Великий план (Нарский Шакал - 2)

Джон Марко

Великий план

(Нарский Шакал-2)

Пер. с англ. ТЛ. Черезовой

Нет, не будет войне конца.

Потому что теперь в войну вступают новые силы. Новые игроки в смертельно опасной битве за власть над миром..

Холодный и умный циник Бьяджио по прозванию "Золотой граф", засевший в почти неприступном замке на острове Кроут, плетет интриги...

Посланник и тайный агент Золотого графа Симон, посланный в Люсел-Лор, готов исполнить свою миссию - похитить дочь Нарского шакала...

Лихие пираты земли Лис преследуют корабли Нара по всем морям и мечтают о захвате Кроута...

Война - ПРОДОЛЖАЕТСЯ!

1

Свет Бога

Ночь пульсировала оранжевым огнем.

Генерал Форто, верховный главнокомандующий легионов Нара, стоял на склоне холма под красными вспышками ракет, на безопасном удалении от обстрела, разрушавшего стены Гота. Ночь была холодная, в воздухе ощущался легкий морозец. В небе и на кончиках ресницах генерала сверкали блестки снега. Порывы ледяного ветра подхватывали ракеты, уносили их за город, изгибали пламенные струи огнеметов. Прожигаемые стены Гота светились расплавленным янтарем, а центре города поднимались дымы пожаров - результат удачных попаданий ракет. Готские лучники стояли на зубчатых стенах и помостах, поливая дождем стрел тысячу легионеров, окружавших город. Высоко в горах пусковые установки запускали ракеты, по полю тяжело катились металлические гусеницы боевых фургонов, превращая почву в полужидкое месиво. Внутри металлических корпусов команды стрелков перекачивали керосин в сопла огнеметов и жгли стойкий камень Гота.

Боевые машины Нара работали.

Генерал Форто стянул перчатку и поднял палец, чтобы оценить ветер. Юго-восточный и сильный, решил он. Чертовски сильный. Выругавшись, он засунул руку обратно в металлическую перчатку. Пока не похоже было, чтобы город-крепость был готов дрогнуть под напором войск, и ветры отказывались послушно стихать. Прошло всего несколько часов с начала штурма, а он уже начал испытывать нетерпение. Плохая черта для генерала. Он с раздражением скрипнул зубами и снова стал смотреть, как Гот продолжает противостоять его силам.

- Ну, сопротивляйтесь, дело ваше, - проскрежетал он. - Скоро мы установим таран.

Неподалеку на склоне ожидала его приказаний команда кислотометчиков. Они уже несколько часов назад зарядили орудие первой емкостью со смесью Б сразу же по прибытии в город. Форто надеялся, что ветер ему поможет, но тот только усилился, так что стрелять было пока нельзя. На холмах вокруг Гота стояли еще пять таких кислотометов: все были заряжены, все ждали приказа Форто. Форто подул на руки, пытаясь их согреть.

- Они сильны, - сказал генерал своему адъютанту, стройному и мрачнолицему полковнику Каю. - Я их недооценил. Похоже, у них хватит духу выдерживать осаду. Я считал, что Локкен на такое не способен.

- Герцог Локкен - человек слабый, - возразил Кай. Голос у него был хриплый, генерал с трудом понимал его речь - результат трийской стрелы, попавшей в горло. - Когда рассветет и он увидит то, что здесь для него приготовлено, он сдастся. - Полковник изобразил одну из своих кислых улыбок. - Я настроен оптимистически.

- Да, ты можешь себе это позволить, - отозвался Форто. - А я не могу. - Он указал на высокие стены города, густо усеянные лучниками, не обращавшими внимания на обстрел. - Посмотри. Видишь, сколько у него людей? Он может так держаться неделями. А эти проклятые ветра...

Форто замолчал и вознес мысленную молитву. Эти ветра создал Бог, и он не имеет права их проклинать. Он покаялся в своем грехе, а потом перевел взгляд на гигантский кислотомет. Десять емкостей со смесью Б ждали рядом с магазином, приготовленные к заряжанию. Мехи, которые должны послать емкость в город, были раздуты. Их тугая кожа тихо постанывала. Форто наклонился и поднял одну из емкостей. Солдаты из расчета ахнули и попятились. Генерал поднял емкость выше и стал поворачивать, чтобы разглядеть ее в пульсирующем свете ракет. Цилиндрическая емкость была не больше его головы. Он ощутил, как плещется внутри жидкость. В емкости было две камеры: одна была полна воды, вторая содержала смесь Б, сухие гранулы, синтезированные военными лабораториями. При ударе емкость разобьется, и компоненты смешаются. Остальное довершит даже самый слабый ветерок.

Теоретически. Смесь Б еще никогда не испытывалась в боевых условиях. Бовейдин сбежал из Нара, не завершив ее разработку, оставив после себя горстку неумех, которым пришлось заканчивать его работу. Смесь А оказалась слишком едкой, так что ее нельзя было транспортировать. Но, по уверениям военной лаборатории, смесь Б получилась идеально. Они проверили ее на пленных, получив превосходные результаты, так что пятидесяти емкостей должно хватить на уничтожение Гота.

Но для этого ветра должны быть благоприятными.

Помрачнев еще сильнее, Форто поставил емкость обратно. Как бы ему ни хотелось попробовать действие нового средства, он не мог рисковать и взрывать смесь при таком сильном ветре. Стены Гота, конечно, высоки, но смогут ли они задержать весь газ? И что будет, если какая-нибудь емкость упадет вне стен? Если и существует безопасное расстояние, на котором эти едкие пары не действуют, его пока никто не измерил. Может, Бовейдин его знал, но карлик теперь на Кроуте, сбежал с этим содомитом Бьяджио.

"Нельзя терять веру", - напомнил себе генерал.

- Даже если я полечу с драконами и поселюсь в самых темных уголках земли, - произнес он, - то и там Твоя десница поведет меня и Твой свет осветит мне путь. - Форто бесстрастно улыбнулся своему полковнику, который не отличался религиозностью. - Книга Галлиона, - объявил он. - Глава одиннадцатая, стих девятнадцатый. Ты знаешь, о чем тут говорится, Кай?

Кай остался равнодушным. В отличие от Форто, он следовал эдиктам архиепископа Эррита из одного только долга, без всякого религиозного чувства. Форто безуспешно пытался убедить полковника в реальности Небес, но Кай оставался скептиком. Однако он был верным и талантливым офицером, так что Форто закрывал глаза на его ересь.

- Они поднимают флаг, - просто сказал полковник Кай. - Вот и все, что я знаю.

