Флеминг Кэролайн Смуглый венецианец

Кэролайн ФЛЕМИНГ

СМУГЛЫЙ ВЕНЕЦИАНЕЦ

1

Мужчина беззвучно вылез из воды. Черный резиновый костюм, облегавший его, как шкура тюленя, влажно блестел при бледном свете заходящей луны. Мгновение он стоял прислушиваясь, но единственным нарушавшим тишину звуком был мягкий плеск воды бетонного причала. Он посмотрел вниз на мрачные воды канала и слегка улыбнулся. Постепенно его фигура растаяла в темноте. Он направился к черневшему вдали зданию. Это был склад, заваленный корзинами с фруктами в ожидании отправки. Мужчина пробрался за гору корзин, снял очки и акваланг, и ловкими движениями стянул с себя костюм, обтягивающий его, подобно коже. Он быстро спрятал свое снаряжение в пустой футляр от гитары и только баллоны с кислородом оставил под какими-то мешками. Затем надел пиджак, неторопливо повязал галстук, закурил и, взяв футляр от гитары направился к выходу.

Он бесшумно открыл дверь сарая, оглядел безлюдный причал, вышел наружу и легко зашагал вдоль набережной.

Граф Видал Чезаре небрежно выбрался из гондолы и пошел по пристани к расположенным между колоннами воротам Палаццо Чезаре. Слабый розовый свет на горизонте возвещал о начале нового дня, позолотив многочисленные шпили и колокольни города и осветив серые мрачные воды канала. Город медленно пробуждался. Вскоре каналы заполнят гондолы, моторные лодки и naporetto маленькие паровые лодки, развозящие обычно приезжих по гостиницам. Но для графа Чезаре город был родным домом, и он давно уже изучил его, начиная от Дворца дожей и кончая неприметной маленькой церковью Святого Франческо дела Винья. Палаццо Чезаре возвышался по трем сторонам маленького внутреннего дворика, в который вошел граф. За двориком так давно не ухаживали, что он зарос мхом и сорняками, а вьющиеся растения буйно разрослись на серых каменных стенах. Фасад Палаццо, тем не менее, до сих пор сохранял остатки былого величия. Он был построен в типично венецианском стиле, с лоджиями, украшенными кружевной резьбой, некогда позолоченными, но уже почти утратившими свой блеск. И все же он по-прежнему впечатлял.

Обитая железом дверь вела в нижний зал, где в столь ранний час веяло холодом и слегка пахло плесенью. Мраморная лестница величественно поднималась на второй этаж, где находилась большая модернизированная комната с апартаментами графа и его бабушки-графини, единственных здравствующих членов семьи Чезаре. Кроме этих покоев, огромных и роскошных, остальная часть дворца была нежилой и постепенно разрушалась под действием сырости. Иногда граф Чезаре сожалел об этом, но не видел никакого иного выхода, кроме как жениться на какой-нибудь богатой наследнице. И хотя он, как и все его соотечественники, не испытывал отвращения к прекрасному полу, еще ни одна женщина не сумела заставить его отказаться от холостяцкой жизни. Он понимал, что в один прекрасный день ему придется жениться, хотя бы для того, чтобы продолжить род Чезаре, но его забавляло, когда любящие мамаши, для которых так много значил титул, старались выставить перед ним своих дочерей.

Графиню приводил в отчаянье его образ жизни. И не раз, возвратившись домой на рассвете, граф выслушивал ее бесконечные лекции и назидания.

В восемнадцать лет Видал осиротел и неожиданно стал графом Чезаре и главой семьи Чезаре. Но все это было в прошлом, а будущее казалось туманным. Обретенный им опыт сослужил ему добрую службу в последующие годы, и граф не питал иллюзий относительно мира в целом и женщин в частности. Он научился играть в игру, которая так легко давалась его современникам, и, в свою очередь, стал опытным игроком, подчас неразборчивым в средствах, когда дело касалось того общества, неписаные правила которого временами напоминали законы джунглей.

Граф вошел в маленькую переднюю, выходившую в большую светлую комнату, обставленную как гостиная; из широких окон открывался живописный вид тихого канала, соединявшегося с более широким, дугой огибавшим лабиринт аллей, дворцов, площадей и рыночных пятачков.

Гостиная, обставленная темной мебелью с янтарно-желтым ковром, не была ни современной, ни античной. Удобные, низкие, покрытые зеленым бархатом кресла стояли рядом с образцами скульптуры, сохраненными его бабушкой, из коллекции шедевров старинного искусства, которая давным-давно была распродана. Здесь находились прекрасная, в полный рост, статуя римского правителя, восхитительный мраморный рельеф из двух голов, выполненный известным скульптором шестнадцатого века, и бюст священника, к которому граф Чезаре питал отвращение. Стены, увешанные гобеленами, подчеркивали нелепость современного телевизора и шкафчика с принадлежностями для коктейля, в то время, как низкий кофейный столик был явно французским. В стенном проеме находился откидной полированный столик, за которым граф, когда он находился дома, и его бабушка ели. В этот ранний час, в пять тридцать утра, он уже был накрыт для завтрака Анной, экономкой, муж которой Джулио был мастером на все руки и выполнял всевозможную работу во дворце. Они были единственными оставшимися слугами, и уже приближались к возрасту, когда пора отправляться на покой. Графиня ни за что на свете не подумала бы попросить их уйти и нанять вместо них более молодых, ведь они служили у нее более сорока лет и знали графа Чезаре с рождения. Граф Чезаре слегка ослабил галстук и пересек гостиную, направляясь к двери своей спальни. Он разделся, принял душ, затем лениво скользнул под шелковую простыню на огромную кровать, служившую их семейству с незапамятных времен.

Граф заснул почти мгновенно и проснулся в половине двенадцатого от того, что Анна бесцеремонно раздвинула длинные бархатные шторы, впустив поток солнечного света. Он застонал и перевернулся на живот, спрятав лицо в мягкие подушки.

- Анна! - воскликнул он раздраженно. - Что ты делаешь?

Маленькая, полная, добродушная Анна, одетая в привычное черное платье, живо повернулась и весело улыбнулась ему:

- Графиня ждет. Она хочет поговорить с вами - ответила Анна, сложив руки на белом переднике. - Она должна сказать вам что-то важное и не может больше ждать.

Граф Чезаре лениво провел рукой по густым темным волосам, затем неохотно сел в огромной кровати.

- Кофе на столе рядом с вами, - подсказала Анна, - там же булочки и масло. Булочки еще горячие, прямо из духовки. Если вы захотите позавтракать.

- Дорогая Анна, что бы я делал без тебя? - иронически произнес граф, наливая себе из серебряного кофейника чашку черного кофе и добавляя два кусочка сахара.

Женщина пожала плечами.

- Я набрала вам ванну и оставила в гардеробной чистую одежду, продолжала она, словно он не открывал рта. - Вам нужно что-нибудь еще, синьор?

Граф Чезаре покачал головой.

- Нет, спасибо, Анна. Ты всегда предваряла мое малейшее желание, - в его голубых глазах искрилась улыбка, и Анна посмотрела на него мягко и снисходительно. Для нее граф Чезаре до сих пор оставался ребенком.

- Очень хорошо, синьор.

Она вышла, и граф выскользнул из кровати, завернувшись в синий шелковый халат. Он налил себе еще чашечку кофе и не спеша направился в примыкающую к спальне ванную комнату.

Когда некоторое время спустя он появился в гостиной, бабушка сидела возле бюро и писала письма. Хотя графине было уже около восьмидесяти, ее ум был по-прежнему ясным. Одолеваемая тяжелыми приступами ревматизма, она тем не менее, смогла сохранить величественный вид, и приводила в робость всех, кто общался с ней. Однако для тех, к кому графиня испытывала симпатию, она была хорошим другом. Несмотря на то, что внук доставлял ей много хлопот, он все равно оставался для нее самым важным человеком, и его счастье и необходимость дать семье Чезаре наследника более всего занимали ее мысли. На ней был розовый шелковый костюм, который дополняли несколько нитей жемчуга, свисавшие с довольно морщинистой шеи. Она была маленькой и стройной, и никто не счел бы ее грозной до тех пор, пока не заглянул ей в глаза: в этих бледно-голубых очах пылало пламя, и один их взгляд мог уничтожить человека.

Когда граф Чезаре вошел в гостиную, она повернулась на стуле и посмотрела на него внимательно и испытующе.

- Ну, Чезаре, - холодно проговорила она, - значит ты, наконец, решил почтить нас своим присутствием!

Граф Чезаре пожал широкими плечами и, прежде чем ответить, полез за сигаретой.

- Бабушка, ты как всегда пытаешься казаться очень грозной. Зачем ты подняла меня с постели в столь ранний час?

Как он и предполагал, его тон разъярил старую даму.

- Уже время ленча, - сердито воскликнула она. - Если бы ты не проводил время в ночных клубах и казино или еще бог знает где, то не лежал бы в постели до сих пор! Твой образ жизни ужасает меня, Чезаре, и я боюсь думать о том, что могу умереть, оставив тебя самого вести все дела...

- Я веду свои дела очень хорошо, спасибо, - безразлично ответил граф и опустился в мягкое низкое кресло, взяв в руки газету.

- Чезаре! Послушай меня! - графиня сердито сжала кулаки. - У тебя, что, нет ни малейшего представления о чести твоей семьи? У тебя, что, нет чувства приличия? Тебе совершенно все равно, что чувствую я?

Граф отшвырнул газету в сторону.

- Ну, ладно, графиня, что вы намерены мне сообщить?

Графиня встала, выпрямилась, сложила руки и произнесла:

- У нас во дворце будут гости.

- Что?! - наконец-то она пробудила в нем интерес. Граф прищурился с недовольным видом.

- Да, Чезаре, гости. - Теперь графиня была очень уверенной в себе. Она привлекла его внимание, и как хороший драматург, намеревалась затянуть эту сцену как можно дольше. - Ты наверное, не помнишь Джоанну Дауней. Мы с ней вместе ходили в школу в Париже много-много лет назад. Мы были добрыми подругами и после окончания школы регулярно переписывались. Когда я вышла замуж за твоего дедушку, Джоанна была одной из моих компаньонок.

Графу начинал надоедать этот разговор.

- И что? Эта женщина... она собирается приехать сюда?

- О нет, увы, Джоанна умерла, около пятнадцати лет назад.

- Тогда говори по существу, - нетерпеливо сказал граф.

Графиня улыбнулась.

- Конечно, конечно, - она задумчиво переплела пальцы. - Джоанна вышла замуж довольно поздно, и человека, ставшего ее мужем, нельзя было назвать богатым. Ее родители имели кое-какие деньги, но они умерли вместе с ними, поэтому Джоанне надо было выйти за кого-нибудь замуж, чтобы выжить.

- Она могла найти работу, - сухо заметил Чезаре, все еще не в состоянии понять смысл этого разговора.

- О нет, не сорок лет назад. Девушки, получившие такое воспитание как Джоанна, не "искали работу", они выходили за кого-то замуж. Так что Джоанна вышла замуж за английского пастора, Генри Бернарда, и уехала жить куда-то на юг Англии. А лет пять спустя она родила девочку, названную Селестой, которую я крестила. Моя история становится более понятной?

- Нет, - коротко ответил Чезаре.

- Ну ничего, скоро ты все поймешь. Селеста была восхитительным ребенком, хотя после того как ей исполнилось восемнадцать, я ее почти не видела. Как я тебе уже сказала, Джоанна умерла, а у Генри Бернарда не было времени для тех, кто имеет деньги. Так что связь на некоторое время прервалась, но Селеста изредка писала мне, а я отвечала, и из писем я немного узнала о ее жизни. Когда ей было всего двадцать, она вышла замуж за человека, которому было уже за сорок, вдовца с ребенком, девочкой лет семи. К несчастью, ее муж погиб в автокатастрофе, - они прожили всего десять лет - и Селеста осталась с семнадцатилетней падчерицей и без денег.

- Не все меряют деньгами, - лениво заметил граф. - Некоторые люди очень счастливы и без оных.

- Тс-с! - графиня посмотрела на него с упреком. - Я не заметила, чтобы ты разделял подобные взгляды. Ты, кажется, проматываешь свое состояние без видимых признаков борьбы.

Чезаре улыбнулся.

- Это моя забота, - ответил он мягко, и бабушка поняла, как трудно ему сохранять спокойствие.

- Очень хорошо. В любом случае, это сейчас неважно. Позволь мне продолжить мой рассказ. Селеста не из тех женщин, которых подавляют обстоятельства. Нет, вместо того, чтобы впасть в отчаянье, она получила для себя и своей падчерицы приглашение навестить дальнего родственника в Соединенных Штатах и там снова вышла замуж. На этот раз за богатого промышленника Клиффорда Воэна. К сожалению, когда она стала его супругой, этот человек был довольно стар, и через два года умер, оставив Селесте все свое состояние.

- Как удобно, - сухо сказал Чезаре. - Я полагаю, она его очень любила.

Графиня пожала плечами.

- Я в этом не сомневаюсь. Но даже если она и вышла за него ради денег, зная, что он долго не проживет, кто я такая, чтобы осуждать ее? Я восхищаюсь ею. Она мне по сердцу.

- Сердце! - Чезаре покачал головой. - Ну и какое у тебя сердце, если ты можешь одобрять брак, основанный исключительно на расчете?

Графиня улыбнулась.

- Мой дорогой Чезаре, это единственный брак, в который можешь вступить ты, не так ли? Так что, пожалуйста, не критикуй меня!

Чезаре беспечно встал с кресла.

- Это совсем другое дело. Я не собираюсь жениться на какой-то старой карге, даже ради ее состояния.

- Нет. И совершенно правильно. Старая карга не может подарить тебе сильных сыновей, сыновей, которые будут носить фамилию Чезаре, - она задумчиво стала перебирать жемчужины. - Нет, Чезаре, ты должен жениться на Селесте Воэн!

Чезаре изумленно уставился на графиню. Наконец-то ее планы открылись. Вот для чего она рассказала историю, которую он только что выслушал без всякого интереса. Она и раньше знакомила его с девушками, но на этот раз все было продумано до мелочей. Женщина была молодой, но не слишком; очаровательной, или по крайней мере таковой ее считала графиня; и богатой, что для графини Франчески Марии Софии Чезаре было самым важным. Желанием всей ее жизни было восстановить дворец.

Граф Чезаре покачал головой. На мгновенье неожиданное заявление выбило его из колеи, и он какое-то время думал только о своих чувствах. Но теперь осознание того, что это может значить, нахлынуло на него, и его слова прозвучали более резко, чем он этого хотел.

