В гостях у Бабушки Яги

Глава 1

Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, а шёл Иван-царевич за Василисой Прекрасною в царство Кащеево. А где оно, царство то, не ведомо!

Вьётся тропинка лесная меж дубами вековыми, меж соснами корабельными, меж елями дремучими. Шагает молодой царевич, и думу грустную думает: зачем он кожу лягушечью в печь бросил? Зачем вообще женился? Чего бы на обед откушать?

Вдруг видит – полянка лесная, а на полянке избушка стоит, на курьих ножках. Добротная изба, ставенки резные, расписные, рядом – огородик с капустой да репкой.

Подошёл Иван-царевич ближе, да как гаркнет богатырским голосом:

– Избушка-избушка, а повернись-ка к лесу задом, ко мне – передом!

Заскрипела изба, затрещала, и повернулась. Вот крылечко показалось со столбиками резными, показалось – да дальше поехало.

Крутится избушка, поворачивается, всё шибче и шибче, словно карусель на ярмарке, только слышно, как внутрях лавки падают да чугунки звенят.

Стоит Иван, дивится чуду, рот разинувши. Тут из дверей распахнутых на царевича старуха бросилась – горбата, носата, из пасти развёрстой зуб торчит да вопль несётся.

– Лови бабушку, добрый молодец! В ляпёшку расшибуся!!!..

Поймал её Иван в объятья богатырские.

– Ты, соколик мой, гость незваный, чего ей сказал-то? – вопросила старушка, у царевича на руках сидючи да на избу глядючи.

– Ну дык… Всё, как по-писаному: повернись, значит, к лесу задом…

– Ох уж эти Иваны-дураки на мою бедолашную голову повадилися! – всплеснула Яга руками.

– Я это… Не дурак, а царевич!

– Один фиг! – фыркнула старуха. – Ты кругом глянь-ка – лес дремучий! Куда задом-то поворачиваться?! Изба теперь чего, так и будет крутиться, покуда по брёвнышку не раскатится?

Поставил Иван Ягу на сыру землю, почесал затылок рукою молодецкою да как рявкнет:

– А ну, Изба, слушай моё веление! На месте стой, раз-два!

Дёрнулась изба, да и замерла – к лесу задом, да не к Ивану передом.

– Вот и чудненько! – обрадовалась Яга. – Заходи, гость, коль уж пожаловал! Как тебя там?

– Иван-царевич.

– Царевич? Иудей, что ль?

– Чего иудей? – удивился Иван. – Весь наш, православный!

– А фамилие ненаше! – хмыкнула старушка.

– Так это не фамилие есть, а звание! Я царя и великого князя наследник, Иоанн из Рюрикового роду!

– О, так вот что за гость ко мне пожаловал, сын монарший! Ну что ж, милости прошу до нашего шалашу!

Поднялся царевич на крыльцо широкое по ступеням дубовым, сбросил сапоги яловые да на лавку уселся.

– Фу, русским духом пахнет! – скривилась Яга, потянув длинным носом. – Говори, мил-человек, чего пожаловал?

– А ты, бабуся, сперва в баньке попарь, накорми да напои путника, а потом и вопросы задавай!

– Да уж, что-что, а банька тебе бы не помешала! – согласилась хозяйка. – Ты, царевич, на двор ступай, дровец наколи, натоплю тебе баньку, венички запарю. А покуда париться будешь, я и на стол соберу.

Скоро сказка сказывается, да и дело скоро делается: не успела Яга чугунок с борщом на стол поставить да сало порезать, а царевич уж тут как тут – чистый, распаренный, голодный, аки стая волков.

И пошёл пир горой: борщ из курвядины, сало с мясцом, соломкой присмаленное, сметанка домашняя, пампушки чесночные…

За обедом сытным, да под самоварчик поющий, и поведал бедный Иван Бабе Яге про беду свою. Про то, как стала жена его, Василиса Прекрасная, в девичестве Лягушка-царевна, рабою Кащеевой.

– Ну, это Кащеюшка любит, – кивнула старушка. – Немало молодушек по белу свету к себе во Дворец собирал… А что делать с ними – и не ведает! Стар больно, позабыл всё… Одна ему сладки песни поёт, другая – портки шёлковые стирает, третья – яства дорогие готовит. Ещё с одной – в игру заморскую, шахматную, играет. – Вздохнула Яга, замечтавшися. – А ведь по младости лет был Кащей и силён, и красив, и умён. И ко мне подкатывался, баловник такой! Я уж и сердце ему подарить готова была, да открылось невзначай, что Вий, папаша мой родный, не раз хаживал к его мамане, Сырой Земле! Ну, короче, брат он мой, по батюшке… Эх, мил-друг, как обидно-то было! Чай мы не Купала с Мареной, братско-сестринскую кровь мешать! Так что звиняй, Ванюша, хоть и полюбился ты мне, а помочь тебе не смогу. Хоть и ведьма, а своим вредить не стану!

Тут на крыльце шаги раздались, а после – в двери кто-то стучаться принялся.

Хозяйка, ворча, открывать пошла, а Иван за столом тужить остался. Последняя надежда у него на Бабу Ягу была, и та – Змею под хвост чешуйчатый.

Тужил царевич, тужил, да чай с пирогами попивал. А как самовар опустел – волноваться начал: нет Яги, не ворочается!

Встал Ваня, к двери шагнул, за порог глянул. А там, на полянке, под луной, замерла Яга Баба, а перед ней – чужаков трое, в плащах чёрных. Вещают что-то, руками машут да в книгу толстую перстами тычут. Узрел один из них царевича, помахал ему десницею:

– К нам, к нам иди, добрый человек!

