Инка Лорин Минден

ШТОРМ

(Серия «Воин-любовник» — 2,5)




Перевод и редактура: PerlenDame

Вычитка: Lily Gale

Дизайн обложки: Lily Gale

Объем: в книге 7 глав

Возрастное ограничение: 18+


Переведено специально для группы https://vk.com/unreal_books и сайта http://nafretiri.ru


Обсудить книгу можно здесь: https://vk.com/topic-110120988_37057161 и здесь: http://nafretiri.ru/forum/


Текст переведен исключительно с целью ознакомления, не для получения материальной выгоды. Любое коммерческое или иное использования кроме ознакомительного чтения запрещено. Публикация на других ресурсах осуществляется строго с согласия Администрации группы. Выдавать тексты переводов или их фрагменты за сделанные вами запрещено. Создатели перевода не несут ответственности за распространение его в сети.



Глава 1. Уставший от жизни


Я устал от жизни. По-другому не объяснишь, почему я стою сейчас перед дверью Шторма. Если он узнает, что я работаю на повстанцев, помоги мне Бог.

— Ну ладно, — бормочу я, вцепляюсь пальцами в ремень своей докторской сумки и, глубоко вздохнув, давлю на кнопку звонка.

Мне не по себе, потому что я нахожусь в многоквартирном доме Воинов. Зачем я пошёл в логово льва? Я мог бы отменить встречу.

Проклятье, этот парень вскружил мне голову. Раньше со мной такого не случалось, даже с Самантой ни разу не было такого ощущения бабочек в животе. Разве что небольшое. А тут сильное: словно огнедышащие драконы выжигают мой желудок.

Когда дверь квартиры открывается, я тяжело сглатываю. Похоже, Шторм только что вышел из душа. На нём лишь полотенце, повязанное вокруг узких бёдер.

— Привет, Марк, наконец-то! — приветствует он меня с сияющей улыбкой.

Он опирается о дверной косяк и наклоняется так, что его лицо становится вровень с моим.

— Привет, — хриплю я, не в состоянии отвести взгляд от его атлетического тела.

Шторм делает это нарочно! Чтобы я мог по достоинству оценить его идеальную форму и вдоволь налюбоваться более чем достаточным количеством обнажённой кожи. Она чуть более смуглая, чем моя, и блестит, словно шёлк, так же, как и его чёрные как смоль волосы, которые он заплёл в бесчисленные косички. Они достают ему до плеч, и я хотел бы зарыться в них пальцами.

Но самым поразительным в Шторме являются глаза. Я мог бы утонуть в них. Светло-карие с тёмными крапинками, они очаровывают меня.

— Как сегодня твоя нога?

— Так себе, — отвечает он, улыбаясь, и кратко облизывает губы.

Эти губы невероятно привлекательны для меня. Этот идеальный изгиб…

«Не смотреть!»

Но на что мне смотреть? Всё в этом парне соблазнительно, как запретная сладость. Он точно знает, что сводит меня с ума, так как его улыбка становится шире. Уже несколько недель он флиртует со мной, и я больше не могу противостоять его юношескому очарованию. Мне бы лучше уйти. Сейчас же! Но я не могу. Словно приросший к полу, стою я перед дверью и смотрю на него.

Шторм сломал бедро во время тренировки. Если присмотреться, видно, что мышцы левой ноги немного уже. Я оперировал его, он три недели лежал в больнице и чуть не умер от скуки. Тогда-то я и показал ему компьютерную игру, которую сам создал на своём планшете. Программирование — моё большое хобби, помимо работы хирурга. Шторм сразу вдохновился игрой-головоломкой, в которой надо перемещать ящики, чтобы найти выход. С каждым уровнем становится всё сложнее. Я не думал, что Шторм обладает таким высоким уровнем интеллекта, но Воины, кажется, получили лучшие гены во всех отношениях.

Я играл с ним после окончания смены, а потом мы договорились встретиться у меня дома. С тех пор мы друзья. Мы стараемся встречаться тайно, потому что режим не одобряет дружеские отношения между Воинами и людьми из простого народа, поэтому я пришёл к нему как врач. Мне даже пришлось показать вахтёру удостоверение.

Недавно Шторм завершил своё обучение и теперь может называться Воином. На самом деле, он закончил его раньше срока, так же, как и ещё один солдат из его подразделения, Нитро. Сенату необходимо пополнение. В любом случае, мне это не нравится, я должен прекратить нашу дружбу и больше с ним не встречаться. Но я не могу.

— Чувствуй себя как дома, — говорит он, отталкивается от косяка и жестом приглашает войти.

Я прохожу за ним в каморку, где царит хаос, не в состоянии при этом отвести глаз от его крепких ягодиц, на которых натягивается полотенце. Шторм не хромает, ничто не указывает на то, что ему больно. Тем не менее, он садится на кровать и указывает на бедро.

— Не мог бы ты посмотреть, всё ли в порядке? У меня немного странное ощущение. Оно такое твёрдое.

Я сглатываю.

«Твёрдое…»

Когда я, в качестве послеоперационного ухода, массировал его ногу, твёрдым становилось кое-что другое. У Шторма был стояк, и у меня тоже! Тогда я впервые задался вопросом, уж не нравятся ли мне мужчины. В Уайт-Сити это нормально, и это не проблема, но… Почему я нахожу привлекательным именно Шторма? Во-первых, ему девятнадцать, то есть, он на восемь лет моложе меня, и он Воин. Во-вторых, я ненавижу всё, что связано с режимом. И больше всего я ненавижу шоу, на которых солдаты выбирают себе рабынь, которыми можно пользоваться целую ночь. К счастью, трансляции приостановили на неопределённый срок. Мне было бы невыносимо видеть Шторма с другим мужчиной, а то, что ему нравятся мужчины, он сказал мне ещё в больнице. Так, между прочим, словно это самая нормальная вещь в мире — доверить такие интимные секреты своему врачу. Сначала я подумал, что Шторм доверяет мне, потому что как врач я обязан хранить врачебную тайну, но вскоре понял, что за этим скрыт определённый умысел.

— Хорошо, давай посмотрим.

Я ставлю свою медицинскую сумку — без неё я никогда не выхожу из дома — около него на матрас. Свою куртку кидаю рядом.

Кровать — единственное место в комнате, где наведён порядок, в остальном в комнатушке на четвёртом этаже повсюду раскидана одежда и другие вещи. Шторм во всех отношениях моя противоположность, и прежде всего он неряха. Мои светлые волосы никогда не бывают растрёпанными, и я ношу дизайнерские костюмы. Вообще всё в моей жизни приведено в порядок, всё на своём месте. Тем не менее, этот человек меня очаровывает. Может быть, потому, что глубоко внутри я бунтарь, инакомыслящий, и моя упорядоченность лишь фасад, который я должен поддерживать для правящего режима, чтобы выжить.

Шторм смотрит на меня, пока я достаю из сумки мазь. Прочистив горло, я закатываю рукава своей рубашки:

— Так значит, у вас домашний арест.

— Да, и всё это из-за Хрома и той рабыни. Теперь, когда два Воина слиняли, всё идёт наперекосяк. — Он со вздохом откидывается на кровать и скрещивает руки на затылке, при этом его бицепсы значительно выделяются. — Теперь все они сходят с ума.

Я втираю мазь в свои ладони, чтобы её согреть, и кладу их на колено. Я хотел бы рассказать Шторму всё, просветить его. Если бы мне удалось показать это чёртово видео, может быть, он изменил бы своё мнение относительно Сената. Предводитель повстанцев Джулиус снял в Резуре — городе аутлендеров — фильм, чтобы показать жителям Уайт-Сити, что на самом деле происходит снаружи, и как режим их дурит.

Поэтому я говорю только:

— Гм, — но затем продолжаю как можно более безобидно: — Жаль, что ты носишь чип-передатчик, и тебя можно отследить. Иначе мы могли бы сходить в бар что-нибудь выпить.

Потому что я довольно часто выбираюсь из дома… Но говорю я это, чтобы заставить Шторма задуматься, насколько сильно главы города распоряжаются его жизнью. В настоящий момент он заперт в своей комнате. Но будет трудно убедить молодого Воина в том, что Сенат их всех обманывает. Потому что молодые люди из-за отсутствия жизненного опыта больше верны режиму.

Шторм улыбается так широко, что в моём животе снова покалывает.

— Эй, мы же можем и у меня дома что-нибудь замутить. Алкоголь есть.

Я улыбаюсь в ответ.

— Позднее. Сейчас мне нужна ясная голова. В конце концов, я здесь для того, чтобы лечить тебя.

Я скольжу ладонями выше, под полотенце, и массирую его бедро. Оно полно сил и полностью в порядке.

Тихонько застонав, Шторм закрывает глаза.

— Это так приятно.

Под его полотенцем отчётливо видна выпуклость. У меня пересыхает в горле, сердце бешено бьётся.

— Ты уже колол себе стимуляторы?

— Не-е-е, — ворчливо отвечает он. — Мне их ещё не давали. Почему спрашиваешь?

— Просто так.

Солдаты получают это средство только когда заканчивают обучение, и им впервые разрешено принять участие в шоу. Я рад, что Шторм его не получил — ему не придётся проходить через ломку. Что также даёт мне надежду, что шоу отменены надолго. А поскольку он не принимает стимулятор, это означает, что возбуждён он из-за меня.

— Открыть тебе секрет? — дерзко спрашивает он.

Я прочищаю горло и говорю:

— Да.

— Я всегда представлял, каково было бы ощутить твои руки на моём члене.

Мой член дёргается, и я подавляю стон. Сколько раз уже я представлял его руки на своём теле — и не сосчитать.

Мои пальцы на его бедре костенеют, и я закрываю глаза. Должен ли я осмелиться? Шторм этого хочет, а я… Теоретически он мой враг.

Я открываю глаза и вижу, что он стянул полотенце. Он лежит передо мной обнажённый. Его эрекция поднимается по диагонали вверх, и он трёт её, глядя на меня горящими глазами.

Похоже, сегодня я не смогу устоять перед ним. Может быть, мне надо это сделать. Один раз. И никогда больше с ним не встречаться.

— Нравится то, что ты видишь? — спрашивает Шторм хрипло.

Я могу только кивнуть. Всё в нём мне нравится. Каждый идеальный сантиметр.

Как загипнотизированный смотрю я на полоску тонких волос, которая идёт вниз от пупка. Шторм подстриг волосы на лобке. С мошонки удалил полностью. Всё выглядит чистым и ухоженным.

У меня во рту начинает скапливаться слюна.

Словно может читать мои мысли, Шторм спрашивает:

— Хочешь мне отсосать?

— Что? — каркаю я.

— Или лучше мне взять твой член в рот? — Он садится и притягивает меня к себе на матрас. — Я ещё не видел его. Так не честно.

Усмехаясь, он начинает расстёгивать пуговицы на моей рубашке.

Я ничего не могу сделать, кроме как смотреть и дышать. Мой член уже давно твёрдый как камень и давит на брюки. Шторм начинает гладить его сквозь ткань, и я задыхаюсь.

Расстегнув последнюю пуговицу, он стягивает с меня рубашку и толкает меня на кровать. Только ноги свисают.

Теперь он возится с моими брюками.

— Ты всегда такой напряжённый. Расслабься.

— Я расслаблен, — возражаю я хрипло и беспомощно наблюдаю, как Шторм стаскивает с меня сначала туфли, а потом брюки, пока я не остаюсь таким же голым, как он.

— Ты хорошо выглядишь для старика.

Моё лицо горит, я неуверенно улыбаюсь.

— Эй, не дерзи, я старше всего на несколько лет, а не десятилетий.

— Ну, по крайней мере, ты ещё можешь улыбаться.

Я сразу снова становлюсь серьёзным и прочищаю горло.

— Шторм, я… у меня ещё никогда ничего не было с мужчиной.

Уголки его рта приподнимаются.

— Совсем не заметно.

У него такие милые ямочки, когда он улыбается. Всё летит кувырком — я чувствую себя шестнадцатилетним, а не взрослым.

Мы залезаем под одеяло. Моя голова опускается на его подушку, которая пахнет им.

Неужели это действительно происходит? Я, голый, с ним, в его постели?

Мы лежим и просто смотрим друг на друга. Я отмечаю каждую черту его мужественного лица: длинные коричневые ресницы; радужка мерцает, как тёмное золото; прямой нос; приоткрытые губы…

Шторм протягивает руку и гладит меня по щеке. Мою кожу покалывает в тех местах, где он её касается. Никогда бы не подумал, что Воин может быть таким нежным.

«Может быть, мне тоже коснуться его? Зачем сдерживаться?»

Я просто делаю это, и глажу его по подбородку. Он мягкий, Шторм недавно побрился. Обычно он носит трёхдневную щетину, из-за которой выглядит старше. Сейчас он кажется уязвимым, почти как мальчик. Но я не должен недооценивать его. Его обучили убивать.

Когда он приближается, я подавляю порыв отодвинуться и шепчу:

— Я боюсь.

— Чего? — спрашивает он с улыбкой.

— Не знаю.

Тебя? Режима? Тюрьмы?

Шторм проводит большим пальцем по моей нижней губе, моего подбородка касается его дыхание.

— Если тебя это успокоит, у меня тоже ещё не много опыта.

— Нисколько не успокоило, — смеюсь я дрожащим голосом.

Вероятно, он уже набрался кое-какого опыта с одним или двумя братьями по оружию, в то время как я начинаю с нуля. Видимо, сейчас всё становится серьёзным.

— Тогда кто объяснит нам, что делать?

— Сами поймём, — говорит он и целует меня.

В первый раз на моих губах губы мужчины, и это не кажется неправильным. Они мягкие и нежные, и легонько пощипывают меня. Я просто позволяю это и встречаюсь языком, раздвигаю его губы, и он проникает в мой рот. Медленно, нежно, словно боится меня спугнуть.

Когда кончики наших языков касаются друг на друга, меня прошибает током до самых яичек. Боже, я близок к оргазму от одного лишь поцелуя.

Я лежу словно парализованный и едва могу дышать. Просто наслаждаюсь, чувствую его. Чувствую себя — я с удивлением принимаю реакцию своего тела.

Шторм нависает надо мной и гладит мою грудь, а затем направляет свою руку ниже. Он гладит мои бёдра и продвигается к члену. Когда он крепко его обхватывает, я стону ему в рот.

— Потрогай меня, — приказывает он хрипло, двигая рукой на моём члене.

Я готов кончить только от того, что он мне дрочит. Чужая мужская рука на моём члене… Кто бы мог подумать, что это так чертовски возбуждает?