- Это смешно! - заявил он холодно. - И если нашими гостями должны быть эта женщина и ее падчерица, то я предлагаю тебе как можно скорее отправить телеграмму в Англию или Соединенные Штаты, где бы они не находились, и сообщить, что обстоятельства, не зависящие от тебя, не позволяют им приехать в данное время. В противном случае они могут обнаружить, что по этому адресу нет никакого графа Чезаре!

Но его слова не вызвали ожидаемой реакции.

- Слишком поздно, - ответила она самодовольно. - Они уже остановились в "Даниэли", и я позвонила им сегодня утром, приглашая оставаться у нас, сколько они захотят!

2

Эмма так устала, упаковывая чемоданы, что решила хотя бы немного передохнуть. Она не могла понять, зачем Селеста достала так много вещей, зная с самого начала, что они недолго задержатся в отеле. Эмма знала, что Селеста любит красивые вещи, и любит, чтобы вокруг нее были ее собственные вещи, напоминающие ей о том, что она их владелица. У Эммы была веская причина помнить это.

Глубоко вдохнув, она принялась изучать свое отражение в большом зеркале. Бледные щеки, бледные губы, бесцветные волосы. Вспомнив великолепные красно-золотые кудри Селесты и - ее горящие синие глаза, Эмма не могла не признать, что сравнение с мачехой не в ее пользу. Она чувствовала, что должна быть благодарна Селесте за то, что та увезла ее из влажной и дождливой Англии в теплую весеннюю Венецию. Но почему-то все что ни делала сейчас Селеста, казалось, имеет какую-то подоплеку и Эмма пока еще не поняла какую именно.

Эмма очень переживала, узнав о страсти своего отца к девушке, которая годилась ему в дочери, особенно если учесть, что это случилось всего через несколько месяцев после смерти ее матери. И когда он женился на Селесте, Эмме пришлось принуждать себя быть любезной со своей мачехой. Но ей нечего было волноваться. У Селесты не было времени уделять внимание маленькой девочке, и она убедила отца Эммы, отправить ее в интернат, несмотря на то, что его жалованье бухгалтера почти равнялось плате за содержание ребенка.

Эмма легко приняла школьную жизнь. Она всегда пользовалась популярностью в местной школе, и ей не составило труда подружиться с девочками в интернате Святого Джозефа близ Эйлесбери. Сложнее было во время праздников, когда Эмму отсылали к разным тетушкам и двоюродным сестрам, пока она не стала достаточно взрослой, чтобы проводить каникулы дома, не вмешиваясь в жизнь своей мачехи. Отец, к ее величайшему сожалению, все чаще болел и она могла только предполагать, что постоянное требование денег со стороны Селесты подрывало его здоровье. Когда она заканчивала школу и готовилась к экзаменам, отец умер. Ее забрали из интерната, и больше она уже не вернулась туда.

После смерти отца практически ничего не осталось, кроме дома, в котором они жили, и который перешел к Селесте, немедленно заявившей Эмме, что она собирается его продать, и что Эмме лучше найти себе работу и комнату.

Эмма с трудом приспосабливалась к новой жизни и яростно ненавидела свою мачеху, ставшую причиной неожиданной смерти отца. Но время многое лечит, и Эмма, видевшая своего отца очень редко с тех пор, как в их семье появилась Селеста, страдала не так сильно, как могло бы быть при других обстоятельствах. Она слышала, что Селеста отправилась в Штаты, и не надеялась увидеть ее снова. Краткое послание уведомило ее о втором браке Селесты, а еще более краткое о смерти Клиффорда Воэна и о получении ее мачехой наследства. Последнее не вызвало у Эммы ни интереса, ни зависти. Она отнеслась к этому отстраненно, словно речь шла о какой-то незнакомке. Поглощенная работой в Лондонской больнице, где Эмма была ученицей медсестры, она поняла, что в состоянии совершенно забыть Селесту и помнить только события того времени, когда она была еще ребенком, обожаемым своими родителями. Она поняла, что отец был довольно слабовольным человеком, и что не стоит всю вину за то, что ее отослали из родного дома, возлагать только на мачеху. Пока Селеста находилась в Соединенных Штатах, Эмма достигла определенных успехов в учебе, а дружба с ровесницами заставляла забыть о том, что у нее нет дома, так как ее всегда были рады видеть в домах других девушек. Она работала много, старшие ее часто хвалили, и ей казалось, что она действительно нашла свое место в жизни и может не бояться никаких перемен. Но шесть недель назад Эмма заболела гриппом, и несколько дней была на грани воспаления легких, а когда кризис миновал, чувствовала себя настолько слабой и измученной, что нуждалась хотя бы в кратковременном отдыхе.

Старшая медсестра пригласила ее в кабинет и спросила, нет ли у нее родственников, которые могли бы забрать ее к себе на некоторое время, пока она окончательно не окрепнет.

Эмме никак не приходило в голову, кто бы это мог быть. Ее частые визиты, по инициативе Селесты, во время каникул к родственникам матери, вызывали у них раздражение. И хотя она не сомневалась, что они примут ее, если она об этом попросит, ей не хотелось к ним ехать.

Неожиданно проблему решило письмо от Селесты, прибывшее из Нью-Йорка. Та приглашала сопровождать ее в течение нескольких недель в Италию. Сообщалось также о том, что Селеста на следующий день вылетает домой в Лондон и просит Эмму встретить ее в аэропорту.

Сначала Эмма была ошеломлена тем, что спустя столько времени Селеста может вот так просто написать и пригласить ее поехать с ней в путешествие. Но осознание шаткости своего финансового положения, плюс любопытство, свойственное всем людям, вынудили ее подчиниться. Она поехала в аэропорт, а оттуда вернулась вместе с Селестой на такси, переднее сидение которого было завалено кучей новых чемоданов.

Селеста подтвердила свое приглашение в номере, который сняла в "Савойе", и Эмма почувствовала, что в своем белом виниловом плаще и со спутанными ветром волосами, должно быть, выглядит скорее служанкой Селесты, чем ее падчерицей. Она говорила себе, что за всем этим должно что-то стоять, что жадная натура Селесты не могла вдруг измениться, что та вряд ли потратила бы деньги на билеты и гостиницу просто так, но она мало разбиралась в жизни и не могла понять мотивов поступков своей мачехи. А когда Селеста посочувствовала ей по поводу перенесенного гриппа, и вовсе была обезоружена. Во всяком случае девушка решила не показывать своих сомнений. Селеста сказала Эмме, что при сложившихся обстоятельствах нет необходимости откладывать отъезд. Она даст Эмме деньги, чтобы та приобрела себе одежду, приличествующую дочери обеспеченной женщины, и как только паспортные формальности будут закончены, они уедут.

И вот теперь, когда они провели в "Даниэли" два дня, в течение которых Эмма была предоставлена сама себе, Селеста вдруг объявила, что они покидают отель и переезжают в Палаццо, принадлежащий крестной матери Селесты - графине Чезаре. Собирая чемоданы Эмма вновь задумалась о том, что же стоит за поступками Селесты. Почему она привезла ее сюда? И почему, решив погостить у графини, мачеха сочла, что ей нужна компаньонка? Если бы ей потребовалась служанка, она могла нанять кого-нибудь за гораздо меньшую плату. Ведь в "Даниэли" ей пришлось заплатить за отдельную комнату - для Эммы - только для того, чтобы никто не подумал, будто она плохо относится к своей падчерице.

Эмма не могла постичь, почему Селеста решила переехать в какой-то сырой старомодный Палаццо, когда могла наслаждаться комфортом в роскошном отеле? Она была уверена, что Селеста собирается жить у графини, которой, по ее словам, было уже восемьдесят, не из альтруистических побуждений. На нее это было непохоже! Так почему же она переезжает туда? Есть ли у графини сын? Если есть, то не это ли причина возбуждения, с каким мачеха приняла приглашение? В конце концов у Селесты сейчас все есть, может, ей захотелось иметь еще и титул? А если это действительно так, то зачем она пригласила с собой Эмму?

Дверь номера распахнулась, и вошла Селеста, яркая и оживленная, ее изумрудно-зеленое платье из тонкого шелка плотно облегало изящные линии маленького, но прекрасно сложенного тела.

- Эмма, - небрежно спросила она, - ты уже закончила сборы?

Эмма встала. Она была довольно высокого роста и всегда чувствовала себя огромной рядом с хрупкой Селестой, хотя ее фигура и была пропорциональной, без угловатости, часто свойственной высоким худощавым девушкам.

- Не совсем, - ответила Эмма. - Я решила немного перевести дух. Скажи мне, Селеста, ты абсолютно уверена в том, что хочешь, чтобы я переехала в этот Палаццо вместе с тобой? Я хочу сказать, что могла бы остаться здесь, или в каком-нибудь другом более дешевом пансионате.

Лицо Селесты приняло странное выражение, и Эмма почувствовала, как в желудке у нее возникло отвратительное ощущение, такое, какое всегда возникало, когда мачеха звала ее к себе, чтобы сообщить о каком-нибудь новом плане, касающемся падчерицы.

- Конечно, ты отправишься со мной, - произнесла Селеста твердо, ее улыбка не гармонировала с холодными взглядом. - Нас обеих пригласили, и, естественно, ты будешь сопровождать меня.

Эмма пожала плечами.

- Но с чего это вдруг графиня пригласила меня? - настаивала она, и Селеста сделала нетерпеливое движение.

- Ты задаешь слишком много вопросов, - произнесла она раздраженно. Где мое шифоновое платье? Я надену его к обеду. Сегодняшний вечер графиня проведет с нами здесь, а завтра утром мы переедем из отеля в Палаццо. Она повернулась к зеркалу, с довольным видом изучая свое отражение. Между прочим, ты обедаешь с нами. С тех пор, как они приехали в Венецию, Эмма обедала в своей комнате, предоставив их столик в ресторане Селесте, которой нравилось создавать вокруг себя ореол таинственности, и слышать, как все поговаривают об очаровательной вдове, каждый вечер сидящей в одиночестве.

При последних словах мачехи глаза Эммы расширились, но она больше ничего не сказала. Тайна сгущалась, и у Эммы зародилась слабая догадка, что Селеста хотела произвести на графиню впечатление своей любовью к падчерице. Но зачем? Чтобы уверить графиню что она заботится о падчерице после смерти Чарльза Максвелла. Могло ли это быть тем ключом, который она искала? Эмма не знала. Ей было больно сознавать, что до сих пор Селеста считала ее обузой.

В тот вечер на Эмме было розовое хлопчатобумажное платье, которое, хотя и стоило Селесте приличных денег, тем не менее совершенно не шло к светлым волосам девушки. И так как она теперь на все смотрела с подозрением, то не могла не задуматься над тем, не выбрала ли Селеста ей такое платье специально, чтобы лишить ее привлекательности. Одежда, которую Эмма носила до сих пор, была удобной и соответствовала молодежной моде, и никогда еще у нее не возникало чувство, что ее преспокойно сделали совершенно безликой.

Графиня прибыла ровно в восемь. Селеста и Эмма встречали ее внизу в холле. Эмма подумала, что никогда в жизни не видела более царственной особы, но так как обе женщины были маленького роста, она чувствовала себя вдвойне неловко.

Когда знакомство состоялось, и они заказали аперитив, графиня повернулась к Эмме и спросила:

- А вы, моя дорогая, как относитесь к неожиданному изменению своей судьбы?

Эмма взглянула на Селесту, потом пожав плечами, ответила:

- Я... ну... это совсем не то, что больница.

Пальцы Селесты предупреждающе впились в ее руку.

- Больница? - графиня нахмурилась. - Моя дорогая, вы были в больнице? Но в вашем возрасте это очень плохо.

- Я... р... - начала Эмма, но пальцы Селесты сжали ее руку еще сильнее.

- Разве я не сообщала вам в письме, что у Эммы была очень тяжелая форма гриппа? - быстро заговорила Селеста. - Он едва не перешел в воспаление легких, и конечно, больница была самым безопасным местом.

Эмма посмотрела на свою мачеху с изумлением. Если нужны были доказательства ее предположений, то вот они!

- Нет, моя дорогая Селеста, - произнесла графиня, и Селеста отпустила руку Эммы. - Ты мне ничего не писала. Но это неважно. Как удачно, что вы приехали в Италию. Осмелюсь сказать, что здесь ваше окончательное выздоровление будет куда более приятным, чем в Лондоне. Я знаю вашу страну очень хорошо, и ее климат ужасает меня!

Эмма тяжело вздохнула, какое-то мгновение неспособная мыслить логически.

- Ваш английский превосходен, - неуклюже пробормотала она, не в состоянии, даже если бы ей это стоило жизни, придумать что-нибудь другое. Она знала, что от нее ждут каких-то слов.

- Спасибо, моя дорогая. Я сама всегда так думала, - улыбнулась графиня. - Ну, допивайте ваш мартини. Думаю, пора переходить к обеду. Она взяла Селесту под руку. - А теперь, моя дорогая, ты должна рассказать мне все. Я хочу знать о твоих двух покойных мужьях, и о том, думаешь ли ты снова выйти замуж. В тридцать три года твоя жизнь только начинается. Мы должны постараться сделать ваше пребывание здесь незабываемым. Эмма была потрясена. Она хотела пожаловаться на головную боль, которую действительно испытывала, и оставить их, чтобы хоть чуть-чуть собраться с мыслями, но ее внутренний такт не позволил ей оскорбить графиню таким образом. Кроме того, она знала, какой будет реакция Селесты, если она вдруг попытается сбежать с этого вечернего развлечения. Во время обеда она едва прикоснулась к еде, слушая разговор графини с мачехой. Еда была восхитительной - минестра, ароматный и вкусный суп, приготовленный из овощей и трав, но Эмма едва ли заметила, что находится у нее в тарелке. Даже сладкий десерт не пробудил ее от летаргии, в которую она погрузилась. К счастью, графиня обращалась в основном к Селесте, так что ей не пришлось больше лгать, хотя та не стеснялась приукрашивать правду в своих собственных интересах, если находила это более выгодным для себя.

- Бедный Чарльз, - говорила она. - Он был совсем молодым, когда умер, ему едва исполнилось пятьдесят три, и он был таким очаровательным! - она посмотрела на Эмму. - Естественно, мы с Эммой разделили наше горе, и думаю, помогли друг другу в тяжелое время.

