Н. Мохов, А. Паненко Темная сторона бизнеса

Дьявольские трели

Дьявол есть отец лжи и заповедано разговаривать с ним.

Религиозная догма

Историю пишут победители.

Эмпирический факт

Встреча

— Вы знаете обо мне всё, а я о вас ничего, — Чугунков не любил людей. Зато он умел их соблазнять. — Я прочитал ваш отчет. И видно, что его делал очень умный человек. Антон знал те точки, в которые надо бить. И он бил не задумываясь. От напора лести Коля почувствовал себя, как после пол-литра водки.

— Но хотелось бы понять — чего именно вы хотите? — подсёк Чугунков Николая.

— Я хотел бы сказать, что мы лишь провели проверку работы вашей службы безопасности, — Коля тщательно подбирал слова. Стоимость неверного движения — жизнь, так ему казалось. Он ещё не знал, что непонятное не убивают. Непонятное изучают. — Текст отчёта является конфиденциальным. Вне зависимости от того: решите вы с нами работать или нет. А предложить я хотел настройку вашей службы информационной безопасности. Можете прочитать моё предложение.

Коля пододвинул Чугункову коммерческое предложение. Антон его взял, и первое, что бросилось ему в глаза — это сумма: 1 млн. долларов. Из стремления к этой сумме и родился его бизнес.

Глава I. Коля

Дело было в кассете и неудачной пьянке. Именно это положило начало цепочке событий, которые привели Колю спустя восемь лет к Чугункову.

Коля рос в немного шизанутой семье. Как известно, каждая семья шизанута по-своему. В Колиной был брат-художник и сестра — филолог и режиссёр. Как следствие, брат и сестра находились в перманентном состоянии безденежья. В девяностые все они так или иначе содержались папой. Папа был алкоголиком, инженером, любителем продукции АвтоВАЗа и предпринимателем. Поскольку каждой из этих ролей он отдавался по полной, ни капли себя не жалея, в двухтысячном году он и ушёл из жизни и из семьи — пока продувал что-то в своих «жигулях», его настиг инсульт.

Тогда-то и родился семейный миф, что Коля должен стать либо программистом, либо инженером, либо предпринимателем. В общем, не творческой личностью. Потому что обладателей безденежных профессий и так хватает, а кушать надо. К бизнесу у Коли были некоторые таланты. Он учился в восьмом классе, когда папа умер. Коля стал жить с мамой, финансовые таланты которой многие сочли бы финансовым безумием. Зависимость от последствий этого безумия Коле не очень нравилась. Надо было что-то делать.

Первые же шаги в этом направлении начали приносить результаты. Коля писал своим одноклассникам сочинения. Иногда учительнице сдавалось по пять Колиных сочинений разом. Стоимость сочинения зависела от оценки. Тогда-то Коля и увидел, что оценки ставятся не за работу, а за личность человека, которую эту работу делал. Тем не менее, в среднем после того, как задавалось сочинение, Коля уносил домой 150 рублей.

Второй статьёй его дохода стали девочки. Вернее, любовь девочек к красивым ручкам и тетрадкам. Ранним утром субботы в городе Новоахтарске проходила книжная ярмарка. Именно там наш герой закупал гелевые ручки и прочие канцтовары. А потом в течение недели сбагривал их одноклассницам.

Третьей статьёй дохода стали мелкие услуги по распечатке различных материалов. У Коли дома стоял матричный принтер. А принтеры тогда были далеко не у всех. На этом принтере Коля распечатывал, например, вопросы к экзаменам. Родителям одноклассники говорили, что распечатка стоит двадцать рублей, Коля продавал за десять. Все оставались с деньгами.

По итогу всех этих телодвижений Коля стал обладателем небольшого состояния в размере пятьсот рублей, часть из которых он занимал сестре, а часть дальше вкладывал. Одним из его вложений стали кассеты. Он полюбил музыку. Коля мог часами зависать под Паганини или группу «АукцЫон». Свежая волна русского рока в виде Земфиры и «Сплина» его, конечно, тоже накрыла. Но настоящий дзен он ловил от своего тезки Паганини. Именно им он вдохновлялся на очередные бизнес-подвиги.

Продавец кассет — добрый алкоголик Женя — сдружился с Колей. По иронии судьбы Женя по образованию был учителем труда — единственный предмет, который Коле не давался в школе — делать что-то руками у героя не получалось. Поэтому трудовиков он на дух не переносил, но с Женей они стали товарищами — это был единственный человек, которому Коля открыл свою страсть к музыке. Перед остальными герой изображал любовь к популярному русскому говнороку, к которому на самом деле не испытывал никаких эмоций. Ну и, естественно, знал наизусть «Владимирский централ» и «Гоп-стоп» в версии Розенбаума. Такое уж было время. Надо было знать.

С Женей же они могли обсуждать разную музыку, пока Коля не выбирал очередную кассету и не расставался с двадцатью пятью, а то и пятьюдесятью рублями. Вот Женя и предложил Коле подменить его, Женю, во время отпуска. Так в пятнадцать лет Коля познакомился с владельцем сети киосков и открыл свой путь к большим деньгам. Ведь за день можно было заработать целых 300–400 рублей!

— Сколько тебе лет? — строго спросил Сергей Кю, который и владел киосками.

— Шестнадцать, — быстро соврал Коля. На самом деле ему было пятнадцать. Однако он недавно сдавал работы по обществознанию и помнил какие-то неприятные статьи про использование детского труда и как геморройно нанимать на работу детей до шестнадцати лет.

— Могу и паспорт показать, — герой повертел своим паспортом. Даже положил его на стол. Но потом благополучно спрятал.

После этого краткого и первого в жизни собеседования Николай был принят на работу. Работа его проходила в киоске. Киоск стоял в супермаркете, который был открыт круглосуточно. Поэтому и киоск мог работать 24 часа в сутки. Но время работы определял сам продавец. Сергей Кю платил работникам 10% от оборота и давал полную свободу действий: как работать, какой товар закупать, как оформлять витрину — что выставлять, а что нет и т.д.

Раз в один-два дня Сергей приезжал — пересчитывал выручку, отдавал десятину продавцу и оставлял деньги для взяток. Всё-таки продажа пиратской музыки, фильмов и порнографии были вне закона. А за нарушение закона надобно платить. Вот Кю и платил. А Коля передавал деньги.

В первый день работы Коли Сергей недосчитался выручки. Коля очень переживал по этому поводу и два часа пытался понять, куда делось целых 1,5 тысячи рублей. Потом он сообразил, что просто была ошибка в отчётах. Всё объяснил, показав тем самым некоторый талант к математике. С тех пор Коля был особенно внимателен к отчётам, а именно к записям о продажах, которые вёл в простой тетради.

На работе же Коля решил опробовать некоторые технологии из книжек по НЛП, которыми была завалена его квартира. Он тренировался на покупателях в технике «подстройка-ведение». Сначала нужно подстроиться под человека, отзеркалить его, а потом уже можно его вести, т.е. давать полезные команды. Полезные же команды вели к покупкам и увеличению оборотов.

Герой увлёкся этим процессом. Он стал выкидывать свои кеды каждую неделю — это единственное, что можно было сделать с обувью, которая так сильно пропитывалась потом. То был пот истинного продавца. Коля не знал продукта, который продавал. Не было времени слушать последние новинки поп-музыки или смотреть блокбастеры. Зато Коля знал своих клиентов. Знал до нюансов. От пацанов, которые прятали свои деньги в кедах — чтобы не отобрали — и покупали видеоигрушки и модное в то время направление звука под названием хаус, — до бабушек, которые хотели купить что-то своим внукам. Но не они делали выручку. Выручку делали семейства.

Каждый вечер, начиная с пяти часов, в супермаркете образовывалась маленькая очередь. Отцы возвращались с работы и шли с жёнами и детьми в магазин. Там они покупали еду и брали что-нибудь посмотреть. Жирные мерзкие мужики, визгливые бабы и беспокойные дети делали Коле его маленькое состояние. Вся задача сводилась к тому, чтобы обслуживать пять семейств одновременно. Фокус был в том, чтобы создавать общение внутри очереди.

— Есть какая-нибудь комедия?

— А вот человек за вами как раз брал «Брюс Всемогущий», как вам понравилось? — так Коля превращался в модератора очереди.

Сделав выручку в 15 тысяч рублей в день, Коля стал лучшим продавцом, который когда-либо работал у Сергея. За что тот не стеснялся благодарить Колю. Ему было дозволено слушать классическую музыку на рабочем месте. Несмотря на ропот охраны, кассирш и прочих персонажей супермаркета. Заодно герой стал покупать новую одежду, проставляться на выпивку в своих компаниях, купил музыкальный центр и обновил компьютер.

И этот роман-карьера обречён был трагически оборваться здесь и сейчас. Коля уже был в выпускном классе, когда подруга Марина позвала его бухать. Марина училась на первом курсе художественно-графического факультета. А выпивали они с её подругой Викой, которая училась на журналиста. Пьянка стала фатальной для Коли. Вика была очень красивой. И Коля очень хотел её трахнуть. Поэтому он решил её споить. Вот они и пили. Допились до рассвета. Он её не трахнул. Она трахнула ему мозг.

— Коля, куда ты хочешь поступать? На радиофизику? Зачем? Ты не создан для этого. Ты должен идти к нам, на журналистику, у нас ты сможешь спокойно бухать, — сказала Вика под утро. Этот тезис был для Коли сомнителен — будущие радиофизики бухали баще журналистов. Однако какая-то внеземная логика в словах Вики была.

Одновременно с этим Коля посмотрел фильм «В движении» с Константином Хабенским. Герой Хабенского был журналистом и вёл крайне интересную жизнь. Он ездил на дорогом ауди и трахал дорогих девочек. Ну и выглядел как уставший от красивой жизни алкоголик. Образ Колю захватил. А кого бы он не захватил?

В общем, тезис Вики упал на удобренную дерьмовым фильмом почву. А на ней уже расцвело желание стать как герой фильма. Стать журналистом.

Больше всего сопротивлялись родственники. Мама с трудом пережила этот удар. Школьные учителя настаивали, что герой просто не сдаст экзаменов в один из лучших вузов города, и даже в чём-то страны. Конкурс на место — пара десятков человек!

Владелец киосков выдержал известия стоически. Они вместе с Колей съездили к пиратам за кассетами и дисками. Коля решил набрать для себя музыки. Когда спортивная сумка была забита и герой полез за деньгами, Сергей его остановил:

— Это тебе подарок. Жаль, что ты уходишь. Мы могли бы бизнес вместе делать. Ты, если что, возвращайся, будем ждать, — Сергей проявил чрезвычайную многословность. Однако Колю это не остановило. Возвращаться он не хотел. Он хотел быть в движении. Как Хабенский. Он хотел выпорхнуть из клетки киоска и почувствовать свободу.

Свободу он почувствовал от финансов.

— Это что? — Коля получил свой первый гонорар за статьи в студенческой газете. На эти статьи он потратил целый месяц, и они получились резонансными. За статью о гопниках Колю обещали избить, а за статью о пеших походах ему выдали кучу комплиментов. В общем, это был успех. Но успех явно не финансовый.

— Это твой гонорар, — сказал редактор Тёма про 2 998 рублей, которые лежали в конверте. «Это не гонорар», — хотел ответить Коля. Это плевок в лицо светлому образу, который создал Хабенский. Молча взяв деньги, герой поехал на свидание с девушкой-филологом.

Мечта о финансовом благополучии, тем не менее, его не оставляла. Он пытался больше писать, чтобы больше зарабатывать. Устроившись одновременно в пять изданий, Коля буквально заполонил их собой. Однако это слабо отражалось на доходах. Через год непрерывной скачки он еле-еле дошёл до тех же денег, что играючи получал в киоске.

Выглядел Коля при этом плохо. Выяснилось, что если жить с девушкой, то она хочет подарков, квартиры, одежды и еды. Хотя на старте отношений вполне удовлетворялась сибирскими розами (50 рублей за штуку), водкой «Беленькая» (100 рублей за бутылку), комплектом презервативов (45 рублей за 12 штук) и снятой комнатой (1 500 рублей в месяц). Теперь же приходилось снимать квартиру (6 500 рублей в месяц), пить можно было только вино или хорошее пиво (от 600 рублей за вечер) и т.д.

Бесконечная работа, учёба и ежедневный секс доканывали Колю. Он еле держался на ногах. Здесь-то на пути ему и встретился Макаров. Макаров трудился проректором, в университете, где учился герой. История их знакомства была любопытной.

Среди изданий, где работал Коля, была оппозиционная ректору университета газета, которую содержал местный медиамагнат Гладенький. Гладенький был очень смешным персонажем: он пытался вести в провинциальном Новоахтарске светскую жизнь Ричарда Гира из фильма «Красотка». На Гира он и правда слегка смахивал. Пытаясь поддержать образ, он увлекался разными модными темами. Например, он был веганом, не курил и ездил на лимузине.

Заодно он содержал и оппозиционную газету. Газета была квадратной, называлась «Университетский проспект», а в простонародье — «Упырь». В «Упыре» было всего 12 полос. Последние две были забронированы каким-то нудным филологом, которого в редакции никто не видел и который обзирал кино и книжки. Зато остальные под себя подминал Коля. Для начала он захватил новостийные полосы. Всё это и вылилось в конфликт-дружбу с проректором.

В начале сентября пошел слух: проректор Макаров выгоняет из общежития Пашу Нескладного. С ребёнком и женой! По беспределу. А заселяет туда каких-то девушек- мажоров.

Автору тут же подсказали телефон этого Паши. Паша отчасти оправдывал свою фамилию — был убеждённым и законченным бухариком. Когда-то он был историком и отличником. Но пошел после этого учиться на философа и стал алкоголиком. Паша предложил автору выпить из фляжки.

— Да нет, спасибо, — автор замешкался. Его не смущало время дня — а был обед — случалось, выпивал автор и пораньше. Не смущал автора и напиток — водкой пополам с портвейном он тоже иногда не брезговал. Смущала компания. Не хотелось быть таким же опущенцем, как этот Паша. Казалось, если выпить глоток из фляжки — тут же и превратишься в Пашу.

Сбивчивый рассказ выпивающего Нескладного не затронул Колю. Нескладный жил в маленькой комнате в общаге вместе со своей беременной женой. Потом Макаров его выгнал и вот. Коля тоже выгнал бы Пашу откуда угодно. Однако руки чесались к деньгам. Он ловко сочинил статью на полполосы о том, как в общагу теперь заселяют за деньги, и стал ждать гонорара.

В день выхода статьи Коля напрягся. Он всегда напрягался, когда выходили его статьи — обычно в этот день герои публикаций начинали его искать. Правда, пасквиль в «Упыре» был надёжно спрятан за псевдонимом. Однако это не спасло. Истеричная баба-редактор Лера сдала имя автора и контакты Макарову с обезоруживающей скоростью.

Коля сидел в приёмной Макарова в компании его длинноногой секретарши. С этого и началось его знакомство с Макаровым. Тот угостил автора заметки чаем с печенюшками и мёдом. Отругал и предложил почаще общаться. Спустя год Макарова выгнали из университета за то, что он отпиздил начальника военной кафедры. Коля был единственным, кто написал на эту тему проникновенный комментарий, наполненный сожалением. В течение года до этого он же обливал Макарова говном.

Примерно с этого момента и началась их дружба и работа. Макаров устроился к местным бандитам в контору, которая занималась всем, до чего могла дотянуться: от строительства нового корпуса университета до скупки земель по области и сельского хозяйства. Задача Коли была под видом юного журналиста собирать информацию обо всех, кто мешал этой деятельности.

И здесь впервые всё то, что раньше мешало Коле зарабатывать деньги, начало работать на него. Из-за молодости, глуповатого вида и дешёвой одежды его никто не воспринимал всерьёз. С другой стороны, автор всегда умел слушать. «Уши — главное оружие разведчика», — думал он про себя. Поэтому люди ему рассказывали, а он запоминал и записывал. К концу года разведдеятельности Коля легко оплачивал выпивку в недешёвом по новоахтарским меркам кабаке, где отдыхал со своей бандой, сколоченной для работы на Макарова, и примкнувшими к ним друзьями.

Вкус успеха не проходил ещё где-то год. Заработки росли. Филолог была брошена. Коля пристрастился к бурным вечеринкам и сексу с малознакомыми девушками, одновременно травя себя безответной любовью. Безответная любовь однажды устала от притязаний Коли и на одной из вечеринок сказала — «Готова». Вечеринка была на даче у друга. Коля испугался ответа безответной и для смелости пошел вниз выпить 50 грамм водки. 50 грамм легко превратились в пол-литра, а Коля со страху утащил в койку какую-то левую бабу, с которой, собственно, и выпивал. Эту бабу он потом периодически потрахивал ещё примерно год, в результате чего сам стал для неё безответной любовью.

Круг замкнулся. Свою безответную он потерял. От невыносимости страданий сбежал из университета, в котором и учился с безответной. Заодно бросил и Макарова. Который через полгода то ли был убит, то ли сам себя убил, но уж точно не из-за Коли. История была тёмной. Малопонятной. И малоинтересной для героя. Ведь начался новый этап жизни. В котором опять была виновата подружка Марина.

Глава II. «Хочу маленький свечной заводик»

«Я хочу маленький свечной заводик! Давай делать бизнес», — эта фраза повторялась Мариной и в шутку, и не в шутку, и к месту, и просто так. Короче говоря, она задрала Колю. Коля работал в местном клоне журнала «Форбс». И бизнесмены были перед глазами каждый день.

На дворе стоял 2008-й год. Проблемы в экономике уже надвигались, но они были ещё где-то там за океаном. А деньги в кармане убеждали, что Россия будет островком стабильности. К тому же в жизни появилась молодая жадная до секса девчонка. Она трахалась бесперебойно. В любое время дня и ночи. И Коля шёл на секс-рекорды. Тринадцать раз в сутки! Ну не до бизнеса!

Однако Марина включила фирменное еврейское занудство. Перед евреями не устояли и арабы в прошлом веке, что уж говорить про простого русского паренька. У него не было шансов. По понятиям Марины бизнес нужно было начать со снятия офиса и ремонта в этом офисе. В силу отсутствия серьёзного образования, нелюбви к деланию чего-нибудь руками и прочих непреодолимых препятствий на пути к нормальному делу, решили создавать рекламное агентство.

Идеологом агентства и единственным человеком с опытом работы в рекламе стал общий друг Веня. Марина как художник засела за рисование логотипа и фирменного стиля. А Коля стал обрабатывать первого клиента.

Первый клиент был хохол-строитель. А хохлы-строители очень не любят платить деньги. Зато они очень любят угощать едой, выпивкой и звать в светлые дали. Вследствие чего, обычно Коля уезжал от клиента сильно пьяный, без денег, зато с фантастическими перспективами в голове. Подумать только, по словам Вени рекламщики курят траву, придумывают всякие глупости, за что и получают по 150 тысяч рублей в месяц. Для бедного Новоахтарска это были хорошие деньги. А за такую работу… Да разве это работа.

