Так было суждено

http://ficbook.net/readfic/302314


Автор:Alphard (http://ficbook.net/authors/Alphard)

====== Прелюдия ======

Частная школа-пансион находилась на сравнительно небольшом зеленом островке, расположенном как раз невдалеке от города З., и имела выход к морю, чем и привлекала детей из богатеньких семей. О чем еще могут мечтать подростки?

Школа находилась на острове, где не было родителей, но зато был песчаный пляж, выход к серебрившемуся морю, огромнейший парк со множеством лавочек, фонтанов, было общежитие, разделенное на две половины: мужскую и женскую. Не стоит забывать и о том, что на острове располагался небольшой городок с населением в несколько сотен человек. В уютном городке — З.-младшем, как его звали учащиеся — были и магазины, кому надо — клубы, кинотеатр. В общем, чего еще не хватало для радости? А что могло помешать этому непринужденно-спокойному счастью?

— Школа, мам, школа, — буркнула Юля в ответ на материнские рассказы об этой школе, в которой и сама она в свое время отучилась.

Мать девушки просто изливалась всевозможными описаниями, рассказывала чуть ли не про каждый сантиметр острова. Юля же, кивая невпопад, втихаря врубила музыку на плеере и, пользуясь моментом, когда мать отвернулась в сторону, засунула наушники в уши.

Короткие, доходящие до плеч густые темно-каштановые волосы, рваными прядями торчащие во все стороны, надежно скрывали от всяких подозрительных взглядов два дрожащих от ужаса, что их вот-вот заметят, черных наушника.

Когда мама Юли соизволила повернуть голову обратно, девушка усиленно закивала, будто бы соглашаясь с тем, что сейчас произнесла ее мать. Женщина недоуменно посмотрела на свою дочь и поспешно стала соображать, не заболела ли ее родная дочурка, а то кивает, как китайский болванчик, пока она молчит.

Раскосые карие глаза девушки источали просто-таки святую невинность, когда мать снова начала открывать рот и, видимо, издавать какие-то звуки, которые переплетались друг с другом и образовывали слова. Юля все кивала и кивала, пока не спохватилась. Девушка уже качала головой в такт музыке. Тут-то ее мама и раскусила.

Выдергивая из ушей дочери наушники, женщина пригрозила:

— Юлия!

Девушку просто жуть как бесило, когда к ней обращались полным именем.

— О нет, мам! Не начинай, — простонала кареглазая и отвернулась к окну. Ругаться с матерью у Юли не было никакого желания. Хватило на несколько лет вперед и того скандала, который устроила семнадцатилетняя особа в старой школе.

— Слушай! Я специально взяла такси, чтобы ты не ехала в одном автобусе со всеми, потому что ТЫ меня попросила, — женщина дотронулась рукой до щеки дочери и уже более ласковым тоном продолжила: — Этот мост, по которому мы сейчас едем, единственное, что соединяет остров и внешний мир. Помню, когда я была молодая…

— Да-да, когда ты была молодая, тогда молодежь была не распутная, кола была дешевая, мусорные баки были зеленые, компьютеров почти ни у кого не было, девочки были не такими нафуфыренными куклами, мальчики были джентльменами и так далее и тому подобное. Не отклоняйся от темы. А если это все, то я лучше музыку послушаю. Сегодня, в конце концов, последний день лета, не порти настроение в конец.

— Юля! Как ты себя ведешь?

— Ох, ладно, щас нимб надену… Где-то он был у меня… — и с показным видом девушка, хмуря лоб от неимоверных усилий, с самым что ни на есть сосредоточенным выражениям лица стала искать в ногах нимб. Оный там не обнаружился, зато нашлись выпавшие из кармана бриджей конфеты.

С набитым конфетами ртом, Юля наконец-то соизволила снизойти до матери и пафосно, насколько это возможно было в ее положении, изрекла:

— О швет ошей моих, машь моя родная! Я, проштая шмертная по имени Юля, ришкую шишнью и предлагаю тебе вкусить от этих порошдений кондукшорского искуштва…

— Может, кондитерского?

— Иши ты в баню! Вше, не полушишь! — злобно жуя конфеты, прошипела Юля и отвернулась обратно к окну.

— Юля, солнышко…

— Ма-а-а-ам…

— Ладно-ладно, просто Юля! Послушай! Я тебя очень прошу! Тебе осталось отучиться в школе всего лишь год. Понимаешь меня?

— Моя твоя не понимае, твоя бежать. Моя стреляе, — Юля даже не удосужилась повернуться к матери, а все продолжала смотреть в окно, за которым разлилось бесконечное море, где играли солнечные блики, слепившие глаза своей неповторимой яркостью.

Мать Юли, привыкшая к характеру своей дочери, продолжала с невозмутимым видом:

— Пожалуйста, постарайся этот год мирно проучиться. Не связывайся больше ни с какими Васями, шмасями…

— Его звали Виталик, — безразличным тоном сказала Юля.

— Мне плевать, как его звали. Мы с папой из-за тебя кучу нервных клеток потеряли!

— Так скажи мне спасибо. Нервные клетки сдохли, а нормальные клетки остались.

— Кончай язвить и слушай меня!

— Слушаюсь и повинуюсь… — Юля устало повернула голову в сторону матери и, встретившись с ней взглядом, чуть не вылетела из машины. Через окно. Женщина, если начинала злиться, то последствия можно было смело сравнивать со сбросом атомной бомбы прямо на голову провинившемуся. Над головой матери стали собираться миниатюрные, видимые только Юле, грозовые тучки, готовые были выстрелить молниями в любой подходящий момент.

Хлопая густыми длинными черными ресницами, Юля сделала вид, что нашла свой нимб, нацепила его, тоже невидимый как и тучи, на голову, и стала внимать каждому слову, звуку и вздоху.

— Буду ангелом. Чесслово, — смиренно брякнула девушка.

— Хочешь ты того или нет, но ты будешь тут целый год. Будешь тут БЕЗ приключений, БЕЗО всяких подозрительных знакомств с не менее подозрительными типами, БЕЗ… БЕЗ… без…

— Без… то есть, гхм, БЕЗ всяких аморальных выходок и бла, и еще раз бла, и еще раз БЛА!

— Вот, хорошая девочка, — улыбнулась мама. — О! Уже подъезжаем.


— Марина! Прошу прощения, я…

— Да?

Высокая девушка с изумительно прямой осанкой неторопливо, словно некуда было спешить, шла по пустующему коридору первого корпуса школы и задумчиво смотрела вдаль. С утра ее мучило странное предчувствие, словно с минуты на минуту произойдет что-то из ряда вон выходящее. Это необязательно должно было быть что-то плохое, но все равно на душе было как-то отвратительно от осознания того, что какие-то сомнительные предчувствия мешают спокойно думать.

Она тряхнула головой, прогоняя дурные мысли, и приложила холодную ладонь ко лбу, на миг закрыв свои серо-зеленые миндалевидные глаза.

— М-марина… простите, что отвлекаю Вас, но…

— Ох, я и забыла, что меня кто-то звал, — улыбнулась девушка и повернулась-таки на голос.

В двух метрах от нее стояла миниатюрная копия ангела. Девочка, лет двенадцати в легком летнем платьице, переминалась с ноги на ногу и пыталась что-то сказать. Румянец заливал щеки, губы непослушно дрожали, а в глазах уже начали появляться небольшие кристаллики слез. Белокурый ангел с большими голубыми глазами умоляюще смотрел на высокую девушку, у которой тоже были светлые волосы, вьющиеся, шикарными волнами ниспадавшие вниз по плечам.

— Меня хотят видеть в кабинете директора? — желая помочь малышке, участливо спросила Марина. Уж кого-кого, а детей она любила.

— Не-а, — чуть всхлипывая, пробормотала малышка. Еще бы. Многие боялись не то, что заговорить с Мариной, а попросту посмотреть ей прямо в глаза! Тонкие губы едва заметно усмехались, создавая ложное — или нет, кто знает? — впечатление, что девушка презрительно относится к окружающим ее людям. Миндалевидные глаза, обрамленные густыми ресницами, всегда были чуть прикрыты, тем самым лишний раз подчеркивая внешне спокойный характер девушки, ее сдержанность, терпение и ответственность перед многим. Когда тонких губ касалась улыбка, то она была либо вежливой, либо учтивой, либо холодной, потому что глаза оставались одинаковыми, чуть прикрытыми, почти недвижными. Никто никогда не видел настоящей улыбки Марины.

— Может, нужно подойти в Совет Шестнадцати?

— Д-да! — выдавила из себя малышка, радостно улыбаясь, что ее наконец-то поняли.

— Молодец. Спасибо, что передала, ступай и скажи, что я скоро буду.


— Мам, ну вот нахр… зачем, я хотела сказать, не смотри на меня так! Зачем ты со мной поехала? Ну, что? Я сама бы не справилась, что ли?

— Ты бы сбежала.

— Черт, как ты догадалась!

— Так было не раз, моя дорогая дочка, — съязвила мама. — Так… сейчас директор тебя принять не может, у него там дела какие-то. Но ничего. Нам сказали, переждать в комнате Совета Шестнадцати, там ты познакомишься со старостой твоего класса и…

— Бугага! Совет Шестнадцати! Я не могу! Они ничего не могли придумать оригинальнее? Прямо как в древности. Совет старейшин, все такое… Может, я буду жить в берлоге? Слушай! Отличная идея! Я буду жить в берлоге! С медведями! Они меня уж точно большему научат, чем в этой засран…то есть, я хотела сказать, в этой чудеснейшей школе! — произнесла Юля.

— Совет Шестнадцати — это тебе не хухры-мухры!

— Ну, разумеется, там же шестнадцать чуловек заседает, — делая ударение на букву «у», ляпнула Юля. — С такими кислыми мордами, прыщавыми подбородками. Чешут себе пузо мужики, бабы красятся, никто никого не слушает…

— Это школа для девочек, — поправила дочку мама.

Юля остановилась посреди коридора и замерла как вкопанная. Челюсть девушки отправилась в полет, желая поближе познакомится с ковром, лежащем на полу. Ковер с удовольствием принял бы в свои ворсовые объятия челюсть кареглазой, но та почему-то не долетела до пола. В итоге свадьбу челюсти и ковра пришлось отменить. Возлюбленный и возлюбленная рыдали так, что было слышно аж в Сибири.

— А… а мальчики где? — отупело смотря перед собой, спросила Юля.

— На второй половине острова. У них там своя школа. Вы будете изредка пересекаться с ними в З.-младшем или на выходных, когда будете гулять по общему парку…

— Смилуйся, матушка! — Юля в сердцах бросилась на колени и обхватила ноги своей матери. — О, я несчастная! Забери меня домой! Я буду учиться вязать, готовить! Я буду смиренной овцой, если ты будешь моим пастырем! Я даже брошу курить!..

— ТЫ КУРИШЬ?!

— То есть, я не буду даже пробовать, я хотела сказать! — торопливо исправилась дочка и, набрав в грудь побольше воздуха, с запалом произнесла: — Я даже не буду ночью сидеть в интернете!!!

— День добрый, — вежливо произнесла Марина, стоя вот уже минут десять рядом с мамашей и ее дочуркой, которые в упор не замечали девушку.

— О, здравствуйте! — поспешно поздоровалась мама Юли, незаметно брыкая ногой и стараясь избавиться от висевшей аморфным телом на ней дочурки.

— Здарова! — злостно брякнула Юля, отрываясь от ноги матери, с таким видом, словно у младенца только что отняли титьку. Отряхивая свои армейские бриджи от невидимых миру пылинок — школа была чиста как совесть у того самого младенца, у которого забрали титьку — и сквозь зубы поминая всех на свете не самыми лестными словами, кареглазая соизволила поднять глаза и посмотреть прямо на ту, что застала ее за столь неподобающим королям занятием.

Продолжая сверлить взглядом светловолосую девушку, которая с беспристрастным выражением лица наблюдала за Юлей, пока та вставала с колен, кареглазая поняла, что «вот эта вот блондинка мне аще не нравится, не айс, и все тут!», а затем, когда вышеупомянутая жестом пригласила их с мамой войти в просторную комнату, как бы случайно задела своим загорелым плечом девушку, на что та не обратила никакого внимания, а лишь улыбнулась и ничего так не произнесла. Однако, когда Юля уже проходила через дверной проем, Марина как бы случайно — а вдруг и правда случайно? — наступила сзади на Юлин кед. Та взвыла.

— На мои маленькие! Так посягнуть! Ну, все! Я думала дать тебе шанс, но теперь-то…

— Юля… — мама начинала злиться.

— Да, мам. Конечно, мам, — притихла бунтарка и покорно приземлилась на ближайшее кресло. Это было огромное черное кожаное кресло, в котором всегда сидела глава Совета Шестнадцати, то есть Марина.

К слову, о Совете Шестнадцати. Следует упомянуть, что в данной школе находились только средние и старшие классы. То есть, включая четвертый и заканчивая одиннадцатым. Каждого класса было по два, то есть выходило две параллели на восемь классов. В каждом классе была своя староста. И, путем нехитрых математических операций, выходило всего шестнадцать старост, которые и организовывали совет. Данный совет решал самые разнообразные вопросы: от поездок учениц домой до слежения за порядком, от решения организационных вопросов до проведения консультаций и дополнительных занятий. В совете были лишь самые успешные ученицы: по успеваемости, по посещаемости, по поведению и по самым разнообразным критериям.

— Директор сейчас занят, как Вы уже поняли, — Марина обращалась преимущественно к матери Юли, а саму девушку попросту игнорировала.

«Что за безалаберная особа? И почему она попала именно в мой класс, а не в класс Иры? Вот кто-кто, а Ира точно умеет ладить с такими неотесанными грубиянками… Вот и оправдалось мое дурное предчувствие», — устало думала Марина, посвящая маму Юли во все подробности школьной жизни. Хоть женщина и училась в этой школе, но многое уже изменилось, и теперь мама Юли с интересом слушала монотонный, как показалось Юле, рассказ девушки и периодически задавала ей те или иные вопросы.

— Юля, может, ты захочешь принять участие в становлении своей судьбы, оторвать свой тощий зад от стула этой чудной девушки Марины и задать ей несколько вопросов?

— А, ну, ок! Эу, пассажир, — обращаясь к Марине, крикнула Юля, всем своим видом не стесняясь показать, как ей не нравится эта златовласая особа с жутко симпатичным личиком.

— Марина, — вежливо и сдержанно улыбнулась девушка, поправляя Юлю.

