, у него и не было выбора в этом вопросе, но полное отсутствие уважение к человеку одной с ним крови не могло заслужить мое одобрение.


Я ожидал сопротивления и, признаться, был разочарован, когда его не получил. Я наблюдал за их семьей уже четыре года и обнаружил слабости у всех, кроме Абеля. Эль и его жена жаждали власти, которой их могло наделить «Общество». Айви хотела сбежать от всего этого, наивно мечтая о колледже и жизни, которой у нее теперь никогда не будет. Я бы даже не удивился, если она действительно попыталась бы сбежать, как ее сестра. Младшая Морено, Эванжелина, в любом случае еще недостаточно взрослая, чтобы иметь свое мнение. Абель же, похоже, не испытывал привязанности ни к одному из членов семьи. Если он и любил кого-то, кроме себя, я пока не обнаружил этого человека.


Отдать мне в жены Айви должно было стать испытанием для всех них. Но с момента оглашения моих намерений ни единая живая душа не пришла ко мне молить о пощаде. Даже ее собственная мать. Я начинал подумывать, что единственный Морено, которому было не плевать, сейчас лежал в коме. Слишком трусливый, чтобы столкнуться с заслуженной им несправедливостью.


– Я хотел преподнести вам гарантию, – Абель бросил взгляд на пустой стул напротив стола. Он ждал моего дозволения сесть и устроиться поудобнее. Но Морено его не получит.


– Какую гарантию? – я нахмурился, смотря на сложенную бумагу в его руке.


– Что невеста чиста. Теперь в этом не может быть никаких сомнений.


Я тщательно взвешивал его слова. Конечно, он не мог иметь в виду то, о чем я сперва подумал. Но изучив скривленные губы Абеля и выражение лица, указывающее на то, что он непомерно горд собой, я ощутил пульсацию в висках.


Протянув руку, я вырвал из его пальцев бумагу, развернув ее рядом с мягким светом, лившимся от свечи на моем столе. Я быстро пробежался взглядом по отчету, отмечая детали. Костяшки моих пальцев побелели, когда я получил подтверждение своей догадки. В голове вспыхнул образ Айви, заполняя пробелы между моим воображением и глупостью Абеля. Нетрудно было представить ее лежащей на спине с раздвинутыми ногами, пока какой-то незнакомый ей мужчина касался того, что принадлежало мне. Как Абель мог даже допустить мысль, что этот шаг разумен?


Когда я поднял на него пустой взгляд, выражение удовлетворение с его лица исчезло. Я обошел стол и обхватил челюсть Абеля пальцами, поднимая ее вверх и сдавив так сильно, что его кожа побелела.


– Кто, черт тебя задери, дал тебе такие полномочия?


К подобному рукоприкладству Абель явно не привык. Он стал извиваться, пытаясь вырваться, а лицо приобрело красноватый оттенок. Внутри него буквально кипело едва скрываемое презрение, еще немного и у Абеля сорвет крышку притворной вежливости. Я бы сейчас посмотрел, как он решит испытать пределы моего терпения. Мне бы доставило огромное удовольствие проломить ему череп и выкрасить стены его кровью.


– Я думал, вы захотите этого, – процедил Абель сквозь зубы.


В глубине его глаз-бусинок клубилась тьма, под сдержанным выражением лица буквально гудел подавляемый поток ярости. Он мечтал поставить меня на место. Больше всего на свете Абелю хотелось верить, что он хотя бы отчасти равен мне.


– Позволь мне кое-что тебе прояснить, – выпалил я. – Она принадлежит мне. Никто и никогда больше не прикоснется к ней без моего разрешения. Включая тебя. Если я найду на ее голове хоть один потревоженный волосок, отвечать будешь ты. Понял меня?


– Да, – он дернул подбородком, явно возмущенный тем, что наши лица оказались так близко.


Абель хотел донести до меня, что на самом деле обо мне думал, хоть и не мог сказать это прямо. Заманчиво было сейчас забить его до смерти. Я мог бы, и никто никогда не спросил бы меня о нем. Мне пришлось напомнить себе, что со временем ему придется заплатить за грехи отца. Что будет гораздо приятнее наблюдать, как Абель медленно лишается своей гордости и превосходства. Когда я с ним закончу, он пожалеет, что его лицо не пострадало хотя бы вполовину, как мое. Абель Морено поймет каждой частичкой своего существа, что значит быть по-настоящему уродливым.


– Ну, и что у нас тут? – прервала меня Мерседес, стоя в дверях кабинета и с интересом вглядываясь в разыгравшуюся перед ней сцену. Однако когда она посмотрела на меня, я ясно увидел в ее глазах невысказанный вопрос.