Знакомые бандиты тоже прониклись уважением к новой Колиной задумке. Серёга, который потихоньку торговал оружием и отсидел в 90-х два срока, смотрел на Колю как на подрастающее поколение жуликов, к которому по синьке проникался сентиментальными чувствами. Ишь, слова всякие умные выучили. В интернете чё-то понимают. Далеко пойдут. Новое поколение.

У Серёги-то Колю и настигло похмелье и страшное осознание. Только-только отгремели вечеринки конца восьмого года. Вечеринки закатывались по принципу: «всё равно потоп, так давайте бахнем». Предновогодние события смешались в адский поток из стрельбы из Серёгиного оружия (Коля еле отболтался, чтобы не опробовать в деле гранатомёт), кутежей со студентками и вечеринками типа «светская жизнь новоахтарских миллионеров», куда Колю приглашали по старой памяти собутыльники из местного мелкотравчатого Форбса.

И вот после всего этого Коля очухивается на незнакомой квартире, с болью в руке после стрельбы и ненавистной суммой в три тысячи рублей в кармане. «Опять!» — с ужасом подумал он. Опять неполные три тысячи рублей в кармане. И светлый образ рекламщика начал рушиться.

Однако делать было нечего. На работу устраиваться некуда — кризис перевалил через океан и смыл островок стабильности на хрен. Остаётся только идти вперёд. Год они шли не вперёд, а по кругу. Бедные заказы, нищета, красивые фирменные стили. И вот в конце года, когда думали, что совсем уж всё, плотину прорвало. То ли напор молодой энергии сработал, то ли кризис подрассосался. И заказы повалились как из рога изобилия.

Глава III. Встреча

— Я думаю, что в эту стоимость входят не только твои работы, но и знания, которые вы получили, — Чугунков старался подбирать слова при разговоре с Колей. Ещё неизвестно, кто стоит за этим парнем. И вообще, что он из себя представляет. Тех, кто знал о его офшорах, можно было пересчитать по пальцам, правда, двух рук. Тех, кто понимал структуру бизнеса, — по пальцам одной руки. А тех, кто знал и первое и второе, было трое, включая самого Чугункова. И вот сейчас этот круг внезапно расширился до пяти человек. И этот сопляк показывает, что яйца Чугункова в его соплячьих руках. Конечно, Антон легко мог заплатить и миллион долларов, чтобы уйти от угрозы. Но он чётко понимал, что деньги не спасут. Тут дело в другом. Надо изучить и понять оппонента. Разобраться, чем он дышит. Узнать, что это за новая сила, которая смогла его так прихватить.

Коля молчаливо ждал. Он понимал, что сейчас не надо ничего говорить. Глупо торговаться с человеком, которого ты шантажируешь. И если уж торгуешься, то в этом торге можно выслушать ответные условия. И либо согласиться с ними, либо начинать войну. Коля ждал ответных условий.

— Десять млн. рублей будет справедливой ценой за эти услуги, — наконец сформулировал свои условия Чугунков.

Потом внезапно встал и вышел в коридор.

— Позовите мне Бекасова, — скомандовал он в пространство. Через несколько минут в переговорку вошел типичный представитель мира бухгалтерии. Несмотря на дорогую рубашку, Коле всё равно казалось, что этот чувак сидит за столом в нарукавниках.

— Это контракт, — Чугунков указал на бумажку, на которой были прописаны условия работы по обеспечению информационной безопасности.

— Это цена контракта, — Чугунков обвёл цифру 10 миллионов рублей. — Запиши себе куда-нибудь. И тебе нужно будет выдать 1,5 миллиона в среду… Кто придёт за деньгами?

— Генрих заберёт, — указал Коля на третьего за столом. Генрих, и вправду слегка смахивавший на эсэсовца в феврале сорок пятого, молча кивнул.

— Генриху отдать полтора миллиона в среду. Всё понял?

— А куда записать эти деньги?

— Запиши… Пусть будет «Команда К». И ещё… — Чугунков прошептал на ухо Бекасову: — Принеси мне электронный адрес Лилии.

— Николай, к тебе будет ещё небольшое задание. Сейчас его принесут. У меня был партнёр. Были некоторые договорённости с этим партнером. И вот мне говорят, что партнер эти договорённости нарушает. Можешь узнать — нарушает или нет?

— Что есть по партнёру?

— Тебе хватит электронного адреса?

— Нам хватит, — лаконично ответил Коля. Он вообще сейчас подписался бы на что угодно. Близость денег и отсутствие угрозы в комплексе с лестью Чугункова его пьянили. По телу разливалось приятное чувство эйфории. И казалось, что он может всё.

— Хорошо. Тогда рад знакомству, — закончил встречу Чугунков.

Глава IV. Команда

Всё началось со Стаса Просветлённого. Именно его Коля первым взял себе в команду. Стас был восхитительно-отвратительным порождением 90-х, которые он впитал, будучи ребёнком. Если Колю вдохновлял фильм «В движении», то Стас был продуктом кино про хакеров. С российским душком. Буржуйскому взломщику нужно слушать как минимум «Секс Пистолс», а нашему парню потребна только Янка Дягилева и прочая гражданская оборона. Под песню «враг навсегда остается врагом, ты погибнешь, когда пожалеешь врага» Стасик упаковывал первый, с позволения сказать, вирус.

Задружились они с Колей ещё во времена рекламного агентства. Беспокойный Коля решил заработать денег на Новый год, выполняя заказ по чёрному пиару. Символично, что заказ был как раз чугунковский и подогнал его тот же мрачный Генрих, с которым несколько лет спустя они встретятся в Москве. В те поры Генрих уже работал на Чугункова — громил конкурентов на информационных фронтах Новоахтарска. Воевали за монополию на рынке хлеба и хлебобулочных изделий. Центральный месседж был в фирменном генриховском стиле:

«„Дедушкин Хлебушек“ выращивают на дрожжах из трупной вытяжки!» Отбить такую подачу было невозможно: обыватель легко находил в интернете кучу подобных страшилок, а оправдательным экспертизам не верил никто. Нужно было только крикнуть первым, и как можно громче. Телевизор, радио, газеты, билборды и Интернет были уже охвачены и радостно осваивали военные бюджеты. Оставался непосредственный контакт с потребителем. Коля и компания придумали гениальную в своей простоте и наглости идею — провести псевдо-опрос: знаете ли вы, что «Дедушкин Хлебушек» выращивают на дрожжах из трупной вытяжки? Стали бы вы кормить своего ребенка таким хлебом? Все, кто не знал и кормил, после участия в опросе узнавали и завязывали с «Дедушкиным Хлебушком» к чёртовой бабушке. От греха подальше. За пару-тройку дней Колины орлы, набегавшись, правда, от ментов, обработали двадцать с лишним тысяч новоахтарцев.

Результат ошеломил владельца «Дедушкиного трупика» (как в народе окрестили процветавшее некогда предприятие) — Задова. Он мнил себя авторитетом и очень любил пересматривать «Крёстного отца». Для соответствия образу окружил себя охранниками-автоматчиками и блядями модельной внешности, на которых так богат Ахтарский край. И вот Задов узнаёт, что его бизнес закапывают живьём. Как настоящий Крёстный отец, он послал человека к Коле, чтобы тот сделал предложение, от которого нельзя отказаться.

Но у дона Корлеоне, как известно, был очень ловкий консильери. В новоахтарском же бизнесе кадровый вопрос справедливо считался самым больным. И если толкового манагера при большом везении найти ещё удавалось, то с консильери была прямо беда. Посему лысый посланник от мёртвого дедушки оказался немного неубедительным.

— В общем так, пацаны, вы оказались между молотом и наковальней. Я понимаю, что у вас есть свои обязательства перед заказчиком. Однако и мой заказчик недоволен вашими действиями. Поэтому предлагаю спустить дело на тормозах. Просто скажите своим шефам, что вы пытались, но не получается. Обстоятельства сильнее вас.

— Что же случится, если мы этого делать не будем? — дрожащим от смеси гнева и страха голосом спросил Коля.

— А ты туда не ходы. А то снег башка упадёт!

Короче, консильери облажался: Коля испугался, но несильно. Заместо капитуляции он решил сражаться дальше. А для войны экипировался. Сделал несколько покупок для защиты. Среди этих покупок оказался и Стас. Он обеспечивал связь, чтобы Задов не прослушивал. Да и заказчик, на всякий случай, тоже. Хоть Коле до Чугункова было тогда как до Луны, о чугунковской паранойе уже ходили легенды.

Стас также придавал всей деятельности налёт киношности. Он походил на солиста группы «Нирвана». Длинные волосы собирал в хвостик. Носил лохмотья, а квартира напоминала мечты бомжа о евроремонте. Большую часть жизни Просветлённый проводил за просмотром анимешных сериалов, извращённой порнухи и сидением на хакерских форумах через браузер «Тор». Такие люди существуют скорее в книгах и фильмах. Это не человек, это персонаж! И всё-таки Просветлённый каким-то образом удерживался в плотных слоях реальности. Хоть связь с реальностью и была крайне ненадёжна.

После проекта с «Дедушкиным трупиком» Коля пытался оставить Стаса в какой-нибудь правильной для рекламного агентства роли. Однако поклоннику фильмов для взрослых, в которых девушек насилуют, предварительно вскрыв им черепную коробку, сложно найти общий язык с блондинками-маркетологами. Закономерно, что Стасик сбежал от рекламы в МЧС. Как бывший спецназовец ГРУ, он достаточно быстро врос в структуру Шойгу. На службе Просветлённый и нашел бы свой покой. На это он, во всяком случае, надеялся.

Но тут Коля в своей бизнес-карьере совершил очередной резкий поворот – наплевав на правильный рекламный бизнес, вернулся к разведке. «А то мы тут все наеблись, и никто не кончил», — как выразилась одна из блондинок-маркетологов. На новом отрезке Коля, отбросив ложную стеснительность перед заказчиками, довольно быстро начал получать больше, чем мог потребить. Работы после рекламного ада было непривычно мало, а денег — непривычно много. Для начала Коля выбухал и выебал всё, что хотел. Всё, до чего дотягивались руки. Это быстро наскучило. Тут-то Коля и вспомнил про Стаса. Вообще практической надобности что-то взламывать для того, чтобы что-то узнать, нет. Всё можно узнать, просто поговорив с нужным человеком. Но это слишком скучно. Как выяснилось, Колины фантазии и тайные мечты энного количества новоахтарских миллионеров совпадали. Это породило небольшой, но превосходящий Колины неразумные потребности, бюджет.

На десятую часть выделенных денег он начал формировать команду мечты. Стас отправился в Москву на закупку всякой полезной техники. Жучки, маячки, направленные микрофоны. Всё, что только могла предложить «Горбушка».

Вторым человеком в дрим-тиме оказался Палыч, собутыльник по студенчеству. Палыч успел отслужить в Госнаркоконтроле. По сравнению с Колей он выглядел немолодым слегка расплывшимся дядькой. За зарплату в два раза больше ГНК-шной он поначалу ограничивался ролью Колиного водителя и собеседника. А после создания команды стал отвечать за наружное наблюдение, проще говоря — слежку.

Им же в товарищи был найден Черкес. Черкес в своё время жил с Колиной однокурсницей, закончил психфак и хотел весёлой жизни. Это Коля мог обеспечить. Будучи психологом по образованию, добрый Черкес стремился как-то уравновесить команду и вывести её на конструктивный лад. В частности, он удержал Колю от операции по ограблению. Должник одного из клиентов предположительно хранил деньги у себя в коттедже. И у Коли родилась прекрасная задумка: ограбить чувака на Новый год. Слегка смущало наличие у должника ружья, но вместе с оружием у должника ещё была тяга к алкоголизму, что, по мнению Николая, уравновешивало плюсы и минусы. Нажрётся, тут-то мы своё и возьмём! К счастью, Черкес своими нудными вопросами испортил боевое настроение, иначе нашу историю на этом пришлось бы завершить. Так впервые горское занудство оказалось сильнее русского авантюризма.

К весёлой команде присоединилось ещё два человека. Один отвечал за аналитику, другой — за силовую часть. У Тёмы была гоп-компания из секции по тайскому боксу или чему-то в том же роде. Тёма пророс в жизни команды как-то сам собой, в связи с запросом, что нужно навалять одной мошеннице. Поскольку остальные гопники побаивались бить бабу, наняли Тёму. Тёма тоже боялся, но криминальную карьеру воспринимал как естественное продолжение тренировок. Вернее, тренировки — как старт криминальной карьеры. Поэтому страх он преодолевал и за небольшую денежку организовывал себе и своим пацанам практикум в виде мордобитий. Впрочем, привлекали его нечасто.

Товарища Мишу Коля взял чисто за компанию. Миша работал в Колином рекламном агентстве, но после ухода Коли из бизнеса заскучал и сидел без дела. Коля не любил, когда его друзья сидели без дела. Однако пристроить Мишу хоть к чему-нибудь путному оказалось не так просто. Миша отличался могучим интеллектом и мерзким характером, любил поспать до обеда и дальше. Среди университетских друзей он считался интеллигентом. Однако проведя серию экспериментов, Коля выяснил, что если выдать Михаилу бутылку виски и много разных документов, то к утру он их перерабатывает своим могучим интеллектом — и выдает короткий и внятный отчёт.

Короче говоря, команда собралась и работа понеслась. Это даже не работа! Это воплощение подсознательной мечты о жизни агента 007. Встречи, тёрки, неполучившаяся прослушка, нереализованные угрозы, пистолеты, погони, вскрытые компьютеры, бляди, сауны, деньги и ещё раз деньги — всё это умещалось в один весёлый день, который повторялся на протяжении года, вернее чуть меньше. На полной скорости команда въехала в уголовное дело.

«Наша организованная преступная группа не такая уж и организованная», — любили стебаться в команде.

Однако в бывшей конторе глубокого бурения посчитали иначе. Телефонные переговоры, встречи, угрозы и даже шутка про неорганизованность оказались зафиксированы и подшиты в папочку. У какого-то майора в той папочке складывалась полноценная ОПС, причём степень организованности выглядела вполне достаточной. Николая стали звать на интервью, которые назывались опросами, пока ещё без буквы «д» в начале слова. Тонкую разницу между «допросом» и «опросом» знали выходцы из органов и ценители блатной романтики. И первые и вторые провели Коле семантический разбор.

Коля занервничал. У весёлой песни намечался драматический финал. Коля органически не выносил драму, хотя и был её героем. Спасение в классическом стиле deus ex machina пришло с весенней оттепелью. Собственно, верёвочную лестницу с неба сбросил всё тот же Генрих, обладавший прямо-таки сверхъестественной способностью материализоваться из тьмы, когда сама тьма накрывала какую-нибудь произвольно выбранную Богом область. Впрочем, для Генриха Коля тоже был джокером посреди трефового расклада. К тому времени Чугунков перетянул Генриха к себе в Москву, соблазнив идеей организации международного инвестфонда. И когда Генрих понял, что попал, как его прадедушка в сорок первом, было уже поздно.

Официально Генрих по-прежнему числился пиарщиком. Неофициально же был доверенным лицом Чугункова по вопросам информационных войнушек, которые драчливый Чугунков вёл беспрерывно. Кроме того, в обязанности Генриха входило делать всё возможное и невозможное, чтобы ни строчки нигде не появлялось про самого Чугункова. Генрих скупал журналистов, пиарщиков, адвокатов, а иногда и товарищей офицеров. С красными и чёрными силовиками он ладил одинаково хорошо, будучи кэмээсом по какому-то мордобою, с интеллигенцией — благодаря филологическому образованию. Честный немец жил на зарплату и законные 10% отката. Сложность состояла в том, чтобы, с одной стороны, не давать подрядчикам борзеть и расслабляться, а с другой — удерживать шефа от соблазна тех подрядчиков перекидать, что было самой обычной практикой. Генрих никого не подставлял. Ему доверяли.

Бардачная Москва не понравилась аккуратному Генриху. Он быстренько договорился с местными и зарубежными пиарщиками, выпустил несколько пристрелочных материалов, купил по случаю не задорого бывшего директора российско-американского финансово-предпринимательского Союза — и стал ждать от шефа сигнала к началу операции. Чугунков же нагрузил его печатью фирменных ежедневников и флэшек, после чего по своему обыкновению пропал. В смысле, в офисе появлялся, однако добиться у него аудиенции стало совершенно невозможно. Сначала Генрих пытался взять Чугункова штурмом. Потом измором. Потом вообще перестал ходить в офис, кроме как за зарплатой. Как тигр он метался по арендованной пятикомнатной квартире в зелёном районе Москвы, среди груды флешек и прочего корпоративного барахла. Телефон разрывался от международных звонков недоумевающих контрагентов. Правильный немец, он не мог просто не отвечать на звонки. «Да-да, видимо, через полгода», — говорил он. Потом исступлённо херачил по заботливо вывезенной из Новоахтарска стодвадцатикилограммовой груше, орал на беременную жену, курил две пачки в день, перечитывал «Золотого телёнка» и хохотал истерически. Совсем не то предлагал ему ярл, когда приглашал в викинг.

Генриха сводила с ума даже не сама абсурдность происходящего. Дело было в том, что абсурдность эта явно носила системный характер и содержала какой-то непостижимый смысл. Генрих уже не первый год наблюдал за работой миллиардера. Миллиардер принимал много на первый взгляд идиотских решений. Мог отказать в важной производственной встрече, потому что в этот момент выбирал двери для офиса. Мог несколько часов читать лекцию какому-нибудь балбесу, пока его топ-менеджеры сидели в приёмной и ждали решения вопросов насущных и даже критических. Оскорблял и выгонял толковых и преданных людей, продвигая зоологических подлецов и клинических идиотов. И, тем не менее, богател какими-то невероятными темпами! В общем, Генрих первым подметил, что Чугунков противоречит не только всем бизнес-тренерам вместе взятым, но и элементарно — причинно-следственной связи. Он, как Гитлер в начале карьеры, получал всё вопреки.

Эта загадка — как получать деньги вопреки своим же действиям — изнуряла Генриха. Он чуял не то запах серы, не то призрак Святого Грааля. Поражало, что окружающие ничего подобного в упор не видели: ну работает человек — и зарабатывает. Ну да, удачливый — и что? А для Генриха Чугунков стал своего рода теоремой Ферма.

Ничего не значащий звонок Коли послужил костяшкой домино, которая запустила поток необратимых событий, приведших одного из троих к краху, второго к решению, а третьего... А про третьего поговорим в финале.

— Привет! У тебя остались товарищи в конторе? — Коля набрал номер Генриха просто от безысходности.

— Кто-то был. А тебе зачем?

