Гунин Лев Топорик

Лев Гунин

Топорик

Сергей ни с кем не любил делиться слишком многим, и, всё же, он часто не скрывал того, что мог бы и не рассказывать другим. Он был таким же парнем, как все - не хуже и не лучше, не ветренней и не серьёзней, чем другие. У него было лицо правильной формы, плотно сжатые губы, пронизывающий взгляд, ниспадающие на лоб волосы. Довольно замкнутый, он, тем не менее, никогда не оказывался вне круга своих друзей. И, всё-таки, он не был похож на других. Из общей массы друзей его выделяло, пожалуй, одно качество решимость. Он был способен на мгновенные действия, и у окружающих постоянно складывалось впечатление, что они им заранее хорошо продуманы, но это было не так. Сергей никогда не начинал ссоры первым, но, если уж его задели, умел за себя постоятъ. Он относился к категории довольно честных людей. Иногда ему приходилось врать по необходимости, но чаще это делалось лишь в шутку, как блеф. День проходил у него так же, как и у всех, по неписанному распорядку городов: днём работа, вечером кафе, танцы, парк, иногда кино, но бывали дни, когда Сергей не показывался нигде. Это происходило тогда, когда после работы не было желания, да и сил взяться за что-либо. Обычно он тогда сразу ложился спать, или сидел, сжав голову руками и уставившись в одну точку. Работал он на конвеере, и тот, кто хоть когда-нибудь пробовал сей хлеб, знает, что это такое. Зато зарплата у Сергея была хорошая, и материально он был всем обеспечен. Рос Сергей без отца, и с первой получки всю зарплату отдавал матери. Братьев или сестер у него не было.

. . .

Парк, как магнит, притягивал всех. Летом здесь были танцы. Ярко-пёстрая толпа медленно передвигалась по дорожкам. Где-то вдалеке гремела музыка. Длинноволосые парни и девушки в обнимку шествовали мимо. Сергей не мог сказать, любил ли он парк. Все шли туда, и он тоже шёл. Но с первого же раза у него осталось невольное желание порисоваться, хотя он не был артистом. Он не принадлежал к той категории молодых людей, которые прочно сжились со своей ролью. Они обычно собиралисьу фонтана или сидели на его бортиках. Это были "звезды" местных ансамблей и шествующие за ними по пятам толпы почитателей и фанатов. Сергей не имел перед собой ясного идеала, но он хорошо знал, кем он может быть и какое место он должен занимать среди себе подобных. И этого места он держался прочно. Оно повсюду следовало за ним.

Здесь же, в парке, Сергей познакомился с Таней. Это была темноглазая девушка, уступчивая и ласковая. Внешностью она была более, чем красива. Все парни, перемигиваясь, заглядывались на неё. Но, как ни странно, характер у неё был добрый, и она не была избалованным "цветком общества", из тех, что больше всего любят повелевать.

Познакомились они случайно. Девушка обронила модный тогда, дорогой платок. Сергей заметил это, догнал её и вернул. В это время к ним подошла его компания, и, как всякий другой парень его круга, Сергей стремился не ударить в грязь лицом перед товарищами, показать, что он уже "дорос" до кое-чего. Несмотря на свою "твёрдую" внешность, Сергей был скромен в таких делах. Это случилось впервые, что он пригласил девушку на танцы. Таня (он узнал ее имя позже) согласилась. Сергей танцевал с ней весь вечер, а после танцев проводил её домой.

Была тёплая лунная ночь. Белый свет, как вода, скользил по земле. В воздухе пахло пьянящим ароматом растений. Придя домой и осторожно ложась спать, чтобы не разбудить мать, он думал о Тане. С тех по они встречались каждый день.

Единственным человеком, которого Сергей любил, была мать. Уходя на работу, он целовал её в щёку. Придя домой, он сразу спешил на кухню: проверить - там ли мать. Родственников у них было мало, и всю свою человеческую любовь Сергей сосредоточил на этом дорогом для него человеке. Однако, после того, как он встретил Таню, он часто задумывался над его к ней отношением. Ведь сразу эта встреча, эти свидания были восприняты им всего лишь как флирт, как мимолетное увлечение. В сознании его произошли заметные сдвиги. Раньше он думал, что способен любить только мать. Но потом его удивило в самом себе это известное чувство, которое он испытывал к неожиданно встреченной девушке. Он уже начал думать, а не разлюбил ли он мать, но ведь ему всё так же хотелось сделать ей что-то приятное, сказать несколько ласковых слов. Мать вначале ни о чем не догадывалась, но потом поняла, что у него кто-то есть. Она ждала, что он ей сам расскажет об этом, но он молчал, и она первой заговорила с ним. Он сначала пытался уклониться от разговора, хитрил, чего раньше с матерью у него никогда не бывало, но затем вдруг сам взял - и рассказал ей обо всём. Мать не ругала его за слишком долгое молчание. Она только сказала, что не надо было ничего скрывать от неё.

В тот вечер он, как всегда, провожал Таню домой. Они долго стояли у калитки дома, где она жила. Сергей смотрел на неё и мало слушал, о чём она говорит. Он думал в это время о том, как люди женятся, и о том, что она, наверное, смогла бы стать его женой. Он смотрел в её глаза и не мог испить всю глубину выраженного в них чувства. Он был счастлив в эту минуту, был счастлив оттого, что она здесь, и это для него было главным.

Назавтра они так же стояли у её калитки. Они долго говорили, а потом она, как птичка, впорхнула в их сад. Она позвала его, и он пошёл за ней. В глубине сада, среди кустов сирени и вишнёвых деревьев, у самого забора, стояла скамейка. Они уселись на неё вдвоем и сидели молча, держась друг за друга. Он обнял её и гладил её шелковистые волосы. От них, от её шеи и блузки, приятно пахло духами. Он нагнулся, чтобы вдохнуть их какоё-то родной запах. Лица их почти соприкоснулись. Сергей не удержался, чтобы не дотронуться губами до её шеи. Она откинула его голову назад, их губы встретились. Он целовал её лицо, шею, погружал лицо в её мягкие волосы. Затем он вдруг взял её за плечи и как-то по-особому посмотрел на неё. Она припала к нему грудью. Тогда он отстранил её от себя и принялся дрожащими руками расстёгивать пуговицы на её блузке. Делал он это с лихорадачной поспешностью, как будто боялся, что не успеет, и вот, наконец, все преграды позади. Он ощутил под пальцами упругий сосок и твёрдую, но гладкую и упругую грудь, кототая трепетала под его лёгкими прикосновеньями: казалось, что под руками был не один, а несколько сосков. И ещё было ощущение, похожее на опасливые прикосновения к щетине ёжика. И это было ещё приятней. Он снял с неё блузку и стал осторожно опускать плечики комбинации. Она смотрела на него него им испуганным взором, как будто произошло что-то такое, чего она боялась и чего она не могла миновать одновременно. Он припал губами к её груди. Придя домой, Сергей долго не мог уснутъ. Он не мог простить себе того, что сделал сегодня ночью. Засыпая уже, он дал себе слово, что такое больше не повторится. После этого случая Сергей не позволял себе больше ничего такого, а со стороны Татьяны чувствовалась к нему ещё большая доверчивость и теплота.