— Неважно, все равно забуду, как тебя зовут. Вопросы, говорите… Когда я наконец-то свалю из этого кабинета? Где моя комната в общежитии? Можно, я буду жить одна? Ты не сделаешь мне массаж ног? Кстати, принеси воды, а?

— Юля! Что ты себе позволяешь? — вспылила мама.

— Это месть за то, что ты мне не сказала, что здесь нет мальчиков! Я же со скуки подохну! Если в классе все такие, как она, то лучше пойду в море утоплюсь!..

— А я помогу, — вполголоса фыркнула Марина.

— Ах, какая романтичная смерть… Стоп… Ч… что ты сказала?! — вскакивая со стула и подбегая к Марине, прокричала Юля. Девушка нависла бы над старостой, да вот только роста они были одинакового, но у Марины было преимущество: шпильки.

— Так, мне, к сожалению, пора… — торопливо взглянув на часы, произнесла женщина. Нехотя встав — видно было, что мать не хочет уходить — и бросив предупредительный взгляд своей дочери, женщина поблагодарила Марину, затем стала ловить дочь. Юля не любила этих обниманий, прощаний, целований, потому и носилась по кабинету как оголтелая, а мать бежала за ней следом.

— Семейка, да уж… — протянула Марина, смиренно наблюдая за разворачивающейся картиной.

Наконец-то Юля была поймана в железные родительские тиски, из которых никто еще не выбирался без парочки сломанных ребер и проткнутых этими ребрами легких. Мать дала последние наставления, надавала дочери по голове за то, что она эти наставления не слушала, чмокнула Юлю в макушку и уже собиралась уходить, как внезапно остановилась у порога и произнесла:

— Марина, прошу Вас, проследите за ней, пожалуйста, — обычная дежурная просьба родителей в этот раз прозвучала как-то просяще и чересчур умоляюще. — Обещайте мне, прошу.

Марина колебалась всего пару мгновений и, даже не дрогнув, ответила:

— Обещаю.

«Ненавижу давать обещания, потому что их всегда приходится выполнять. Тоже мне, благородная девушка, человек слова и чести…» — пронеслось в мыслях у Марины, но девушка тотчас же себя одернула: «Марина! Тебя же правда попросили. Никто не виноват, что у этой… такая замечательная мама».

«Тх, “присмотри за ней”! Чушь собачья! Да лучше за мной камнедробилка присматривать будет, в ней и то чувств больше! А в этой… ста-а-а-росте столько холодного лицемерия. Аж смотреть противно! Да и вообще! Какого хрена ко мне няньку приставили?!» — нетрудно было догадаться, кому принадлежали эти мысли.

Вот мама Юли уже ушла, поэтому девушки стояли в гордом одиночестве, игнорируя друг друга столько, сколько можно, находясь в молчании, угрюмом с одной стороны, и холодном — с другой. Все-таки молчать вечность было невозможно, поэтому Марина коротко сказала:

— Бери свои вещи и следуй за мной. Я покажу твою комнату.

====== По дороге к общежитию ======

— А как же волшебное слово «пожалуйста»? «Пожалуйста, Юля, я прошу Вас, следуйте за мной, я проведу Вас в Ваши царские хоромы»… нет, «в Ваши королевские покои». Да, именно покои. Так звучит и круче, и мне по статусу подходит… Эй… Эй, блондиночка! Стой, куда!

Юля, упираясь спиной в стенку, уже давно разговаривала сама с собой, жестикулировала, как выяснилось, для невидимого собеседника и вообще казалась ничуть не расстроенной. Уже придя в себя после того, как мама шокировала ее тем, что мальчиков не будет, девушка вовсю язвила и всячески старалась подколоть свою будущую старосту. Однако светловолосая Юлю не слушала. Девушка сказала «следуй за мной» и, не терпя возражений, пошла вперед, прекрасно зная, что как бы ни возмущалась Юля, она пойдет за ней следом. Выбора нет.

— Я не блондиночка, я Марина. Могу повторить это столько раз, сколько будет надо. Если у тебя проблемы с запоминанием настолько элементарных вещей, я попрошу провести с тобой дополнительные занятия. Причем начнут с самого сентября. Если же ты откажешься, то я приклею тебе на лоб бумажку, на которой ясно будет написано всего одно слово. Если ты еще не потеряла нить разговора и помнишь, о чем я тебе говорю, то ты будешь умницей и вспомнишь, о каком слове идет речь. Даю тебе всего одну подсказку. Нет, дам даже две, пожалуй. Первая: это имя. Вторая: начинается на «Мари» и заканчивается на «на», — абсолютно спокойно ровным тоном произнесла Марина, дожидаясь, пока Юля, кряхтя и падая, доползет до нее с бесконечным числом чемоданов.

— А-ха-ха-ха! — заржала — да-да, именно заржала, гогот стоял такой, словно гигантские ежи рожали хрен пойми что — Юля и, уронив на пол все сумки, портфели и чемоданы, выпалила: — Нана!.. Е-мае, с чего я угораю?..

— И действительно, с чего? — скептически взглянув на гнущуюся пополам от хохота девушку, спросила Марина.

Девушка, как только увидела сей лохматый объект, поняла, что ее спокойствию точно пришел конец, причем окончательно и бесповоротно, так Юля еще пребывала в счастливом неведении. А Марина знала страшную тайну и посвящать в нее Юлю пока не хотела. Секрет состоял в том, что мама Юли — тайком от дочери, разумеется — написала директору письмо, в котором просила прислушаться к страдающей душе и поселить Юлю по возможности отдельно, пока девушка не адаптируется, или же поселить в комнате с кем-то, кто сможет иметь на нее положительное влияние и заодно присматривать за непутевой дочерью. Такая участь пала на Марину. Светловолосая могла, конечно, воспротивиться, но после того, как она пообещала матери Юли приглядывать за ее дочерью, девушка не имела никакого права теперь отказываться. Марина была человеком слова. И не столько потому, что она была из благородной и всеми уважаемой семьи, в которой ревностно следили и за поведением, и за всем, за чем только можно было следить, а просто однажды она приняла за шутку одно обещание, и его выполнили. Но об этой истории знали лишь немногие. И какой резкий поворот сделала судьба на этом моменте, ведала лишь Марина.

— Кого я вижу, — бархатный голос раздался совсем рядом с ухом Марины, но та даже бровью не повела.

— Привет, Яна, — устало поздоровалась Марина.

— Как ты догадалась, что это я?

— Только ты наклоняешься к самому уху, чтобы подойти и поздороваться с кем-нибудь. Только ты разговариваешь таким хрипловато-пьяным голосом. Только ты…

— Все-все, я поняла, мисс Всезнайка, ты меня раскусила, — став рядом с Мариной, произнесла Яна.

В девушке было добрых метр восемьдесят. И это не в прыжке, а с чуть ссутуленной спиной! Короткие черные как смоль волосы, обычно приведенные, как брякнул кто-то из класса, в «се-е-е-ексапильный» беспорядок, сейчас имели вид пьяного дикобраза. То есть пряди торчали во все стороны, что, однако, ничуть не убавляло притягательность данной персоны. По две сережки в каждом ухе, пирсинг в брови и на губе были еще цветочками. Ведь в школе такое строго запрещалось, а Яна в девятом классе ходила с ядерно-красными волосами, проколотыми бровями, губами, ушами, носом и т. д. В итоге, после бесконечных споров с директором, нашли компромисс: серьга в брови и в губе. Ну, и уши. Сейчас же все было скромненько, но со вкусом. Ах, да. Еще и татуировка в виде алой розы на шее. Было очень странно, что никто из учителей еще ее не заметил — учительница по физкультуре не в счет, сами потом догадаетесь почему. Хотя ничего странного. Если воротник черной рубашки поднять вверх, то при желании можно не только шею и пол-лица скрыть, но еще и кучу разных вещей. Только на себе ни в коем случае не пробуйте. Вот, к слову, на Яне сейчас и находилась черная рубашка с длинным рукавом да красный галстук. Стандартный набор, который всегда себя оправдывал. Можно добавить к описанию Яны еще и то, что девушка почти все время держала руки в карманах, ходила неторопливым шагом, часто закрывала глаза и загадочно улыбалась. А от кристальных серых глаз, которые так резко контрастировали с черными волосами, многие были без ума. Если пред Мариной все благоговели, потому что она многим казалась воплощением стойкости, терпеливости, спокойствия, недюжинного ума и загадочной красоты, то Яну попросту обожали за то, что она была такая вот шикарная. Хотя у многих свое понятие о шикарности.

— Марина, я так по тебе скучала, — трелью разлилась Яна, коварно опуская одну руку на талию подруги, а другой придерживая подбородок светловолосой.

— Я не сомневаюсь, — усмехнулась Марина, убирая со своей талии подозрительный предмет. Подозрительный в том смысле, что, сколько его ни убирай, он каким-то волшебно-магическим способом появлялся вновь, причем спускаясь все ниже и ниже.

— Фубл*! Лесбиянки! — заорала как резаная жертва очень странной шутки про «нана», которую только эта жертва и смогла понять.

В целом, к лесбиянкам и геям Юля относилась совершенно нормально. Мол, что они есть, что их нет. Главное, чтоб жить не мешали. Но тут случай был особый. Заранее невзлюбив Марину, любой недостаток старосты тотчас же увеличивался в глазах Юли раз эдак в сто пятьсот. И это было совершенно нормальное явление. Вы не замечали, что у человека, который вам противен или неприятен, любой недостаток попросту был ужасным и огромным. Вот с любящим человеком дело другое, там порой даже как-то недостатков и вовсе не замечаешь.

— Не лесбиянки, а лесбиянка, — ничуть не обидевшись, проворковала Яна, вновь и вновь пытаясь обнять за талию свою подругу. — Ты же у нас по мальчикам, мисс?

— Да-да, по мальчикам, — отмахнулась Марина. Девушка мало спала, поэтому ей не терпелось уже дойти до общежития и рухнуть в кровать. У нее было в запасе несколько часов сна, а потом нужно было решить кучу организационных вопросов.

— А это, я так понимаю, новенькая? — заинтересованно посмотрела на Юлю Яна.

— Эй, ты чо на меня палишь? Я это, я по мальчикам… Отвали от меня, ненормальная!!! — заорала Юля, когда Яна задумчиво приподняла ей майку.

— Слушай, а ничего у тебя такое тело. Подтянутое, спортивное… занимаешься?

— Не твое дело!

— Да и на личико ничего… Впрочем, не мой вкус, прости, — последнее было произнесено с таким видом, с каким обычно пафосные парнишки или девушки говорят в фильмах: «Детка, ты просто космос, но мы не можем быть вместе, потому что я круче, чем яйца Фаберже и хорьки в этом сезоне почему-то не вырастили на лужайке петрушку, если ты понимаешь, о чем я».

— Ян, не трогай ты ее…

— Слушай, что-то ты как-то неважно выглядишь. В медпункт, может, сходишь? На руках понесу, хочешь? Через все общежитие. Вот тогда наши фанаты просто с ума сойдут и обделаются кипятком от сумасшедшего счастья. О фансервисе, дорогая моя, забывать не стоит… — уходя от темы начала Яна, но Марина ее оборвала, сказав:

— Мне эту поселить с соб… в общем, поселить ее надо.

— Вам составить компанию? — коварная улыбка и взгляд, блуждающий далеко не по лицу Марины.

— Изыди, демон! — буркнула Юля и, силясь взять весь свой багаж, устало рухнула наземь.

— Боже, на хрена тебе столько шмоток? — поинтересовалась Яна.

— Я не Боже, можешь обращаться ко мне «Ваше Величество». Если ты вставишь…

— О, я-то вставлю…

— …несколько прилагательных типа «неповторимая» и т. д., то ваще будет отлично, — становясь красной, как зад у бабуина, и никак не реагируя на Янино «вставлю», закончила Юля.

— Ладно, бывайте, красавицы, — махнув рукой на прощание и удаляясь летящей походкой по безлюдному коридору, крикнула Яна.

Угрюмо смотря вслед удаляющейся фигуре девушки, Юля что-то бурчала под нос и силилась поднять бесконечное количество чемоданов. В итоге, не выдержав, Юля злобно спросила:

— У вас тут все такие, что ли? — девушке попросту надо было выплеснуть куда-нибудь весь свой гнев. Чемоданы бесили не на шутку!

— Таких, как ты, уж точно не было, — холодно отрезала Марина.

— Тх! — только и смогла ответить Юля.

Все-таки сжалившись над девушкой, Марина произнесла:

— Давай помогу.

— Это ты предлагаешь, потому что тебе надоело меня ждать? Или потому что хочешь мне помочь? Или…

— Или потому что меня уже достало то, что мы отошли от кабинета всего на пять шагов, а ты уже выдохлась и не можешь нести чемоданы, — отрезала Марина, не говоря ни слова, взяла часть багажа и пошла дальше по коридору.

— Я не выдохлась! Я сильная! — досадливо бросила Юля, нагоняя девушку.

— Это нужно не словами доказывать, — спокойно произнесла Марина, даже не удостоив девушку ни единым взглядом.

Так они и шли молча еще несколько минут, пока не вышли на крыльцо первого корпуса. На улице вовсю палило коварное солнце, злобно хохоча и заставляя жалких людишек с криками типа «боги, нет, так жарко, спасите, я плавлюсь!» умирать. Все облака взяли отпуск и уехали на тусовку в Сибирь. Почему именно в Сибирь, оставалось загадкой для всех.

Пройдя несколько корпусов школы, Юля отметила про себя, что, несмотря на все ее решительное фи к этому месту, оно было очень красивым. Место разумеется, а не фи. Вокруг корпусов школы были ухоженные клумбы, на которых произрастали самые разнообразные цветы, большинство из которых Юля видела впервые. Все знания по цветам у Юли сводились к «роза», «ромашка» и «чо-то еще». По дороге встретилось и несколько цветников, и пара фонтанчиков. Невдалеке располагался просторнейший парк, в котором, если как следует присмотреться, можно было увидеть несколько площадок для игр. Лавочек было несметное количество.

«Ба! Да тут же целое состояние нужно было вложить, чтобы такое отгрохать!» — думала Юля.

— Мы пришли, — произнесла Марина и остановилась.

Юля, то и дело озираясь по сторонам, глядела во все глаза, но только не на Марину. Вы когда-нибудь видели столкновение исполинского метеорита с какой-нибудь планетой? Нет? Ну и ничего страшного. Юля и Марина тоже не видели, но зато очень даже прочувствовали. Конечно, ни одна, ни вторая метеоритом и планетой не были, но эффект был такой же. Юля, хоть и шла, а не бежала, все-таки умудрилась навалиться на Марину и завалить девушку, а заодно и себя, багажом.

