Сигналы с Луны

122

Хорст Мюллер

Сигналы с Луны

Фантастический роман

(пер. с нем. Е. В. Гудкова)

Объем 7,7 авт. листов.

Horst Müller Signale vom Mond Zukunftsroman. - 4. durchgesehene Auflage

Alle Rechte vorbehalten

Copyright 1960 by VEB DOMOWINA-VERLAG

Einband und Illustrationen: Heinz Völkel

Herausgegeben vom Verlagslektorat „Allgemeine Literatur"

ES 8 C

Bestellnummer: 1/0/057-4 Lizenznummer: 200/139/61

Gesamtherstellung: Sachsendruck Plauen

На горный массив Кавказа светит июльское солнце. Ледник центральной цепочки между Эльбрусом и Казбеком, двумя пятитысячниками, сияет в синеватой стуже. Там, где бурлящие талые воды разливаются на юг, открывается долина к Каспийскому морю. Здесь расположился Тбилиси, укутанный в пояс отступивших гор.

Далеко вдали в блестящем воздухе вспыхивает точка еще крошечная, но растущая с каждой секундой. Мерцающая серебряная рыбешка снижается, срывается на город: Самолет связи Совета космонавтики идет на посадку.

Через несколько минут стройный молодой человек заходит в холл здания Совета космонавтики, которое скорее похоже на те современные, высотные университетские здания, чем на практичное административное учреждение.

Молодой человек, который лишь бегло оглянулся, уже зашел в скоростной лифт, еще прежде, чем вращающаяся дверь пришла в состояние покоя. Седоволосый портье удивленно смотрит ему вслед.

- Эй, молодой человек, куда? – хочет крикнуть он, но затем он, успокоившись, улыбается. Вот как, Нильс Йенсен! Ну да, он всегда спешит, на это, пожалуй, нужно закрыть глаза.

Значит Нильс Йенсен: корреспондент, комментатор, оператор; его встретишь везде, где, значительные события держат в напряжении весь мир. Телевизионный репортаж о лесном пожаре в Орегоне сделал его известным, репортажи о беспосадочном полете вокруг Земли сделали его популярным. С тех пор молодой человек с густыми черными волосами и бойкими глазами, прежде всего у молодежи, так же любим как Вернер Ланч, который удерживает мировой рекорд в 149 метров по прыжкам на лыжах с трамплина.

Портье еще очень хорошо помнит, как три года назад на заводах Дельта взорвался атомный реактор. Это была ужасная катастрофа. Тогда он работал лаборантом у профессора Штернберга. Она застигнула его, как раз когда он открывал дверь. Гигантский кулак швырнул его в коридор, а затем здание обрушилось над ним.

Портье тоскливо глядит на свой ножной протез, напоминание о том дне.

Тогда он познакомился с Нильсом Йенсеном. Он первым сообщил о несчастье, и его тормошащий голос положил начало сотням спасательных акций, чтобы смягчить последствия этого преступления. Да, предприятие пало жертвой преступления!

Самих виновников разыскали и осудили. Портье имел собственные соображения по поводу тех, кто стоял за ними. Он догадывался, где их следовало искать.

Но что Йенсен хочет здесь сегодня? Или что-то снова затеялось?

Тем временем Нильс Йенсен добрался до десятого этажа, сильным рывком перекидывает пыльное пальто через плечо и подходит к двери с табличкой «Секретариат».

В небольшом зале для заседаний совета за столом собрались пять человек, и склонились над чертежами и таблицами.

- Старт будет произведен в понедельник в пять часов двадцать четыре минуты межконтинентального времени с «Космос-1», - как раз говорит профессор Успенский, когда является Нильс Йенсен. – Я предлагаю прервать наше обсуждение на десять минут и дать господину Йенсену необходимую информацию. При этом вы сами сможете еще раз убедиться в том, что мы не ошиблись, выбрав его.

Нильс Йенсен с уважением приветствует пятерых человек, задачей которых является подготовка планомерного продвижения человечества во Вселенную. Он знает их всех: коренастого китайца Хо Чуна, который изучил магнитные поля галактики и тем самым открыл неожиданные новые пути для космонавтики; физика Горма Ангаарда, в голове которого родились планы первой фотонной ракеты, которую уже начинает строить в далеком Тибете самый молодой из пятерых, пятидесятилетний инженера профессора Усдиара; француза Лавуазье, не менее известного потомка великого Лавуазье, который в середине 18-го столетия впервые произвел кислород в чистом виде; и, наконец, профессора Успенского, председателя Совета, который известен как человек, участвовавший в создании тех огромных вычислительных машин и компьютеров и, которые, корректируя и преодолевая человеческие недостатки, сперва дали надежную основу космонавтике.

Эти пять ученых – душа и тело организации простирающейся на большинство государств Земли. Тысячи ученых, инженеров, техников и специалистов объединены в нее, все с одной целью: покорить космос, открыть человечеству новые источники энергии, новое сырье, новые возможности для жизни, и возможно, даже проникнуть в дальние солнечные системы.

- Господин Йенсен, - начинает профессор Успенский, - я попросил Вас придти сюда, потому что совет хотел бы поручить Вам задание, которое Вам по душе и за которые Вы – это мы знаем – точно охотно возьметесь.

Пятеро ученых немного смеются, когда они видят, как Нильс Йенсен напряженно устраивается в кресле поудобнее, и как его руки, покрытые ожогами, обхватывают подлокотники.

- Вы знаете сами, что необходимо сделать наши планы популярными среди многих людей на Земле. Нужно не только с научной точки зрения безупречно распространять знания о космонавтике и ее технических возможностях – с этим в достаточной степени справляются школы -, необходимо также быстро и своевременно, а значит всегда актуально изображать важные на данный момент меры и события точно, напряженно, увлекательно наглядно, словесно и письменно. Мы должны пробудить во всех сердцах восхищение исследованием космического пространства и прежде всего уважение перед теми отважными людьми, которые совершают отважные поступки. Мы должны пробудить интерес и участие в нашем большом намерении. Враждебные силовые группировки и входящие в них государства будут неверно представлять наши поступки, они будут пытаться лгать и исказить факты. То, что они не страшатся даже насильственных преступлений, мне Вам говорить не нужно.

Профессор Успенский проводит рукой по редким седым волосам. Сквозь очки с золотой оправой на посетителя смотрят добродушные, но строгие карие глаза, словно они хотят сказать: потерпи, мальчик мой, скоро ты узнаешь, что мы от тебя хотим.

- На высоте 6000 километров, − продолжает профессор, - вокруг нашей планеты вращается первая космическая станция Космос-1 с командой на борту. Она имеет неизмеримое значение для исследований. Эта станция одновременно является отправной точкой для дальнейших полетов пилотируемых ракет, следующей из которых должна быть лунная экспедиция, как вы знаете. Итак – а теперь будьте внимательны, господин Йенсен! Теперь ваша задача: Человечество, собственно, знает очень мало о Космосе-1 и о мужчинах и женщинах, которые там, в тяжелых условиях космоса при невесомости и постоянной угрозе космических снарядов, выполняют свою тяжелую, самопожертвенную работу. У этих людей нет времени для того, чтобы делать подробные сообщения, потому что каждый в отдельности занят всецело своими задачами. Поэтому совет решил, направить способного, - и при этом вокруг его глаз заиграли веселые морщинки, - умелого корреспондента на некоторое время на Космос-1, который должен передавать на Землю точную картину жизни и движение там наверху. И этим человеком будете вы, господин Йенсен, - Стойте, я еще не закончил...

Но Нильс вскочил. Его потаенное желание исполняется: Он должен отправиться на Космос-1!

Пятеро с улыбкой смотрят на молодого человека, который с трудом успокаивается и снова садится на место.

- Вы будете нести большую ответственность, - продолжает профессор. – Вы будете делать прямые трансляции с Космос-1 на наши станции на Земле. На экранах всего мира люди будут всецело доверять вам. Не разочаруйте этих людей, хорошенько подумайте, хотите ли Вы взять на себя эти задачи, и не забывайте о том, что человеческое тело подвергается в космосе тяжелейшим нагрузкам, которые могут вынести только сильные и, прежде всего, волевые натуры.

- Господин профессор, - восклицает Нильс Йенсен, - ничто не увлекало меня больше, чем это задание! Приму ли я предложение? Я горжусь Вашим доверием, и я не подведу вас. Это я вам обещаю. Когда начинать?

- Не так быстро, мой юный друг! – отмахивается профессор Успенский. – Сперва Вы должны пройти физические проверки. Кто знает, годны ли вы вообще для полета в космос? - При этом его глаза выдают ложь его слов. – От проверки психики, думаю, мы можем воздержаться. То, что у Вас есть все требуемые умственные и психические качества, Вы доказали во время катастрофы на заводе Дельта.

- Но подумали ли Вы о том, отпустит ли вас ваша маленькая подружка в столь долгий путь, месье Йенсен? – берет теперь слово маленький, неугомонный француз, а Горм Ангаард добавляет: «Не проявляйте самодеятельность, не удерите от нас; нам вовсе не хочется однажды получить ваши сообщения с Марса!»

Нильс Йенсен присоединяется к смеху других. Как бы ни была серьезна и рассудительна работа пятерых ученых, они могут понять энтузиазм молодого человека. Нильс вне себя от радости. Он хочет стартовать уже сегодня!

Ученые дает ему на дорожку хорошие советы, договариваются о времени проверок и старта, и профессор Успенский напоминает еще раз: «Работайте хорошо, господин Йенсен! От Вас зависит больше, чем Вы сейчас можете себе предположить. По прибытии на Космос-1 Вы получите от нас более подробные указания и для особых заданий.

Черный лимузин, скрипя тормозами, останавливается перед зданием CAV¹, общества космических полетов, в южной Калифорнии. Мужчина, который спешит вверх по ступенькам к главному входу, кажется вовсе не незнакомец, потому что привратник с уважением прикладывает руку к козырьку и затем открывает автоматический турникет, который делает невозможным неавторизованное проникновение.

Визитер, стройный, неброско одетый, темноволосый, вероятно за сорок, спешно проходит вереницу коридоров с бесконечными серыми дверями и затем распахивает, без стука, одну из них.

- Здравствуйте, мисс Перкинс, - обращается он к потрясающей красавице блондинке , которая, вздрогнув за своим письменным столом, прекращает свой маникюр. – Профессор Бёрнс на месте?

- Здравствуйте, мистер Грюнтерс, шеф здесь, но он в плохом настроении.

Мисс Перкинс на высоких каблуках и покачивая бедрами стелется к посетителю.

Тот, сегодня, кажется, не обращает никакого внимания на привлекательность секретарши. Он уже дошел до оббитой двери, открывает ее и исчезает за ней, а блондинка между тем разочарованно кривит рот.

Возможно, она бы проявила понимание к поведение мистера Грюнтерса, если бы была рядом свидетелем разговора.

- Я этого не понимаю, профессор! – как раз начинает Грюнтерс. – Вы уже давно должны были завершить подготовку! Через несколько дней с Космос-1 стартует «Луна». Нас снова обходят. Завтра последний срок, завтра «Феникс» должен улететь, иначе наш проект лопнет. Ускорьте подготовку! Вы должны стартовать завтра, профессор, понимаете: Вы должны!

Профессор Бёрнс усталым движением проводит рукой по густым волосам. Серые пряди в них делают его старше, чем он есть на самом деле. Его образ почти скрывается в кожаном кресле, в котором он сидит напротив своего посетителя. Тот протянул ноги на ковер и нетерпеливо барабанит пальцами по доске письменного стола.

- Вы недооцениваете трудности, майор Грюнтерс. – Голос профессора звучит раздраженно, - Хорошо Вам говорить с Вашим „должны“! Вы сами знаете, что запас топлива превышает допустимый максимальный вес. Если нам не удастся где-нибудь в другом месте достичь снижения веса, мы рискуем при возвращении затормозить недостаточно сильно. Что тогда может случиться, наверное, Вам ясно. Или Вы хотите ...

- Я ничего не хочу, понимаете Вы! – обрывает его Грюнтерс на полуслове. Он поднялся и шагает по комнате, от окна к стене с большим планом испытательного полигона, который находится недалеко отсюда на труднодоступном каменном плато. Его указательный палец стучит по карте.

«Вы стартуете завтра, профессор, все остальное меня не интересует!» И тише он добавляет, и профессор читает угрозу в его глазах: «Ваши способности достаточная гарантия для нас».

Бёрнс хочет вспылить, но властный жест майора еще раз обрывает его. – Уберите резервные топливные баки, это почти 1000 килограмм, и – ах что, - прерывается он, - Вы же специалист! Вы сами знаете лучше меня, что возможно. CAV в любом случае необходимы радиосообщения уже во время деятельности космического корабля на Луне. Стратегически они крайне важны, и – Вы американец, профессор Бёрнс! - Возвращение это совершенно другая статья! Итак: Ваши три инженера Уилкинс, Шеппард и Стоунс полетят завтра. Вы сами рассчитали этот момент времени как самый выгодный. Я думаю, мы поняли друг друга. Good bye, профессор, до завтра!»

Дверь захлопнулась уже несколько минут назад, но профессор Бёрнс не движется с места. Внутри него кипит работа. Его дрожащие ресницы выдают его волнение. До этого момента он всегда делал свою работу с определенной радостью. Он исследователь и рассматривает решение проблемы полета к Луне ракеты с экипажем на борту как задачу своей жизни.

- Сообщения для них важнее, чем люди, - Бёрнс рассержен. – Оставить резервный топливный бак! Это похоже на них!"