— Помедленнее, или я…

Шторм резко останавливается и улыбается. Это такая искренняя, тёплая улыбка, что у меня сводит желудок. Он мой враг, я работаю против него, и всё же не могу без него. Сейчас я не мог бы представить себе лучшего места, чем его комнатушка. Главное, что мы вместе.

Я осторожно касаюсь его, сначала плеч. Я веду рукой от ключицы к бугрящейся мышцами груди. Так много силы скрыто в этом мужчине… Когда я обвожу кончиками пальцев контуры мышц пресса, Шторм плотно обхватывает и сжимает мой член.

В моём стволе начинает скапливаться семя. Головка пульсирует.

— Я…

О боже, я не могу это сказать, мне стыдно. И всё же, я возбуждён как никогда.

Шторм пристально смотрит на меня и двигает только большим пальцем. По головке. Она безумно чувствительная и набухшая, и пульсирует в такт с быстрым биением моего сердца.

Я отважно обхватываю пальцами его член. Он не на много толще и длиннее моего, и я рад, что он не размера XL. Это напугало бы меня ещё сильнее.

Его кожа нежная и уязвимая. И кажется, что сердцевина под ней пульсирует. Как и у меня. Шторм — человек с особыми генами, такой же, как я, но другой. Лучше. Сильнее. Меня потряхивает от мысли, что он будет мягко подчинять меня, просто делать то, что он хочет. Я мог бы в шутку побороться с ним, но наслаждался бы этим безоговорочно, без угрызений совести.

Как безумно это звучит…

Поскольку мне самому нравится так, я двигаю рукой по его члену вверх-вниз с сильным давлением.

Теперь он закрывает глаза и стонет мне в губы.

— Это действительно приятно, — шепчет Шторм, всё время меня целуя.

Наше дыхание учащается, мы покрываемся потом, а наши руки работают всё быстрее. Его поцелуи, как наркотик, я никак не могу ими насытиться, я хочу прикасаться к Шторму везде, ласкать его и наслаждаться им всеми органами чувств. Он мягко покусывает мою нижнюю губу и урчит, а его чёрные косички щекотят моё лицо.

— Шторм… — выдыхаю я.

Он возбудил меня слишком сильно, я больше не могу сдерживать оргазм.

Шторм пристально смотрит мне в глаза, его движения замедляются. При этом он сдавливает член ещё сильнее и ласкает большим пальцем мою очень чувствительную головку.

Моя рука на его члене сжимается. Я пытаюсь продолжать массировать его, когда моя голова внезапно становится словно обложена ватой. В ушах шум, по венам хлещет адреналин. Я чувствую напряжение в основании члена, и потом наступает разрядка.

Пока я беспомощно стону в рот партнеру, моя сперма изливается ему в руку и на мой живот. И при этом Шторм не отводит от меня взгляда.

Словно разрядом тока, оргазм пронизывает низ живота и ударяет в позвоночник. Я дёргаю бёдрами, как обезумевший, толкаясь в большую, сильную руку Шторма.

Он изучает мои реакции, и на его губах играет нежная улыбка.

— Ты чертовски сексуален, когда кончаешь, — шепчет Шторм, когда на мою кожу падает последняя капля, и откидывает голову.

Первая струя бьёт мне в грудь, и Шторм стонет так громко, что боюсь, соседи его услышат. Тем не менее, я как заворожённый смотрю на его тёмно-красную головку, которую, как и ствол, он по-настоящему истязает. Густой и тёплый эякулят выстреливает вперёд.

Мышцы его живота напряжены, тело покрыто мурашками, и, когда оргазм идёт на спад, он несколько раз содрогается.

Тяжело дыша, Шторм ложится на меня, и, кажется, его не беспокоит, что мы оба такие клейкие.

— Чувак, это было круто. — Ухмыляясь, он целует меня. — Для начала это было не так уж и сложно.

— Это было прекрасно, — говорю я и глажу его заплетённые в косички волосы.

Шторм молниеносно поворачивает голову и целует меня в ладонь. Затем он встаёт и тянет вверх меня.

— Надо смыть с нас эту фигню, пока она полностью не засохла.

Он притворно содрогается и тащит меня за собой в ванную комнату.

Его мускулистая задница прямо перед моими глазами. Мне хочется её укусить.

Качая головой, я встаю с ним под паровой душ. У меня только что был петтинг с мужчиной. С Воином! Я действительно устал от жизни.

Я спешно обмываюсь, а Шторм с улыбкой помогает мне.

Боже мой, какой же он сексуальный! От одного только взгляда на его мышцы мои колени снова становятся мягкими. Но мне надо идти. Я и так пробыл с ним слишком долго.

Смыв следы наших любовных утех, я выхожу из кабинки и быстро насухо вытираюсь мягким полотенцем. Хотя Шторм стоит прямо передо мной, я стараюсь не встречаться с ним взглядом, чтобы не усложнять расставание.

Я часто думал о том, чтобы сбежать из Уайт-Сити в Аутленд. Просто никогда не мог сделать последний шаг и знаю, почему: из-за Шторма. Потому что я отдал ему своё сердце.

Только теперь я рискую сильнее, чем когда-либо. Шторм безудержно проникает в мою жизнь. Кроме того, меня терзает совесть. Раньше мне было всё равно, что я делаю, потому что я ненавижу режим. Но я не ненавижу Шторма. Я лгу ему, я передаю его врагам информацию, полученную от него, и это причиняет мне боль. Надеюсь, он никогда не узнает правду.


Глава 2. Потеря доверия


Вернувшись из туалета в спальню, я осторожно сажусь на край кровати и смотрю на спящего Шторма. Он лежит на животе, одна рука под грудью, другая — на спине. И как он может спать так перекрутившись?

Его одежда разбросана по всему белому ковру. Единственное яркое цветовое пятно рядом с нами. Я люблю белый. Моя квартира выдержана в минималистском стиле. На самом деле, здесь уныло. В этой комнате только кровать и две прикроватные тумбочки. Даже гардеробная скрыта за белой раздвижной дверью.

В ногах кровати огромное панорамное окно с видом на ночной Уайт-Сити. Так кажется. На самом деле это экран, размером во всю стену. На нём я также могу смотреть фильмы или писать программы.

Я встаю перед экраном и делаю круговой жест. На экране сразу появляется меню, где я могу поменять фон. Сейчас мне больше хочется видеть природу.

Маленькая камера фиксирует движения моей руки и передаёт их на экран. Появляется гигантское звёздное небо, словно я уже не на Земле, а в космическом корабле.

В прошлом люди летали на Луну. Планировали даже полететь на Марс — тогда вмешалась война.

Если бы те бомбы не упали, где бы я был сейчас? Стал бы я, как теперь, врачом? Мне не было разрешено выбирать профессию, её выбрал за меня сенат на основе констелляции моих генов.

Иногда мне кажется, что в Уайт-Сити врачей больше, чем пациентов. Сейчас работы у меня не много, потому что к нам присылают Воинов лишь с мелкими ранениями. Я должен быть счастлив, что с тех пор как аутлендеры сами могут обеспечить себя чистой водой, они больше не пытаются проникнуть в город. Ещё несколько недель назад люди из Аутленда вели ожесточённые бои с нашими Воинами на границе города, где к земле прикреплён якорями купол, под которым мы живём. Он сдерживает излучение, которого уже почти не осталось, и аутлендеров.

Я немного горжусь собой, потому что этот мир — моя заслуга. Это я раздобыл ту недостающую часть для очистной установки, — один приятель был передо мной в долгу и не стал задавать вопросов, — так же, как и другие вещи, например, медикаменты, которые я передавал Хрому в тайных местах встреч. Поскольку он нёс дежурства у подземного озера, небольшие вещи мог переправлять наружу по водопроводной трубе или передавать Джексу через подземные ходы. С тех пор, как Хром тоже ушёл в Резур, я мало что сделал для повстанцев. Я рад, что время опасных дел прошло, но я остаюсь с ними на радиосвязи, что не менее щекотливо. Если радиосообщения перехватят и обнаружат источник, я покойник.

После исчезновения двух Воинов и их рабынь, всё в городе идёт кувырком. Сенат в смятении, шоу приостановлены на неопределённое время. Их трансляции могли бы дать мне возможность показать видео о жизни в Аутленде. Граждане Уайт-Сити и не догадываются, что режим их обманывает. Нет больше никакой опасной радиации, и люди в Аутленде вовсе не мутанты.

При помощи этого видео, которое снял лидер повстанцев Джулиус Куинн, я мог бы растормошить людей и настроить их против режима. Шоу транслируется по спутниковой связи, я мог бы вклиниться, но меры предосторожности были усилены, доступ зашифрован в несколько ступеней. Теперь я смогу получить доступ к экранам, только если влезу в главный компьютер под правительственным зданием. Но для этого мне нужен опытный Воин, который проведёт меня туда через канализацию. Предприятие чертовски рискованное, но теперь это не имеет значения. Я потерял последнее контактное лицо, Хром ушёл. А Шторма я попросить не могу. Он молод и предан, отдаёт свою жизнь за режим. Он тут же меня выдаст. Поэтому я работаю над программой, которая взламывает коды. Это может занять ещё несколько недель. С тех пор, как Шторм почти постоянно стоит у моего порога, я не могу этим заниматься. После заданий он даже не идёт в свою комнатушку, ему комфортно здесь. Кажется, он всегда знает, когда я не на смене.

Но по-другому, если бы я приходил к нему, было бы рискованно — вахтёр всегда записывает, кто входит и выходит из комнат Воинов.

Вздохнув, я снова сажусь рядом с ним на кровать. И всё же, когда он приходит ко мне, это тоже опасно — и для него, и для меня. Я не хочу привлекать внимание, не хочу, чтобы нашими отношениями заинтересовался сенат. С другой стороны, с ним приятно, и я наслаждаюсь каждой секундой, но позапрошлой ночью я едва не спалился. Джекс связался со мной через планшет по непрослушиваемой линии. Я закрылся с планшетом в ванной, в надежде, что Шторм не услышит. Это была чрезвычайная ситуация, Хром умирал, и я должен был объяснить, как отключить шаттл от спутникового навигатора, чтобы они смогли добраться до безопасного места. По-видимому, они взорвали фабрику, и Хром был тяжело ранен осколком. К счастью, его жизни больше ничто не угрожает.

Когда я вернулся в спальню, Шторм лежал в моей кровати также, как сейчас: на животе с перекрученными конечностями. Он устал на задании, а потом мы ласкали друг друга до оргазма. Он сразу заснул. Но он Воин — человек с необычайными способностями. Надо придумать что-нибудь, чтобы он больше ко мне не приходил. Только что? Я не хочу ранить его. Но сейчас становится жарко. Воины готовятся к нападению. Вскоре два подразделения должны вторгнуться в Резур.

Я чувствую себя вдвойне плохо, потому что передаю секретную информацию от Шторма аутлендерам. Он открывает мне её неосознанно, просто доверяет мне настолько, что время от времени проговаривается.

Я просто хочу предотвратить бойню. Люди в Резуре не хотят войны, им нужна справедливость. И я должен поставить их благополучие превыше своего.

Джекс и остальные разработали план. Я нахожусь с ними в более тесном контакте, чем обычно, и это чертовски нервирует.


* * *


— Привет.

Когда я, вернувшись из больницы, открываю дверь, мимо меня снова с улыбкой протискивается Шторм. Я никогда не замечаю, как он подкрадывается. В нём есть что-то от хищника.

Его форма грязная, как и его покрытое потом лицо. Тем не менее, он как всегда выглядит привлекательно для меня.

— Привет, тигр, — приветствую я его. — Ваше подразделение искало повстанцев в канализации?

Если бы сенат знал, что они больше их там не найдут…

— Да, и там внизу так отвратительно. — Шторм снимает грязные ботинки, и шагает прямиком в сторону ванной. — И там есть твари! — слышу я его крик, когда наливаю нам на кухне напитки и ставлю в магнетроник два готовых блюда. — Волосатые, на четырёх лапах. Некоторые с пушистыми хвостами, а у других… — Он встаёт в дверном проёме и ухмыляется. — …хвосты такие же голые, как мой, только не такие сексуальные (прим.: Игра слов: Schwanz в немецком языке и «хвост», и, в разговорной речи, «член»).

Я едва не роняю свой стакан, потому что складываюсь пополам от хохота.

— Ты такой ребёнок. — Совершенно голый Шторм танцует передо мной, покачивая задом.

Вероятно, он, как всегда, разбросал свою одежду по моей квартире, но меня это больше не беспокоит. С каждым днём я всё больше влюбляюсь в этого неряшливого парня.

— Я голодный. Что у тебя есть?

Он усаживается на столешницу из нержавеющей стали, но я сразу же сгоняю его.

— Никакого сырого мяса на моей рабочей поверхности!

Он улыбается и принюхивается к магнетронику, а когда блюда нагреваются, достаёт упаковки, едва не обжигая пальцы.

— Вкуснотища, курица. — Его песочного цвета глаза светятся на грязном лице. — Люблю курицу.

Как есть голый Шторм садится за стол и снимает крышку со своей упаковки. Я сажусь напротив него и чувствую себя в костюме чересчур одетым. Затем мы едим и рассказываем друг другу, как прошёл день. Я не могу рассказать ничего интереснее, чем то, что миссис Мотман получила своё шунтирование; Шторм рассказывает о странных встречах с истощёнными кошками и вопящими крысами:

— Клянусь, они вопили как младенцы, у меня мурашки по коже пошли. Чувак, это было жутко. И как повстанцы могут там жить? Хотел бы я наконец встретить кого-нибудь…

Шторму скучно. Он молод, закончил обучение и теперь хочет показать, чему научился. Он хочет сражаться. Проявить себя.

Жеребец с горячей кровью… Мне становится жарко, пока я основательно его рассматриваю. Когда он суёт вилку между губ и её облизывает, у меня начинает тянуть внизу живота. Его губы полные и мягкие. Мне нравится, когда он ласкает меня ими, обхватывает ими мой член…

— Эй, ты вообще слушаешь меня или думаешь о десерте?

Его грязная улыбочка разжигает во мне пожар. Я краснею, потому что он меня поймал.

Я прочищаю горло и утыкаюсь взглядом в свою упаковку с едой.

— Ты любишь курицу, я люблю десерт.

Боже, я что, действительно это сказал?

Шторм вскакивает и выбегает из кухни.

— Десерт будет через минуту! — кричит он, и я слышу шипение парового душа.

Я поправляю свой вздыбившийся в штанах член и убираю со стола. Мой пульс учащается. Скоро мы будем ласкать друг друга, тереться друг о друга обнажёнными телами. Хотя мы уже несколько раз удовлетворяли друг друга руками и языками, я всё ещё волнуюсь, как в первый раз. Потому что со Штормом это так ярко. И потому, что я должен наконец с ним расстаться.