За спиной Кая виднелся город Гот, освещенный ракетами. Его каменные башни по-прежнему вызывающе возносились вверх. А в самом сердце города на крепости Локкена развевался Черный флаг - этот ненавистный символ старого Нара. Теперь подъем такого флага считался преступлением, но Локкен и ему подобные демонстративно игнорировали указы Эррита. Форто не успокоится, пока он не сорвет этот флаг и собственноручно не запихнет его в лживую глотку герцога Локкена.

После смерти Аркуса и прихода к власти Эррита всем народам Нара разрешили поднимать только один флаг. Это был тот флаг, под которым сейчас сновали люди Форто: яркое золотое поле с восходящим солнцем. Этот флаг придумал сам Эррит. И епископ очень разумно назвал его и благословил, как знак укоризны Черному Ренессансу.

Флаг назывался "Свет Бога".

И всякий раз при виде этого флага у Форто перехватывало горло. И теперь, когда его войска окружили огромный город-крепость, его знаменосцы высоко поднимали Свет Бога, и свет ракет падал на него, словно прикосновение небес, и все заблудшие души Гота могли его видеть. Сегодня они подняли свой Черный флаг, сегодня они демонстрировали свою верность мертвому императору и его столь же мертвым идеалам, но завтра, если ветра будут благоприятствовать, Свет Бога навсегда взовьется над Готом.

- Проверьте азимут, - приказал Форто расчету кислотомета. - Я хочу, чтобы при выстреле не было ошибок.

Начальник расчета вопросительно посмотрел на своего командира:

- Мы начинаем стрельбу, сэр?

- Начнем, - ответил Форто.

Он прошел к кислотомету и сам проверил установки наведения. Это было для него незнакомым делом, но в простых циферблатах и шкалах разобраться было легко. Небольшой указатель давал оценку расстояния в отрезках по сорок ярдов. Расчет установил его на максимум и поднял дуло вверх, достаточно высоко, чтобы емкости перелетели стены и упали внутри крепости. Форто с любопытством посмотрел на солдат:

- Ваша оценка, сержант. Сила ветра не слишком велика? Кислотометчик наморщил нос и устремил взгляд в ночь. Снежные заряды летели очень наискось.

- Трудно сказать, сэр. Емкости тяжелые и должны бы лететь прямо. Но стена чертовски высокая. Лучше бы отвести кислотометы подальше, чтобы было спокойней.

Форто кивнул:

- Согласен. Будьте готовы.

Генерал повернулся и направился к своему боевому коню. Мощное животное, серое в яблоках, было одето в кованую броню. Когда генерал сел в седло, конь недовольно фыркнул. Форто был гигантом, и ему приходилось ездить на гигантских конях. Этот был из Арамура, с мощными ногами. На спине у Форто был боевой топор - единственное оружие, которое он признавал с тех пор, как потерял два пальца. Хотя топор не так точен, как меч, в битве он как минимум столь же действен, а двустороннее лезвие придавало оружию устрашающий вид. Он не надевал шлема, потому что любил слушать звуки битвы и не боялся стрел. По традиции генерал носил черные доспехи, но он знал, что его главная защита - Небеса. Он брил голову и щеки и украшал руки серебряными перчатками, отполированными до зеркального блеска. В его огромном теле не было ни капли жира: оно было заковано в мышцы, словно тело быка. Когда генерал снимал рубашку, его дельтовидные мышцы делали его похожим на расправившего крылья ястреба - или на капюшон кобры. Если не считать самого Эррита, в новом Наре не было человека, который превосходил его властью - и никто не внушал окружающим такого страха.

Все в Форто казалось нечеловеческим, особенно глаза. Они были тускло-голубыми, словно два помутневших драгоценных камня, без жизни и блеска. Когда он был ребенком, глаза у него были карие, но снадобья военной лаборатории это изменили. Те же снадобья, сделавшие его почти что бессмертным, странно повлияли и на его тело. Как Аркус и остальные члены Железного круга покойного императора, Форто приобрел болезненную зависимость от снадобья, не мог обходиться без мощного зелья Бовейдина. Но после бегства ученого карлика снадобья не стало. Это был еще один секрет, который Бовейдин увез с собой на Кроут, так что Форто и другим, кто был верен Эрриту, пришлось научиться жить без него - несмотря на жуткую боль ломки. Иногда, когда вокруг было тихо и Форто оставался один, он по-прежнему испытывал тягу к зелью, но с Божьей помощью ему удавалось победить своих демонов. Не все могли этим похвастаться. Некоторые нарские щеголи не смогли вынести боль и погибли. Несколько человек даже бросились вниз с башен Нара, чтобы прекратить мучения.

Но Форто был крепче этих жалких людишек. Он разбил оковы зелья и планы Бьяджио занять трон и считал это своей самой главной победой. Теперь они с Эрритом преодолели почти все трудности и были готовы разрушить остальные козни Бьяджио. В Наре было много важной работы. Люди вроде Локкена по-прежнему держались за идеалы Черного Ренессанса, безбожной чумы Аркуса. Черный флаг все еще развевался над четырьмя государствами, а те, кто не поднимал флаг, символизирующий прошлое, зачастую отказывались поднимать флаг будущего. Очень мало кто добровольно пришел к Свету Бога. Архиепископ Эррит мог считать своими верными союзниками только горстку доминионов Нара. Но его поддерживал Форто, а у Форто были все легионы Нара. Со временем Локкен и ему подобные покорятся неизбежности.

"Божья воля, - думал Форто, глядя на город. - Бог хочет, чтобы они погибли именно так. Как коровы на бойне".

В дни Аркуса и Черного Ренессанса Форто жил как принц. Он калечил и убивал во имя ложных идеалов императора, он продал свою душу за мягкие постели и развращенных друзей. Но теперь он стал другим человеком. Он услышал призыв Господа и очистился. Эррит и Бог спасли его.

Форто не испытывал раскаяния. Черный Ренессанс был опухолью, бороться с которой можно было только одним способом - полным уничтожением. Идеи живучи, их трудно убить. Оставить хоть малый их след значило звать смерть. Те, кто призван вершить волю Небес, должны иметь железную волю и порой железные нервы. Гот будет много месяцев распространять вонь, и стервятники попируют, но герцог Локкен умрет. У Бьяджио на земле Нара станет одним союзником меньше, Свет Бога будет поднят над городом - символ Бога и его милосердия.

Форто пришпорил коня и пустил его вниз по склону. Когда все кончится, он не будет мучиться бессонницей. Полковник Кай тоже сел в седло и поехал за своим командующим. Поравнявшись с Форто, он посмотрел на него с подозрением.

- Мы будем стрелять? - спросил он. - Когда?

- Когда я отдам команду, Кай.