— Да тут потолковать надо…

— А ты чем занимаешься?

— Скажем так, сбором информации. Ты в Москве?

— Ага.

— Ты знаешь, я, возможно, тоже буду.

— Приезжай, мы люди гостеприимные. И комната есть для тебя если что.

Глава V. Колины прогулки по Москве. 3 июля

Я шагаю по Москве. По Арбату. Когда приехал в Москву, то не знал, что есть Новый и Старый. Путался. И бегал по Новому взад-вперед, пытаясь найти дом, который стоял на Старом. Сегодня я шагаю королём. Шагаю победителем. В сумке сотни тысяч. Испытываю наслаждение.

Дураки думают, что победе нужна публика. Это публике нужна победа. Мне нужно одиночество. Только я могу понять то удовольствие, когда вчера спал на полу, лежал на одеяле, которым и укрывался. Боль зубную глушил мороженой водкой. Теперь могу позволить себе квартиру, которую хочу, лечить зубы, где захочу.

— Привет! — передо мной стоят Черкес и Стас. В гламурной кафешке на Старом Арбате они пришельцы из другого мира. Тут даже байкеры за соседним столиком пидорски-глянцевые. Большие мордовороты. Но не верю я в их силу. Не верю лицам, которые кулаком не получали. Стас и Черкес настоящие. Их морды бывали биты не раз. Они не боятся получить ещё. Их одежда потрепана, а сами они громко, мужицки радостны.

— Какие планы, командир?

— Сегодня смотрим хату и заселяемся. Потом снимем ещё хаты. А завтра начинаем пахать. Нужно выстроить систему безопасности. Плюс есть ещё работа, — я настраиваю парней на деловой лад. Да, мы выиграли джекпот. Надо идти дальше.

— Мы хотим прогуляться по Москве, — говорит Черкес. Я душу в себе приступ гнева. Прогуляться. Ишь ты. А кто будет всё организовывать? Хочется спросить.

— Ок, — сухо отвечаю. — По поводу уголовного дела общались?

— Его спустили к мусорам, надо им денег заслать, — расслабленно говорит Стас. Я гашу второй приступ гнева. По виду Просветлённого, он приехал не работать, а на курорт. Радость встречи улетучивается. Хочется встряхнуть пацанов, сказать: «Вы охуели». Однако ловлю и эту эмоцию.

— Миша и Палыч когда приедут? — холодно спрашиваю я.

— Миша купил билет на послезавтра. А Палыч ещё не знает.

— Просмотр квартиры в шесть вечера на Славянском бульваре. Я поехал встречать Надю, — прерываю я встречу. Мне неприятно.

Надя ждёт на вокзале. Говорят, она красивая. Никогда не мог так про неё думать. Скорее родная. Я выбрал её по запаху. И кожа. Мне нравится её кожа. И голос. В общем-то мы встретились случайно. На каком-то дебильно-тренинговом мероприятии меня позвали читать лекцию. Ехать не хотелось, но в какой-то момент я скомандовал Палычу: поворачивай. И приехал. Надя занималась оргвопросами. Ей было семнадцать, и она только закончила первый курс в питерском универе.

Я влюбился. Сразу. Она посчитала меня сумасшедшим. У меня не было прав — ездил с Палычем, а дома не было вилок и ножей. Просто я обедал в ресторанах. Почему отсутствие вилок и прав определяло меня в сумасшедшие, я так и не понял. Последний год мы мотались между Питером и Новоахтарском. И сейчас я жду её в Москве. Мы будем наконец-то жить вместе. У нашей сказки будет счастливый конец.

— Привет.

— Привет, — я всегда теряюсь, увидев её. И не знаю, что сказать. О чём сказать. Как начать разговор? Каждый раз начинаю тупить на этом моменте. Прячу робость под напускной строгостью и отстранённостью. Не пристало королю чувства распускать. Во всяком случае, при посторонних.

— Куда мы едем?

— Смотреть квартиру.

Едем молча. Секс снимет молчание. Не знаю почему, но не могу говорить с ней до секса. На ум ничего не приходит. Мы закидываем вещи к Генриху и идём смотреть квартиру. Хозяйка — холёная баба за сорок. Жена какого-то мелкого коррупционера.

— Здесь ещё одна спальня, а теперь пройдем на кухню, — ведёт она экскурсию по квартире. Наш вид, вид Черкеса и Стаса её нервирует. Хата — типичное воплощение представлений о роскоши середины девяностых. Кожаная мебель, джакузи и столовая с барной стойкой. Мне нравится стол — большой и круглый. Когда-то я мечтал о таком.

— Мы берем, только въехать мы хотим сегодня, — я внимательно смотрю на хозяйку. И вытаскиваю деньги. — Оплатить мы тоже можем сегодня.

Риэлтор хозяйки — молодая деваха — явно довольна. Для неё это неплохая сделка — сейчас она получит девяносто тысяч за пару часов работы. И она быстро уговаривает владелицу квартиры, что надо сдавать.

Вид живых денег соблазняет хозяйку, и мы получаем ключи. В момент, когда мы перетаскиваем вещи, с меня спадает напряжение. Отпускает. Черкес с Надей готовят. В баре мы обнаружили запасы вина и вискаря. После всего пережитого мне кажется, что я оказался в сказке, в раю. Верные товарищи рядом. Надя тоже здесь. Мы в квартире мечты, а с длинной лоджии отрывается вид на центр Москвы. Всё-таки я сделал это, выбрался в очередной раз из дерьма. С этим сладким ощущением я и засыпаю.

Глава VI. 15 июля

Электронный адрес, который выдал Чугунков, оказался очень интересным. Взлом почты не бог весть какая задача. С этим и школьник может справиться. Стас совсем разленился и кинул мыло какому-то хакеру, который ломает ящики по два рубля за штуку.

И вот перед нами содержание почты. Владелицу мы быстро окрестили Берковой. За найденные у неё на компьютере эротические фотосессии. И положительные анализы на венерические заболевания. Но всё это было ерундой.

Не ерундой стало открытие, кем она была.

— Тут документы по SBG, — бросает Просветлённый. SBG — это головная контора Чугункова. Интересно.

— Кинь мне, — я смотрю на переписку с Бекасовым. Платёжки. Он отчитывается — сколько денег отправлено этой Берковой.

Меня бьёт легкий озноб. Дальше я начинаю читать запоем все документы и письма, которые вижу в почте. Старое правило гласит: взломать и прослушать можно каждого. Толку-то. Полученное надо проанализировать. А вот это могут единицы. Чугунков со мной работает, потому что я могу положить ему на стол короткую и внятную аналитику. И я сейчас анализирую.

В кино и книжках анализ всегда показывают, как рисование схем и прочую ерунду. Это не имеет отношения к реальному труду аналитика. Настоящая работа — ты загружаешь в свой мозг всё подряд. Этим я сейчас и занимаюсь.

Письмо от прошлого месяца — выяснение отношений с архитекторами. Важно. Есть архитекторы, они делали проект здания. Письмо с платёжкой для подрядчиков, которые перемещают грунт. Тоже важно: с какой конторы деньги были заплачены, и кому эта контора принадлежит. Вопрос, роюсь дальше в документах. Общение с любовником. Дочкина школа. Чуть выше разговор с поставщиками щебёнки — какой объём. Каждый кусочек информации что-то значит и что-то говорит мне. В прошлом году я получил достоверное подтверждение воровства просто потому, что менеджер не удалил старое письмо из черновиков. Вернее, удалил, но не очистил корзину. Красивые схемы — это всегда результат работы. Это даже презентация работы, которую сделает Миша. Моя задача — понять суть.

Гружу свою голову дальше. Чтобы понять все схемы Чугункова, потребовалось неделю впитывать огромные объёмы информации. Каждый день и ночь я читал и доходил до состояния исступления. До обморочного состояния. Мне снились сны с документами и цифрами. С Берковой было проще.

Близится вечер, и я уже готов упасть от усталости. Пойду забудусь сном. Перед этим даю задание Мише — читай дальше. Миша будет идти следом и проверять выводы. Несколько часов сна, и работаем дальше. Письма, документы, отчёты, проекты. Картинка складывается, и я в неё не до конца верю.

В начале нового века в России начал расти девелопмент. Туда ломанулись все кому не лень, и Чугунков не был исключением. Хлебный бизнес он сохранил, как любимую игрушку. Девелоперу образца нулевых не нужно ничего кроме наглости. У кого денег не было — привлекали. У кого были, свои или кредитные — неважно, — получали преимущество на старте. На российский рынок потихоньку заходили мировые игроки. И у всех было две проблемы: воровство и срыв сроков. То и другое превышало все разумные пределы. Современная стройка должна функционировать как хорошее производство. Но она так и оставалась бардаком. Навести в бардаке порядок было невозможно. Побеждал тот, кто построит первым. Быстрее построишь — меньше украдут. Качество — пиар для дефективных манагеров. Качества в России не было и нет. Зато цены были взвинчены. Можно было делать сверхприбыль.

Чугунков научился строить быстро, много и дёшево. Беркова пробивала кредиты и разрешения. За это получила долю от бизнеса. И не остановилась на достигнутом. Пока Чугунков строил, она наблюдала. И фиксировала технологии, решения, списки подрядчиков и поставщиков: кто хуже, а кто лучше. Кто дороже, а кто дешевле. Заводила дружеские отношения с брокерами и клиентами. Параллельно она выкупала землю. И готовила проект. А потом начала потихоньку переманивать клиентов. Брать хороших подрядчиков, с которыми Чугунков разругался. У Чугункова появился мощный и очень опасный конкурент. И, судя по всему, он об этом конкуренте ничего толком не знает. А конкурент знает о нем всё. Любопытно.

Может я преувеличиваю? Мало ли кто строит сейчас в России. В голове поднимается список с названиями. Это всё серьёзные конторы. С пафосным менеджментом и офисом. Неужто они менее опасны, чем какая-то баба? У которой нет ни офиса в центре, ни прочих понтов. Даже логотип ей делал какой-то студент. И она вот так войдёт в тему, где крутятся миллиарды долларов?

Нет. Она опасный противник в бизнесе. Почти всегда в почтах бизнесменов и топов только 10-15 % переписки посвящено бизнесу. Остальное — покупкам, ремонту, выяснению отношений, супружеским изменам, выбору автомобилей и часов. Иногда подбивке бюджетов. Почти всегда — жалобам на жизнь какому-нибудь близкому другу. Мало кого бизнес захватывает по-настоящему. Это удел единиц. Беркова из них.

Я считаю объём работ, который она выполнила за последний квартал. Вот она сделала проект. Спустя месяц работы на площадке в разгаре. Движение идёт очень быстро.

Беркова опасная. Ядовитая хищница с ангельской внешностью. Таких в клетке держать надо, подальше от людей. Вопрос — какую выгоду можно получить из этой инфы?

— Ты вискарь будешь? — Черкес с Просветлённым сегодня задрюченные. Выстраивать систему безопасности в конторе Чугункова тяжело и кажется почти невозможным. Чугунков сам будто специально плодит дырки.

— Хотите заказать? — за окном ночь. Я смотрю на чеплашку с «алкогольными зажигалками». Официально продавать алкоголь ночью нельзя. Поэтому хитрый народ придумал продавать зажигалки. А в подарок ты получаешь бутылку виски. Последнюю неделю команда жила на виски. Вот и набралась гора зажигалок.

— У меня другое предложение. Надя уехала. Давайте в «бельдяжки».

Наконец у меня хорошее настроение. Я знаю, что на полученной информации смогу заработать много. Очень много. Как именно, ещё не знаю. Но это уже пусть и важные, однако технические вопросы.

Мы едем на Арбат. Где в Москве продажная любовь, мы ещё не в курсе. Резонно предположить, что где-то в центре. Мы как-то неуверенно идём по городу. Вся наша спесь куда-то смылась. Мы ещё побаиваемся Москвы. Не доверяем ей. Стасик делает какие-то вялые попытки звонков. Поскольку все одеты как попало, я понимаю, что в стриптиз мы не пройдём. Чересчур шапито.

В конце концов решительно иду к таксисту:

— Привет. Мне нужна помощь. Нужны девушки, много и красивых, — первый таксист от такой речёвки сбегает. Зато второй радует, что знает место.

— Как говорится, любую бабу на хуй пяль, бог увидит — лучше пошлет, — рассказывает он о своих принципах взаимоотношений с противоположным полом. И выкидывает нас в каких-то ебенях. Место словно срисовано с фильма «От заката до рассвета». По атмосфере. За длиннющей барной стойкой стоят бабы. Рядом столики и бильярд.

Парни неожиданно робеют. От страшности баб. Да, большая часть из них напоминает крокодилов. В конце концов я нахожу более-менее похожее на женщину существо. Достаточно свежую.

— А чего вы сюда-то приехали? — спрашивает она меня, пока мы жрём вискарь.

— Так девушек хотели красивых выебать. А жулик-таксист нас привез сюда.

— Ох, не туда вы приехали, пацаны. Не туда, — очень смешно комментирует девушка. — А откуда вы?

— Ахтарский край.

— А ты?

— Из Подмосковья.

— Сколько стоишь?

— Шесть тысяч в час, и нам ещё надо номер снять, но я знаю где. Тут неподалеку есть хорошая гостиница.

Я трахаю эту бабу без смысла и удовольствия. Просто засовываю член. В это время в голове складывается пазл по Чугункову и Берковой. Через полчаса меня словно бьёт током. Сложилось.

— Все заканчиваем.

— Но ты же не кончил? Хочешь, я тебе отсосу без гондона? Я это никому не делаю, но ты мне очень понравился, — я не могу сдержать своей брезгливости к её предложению. Обычно я стараюсь быть ласков к блядям. Не сегодня. Не сейчас.

Через час я отрубаюсь дома. Интересно, пацаны кого-нибудь трахнули?

Глава VII. 25 июля

Прогулка по парку вокруг озера, самому лучшему месту для любых размышлений по поводу бизнеса. Главное соблюдать простое правило — идти очень медленно. Не торопиться и получать удовольствие от каждого шага. Генрих выгуливает меня с похмелья, и мы пытаемся определить стратегию рассказа Чугункову о Берковой.

— Что мы точно знаем?

— Беркова работала в SBG. У неё была небольшая доля, порядка 6,5%. Потом она была уволена. Параллельно начала выстраивать свой бизнес, по сути создала конкурента SBG. Выкупила землю, начала сейчас строительство. Строительство сейчас в активной фазе. Параллельно пробивает кредит в Сбере под 12 % и ищет клиентов.

— Знает ли об этом Чугунков?

— Неизвестно. Либо он не знает подробностей. Либо он хочет проверить. Он сейчас выкупает у неё долю и делает выплаты.

— Много стоит её доля?

— Около 48 миллионов долларов.

— Интересно, чего он тогда вообще дергается? Карманные же деньги для него.

Вопрос виснет в воздухе. Генрих хочет просчитать последствия вброса нашей информации в мир чугунковского хаоса. Чугунков не пользуется почтой и вообще компьютерами. Он каждую неделю меняет номер своего телефона. У него большой автопарк, и его расписание не знает никто. Можно узнать всё о бизнесе Чугункова. Можно узнать о его личной жизни и прошлом. Но знать о том, что для него важно или не важно, — невозможно. Куда он пойдет, какое решение примет — спрогнозировать его нельзя.

Мимо нас вышагивают мамы с детьми. Молодая девушка бежит вокруг озера. Трясутся сиськи, а спортивные штаны облегают симпатичную попу. Всё это мозг равнодушно фиксирует. Наши мысли далеко от поп и сисек. Наши мысли о власти и деньгах. Власти и деньгах, которые есть у Чугункова и которых нет у нас.

— Как ты думаешь, почему у Чугункова так много денег? — мысли Генриха с неизбежностью возвращаются к его личной теореме Ферма.

— Выбрал хорошую нишу. Сейчас все строят. А он — быстрее других.

— А с хлебом? Ведь никто на этом столько не заработал. Вообще никто на рынке — даже близко.

Внутри меня назревает злоба. Я устал от этого немецкого занудства. За счёт чего разбогател Чугунков? Какая разница?!

— Не знаю. Просто повезло, — бурчу в ответ.

— А повезло — почему? Крыши — нет! Блата — нет! Беркову — и ту выгнал. Единственный, блядь, разумный человек был! А Вера Вольдемаровна?! Да её одной хватит любой бизнес развалить! Хули ему Беркова, когда у него Вера Вольдемаровна в совете директоров! А Бекасов? Ведь это зомби! Хуйнул на контору шисят мультов. А контора под внешним управлением давно. Так налоговая его ещё на триста размотала! Триста, блядь, миллионов! И похуй вообще. И такая хуйня — постоянно. В наследство готовый бизнес получить — и то проебёшь, если так работать. И сам видишь, как он растёт.

— Ну, тогда дело в страсти, он искренне получает от этого удовольствие. Он создает свой ебанутый мир. Мир, который ему нравится, и он в нём живёт. Посмотри на остальных. Они же занимаются бизнесом кое-как. Как будто из-под палки. А он живёт и дышит этим. Он думает бизнесом. Это его кровь. Ему важна каждая деталь этого бизнеса, потому что это деталь мира, в котором он является богом. Поэтому он уделяет своё время всему. От того, как выглядят ежедневники, до покупки спецтехники или условий договора с банками. Эти вещи для него едины, кто ещё так может? Это единицы людей в мире делают. Я о таком только в книжках о Стиве Джобсе читал, а остальные... Ну разве что Бучко в Новоахтарске. Но он по масштабу меньше. И дело не в уме или глупости. Дело в страсти, которая захватывает и Чугункова, — я взрываюсь. Говорю эмоционально и пафосно.

Генрих только рукой машет — безнадёжно.

— Фотки с голой Берковой приложи обязательно. На это он поведётся. А отчёты — дым в пизде. Как настроение будет, может мы же крайние окажемся, — Генрих отщёлкивает окурок и смотрит на меня спокойными немецкими глазами:

— Скажи, а ты можешь вывести деньги со счетов?

Я медлю с ответом. Чёрт возьми, мне искренне нравится Антон. Мне даже нравится Беркова. Сильные, мощные личности. Они не похожи на тех людей, что я видел раньше. И сейчас я мечтаю только о том, чтобы когда-нибудь играть с ними на равных. И мне не хочется думать о краже денег. Однако древняя мудрая змея внутри меня всё-таки шипит: не торопись, подумай.

— Теоретически возможно. Есть доступы к счетам, которые контролирует Бекасов. Но это всё достаточно дорогая операция. Нужны промежуточные счета. Нужны счета, где будут концентрироваться деньги. Нужно подготовить нам пути отхода. На подготовку уйдёт минимум полгода. С неочевидным результатом. И нужно не только украсть деньги, нужно ещё сделать так, чтобы Чугунок нас не искал…

В этот момент всё во мне противится мыслям о краже. Но Генриху этого мало.