- Конечно, - понимающе кивнула графиня. - Смерть всегда тяжело перенести, и тебе повезло, что рядом была подруга почти твоих лет. Кстати, моя дорогая, тебя ни в коем случае нельзя принять за мать этой девочки. Ты выглядишь удивительно молодо, и вас можно принять за сестер.

Оценивающий взгляд, которым она одарила Эмму, говорил лучше всяких слов, что графиня считает Селесту куда более привлекательной и изящной, чем ее падчерица.

- Мы с Эммой добрые друзья, - произнесла Селеста, снова глядя на девушку, словно подталкивая ее опровергнуть это утверждение, но Эмма была слишком поглощена своими мыслями и ничего не замечала. И по мере того, как время шло, она задумалась над тем, а почему, собственно, ее это вообще должно трогать. В конце концов у нее никогда не было сомнений относительно того, как к ней относится Селеста. Да она, в общем-то, и предполагала, что ее взяли в это путешествие в качестве компаньонки, так что какая разница, если Селеста решила сыграть роль феи, вырвавшей Эмму из тяжелой прозаической жизни и перенесла в этот изящный мир дворцов, аристократии, богатства?

Казалось логичным предположить, что Селеста хотела показаться спасительницей и наставницей Эммы. Графиня, явно гордившаяся своим родом, едва ли сочтет женщину, несколько лет назад без сожаления бросившую свою падчерицу, достойной светского общества.

Эмма не была глупа, что бы про нее ни думала Селеста, и возможность хорошо провести отпуск, не могла для нее оправдать умышленный обман старой леди. А именно этим и занималась Селеста. И, конечно, причины станут известны, как только граф изволит появиться. Пожилой, уродливый, распутный, ему, возможно, подходят все или только одна из этих характеристик, но Селеста, не упустившая случай выйти замуж за человека, которому было уже за семьдесят, ради одной единственной цели приобрести в обществе положение состоятельной женщины, вряд ли сочтет все это важным, когда речь идет о дворянстве, которое она получит, став графиней Селестой Чезаре. Эмма почувствовала отвращение и стыд, но само ее присутствие здесь делало ее участницей обмана, и все ее надежды на удовольствие, которое она могла получить от отдыха, были омрачены неловкостью ситуации. Как только они вернутся в номер, она скажет Селесте, что уезжает домой, и что та может переезжать в Палаццо завтра утром и делать все, что хочет, но без ее помощи.

Графиня внезапно обратила внимание на Эмму. Какое-то мгновение изучала ее, потом поинтересовалась:

- Как вам нравится пребывание в Венеции, моя дорогая? Вас интересуют старые здания, музеи и галереи? Или вам больше по душе Лидо и спокойные голубые воды Адриатики?

Эмма собралась с мыслями. - Думаю, это прекрасное место, - ответила она вежливо, но без прежнего энтузиазма, так что Селеста с любопытством посмотрела на нее. - Конечно, я уже побывала во Дворце дожей, а этим утром выпила кофе в одном из кафе на площади Святого Марка.

- А, да, Пьяцца Сан Марко. А вы ходили в Базилику?

- К сожалению, нет. У меня не было времени, чтобы осмотреть ее как следует, да и не хотелось делать это в спешке.

Графиня пожала ей руки.

- Вижу, вы находите удовольствие в красивых вещах. Это мне нравится. У моей семьи раньше была большая коллекция картин и скульптур, но увы, многие из них пришлось продать. Я очень люблю посещать художественные галереи и церкви, где хранятся подлинные сокровища искусства, - она улыбнулась и повернулась к Селесте. - Мы с твоей матерью часами бродили по Лувру, когда были молодыми. Она рассказывала тебе?

Селеста заколебалась.

- Конечно, дорогая тетя Франческа, - сказала она мягко, но Эмма была уверена, что это еще одна ложь. Сама она не могла сдержать возбуждения, вызванного разговором об известных во всем мире шедеврах. Жаль, что завтра ей придется вернуться в Лондон...

Когда обед был закончен, Эмма поблагодарила и извинилась. Теперь, по крайней мере, она могла уйти, не вызвав раздражения своей мачехи, потому что чувствовала, что та хочет остаться наедине с графиней. Эмма поднялась в свою комнату, взяла легкую накидку и снова спустилась вниз. Если ей предстоит утром уехать, то она должна насладиться последним вечером в полной мере. Она не особенно задумывалась над тем, что не пристало молодой девушке одной бродить по улицам Венеции, особенно, если учесть, что итальянские мужчины славились своими заигрываниями. Но Эмма чувствовала, что в состоянии справиться с любым ухажером и игнорировала восхищенные взгляды и небрежные приветствия, адресованные ей.

Каналы были переполнены даже в такое время года, и гондолы, огоньки которых блестели в темноте, то и дело отчаливали от ступенек, увозя парочки в незабываемое путешествие. Магазины были уже закрыты, но многочисленные кафе работали, и Эмма испытывала соблазн зайти в одно из них и попросить чашечку кофе, но на это ее мужества уже не хватало. Она не взяла с собой кошелек, иначе могла бы сама нанять гондолу, несмотря на всю экстравагантность этого поступка.

Наконец она вернулась в гостиницу. Ей еще предстояла встреча с Селестой, не обещавшая быть приятной. Она помнила, какой злобный нрав у Селесты, когда кто-то перечит ей. Она вошла в "Даниэли" и пересекала холл, не видя ничего вокруг себя, когда неожиданно натолкнулась на мужчину, рассеянно вышедшего из бара. Она неловко отступила назад, щеки ее вспыхнули, и извинение готово было сорваться с губ. Но мужчина опередил ее, было видно, что воспитанность у него в крови.

- Scusi, signorina. Silo un mio sbaglio [Извините, синьорина. Это моя вина.], - произнес он по-итальянски.

- Non importa, signore [Ничего страшного, сеньор], - также по-итальянски пробормотала Эмма, и уголки ее рта дрогнули в улыбке, когда она увидела его голубые глаза. В то время как незнакомец оценивал ее опытным взглядом, Эмма внимательно изучала его.

Она почувствовала, что в нем есть что-то такое, что отличает его от остальных итальянцев, встреченных ею этим вечером. В том, что он был итальянцем, она нисколько не сомневалась. Он был стройным, но широкоплечим, что немного не соответствовало небрежной элегантности его вечернего костюма. Эмма чувствовала, что он не просто сибарит, хотя, казалось, ощущает себя совершенно свободно в этом роскошном окружении. Его кожа была слишком смуглой для европейца, словно он провел много времени на открытом воздухе, а таких длинных ресниц она не видела раньше ни у одного мужчины. Она подумала, что многие женщины назвали бы его красивым, но привлекательность его заключалась не столько в приятной наружности, сколько в притягательном обаянии, заставлявшем женщину отчетливо осознать собственную женственность. Он был намного старше Эммы, где-то между тридцатью пятью и сорока пятью годами, и эта неопределенность возраста полностью обезоруживала Эмму. Раньше ей нравилось проводить время со своими ровесниками, мужчины постарше никогда не привлекали ее. Но внезапно, все ее старые представления рухнули, и она поняла, что у нее еще очень мало жизненного опыта.

Мужчина улыбнулся и спросил:

- Parla lei Italiano? [Вы говорите по-итальянски?]

- No [Нет], - Эмма вздохнула и пожала плечами. - Только фразы из итальянского разговорника.

- Итак, - он говорил по-английски с едва заметным акцентом, - вы англичанка. Скажите, я причинил вам боль?

Эмма покачала головой, забыв о том, что когда она так поспешно отступила назад, кто-то сильно ударил ее по лодыжке, теперь действительно болевшей.

- Хорошо, хорошо. Вы здесь на отдыхе, синьорина?

- Да, синьор, - и поняв, что позволяет ему завести с собой знакомство, она стала отходить назад, но мужчина остановил ее, слегка прикоснувшись к руке холодными сильными пальцами.

- Не уходите синьорина. Позвольте мне купить вам кампри, хотя бы ради того, чтобы удостовериться, что вы простили меня.

Эмма покачала головой.

- Спасибо, но нет, синьор, Мои... мои друзья ждут меня. Я должна идти. И конечно, я простила вас. Я была виновата не меньше вашего.

Глаза у мужчины были веселыми.

- Очень хорошо, но по крайней мере скажите как вас зовут.

- Ладно, - Эмма улыбнулась. - Эмма Максвелл.

- Bene. Arrivederci, signorina.

- До свидания, - Эмма решительно направилась к лифту, ощущая на себе взгляд, которым провожают ее, и чувствуя, как тело охватывает волнение при мысли о возможности снова его встретить.

И только оказавшись в своей комнате, она вспомнила, что этим вечером собиралась сказать Селесте, что утром уезжает. Эмма заколебалась и подошла к трюмо, подталкиваемая желанием увидеть свое отражение в зеркале. Но как это глупо! Для чего такому мужчине неопытная девушка-подросток, вроде нее? Если бы она была такой же красивой, как Селеста, тогда, может быть, у нее и была бы причина чувствовать этот безумный прилив счастья, но в ней не было ничего привлекательного. Волосы светлые, но прямые, спадающие на плечи шелковистыми прядями. Лицо бледное, но скоро потемнеет под жарким солнцем, а глаза большие, широко посаженные, зеленые, обрамлены ресницами, уступающими ресницам незнакомца. И наконец она добралась до розового платья, которое совсем ее не украшало. Эмма решила, что утром непременно отправится на один из маленьких базарчиков, в изобилии расположившихся между каналами, и купит себе новое платье. Но ей еще предстоял разговор с Селестой, хотя сейчас почему-то, желание убежать из Венеции при первой же возможности, казалось, утратило свою привлекательность.

3

Селеста вернулась в номер только под утро, и открыла дверь что-то тихо напевая, словно была очень довольна тем, что произошло вечером. Эмма засиделась за книжкой до полуночи, затем легла в кровать и пролежала без сна, думая о Селесте. Услышав шаги, она выскользнула из кровати, накинула на стройное тело стеганый халат, тихо отворила дверь своей спальни и вошла в гостиную. Селеста стояла и курила с ленивой улыбкой на лице.

Она вздрогнула при появлении падчерицы и воскликнула:

- Эмма! Что, черт возьми, ты делаешь здесь в такой ранний час?

Эмма пожала плечами и прошла в комнату.

- Я... я не могла заснуть, - сказала она небрежно. - Селеста, я хотела бы завтра уехать домой. Вернее, сегодня.

Выражение лица Селесты изменилось.

- Домой? Ты хочешь сказать в Англию?

- Да. - Эмма нервно обхватила себя руками. - Я... я не знаю, что ты там лгала о наших отношениях, но я не хочу обманывать эту милую старую леди.

Селеста изумленно посмотрела на нее, затем иронично засмеялась.

- Эта милая старая леди, как ты ее назвала, на самом деле беспокоится больше о моих деньгах, чем о моих пороках, - выпалила она. - В твоей наивной голове никогда не зарождалась мысль о том, что я приехала сюда для того, чтобы получить титул, а в обмен восстановить состояние семьи Чезаре?

Щеки Эммы вспыхнули.

- Я задумывалась над этим, - медленно призналась она. - Но все не может быть так просто, как ты говоришь, Селеста, иначе зачем бы ты привезла меня с собой?

Селеста улыбнулась, но ее улыбку нельзя было назвать приятной.

- В какой-то степени ты права. Графиню интересуют деньги, я признаю это, но подобно всем итальянцам для нее имеет большое значение семья, и если бы я приехала сюда без моей дорогой падчерицы, смею предположить, ей не понравилось бы это.

- Ты могла бы сказать правду, что у меня работа в Лондоне.

- О нет, дорогая. Возможно с твоим узколобым подходом к жизни, тебе не приходило в голову поинтересоваться, сколько денег оставил мне Клиффорд, но могу тебя уверить, что графиня знает мой банковский счет до последнего цента.

- Во всяком случае, я бы этому не удивилась, - устало сказала Эмма. Многие девушки, родители которых имеют деньги, зарабатывают себе на жизнь, почему бы этого не делать и мне?

Селеста пожала плечами.

- Конечно, - пробормотала она задумчиво, - но я думаю, что с несколькими миллионами долларов наличными и в ценных бумагах это, мягко выражаясь, маловероятно.

- Несколько миллионов долларов! - Эмма не могла поверить.

- Конечно. Уж не считаешь ли ты, что я вышла замуж за старого Клиффорда и терпела его ради грошей?

Эмме стало противно.

- Селеста, - произнесла она тихо.

- Что? Эмма, будь разумной! Какой вред может быть от того, что старая леди вообразит, будто мы с тобой находимся в наилучших отношениях, ну просто для того, чтобы удовлетворить... ну как бы это сказать... ее правила приличия?

Эти слова на время лишили Эмму аргументов. Если правда то, что графиня заинтересована в Селесте исключительно из-за ее денег, разве не разумно, что та должна воспользоваться случаем и получить титул? В конце концов, Селеста принадлежала к тому типу людей, которые получают то, что хотят, несмотря ни на какие препятствия.

Эмма покачала головой.

- Все это отвратительно. Лучше вообще не иметь денег, чем получать их таким образом.

- Почему, дорогая? Разве ты не хотела бы стать графиней?

- Не особенно. Я бы лучше вышла замуж за человека, которого люблю, чем за какого-то старого плейбоя, промотавшего собственное состояние и жаждущего начать проматывать чужое.

Селеста засмеялась.

- О, Эмма, ты ошибаешься. Граф Чезаре. Он далеко не старый и очень привлекателен. Не то чтобы это имело значение, как ты, наверное, догадалась, но приятно осознавать, что отцу моих детей не понадобятся стимуляторы, усиливающие его природные желания.

Эмма отвернулась.

- Селеста! - воскликнула она. - Ты говоришь ужасные вещи.

- Ты слишком чувствительна, дорогая, - небрежно парировала Селеста. Если ты пообщаешься со мной подольше, то скоро сбросишь свою чувствительную кожу и немного загрубеешь. Взрослей, дорогая. Конечно, ты прекрасно понимаешь, что причина, по которой графиня хочет видеть своей невестой меня, а не какую-нибудь более старую и, возможно, более богатую женщину, заключается в том, что я могу произвести на свет столь желанного наследника, которого она так горячо пожелает для своего внука. Понимаешь?

Эмма содрогнулась.

- Я все поняла и лучше останусь в стороне, если ты не возражаешь. Я поеду домой, а ты разбирайся со своей жизнью без меня. До сих пор тебе это очень хорошо удавалось. Не думай, что ты должна чувствовать, будто несешь за меня ответственность. Подобно тебе, я могу выжить в своей собственной среде.