- Но ветра...

- Я проделал долгий путь, чтобы наказать герцога Локкена и его мятежников, - огрызнулся Форто. - Я не намерен сдаваться и отступать.

Кай поморщился.

- Прошу прощения, генерал, но вам просто хочется проверить смесь в действии.

Форто пожал плечами. Кай был ему почти другом и порой позволял себе излишнюю фамильярность.

- Такова Божья воля, - просто ответил он. - Когда другие страны увидят, что здесь произошло, они не будут так спешить становиться на сторону Бьяджио. У них у всех есть армии, Кай. У Фоска, Драконьего Клюва, Дории. Нам всюду не успеть. Бьяджио это знает. И память об Аркусе сильна. Он бросил на своего помощника мрачный взгляд. - Мы должны быть по крайней мере такими же сильными.

- Генерал, - спокойно сказал Кай, - у нас достаточно солдат, чтобы захватить город.

- Я намерен не просто захватить город, Кай. А теперь установи этот чертов таран. Пора постучать Локкену в дверь.

В своем замке из камня и кедра герцог Локкен из Гота не зажигал огня. Ракеты летели неточно и практически не представляли опасности для его крепости, но в этой комнате находилась его семья, а Локкен был человеком суеверным. Одна случайная ракета, один удачный выстрел - и может начаться пожар, в котором погибнут они все. Вокруг его личных покоев, располагавшихся высоко в западной башне, охранников хватило бы, чтобы остановить все легионы Форто, но они были бессильны перед огнеметами и ракетами. Локкен стоял у окна и мрачно смотрел на свой слабеющий город. Его лицо было залито отблесками пожаров. В покоях находилась его жена и две дочери. Его старший ребенок - единственный сын - был где-то вне замка, возможно, на стене.

Ракета рухнула во внутренний двор, и башня вздрогнула.

На холмах вокруг города мелькали далекие огни пусковых установок, с которых высоко к небу взмывали ракеты. Дочери герцога плакали. Обстрел почти не повредил стен, но вот мозги людей от него уже размякли. Даже Локкен начал терять уверенность. ...

В комнате было тихо. Локкен ощутил, как по его коже пошел мороз. Его передернуло от стыда. Над замком по-прежнему развевался Черный флаг Нара, поставленный рядом со знаменем самого Гота, Львиной Кровью. В порыве возмущения Локкен приказал разорвать в клочья ненавистный флаг Эррита. И отправил обрывки епископу в столицу. Но теперь, глядя на окружившие город легионы, он начал думать, не была ли его отвага чистой бравадой. И сожалел, что обрек свою семью на отвратительную смерть.

Аркус не был идеальным императором. Он был тираном, и Бьяджио, наверное, был не лучше. Но он был своим тираном для Локкена, и он понимал, как важно для нации сохранить свою гордость. Ни разу Аркус не просил, чтобы какая-то страна империи опускала свой собственный флаг. И никогда не настаивал, чтобы вывешивали Черный флаг. Локкен много лет подчинялся Аркусу, и старик не трогал Гот, удовлетворяясь ежегодными налогами, которые Локкен отправлял в Черный город. А этот Эррит оказался, настоящим демоном.

Локкену не хватало Аркуса. Ему не хватало старых идеалов Черного Ренессанса: мир на основе силы и мирового господства. И когда старик в конце концов умер, Локкен знал, на чью сторону встать.

- Убей меня, если сможешь, - прошептал герцог. - Я никогда не подниму твоего флага.

- Дядя!

При звуке этого голоса Локкен отвернулся от окна. В темноте стояла маленькая Лорла. На ее лице был написан ужас. Она послушно оделась в дорогу. В крошечных руках она сжимала кожаный мешок, полный продуктов. Надо было надеяться, что их хватит, чтобы добраться до безопасных мест. Ее ярко-зеленые глаза, устремленные на Локкена, были полны глубокой печали.

- Я готова, дядя, - сказала она.

Восьмилетняя девочка попыталась улыбнуться, но на ее лице не было радости. Локкен опустился на колено и взял ее за руку. Она была маленькая и нежная, по контрасту с ее характером. Как и следовало ожидать, Лорла не пролила ни слезинки в течение всего обстрела. Локкен гордился ею.

- Мне жаль, что я сам не могу отвезти тебя к герцогу Энли, - сказал он. - Но с Дэвном будет надежнее. Он знает дорогу гораздо лучше, чем все мои люди. Он проведет тебя мимо легионов.

Было видно, что Лорла совсем в этом не уверена.

- Я видела их из окна. Их может оказаться слишком много, чтобы пройти незаметно. И они убьют меня, не колеблясь.

Локкен улыбнулся:

- Значит, ты должна постараться, чтобы они тебя не поймали, правда?

Он погладил ее роскошные волосы. Она была на его попечении уже почти год - с того дня, когда Эррит взял Нар в свои руки. Бьяджио попросил Локкена оберегать девочку, и хотя в тот момент Локкен счел это обузой, теперь он ценил каждую секунду, проведенную с Лорлой. Пусть они не одной крови, но все равно она казалась ему его настоящей дочерью.

- Лорла, - очень серьезно проговорил герцог, - я не знаю, что с тобой будет, даже если тебе удастся добраться до Драконьего Клюва. Бьяджио не рассказывал мне о тебе ничего, а я сам никогда не видел герцога Энли. Но ты должна туда попасть. Это важно для Нара. Ты это понимаешь, правда?

- Я знаю, что я такое, дядя. Для чего бы Господин меня ни предназначил, я готова.

Господин. Локкен по-прежнему ненавидел это слово. С момента своего приезда в Гот Лорла называла Бьяджио только Господином. Видимо, из-за рошаннского программирования. Очень тщательного программирования. Лорла знала, кто она - но это было все. В каком-то смысле она была уродом: растущей женщиной, замороженной в теле восьмилетней девочки. Она не знала, для чего она нужна Бьяджио, но, инкубированная в лабораториях, она всецело доверяла графу. Локкену было жаль девочку.

- Ты очень много для меня значишь, - сказал он. - Я горд тем, что помогал тебе. Мне жаль, что я не узнал тебя лучше.

Лорла потупилась.

- Мне жаль, что вы не могли рассказать мне больше. Может, когда-нибудь потом.

Улыбка Локкена получилась грустной. Они оба понимали, что "потом" не будет. Ни для самого Локкена, ни для семьи, которая опекала Лорлу этот последний год.