И снова он погружается в раздумья. Вдруг он вскакивает. Ему в голову пришла мысль, неслыханная и рискованная, и все же ему кажется, словно она уже давно дремала в его подсознании. «А что, если . ..?» Но сразу же он снова отбрасывает эту мысль. Нет, риск слишком большой! За себя он не боится, но других людей он не может понапрасну подвергать опасности. Но затем он бежит к письменному столу и погружается в расчеты. Спустя полчаса он бросает ручку обратно в чернильницу. Пока он ходит быстрыми шагами туда-сюда по комнате, он бормочет: «Так точно, мистер Грюнтерс, Феникс стартует завтра. Но с командой не из трех человек, а из двух. А профессора Бёрнса, мистер Грюнтерс, завтра вечером Вы будете напрасно искать на Земле!»

Нильс Йенсен осторожно отталкивается от наружной стенки Космос-1 и – парит в пустоте.

Чувство бесконечного одиночества охватывает его. Он чувствует, как леденящая подавленность стягивает его сердце и затрудняет дыхание. Как часто он возражал себе прежде, что с ним собственно ничего не может произойти! Защитный костюм тщательным образом проверен, страховочный трос, который связывает его с космической станцией, делает невозможным, чтобы он улетел в непроглядное, бесконечное космическое пространство, и кроме того он может с помощью индивидуального реактивного двигателя выбрать любое желаемое направление. По рации у него в любое время есть связь со своими товарищами. В сущности, что может ему помешать?

- Значит тройная защита, - думает он, и подавленность медленно тает и позволяет ему в первый раз осмотреться и сориентироваться.

Под ним простирается зияющая пустота космоса с тысячами тысяч звезд. Невольно он усмехается. «Внизу хорошо», - думает он. Он парит в самом центре в этом одиночестве, она окружает его со всех сторон, и лишь Земля, этот массивный, слабо светящийся шар там, задает ему направление.

А станция? Правильно, куда она подевалась?

После нескольких судорожных плавательных движений картина сдвигается. Земной шар снова медленно уходит вниз, и в поле его зрения попадает Космос-1.

Словно гигантское колесо с четырьмя спицами, на расстоянии вытянутой руки, станция висит над ним. Там где появляется Солнце, ослепительно ярко блестят внешнее кольцо и центральный шар, неосвещенные части остаются почти невидимыми, сливаясь с мраком. островок в космосе вращается вокруг своей оси с небольшим ускорением и таким образом создает искусственную гравитацию, которая делает жизнь в ней более или менее сносной.

- Нет ничего хуже этой невесомости, - думает Нильс. – Ты думаешь, что падаешь и все же продолжаешь парить в воздухе. Ничто не постоянно и ни в чем нельзя быть уверенным, и лишь осознание того, что рядом другие люди, немного успокаивает.

- Опля, мальчик мой! Думал, ты замечтался! – предостерегает он сам себя. – Я только сейчас начал понимать, как опасна космическая болезнь.

И ему приходится силой возвращать себя к реальности и осознать, зачем он собственно парит здесь снаружи в пространстве.

Нильс знает, что космическая болезнь или космический адаптационный синдром, как ее называют врачи, прежде наблюдалась лишь в отдельных случаях. Она выражается в спаде реакционной способности мозга. Тело расслабляется, освободившись от земных законов, мозговая деятельность убывает, и человек засыпает. Врач станции дал Нильсу таблетку, которую он держит под языком. Он разрывает пластмассовую капсулу и проглатывает горькое содержимое. Космическая болезнь прежде возникала лишь у людей, которые двигались в свободном пространстве; на самой станции или в космическом корабле она еще никогда прежде не наблюдалась.

- Вот, поэтому тройная защита, - думает Нильс.

- Алло, алло, - вдруг раздается в его наушниках.

- Нильс Йенсен, ответьте! Говорит Космос-1. Космический корабль с Земли совершит посадку через две минуты. Отойдите на 500 метров от станции в направлении созвездия «Лебедя»!

- Есть! – лишь коротко отвечает он и нажимает на кнопку реактивного двигателя. Оттуда вырывается слабая струя огня. Йенсен медленно отдаляется от станции и начинает готовить к съемке свою стереокамеру, чтобы снять прибытие космического корабля на I. Чувство гордости и немного тщеславия охватывают его: он, Нильс Йенсен, будет первым человеком, который снял фильм во время свободного парения в космосе!

Однако было нелегко получить у профессора Козлова, руководителя космической станции, разрешение на это. Но, в конце концов, Йенсен все же убедил профессора в том, что при надежных мерах безопасности вряд ли что-нибудь может произойти и то что такое событие не должно утаивать от людей на Земле.

Но прежде всего – и это, пожалуй, переубедило профессора – снятая на пленку посадка могла бы принести некоторые интересные с научной точки зрения новшества.

Неожиданный толчок во второй раз прерывает размышления Нильса Йенсена: размотался страховочный трос.

- Господи, ну соберись же ты теперь, наконец! – ругал он самого себя. Конечно, он забыл вовремя затормозить. И его бы без сомнения унесло бы еще немного дальше, если бы его не удержал трос.

- Такой космической прогулке тоже нужно поучится, - усмехается он, но сразу после этого он начинает ворчать:

«Могли бы дать мне трос и подлиннее! Он же слишком короткий! Отсюда съемка будет недостаточно эффективной.

Или, может быть, мне опозориться?

Нет, нет, дорогие мои, халтуры не будет! В конце концов мне нужны разные наводки на фокус, если фильм должен получиться интересным. Что может произойти, если я проплыву еще немного дальше без страховочного троса? Индивидуальный реактивный двигатель быстро вернет меня обратно. В крайнем случае я могу позвать на помощь по радио».

И Нильс Йенсен уже нарушает дисциплину.

Бледный, отливающий серебром свет пробивается сквозь деревья старого парка, в котором расположилась обсерватория. Луна завершает фазу последней четверти. Ее сияние освещает темноту июньской ночи и создает миротворное сказочное настроение из света и теней.

По извилистой дорожке, усыпанной гравием в ночной тишине идут две девушки. Одна держит другую под руку, после оживленной беседы они погрузились в молчание.

Петра Норштедт, самая молодая из двоих, мысленно еще продолжает только что законченную беседу. Вся история началась, собственно, шесть лет назад на биологическом конгрессе, в котором она смогла принять участие вместе со своим профессором Виндерлихом в знак признания ее успешных опытов в области искусственной подпитки растений. После своего участия в дискуссии она познакомилась во время перерыва с Нильсом Йенсеном. Вообще-то она не выносила любопытных журналистов, но этот бодрый молодой человек понравился ей. Она и сейчас еще не может понять, почему она тогда совсем против своей привычки рассказала даже о своих сокровенных планах на будущее. Хороший парень, этот Нильс, сочла она. Если бы он вдруг не стал таким скептичным, когда она рассказала ему о своей мечте, однажды разводить цветы в растворе на Луне в космических условиях! Присмотрела ли она уже садовника, спросил он с улыбкой, ведь скафандров ее размера точно нет в продаже. Она докажет ему!

- Ну, малышка, все еще думаешь о своем неуловимом репортере? – возвращает ее к реальности голос Сони. Соня Фишер, стройная, спортивная и живая, пожимает руку Петры. – Не волнуйся! Твой Нильс должно быть уже на Космосе-1 и проносится со скоростью восемь километров в секунду вокруг нашей планеты.

- И все же он хороший парень, - отвечает Петра.

- Ну, конечно, как я могла в этом усомниться.

Возможно дошло бы до словесной перепалки о чертах характера репортера, если бы в этот момент из ночных сумерек не выплыла обсерватория. Словно спящий громадный зверь, сидящий перед ними, и лишь желтовато мерцающее окно выдает в нем признаки жизни. Башня возвышается над деревьями словно горб. Бесшумно движется купол. Из него в темноту неба прорывается беспристрастный взгляд, невидимые волны устремляются к старому спутнику Земли, ощупывают каждый уголок, поднимают завесу над его тайнами и приносят весточку внутрь башни.

Соня и Петра идут по слабо освещенному коридору в башню. После того, как они поднялись по двум широким каменным лестницам, перед ними открывается квадратное помещение, в котором справа стоит полукруглый пульт управления. Противоположную стену закрывают множество экранов метровой диагонали, матовое стекло которых мерцает в свете люминесцентной лампы. В левом дальнем углу этой центральной можно увидеть наполовину задвинутую в стену дверь кабины лифта, на котором можно почти мгновенно добраться в купол башни к астрономическим приборам. Петра знает с прежних визитов, что астрономы редко проводят свои наблюдения непосредственно в куполе. Это еще повсеместно встречается; но здесь вся система телескопов, рефракторов и рефлекторов управляется и направляется с пульта управления центральной, а устройство передачи позволяет проводить наблюдение с различных экранов.

Когда входят Соня и Петра, дежурный астроном поднимается с места. Еще совсем молодой человек со слегка поседевшими висками, сидит за столом и идет им навстречу.

- Пришла смена, коллега Петерс, - приветствует его Соня. – Что делает человек на Луне? Все еще не нашел себе жену?

- Вы не поднимаетесь, и, он пожалуй навсегда останется холостяком, - улыбается Петерс. – Так или иначе, меня его выбор обижает, - добавляет он тише.

- Опля, такого нежного признания я от Вас не ожидала.

- Но почему же, - искусно парирует он, - мир и наша обсерватория стали бы беднее на хорошую женщину-астронома. Было бы жаль, не правда ли?

Соня лишь смеясь грозит пальцем, тут же подозрительно склоняется над пультом управления и становится объективной.

- Наш большой радиотелескоп значит снова исправен, как я вижу.

Петерс подошел к ней.

- Да, наш циклопический глаз снова может видеть. Хорошо, что ущерб удалось устранить так быстро. Вы же знаете, скоро стартует экспедиция на Луну, а там нужно иметь хорошую видимость.

Петра вмешивается в разговор.

- Это я не совсем понимаю. Еще в школе я учила, что радиотелескоп может принимать только электромагнитные волны и может передавать как акустические сигналы или звуки или контурное изображение.

- Вас правильно учили, фройляйн Норштедт, - объясняет Петерс, - только с тех пор прошло пять-шесть лет. За это время радиолокационная техника усовершенствовалась настолько, что мы можем не только принимать, но и отправлять при помощи нашего циклопьего глаза, как мы его в шутку называем. При этом, луч, так же как в радаре, отраженный луч ловится, корректируется – следовательно в какой-то мере очищается – и становится видимым.

- Правда этот метод применим пока что к небольшим расстояниям – примерно до Луны, - критично замечает Соня. – Тем не менее, мы получаем изображение, которое не уступает по резкости изображению, полученному с помощью зеркального телескопа. Мы можем получить из него даже более сильное увеличение.

- Это действительно великолепное открытие, - задумчиво говорит Петра. – То, что в старым телескопам задают границы в увеличении их линзы и зеркала, я понимаю. Или пришлось бы делать большие линзы побольше, а это становится все труднее. Но здесь ... тогда же можно было бы ... тогда бы это был новый, еще более хороший путь.

Петерс удивлен тем, как быстро биолог сделала свои выводы. «Вот это я называю сообразительностью! Вы развили совершенно правильную мысль. Теоретически, увеличение у этого нового прибора неограниченно. Это лишь вопрос интенсивности излучения и соответствующего усиления при визуальном выявлении вернувшихся волн.

- Знаешь, Петра, - делает критичное замечание Соня, - Разница по сравнению с телескопом такая же большая как между линзовым телескопом и телескопом электронным, который около сорока пяти лет назад был сконструирован немецким физиком Манфред фон Ардена.

- Сравнение, конечно, хромает, - кипятится Петерс, - но все же в нем есть доля истины.

Петра в восторге: «Какие возможности это открывает! Наверное, через несколько лет или десятилетий в новый прибор можно будет наблюдать планеты ближней солнечной системы, словно их отделяют от нас не световые года, а всего лишь несколько километров.

- Вы правы, - говорит Петерс. – Человеческое познание безгранично. Тот, кто как и мы может жить в нашем новом мире в созидательном обществе, для того подобные перспективы в порядке вещей. – Но теперь я хочу попрощаться, иначе я могу остаться сразу же до следующей смены.

Когда девушки остаются одни, Соня нажимает на кнопку на пульте и говорит в микрофон: «Двадцать два часа тридцать одна минута. Говорит Соня Фишер. Смена астронома Петерса произведена согласно распорядку. Продолжаются фотографические наблюдения двойной звезды R6 семнадцать-двадцать пять. Никаких особых происшествий!»

- Так, говорит она, после того, как выключила магнитофон, - теперь у нас есть пятнадцать минут времени, прежде чем я должна буду сменить кассеты с пленкой.

- Тонкая вещица, такой магнитофон, - считает Петра. – Я тоже буду использовать такую в моих опытах с растениями.

- Да, прежде всего отпадает нудная писанина. В течение дня пленки анализируются и сокращаются до главного. Так можно обойтись без гор протоколов. - впрочем, тебе сегодня повезло, милая моя, - продолжает Соня. – Большой радиотелескоп свободен. Я хочу тебе показать кое-что, что ты еще никогда раньше не видела. Это значит – вообще-то установка предназначена только для исследовательских целей, но потому что сегодня такая хорошая видимость и ты так редко приходишь ко мне, я рискну.

- Лучше не делай этого, Соня, - просит подруга. Но Соня уже стучит обеими руками по пульту управления. При этом ее лицо стало строгим. Тонкие губы сжаты, локон каштановых волос упрямо спадает ей на лоб. Сейчас она всецело ученый , сосредоточена целиком на своей задаче.

Раздается слабое жужжание, и Петра чувствует легкую вибрацию даже в своем мягком кресле. Кажется, что она исходит от стен. Медленно гаснет свет. Лишь шкалы на приборах панели управления сияют призрачным зеленоватым свечением, в котором из темноты словно яркое пятно появляется лицо Сони, бледное и исполнено странной, чужой красотой.

- Она действительно прекрасна, - думает Петра, - и кроме того, милый, радостный товарищ!