Голос Селесты неожиданно стал твердым.

- Ты остаешься.

- Думаю, что нет, - Эмма была непреклонна.

- Тогда подумай еще раз, Эмма. Графине ты понравилась, и у меня нет желания отпускать тебя в Англию и объясняться с ней по этому поводу. Нет, дорогая, ты остаешься, и я не хочу слышать никаких возражений. Запомни, я ведь могу осложнить твою жизнь, если ты меня вынудишь.

Щеки Эммы горели.

- Не пугай меня, Селеста. Я сама себя содержу, и ты это знаешь. Мне не нужно никакой помощи от тебя.

- Ты права. Но госпиталь, в котором ты работаешь в Лондоне, несомненно, пользуется какими-то фондами, и если ты пойдешь против меня, я найду кого-нибудь из его сотрудников, кто за деньги сможет сделать все что угодно, ты понимаешь?

Эмма смотрела на нее широко открытыми глазами.

- Ты, должно быть, шутишь!

- Я никогда в своей жизни не была более серьезной.

- Есть другие больницы.

- Я всегда смогу найти тебя. Дорогая, у меня есть деньги, и поверь мне, я знаю, что за деньги можно купить все, абсолютно все!

- Я верю, что ты начнешь преследовать меня, - произнесла Эмма медленно. - Но почему? Селеста, почему? Что я тебе сделала?

- Ничего. Но это не имеет никакого значения. Я хочу, чтобы ты была здесь, и если ты пойдешь против меня, то наверняка, пожалеешь, - она вздохнула, и ее тон снова изменился. - Подумай, о чем я в конце концов тебя прошу? Шесть недель твоего времени, шесть недель, в течение которых ты можешь познакомиться с одним из самых волнующих городов мира, разве это слишком много?

Эмма покачала головой, слишком потрясенная, чтобы произнести хоть слово, затем молча повернулась и пошла в свою спальню. Ей было всего девятнадцать, она была неопытна и испугалась угроз мачехи, и в целом мире не было никого, к кому она могла бы обратиться за помощью, не считая нескольких дальних родственников в Англии, которым было абсолютно все равно, что с ней происходит. Похоже, придется остаться с Селестой, потому что в данный момент она не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы противостоять ей.

На следующее утро за завтраком можно было подумать, что ночной сцены никогда не было. К Селесте вернулось ее прежнее снисходительное отношение, и если она и думала, что Эмма была чересчур молчаливой и, возможно, довольно подавленной, то ее собственная непрерывная болтовня скрывала все это.

Она рассказала Эмме, что прошлым вечером познакомилась с графом Видалом Чезаре.

- Он присоединился к нам после обеда, - сказала она с самодовольной улыбкой, которая могла бы быть у кота, только что полакомившегося сметаной. - До этого у него были назначены встречи, которые нельзя отменить. А после отъезда графини мы отправились в путешествие на гондоле. Эмма, дорогая, это было восхитительно! Надо и тебе найти спутника на то время, что ты здесь, потому что нельзя наслаждаться прелестями ночной Венеции без подходящего мужчины рядом.

- Спасибо, но в этом нет необходимости, - сказала Эмма спокойно, и Селеста недовольно посмотрела на нее.

- Ты не уедешь, - это было скорее утверждение, чем вопрос.

- Нет, Селеста, я не уеду. Но я также не собираюсь позволить тебе навязать мне какого-то праздношатающегося родственника этого графа.

- Не будь такой дерзкой, дорогая. Никто не станет заставлять тебя делать то, что ты не хочешь, - она изящно поднялась на ноги. - А теперь я пойду переоденусь, а ты можешь закончить упаковывать вещи, если, конечно, будешь так любезна. Гондола прибудет в одиннадцать. Какой-то парень, работающий у графини, кажется, его зовут Джулио, приедет отвезти нас в Палаццо. Только представь, Эмма, Селеста Бернард гостит в венецианском Палаццо!

Для Эммы Палаццо воплощал многое. Он был, несомненно, старинным, и как она полагала, красивым, но сейчас ее голову занимали мысли, главным образом, связанные с Селестой. Она не испытывала от предстоящего визита того волнения, которое могла бы испытывать при других обстоятельствах.

Селеста задрожала, когда они пересекали прохладный и темный нижний зал и вслед за Джулио, согнувшимся под тяжестью двух чемоданов, поднимались по лестнице. Эмма несла небольшой чемодан и сумку, в которой находились почти все ее вещи, в то время, как внизу, в зале, остался еще огромный чемодан, набитый вечерними платьями, туфлями и драгоценностями Селесты.

- Нам надо будет установить лифт, - бросила Селеста через плечо Эмме. - В Штатах никто не поднимается по лестнице пешком!

Графиня ждала их в большой гостиной, и Селеста с облегчением заметила, что в этих апартаментах было установлено центральное отопление, а мебель была в меру современной и удобной. Эмма была уверена, что первые мысли Селесты были о том, какие перемены следует произвести, как только станет ясно, что она будет следующей графиней. Служанка Анна подала кофе и пирожные, а потом провела их в комнаты. Комната Селесты представляла собой огромный зал с массивной кроватью под балдахином с бархатными портьерами, прикрепленными к центральному карнизу. Они опускались и поднимались. На мозаичном полу лежали мягкие пушистые коврики, а мебель была сделана из темного дерева.

- О, боже! - воскликнула Селеста. - Это похоже на приемную.

- Возможно, в старые времена она использовалась в этих целях, заметила Эмма, на мгновение забыв о своих собственных проблемах. - Может быть, графини проводили аудиенции в своих спальнях, подобно королям и королевам.

- Может быть, - Селеста скривила рот. - Хорошо хоть кровать удобная, но эти портьеры могут создавать духоту в жаркий вечер.

Эмма покачала головой. - Не думаю, чтобы в этих комнатах когда-нибудь было душно. Эти палаццо построены из камня, ты же знаешь. А чтобы нагреть камень требуется очень много тепла.

Селеста вздохнула.

- А где ванная комната? Интересно, водопровод здесь современный? Будем надеяться, что так.

Ванная комната была огромной и царственной, а ванна была такой большой, что в ней одновременно смогли бы поместиться человек десять. Но водопровод был современный. Анна предложила Селесте помочь с распаковкой чемоданов, и оставив мачеху заботам служанки, Эмма решила познакомиться с дворцом поближе.

Ее собственная спальня была менее впечатляющей, чем спальня Селесты, хотя и достаточно большой, но кровать представляла собой современный тип диван-кровати на четырех ножках, что ее разочаровало. Ей гораздо больше чем Селесте была по душе подлинная атмосфера, создаваемая старыми вещами.

Гостиная, когда она туда вернулась, была пустой, но из двери слева, которая, видимо вела на кухню, раздавался шум, и Эмма подумала, что, наверное, старая леди наблюдает за приготовлениями к ленчу. Она вышла в довольно длинную галерею, соединявшую переднюю и заднюю части дворца, и немного постояла там, глядя вниз на пустой и темный нижний зал. Она пыталась представить, как выглядел Палаццо в те дни, когда в этом зале устраивались приемы и комната заполнялась красиво одетыми женщинами в шелках, атласе и парче, с дорогими украшениями, а мужчины, в элегантных атласных бриджах и камзолах, танцевали со своими дамами менуэт. Звуки скрипки долетали до юных членов семьи, наблюдавших за происходящим из какого-нибудь укромного уголка на этой самой галерее. Она задумалась, на ее губах появилась легкая улыбка, и звук открывшейся внизу входной двери заставил ее вздрогнуть от неожиданности. Солнечный свет мгновенно рассеял полумрак и осветил фигуру мужчины, вошедшего в Палаццо с футляром для гитары.

Не имея ни малейшего представления о том, что за ним наблюдают, он бесшумно пересек зал, подошел к кладовой, открыл дверь и без единого звука исчез внутри. Эмма нахмурилась и резко выпрямилась. Она опиралась на перила балкона, и ее рука замерзла. Но она не замечала этого. В появлении мужчины было что-то необычное, она не могла сказать, что именно, но он двигался крадучись, словно прятался от кого-то. А если это так, то кто бы это мог быть? И что он делает там, внизу? Эмме трудно было оценить ситуацию. Из того, что рассказала ей Селеста, и из разговора с графиней накануне вечером, она поняла, что нижними помещениями никто не пользуется, а если это так, то какая причина может заставить кого-нибудь войти в кладовую, да еще с футляром от гитары? Она решила не думать об этом и, пожав плечами, решительно повернулась и пошла прочь с балкона. Что бы там не происходило, это не ее дело.

Она прошла мимо нескольких тяжелых резных дверей, испытывая жгучее желание открыть их и посмотреть, что за тайны скрываются за ними. Небольшой инцидент, свидетельницей которого она только что стала, и который может оказаться совершенно невинным, вызвал у нее странное чувство нервозности. И она решила, что лучше ей вернуться в гостиную, пока воображение не унесло ее слишком далеко. Она едва не лишилась дара речи от испуга, когда у нее за спиной раздался голос:

- Интересно, куда это вы идете?

Эмма резко повернулась, и прижала руку к губам, словно для того, чтобы сдержать крик, который чуть не вырвался у нее от неожиданности. Затем, глядя на мужчину широко открытыми глазами, она произнесла:

- Вы?!

Это был незнакомец, с которым она столкнулась в холле отеля "Даниэли".

У него тоже был удивленный вид, глаза прищурились.

- Почему вы здесь? - Тон его был резким, словно он на что-то сердился, и она не могла понять почему.

- Я... ну... графиня Чезаре пригласила нас с мачехой погостить у нее. Но... кто вы такой?

Его лицо расслабилось.

- Так вы падчерица Селесты Воэн?

- Да. Но вы не ответили на мой вопрос, - она вдруг вскрикнула. - Вы ведь не граф?

- К вашим услугам, - любезно согласился он.

- Тогда... - Эмма замолчала. - Но откуда вы пришли?.. Я хочу сказать... я не слышала, как вы вошли. Так это... были вы, там, внизу, в зале?

Его лицо мгновенно потемнело.

- Вы долго стояли на галерее? Или вы что-то услышали и вышли посмотреть?

- Боюсь, я грезила наяву... - Эмма вдруг вспомнила, с кем разговаривает. - Прошу прощения. Я должна говорить "сеньор" или "сеньор граф", не так ли? - Она покраснела. - Боюсь, что я немного растерялась. Вы меня так напугали.

- Это не имеет значения. Вы сказали, что грезили наяву?

- Да. Я... я видела, как кто-то вошел с футляром от гитары и направился к одной из кладовых. Я просто подумала, что это немного странно, так как графиня сказала, что нижними комнатами никто не пользуется. Конечно, если бы я знала, что это были вы...

Граф нахмурился и беспокойно провел рукой по волосам. Затем некоторое время внимательно смотрел на нее после чего сказал:

- Я иногда пользуюсь кладовыми для хранения вещей. Вот и все.

Эмма кивнула.

Мгновение они стояли молча. Эмме эта тишина показалась почти осязаемой. Но внезапно ее пронзила мысль: словно стальные крылья ударили по легкой паутине: это граф, за которого Селеста собирается замуж, человек, человек, благодаря которому она обрела уверенность в себе. Это было невероятно и омерзительно. Как он может допустить, чтобы его покупали, даже ради восстановления богатства семьи Чезаре? Она чувствовала, что он смотрит на нее, и с отвращением опустила глаза на свои темно-синие джинсы и бледно-голубую футболку, внезапно вспомнив, что пообещала себе купить новые платья, и что ссора с Селестой заставила ее забыть об этом.

Он как-то странно улыбнулся и произнес:

- Я полагал, что падчерица Селесты ребенок, едва ли не школьница.

Щеки Эммы вспыхнули.

- Мне девятнадцать, - сказала она. - Через несколько месяцев будет двадцать.

- Действительно?

Эмма пожала плечами.

- Ну... Пойдем в гостиную?

- Если хотите. - В нем была особая уверенность мужчины, сознающего свою власть над женщинами. Эмма почувствовала раздражение от того, что хоть на мгновение, но поддалась его обаянию.

4

Когда они вошли, Селесты в гостиной не было, а графиня, увидев их, улыбнулась и сказала:

- А, вижу вы уже познакомились. Чезаре, не пора ли переодеться к столу?

На графе были свободные темные брюки и белая шелковая рубашка, расстегнутый воротник которой открывал темные волосы на груди. Он выглядел весьма привлекательно.

- Как скажете, графиня - пробормотал граф Чезаре, его глаза еще раз задумчиво скользнули по Эмме. Она покраснела и сказала:

- Полагаю, мне тоже надо переодеться. Боюсь я напрасно теряю время.

- Что вы делали, дитя мое? - ласково спросила ее графиня.

- Я осматривала дворец, - ответила Эмма с готовностью, она была рада стряхнуть то угнетенное настроение, которое начинало овладевать ею. - Мне кажется, когда-то это было замечательное место. - Она смутилась, поняв скрытый смысл своих слов. - То есть... в те дни, когда роскошная жизнь считалась само собой разумеющейся.

- Я вас поняла, дитя мое, - мягко ответила графиня. - Не бойтесь сказать мне, что Палаццо скоро рухнет нам на голову из-за того, что за ним не следят. Мой внук мало беспокоится о прошлом, он живет настоящим.

Эмма посмотрела на графа. Тот стоял, совершенно спокойно слушая их разговор, и казалось, его абсолютно не беспокоит бестактность, проявленная бабушкой. По-видимому, его это даже забавляло.

- Моя бабушка очень хочет, чтобы Палаццо восстановили, - заметил он. - Для нее вещи важнее людей. А я считаю, что человеку необходимо место, где бы он мог жить, пища, которую он мог бы есть, и яркое солнце, чтобы не замерзнуть. - Он засмеялся, тихим приятным смехом, который разозлил его бабушку.

- А деньги? - спросила она. - Как же насчет денег, Чезаре? Ты вряд ли мог бы обойтись без них!

Чезаре пожал плечами.

- Графиня, вы действительно меня слишком плохо знаете. Люди, как вам известно, меняются, становятся более взрослыми, более зрелыми, набираются опыта.

- Ха! - графиня разразилась потоком итальянских слов, которые, как подумала Эмма, были не очень приятными, и, пятясь, она выскользнула из комнаты и пошла к себе в спальню.