— Мне кажется, или ты мне не нравишься? — саркастически произнесла Марина.

— Пф, взаимно, блондинка!

— Марина! — на долю секунды вспылила светловолосая.

— Маринад, блин!

— Так, ну все… Слезай с меня! Живо! — крикнула Марина.

— О, болонка умеет тявкать? — иронично изогнула одну бровь Юля.

Марина спихнула с себя девушку, сумку и все прочее, что на нее вывалилось из раскрывшегося чемодана Юли. А это были: плюшевая свинья… хотя, на этом можно и остановиться. Розовая, как щеки у младенца, хрюшка занимала все пространство одного чемодана. Марина, казалось, первый раз за эту жизнь реально удивилась.

— Глаза выпадут, так пялиться будешь! — рявкнула Юля и, гладя хряка по голове, бережно его отряхнула и засунула обратно в чемодан.

— Прощайте, нервы…

— Что ты сказала? — не расслышала Юля.

— Пойдем уже. У меня мало времени.


Общежитие не представляло из себя ничего грандиозного. Оно не было воплощением архитектурного искусства. Но зато внутри здания царил такой уют и покой, словно ты и не уезжал из дому и не покидал, пафосно выражаясь, семейный очаг.

В общежитии было четыре этажа. На каждые четыре класса по этажу. На первом — все четвероклассницы и пятиклассницы, на втором — шестиклассницы и семиклассницы, на третьем — восьмиклассницы и девятиклассницы, а на последнем, как можно уже догадаться, проживали десятиклассницы и одиннадцатиклассницы.

Так как общежитие в целом делилось на две половины — женскую и мужскую —, то через стенку, находящуюся в правой части женской половины, то и дело можно было разобрать мужские голоса.

На каждом этаже проживало в среднем человек восемьдесят, не считая персонала. В основном девушки жили по три человека, а то и по четыре, но было и несколько комнат, где стояли лишь две кровати. Кроме комнат были еще и общие гостиные, где девушки могли провести свое свободное время, и небольшие библиотеки.

— Это моя комната? — задыхаясь, спросила Юля и змейкой сползла по стене вниз. Мало того, что жара, так еще и на четвертый этаж пешком с багажом идти пришлось!

— Гхм, — кашлянула Марина, — наша комната.

— А, наконец-то… Стоп!!! ЧТО?!

— Не кричи, пожалуйста, — раздался рядом чей-то загробный голос. — Разбудишь еще дядюшку Стива, а он тебе будет мешать спать. Будет ходить ночью возле твоей кровати, напевать песенку про золотого мальчика и скелетного паровозика, греметь цепями, есть чьи-то грязные ноги, а потом и вовсе ляжет рядом с тобой и будет хныкать как маленький ребенок. Я тебе это со знанием дела говорю. Поверь мне, новенькая, мир не так прост, как кажется…

— К-кто это? — Юля подергала Марину за рукав белоснежной — до падения на землю — рубашки.

Если бы у девочки из колодца была бы старшая сестренка, то она выглядела примерно так, как выглядела сейчас Инна. Длинные и прямые черные волосы острыми сосульками смотрели в пол, грозя проткнуть его насквозь. Волосы были чуть ниже пояса, однако их было так много, что, казалось, они поглощают мир вокруг. Глаз видно не было, их скрывали волосы. Да и вообще все скрывали волосы.

— Это Инна, знакомься. Инна, это… — начала было светловолосая, но ее прервал загробный голос.

— Я самый нормальный человек в этой ненормальной жизни, поверь мне, новенькая. И зовут меня Инжефалина Распикулертона Престинарио. Но для обычных я просто Инна. Поверь мне, новенькая.

Фраза «поверь мне, новенькая», произнесенная сим восьмым чудом, то есть, страхом света, просто обязывала. Она как бы кричала: «Поверь, иначе дядя Стив…!»

— Я Ю-юля… очень приятно… наверное… Нет…

— Нет, ты новенькая, — сказала Инна и, развернувшись спиной — или повернувшись лицом, понятно в любом случае не было — побрела тенью к своей комнате.

— Куда меня зачислили?.. Мама, роди меня обратно!

====== “Адекватные” люди ======

— Можно немного тише? Я стараюсь заснуть, если для тебя это новость, — в сотый раз подряд произнесла Марина.

Девушка лежала на кровати и, отвернувшись лицом к стене, честно пыталась заснуть, да вот только это ей давалось с трудом. Да что там с трудом! Это ей вообще не удавалось, и не потому, что девушку мучили страшные кошмары, где она убегает от маньяков-сосисок, на которых надеты голубые шапочки и зеленые подштанники, а потому, что ее новая соседка по комнате была очень тихой особой, в переносном смысле.

Сперва, когда светловолосая наконец-то смогла пасть в объятья любимой кровати, одно вселенское чудо грохнулось раз пять, пока, в конце концов, не дошло до собственной кровати. Потом вроде как и стало тихо — минут эдак на семь, но вот как-то подозрительно тихо. Марина уже думала повернуться на другой бок и посмотреть, не лежит ли в обмороке Юля, но это оказалось необязательным. Просто Инна стояла в дверном проеме, а Юля, белая как смерть, застыла с маской немого ужаса на лице.

Затем начался разбор чемоданов. Бесконечные громыхания, странные звуки, доносившиеся со стороны кровати Юли, неразборчивая речь, переплетающаяся с такими словечками, что даже арго посчитало бы такие слова выкидышами — словом, все мешало не то, что поспать, а даже полежать в тишине и покое. Марина переносила все стойко и терпеливо, но у каждого есть свой предел.

— Слушай, белобрысая…

— Марина, — сквозь зубы выдавила девушка.

— Мандарина, блин! — огрызнулась Юля. — Я тебе сильно мешаю?

— Более чем.

— Бугага! Отлично!

Юле было скучно. Разбирать чемоданы и бесконечные сумки ей давно осточертело, поэтому кареглазая сначала повалялась на застеленной кровати — заслуга Марины. Но и это занятие ей вскоре наскучило. Вспомнив, что она в комнате не одна и рядом с ней находится малоприятный девушке объект, Юля решила дать простор своей душе и, откровенно говоря, поиздеваться над Мариной. Что-что, а язвить и острить девушка очень любила.

Марина молчала и все так же лежала спиной к Юле, игнорируя ее колкие фразочки и едкие словечки. В итоге кареглазая поняла, что орешек ей попался крепкий и что просто так вывести из себя Марину ей не удастся. Впрочем, решила Юля, что так оно даже и лучше, потому что интереснее. А когда ты еще и невзлюбил кого-то, так и вдвойне интереснее, а результат желаннее.

Раз словами пробить титановую броню не получилось, то можно пустить в ход руки или какие-нибудь подручные средства. Погремев еще минут пять, Юля таки обнаружила у себя в чемодане то, что искала. Перо. Коварно хихикая и предвкушая нечто грандиозное, кареглазая аккуратно сползла со своей кровати и небольшими шажками стала продвигаться по направлению «моя кровать–кровать моей жертвы».

Марина уже облегченно вздохнула, наивно надеясь, что шум прекратился и теперь можно вздремнуть на пару часиков. Постепенно проваливаясь в сладкую дрему, светловолосая окончательно и бесповоротно начала терять бдительность.

Чуть прикусив губу, чтобы не засмеяться во весь голос, Юля подобралась к одному из самых незащищенных мест на теле Марины: к пятке. Неторопливо, растягивая удовольствие, девушка начала подносить мягкое перышко к пятке светловолосой. И вот, казалось, настал желанный миг. Миг, к слову, настал, да вот только вряд ли такой, какой желала Юля.

Реакция Марины была молниеносной.

— Твою матрену!!! Сдурела, что ли? — заорала Юля, прикрывая разбитый нос ладонью.

Марина перевернулась на другой бок и, подложив одну руку под голову, снисходительно посмотрела на Юлю, словно говоря, мол, ну что, допрыгалась?

— Откуда такие рефлексы?!

— Лови, — сказала Марина и кинула Юле свой носовой платок.

— Он хоть чистый? — подозрительно пробулькала Юля, пытаясь устранить последствия мощного удара пяткой в нос.

— Нет. Специально же ждала, пока тебе понадобится мой платок, поэтому и выпачкала его заранее.

— Хоть бы извинилась!

— За то, что ты мне спать не даешь?

— А если бы ты мне нос сломала?

— Тогда я бы точно извинилась и вправила тебе его обратно. Жаль, с мозгами такая операция невозможна, — сказала Марина и устало положила голову на подушку, уже и не надеясь поспать.

— Да как ты… — начала было Юля.

— Да молча я, — парировала Марина. — Надеюсь, ты теперь дашь мне поспать?

— Вот еще! Да я тебя сейчас буду подушкой душить. Подожду только, пока ты глаза закроешь.

— Я подожду, пока ты рот закроешь и дашь мне поспать, — не выдержала Марина.

Юля угрюмо замолчала.


Часы показывали без пятнадцати час. Ночь стояла удивительно спокойная, и легкий ветерок едва заметно дотрагивался своими прохладными руками до полупрозрачных занавесок, колыхал их, играл с ними и кружил в завораживающем танце. Стояла огромная полная луна — прямо голубая мечта волка.

Марина, которой так и не удалось выспаться, потому что Юля постоянно что-то бурчала себе под нос и дулась на девушку за то, что та ей в буквальном смысле слова расквасила нос, просто лежала с закрытыми глазами и думала. Воспоминания прошлого вгрызались в голову, словно голодные монстры, и грозились убить в девушке все спокойствие, заставить ее закричать от невыносимой боли воспоминаний.

Далеко не в самом радостном настроении Марина отправилась в кабинет Совета Шестнадцати.

Когда девушка, еще больше уставшая и еле стоявшая на ногах, вернулась, было уже около десяти вечера. Юля уже дулась меньше, но язвить от этого стала только еще больше.

Кареглазая честно захламила своими вещами и свою половину комнаты, и часть — Марины. При этом девушка строила невинные глазки, когда светловолосая читала ей лекцию о том, что в комнате, где живет староста, должен быть порядок и строгое соблюдение правил. В итоге, махнув рукой на «тяжелый случай», Марина молча умылась и, рухнув на постель, тут же заснула сладким сном младенца, засопела в обе дырочки, и во сне лицо ее расплылось в едва заметной улыбке.

Юля повозилась, поерзала, подвигалась, но сон к ней так и не приходил. По началу решив отомстить Марине за разбитый нос, девушка уже встала и, лукаво улыбаясь, подобралась к кровати светловолосой. Той снился какой-то хороший сон, поэтому лицо у Марины было умиротворенное. В итоге, пробурчав себе под нос: «Я не буду ее будить не потому, что не хочу, а просто потому, что… что… потому что так надо! Вот!» Посчитав данное оправдание перед самой собой достаточно убедительным, Юля обратно заползла в постель и, нырнув под одеяло, в скором времени и сама провалилась в сон. Ненадолго.

— Поверь мне, новенькая… — раздалось в тишине.

— А-а-а-а-а! — заорала Юля и подскочила с постели.

Любая бы нормальная соседка тотчас же подскочила бы с постели, кинулась бы к Юле и начала расспрос: «Боже, что случилось?», «Тебе приснился плохой сон?», «Пожар? Горим?», «Кто-то посмел отобрать у тебя розового Хряка?», «В Сиднее голубь попытался изнасиловать узбекскую утку?» или что-то в этом роде. Марина же попросту так метко швырнула подушку, что та ровнехонько угодила Юле в голову. Кареглазой, которая никак не ожидала нападения, в ночном полумраке показалось, что сама Инжефалина Распикулертона Престинарио летит прямо в ее сторону.

— А-а-а-а! — вновь заорала Юля, отшвыривая подушку в сторону, и стрелой помчалась в сторону Марины.

— Немедленно вылезай из-под моего одеяла! — прикрикнула на девушку светловолосая.

Юля отрицательно покачала головой, потом с этой же самой головой нырнула обратно под одеяло Марины и никак не желала оттуда вылезать. Марина, мысленно уговаривая себя не убивать никого, теперь точно испытывала на прочность свои нервы, спокойствие и терпение. Пока все вполне неплохо справлялись с поставленными задачами, по крайней мере, до приезда одной небезызвестной вам, читатели, особе.

— Там девочка из колодца!!!

— Это всего лишь моя подушка, — сквозь стиснутые зубы прошипела Марина, ногами пытаясь выпихнуть из-под своего одеяла оборзевшую девушку.

— Да все равно!

— Значит так…

— Слушай, какие у тебя ноги… — загадочно произнесла Юля, заинтересованно проводя кончиком пальца по ноге Марины. Светловолосая вспыхнула.

— Да я тебя сейчас… — вскипая словно чайник, начала Марина.

— Бреешь ноги, да? Как давно? — не унималась Юля. — Такая гладкая и шелковистая кожа…

— Если ты сейчас же…

— А что? Побрила ноги и сразу полкило сбросила, бугага!

Но тут произошло то, чего так не хотела Юля.

— ЗА ЧТО ОПЯТЬ?!

— За что мне такое горе?.. — наблюдая за тем, как кареглазая держится рукой за нос, задала вопрос Марина. — Я же легонько.

— Ах, сколько сожаления в твоем голосе! — злобно фыркнула Юля и, отнимая руку от носа, убедилась, что теперь до крови не дошло.

— Успокоилась?

Юля упрямо молчала.

— Значит, успокоилась. Наконец-то… — произнесла Марина.

Схватив отлетевшую на пол подушку, Юля с самым что ни на есть воинственным видом пошла возвращать белую летающую подушку назад своей хозяйке. С криками «СПАРТА!!!» и «Я отомщу за свою честь!!!» девушка запрыгнула на кровать Марины и уже только-только хотела начать дубасить, как на сцене сего спектакля появились еще два действующих лица. Яна и еще одна рыжеволосая девушка.

— А новенькая даром времени не теряя-я-яет… — протянула Яна и без приглашения зашла в комнату.

Рыжая последовала за ней. Однако в то время как Яна лениво перебирала ногами, другая девушка словно парила в воздухе.

— Марин, а почему она сверху? — повернув голову набок, хитро улыбнулась Яна.

В тусклом свете фонарей, стоящих на улице и проливающих свет не только на асфальт, но и в комнаты учениц, можно было увидеть, как Юля гордо восседала прямо на животе Марины и уже заносила подушку для точного удара по голове. Однако мысли Яны были направлены в несколько другую сторону, и назначение подушки в представлении девушки имело совершенно другой смысл, о котором знала лишь одна она.

— Как мы не вовремя зашли! Мы их от дела оторвали. Вы нас простите! Мы пошли! Простите! Право, мы не знали! — нараспев произнесла рыжая девушка.