Вдруг из темноты вырезается ярко светящийся прямоугольник. На стене начинает мерцать экран. На нем мерцают вспышки и снова пропадают. Площадь экрана заполняет колыхающаяся, взболтанная клокочущая масса сверкающего света, так что ослепленной Петре приходится закрывать глаза. Когда она снова открывает их, изображение снова четкое и ясное. Она смотрит на странный, нереально желтый ландшафт.

- Луна!

- Да, Луна! – Соня радуется. – Так близко ты ее точно никогда не видела, не так ли! Разумеется это всего лишь крошечный отрезок ее поверхности. Ты сейчас видишь его словно с расстояния в 800 километров. А на самом деле нас отделяют от него 380 000 километров.

- Что сейчас показано на этой картинке? – заинтересованно спрашивает Петра.

- Это мощные кольцевые горы примерно в середине лунного диска вокруг кратера Птолемея.

Соня стучит по регуляторам и кнопкам, и изображение сдвигается. Петре кажется, словно она смотрит в иллюминатор космического корабля на кратерный лунный ландшафт, который медленно проплывает под ними. Появляются лунные Апеннины. Соня знает кратеры и моря по названиям: «Море Влажности, Океан Бурь, сияющие кратеры Кеплера и Аристарха²».

- До всего рукой подать, - восторженно удивляется Петра. – Знаешь, Соня, поверхность Луны похожа на поверхность густого пюре, в которое бросают большие и маленькие камни и которое затем вдруг застывает.

- Примерно так и могло быть, - отвечает Соня. – Не окруженная защитной оболочкой вследствие своей низкой силы притяжения, она подверглась космическому холоду, равно как космическим обломкам, которыми она беспрестанно бомбардируется – как никак со скоростью шестьдесят-семьдесят километров в секунду. Это могло привести к таким формам. Но это, конечно, всего лишь теория, хоть многое и говорит в ее пользу. Луна, пожалуй, откроет свои тайны только когда люди попадут на нее.

- Да, а разве так уж много загадок осталось? - удивленно спрашивает Петра. –Но там наверху уже спускались дистанционно управляемые луноходы и передавали по радио изображения на Землю.

- Ты смотри, а ты в курсе дела. А я думала, что ты настолько погрузилась в мир своего искусственного разведения цветов, что ничего вокруг себя не замечаешь.

Петра протестует.

- Ну, послушай! В конце концов, мы живем в космический век – и с подружкой - одаренным астрономом ...

- Как приятен мне твой цветущий комплимент! – с издевкой отвечает Соня. – Но серьезно, Петра: лунные загадки еще долго не будут раскрыты, потому что луноходы не могут проникнуть в кратеры и трещины на километровую глубину, а там наверняка находится большая часть загадок, добравшись до которых мы поймем, населяли ли Луну живые организмы или возможно и по сей день скрыты там внутри.

- С чего ты это взяла, Соня? Это звучит, пожалуй, немного утопично.

- Ты считаешь? А как ты объяснишь, что каких-то двадцать лет назад кратер Алхацен сорока километров в диаметре вдруг бесследно исчез и то, что на основании кратера Платона появилось множество маленьких кратеров, несмотря на то, что Луна на протяжении тысячелетий полностью остыла?

- Но, - возражает Петра, - это могло быть вмешательство из космоса – ну, скажем, осколки диаметром в километр, которые упали на Луну и конечно же там кое-что изменили. Но то, что в этой пустыне могут существовать живые существа без защитного слоя атмосферы – нет, в это я не верю.

Соня не сдается.

- Так, - говорит она, - а то, что время от времени в нескольких лунных кратерах появляются изменчивые зеленые пятна и в определенных областях образуются белые облака – как ты объяснишь это, уважаемый биолог?

- Действительно? – удивляется Петра. – А есть такое?

Соня в гневе. «Но послушай! Если я тебе это …»

- Стой! – вдруг между тем кричит Петра и вскакивает с кресла. - Там – ну посмотри же – посмотри же, Соня! Самолет – нет, космический корабль – космический корабль на Луне!..

- Но Петра, тебе привиделось, - считает рассудительная Соня, - откуда сейчас там взяться космическому ...

На самом деле! Сейчас и она заметила. Это невероятно! Девушки не сводят взгляда с экрана. Там на границе света и тени, крошечная, выделяется сияющая серебристая точка, которая медленно движется. Резкими движениями Соня вращает регуляторы. Гудение усиливается. Она переходит на максимальное увеличение. Становится видимым край Луны, und прямо над ним в темноте космоса вспыхивает объект. Но не успевают девушки осознать это, как он скрывается за Луной.

Незадолго после того, как Нильс Йенсен отцепил страховочный трос, транспортная ракета приближается к космической станции словно комета с синевато-красным огненным шлейфом.

Ярко освещенный солнцем, она растет с каждой секундой. Приближаясь, она замедляет свой темп и все больше синхронизирует скорость со скоростью станции.

Сейчас уже можно различить ее сигаровидную форму, и затем ее тонкий серебристый корпус медленно движется носом в открытый люк Космос-1, словно в разинутую пасть хищной рыбы, которая проглатывает своего меньшего по размерам сородича.

Лишь реактивный двигатель еще находится вне отверстия, когда стальные перегородки автоматически сходятся вокруг корпуса ракеты со всех сторон и герметично закрывают люк.

Маневр посадки удался.

Уже работают насосы, закачивают воздух в посадочную камеру, и внешняя дверь сдвигается в сторону.

Собралась вся свободная от дежурства команда Космос-1 и приветствует гостей с Земли.

И тут случается это:

Раздается оглушительный звон, взвывают ракетные двигатели, станция дрожит по всем швам, мощный рывок швыряет каждого, кто не держится, в стену.

По динамикам, установленным во всех помещениях центральная сообщает: «Маневр расхождения из-за опасности столкновения с метеоритами, которые пересекают траекторию Космос-1. Опасность уже миновала. Через две минуты снова установится нормальный режим».

Но это не совсем так. На мостике, округлом помещении с огромными окнами из специального стекла, главный инженер Петр Кузьмин и дежурный техник проверяют аппаратуру.

- Реактивный двигатель I в порядке, II и III тоже! – сообщил человек за пультом управления.

- Гелиоустановки работают нормально! – следует подтверждение второго.

- Радары I и II вышли из строя, III работает нестабильно!

- Есть!

Петр Кузьмин подходит к пульту управления. Он двигает рычаги и переключатели. Экраны двух радаров безмолвствуют, на третьем вспыхивают яркие, нечеткие пятна.

Петр сильно морщит лоб. Радарные установки – защитный щит станции –которые показывают каждую приближающуюся опасность на несколько тысяч километров и автоматически предпринимают маневр расхождения Космос-1 посредством компьютера, нарушены. Задето одно из жизненно важных мест этого огромного механизма.

Петр Кузьмин действует решительно: «Отдайте приказ: аварийной команде I немедленно приготовиться! Надеть защитные костюмы! Проверить радарные антенны I, II и III!»

Пока передается приказ, в помещениях вспыхивает красный свет и динамики передают распоряжение, инженер Кузьмин задает вопрос, как того и требуют инструкции: «Кто-нибудь работает снаружи?»

Ответственный за рацию техник бледнеет. Об этом во всеобщем волнении он больше не подумал!

- Нильс Йенсен! – вырывается у него.

Петр Кузьмин на мгновение словно застыл на месте.

Вот те на! Человек находится снаружи, а об этом думают только сейчас!

- Включить РЛС кругового обзора! – кричит он. – Переходите на связь!

Черт возьми, этого еще не хватало! Он оттесняет техника в сторону, сам управляется с прибором.

На экране появляется черное небо, бесчисленные звезды движутся мимо, земной шар перемещается по плоскости экрана. Три пары глаз напряженно вглядываются в мерцающий космос.

- Вот он! – кричит один. Но нет, там ничего нет. Но там, страховочный трос! Освещенный Солнцем, он висит немного изогнутый в пространстве. Словно светящаяся стрела длиной пятьсот метров он указывает в темноту Вселенной.

А конец троса – пуст.

В тот же момент, когда они делают это ужасное открытие, молчание нарушает растерянный голос радиста.

- Нильс Йенсен не выходит на связь...

У Нильса Йенсена во время прибытия транспортной ракеты была пропасть дел. Он погружен с головой в свою стихию. Временами он даже забывает, где находится. Камера снимает и световыми сигналами – ведь акустические сигналы не могут подаваться в безвоздушном пространстве – дает сведения об использованной кинопленке. Он наговаривает свой искрометный репортаж через ларингофон³ - он действительно захватывающий и выразительный, он сам это чувствует -, который одновременно фиксируется на движущейся пленке. Несмотря на то, что скафандр лишь незначительно нагрелся, Нильс вспотел. Делать три вещи одновременно не так просто: управляться с камерой, наговаривать репортаж на пленку и одновременно обращаться с индивидуальным реактивным двигателем. Поистине дело нелегкое!

Словно блуждающий огонек, он зигзагообразно движется по пространству, и когда он смотрит на станцию как на неподвижную точку, он то над, то под, то в стороне от нее.

Поначалу индивидуальный реактивный двигатель доставляет ему трудности, не всегда он приводится в движение в желаемом направлении. Порой он вращается вокруг собственной оси и вынужден судорожно барахтаться словно пловец, чтобы принять правильное положение.

Это злит его, ведь таким образом он пропускает иной раз мотив для своей камеры. «Ничего», - наконец думает он, - «Люди на Земле должны лишь узнать, что такой полет в пустое пространство тоже имеет свои трудности и ему нужно научиться», и он добавил эти мысли к сказанному на пленке.

Так это будет забавная, неоднократно прерванная стонами и сердитыми репликами, но оживленное описание его впечатлений.

Он почти готов – транспортная ракета уже почти прошмыгнула словно насекомое в защитную оболочку станции, - когда случается это.

Его сначала вовсе не удивляет то, что Космос-1 так сильно отбрасывает в сторону и, он заметно отдаляется от него. Он скорее думает, что слишком сильно надавил на кнопку индивидуального реактивного двигателя и теперь сам улетает от станции.

Но когда он видит, как из сопла вырывается огненное зарево отработанного (сожженного) топлива – собственно, почему он не заметил раньше? -, он становится беспокойным. Должно быть с Космос-1 что-то произошло.

Почему этот уклонительный маневр? Холодный ужас передергивает его, и холодок пробегает у него по спине.

Космические обломки приближаются к станции! Поэтому этот уклонительный маневр! Он мгновенно реагирует. Он дает толчок, и с постоянно растущей скоростью он устремляется в пустоту бесконечного пространства.

- Только прочь, - думает он, - прочь отсюда!

Но уже слишком поздно.

В нескольких метрах перед его глазами мелькает небесное тело. Лишь подобно молнии, но он все же успевает рассмотреть каменный осколок размером с человеческий рост, многократно зазубренный. Он получает сильный удар по гермошлему, так что у него закружилась голова.

- Все, прошло…, - еще думает он, после этого он больше ничего не помнит. С растущей скоростью его безжизненное тело летит по Вселенной. Кулак, словно застывший в судороге, лежит на кнопке индивидуального реактивного двигателя.

Звуки первой симфонии Шостаковича напоминают маленькую комнату, вылетают через открытое окно в ночную тишину. Ночные бабочки порхают в свете, который льется из комнаты и притягивает маленькую живность. В свете лампы сидит Соня Фишер, удобно откинувшись в кресле, и слушает прелестную музыку.

Так она любит проводить свои свободные от службы вечерние часы: расслабившись и отрешившись от всего предаться музыкальным творениям великих мастеров.

В комнате уютно, и Соня удобно растянулась в мягком широком кресле.

Сегодня она, правда не целиком, отдана музыке. Она думает о Петре, которая уже наверняка прибыла на Космос-1. Только вчера вечером она попрощалась с ней, Петра еще не может продолжить свои опыты с растениями на орбитальной станции!

Соня радуется вместе с подругой.

События в последние дни развивались очень быстро. Петра три недели назад, замещая свого шефа, профессора Виндерлиха, чьей ассистенткой она работала, рассказывала на биологическом конгрессе об их совместных трудных экспериментах по выращиванию растений, которые нужно подпитывать только растворами и которые при благоприятном облучении показывают быстрый рост. Многие ученые подвергли сомнению ее успехи. А затем ей, благодаря ее упорству и систематической основательности, удались последние опыты.

Через три дня Совет по космонавтике пригласил Петру продолжить ее эксперименты в условиях, которые царят в космосе, на Космосе I.

То, что это удача особой важности, Соня поняла сразу. Необходимо же обеспечить снабжение команды Космос-1 продуктами питания, чтобы сократить дорогостоящую транспортировку с Земли.

Ее маленькая изящная Петра вошла в ряды космонавтов! Соня все еще не может осознать это. Какой бы она не могла порой быть энергичной, пожалуй, не ее работа проноситься там поверху на относительно меленьком хрупком островке. Нет, она лучше останется на Земле и будет смотреть на звезды через рефрактор.

Как же все-таки уютна ее маленькая комнатка, которую она так прекрасно обставила.

Помирились ли снова Петра и Нильс? Петра должно быть уже десять часов там наверху.

Соня все больше теряется в своих снах и представляет себе, что было бы дальше, когда вокруг обрывается музыка, и она вырывается из своих мыслей.

- «Внимание! Внимание!

- Attention! Attention!

- Achtung! Achtung!

- Uwaga, uwaga!

Говорит международная радиостанция! – голос диктора звучит ужасно серьезно. – Дорогие слушатели! Мы прерываем нашу передачу, чтобы сделать важное сообщение. Пожалуйста, включите ваши телевизионные приемники! С вами будет говорить руководитель космической станции Земли профессор Козлов, непосредственно с Космос-1.»

Одним прыжком Соня проследовала к телевизору.

На экране появляется слегка наклонившийся вперед известный ученый. Перед приемниками Вов всем мире в эту секунду сидят люди и напряженно ждут послания из космоса.