Ленч подали на террасе, выходящей на канал. Сидя под лучами теплого солнца и вдыхая восхитительные запахи, идущие из кухни, Эмма почувствовала, что расслабляется. Она переоделась в темно-синее платье из тонкой шерсти, которое очень шло ей, и тщательно расчесала свои прямые волосы. Но все равно, какой незначительной она была рядом с ослепительной, яркой красотой своей мачехи, сидевшей слева от графини во главе стола. На Селесте было блестящее желтое узкое платье с большим стоячим воротником, придававшим коричневатый оттенок ее золотисто-рыжим волосам. В ушах сверкали бриллиантовые сережки, гармонировавшие с бриллиантовым кулоном.

Эмма подумала, что граф Чезаре, сидевший напротив нее, не мог сопротивляться притяжению этой искрящейся побрякушки в алебастрово-белой оправе, и нехотя ковыряла рисовый пудинг, лежавший у нее на тарелке. Ей никогда еще не приходилось бороться с чувствами, подобными тем, которые вызвал у нее граф Чезаре, и она объясняла это только довольно необычной обстановкой в сочетании с тем фактом, что он был первым итальянским графом, которого она встретила. Все это временно повергло ее в летаргическое состояние. В конце концов, убеждала себя Эмма, она не так уж наивна. В течение последних трех лет у нее было много знакомых ребят, с которыми она довольно легко флиртовала, не принимая близко к сердцу их отношения, что устраивало обе стороны. Она подумала, что, наверное, романтическая атмосфера Венеции заставляет всех непрерывно думать о любви и влюбленных.

Но как бы она не старалась, как не убеждала себя, глаза помимо ее воли, устремлялись к графу Чезаре; Эмма изучала его так пристально, что, должно быть, он это заметил, потому что неожиданно повернулся и посмотрел в ее сторону. Она поспешно наклонила голову и подхватила вилкой остатки грибов и риса.

Когда ленч был закончен, Селеста объявила, что собирается предаться сиесте, и так как графиня поддерживала ее, Эмма подумала, что у нее есть время отправиться за покупками, совершенно забыв, что между часом и четырьмя все магазины закрыты.

Она взяла кожаную сумку, сменила туфли на каблуках на более удобные сандалии и, сказав Анне, что на некоторое время выйдет, спустилась в нижний зал. Эмма очень удивилась, когда из тени под лестницей появилась фигура, и произнесла голосом графа:

- Ну, и куда это вы идете?

Эмма задрожала.

- Я иду за покупками, синьор граф. И мне бы хотелось, чтобы вы не пугали меня так каждый раз.

Он улыбнулся и легко прикоснулся к ее руке.

- Магазины закрыты, а на улицах слишком жарко для прогулки, так что предлагаю вам пойти со мной, я покажу вам некоторые прелести лагуны.

Глаза Эммы расширились.

- Вы! Я хотела сказать... Почему?

- Потому что я так хочу, а я всегда делаю то, что хочу.

- Действительно, - Эмма смотрела на него с легким раздражением.

Восхищаться им можно на расстоянии, но находиться вот так рядом было выше ее сил. Она боялась исходящего от него магнетизма. Рядом с ним она не была уверена в себе и кроме того, знала, что Селеста этого бы не одобрила.

Граф Чезаре погладил прядь светлых волос и произнес:

- Ты хочешь пойти, так почему бы этого не сделать? Если волнуешься насчет своей мачехи, то я ей не скажу.

Эмма почувствовала себя оскорбленной.

- Другими словами, вы хотите тайно встречаться со мной между страстными свиданиями с Селестой!

Он улыбнулся и потащил ее к двери. Эмма позволила увлечь себя, было трудно сопротивляться, когда так отчаянно хотелось уступить.

Оказавшись на улице под солнечными лучами, он констатировал:

- Какое ты... как вы это говорите... старомодное существо, со своими тайными встречами и свиданиями. Какое нам может быть до этого дело, cara mia, в этот восхитительнейший из дней? Идем, ты ведь не собираешься мне отказать, не так ли? В конце концов, мисс Эмма Максвелл, мы познакомились вчера вечером, не правда ли, и сегодня я зашел к тебе в гостиницу, чтобы снова принести свои извинения и предложить себя в качестве сопровождающего, если ты вдруг захочешь пройтись по городу.

Эмма была поражена.

- Я вам не верю, - воскликнула она импульсивно. - Почему вы это сделали?

Он пожал плечами, и они пересекли внешний двор и подошли к ступенькам.

- Я сам начинаю удивляться, - мягко пробормотал он, и она посмотрела вверх на него и улыбнулась, не в состоянии сопротивляться его небрежному тону. Он был высоким, и Эмма, привыкшая к мужчинам не намного выше ее, подумала, как приятно смотреть на него снизу вверх. У ступенек была пришвартована моторная лодка, и он сказал:

- Это моя. Не возражаешь, если мы воспользуемся ею вместо гондолы? Я предпочитаю сам сидеть за рулем, не опасаясь, что кто-то подслушает мой разговор.

Эмма почувствовала соблазн сделать какое-нибудь замечание, но сдержалась. Она просто позволила ему помочь ей сесть в маленькую лодку и ждала, пока он запрыгнул и сел рядом с ней. Потом она стояла возле него в маленькой кабине, поглощенная постоянно меняющимся многообразием окружающих их достопримечательностей, убеждаясь, что он хорошо знает историю города, чтобы там не говорила о нем его бабушка. Граф Чезаре знал названия почти всех дворцов, мимо которых они проплывали, а Эмма и не представляла себе, что их так много, только смотрела и смотрела, сжимая руки от восторга. Они проплыли под мостом Риальто, и девушка увидела все магазины, расположенные вдоль него, и товары, выставленные в витринах.

- Лучше пройти по мосту пешком, - сказал Чезаре. - В магазинчиках продается много интересных вещей: муранское стекло, венецианские кружева и украшения, игрушки и всевозможные сувениры.

Эмма кивнула.

- Я уверена, что лучше. Но должна признаться, что это не очень привлекает меня. Я бы предпочла что-то менее... коммерческое.

- Хорошо, - граф улыбнулся. - Если ты мне доверяешь, сделаем, как я предложил вначале, я покажу тебе лагуну.

- Доверяю вам? - Эмма нахмурилась. - Я не понимаю.

Чезаре резко повернул лодку, и они проплыли между темными каменными стенами домов, выходящих прямо на канал. Обвитые вьющимися растениями арки вели во внутренние дворики, кованые железные решетки которых казались воротами в подводные сады. Маленькие лодочки были привязаны к шестам или небольшим колоннам.

- Я имею в виду, что многие островки лагуны сейчас пустынны, там никого нет, понимаешь? Конечно, есть Мурано, Бурано и Торчелло, но думаю, мы прибережем их на потом, хорошо?

Эмма посмотрела на часы.

- Уже больше трех часов, синьор. Наверное, было бы лучше оставить лагуну на потом.

Чезаре пожал широкими плечами, и Эмма не могла не залюбоваться тем как заиграли под серым шелковым пиджаком костюма его сильные мышцы. Почему он не женился, подумала она, должно быть, немало женщин охотно пожертвовали бы своей свободой ради него. Внезапно они вылетели из полумрака каналов на яркую открытую гладь моря, такого же голубого, как небо, сливавшееся с ним на горизонте. Это было так неожиданно и так красиво, что Эмма только вскрикнула и покачала головой в изумлении. Чезаре выключил мотор, и некоторое время они плыли по течению, оставив далеко позади шпили и церкви Венеции. В это время дня немногие отправлялись путешествовать, и казалось, они были совсем одни в голубом-голубом мире.

- Тебе нравится? - спросил он, вопросительно глядя на Эмму.

Она беспомощно покачала головой.

- Как такое может не нравиться?

Она пошла на корму маленького суденышка и села на мягкие подушки, покрывавшие скамейку. Граф Чезаре последовал за ней и сел рядом, предлагая ей сигарету. Эмма покачала головой.

- Я все еще не понимаю, почему вы привезли меня сюда!

- А почему бы и нет? - он лениво откинулся назад, разглядывая ее так внимательно, что она смутилась. Ты мне нравишься.

Эмма не могла промолчать.

- Граф Чезаре...

- Чезаре достаточно, - мягко перебил он.

- Ну... тогда Чезаре. Это просто не доходит до меня. Я прекрасно знаю, что Селеста куда более привлекательна, так почему же вы возитесь со мной? - Она вздохнула. - Пожалуйста, не пытайтесь меня обмануть.

Он возмущенно развел руками.

- А я и не пытаюсь. Ты мне действительно нравишься, и я хотел посмотреть, как ты отреагируешь на все это.

- Почему вы не взяли Селесту? Почему вы отказались от сиесты?

- Ты задаешь слишком много вопросов, - ответил он холодно. - Принимай дары в том виде, как нам предлагают их боги.

Эмма повернулась к нему спиной. Она просто не могла поверить, что такому мужчине, как граф Чезаре, могло понравиться такое незначительное, незаметное существо, как она. Это было смешно. Должна существовать какая-то другая причина. Он был слишком привлекательным и, его вчерашнее приглашение выпить с ним было не более чем, инстинктивной реакцией итальянца, желающего показать, что он искренне извиняется. Последняя фраза графа испортила ей настроение, и она чувствовала себя разочарованной и несчастной.

Эмма взглянула на него и увидела, что он смотрит невидящими глазами в воду, словно глубоко поглощен своими мыслями. Почувствовав ее взгляд, он искоса посмотрел на нее.

- Хочешь вернуться?

Эмма пожала плечами.

- Думаю, что лучше вернуться.

Видал Чезаре смахнул пепел с брюк и встал. Он стоял, глядя вниз на ее поднятое лицо, потом прикоснулся сильными пальцами к ее подбородку и оценивающе посмотрел на нее.

- Не преуменьшай своих достоинств, Эмма Максвелл, - пробормотал граф мягко. - Ты славный ребенок, и при правильном обращении можешь быть довольно красивой, ты знала это?

- Я не ребенок! - парировала девушка, хотя и слегка по-детски. Он поднял темные брови.

- Нет? Возможно и нет для молодых людей твоего возраста, но мне ты кажешься невероятно юной и наивной. Я даже не могу вспомнить, когда сам был таким же молодым. Я чувствую себя так, словно родился старым.

- Женщины взрослеют намного раньше, чем мужчины, - быстро отреагировала она.

- Хорошо, я принимаю это. Но как ты сказала раньше, Селеста больше подходит мне по возрасту.

- Я не упоминала возраст, - сухо сказала Эмма, ее щеки горели, и он отпустил ее.

- Нет. Но ты проницательна, - произнес он загадочно и отправился заводить мотор.

Эмма вздохнула. Ну и что она доказала?

Она встала и присоединилась к нему.

- Скажите мне честно, зачем вы привезли меня сюда?

Чезаре вздохнул.

- Потому что ты славный ребенок, и потому что ты мне нравишься.

- И это единственная причина?

- А что бы ты хотела услышать? - он улыбнулся. - Я не имею дел с подростками, что бы тебе не говорила твоя очаровательная мачеха.

- Вы не могли быть более откровенным! - воскликнула Эмма, чуть не плача. - О, зачем я только поехала!

Чезаре засмеялся, и на секунду ей показалось, что он похож на дьявола. Насмехается над ней, дразнит, она почувствовала, что могла бы дать ему пощечину, так он ее разозлил.

- Ты ожидала легкомысленного флирта? - спросил он совершенно откровенно. Но Эмма была слишком изумлена и не ответила. - Неужели ты приехала в Венецию, чтобы завести так называемый курортный роман, а затем вернуться в Англию и снова погрузиться в каждодневные дела?

- Конечно, нет, - Эмма отвернулась. - Я изменила свое мнение о вас, синьор граф. Я думала, вы джентльмен!

Они вернулись в полумрак каналов и графу, отлично знавшему дорогу, потребовалось немного времени, чтобы добраться до Палаццо Чезаре. Эмма поспешно вылезла из лодки, пока он привязывал веревку, и быстро пошла через двор во дворец. Он догнал ее, когда она подходила к ступенькам лестницы.

- Как я понял ты на меня сердишься, - насмешливо пробормотал он.

- Мои чувства не распространяются на вас, - ответила она холодно, ступая на первую ступеньку с тем достоинством, на которое только была способна в тот момент. Но неожиданно нога соскользнула назад, она споткнулась и, наверняка, упала бы, если бы граф не поддержал ее.

Эмма ощутила тепло и силу его тела. Чезаре обнял ее, крепко прижали к груди, и она почувствовала, как ноги становятся ватными. Никогда в жизни Эмма не испытывала такого сильного волнения от прикосновения мужчины. По участившемуся дыханию графа она поняла, что от также взволнован. Стоило ей повернуться, и его губы, она не сомневалась в этом, стали бы искать ее, и вряд ли она смогла устоять. Когда через минуту граф отпустил ее, резко отступив назад, она, оглядываясь, взлетела вверх по лестнице. Удары сердца громом отдавались у нее в ушах.

5

Чезаре вышел из конторы Марко Кортино. Он пробрался сквозь шумную толпу, которая, казалось, не рассеивалась в любое время дня, и направился к мосту Риальто. Смешавшись с туристами, он надеялся пройти незамеченным, так как у него не было желания привлекать к себе внимание. Пройдя мимо моста, он направился по многочисленным улочкам и переулкам к Пьяццо Сан Марко. Было уже почти одиннадцать, а он пообещал встретиться с Селестой в одном из кафе, которых было не счесть на этой площади, именно в это время.

Граф с радостью узнал, что она должна была сделать кое-какие покупки, так что это избавило его от необходимости объяснять, почему он не мог составить ей компанию раньше. Ему надо было срочно связаться с Марко по важному делу, но было бы совсем нелегко придумать предлог для того, чтобы отправиться в район Фондако ден Тедески. Он подумал о том, как глупо было с его стороны позволить гостям остаться в Палаццо, в то время, как столько было поставлено на карту, но не в его характере было вести себя грубо и невоспитанно, поэтому ему пришлось смириться с их присутствием. Он сомневался, что кто-нибудь поверит в то, что ему безразличны планы бабушки, а его собственная попытка проявить интерес к падчерице не увенчалась успехом. Вспомнив свою прогулку с Эммой два дня назад, он снова принялся ругать себя. Это был совершенно идиотский поступок, приведший лишь к тому, что ему удалось разрушить обычную дружбу, которая могла бы завязаться у него с этим ребенком. Ребенком? Граф задумался. В податливой мягкости ее тела, когда он на мгновение прижал ее к себе на лестнице, не было ничего детского, да и его собственная реакция была исключительно взрослой. Он честно признался себе, что при любых других обстоятельствах, посчитал бы роман с Эммой забавным. Правда, все молодые женщины были для него одинаковы, но неискушенность Эммы и трогательное отрицание того, что он может проявлять к ней какой-то интерес, странно задели его, и ему хотелось бы продолжить эксперимент.