— Привет, Ань, — едва-едва улыбнулась Марина.

Голос рыжей девушки был мелодичный и приятный. Девушка, которую звали Аня, всегда говорила стихами. Это была утонченная натура. Человек чистый и полный наивности. Обычно, если такой тип девушек и встречался таким, как Яна, можно было бы испугаться за рыжее чудо, однако здесь был другой случай. Яна была Аниной соседкой по комнате — именно поэтому девушки и пришли к Марине и Юле, так как именно их комната соседствовала с комнатой девушек — и очень заботилась о рыжей. Причины такого ревностного и бережного отношения оставались загадкой для всех. На все вопросы, касающиеся Ани, Яна лишь закрывала глаза и улыбалась, а Аня отвечала всегда так завуалировано, что уже на второй строфе ее ответа человек попросту терялся и забывал, о чем он спрашивал девушку. Еще у Ани были большие изумрудные глаза, которые казались еще больше на маленьком круглом личике, усыпанном веснушками.

— Что?.. — только и смогла выдавить Юля.

— Яна, Аня, простите, что мы вас потревожили, идите спать. Я все улажу, — пытаясь спихнуть с себя офигевшую Юлю, произнесла Марина.

— По-моему уложили тут тебя… — ехидно прокомментировала Яна.

— Ян…

— А что? Если хоть эта, — Яна кивнула в сторону новенькой, — выведет тебя из глубокой задумчивости и вернет нам прежнюю Марину, я к ней даже приставать не буду! Я тебе серьезно говорю! Даже МНЕ не удалось то, что ей удалось, хо-хо, за один только день!

— Ян…

— Ладно-ладно, уходим, — обиженно надула губы Яна. — Пошли, малыш.

— Я не малыш! Ну сколько раз Я повторить тебе должна! На лбу тебе десятки фраз Я…

— А ну тсс! — закрывая ладонью рот рыжей, которая, к слову, еле доставала до ключицы Яны, шикнула девушка. — Не будем отвлекать их, пойдем… Эй, новенькая, не теряй времени даром!

Юля уже пришла в себя, поэтому в сторону Яны полетала Маринина подушка. Несчастная жертва полетов в итоге врезалась в закрывшуюся дверь и, стеная от боли, сползла по ней вниз и, пораженная, упала на пол, где осталась недвижно лежать. Простыня, пододеяльник, само одеяло — все оплакивали смерть подушки и ее любовницы наволочки.

— У вас тут все такие, что ли?.. — нервно усмехнулась Юля.

— Если ты с меня не слезешь, я сломаю тебе нос!

====== Первый день в школе. Часть 1 ======

— Подъем! Занятия начинаются через пятьдесят минут, а тебе нужно быть в классе раньше всех. Так что отрывай свою прекрасную пятую точку от не менее прекрасной пятой точки твоей огромной розовой свиньи и, будь так любезна, спустись в столовую, позавтракай по-человечески, потом заберешь сумку или рюкзак, и мы с тобой пойдем в класс, — пыталась разбудить Юлю Марина.

Кареглазая отрываться от кровати не хотела, от своей огромной и странной игрушки — тем более. Поэтому сонно брыкаясь и издавая понятные только иноземным существам звуки, Юля вцепилась зубами в подушку и решила ее не отпускать. Сей знак протеста Марина не оценила, а потому и выдернула подушку изо рта девушки. На всякий случай проверив, не осталось ли в подушке зубов — силы Марине было не занимать — или хотя бы челюсти, светловолосая, по началу думавшая стянуть жертву сна за ноги на пол, остановилась.

«Что я делаю? Чего я вообще с ней нянчусь? Тоже мне, ребенок. Не маленькая, должна уже знать, что такое ответственность… И действительно, что это со мной такое?»

Марина в задумчивости посмотрела на уже сопевшую в обе дырочки Юлю.

— Так. Потом же мне по голове настучат, если она не явится в первый же день занятий. Поселили ее рядом со мной, называется. Как снег на мою голову… — уже вслух заметила девушка. — Барышня, если ты немедленно не встанешь, то пропустишь завтрак!.. Не хочешь по-хорошему, значит?

Светловолосая колебалась только одну секунду, а затем, наклонившись к самому уху спящей девушки, легонько дунула. Результат не заставил себя ждать. Сперва Юля попыталась отмахнуться рукой, но, даже не успев поднять оную, резко открыла глаза и подскочила так, что чуть не оказалась прямо на крыше — оставалось всего лишь пробить головой потолок.

— Охренела, что ли?!

— Доброе утро, — холодно заметила Марина.

— Да ни хрена не доброе!.. Какого черта, Мандарин?

Бровь Марины нервно дернулась.

— Как ты меня назвала?

— Марина-Мандарина, блин! Ты видела, который час? До занятий еще сорок пять минут! Еще долбанных сорок пять минут!!!

— Тебе нужно прийти в класс пораньше.

— Зачем? — хмуро спросила Юля, нехотя сползая с кровати и потягиваясь.

— За шкафом.

— А чо ты огрызаешься?

— Не «чо», а «что».

— Тоже мне, умная выискалась. То, что ты типа такая крутая староста, еще ничего не значит!

Марина никак не прореагировала на едкое предложение Юли. У кареглазой уже начало складываться впечатление, что девушка попросту ее игнорирует лишь потому, что у них обоюдная неприязнь. Казалось бы, все логично, но копать иногда нужно гораздо глубже. Кто знает, что можно будет откопать в душе у человека, в своей собственной душе и в отношениях?

— Чего уставилась? — угрюмо буркнула Юля.

— Задумалась, — пожала плечами Марина. — Мне вот просто интересно стало: я тоже с утра выгляжу, как живое доказательство того, что существовали австралопитеки? На моем лице тоже присутствуют фиолетовые эллипсы, как результат бессонной ночи, проведенной с одной примечательной особой в комнате и в какой-то момент даже в постели? А взрыв на макаронной фабрике, видимо, обзавидовался бы, увидев, какое шедевральное гнездо располагается на твоей пустой голове? И полное отсутствие не только вежливости и интеллекта, видимо, не только по утрам можно заметить у тебя на лице.

— Ах, мы тоже умеем острить! — картинно вздохнув, Юля ляпнулась с кровати.

С беспристрастным выражением лица Марина перешагнула через бездыханное тело Юли, распластавшейся на полу в позе поломанной морской звезды, повторила еще раз, что будет ждать ее на крыльце общежития, но потом была схвачена чьей-то рукой за ногу. Юля, смотря в сторону, надула губы и пробурчала:

— Я потеряюсь. Подожди меня тут.

— А шнурки тебе не погладить? — иронично вздернув вверх одну бровь, спросила светловолосая.

— Слушай, а не погладишь мне рубашку? Я же не могу идти в мятом? А? Ну, спасибочки! — не дав оклематься Марине, Юля вскочила на ноги, заграбастала зубную щетку, пасту и полотенце и помчалась умываться.

— Нет, мне с ней точно покоя не будет, — вздохнула Марина.


— А где мои поглаженные вещи? — хныкая, спросила Юля.

— Посмотри сюда. Видишь? Это утюг, такой вот необходимый составной элемент бытовой техники, который широко используется людьми для разглаживания вещей, точнее, складок на этих вещах и различных заминок, которые рукой просто так не распрямишь. Утюг, знакомься, это Юля. Юля, знакомься, это утюг.

— Не погладила, значит? — деланно всплакнула Юля, в душе разливаясь сатанинским хохотом.

Кареглазая давно просекла, что Марине не выгодно ждать, пока девушка позавтракает, умоется, погладит вещи и сделает еще кучу вещей, а потом опоздает не только на первый урок, но и вообще в школу попадет не скоро.

— Это было в первый и последний раз.

— А ты бываешь душкой. Так и хочется взять и придуши… — поймав на себе ледяной взгляд зелено-серых глаз, Юля нервно сглотнула и, кашлянув к кулак, томно произнесла: — Благодарю тебя, смертная!


Утро дышало приятной свежестью и обвевало еще не проснувшихся учениц желанной прохладой. Из общежития то и дело вытекали люди. С левой части — девушки, с правой — юноши. Кто-то догонял кого-то, крича: «Ты меня не подождал(а)!», а кто-то брел в гордом одиночестве и наблюдал за людьми, проходящими мимо, за дерущими глотку ранними птицами, за лениво стрелявшим косыми лучами солнцем, за редкими облачками, которые лихорадочно носились по небу, пытаясь найти своих сородичей.

Никто не заставлял учениц ходить в форме, однако это как бы подразумевалось и неподчинение каралось страшным судом Совета Шестнадцати, которого все по каким-то туманным причинам боялись. Со стороны так посмотришь и подумаешь: а почему они боятся шестнадцати девчонок? А на самом деле ходила легенда, что после страшного суда Совета Шестнадцати, девушки меняли саму свою сущность, ходили только в официально-деловых костюмах, пили кефир на ночь, могли пробежать стометровку за тринадцать секунд, не ругались больше и здоровались со всеми учителями…

Юля, закинув рюкзак на одно плечо, шла чуть поодаль от Марины, всем своим видом показывая, мол, веди меня, так и быть, смертная, я позволяю тебе это. Марина, не обращая на это никакого внимания, и вовсе ушла в себя и лишь изредка здоровалась с тем или иным человеком — люди по двадцать раз могли повторить «день добрый», пока Марина не прореагирует.

— Хоть бы раз обернулась. Вдруг я потеряюсь?

— Я буду благодарна судьбе, — не поворачиваясь, бросила Марина.

«Арр, как меня бесит такое отношение!» — кипятилась Юля. Девушка тоже настолько глубоко ушла в себя, что не смотрела по сторонам и врезалась во что-то большое, прямоугольное и… живое.

— Ептить-колотить… — побелевшими губами произнесла кареглазая, желая в данный момент быть где-нибудь в Сибири, пить “русский водка” и танцевать с медведями.

Девушка врезалась в девушку. Необычную, на Юлин привередливый взгляд, девушку. Очень необычную и странную девушку. Вам знакомо описание некоторых парней, которое состоит из одного слова: шкаф? Так вот тут был точно такой же случай, только вместо великана-парня, была великанша-девушка. Когда она решила повернуться и посмотреть, кто осмелился врезаться ей в спину, Юле на миг показалось, что сходит лавина, поворачивается гора на сто восемьдесят градусов, взрывается атомная бомба и лихо скачет смерть прямо в ее сторону.

====== Первый день в школе. Часть 2 ======

Девушка врезалась в девушку. Необычную, на Юлин привередливый взгляд, девушку. Очень необычную и странную девушку. Вам знакомо описание некоторых парней, которое состоит из одного слова: шкаф? Так вот тут был точно такой же случай, только вместо великана-парня, была великанша-девушка. Когда она решила повернуться и посмотреть, кто осмелился врезаться ей в спину, Юле на миг показалось, что сходит лавина, поворачивается гора на сто восемьдесят градусов, взрывается атомная бомба и лихо скачет смерть прямо в ее сторону.

На девушке были всего лишь джинсы, кеды и черная безразмерная майка — безразмерная потому, что в ней могло поместиться несколько Юль, Марин, Ян, Ань, Инн и несколько жителей села Куклюевка. Русые волосы были забраны в хвост. Серые глаза смотрели на кареглазую так, словно готовы были вот-вот спалить ее на месте. Буравя взглядом Юлю, девушка-гора медленно положила руку на плечо уже готовой отдать концы Юли.

— Осторожно, — низкий голос, сравнимый с монотонным бормотанием медведя, стал финальной точкой. Юля рухнула в обморок.

Марина, словно n-ным местом чувствуя, что чего-то не хватает, а не хватало чьих-то язвительных комментариев, устало вздохнула с видом «боже, за что мне все это?» и, повернувшись, наблюдала следующую картину. Юля явно была в отключке, о чем свидетельствовало полное отсутствие какой-либо мысли на лице. Аккуратно держа на руке — да-да, именно на руке — кареглазую, девушка-гора бережно хлопала Юлю по лицу в надежде, что она очнется. Понятие «бережно» подразумевало, конечно, не удары ладонью по лицу, но зато во все вкладывалась душа, что стократ компенсировало возможные синяки.

Спустя пары-тройки ласковых прикосновений ладони девушки-горы к щеке, Юля очнулась.

— Я умерла и очутилась в раю? — взгляд девушки наконец-то пал на ту, которая, собственно говоря, и пробудила ее.

На лице девушки-горы за все это время не отразилось ни одной эмоции. Лицо оставалось все таким же хмурым и угрюмым, словно какая-то надоедливая мысль грызла бедную голову девушки и не давала сосредоточиться на всем остальном. Когда Юля все-таки очнулась, девушка-гора улыбнулась. Чуть-чуть. Но этого, однако, хватило, чтобы Юля повторно упала в обморок.

— Привет, Марина, — произнесла девушка-гора. — Твое? — кивок на бездыханное тело, желейной массой свисающее с руки девушки.

— Привет. Да уж, мое… — сомнительно взглянув на Юлю, произнесла светловолосая.

Чтобы удостовериться, жива Юля или нет, Марина ткнула в девушку пальцем. Куда был произведен тычок, никто не видел, но зато после него Юля подскочила на несколько метров в воздух и, злобно озираясь по сторонам, скалила зубы в надежде отыскать тот палец, который посмел до нее дотронуться, и откусить его.

— Охренела, Мандарина?! Ты куда тычешь?

— Куда надо, туда и…

— Я пойду. Прошу прощения, — низкий голос прозвучал совсем рядом с ухом Юли.

— Д-да ничего… Это Вы простите… — совесть и инстинкт самосохранения попросту кричал о том, что говорить «ты» небезопасно и скажется на здоровье.


— Значит так! — шлепнув указкой, которая тотчас же разлетелась в щепки, по учительскому столу, рявкнула Надежда Викторовна. — У нас новенькая, все поняли?!

Молодой учительнице было около двадцати шести лет, но, несмотря на свой юный для такой профессии возраст, норов у Надежды Викторовны был ого-го какой! Короткие белые волосы, чуть закрученные, а оттого и волнистые, голубые пронзительные глаза-сапфиры, небольшой рост и очень симпатичное лицо — казалось, все пункты только и делали, что указывали на милого ангелочка, однако не тут-то было. Эта девушка могла не только коня на скаку остановить и в горящую избу войти, она могла спасти планету, при этом одной ногой печатать на станке, другой — дубасить провинившегося ученика или ученицу, в одной руке держать гамбургер… а другой, ну, спасать планету.