В типографиях газет редакторы новостей остановили печатные станки. Первую страницу придется набирать заново. Телетайпы остановились. Записывающая аппаратура бездействует.

Профессор Козлов склоняет голову в знак приветствия. Тысячи телевизионных экранов передают это приветствие.

- Друзья мои, - затем начинает он, - Сегодня я пришел к вам с печальным известием из космоса. Мне совсем не хочется делать это, и все же мой долг сообщить вам об этом. Прорыв в космос принес первую жертву.

Он делает паузу, прежде чем называет имя.

- Во время съемки за пределами станции корреспондента Нильса Йенсена унесло в космическое пространство, и он бесследно исчез.

Соня с криком вскакивает. Она уставилась на изображение говорящего, словно не поняла.

Нильс, Нильс Йенсен, этот жизнерадостный парень …? Она не может поверить в это.

Она больше не слышит, что говорит профессор: о потоке каменных осколков, от которых пришлось уклониться космической станции, о выходе из строя радаров, с помощью которых с легкостью можно было бы снова определить местоположение Нильса, о судорожных поисках, мучительных расчетах, исчерпании всех возможностей – и о неудаче всех мер.

Кислорода Нильсу Йенсену хватит на десять часов. Они истекли.

- Мы будем чтить его память.

Профессор поднимается и молча замирает на месте. Мир скорбит об одном из своих героев.

Затем печатные станки продолжают работу, телетайпы тикают, чтобы передать сообщение всем.

- Бедная Петра! – думает глубоко потрясенная Соня, и слезы выступают у нее на глазах.

В безмолвном, необъятном космосе в глянце миллиардов мерцающих звезд проносится тело Нильса Йенсена. Уже несколько часов.

Долго, долго еще он будет так устремляться вперед, безмолвно, пока он, наконец, не попадет в поле притяжения другого небесного тела, возможно планеты или даже Солнца – и его одинокое странствие закончится. Но – действительно ли с ним все покончено?

Скрюченное тело движется. Нильс Йенсен приходит в себя из глубокой потери сознания и вытягивается.

Где он? Что произошло?

Проходит несколько минут, прежде чем он понимает, где находится. Голова гудит, словно хочет разорваться, и мысли не желают приходить в порядок. Но затем память постепенно возвращается.

Он попал на траекторию каменных обломков, и какой-нибудь такой космический бродяга должно быть, просвистел совсем близко от него. Да, лишь просвистел, ведь иначе он был бы не жилец.

Сколько времени он мог пробыть без сознания? Может одну минуту? Или полчаса?

Он вспоминает о станции. Верно, где же она? Он делает несколько судорожных плавательных движений и, таким образом, вращается вокруг своей собственной оси – Космос-1 исчез.

Вокруг ничего, кроме сверкающих звезд и темноты! Далеко в недостижимой дали парит слабо светящийся шар: Земля.

Он почти что не нашел ее, такой маленькой она кажется в сиянии других небесных тел. И тут его рассудок одним махом проясняется. Только сейчас он осознает свое безнадежное положение: он отдаляется – вероятно со стремительной скоростью – все дальше от Земли. И сколько часов он уже летит? Куда ему повернуть обратно? И как? Индивидуальный реактивный двигатель выгорел; во всяком случае он больше не функционирует. Рация, должно быть, неисправна: ни звука, ни даже шороха не слышно в наушниках.

- Такая, значит, твоя смерть! – думает он, - Мог ли ты мечтать о том, чтобы однажды лететь в этой темноте, бесконечно, вечно.

Насколько еще хватит кислорода? Тогда все закончится!

Он не боится этого. Ему лишь жаль, очень жаль. Какие планы он строил на будущее, какие еще задачи ставил перед собой!

И о Петре Норштедт он думает. Как он ее недооценивал! Лишь на Космосе I он понял, как ценны ее эксперименты, сколько стараний, упорства и уверенности свойственны этой исследовательской работе. А он обидел ее, тем что осмеял ее труд. В споре они разошлись. Если бы он смог снова все уладить, чтобы она сохранила о нем хорошую память!

Он не чувствует никакой боли. Ему, пожалуй, так легко и комфортно, как он редко чувствовал себя. Только дыхание дается ему с трудом. Кислород скоро закончится. Не конец ли это уже?

У него есть время, чтобы на досуге посмотреть на звезды. Не замутненные вуалью атмосферы, они светятся и мерцают из темноты миллионами огней.

Вселенная прекрасна, ужасно прекрасна. Сколько еще загадок скрывает она от людей! Когда они смогут посетить одно из этих бесконечных солнц, к которым свет прокладывает самый ближайший путь, на который требуется четыре с половиной года?

Разве это не Орион, самое красивое созвездие, которое он знает, на которое в ясные ночи смотрел еще ребенком? Тогда он хотел однажды полететь к звездам. А сегодня …

Если бы дыхание не было таким затрудненным! А, правильно, кислород заканчивается.

Он видит себя совершенно отчетливо ребенком, стоящим возле окна ловящим рукой сверкающие огоньки на небе. Разве это не Космос-1, совсем рядом с ним? И Петра Норштедт стоит в открытом люке и машет рукой. «Ты замерзнешь без скафандра!» хочет крикнуть он, но приятная усталость охватывает его. Еще раз он выпрямляется. Его взгляд обращен к Ориону. Но он его не видит. Его сознание замутняется. Все сверкающие звезды погасли.

Но он не так уж и одинок. На расстоянии в несколько тысяч километров от него летит другое тело в пустоте космоса. Его траектория проходит почти параллельно с траекторией репортера. Это не один из беспорядочно блуждающих каменных обломков, это управляемый разумными существами космический корабль.

Космолет непрерывно отправляет пеленгующие лучи. Они пролетают по космосу со скоростью света, и где наталкиваются на препятствие, сообщают об этом.

Несмотря на то, что Нильса Йенсена несет через темноту на большом отдалении, его охватывают ощупывающие волны. Они сообщают, что тело должно пересечь траекторию космического корабля. Это побуждает неизвестных существ к действию.

Космический корабль приближается под острым углом. Регулируя скорость, он подходит на небольшое расстояние. Нильс Йенсен попадает в магнитное поле корабля и мощным силовым потоком притягивается к обшивке космолета. Захваты, которые размахивают снаружи, хватают его и доставляют через шлюз внутрь.

Когда Нильс Йенсен на несколько секунд приходит в себя, он видит склонившееся над ним странное существо. У этого существа сильно выдающийся вперед череп с высоким, мощным лбом. Зеленые, светящиеся, раскосые глаза проницательно смотрят на него. Узкий рот с коричневыми губами улыбаясь формируют странные, приятные звуки.

Кто ты? – хочет крикнуть Йенсен, но немощно опускается назад. Затем вокруг него надолго опускается ночь.

Профессор Бёрнс вздыхает. Теперь худшее позади! Он чувствует себя легким и свободным после этого страшного давления, которым сопровождался старт Феникса. Он обращается к человеку, который откинулся в кресле рядом с ним. По своему телосложению сильный и костлявый, он кажется перенес ускорение лучше, чем Бёрнс.

- Как Вы себя чувствуете, Шеппард?

- Спасибо, профессор, - следует равнодушный ответ, - не могу жаловаться! До этого во время старта было немного неприятно.

Бёрнс проверяет приборы. Они работают без нареканий. Делать, собственно, ничего не нужно. Автоматическое управление удерживает ракету на заранее рассчитанном курсе.

Вздох облегчения Профессора Бёрнса относится не к удавшемуся старту. Он также рад, что ускользнул от постоянных надоеданий майора Грюнтерса хотя бы на некоторое время.

Он ученый, а не политик. Какое ему дело до забот Грюнтерса! Его задачей было построить Феникс. Хорошо, он его построил, но ему совсем не нравилось то, что с него не спускали глаз и предъявляли требования, которые он, как ученый не мог понять и признать, - и уж совсем постоянное подгоняние и сокращение сроков.

Было нелегко провести майора, а вместе с ним и всемогущих заказчиков. Он, профессор, охотнее всего, пока ракета летит к Луне, начал бы строить большую по размерам и более мощную ракету. Но Феникс, его творение, передать в чужие руки? Этого он не мог сделать. Он слишком прикипел душой к Фениксу. Только он знает каждую деталь, каждый уголок этого сложного механизма.

Конечно, инженеры Шеппард, Уилкинс и Стоунс хорошие специалисты, но душа всего – он, Бёрнс. Уилкинса было легко убедить отказаться от полета, но со Стоунсом было посложнее. Он зависел от Грюнтерса. Но опасности полета, которые ему сухо описал Бёрнс, и содержимое конверта, наконец, подвигли его на то, чтобы остаться на безопасной Земле.

Инженер Шеппард, напротив, был другим человеком. Он предпочитает словам холодные и трезвые действия. Только в его пристальном взгляде чувствуется порой скрытый подтекст, что свидетельствует о неоднозначном характере. Когда Бёрнс незадолго перед стартом сообщил ему последнему из троих о своем решении полететь самому, он лишь кивнул и передвинул сигарету в другой уголок рта.

- Хорошо, профессор, мне так даже лучше!

Грюнтерс и несколько незнакомых профессору лиц – они правда представились, но он не запомнил их имен – появились, чтобы присутствовать на старте, и отправились в свой наблюдательный пункт, расположенный в естественном каменном бункере двух километрах. Он, Бёрнс, за несколькими минутами ранее домчался к Фениксу на машине – все должно было пройти быстро, ведь старт нельзя было откладывать не на секунду, а на его месте вернулись Уилкинс и Стоунс. Ни секундой раньше!

Сразу же после этого огненный поток, вырвавшийся из ракеты превратил каменное основание в раскаленную жидкую массу, стальная башня задрожала, космический корабль поднялся в воздух и устремился ввысь с растущим ускорением, оставляя за собой Землю.

Так было. А теперь он сидит здесь в герметично закрытой кабине космической ракеты и стремится навстречу безмолвному попутчику Земли – Луне. Они уже взлетели на высоту почти пять тысяч километров над земной поверхностью. Измеритель скорости показывает 8,5 километров в секунду. Но скорость беспрестанно продолжает расти и ей придется подняться более чем до 11,1 километров в секунду, прежде чем ракета преодолеет гравитацию Земли и сможет достичь нейтральной гравитационной точки обоих небесных тел, в которой начнет действовать сила притяжения Луны.

Так как Феникс ложится на слегка изогнутую траекторию, внизу него наискосок видно огромный земной шар. Впервые оба видят, что их родная планета – круглое небесное тело, парящее в пространстве. Отчетливо видно континенты и моря. Где-то там внизу находится Америка, Калифорния, уже ставшие знакомыми места их работы. Поля облаков проплывают над Северной Америкой. Они отчетливо выделяются от темной суши.

Это неописуемо волнующее и чудесное зрелище, и даже рассудительного Шеппарда грандиозное представление трогает так, что он на некоторое время забывает о своем желании закурить.

Самое тяжелое для него то, что теперь он несколько не дней не сможет закурить, ведь жизненноважный кислород нельзя бесполезно тратить или загрязнять.

Когда инженер Шеппард несколько позже немного с тоской смотрит на телевизионный экран, по его телу пробегает сковывающий страх.

Посмотрите, профессор ...

По скалистой, поросшей лесом горной цепочке Сьерра Невада простирается, далеко вклиниваясь в зоны снега и льда, мощный горный массив Маунт Уитни 4420 метров в высоту, самой высокой горы Калифорнии.

Здесь, наверху, все в нескольких сотнях километров от испытательного полигона, в почти недоступной местности находится обсерватория CAV. Глубоко вырубленные в скалах и во льду штольни, несколько этажей, один над другим, обеспечивают надежную защиту от капризов погоды. Агрегаты, приводимые в действие атомной энергией, дают тепло и энергию. Ясная морозная, безпыльная высота обеспечивает хорошее наблюдение неба.

Прожектор вертолета, который с тихим гудением завис в ночи над обсерваторией, впивается в глубину, скользит по постройкам и скалам, вырывает из темноты четырехугольник посадочной площадки.

Машина уже идет на посадку. Вскоре майор Грюнтерс с топотом заходит в центральную, его лицо красное от мороза, глаза прищурены из-за яркого света, ему навстречу.

- Что с Фениксом, вы установили связь? – обрывает он на полуслове доклад дежурного инженера.

- Еще нет, сэр, для передачи первого сообщение в эфир надлежит выходить только через двадцать минут.

- Ничего, - ворчит Грюнтерс, переходите на прием!

Его все еще гложет злоба от выходки, которую учинил профессор Бёрнс сегодня в полдень во время старта ракеты. Но что толку от его топота и смурного настроения – как и от того, что он отчитал инженеров Стоунса и Уилкинса как школьников.

Профессор – лучший специалист CAV, ясная голова. Если с ним что-нибудь случится, CAV можно сворачиваться. И ему, Грюнтерсу, тоже! Это он увидел сегодня на лицах господ из высшего совета, и ему также довелось выслушать кое-что. Слишком глупо это все!

Все-таки Феникс был перовой пилотируемой лунной ракетой CAV, и эта попытка могла легко не удастся. Возможно старый осел Бёрнс наделает и других глупостей. На это он способен. И что потом? Грюнтерс до смерти не любит своенравия. Хорошо только, что с ним полетел Шеппард! На него можно положиться, и он получает инструкции от него лично.

Грюнтерс нетерпеливо смотрит на часы. Он откусывает кончик сигары и выплевывает ее на пол.

- Ну, что? Наверное, уже пора!

- Еще нет, сэр, еще десять минут.

Время тянется как вечность. А если с ними что-то случилось? Было бы неудивительно, учитывая темп строительства ракеты. Этот профессор! Если он снова выйдет сухим из воды, Грюнтерс посадит его под замок или хотя бы будет охранять, день и ночь. Должны быть построены Феникс II и III, еще лучше, еще мощнее.