«Еще нет». Я молча покачал головой.


Я обещал ей, что позволю поиграть по крайней мере с одним Морено, прежде чем все они сгинут. И Мерседес положила глаз на Абеля. Если выбирать между мной и сестрой, я не был уверен, кто для Абеля стал бы худшим кошмаром. Мерседес столь же кровожадна, но далеко не так терпелива. Она наверняка уже разработала план пыток, куда более злых, чем я мог представить. Но я не собирался жалеть Морено.


Усмехнувшись, я отпустил Абеля и вернулся к столу, садясь в кресло, пока будущий шурин жадно разглядывал мою сестру. Мерседес заметила его интерес и поощрила невежество кошачьей улыбкой. Он даже отдаленно не сознавал, насколько сильно она хотела его уничтожить.


– Выучи раз и навсегда, – заговорил я, вынуждая его снова сосредоточиться на мне. – Любые решения, касающиеся моей невесты, должны быть одобрены мной. С этого момента и до самой свадьбы я хочу получать известия о ней ежечасно. Где она. С кем. Что делает. Я изъясняюсь достаточно доступно, чтобы ты меня понял?


– Конечно, – кивнул Абель, прищурившись.


– И завтра я приеду в дом Морено, чтобы помочь ей собраться, – добавила Мерседес.


Я бросил на нее раздраженный взгляд. Она знала, что лучше не выдвигать никаких идей, не посоветовавшись со мной заранее. Однако поскольку я совсем не доверял Абелю и знал, что Мерседес неукоснительно выполнит мои требования, возражать не стал.


Абель склонил голову в ее сторону и усмехнулся.


– Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем снова увидеть вас, мисс де ла Росса.



*****


Еще одну долгую бессонную ночь я бродил по коридорам особняка. Он был огромен и продувался сквозняками. В нем было предостаточно мест, где нужно топить. Мой отец при жизни приказывал слугам отапливать в холодные месяцы лишь обитаемые помещения и ничего больше. Став главой семьи, я не менял этого указания.


Особняк представлял собой готическое викторианское чудовище, стоявшее в Новом Орлеане, в районе Лэйквуд. Он располагался среди зелени, сразу за кладбищем, а раскинувшийся на восемь акров сад с редкими деревьями давал больше уединения, чем любой другой дом в городе. Данная собственность принадлежала моей семье на протяжении многих поколений, и хотя за прошедшие годы нам поступало множество предложений, этот особняк никогда не будет принадлежать никому, кто не носит фамилию де ла Роса.


Теперь я должен продолжить наш род, и именно в этом вопросе Айви докажет свою ценность. Одна лишь мысль о том, чтобы оплодотворить ее, вызывала одновременно тошноту и предвкушение. Она – дочь моего врага, и не могла вызвать у меня ничего, кроме отвращения. Как и я у нее. Ситуация неидеальна, но, учитывая обстоятельства, если кому-то и придется пройти через мучения, чтобы родить мне сыновей, то это должна быть Айви. И, Бог свидетель, она это сделает.


Единственный вопрос, как долго она продержится под моей властью? Как долго сможет выносить наказания за грехи отца, прежде чем для нее это станет слишком? И решит ли Айви сама избавить себя от страданий, или же мне придется сделать это самому?


Уже завтра Айви будет моей, и я смогу к ней прикоснуться. Смогу потребовать ее себе. Делать все, что мне заблагорассудится. Она узнает, какого это: по-настоящему и безраздельно принадлежать мужчине. Я оставлю клеймо на ее коже. Увижу девственную кровь на своем члене. И когда пройдет наша брачная ночь, на щеках Айви высохнет первая из тысячи слезинок, которые ей предстоит пролить рядом со мной.


Закрыв глаза, я живо представил себе это. Но видения почему-то колебались от грубых до нежных, даже против моей воли. Я не был с женщиной с тех пор, как произошел взрыв. Хотя многие удовлетворили бы мою просьбу, если бы я решился ее озвучить, но мне не хотелось подвергать никого ужасам из-за покрытой шрамами плоти. Однако если я захочу, у Айви не останется иного выбора, кроме как подчиниться мне. И каждый раз смотря на меня, ей придется терпеть мои увечья. Мне хотелось, чтобы она прочувствовала то, что ощущал я. Кровь Морено, бегущая по венам Айви, уничтожила меня, а я позабочусь, чтобы она же разрушила и ее.


Возможно, однажды я позволю Айви увидеть ужасные отметины, которые Эль оставил на моем теле. Сейчас же я намерен использовать ее, лишь как сосуд. Привязанность Айви мне ни к чему, она итак сделает то, что нужно. Отдаст свое тело и будет принимать мой член, пока ее живот не округлится от моего ребенка.