Подобно Рошаннам, подчинявшимся Бьяджио, легионы Форто знали свое дело. Со временем от Гота мало что останется. Но Гот не погибнет полностью. Если Лорла доберется до Драконьего Клюва, Эррит с Форто еще услышат о городе-крепости. Может, Бьяджио и безумец, но он - гений. Что бы ни задумывал граф Кроута, Локкен в нем не сомневался. Как и Гот, Черный Ренессанс легко не сдастся.

Лорла прошла мимо герцога Локкена к окну. Встав на цыпочки, она посмотрела на бой, который шел за стенами. Ее глаза скользнули по холмам и окружившим город боевым фургонам, по легионерам, вооруженным огнеметами и палицами. Все это ей предстояло миновать, надеясь только на свой маленький рост и покров ночи.

- Мне надо идти, - объявила она. - В снегопад они будут шевелиться медленнее. Локкен мрачно кивнул.

- Для тебя приготовлен пони. Дэвн во дворе. Он проведет тебя к потайной двери. Помни: дождись, чтобы ракеты пролетели, а потом направляйся к первому холму с яблонями. Там местность неровная и...

- Я знаю дорогу, - перебила его Лорла. Девочка начала волноваться. Слишком много разговоров. И Локкен больше ничего не сказал.

Целый час Форто наблюдал, как его осадные машины окружают город. Потом таран приготовили к бою. В окружении закованных в броню легионеров Форто подъехал, чтобы его осмотреть. Таран был чудовищно огромным - такой большой военная лаборатория изготовила впервые. В Гот таран тащили двадцать григенов. Колеса у него были в рост человека, из боков торчала сотня деревянных рукоятей, напоминавших лапки сороконожки. Передняя часть его была сделана из гранита и прикреплена к мощной дубовой балке, окованной железом. По верхней части шли веревочные петли, чтобы людей не затягивало под убийственно тяжелые колеса. Подводя коня к орудию, Форто пытался угадать, по силам ли будет машине эта задача. Прочность стен Гота вошла в поговорку, а городские ворота были укреплены пиками и кусками окаменевшего дерева. Город-крепость стоял неприступно на протяжении нескольких поколений, высокомерно не замечая бесчисленные войны. Некоторые утверждали, что его невозможно взять.

С другой стороны, для Нара и Бога нет ничего невозможного. Форто сдержал рвущегося встать на дыбы коня и повернулся к Каю. Шлем полковника покрывал тонкий слой снега.

- Вызови сюда две роты огнеметчиков. Пусть сосредоточат огонь на стенах вокруг ворот. Надо отогнать оттуда лучников. И прекрати ракетный обстрел. Я не хочу, чтобы какая-нибудь из этих проклятых штук упала рядом с тараном. Когда ворота рухнут, войска должны хлынуть в проем. Пехота готова, Кай?

- Давно готова, генерал.

- И не вводи в бой кавалерию до моего приказа. Надо будет расчистить ей проход. Мне не нужно, чтобы они задержались у ворот: Локкен будет на это рассчитывать. И, думаю, он приготовил для нас сюрпризы.

Кай поморщился.

- Сэр, если мы все равно собираемся использовать газ...

- Мне нужен Локкен, Кай. У меня есть для него сюрприз. Ну, отправляйся. Делай, как я сказал.

Кай пожал плечами и поехал собирать огнеметчиков, которых решил использовать командующий. Форто проводил его взглядом. Нетерпение грызло ему душу. Снег становился все глубже, а прекращение ракетного обстрела снова принесет темноту. Скрытые под металлическими перчатками пальцы посинели. Гот может держаться несколько недель, а зима стремительно приближается. Голод и холод быстро подорвут боевой дух войск, и рисковать нельзя.

Кай собрал огнеметчиков в считанные минуты. В соответствии с приказом он поставил их по обе стороны тарана, прикрывая его продвижение к воротам. Из сопел огнеметов вырвались упругие струи пламени, оттесняя лучников, оборонявших вход в город. Деревянные помосты на стене ярко вспыхнули. Готские лучники отошли на более безопасные позиции. Форто слышал их отчаянные крики: они требовали подкреплений. Они увидели таран.

Форто выхватил из-за спины боевой топор и поскакал вниз по склону. Позади него ехали знаменосцы, высоко поднимая Свет Бога. Вид золотого флага привлек внимание защитников крепости. Форто захохотал и погрозил им кулаком.

- Я здесь! - вызывающе крикнул он. - Попробуйте-ка попасть мне в сердце!

Но он был слишком далеко, и лучники это понимали, так что вместо него они осыпали стрелами таран и легионеров, выстраивающихся позади машины. Форто громко отдал приказ команде из ста человек. Над рукоятями тарана подняли железный колпак, служивший укрытием от стрел и копий. Каждый солдат впрягся в таран, обернув веревку вокруг пояса. Форто подъехал немного ближе, пока снова не оказался рядом с Каем. Роты огнеметчиков поливали огнем стену, оттесняя готчан. Языки пламени лизали камень. Ракеты больше не взлетали в небо. На мир навалилась глухая тьма.

Стены Гота уходили ввысь на пятьдесят футов. Высота ворот достигала двадцати. Генерал Форто быстро подсчитал, какое на них потребуется усилие. Пять ударов. Может, даже больше. Но на это нужно время, а ручные огнеметы не смогут вести огонь беспрерывно. Дальнобойные луки уже выбили несколько огнеметчиков. В свете факелов на ближайшей башне Форто увидел тени новых готчан, занимавших позиции. Его людям придется спешить.

- Кай, - совершенно спокойно проговорил он. - Пора.

Полковник Кай поднял саблю.

- Бей! - приказал он.

Воздух наполнялся хриплым дыханием. Огромные колеса тарана начали медленно поворачиваться. Лейтенанты у тарана сыпали проклятиями, торопя своих солдат. Орудие покатилось к воротам Гота, постепенно набирая скорость. Форто облизал обветренные губы. Таран застонал, ускоряя движение. Готчане испуганно закричали. Огнеметы выбрасывали гулкие струи пламени, рассыпавшиеся по стенам. Таран катился все быстрее. Ворота были все ближе. Форто стиснул зубы...

Громче удара грома таран врезался в ворота. Казалось, весь мир содрогнулся. Стоявшие на стене лучники упали на спину, а огнеметчики на секунду прекратили стрельбу, пораженные оглушительным звуком. Форто всмотрелся в темноту. Пламя огнеметов снова стало ярче, и стали видны поврежденные ворота. Как это ни странно, но по окаменевшему дереву пробежала тонкая сквозная трещина.

- С нами Бог! - захохотал Форто.

Легионеры, стоявшие вокруг тарана, разразились радостными криками. Их было уже две сотни: они разомкнули окружение вокруг Гота, готовясь ворваться в город. Всадники торжествующе потрясали мечами. Даже полковник Кай расплылся в улыбке.