С тех пор, как сенат отменил для Воинов комендантский час, — вероятно, потому что заметил, что этим настраивает их против себя, поскольку Воины и без того больше не участвуют в шоу, — Шторм постоянно у меня. За это время мне уже дважды звонил Джекс. Я мог бы сказать Шторму, что это знакомый врач, которому нужен совет, но что, если мои отговорки не прокатят? Если он заметит, как подскакивает мой пульс, как я обливаюсь потом и дрожу?

Сейчас его сознание замутняет похоть, но как долго это продлится?

Шторм выключает душ и кричит:

— У тебя есть пистолет для инъекций?

Нахмурившись, я иду в ванную. Шторм стоит голый посреди комнаты, с повязанным вокруг бёдер полотенцем, и держит в руке ампулу.

Вот дерьмо… Съеденная курица начинает проситься наружу.

— Почему тебе её дали? — спрашиваю я как можно более небрежно. — Будут шоу?

Это была бы возможность наконец-то показать видео, но когда я думаю о том, что Шторм будет перед камерами с другим мужчиной… Моя тошнота усиливается.

— Никаких шоу, — отвечает он, и я выдыхаю. — Но мы все теперь получаем эти новые ампулы, даже новобранцы.

— Новые?

Я смотрю на маленькую стеклянную колбу, которую он крутит между пальцами.

— Да, стимуляторы были улучшены, это новая рецептура, которая содержит ещё больше витаминов. Почему это так пугает тебя?

Улучшенная рецептура? И это вещество должны принимать все Воины? Что-то тут не так, сенат ничего не делает без задней мысли. Внезапно мне становится страшно за моего друга. «Думай…»

— Если я доверю тебе секрет, ты сохранишь его?

Мой пульс зашкаливает. То, что я собираюсь сделать, подвергает меня смертельной опасности!

Шторм серьёзно смотрит на меня.

— Что ты хочешь сказать? Я чувствую твоё волнение.

— Ты должен знать, что я очень беспокоюсь о тебе.

— Да что происходит? — Внезапно Шторм выглядит на несколько лет старше, из выражения лица исчезает непринуждённость. Он кладёт руки мне на плечи и хмурится. На его безупречной коже образуются морщины. — Ты никогда не смотрел на меня так испуганно.

— О нет, ничего драматичного, — говорю я, чтобы разрядить обстановку, — просто новое средство ещё не усовершенствовано и может иметь неприятные побочные эффекты.

Его глаза становятся большими.

— Какие? И откуда ты это знаешь?

— У меня есть знакомый врач из исследовательского отдела, который принимал участие в разработке этого препарата. — Надеюсь, он не заметит, что я лгу. — Поэтому ты не должен рассказывать об этом никому из собратьев — ты знаешь, что иначе случится с моим коллегой.

Шторм кивает:

— Рассказывай наконец!

— Это может повлиять на твоё либидо. — Ну, вот и сказал. Помимо прочего, я не хочу, чтобы у него появилась зависимость от этого вещества. Никто не знает, какие ещё побочные действия он может оказать. — Пожалуйста, не принимай его.

Уголки его рта поднимаются в кривой улыбке:

— Ты имеешь в виду, что у меня может больше никогда не встать?

«Как раз наоборот», думаю я, и отвечаю:

— Возможно.

— Чёрт, хорошо, что ты мне это сказал! — Шторм отпускает меня и бросает ампулу в унитаз. Я слышу, как разбивается стекло. Он грязно улыбается мне: — Ты действительно очень любишь десерт.

Он думает, что я признался ему в этом, потому что без ума от нашего секса. И хорошо, ведь это правда.

— Пожалуйста, всё же не рассказывай об этом никому. Иначе у меня будут чертовски большие…

Шторм заглушает мои опасения глубоким поцелуем.

— Я никогда не сделал бы ничего такого, что подвергло бы тебя опасности. Ты слишком важен для меня.

«Слишком важен»… Эти слова ещё долго звучат у меня в голове. Шторм даже понятия не имеет, какое облегчение они мне приносят. Я обнимаю его, веду руками по его слегка влажной спине вниз и кладу их на его задницу.

Шторм сдёргивает с себя полотенце и помогает мне снять костюм.

— Ты всегда такой спокойный и сдержанный. Но теперь я знаю, что ты жаждешь большего. Дикого, горячего секса.

— Вот как? — Я тяжело сглатываю, а Шторм расстёгивает мою рубашку. — И что заставляет тебя так думать?

До сих пор мы не выходили за рамки петтинга, но это никогда не беспокоило меня.

— Когда ты заговорил о шоу, в твоих глазах что-то промелькнуло. Что-то мрачное.

Он стаскивает с меня рубашку и берёт в рот мой сосок.

Я хватаю ртом воздух, когда Шторм порхает по моему чувствительному соску кончиком языка.

— Я бы ужасно ревновал, если бы увидел тебя с другим.

Шторм копается у меня в брюках, чтобы вытащить наружу член.

— Хм, думаю, ты с удовольствием стал бы моим рабом.

Он обхватывает мой обнажённый пенис и сдавливает его.

Моё дыхание становится тяжелее, вспышка похоти проходит по члену и воспламеняет каждую клеточку моего тела.

— О таких вещах не шутят.

Должен же Шторм знать, каково быть рабом. В конце концов, шоу отменили лишь недавно. Воины наверняка хвастались между собой «завоеваниями».

Я снимаю штаны, пока он держит в руке мой член.

— Рабы ничего не стоят. Вы можете делать с ними всё, что угодно.

Они насилуют, мучают, а с особого разрешения даже убивают.

— Я знаю, как живут рабы, и никогда не пожелаю тебе такой участи. — На долю секунды на лицо Шторма набегает тень. — Но я хотел бы разок сделать с тобой всё, что пожелаю. Было бы круто, если бы ты стал моим личным рабом удовольствия.

Теперь я стою перед ним голый, и он теснит меня в тёмную гостиную к камину — единственному источнику света — в нём мерцает имитация пламени, от обогревателя идёт тепло. Перед камином расстелена чёрная шкура из искусственного меха. Единственное тёмное пятно в моей светлой комнате.

— Ложись сюда, — приказывает Шторм.

Я послушно растягиваюсь на искусственном меху, с любопытством ожидая, что будет дальше.

Шторм подходит к одному из трёх высоких окон, автоматические жалюзи на которых уже закрыты, и стягивает с карниза длинную белую декоративную гардину.

Я опираюсь на локти:

— Эй, ты решил разобрать по частям мою квартиру?

Шторм улыбается, как Воины на шоу, которые только что выбрали раба, и опускается рядом со мной на колени.

— Я всего лишь взял взаймы.

Он толкает меня обратно на мех и связывает мои руки в запястьях. А затем мне приходится вытянуть руки над головой, чтобы он мог привязать их к каминной решётке.

Моё сердце едва не выпрыгивает из груди. Мне не очень нравится идея оказаться беззащитным перед ним. Я не знаю, какие у него фантазии. Что, если они жестокие и извращённые? Нет, Шторм не такой. Хотя он может быть немного хаотичным, но он не садист. По крайней мере, раньше я в нём этого не замечал.

— Не бойся. — Шторм нежно целует меня в кончик носа. — Я просто хочу кое-что попробовать.

— Что? — выдыхаю я.

Моя эрекция почти прошла, но, когда Шторм легонько целует головку, кровь снова устремляется к члену, и он поднимается ему навстречу.

— Хочу посмотреть, как далеко я могу с тобой зайти. Насколько ты мне доверяешь.

По телу проходит дрожь — от похоти и страха. Шторм собирается заняться со мной сексом? Не знаю, готов ли я к этому, хотя уже много раз такое себе представлял. Почувствовать его в себе, быть с ним одним целым…

Шторм начинает нежно меня гладить, сосредотачиваясь на мне, словно хочет изучить каждую мою реакцию.

Он массирует мою грудь, кружит рукой по животу, мнёт бёдра.

— Т-с-с, просто расслабься.

Тяжело дыша, я закрываю глаза. Я повстанец. Что бы он сделал, если бы узнал об этом? Если бы он узнал об этом сейчас?

Не думать об этом. Я хороший врач, и Воин доставит мне удовольствие.

Когда я открываю глаза, радужки его глаз будто светятся. Вкупе со своими беспорядочными косичками он выглядит как Воин-вампир. Опасный и зловещий, и в то же время в некоторой степени привлекательный, словно его взгляд гипнотизирует меня.

Шторм хватает мой член у основания, оттягивает крайнюю плоть назад и опускается ртом на всю длину ствола.

Из моего горла вырывается длинный стон, я выгибаю спину и откидываю голову. Шторм взял меня очень глубоко. У него внутри узко и горячо; он нежно сосёт меня и ласкает языком. Низ живота простреливает удовольствие. По мне расползается жар, в член закачивается ещё больше крови, яички поджимаются. Шторм щекочет их кончиками пальцев, нежно сжимает и массирует.

Боже, я не смогу держаться долго. Но как только я приближаюсь к оргазму, Шторм отстраняется и говорит с улыбкой:

— Так быстро вечеринка не закончится. Теперь моя очередь.

Он наползает на меня, и его член упирается мне в губы.

— Оближи, — приказывает Шторм хрипло.

Мой язык сам собой высовывается и кружит по напряжённой головке. Мне нравится эта нежная, гладкая кожа и солоноватые капли, которые блестят на кончике. Когда я проникаю в отверстие языком, Шторм стонет и вдавливает свой член мне в рот.

— Хочешь большего? Ты это получишь.

Он протискивается глубже, и я лихорадочно дышу через нос. Его доминирование заводит меня. Проклятье, как же он меня возбуждает. Хотя сейчас Шторм не обращает внимания на мой член, тот постоянно дёргается, и капли удовольствия текут рекой.

Я чувствую себя во власти Воина, он пользуется мной, и всё же, я с радостью показываю ему, на что способен. Я стараюсь сосать как можно лучше и действую языком так же, как до этого делал он.

— О, ты великолепен, — говорит Шторм, тяжело дыша, и отстраняется. — Теперь можно продвинуться ещё на шаг дальше.

Я поднимаю голову, и моё сердце делает скачок, когда он садится на корточки между моими ногами, сгибает их в коленях и прижимает к моему животу.

— Что… ты хочешь сделать? — спрашиваю я, дрожа. Господи, он же не… — Шторм… — Мой голос едва слышен.

— Не бойся, сладкий, просто расслабься.

Он наклоняется к моему паху и облизывает яички, а затем скользит ниже, лаская промежность.

Шторм никогда ещё не прикасался ко мне в этом месте. И он неудержимо опускается ниже, пока не касается языком ануса. Шторм обильно смачивает его слюной и, стоная, вылизывает меня, по-прежнему держа мои ноги.

— Ты пахнешь божественно, — шепчет он мне в ягодицы. — Если бы я знал, какой ты вкусный…

Шторм упирается языком в мышцы сфинктера и проникает между ними.

Боже, это прекрасно! Хотя мне неловко, что он уделяет так много времени такому интимному месту, я парю на седьмом небе от удовольствия.

— Расслабься, и тебе понравится.

Шторм снова нависает надо мной, но как только он отпускает мои ноги и пытается проникнуть в анус, я напрягаюсь. Из страха перед болью или перед его длиной? Или я боюсь потерять контроль? Я не могу полностью отдаться Шторму, что-то мне не даёт.

— Т-с-с… сладкий, — бормочет он мне в губы. — Чего ты боишься?

— Думаю, я ещё не готов.

Я дёргаю за свои путы, но они не поддаются. Моё сердце колотится о рёбра, на лбу выступает пот.

Шторм трётся об меня своим мускулистым телом, а затем просовывает между нами руку, обхватывает наши члены и прижимает их друг к другу. Какие сумасшедшие ощущения!

Но он Воин, мой враг! Это никак не выходит у меня из головы и останавливает меня.

Я пытаюсь расслабиться и наслаждаться ласками. Шторм целует меня, потом сосёт мои соски. И снова опускается ниже, но на этот раз к моему входу прижимается его палец.

Я сразу сжимаюсь.

— Ты мне не доверяешь, — говорит Шторм разочарованно, и у меня сдавливает сердце.

— Доверяю, просто… всё это так ново для меня

Он на четвереньках наползает на меня и запускает руку мне в волосы.

— Для меня тоже. Но я доверяю тебе полностью.

Он целует меня настолько нежно, что я едва не таю от удовольствия. Я поднимаю таз, чтобы потереться о низ его живота. Наши эрекции сталкиваются, волосы на его груди щекочут меня. Он настолько сексуальный и к тому же внимательный… думаю, я мог бы попробовать.

Но только я собираюсь ему об этом сказать, он меня развязывает.

В его глазах отражается решимость:

— Я хочу доказать тебе это.

— Что? — спрашиваю я и сажусь, радуясь, что свободен, и одновременно чувствуя некоторое разочарование в себе самом, что не смог полностью отдаться Шторму.

— Хочу доказать, что доверяю тебе.

Он встаёт рядом со мной на колени и опирается на локти. Его крепкие ягодицы выставлены мне навстречу. Я вижу его промежность, его тяжёлую мошонку… всё. Я сглатываю, во рту собирается слюна.

Шторм смотрит на меня через плечо.

— Трахни меня, Марк.

— Что?.. Как?..

На пару мгновений я зажмуриваюсь. Мне послышалось?

Шторм подмигивает:

— Ты же врач, и знаком с мужской анатомией, верно?

Это его доказательство доверия сражает меня наповал.

У меня дрожат руки, когда я сажусь на корточки позади него и кладу их ему на ягодицы. От волнения мне тяжело дышать. Я должен заняться с ним сексом? Воин предлагает мне себя? Вероятно, я сплю…

Я медленно наклоняюсь и целую его зад. Чтобы мы оба получили удовольствие, я должен подготовить Шторма. Нам нужна смазка и…

— Не раздумывай так долго, — слышу я голос Шторма. — Просто сделай это.

— Ладно.

Я проскальзываю языком между его ягодиц, лижу его там, пробую на вкус. Терпкий, возбуждающий аромат пленяет мой разум.

Одной рукой я массирую его твёрдый член, другой мну мускулистую ягодицу. Если бы только этот парень знал, как он меня заводит! Всё в нём упругое и совершенное. И он относится ко мне с таким вниманием.

Я чувствую в сердце укол раскаяния. Шторм раскрывает передо мной тело и душу, в то время как я… Мои угрызения совести испаряются, когда он стонет и дёргается в моей руке.

— Если продолжишь дрочить мой член, я кончу раньше, чем ты войдёшь в меня.