Я пробежался пальцами по богато украшенной готической маске, лежавшей на столе. Нетрудно было представить, как Айви стояла передо мной на коленях, обнаженная, с моей меткой на коже. Маска ослепит ее, и Айви наверняка шумно втянет воздух, ожидая, когда я подойду ближе. Какое же это будет прекрасное и одновременно ужасающее зрелище.


Часы на каминной полке отсчитывали секунды, они утекали сквозь пальцы, решая нашу судьбу. Будущей ночью Айви Морено станет моей женой.


Прим.пер:


[1] Мой повелитель и бог (пер. с лат.)

Айви



Я сидела на кровати в своей комнате, но во сколько бы одеял ни куталась, никак не могла согреться.


Вчерашняя встреча с отцом прошла болезненнее, чем я ожидала. Он сильно похудел и выглядел неважно. Папа казался таким слабым, его щеки ввалились, а кожа была такой бледной, будто он боролся за каждый вздох.


Непременно боролся бы, если бы специальный аппарат не делал за него всю работу.


Я поговорила с одним из врачей, и он сказал, что у папы была остановка сердца. Излишне говорить, что прогнозы не радужные. Я сама это видела. Потому села рядом, взялась отца за руку и попыталась сдержать слезы.


Мы с папой были близки, насколько это вообще возможно в подобной семье. Женщины в «Обществе» считались людьми второго сорта, а дочери – материалом для брака, чтобы улучшить свое положение в организации и, в идеале, родить сыновей следующего поколения. Сыновья имели куда большую ценность. Впрочем, Абеля это не касалось, поскольку он стал результатом брака, не освещенного «Обществом».


Однако наедине папа менялся. Он никогда не был жесток. Мама всегда была готова ударить нас тыльной стороной ладони и даже прижечь кожу тлеющим концом сигареты, которые, как она клялась, не курила. Отец же был нежен. И временами даже ласков.


Нет. Не в прошедшем времени. Он все еще с нами. И пока его сердце билось, оставался шанс.


Папа позволил мне уехать в колледж. Большинству девушек «Общества» подобное недоступно. Дочери всегда жили в отчем доме. Они учились, но лишь под бдительным оком родителей.


Я вспомнила доктора Чамберса, содрогнувшись от мысли, какого это – иметь такого отца. Увидев его, я стала больше понимать Марию.


Мой папа другой. И я хотела верить, что какая-то его часть надеялась вырвать меня из лап «Общества». Даже если на подсознательном уровне.


Я попыталась вспомнить все это сейчас. Не то, каким маленьким отец выглядел на больничной койке. И не непрерывное жужжание аппаратов, к которым он был подключен.


Я посмотрела на сумку с одеждой, висевшую на дверце шкафа. Содержимое было легко угадать. Я видела сквозь материал свадебное платье. Черное. Прекрасно. Оно отлично подходило к моему настроению. И для устроенной «Обществом» свадьбы с незнакомцем.


Должно быть, там ярды кружев и больше пуговиц, чем я хотела бы сосчитать. Вуаль была в отдельном чехле и даже длиннее платья. А туфли, какими бы невероятно красивыми они ни были, останутся в коробке. Может, позже Сантьяго сможет вернуть их и попросить назад деньги. Потому что если я их надену, то наверняка сломаю шею.


Я бросила взгляд на часы. Чуть больше девяти. Осталось три часа.


Эванжелина и моя мать куда-то ушли. Я не видела никого из них с момента возвращения из больницы. Интересно, забрала ли мама Эву из школы, чтобы специально по приказу Абеля удержать ее от меня подальше? Или это приказ Сантьяго. Единственным человеком в доме, кроме меня, был Джеймс. Похоже, Абель оставил его, чтобы предупредить мой побег.


Еще двадцать минут прошли в оцепенение, пока я размышляла, как пройти через эту свадьбу. Как встать, одеться и пойти в церковь, чтобы обвенчаться.


Выйти замуж.


За незнакомца.


Абель поступил умно, заманив меня в ловушкой Эванжелиной. Его слова, сказанные незадолго до моего выхода из «Rolls-Royce» и касавшиеся дальнейшей судьбы сестры, после того, как Абель получит опекунство, все еще прокручивались в голове. А он его получит, поскольку мать передаст его брату, в соответствии с правилами «Общества». Главой семьи должен быть мужчина, а если отец умрет, у нас останется только Абель.


Мысли все продолжали скакать.


Через несколько часов Сантьяго де ла Роса станет моим мужем.