Селеста - совсем другое дело. Она очень красива и очень богата, и не намного моложе его. Чезаре не сомневался, что она очень хочет, чтобы их знакомство поскорее переросло во что-то более глубокое, но впервые в жизни желание обладания притупилось. Он знал многих красивых женщин, и считал красоту необходимым условием физического желания, но сейчас обнаружил, что это не всегда так. Эмма, этот ребенок, не была красивой, и все же ее стройное тело было желанным, хотя сама она этого и не осознавала. Ее волосы были мягкими как шелк и слегка пахли лимонным шампунем. Руки тоже были мягкими, и Чезаре почувствовал яростную злость на самого себя за то, что так явно представил удовольствие, которое бы испытал от прикосновения этих маленьких изящных ручек к своему телу.

- Чезаре! Чезаре! - сердито одернул он себя. - Что ты за мужчина, если позволяешь себе так неосторожно увлечься девятнадцатилетней девочкой в свои сорок?

Для самобичевания мало значило то, что это увлечение было чисто умозрительным, а не физическим, ибо его религия, к которой он относился очень серьезно учила, что мысль столь же греховна, как и поступок. Он добрался до площади, и прежде чем встретиться с Селестой закурил сигарету, надеясь, что это поможет ему успокоиться. Единственным способом не дать чувствам управлять его ощущениями - увлечься Селестой, чтобы та вытеснила все мысли об Эмме Максвелл из его головы. Но здесь крылась опасность другого рода. Селеста ждала его, потягивая кампари и зажав между прекрасно наманикюренными пальцами длинную американскую сигарету. На ней было бледно-голубое льняное платье с низким декольте, прозрачный шифоновый шарф развевался на легком ветерке. Она была красива и элегантна, и казалось, полностью владела собой.

Селеста с удовольствием посмотрела на него, когда он остановился у ее столика, и улыбнулась.

- Ну, Видал, ты опоздал, - промурлыкала она. - Уже пять минут двенадцатого. - Ее тон был слегка укоризненным.

- Извини. Меня задержали, - Чезаре сел рядом с ней и сделал жест официанту. - Ты меня простишь?

Селеста позволила ему взять свою руку и только потом кокетливо сказала:

- Так как это ты, то да. Где ты был?

Чезаре небрежно пожал плечами.

- Занимался своими делами. Что ты будешь пить, Селеста?

Когда они вышли из кафе, Селеста предложила отправиться в Базилику.

- Ты уверена, что хочешь туда пойти? - в тоне графа чувствовалось недовольство.

- Конечно, мой дорогой. Я не могу пробыть так долго в Венеции и не увидеть Базилику, не так ли?

Они последовали за потоком туристов и вступили в мир венецианско-византийской архитектуры. Пол представлял собой чудо мозаичного искусства, а обилие замечательных скульптур и картин затрудняло восприятие.

- Некоторые части церкви были построены еще в девятом веке, произнес Чезаре, наблюдая за лицом Селесты. Он не увидел на нем и намека на тот нескрываемый восторг, который был на лице Эммы. Селеста воспринимала окружающее со скучающим видом, словно вековая красота нисколько не трогала ее.

- Старые здания не в моем вкусе, - сказала она откровенно и облегченно вздохнула, когда Чезаре предложил закончить экскурсию. Прости, но я не могу приходить в восторг от картин, - продолжала она. - У меня есть несколько картин, принадлежавших Клиффорду, но боюсь, что я смотрю на них скорее как на капиталовложение. - Она по-девчоночьи хихикнула. - А ты много знаешь о художниках, Видал?

- Немного, - ответил он, чуть-чуть сдержанно, и она посмотрела на него с удивлением.

- Я тебя обидела, Видал? Я не хотела, дорогой, честно не хотела, но мне кажется, что в глубине души я современный человек. Дайте мне побольше зеркального стекла, бетона и старого шведского дерева, и я счастлива.

Чезаре покачал головой.

- Ничего, - ответил он, переходя на свой родной язык, и Селеста поняла, что она каким-то образом разочаровала его. Она взяла его под руку и сказала укоряюще:

- Видал, куда мы идем? Мне помнится, ты что-то говорил о ленче.

- Ленч? - Видал пожал плечами. - Вернемся в Палаццо, да?

Селеста решила не спорить.

- Хорошо. Но в гондоле, ладно?

- Как хочешь.

Гондола медленно и ритмично двигалась по тихой воде, и Селеста расслабилась, сидя на корме довольная, что граф Чезаре сидит рядом с ней. Обитые сидения были очень удобными и достаточно узкими, чтобы сидеть близко, что само по себе было романтично, особенно ночью. Однако, был полдень, но Селеста каждой клеточкой чувствовала, что рядом с ней мужчина, и была уверена, что он не может не чувствовать то же.

- Видал, - призывно промурлыкала она. - Извини. Я знаю, что я рассердила тебя, но не будь таким. Скажи, что ты меня прощаешь.

Видал Чезаре посмотрел на нее. С такого близкого расстояния были видны крошечные морщинки, вокруг ее глаз и в углах рта, говорившие о том, что она не так молода, какой хотела казаться. Тем не менее, она была поразительно привлекательной, и он не был бы мужчиной, если бы так не думал. Но каким-то непонятным образом она отталкивала его, и он не смог галантно наклониться, разрешая ей прижаться губами к его щеке.

- Видал, - выдохнула она, - ты знаешь, зачем твоя бабушка послала за мной, правда?

- Да, я знаю, - кивнул он.

- Ну?

- Давай не будем торопить события, Селеста, - пробормотал он мягко. Не стоит спешить, cara mia. Перед нами вечность.

Селеста прищурилась. Она не привыкла, чтобы ее отталкивали, так как всегда сама задавала тон. Она напряглась, отодвинулась от него и выпрямилась, на ее щеках запылал румянец, который, как уже знала Эмма, возвещал о приступе ярости. Но Селеста понимала, что нельзя проявлять свой характер до того, как они поженятся и она станет графиней, Чезаре не посмеет обращаться с ней подобным образом.

Видал наблюдал за ней, ее поведение немного забавляло его. Она вела себя, как капризный ребенок.

Кусая губы, пытаясь сдержать свой гнев, она спросила:

- Нет ли здесь возле побережья каких-нибудь островов, где можно было бы искупаться? Как насчет Мурано? Это там делают великолепное венецианское стекло?

Чезаре лениво закурил.

- Да. Острова есть. Есть еще и Лидо.

- Нет. Что-нибудь более уединенное. Купание в толпе не прельщает меня. Я бы предпочла какой-нибудь пустынный атолл с ленчем на природе. Мы можем это устроить, Видал? Может быть, завтра.

Чезаре нахмурился, скрывая лицо за дымом сигареты.

- Ты хочешь сказать... только мы вдвоем?

- Почему бы нет?

- Я подумал, что возможно, твоя падчерица обрадовалась бы такой возможности. В конце концов, она не купалась в море с тех пор, как приехала сюда, не так ли? А молодые люди любят пляж, ведь так?

Селеста провела языком по сухим губам.

- Эмма должна сама развлекать себя, - ответила она холодно. - Я ее не удерживаю.

- Тем не менее, я думаю, будет не очень гостеприимно снова оставить ее на целый день дома с бабушкой. Знаю, они прекрасно проводят время вместе, моя бабушка мне вчера рассказывала, какая Эмма способная ученица. Бабушка рассказывает ей об искусстве, и, кажется, твоей падчерице нравятся эти уроки.

- Перестань называть ее моей падчерицей, - произнесла Селеста сквозь зубы.

- Почему? Она ведь тебе падчерица, не так ли?

- Конечно, я бы не привезла к вам в дом кого-нибудь другого.

- Прекрасно. Послушай, Селеста, моя дорогая, вы в Палаццо уже несколько дней, и за это время у Эммы не было возможности куда-либо пойти, конечно, не считая первого дня, - пробормотал он задумчиво. - Мы были в лагуне.

Глаза Селесты стали злыми и холодными.

- Как я поняла, в наш первый день пребывания в Палаццо Эмма отправилась за покупками.

Чезаре засомневался, стоило ли ему вообще упоминать об этом Селесте. С ее характером, она, наверняка, по возвращении назад устроит Эмме скандал.

- Я встретил Эмму на лестнице. Она была свободна, я тоже. Я предложил показать ей Венецию. Вот и все, - теперь его тон был холодным, почти резким от раздражения на самого себя за то, что распустил язык.

Мгновение Селеста пристально смотрела на него, потом отвернулась. По тому, как она закусила губу, он понял, что Эмме не сдобровать.

- Селеста, - сказал он, намеренно прибегнув к ласковому тону, cara mio, это была абсолютно невинная поездка. Чем еще это могло быть? Если мы собираемся познакомиться ближе, вполне естественно, что я хочу узнать девочку, которая является моей... ну... твоей падчерицей.

Он произнес это таким тоном, что Селеста на время была обезоружена. Она не смогла возразить ему, и к тому времени, как они достигли Палаццо, Чезаре был почти уверен, что она забыла их предыдущий разговор.

Однако, когда ленч был окончен, и графиня удалилась отдохнуть, Селеста позвала Эмму в свою комнату. Как только закрылась тяжелая дверь, не пропускавшая звуков ни изнутри, ни снаружи, она повернулась к Эмме, как кошка бросающаяся на мышь.

- Ты маленькая лгунья! - прокричала она в ярости, - мне следовало бы отшлепать тебя за то, что ты делаешь из меня дуру!

Эмма выпрямилась в изумлении.

- Это легче сказать, чем сделать, - спокойно заметила она.

- Не умничай, Эмма, - зло предупредила Селеста.

- В чем дело? Что случилось? Что я такого сделала?

- Ты ездила на прогулку с Видалом, вот что случилось! - не унималась Селеста. - А мне сказала, что идешь за покупками!

Щеки Эммы запылали, но ей удалось сохранить достоинство.

- Небольшая поправка, - произнесла она спокойно. - Я сказала, что иду за покупками, когда уходила. Когда же вернулась, ты не спрашивала меня, где я была.

- Ах ты, хитрая распутница! - воскликнула Селеста. - Конечно, я тебя не спрашивала. Я была уверена, что ты ходила по магазинам.

- Ну, и что из этого? - спросила Эмма устало. - В любом случае, в этом нет ничего особенного, граф покатал меня на своей моторной лодке, мы съездили в лагуну, вот и все. Он был очень вежливым, очень любезным, и конечно же, мы не делали ничего такого, чего можно было бы стыдиться.

Селеста слегка успокоилась.

- Тем не менее, ты больше никогда не сделаешь ничего подобного, поняла? И если граф пригласит тебя прогуляться с ним, неважно, какой бы невинной не была ваша прогулка, ты откажешься. Слышишь?

- Я вижу, что ты - злая и ревнивая женщина! - выкрикнула Эмма, глаза ее блестели. - Ну почему ты не разрешаешь мне уехать домой, в Англию? Здесь от меня никакой пользы. Отпусти меня. Пожалуйста!

- От тебя много пользы, - возразила Селеста, к ней вернулся ее обычный самодовольный вид. - Граф сказал мне, что графине ты понравилась. Как я поняла, она учит тебя разбираться в искусстве.

- Да, в живописи. Здесь много работ Тинторетто и Каналетто. Графиня рассказывает мне о них. - Эмма вздохнула, - но я все равно хотела бы вернуться домой.

- Я сообщу тебе, когда ты сможешь уехать. - А теперь можешь идти. Я хочу отдохнуть.

6

В тот вечер граф Чезаре отправился с Селестой на обед. Их пригласили на бал, который проходил в палаццо, принадлежащем другу графа Чезаре. На Селесте было сверкающее серебристое парчовое бальное платье. Целое состояние в виде бриллиантов украшало ее шею и запястья, и Эмма видела из окна своей спальни, как они сели в огромную гондолу. Граф казался еще более смуглым и убийственно привлекательным в вечернем костюме. Эмма задумалась над тем, не приснилась ли ей та мгновенная реакция, которую она вызвала у него, когда он прижал ее к себе. В течение двух последних дней он не проявлял к ней ни малейшего интереса и обращался с вежливым безразличием, хотя они ни разу не оставались наедине. Такое отношение было ей неприятно, потому что она не могла так легко забыть то, что произошло, и каждый раз, когда он проходил мимо, вспоминала тепло его тела.

На следующее утро Селеста завтракала в своей комнате. Со времени переезда в Палаццо, она всегда поднималась к столу в гостиной, как думала Эмма, только для того, чтобы увидеть графа Чезаре. Но сегодня Анна объявила, что после бала у синьоры болит голова, и что она хотела бы остаться в постели.

- Ну, конечно, - мягко проговорила графиня и добавила Анне, пожалуйста, передай синьоре мои искренние сожаления.

- Si, si, графиня, - кивнула Анна и пошла выполнять поручение, а когда вернулась, обратилась к графу Чезаре, который лениво потягивал кофе и рассматривал журнал.

- Signore, корзина для пикника, которую вы просили собрать, теперь она не нужна?

Чезаре поднял глаза и пристально посмотрела на Эмму.

- Si, - ответил он, кивая. - Она нужна. Синьорина Эмма и я воспользуемся ею, не так ли?

Графиня посмотрела на своего внука странным взглядом.

- Ты собирался с Селестой на пикник?

- Да, графиня. Но как вы только что слышали, она не может поехать.

Графиня прикусила губу.

- И теперь ты намерен взять... Эмму?

Эмма задрожала, несмотря на утреннюю жару. Слова графа Чезаре одновременно наполнили ее радостью и напугали, и она была уверена, что лицо выдало ее чувства.

Чезаре сделал беспокойное движение.

- Если Эмма хочет поехать. А ты ведь хочешь поехать, Эмма?

Эмма тяжело глотнула.

- Куда вы едете?

- В лагуну. На один из маленьких пустынных островков, о которых я тебе говорил. Там есть маленький домик, где можно переодеться, а пляж просто идеален для купания. Вода теплая, и у нас будет много времени, чтобы позагорать и поплавать.

Графиня протянула руку и прикоснулась к плечу внука.

- Чезаре, ты уверен... - она не закончила фразу. - Я понимаю, что Эмме трудно отказаться, даже если бы она хотела. - Графиня с тревогой посмотрела на девушку. - Эмма, ты уверена, что хочешь поехать?