Со временим знакомства с Таней Сергей сильно изменился. В его обращении с матерью появилась какая-то другая ласковость, которую можно было, скорее, назвать "обходительность". Его некоторая угрюмая нелюдимость постепенно исчезала, упрямая складка губ немного разгладилась. Но, главное, он стал больше улыбаться. Правда, было в нём ещё что-то от того давнего диковатого Сергейки, но, через резонёрскую шутливость, через твердую суровость эта "диковатость" перешла в чувство собственного достоинства, которое сильнее всего проявилось в эти несколько недель. Он занял другое место в обществе своих товарищей, сделавшись более заметным. Он стал и более независимым от них. Теперь он уже не ходил, как овца в стаде, за большинством, а выбирал сам, куда ему идти, и куда нет. Этому способствовали и встречи с Таней.

Физически он тоже окреп, стал сильнее, стройнее. Фигура его стала более атлетической благодаря тому, что он начал заниматься спортом и перестал сутулиться. Теперь он уже не так часто ходил в парк. А когда он даже ходил, это было, скорее, Танино, а не его, Сергея, желание. Теперь они не могли жить друг без друга. Каждый день вернее, каждый вечер, свободный от работы, они были вместе. Сергей словно получил новое дыхание, и на жизнь он стал также смотреть по-новому, как бы другими глазами; он даже бросил курить. Назад пути уже не было, а если и был, то другой, более сложный путь. Но их идиллия внезапно окончилась. Она длилась ровно три с половиной месяца: до той самой памятной встречи, резко изменившей его судьбу.

Случилось это в том самом парке, в котором они с Таней познакомились и куда по-прежнему ходили гулять по воскресеньям. Как всегда, они, не задумываясь, направляемые каким-то интуитивным импульсом, оканчивали свой вечер на танцплощадке, и стояли, ожидая, когда зазвучит музыка. Но в этот вечер потанцевашь им не удалось. С середины площадки, раздвигая плечом толпу, к ним направился парень с пожёванной сигареткой в зубах и в кожаной куртке, повязанной на воротнике женским платочком. "Эй ты, - ещё не доходя, крикнул он, - давай сюда свою девку, хочу с ней потанцевать!" Сергей с Таней переглянулись. "Ты, приятель, слышишь, - сказал он, подойдя вплотную, - я приглашаю твою подругу на танец." "Во-первых, я тебе не приятель, - ответил ему Сергей, - а во-вторых, пригласи кого-нибудь другого." - "Ну, ты, что, меня не понял? А? Томик не привык повторять два раза. Если хочешь схлопотать, так давай выйдем, - сказал он, закасывая рукава, - давай, давай, отчаливай." - "Ага,- в тон ему ответил Сергей, - а там тебя на выходе ждёт шобла головорезов? 3наю я таких." - "Ну, что, ну, что, думаешь, я сам с тобой не справлюсь? Да я ж тебя, - и он схватил Сергея за ворот пиджака, в то же время ногой производя какое-то дополнительное движение. - Я тебя и здесь прибью, гниль фабричная." Сергея всегда учили нападать первым. Он итак слишком долго тянул, вопреки обыкновению. И он не заставил себя ждать. Ударив "фраера" левой рукой по челюсти, а коленом ноги в пах, он отскочил, опасаясь контрудара, но его не последовало. Охая, парень в кожанке стал медленно оседать. Вокруг них собралась голпа. Вдруг тот парень вскочил на ноги, и, как слепой, побежал к выходу. У выхода он повернулся и, выкрикнув "ты пожалеешь об зтом, сопляк", скрылся.

Дальнейшее разварачивалось с молниеносной быстротой. Один из друзей передал Сергею, что его собираются побить. Он объяснил, что Томик тот человек, с которым лучше не связываться.

У него есть своя шайка. В прошлом году они убили парня с соседней улицы. Двоим из них, тем, которые били, дали по пятнадцати лет "строгоча"; Томику и остальным удалось "отмазатъся". Сергей не хотел потерять Таню, ни, тем более, оказаться на месте убитого парня. У него не было "своих" ребят. У него были друзья, знакомые, но не было той сплочённой, организованной группы, силу которой можно, как кошелёк, положить в карман и аппелировать ей в случае нежелательной встречи. Те ребята, которые водили с ним дружбу, не годились для этой роли, да и сам Сергей не был таким человеком, который способен манипулировать людьми: пусть даже в самых благородных целях. И тогда ему в голову пришла новая мысль - топорик!

У них на антресолях издавна лежал маленький лёгкий топорик с плассмассовой ручкой, который можно вполне уместить при себе. Вот та сила, которая сможет его защитить, вот то, что заменит ему силу ребят; сила, с позиции которой он сможет говорить с ними, и, главное, её он может всегда носить при себе. Он бережно погладил гладкое острие изящного предмета. Сергей думал, что, стоит только вытащить топорик, как все тотчас же разбегутся. А если даже придется бить, то можно делать это обратной, тупой стороной топорища. Он знал, что если будут бить, то бить основательно, и постораются сделать это в тёмном, укромном месте. Потому, провожая Таню и возврачаясь от неё, Сергей избегал тёмных безлюдных мест.

Но однажды, всё-таки, это произошло.

Желая сократить дорогу домой, Сергей пошел темной безлюдной улочкой, узкой и пустынной.