- Еще раз! - приказал Форто.

Таран уже начали отводить назад. Ночь снова осветилась огнеметами. Новый дождь стрел хлынул на солдат; некоторые были ранены в спину. Кай направил взвод огнеметчиков к стене, чтобы справиться с этой новой угрозой. Расчеты из двух человек поспешили к стене и стали поливать ее пламенем. Хотя ручные огнеметы были менее мощными и не обладали такой дальнобойностью, как орудия на боевых фургонах, они доставали до верха крепостных стен. Обожженные лучники были вынуждены прекратить обстрел.

Таран снова двинулся вперед. Форто услышал отчаянные возгласы солдат: их мышцы мучительно болели от усилий. Таран набирал скорость - сначала медленно, потом все быстрее. Еще один удар сотряс землю: таран ударился в деревянные ворота. На этот раз трещина превратилась в зияющую расщелину. Форто подогнал своего скакуна ближе к воротам. Сквозь пробоину почти можно было увидеть город. Несколько деревянных перекладин еще удерживали ворота, но и они просели и следующего удара уже не выдержат. Кай выкрикивал приказы пехоте. Таран покатился обратно для последнего удара. Форто торжествующе гарцевал в свете огнеметов, хохоча и благодаря Небо за близкую победу. Свет Бога развевался у него над головой.

- Твое время кончилось, Локкен! - радостно провозгласил Форто.

Он бросил последний взгляд на холмы, где в готовности стояли кислотометы, и почувствовал трепет предвкушения.

Лорла добралась до потайной калитки как раз в тот момент, когда снег повалил всерьез. Ее пони устал от долгой и быстрой езды через город. Дэвн, ее проводник и опекун, покрылся тающим снегом и потом. Он был высок и болтлив, и Лорла встревоженно смотрела, как он разговаривает с солдатами у ворот и перекрикивается с расхаживающими по стене лучниками. Если не считать солдат, на улицах Гота было пусто. Ракеты перестали падать, и на город наползла тьма. Лорла беспокойно ерзала, слыша отдаленный стук в главные ворота. Звук напомнил ей барабанный бой.

Дэвн вернулся, сел на коня и стал ждать, пока им откроют проход. Он был намного меньше главных ворот и больше походил на дверь, такого же тускло-серого цвета, что и стена. Пока створка отодвигалась, Лорла попыталась выглянуть за стену. Там были только темнота и снег.

- Что это за звук? - нервно спросила она.

- Таран, - объяснил Дэвн. - Начали разбивать ворота. К счастью для нас. Все нарские солдаты собираются у главных ворот. - Он хитро улыбнулся ей. - Так что у нас может все получиться.

Лорла почти не знала Дэвна и сомневалась, что тот знает, кто она такая. Однако она постаралась ответить на его улыбку, потому что ей надо было заручиться расположением этого животного. Когда потайная дверь со скрипом открылась, она подъехала ближе.

- Кажется, никого нет, - сказал один солдат. Он посмотрел на стену, откуда лучник беззвучно просигналил, что можно ехать. - Ну, теперь побыстрее. Держитесь в тени и не мешкайте.

Дэвн кивнул.

- Готова, девочка?

- Готова, - солгала Лорла.

Дэвн поехал первым, пустив лошадь рысью. Темнота мгновенно проглотила его. Лорла взяла себя в руки и выехала вслед за ним. Казалось, пони ощущает ее страх и едва переставляет ноги. Лорла услышала еще один удар на другой стороне крепости, и страх погнал ее вперед. Дэвн нетерпеливо дал ей знак ехать впереди. За стеной все было тихо. Шум битвы здесь был едва слышен. Лорла позволила себе бросить печальный взгляд назад, на медленно закрывающуюся калитку. Как это ни удивительно, она словно исчезла, слившись со стеной.

- Ну, поехали, - приказал Дэвн.

Он быстро поскакал к холмам. Там будет темно и лесисто. Одетые в черное Лорла и Дэвн быстро растворились в тенях. Стремительно и безмолвно поехали они в неизвестность, которая ожидала их в Драконьем Клюве.

* * *

Герцог Локкен вышел на балкон своей башни и устремил мрачный взгляд на город, который вот-вот будет захвачен. Доклады поступали так быстро, что он не успевал их воспринимать. Его апартаменты были наводнены адъютантами. Легионы Форто прорвались через ворота и постепенно занимали город. Пламя огнеметов говорило Локкену, как далеко они продвинулись. Лариус, его военный советник, дергал его за рукав, словно мальчишка, умоляя о распоряжениях - или хотя бы каких-то признаках жизни. Но герцог Локкен мысленно был очень далеко. Его глаза остекленели от ужасного видения, мысли невероятно замедлились. Его сын, Джевин, был у главных ворот. И наверняка уже погиб. А еще через час к нему присоединятся его дочери, но сначала мародеры их обесчестят. Гот стремительно превращался в нарские развалины.

- Лариус, - тихо проговорил герцог, - отведи мою жену и дочерей в тронную залу. Жди там вместе с ними. Я скоро приду. Мне на секунду надо остаться одному...

- Нет! - вскричала его жена Карина, бросилась к нему и схватила за руку. Во время осады она держалась твердо, но теперь лавина ее эмоций готова была прорваться. - Я от тебя не отойду!

Локкен печально улыбнулся.

- Карина, сделай это ради меня. Я хочу посмотреть на город. Один.

- Мы останемся с тобой, - предложила его жена. - Отправь остальных, но не нас. Пожалуйста, наши девочки...

- Снова увидят отца всего через несколько минут, - перебил ее Локкен. - Иди в тронную залу. Жди меня там. И пусть охрана ждет за дверями. - Он повернулся к своему советнику. - Лариус, ты слышал? Я не хочу, чтобы в зале были солдаты. Ты один останешься с ними, понятно?

- Я понимаю, мой герцог.

Локкен обхватил лицо жены руками и притянул его ближе, едва слышно прошептав:

- Мне надо быть сильным, Карина, а времени осталось мало. Разреши мне минуту слабости, хорошо?

У Карины задрожали губы. Она безмолвно выскользнула из объятий герцога, взяла за руки дочерей и увела их из комнаты. Лариус тоже молчал. Старый вояка грустно улыбнулся своему герцогу, а потом ушел с балкона и выгнал всех из апартаментов.

Оставшись один, Локкен, герцог Гота, обратил взор на пылающий город. Прекрасный Гот. Сильный Гот. Возведенный рабами, политый кровью. Другого дома герцог никогда не знал. Слезы потекли по его щекам. Скоро за ним явится Форто, и надо, чтобы к этому времени у него не осталось слез. Он встретит нарского мясника с тем же презрением, которое заставило его. разодрать ненавистный флаг Эррита. Сегодня, даже пусть Гот падет, он не доставит своим врагам радости.