Радист делает движение рукой. Вот первые сигналы! Грюнтерс напряженно вскакивает, одним махом он оказывает возле рации, сигара закатывается в угол.

Слабо и нечетко, тонким писком исходят звуки из динамика:

- Феникс вызывает M-1, Феникс вызывает M-1, говорит инженер Шеппард.

- Сделайте погромче! – велит радисту Грюнтерс. Его нервозное беспокойство не обуздать. Но звуки пропадают. Грюнтерс схватил карандаш и вдавливает его в стол, так что тот ломается. Он скрипит челюстями. Что с Фениксом?

Человек отчаянно работает за прибором, пеленгует, прощупывает, настраивает. И затем голос Шеппарда доносится совершенно четко и ясно.

- … отклонение от курса исправлено. Полет до сих пор протекает без дальнейших инцидентов. На борту все хорошо. Расстояние от Земли сейчас составляет 210000. Скорость 13,3 километров в секунду. Перехожу на прием.

Грюнтерс вздыхает. Его плохое настроение словно рукой сняло.

- Ну вот, видите, - кричит он и при этом хлопает инженера по плечу, - полет удался. Вы переживаете исторический момент. У нас есть радиосвязь с космическим кораблем!

Инженер хочет ответить, что такое общение на Космосе I сама собой разумеющаяся вещь. Но он лучше воздержится от этого.

Он переключает прибор на передачу и протягивает майору микрофон.

- Здравствуйте, Шеппард, как дела? Здравствуйте, профессор Бёрнс! Я должен был бы быть зол на Вас, потому что Вы ускользнули от нас тайком! В случае успеха Вам будет все прощено. Шеппард, не забудьте о следующем выходе на связь, когда вы совершите посадку!

Ответ Шеппарда поступает ясно и понятно:

- О’кей, сэр, не волнуйтесь, я буду пунктуален! В ноль часов пятнадцать минут я снова буду здесь.

Затем на секретной волне царит тишина. В то время как Феникс стремится к своей цели сквозь невесомое пространство, майор Грюнтерс передает сообщения CAV. Затем он удобно вытягивается в кресле, откусывает кончик новой сигары и выпускает густые облачка дыма.

- Damned⁴! – внезапно осенила его мысль. Теперь он в волнении все же забыл кое-что спросить. Что собственно имел в виду Шеппард под «отклонением от курса» и выражением «до сих пор без дальнейших инцидентов»? Что значит «дальнейших»? Он снова становится беспокойным.

- Перейдите на нашу волну и попытайтесь еще раз связаться с Фениксом! – приказывает он радисту.

Но Феникс молчит.

Что собственно случилось с Фениксом? Что это было за событие, о котором забыл спросить майор Грюнтерс?

Когда Шеппард испускает крик: «Профессор, посмотрите!», Бёрнс рывком поворачивает голову. От увиденного он застывает на месте. Он молниеносно распознает катастрофу, которая кажется неизбежной.

Перед ракетой из ночной глубины появились светлые тела, несутся навстречу. Три, четыре, пять, шесть обломков с человеческий рост устремляются к ним. Связанный с радаром экран передает их, словно они были бы в каких-то ста метрах. В действительности наверняка еще больше ста километров. Но система автоматического управления не реагирует.

Но маленький, тщедушный человек быстрее нависшей опасности. Его рука хватается за переключатель; боковые сопла испускают огонь. Словно испуганная лошадь, Феникс встает на дыбы и бросает обоих через ремни безопасности кресел.

Перед носовой частью ракеты бесшумно проносится смерть, исчезает куда-то. Больше ничего нет.

- Дайте мне таблицы с курсом, Шеппард, мы должны исправить отклонение!

Голос Бёрнса звучит спокойно.

- Damned, профессор, - выдавливает из себя Шеппард, в то время как протягивает ему соскользнувшие в сторону таблицы, - сейчас бы сигарету.

- Понимаю, - говорит тот, - это была коварная и редкая случайность. Но, пожалуй, она будет единственной. Я думаю, сейчас мы сможем перевести дух. Все же, теперь вы сами видите, что значит, если приходится строить космический корабль экономно и в спешке. На автоматы нельзя положиться. Смотрите внимательно, чтобы найти ошибку!

Пока инженер Шеппард, проклиная опасную беспечность фирм-производителей, идет перепроверять, профессор устанавливает управление на новый курс.

Феникс спокойно движется по своей траектории. Отклонение исправлено, автоматы снова работают нормально и удерживают ракету на расчетном курсе. Двигатели затихли. Не чувствуется ни малейшего сотрясения, ни самого тихого движения, и если бы не аппаратура, измеритель скорости, то можно было бы подумать, словно время остановило свой ход и корабли парит посреди бесконечной дали, в которой нет ни расстояний ни цели, лишь темнота и сверкающие звезды. И все же Феникс несется с почти невообразимой скоростью примерно в 50000 километров в час сквозь пустоту навстречу нейтральной гравитационной точке Земли и Луны.

Все же пройдет еще несколько часов, пока она будет достигнута и микрочелнок, после того как он повернется, будет падать на спутник Земли ракетными двигателями вперед.

Космонавты, заточенные в стальную броню, на часы обречены на бездействие. Они освободились от ремней безопасности, и состояние невесомости поначалу приносит им немного неудобств. Всякого неосторожного, быстрого и сильного движения нужно избегать, если они не хотят нежелательного знакомства со стенами или с потолком, и профессор вскоре снова предпочитает снова пристегнуть ремень.

После того, как было передано первое сообщение на Землю – профессор Бёрнс намеренно не говорил сам, так как у него нет никакого желания перепираться с Грюнтерсом –, в небольшой кабине управления снова царит молчание. Свет отключен, и лишь приборы светятся подобно множеству магических глаз.

Это нереальная атмосфера, словно реальность прекратила свое существование; лишь миллиарды сверкающих звезд в черноте небосвода – реальность. Эта тишина жуткая. Не слышно даже тиканья часов. Шеппард не решается мешать профессору, который по всей видимости заснул. Сам он не может спать, несмотря на то, что знает, что автоматы думают и работают за них, и встреча с каменными обломками несколько часов назад действительно была случайностью. Его взгляд скользит по пути, который предстоит кораблю, забегая вперед. Но звезды не становятся ближе. Далеко, казалось бы в недостижимой дали, они стоят перед ним с королевским спокойствием на темной небесной стене.

В своих мыслях Шеппард возвращается на Землю, они пролетают путь, на который свету потребуется одна секунда, но чтобы пройти его понадобилась бы половина человеческой жизни.

- Там внизу, - думает он – и в то же время знает, что в этом проклятом одиночестве нет ни низа ни верха, - на Земле они сейчас лежат в своих постелях и спят, или ходят по увеселительным заведениям, клубам, барам, двигаются под ритмы калипсо или джаза на танцполе, промачивают горло виски!

Как часто он сам сидел у стойки в баре, небрежно зажав сигарету в уголке рта, и заказывал себе свой специальный коктейль!

К черту идею майора, отправить именно его на Луну на этой чертовой ракете. Это не для него. Ему необходимы шумная земная деятельность и та возбуждающая игра сил, в которой принято одерживать верх над всяким, кто думает и действует по-другому.

Шеппард знает Грюнтерса уже давно. Два десятка лет назад они оба, им еще не было и двадцати, солдаты оккупационной зоны, пережили лучшее время своей жизни на Рейне. Были же времена! В его памяти еще свежи некоторые похождения с немецкими девушками и прежде всего о Грюнтерсе, этом потрясающем смельчаке. Он многому смог научиться у него! Тупые германцы определенно надолго запомнят их. Жаль, что это время закончилось так быстро! Уже начали устраиваться надолго.

Да, он хочет жить, наслаждаться всем, что может дать Земля. Грюнтерс уже пообещал ему кое-что, если он хорошо выполнит свою миссию. Ему хорошо говорить, хорошо сидит в своем кресле, нашел лучшее применение для локтей. А ему, Шеппарду, приходится сейчас бродяжничать во Вселенной.

Эта тишина действует ему на нервы!

- Профессор, - хрипло говорит он, - когда, наконец, закончится это бесконечная гонка?

- Но Шеппард, - профессор кажется улыбается, - Вам же известны наши расчеты!

- Уж больно скучно здесь! – звучит в ответ.

Профессор Бёрнс смотрит на хронометр, на дальномер. Вообще-то должно начаться вращение ракеты ...

Вот! – Уже началось.

Боковые сопла начинают работать, медленно вращают Феникс вокруг продольной оси.

- Вот вам ваше разнообразие, Шеппард! Мы достигли нейтральной точки. Начинается падение на Луну. Будем надеяться, что наши расчеты верны и сопла на корме вовремя начнут торможение. Теперь самое время для постоянного наблюдения нашей цели. Включайте матовое стекло!

За этим следуют минуты напряженной, концентрированной работы. Теперь больше недостаточно полагаться на автоматы. Так как Луна теперь приблизилась почти в зону досягаемости – он чувствует как огромный, наполовину освещенный шар заполняет практически весь экран, закрытый матовым фильтром, - каждая секунда полна опасности и пронизана напряжением.

Если расчеты отклоняются от действительных значений хотя бы на малую долю, если посадочная скорость будет больше хотя бы не намного, космический корабль может разбиться о каменистую поверхность или по меньшей мере потерпеть большой ущерб, из-за которого отлет потом будет невозможным.

Но время еще не настало. Из кормовых дюз полыхает сгоревшее топливо и Феникс снижает скорость. Шкала показывает 12,5 километров в секунду; затем 11; 10,5; 10; 9; и полет тормозится все сильнее.

Кажется, что лунная поверхность надвигается на космонавтов с огромной скоростью. Это зрелище, от которого у них захватывает дух. Они падают как раз на мощные кольцевые горы кратера Коперник ... Он все больше и больше попадает в поле зрения, заполняет его. Будет ли действие системы торможения достаточно сильным? Корабль еще движется со скоростью 25000 километров в час, семь километров в каждую секунду.

- Профессор, - выпалил Шеппард, - Профессор, запустите тормозные двигатели на полную силу! Это же сумасшествие, самоубийство!

Профессор Бёрнс прижимает руки к панели приборов.

- Еще нет, Шеппард, еще подождем! – В его голосе чувствуется невероятное нервное напряжение. – Высота всего 3000 километров ...

Когда космический корабль разлетится на куски?

Шеппард хочет оттолкнуть профессора от рычага тормоза, хочет усилить действие тормозных двигателей. Но властное движение профессор вызывает у него состояние нерешительности. Лицо Бёрнса выдает железную концентрацию. Ни один мускул не дрожит на нем. Словно высеченный из камня, он сидит в кресле, держа руки на рычаге тормоза. Его взгляд скользит от шкал к экрану – сравнивая, взвешивая. За его высоким лбом четко и ясно работает мозг. И Шеппард вдруг чувствует совершенно ясно: Если кто и может не дать им разбиться, то этот невзрачный человечек рядом с ним, это Бёрнс, которого он прежде всегда недооценивал, считая его пугливым и заторможенным.

В нем невольно выросло уважение перед способностями другого, который сконструировал Фёникс и сейчас будет мастерски справляться с ним.

Его взгляд падает на высотомер. Холодок пробегает у него по спине: еще 1200 километров!

Тут Бёрнс надавливает на рычаг до конца, включает также боковые дюзы для усиления. Корабль бросает вперед рывком, Шеппард швыряет вперед. Боль пронизывает его колено. И, вот, он видит, как кратер прекращает расти, уходит в сторону. Поверхность Луны начинает скользить, больше не приближается, а закатываясь в сторону.

Траектория полета Феникса изгибается все сильнее, приближается к траектории вращения. На высоте в тысячу метров, ракета выруливает над поверхностью и устремляется над разрушенным ландшафтом, начиная вращение вокруг Луны.

Шеппард громко вздыхает, стирает пот со лба. Профессор Бёрнс тоже выходит из своей концентрации, проводит рукой по глазам. Затем он смотрит на инженера и смеется.

- Ну, Шеппард, худшее позади! Мы стали спутником Луны. Посмотрим, как выглядит ее оборотная сторона.

Затем он снова обращается к своим приборам.

И для инженера Шеппарда теперь начинается напряженная деятельность. Камера жужжит и фиксирует каждую фазу полета на Луну на кинопленку. Она работает в ускоренном режиме, чтобы потом можно было проанализировать поверхность, над которой она сейчас скользит, опускаясь все ниже.

Вскоре они долетают до терминатора, границы света и тени. Освещенная Солнцем поверхность исчезает, и Феникс погружается в непроглядную темноту.

После половины витка ночная сторона пройдена, лунный день снова окружает их. Светящийся ландшафт, который движется им навстречу, кажется необычайно мертвым и безжизненным, желтым и нереальным. Возвышающиеся обрывистые горные цепочки сменяются огромными равнинами, которые пересекают трещины, шириной в несколько километров. И снова и снова кратеры, кольцевые горы, очень плотно друг к другу, бесчисленные, необъятные.

Мертвое, однотонно пустое, унылое однообразие, покрытое слоем грязно-желтокоричневой пыли словно огромным саваном.

- Здесь, в этом призрачном мире теперь я должен провести несколько дней, - думает Шеппард. Видит бог, что он быстро выполнит задание, и тогда его ничто больше не будет держать здесь.

Они уже несколько раз обогнули Луну. Феникс опускается все ниже. Скорость сильно упала. Измеритель скорости показывает восемьдесят километров. Теперь для Шеппарда время действовать. Задание, которое ему доверил майор Грюнтерс, начинается.

- Где мы будем приземляться, профессор? - следует его вопрос.

- По возможности ближе к границе дня и ночи, - следует ответ. – Вы сами знаете, Шеппард, что у нас тогда будет четырнадцать солнечных, и если наш отлет будет отложен – что, я надеюсь, не произойдет -, тогда нас не так быстро настигнет темнота. Если мы прилунимся у самих кольцевых гор Платона рядом с кратером Омега, то у нас хорошие возможности для исследования.