Вдруг сильный удар бросил его наземь. Сергей тут же вскочил. Челюсть беспомощно повисла, в правой половине лица нарастала сильная боль. Став у забора и сжимая в руке топорик, Сергей приготовился к напапению. Из темноты на него бросилась чья-то тень. Сергей ударил кого-то по голове. Затем то же повторялось второй и третий раз, потом ещё и еще. Тяжело дыша, с топориком наготове, Сергей ожидал нового нападения. Но его не последовало. Из темноты доносились слабые стоны. Сергей посмотрел на свою правую руку, на топорик с окровавленным лезвием, и все понял. "Мама! - закричал он. Как безумный, бросился он шевелить лежавщих на земле парней. На коленях бросался он от одного к другому, но никто не отзывался. Перед ним неподвикно лежали несколько раненых или убитых тел. Взмахнув руками по воздуху, словно отмахиваясь от наваждения, он побежал прочь. Вначале он хотел побежать домой, но потом эта мысль показалась ему кощунственной, страшной. Ему захотелось спрятаться, скрыться, исчезнуть в каком-нибудь маленьком уголке, как бывало с ним в детстве, и плакать.

Но он не спрятался, не исчез. С дрожащими губами он побежал в другую сторону от дома. Там, не отдышавшись, со взъерошенными волосами он ворвался в отделение миллиции.

За столом в нетрезвом виде сидели несколько милиционеров. На столе стоял приёмник; играла музыка. Длинноволосый цыган босыми ногами лихо отплясывал чечётку. "На животик, на животик, - кричал один из сидящих. Цыган бросался на пол и колотил ногами... "Я ... убил ... там ... пошлите машину, - перебегая взглядом с одного лица на другое, выкрикнул Сергей. Воцарилось молчание. Один из миллиционеров поднял на него глаза. "Ты что-то сказал, парень? - переспросил он, - Что за муру ты гонишь?" И, на ходу одевая китель, он приблизился к Сергею. "Да ты просто пьян, перепил малость. Перехватил парень малость - без опыта, - смеясь, обратился он к своим товарищам. Все покатились со смеху.

"Я убил человека - тупо повторял Сергей, глядя в одну точку, словно осекшись. "Ты чего пришёл? - вмешался другой милиционер. - Не видишь, - мы заняты." "Слушай, иди домой, а? - Пока мы добрые." - "Пошлите машину. Может, есть кто ещё живой, - с отупением повторял Сергей. "Да не выдумывай, парень, - сказал тот же милиционер.- Садись лучше на стул и жди, пока мы отправим тебя в вытрезвитель. А не то, как закатим пятнадцать суток - за пререкание во, тогда будешь убиваться!" И он подмигнул товарищам. Сергей, тяжело дыша, остановился посреди комнаты и, опустив вниз руки, стоял, покачиваясь, как пьяный.

"А ну, цыган, давай вкруговую - крикнул миллиционер, взгромоздившись на сейф, как на бочку. Цыган принялся приплясывать вокруг Сергея, закидывая назад руки и шлёпая себя по босым пяткам. "Давай, давай под а ля рокинрол! крикнул один из миллиционеров и, нагнувшись над радиоприёмником, начал искать новую волну.

"Пляши, цыган, - кричали все хором. Мальчишка, задыхаясь, обливаясь потом, уже в который раз выводил фигуры. Один из милиционеров подошёл к нему и разорвал ему штанины до колена. Все покатились со смеху. "Дяденьки, дяденьки, - умоляющим голосом просипел цыган, - дяденьки, как же и я теперь домой пойду? Ведь у меня больше штанов нету!.." - "Всё, пошёл вон. Концерт окончен, - сказал остроносый милиционер. - А то мы можем не то, что штаны, а и шкуру порвать. Как-то тогда домой гюйдёшь, а?" И он первый засмеялся своему остроумию. Цыганёнок стремглав выбежал из комнаты. "А теперь разберёмся с этим товарищем". И он подошел к Сергею.

В тот же час Сергея отправили в мед. вытрезвитель. За ночь всё прояснилось, и Сергея уже искали. Миллиция сбилась с ног, но его нигде найти не могли. Наконец, дошла очередь до той группы, которая встретила Сергея в миллиции. Впившись глазами в фотоврафию, они по очереди разглядывали её. "Постой, ведь мы его уже где-то видели, - сказал один из них. - "Слушай, а ведь это тот самый парень, что пришёл к нам вечером, которого мы отправили в "утрезвилку". - "Ах ты, чёрт, - выругался его товарищ. Сергея тотчас же вызвали вниз.

Вчерашний знакомый, приговаривая, ходил вокруг него, красный от досады и злости. "Ах, - пыхтел он, - так ты вот что за птичка!- и он с силой хлопнул рукой по столу. Так ты вот что за фрукт, скотина." Если бы он вчера сразу задержал его, его бы наверняка представили к повышению, а сейчас ему грозил строгий выговор. Но он мог написать, что послал подозреваемого под усиленной охраной в вытрезвитель. И тогда картина бы резко изменилась.

Ему надо было уговорить задержанного дать нужные им показания. Но он не успел этого сделать. Сергея вывали к следователю.

Следователь был человек лет пятидесяти - пятидесяти пяти. Он внимательно посмотрел на Сергея и пригласил его сесть. "Ваши имя, фамилия, отчество, - спросил он. Сергей ответил. Тогда следователь попросил его рассказать все как было. Сергей рассказал. "Вас привезли в отделение милиции в нетрезвом состоянии, - сказал следователь, - а между тем вы помните все со всеми подробностями. Как это согласовать?" - "Я сам пришел, - налегая на слова, произнёс Сергей.- Я был в трезвом состоянии." "Кто может это подтвердить? - подняв голову, спросил следователь.- "Не знаю,-опустив глаза, ответил Сергей. Следователь взял трубку. "Демидова ко мне,-приказал он. Через несколько минут в кабинет вошел уже знакомый Сергею милиционер. "Правда ли, что задержанный сам явился в отделение миллиции? - спросил его следователь. - "Никак нет, - товарищ следователь, -ответил тот, - нарушитель был задержан... э-э... в районе кинотеатра в нетрезвом виде." - "Кем был задержан, вами? - "Да, то есть ... нет." - "Как мне известно, вы находились вчера всё время в здании миллиции, а не кинотеатра. Вы что-то путаете. Вам надо быть поточнее, товарищ Демидов.." - Миллиционер закусил губу. - "Можете идти. Постойте. Подтверждаете ли вы, что задержанный нами К. был в нетрезвом виде во время его появления в милиции?"-"Конечно. Да и остальные товарищи могут подтвердить." - "Я знаю, что "остальные товарищи могут это подтвердить", - перебил его следователь, - подтверждаете ли вы это, товарищ Демидов?" "Нет. Я был в трезвом состоянии, но зато я могу под присягой подтвердить, что товарищ миллиционер был вчера пьян, - сказал Сергей. - "Ну, ты подумай, какой ... - закричал миллиционер. - Да эта свинья ещё смеет открывать рот..." - "Хорошо, - перебил его следователь. - Мы разберёмся."