— А посадить его можно с твоей информацией?

— Если её дать заинтересованному лицу, то, наверное, можно, — осторожно высказываюсь я.

— Что у нас для этого есть?

— Ты знаешь, я занимаюсь подобной деятельностью много лет. И у меня выработано правило: не кидать заказчика. Можно делать всё, что угодно, но заказчика кидать нельзя. Я занимался разными бизнесами и вывел для себя это очень простое правило. Принцип, если хочешь, такой.

— Ага, блядь, а я всех кидаю направо и налево! – Генрих обладает удивительной способностью орать, не повышая голос. — Ты меня первый год знаешь?! Принципы у него! Когда у Чугунка период влюблённости пройдёт, ты чем жопу прикрывать будешь? Принципами? Не ты первый, не ты последний. План отхода есть у тебя хоть какой-то?

Решая свою теорему Ферма, Генрих вывел закономерность, что новые люди наскучивают Чугункову где-то через полгода-год максимум. После чего вчерашний фаворит попадает в мёртвую зону, ещё через полгода обвиняется во всех смертных грехах — и голый и босый вышвыривается за борт. Что интересно, после этого никто, кроме Берковой, не смог не то что построить свой бизнес, а вообще хоть как-то устроиться в жизни. Свои сроки Генрих давно пересидел. А уж после хода конём с «тестированием» Чугунковской системы безопасности пути назад у него нет. Поэтому и хочет выжать из нашей ситуации максимум. Мне кажется, что у меня может быть всё по-другому. Что я понимаю Антона, что мы с ним одной крови. И думать над вопросами Генриха… Разве даже мысли об этом не есть предательство?

Строить планы отхода не хочется. Деньги Чугункова уже начали меня расслаблять. Мне не хочется съезжать от красивой жизни. От возможности легко тратить деньги. И я понимаю, что Генрих прав. Но это всё на уровне ума. Тело не хочет бежать куда-то, страдать и возвращаться к спартанским условиям жизни. Хочется верить, что всё будет хорошо, и не задумываться над рисками. Генрих это видит и не наседает сегодня. Мы берём пиво и говорим о блядях.

— Меня забавляют проститутки. Когда есть время, я люблю с ними поболтать. Редко, но иногда попадаются таланты. Вот в Новоахтарске у меня была Маша. Очень целеустремлённая девушка. Никаких сопливых историй о мамах, на лечение которых она зарабатывает, и вообще у неё в первый раз. Маша умела расслабить полностью. Очень хорошо работала. При этом заметила, что большая часть девушек спускает деньги на выпивку и наркоту, поэтому сама завязала. Купила машину, а когда клиент её снимал, сама везла его домой или в гостиницу. Здесь пока ничего такого не нашёл.

Генрих сегодня устал от моего идеализма. Его маты скачут по поверхности пруда. От правды жизни в пространстве проявляются пустые бутылки и окурки.

— Ёбаное наше гуманитарное образование, – чеканит Генрих. — Я тебе как филолог скажу: Федор Михалыч Достоевский был долбоёб. Он же как делал? Он ебал малолетку в бане, а потом, каясь в содеянном, корявыми словами описывал, какая хорошая Сонечка Мармеладова и как её жалко. А вот если бы он ту Сонечку с беспредела выдернул, а она в тот же день у его же старшаков лавэ спиздила, да он бы поехал эту хуйню разводить, да ночью, да пансионат как раз напротив кладбища, — он бы про Сонечку написал совсем другое. При удачном раскладе, конечно.

Из всех видов лжи циничный журналюга и прожжёный пиарщик Генрих больше всего ненавидит ложь во спасение:

— А хуже всего то, что этот бред педофила-эпилептика включили в школьную программу. И теперь поколения идиотов думают, что проститутки тоже люди и что преступника тянет на место преступления. И ведут себя соответственно. Даже если вся эта школьная блевотина давно забыта напрочь и жизненный опыт показывает обратное, всё равно где-то на подкорке что-то остаётся. От этого неадеквата и проблемы. Вот, к примеру, праздновали твари день рождения — ведь тоже люди, надо же расслабиться, да? Так пока охранник за шампанским бегал, они именинницу кухонным ножом проткнули от печени до лёгкого и сбросили с третьего этажа. И сидят дальше пьют. Тот приходит: а где Наташка? А хер знает. Пошла куда-то. А почему одежда здесь? На улице же мороз градусов тридцать. Ну так… что-то разоралась, не оделась и ушла. Ага, и кровь на кухне. Так это курицу разделывали. Какую, нахуй, курицу, вы пельмени-то сварить не можете, вы чё, твари?! Ну что. Всем оставаться на местах. Вызывает водителя. Пока тот поднимается, спрашивает по-хорошему. Вдвоём уже тварей запирают на кухне, один сторожит, другой по-быстрому обыскивает хату, потом выдергивают по одной и спрашивают по-плохому. Как спрашивают? Элементарно. Записывай: в ванну — ледяной воды, загибашь туда тварь, притапливаешь башку и считаешь до сорока. Приподнимаешь за шкирку, считаешь до десяти, повторяешь. Холотропное дыхание по методу доктора Бутейко. Потому что если их просто пиздить, то, во-первых, следы остаются, а во-вторых, могут броню включить, они упрямые. А время дорого. Так что — шок — это по-нашему. Первая же сдаёт со второго, максимум с третьего захода. Но нет Наташки под окном — нету! Ну значит, заметил кто-то и на больничку отвёз. Так. Статья 105. Все разбегаются, как мыши. Тварей — к станции метро (кто придумал, что у них паспорта забирают? Приходят сами на смену, как в офис, половина вообще семейные), пацаны по домам пока. Через пару дней бандерша снимает новую хату, благо, левый паспорт на штрафстоянке стоит 500 рублей, обзванивает девчонок — и всё сначала. А Наташка, говорят, вернулась через два месяца. В дружный коллектив. Живучая оказалась: сама и дошла до больнички по снегу — в чулочках и с рукояткой ножа из-под маечки.

Вечереет, и количество бегунов на дорожке вокруг озера заметно увеличивается. Ряды пополняются накачанными парнями, которые с серьёзными ебальниками, словно не бегут, а родину в бою защищают, проносятся мимо нашей скамейки, которую мы уставили пивом.

— Но это весело, а бывает грустно, — продолжает травить Генрих. — Как-то Туркмен, знакомец мой по спорту, с Алёной решили выпить, опять же, шампанского. Она индивидуалка была, ласковая такая, домашняя, вот типа той твоей. Её клиенты любили — за смену одна больше всей конторы делала. Ну и Туркмен её тоже то ли любил, то ли что… Короче — бутылкой от того шампанского по голове, завернул в ковёр и положил пока на балконе. Ночью вынес, отвёз в дачный поселок, затолкал в трубу водовода, вылил туда канистру бензина и поджёг. Горело в трубе, а ночью дым не видно. Да и нет никого зимой на дачах. И возникает, конечно, два вопроса: что делать с Туркменом и что делать с телом? Весной же дачники там водичку набирать начнут. Все, понятно, переживают. В итоге просто навалили хер на это дело, а Туркмена в Москву отправили — отец у него там какая-то шишка был в нефтянке. Ну и рассосалось как-то. То ли не нашли Алену, то ли не опознали. А Туркмен через пару лет вернулся — и умер от передоза. У матери денег не было, хоронили охранники — друзья всё-таки.

Я радостно гогочу над Генриховыми байками.

— В общем, после такой достоевщины стал я брезгливый и моногамный. Как бегемот, — смеётся Генрих.

— А я не могу. Мне хочется приключений. Исследований. Столько раз себе запрещал, а потом срывался. Интересно. Причём Надюшку я очень сильно люблю. И заметил: вот когда не изменяю, у нас и с Надей секс не очень. А потом изменю — и её как-то резко хочется. Всё это моё блядство оттеняет, что ли, любовь. Она объёмнее становится.

Пиво заканчивается, и я неторопливо иду пешком до дома. К Наде.

Глава VIII. 30 июля

Чугунков орёт на директрису в коридоре.

— Можно хоть раз в жизни сделать что-то не через жопу?! Как вы все заебали!! Ты понимаешь, что эти уроды просто кладут на нас хуй?! Хуй. Кладут. На нас. Понимаешь, блядь?! Ты знаешь, почему ты такая тупая и этого понять не можешь? Потому что ты жирная. А жирная, потому что питаешься всяким говном!

На этой фразе Чугунков захлопывает дверь. Трясутся стены, да и меня малость потряхивает.

— Привет. Что интересного? — Антон здоровается и при этом абсолютно дружелюбен, будто это не он секундой назад сломал дверь в переговорку.

— Мы проанализировали человека, которого вы дали. Вот отчёт.

— И что там?

— Всё в отчёте. Если возникнут вопросы, то я отвечу, — я стараюсь запихнуть внутрь свои страхи и волнение. У меня давно есть для этого техника: надо сделать так, чтобы тело охладилось. Стать холодным. Отсечь все мысли о прошлом и будущем. Остаться наедине с делом. Сейчас моё дело наблюдать за тем, как Чугунков читает отчёт. Со времён журналистики я не мог видеть, как читают мои тексты, — так сильно волновался. И натурально сбегал при чтении. Это было давно, в прошлой жизни… Стоп. Отвлёкся.

Лицо Чугункова почти ничего не выражает. Я изучаю его. Неброская одежда. Пуловер, голубые джинсы и чёрные кроссовки. На вид то ли клерк, то ли инженер. В выборе одежды он походит на других миллиардеров, которые сделали деньги своими руками. Один мой заказчик носил джинсовый костюм, который купил чуть ли не в девяностых. Что не мешало ему владеть гостиницами по всему миру.

Другой любил нарочно одеваться в магазинах дискаунтерах. Правда, он не мог отказать себе в удовольствии ездить на спортивных машинах. Хотя и боролся с этой страстью — время от времени распродавал свой автопарк. Потом не выдерживал и снова покупал три-четыре тачки. И снова, словно наказывая себя, распродавал. Третий был заядлым шопоголиком…

— Откуда вы знаете, какой объём работ выполнен?

— Приложение номер шесть, — на большом столе я выложил все приложения по делу. В каждом приложении документы, подтверждающие тезисы из отчета. Мне нравится выработанный стиль, когда за каждое слово можно ответить документом.

— А структура владения?

— 50% у Лилии, 50% у её партнера. В приложении № 17 есть выписки по офшорам. Они применили простую трёхуровневую схему. Общий офшор на Кипре, которым владеют два офшора с Британских островов. Один принадлежит Лилии, другой — её партнеру.

— Это не очень устойчивая конструкция. В бизнесе не работает пятьдесят на пятьдесят. Особенно в российском бизнесе. А что с кредитом?

— Они договариваются со Сбером на полтора миллиарда. Под 12,75 процентов в год. Только ей придётся поручиться своим личным имуществом. Иначе не получат.

— Рискует, — Чугунков явно убеждает себя в том, что Лилия не опасный противник. Я молчу. Он проявил слабость. Главное сейчас не спорить — Чугунков боится Лилии, поэтому и не хочет воспринимать её всерьёз.

— У неё очень рискованная стратегия. И если она проиграет, то лишится всего. Да ещё этот партнёр…

Партнёр у Лилии — подмосковный решала и бандит. В своём городке он король и может решить любые жизненно важные вопросы в строительстве: подключение к электросетям, примыкание дорог и пр. Однако я не собираюсь спорить с Чугунковым. Молчу. И понимаю, что с каждой минутой молчания я получаю над ним власть. Он напоминает рыбку, которая дёргается, но уже знает, что сегодня вечером она будет съедена.

— Информация интересная, но мне нужно её перепроверить.

Он не представлял масштабов деятельности Лилии. Раскрылся. Мне искренне нравится Чугунков. Нравится его подход к делу. Но сейчас я упиваюсь коротким мигом власти над ним. Он смотрит на меня, чтобы увидеть реакцию — как я отнесусь к тому, что он будет перепроверять информацию. Как покерист хочет пощупать: а чё, правда у тебя флэш или только пара двоек?

— Проверяйте. Сколько времени вам потребуется? — сложно сдержать в этот момент улыбку. Приходится стать ещё холоднее.

— Пару дней, а ты почему на вы, мы же с тобой вроде на ты? — неожиданно спрашивает Антон. И немного сбивает меня.

На секунду я зависаю.

— Не обращал внимания, — бормочу.

— Ладно, я перепроверю и перезвоню, — рыбка предпринимает попытку слезть с крючка. Последнее слово остается за ним. Но я знаю, что леска надёжная и крючок крепко в горле. Не сбежит.

Глава IX. 5 августа

Надюша уехала в Новоахтарск, а мы с Жанной и Черкесом стоим на пороге третьего за сегодняшнюю ночь клуба. Я шатаюсь от выпивки. Мы начали с пива, в промежутке был ром, а после — виски. Но я хочу попасть в «Маяк», бар, где любит выпивать директор «Коммерсанта». Для меня, как бывшего журналиста, Андрей Васильев — знаковая фигура. А значит надо нажраться в его любимом баре.

— Ты пьян, не пущу, — говорит охранник. Я со злобой комкаю тысячные бумажки и кидаю ему:

— Хочу — пройду!

— Проследите за своим молодым человеком, — обращается он к Жанне. Жанна — чудная еврейская девушка, которая легко может перепить меня.

— Конечно, — она дружелюбно улыбается несмотря на то, что выпила ничуть не меньше.

В «Маяке» громко. Жанна хочет шампанского и косится на какого-то молодого человека. Меня это бесит. Я хочу набить ему морду. В баре многолюдно, поэтому пока я с обираюсь с силами, чувак куда-то рассеивается. Выпив шампанского, Жанна начинает плакать и говорить, что хочет вернуться домой к Славе, с которым они делят квартиру. Слава — типичный мажористый парень, который работает в Газпроме. Я с детства ненавижу мажоров, Газпром и всю эту фигню. Мы начинаем ссориться из-за этого. Наша ссора вместе с Черкесом перемещается на дорогу. Жанна хлопает дверью такси и уезжает.

— Куда теперь, — спрашивает невозмутимо Черкес.

— Я хочу к блядям. В «Пентхаус», — «Пентхаус» один из самых больших борделей, который находится в центре Москвы, в пяти минутах от белого дома и мэрии. Хотя они могут поспорить с ним за звание самого большого борделя в столице.

Охрана в «Пентхаусе» пропускает нас, и мы едем на эскалаторе на второй этаж. Интересно, есть ещё в мире бордели с эскалаторами? На втором этаже типа стриптиз-клуб, здесь ты выбираешь девушку, а потом спускаешься вниз, в номера.

Я плюхаюсь на большой кожаный диван и расслабляюсь. Ощущение, будто дома. Так всё уже знакомо.

Последняя неделя была нелёгкой. Чугунков заявил, что по его данным у Лили стройка идёт не так бодро, как мы написали в отчёте. Я закусился и сказал, что предоставлю ему неопровержимые доказательства нашей правоты. Миша и Палыч были снаряжены в экспедицию. Задача Палыча была не дать в обиду Мишу, пока тот лазает по стройке. Миссия была провалена. Миша получил пизды от охраны. Зато зажёгся идеей собрать материал. Для начала он обзвонил компании, которые продают спутниковые снимки. Однако заглянуть на площадку к Лилии из космоса оказалось непросто. Тогда за небольшую денежку был отряжен дельтапланерист летать над Лилиными стройками. Для прикола мы запустили его ещё и над площадками Чугункова. И — бинго! Не только доказали свою правоту, но и получили заказ по слежению за стройками Антона.

Карман жгли деньги. Хотелось отметить свою удачу. Стас где-то валандался. Это вызывало некоторые подозрения — я перестал его контролировать и вообще понимать, чем он занят. Палычу перманентно хочется дать пизды… Короче, отмечать мы поехали с Жанной, потом где-то словились с Черкесом. И вот теперь я сижу в «Пентхаусе» и пытаюсь сфокусировать взгляд на тёлках. Тяжеловато идёт процесс. Наконец из толпы выглядывает негритянка. Давно хотел трахнуть чёрненькую.

— Я пшёл за шоколадкой. Дождёшься? — кричу сквозь музыку Черкесу. Черкес кивает и улыбается.

Шоколадка говорит на английском. Я знаю только немецкий, поэтому перехожу на международный язык денег. Пятитысячные купюры она понимает.

— Ye… ye…, — я дрыгаюсь в этом чёрном мясе. Мне хочется спать, блевать. Но это же не повод не трахнуть шоколадку? Хочется по полной исполнить свою мечту и заказать за компанию ещё белую. На этой мысли меня срубает.

Меня толкает негритянка. Пора вставать. Клуб закрывается. Звоню Черкесу, он не отвечает. Поднимаюсь наверх — нет его. К чёрту, поди тоже трахается. Не дождался. Утро Москвы встречает меня водилой. Они любят дожидаться клиентов на парковке у «Пентхауса». После того, как тебя выдоил клуб — последнее ты отдашь таксисту. Зная это, я всегда оставляю нз — 500 рублей. Четыреста водиле, и сто на сигареты. Закуриваю и тут же бросаю бычок. Хочется отрубиться.

Дома натыкаюсь на уборщицу. В честь удачного завершения недели по спальне разбросаны пачки денег. Убрать? Не украдёт? К чёрту — хочется спать.

Глава X. 10-11 августа

— Теперь представь, что этот мужчина — самый прекрасный на свете! Твоя самая большая любовь. Ты в восхищении от всего того, что он делает. От каждого его слова… А теперь представь, что он какает. Да, вот прямо здесь — уселся и срёт. Или съел окурок из пепельницы, — наша разведкоманда обзавелась девушкой, и сегодня мы её тренируем перед встречей.

Соню я заметил ещё в Питере. Туда я прилетал к Наде, и в один из дней мы пошли на день рождения к её подружке. В этой девушке я заметил редкую штуку под названием природное обаяние. Она легко знакомилась с людьми и очень расслабленно вела себя даже с человеком, которого видела первый раз в жизни. На свете мало людей, которые на это способны. Поэтому за Соню я зацепился. И как только стал позволять объём заказов, вызвал её в Москву. На собеседование. Собеседование было коротким:

— Мы занимаемся сбором информации. Разными способами. Самый продуктивный — внедрение. В нашей терминологии — дружба. Человеку нужно подружиться с объектом, иногда устроиться на работу к объекту. И узнать, о чём думает объект, что он планирует в отношении нашего заказчика. Иногда подбросить ему кое-какую информацию. Иногда — получить от него информацию. Сразу скажу, что ничего незаконного в этой деятельности нет. Обычно люди, которые что-то замышляют, крайне разговорчивы. Даже среди опытных бизнесменов полно говорунов. Ты мне нужна как человек для внедрения. Что ты об этом думаешь?

—Честно говоря, это всё очень неожиданно. Надя сказала мне, что вам требуется помощница… Честно говоря, я не умею всего того, что вы описали.