Шеппард мгновенно пробегает в уме карту лунной поверхности, которую он выучил досконально. У кольцевых гор Платона – это было бы роковой ошибкой! Это дальше приблизительно на тысячу километров к северу.

- Я считаю это нецелесообразным, профессор Бёрнс, равнина у кратера Коперник представляет меньше сложностей.

Бёрнс удивленно поднял взгляд. Смотри-ка, как инженеру пришло в голову такое предложение?

- Послушайте, Шеппард, - озлобленно начинает он, - где мы совершим посадку, вам собственно должно быть без разницы. Я достаточно долго занимался Луной, кольцевые горы Платона особенно интересуют меня, потому что там в некоторых кратерах время от времени появляются загадочные зеленые пятна. Вы наверняка об этом уже слышали. До сегодняшнего дня их никто не исследовал. Подумайте только, сколь ценным это было бы пополнением наших знаний, мы могли бы выяснить тайну этих пятен.

Шеппард на мгновение растерялся, не хватало еще того, на чем упрямо настаивал профессор! Какое ему дело до зеленых пятен! Пусть профессор проводит свои дурацкие исследования в каком-нибудь другом месте! Ему нужно выполнить свое задание.

- А в кратере Коперник не может быть тоже таких пятен, профессор? – начинает он с начала.

Теперь Бёрнс настораживается. Что задумал инженер? Почему он так настаивает на своем предложении? В конце концов, ему не имеет никакого значения, где они совершат посадку. Шеппард чувствует недоверчивый взгляд другого. Чтобы все не потерпело неудачу, он должен раскрыть часть своего секрета. Но как он объяснит, не подвергая риску свой план? Он все еще чувствует вопросительный взгляд, направленный на него.

Судорожно он пытается улыбнуться.

- Знаете, профессор, - затыкаясь говорит он, - первоначально вы не должны были лететь. Я был назначен руководителем экспедиции, и майор Грюнтерс велел мне с особой настойчивостью не подвергать Феникс на Луне никакой излишней опасности. «Прежде всего», сказал он мне, «будьте осторожны; лучше откажитесь от исследований, чем подвергнуть опасности себя и возвращение.»

- Ты посмотри-ка, - удивляется профессор Бёрнс, - когда Грюнтерс в последний раз был в моем кабинете, он говорил совсем по-другому. Что-то здесь не так.

Но Шеппард уже продолжает:

- Вам известно, профессор, что у кратера Коперник находится автоматическая исследовательская станция Тбилисского Совета по космонавтике и Космос-1. Там находятся запасы кислорода, топливо и прочие вспомогательные средства, если одному из их космических кораблей эти вещи понадобятся при посадке. Грюнтерс приказал мне совершить посадку там, чтобы у нас сразу были вспомогательные средства, если что-то пойдет не так. Не считаете ли вы тоже, что такая помощь могла бы быть чертовски для нас необходима?

Ах так, вот откуда ветер дует! Бёрнс невольно улыбается. Хороший Шеппард просто боится, что что-то может пойти не так, и хочет подстраховаться. Смотри-ка, не думал, что он так пуглив!

- Почему вы не сказали это сразу, Шеппард? Предложение вполне приемлемое. Мы совершим посадку там. Осторожность лучше.

Ну, наконец! Шеппард облегченно вздыхает. Пусть старый осел спокойно себе думает, что он боится! Самое главное, что его план будет выполнен! И, успокоившись, он снова принимается за съемку.

В то время, как космический корабль начинает последний виток вокруг Луны, профессор Бёрнс еще раз просчитывает посадку. Всякая мелочь будет учтена, ни о чем нельзя забывать!

Еще предстоят тревожные минуты, пока Феникс не прилунится. Его переполняет гордость. Пусть у других уже будут космические станции, и даже посадочные площадки и автоматические исследовательские центры на спутнике Земли, они могут пойти дальше в своем развитии – как часто он завидовал им! Но теперь он опередил их. Он будет первым человеком, который начнет научно-исследовательскую работу на Луне, он, профессор Бёрнс! Эта слава будет вечно принадлежать ему.

В то время, как он уже предвкушает радость этого момента, ему снова приходят на ум слова Шеппарда. Вообще-то странно, что Грюнтерс сделал это гуманное предложение! Шеппард наверняка не сказал не всю правду. Что-то предупреждает его, не слишком доверять Шеппарду. И Бёрнс принимает решение быть настороже.

Время настало! Пролетев несколько километров над семи километровыми горными цепочками лунных Апеннин, ракета опускается на пыльную, огромную поверхность, на краю которой прямо из равнины резко поднимаются высокие скалы высотой в тысячу метров. Полет замедляется. Тонкий корпус ракеты с трудом выпрямляется из горизонтального положения, показывая носом в небо, кишащее звездами. Из кормовых- и боковых сопл вырываются метровые языки пламени.

Сто метров над поверхностью, усыпанной обломочной породой летательный аппарат утихомиривается, на несколько секунд спокойно зависает и затем медленно опускается вниз, испуская огонь. Пыль и песок под ним превращаются в жидкую, кипящую массу.

На высоте десять метров над поверхностью из корпуса поверх кормовых двигателей вниз наискосок выдвигаются длинные подножки, похожие на паучьи лапки, натыкаются на грунт, еще неустойчиво удерживая ракету в вертикальном положении.

Реактивные сопла замолкают. Дрожание проходит по корпусу, после этого он стоит на лунной поверхности крепко и надежно. Феникс совершил гладкую посадку.

На Космосе-1 жизнь снова принимает свой привычный ход. Трагические события вокруг Нильса Йенсена утихли. Напряженная работа снова возвращает сотрудников в колею.

Хоть они и не могут осознать, что мертвое тело одного из них будет вечно блуждать по Вселенной, жизнь должна продолжаться – наперекор всему! Она не терпит бездействия, даже если боль и скорбь по потерянному товарищу сковала ее на некоторое время.

Огромный механизм космической станции точно вращается словно часовой механизм, и если пульсирующий ритм однажды собьется – взаимодействие всех деталей снова запустит его. Его приводит в движение космическое сообщество людей.

Лишь в зимнем саду в внешнем кольце Космос-1 жизнь словно замерла.

Резкий солнечный свет пробивается сквозь специальный иллюминатор оранжереи во внешнем кольце, играет на сотнях зеленых растений, кустах с помидорами, побегах огурцов, головках салата и фасоли, проникает он и в тот угол, в котором между широколистной карликовой пальмой и апельсиновым деревом стоит кресло.

Петра Норштедт сидит бледная и безучастная в благоухающем зеленом великолепии. Но она не замечает его. Она перенесла слишком сильный удар.

Только сейчас, когда его больше нет, она знает, что любит его, этого великого, беспечного, бодрого юношу.

Только сейчас ей становится ясно, в чем она прежде не хотела признаться самой себе. Она так радовалась, когда получила новость о своем переводе на Космос-1. Конечно, больше всего ее радовало признание ее работы, но все-таки отчасти это была радость тому, что она снова увидит Нильса Йенсена на космической станции. Да, она так чудно представляла себе, как она будет стоять перед ним там наверху.

- Теперь, друг мой, - хотела она сказать ему, - садовница, которая выращивает цветы, в скором времени ждет от вас доклада об опытном саде, который вы собираетесь разбить здесь на Космосе-1.

Словоохотливый Нильс точно проглотил бы язык. Это было бы ее маленькой местью за его неучтивое замечание тогда после биологического конгресса. Сейчас она бы стерпела его насмешку, если бы этим можно было отменить все ужасные события последних часов.

У нее нет сил на то, чтобы приступить к работе. Все кажется ей слишком бессмысленным. Но все же она знает, что работа была бы лучшим лекарством.

Ее взгляд печально скользит по опытным культурам, которые ее коллеги посадили еще несколько недель назад. Они замечательно растут. Здесь она должна внедрять свои новые научные познания, применять свои методы ускорения роста.

Она знает, это сработает и таким образом будет вдоволь обеспечена растительная пища для людей на станции. Но у нее нет сил, внутри пустота. К чему все это, если один-единственный, по которому вся эта тоска, больше не может быть с ней!

В своем забытии она не слышит, как открывается дверь и она приходит в себя, только когда видит перед собой профессора Козлова. Его взгляд охватывает фигуру, сидящую на корточках, и он снова болезненно переживает потерю репортера.

Бывалому человеку не нужно никаких объяснений; если он даже не знал об этом раньше, печаль в темных глазах говорят ему.

Здесь может помочь лишь отвлечение и работа.

- Пойдемте, Петра, я покажу вам станцию, ваше новое поле деятельности! Вы удивитесь, увидев, сколько у нас здесь всего.

Петра послушно следует за ним. Они проходят большую оранжерею и попадают в прилегающее общее помещение.

- Это одно из наших клубных помещений, - объясняет профессор. – Вы его уже знаете. Мы специально поместили его во внешнее кольцо, потому что в следствие постоянного вращения кольца вокруг центрального шара возникает искусственная сила тяжести, которая – хотя бы примерно – заменяет нам привычную земную гравитацию. Вы можете находиться здесь, копаться в библиотеке, смотреть видео или смотреть телевизионные передачи с Земли.

Профессор проводит Петру все дальше, и постепенно ему удается встряхнуть ее. Она становится все более заинтересованной, задает вопросы.

Их путь ведет через машинное отделение с мощными агрегатами гелиоустановки и различным лабораториям.

Повсюду они встречают усердно занятых людей, которые внимательно измеряют и рассчитывают, проверяют и исследуют. Петра только сейчас полностью осознает всю сложность космической станции, огромные масштабы исследовательской работы, которая выполняется здесь во благо человечества, и она гордится тем, что тоже принадлежит к этому сообществу первопроходцев космонавтики.

Из внешнего кольца они попадают через одну из спиц огромного колеса в похожих на лифт салазках в центральный шар.

- Теперь я покажу вам мозг этого организма, или лучше: сердце, - улыбаясь поправляет себя профессор, - ведь мозг – это мы, кто работает здесь наверху. Нашим мышлением поддерживается работа всей системы, совершенствуется и развивается. Но сначала наденьте эту обувку.

Профессор показывает на угловатые предметы, которые стоят на полу рядом с дверью, похожие на лапти-переростки.

- Вы должны знать, - говорит он, объясняя, - что сила тяжести в центральном шаре почти равна нулю. Эта странная обувь – сильные магниты, которые прилипают к полу и таким образом заменяют силу тяжести.

Она заходят в центральную, где несут свою службу три техника. Центре вращающегося помещения занимает пульт управления. Петру поражает путанное множество измерительных инструментов, шкал, кнопок и рычагов. Четыре огромных экрана на стенах распространяют мерцающий свет.

- Отсюда, - объясняет профессор Козлов, - происходит управление нашей станцией. Не подумайте, что Космос-1 вечно вращался бы вокруг Земли, приводимый в движение лишь начальной скоростью, которая как известно, в безвоздушном пространстве не уменьшается. В теории это так. Но на практике получаются определенные отклонения, которые исправляются компьютером. Кроме того, здесь расположен наш информационный центр. Мы поддерживаем постоянную видеосвязь с Землей. Конечно, постоянно наблюдается не только космическое пространство, но и Земля тоже. С тех пор как есть Космос-1, мы можем, например, делать точные предсказания погоды. Отсюда сверху мы можем обозревать целые континенты; таким образом сегодня стало возможным видеть точную картину глобальной ситуации с погодой и давать абсолютно надежные прогнозы.

Петра с интересом подходит к одному из экранов.

- Это Земля? – спрашивает она. – Видно только светящиеся точки.

- В данный момент мы находимся над Северной Америкой, - объясняет профессор. – Но причину такой малой видимости вы сами должны знать, - добавляет он с добродушной насмешкой.

Конечно, Петра это знает. Ей немного стыдно за свой глупый вопрос. Сейчас в Америке ночь, а светящиеся точки ничто иное как море света больших городов, которые светятся в темноте словно светлячки. Сколько там сейчас времени?

Профессор смотрит на часы на панели управления, словно угадал ее вопрос.

- Сейчас в Америке ноль часов пятьдесят пять минут. Мы находимся точно над горами Рокки. – И шутливо он добавляет: «А точнее будет сказать, на прямой линии, конечные точки которой – горы Рокки и Луна».

- Там сейчас, пожалуй, можно очень хорошо наблюдать Луну? – спрашивает Петра.

- Не только наблюдать, но и слышать.

Петра скептически смотрит на него. То, что Луну можно прослушивать, ей в диковинку. Но профессор объясняет ей.

- Вы наверняка знаете, что мы несколько месяцев назад уже отправили на спутник нашей Земли луноходы, беспилотные, автоматически управляемые лаборатории и кое-что еще. Они передают нам по радио результаты своих измерений, чтобы мы действительно смогли исключить любой источник опасности для экспедиции. Полет на Луну без предварительного точного исследования был бы легкомысленным риском, который мог бы закончиться плачевно. Хотите послушать эти сигналы?

Петра оживленно кивает.

Профессор Козлов подходит к одному из техников, который сидит перед приемником, на экране которого движутся зигзагообразные, изменяющиеся линии. Устройство вывода рядом с ним работает с неизменной скоростью.

Когда профессор заглядывает в лицо мужчины, он невольно вздрагивает. На лице техника написано недоумение, в его глазах отражаются замешательство и удивление.

- Чужие сигналы с луны! – выпалил он. – Чужой передатчик, слышите!

Он включает динамик, который вскрикивает так внезапно и громко, что Петра вздрагивает.

Действительно! – Теперь Козлов тоже слышит таинственные сигналы. Они звучат словно человеческие звуки, только сильно искаженные и наложенные. Профессор внимательно слушает несколько секунд, словно вкопанный, затем к нему возвращается жизнь.