"Послушай, парень, - сказал он, когда дверь захлопнулась. - С этой бандой я уже сталкивался. Они сделали моего родного племянника инвалидом. У них непробиваемая крыша, - и он показал пальцем наверх. - Но что будет, если все начнут друг друга рубить топорами... Поэтому молись, чтобы не дали "вышки". Всё, что я мог, я для тебя уже сделал, но главное должен решить суд. Надеюсь, ты понимаешь, что показаниям милиции склонны больше верить, чем показаниям того, кто рубит людей топором? Семь лет назад в стройбате солдат старшину топориком зарубил. Но там был особый случай. Когда стали разбираться, выяснилось, что там старшина этот творил. Нашли семь трупов. Да и то солдатику этому бедному в последнюю минуту "вышку" заменили на пятнадцать лет "строгоча". А тут ... Показания дежурных уже есть в протоколах. Если же я докажу обратное, это бросит тень на работников миллиции, а такого я допустить не могу. Да и для вас, товарищ подследственный, это не так важно: были или не были дежурные милиционеры "под мухой". Так что первый вопрос, я думаю, разрешён. А второй, таким, каким его представляют работники милиции, даже выгоден для вас. Если вы были в состоянии невменяемости, ваш приговор будет смягчён. А вашу невменяемость легко доказать тем, что вы попали в медвытрезвитель. Так что, рекомендую этот вопрос больше не поднимать. А теперь можете идти. Старшина! Уведите арестованного." На этом разговор со следователем закончился.

Сергей не знал, какова реакция матери на произошедшее. Он был отделён от мира толстыми стенами и решёткой. В который уже раз он задавал себе вопрос: "Почему так случилось? - и не мог найти на него ответ. Иногда он думал о Тане. Но он быстрее гнал от себя мысли о ней. Ему казалось, что она для него навсегда теперь забыта, и возврата к прошлому уже нет.

Эти мысли наполняли душу страшной горечью вместе с осознанием вины, и тогда он начинал думать, что лучше бы те ребята тогда убили его. Но эти же мысли хотя бы на время возвращали его к реальной действительности...

На второй день, в обеденное время, внезапно скрипнула обитая железом дверь, и в камеру вошел молодой человек на вид примерно одного с Сергеем возраста. Человек этот с минуту постоял в раздумье, словно не зная, с чего начинать. "Давайте знакомиться, - наконец, предложил он. - Костя." Сергей вяло отозвался.

Костина рука повисла в воздухе. "Ну, хорошо, - чуть сконфуженно произнес он. - Тогда приступим к делу. Я - ваш адвокат." Адвокат был слишком молод для своей профессии, и это у всех вызывало любопытство или удивление. Сергей же был так подавлен, что не выказал абсолютно никакой реакции.

Адвокат Т. был, действительно, молод. На вид ему можно было дать года двадцать два - двадцать три, хотя на самом деле ему было тридцать два. Личность незаурядная для своего круга, он окончил юридический факультут университета с отличием и был единственным из всего выпуска, кто смог того удостоиться. Ясный ум, тонкое логическое мышление, мгновенная ориентация в ситуациях были его отличительными чертами. Учёба давалась ему легко. Он не тратил лишнее время на приготовление заданий, как другие, но зато ему часто доставалось за то, что он ставил преподавателей в тупик своими вопросами. На весь университет прогремел его спор с преподавателем по истории уголовного права о бессмысленности и аморальности смертной казни, доставшейся, по его словам, современному уголовному праву в качестве пережитка прошлого, основное назначение которого - запугивание, устрашение. После этого его в университете прозвали "смертником", от слов "смертная казнь".

Т. был человеком независимым и свободолюбивым. Он сам выбрал адвокатскую практику, хотя ему пророчили карьеру судьи или прокурора. Но Костя решил, что практика в адвокатуре поможет ему определиться. Недавний брак неожиданно дал ему защиту и связи. Оказалось, что отец его молодой жены был в прошлом помощником прокурора, а его брат занимал до сих пор высокое место в республиканской прокуратуре. Дядя жены Т. был в числе той группы высокопоставленных должностных лиц, которая решила, что настало время хоть как-то ограничить самоуправство местных властей районных и областных городов и положить конец их связи с организованной преступностью. Конечно, официально существование организованной преступности в стране категорически отрицалось, как присущее только капитализму. Между собой работники прокуратуры называли организованную преступность "шайками", группами, "командой". О том, что происходит в районном городе, где жил Сергей, знали, и, когда Константин Т. решил взяться за защиту Сергея, ему обещали всяческую поддержку Центра и большие полномочия.

Дело Сергея было его "третьим дебютом" в адвокатуре. Многие уговаривали его не браться за такое трудное дело, но он настойчиво ухватился за него. "Легкие" дела казались ему бессмысленными. Теперь, разговаривая с Сергеем, он, несмотря на первое смешанное впечатление, понял, что перед ним сидит мужественный человек, из-за рокового стечения обстоятельств оказавшийся невольным убийцей. Он видел, что Сергей потрясен случившимся.

Напротив, побывав у ребят, которые собиралисъ избить Сергея (а им - по некоторым обстоятельствам - теперь тоже не было возможности избежать суда), он видел лишь наглые рожи, кривые ухмылки. Ознакомившись с делом, адвокат отказался защищать противников Сергея, хотя такая защита могла бы спасти его имя в случае провала защиты другой стороны. Он понимал, что перед ним сидит человек, в принципе, не виновный, но также прекрасно осознавал, что он может быть осуждён по многим статьям, и это вызывало грусть.

Единственной зацепкой могло быть признание невменяемости Сергея в момент совершения "преступления", то есть, указание на сильное алкогольное опьянение. Это могло спасти ему жизнь. Дело в том, что на короткий период времени в республике установилась новая судебная политика; то, что в момент совершения преступления преступник "не помнил себя", могло стать смягчающим обстоятельством.

Несмотря на то, что Сергей "не в его вкусе", Т. был твёрдо готов защищать его, так как считал, что юриста должна интересовать не личность, а, прежде всего, степень виновности подсудимого, и то, чтобы степень наказания соответствовала степени вины: он ещё был идеалистом. Да, конечно, так положено, но ведь законы пишутся не только на бумаге...