Я тут же отпускаю его и концентрируюсь на пульсирующих мышцах нежно-розового отверстия. Я облизываю его, пока оно не становится достаточно влажным, и плюю на ладонь, чтобы распределить слюну по своему члену.

Шторм смотрит через плечо.

— Это выглядит по-настоящему грязно, — шепчет он. — Меня заводит, когда ты себя отпускаешь.

Его глаза выжидающе блестят в ожидании.

Я беру свой член в руку, прижимаю головку к его входу и надавливаю, пока мышцы не открываются и не впускают меня.

Мы одновременно издаём стон.

Боже, он такой узкий и горячий. Словно бархатный кулак, обхватывает он меня, и я готов тут же кончить. Но я сдерживаюсь, потому что хочу, чтобы мы взошли на вершину вместе.

Быть в нём — это… я не могу подобрать слов. Я чувствую сверхсильную связь. Словно мы созданы друг для друга. Заниматься со Штормом сексом, это самое невероятное переживание, что у меня когда-либо было. Сильные чувства к этому мужчине, которого мне на самом деле любить нельзя, переполняют меня.

Я целую, лижу и кусаю его спину, хочу смаковать, осязать его и чувствовать его запах. Я мог бы съесть его — вот до чего сильно я его хочу.

Сейчас я единое целое с ним и в гармонии с собой.

На глаза наворачиваются слёзы, и я быстро смаргиваю их. Боже, я хочу, чтобы наши отношения не заканчивались никогда. Я хочу пережить это ещё тысячу раз, каждый день терять себя в Шторме, любить его, забывая обо всём вокруг.

Я играю с огнём, риск велик, но я больше не хочу отдавать то, что у меня есть с ним.

— Кончи в меня, Марк. Трахни меня по-настоящему… — Его слова прерывает стон. — Жёстко!

Я толкаюсь в него и обхватываю его за бёдра, чтобы стимулировать его ещё и рукой.

Он запрокидывает голову и толкается мне навстречу.

— Чёрт, да!

Когда его тепло растекается по моим пальцам, я больше не могу сдерживаться. Мой оргазм словно взрыв, узкие внутренности сжимают меня, судорожные конвульсии всё длятся и длятся. Я вижу звёзды, я парю… и я знаю, что потерян. После этого вечера, у меня нет сил, нет больше желания разрывать наши отношения.


* * *


После занятий любовью мы ещё долго обнимались и говорили обо всём на свете — о страстном сексе и повседневных вещах. К сожалению, я узнал, что Шторму и вообще всем подразделениям Воинов на следующий день приказано охранять город. Вероника Мурано, дочь сенатора, будет выступать с речью. А затем, поскольку было дано разрешение на незапланированный запуск шаттла, говорят, она покинет Уайт-Сити.

Проклятье, сенаторы изменили время! Может быть потому, что хотят напасть на Резур раньше?

Джекс и его повстанческие войска собирались похитить молодую женщину после публичного выступления, чтобы предотвратить вторжение армии и найти мирное решение.

Если Вероники здесь не будет, все наши планы рухнут! Воины нападут на город аутлендеров, погибнет много невинных.

Саманта… она тоже живёт там! С моей бывшей коллегой у меня несколько месяцев была любовная, полная уважения связь. В то время я не осознавал своей истинной склонности, но инстинктивно чувствовал, что она не тот человек, с кем я хотел бы провести остаток дней. Однако, я очень ценю её как друга и не могу допустить, чтобы с ней что-то случилось. Мне надо срочно связаться с Джексом.

— Неужели ты не скучаешь по своим друзьям? — спрашиваю я Шторма, рисуя пальцем круги у него на спине.

Может быть, мне удастся обратить его внимание на его другую жизнь, чтобы он снова общался с другими людьми, а не только со мной. По крайней мере сегодня.

— Ни капельки, — отвечает Шторм сонно.

Сейчас у меня нет никакой возможности предупредить жителей Аутленда.

— Но у тебя же есть друзья?

— Никого, о ком стоило бы говорить. — Зевая, он переворачивается на спину. — Больше никого.

— Что это значит? — Шторм пробуждает во мне любопытство.

— Я хорошо ладил только с одним солдатом. Мы постоянно болтались вместе во время тренировок, а потом вместе попали в одно и то же подразделение. Но он бесследно исчез.

— Как это… исчез? Как его звали?

— Нитро.

Я знаю, что Джекс и Хром захватили его, когда вместе с рабыней Хрома бежали из канализации, и молодой Воин встал у них на пути. Но я не могу рассказать об этом Шторму. Как я ненавижу это множество секретов, которое стоит между нами.

— Думаешь, он перешёл на сторону врага?

Шторм презрительно фыркает.

— Похоже на то, мы нашли лишь его чип-передатчик. Так что, он может катиться ко всем чертям. Отличный друг, который всего лишь притворялся передо мной. Я в любом случае задаюсь вопросом, что такого в нём нашёл.

По мне проходит лёгкая дрожь. А ведь я тоже притворяюсь перед ним. Не считая чувств к нему. Они настоящие.

— Такое ощущение, что ты втрескался в него.

— И ещё как. Только я его совершенно не интересовал. И у всех остальных в моей группе лишь женщины на уме. Вот почему ты мне так нравишься. Наконец, я нашёл кого-то, с кем можно повеселиться, кто не возражает против моего беспорядка и кто режется со мной в компьютерные игры.

— То есть, ты называешь это «повеселиться»? — самодовольно спрашиваю я, и у меня появляется идея. Я веду рукой по его животу и обхватываю наполовину эрегированный член. Я хочу удовлетворить Шторма ещё раз, чтобы он крепко и долго спал.


* * *


Из-за волнующих новостей я никак не могу заснуть. Поэтому я вылезаю из постели рано утром. Город ещё не проснулся, и Шторм тоже мирно спит — как всегда перекрутившись. В дверях комнаты я натягиваю шорты, которые валяются на полу рядом с его вещами, и ещё раз поворачиваюсь к нему, чтобы убедиться, что он не заметил моего исчезновения. От его вида я тихо вздыхаю. Не могу дождаться, когда снова смогу прижаться к нему.

В гостиной до сих пор искусственным пламенем мерцает камин. Я забыл его выключить. От него исходит тёплый свет, разгоняя холодный белый цвет. Внезапно мне хочется перекрасить комнаты в яркие цвета. Думаю, я сделаю это.

На стеклянном столе лежит мой планшет. Я хватаю его и иду в ванную. Я осторожно закрываю дверь и поворачиваюсь к ней спиной, а затем сажусь на пушистый коврик перед матовым окном. Оно пропускает в комнату мягкий свет купола, который отражает огни города. В Уайт-Сити никогда не бывает по-настоящему темно.

Я быстро набираю Джекса в Резуре через безопасное соединение.

— Эй, чувак, что случилось в такую рань?

Джекс выглядит помятым и, кажется, сидит на постели, но тут же становится полностью проснувшимся. Он проводит рукой по чёрным волосам, его голубые глаза сфокусированы на экране планшета. Я передал его ему с Хромом через канализацию.

— Речь переносится на два часа. Вы должны прийти раньше. Предположительно, Вероника тоже будет говорить, а потом улетит. Слышишь, Джекс? Похищение смещается, но речь по-прежнему будет происходить на большой площади перед башней для шаттлов.

Он кивает, картинка подрагивает. Соединение нестабильно, потому что зашифровано много раз. Я предупредил Джекса и могу вернуться к Шторму.

Когда я слышу позади себя щелчок, я сразу заканчиваю разговор. У меня волосы на затылке встают дыбом, желудок болезненно сводит, я не могу дышать. Я не решаюсь посмотреть через плечо. Я знаю, что там стоит Шторм. Я чувствую это почти физически.

Я закрываю глаза и молюсь про себя, чтобы он не убил меня и дал высказаться.

— Пожалуйста, дай мне объя…

Внезапно я оказываюсь распростёртым на полу, и только мягкий ковёр немного смягчает жёсткий удар. Планшет вылетает из моей руки и грохается на плитку. Шторм садится на меня и за запястья прижимает мои руки у меня над головой

— Ты предатель! — Лицо Шторма перекошено от боли. Он скалит зубы, мышцы челюсти напряжены, глаза прищурены. — Ты повстанец!

— Позволь мне объяснить, пожалуйста!

Бешеная паника сдавливает мне горло. Яркие глаза Шторма гневно сверкают, его обнажённое тело излучает смертельный жар.

Он отпускает одну мою руку, его сильные пальцы ложатся на моё горло и сдавливают его.

— Пожалуйста! — умоляю я и хватаю его за предплечье, но он не ослабляет хватку.

Я ещё могу дышать, это просто предупреждение. Ему даже не нужно использовать силу на полную, чтобы раздавить мне гортань.

Шторм низко наклоняется ко мне, пока от кончика его носа до моего не остаётся сантиметр.

— Ты повстанец!

Его глаза наполняются слезами. Они капают мне на лицо, и как кислота прожигают кожу до самого сердца.

— Повстанческая свинья! — рычит Шторм и шумно шмыгает носом. — Ты был со мной только, чтобы выведывать информацию!

Я глубоко ранил его, злоупотребил доверием.

— Шторм, пожалуйста…

— Я был так слеп, я действительно думал, что ты… — его голос cрывается, пальцы сильнее сжимаются на моём горле.

Печальное выражение его глаз сменяется решимостью, но слёзы продолжают течь.

— Что планируют повстанцы? Они нападут на Уайт-Сити? Что вы собираетесь сделать с дочерью Мурано?

Я не могу выдать ему наши планы, иначе весь замысел окажется напрасным, война не будет остановлена. Как же сильно я хочу во всём ему сознаться.

— Подумай о том, что у нас было, — шепчу я и только сейчас замечаю, что мои слёзы смешиваются с его.

Шторм саркастически фыркает.

— Я только об этом и думаю! Ты одурачил меня.

— Мои чувства к тебе не были наигранными. Что я должен был сказать? Ты возненавидел бы меня, приставил бы мне нож к горлу. Я люблю тебя.

— Избавь меня от дальнейшей лжи. Я тебя ненавижу.

Его слова обрушиваются на меня как удары молота.

— Шторм, — шепчу я сквозь слёзы, желая, чтобы он меня поцеловал, простил меня, но он отворачивается.

— Исчезни, пока я тебя не убил. — Он отдёргивает руку от моей шеи, словно я ему противен, затем резко встаёт и отходит. — У тебя есть полчаса, потом я сообщу сенату о твоём разговоре с Джексом.

Тяжело дыша, я поднимаюсь на ноги и хватаюсь за шею.

— Пожалуйста, не делай этого! Они убьют Джекса и Хрома. Они же твои братья по оружию.

— Они предатели! — ревёт Шторм.

С головокружительной быстротой он снова подходит ко мне и прижимает меня своим телом к холодному оконному стеклу. Снова его рука лежит на моём горле.

Я ничего не скажу! Но он должен знать, что я люблю его, что мои чувства к нему настоящие. Они настолько сильные, что видеть, как ему больно, причиняет большую боль чем та, физическая боль, которую он причиняет мне.

Хватая ртом воздух, я говорю:

— А как на счёт всех других людей?

— Они мутанты, — злобно рычит Шторм.

— Они не мутанты. Ты не знаешь, что на самом деле происходит снаружи, и как режим всех нас дура… — его пальцы на моей шее сжимаются, мои глаза пульсируют от давления крови, угрожая выскочить через глазницы.

Череп вот-вот лопнет. Хрипя, я вцепляюсь пальцами ему в руку — он не ослабляет хватку.

— Перестань лгать и беги, пока можно! — Шторм снова отпускает меня, и я валюсь на колени.

Я делаю глубокий вдох. Кислород… Каждый вдох горит в моём горле, но пульсация в черепе становится слабее.

Кашляя, я подбираю планшет, на дисплее трещина. Вероятно, он больше не работает, но его всё равно надо забрать. Он не должен попасть в руки сената — возможно, они смогли бы что-нибудь найти, что совершенно точно не предназначено для их глаз. Хотя я всегда переписываю удалённые протоколы, рисковать не хочу.

В слепой панике я бросаюсь в спальню, собираю разбросанные костюмные брюки и белую рубашку и торопливо надеваю их, при этом постоянно вытирая глаза.

Шторм стоит в дверях со скрещенными на груди руками, обнажённый как бог — бог гнева — и не спускает с меня глаз. Его слёзы высохли, в глазах отражается чистая ненависть, грудные мышцы дёргаются. Надо убираться отсюда, пока он меня не убил.

Мне сложно осознать, что я покидаю Уайт-Сити, что я должен уйти от Шторма и каким-то образом выбраться через эту чёртову канализацию наружу. В Аутленд. В безопасность.

Я обуваюсь и сую планшет в свою докторскую сумку, которая всегда стоит наготове у входной двери, и поворачиваюсь к Шторму. Пришло время прощаться, только не похоже, что Шторм позволил бы мне поцеловать или обнять его. Он не отходил от меня ни на шаг, и тем не менее, успел надеть шорты.

— Я люблю тебя, — говорю я сквозь слёзы. Мою грудь словно пронзает раскалённое лезвие, от боли я едва могу дышать. — Я никогда не хотел причинить тебе боль, поверь мне!

— Вон! — его голос тихий, но в нём слышится угроза. Глаза сверкают. — Надеюсь, тебя сожрут крысы.

Я так много хочу ему объяснить, только теперь в этом нет смысла. Нельзя больше раздражать его, надо радоваться, что он меня отпускает.

Я разворачиваюсь, судорожно вздыхаю и выхожу из своей квартиры, зная, что больше никогда сюда не вернусь.

Из страха, что лифт может застрять, — хотя раньше такого не случалось, — я спускаюсь по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступени. Поскольку после короткой ночи состояние моё не самое лучшее, много этажей спустя я достигаю подвала с ужасной колющей болью в боку. Поле ввода числового кода на стальной двери, которая открывает вход в подземку, расплывается у меня перед глазами. Сенат каждый день меняет набор цифр, хорошо, что в моей докторской сумке есть дешифратор кода. Я открываю сумку и достаю маленькое устройство, похожее на крошечный планшет.

Я снимаю с дешифратора чехол, через кабель подсоединяю его к панели ввода и запускаю. Не проходит и двух минут, как дверь отворяется, открывая чёрную глотку зловонного зверя. В нос ударяет запах гнили и сырости. Я уже был однажды там, но с сопровождающим. Меня вёл Джекс. Теперь я должен искать дорогу сам.

Я кладу в сумку маленький планшет и достаю большой. Когда я касаюсь треснутого дисплея, он лишь загорается. И больше ничего. Проклятье, я не могу предупредить Джекса! Моя единственная возможность связи уничтожена.