Видимо, графиня все же надеялась, что она откажется. Но почему? Неужели она знала, что ее внук является опасным спутником для впечатлительной молодой девушки?

Эмма понимала, что должна была бы отказаться, хотя бы потому, что создает ужасно неловкую ситуацию. Но она хотела поехать, провести несколько часов наедине с Видалом Чезаре, и в тот момент не особенно заботилась, что может сказать или сделать Селеста после их возвращения.

- Я очень хочу поехать, - произнесла она, не глядя на Чезаре... - В том случае, если вы не возражаете, графиня.

Графиня откинулась назад и убрала руку с плеча внука.

- Конечно, у меня нет возражений, почему я должна возражать? - Вид у нее был какой-то побежденный.

Чезаре посмотрел через стол на Эмму.

- У тебя есть купальник?

- Да.

- Тогда возьми его и мы отправимся. Прежде чем кто-нибудь придумает какую-то причину, чтобы задержать нас. Корзина для пикника готова, Анна?

- О, si, signore, как вы сказали, - Анна кивнула.

- Bene. Неси ее Анна. Эмма! Вы закончили завтракать?

Эмме не пришлось заходить в комнату к Селесте, так как Анна сообщила ей, что мачеха снова отдыхает и лучше было бы ее не беспокоить. Эмма была уверена, что Анна правильно оценила ситуацию и хотела избавить ее от прощальных нравоучений.

Живописный утренний пейзаж избавил Эмму от необходимости поддерживать вежливый разговор с графом, который направлял моторную лодку по узким каналам и протокам, ведущим от Палаццо Чезаре к водам лагуны. Она сделала вид, что поглощена окружающим и не обращает на него особого внимания, в то время как на самом деле ее бросило в дрожь от осознания его близости, от вида красивых загорелых рук, лениво покоящихся на руле, от гибкой силы его тела и загадочных взглядов, которые он иногда бросал в ее сторону. Она сменила платье на широкие ярко-желтые штаны и свободную яркую блузу, придававшую бледным щекам теплоту и привлекательность, волосы ее, гладкие и шелковистые, свободно падали на плечи. Наконец, когда они отъехали достаточно далеко, Эмма почувствовала, что должна что-то сказать и, повернувшись к Чезаре, произнесла:

- Извините, что я навязываюсь вам таким образом.

В глазах графа появилась насмешка.

- Милая Эмма, не начинай все сначала. Я думал, что в прошлый раз, мы договорились, что будем друзьями. А теперь я хотел бы узнать тебя получше. Выяснить, что тебя интересует...

- Меня все интересует, - заметила Эмма, намеренно прерывая его. - А что интересует вас?

Чезаре улыбнулся.

- Многое! Как и ты, я открыт для предложений.

- Перестаньте смеяться надо мной, - сказала девушка с легким раздражением. Она не привыкла вести разговор в такой наступательно-оборонительной манере.

- С чего бы это? Ты так легко попадаешься на крючок. Эмма, почему ты не можешь принимать вещи такими, каковы они есть? Почему непрерывно пытаешься найти какой-то подвох? Если я решил взять тебя на пикник, в этом нет ничего страшного, не так ли? У тебя была возможность отказаться.

- Я думаю, вы пытаетесь заставить Селесту ревновать, - наконец ответила Эмма. - А может быть, вам забавно мучить меня.

Какое-то мгновение Чезаре пристально смотрел на нее, потом расхохотался и покачал головой.

- О, Эмма, тебе нравится быть упрямой, не так ли? - Он немного успокоился. - Наверное, тебе будет интересно узнать, что, несмотря на разницу в возрасте, мне нравится твоя компания, и поверь, у меня нет ни малейшего желания вызывать гнев твоей мачехи. Напротив, моя бабушка многого ждет от нашей дружбы.

- Я слышала, - ответила Эмма и повернулась к нему спиной.

Он достал сигареты и предложил ей. Эмма взяла сигарету, надеясь успокоить нервы, но неожиданно рывком отодвинулась от него, так что он сердито выругался, потому что уже протянул ей зажигалку.

- Лучше сделай это сама, - холодно произнес он. Ты, очевидно, не можешь избавиться от чувства тревоги в моем присутствии. - Он усмехнулся.

Эмма неловко щелкнула зажигалкой, едва не уронив ее в воду, и Чезаре, наблюдавший за нею, вздохнул.

- Дай ее мне, - сказал он нетерпеливо, и взяв зажигалку, легко зажег ее и протянул к сигарете девушки. Эмма придержала его руку кончиками пальцев и задрожала от прикосновения. Его кожа была прохладной и упругой, и когда она взглянула вверх, то встретилась с его пронзительным взглядом.

Эмма курила, глядя вниз на крошечную каюту. Две койки, разделенные полированным деревянным столом, рядом с которым находились маленькая плита и раковина, шкафчики для посуды, книжные полки - все это придавало каюте жилой и уютный вид. Чезаре некоторое время наблюдал за ней, потом сказал:

- Пойди приготовь кофе. Ты найдешь все необходимое в шкафчиках.

Обрадовавшись, что у нее появилось какое-то занятие, Эмма поспешила вниз. Было приятно играть роль стюарда на этом маленьком катере. Пока молоко грелось на плите, она взглянула на корешки книг, которые, к сожалению, были все на итальянском языке, открыла дверцы шкафчика, чтобы познакомиться с его содержимым. Это был шкафчик со всевозможными напитками, и посудой из цветного стекла и фарфора, и настоящим столовым серебром. Эмма состроила презрительную гримасу, подумав, насколько все эти вещи важны для графа Чезаре. Его бабушка считала, что все средства хороши для восстановления богатства семьи Чезаре, но неужели графу действительно безразлично, что он продает себя за такую цену? Эмма вздохнула и покачала головой. Мысль об этом была ей отвратительна. Она наклонилась и открыла шкафчик под маленькой раковиной, удивляясь, почему Чезаре ее так интересует. С Селестой все было просто, понять ее эгоистичную натуру было легко. Но граф - совершенно другой и Эмма, как бы пыталась оправдать его поведение.

В шкафчике она не увидела ничего, кроме футляра от гитары, и нахмурилась, внезапно вспомнив, как граф входил в Палаццо в то первое утро с таким футляром. Эмма вытащила его из шкафчика. Она была знакома с парнем, который играл на гитаре и сама пыталась немного бренчать. Парень сказал, что у нее есть способности и она хорошо чувствует музыку.

Подняв крышку, она неожиданно обнаружила внутри блестящий черный резиновый костюм для подводного плавания, очки и трубки. Не хватало только баллонов с кислородом. Как странно!

- Basta! Dio, что, черт возьми, ты там делаешь?

Эмма виновато обернулась, прижав руку к горлу.

- Signore? - пробормотала она.

Чезаре спустился по ступенькам и встал рядом с ней.

- Я спрашиваю, что ты делаешь? - сердито набросился он на нее. - Как ты посмела совать свой нос повсюду?

Щеки Эммы вспыхнули.

- Прошу прощения, мне жаль, что так получилось, signore, - выдавила она, все еще не в состоянии связать свой проступок с его яростью.

- Еще бы! Не помню, чтобы я давал тебе разрешение осматривать мои личные вещи.

Эмма начала приходить в себя, и замешательство сменилось гневом.

- Ради всего святого! - воскликнула она возмущенно. - Что я сделала? Открыла старый футляр от гитары, в котором гитары не оказалось.

Чезаре, казалось, уже тоже овладел собой, и закрыл футляр с громким щелчком.

- Scusi, signorina, - произнес он холодно. - Я был груб. Но в дальнейшем я был бы вам признателен, если бы вы не позволяли себе так свободно обращаться с моими вещами.

Эмма вздохнула. В конце концов, она виновата, и он имел право возмущаться.

- Я тоже прошу прощения, - произнесла она медленно. Затем, когда они оба почувствовали запах горелого, она воскликнула: - О! Молоко! Ну, вот, смотрите, что получилось!

Чезаре поднял с газа сгоревшую кастрюлю, и закрыл вентиль. Затем опустил ее в раковину и наполнил водой. Он странно посмотрел на Эмму и пожал своими широкими плечами.

- Идем, мы больше не будем об этом говорить. Давай выпьем по баночке пива вместо кофе. Жарко, и я хочу пить.

Эмма кивнула и поднялась на палубу. Чезаре достал пару банок пива, взял два стакана и последовал за ней. Девушка села на корме лодки и неловко взяла стакан с пивом. Она чувствовала себя отвратительно и была уверена, что испортила остаток дня.

Чезаре сел рядом с ней на низкое деревянное сиденье. Он с удовольствием отхлебнул пива и лениво вытер губы тыльной стороной руки.

- Прекрасно, - прокомментировал он и неожиданно улыбнулся. - Ну ладно, Эмма, ну ладно. Я извинился. Есть вещи, которые я не могу объяснить.

Эмма отпила немного, затем подняла на него глаза.

- Я не понимаю, что вы имеете в виду.

- Знаю. И может быть в один прекрасный день объясню тебе все. А сейчас бы я хотел, чтобы ты забыла, что когда-то вообще открывала этот футляр и видела его содержимое, si?

Она помрачнела, брови ее нахмурились.

- Забыть?

- Совершенно верно. Я прошу слишком много?

Эмма покачала головой.

- Хорошо. Значит, мы снова друзья. Должен признаться, что мне было все равно, когда ты рассматривала мои книги и содержимое шкафчиков.

Эмма смутилась.

- А теперь, ты обещаешь мне, что не станешь упоминать об этом инциденте никому. Я подчеркиваю, никому.

- Конечно, - коротко ответила Эмма.

Остров, который граф выбрал для пикника, был маленьким и совершенно пустынным. Там действительно был домик. Как только они причалили и привязали лодку, Чезаре стянул брюки и рубашку и с восторгом нырнул в серо-голубую воду.

Эмма была более осторожной, и в его отсутствие обследовала домик. Это было однокомнатное жилище с тонкими, но крепкими стенами и единственным окном. В комнате было несколько плетеных стульев, стол и шкафчик, оказавшийся к разочарованию Эммы, пустым.

Когда она вышла из домика, Чезаре уже выбрался из воды и шагал по теплому белому песку пляжа. Она вся сжалась при виде его загорелого тела. На нем были бледно-голубые плавки, мокрые волосы приглажены, капельки воды стекали на песок. Он взял большое оранжевое полотенце и принялся растирать грудь и плечи. Потом увидел Эмму и спросил:

- Ну? Ты идешь купаться?

Эмма расстегнула длинную змейку своей блузы, затем снова нервно застегнула ее. Ее купальник был в маленькой сумке, которую она взяла с собой.

- Мне надо переодеться, - сказала она, оглядываясь на домик.

- Ну, еще совсем рано. Подойди и садись. Ты сможешь искупаться потом. Si?

Эмма согласилась и села рядом. Граф Чезаре оказался хорошим собеседником, и ей захотелось рассказать ему о своих занятиях в больнице и о недавнем гриппе. Вместо этого, пришлось притворяться, будто она знает Соединенные Штаты, чего на самом деле не было.

Чезаре лениво растянулся на полотенце, наблюдая за ней из-под полуопущенных век. Сейчас он выглядел намного моложе, чем был на самом деле. Ему удалось сохранить здоровье и жизненную энергию.

Эмма обхватила колени руками и устремила взгляд на воду, блестевшую под жаркими солнечными лучами. Казалось, она задумалась, и он спросил:

- Ты все еще думаешь о том инциденте на лодке?

- Нет, - честно ответила она и вздохнула. - Жаль, что я не говорю по-итальянски. Было бы так здорово пообщаться с обыкновенными людьми.

Граф Чезаре усмехнулся.

- А мы... моя бабушка и я... такие необыкновенные?

- Да. По крайней мере, ну... во всяком случае, я бы хотела научиться.

- Хотела бы ты, чтобы я стал твоим учителем? - спросил он.

- А вы можете? - она посмотрела на него неожиданно покраснев.

- Конечно, - он сел и потянулся за темными очками. Затем сказал: Может быть, для начала лучше выучить отдельные слова. Иметь что-то вроде словарика, si? - Он осмотрелся. - Например. Пляж это la spiaggia, полотенце - l`ascingamato.

Эмма повторяла за ним слова, спрашивая о названии каждого предмета, который видела, и впервые совершенно расслабилась в его присутствии. Они вместе смеялись над ее ужасным произношением.

Когда стрелки его золотых часов подошли к половине первого, он с некоторым удивлением сказал:

- Тебе придется отложить купание на более позднее время. Теперь пора перекусить. Что ты хочешь? Цыпленка? Ветчину? Омара? Анна всегда собирает столько еды, что можно накормить целую армию!

Эмма взяла тарелку с омаром, и крошечные булочки. Затем съела немного фруктового салата и мороженое и запила все это каким-то восхитительным белым вином, которое порекомендовал граф.

- Это было превосходно, - сказала она, когда Чезаре спрятал остатки еды в огромную корзину. - Мне очень здесь нравится.

Чезаре снова лег на полотенце, надвинув очки на нос. Казалось, сейчас ему не хочется разговаривать. Эмма подумала о том, в какую неописуемую ярость придет Селеста, когда узнает, что она ездила с графом в лагуну. Кроме того, она была обеспокоена возможным изменением отношений с графиней. Их союз и без того был достаточно хрупким. Ясно, что граф развлекает ее, потому что его это забавляет. Он явно думает о ней, как о своей будущей падчерице. Ему не известно, что как только они с Селестой поженятся, вновь приобретенная падчерица будет отослана в Англию, и он, возможно, ее больше никогда не увидит. Но это, по крайней мере, было той перспективой, против которой Эмма не возражала. Она знала, что никогда не стала бы жить под одной крышей с Селестой и графом Чезаре. Эта мысль была ей отвратительна. Она отказывалась, не хотела даже думать об этом.

Тихонько встав, Эмма пошла по пляжу к домику и к зеленевшим за ним кустам и деревьям, образовавшим центр островка. Это был очень маленький атолл. В дальней части острова виднелся еще один пляж, правда, не такой привлекательный. Затем она повернулась и медленно пошла назад. Она подумала, что переоденется, пока граф отдыхает, а потом немного поплавает. Но к ее изумлению и тревоге, когда она вернулась на пляж, Чезаре там не было. Он исчез. Стараясь не поддаваться панике, Эмма в замешательстве осмотрелась, и ее взгляд остановился на маленьком суденышке, двигавшемся через лагуну с большой скоростью. Это была моторная лодка Чезаре. Он уехал и оставил ее!