Соня напряглась на этом вопросе. Честно говоря, всегда забавно наблюдать это: человеку трудно назвать свою цену.

— Я бы хотела получать… Тысяч 60-80, — на прошлой работе Соне платили пятнадцать. И восемьдесят тысяч ей казались заоблачной цифрой.

— Хорошо. Я готов платить тебе сто тысяч. С одним условием: у нас нет выходных и праздников. Иногда нужно работать круглосуточно. Работать по ночам. Я невоздержан на язык и вообще человек импульсивный. Могу сматериться, могу обидеть ненароком. Но для обид времени не будет. Не справишься — будешь работать помощницей. Справишься — будешь получать гораздо больше.

Я видел в Соне возбуждение. Её возбуждало всё — загадочная работа, большие деньги. В оборот я её взял сразу — вчера она обустраивалась на новой квартире, а уже сегодня мы готовим завтрашнюю встречу. Её визави решил залупиться на Чугункова. Дело в том, что Антон нередко кидает подрядчиков, в том числе и крупных подрядчиков, если считает, что те не справились с работой. При его перфекционизме это практически постоянно. И вот часть этих терпил решили объединить усилия в борьбе с SBG. Нам нужно понять, что они замышляют, какие у них планы, кто входит в эту группу. И есть ли у них контакты с Берковой.

Предводитель импровизированной группировки — юрист одной из компаний. Действовать надо быстро. Поэтому легенду сочинили на ходу: у Сони маленькое пиар-агентство, она работала на SBG, но SBG не расплатились. Свой тренинг мы начинаем с того, как правильно здороваться с мужчиной:

— Руку подаёшь вот так, ладонью вниз, когда ты так подаёшь руку, мужчина теряется — поцеловать или нет. Несколько секунд он не знает, что делать. Потом — не целует и чувствует себя жалким трусом. И он уже в твоей власти. — Соня — умничка, очень быстро учится. В её движениях есть скрытая сексуальность.

— А теперь давай отработаем взгляд. Это твоё оружие. Дыхание и взгляд. Эта игра называется «ближе-дальше». Ближе — смотри так, как будто тебя очень интересует содержимое его ширинки. Дальше — как будто у него жирное пятно на пиджаке. И так ты должна сделать как минимум трижды за встречу. У мужика от этого начинает реально плавиться мозг. Приём простой, но надёжный. Давай теперь потренируемся…

Тяжелее всего у нас сегодня с легендой. Поскольку мы её собрали на коленках, в ней ещё мало деталей. И, честно говоря, во многом я полагаюсь на удачу. Раньше на подготовку подобных операций я тратил несколько месяцев. Сейчас есть сутки.

— Расскажи свою историю ещё раз, — командую я.

— Я занималась продвижением для SBG …

— Стоп, голос. Ты рассказываешь без эмоций. Ты ведь волнуешься? Волнуешься. Не подавляй волнение. Естественно, что ты волнуешься, к тому же очень приятно наблюдать за этим, — я пытаюсь разрядить обстановку.

Легенду мы повторили уже бесконечное количество раз. Дальше будет только эффект заучки. А он нам не нужен.

— Давай сделаем последнее упражнение и спать. Ты должна выспаться перед встречей. Смотри, ты кружишься по комнате. Когда говорю «стоп», ты останавливаешься и превращаешься в то, во что скажу, — Соня начинает кружить по комнате. Я думаю, насколько абсурдно и безумно всё то, чем мы занимаемся.

— Стоп. Теперь ты превращаешься в дерево. Молодое, растущее дерево…

После нескольких превращений Соня становится расслабленнее и пластичнее. Сойдёт, думаю я. В конце концов, наш оппонент тоже тот ещё дознаватель. К тому же сегодня это не единственная задача. Я сажусь в машину к Палычу — он везёт меня в бар на встречу. Палыч молчит. Не так давно он был чуть не отправлен в Новоахтарск, поскольку взял деньги из общака и пробухал их. За него заступился Черкес. И я теперь думаю, правильно ли сделал, оставив Палыча здесь. Завтра он обеспечивает наружное наблюдение за встречей. Мы прибываем на место. Напротив меня за столом сидит похожий на хорька паренёк.

— Ты должен устроиться на работу в эту компанию. Сейчас неважно, что это будет за работа. У них вывешены вакансии на сайте. Программист 1С, хелпдеск. Взвесь всё, подумай, куда ты пройдёшь, — хорька зовут Андрей. Хитрый и жутко тупой одновременно. Последний год мы часто его используем для технического внедрения в компании, когда нельзя взломать снаружи и приходится действовать изнутри.

— Может быть, мне кого-нибудь завербовать из программистов компании? — Андрюше всё кажется, что он агент 007. К сожалению, он редкий придурок в плане коммуникаций, и, думаю, завербовать он не смог бы даже собственного брата.

— Вербовать никого не надо. Надо просто устроиться на работу. Ты там будешь работать несколько месяцев. Если устроишься, то я дам тебе денег на съём квартиры и обеспечу вторую зарплату, — я стараюсь быть терпеливым. Однако даже очередной стакан вискаря меня уже не успокаивает. Надо ехать дальше.

В машине я спускаю пар и матерюсь на этого Андрюшу:

— Герой-Любовник, блядь. Ему мало, как он облажался в Тюмени, твою мать.

— А он облажался в Тюмени? — спрашивает Палыч.

— А почему, ты думаешь, его прозвали Героем-Любовником? Этот дебил Стас не смог вскрыть одну контору. Взяли этого второго дебила, чтобы он устроился на работу. Он не смог. Тогда он решил соблазнить секретаршу. Уж не знаю, как он её соблазнял и чем, но на встречу к Андрюше секретарша пришла со своим парнем, который этого Андрюшу знатно отмудохал. Поэтому ему и погоняло: Герой-Любовник.

Пока мы стоим в пробке, я дозваниваюсь до Миши:

— Что у нас с техникой?

— Возникли некоторые трудности. Дело в том, что мы настроили трекеры на то, чтобы они пересылали сигнал. Но мы настроили так, что они пересылают сигнал каждую миллисекунду. Объём информации получается слишком большой… базовая станция перегружается… — Миша сыпет техническими подробностями, от чего у меня заворачивается мозг.

— Хорошо, когда это всё будет работать? — нетерпеливо перебиваю его.

— Пока ещё не могу сказать…

— Что с дронами для аэрофотосъёмки?

— Мы с Палычем нашли команду, — в этот момент я кошу взгляд на молчаливого Палыча. — Хорошие ребята, работают с Министерством обороны. Им нужно где-то три месяца, чтобы сделать коптер, который нам нужен.

— У нас нет трёх месяцев. Максимум один. Я хочу встретиться с ними завтра. Ты подготовил новый отчёт по Берковой?

— В процессе.

— Подготовь. Отчёт нужен завтра утром, — я хочу подложить соломку, если завтра Соня провалится, а Серёжа так и не сможет устроиться на работу, то на руках всё равно будет материал, который можно использовать для удовлетворения аппетитов Чугункова.

Я поднимаюсь по лестнице в квартиру пацанов. Сегодня Стас и Черкес должны были съездить на Горбушку и закупить оборудование для завтрашнего мероприятия. ДК Горбунова — это раздолье для таких как мы. Здесь можно купить всё, что угодно. Вплоть до спецтехники для съёма звука с окон, жутко дорогой и абсолютно бессмысленной. Сегодня нам нужны игрушки попроще: диктофоны для записи беседы. Обычный цифровой диктофон крепится на тело или даже кладётся в карман, а микрофон прячется в рукаве. Только и всего. Этого хватает.

— Смотри, что мы купили, — Стас показывает ручку, в которую вмонтирована камера.

— Рации взяли? — рациями мы пользуемся для связи экипажей. Раньше я думал, что это дешёвые понты в век мобильных телефонов. Но убедился на своём опыте — общение по рациям хрен запишешь, а отсутствие записей разговоров во время наблюдения — меньше геморроя. К тому же, на соединение по мобильному уходит драгоценное время.

— Телефон Соне купили?

— Ты просил купить ей айфон, и с ним, возможно, будут проблемы, — телефон нам нужен для того, чтобы контролировать ситуацию во время встречи. Соня звонит, а мы через микрофоны слышим, что происходит.

— Ей нужно будет перезвонить из туалета. Там плохое здание, экранирует всё, может не дозвониться...

Всё это я слушаю, лежа на диване. И в конце концов отрубаюсь под технические описания Стаса и Черкеса.

Я обожаю прохладное московское утро. Меня заряжает энергией, когда просыпается этот мощный город. Никогда бы не мог подумать, что понравится жить в столице. Всегда с большой иронией наблюдал за девочками и мальчиками, которые едут покорять Москву. Однако мы сами понаехавшие… Впрочем, это лирика. На сегодняшней планерке меня все бесят.

— Где будут располагаться машины? — ребята очень неуверенно отвечают.

— Рации кто-нибудь зарядил? Что с ручкой? — я постепенно завожусь. — Кто-нибудь разобрался, как работает эта ёбаная ручка?

— Соня, ты собираешься идти в этой одежде? — костюм Сони буквально кричит о том, из какого города она приехала. — Так возьми денег и срочно езжай на Киевскую — купи себе что-нибудь приличное. Блядь, цирк шапито. Быстро — времени мало. Где Палыч?

— Я звонил ему, он только встал, — говорит мне Черкес.

— Блядь, этого ёбаного придурка нужно закопать на стройке Чугункова, — я ношусь по квартире с желанием кого-нибудь убить.

— Миша, отчёт по Берковой готов?

— Нет ещё, в процессе.

В конце концов, мы выезжаем на встречу. Соня в новом стильном платье заходит в бизнес-центр.

— Стас, что со связью?

— Оборвалась. Я же предупреждал.

— И хули толку, что предупреждал. Надо было решение найти, а не предупреждать! — бешусь я.

В конце концов, все утыкаются в телефоны. Я злобно курю одну за одной. Какого чёрта я вообще делаю здесь? Соню вряд ли будут убивать. А если будут, то вряд ли мы ей поможем. Уезжать? Как-то глупо уже...

Через полтора часа Соня выходит из здания. Мы осторожно её ведём — проверить, нет ли хвоста…

— … И тут он говорит: мне почему-то хочется тебе верить. Хотя я понимаю, что, может быть, ты подослана SBG.

— А ты что?

— Я промолчала на это . А он продолжил рассказывать свою историю, как их кинул Чугунков, что он очень опасный бандит. И они хотят, чтобы о SBG все узнали. И хотят устроить им пиар-войну, а параллельно обратиться в ОБЭП. Он мне передал ещё документы, которые собрала их служба безопасности.

Я читаю документы из папочки. Ух ты, а они нашли каналы обналички. Это любопытно.

— Ладно, ты молодец. Пацаны, вы в косяках, но это обсудим завтра. Сейчас все свободны.

Отчет о походе Сони я печатаю буквально за полчаса. Теперь можно выдохнуть и пойти выгулять Надю. Интересно, как живут другие пары? Девушка видит меня достаточно редко, потому что в основном я ношусь по городу как заведённый. Мы едем с ней в «Пушкинъ».

Я как всегда плохо понимаю, о чём с ней можно разговаривать. Поэтому я слушаю её щебетание уже в ресторане. О её подругах, о том, как устраивается Соня в Москве. Рядом с нами, ближе к центру зала, сидит выводок итальянок. У них грубые черты лица, и они о чём-то громко клокочат. Под Надюшино щебетанье и клёкот итальянок я заказываю себе «Бушмилз», чай и оливье. В Пушкине очень вкусный оливье. Ну а виски лучше всего пить с чаем.

— Я очень переживаю за маму, — Надя обладает характерным женским качеством — переживать за кого-нибудь. Подруг, мам. Я этого не понимаю. Мне кажется, что в моём организме отсутствует какой-то важный компонент, который отвечает за переживания. Я не могу никому сострадать. А в последнее время вообще чувствую себя роботом...

— А чего ты хочешь?

— Хочу побыстрее стянуть с тебя это платье и уложить в нашей спальне. Потом хочу ласкать тебя, твою пизду… А потом очень жёстко оттрахать. Так, чтобы тебе было больно. Но не очень сильно, — Надя краснеет.

— Да нет, чего ты хочешь от жизни. Как ты видишь наше будущее? — и ставит этим вопросом меня в тупик. Как я вижу наше будущее? Я об этом не думал.

— Слушай, сейчас у меня хаос. Из этого хаоса мне нужно вылепить большой красивый бизнес. Бизнес, который не будет связан с разведкой, потому что мне хочется чего-то конструктивного. Играть в бизнес-войны всю оставшуюся жизнь. Нет, этого я не хочу. Но сейчас… Сейчас об этом всём говорить рано… Это хаос, который надо пережить…

Я чувствую, что она хочет услышать что-то другое. Но что именно, до меня не доходит. Разговор прерывает звонок Чугункова.

— Как всё прошло? — Антон говорит по телефону всегда отрывисто, будто задыхаясь.

— Всё прошло хорошо, есть кое-какая информация. Можем встретиться завтра, я её передам.

— Хорошо, давай во «Временах года» встретимся.

— Антон, мне нужны деньги.

— Деньги готовы, можешь их забрать у Бекасова завтра утром. А днём встретимся.

Мы с Надей в молчании едем домой. Я мысленно готовлюсь к разговору с Антоном. С мыслями о SBG укладываю её в постель. Секс получается вынужденный и механический. Надя бежит в ванную, а я иду на лоджию.

С нашей лоджии открывается вид на «Москва-сити». Рядом Кутузовский проспект. Небоскрёбы на фоне сталинок выглядят фотошопом. Неугомонный город… Закуриваю сигарету и пристраиваюсь на подушке. Вспоминаю, как у нас всё начиналось с Надюшей. Я её увидел и решил добиваться. Даже не решил, а почувствовал, что не могу без неё. Целую неделю она меня динамила. Я предупредил заказчиков, что две недели буду занят — влюбился. Воевать активно не было необходимости, и мужики меня поняли.

После недели прогулок, кофепитий и посиделок в кафешках я понял, что дольше не выдержу. Все попытки утащить её в койку, натыкались на возражение — у неё работа, она занята. Чёрт с ним, я позвонил её начальнику и сказал несколько слов:

— Женя, ты мне должен. И я хочу попросить тебя об ответной услуге. Завтра вечером моя девочка должна быть свободна.

На следующий день я подъехал за ней к бизнес-центру.

— Ой, привет! А что ты тут делаешь?

— За тобой. Сейчас ко мне поедем.

— Но у меня работа!

— Я уже договорился с твоим начальством. Сегодня у тебя никакой работы нет, ты свободна.

— Что ты сделал?

— Сказал Жене, чтобы он освободил тебя на сегодняшний вечер. Он освободил.

— Да как ты смеешь! Кто… кто вообще тебе позволил так делать!

— Надя, видишь машину? Там сидит Палыч за рулём. Я уеду отсюда с тобой. У Палыча жена, которая ждёт его дома. Но он поедет только тогда, когда я скажу. А я поеду только с тобой. Поэтому давай не будем портить вечер человеку. Собирайся!

Так я увез её к себе. Когда она вошла в квартиру, то дома стало уютнее. Она ворковала и что-то начала прибирать. А я пошёл за бутылкой виски. У нас был волшебный секс. Мы слушали «Влажный блеск наших глаз», и нам казалось, что этой ночью нет больше никого во всей вселенной. Есть только мы.

Надя вышла на лоджию и приголубилась у меня на плече.

— Что будет дальше?

— Не знаю…

Глава XI. 12 августа

Только я забил сумку котлетами денег и вышел из каморки Бекасова, как увидел на ресепшене толпу мусоров. Опера выясняли что-то у секретарши. Я быстро двинулся к запасному выходу. Ещё хватало делиться с ментами деньгами. На лестничной клетке закурил и отправил Антону смску: «У тебя в офисе обыск». В ответ лаконичное: «Знаю. В 2 во “Временах года”».

Я знаю, что обыски проходят в SBG каждый месяц. Однако радуюсь, что успел посетить Бекасова до ментов. Мне кажется, они уйдут от него не с пустыми руками. Мусора вообще работают нынче по принципу аукциона. Ты заказал обыск у своего оппонента, допустим, за сотню килобаксов. Оппонент на месте предлагает двести. Менты возвращаются к тебе и говорят: «Возникли непредвиденные обстоятельства. И мы можем решить задачу только за четыреста». И ты либо платишь — и ставки повышаются, либо получаешь деньги обратно. Кстати, в этом их упрекнуть нельзя. Коррупционный рынок достаточно честный, и слово тут обычно выполняют. Не всегда, но чаще всего. Уж точно чаще, чем на том же строительном рынке. Как ни странно, судьи в этом смысле вообще кристально честные люди. Они, в отличие от ментов, даже аукционы редко когда устраивают.

Я еду во «Времена года». Это самый беспощадный по своей бессмысленности торговый центр. Здесь продают баснословно дорого всё. Хочешь купить золотую скрепку? Наверняка и она найдётся в этом странном месте. Совсем недорого, тысяч за пятьдесят. Я езжу сюда только за вином — подсел на красное полусладкое, а оно продаётся только здесь. Впрочем, Чугунков не пьёт. Заказать виски? Похулиганить? В конце концов останавливаю выбор на пицце и кофе.

— Ты знаешь, что кофе вредно? — начинает лекцию Антон. В это время мне приносят пиццу. Я вижу, как он глотает слюну, когда смотрит на неё. Сам он проповедует здоровый образ жизни. По его словам, есть пиццу и запивать её кофе — это всё равно что жрать цианид.

— Хочешь? А то я всё не съем, — пододвигаю ему тарелку. Он не выдерживает и берёт кусок, озираясь, словно кто-то может увидеть, как он нарушает свою заповедь. «Господи, ты же миллиардер, — думаю я, — почему же ты так беспонтово живёшь?»

— Что у тебя для меня?

Я неспешно пододвигаю ему отчёт по Лилии. Он начинает читать и доходит до места про то, что она наняла к себе его юриста. Так сказать, по совместительству. Он подрабатывает и делает для неё некоторые договоры.

— В каком статусе это сейчас? Василий для неё ещё что-то делает?

— Чтобы это выяснить, нужно поставить его телефон на прослушку, читать смс-переписку. Это возможно только после твоей санкции.

— А это возможно?

— Конечно. Даёшь добро?

— Действуй. Что ещё?

— Это по подрядчикам, которые собрались против тебя воевать. Они кое-что накопали. На тебя.

Антон доходит до материалов про обналичку. В этот момент взрывается и начинает звонить Бекасову. Хана финансисту, думаю я, сейчас его будут ебать. Что оказывается правдой.