Юля, увидев, кто является ее классной руководительницей, нервно сглотнула и, смирившись со своей жестокой судьбой, которая показывала девушке язык и язвительно улыбалась, снимая штаны и демонстрируя свой голый зад, ступила в класс.

В классе стояла мертвая тишина. Как будто тут сидели не живые люди, а покойники. Никто даже не решался дышать без разрешения. По крайней мере, так показалось Юле. На самом-то деле все спокойно отреагировали на заявление своей классной руководительницы — привыкли как-никак. Но Юле уже потихоньку начинало казаться, что она попала в армию, которую составляли чокнутые, лесбиянки и Марина. Марину Юля специально вынесла в отдельную категорию, не зная, в какую из групп ее лучше отнести.

— Представься, пожалуйста, — промурлыкала учительница, чем немало озадачила кареглазую.

— Юля Котикова, рада знакомству.

Яна прыснула со смеху:

— Котикова, ага… я бы сказала, что Львова как минимум.

Последующие пять минут были стандартными: вопрос–ответ, рассказ о том-то и сем-то и прочее в духе «знакомство с классом». В общем, ничего необычного. После пяти минут позора, Надежда Викторовна наконец сказала:

— Можешь присесть, где есть свободное место.

К несчастью Юли, свободное место оказалось лишь одно. Рядом с девушкой-горой. Чувствуя, как ватные ноги еле-еле несут тушку девушки в сторону ее соседки по парте, Юля про себя повторяла: «Мама, роди меня обратно». Выбирать не приходилось, так что пришлось довольствоваться тем, что есть. Юля с самым что ни на есть кислым видом присела рядом с девушкой.

— Привет… Ну, вот теперь мы с тобой соседки по парте, да… — шепотом сказала Юля, так как Надежда Викторовна уже опять надела маску тигра и рычала что-то, стоя у доски.

— Угу, — эмоций было столько, что, будь девушка-гора актрисой, зал бы аплодировал ей стоя.

— Как тебя звать-то? — без особого энтузиазма в голосе спросила Юля.

— Валя.

Девушка-гора ответила так тихо, что весь класс дружно повернулся в их сторону.

— Упс… — тихо проговорила Юля и посмотрела куда-то в сторону, делая вид, что ее здесь нет.

Марина без особого желания — скорее на автомате — повернула голову в сторону кареглазой и усмехнулась.

«Как можно быть настолько безответственной личностью? Не успела присесть, как уже отвлекает учителя. Горе луковое… И почему же все-таки мне кажется, что что-то изменилось? Неужели вчерашнее нехорошее предчувствие было ошибкой? Или же наоборот? Мысли… я запуталась в этих чертовых мыслях», — думала Марина и, взглянув еще раз на Юлю, незаметно для себя улыбнулась уголками губ, что было очень неожиданно для ее соседки, которая была единственной свидетельницей улыбки.

Юля, решившая, что с Валей поговорить ей не удастся, решила прибегнуть к запискам. Но и эта идея себя не оправдала. Девушка-гора нахмурилась и, написав что-то размашистым почерком, отдала Юле листок. На нем было написано: «Урок идет. Нужно учиться». Кисло улыбнувшись, кареглазая согласно кивнула, мол, а чего это я, правда же нужно учиться.

Вскоре раздался мелодичный звонок, оповещающий всех: и учительниц, и учениц — о том, что урок подошел к концу и настало время перемены. Следующий урок должен был проводиться в этом же кабинете, так что перебираться в другую аудиторию, к счастью Юли, не пришлось.

Тем временем Валя неторопливо стала рыться в своем портфеле. К слову, в этом портфеле при желании спокойно можно было унести Юлю, и еще бы место осталось. Из огромного портфеля девушка достала плоскогубцы с красными рукоятями.

— Это еще зачем? Гланды выдергивать? — нервно хохотнула Юля.

— Брови выщипывать, — ответила Валя и повернулась к кареглазой. — Хочешь, помогу с этим?

Юля, даром времени не теряя, путаясь в объяснениях и отказах, вышла из класса и облегченно вздохнула. Облюбовав местечко на подоконнике, девушка сразу же забралась на него и стала смотреть кругом.

Первый день в новой школе. Какие эмоции он должен вызывать? Радость? Страх? Удивление? Раздражение? Интерес? Наверное, даже не одну эмоцию, а гораздо больше, мешая их, а затем подавая изысканный коктейль, от которого начинает тошнить уже со второго урока.

Коридоры наполняли звонкие девичьи голоса. То тут, то там слышался заливистый смех. Повсюду струились оживленные разговоры ни о чем. Девушки, собираясь в небольшие компании, разговаривали обо всем на свете: о парнях, девушках, магазинах… в общем, и правда ни о чем. Однако были и одиночки, прохаживающиеся взад-вперед по длинному коридору. Видимо, девушек, бродивших одним, заботили лишь собственные мысли.

Юля без особого интереса наблюдала за происходящим. В какой-то момент зазвонил телефон. Девушка посмотрела на экран, чтобы увидеть, кто звонит.

— Виталик, — сквозь зубы выдавила Юля и уже решила сбросить, как рука предательски дрогнула. На миг девушке захотелось поднять трубку.

— Хей-хоу! Привет тебе, новенькая, — раздалось рядом.

Именно это и вернуло Юлю к реальности. Девушка едва заметно мотнула головой, сморгнула и решительно сбросила трубку. И уже затем, после всех этих нехитрых мимолетных операций, Юля таки подняла глаза и посмотрела на своего «спасителя» — человека, который только что спас ее от ненужного больного душе разговора.

Эта была улыбчивая девчонка с яркими зелеными глазами — даже ярче, чем у Ани —, прямым носом, полными губами и ямочками на щеках. Прямые темно-русые волосы были немногим длиннее, чем у Юли. Лицо озаряла добрая и открытая улыбка, однако в глазах все-таки можно было уловить несколько хитринок на пару с бесенятами.

— Ты Юля, да?

— Да, а тебя как звать? — скорее на автомате, нежели по желанию спросила Юля.

— Таня. Очень приятно, — широко улыбаясь, зеленоглазая протянула девушке руку.

— И мне, — улыбнулась в ответ Юля и пожала протянутую руку.

«Боже, неужели я встретила-таки нормального человека?» — подумала кареглазая. «Надеюсь, я не обломаюсь, и эта Таня действительно окажется нормальным человеком. А то в этом дурдоме я могу свихнуться, а потом придут дядьки в белых халатах и увезут меня в психушку… к мягким матрацам…»

— Как тебе у нас тут? — спросила Таня. — Нравится?

— Да я как-то еще и не поняла, — честно призналась Юля. — Местность тут шикарная. Море, все дела… Люди, правда, необычные, скажем так…

— Ну, у нас тут разнообразные личности водятся. Но каждый человек — целый мир, со своими хорошими сторонами и, понятное дело, отрицательными. Так что ты не думай поначалу о ком-то плохо. Просто ты еще тут мало кого знаешь, поэтому тебе может показаться странной, например, Инна…

— Только показаться? — Юля иронично изогнула одну бровь. Причем изогнула так, что та чуть не сломалась и не осыпалась на пол черными волосиками, которые кричали бы в полете: «Помогите, она бровь сломала!»

— Да. Как ни странно, иногда мне кажется, что она здесь самый нормальный человек.

— Она мне то же самое сказала… — хмыкнула Юля.

Вспомнив свою первую встречу с Инной, кареглазая передернулась.

— Я помню, как сама сюда первый раз пришла… Стремно было. Мне тринадцать стукнуло, как я сюда перевелась. Без родителей поначалу было немного страшно и непривычно, а потом вообще супер. Даже домой не хотелось уезжать. Хотя и по родителям тоже скучала. Тут интересно. Не только школа, З.-младший еще есть. До городка пешком минут тридцать-сорок. Даже после уроков можно заскочить в кино там, в магазин, кому надо — в клуб. Городок хоть и мелкий, но… уютный что ли. Еще море…

— Ты мне все это говоришь зачем?

— Грустное у тебя лицо было, когда ты из класса вышла. Да и я понимаю, каково это, когда кругом столько незнакомых людей и не знаешь, кто кем является…

— Спасибо тебе, — улыбнулась Юля.

— Да ведь не за что. Я вот завтра-послезавтра в город собираюсь. Хочешь со мной? Заодно и покажу тебе, где что находится, — предложила зеленоглазая.

— О! Крутотенюшка! Спасибо, с радостью схожу! — оживилась Юля.

«Да, все-таки есть тут нормальные люди…»

Таня рассмеялась:

— И опять же не за что. Правда, я думала, что Марина тебе все расскажет…

— Тх, Мандарина? Я тебя умоляю…

Раздался звонок.

— Оу, ну, позже поговорим, думаю.

— Да, конечно, — улыбнулась Таня. — Пойдем в класс.


Солнце бодренько припекало учениц, которые вот уже наворачивали который круг по огромному стадиону. Юле казалось, что она бежит уже бесконечность, но на самом деле за спиной было около четырехсот метров, что, как считала учительница физкультуры, было всего лишь жалкой разминкой для ног. Подползая к строю, Юля подняла вверх руки и безжизненным голосом выдохнула:

— Воды-ы-ы…

— Поверь мне, новенькая…

Этой фразы было достаточно не то, чтобы заставить Юлю подскочить, а мертвеца из могилы поднять и его заставить пробежать метров восемьсот. Однако к облегчению Юли эту фразу произнесла не Инна, а Жанна Владимировна, учительница физкультуры.

Кареглазая посмотрела на преподавательницу, и в мыслях невольно пронеслось: «Тут вообще хоть какой-нибудь намек на мужиков есть?»

Молодая учительница, видно, закончившая недавно университет девушка, была брюнеткой с серо-голубыми глазами и белоснежной кожей.

«Прямо Белоснежка, только волосы длиннее…» — подумала Юля и, выслушав то, что ей сказала Жанна Владимировна насчет того, что Юле необходимо принести справку и т. д., покивала головой и стала в строй.

Пока шла перекличка и девушек отмечали в журнале, кареглазая осматривала школьный стадион и с грустью вспоминала школу, из которой ее выгнали. Там стадион был не такой. У него было асфальтовое покрытие, где, упав, можно было разодрать колени по самые уши, но дело было не в этом. Стадион был очень старый и походил на маленького сморщенного старичка-бродягу. Каждая ямочка, каждый камень, выступавший из земли, казался морщинкой на лице. Юле частенько было обидно за стадион. Несколько раз она даже ходила к директору, маленькому, толстому и лысому дядьке, который постоянно твердил, что денег у школы нет на ремонты всяких стадионов, хотя кабинет самого директора был оснащен новым компьютером, принтером, длинным столом, сделанным из красного дерева и кожаными креслами бордового цвета. Стадиону же в этой школе позавидовал бы любой университет, который так или иначе был связан с физкультурой.

— Котикова!

— Да-да, здесь, — махнув рукой, буркнула Юля.

— Надо говорить не «здесь», а «я». И еще делать шаг вперед с левой ноги, — произнес кто-то рядом.

— Какая забота обо мне! — огрызнулась Юля, увидев, что это была Марина.

— Котик, не дуйся, тебе не идет, — с другой стороны от Юли стала Яна.

— Я не котик!

— Котикова же, — коварно улыбнулась девушка, ловко уворачиваясь от сыплющихся ударов.

— Так! Отставить! — прикрикнула на Яну Жанна Владимировна.

Яна немедленно остановилась и, плутовато улыбнувшись, послала учительнице воздушный поцелуй. Та, сделав вид, что ничего не заметила, отвернулась с оскорбленным видом и стала продолжать перекличку. То, что случилось, видели только Юля и Марина.

Светловолосая, привыкшая к подобному отношению Яны к другим людям, лишь осуждающе покачала головой, словно говоря этим «ну не на людях же, и не с учительницей». Челюсть Юли сейчас пробила покрытие стадиона и мирно покоилась на земле-матушке. Сказать, что кареглазая была шокирована поведением Яны, это не сказать ничего. Еще больше Юлю поразило то, что Жанна Владимировна никак на это не прореагировала.

— Даже замечания никакого!

— От кого? От Жанны? — удивленно осведомилась Яна, глядя на Юлю.

— Как-как ты препода назвала?!

— А, ты же не в курсе… — коварно улыбнулась девушка, демонстрируя два ряда белоснежных зубов.

— Яна, вообще-то почти никто не в курсе, — заметила Марина.

— Да ладно, зачем от котика скрывать что-то? — пожала плечами Яна. — Ей же на пользу.

— Это на какую такую пользу? — ехидно спросила Юля.

— Ты ничего не видела и не слышала, — произнесла Марина, обращаясь к кареглазой. — И почему только я должна думать о возможных последствиях?..

— Эй, а попросить никак?

— Пожалуйста, — холодно улыбнувшись, медленно проговорила Марина.

— Слышь, — Юля ткнула вбок Яну.

— М, котик?

— Да не котик я! Слушай, почему эта морозилка вечно такая морозилка? — шепотом, чтобы не услышала Марина, спросила Юля.

— Да вот, когда я к вам ночью заходила, что-то было не похоже, чтобы она была морозилкой, — усмехнулась Яна. — А вообще, — Яна щелкнула по носу Юле, из-за чего та недовольно поморщилась, — всему свое время. Это раз. И любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Это два. Так что слишком рано задаешь вопросы, котик. Вот отвечу я тебе, а ты, как потом выяснится, и вовсе не котик. Да разве ж такое можно простить? Нет, котик, нельзя. Поэтому прибереги свои вопросы на потом.

Яна приветливо улыбнулась и потрепала Юлю по голове. Та поначалу переваривала информацию и только потом сообразила, что рука Яны находится уже не на голове, а сползает все ниже и ниже, причем спуск такой стремительный, что щеки покраснели медленнее, чем рука добралась до места, не столь отдаленного от ног.

— По голове получишь! — рыкнула на Яну Юля.

— Так, — медленно начала Марина.

— Все-все, о великая и уважаемая всеми староста и глава Совета Шестнадцати, мы, презренные рабы твои, умолкаем и начинаем заниматься физкультурой… — хрипловатым голосом прошептала Яна, показывая на Юле, о какой физкультуре шла речь.

====== Велосипедная цепь событий ======

Третье сентября, суббота. Несмотря на то, что только-только был осуществлен переход из волшебного лета в повергающую многих в тоску осень, на улице вовсю светило солнце, постоянно обдавая проходящих людей дождем из невидимых человеческому глазу озорных лучей, которые, осторожно касаясь незакрытых участков кожи человека, оставляли невидимые поцелуи.

Прошло всего лишь два дня учебы, а многим она уже успела опостылеть, надоесть, осточертеть и проч. К этим самым многим относилась и Юля, которая, сонно бормоча что-то под нос в своей постели, похрустела костями и, чуть не сломав себе спину, потянулась.