Сенат скоро узнает, что повстанцы собираются похитить Веронику, мне надо попасть в Резур до того, как они отправятся в путь, или перехватить их по дороге. Они точно пойдут через потайной тоннель, мы не разминёмся.

Когда я ступаю на лестницу, и тяжёлая дверь за мной захлопывается, мои зубы начинают стучать так громко, что этот жуткий звук отражается от бетонных стен. Ноги не хотят меня держать, сумка почти выпадает из вспотевшей ладони, как и планшет. Он даёт свет, и я могу видеть, куда иду. Джекс нацарапал на стенах тоннеля крошечные стрелки на уровне щиколотки, чтобы я нашёл выход, если однажды мне придётся бежать. Поэтому я следую указанию первой отметки, пока тоннель не раздваивается. Там мне приходится искать следующий указатель, на это уходит время. Так я буду идти вечно. Ни за что мне не успеть выбраться из этого лабиринта вовремя.

Я подвываю как ребёнок, потому что чувствую себя потерявшимся. Темнота со всеми этими странными звуками и отвратительными запахами, заставляет моё сердце бешено колотиться. Пульс барабанит в ушах. Пахнет смертью и разложением. Мимо меня шмыгают крысы размером с кошку, которые тоже здесь бродят. Я боюсь, что эти звери нападут на меня. Они оголодавшие и переносят болезни. Я безоружен, в моей докторской сумке лишь смехотворно маленький скальпель.

Чтобы отвлечься, я пытаюсь думать о приятных вещах, но перед глазами постоянно стоит искажённое болью лицо Шторма, его разочарование, его гнев.

Почему это так больно? Почему мне его не хватает? Наши отношения почти полностью были основаны на сексе и страсти. Мы не могли никуда пойти вместе, нигде показаться как пара. Кроме нас никто в Уайт-Сити не знал о наших отношениях.

Вся жизнь Шторма до сих пор состояла из воинской подготовки и поиска повстанцев. Если бы он не попал в больницу, то и не увидел бы ничего другого. И всё же, я знаю, по крайней мере, что он любит играть в компьютерные игры, любит есть курицу, спит на животе, и его гражданское имя Кейн Арчер. Знаю, что он чуткий и потрясающий любовник… Когда я вспоминаю наш последний секс, как Шторм мне отдался, мои глаза вновь наполняются слезами. Боже, как же ему должно быть больно. Он встречался с одним из повстанцев, против которых его натаскивали всю его жизнь.

Внезапно я слышу шаги, и застываю на месте. Воины. Они идут в моём направлении! Из-за страха перед зверями, я почти забыл о гораздо большей опасности. Если Воины меня найдут, то арестуют, или просто пристрелят на месте. Солдаты всё ещё ищут в канализации повстанцев. Шторм рассказал мне, как сильно они ненавидят рейды по подземным ходам. Они уже несколько раз прочесали их все и никого не нашли.

Моё счастье, что Воины стали небрежными. Обычно они двигаются в темноте бесшумно, чтобы об их появлении не узнали. А сейчас я слышу, как они разговаривают:

— Я устал от этой дерьмовой работы, — говорит один. — Хочу снова в бой.

— Всё не так, как раньше, — слышу я другого. — Ни шоу, ни секса, ни вечеринок.

— Я сыт по горло…

Воины проходят мимо, не замечая меня. Как только опасность минует, я вылезаю из трубы, радуясь, что меня не покусал никто из тварей. Я торопливо иду вперёд по нацарапанным стрелкам.

Часа три спустя я наконец дохожу до стены, за которой находится потайной тоннель. Его вырыли повстанцы. Он послужил им как путь к спасению. Мне понадобилась вечность, чтобы отыскать его и понять, как он открывается, но когда мне наконец-то удаётся сдвинуть тяжёлую стену, меня накрывает облегчение.

Передо мной открывается тоннель, поддерживаемый металлическими распорками и разным строительным мусором, вкопанным в землю. Я закрываю за собой дверь и, пригнувшись, бегу через низкий коридор, который слегка изгибается. Свет дисплея тускнеет, видимо, батарейка почти разряжена. Из-за этого я стараюсь бежать быстрее — вскоре должен показаться выход.

Во рту у меня пересохло, потому что сегодня я ещё не пил, и у меня урчит в животе.

Не важно — впереди Резур. Я взволнован тем, что увижу город аутлендеров. Примут ли они меня дружественно? Джекс сказал, что я всегда найду здесь дом, потому что оказал большую помощь жителям Аутленда. Одно только то, что я достал для станции очистки сточных вод ионообменный фильтр, сделало меня негласным героем.

Вода… Чего бы я только сейчас не отдал за глоток воды! К сожалению, в моей докторской сумке только алкоголь и ещё несколько медикаментов в жидкой форме. Я не стану тратить их, чтобы лишь слегка утолить жажду — людям в Резуре нужны лекарства. Тем более, что много пользы они мне не принесут. Если бы только у меня с собой было побольше лекарств! К сожалению, все препараты в больнице строго подсчитаны и заперты, я не мог брать всё без разбора и сделать запас. И без того было достаточно сложно время от времени выносить вскрытую упаковку.

Как раз в тот момент, когда монитор планшета мигает и гаснет, я вижу перед собой яркий свет. Выход!

Я наваливаюсь на кусты, и в меня ударяют жар и сухой воздух. Солнечные лучи опаляют моё лицо, и я прищуриваюсь. Я не привычен к ультрафиолетовому излучению и яркому свету, а это только раннее утро. Около полудня в пустыне начинается пекло.

Моим глазам нужно время, чтобы привыкнуть. Из них текут слёзы — от облегчения и от яркого света. И тем не менее, я смотрю на этот светящийся диск, который поднимается над горизонтом. Солнце… я впервые вижу его собственными глазами.

Снаружи! В безопасности!

Я на самом деле смог пройти через канализацию, я сбежал от режима!

Жаль, но у меня нет времени наслаждаться видом солнца. Надо идти!

Сколько времени сейчас может быть? Джекс и его группа, наверняка, уже давно в пути, я могу повстречать их в любую минуту.

Я поворачиваюсь по кругу, чтобы немного осмотреться. Выход из тоннеля находится в куче лома, камней и земли. На ней растут кусты, несколькими метрами дальше возвышается высокая стена — наружное кольцо. За ним изгибается молочного цвета купол Уайт-Сити.

Джекс сказал, что мне надо идти на восток, поэтому я поворачиваюсь к городу спиной и шагаю в сторону многочисленных руин бывших небоскрёбов мимо казино, отелей, концертных залов, пересохших колодцев, мостов, американских горок. Стекло, сталь, бетон, разбитые дороги… поистине не самое красивое зрелище. Лас-Вегас выглядит городом-призраком.

Я искал информацию о бывшем городе азартных игр, но, к сожалению, нашёл её не очень много. Сенат позаботился о том, чтобы уничтожить большинство документов, говорящих, как жили до взрыва бомбы. В любом случае, раньше жизнь в пустыне процветала, вода была в изобилии, здесь работало очень много людей. Сейчас я не вижу ни одного живого существа, и даже ни одного насекомого.

Чахлые кусты и кактусы вернули своё место обитания, на горизонте простираются коричневые горные хребты.

Ориентируясь на восходящее солнце, я иду по старой улице. Я достаю из докторской сумки большой перевязочный платок и повязываю его вокруг головы и перед лицом. Это немного спасает от солнечных лучей, а также облегчает дыхание. От пыльного воздуха першит в горле.

С обеих сторон до самого горизонта простираются руины. Некоторым домам удалось неплохо пережить войну, от других остались лишь остовы. Но рано или поздно солнце превратит оставшиеся здания в пыль. Как бы я хотел сейчас чего-нибудь попить. Мои губы пересохли, язык прилипает к нёбу. Где Резур? Где люди?

Уже через несколько минут, когда я иду по пористой дороге с руинами по обеим сторонам, жар быстро начинает нарастать. Появляется марево, солнце обжигает мою кожу. Я не смогу долго выдержать такую жару.

Обойдя одно огромное здание, я вздыхаю с облегчением. Наконец-то я вижу пирамиду из чёрного стекла. Резур! Здание, высотой более ста метров, издалека похоже на игрушечное, а перед ним люди, словно муравьи.

Меня едва не покидают силы. Идти ещё так далеко! Вся надежда на Джекса. Мы должны встретиться, чтобы я мог передать ему срочное сообщение, и он свяжется с кем-нибудь, чтобы меня забрали.

Но Джекс не идёт. Зато я обнаруживаю один единственный широкий рельс, который у меня над головой между зданиями ведёт в Резур. По нему ходят поезда?

Я оглядываюсь и вижу вдалеке вокзал, за которым простирается купол. Чёрт, я не увидел его за зданием. Но поезда там нет, и я уже слишком далеко ушёл, чтобы возвращаться. Может быть, на пути в Резур есть ещё одна станция.

Так что я снова иду на восток, всё время вдоль рельса, который даёт мне немного тени. Но никакой другой станции не видно. Зато целую вечность спустя я чувствую вибрацию и слышу грохот — надо мной проезжает поезд. Он идёт в направлении купола.

О нет, в этом поезде совершенно точно едут Джекс и его отряд! Обратно идти слишком далеко, до Резура осталось километра полтора. Я могу разглядеть людей, которые возделывают поле, машины, которые едут по отремонтированным дорогам, и детей, которые сидят в тени и играют.

Мне надо добраться до Резура прежде, чем группа уйдёт в подземку, потому что там, среди бетона, радиосвязи нет.

Пирамида близко, но у меня больше нет сил. Сумка выскальзывает у меня из рук, но я, шатаясь, иду дальше, машу четырём людям, которые работают на небольшом поле. Почему они не видят меня?

Я спотыкаюсь о выпуклость в асфальте и падаю на дорогу. Горячий гудрон едва не обжигает мне лицо. Через час асфальт совершенно точно расплавится. Но я могу продержаться ещё немного.

Просто нужно чуть-чуть отдохнуть, отдышаться, собраться с силами… Я устал и хочу пить. Но мне надо идти дальше…


Глава 3. Настоящий боец


— Марк!

Это голос Саманты?

В голове гудит, конечности словно налиты свинцом. Такая приятная вялость, я пока не хочу с ней расставаться.

— Он просыпается!

Да, это Саманта. Я достаточно долго жил и работал с ней, чтобы узнать её голос. Он тёплый и мягкий.

Моих губ что-то касается, Саманта говорит: «Пей», и я жадно хлебаю. Это вода — именно то, что мне нужно. Почему я так сильно хочу пить?

Проходит немного времени, и я всё вспоминаю. Моё сердце начинает сильно биться, и я открываю глаза. Я смотрю прямо в красивое лицо Саманты. На ней докторский халат, на шее висит стетоскоп, волосы заколоты наверх.

— Я в Резуре? — спрашиваю я хрипло.

В горле першит, поэтому я делаю ещё несколько глотков.

Саманта с улыбкой кивает и убирает стакан.

— Тебя нашёл один из стражей города.

Надо обязательно поблагодарить его.

— Ты в пирамиде. В больнице.

Кровать выглядит старобытной и облезлой, но постельное бельё чистое. Два других пациента — подросток и пожилая женщина с седыми волосами — занимают остальные две кровати. Кажется, они спят.

На стенах облезлая штукатурка, а одну из стен полностью занимает наклонное окно. Я смотрю сквозь стекло на руины. Здесь пахнет дезинфицирующим средством сильнее, чем в больнице Уайт-Сити.

— Я так рада тебя видеть.

Саманта коротко обнимает меня, и прядь её волос щекочет мне щёку, я чувствую женственный запах.

— Джекс! — Я сажусь так резко, что перед глазами танцуют звёзды и в голове начинается пульсация.

Я хватаюсь за висок, но тут же отдёргиваю руку. Ай, моя кожа горит будто в огне. Я получил слишком много ультрафиолета, не смотря на платок.

Саманта морщит лоб.

— Он уже ушёл. Что случилось? Почему ты здесь?

— Вот дерьмо, ты ещё можешь связаться с ним?

Когда я собираюсь спустить ноги с кровати, замечаю, что в моей руке стоит канюля. Рядом со мной инфузионная стойка.

— Нет, они уже под городом.

— Проклятье!

Я вытаскиваю из руки иглу и вскакиваю. Всё вокруг сразу начинает кружиться.

Саманта крепко хватает меня за плечи.

— Марк, что случилось?

— Ловушка… — говорю я, задыхаясь. У меня кружится голова, но мне нельзя снова терять сознание. — Шторм узнал… — При мысли о нём, у меня колет в груди. Мне лучше как можно реже упоминать его. — Меня подслушали. Сенат знает, что Веронику хотят похитить. Они идут в ловушку!

Саманта делает шаг назад, её глаза становятся огромными. На лице написаны страх и беспокойство. Она очень любит своего Воина.

Я хочу, чтобы Джекс вернулся к ней. Саманта прошла через ад, она заслужила немного счастья. Я должен что-то сделать!

Я быстро проигрываю в голове все возможные варианты. Хорошо, что мой мозг работает как компьютер. Надо только подкинуть ему вводные данные, и он выдаёт результат. К сожалению, сейчас моя голова словно набита ватой.

— Шаттл! — Джекс и его люди забрали грузовое судно с плантаций. Я объяснил им, как разорвать его связь со спутником. — Он ещё летает?

— Да, но…

— Мне нужен кто-то, кто может им управлять.

Я по крайней мере наполовину одет, и мои ботинки стоят рядом с кроватью.

— Ты ещё не достаточно хорошо себя чувствуешь. — Саманта мгновение смотрит на меня, и я вижу, как мысли проносятся у неё в голове, а затем она решительно говорит: — Рок. Он умеет летать на шаттлах.

Она знает, что сейчас только я могу спасти Джекса и остальных.

У меня уже созревает ещё одна идея.

— И мне нужно видео Джулиуса.

Саманта кивает и ведёт меня к двери. При этом на её губах появляется улыбка.

— Ты настоящий боец, Марк.

Я сам себе удивляюсь. Видимо, это действительно так.


* * *


Спустя полчаса я нахожусь в воздухе. Рядом со мной в кабине пилота сидит широкоплечий великан с лысой головой. Он Воин, который нёс службу на плантациях сахарного тростника, и бежавший оттуда с Джексом и Хромом. У него загорелая кожа, предплечья украшают татуировки. К тому же, в майке он выглядит потрясающе, но радует меня то, что он может управлять шаттлом.