Костя был человеком увлекающимся, стремительным, откровенным. Его внешность всегда привлекала к нему многочисленных поклонниц, и, вообще, адвокат Т. Был человеком очень общительным, и, несмотря на свой "сан", вполне "светским". Он имел высокий рост, пропорциональное телосложение и отличался незаурядной физической силой. К этому можно прибавить, что Т. всегда носил неизменный чёрный костюм и белую рубашку с галстуком.

Уже через час после их первой встречи Сергей, неожиданно для себя, обнаружил большой интерес к личности адвоката. А через два часа ему захотелось загладить первое не очень приятное впечатление, какое, он полагал, он произвёл на адвоката. Поэтому во время их второй встречи он старался стряхнуть с себя оцепенение, хотя думать о таких мелочах в его ситуации было, казалось бы, нелепо. Уходя, адвокат пожал ему руку. Сергей попросил, если это возможно, принести ему книг. Так было завязано их доброе знакомство.

Через день после посещения его адвокатом Сергею в камеру принесли что-то, завернутое в бумагу: чью-то передачу. Бельё, Сергей знал, было от матери, но от кого же мог быть этот пахнущий духами свёрток? Дежурный сказал ему, что его передала какая-то девушка. "Таня, - думал Сергей, - неужели Таня? - и не мог этому поверить. Но в душе стало как-то спокойней, словно перестал скрести снедающий нутро червь.

Через несколько дней состоялся суд. Сергея привезли в машине и под охраной ввели в здание суда. "Встать, суд идёт, - раздался чей-то оглушительный голос. - У Сергея дрогнуло сердце. Во втором ряду, в зале, сидела Таня. На мгновение их глаза встретились, но Таня тотчас же отвела взгляд. С краю третьего ряда сидела мать Сергея. Она ежеминутно подносила платок к глазам и смотрела куда-то вниз. Сергей шмыгнул носом. Лучше бы она не приходила - подумал он. Дело Сергея нашумело, и неудивительно, что оно собрало много слушателей. В первом ряду, развалясь на стульях, сидели друзья Томика. Сам прокурор вкратце зачитал заключение следователя, которое сводилось примерно к следующему. Поздно вечером между Сергеем и группой молодых людей произошла стычка. Став у забора, Сергей отражал нападение противников во главе с Томиком. При этом троих он убил, а четверых человек ранил. Судебной мед. экспертизой у Сергея была обнаружена лёгкая травма в области нижней челюсти, полученная, видимо, вследствие сильного удара кулаком, а также несколько мелких ушибов.

Через некоторое время после стычки Сергей явился в отделение миллиции в нетрезвом виде, где был задержан сотрудниками миллиции.

После этого начался собственно судебный процесс. Судья пытался обвинить Сергея в умышленном убийстве. "Топор, -говорил он, - сам по себе не является холодным оружием, но он преднамеренно, обращаю на это ваше внимание пренамеренно - был использован Сергеем К. в качестве холодного оружия. Ношение холодного оружия уже само по себе карается лишением свободы на срок до пяти лет по статье 2ТР Уголовного кодекса Р.С.Ф.С.Р. но, в данном случае, оно повлекло за собой убийство троих и нанесение телесных повреждений четверым другим гражданам. Не имея ничего против самообороны, мы запрещаем производить её недозволенным способом. Однако, более того, я полагаю, что преступление можно считать преднамеренным. Ведь сам обвиняемый признался, что предвидел встречу с ребятами. Значит, он должен был вполне осознавать все возможные последствия ношения холодного оружия. Вот моё мнение. А теперь попрошу вас ознакомиться с мнением защиты."

Лихорадочные мысли бродили в голове Сергея. Он не мог сосредоточиться ни на чём. Но его, по сути дела, мучал лишь один вопрос: "Почему так случилось?" - и попутно с ним другой: "Виновен ли я настолько?" Следующим выступил адвокат Сергея. "Вы говорите, - сказал он, обращаясь ко всем, - что подсудимый заранее был осведомлён о возможных последствиях его стычки с противниками? Хорошо, допустим. Но вот о каких это последствиях идет речь, ещё надо решить. Как вам известно, все трое погибших скончались уже в больнице, и только один - на месте преступления. Как известно, подсудимый попросил направить на место стычки машину "Скорой помощи". Если бы машина была направлена вовремя, может быть, вообще не оказалось бы погибших: двое умерли от потери крови. Кроме того, по трагичной случайности удары пришлись по жизненно важным органам, повреждение которых часто влечёт за собой витальный исход. Зная физическую силу подсудимого, мы можем понять, что он действовал с осмотрительностью, несмотря на испуг и, возможно, алкогольное опьянение.

Человек с преступными наклонностями не был бы осторожен, а бил бы со всей силы, только бы спасти свою шкуру".

"Но это ещё не все. Несмотря на то, что оружия у пострадавших обнаружено не было, я намерен утверждать, что они были вооружены." - В зале раздался вздох удивления. Судья посмотрел на него как на школьника. "Вот протоколы допроса свидетелей, проведённого следователями республиканской прокуратуры параллельно с местным расследованием. - При этих словах судья изменился в лице. - Медицинский персонал на всех уровнях подтвердил, что при одежде пострадавших были найдены ножи и кастеты. Все эти предметы были переданы под расписку милиционерам, присланным, якобы, заместителем прокурора города, товарищем Кириленко. Но сегодня утром Кириленко заявил, что никаких милиционеров в больницу не присылал. Все эти предметы бесследно исчезли. Мы нашли также свидетелей конфликта на танцплощадке, возникшего не по вине моего подзащитного. Угрозы, высказанные в адрес Сергея К, запротоколированы. Кроме того, официантка столовой № 108 Общепита показала, что гражданин Томов Александр Николаевич (прозвище Томик) ей похвалялся, что знает о сообщении, какое должно появиться примерно через неделю в местной газете: об убийстве парня по имени Сергей." - "Вот стерва! - сорвалось с губ Томика. - "Значит, Сергея планировалось не избить, а убить - чтобы ещё больше запугать весь город. Я бы хотел услышать, что скажет об этом сам гражданин Томин."

"А что мне сказать? - начал Томик, когда ему было велено говорить. В его глазах отражался животный страх и звериная изворотливость. - Ну, задел я его, было: девушка была уж больно красивая. Но так чтобы я серьёзно говорил "убью, зарежу"? Не было, товарищ начальник. Мало ли что в шутку говорится... Вон артист известный на той неделе приезжал, через каждое слово говорил "мать твою"; так что, думать, что ли, что он и вправду мать мою будет... ? В зале засмеялись. Константин Т. сделал жест, выдающий его намерение остановить это издевательство, но судья - тоже жестом - не разрешил ему перебивать. - А насчёт ножей и кастетов ничего не знаю, карманы своих друзей не проверяю, я же не прокурор! А, может, их оговорили, врачам и мед. сёстрам рожи их не понравились. Может, следователи из республикалки их немножко побили?" Тут уже сам судья остановил Томика.