Ноги Эммы подкосились, она покачнулась и села на песок. "О, боже, подумала она в отчаянии. - Как мог он уехать вот так, не сказав ни слова?" Она почувствовала, что сейчас расплачется. Затем, поразмыслив, она решила, что раз он оставил корзину и полотенце, то должен вернуться. При этой мысли она немного воспрянула духом, но все равно причина неожиданного отъезда была неясна. Плечи ее уныло поникли. Замечательный день был испорчен, и теперь она едва сдерживала слезы. Эмма решительно подняла руку и вытерла влажные глаза. Она не станет вести себя, как идиотка. Если уж дело приняло такой оборот, то всегда можно привлечь внимание проплывающих мимо людей, во всяком случае, у нее еще много времени. Было всего три часа. Она открыла свою сумку и достала желтый купальник, купленный в Лондоне перед самым отъездом. Он был отделан темно-коричневым бисером и гармонировал с ее бледной кожей и светлыми волосами. Девушка переоделась в домике и направилась к берегу. Вода была теплой, такой непохожей на холодную воду Ламанша, в которой она обычно плавала, смело бросилась в море и лениво поплыла вперед. Некоторое время спустя она перевернулась на спину, и замерла, покачиваясь на воде, ее волосы, подобно водорослям плавали вокруг нее. Затем, опасаясь судорог, она поплыла к берегу и вышла на песок. Только тут она вспомнила о том, что забыла взять полотенце. С неохотой она подняла огромное оранжевое полотенце, оставленное графом Чезаре, и обернула вокруг своего мокрого тела. Полотенце на солнце нагрелось и укутало ее как одеяло. Эмме показалось, что она чувствует слабый запах его лосьона для бритья и едва уловимый запах тела. Внезапно она испугалась, но не того, что оказалась одна на пустом острове, а своих собственных чувств к Видалу Чезаре. Она слишком много думала о нем, позволив его делам завладеть ее мыслями, вытеснив все остальное. Пусть о нем думает Селеста, а не она. Именно Селеста была ему нужна, Селеста и ее миллионы долларов, для того чтобы он мог восстановить пришедший в упадок старый Палаццо и вернуть богатство семьи. И неважно, что при этом Селеста установит центральное отопление и, пожалуй, лифт, потому что к тому времени они будут женаты и их жизни сольются в одну. В этот момент ей больно было представлять графа Чезаре рядом с Селестой. Интересно, как все сложится, когда они поженятся? Эмме стало нехорошо, и она спрятала лицо в полотенце, почувствовав, как горячие слезы потекли по щекам. Она презирала себя и свои глупые чувства. Как она могла вести себя таким образом? Почему она не сопротивлялась чувству подавленности, которое овладевало ею?

Девушка легла на песок и глубоко вздохнула. Солнце обдало теплом лицо и она устало закрыла глаза. Все что угодно, только бы убежать от бесполезности мыслей, от осознания чувств к человеку, не только недосягаемом для нее, но к тому же совсем не думавшем о ней. Который даже не потрудился объяснить ей причину своего отъезда, прежде чем оставить в одиночестве на пустынном острове посреди лагуны.

7

Лодка плавно и беззвучно подплыла к берегу, граф Чезаре выбрался на песок и привязал ее к шесту. Затем пошел вверх по пляжу, поглощенный своими мыслями. Он чуть не натолкнулся на Эмму, прежде чем увидел ее, сжавшийся комок, завернутый в оранжевом полотенце. Она лежала, подложив руку под голову, и крепко спала. Ее глаза опухли от слез, следы которых все еще были видны на щеках. Приглушенно вскрикнув, он упал на колени рядом с ней. Он поступил жестоко. Ведь знал же, что отъезд взволнует ее, но не ожидал, что ее реакция будет такой сильной. Он убеждал себя, что она поймет, что рано или поздно он вернется, и всячески оправдывал свое поведение. Но сейчас он не мог простить себе, что уехал без предупреждения.

- Эмма, - прошептал он мягко, но настойчиво, легко потянув за полотенце.

Полотенце съехало и открыло мягкую детскую линию ее плеча и шею, в то время как мокрый купальник четко подчеркнул оформившуюся полноту груди.

Пальцы Чезаре ласково скользнули по гладкой коже ее рук.

- Эмма, - произнес он снова, слегка встряхнув ее. Большие зеленые глаза широко открылись, и она непонимающе посмотрела на него.

- Чезаре, - сказала она с удивлением. - Где... О! - Память вернулась к ней, и она резко села, освободившись от его рук. - Вы... Вы вернулись!

Чезаре все еще стоял на коленях и смотрел на нее.

- Да, вернулся, - спокойно сказал он. - Извини, если я тебя напугал.

- Вы... вы не напугали меня, - возразила она, стараясь говорить сердито, хотя это удавалось ей с трудом.

- Тогда почему ты плакала? - спросил он слегка прищурившись.

- Я... я не плакала, - горячо запротестовала она. - Ради бога, я не ребенок.

- Разве? - пробормотал он, ласково погладив ее по щеке. - Мне ты не кажешься очень взрослой.

- О, прекратите! - закричала она, отталкивая его руку, и наклоняя голову, чтобы не смотреть на него.

- Эмма, - сказал он торжественно. - Я прошу извинить меня за то, что сделал. Это непростительно, но мне необходимо было уехать.

Эмма взглянула на него. В глазах ее вспыхнуло пламя.

- Я сказала вам, забудьте это! Просто отвезите меня назад в Палаццо. Я хочу уехать отсюда немедленно!

Чезаре внимательно посмотрел на нее. Оранжевое полотенце сползло с ее плеч, и она сидела в лучах заходящего солнца, маленькая сердитая девочка, которая тем не менее, воплощала в себе женственность.

- Эмма... - произнес он мягко и увидел как она испуганно вздрогнула.

Его пальцы погладили кожу ее руки, она была так близко, он ни на мгновение не сводил с нее пристального взгляда. Затем рука его скользнула по затылку, он слегка наклонил ее голову назад, и прикоснулся губами к ее шее, ее глаза закрылись, и он мягко опустил ее на песок. Его рот раздвинул ее губы, он почувствовал мгновенную реакцию. Для Эммы, только что пробудившейся и все еще полусонной, его губы были теплыми и желанными.

- Dio, - простонал он, чувствуя под собою податливую мягкость ее тела. Юные уста чувственно двигались под его губами и языком, возбуждая его, несмотря на то, что он невероятным усилием воли сдерживал себя. Видал почувствовал, что теряет голову. Он хотел успокоить ее, как-то сгладить свое жестокое поведение, но вместо этого его мягкость превращалась в страсть, и он понял что испытывает сильнейшее желание. Сверхчеловеческим усилием воли он заставил себя оторваться от нее и встал, приглаживая волосы слегка дрожащими руками.

- Ради бога, Эмма, - произнес он более резко, чем намеревался, злясь на самого себя за свои дикие желания, - вставай и перестань вести себя как cortigiana! В его голосе была насмешка и неприязнь.

Эмма поднялась с песка, заворачиваясь в полотенце.

- Что значит это слово? - спросила она тихо. - Оно не из нашего словарика.

- Cortigiana! - Его тон был все еще насмешливым. - Найдешь его в словаре. А теперь пошли! Одевайся, мы возвращаемся в Палаццо. Твоя мачеха, наверное, интересуется, где ты? Матерям свойственно волноваться о своих детях, не так ли?

- О, Чезаре! - воскликнула она. - Как ты можешь?

Граф отвернулся. Ему было ужасно стыдно. Он понимал, что вел себя, как подлец, заботясь только о собственном удовольствии. Но Эмма была так удивительно желанна, что он забыл обо всем на свете, когда их губы соприкоснулись. Было бы так восхитительно научить ее искусству любви, но он опытный и пресыщенный не имел права на эту невинную девушку. Он жил слишком опасной жизнью, и ни одна женщина, даже Селеста, не заслуживают того, чтобы разделить с ним судьбу.

Эмма переоделась и вернулась к Чезаре, заворачивая купальник в полотенце. - Я готова, - сказала она бесцветным голосом. Он забрался в лодку и протянул девушке руку, чтобы помочь ей. Она споткнулась о борт и едва не упала на дно, удержавшись только благодаря ему. Эмма почувствовала, как напряглись его мышцы, когда она прижалась к нему, и умоляюще произнесла:

- Чезаре, пожалуйста!

Он стиснул зубы, оттолкнул ее, отвязал веревку и бросил ее в воду.

- Мы должны найти тебе парня, Эмма, - сказал он сухо. - Похоже, ты стала одержима мыслью о том, чтобы заняться любовью. Может быть, какой-нибудь юноша твоего возраста сможет погасить это пламя.

Эмма не могла поверить своим ушам. Мгновение она молча смотрела на него широко открытыми глазами, потом сердито топнула ногой, интуитивно понимая, что здесь что-то не так.

- Я сама буду выбирать себе друзей, спасибо, - ответила она холодно. - И не воображайте, что я попытаюсь спровоцировать вас, синьор граф. Ничто не заставит меня снова заговорить с вами, разве только у меня не будет другого выхода.

- Очень хорошо, синьорина. Это меня радует. Я не привык иметь дело с импульсивными подростками, которые бросаются мне на шею.

- О! О! - Эмма не находила слов для ответа, и чувствовала, что предательские слезы снова выступили на глазах. Она отвернулась от него, спустилась вниз в каюту и не выходила, пока они не приехали.

У Селесты был очень тяжелый день. Головная боль, мучившая ее с утра, быстро исчезла после двух таблеток, принесенных ей служанкой с чашкой утреннего кофе. Селеста никогда не испытывал такого внезапного облегчения, и одарив служанку снисходительной улыбкой, сказала:

- Ты можешь наполнить мне ванну, Анна. Я чувствую себя довольно хорошо и думаю, что смогу составить графу компанию.

На лице Анны не было никаких эмоций.

- К сожалению, синьор граф уже покинул Палаццо, - спокойно проговорила она. - Невозможно, чтобы мадам присоединилась к нему.

У Селесты мелькнуло подозрение, что служанка наслаждается сложившейся ситуацией и ее тон стал резким:

- Не понимаю! Мы с синьором графом должны были отправиться на пикник сегодня утром. Не мог же он поехать один!

Анна покачала головой.

- Нет, мадам. Синьорина Эмма поехала с ним. Они покинули Палаццо почти час назад.

Пальцы Селесты судорожно вцепились в покрывало, но она сумела сдержать приступ ярости, охватившей ее.

- Хорошо, Анна, - произнесла она спокойно. Но ты все равно можешь наполнить мне ванну. Я не могу лежать здесь целый день. Мне хочется походить по Венеции.

Анна подняла темные брови.

- Si, si, мадам, - ответила она и неохотно наполнила огромную ванну.

- Ты мне больше не понадобишься, - злорадно улыбнулась Селеста. Анна вежливо кивнула и удалилась.

Ярость бушевала в ее груди при мысли о том, что Эмма будет наедине с графом Чезаре целый день. Как она осмелилась? Внутри Селесты все кипело. Не может быть, чтобы он интересовался таким ничтожеством как Эмма. Селеста не сомневалась в своей собственной красоте и знала, что рядом с ней светлые волосы и бледное лицо падчерицы казались бесцветными и безжизненными. И все же иногда Селеста понимала, что, когда она постареет, а Эмма достигнет расцвета, они поменяются местами. Но она была уверена, что к этому времени они разойдутся навсегда.

Днем Селеста отдыхала, затем стала готовиться к возвращению графа Чезаре и падчерицы. Важно, чтобы Чезаре не заметил, что его отсутствие как-то задело ее. Но Эмме не поздоровится за то, что посмела ослушаться.

Ближе к вечеру в Палаццо приехал молодой человек. Селеста отдыхала в лоджии, ее спокойствие было напускным, а сама она настороженно ждала приближения моторной лодки. Молодого человека представили ей как Антонио Венкаре, двоюродного брата графа Чезаре и сына дочери графини Джузеппины. Он был не таким высоким как граф, но имел очень привлекательную внешность. По мнению Селесты, ему было немногим больше двадцати лет, и пристально посмотрев на графиню, она догадалась, что должно быть молодого человека пригласили ради Эммы. В конце концов, графиня не меньше Селесты желала, чтобы Чезаре женился на ее крестнице, а Эмма мешала осуществлению этого плана.

Селеста с радостью приветствовала Антонио, задала ему несколько вопросов. Антонио был удивлен ее интересом.

- Мой отец - судовладелец, - объяснил он, улыбаясь. - У него много кораблей, и как только я окончу колледж, то начну заниматься делом, вы понимаете?

Его английский был не настолько совершенен, как у графа Чезаре, он говорил с приятным акцентом и Селеста с удовлетворением подумала, что ему будет легко очаровать неопытную Эмму. Графиня оставила их вдвоем и отправилась похлопотать о дневном чае - привычка, которую она переняла у своих английских друзей. Моторная лодка почти незамеченной причалила к Палаццо. Эмма выпрыгнула из нее, оставив Чезаре разбираться с вещами и побежала вверх по ступенькам к своей комнате. Ее щеки пылали, а глаза горели. Она резко остановилась, увидев мачеху и красивого молодого итальянца, входивших в лоджию. Их внимание мгновенно обратилось к ней. Румянец на щеках придал ее обычно бледным чертам необычную живость, а огонь, горевший в глазах, осветил ее лицо ярким сиянием.

- О! - удивленно вскрикнула она, а рука автоматически прикоснулась к горлу, так как она пыталась восстановить дыхание.

Глаза Селесты были холодными, но губы улыбались, когда она произнесла:

- А, ты вернулась, Эмма. Как видишь у нас гость. Это двоюродный брат графа Чезаре, Антонио Венкаре. Антонио, это моя падчерица, Эмма Максвелл.

Антонио с вежливой учтивостью, которую он приобрел за несколько лет общения с женщинами, галантно взял руку Эммы и поднес ее к губам. Затем увидев, что девушка покраснела еще больше, произнес:

- Рад с вами познакомиться, синьорина. Нечасто этот Палаццо украшает присутствие двух таких очаровательных леди.

- Очень красиво сказано, - раздался насмешливый голос, Эмма напряглась, резко выдернула руку и тут же поняла, что ее реакция на слова графа Чезаре не укрылась от глаз Селесты.

- Buon pomeriggio, Чезаре, - сказал Антонио, улыбаясь сарказму своего брата. - Полагаю, ты хорошо провел день.

Загрузка...