Пока он ведёт корабль к куполу, я передаю видео с планшета на консоль шаттла. Кроме того, я забираюсь глубоко в систему, чтобы мы с воздуха могли открыть купольный шлюз и транслировать видео. Всё это я делаю словно в трансе или во сне. Реальность сюрреалистична, искажена. Я действительно в грузовом шаттле? Мы летим над пустыней? Мимо нас проносится бесплодный пейзаж.

Мои мысли почти полностью заняты Штормом, и я едва замечаю, что происходит вокруг. Я работаю автоматически, пальцы словно сами собой летают по клавиатуре.

— Готово, помести шаттл прямо над шлюзом, — говорю я Року.

Он выполняет мои указания без возражений. Он так же, как и я, хочет, чтобы Джекс, Хром и остальные смогли вернуться из Уайт-Сити. Надеюсь, мы не опоздаем!

Когда на вершине купола открывается дверь для шаттлов, я вижу под нами посадочную платформу на самой высокой башне города. Там припаркован пассажирский автомобиль-фургон, его охраняют несколько человек. Ещё до того, как я запускаю трансляцию видео, они начинают по нам стрелять. К счастью, их оружие не может нанести серьёзный вред кораблю.

Уайт-Сити отдаёт шлюзам приказ закрыться, но я взломал программу и спокойно могу транслировать видео. В этот момент каждый в городе может видеть, что происходит за пределами купола.

«Граждане Уайт-Сити, это Эндрю. Вы знаете меня как сына сенатора Пирсона…» — доносится до нас голос Джулиуса. — «У меня всё в порядке, я не был похищен повстанцами, как убеждал вас сенат. На самом деле, снаружи уже давно можно жить. И здесь нет никаких мутантов. Я живу среди этих людей».

Смотрит ли сейчас это видео Шторм? Конечно смотрит, видео передаётся на все экраны: на улицах, в квартирах, в общественных помещениях. Надеюсь, он поймёт, как режим одурачил их всех. Может быть, узнав правду, он станет ненавидеть меня меньше. Он должен понять, почему я злоупотребил его доверием. Что у меня не было намерения обманывать именно его. Что я стою на правильной стороне.

Поскольку посадочная платформа закрывает нам обзор, и мы парим над куполом, мне мало что видно из происходящего на большой площади у башни. Но слышно. Похоже, начинаются беспорядки. Что хорошо для Джекса и его людей, потому что во время хаоса они смогут сбежать… если их ещё не схватили.

Естественно, я пытаюсь найти взглядом Шторма, но не нахожу. И вообще, на площади относительно мало Воинов.


* * *


После воспроизведения видео, мы летим назад. Рок сажает шаттл в пустыне, прямо перед выходом из тоннеля. Мы надеемся, что у Джекса и его людей всё получилось.

Пока мы ждём, и мне нечем себя отвлечь, я чувствую солнечный ожог особенно сильно. Кроме того, в висках всё ещё стучит. Я фактически прошёл через эту проклятую пустыню, и теперь несказанно рад, что могу лететь над ней на шаттле.

К нашему большому облегчению, через полчаса появляется группа, и Джекс несёт на руках молодую, темноволосую женщину. Вероника Мурано! Они и правда сделали это: похитили дочь сенатора и скрылись.

— Эй, Марк! Что ты здесь делаешь? — Голубые глаза Джекса становятся большими.

— Он вас спас, — говорит Рок, забирая женщину у Джекса и помогая поднять её в шаттл.

Похоже, она без сознания.

Эндрю Пирсон, он же Джулиус Куинн, предводитель повстанцев, тоже здесь.

— Осторожнее, не ударьте её головой. — Кажется, он очень беспокоится за Веронику.

Она тихо стонет и приходит в себя.

Когда все поднимаются в шаттл, дверь закрывается, и Рок поднимает его в воздух.

Джекс стоит между кабиной пилотов и грузовым отсеком. Я встаю рядом с ним и цепляюсь пальцами за висящий привязной ремень.

— Спасибо, что забрали, Рок, — кричит он в кабину. — Такой шаттл действительно удобен, у меня сейчас мало желания тащиться через половину пустыни к монорельсу. — Затем он обращается ко мне: — Так что, собственно, случилось?

Я делаю глубокий вдох.

— Я хотел вас предупредить, но слишком поздно очнулся, вы были уже в канализации, и с вами не было связи. К счастью, шаттл был на месте, и я смог, по крайней мере, вызвать сумятицу; с подходящим транспортом город всего в двух шагах.

Брови Джекса сходятся на переносице. Он серьёзно смотрит на меня.

— Рассказывай, Марк. — Естественно, он хочет знать всё.

На самом деле, я больше не хотел говорить о Шторме, но Джекс стал для меня как друг. Я задолжал ему правду.

— У меня… есть пациент, с которым я очень сдружился. Он Воин. Шторм. Он услышал, как я последний раз выходил с вами на связь. Я должен был сообщить вам об изменениях, а он был у меня дома. Чёрт возьми, я думал, он спит. — Болезненные воспоминания поднимаются на поверхность, но я сдерживаю слёзы. Я мужчина. Мужчины не плачут. По крайней мере, в шаттле, полном солдат. — Он всё услышал и заложил меня. Так что, сенат был предупреждён, но я больше не мог связаться с вами.

К нам подходит Хром.

— Твою мать, мы так и знали. Ваш отвлекающий манёвр был великолепен. Как ты сбежал, Марк?

— Шторм отпустил меня, — отвечаю я и тяжело сглатываю.

— Почему это?

Я прочищаю горло.

— Может быть, потому, что мы весьма близкие друзья. Были…

— Ключевое слово «весьма». — Джекс слегка наклоняет голову. — А не Шторм ли — та причина, по которой тебя так мучает совесть перед Сэм?

Хром смеётся и хлопает Джекса по спине.

— Ты любопытнее, чем твоя поклонница Энн, брат.

Джекс коротко пожимает мне руку.

— Марк, я действительно очень рад, что ты с нами. А твоему любимому мы хорошенько надаём по загривку, если он нам попадётся…

Я не хочу, чтобы они что-нибудь ему сделали, но вероятность, что они встретятся, существует только в случае войны. А этого ни в коем случае нельзя допустить. Теперь у нас есть Вероника Мурано. Это должно предотвратить вторжение Воинов. Надеюсь, её отец не отдаст приказ атаковать, пока она здесь.


* * *


Сэм показывает мне больницу, знакомит с другими врачами и медсёстрами и находит для меня комнату в пирамиде. Она только что освободилась — один охотник не вернулся из дикой местности. Сэм сказала, что время от времени такое случается. Пустыня проглатывает людей и не выплёвывает назад.

Мои новые четыре стены совсем крошечные, едва ли не как кладовка, и предназначены только для временного проживания. Но, по крайней мере, есть узкое окошко, которое пропускает дневной свет. Оно наклонное, словно вот-вот упадёт на меня, потому что одновременно является внешней стеной пирамиды. Из-за него комната кажется ещё меньше.

Кроме кровати и письменного стола в ней ничего нет. В ещё меньшей соседней комнатушке есть только раковина и душ, но это лучше, чем ничего.

Скоро будет закончен жилой комплекс перед пирамидой, и, может быть, я смогу получить там дом. Но зачем мне одному целый дом? Сейчас мне достаточно и кровати. Я не хочу закрывать глаза, потому что всегда вижу Шторма. Хотя я очень устал, и моя голова всё ещё гудит от солнца, я хватаюсь за работу. В больнице достаточно дел — здесь много людей, которым нужна моя помощь. Помимо этого, я помогаю Джексу и другим, если им это нужно. Очевидно, что не многие здесь знакомы с техникой и связью. Хотя, Соня Анайя, подруга Саманты, выделяется. Эта черноволосая женщина из отряда повстанцев раньше была инженером. В последнее время она всецело занята пленным Воином по имени Нитро. Тем, который заканчивал обучение вместе со Штормом. Он пытался помешать Хрому, когда тот бежал из канализации со своей подругой Мираджей. Поэтому они не раздумывая забрали его с собой.

Здесь всё по-другому, и всё же, похоже. Только развитие отстаёт на десятилетия. Но это не важно. Я свободен — только это имеет значение.


* * *


В первую ночь я сплю беспокойно и совсем немного. Я чувствую себя разбитым, но, по крайней мере, солнечные ожоги стали болеть меньше.

Тем не менее, рано утром я набрасываюсь на работу. В больнице со мной доктор Никсон. Он мужчина лет сорока, но из-за седины и морщин выглядит значительно старше. На лице отражается его жизнь. Всего год назад он жил в бывшем Лос-Анджелесе. Мародёрство и насилие там в порядке вещей.

Доктор Никсон изучает действие лекарственных растений, которые выращивает сам, и добился хороших результатов. Людям здесь нужна альтернатива традиционной медицине. Не хватает многих важных препаратов, и особенно антибиотиков. Поэтому Саманта начала выращивать свои собственные культуры. Она достойная восхищения женщина. Она черпает знания из старых книг; в пирамиде есть библиотека. Это здорово, я хочу многое узнать о старом мире. Как только я туда доберусь, потому что в работе у меня нехватки нет. Я помогаю другим врачам с Вероникой, модифицирую шаттл, чтобы он мог летать со сверхскоростью и потреблял меньше топлива, а также обновляю старое больничное оборудование. Я даже смог починить свой старый планшет. Я не даю себе ни одной свободной секунды.

Однажды я забуду Шторма, но до тех пор мне подходит любое отвлечение.


* * *


Саманта врывается в мой процедурный кабинет, где я накладываю перевязку девочке. Её лицо покрыто красными пятнами, пальцы мнут ткань халата.

— Со мной связался Джекс, к нам везут тяжело раненого!

— Что случилось? — спрашиваю я, закрепляя повязку.

Как только девочка выходит из комнаты, и мы остаёмся одни, Саманта говорит:

— Дозорные увидели, как к городу шли два вооружённых Воина. Джекс и его команда выдвинулись, чтобы их остановить. У Воинов даже взрывчатка с собой была! Одному удалось скрыться, второго ранили.

Я шумно выдыхаю:

— Это авангард? Начинается война?

— О боже, Марк! Только не это!

Саманта берёт меня за руку и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

Вот сейчас я на самом деле просыпаюсь от своей летаргии. Город в опасности.

— Могу я что-нибудь сделать?

— Воина надо прооперировать. Поможешь мне?

Я автоматически киваю, мысли стремительно проносятся одна за другой. Как врач, я клялся спасать каждую жизнь, даже преступника. Но действительно ли Воины виноваты? Они лишь делают то, что приказывает им режим, и в Уайт-Сити я никогда не задавался этим вопросом. Я лечил Шторма… Но здесь я продолжаю всё переосмысливать, я меняюсь.

На сердце становится тяжело. Неужели видео не потрясло никого из них? Или они посчитали фильм ложью? Мы не знаем, как отреагировали граждане Уайт-Сити. Не убедил ли их сенат, что запись поддельная? Не известно. Я помогу Саманте на операции, чтобы потом Воина можно было допросить. Может быть, мы узнаем что-то новое. Я только хочу, чтобы не было войны. Я хочу наконец-то мира, спокойствия, более-менее нормальной жизни.


* * *


Мы ждём, когда привезут раненого. Операционная готова, и, как ни ужасно это звучит, я рад, что буду снова работать с Самантой в операционной. Мы всегда были отличной командой. Это отвлечёт меня. Здесь нет медботов, чтобы поддержать врача, всё приходится делать вручную.

По тёмному коридору бежит Вероника Мурано, она кажется взволнованной. Рядом с ней бегут Мэр и Мираджа, вторая половинка Хрома и бывшая телохранительница Вероники. Оказалось, что дочь сенатора готова остаться в Резуре добровольно, потому что тоже не хочет войны. Хорошо иметь на своей стороне кого-то из верхов.

Затем я слышу ещё шаги — в полном боевом снаряжении появляется Хром.

За ним идут два санитара с носилками.

Вероника прижимает руку к груди.

— Это Шторм — Воин, который разговаривал с моим отцом! — кричит она, и у меня стынет в жилах кровь.

Пожалуйста, пусть она ошибается!

У мужчины на носилках нет чёрных косичек, он коротко стрижен. Но прямо на меня смотрят те самые песочно-карие глаза, которые невозможно не узнать. Я вздрагиваю, словно меня ударили кнутом, и проталкиваюсь мимо Саманты.

— Шторм!

Его обнажённая грудь вся в крови, по диагонали через плечо и туловище намотана повязка. Ткань вся пропиталась. Предплечье тоже перевязано. Он потерял чертовски много крови.

— Пуля прошла через руку и попала в грудь, — поясняет один из санитаров — молодой мужчина с рыжими волосами — пока я помогаю переложить Шторма на каталку. — По-видимому, не очень глубоко, и левое лёгкое, похоже, не задето, иначе он давно был бы мёртв.

О боже, Шторм! Видеть его таким, убивает меня.

Он дышит с хрипами, с губ стекает кровь. В его взгляде нет ненависти, только боль и печаль.

— Марк, — шепчет он и поднимает дрожащую руку.

Не раздумывая, я глажу его по коротким волосам и беру его руку. По моим щекам текут слёзы.

— Не разговаривай. Всё будет хорошо.

Шторм кашляет, разбрызгивая кровь.

— Прости, я был слеп и глуп… я должен был поверить тебе. — Ему явно тяжело говорить, но он не замолкает, словно торопится сказать мне всё перед смертью. — Когда я посмотрел видео… пожалел обо всём… хотел знать, как ты. И присоединился к этому заданию.

Не смотря на ужасное состояние Шторма, я испытываю облегчение. Видео помогло! Я мог бы заплакать от радости. Но тут у меня перехватывает дыхание — Шторм пришёл сюда из-за меня, из-за меня так сильно ранен. Он хотел увидеть меня, возможно, извиниться. Моё сердце колотится.

Из его рта вытекает новая порция крови, глаза закрываются.

— Люблю тебя… — шепчет он, и больше не двигается.

— Шторм!

Я чувствую боль в груди. Он только что сказал, что любит меня?

Хром встаёт рядом с кроватью и трясёт его за плечо.

— Зачем ты сюда пришёл?

Шторм не реагирует.

Мне невыносимо тяжело смотреть на него. Он умирает. Я должен что-то сделать! Пожалуйста, он не может умереть!

Я решительно вытираю слёзы с лица и умоляюще смотрю на Саманту.

— Его немедленно надо прооперировать!

— Операционная готова! — Рядом с нами оказывается доктор Никсон, и мы вместе толкаем каталку со Штормом в операционный зал. Каждая секунда дорога.


* * *


Я редко видел столько крови во время операции, но здесь так много чего не хватает. Хорошо, что седативного средства достаточно, чтобы держать Шторма под наркозом. Мы втроём делаем всё, чтобы спасти его.