"Разрешите задать гражданину Томову несколько вопросов?" - обратился адвокат Сергея к судье и присяжным. - "Пожалуйста."

"Вы утверждаете, что у вас лично не было при себе холодного оружия? обратился он к Томику.

-Да,- самодовольно ответил тот.

-И что, вы совсем не видели, что у Сергея К. в руках топор, - добавил он.

-Ну, мы видели, что блестит - думали, нож взял, решили обуздать и доставить в милицию.

-И как же это безоружными вы собиралась его обуздать?

-Нас было много, - ответил тот.

-А зачем было ему одному драться с таким большим количеством людей, да и с какой целью?

-Мы шли втроём, остальные были сзади.

-Значит, вы утверждаете, что именно вы, человек, пять раз находившийся под следствием, получивший год условно за избиение и ещё год исправительных работ по месту работы с удержанием из зарплаты - за участие в нападении на человека, который позже скончался (суд в том же составе, что и сегодня, постановил, что вы сначала, якобы, решили участвовать в нападении, но в момент нападения будто бы пытались остановить нападавших - насколько я понимаю, ваших друзей, полностью подчинённых вам), именно вы вдруг решили проявить себя как благородный рыцарь, хотели обуздать идущего с ножом человека?

-Ну, не совсем...

-Понятно. Ваше "не совсем" я понимаю так, что вы отказываетесь от первоначального заявления. Итак, вы без оружия собирались драться с вооруженным человеком, да ещё с тем, физическая сила которого вам уже хорошо известна? - В зале раздался смешок.

-Нас было много, - хмуро отозвался тот.

-Но ведь вы только что сказали, что шли вдвоём - или втроём?

- Вдвоём...

- А только что говорили втроём... Значит, всё, что вы говорите неправда?.. Так вот: нож-то не выбирает, где много, а где мало. Он режет без разбора. И мог попасть в вас, например, да, да, или вот в двоих ваших товарищей, сидящих рядом с вами. А ведь вы говорите, что остальные плелись, как это обычно бывает при незапланированной прогулке, где-то "сзади". Пока бы они подошли, вы могли бы давно уже считать прорехи в вашем желудке.Судья строго посмотрел на защиту. - Вы бы пожертвовали жизнью ради обуздания хулигана? - Томик молчал.- Я в это не верю, не такой вы человек, - и никто не поверит. Вот поэтому, исходя из психологии преступников, я решил, что они не стали бы драться и с невооружённым человеком, не будь у них оружия. Пропажа материальных свидетельств - ножей и кастетов, обнаруженных при пострадавших в больнице, - это очень серьёзное происшествие, которым, по моим сведениям, заинтересовались даже в Москве. Кроме того, кто-то из компании Томика вернулся на место преступления раньше, чем туда подоспела милиции, успев забрать один или два, лежавших на земле, ножа или кастета. Из-за состояния аффекта они могли не подумать обыскать тела своих умирающих товарищей и забрать их оружие, а, может быть, просто не успели этого сделать".

Томик помрачнел. - "Он, он не спрашивал у нас, будем мы драться с ним или нет, он сам напал, - выпалил он. - "И поэтому сам себя ударил по челюсти, - парировал адвокат.

"Как это? - опешил Томик. - "Экспертиза и следователь вашей, местной, прокуратуры считают совершенно доказанным, что с того момента, как Сергей начал наносить удары топором, по нему не было произведено ни одного удара. Значит, травмы, в том числе и травма челюсти, были получены им до того, как он вытащил топор: то есть, когда вы первые на него напали и заставили обороняться".

- "Да вы что! Он хотел нас всех убить! Он нас ненавидит!" - "А вот это мы узнаем, - сказал в ответ адвокат.

Все сели. Затем адвокат противников Сергея посчитал нужным ответно задать ему, Сергею, вопрос: "Вот вы утверждаете, что знали о нападении заранее. Почему вы, в таком случае, не обратились в миллицию?"

- Каждый на моём месте мог подумать, что после доноса в милицию будет ещё хуже, - ответил на это Сергей. - И я не был знаком с Томиком, не знал, как его зовут, как его найти. Что бы я сказал в милиции? Они, что, - разве стали бы охранять каждого из-за ссоры на танцах? Я никогда такого не слышал...

- А вот я, например, не считаю это доносом. Просто можно было предотвратить это бессмысленное кровопролитие, и для себя бы сделали лучше.

- Разрешите мне добавить, - попросил адвокат. - По-моему, если бы Сергей показался в милиции, у его недругов было бы гораздо больше причин для мщения. Да и какие доказательства он мог бы приложить к своим словам? А ведь подсудимый взрослый человек, и он понимал, что без доказательств ему некуда идти. Неясно и то, о каком виде угрозы шла речь в словах Томика "ты ещё пожалеешь об этом"; это теперь имеются собранные республиканскими следователями факты, показывающие, что это была угроза смерти. Но что бы сказал Сергей в милиции? Так что обвинение в недонесении считаю неправильным.

Кроме того, возможно, мой подзащитный интуитивно ощущал, что обращение в милицию может отвратить от него близких друзей - то есть лишить хоть какой-то минимальной защиты, так как среди молодых людей его возраста (не будем скрывать) обращение в милицию не приветствуется...

Адвокат Томика вытер платочком пот с лысого лба. "А теперь насчёт показаний. Предлагаю выслушать свидетелей." Первой вперёд вышла Таня. Сергей в одну минуту побледнел. В лице Тани боролся страх перед мщением друзей Томика и решимостью помочь Сергею. Наконец, она начала: "То, что говорил этот, с татуировкой - неправда. Я уже видела его на танцплощадке. Тогда у них с Сергеем произошла ссора, виновником которой не был Сергей. Он сказал, что Сергей пожалеет об этом и поклялся ему отомстить. А у таких слова не расходятся с делом.

Вот!"

Сергей вполголоса произнес "спасибо", - а затем, чтобы Таня видела, сжал ладони и поднял их над головой. Этот жест растрогал многих, да и самого Сергея. Судья, поднявшись, предупредил, что, если подсудимый и впредь будет вести себя на суде подобным образом, то к нему будут приняты особые меры.