— Хотьс какот плс…

— Прости, что? — не отрываясь от ноутбука, спросила Марина.

— Я говорю… — зевнула Юля, — что и в этой школе хоть какой-то плюс есть.

Так как Марина ничего не ответила на заявление кареглазой, девушка подумала, что светловолосая молча соглашается с фразой, произнесенной сей великой персоной, то бишь Юлей, и посчитала своим королевским долгом снизойти до простой смертной и пояснить, о каком плюсе идет речь.

— По субботам не учимся!

— Да что ты говоришь? — все так же не отводя взгляда от экрана ноутбука, с сарказмом спросила Марина.

— Ай, ну тебя, морозилка…

— Морозилка? — светловолосая таки посмотрела на Юлю.

Однако этот взгляд не предвещал ничего хорошего. На лице Марины была такая холодная непроницаемость, что любой человек, находящийся в своем уме и при трезвой памяти, обошел бы светловолосую стороной, но кареглазая, казалось, пропускала все холодные фразы Марины мимо ушей и интерпретировала их на свой лад. Так же Юля не понимала, за что все в школе так любят девушку. Учителя относятся к ней с уважением, почти все ученицы сохнут по ней и по Яне. По Яне-то ладно, так думала Юля, мол, этому хотя бы какое-то объяснение найти можно. Но Мандарина-то? Кареглазой казалось странным, что такая холодная персона, которая половину времени находится где-то в себе, а другую половину — за учебой, работой и т. д., является любимицей чуть ли не всей школы. Все здороваются с Мариной, смотрят вслед с благоговением и обожанием, словно Марина не простая девушка, а какая-то неприкосновенная реликвия, которую все хотят.

— Потому что холодная, — брякнула Юля. — Добрее надо быть.

Марина еще какое-то время молча смотрела на кареглазую, а затем вновь принялась что-то печатать. Зелено-серые миндалевидные глаза, окаймленные густыми ресницами, были, как обычно, слегка прикрыты. Но обычно это подчеркивало спокойную сосредоточенность, а в данный момент служило доказательством того, что девушка устала. А устала она вот от чего: помощь в подготовке кабинетов перед учебным годом, помощь по общежитию, работа с различными документами, переезд Юли в комнату к светловолосой, бессонные ночи, проведенные за работой и за поисками той самой, которая уже, наверное, никогда не вернется…

— Прости, что ты сказала? — встрепенулась Марина, на миг задумавшись о своем.

— Я говорю, что добрее надо быть… и уши мыть по утрам.

— А кому-то рот. И причем с мылом, — парировала светловолосая.

— Вот чего ты сразу злишься? — обиженно надула губы Юля. — Я же ничего плохого не имею в виду. Хотя периодически мне и хочется тебя убить, даже несмотря на то, что я знакома с тобой без году неделя… Я, может, хочу с тобой сблизиться и…

— О, таки хочешь с ней сблизиться, — хриплый голос, раздавшийся у самого уха, заставил кареглазую подскочить на добрых полметра.

— Охренела, что ли?! Людей так пугать! Меня чуть Кондратий не хватил! — заорала Юля.

— Приветик, котик, — девушка лучезарно улыбнулась. — Я тоже рада тебя видеть. И тебе привет, мисс… Эй, ты слышишь меня, женщина?

Яна осторожно подошла к своей старой подруге и попыталась взглянуть на экран ноутбука, но не тут-то было. Марина закрыла восьмое чудо техники и уже потом произнесла:

— Привет, Ян.

— А ты все такая же уставшая и замученная… Слушай, мне тут твоя помощь минимально так нужна… Не сходишь со мной к директору? Просто он меня как-то не очень всерьез-то воспринимает, а у меня к нему дело. Хочу просто…

— Ладно-ладно, схожу, — махнула рукой светловолосая, глядя на то, как Яна пытается делать глаза, как у кота из Шрэка. Фанаты, может, и купились бы на такой дешевый приемчик, может, купились бы и учителя, но только не Марина.

Светловолосая дружила с высокой девушкой чуть ли не с пеленок, а оттого прекрасно знала характер Яны, всю ее подноготную и какие приемы использовала девушка, чтобы воздействовать на других людей и влиять на их решения. Именно поэтому Марина решила пропустить трогательную и щипающую душу историю о чем-то там, прекрасно зная, что Яна приукрасила бы повествование раз, эдак, в тысячу, добавив туда чуть ли не ритуал с девственницами и драконами. Причем девственницы бывали чуть ли не в каждой истории.

Яна надулась и пробурчала:

— Вот вечно ты как…

— Морозилка? — подсказала Юля.

— Именно! Марина — лед, а ты — огонек, котик! Именно поэтому вы с Мариной так прекрасно будете ладить. Вам нужно просто…

— Так, все. Пойдем, — решительно сказала светловолосая и вышла из комнаты.

Яна еще какое-то время постояла в дверях, а затем, повернувшись лицом к сонной Юле, лукаво улыбнулась и тихо, чтобы не услышал никто, кроме кареглазой, прошептала:

— А огонь всегда сильнее льда.

— Яна, кому нужно к директору? — раздалось где-то со стороны лестницы.

— Бегу, командир! — крикнула Яна. — Ну, бывай, котик.

— Я не котик! — крикнула кареглазая, но девушка уже вышла из комнаты, поэтому слова не достигли своего адресата. — И что она хотела этим сказать?.. Уж не намек ли это на то, что я должна вступить в их секту лесбиянок и психов? Ну щас, хренушки вам, кренделя небесные… Боже, где мои трусы?.. Тьфу, штаны!

Сползая с кровати, Юля заглянула под свою четвероногую немую подругу в надежде там отыскать желанный предмет гардероба. У кареглазой был особый принцип поиска вещей: если хочешь что-то найти, то ищи не в каких-то стандартных местах, а там, где вещь обычно не лежит. Поэтому, перепроверив все, что только можно: посмотреть под своей собственной кроватью, посмотреть под кроватью Марины, заглянуть в шкаф Марины, порыться под шкафом, заглянуть в каждый ящик и своего стола, и стола Марины, заскочить в уборную и поискать там, при этом чуть не утонуть в унитазе, посмотреть в комнате Вали, извиниться и уйти, проверить комнату Инжефалины Распикулертоны Престинарио, попутно чуть не умерев от страха — Юля вздохнула и в надежде посмотрела на люстру. Там штанов не обнаружилось, но зато болтался лифчик.

После долгих и усердных поисков, на которые Юля убила последние минуты сонного состояния, кареглазая наконец-то обнаружила пропажу: штаны были на ней. Когда и как она оделась, девушка не помнила, но зато теперь точно была уверена, что с памятью у нее нелады. Оставалось переодеть майку. И, как обычно, поиски начались не с полки шкафа, где хранятся майки и прочие вещи, а с подоконника.

Подойдя к белому другу, взгляд Юли зацепился за серебряную цепочку, пугливо выглядывающую из-под аккуратно сложенных тетрадей Марины, которые не помещались на рабочем столе, а если и помещались, то занимали необходимое старосте место. Любопытства девушке было не занимать, поэтому без зазрений совести, Юля стала тянуть цепочку на себя, желая увидеть, что это за цепочка.

В итоге выяснилось, что это был медальон. Об этом свидетельствовала аккуратно вставленная на дно медальона фотография. На снимке были изображены две девушки. Светловолосая девушка с миндалевидными глазами улыбалась так искренне и счастливо, что Юля по началу и не признала в ней Марину. Удивление было настолько велико, что кареглазая и не заметила, как в комнату вернулась обладательница медальона.

— Тебя не учили, что чужие вещи трогать нельзя? — холоднее обычного задала вопрос Марина.

— Так ты, оказывается, умеешь улыбаться, — примирительно начала Юля. День был превосходный и только-только начинался, так что кареглазая не имела ни малейшего желания сейчас ссорится со светловолосой и портить себе настроение.

— Медальон, — коротко и сухо произнесла Марина, протягивая руку ладонью вверх.

Юля пожала плечами и, медленно протянув медальон светловолосой, положила его ей на ладонь. Темно-карие глаза, не мигая, смотрели в холодные, устремленные прямо на Юлю, серо-зеленые, которые потемнели, словно говоря о том, что Марина гневается и сдерживает в себе эту ярость. Пальцы кареглазой слегка прикоснулись к ледяной руке девушки. Из-за этого Юля невольно выдала:

— У тебя даже руки холодные.

Марина как обычно промолчала и, открыв шуфлядку, аккуратно и бережно, положила в нее медальон, словно это была самая дорогая, даже бесценная вещь, которая была бесконечно важна и нужна Марине как воздух. Однако светловолосая по каким-то причинам не носила медальон на шее, что было странно, учитывая ее ревностное отношение к этой вещи.

Юля, уже забыв о небольшом столкновении с Мариной, подключила наушники к плееру и, засунув один наушник в ухо, врубила музыку и стала напевать себе под нос какую-то песенку. Обычно Марина делала ей замечания по этому поводу, но сегодня девушка была молчаливее, чем обычно. Впрочем, Юля и знала-то светловолосую только три дня, так что удивляться пока чему-то было еще рано.

Посмотрев на часы, кареглазая тихо ахнула. Уже было одиннадцать, что свидетельствовало о том, что завтрак уже прошел и ее не дождался. Смахнув невидимые миру слезинки, Юля грустно вздохнула и, решив попытать удачу, побрела в столовую в поисках еды, оставив хмурую светловолосую наедине со своими не менее хмурыми мыслями.

Марина бездумно лазила по просторам интернета, скорее с целью ни о чем не думать и просто что-то делать, нежели заниматься чем-то и размышлять. От других можно убежать, но только не от самой себя и не от своих мыслей, поэтому, хмуря тонкие брови и лоб, Марина предавалась самым не радужным мыслям. Как бы девушка не старалась бежать, она все равно возвращалась к одной и той же мысли: найти Киру. Размышления о том, как отыскать девушку, приводили светловолосую в еще большую тоску. Где еще искать? Как искать? И, самый страшный вопрос, затрагивать который Марина не хотела… А стоит ли уже искать?

Время, когда человек о чем-то думает или размышляет над чем-то, течет для этого самого человека по-иному. Порой кажется, что и пары минут не прошло, как кто-то задумался, а на самом-то деле минула уже целая ночь. Или наоборот: человеку начинает казаться, что мысли уже полностью разъели мозг, оставив лишь жалкое напоминание о нем, и продолжают заниматься этим уже который час, а в действительности прошли каких-то жалких две-три секунды. У Марины был первый случай. Девушке казалось, что она только задумалась, а в результате Юля уже успела сходить в столовую, съесть там несколько порций младшеклассников — не детей съесть, а нагло стырить их еду —, которые не любили запеканку, стащить у кого-то пончик, чуть не взорвать столовую и вернуться обратно.

— Эй, Мандарина… харэ тут сопли разводить, — сказала Юля так, словно светловолосая тут убивалась по какому-нибудь парню и рыдала навзрыд, крича о том, что порежет себе вены. На самом же деле Марина сидела с закрытыми глазами и не двигалась. Экран ноутбука уже давно погас, так что с уверенностью можно было сделать вывод о том, что Марина ушла из этого мира в свой на приличный кусок времени.

— Марина, — в сотый раз исправила девушку светловолосая. Произнесено это было, скорее на автомате, потому что староста уже смирилась с тем, что Юля не будет называть ее по имени.

— Да хоть Маргарита, мне-то что? — показала язык Юля. — Так, я валю отдыхать, а ты можешь дальше продолжать тухнуть в этой комнате, позволять пожирать мыслям твой мозг и морозить все кругом.

— В одиннадцать ты должна быть уже здесь. Комендантский час, если ты не забыла, — открыв глаза, сказала Марина.

— Заботливая какая. Так и быть. Не возбунтую против устава комендантского!..

— А ты вообще куда? — повернув голову в сторону Юли, спросила светловолосая.

— О, ты проявила какой-то интерес к моей скромной персоне! Какая честь, я прям не могу! Пойду писать кипятком от счастья, заказывать фейерверки и танцевать шаманские танцы на столе у Надежды Викторовны!

— Остынь, — отрезала Марина, невольно вспоминая, как Яна сравнила Юлю с огнем. — Я просто обещала твоей матери наблюдать за тобой. А если с тобой что-то произойдет, то в первую очередь настучат по голове именно мне. Так что можешь не волноваться. Никакой заботой тут и не пахнет.

— А я-то понадеялась! — буркнула Юля. — Так-с, я с Таней ушла, так что не заблужусь, не потеряюсь и не упьюсь, мамочка.

— С кем? — казалось, что теперь Марина и вправду проявила интерес к Юле. Глаза не были прикрыты, а смотрели с неподдельным интересом, в котором можно было узреть толику удивления, далекой грусти и боли.

— С Таней… — подозрительно косясь на светловолосую, осторожно повторила Юля. — А что?

— Ничего, — лицо девушки вновь стало непроницаемым и холодным.

— Да ладно? Впрочем, я уже пойду.

— Погоди, — внезапно вновь сказала Марина.

— Что еще?

— Оставь мне свой номер телефона, — решительно произнесла девушка.

— Зачем? — изумленно спросила Юля, а затем, хитровато улыбнувшись, добавила: — А, я поняла! Ты хочешь узнать мой номер, чтобы строчить мне любовные смски, да?

— Что ты за ересь несешь? Я староста, у меня должны быть все номера телефонов моего класса. Иначе, как я свяжусь с тобой в случае чего?

— Как же, оправдывайся! Ладно, пиши уж, смертная.

Продиктовав Марине свой номер телефона, Юля попросила, чтобы светловолосая позвонила ей, дабы и кареглазая знала номер телефона своей старосты. Однако девушка не удержалась и не сбросила, как делают все нормальные люди, а подняла трубку.

— Бугага! — не дожидаясь, пока Марина разразится какой-нибудь поучительной тирадой, Юля вихрем вылетела из комнаты, по пути споткнувшись о свой чемодан, упав и чуть не разбив себе нос, а потом, врезавшись в Инну, чуть ли не поседела.


— А долго идти? — озираясь по сторонам, спросила Юля.

Кареглазая уже встретилась с Таней, и теперь девушки неторопливо шли прямо к З.-младшему, маленькому городку, где Юля надеялась найти, если можно так выразиться, отдых для души или место, где можно будет спокойно прогуливать уроки.

Таня оказалась весьма общительным и дружелюбно настроенным человеком и теперь вовсю рассказывала о том, какой замечательный городок находится на острове.