Сквозная рана на руке почти не опасна, но операция на лёгких это всегда серьёзно. Поэтому я стараюсь отключить эмоции и быть просто хирургом. Шторма больше не существует. Передо мной лежит пациент «Икс». Мои руки не должны дрожать, надо успокоиться…

Я делаю боковой надрез, затем мы разводим рёбра с правой стороны. Если Шторм… мой пациент… выживет, он будет долго чувствовать боль. Анальгетиков почти нет. Но он справится. Он Воин!

Его правое лёгкое наполнилось кровью, левое действительно не повреждено. Это могло бы спасти ему жизнь. Хорошо, что у нас есть работающий лазер, который облегчает мне работу. Спайка сосудов проходит нормально. Пулю мы тоже быстро удаляем. К сожалению, она нанесла больше повреждений, чем предполагалось, так что мне приходится удалить часть лёгкого.

Я несколько часов сохраняю концентрацию, пока Саманта и доктор Никсон ассистируют мне. Я хотел бы по возможности оперировать Шторма один, в таком случае, если он не выживет, мог бы винить только себя.

Через пять часов мы можем закрыть грудную клетку, осложнений не возникло. Мы под давлением вставляем в лёгкое тонкую трубку, которая будет накачивать его и отводить воздух и секрет из раны. Дренаж должен оставаться в груди минимум неделю. По крайней мере, пока лёгкое снова не начнёт функционировать.

Я глубоко вздыхаю, дело сделано. Мне больно смотреть на израненное тело. У Шторма останется приличный шрам на правой стороне. Ему, наверняка, понравится — он говорил, что хотел бы заработать много шрамов в бою. Он думал, это круто. А после боя я должен был бы залатать его и окружить заботой.

Не думаю, что к этому стоит стремиться. Ужасно, что получилось именно так, хотя и при других обстоятельствах.

Я хочу быть рядом с ним, заботиться о нём, говорить с ним. Но сейчас не могу сделать ничего, кроме как ждать, что он откроет глаза.


* * *


— Марк… — он произносит моё имя едва слышно.

— Я здесь!

Я сразу встаю рядом с его кроватью. Я как раз вешал новый инфузионный пакет с физиологическим раствором на стойку, когда веки Шторма, подрагивая, поднялись.

Улыбаясь, я поглаживаю его по коротким волосам и целую в лоб. Мы одни в этой маленькой комнатке, где стоят лишь полки с гигиеническими принадлежностями. Я настоял на том, чтобы изолировать Шторма от других пациентов. К счастью, свободная комната была. Небольшие лазареты почти всегда заполнены.

— Операция прошла успешно, — говорю я, когда он пристально смотрит на меня. — Ты хорошо её перенёс.

Шторм сжимает веки, лицо искажается гримасой. Ему больно.

— Почему ты меня спас? — спрашивает он. Его голос тихий и хриплый. — Ты должен меня ненавидеть.

Я сглатываю ком в горле, сажусь рядом с ним на кровать и сжимаю его руку.

— Я не ненавижу тебя.

— Но я ненавижу… себя, — выдавливает Шторм со стоном.

— Давай поговорим обо всём, когда тебе станет лучше.

Я подношу к его рту чашку с носиком, чтобы Шторм мог попить. Сейчас ему необходимо много жидкости.

Шторм делает несколько маленьких глотков и снова стонет.

— Я дам тебе обезболивающее, и ты заснёшь. Сон — лучшее лекарство. — Я говорю не важно, что, лишь бы заполнить тишину, пока ищу в своей докторской сумке лекарство.

Двумя минутами позднее, я впрыскиваю десять миллилитров жидкости в инфузионный пакет, и вскоре глаза Шторма закрываются, лицо расслабляется.

— Спи спокойно, — шепчу я и снова целую его в лоб. — А потом мы подумаем, что будет с нами дальше.

Я хочу снова лежать рядом с ним в кровати, чтобы он прижимался ко мне по ночам, разговаривать с ним и смеяться, как раньше. Целовать его. Заниматься с ним сексом. Просто быть с ним.

— Мне тебя не хватало.


Глава 4. Тревога за Шторма


Каждую минуту, когда во мне не нуждаются, я сижу у кровати Шторма, хотя постоянно клюю носом. Я выходил из комнаты только два раза: наладить из шаттла связь с Уайт-Сити, чтобы Вероника могла поговорить с отцом; и заполнить регистрационный формуляр Шторма. Каждого новоприбывшего регистрируют.

— Кейн Арчер, — написал я на листке, гражданское имя Шторма.

Кейн… Это имя подходит ему так же хорошо, как и Шторм. Как он захочет себя называть, если останется в Резуре? Если ему разрешат остаться. Если он вообще выздоровеет… Так много вопросов и ни одного ответа. Я думал, что сойду с ума, когда он был в Уайт-Сити, но сейчас я ещё больше не в себе.


* * *


Заходил доктор Никсон, отметил мою квалифицированность. Он от всего сердца пожелал мне, чтобы Шторм выздоровел. Я был удивлён, узнав, что он живёт с мужчиной. Он не выставляет это на всеобщее обозрение. В Лос-Анджелесе за ориентацию его презирали.

— Здесь всё по-другому, — говорит он. — В Резуре я смог начать с Тимом новую жизнь.

Партнёр моложе его на пятнадцать лет, он торгует в большом зале пирамиды фитотерапевтическими средствами, которые производит доктор Никсон. У Тима свой магазин. При случае я зайду посмотреть и на него, и на магазин. Сейчас я просто боюсь оставить Шторма одного. Хочу быть рядом, когда он в следующий раз откроет глаза.

К сожалению, его состояние ухудшается. Дыхание становится тяжелее, сердце колотится, и он впал в бессознательное состояние. Проклятье!

— Пожалуйста, только не лёгочная эмболия, — шепчу я, глядя на бледное лицо. — У тебя сильная иммунная система, ты поправишься. Слышишь?

Шторм лежит как мёртвый. Бледный и неподвижный. Время от времени я дополнительно нагнетаю воздух в лёгкие своего рода сифоном — трубка, которая идёт через нос Шторма. Аппарата для искусственного дыхания здесь нет. Я могу только молиться, чтобы не возникло других осложнений.

Поздно вечером заглядывает Саманта, чтобы принести мне поесть и отвлечь новостями, которые, увы, не очень хорошие.

— Вероника исчезла. Очевидно, её похитил тот сбежавший Воин. Джекс и остальные ищут её.

Мы оба знаем, что произойдёт, если мы не вернём наше последнее средство давления.

Саманта ставит поднос, на котором тарелка с овощным супом, на тумбочку, берёт стул и садится рядом со мной.

— Приляг на пару часов. Я побуду с ним, если хочешь.

— Спасибо тебе, но я больше не покину его.

Она заботливо проводит рукой по моим волосам.

— Ты очень его любишь, да?

Я прочищаю горло.

— Никогда раньше у меня не было настолько сильного чувства. — Когда я понимаю, что сказал, уже поздно, и я ощущаю вину перед Самантой. Я быстро опускаю взгляд. — Прости.

— Тебе не нужно извиняться.

Она сжимает мою руку и улыбается мне. Нам нет необходимости много говорить. Я знаю, как она чувствует и думает. И я рад, что она со мной и понимает меня. Со вздохом, я обнимаю её, и не могу сдержать слёз. Эта боль в груди почти разрывает меня на части.

Саманта гладит меня по спине.

— Давно вы уже вместе?

— Не так давно, но мы знакомы уже несколько недель. За это время, благодаря ему, я понял, кто я есть. Чего на самом деле хочу. — Я судорожно вдыхаю и отстраняюсь. — Без лекарств он умрёт.

На этот раз Саманта опускает взгляд и понижает голос.

— Джексу очень жаль, что он его подстрелил. Если бы он знал…

Я торопливо мотаю головой.

— Он всё сделал правильно. У Шторма с собой была взрывчатка. Откуда Джексу было знать, что Шторм пришёл из-за меня? Джекс просто хотел защитить город.

Саманта вздыхает.

— Мэр думает о том, чтобы эвакуировать жителей.

Моё горло сдавливает, я покрываюсь холодным потом. В таком состоянии Шторм не перенесёт транспортировку. У него тромбоэмболия лёгочной артерии, что плохо для здорового лёгкого, которому приходится работать за двоих. Шторму нужны препараты, разжижающие кровь и антибиотики. Ни того, ни другого здесь нет. Я помогу эвакуировать пациентов из стационара, если до этого дойдёт, но сам останусь тут, со Штормом.

— Я не оставлю его одного.


* * *


Тревога за Шторма сводит меня с ума! Я насилу держусь, потому что знаю: Шторм умрёт. В Уайт-Сити у него было бы больше шансов, но не здесь, не без необходимых медикаментов.

Поэтому для меня очень кстати, когда похититель Вероники, Айс, следующим утром приводит её назад. Предположительно, у неё начался сепсис. Айс, её бывший телохранитель и, очевидно, любовник, ведёт себя как горилла. Поскольку Веронике нельзя помочь без подходящего антибиотика, он собирается пойти за ним в Уайт-Сити.

У него ни за что это не получится, потому что он не знает, куда идти. Я без раздумий предлагаю пойти с ним. Наконец-то я вижу свет в конце тоннеля. Вместе с этим Воином у меня есть шанс спасти Шторма.


* * *


Я снова нахожусь в состоянии транса, когда сижу рядом с Джексом и Айсом в монорельсе. Он привезёт нас почти к самому куполу, оттуда нам останется пройти ещё немного по пустыне до входа в тоннель, но на этот раз у меня с собой вода и пистолет.

Джекс знает подземные ходы как никто другой, и он проведёт нас под больницу. Затем он пойдёт к правительственному зданию, чтобы подключиться к линии центрального компьютера, защищённой от прослушивания. Нам надо узнать, что планирует сенат. Мы с Айсом тем временем проникнем в больницу.


* * *


Когда мы идём через подземные ходы, ко мне возвращаются воспоминания о моём побеге. Возвращается старая боль, но я больше не хочу об этом думать. Прежде, чем Шторм потерял сознание, и я его прооперировал, он сказал, что любит меня. Я продолжаю надеяться, что он простит мне моё предательство, и мы снова будем вместе, пусть он и был холоден со мной в короткий момент пробуждения.

Мы с Айсом крадёмся через прачечную больницы. Там есть закодированная дверь в канализацию. Мне быстро удаётся открыть её при помощи моего дешифратора, и мы надеваем докторские халаты. Айсу, с его широкими плечами, не удалось найти халат подходящего размера, и он оставляет его расстёгнутым. Поэтому солдатская одежда и оружие у него на виду.

— Лучше подожди меня здесь, — прошу я Айса и пытаюсь спрятать свой пустой рюкзак под халатом.

Остаётся только надеяться, что никто не попадётся мне на пути, потому что я в розыске.

— Не вариант, док, я иду с тобой, — отвечает Айс, хватает одну из стоящих тут врачебных сумок и отодвигает меня в сторону.

Как нарочно, повсюду патрулируют солдаты — мы видим их почти в каждом коридоре. Я говорю Айсу, что нам надо подняться на второй этаж, потому что там находится больничная аптека. У нас есть выбор: либо мы дожидаемся, пока все уйдут; либо он нападает на Воинов сзади, а я усыпляю их жидким анестетиком, который на всякий случай взял с собой. Чтобы не оставлять следов, Айс оттаскивает мужчин куда-нибудь подальше от глаз.

— Не убивать, — сказал я ему в подвале, заметив, что тревога за Веронику делает его полубезумным.

Нам везёт, на узкой пожарной лестнице, по которой мы поднимаемся на второй этаж, никого нет. После того, как охранник, который стоял перед складским помещением, в отключке, и я убираю платок с анестетиком от его лица, при помощи моего маленького компьютера я обманываю сканер, который открывает дверь. Отпечаток моего большого пальца наверняка не сработал бы. Даже проверять не хочу, потому что при попытке постороннего проникнуть внутрь, включается сигнализация.

Дверь открывается, и Айс затаскивает бессознательного Воина вместе с нами в комнату. Там до самого потолка громоздятся полки, набитые перевязочными материалами, шприцами, канюлями и перчатками.

Дверью дальше находится аптека. Сначала я ищу то, что нам нужно, а затем мы распихиваем как можно больше медикаментов по своим сумкам. И только мы собираемся уходить, срабатывает сигнализация.

— Проникновение в секторе два, — раздаётся голос из больничных динамиков.

— Проклятье! — кричит Айс и стреляет в маленькую камеру наблюдения.

Я совсем забыл, что в аптеке есть такая, потому что мне никогда не приходилось получать здесь медикаменты лично. Чёрт! Камера зафиксировала биометрические параметры наших лиц.

Теперь Айс не такой деликатный. Пока мы бежим назад в подвал, он стреляет в Воина, который идёт нам навстречу по пожарной лестнице. Айс выбивает у него из рук оружие. А когда Воин бежит за нами, останавливает его выстрелом в голень.

У двери в канализацию он суёт мне в руки свою сумку:

— Я задержу эту свору и приду!

Я слышу крики, Воины уже близко. Они побегут в канализацию!

— Айс! — и не успеваю я продолжить, как он разворачивается, сдёргивает с себя халат и берёт в каждую руку по пистолету.

— Ты должен вернуться, чтобы спасти две жизни! — кричит он через плечо и исчезает.


* * *


«Твою мать!»

Я снова иду, спотыкаясь, в полной темноте, и надеюсь, что выбрал правильный путь. Джекса в условленном месте ещё нет, я предоставлен сам себе. Сумки, кажется, весят целую тонну, и я ощущаю себя улиткой. Мне постоянно приходится решать, каким путём пойти.

Мои мысли заняты Айсом и Штормом. Схватили ли Айса? Почему он не идёт? А может быть, я ошибся дорогой? Тогда Шторм умрёт! И Вероника тоже…

— Эй, Марк!

У меня едва не случается сердечный приступ, когда внезапно передо мной появляется Джекс, и я врезаюсь в него.

— Слава богу, мужик! Айс остался сзади.

— Знаю, я сделал для него всё, что мог, — говорит Джекс и снимает с меня рюкзак. — Сюда!

Мы с Джексом приезжаем на монорельсе в Резур уже после полудня. Айс не вернулся. Но я вернулся, и могу теперь спасти две жизни, как он и хотел, правда, похоже, в этом больше нет необходимости. Я вижу на вокзале Веронику, и с ней всё в порядке… пока она не узнаёт, что Айса схватили. Она любит этого Воина, и я даже представить себе боюсь, что она сейчас чувствует. Джекс смог перехватить радиосообщение о том, что Айса собираются казнить. Сенат хочет преподать урок. Я молюсь, чтобы этот проклятый режим наконец-то был свергнут. Люди в смятении, сенаторы пытаются исправить ситуацию. Мы должны держать руку на пульсе и использовать беспорядки, но моя главная забота — это, как и прежде, Шторм.