Борьба накалилась. Вина Томика теперь отягощалась некоторыми ложно данными показаниями.

Татьяна подтвердила, что нападение на Сергея и его кровавая защита произошли сразу после того, как он проводил её домой и возвращался к себе. Ни до, ни во время их свидания Сергей не пил алкоголя, и, когда они расстались, он был совершенно трезвым. Когда и как он мог оказаться пьяным до невменяемости, было абсолютно непонятным. Но никто не заострил на этом внимания: адвокат Сергея потому, что видел возможность комбинации состояния аффекта и невменяемости как компонентов смягчающих обстоятельств, обвинение - потому, что боялось, что больше местных безобразий выйдет наружу.

Но адвокат Сергея решил доказать, что Сергей не брал топорик в качестве физического оружия, а само по себе ношение холодного оружия подвести под положение о невменяемости или доказать безвыходность Сергея, таким образом если вообще не оправдать его, то выхлопотать для него минимальный срок лишения свободы.

Это было не только равносильно чуду; такой результат суда мог вызвать неоднозначную реакцию (как выражался Первый секретарь горкома этого города) "общественности" и целую бурю в партийных кругах. Ещё бы! "Зарубил топором пару человек и отделался лёгким испугом, - говорили бы тогда. Боящиеся ответственности, но, с другой стороны, не уверенные, какую реакцию вызвал бы слишком суровый приговор Сергею в республиканском суде и Прокуратуре Республики, связывавшиеся с партийным начальством, но не получившие никаких чётких указаний, судья и присяжные были охвачены паническим страхом, справедливо опасаясь, что при любом исходе суда на них "повесят" вину за возможные последствия. Поэтому сторона обвинения сорвалась на недопустимые предположения и обвинения. Было сказано, что, если бы Сергей согласился, чтобы Томик увёл Таню, никакого конфликта бы не было, и его трагических последствий удалось бы избежать. То есть, опять виноват Сергей.

Сергей был уже настолько измучан, что заговорил книжными фразами, заявив: "Мои моральные принципы не позволяли мне уступить Томику". - "Ишь ты, о морали заговорил... - бросил адвокат Томика.

Константину удалось легко доказать, что защита своей девушки являлась не только гражданским правом, но и гражданским долгом Сергея, и что Сергей поступил абсолютно правильно - в соответствии с законом и с "моральными принципами советского человека".

Обвинение выдохлось. Костя был уже близок к победе. Он говорил, что применил Сергей предмет, который был у него с собой (адвокат умышленно не называл его "оружием"), только из-за стрессового состояния, проявившегося в результате длительной напряжённости ожидания нападения и страха перед ним.

Почувствовав, что обвинение выдохлось, адвокат решил оставить для себя запасной вариант, попробовать доказать, что Костя из-за страха нападения, ну, как бы на время помешался. Он сказал, что теперь, после всего, что произошло в зале суда, он считает, что "опьянение" Сергея на самом деле было просто нервным потрясением, в результате чего работники милиции приняли его за пьяного. Если бы удалось доказать тяжесть как бы временного "помешательства" Сергея, то спасти его от смерти - что было главное - уже не представляло бы тогда большой сложности.

Дальше обвинение перевело разговор на тему топорика. Адвокат Сергея сказал, что никто ни разу не спрашивал у Сергея, как вообще топорик оказался у него в руках: может быть, Сергей просто нёс его, например, с работы домой? "Но даже если топорик оказался у него всвязи со страхом перед нападением, обвиняемый, - говорил адвокат, - не собирался применить топорик как оружие, тем более, что он сам об этом заявил. Он хотел лишь запугать им нападавших.

Из-за неожиданности нападения, из-за того, что был брошен на землю сильным ударом, Сергей К. потерял ориентировку, оказался под воздействием нервного шока. Но и тогда, на мой взгляд, человек такого психического взгляда, как он, даже автоматически не смог бы рубить нападавших острием топора. На месте сцены преступления должно было произойти что-то особенное, что-то, нуждающееся в дополнтельном расследовании. Можно предположить, что рельеф местности, столб, ветви деревьев, или другие неизвестные нам особенности сыграли роковую роль..."

-У нас нет таких сведений, - раздался голос судьи.

Судья прервал речь адвоката, сославшись на то, что тот использует чистые предположения и тавтологию, а это, мол, недопустимо. Обвинение решило вызвать мать Сергея в качестве свидетеля, видимо, надеясь спровоцировать её противоречивые показания, но выступление этой простой женщины внезапно повернуло прения сторон в совершенно иное русло. Она вспомнила, что на лезвии топорика была пласмассовая насадка, типа футляра, и она была уверена, что это важно.

Это было действительно важно! Адвокат Т. сразу сориентировался в важности новых сведений и потребовал дать Сергею слово. Теперь Сергей тоже сообразил, что, когда он брал топорик, эта пласмассовая насадка была на лезвии. И, когда он выхватил топорик из-за пояса, она должна была быть на нём. Эту насадку не так-то просто было снять, не то, что смахнуть или потерять её. Из-за подавленности Сергей начисто забыл об этом, но теперь осознал, что в том, что случилось с ним, есть какой-то необъяснимый элемент.

-По-вашему, - решил бросить шутку в публику судья, - пока тот, кого мы судим, доставал из-за пояса топор, из-за угла выскочил другой человек, порубил всех и убежал. Вам бы фантастические романы писать...

Но тут один из присяжных вдруг решил проявить инициативу и с чувством превосходства попросил адвоката Сергея прокомментировать эти новые факты.

- Итак, - сказал адвокат, - на топорище была насадка. Но какое-то препятствие, столб или ветвь дерева, столкнулось с топориком и сбило насадку с топорища. Она не была найдена потому, что упала с той стороны забора, возле которого стоял подсудимый. Столкновение с тем же препятствием могло развернуть топорик на сто восемьдесят градусов, от обуха топора к лезвию. Я предлагаю отложить вынесение решения до выяснения дополнительных обстоятельств. - Последовало молчание. - Если мы сейчас же не отправимся на место преступления с экспертной группой, с понятыми, на поиски насадки, раньше нас там окажутся другие люди, и тогда всё будет бесполезно. Как мне стало известно сегодня утром, на три часа дня сегодня намечено направить группу экспертов для изъятия и изучения предметов, которые могут оказаться холодным оружием в собственности компании Томика. Я предлагаю направить эту группу сначала на поиски насадки и следов от удара ей о ветвь дерева, а суд может тем временем объявить перерыв. - Последовало новое длительное молчание. После короткой паузы прокурор объявил: "Суд удаляется на совещание". Через несколько минут просьба адвоката была удовлетворена.