Тысяченогие бронированные легионы Форто, изрыгая пламя, двигались по городу. Над ними поднимались гранитные башни, усеянные лучниками, живые баррикады перегораживали улицу - отчаянные мечники Локкена стояли насмерть. Нарекая кавалерия пробивалась через узкие улочки, рубя саблями пехотинцев Гота, огнеметы прорезали пылающие коридоры. Наверху разгорался рассвет красный и безжалостный. Люди лаяли, словно псы, отдавая приказы о наступлении и отходе. Крики горящих заживо разносились по каменным коридорам.

С боем беря каждую улицу, легионы Форто приближались к замку Локкена. Цитадель уже была хорошо видна - высокая и внушительная в снежном рассвете. Два обледенелых флага мотались на пронзительном ветру. Генерал Форто гнал коня по телам убитых. На его лице застыло выражение торжества. Полковник Кай вел кавалерию в атаку по главной улице, не обращая внимания на дождь стрел с гранитных башен. Форто следовал за ним. Его тяжелый топор врубался в пехотинцев-готчан, сминая шлемы и круша головы. Кровь хлестала ему на ноги и на бока лошади. Удары огнеметов сотрясали улицы. Сбоку вылетел конный отряд защитников Гота, пытаясь зажать Форто между собой и пехотинцами. С яростным воплем Форто бросился им навстречу.

- За мной! - крикнул он.

Двадцать тяжелых конников услышали его и поскакали следом. Сообразительный огнеметчик направил свое орудие на надвигающихся готчан, и выстрел сжег треть отряда. Жар взрыва опалил лицо Форто и сжег брови, но генерал несся вперед. Не успело опасть пламя, как он уже сшибся с всадниками Гота. Почти сразу же по его закованному в латы плечу скользнул меч. Форто вскинул топор и опустил его, отрубив руку нападавшему, стремительно развернулся и нанес удар второму всаднику, не успевшему увернуться от лезвия. А в следующую секунду его люди окружили его и схватились с конниками-готчанами. Отдавшись слепящей битве, Форто пел свою жуткую боевую песнь и размахивал топором, врубаясь в плоть и доспехи и обливая себя кровью.

Когда схватка почти закончилась, Форто вывел коня из гущи боя и поехал за бригадой полковника Кая в сторону замка. Кай пробивал коридор такой ширины, чтобы по нему могли продвигаться григены, и боевые фургоны тяжело катились вперед, не смущаясь дождем стрел. Неудержимая колонна, щетинясь мечами и сияя пламенем огнеметов, медленно продвигалась к ожидавшему приступа замку. Готчане отступали к цитадели, перестраиваясь для последнего боя.

Теперь замок был ясно виден. Трехъярусный шедевр из камня и дерева напомнил генералу коренастого бульдога, страшного в своей готовности к смертной битве. Форто направил коня в центр отряда, пробиваясь сквозь тесные ряды пехоты и всадников. Полковник Кай адресовал ему мрачную улыбку.

- Цитадель, генерал? - спросил он. Форто кивнул.

- Именно там они будут держать оборону. Займи позиции на востоке и западе: по четыре роты с огнеметами. Остальные подъедут к дверям Локкена.

Кай подозрительно осмотрелся.

- Тихо, - заметил он.

Форто огляделся по сторонам. Действительно, было тихо. Они встретили только тщетное сопротивление горожан, а теперь улицы почти обезлюдели. Вскоре смесь довершит дело. Встревоженные молчанием, Форто и его легионеры развернули наступление на замок.

Регулярные войска Гота поспешно отступали, занимая позиции рядом с убежищем Локкена. Лучники прекратили стрельбу. Колонна Форто неспешно двигалась по опустевшим улицам. Глаза генерала скользили по переулкам и башням, высматривая стрелу убийцы, которой все не было. Издали, от крепости, доносились крики людей. На Гот опустилась странная тишина. Обитатели домов испуганно подсматривали в окна. Форто нахмурил лоб...

А потом он увидел вспышку. Она оказалась ярче солнца. Пораженный Форто осадил коня. В небо над замком взмыли ракеты, на миг повисли в вышине - и рассыпались фонтанами фейерверка. Ничего не осталось в мире, кроме неба над домом Локкена. Оно полыхало иллюминацией, имевшей только одну цель: осветить флаги Гота. Лицо Форто искривилось в страшной гримасе. На флагштоке развевался Черный флаг - вызывающий маяк на фоне темного снега. Последний плевок мятежного герцога.

- Локкен, - вскипел Форто, - гореть тебе за это в аду! - Генерал перекрестился и закрыл глаза, вознеся к Богу молитву о немилосердии. Его гнев вырвался наружу. - Поднимаешь свой флаг? - прошипел он. - Свой черный еретический флаг?

Ему едва удалось сдержать крик ярости.

- Быстрее! - проревел он своим людям. - Найдите мне этого ублюдка!

Нарский легион стремительно зашагал по улицам. Боевые фургоны развили максимальную скорость, на которую способны были григены. Кавалерийские кони храпели. Форто пробился в голову колонны. Огнеметы прекратили стрельбу, но Форто видел, как команды огнеметчиков занимали позицию у цитадели, с трудом устанавливая переносные огнеметы на временные станины. Полковник Кай подъехал к своему командиру. При виде крепости адъютант фыркнул.

- Похоже, что у них вообще нет обороны! - рассмеялся он. - Может, вы были правы, господин генерал. Достаточно будет просто постучаться!

На широком мощеном дворе стоял гарнизон Гота, мрачный и вооруженный. По флангам располагались остатки готской конницы. Защитники города-крепости не изображали оборону. Они просто ждали. Форто наклонился к Каю и прошептал ему на ухо:

- Кай, что это значит?

Полковник Кай пожал плечами: поведение войска поставило его в тупик.

- Не знаю. Может, они сдаются?

Форто поднял руку, делая знак колонне остановиться. Приказ разнесся по всему строю. Вооруженная змея остановилась почти одновременно. Форто беспокойно огляделся. Первая его мысль была о западне, но он не заметил ничего, что говорило бы об агрессивности - ни малейшего движения. Он посмотрел на солдат-готчан, охраняющих замок. Они не опускали мечи, но лучники не натягивали тетивы.

- Теперь и мне любопытно! - шутливо объявил Форто.

- Эй, вы! - крикнул Кай через двор. - Вы сдаетесь?

Готчане продолжали хранить молчание. До них оставалось шагов пятьдесят, и Форто подумал, что они могли не расслышать вопрос из-за ветра.