Поэтому я немедленно бегу в больничное отделение и опорожняю под ноги Саманте свой рюкзак. Вываливаются бесчисленные маленькие упаковки, я копаюсь в этой куче и беру нужное лекарство, чтобы сразу же дать его Шторму. Саманта всё время рядом и помогает мне.

А потом мне остаётся только ждать.


Глава 5. Только хуже


Мои спина и шея чертовски болят, но я не хочу открывать глаза, хочу, чтобы мне и дальше снился Шторм. Я просидел у его кровати всю ночь и, должно быть, в какой-то момент заснул. Моя голова покоится на приподнятом матрасе больничной койки, и я наслаждаюсь игрой пальцев в своих волосах. Они гладят мою щёку и шею.

— Сколько времени, Сэм? — бормочу я и открываю глаза.

Это была не рука Сэм, это была рука Шторма. Он быстро отдёргивает её и закрывает глаза.

Я вскидываю голову так резко, что она начинает кружиться и появляется адская боль в позвоночнике. Я очень напряжён. Сейчас я бы мог вытерпеть массаж, который вновь напомнит мне о Шторме и начале наших отношений.

Я сонно осматриваюсь. Лучи низко стоящего утреннего солнца погружают маленькую комнату в оранжевый свет, но Саманты здесь нет. Я один сижу у кровати Шторма.

Да, это была его рука. Мне не приснилось.

Я широко улыбаюсь ему:

— Как ты?

Я быстро проверяю его жизненные показатели, прослушиваю лёгкие и сердце. Всё это время Шторм смотрит на меня, жмурясь. Свет ослепляет его чувствительные глаза. Я бросаюсь к окну, чтобы задвинуть занавески, и голова Шторма лежала в тени, и встаю рядом с ним.

Он просто смотрит на меня и ничего не говорит. Конечно же, он ещё не может понять, что произошло. Я рассказываю ему, что он вместе с Айсом пришёл в Резур, чтобы увидеть меня, и был ранен, потом у него была лёгочная эмболия, но теперь он на пути к выздоровлению.

Я говорю и говорю, и наконец целую его в губы.

Он широко распахивает глаза и хватает ртом воздух.

Я тут же отстраняюсь:

— Прости, я просто очень рад, что тебе лучше.

— Режим… Видео… — хрипит Шторм.

Я подношу к его губам чашку с водой, но он забирает её у меня. Он хочет пить самостоятельно, это хорошо. Его руки дрожат, он очень слаб, но он жив. Жив! Я мог бы обнять весь мир.

— Режиму не далеко до свержения, — говорю я ему.

О том, что я достал медикаменты и из-за этого Айс был схвачен, я не рассказываю. Волнение не пойдёт Шторму на пользу, а ещё я не хочу думать о том, каково сейчас Айсу. До его казни осталось всего несколько часов.

Кроме того, прямо сейчас мне не следует упоминать, что мы с Сэм когда-то были парой. Скажу, когда он выздоровеет. Тогда я расскажу ему всё. Не хочу больше иметь от него тайн.

Я вижу, как сильно его утомляет питьё, и забираю чашку.

— Отдохни. Мы всё наверстаем, как только тебе станет лучше.

Шторм кивает и закрывает глаза.


Моё облегчение по-прежнему не знает границ, и я с нетерпением жду дня его выписки.

Поскольку Шторму становится лучше, я, чем могу, помогаю повстанцам. У меня хорошее настроение, потому что Айс жив — при помощи одной хитрости ему удалось избежать казни и сейчас он вместе с Вероникой держит путь в Нью-Ворлд-Сити. Там они хотят освободить мать и сестру Вероники.

Между тем, в Уайт-Сити начинается революция. Сенаторы больше не могут скрывать своё лицемерие. Граждане идут на баррикады.

Через несколько часов до нас доходит спасительная новость: режим свергнут, сенаторы арестованы. Уайт-Сити свободен!

В Резуре будет праздник, я врываюсь в комнату Шторма, чтобы принести радостную новость. В то время, как никто не может скрыть свою эйфорию, он кажется равнодушным. Он по-прежнему мало говорит, не смотрит мне в глаза и хочет, чтобы его оставили в покое. Я начинаю подозревать, что у него депрессия. Он выглядит несчастным и уставшим.

Анестетики воздействуют на метаболизм мозга и действительно могут вызвать новую депрессию или пробудить дремлющую. Я слышал о таких случаях. Поэтому надеюсь, что скоро это состояние у Шторма пройдёт, и он станет таким, как прежде.

Помимо того, мир, каким он его знал, рухнул. Всё, что он считал правильным, хорошим, ценным и достойным защиты, оказалось поддельным. А ещё, он полюбил мужчину, который в первых рядах сражался, чтобы как раз этот мир и разрушить. И теперь он живёт с теми, кого считал врагами. Это слишком для любого человека, а для тяжело раненого девятнадцатилетнего юноши, у которого не было возможности посмотреть на жизнь под разными углами, это определённо сложнее, чем для меня. На меня тоже повлияло всё это, но я заранее был к этому готов. Шторма же окунули в новую жизнь с головой.


* * *


Во время следующей перевязки я спрашиваю Шторма, почему он отрезал косички. С одной стороны, чтобы отвлечь его от боли, с другой — мне любопытно. И я хочу наконец услышать, как он говорит. Он почти всегда молчит.

Шторм пожимает плечами, хотя это, определённо, причиняет ему боль, и отвечает равнодушно:

— Захотелось что-то изменить.

Он сидит на больничной койке, а я осторожно накладываю повязку ему на грудь. Дренаж убрали, и шов больше не мокнет. О сквозной ране в предплечье уже не стоит и говорить.

— Твои раны заживают поразительно быстро, как ураган. Ты делаешь честь своему имени.

Я улыбаюсь ему, чтобы он не выглядел таким хмурым, но он просто фыркает. Он не облегчает мне задачу.

— Шторм — это не просто ураган, это ещё и горячая кровь, боевой дух, сила… это имя мне больше не подходит.

В его голосе столько разочарования, что у меня сжимается сердце.

— На данный момент, может быть. Но ты выздоровеешь. Может быть, ты хочешь, чтобы я звал тебя Кейном?

После того, как я закрепляю свежую повязку на его груди, он откидывается на подушку и закрывает глаза.

— Я ничего не хочу, просто чтобы меня оставили в покое.

Шторм кажется отстранённым, не проявляет ко мне романтических чувств. Он позволяет мне осматривать его рану, но мои прикосновения действуют на него как удар током. Он постоянно вздрагивает. Но, по крайней мере, они не оставляют его безразличным. Вот только они ему неприятны или он подавляет возбуждение? Может, он лишь разыгрывает передо мной душевную травму? Постепенно я начинаю сомневаться, давит ли на него депрессия или дело в чём-то другом. Или он просто ненавидит меня, потому что я его предал. Но тогда он не признался бы мне в любви, когда его принесли.

Проклятье, этот парень сбивает меня с толку! Я едва могу думать ясно.

Как врач, я считаю, что у него, скорее, депрессия. К сожалению, в худшем случае, она может длиться годами. Нет никакой гарантии, что Шторму вскоре станет легче. Он может даже полностью от меня отвернуться, чтобы я не напоминал ему о причинах его угнетённого состояния. Ведь весь его мир рухнул, жизненной цели больше не существует.

Перед тем, как отойти, я провожу большим пальцем по соску на здоровой стороне груди. Сосок сразу сжимается, а Шторм хватает ртом воздух.

В нём ещё остались чувства! По крайней мере, сексуальные…

— Поговори со мной! — прошу я, а сам думаю: «Мне тебя не хватает».

Я так хотел бы погладить его покрытые густой щетиной щёки. Он ещё не брился, и выглядит чертовски мужественно.

Не открывая глаз, Шторм отворачивается:

— Я хочу спать.

Я очень скучаю по прежнему весёлому парню, который ходил по квартире голым и повсюду оставлял беспорядок.

Я тоже чувствую себя уставшим, и одиноким, хотя Шторм рядом. Не только он потерял свой дом. Месяцы борьбы против режима и постоянный страх быть пойманным опустошили меня. Но я постепенно привыкаю к Резуру, нахожу себя. Только расслабиться никак не могу — беспокойство о Шторме не даёт.

Чёрт побери, я тоже имею право быть в депрессии! Но не могу себе это позволить. Хотя, если настроение у меня не изменится, придётся заказать антидепрессанты из Уайт-Сити.


* * *


Я бы нашёл время, чтобы заботиться о Шторме, если бы он позволил. Но поскольку он явно не хочет меня видеть, я снова погружаюсь в работу.

После падения режима, нагрузка стала меньше — многих больных теперь лечат в больнице Уайт-Сити, и мне приходится искать для себя другие задачи. Поэтому я делаю трансляции исторических материалов по городской сети, чтобы люди из-под купола могли расширить свои знания. Сенат многое от них скрывал.

Шторм всё ещё холоден со мной и почти не разговаривает. Хотя это доставляет мне адские муки, я не могу его в этом винить. Для него я, должно быть, всё ещё остаюсь предателем.

Дни проходят без значительных изменений в его поведении. Здоровье идёт в гору, пусть и не достаточно быстро для него. Шторм не может дождаться выписки.

По моей просьбе, Вероника привезла из Уайт-Сити новенький планшет, чтобы Шторму было чем заняться. Теперь он может читать и играть. Передать ему планшет я попросил Саманту, потому что у меня он бы его не взял. Шторм такой упрямый! Я уже не знаю, как до него достучаться.

Саманта несколько раз пыталась завести с ним разговор обо мне, но он немедленно его обрывал. Наверное, пора мне признать, что между нами больше ничего не будет. Но я просто не могу…


* * *


Несколько дней спустя я так же взволнован, как и Шторм. Наконец-то он выходит из больницы; правда, ему сразу же надо идти на заседание суда на первом этаже пирамиды, поэтому у нас снова нет времени побыть вдвоём. Я молюсь, чтобы его не посадили в тюрьму. Ведь он пришёл в город как враг. Но если всё пройдёт хорошо, он будет жить со мной. Чему я безмерно рад. Там я смогу спокойно поговорить с ним обо всём, что нас тяготит.

Саманта ещё раз обследовала его — у меня для этого слишком дрожат руки. Рана отлично зажила, остался лишь бледный рубец, а от ранения в руку — тёмное пятно. Только напрягаться Шторму нельзя, да он и вряд ли сможет, потому что функция лёгких восстановлена пока не полностью. Это может занять ещё несколько недель.

Я привожу Шторма в свою маленькую комнатку, чтобы он мог принять душ и переодеться в свежее. Я жду за дверью, потому что под моим взглядом Шторм явно чувствует себя неловко. Ему стыдно? Или он меня ненавидит?

С тяжёлым сердцем я хожу по коридору взад-вперёд, наедине со своими изматывающими мыслями, и когда он, наконец, выходит из комнаты, мы едем вниз.

В лифте я не могу не смотреть на него. Он одет в свободные джинсы и облегающую чёрную футболку, которая почти неприлично подчёркивает мускулы. Поскольку Шторм чисто выбрился, — оставил только острую бородку, — его лицо гладкое, и выделяются контуры скул.

Раньше лицо обрамляли косички, отчего оно казалось мягче, но новый образ нравится мне даже больше, и теперь я ещё сильнее изнываю по этому сексуальному парню.


* * *


В большом зале, который высотой в несколько этажей и сужается кверху, как всегда оживлённо. В нём сильно пахнет едой и отовсюду доносятся голоса. Здесь стоят торговые ларьки, один прилеплен к другому. Есть ресторан, два кафе и разные магазины — я словно нахожусь в торговом центре Уайт-Сити, но есть большая разница. Здесь это похоже на восточный город, как было задумано ещё до взрыва. От гостиничного освещения работает всего несколько ламп, поэтому в зале мрачно. Кроме того, здесь нельзя расплатиться, отсканировав большой палец руки, — платят просто фишками казино, которыми наполнены карманы людей. В Уайт-Сити уже работают над созданием нового платёжного средства, которое будет действовать в обоих городах.

Джекс, Саманта, мэр и другие члены Городского совета являются членами суда Резура, который за закрытыми дверями вынесет решение относительно Шторма. На этот раз граждане присутствовать не будут, потому что после падения режима должно быть создано как можно меньше точек трения. Против Воинов всё ещё достаточно много оговорок, поэтому никому не нужно знать, что у Шторма было задание уничтожить Резур, тем более, что он этого на самом деле не хотел. Он отправился на задание только чтобы убедиться, что со мной всё в порядке. Я мучил Айса вопросами по этому поводу, пока у него не появилось желание свернуть мне шею, потому что я его нервировал, но он всегда говорил мне одно и то же: «Шторм шёл, чтобы увидеться с тобой».

Я больше в это не верю. Шторм стоит рядом, но даже не смотрит на меня.

— Всего наилучшего, — говорю я ему, когда он вместе с остальными заходит в театр.

— Спасибо, — бормочет он, не глядя на меня, и двери перед моим носом закрываются.

Мне нельзя присутствовать на заседании, потому что я не член Городского совета. Я с нетерпением жду, когда закончится суд, и бесцельно брожу между ларьков, следя за дверью в зал.

Когда через час она, наконец, открывается, Шторм проходит мимо, наказывая меня этим отвратительным пренебрежением.

Я сразу же пристаю к нему:

— Как всё прошло?

— Я свободен, — отвечает он без энтузиазма.

Я так рад этой замечательной новости, что хотел бы обнять его! Но он не останавливается, всё идёт и идёт по залу.

— Может быть, отпразднуем это в ресторане? — Да, я в праздничном настроении. Шторм здоров и свободен. — Я могу ещё на час отпроситься с работы. Пациентов не много, и доктор Никсон здесь. — Я едва поспеваю за его большими шагами. Он что, не может остановиться?

— Мне срочно нужно на воздух, — бормочет Шторм.

— Показать тебе Резур? — кричу я, потому что отстал на несколько шагов и люди вокруг создают сильный шумовой фон.

— Я пойду один.

Он бросает на меня такой мрачный взгляд через плечо, что я резко останавливаюсь.

Словно он меня ударил, моя улыбка гаснет и эйфория проходит. Моё горло сжимается, за грудиной адская боль. Грустный и обиженный я смотрю, как Шторм исчезает между двумя прилавками базара. Внутри меня медленно расползается тупая пустота, похожая на бессилие. Когда же я отвернусь от него, оттого что больше не смогу терпеть отказы?

Загрузка...