— Ты забыл закрыть контору? Твою мать! Это правда? Что значит, не понимаешь? То есть ты хочешь, чтобы не только тут весь ресторан слушал, но ещё и парни из ФСБ? Так вот я тебе объясню популярно, ты не закрыл контору и выстроил херовую схему. И сейчас мне это выйдет в 200 лямов…

Антон ругается и не совсем понятно, что он хочет сказать. Думаю, не только парням из ФСБ, но и самому Бекасову. Впрочем, разберутся.

— Что ещё?

— Мы проанализировали данные с техники. В среднем рабочий день на площадках начинается в 11 утра, половина техники простаивает, оставшаяся половина работает 4-5 часов максимум, — сегодня я добиваю Чугункова плохими новостями. Испытываю при этом от процесса искреннее удовлетворение. Он смотрит отчёты.

— И что ты предлагаешь?

— Мы можем настроить оповещение, чтобы к тебе каждое утро приходили отчёты: начала ли техника работать или нет. А вечером — сколько она отработала.

— Хорошо, сделай.

Чугунков задумывается и выдаёт:

— А нельзя узнать, почему эти парни так встрепенулись? Которые воевать хотят? Мне хочется понять их мотивацию.

— Думаю, ответ прост. Ты же послал генерального директора на хуй. Да ещё и ночью. Разбудил человека...

— И чё такого?

— Это статусный, уважаемый человек. Миллионер, между прочим. Думаю, его это задело.

— Почему? Ну послал я его на хуй, но только потому, что его парни решить ничего не могли. Менеджеры тупили. Меня заказчики тоже по столу таскают и ничего. Я же не воюю с ними.

— Ну, видимо, он забыл, что такое бывает.

— А скажи, что с ними ты можешь сделать?

— Надо собирать информацию. Это не очень быстро. Владельцы ездят только с охраной и машинами сопровождения. На адресах прописки никто не живёт. Это сложная операция. Займёт какое-то время. Возможно, уголовное дело удастся возбудить, возможно, ещё что-то.

Антон явно хочет крови. Но как пустить кровь из ребят, которые к обороне относятся гораздо серьёзнее, чем он сам?

Глава XII. Чугунков

Детство Антона Чугункова прошло в СССР, и вряд ли его можно было бы назвать счастливым. Антон был маленьким тщедушным мальчиком. За это его и били. Мама вышла замуж второй раз, от брака появился ненавистный Чугункову плод — мальчик по имени Витя. В противовес Антону, Вите доставалась и любовь, и ласка. Витя был здоровым и рослым мальчиком, Антон — мелким и больным. За это его и били. Много лет спустя Чугунков возьмет Витю на работу в свою компанию и там уж оттянется по полной. С мамой будет сложнее: маму он перевезёт в Лондон на собственном самолете, но так и останется ничтожеством в её глазах. О чём мама и из Лондона будет напоминать при каждом удобном случае.

Но всё это будет потом. А пока у Чугункова не было ничего, кроме лютого желания стать сильным. Стать крутым, как он позже для себя сформулирует. Стать самым крутым человеком на свете. И свалить подальше из ненавистной Самары. Здесь он познал только горе. Издевательство, нищету и нелюбовь. Жизнь была непрекращающейся пыткой. Это осталось с ним навсегда. «От мира я не жду ничего хорошего», — любил повторять он, уже став миллиардером.

Ему страстно хотелось секса. Но даже подойти к одноклассницам было немыслимо. Да они и говорить с ним побрезгуют! Не то что дать. Поэтому девственности пришлось лишаться со старой пятидесятилетней подругой матери, у которой внезапно открылось последнее дыхание похоти, и ей хотелось трахнуть этого худенького паренька. Гормоны превозмогли чувство брезгливости. Однако после соития чувство брезгливости взяло естественным образом верх, и у Чугункова в голове билась только одна мысль: бежать, бежать, бежать.

Так он оказался во флоте. Флот казался ему идеальным местом. Во-первых, новое окружение, где можно завоевать авторитет. Здесь стираются границы — кто богат, кто беден и кого кем считали в школе. Во-вторых, статус. Он станет капитаном дальнего плавания. Светлый могучий образ! В-третьих, путешествия. А к себе домой он вернётся только капитаном.

В те времена будущий миллиардер Чугунков больше всего ненавидел деньги. Он ненавидел людей, у которых есть деньги. Быть военным — вот у кого настоящая власть и сила. Одновременно с этим Чугунков проникся какой-то странной формой угасавшей к тому времени коммунистическо-утопической идеи. Что-то в духе Компанеллы, если бы он знал, кто это. «Я стану самым сильным и построю Город Солнца, где не будет такого ада, который мне пришлось пережить». Это была запредельная мечта, которая нашла его сама и о которой он даже боялся думать.

Первое время в училище очень важно. Именно оно определит иерархию, которая выстроится в дальнейшие годы службы. Тогда ещё не знали слова «имидж». Но Чугунков уже очень хорошо понимал, что это такое. Первое впечатление определило десять лет страданий в школе. Именно из-за того случая в сентябре он мучился потом. И никогда уже не смог избавиться от брезгливого отношения к себе. Поэтому на флоте он решил биться сразу, как только появится возможность. «Лучше умереть, чем быть задроченным» — такой принцип Чугунков сформулировал для себя.

— Смотри как Ёбнутый машкой Толстого хуячит, — комментировали поединок Чугункова с Толстым. Толстый был местным авторитетом. И поэтому, когда они с друзьями проходили мимо молодого, который машку за ляшку тянул, то бишь пол мыл, он не мог удержаться и плюнул.

— Подотри, — со всей возможной брезгливостью, которую только мог проявить, сказал Толстый. Именно на эту брезгливость и отреагировал Чугунков. Десять лет он копил злобу. Тогда он не мог ответить, потому что его сломали сразу, а потом уже били толпой. Теперь его как будто ударило током. Дальше он уже ничего не помнил. Только концовку. Когда он стоит и как мотыгой долбит обломком швабры в окровавленную пасть валяющегося на склизком полу Толстого.

Толстый отправился в лечебку. Чугунков на губу — повезло, могло быть хуже. Но теперь у него было новое имя. Антоха Ёбнутый. В училище выстраивалась новая иерархия. Старшие побаивались доставать Чугункова. А сокурсники просто оказались в его власти. Он не бил их. Он даже не издевался. Он научился вселять страх и показывать всю неполноценность своих товарищей по сравнению с ним. Ещё полгода назад Антоша Чугунков был чмошником, чугунком, которого одноклассники скинули из окна второго этажа, а теперь стал вождём!

Новый статус только усиливал страх. Если кто-то узнает, кем он был... Нужно постоянно держать всех под контролем, только так можно выстоять. Нервное напряжение проявилось довольно забавно. У Чугункова появилась привычка харкаться. Он не курил, т.к. сверхчеловеку не положено курить. Поэтому весь напряг скидывал в плевках. Но напряг то и дело прорывался в общей непредсказуемости поведения — Чугунков легко мог устроить истерику своим. Его и знали в училище.

Первая цель была взята. Он стал вождём. Однако путь к капитану обламывался. Рассыпался по кускам, как Франкенштейн. Удар по цели наносило время. Било оно сильно, жестоко и воевать со временем Чугунков не мог.

Тот статус, к которому он двигался, резко обесценивался. Новыми героями эпохи становились бандиты. Именно они становились новыми крутыми. Капитаны же и прочие офицеры стали резко обедневшими аристократами. Они ещё цеплялись за традиции, за свои звания. Но Чугунков кожей чувствовал — они становятся такими же чмошниками для общества, каким он был в школе. Их больше не уважают. Над военными посмеиваются. Их презирают бабы. Поэтому надо делать резкий разворот. В училище с удовольствием от него избавились. Руководству не нужен был непредсказуемый отморозок.

Возвращаться в Самару пришлось с зубовным скрежетом. Довольная, здоровая морда брата вызывала ненависть. Особенно Чугункова выводила из себя его беззаботность.

Чтобы зарабатывать хоть какие-то деньги, пришлось идти ремонтировать телевизоры. Это было временно, и Чугунков это сразу понимал. Ведь в душе билось мощное желание быть не слугой, а вождём. Однажды попробовав, вкус власти уже не забыть, как зверь не может забыть вкус человечины.

Глава XIII. Братва

«Бандиты или военные. Какая разница?» — думал Чугунков, сидя в своей девятке. У него были все атрибуты успеха начала девяностых — волшебные три М: мобила, машина, «макаров». Он сидел в тачке и упивался взглядами прохожих. Он крут, и это видят все. Он на вершине мира. На самом деле, Антон стоял на Партизанской улице Самары, но это волновало мало.

Чугунков только что наладил свой первый бизнес. Через старшаков из мореходки, среди которых он был в уважухе, он пробился к одной из дочерних контор, понемногу получавших машины с АвтоВАЗа. В Самаре продавать их было равносильно самоубийству, но тут Петро, который занимался поставками в Новоахтарск, был убит какой-то шпаной в подъезде своего дома. Петро был пьяный, и пистолет не спас — хулиганы его отобрали и забили этим пистолетом до смерти.

Чугунков не пил — боялся потерять контроль. Поэтому судьба Петро его не волновала. Сложности были с деньгами для предприятия и ещё много с чем. Но после школьного ада и крещения в мореходке, все остальные препятствия были шелухой, недостойной внимания.

После Самары Новоахтарск показался Чугункову очень спокойным городом. Он готовился к войне. Готовился прогрызать себе путь в новом городе. Но здесь все были какими-то пассивными и медлительными. Местные бандиты — просто тормоза какие-то. После мясорубки Самары — это курорт.

Чугунков довольно быстро захватил значительную часть новоахтарского авторынка. Смог, правда из последних сил, выдавить одного из поставщиков, получавших машины непосредственно из Тольятти. Эта война принесла кое-какие связи с местными ментами, зато практически подорвала экономику незаматеревшего ещё чугунковского бизнеса. Но самое неприятное было в другом. В пространстве наблюдалось какое-то мерзкое движение. Волшебные три М переставали работать. Бабы, а по ним он и мерил температуру в обществе и вообще улавливал тенденции, начинали сторониться бандитов. Нет, они ещё не презирали их. Но уже сторонились.

«Жить с мужиком, который спит с пистолетом и посередь ночи вскакивает? Нет уж. Извините. Не хочу!» — такой откровенный отпор был дан одному из его шестёрок (не шестёрок у Чугункова не было).

С этого момента дела у Антона пошли под откос. Только выстроившийся мир начинал рушиться. И было непонятно — куда бежать. Кем быть. В голове у Чугункова не умещалось, что новой кастой будут предприниматели. Как так? Ведь это же чмошники, к которым те же бандиты относились с высочайшим презрением. Коммерсы — это просто коровы, которых надо доить. Однако он видел, как деньги забирают власть физического насилия.

Вдобавок к этому менты, денег на которых уже не хватало, возбудили на Чугункова уголовное дело. То, что показалось ему поначалу ерундой, грозило теперь реальным сроком. И каждое его усилие в этой борьбе работало против него же. Срок серьёзно замаячил перед ним. А на зоне он боялся оказаться больше всего на свете. В Новоахтарске он только подрасслабился. Не нужно было постоянно всё контролировать. На решение вопроса ушли практически все заработанные в автобизнесе средства.

Пришлось сидеть на пустой хате, растягивать последние копейки. А главное — и без особого желания жить. Он хотел снова в стаю, он хотел снова верховодить. Но сил становиться коммерсом у него не было никаких. Это было то, против чего он боролся. Он их ненавидел. Он презирал деньги. И вот получил неожиданный удар под дых. Жизнь выходила из него с каждым вдохом и с каждым выдохом. Он умирал после каждого движения.

Глава XIV. Ученик

У Мороза занимался один его балбес. Вроде как Мороз мог раскатать любого. С любым поясом, из любого спецназа. Это умение Чугунков высоко ценил. «В реальном мире важна только сила», — повторял он про себя. Один раз он сходил на тренировку, но ему не понравилось. Это скорее какие-то танцы, а не реальная драка.

Однако сейчас он остался не у дел, а та тренировка, или как говорили там — занятка, почему-то не шла из головы. Про себя он посмеивался над всеми этими «а теперь превращаемся в тигра». Детский сад. «Однако сейчас заняться решительно нечем», —подумалось ему. Почему бы и не пойти к этому Морозу?

У Мороза собиралась серьёзная тусовка. Про него ходили слухи. Суть которых сводилась к тому, что сам Учитель может творить чудеса. И чудеса он может творить из своих учеников. Так Чугунков и оказался на пороге додзё — невозможного кирпичного сарая возле местных цыганских трущоб. Гелентваген на парковке возле ржавого мусорного бака выглядел летающей тарелкой с Сирисуса. Чугунков стеснялся в этом признаться себе, но он хотел чуда. Он хотел много денег. Очень много денег. Так много, чтобы их невозможно было потратить. И власти. Такой, которую нельзя отнять.

Мороз был мужичком неопределённо-старшего возраста. Хитрющую его физиономию украшали очки. Меньше всего он был похож на бойца, но ещё меньше — на Учителя. Не то что Веры, а даже элементарного доверия он не внушал ни в малейшей степени. Но Чугункову было уже всё равно. Ему хотелось верить. Да и терять было уже откровенно нечего — на занятку он явился в напрочь убитых кедах с бельевыми верёвочками вместо шнурков: на спортивную обувь денег не было.

— Пти-ца сча-стья завтрашнего дня! При-ле-тела выпить у меня! Выпить у меня! Выпить у меня! Пти-ца сча-стья завтрашнего дня! — радостно пропел Мороз, после чего взгромоздился на учительскую свою скамеечку и посмотрел на Чугункова, склонив голову на бок. В этот момент он сам сделался удивительно похож на птицу, но не счастья, а хищную — вроде некрупного сыча. Чугунков мотанул головой и сбросил видение.

— Я хочу заработать денег, — сказал он прямо. — Много денег. Миллион долларов, — как-то невпопад добавил он. Сумма вовсе не была запредельной. Но вот нереальной — да, была.

— Сумма не имеет значения. Нет разницы между рублём и миллионом долларов. Знаешь анекдот? Мужик спрашивает у бога: «Боженька, что для тебя миллион?» — «Копеечка», —отвечает Господь. — «А что для тебя сто лет?» — «Секунда», — отвечает Господь. — «Боженька, дай копеечку!» — «Подожди секундочку!»

Чугункову почему-то стало не по себе от этого анекдота. И последовавшего вопроса:

— Скажи, а что ты готов сделать ради своей цели?

— Всё, что угодно, Учитель. — Чугунков был искренен. И он уже знал, что Морозу очень нравится, когда его называют Учителем.

— Достойный ответ, пять баллов! — от души обрадовался Мороз. — Деньги — это упакованное время.

Чугунков взмыкнул вопросительно, мол, с этого места поподробнее, пожалуйста. Но Мороз не снизошёл до объяснений:

— А ты подумай. Ты же любишь думать, — заговорщицки подмигнул он Чугункову. — О себе, о других, о бабах. Как Пятачок — молчишь и всякую херню думаешь. А сам как та армейская кружка: во-первых — верх запаян, а во-вторых — дно выбито.

Чугункову было физически тяжело слушать то, что говорил Мороз. Слова как-то не держались в голове, и вообще тянуло спать и подташнивало, как будто переел. Из всех слов Мороза он вынес только одно: деньги и время как-то связаны, но не так, как все говорят, а хитрее.

Мороз пыхтел сигарой и внимательно смотрел сквозь Чугункова.

— Но богатым ты будешь. Потому что — дурак, — Мороз прыснул. — Очень богатым. А думать на тебя другие будут.

Чугункову хотелось спросить, как это — думать на тебя, но он не смог — душила обида на то, что дурак. Ничего, придёт время, и мы ещё посмотрим, кто из нас дурак.

— Теперь будешь платить мне десятину, — Мороз выдохнул ароматный дым.

— Десять процентов с прибыли?

— Десять процентов с любой суммы, которая будет тебе приходить. Какая бы ни пришла, хоть десять копеек, — копейку будешь отдавать мне.

— А если прибыли нет, — вспомнил Чугунков отмазку коммерсов.

— Если будешь платить — появится, а если не будешь платить, то и прибыли не будет, — жёстко сформулировал Морозов. — И не советую затягивать. Некоторым пришла копеечка, а они и стесняются нести — ждут, пока ещё накопится. А потом ещё что-то высчитывать начинают, запутаются и вообще стесняются приходить. А потом мир своё забирает. Причём в десятикратном размере. Так что лучше сразу неси сюда, — Мороз указал сигарой на каменного скарабея, под которым лежало некоторое количество купюр. — Не стесняйся.

— Нести даже копеечку? — тупо переспросил Чугунков.

— Даже копейку, — отчеканил Мороз. — Потому что нет разницы между копейкой и твоим миллионом долларов. Для меня нет. И для мира нет. Только для дураков вроде тебя есть. Иди и приходи через неделю — будем делать из тебя воина.

Мороз резко встал. Чугунков самопроизвольно подпрыгнул. Ему показалось, что его выпнули.

Он шел из додзё к себе домой пешком. Его тошнило. Эмоции подкатывали как рвотные массы. При этом хотелось что-то делать, куда-то бежать. Как ни странно, мыслей по разговору с Морозом практически не было, он даже вряд ли смог бы этот разговор воспроизвести.

— Наверно, я и правда дурак, — сказал он вслух неожиданно для себя самого. Стало смешно, как от анаши. Вертя головой, как интурист, он шёл по незнакомому городу.

Первые же занятки заставили Чугункова вспомнить детство. Подначки Мороза были вроде бы невинными, но с удивительной точностью воспроизводили все издевательства школьного и домашнего ада. Нет, Мороз не топил чугунковский портфель в сортире, не качал безнадёжно головой, как мама, даже не бил его. Но что-то неуловимое во взгляде, в интонации, случайно, вроде бы, брошенная фраза, — с точностью иглы попадали в самое больное место и пробуждали персональный чугунковский ад, который, как ему казалось, он навсегда похоронил. После этого ползанье крокодилом, летание журавлём и спарринги в полный контакт без какой-либо з ащиты с более опытными учениками — казались спасением. Но Мороз и тут был недоволен.

— Серьёзный, как настоящий сварщик, — комментировал он чугунковские поползновения. — Не изображай зверя, стань им. И тогда узнаешь, как он двигается, как чувствует мир. А ты пытаешься воспроизвести то, что видел когда-то, да ещё и косишься на меня — правильно ли? Сахару хочешь?

Самое обидное для Чугункова было, что он действительно старался. Он, блядь, из кожи вон лез. Он последние деньги отдавал! Нашёл, блядь, мальчика, учитель хуев! А главное — толку-то ни хрена же нет! Хоть бы по делу выёбывался, а то последний хуй без соли доедаешь!

— Это нормальная история! — искренне радовался Мороз. За полгода заняток Чугунков так и не въехал, то ли он сам, не замечая того, начинает мыслить вслух, то ли Мороз просто читает его мысли. — Так и будет, пока для тебя будет разница — миллион или копейка, похвалят или наругают! Ты гонишься за результатом, как Ахиллес за черепахой. А ты набирай из самого процесса!