- Бог мой, - проворчал Форто, - они сдаются даже хуже, чем воюют!

И в эту минуту решетка на воротах замка Локкена начала подниматься. Охранники Гота раздались в стороны, открыв темные стены цитадели. Форто и Кай пытались разглядеть сквозь усиливающийся снег, что там делается. Из темноты появилась щуплая фигурка. Форто решил было, что это герцог - и сердце у него радостно забилось. Но уже в следующую минуту он узнал красный цвет военной формы Гота и понял, что это - не Локкен. Этот воин был стар, намного старше герцога. Он немного сутулился. Пройдя мимо защитников замка, ни на кого не глядя, он направился прямо к Форто и его армии.

- Что это? - спросил Форто. Он выпрямился в седле и передал свой топор Каю. - Кто ты такой? - спросил он у старого воина. - И какое у тебя ко мне дело?

Безо всяких церемоний солдат остановился всего в нескольких шагах от нарского генерала.

- Вы - Форто? - спросил он в упор.

- Старик, я первым задал тебе вопрос, - угрожающе сказал Форто. - Ты говоришь от лица Локкена?

- Да, я представляю герцога, - ответил воин. - Я - Лариус, военный советник города-крепости. Вы - Форто? Форто улыбнулся:

- Я - твой господин и главный палач, жалкий пес! Слуга Небес и архиепископа Эррита. - Генерал посмотрел гневным взглядом. - Где герцог?

- Герцог ждет вас в тронной зале, - сказал Лариус. - Мне приказано провести вас к нему.

- Личное приглашение? О, какая любезность! Я принимаю его, готчанин. Веди меня к этой свиные Полковник Кай откашлялся.

- Генерал...

- Не страшись, Кай, - сказал Форто. - Мы - в руках Божьих. Советник, веди нас. Кай, ты идешь со мной.

Готчанин Лариус презрительно посмотрел на них, но больше ничего не сказал. Он повернулся спиной к легионерам и направился обратно к воротам замка. Форто отправился за ним вместе с Каем. Следом двинулись десять солдат, которые всегда следовали за генералом. У ворот Форто и его спутники спешились, передав поводья коней нарским пехотинцам. Солдаты Гота смотрели на них с ненавистью.

Огромный зал был освещен факелами. Вдоль стен ровными рядами стояли солдаты в ярко-красных мундирах. Они держали поднятые вверх обнаженные мечи и больше походили на игрушечных солдатиков, чем на живых людей. Форто задержался на пороге.

Лариус остановился и оглянулся на него.

- Идемте, генерал, - нетерпеливо приказал солдат. - Они вас не тронут. Они получили приказ.

Уязвленный оскорблением, Форто бесстрашно вошел под своды холла. Полковник Кай двигался не менее демонстративно. В дальнем конце зала оказалось несколько открытых дверей. Лариус провел пришельцев через зал, а около дверей отошел в сторону, пропуская их перед собой.

- Герцог, - сказал он.

Форто шагнул в помещение. На противоположной стороне залы он увидел Локкена, сидящего на своем скромном троне. По его правую руку сидела Карина - сурово прекрасная. При виде генерала ее глаза гневно сверкнули. У ног герцогини сидели две маленькие девочки, дочери Локкена, - испуганные и растерянные. Сам герцог казался удивительно спокойным. В зале не оказалось охранников - вообще никаких солдат. Только Локкен и его семейка. Форто шумно зашагал по зале. С его доспехов капала кровь готчан. Подойдя к невысокому помосту, он остановился, набрал побольше слюны - и плюнул в спокойное лицо Локкена. С полным самообладанием герцог Локкен утерся.

- Так, - проскрежетал Форто. - Значит, вот где сидит король, а?

Локкен ничего не ответил.

- О, ты, коварная тварь! Ты ненавистен Богу! Как ты смеешь противиться воле Небес? Герцог продолжал молчать.

- Скажи хоть что-то, высокомерный червяк!

Но на его слова отреагировала Карина. С яростным воплем она бросилась на Форто, раздирая ногтями его щеки. Форто зашипел и схватил ее руку, вывернув так, что она упала на колени. Другой рукой он отвесил ей пощечину, разбив губу.

- Нет! - крикнул Локкен, вскочив с трона. Схватив жену в объятия, он прижал ее к себе.

- Держи свою жену в узде, Локкен, - предостерег его Форто, - или я заберу ее с собой и сам научу ее хорошим манерам.

- Не смей к ней прикасаться! - вскипел Локкен. Выпрямившись во весь рост, он встал перед огромным генералом. - Ты здесь ради меня, мясник. Ради меня одного.

Форто внезапно все понял.

- Так вот почему ты сдаешься? Чтобы спасти свою семью, пес?

Локкен поморщился.

- Да. Пощади их, и сегодня больше никто не умрет. Я могу убить тебя сейчас одним словом, Форто. Но я этого не сделаю. Если ты согласишься пощадить моих близких.

- Это решать Небесам, а не мне.

- Пощади их, - взмолился Локкен, - и ты сможешь уйти отсюда живым. Со всеми своими солдатами. Форто прищурился.

- Угрозы предателя? Как мне страшно!

- Я не предатель, - возразил Локкен. - Я верен нашему императору и памяти о нем. Ты - узурпатор, Форто. Ты и твой епископ. Называй это, как хочешь, но я поднимаю флаг Нара.

- О да! - протянул Форто. - Флаг! Ты ведь любишь флаги, правда, Локкен? - Форто повернулся к своим охранникам. - Хватайте его! - приказал он. - И женщин тоже.

Его легионеры моментально схватили всех членов правящей семьи Гота и потащили их следом за Форто, который уже выходил из тронной залы.

- Только не мою семью! - крикнул герцог, когда его схватили. - Боже, только не их!

- Тебя Бог не слышит, - бросил Форто через плечо.

- Только не их, пожалуйста!

- Не их, - согласился Форто. За дверями он снова обнаружил встревоженного Лариуса. Казалось, старый воин вот-вот потеряет сознание. Советник, твой господин хочет кое-что тебе сказать.

- Герцог Локкен? - ахнул Лариус.

- Скажи ему, Локкен. О нашем соглашении...

Казалось, Локкен успокоился. Он попытался высвободиться из рук солдат, но те его не отпускали. Все стражники Гота наблюдали за своим герцогом, не скрывая изумления. Герцогиня Карина заливалась слезами, как и две ее дочери.

- Свободный выход, - проговорил наконец Локкен. - Для всех. Если они оставят мою семью в живых, вы всех их отпустите. Обещай мне, Лариус.

- Мой герцог...