Он коротко и ясно дает свои распоряжения. Из антенн космической станции поступают радиосигналы в эфир: указания обсерваториям стран-союзников Земли. Разговор-молния с Тбилиси.

Сообщение о загадочных сигналах пробегает по электрическим волнам со скоростью света вокруг земного шара.

Через минуту на Луну уже направлены две дюжины радиотелескопов и огромных труб астрономических станций...

Палящий солнечный свет, который убивает всякое проявление жизни, падает с ночного неба на пустыню, вымерший ландшафт без единого кустика.

Поверхность покрыта толстым слоем грязно-желтого песка. По ней разбросаны каменные обломки, огромные блоки, которые словно заброшены сюда мощным кулаком Титана.

Ни один другой цвет не вдыхает жизнь в это огромное кладбище из камня, песка и пыли. Отвесные возвышающиеся скалы, ярко освещенные солнцем, высотой в три, четыре, пять километров, они тянутся до линии горизонта и даже там их видно отчетливо; ведь нет никакой атмосферы, которая бы стирала контуры, размывала контрасты.

В ущелья и трещины отбрасываются темные и холодные тени, ползут на равнину. Солнечный свет дарит тепло лишь сверкающему песку. Но это тепло смертельно: сто пятьдесят градусов. Ни одно живое существо здесь не выживет.

Холод ночей и дневной зной подтачивают каменный покров и низводят его на нет, пока тот, после распада, не превратится в пыль.

И все же и здесь есть жизнь. Люди проникли в эту пустыню и вопреки буйству смерти, которое струится из холода и жары.

Перед каменной стеной на пятнадцать метров возвышается серебристый стальной корпус Феникса на тонких паучиных подпорках.

Черным зияет отверстие в середине ракеты. Из люка выдвинулась платформа величиной в квадратный метр и опускается вниз как лифт.

Профессор Бёрнс в защитном скафандре нерешительно ступает из подъемника на лунную поверхность. Сразу после этого лист поднимается наверх и возвращается обратно с инженером Шеппардом.

В то время как профессор Бёрнс, ступив на поверхность Луны, немного занят своими мыслями – момент, которого он ждал с нетерпением, очень сильно взволновал его -, расчетливый Шеппард уже сделал несколько шагов. Его взгляд скользит по местности сквозь стекло гермошлема.

Где могут стоять луноходы Космос-1? Где находится взлетно-посадочная полоса станции?

Она должна быть совсем близко. Но ее еще не удается обнаружить.

- Эй, Шеппард, как вы себя чувствуете? – слышен из наушников голос профессора Бёрнса. – Замечаете что-нибудь особенно бросающееся в глаза?

- No, профессор, - раздается в ответ. – Чувствую себя исключительно хорошо. Совсем не чувствую тяжесть скафандра. Мог бы бегать и прыгать. Быть в шесть раз легче, чем на Земле очень удобно.

Из тонких антенн на их шлемах туда и обратно исходят радиоволны. Связь отличная.

Уже во время полета они определили программу исследований. Прежде всего необходимо разведать местность и кратер, собрать пробы горной породы, измерить гравитацию и температуру и обследовать свойства почвы. Кое-что им уже известно из радиосообщений автоматических лабораторий; многое еще нужно сделать. Прежде всего нужно прояснить условия в кратере, который недоступен для автоматических вездеходов.

Космонавты собираются в поход, увешанные приборами, измерительными инструментами, тросами и крюками. На расстоянии примерно три километра из равнины возвышаются кольцевые горы кратера. Его высота составляла примерно пятьсот метров. Постепенно поднимающаяся цепь холмов, которая простирается до гребня насыпи кратера, облегчает подъем.

После того, как они оставили за собой слой пыли в 1-2 сантиметра, на каменной поверхности они продвигаются гораздо быстрее. Несмотря на тяжесть скафандров и приборов идти легко. Их мускулы, привыкшие к земной гравитации играючи справляются с любым препятствием. Они перепрыгивают щели и трещины метровой ширины, взбираются на каменные стены и при этом даже не задыхаются.

Профессором Бёрнсом после изнуряющего нервы напряжения космического полета овладело благотворное расслабление. Трудности, которые были успешно преодолены, удавшаяся посадка придали ему уверенный настрой. Он чувствует себя легко и свободно. С усердием истинного исследователя он пробивается вперед.

- Что вы думаете, Шеппард, - шутит он, - если бы вы совершали подобные прыжки на Земле, вы побили бы все рекорды!

Но тот лишь ворчит: «Что мне от этого было бы толку, я не спортсмен».

Инженера занимают совсем другие мысли. Чем выше оба поднимаются, тем тщательнее он изучает окрестности. Где может находиться станция Космоса-1? Они уже поднялись на высоту примерно четыреста метров, но, несмотря на большой обзор, ее и следа нет. Космонавты идут вдоль гребня горного хребта шириной в несколько метров, который ведет прямо к краю кратера. Скоро они добираются до него. Они смотрят в бездонную глубину. Солнечный свет наискосок падает на стены, которые опускаются практически вертикально. На глубине двадцать метров все теряется в непроглядной темноте.

Круглая, словно обведенный циркулем и диаметром около ста метров, открывается зияющая пасть. Что она может скрывать в себе?

- При том здесь есть еще один небольшой кратер - говорит профессор.

Гладкие каменные стены позволяют спустить в темноту лампу на тонком тросе. Профессор Бёрнс вынимает из мешка, который несет на боку, сложенный штатив, похожий на штатив для фотоаппарата. Он связан с барабаном, на который намотан трос почти три километра длиной. Словно треногу он устанавливает прибор возле пропасти и закрепляет на конце троса лампу и два прибора, которые он тоже вынимает из мешка. Чего хочет добиться Бёрнс инструментами, для Шеппарда загадка. Но его не особенно интересует происходящее.

Профессор настолько вошел в азарт, что больше ничего не замечает вокруг себя.

«Тем лучше для меня!», думает Шеппард.

Бёрнс, не оборачиваясь, объясняет: «Видите, Шеппард, этот прибор будет сообщать нам температуру, а этот – что волнует меня больше всего! – установит, осталась ли на дне кратера атмосфера, как утверждают некоторые теории, или она, в точности как здесь наверху, давным-давно полностью улетучилась!»

Шеппард временами бормочет пару непонятных слов, цель которых – показать профессору, что он еще здесь. Бёрнс всецело погружен в свою работу. В то время как кабель разматывается со своим легким грузом, он садится на камень и ставит перед собой на землю плоскую коробочку с двумя шкалами. Попеременно наблюдая то за спускающейся все глубже раскачивающейся лампой, то за коробочкой, он не замечает, как Шеппард за его спиной медленно отдаляется и затем быстрым шагом идет к небольшой возвышенности, примерно в километре от него.

Инженер, все еще в поисках автоматической станции, надеется, что за этой цепью холмов, которые загораживают ему вид на равнину, он найдет, то что ищет.

Он спешит вперед. Он должен найти станцию! В своих наушниках он слышит голос профессора:

- Видите, Шеппард, здесь на шкале: температура не падает, она держится. Нет, она растет! Видите, Шеппард, она растет!

- Я вижу, профессор, - говорит инженер в микрофон.

«Надеюсь, старый осел не обернется», думает он при этом.

Это очень странная ситуация. Под звездным небом у самой пропасти наклонного кратера сидит маленькое существо в нескладном скафандре на раскаленной солнечным излучением до ста градусов скале, нагрев которой чувствуется даже сквозь изоляцию скафандра,. Словно щупальца жука из металлического шлема торчат две антенны. И в пятиста метрах большими прыжками к гребню горной цепи, которая простирается от края кратера до равнины, движется такое же существо. Они переговариваются, словно стоят рядом друг с другом.

- Следы атмосферы! - кричит профессор вне себя от волнения. – Шеппард, мы летели не напрасно. Это открытие – сенсация!

- Я поздравляю вас с этим, профессор, – звучит голос инженера. Скоро он справится, скоро он доберется до вершины. Еще несколько шагов ... Вот – действительно – там внизу в глубине, рядом с возвышающимся горным хребтом стоят три небольших лунохода, похожих на гусеничные тракторы. Автоматическая станция! Наконец он нашел ее. Шеппард слышно дышит. Ему приходится выключить микрофон, чтобы профессор не слышал частое дыхание. Глаза судорожно ищут путь, котором можно пройти вниз.

Но теперь углубившемуся в свои наблюдения профессору бросилась в глаза молчаливость его партнера. Когда он оборачивается, он один.

- Шеппард, где вы?

- Я здесь, совсем рядом, профессор, - звучит успокаивающе голос инженера. – Я только посмотрел на автоматическую станцию. Скоро вернусь.

Бёрнс облегченно вздыхает.

- Шеппард, то что вы так незаметно отошли в сторону, неправильно! С вами запросто могло что-нибудь случиться.

Бёрнс обозлен. Что задумал инженер? Снова это скрытничество!

- Вы нашли станцию?

- Нет, - отвечает Шеппард, - должно быть она на другой стороне.

Станция! Опять эта станция! Она интересует его больше, чем обнаружение атмосферы на Луне. Бёрнс разочарован тем, что его партнер очевидно не слишком ценит это событие.

На отметке в двести метров лот натыкается на препятствие. Он дошел до дна кратера, или завис на каменном выступе? Шкала все еще показывает минус десять градусов.

Можно ли дышать воздухом там внизу? Или это лишь ядовитые газы? Плотность соответствует плотности земной атмосферы. У профессора уже созревает план спуститься в глубину самому. Он должен разгадать загадку – во что бы то ни стало!

За горным выступом появляется инженер.

Но что это? – В наушниках Бёрнс слышит высокий, поющий тон. Он застывает на месте. Теперь это подъем и спад различных звуков – прибывающий и снова затихающий, затем торопливый, расплывчатый и снова четкий.

Инженер тоже слышит звуки. Он останавливается и прислушивается. Непонятные, щебечущие звуки раздаются из приемника, встроенного в гермошлем.

В лунном одиночестве обоих передергивает от ужаса. Кто зовет их? – Они невольно поднимают головы, вслушиваются в бесконечность Вселенной, раскинувшейся над ними. Существа из космоса вещают на их волне? Откуда эти сигналы, кто это?

Вот, опять эти звуки! Они болезненно раздаются в шлеме: Затем щелчок в наушниках и тишина. Больше ничего. Лунный ландшафт, кратер со своими обрывами и трещинами вокруг них, словно ничего не произошло, залит ярко желтым солнечным светом.

Профессор вскочил, подбегает к инженеру.

- Шеппард, вы слышали это?

- Да, совершенно отчетливо! – говорит тот. – Что это могло быть?

- Существа с другой планеты, несомненно. Или же …, - профессор запинается. – Нет, эта мысль абсурдна!

- Но что? – спрашивает инженер. – Я только что подумал о том, что внутри Луны возможно сохранились какие-нибудь существа, которые хотят предупредить нас. Определенная атмосфера там присутствует там внизу, как я смог установить. Но это невозможно, ведь тогда это были бы существа с техникой, которая, по меньшей мере, равносильна человеческой, а такой высокий уровень развития техники едва ли мог бы получить здесь развитие.

- Пойдемте, профессор, мы должны пойти к Фениксу! Что-то произошло! – торопит его Шеппард.

Странное чувство овладело им. Что это было за предупреждение? Им грозит опасность? Он стремительно убегает, и Бёрнсу ничего другого не остается, как оставить все лежать на земле и поспешить за ним.

Полный заботы и беспокойства он срывается с места. Может быть с Фениксом что-нибудь случилось?

- Шеппард, подождите! – кричит он. Но тот уже на сто метров впереди него.

- Пойдите сюда! – слышится в ответ.

Когда профессор Бёрнс большими прыжками и задыхаясь выбегает на равнину, он видит Шеппарда, стоящего уже в нескольких метрах перед кораблем. Когда он подходит ближе, он рассматривает рядом с ним неподвижно лежащую фигуру в скафандре. В своем удивлении он не обращает внимание на то, как Шеппард нагибается, берет продолговатый предмет с груди незнакомца и прячет.

Перед Фениксом лежит человек в глубоком обмороке. Бёрнс и Шеппард поднимают его и доставляют его с совместными усилиями в лифте на Феникс, стаскивают с него скафандр и бережно укладывают его в постель. Профессор Бёрнс проверяет пульс. Он равномерный и сильный.

Не проходит и пяти минут, как незнакомец открывает глаза. Он удивленно оглядывается в кабине, в то время как двое молча наблюдают за ним. Он выпрямляется, и в тот же момент к нему возвращается память. Он вдруг в ясном уме и такой бодрый, словно только что не спал долгим и глубоким сном.

- Извините, господа, - говорит он, - не могли бы вы сказать мне, где я нахожусь?

- Вы находитесь на американском космическом корабле, - отвечает ему Шеппард. – Это профессор Бёрнс из CAV, а я – инженер Шеппард. Мы – команда первой ракеты, которая несколько часов назад совершила посадку на Луну, - добавляет он с гордостью. Но он уже не совсем уверен, что он здесь первый. Может быть незнакомец прибыл сюда раньше них? Он сгорает от нетерпения узнать это.

Нильс недоверчиво улыбается. Как это было бы? Его унесло на пять тысяч километров от Космоса-1. Тогда он должен был бы проделать путь примерно в 375000 километров. Почти невероятно!

- Милая шутка, мистер Шеппард, - поэтому говорит он, все еще улыбаясь. – А где мы на самом деле?

Инженер раздраженно указывает на иллюминатор.

- Пожалуйста, - кратко говорит он.

- Действительно! – вырывается у Нильса, когда он видит причудливый лунный ландшафт. – Вот это сюрприз! Значит, я долетел до Луны! Хороший рекорд. Не так уж легко будет его повторить за мной.

- Не будете ли вы столь любезны, и не скажете ли теперь, кто вы и как вы прибыли сюда при таких странных обстоятельствах, - берет теперь слово профессор Бёрнс. - Где находится ваш космический корабль?