Всё это был абсолютно непонятный бред, но хуже всего было, когда Мороз замолкал. Не то чтобы совсем, а просто месяцами игнорировал все вопросы, связанные с учебой — распевал частушки, травил байки, обсуждал политику… На прямые вопросы отвечал излюбленное «Подумай сам» — и продолжал клоунаду. Потом скакали-ползали зверями. Потом тошнило и не спалось. И так без конца. И без толку.

Однажды, когда других учеников в додзё не было, Мороз вдруг спросил Чугункова:

— Ты, я знаю, с «Макаром» ходил? Поедешь со мной на стрелку. Тут хорошую девочку обидели. Вспомним детство босоногое. Только раньше меня ничего не делай.

Дорогой Мороз рассказал суть дела:

— Девочка стояла, что характерно, возле областной администрации, носик пудрила в зеркальце заднего вида. И тут ей в зад въезжает пьяный поп. В рясе, я подчеркиваю, с крестом и всеми знаками различия. Не так, чтоб сильно пьян, да и помял несильно. Виноват, говорит, дочь моя, искуплю. Ну, обменялись телефонами, всё культурно. А через день она звонит мне, плачет: мне, говорит, стрелку забили. Я ей: ты точно ничего не перепутала, может встречу просто? Нет, говорит, точно стрелку. Прямо как в молодости, даже интересно.

На место приехали загодя. Чугункова немного удивило, что только вдвоём. Мороз некоторое время пошатался по пустырю, высмотрел муравейник, чему очень обрадовался. Объяснил, что муравьи — это посредники между миром мёртвых и живых, согласно египетской традиции.

Пацаны подъехали тоже вдвоём — делюга-то пустяковая. При виде двух явных фраеров довольно переглянулись. Но всё же сходу хамить не стали — мало ли, кто там приехал. Поздоровались культурно, предъявились:

— Мы от батюшки.

После этого любые ответные меры однозначно рассматривались как богохульство. Мороз молча смотрел сквозь них и улыбался. Он был расслаблен, как обкуренный. У пацанов разговор отчего-то не клеился, как будто у кассетного плеера садились батарейки.

— Так она, ну, твоя, нашла, где стоять, — начал молодой и затих.

— Короче, батюшке ремонт обошелся… — попытался включиться тот, что покрепче. И тоже затих.

Чугунков буквально видел, как на каждом слове из братков вытекает энергия. С каждой секундой они теряли энтузиазм, с которым приехали. Из молодых наглых спортивных ребят они на глазах превращались в помятых, оплывших, пьющих дядек с жёлтыми от никотина пальцами.

Мороз уже откровенно развлекался. Эти метаморфозы радовали его необычайно. Вдруг он осклабился, по-волчьи подобрался и перешёл на блатную скороговорку, как будто оттянул десятку, не меньше:

— Пацаны, я не пойму, вы за пьяный базар качать приехали? Батюшке скажите, девочка плачет, обижать — грех. Там и ремонт на копейки. Ему это зачем?

— Так она сама сказала!.. — попытался было встрепенуться старший.

— А тебе это зачем? — плавно, но мгновенно развернулся к нему Мороз. — Тебе батюшка райское блаженство обещал? Ты пулю зубами можешь остановить? Сам-то в это веришь, баклан ты говорящий?

Чугунков буквально охренел от зрелища. Пацаны не только проглотили «баклана», но и начали чуть ли не спорить друг с другом, явно пытаясь оправдаться перед Морозом.

— Не, ну он реально-то не пьяный был… — молодой покосился на старшего.

— Да с бабы какой спрос! — уверенно возразил ему второй. — Кто ж знал, что это твоя! «Это он уже Морозу», — машинально зафиксировал Чугунков.

Пацаны помялись немного и начали прощаться. Мороз, сердечно улыбаясь, пожал обоим руки. То же проделал совершенно охреневший Чугунков. Пацаны потопали к машине.

Чугунков тоже повернулся было к морозовскому гелику.

— Погоди, — остановил Мороз. — Пусть уедут. Там у них в дороге только беда. А нам она зачем? Вон, лучше на муравьёв посмотри. Знаешь про их круг смерти?

— Что за круг?

— Иногда один муравей сходит с ума и начинает бегать по кругу. За ним начинают бегать остальные, и так все муравьи бегают по кругу, пока не обессиливают и не умирают. Ты сейчас тоже по кругу смерти бегаешь, пора бы выбрать уже другое направление.

На следующей занятке Чугунков узнал, что батюшка полностью рассчитался.

Глава XV. Разворот

Тяжелее всего было, когда Мороз заставлял двигаться очень медленно. На согнутых ногах, не прерывая движения и не повторяясь. Вся натура Чугункова протестовала против этого! Но после случая с братками, Чугунков решил во что бы то ни стало научиться. Он перестал обдумывать задания, оценивать их полезность, перестал даже пытаться как-то измерить результат. Просто делал и всё. Медленно — значит медленно.

— Умочка! — прокомментировал Мороз. — А теперь высвобождаем Дракона!

И в этот момент Чугункова как прорвало. Он забыл про других учеников, что были в додзё. Он забыл про время. Он стал Драконом. Большим мощным Драконом. Каждое движение которого приносит ему, дракону, энергию. Каждый вздох — это энергия. Он увидел, как энергия разливается вокруг него, он купался в ней, как в океане, физически ощущая её поддержку, плотность и мощь.

В тот день мир ему начал казаться каким-то ненастоящим и даже мультяшным.

— Вот теперь можно и бизнес делать, — объявил Мороз.

От начала заняток прошло полтора года.

Собственно, определённые телодвижения по новому бизнесу Чугунков как-то незаметно для самого себя уже начал. Идея давно витала в его голове, но для того, чтобы пазл собрался, не хватало какого-то доворота, как в калейдоскопе. Году в девяносто третьем, считай, с первых же более-менее достойных мужчины прибылей, Чугунков, как и положено новому русскому, поехал покататься по Европе. Правда, в отличие от коллег по цеху, Антон не грел пузо на пляже и не размазывал чёрную икру по рожам нерасторопных официантов. Ему хотелось посмотреть, как живут люди в другом мире. Поэтому поселился он не в отеле, а в семье. Вникал в бытовую обстановку, а большую часть времени колесил на арендованной машине по идеально ровным, но неестественно узким дорогам. Сейчас так путешествуют студенты. Английского он не знал совершенно, других языков — тем более, так что языкового барьера для него не существовало. Зато наблюдательности было не занимать. Чугунков, например, обратил внимание, что если не хочешь идти в магазин, можно и не ходить — привезут домой. И не только пиццу, как в кино, но и повседневные продукты — хозяева, например, каждое утро получали из рук улыбчивого мальчика бумажный пакет со свежайшим хлебом и молоком. Это понравилось Чугункову — дома недобитые совдеповские гастрономы вызывали знакомую брезгливость, а недоношенные супермаркеты — лёгкий, но неприятный страх. Короче, с молоком он решил не связываться, а торговать свежим хлебом. Причём не просто торговать, а доставлять непосредственно на дом. Идея захватила. То и дело прямо на ходу он доставал записную книжку и корябал там чёрточки и каракули, вычисляя себестоимость производства и доставки: продукт компактный, но и недорогой… делим одно на другое… Своей мыслью он осторожно поделился с Морозом.

— Хлеб наш насущный дай нам на сей день! — радостно прокомментировал Мороз. — Пять баллов! Что бы ни было, а хлеб покупать будут. Делай!

Чугункову показалось, что основную фишку — с доставкой — Мороз даже не уловил. Но уточнять не решился. Благословение Учителя мёдом растекалось в душе.

Дальше события развивались не то чтобы чудесным образом или сами собой, но как-то естественно и неостановимо. Если дерево растёт, его нужно поливать и удобрять. Иногда это тяжело, но если не делать очевидных глупостей, в свой срок оно принесёт плоды. Если же не растёт — дешевле не работать. И любая выверенная и безотказная схема рассыпается в пыль. А причины для этого найдутся. Но уже потом. Чугунков почувствовал, что бег по кругу смерти закончился. Теперь он понял, что такое — набирать даже из борьбы. Например, перетянул на свою сторону былого противника. Мужика, с которым он воевал, звали Кирилл Бекасов. Именно с его подачи менты возбудили против Антона уголовное дело. Бекасов, которого, как оказалось, в свой срок тоже выдавили с АвтоВАЗа, первое время относился к чугунковской идее как к глупости — шёл девяносто шестой год — да мало ли тех пекарен. Но после того, как они вместе слетали в Испанию (деньги пришли в последний момент — ни с того ни с сего Чугункову вернули давно забытый долг), Бекасов уже через неделю бегал по Новоахтарскому химзаводу, договариваясь временно пристроить дрожжевые культуры из семейных хлебопекарен в спецхранилище, где раньше выращивали бактериологическое оружие. И бекасовские связи в силовых кругах начали работать на Чугункова. Бекасовская же «подушка» на чёрный день, потом и кровью добытая на АвтоВАЗе, как-то незаметно перетекла в инвестиции в новый проект. Причём сам Бекасов так же естественно оставался миноритарием, несмотря на все его деньги и связи. Это даже не обсуждалось.

Кстати, заметно потеплели и менты, отношения с ними почему-то перестали мериться только деньгами, как будто от самого общения с Чугунковым они получали нечто такое, после чего и денег-то просить грех. Да и вопросы, которые совсем недавно заставляли вскакивать по ночам, по факту оказывались совершенно пустяковыми. Чугунков как будто создавал вокруг себя водоворот, куда люди и события втягивались помимо их воли, но незаметно — оттого и практически не сопротивляясь.

На занятки времени почти не оставалось, однако дважды в неделю — как штык! — Чугунков приходил в додзё и летал Драконом. Даже если Мороз давал какое-то другое задание, Чугунков предпочитал выполнять его «из Дракона». Порой в таком состоянии он часами пребывал и после занятки. Ему нравилось быть Драконом, это его устраивало. Зачем ещё что-то усложнять? За драконью ярость на спаррингах другие ученики снова прозвали его Антохой Ёбнутым, но к старой-новой кличке, которой когда-то гордился, Чугунков теперь оставался равнодушным. Его вообще перестало волновать, что говорят другие. Когда он пошёл регистрировать новую компанию «Свежий Хлеб», чиновница только бровки домиком подняла: «Ещё один, гос-с-поди!..»

Чугунков не прореагировал никак. Спустя пару лет эта баба ещё разжиреет на его булочках, забыв о той истории. Чугунков же оставит нанесённые ему обиды при себе. Антон стал потихоньку отделяться и от Учителя. Теперь ему казалось странным, что Мороз не подчиняет людей своей воле. При таких-то возможностях — преподавать в каком-то сарае в Новоахтарске!.. Да и вообще, безумие — передавать такие знания! Их надо держать в тайне. Поймают за руку — отрицать до последнего. Ведь в руках Мороза золотая жила.

Денег у Чугункова и правда с каждым днём становилось всё больше. Он быстро перенёс производство с химзавода, чтобы не портить имидж — пусть там и дальше делают китайскую лапшу. Обзавёлся небольшим собственным цехом, который оборудовал по евростандарту. А уж стандарты чистоты, которые буквально драконовскими методами ввёл на производстве брезгливый Чугунков, удивляли и европейцев. Девочки-берёзки ловили прохожих, предлагая отведать хлеб да соль, мальчики-Емели на малолитражках развозили хлебушек по домам. К хлебушку быстро стала прирастать всякая сопутствующая дребедень: чай-кофе, сладости… «Сопутка» прибавляла к выручке процентов тридцать. На новоахтарских рекламных щитах поселилась домохозяйка с батоном вместо телефонной трубки в руках. Тем не менее, бизнес постоянно балансировал на грани выживания — заказов было ещё относительно немного, затраты съедали прибыль. Правда, в критических ситуациях необходимые суммы либо возникали естественным путём в последний момент, либо естественным же путём рассасывалась сама ситуация. Но «волшебных» денег хватало всегда впритык — это раздражало.

— Относись к денежному потоку как к игре в ручейки. Играл же в детстве? Прутиком убирай потихоньку льдинки, присоединяй другие ручейки к своему — не заметишь, как озеро набежит, — объяснял Мороз. Чугунков в ручейки в детстве не играл, но мысль уловил.

Но ручейки ручейками, а хорошо бы и пожарный гидрант подтянуть, размышлял Чугунков. И тут образовалась Лилия. Лиля была умна, опасна и красива, как Миледи из «Трех Мушкетеров». Она тусовала с бандитами, банкирами и чиновниками. Кредитную линию на строительство нового завода — крупнейшего за Уралом, она пробила играючи. Сложности возникали скорее с самой Лилией — в отличие от Бекасова, с облегчением сбросившего груз принятия решений и уверовавшего в Чугункова почти как в Бога, Лиля бродила, где вздумается и гуляла сама по себе. Что не помешало ей вежливо, но непреклонно отжать подобающую долю в растущем бизнесе. Впрочем, границ она не переходила, и Чугунков пока просто махнул рукой: сейчас пользы всё равно больше, потом разберёмся. Теперь время было его ресурсом и союзником. Пора было идти в прорыв.

Глава XVI. 1 сентября

— Я услышал, что ты пошёл за шоколадкой, — вспоминает Черкес наш поход в «Пентхаус». Ну и подумал, что ты хочешь «Сникерс» там или «Баунти», я ж не знал про негритянку. Думаю, в киоск что ли пошёл? Но где ты собрался найти киоск с шоколадками на Арбате? Жду и жду тебя. Становится скучно. Дай, думаю, бабу сниму. А с какой ни договорюсь, все говорят — сейчас вернусь, и не возвращаются. А виски-то мне продолжают приносить. Говорить становится тяжело. Грустно как-то. Пошёл к людям, к барной стойке. А там барменша смотрит на меня и спрашивает: «Ты чего такой грустный? Что ты хочешь?» Ну я напрягся. А там же они без лифчиков, и протягиваю руку к её сиське и говорю: «Сиську хочу». С ней и ушёл…

Последние слова тонут в радостном гоготе. Но мне невесело. Год назад мы сидели в машине со Стасом и Палычем в Новоахтарске. Было прохладное осеннее утро. Меня морозило от недосыпа. Мы дожидались, пока заснет один баран у себя в доме, чтобы поставить ему в хату прослушку, а на машину маячок. Техника в последний момент начала сбоить, Просветлённый что-то переделывал, а я напоминал, что нужно стирать отпечатки пальцев. До сих пор помню, как под кроссовками хрустел гравий, пока я крался к дому. Когда с делом было покончено, то мы поехали жрать беляши на трассе. Тогда я чувствовал, что пацаны — это мои братья. Это моя семья. Сейчас это ощущение пропало.

Палыч пьёт с самого приезда в Москву. Проёбывает задачи. Нет, мы все пьём как лошади, но дело делаем. Мне надо отправить Палыча обратно в Новоахтарск. Я тяну с решением, Черкес предлагает дать другу шанс. Можно ли давать алкоголику шанс? Нельзя. Сколько раз в фильмах я видел, как герой ввязывается в какое-нибудь дерьмо из-за своего товарища алкаша или наркомана. И всегда удивлялся малодушию героя. Как же так? Пошли его на хер. И вот теперь сам не могу отрезать от себя друга. А такой ли уж он мне друг?

— Девушка, принесите, пожалуйста, пятьдесят грамм, — просит Палыч официантку и добродушно улыбается мне. Он словно большой ребенок. Работа в Госнаркоконтроле не озлобила Палыча. Но он стал алкоголиком.

Я перевожу взгляд на Стаса. Я поймал инфу, что он стал работать с ФСО. Хотя мы с самого начала решили, что контакты с органами — только после обсуждения со всей командой и с единогласного одобрения. Просветлённый поймал звездочку. Он ходит по Москве с видом, будто может здесь купить всё. К тому же подсел на наркоту. На наркоту его подсадила одна блядь, которую он повадился постоянно трахать у себя на хате. На хате, где хранится чёрт знает сколько конфиденциальной информации. Выгнать Стаса нельзя — на нём много работы по хакерам. Он это чувствует, поэтому хамеет.

Наконец Миша. Обыкновенный ботан распушился. С тех пор, как Чугунков поручил нам контролировать свою стройку, Миша начал закупать оборудование тоннами. Контроль строительной техники, создание дронов, которые летают в автоматическом режиме. Всё было бы неплохо. И результаты интересные. Но Миша безумно превышает бюджет и вылазит за сроки. В последнее время мы тратим по миллиону в неделю на эти игрушки. А зарабатываем на них гораздо меньше.

Черкес тоже грустный. Он чувствует, как рассыпается команда, пытается что-то сделать. Вернуть на землю Стаса, остановить в запоях Палыча. Но у него не получается. Команда идёт в разнос. Все чувствуют себя героями. Но последний транш уже заслуга нового члена команды, которого сейчас с нами нет, — Сони.

Глава XVII. 14 октября

Два дня назад я совершил ошибку. Непростительную. Я сказал Чугункову правду.

— Что для тебя важно в жизни?

— Независимость, — не раздумывая ответил я.

— Независимость, дружок? Независимость?! А почему я должен от тебя зависеть?! — Чугунков первый раз повышал на меня голос. На меня уже много лет никто не орал. Не позволял себе этого и Чугунков до последнего момента.

— Если тебя что-то не устраивает, то я могу передать все дела кому хочешь. Могу это сделать в любой момент, — я постарался сохранить спокойствие.

На следующий день пришлось выслушивать от него по телефону, что я похож на его мать, потому что мне нужны от него только деньги. С этого момента стало понятно, что мы заходим в тупик, а по большому счету, что у нас начинается разрыв.

Хочется выговориться, но некому. Пугать Надю? Да и вряд ли ей стоит это знать. Команда, Генрих… всё это тупик. Хочется просто выговориться. Поговорить с человеком, который может понять. В каком-то отчаянии я беру пару сотен тысяч и еду встречаться с Жанной.

Мы сидим в ресторане «Две палочки». Какой-то идиот-дизайнер посоветовал им поставить два унитаза в сортирах. В продолжение идеи про две палочки.

— Покажи мне свой зуб, — просит Жанна. Дантист Чугункова недавно начал делать мне зубы. И делает он их великолепно. Всю жизнь до этого я мучился со своим ртом. Я улыбаюсь своими новыми клыками.

— Это очень сексуально…

Мы сидим, и я просто наслаждаюсь Жанной. Ей можно рассказывать весёлые истории. И ни о чём не думать.

— Ты знаешь, у меня тут появился мальчик. У него плохие зубы, он долбанутый на голову. И у него своё рекламное агентство.

Я смеюсь. Она описывает мою копию.

— Нет. Серьёзно, и я в него влюбилась. Я хочу быть с ним, очень хочу. Скажи, что для этого нужно сделать.