— Кинотеатр у нас хоть и небольшой, но зато очень уютный, и всегда идут новинки кино, так что можно не отставать от жизни и знать, что сейчас идет на больших экранах мира. Для людей, которые хотят погулять в одиночестве, конечно, есть наш школьный парк, но и тут, в городе, тоже есть несколько местечек, где одинокая душа сможет найти свой покой, — последнее прозвучало как-то двусмысленно, так что Юля с сомнением взглянула на новоиспеченную подругу, а та тем временем продолжала свою речь: — Для тусовщиков тоже есть места, которые им по душе как раз. Парочка клубов имеется. Хотя, бывала я там с Мариной и Яной не раз, так что…

— С кем, с кем ты бывала в клубе? — кареглазая аж споткнулась, услышав имя своей соседки по комнате.

— С Яной… — повторила Таня и удивленно посмотрела на Юлю.

— И с Мандариной?

— Да, и с ней тоже. У нас просто сейчас сложные отношения, раньше все было иначе, — как-то пространно ответила девушка.

— Кто бы мог подумать! Морозилка! Да в клубы ходила! Ептить-колотить, ей-богу…

— Ну, она не очень любила клубы. Сейчас тем более не любит. Там было другое, но неважно.

— Ну пипец! — Юля уже не слушала Таню. Девушка пребывала в состоянии удивления и то и дело произносила самые разнообразные слова, которые не пускает на порог своего громадного дома литературный язык.

После того, как зеленоглазая упомянула о столь любимой жертве язвительных шуточек, то есть о соседке Юли по комнате, девушка посмотрела куда-то в сторону, как бы не желая встречаться взглядами с кареглазой. Та, в свою очередь возжаждала узнать еще о, как она выразилась, «темном и сомнительном прошлом Марины-Мандарины», поэтому то и дело восклицала, размахивала руками и вообще чуть не поцеловалась с деревом, которое внезапно выросло прямо у нее перед глазами. На Танино минутное молчание кареглазая не обратила никакого внимания, и лишь потом, когда Юля заметила, что на щеках зеленоглазой нет ямочек, то поняла, что девушка не улыбается.

— Эй, чего грустим? С тобой же я, сама Юля Великая, Неповторимая и… И… блин, сама я, короче! — очень скромно крякнула Юля и, картинно споткнувшись о булыжник, мирно дремавший на пыльной дороге и думавший о смысле бытия, прочесала носом эту самую дорогу. Булыжник мужественно перенес удар судьбы и в наказание оставил на Юлином мизинце синяк, который еще не проявился, но обещал себя еще показать этому бренному миру.

Отплевываясь от забившейся в рот пыли, кареглазая вспоминала всю семью булыжников и кричала, что она ненавидит камни, однако потом, когда Таня, улыбаясь, протянула ей бутылку с водой, дабы Юля сполоснула рот, решила, что камни все-таки не такие уж и плохие ребята, и побрела дальше.

Спустя какое-то время тропа, по которой брели две одноклассницы, резко вильнула в сторону, а затем Юле открылся такой вид, что у девушки невольно захватило дух. Невдалеке от тропы — в метрах двух — внезапно начинался острозубый обрыв, уходящий вниз на несколько сот метров. Внизу серебряно-голубые волны пытались бороться с бритвенно-острыми камнями и постоянно предпринимали попытки рассечь их пополам. Хлопья белоснежной пены взметались в воздух, словно подкинутые вверх невидимой силой, а затем как будто бы растворялись, оставаясь в памяти лишь жалким сиюсекундным воспоминанием.

— Завораживает, правда? — улыбнулась Таня. — Об этой тропе знают многие, но далеко не все по ней ходят, так как дорога делает большой крюк. А с тех пор, как построили новую дорогу, то все по ней и ходят, а там и добираются до городка за минут двадцать или двадцать пять.

— Да, здесь красиво… — ответила Юля. Обычно она ограничивалась словами типа «крутотенюшка» и т. д., но тут уж случай обязывал и не позволял прикасаться к красоте не самыми лучшими выражениями.

— Здесь, если забраться вон на тот холмик, — зеленоглазая махнула рукой в противоположную от обрыва сторону, — то можно спокойно посидеть в одиночестве и полюбоваться на море.

— Ты здесь часто бываешь, видимо? — Юля в задумчивости смотрела на зеленый холмик, на котором одиноко ютились несколько низкорослых деревьев.

— Раньше частенько бывала, теперь редко сюда хожу. Это я специально для тебя небольшую экскурсию устроила. Ты ведь, скорей всего, как все нормальные люди, будешь короткой дорогой ходить. А это так, для общего развития. Но, если захочешь, можешь сюда прийти, если все достанут.

— Здорово, а? — Юля до сих пор была под впечатлением. — Спасибо, что показала. Мне очень приятно! Буду знать, куда валить надо, если дела не айс.

Кареглазая еще немного постояла у обрыва, а затем девушки уже направились прямиком в сторону З.-младшего. За разговорами ни о чем можно, порой, узнать человека больше, нежели говоря на какие-нибудь пространные темы. Так Юля узнала, что Таня, как и сама кареглазая, порой тоже любит поязвить, но только Юля могла делать едкие и острые замечания, а Таня шутила по-доброму, так что на нее даже обижаться, казалось, было невозможно.

— Пьешь, куришь? Колись!

— Да не колюсь я, — показала язык Таня. — Вообще-то не курю, хотя пробовала, признаюсь. А вот выпить с хорошим человеком — это могу.

— А-а-а-а-атлична! — делая особые ударения на «а», выдала Юля. — Нужно нам с тобой отметить наше знакомство! Как считаешь?

— Я не против. Только, главное, не напиться до зеленых человечков, а то потом от коменданта втык получим, от директора, от старосты нашей, — последнее Таня произнесла уже так, что Юля ее не услышала.

Кареглазая уже увидела первые дома, снующих туда-сюда людей, приличную часть из которых составляли непосредственно ученицы и ученики, и теперь у девушки появились два пляшущих огонька в глазах и прибавилось сил, с которыми можно было теперь смело идти спасать плантации от саранчи.

— Ну-с, погнали!


Девушки сделали обход городка — уложились всего-то в какие-то пару часов — и теперь думали, как бы так, не вызывая лишних подозрений, купить спиртного, а Юле — сигарет. Девушка уже несколько дней не курила, отчего испытывала страшно мучившую ее ломку. В итоге решив, что из них двоих Юля выглядит старше своих лет, решили отправить ее, так что по идее проблем возникнуть не должно было. В большинстве своем многие продавцы магазинов знали большую часть учениц и учеников школ в лицо, так как те часто слонялись по тем или иным магазинам, так что у Юли было еще одно преимущество: ее здесь пока никто не знал.

Оставив Таню на пустынной улице в гордом одиночестве, кареглазая напустила на себя важнецкий вид двадцатилетней бабищи, у которой ушел парень и теперь ее душа требует промочить горло чем-нибудь гаденьким. Пробыв в магазине не многим более пяти минут, Юля медленно вышла из магазина с пакетом, в котором бултыхалось их будущее с Таней веселье. Решив, что отмечать в городе чудесное знакомство глупо, девушки слиняли за город, нашли там уединенное местечко и, нетрудно догадаться, напились в дрын. Как это произошло, рассказывать нет смысла, ибо до состояния опьянения все доводятся одинаково: перепитьем.

Пошатываясь, икая и пытаясь понять, почему у Тани вдруг вылезла из-за пазухи сестра-близнец, Юля хихикнула и попыталась обнять подругу. Та по каким-то странным стечениям обстоятельств оказалась не в той стороне, куда поплыла Юля, и туманным взглядом смотрела на птичку, которая сидела на ветке дерева и подозрительно косилась левым глазом на двух упившихся школьниц. Осуждающе чирикнув, птичка улетела.

— Слуш… я торт хочу… — обнимая ствол дерева и думая, что это Таня, пробурчала Юля.

— Пошли купим? — предложила зеленоглазая, которая все-таки еще сохранила остатки разума и теперь, чуть пошатываясь из стороны в сторону, медленно соображала, зачем они с новенькой перепили. Мозг упорно отказывался работать и кричал, что у него сегодня выходной.

— Пшли…

Спустившись, точнее, скатившись к городку, Юлин взгляд зацепился за одиноко стоящий возле фонарного столба зеленый велосипед с оранжевыми колесами и рулем с сиденьем. В голове смутно промелькнула мысль: «Я так напилась, что мне уже мерещатся велосипеды хиппи?» — и тут же со сдавленным писком исчезла.

— Гляди! На лавке рядом с велосипедом стоит тортик! Гык, — сказала Юля и, не дожидаясь ответа Тани, достаточно ловко и с небольшими потерями добралась до велосипеда, водрузила на заднее сидение торт, наспех привязала его грязной веревкой, которая валялась возле двухколесного друга и, крикнув зеленоглазой, чтоб догоняла, поехала, если это вообще можно назвать «поехала», к тому месту, где они с Таней отмечали недавнее знакомство.

Зеленоглазая что-то кричала вслед, видно, прозрев, и уже более сосредоточенно и почти прямо бежала за велосипедом. Поразительно то, что Юля ни разу не упала и не потеряла по дороге торт. Велосипед лишь выписывал странные фигуры, а так, в целом, девушка добралась до места вполне себе спокойно.

Пока Таня пыталась найти, куда скрылась ее подруга — на улице уже было около десяти часов, оттого и темнеть начало, поэтому и видно ничего не было — с велосипедом, Юля бухнулась на землю вместе с тортом, по падению чуть не расплющив шедевр кондитерского искусства. Не долго думая, девушка упала в торт лицом и начала выгрызать из серединки все самое сладенькое. Оторвав перемазанное кремом лицо от торта, кареглазая достала мобильный и, зайдя в «Вызовы», нажала последний номер, который значился в списке. К телефону долго никто не подходил, что уже начало раздражать Юлю. Только девушка хотела положить, трубку, как с другого конца ей ответили:

— Да?

— Карын… Куаранг… Караганда!.. Ты кто?.. — пытаясь придать голосу ясность, пьяно проблеяла в трубку Юля.

— Я кто? — с сарказмом переспросили на том конце трубки.

— Дед Пихто! С кем имею честь вести беседу?..

— Упилась-таки… — вздохнула Марина. — Стоп. Ты пьяна? Ты чем вообще думаешь?! Ты знаешь, который час? Тебе через сорок минут нужно уже быть в общежитии! Какого… ох… — Марина замолчала. Видимо, силилась себя сдержать.

— А у меня тут лесапедик… гык…

— Какой еще педик? — переспросила Марина.

— Велосипед, дурище!

— Какой еще велосипед?!

— Зиленинькай такой… с оранж…

— С оранжевыми колесами... — закончила за девушку светловолосая. — И кто еще дурище? Ты велосипед у директора школы угнала.

— Прик-кольно… Стоп. Что?! — немного протрезвела Юля.

— Где ты? — холодно спросила Марина, что аж трубка у Юли покрылась ледяной корочкой. Девушка отняла трубку от уха, с подозрением косясь на две своих руки, в которых было по одинаковому телефону.

— Под деревом…

— Под каким еще деревом? — еще тише, но не менее холодно спросила Марина. Девушка явно очень злилась и готова была вот-вот просочиться через трубку и переехать зеленым велосипедом Юлю. Раз двести как минимум.

— Дай сюда телефон, — из ниоткуда возникла Таня. Юля невольно заорала: ей почудилось, что это сама Инжефалина Распикулертона Престинарио снизошла до кареглазой. Еще так вовремя подул стылый вечерний ветер, что реакция не заставила себя ждать.

— Нидам…

Таня аккуратно вынула из руки Юли мобильный телефон и произнесла:

— Алло.

— …

— Алло?

— Таня.

— Привет, Марина, — чересчур спокойно произнесла Таня.

— Где вы? — как бы безразличным тоном спросила Марина.

Таня в двух словах чуть описала их местоположение с Юлей и хотела было еще сказать что-то, но Марина уже повесила трубку. Повертев в руках телефон кареглазой, девушка вернула его потом своей хозяйке.

— Моя прелесть… — переплюнув голос самого Голлума из «Властелин колец», прохрипела Юля, глядя на свой мобильный.


— Вот вы где! — раздался звонкий голос Яны, когда девушка, разгребая ветки кустов, пробиралась прямо к дрыхнувшей под деревом Юле и Тане, одиноко смотревшей на изуродованный лицом Юли торт. — А Марина тут думала, как вас лучше вздернуть в наказание! Но, судя по всему, гневная тирада отменяется, Марин! Тут твое чадо уже сопит в обе дырочки.

— Она не мое чадо, — сухо отрезала Марина. — Так, Яна. Ты берешь ее, — светловолосая кивком головы указала в сторону Тани. — Я пока разбужу эту.

— Что? Прям сразу? Прям вот так? Вот здесь брать? Здесь же антисанитария…

— Кончай свои шуточки и занимайся делом.

— Кончать шутки? Интере-е-есно, — с ехидной усмешкой на лице задумала Яна, но, поймав взгляд серо-зеленых глаз, шустренько потрусила к Тане исполнять приказание. — Так, мисс, вы пьяны? Насколько сильно? Блин, и умудрились же ужраться на третий день учебы… — поучительно начала Яна, а затем шепотом обиженно добавила: — И меня даже не позвали!

— Я все слышу, — раздался голос Марины.

Пока Яна разбиралась с почти уже протрезвевшей Таней, Марина присела на корточки возле Юли и посмотрела ей в лицо, которое было измазано уже застывшим кремом. Достав из кармана штанов чистый носовой платок, тот самый, который уже спасал Юлю от кровотечения, девушка аккуратно вытерла все лицо кареглазой. Та даже не шевельнулась, а лишь сонно бормотала что-то несуразное. Недлинные темно-каштановые волосы в вечернем полумраке казались черными, а загорелая кожа лишь придавала оттенок таинственности. В какой-то момент губы Юли плотно сжались, словно девушка обиделась на кого-то, а затем раздалось сонное:

— Ну и пиу тебе, Мандарина!..

— Марина, — у светловолосой нервно дернулась бровь.

— Эй, ты там будишь спящую красавицу? Давай, один поцелуй — и она проснется! — хохотнула Яна, рядом с которой стояла Таня.

Зеленоглазая, пользуясь полуночным мраком, буравила взглядом Марину и чуть ли не с жадностью впитывала в себя то, что видела. При дневном свете девушка себе такое ни за что на свете не позволила бы. Яна, стоявшая рядом, все-таки заметила что-то подозрительное в лице Тани и как бы случайно подтолкнула ее плечом, отвлекая внимание зеленоглазой на себя.