- Я телерадиорепортер Нильс Йенсен. У меня нет космического корабля. Я прибыл сюда в скафандре, таком, в каком вы меня и нашли.

Только когда он видит, как инженер Шеппард недовольно хмурит брови, ему становится ясно, что и это высказывание может быть воспринято ими как шутка. Слишком невероятный тот путь, который он проделал.

- Нет, нет господа, - поэтому спешит сказать он, - Это действительно так. Я объясню вам.

И теперь он рассказывает удивленным собеседникам о своих невероятных приключениях, как его унесло от Космоса-1 и столкновении с космическими обломками, и описывает, как его после нескольких часов в последнюю минуту подобрал тот таинственный космический корабль и тем самым спас от верной гибели.

- Я предполагаю, что этот космический корабль из неизвестной солнечной системы, - продолжает он затем. – Живые существа там должны обладать высоким разумом и техникой, которая оставляет земную далеко позади. Я находился в сознании всего несколько мгновений и кое-что видел словно в полусне. С уверенностью я еще могу сказать, как выглядят те существа.

Но Шеппард не верит ему. Он недоверчиво смотрит на говорящего, он с беспокойством ждет каждого слова. Хватится ли Йенсен капсулы, которую взял себе Шеппард? Капсула, вне сомнения, принадлежала тем существам из далекого мира и, вероятно, содержит справочные сведения об их образе жизни; наверняка она представляет собой подарок репортеру, думает инженер. Но сейчас она у него, и он оставит ее себе. Если бы только он остался один, чтобы иметь возможность осмотреть ее. Какие сообщения она может содержать?

Когда Нильс Йенсен заканчивает свой рассказ, не сказав ни единого слова о капсуле, в тесной кабине царит минутное молчание. Приключения репортера фантастические, невообразимые! Каждый занят своими мыслями. Ими всеми движет один вопрос, профессор Бёрнс произносит его вслух:

- Впервые у нас есть уверенность в том, что во Вселенной существуют другие разумные существа кроме нас, что мы люди крошечной Земли только вступаем в космическую эпоху, в то время как в других, неведомых нам мирах это развитие достигло уровня, о котором мы можем только мечтать. Но почему они не устанавливают с нами связь? Какой подъем могло бы получить человечество, если бы они раскрыли себя! Они бы подняли уровень нашей техники, нашей науки, и следствием этого был бы неведомый доселе подъем человеческой культуры. Что удерживает их от того, чтобы познакомиться с нами?

Они не находят удовлетворительного ответа.

- В любом случае они не настроены враждебно по отношению к нам, - говорит, наконец, Нильс, - иначе бы я больше не жил, пожалуй. Но я ожидал от них объяснения, какого-нибудь знака.

Инженер Шеппард вздыхает. Теперь у него есть уверенность! Никто кроме него не знает про капсулу! Значит только он владеет посланием от тех загадочных существ. Уже сегодня он сообщит Грюнтерсу о бесценной находке по секретной волне.

Еще много вопросов необходимо прояснить, потому что возникла совершенно новая ситуация: хватит ли на троих кислорода, запасов продуктов питания, которые были рассчитаны, собственно, на две персоны? Сможет ли ракета унести увеличенный груз при взлете? Профессор Бёрнс производит расчеты и приходит к положительным результатам.

- Я прошу вас, - теперь обращается Нильс к Бёрнсу, - известить моих близких на Земле и моих товарищей на Космосе I по радио, что я еще жив и приземлился здесь на Луне. Она наверняка считают, что я уже давно умер. Не хочу оставлять в неведении дольше, чем нужно.

Профессор Бёрнс ожидал этой просьбы. Он в нерешительности: Грюнтерс поручил ему заботиться о непременном сохранении полета в секрете, и его чувство долга вынуждает его, держать обещание, данное однажды. CAV дал ему возможность провести исследования и осуществить свои мечты. Он не хочет быть неблагодарным. Но с появлением Нильса Йенсена возникли исключительные обстоятельства, которые могли бы оправдать нарушение предписаний. При мысли о боли и печали близких репортера он порывается дать свое согласие. Что ему делать? Он облегченно вздыхает, когда ему на помощь приходит инженер.

- Вы поймете, мистер Йенсен, - говорит Шеппард, и Нильсу кажется, словно при этом на его губах заиграла злобная улыбка, - что у нас есть свои указания, держать полет в секрете как можно дольше. Правда, ваше необычное появление могло бы послужить причиной, чтобы закрыть глаза на это предписание. Но даже если бы я хотел этого, я не могу выполнить вашу просьбу, потому что передатчик неисправен. Какая-то лампа не в порядке. В настоящий момент я не могу установить связь с Землей. Но я надеюсь, что скоро найду повреждение, потому что мы ведь и сами тоже должны связываться с центром.

Нильс немного злится: Он считал самим собой разумеющимся, что его просьба будет выполнена, что для этого не может быть никаких ограничивающих предписаний. Пока что ему придется довольствоваться этим ответом. Внутренний голос подсказывает ему, что здесь что-то не так.

Даже Профессор Бёрнс удивлен. «Это действительно так, Шеппард? – недоверчиво спрашивает он.

- Если я это говорю, то это так, - вспыляется инженер, - За кого вы меня принимаете вообще? Вот, убедитесь сами !

Он несдержанным движением включает аппарат и при этом язвительно ухмыляется. Ведь никто не видел, как он перед этим покопался в приборе во время разговора.

- Ну, что, теперь верите? – спрашивает он и протягивает Бёрнсу наушники. Не слышно ни звука.

- Это очень неприятно для нас, и, конечно, мне очень жаль, мистер Йенсен, - говорит Бёрнс. Но Нильс замечает по нему, что этот неожиданный поворот неприятен ему.

«Это я удачно попал, компания подходящая, ничего не скажешь», думает он. И он решает быть осторожным – прежде всего по отношению к этому инженеру.

Последующий час проходит в обсуждении дальнейшего распорядка их пребывания на Луне. Профессор рассказывает Нильсу о наблюдениях у кратера, и репортер охотно готов выполнить просьбу профессора помочь ему в дальнейшей программе исследований.

- Так как нас теперь трое, мы быстро выполним наши задачи и, я думаю, что мы можем назначить время старта на двадцать четыре часа по земному времени; следовательно, через восемнадцать часов, - объясняет Бёрнс.

- Вы сами управляете ракетой, профессор? – с интересом спрашивает Нильс.

- Нет, я только контролирую и вступаю в случае непредвиденных ситуаций, - отвечает Бёрнс. – Об остальном позаботится автоматика. Вы можете подумать, мистер Йенсен, - объясняя добавляет он, - что наш мозг работает слишком медленно для реакций, от которых частично требуется молниеносность, в этом нам лучше положиться на автоматику. А теперь я предлагаю немного отдохнуть, чтобы мы набрались сил для последнего этапа нашей лунной программы.

Космонавты покидают кабину управления и пролазят через люк в полу в расположенную ниже каюту, которая служит для сна и приема пищи и для хранения запасов и приборов. Они ложатся в гамаки.

Шеппард беспрестанно думают: Как ему сообщить Грюнтерсу об инциденте, чтобы остальные ничего не заметили? В нем кипит необузданная злость: Этот проклятый репортер нарушает ему все планы; а от этого профессора, этого простофили, больше вреда, чем пользы; а капсула – она точна стоит миллионы; если к этому правильно подойти, на этом можно прилично заработать; но это будет возможно только, если у него не будет свидетелей. Лучше всего было бы, если бы оба остались на Луне; никто не смог бы ничего доказать. Если бы он только знал, как это устроить! С Грюнтерсом нужно было договориться раньше, но он бы вряд ли стал возражать.

А что, если попробовать сейчас? Он приподнимается. Но тут он чувствует на себе взгляд репортера и снова откидывается назад. Затем ему в голову приходит мысль ...

Спустя некоторое время троица в скафандрах спускается на лифте из люка Феникса. Нагруженные приборами и инструментами, они отправляются в путь. Шеппард выходит вперед.

Вдруг он скрючивается и падает на землю с криком боли.

- Что такое? – озабоченно спрашивает Бёрнс и подходит ближе.

- Моя нога! – сдавленно говорит инженер. – Я вывихнул ее.

Он пытается встать, но опять валится со стоном.

- Вот это сюрприз, - вздыхает профессор. Шеппард еще несколько раз пытает принять вертикальное положение. Ему не удается. В конце концов, с чужой помощью он встает на ноги, ковыляет несколько шагов, испуская громкие стоны, останавливается тяжело дыша.

Ничего не помогает, они должны оставить инженера! Объединенными усилиями они доводят его до ракеты, лифт доставляет его наверх, и они отправляются без него. Шеппард отправляет им вслед насмешливый взгляд, прежде чем исчезает в люке.

Если бы он еще хотя бы минуту понаблюдал за своими спутниками, он бы не сразу поднялся на мостик, чтобы установить связь с Грюнтерсом.

А точнее: Нильс Йенсен возвращается к ракете. Профессор забыл электрический измеритель, и репортер вызвался принести его. Ему пришлось по нраву, то что он может еще раз вернуться, ведь – черт его знает! – он не доверяет этому Шеппарду: Этот вывих, и прежде всего, то что взрослый, сильный мужчина хныкал во все горло, показалось ему довольно странным.

Нильс переходит из лифта в люк и закрывает внешнюю дверь. Воздух со свистом струится в шлюзовую камеру и устанавливается привычное земное атмосферное давление. Нильс внимательно смотрит на настенный индикатор, затем снимает шлем, вешает его на крючок и осторожно открывает внутреннюю дверь. Приборный отсек пуст. Значит Шеппард там наверху на мостике. Взгляд Нильса падает на лестницу, останавливается на полуоткрытом люке.

Разве был не голос? С кем разговаривает инженер? Что это значит? Ему приходит на ум: рация.

Тихо, исключая всякий шум, он поднимается по лестнице. Действительно, Шеппард связывается по радио с Землей! Значит он солгал, когда сказал, что рация сломана. Йенсен внимательно прислушивается.

То что он слышит, настолько неожиданно, что ему приходится держаться, чтобы не подскочить и не выдать себя этим раньше времени. Инженер как раз говорит:

- Капсула, которую я нашел возле этого Нильса Йенсена, без сомнения принадлежала команде космического корабля чужих, который высадил его здесь. Я предполагаю, что она содержит сведения, сообщения о жизни на той далекой планете и может быть очень важной. Она может передать нам знания, по сравнению с которыми наша лунная программа теряет всякий смысл. Репортер ничего об этом не знает; он был без сознания, когда я забрал капсулу себе. Профессор тоже не догадывается. Ничего не стану ему говорить. Он сразу разболтает. Он вообще чересчур симпатизирует другой стороне. Не удивлюсь, если однажды он перебежит к ним. Дайте распоряжение, майор, что делать с этими двумя! Я перехожу на прием.

Затем наверху тихо. Нильс Йенсен словно застыл на месте. То, что он услышал, поразило его. Этот Шеппард – подлец! Значит загадочные существа, которые спасли его, все же оставили для него знак, подарок! И этот негодяй украл его у него там наверху! Он хочет свести с ним счеты. Но он должен сохранять спокойствие. Если бы он только мог узнать, какие указания получает инженер с Земли! Он продолжает говорить:

- О’кей, сэр, я вас правильно понял: капсула важнее, чем человек. О возвращении не беспокойтесь, профессор Бёрнс уже установил автоматику для обратного полета и рассчитал курс. Сделаю все от меня зависящее. Надеюсь на вашу поддержку.

Уже во время разговора Нильс Йенсен поднял крышку люка и осторожно отодвинул в сторону. Теперь он может видеть инженера, сидящего перед рацией. Какие указание мог дать этот майор с Земли? Нильс осторожно протискивается наверх, забирается в отверстие.

Но каким-то образом он нашумел. Инженер испуганно поворачивается и со злобным криком бросается на репортера. Начинается ожесточенная схватка. Натренированный Нильс хоть и может справиться с противником, но скафандр мешает ему, так что у Шеппарда есть преимущество.

- Подлец, так вот какое твое истинное лицо! – бросает Нильс ему в лицо. Он пытается освободиться из захвата. Негодование удваивает его силы. Инженер с грохотом летит в стену. Но он быстро снова встает на ноги, его кулак ударяет Нильса в глаз, что тот покачнулся. Это использует Шеппард, чтобы рвануть на себя капсулу, которая лежит на столе. Но на сей раз Нильс оказывается быстрее. Его кулак ударяет со всей силой, удар приходится Шеппарду в подбородок. Тот падает на колени, капсула падает из его рук. Мощный хук снова обрушивается на него и сваливает на пол. В то время как Нильс поднимает капсулу и убирает подальше, инженер с трудом поднимается. Взгляд, полный смертельной ненависти падает на противника. Словно хищник, готовый к прыжку, он втягивает голову в плечи, ждет удобной возможности.

- Как ваш вывих, мистер Шеппард? Вы очень быстро оклемались и за это время даже отремонтировали рацию. Поразительный результат! – В насмешливом голосе Нильса Йенсена звучит опасный подтекст. - Я думаю, вы мне сейчас скажете, что означает ваше коварное поведение.

Но инженер не отвечает.

Напряженно он выжидает момента, когда его противник даст слабину, и он снова сможет на него напасть. Он должен вернуть капсулу – во что бы то ни стало! И тогда он рассчитается с этим типом! Тот должен остаться на Луне, это становится ему ясно. А Нильс Йенсен действительно неосторожен: На несколько секунд он поворачивается в сторону, чтобы посмотреть, где капсула. Шеппарду этого достаточно. Он бесшумно напрыгивает на него.

Нильс падает при сильном натиске. Снова начинается жестокая схватка. Она ведется долго и упорно. Слышно только сбивчивое дыхание.