Звонок из республиканской прокуратуры во время этого "совещания" позволил Косте отправиться вместе с группой экспертов.

Он хорошо понимал, что дело Сергея можно свести к превышению необходимой обороны, к убийству по халатности, но при смягчающих обстоятельствах. Стремление обвинения судить Сергея за умышленное, преднамеренное убийство он расценивал как преступление. Он также не мог понять, почему главный прокурор города и следователь - с одной стороны, и заместитель главного прокурора с судьёй - с другой, являлись врагами.

Костя был человеком без предрассудков. Он не выбирал по своему вкусу личности преступника, но трудность, почти невозможность оправдать перед законом относительно невиновного человека, в то время как действительные преступники могли отделаться лишь лёгким испугом, бесила его. Ему стала ненавистна корявая, невысокая фигура Томика, его короткие пальцы с чёрными ногтями, его татуировки, наглое, с издёвкой, выражение его лица. Он ненавидел уже почти до омерзения весь этот сброд, не преступный, нет, вполне лоялный, так непохожий на воров-"работяг", на пьяных ничтожеств, на крупных преступников, в своем роде "героев", на "крестных отцов", которые даже в тюрьме проявляют независимость и волю. Нет, это были обыкновенные провинциальные ребята, но ребята, наглые до зверства и самодовольные до наглости. Они любили повелевать, любили издеваться, бить. Они вели себя так, как-будто им всё позволено, всё разрешено, всё открыто. Они инстинктом чувствовали за собой какую-то силу, безошибочно угадывали, что за ними кто-то стоит, и были правы. Это это был сплав жульничества и мещанства, садизма и тщеславия, ненависти и посредственности, это был род так называемого "маленького человека", прослойки, опираясь на которую высшие лидеры всегда шагали по трупам "необыкновенных" людей. Но однажды эти маленькие, "обыкновенные" люди поднимаются и сами становятся лидерами, вызывая к жизни зверские режимы, концентрационные лагеря, государства, превращённые в казармы и войны, уносящие миллионы жизней. Вот те, кто сидел перед ним в зале суда. И они могли выйти победителями...

В три часа ни понятых, ни экспертной группы не оказалось. Потребовалось полтора часа, чтобы всё организовать. Ещё через некоторое время, взяв топорик из комнаты, где хранились вещественные доказательства, получив на это специальное разрешение, вся группа направилась к машине. Костя, засунув за пояс под пиджаком ручку топорика, с нетерпением ёрзал на сидении и поглаживал подбородок, пока машина не остановилась неподалёку от места преступления.

Было уже темно, вверху сквозь листву деревьев тусклым светом просвечивали лампочки деревянных фонарей; откуда-то издалека, словно из другого мира, доносился запах дыма и лай собак. Адвокат шел по маленькой, узкой улочке, застроенной деревянными домами. Отсюда она выглядела пустой и безлюдной.

Только глубокие черные тени подчеркивали незаполняемость этой пустоты, контраст этих бликов. Только вверху, безмолвным, вечным свидетелем горела большая, жёлтая луна. Костя думал о том, что, избрав этот маршрут, Сергей не мог бы, в опасении столкновения, не заметить её неосвещённости. Избрав этот путь, он бы, скорее всего, пошёл по более освещённой стороне. "Вот по этой, - думал Костя. Это подтвердили эксперты. "Если бы он боялся напаления, то, скорее, шёл бы более быстрым шагом, вот так. Тогда и я вскоре должен быть на месте." Вдруг Косте показалось, что за ними кто-то идёт. Он обернулся. Улица казалась безжизненной и пустынной. Он опять двинулся. За спиной послышались осторожные, крадущиеся шаги. Он сделал знак своим сопутникам, и все остановились. Шаги смолкли. Так они дошли до столба. "Здесь что-то не так, подумал он, - кто-то идёт за нами." Он остановился у столба, наблюдая за улицей. "Здесь, видимо, стоял Сергей, - думал он.- Тогда эта толстая ветвь оказалась препятствием, о которое с силой ударился топор, когда Сергей замахнулся: да так, что пласмассовая насадка соскочила. За забором позади столба был ничейный, запущенный сад. Взяв фонарик у одного из экспертов, Костя легко перепрыгнул забор и наклонился над землёй. Несмотря на то, что вокруг были густые заросли, именно в этом месте не было растительности: чёрная гарь говорила о том, что кто-то от нечего делать с месяц назад поджигал тут траву. Костя, сопровождаемый одним из экспертов, без труда обнаружил насадку и подозвал поближе уже подошедших понятых. Находку запротоколировали, проверили, подходит ли она к топору, положили в полиэтиченовый мешочек. Конечно, эта находка не могла сама по себе что-либо решить. Но она была ещё одним звеном в цепи аргументов, укреплявших позицию защиты.

"Ага, - послышался за спиной чей-то грубый голос. - Попалась птичка". Вокруг адвоката стеной стояла группа ухмыляющихся парней, держащих руки в карманах и смотревших на него как на затравленного зверька. Они оттеснили его от группы экспертов и понятых.

"Копаешься, да? - зло сказал один из них, в синих джинсах. - Видали мы таких. Всё равно ведь ничего не выйдет. Если ему "петлю" не дадут, так всё равно ведъ в тюрьме прибьют. Таких ребят убить! Скотина! Да тебе ж самому людям в глаза смотреть стыдно будет, если ему поможешь. И много же тебе наверное, заплатили, скотина, раз так стараешься. Ух, морда откормленная. Не на казённом хлебе откормился, сволочь. Ну, ладно, хрен с тобой, живи, подлец. Мы тебя "мочить" не хотим. Но ты ж сам понимаешь - Томик-то наш друг. Что поделаешь?" Двое других парней бесстыдно держали в руках ножи. "Давай быстрей проси прощения и обещай, что больше не будешь выклянчивать свободу этому подонку, этому трухлявому молокососу. У них ведь одно на уме: чуть что, сразу за топоры. Что было бы, если бы все за топоры взялись? Мы ведь найдём способ тебя заставить, учти это. Если обманешь, собака, землю мордой пахать будешь. А ну, давай, проси прощения, быстро!" Он сжал кулак. Адвокат молчал. Став у забора, он медленно вытаскивал топор из-за пояса. До ребят оставалось несколько шагов. Адвокат крепко сжимал в pуке рукоять топора. И каждого, кто бросался на него, он бил топопиком по голове. Был вечер.

Загрузка...