— Забудь, — только и сказала Яна. Без улыбки, что было очень необычно для нее. Но и без холода в голосе, чем заставила облегченно вздохнуть Таню. Все-таки, как-никак, раньше чуть ли не лучшими подругами были.

Марина, после того, как услышала стандартное Юлино «Мандарина», теперь уже грубо пыталась разбудить девушку. Юля упорно не желала просыпаться, поэтому светловолосая отвесила девушке такую оплеуху, что та мигом подскочила.

— Ты что творишь?! Блин, голова-а-а… Где… Что я тут?.. — пошатываясь и озираясь по сторонам, начала бубнить Юля.

— Кхм, — привлекая внимание к себе, кашлянула Марина.

— А ты че тут забыла?

— Голову твою. Отрубленную. В состоянии идти?

— Ну, допусм.

— Что?

— До-пус-тим, — по слогам повторила Юля.

— Значит так, Яна. Веди этих двоих в общежитие. И как можно скорее. Постарайся проскочить незамеченной мимо коменданта. Если кто-то в состоянии, потом сам ляжет спать и хорошенько подумает над своим поведением, — эта фраза предназначалась Тане, но Марина специально обращалась только к своей подруге Яне. — А эту, — короткий кивок в сторону, — уложить спать и надавать по голове. Иначе это сделаю я.

— Да без проблем, Марин.

— Спасибо.

— Ты же знаешь, не за что, — улыбнулась Яна. — А ты что делать будешь?

— А я постараюсь устранить последствия. Или хотя бы смягчить их. Все, ступайте.

Когда Яна, осторожно придерживая все еще не совсем пришедшую в себя Юлю, громко хохотала, потому что кареглазая ее забавила, Марина некоторое время смотрела вслед удаляющимся фигурам, пока те не скрылись во мраке. Затем девушка подняла жестоко брошенный на землю велосипед и покатила его в сторону городка, хмуря брови и напряженно думая о чем-то.

====== Внезапности ======

С того времени, как зеленый велосипед с оранжевыми колесами, тряся от страха своей цепью, был нагло украден и жестоко брошен на землю, а затем каким-то загадочным образом возвращен хозяину, уже минуло несколько недель. Инцидент не придавался огласке, однако все-таки благодаря чьему-то длинному языку, который Марина арктическим голосом пообещала отрезать, прошел грязный слушок, что староста и еще три девушки ограбили магазин, угнали велосипед у директора и т. д. Конечно, этому вообще никто не поверил, так как светловолосая для всех была примером для подражания и объектом чуть ли не вожделения, но на душе оставался неприятный осадок, который практически невозможно было в один миг соскоблить.

Юля, которую Яна уложила спать по настоятельной просьбе Марины, сначала отчаянно брыкалась и кричала, что она супермен, который опаздывает на работу и хочет съесть хот-дог, потом остепенилась и засопела в обе дырочки. Яна же не удержалась и, взяв со стола маркер своей старой подруги, нарисовала Юле одну сплошную бровь, написала на лбу «йа Брежнев» и добавила усы. В итоге получился вполне миловидный кот. Разве одна сплошная черная бровь в три сантиметра толщиной портила всю картину.

Когда к полуночи возвратилась уставшая как собака Марина, кареглазая сбросилась на пол и стала махать лапой, как будто пытаясь дотянуться до невидимого клубка — да, Юле снилось, что она кот. Несмотря на то, что в комнате стоял непроглядный мрак — шторы были плотно завешены — и практически ничего не было видно, девушке все-таки удалось различить брежневские брови, точнее бровь, а затем уже и усы. Светловолосая скептически посмотрела на недокота, который в тот момент мирно дрых на полу, и, не включая свет, дабы не разбудить несостоявшегося супергероя, разделась и без сил упала на кровать. Благо, что в школу на следующий день не надо было идти.

Когда кареглазая проснулась утром, она, понятное дело, ощутила все симптомы похмелья: невыносимая и раздирающая на куски головная боль, противная сухость во рту и отсутствие всякого аппетита. Разумеется, все это было приправлено изрядной долей раздражения, так что кареглазая по утру ходила нервная, огрызалась больше и жестче, чем обычно, но Марину не трогала. Толком вроде как и не помнила, что было, но чувствовала, что все-таки благодаря светловолосой ее задница осталась в целости и сохранности. Днем Яна рассказала, что было с девушкой и с Таней, и, хохоча, добавила туда, как обычно, драконов с девственницами. Второй половине рассказа Юля верила слабо, а вот за первую было все-таки немного стыдно. Подойдя к Марине, когда та вернулась с совещания Совета Шестнадцати, пробубнила под нос что-то вроде «спасибо» и, не дожидаясь, ответа, умотала гулять, по пути чуть не сшибив Валю — если ее вообще можно сшибить.

И сейчас Юля, уже освоившаяся в новой школе, изучила вдоль и поперек здание и школы, и общежития, бежала как оголтелая, потому что уже очень опаздывала на урок. При желании девушка могла спокойно пропустить занятия, но только не урок Надежды Викторовны, ее классной руководительницы.

На улице уже никого не было, никто никуда не спешил, что позволяло сделать вывод о том, что все нормальные люди уже сидят в классе и с заунывным выражением лица шкрябают в тетради «Такое-то сентября» и «Классная работа», которая никакой классной и не являлась.

Отдышавшись, переводя дух и набравшись храбрости, кареглазая нерешительно постучала в дверь кабинета, за которой слышалось, как ломались предметы, кто-то кричал: «Я не хочу умирать!» и хруст. Юля понадеялась, что это был не хруст сломанных конечностей, и открыла дверь. В классе все сразу притихли. Надежда Викторовна не привыкла, что к ней опаздывают на урок, дышат слишком громко и смотрят в окно — для Марины делалось исключение. Роковая блондинка строго посмотрела на опоздавшую, выдержала минутную паузу, за время которой ученица сама должна была себя расчленить, сжечь и развеять прахом над морем, а затем грозно вымолвила:

— Котикова… Вы, сдается мне, немного опоздали.

— Я? — глупо брякнула Юля, решив притвориться наивной дурочкой, которая забыла, что существует такое понятие как «часы».

— Котикова, почему Вы улыбаетесь? — вкрадчиво поинтересовалась учительница.

И вот здесь Юля прокололась. Она улыбнулась шире, чем того позволял случай — если он вообще позволял в этой ситуации улыбнуться.

— Здесь улыбаться имею право только я! Остальные получают либо так нужные мозгам знания, либо получают по этим же самым мозгам! Котикова, что Вы выбираете: н-ку в журнале или ответ по домашней работе?

Кареглазая честно задумалась. Н-ок у девушки за две недели наскреблось не так уж и много, но такими темпами ее могут выгнать из школы за многочисленные прогулы. С другой стороны, домашнюю работу девушка не выполнила, потому что стащила у Марины ноутбук, пока та была на совещании, установила на него стратегию и долгое время в нее резалась, покуда у нее не отняли компьютер.

— Н-ку?

— Неверный ответ, Котикова, — прошипела Надежда Викторовна. — Можете оставить свой портфель, а затем идти к доске и отвечать то стихотворение, которое Вы, я очень в это верю, выучили. Я могу рассчитывать на высшее исполнение?

— Да, разумеется, — с каменным выражением лица произнесла Юля, в этот момент желая провалиться сквозь землю, нежели предстать перед всем классом и хорошо поставленным голосом произнести «э-э-э».

Яна, скрестив на груди руки и откинувшись на спинку стула, так хитро и широко улыбалась, что кареглазой захотелось запустить в нее плоскогубцами, которые Валя постоянно носила с собой. Аня, в глазах которой Юля предстала незаслуженной жертвой Надежды Викторовны, думала, как лучше всего помочь восстановить справедливость, которая, по мнению рыжеволосого чуда, была самым наглым и бессовестным образом нарушена. В итоге девушка пришла к выводу, что будет шепотом произносить каждую строку, а Юля — повторять за ней. Был риск, что это услышит Надежда Викторовна, но Аня решила попытаться хоть как-то выручить бедолагу. Еще одной проблемой было то, что Аня сидела на третьей парте, то есть шепот в этом случае являлся бы понятием относительным.

Таня ободряюще улыбнулась Юле, однако в этой улыбке было больше сочувствия, чем поддержки. Инна, которая сидела словно под черным куполом своих волос — лица девушки кареглазая так до сих пор и не увидела — и что-то бормотала себе под нос, негромко сказала:

— Поверь мне, новенькая, бывают вещи и похуже.

На произнесенную загробным голосом ободряющую фразу, из-за которой Юля чуть не ляпнулась в обморок и не поседела, кареглазая все-таки благодарно кивнула.

И вот настал этот момент, когда Юля стояла у доски. Кареглазая давно просекла, что с такими учительницами, как Надежда Викторовна, обворожительная улыбочка не помогает, а лишь потом выходит боком, причем выходит, топчась именно по тебе, покуда ты не исторгнешь свой предсмертный стон.

— Что же за стихотворение Вы нам расскажете, Котикова? — если бы тигр умел улыбаться, то это было бы похоже на улыбку Юлиной классной руководительницы. Клыков, разве что, чуть-чуть не хватало.

— Мы сейчас проходим замечательную поэтессу, да… — пафосно начала Юля. — И, конечно же, я прочла далеко не одно ее творение. Меня так захватили ее стихи, что многие строфы перемешались в голове, и я не могу толком вспомнить, что к чему относится…

— Я уверена, — перебила Юлю Надежда Викторовна, — что Вы сейчас приведете свои мысли в порядок и все прекрасно вспомните.

— Да, разумеется, — на всякий случай кареглазая кивнула.

— И, к слову, какую замечательную поэтессу мы сейчас проходим?

— Ну, она такая замечательная… — начала девушка.

— Так какую?

Аня уже раскрыла рот и вот-вот готова была произнести фамилию, как Надежда Викторовна, не поворачивая головы в сторону рыжей, произнесла:

— Знаю, что наша третья парта всегда очень разговорчивая и всегда все знает. Если услышу хоть одно слово, Котиковой сразу же ставлю высший балл в четверти, а тот, кто подсказал, будет иметь, в лучшем случае, минус два балла. Я надеюсь, я ясно выразилась?

Аня нахмурилась и уже хотела несмотря ни на что подсказать Юле фамилию, так как рыжая была человеком благородным и предпочла бы спасти кого-нибудь, пожертвовав самой собой, но девушку вовремя остановила Юля, отрицательно покачав головой. Помощь помощью, но лучше единица в журнале за один урок, чем потом испортить аттестат ни в чем неповинному человеку.

— Котикова, отчего Вы так молчаливы? Язык проглотили?

Марина, которая все время со скучающим видом смотрела в окно, незаметно для учителя открыла в учебнике страницу, на которой была напечатана крупным шрифтом фамилия поэтессы, и перевернула учебник вверх ногами так, что Юля могла спокойно прочесть все, что было написано на странице. Сама Марина сидела на первой парте — ее пересадили, так как часто случалось, что старосту срывали с урока, дабы решить какой-либо вопрос — и поэтому не могла вызвать никаких подозрений со стороны преподавателя. Тем более Надежда Викторовна была более чем уверена, что светловолосая подсказывать никому не будет. Да Марина и не собиралась.

Смущенно кашлянув в кулак, надеясь тем самым привлечь внимание Юли, Марина придвинула учебник чуть ли не к самому краю парты. Кареглазая, конечно, никак не отреагировала на этот кашель — мало ли, почему человек кашлянул. Светловолосая кашлянула еще раз. И опять никакой реакции не последовало. В итоге кашлянув уже в десятый раз — последний получился особенно злобным — и бросив недобрый взгляд на Юлю, которая в упор ничего не замечала, Марина замолчала.

— Вам плохо? — обеспокоенно спросила Надежда Викторовна.

И так почти все внимание класса было уже отвлечено на Марину. Все, кроме Юли, разумеется, уже поняли, что светловолосая хочет помочь девушке.

— Нет, просто поперхнулась, спасибо, — коротко ответила девушка и вежливо улыбнулась.

— Чем?

— Воздухом, — брякнула Юля.

Конечно же кареглазая никак не могла удержаться, чтобы не съязвить, даже несмотря на то положение, в котором она находилась. Классная руководительница прожгла Юлю взглядом. Девушка поспешно посмотрела вниз, проверяя, не осталось ли прожженных двух дырочек на ее теле.

Марина приложила ладони к лицу, покачала головой, словно говоря этим, мол, ну что за дубина эта Юля. Потом девушка как бы случайно уронила ручку на пол, и она покатилась прямо к ногам Юли. Кареглазая уже наклонилась, чтобы поднять несчастный предмет, как ее рука соприкоснулась с рукой Марины. Светловолосая едва различимым шепотом произнесла:

— Читай с книги, лежащей на парте.

— Марина, что-то Вы странно сегодня себя ведете, — подозрительно произнесла Надежда Викторовна. — С Вами точно все хорошо? Заработались, видно, в Совете. Я могу освободить Вас от занятий, если Вам нездоровится.

— Благодарю, но, пожалуй, откажусь, — любезно отозвалась девушка.

— Ахмадулина? — выдала внезапно Юля. — А, ну, да, Ахмадулина. Чо эт я? Конечно Ахмадулина!

— Вот как? Вы все-таки вспомнили? Что же, какой стих Вы выучили?

Марина, не отрывая взгляда от Юли, осторожно перелистала несколько страниц учебника, пропустив краткую биографию поэтессы, и остановилась на первом попавшемся стихе. Кареглазая как бы ненароком посмотрела на парту Марины и сквозь зубы едва различимо прошептала:

— А чо такой большой?

У светловолосой дернулась бровь от такого нахальства. Нет, ты рискуешь своим авторитетом, помогаешь этой пигалице со стихотворением, выручаешь ее, а ей еще что-то не нравится. А ведь авторитет — дело очень тонкое. Годы могут уйти на то, чтобы заработать себе авторитет, а рушится он в одно мгновение, и потом трудно его восстановить.

И все-таки Марина, словно ведомая чьей-то рукой, перевернула страницу, на которой располагался небольшой стих, состоящих из четырех строф.

— Я выучила… — начала Юля, немного щурясь, чтобы получше рассмотреть буквы на странице. — Прощание? — удивленно вырвалось у девушки.

— Хороший выбор, — одобрительно кивнула Надежда Викторовна. — Что же, прошу Вас, Котикова, начинайте! Мы с классом просто горим желанием услышать данное творение великой поэтессы в Вашем исполнении!

Юля собралась с духом, пробежалась глазами по первой строфе, силясь запомнить хоть что-то, дабы не сбиваться и не путаться в словах при прочтении, начала:

Загрузка...