Ступил Иван с крыльца, не успел моргнуть глазом – стоят все трое перед ним, словно солдаты на параде.

– Скажи, друг любезный, – начал тот, что с книгою в руках, – Думал ли ты когда о жизни вечной? Позволь же зачитать тебе стих один из книги Вед священных, дабы мысли о бесконечном существовании посетили твою многомудрую голову!

Возрадовался Иван, ибо жизнь вечная, особливо Кащеева, занимала все его мысли.

– Валяйте, читайте! – выдохнул он.

Свалить-то чужаки свалили, а читать не стали. Все трое пропали во тьме ночной, оскалив клыки длинные да выронив книгу священную. Тут и Яга зашевелилась.

– Благодарствую, царевич! Спас ты меня от нелюдей проклятых! До рассвета мозги бы мне крахмалили… В который раз уж приходят – всё отпору дать не могу…

– А что это за чуды-юды такие? – вопросил Иван, глядя вслед гостям незваным.

– Вампиры сие есть, дрянь заморская! – Яга перекрестилась. – А ты, соколик, силён, силён! Настоящий богатырь: за обедом головку чеснока с борщом выкушал, и не крякнул! Вот чесночный-то дух и прогнал тварей залётных.

– А чего им от тебя надобно-то? Ты ж, бабуля, не в обиду тебе будет сказано, и сама нечисть!

– Ну, кто из нас нечисть – это ещё бабушка надвое гадала! – разобиделась старушка. – Ты, милок, покуда в баньке не попарился, тоже не розами алыми благоухал! А вампиры… Это, царевич, зараза похлеще чумы. Бегают по Нави с нашими Ведами, да про жизнь вечную толкуют. А как на посулы их соблазнишься – так и пропадёшь ни за грош… Жизнь-то тебе вечную дадут, да только опосля узнаешь: Солнышко красное для тебя смерть, а друзья да родичи – харчи желанные. Так и будешь до скончания веку по ночам скитаться, да кровь из путников сосать… Эх, говорила я Кащею: запрети ты им по нашей земле хаживать, наш люд совращать… Да ему, чучелу костлявому, разве до того ли? Всё с девицами своими резвится, тьфу! Представить тошно!..

Представил Иван – и правда, тошно стало.

– А знаешь, Ваня, помогу я тебе! – Яга подошла к сундуку кованому, откинула крышку железную и вытащила иглу портняжью. – Бери иголку и ступай с ней к Кащеюшке!

– А чем мне железка-то эта поможет? – спросил царевич, иглу в лацкан кафтана убираючи.

– А тем, – Яга хихикнула, – что по молодости подшутила я над братцем! Нагадала ему, что бессмертный-то он бессмертный, да и на него управа найдётся. Мол, на острове, на Буяне, стоит дуб столетний, на дубу – сундук чугунный, в сундуке – заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо, в яйце – игла, а уж в ней – Смерть Кащеева!

– Ты, бабусь, того… Не спеши, я записываю! – притормозил Ягу царевич. – Повтори, будь добра – у кого в яйце иголка? У зайца? Сочувствую…

– Да не важно, что там у кого, и где! Выдумала я это всё, а то зазнался братец любимый, всё бессмертием своим кичился. Ты, главное, иглу ему покажи, напугай хорошенечко, он Василису-то тебе и отдаст!

Утром, как Солнышко красное над лесом поднялось, простился Иван-царевич с Бабою Ягою, да и пошёл вперёд, через Калинов мост, через речку Смородинку, в Кащеево царство.

А бабуся достала из печи тарелочку чудесную с каёмочкой златою, пустила по ней яблочко наливное. На дне тарелочки лицо Кащеево показалось – сморщенно да перекошено.

– Ох, не вовремя ты, сестрица! – прошептал Грозный Царь Кащей. – В чуланчике я схоронился… Найдёт меня Василиса – последни волосья повыдергает, да на лысинку наплюёт…

– Будешь знать, пень старый, как жён-красавиц у честных мужей умыкать! – злорадно проговорила Яга. – Да ты потерпи, горе моё луковое – в пути уж спаситель твой. С утреца в путь выдвинулся. Иглу я ему дала, так что ты там дрожи поправдивее! И знай, братец: в последний раз это! Ты только иголку верни опосля – от матушки она мне осталась. Реликвия фамильная!

– Ой, Ягуся, век помнить буду! Как наградить мне тебя, свет мой? – лик кощеев засиял, словно солнышко.

– Да я уж не раз просила: изведи вампиров, погань заморскую!

– Ну, это… Если не забуду… – вмиг скис Кащей. И тут же заозирался в испуге.

– Ах, вот ты где! – радостно завопил из тарелки звонкий девичий голосок. – Попался, хрыч старый! Ну иди, иди сюда, бери меня за ручки белые, веди скорей в опочивальню да клади на перины пуховые! Увёл от мужа красну девицу, до любви охочую – отрабатывай теперь!

– Прости, сестрица, раскрыто убежище моё, – скорбно проговорил Кащей. – До связи! О, где же ты, Ванюша, спасение моё!..

Яблочко остановилось, тарелочка поблекла.

– Эх, братец, братец! Ничему тебя, склеротика старого, жизнь не учит! А учит – так забываешь!

И Яга, напевая новомодную заморскую песенку про серенького козлика, затеяла пельмени.

К избушке, громко топая разношенными лаптями, напяленными прямиком на сапоги, подходил Иван-дурак.

На дворе стоял знойный полдень…

Загрузка...