Я рассказываю ей о сексуальном манипулировании. Она внимательно слушает и даже что-то берёт на заметку.

— Пойдём в стриптиз-клуб, пообщаешься с проститутками, — приходит мне в голову свежая идея. Несколько месяцев назад мы спорили с Жанной о труде блядей. Жанна считала, что их нужно защищать, и вообще отстаивала какие-то феминистские идеи. Генриха на неё нет…

— Пойдём.

Через несколько минут мы уже сидим в «Пентхаусе».

— Какие они здесь красивые, — Жанна восхищается женской красотой. А я чувствую, как у меня встаёт.

— Хочешь, они станцуют тебе приватный танец? — я приметил в зале дико красивую блядь, которую хочу выебать. Мне приходится договариваться одновременно с девочками, чтобы они устроили Жанне длительный приват, и с той блядью, чтобы быстро её трахнуть.

Через полчаса я возвращаюсь наверх слегка расслабленный. Жанна перевозбуждена.

— Поедем к тебе, — предлагаю я.

У Жанны мы занимаемся сексом. Она стесняется своих маленьких сисек, и поэтому лежит на животе. Чувствуется, что поза давно отработана — очень умело подмахивает задницей. Молит:

— Кончи мне в рот.

Она неутомима. Наконец, после четвёртого или пятого раза мы просто валяемся в постели.

— Ты кончил?

— Да.

— И я кончила. Хочешь поженимся?

У Жанны этот вопрос получился чересчур серьёзным. В пьяной голове тяжело крутятся шестерёнки мыслей.

Глава XVIII. 15 октября

Я просыпаюсь в квартире Жанны. Квартиру она снимает с какими-то интеллигентами. Из той породы, что заботятся обо всём мире, но не очень аккуратны в быту. Из-за этого я испытываю омерзение ко всему окружающему меня. Противный туалет, ванная. Неполноценная кухня. Холодная. На кухне должно быть тепло.

— Поехали завтракать, — предлагаю. И мы едем в ресторан.

Мы сидим с Жанной в «Гудмане». Жажду похмелья хочу насытить вишнёвым компотом. Здесь охрененный вишнёвый компот. Только он успокоит меня.

Жанна сидит рядом. И пребывает в дзене. Я на ноуте пытаюсь собрать всё, что мы делаем для Чугункова. Картинка получается не самой радостной. У нас накапливается выполненная, но не на сто процентов работа. А последняя миля, последний процент — чертовски сложный. Особенно, когда заказчик не хочет его выполнения.

Мы танцуем с Чугунковым какой-то танец. Чего ты хочешь от меня, Антон? Не могу тебя понять. Звонит телефон. Надя.

— Да.

— Где ты? Я переживаю, всю ночь не спала, ты скоро будешь дома? — у Нади просто водопад вопросов. У меня тоже. Но не к ней.

— Занят сейчас, — говорю, наблюдая за тем, как Жанна меланхолично пьёт компот. — Давай позже перезвоню.

Уставившись в экран ноута, пытаюсь понять, что же делать. Снова напряжённая мелодия айфона. Сменить её, что ли, к чёртовой бабушке?

— Что там у тебя? — голос Антона как всегда вызывает напряжение у меня.

— Работаю. У Лилии партнёр умер. В курсе?

— Что случилось?

— Летел на вертолёте. Разбился, — лаконично рассказываю. Тяжело много говорить. Похмелье даёт о себе знать. Не надо было заказывать после рома и виски джин. Поганый на вкус, и последствия не очень.

— И что?

— Ну сейчас будут дербанить его наследство. Там много всего, думаю, у Лили будут все 100% бизнеса.

— А с кредитом что?

— Получают, но немножко на других условиях. Чуть дороже.

— На сколько?

— На процент, — я ещё испытываю некоторое садистское удовольствие от побед Лилии. Схавает она Антошу. Проблема в том, что он схавает меня быстрее.

— Я хочу, чтобы ты сходил к моему психологу, — Антон неожиданно разворачивает разговор.

— Зачем?

— Мне хочется наладить общение с тобой, — торопливо начинает объяснять Чугунков. — Тебе тоже будет полезно. Хороший психолог.

— Я подумаю, — знаю я кое-что про этого мозгоправа. Хотя психолог… Может, сейчас и поможет?

Глава XIX. 2 февраля

Я нахожусь в центре Москвы. Неподалёку от Кремля прячется офис этого психологического центра. Ребята придумали офигенную штуку — продавать собственникам психологический портрет топ-менеджеров. За один портрет они берут с собственника 8 тысяч евро. Глава центра соответствует всем стереотипам о том, как должен выглядеть «настоящий психолог» — седовласый дедушка. Добрый и хитрый. С отчеством Феликсович и именем Александр.

Меня ведут в кабинет, уставленный зелёной мебелью, где просят подождать. Наконец входит и сам дедушка.

— Прежде, чем мы начнём, я хотел бы рассказать о нашем центре. Мы работаем с собственниками компаний и топ-менеджерами. После небольшого теста и разговора с вами я.. м-м… составлю, скажем так, ваш психологический портрет… — начал рассказывать Александр Феликсович.

— А можно один вопрос?

— Конечно, конечно…

— Вы на основе портрета даёте выводы и рекомендации, правильно?

— Да, как я уже сказал…

— И, простите, пожалуйста, что перебиваю, ещё один вопрос.

— Да, да, конечно.

— А вы проверяли?

— Что проверяли?

— Вы, получается, прогнозируете поведение человека. Каждая прогностическая модель должна проверяться жизнью. Какой процент ваших прогнозов сбывается?

— Ну, мы так к делу не подходим… Мы ориентируемся на опыт. На то, что клиенты снова к нам обращаются...

— Ну вы же психолог, вы должны понимать. Что вы можете давать прогнозы, которые не сбываются, а люди всё равно будут к вам обращаться. Имидж вашей организации просто прикрывает вашу неэффективность. Или собственникам бизнеса просто приятно с вами общаться. Например. Я не говорю, что это так. Но это может быть и так. Обратного вы доказать не можете.

— Да, вы правы. Впрочем, у нас не так много времени, к сожалению, поэтому я предлагаю перейти к тестированию. Первая часть — это тест, а потом мы с вами просто побеседуем. В течение двадцати минут вы должны ответить на вопросы. Сразу отмечу, что никто не отвечает на все вопросы в этом тесте, он составлен таким образом, что ответить на все вопросы за отведённое время невозможно.

Феликсович ретируется, а я остаюсь с этими бумажками. Отвечать, не отвечать? В конце концов, чувство азарта берёт верх. И я даже получаю удовольствие от заполнения теста.

— Всё, заканчиваёте, — добрый дедушка собирает бумажки. — Давайте теперь просто пообщаемся, расскажете, чем вы занимаетесь.

— Это вряд ли.

— Это почему же?

— Ну что вам сказал Антон?

— Он сказал, что хочет вас назначить директором в компании.

— Это тоже вряд ли.

— ?

— Я ни на кого не работаю. Только на себя. Люблю независимость. Про работу тоже вряд ли расскажу. Это, скажем так, конфиденциально. Я же не знаю — можно ли вам доверять. Может быть нельзя. Я не утверждаю этого. Но и доказать обратное не могу.

— Хорошо… Антон сказал, что вы из Новоахтарска. Как вы переехали в Москву? И чем там занимались?

— Вы знаете, у меня были некоторые неприятности в Новоахтарске. Вот в этом пиджаке у меня в левом кармане лежал ствол. И каждый раз, перед тем как выйти из машины, я снимал его с предохранителя. От этого очень сильно устаёшь. И я устал, поэтому решил переехать. Тут спокойнее.

— Хорошо, о работе мы с вами не можем поговорить. Может быть, тогда поговорим о ваших увлечениях? Что вы любите делать?

— Книжки читать. Литературу.

— А что именно?

— Джона Фаулза, например.

— «Коллекционера»? «Женщину французского лейтенанта»?

— Нет, мне нравится его первая книжка. «Волхв». Это потрясающе. Много раз её перечитывал.

— А что в ней понравилось?

— Что-то магическое в ней есть, но это, правда, следует из названия. Вы знаете, я проучился три года на болтологическом факультете. Обсуждают книги только импотенты. Их надо читать и получать удовольствие. Или не читать, если не нравятся.

— А есть книги, которые не нравятся?

— Достоевского терпеть не могу с его нудятиной. В своё время пришлось его перечитать всего. Это отвратительно. Я бы запретил преподавать его книги в школе. Просто запретил.

— А почему же?

— Его книги пропитаны идеей страдания. А я не люблю страдать. Читатели Достоевского привыкают к идее страдания. К тому, что жизнь — это страдание. Нельзя такое проповедовать детям. Если только из них вы не хотите воспитать послушное стадо. Людей, которые будут вечно мучиться… Которые будут видеть путь к счастью только через искупление в страданиях…

Внезапно в комнату заходит женщина с вавилонской башней на голове. Она садится напротив меня на стул.

— Я только послушать, — говорит она подчеркнуто хамовато.

— Так вот… — хочу я продолжить мысль, но меня перебивают.

— Я не поняла одного. Вы работаете в SBG?

— Я не работаю в SBG, — я отвечаю очень размеренно и даже спокойно.

— А кто вы?

— Я подрядчик. И выполняю некоторые работы для владельца SBG.

— Какие?

— Это я с вами не буду обсуждать.

— Я ничего не поняла. Ответьте просто: вы работаете на SBG?! — баба почти кричит.

— В качестве подрядчика — да. Как наёмный сотрудник — нет.

— Ничего не понимаю. Просто скажите — вы же работаете в SBG?

— Нет.

— Вы сотрудник SBG?

— Нет.

— Я не понимаю.

— С этим, к сожалению, я ничего не могу поделать.

— Хорошо, — дама удаляется так же резко, как и появилась.

Дедушка просматривает всю сцену с явным удовольствием.

— Так вот, я не думаю, что жизнь — это страдание. Что нужны искупления. В это я не верю. Мне кажется, что это придумали люди типа Достоевского. В этом, наверное, мы и расходимся с Антоном, — фразу я заканчиваю, глядя прямо в глаза Феликсовичу.

— Вы знаете, у Достоевского есть одна хорошая повесть.

— Какая?

— «Двойник», я думаю, что она вам очень понравится. Не читали?

— Не помню. Слава богу, я легко всё забываю. Преимущество в некоторых профессиях.

— Перечитайте, очень советую. Мне кажется, что вам она очень понравится.

Глава XX. 4 февраля

— Почему ты говорил, что ты не умный? — Антон нападает на меня, как только я перешагиваю порог его кабинета.

— Я так думаю. Знаешь, меня даже в школе хотели определить в класс для умственно отсталых.

— Не знаю, куда тебя хотели определить, но Феликсович сказал, что ты очень умный. Умнее, чем я.

— Ну я так не считаю, — я улыбаюсь.

— Но он ещё одну вещь сказал. Ты знаешь, что когда мы с тобой познакомились, то я решил, что ты безупречен. Я много месяцев не мог найти твоего слабого места. Даже хотел... Но Феликсович сказал, что в тебе не так, — Чугунков торжествует.

— И что же. Даже любопытно.

— Ты испытываешь чувство интеллектуального превосходства от того, что умнее! И это твоё слабое место!

— Неожиданно, польщён.

— Нет, это правда. Это очень серьёзно. И ещё ты ничего не доводишь до конца. Это не плохо, просто это твои слабости, я хочу, чтобы ты их знал.

— Хорошо. Теперь я их знаю. Я принес отчёты по разведке, — я передаю ему бумаги. В бумагах информация о деятельности его главного врага — Лилии. Лилия преодолела все трудности старта и теперь переходит в наступление — начинает захватывать клиентов Чугункова. А он читает это всё невнимательно.

— А ещё ты никого не уважаешь. Вот от тебя сейчас воняет, даже дверь нужно открыть. Просто воняет. Как ты можешь так ходить? Ты ведь этим показываешь неуважение ко мне. Ладно ко мне, ты, получается, и девушку свою не уважаешь, — и в этот момент он меня пробивает. На несколько секунд я попадаюсь на его приём и даже машинально начинаю принюхиваться к себе.

— Нет, нет, сиди. Я проветрю.

— Пожалуй, я лучше пойду, раз от меня так воняет, — я встаю и выхожу.

Дождь мешается со снегом. Февраль. В сумке у меня лежит один миллион рублей. Сегодня понедельник. А я еду в «Пентхаус». В борделе из гостей только я и ещё один мужик. Тридцать девушек танцуют только для нас. Мужик без конца заказывает танец дюжины из них под песню «Я уеду жить в Лондон». Рыдает. Красиво, думается мне. В конце концов, я прошу подозвать мою любимую проститутку. Мы занимаемся добрым и чувственным сексом. Она что-то щебечет.

Ночь тепла ко мне. Или это виски? Арбат. Таксисты. Я шагаю по Арбату. Я шагаю по Москве.

Глава XXI. Дьявольские трели

21 июня 2013 года Коля должен был умереть. В тот день должна была состояться встреча с Чугунковым. Он на неё не поехал. Он принял ванну. Облачился в свой лучший костюм. И внезапно почувствовал острую боль в спине. Дышать было больно. Он лежал на кровати в хорошей квартире. Один.

Коля понял, что умирает. Красиво. В костюме. В голове у него мелькал и пошлые, банальные мысли, тщательно приправленные жалостью к себе. Потом они наскучили. Коля обводил взглядом комнату. Был солнечный день. Он расслабился. На душе стало спокойнее. Боль стала выходить из него и заполнять всю комнату.

За день до этого Коля готовился к жёсткой битве с Чугунковым. Готовил операцию возмездия, строил планы атаки. После того дня на всё это не хватало сил.

2 года и 2 месяца с того дня он жил в состоянии трёхногой собаки. Собаки, которая выживает только за счёт помощи стаи, если так бывает в природе. Собаки, которая помнит то чувство, когда она могла бежать быстро-быстро. Но он не мог. Четвёртой лапы не хватало.

Прежняя жизнь потихоньку распускалась. Команда разбредалась кто куда. В прошлом году посадили наконец-то Стаса Просветлённого. Соня стала добропорядочной женой. Палыч окончательно спился, украл часть общаковских денег и потерялся где-то на Алтае. Черкес занялся любимым делом — открыл производство игрушек из дерева. Надя стала потихоньку изменять Коле. Миша ушёл работать программистом...

Но хватит про них, мы обещали рассказать о третьем участнике той, самой первой, беседы с Чугунковым. О Генрихе. Так вот, дотошный немец нашёл секретный ингредиент бизнеса Чугункова. Решил свою теорему Ферма. Познакомился с дедом Морозом. Что попросил Генрих и чем за это заплатил — отдельная история. Уж он-то всё доводил до конца. Что тут ещё. В духе какого-то ремарковского товарищества Генрих полтора года вытягивал Колю. Безуспешно.

Всё это напоминало конвульсии. Проблески жизни прикрывались саваном слов Чугункова, о которых Коля и не помнил. А они помнили его. В Чугункове жизнь тоже не бурлила. С каждым днём он терял деньги. Понемногу они утекали. Вместе с былой силой. И хотя Коля и Антон больше не виделись, их борьба шла каждый день. Она никак не проявлялась в мире физическом. Раны были нанесены раньше. И теперь каждый из них наблюдал: кто сдохнет быстрее. Пока Старшим не надоело наблюдать за этим действом. И в канун Нового года Коля первый раз встретился с Дьяволом.

Дьявол приятно удивил Николая. Он был строен, высок и силён. И очень резок в суждениях. Они сидели в небольшом борделе, в вип-комнате.

— Мне нужна одна услуга. Говорят, что ты хороший продвиженец?

— Да, неплохой.

— Мне нужно продвинуть свои заведения. Их у меня несколько, и не только в Москве. Я на эту работу взял вон ту девку сначала, — Дьявол указал на девушку, что сидела на полу, прислонившись к дивану. — Не справилась. Бабья дурь. Она не хочет, чтобы люди страдали.

— Зря. Люди созданы для страданий.

— Вот. Ты понимаешь фишку. Люди должны страдать, а она явный борец за всё хорошее против всего плохого. И не перевоспитать. Мне не под силу. Теперь она будет сама страдать и сидеть под наркотой всю жизнь. Да, моя дурочка?

Дьявол с любовью посмотрел на неудавшуюся пиарщицу.

— Я знаю, что у тебя есть проблемы. И в финансовом плане тоже. Я это решу.

Коля почувствовал силу в словах Дьявола. Все нутро его вспомнило о договорах, в которых нужно продать душу и отдать жизнь.

— Всё не так просто, — наконец сформулировал Коля.

Дьявол поморщился и исчез. А Коля проводил дни в обдумывании договора с Князем мира сего. И, наконец, решился на продолжение разговора.

— Ты знаешь, я подумал и решил. Нравятся мне твои заведения. Особенно то, что в центре. Хорошо. У всех на виду. Красиво страдают.

— Это я и без тебя знаю. А так, конечно, за комплимент спасибо. А то «всё не так просто…» Друзья-евреи научили?

— А кого они не научили… В общем, продвигать это дело мне в кайф. И я берусь за работу, если ты выполнишь моё пожелание.

— Чего же ты хочешь? Я жду.

— Расскажу после перекура.

Коля взял сигареты и вышел на мороз. Нагло? Чересчур. А какого чёрта.

— Я люблю власть, деньги и тёлок. Ты это знаешь. Я хочу, чтобы ты обеспечил мне это всё в мировом масштабе. Чтобы этого у меня было столько, сколько я захочу, и даже задумываться об этом не приходилось.

— Не многовато ли за написание рекламного проспекта?

— Ты получишь самый лучший PR. Самое лучшее продвижение. И ты это знаешь. Когда мне обеспечивают власть и деньги, когда я трахаю баб, которых захочу, я работаю вдохновенно. И работой моей потом восторгаются. И я никогда не кидаю заказчиков.

— В этом мы похожи, — посмеялся Дьявол. — Нравишься ты мне.

— А любимца своего ты кинешь?

— Он моим никогда не был. Тем более любимцем. Не люблю энтузиастов, — поморщился Дьявол. — Я, знаешь ли, тоже ценю независимость, а тут какие-то активные продажи. Сам издохнет, — резюмировал Он. — Захочешь — поможешь.

— Это вряд ли.

— Дело твоё. В общем, мировой PR моих заведений с тебя. Работай с огоньком, отрывайся. Я в ответ даю тебе власти, денег и баб, сколько ты пожелаешь. Вижу, ты IT увлёкся. Так вот, у меня там тоже есть проекты, расскажу тебе потом. За них ты тоже возьмёшься.

— Ок.

— Тогда по рукам.

— Работать начну после внесения предоплаты.

— Ок. За такое дело можно и выпить.

— Водка?

— Обижаешь, чистый спирт…

Загрузка...