Мой жених – могущественный человек. Смог бы он что-нибудь сделать? Стал бы? Смог бы помочь по моей просьбе?


Сантьяго не мог быть хуже Абеля. Я просто не могла поверить, что кого-то переполняло больше ненависти, чем Абеля.


Откинув одеяло, я встала с кровати. Надела купальник, сверху накинула халат и вышла из комнаты. Босиком я спустилась по лестнице и вышла на задний двор. Джеймс следовал за мной по пятам, но меня это не волновало.


Стоял туман, трава была холодной и мокрой под босыми ступнями, пока я шла к бассейну в задней части темного сада. Мама всю зиму подогревала там воду, чтобы плавать. Она хотела крытый бассейн, и я помнила их с отцом ссору, когда он сказал, что они не могли себе этого позволить. Потому мы плавали на открытом воздухе.


Джеймс встал неподалеку, наблюдая, как я снимала халат. Задрожав от ночной прохлады, я спустилась по лестнице в воду. Она оказалась холодной. Гораздо холоднее, чем я ожидала от бассейна с подогревом. Неужели мама больше не нагревала его? Впрочем, весь дом уже не так ухожен, как раньше. Я не остановилась. Продолжила спускаться, пока не погрузилась по грудь, а потом оттолкнулась и поплыла.


Я плыла небольшими кругами из стороны в сторону. Бассейн был не слишком большим. Я не знала, сколько проплавала, открывая глаза, лишь когда выныривала на поверхность. Просто плавала, стараясь оставаться под водой как можно дольше, звук и сопротивление воды заглушали мысли. Весь мир.


Может, из моего брака выйдет что-то хорошее.


Может, мне удастся спасти младшую сестру.


Даже если для этого придется спать с чудовищем.


Я так увлеклась плаванием, что даже не заметила двух подошедших к Джеймсу людей. Я проплыла еще один круг, а затем еще, пока не услышала женский смех, и как Абель прошипел мое имя.


Я остановилась, добравшись до наиболее глубокой части бассейна, но лишь потому, что Абель склонился и поймал меня за руку, удерживая на месте.


Брат утверждал, что не любил плавать. Я же была почти уверена, что он не умел. По-моему, Абель боялся воды. Но он никогда бы не признался ни в том, ни в другом, поскольку это могли бы счесть слабостью. Потому вместо того, чтобы вырываться, я также крепко сжала его руку и пристально посмотрела в глаза.


«Если я толкну его в воду, он утонет?»


Стану ли я его спасать или наоборот не позволю выбраться из воды? Занимательная мысль.


Я начала тянуть его на себя.


– Отпусти, Айви, – прошипел Абель, бросив взгляд на женщину.


Я проследила за его взглядом и поняла, почему он хотел выглядеть еще более важным, чем обычно. Незнакомка была прекрасна. Я никогда прежде ее не видела и понятия не имела, кто она, но это поразительное создание. И примерно на тысячу пунктов выше лиги Абеля.


– Мерседес де ла Роса приехала подготовить тебя к встрече с ее братом.


Женщина подошла ближе, остановившись прямо у края бассейна, пока я переваривала полученную информацию.


Я отпустила Абеля, и он тут же выпрямился, вытирая воду с костюма и извиняясь перед Мерседес. Это раболепство выглядело нелепо.


Он хотел ее. Это становилось очевидным.


А еще я была абсолютно уверена, что она не намерена даже позволить ему лизнуть подошву ее туфель от Джимми Чу из змеиной кожи.


Мерседес смотрела только на меня. И так пристально, что мне не оставалось ничего, кроме как глядеть в ответ.


– Привет, Айви, – надменно поприветствовала она меня, а ее улыбка показалась какой угодно, но только не теплой.


Я сразу поняла, что подругами мы не станем.

Сантьяго



Собор Святой Троицы находился в зеленом районе Нового Орлеана, менее чем в миле от комплекса I.V.I. И хотя на территории, принадлежащей «Обществу», была часовня, этот собор так же был подвластен нам, как и многие другие. Тут часто проходили свадьбы и обряды крещения, поскольку внутренний зал был достаточно большим, чтобы вместить местных членов нашей фракции. Однако сегодня тут будут лишь пятнадцать членов высшего эшелона, приглашенных на церемонию вместе с Абелем. Что касалось гостей с моей стороны, то я буду единственным де ла Роса на церемонии.


Собор был построен в стиле ранней готики, с башнями и шпилями, возвышавшимися над землей. Внутри все было обшито дорогим полированным деревом, богато украшенным гобеленами и витражами. Без освещения все здесь залито тьмой, нарушаемой лишь мерцающими свечами, расставленными по обе стороны от прохода.

Загрузка...