- Обещай мне!

- Обещай ему! - приказал Форто. - Или они все умрут прямо сейчас. И даже если вы нас убьете, мой легион сожжет Гот дотла.

- Мой герцог, это же ваша смерть! - взмолился Лариус. - Не заставляйте меня это делать.

Герцог Локкен наконец освободился от рук легионеров. Когда они попытались снова схватить его, Форто поднял руку, остановив их. Он позволил герцогу подойти к своему советнику и крепко сжать руки на его плечах.

- Я иду на смерть, - сказал герцог. - Ты меня слышишь? Иду на смерть. А после меня - больше никто. Дай мне слово, друг мой. Свободный проход для этих нарских чудовищ. Это - мой последний приказ. Ты его исполнишь?

Лицо Лариуса жалко сморщилось.

- Я все исполню, мой герцог. Мой... мой друг!

- Никаких лучников, никакой кавалерии, - настаивал Форто. - Ничего, пока мы не дойдем до ворот, старик. Это понятно?

- Да, - ответил Лариус. - Я слышу тебя, нарец.

- Вот и хорошо. - Форто злобно улыбнулся. - Тогда - на башню. Я хочу вблизи посмотреть на эти твои флаги, Локкен. Отведи нас туда. Немедленно.

Солдаты снова попытались схватить Локкена, но тот снова отбросил их от себя.

- Я не потащу тебя насильно, если этого не потребуется, - сказал Форто. - И твоих сучек тоже.

Локкен взял свою молодую жену за руку.

- Любимая, - сдавленным голосом проговорил он. - Прости, что я сделал с тобой такое.

Он опустился на колени перед плачущими дочерьми, на вид лет четырех. Казалось, дети не понимают, что происходит. Локкен поцеловал обеих девочек в лоб, утер их недоуменные слезы, а потом встал и повернулся к своему палачу:

- Я готов.

- Веди нас к своим флагам, - приказал Форто. - Твоя семья может смотреть, как ты умираешь, или может остаться здесь. Мне все равно.

Карина не выпускала руки мужа.

- Я хочу остаться с тобой! - взмолилась она.

- Нет! - ледяным голосом ответил герцог.

Он в последний раз поцеловал ее, подарил ей последний долгий взгляд и вышел. Форто и его люди пошли следом. Лариус попытался тоже пойти с ними, но Кай пнул его ногой.

- Только герцог! - рявкнул полковник.

Мужество Локкена произвело на Форто глубокое впечатление: герцог не дрогнул. Он повел их прямо к винтовой лестнице - темному колодцу, освещенному маслянисто коптящими лампами. У герцогини Карины вырвалось громкое, отчаянное рыдание. Однако Локкен остался твердым как сталь. Не говоря ни слова, он повел нарцев наверх. Когда они поднялись на башню, он открыл дверь, впустив внутрь холодный ветер.

Это была самая высокая башня города. Под ногами лежал весь полыхающий Гот. Форто вышел на крышу. В центре находился флагшток, который стал причиной стольких бед. А на вершине флагштока в занимающемся рассвете отвратительно светились два оскорбительных флага Гота. Старый флаг Нара заставил Форто содрогнуться от отвращения. Он несколько секунд смотрел на него, а потом склонил голову и начал молиться:

- Боже мой, Господь всего, дай мне силы положить конец этому фарсу. Бог света и милосердия, будь с нами, Твоими слугами.

Никто не присоединился к молитве Форто, но все, кроме Локкена, склонили головы. Закончив молитву, Форто вздохнул и посмотрел на герцога.

- Я даю тебе шанс на спасение, Локкен. Здесь и сейчас - отречешься ли ты от Черного Ренессанса? Примешь ли ты Небеса как свое избавление? Твой лорд Бьяджио - содомит и дьявол. Он совокупляется с мужчинами и не признает церковь Нара. Ради своей души, Локкен, отрекись от него и его дел.

Локкен уставился на Форто - и захохотал, удивленно качая головой.

- Сумасшедший! - объявил он. - Ты действительно сошел с ума! Ох, как мне тебя жаль, Форто. Мне жаль весь Нар. Ты околдован, неужели ты не видишь? Ты поверил в миф!

- Бог и ад - это не мифы, - сказал Форто. - Спаси себя от вечного пламени. Отрекись от Бьяджио, чтобы твоя душа смогла найти покой.

Герцог был непоколебим.

- Если ад существует, то я буду рад в нем гореть. Это лучше, чем пресмыкаться перед церковью Эррита. Именно такой ответ Форто ожидал услышать.

- Да будет так.

Он подошел к флагштоку, развязал узлы и быстро опустил флаги. Первым был опущен Львиная Кровь. Смяв его в комок, генерал бросил его вниз. Подхваченный ветром штандарт Гота скрылся из вида. Форто вернулся к флагштоку и срезал Черный флаг. Это был самый непримечательный флаг во всей империи: только черное поле. Но в нем таились целые поколения зла.

- Связать его! - приказал генерал.

Его солдаты моментально отрезали куски веревки и связали герцогу руки за спиной. Пока они действовали, Форто что-то бормотал над флагом: молился на древненарском, изгоняя бесовские силы. А потом он схватил флаг и разорвал его пополам. Локкен бесстрастно наблюдал за уничтожением полотнища. Форто запихнул обе половины влага герцогу за пазуху.

- Хочешь, чтобы твой флаг был поднят, герцог? Хочешь бросить вызов Небесам? Тогда сам поднимай свой проклятый флаг!

Полковник Кай толкнул связанного Локкена к флагштоку. Еще двое солдат сделали веревочную петлю и надели ее Локкену на шею. Быстрым рывком затянув ее, они заставили герцога встать на цыпочки.

- Ни о чем не жалеешь, Локкен? - издевательски осведомился Форто. Совсем ни о чем? Еще есть время, демон. Но оно быстро кончается. Тик-так, тик-так...

- Будьте вы прокляты - ты сам и твой епископ, мясник! Я буду ждать вас в вашем аду!

- Да-да, - согласился Форто.

Взмахом руки он отдал команду своим солдатам затянуть петлю. Светлые глаза Локкена вылезли из глазниц, язык вывалился наружу из отчаянно ловящего воздух рта. Он сумел немного задержать дыхание, но на полпути вверх оно вырвалось у него глухим вскриком. Его ноги судорожно задергались - и конца флагштока Локкен, герцог Гота, достиг уже мертвым. Форто наблюдал за ним с удовлетворением. Теперь весь город-крепость мог убедиться в глупости своего герцога.

- Да сжалится над тобой Бог, - тихо проговорил генерал.

Однако еретик получил по заслугам. Форто пообещал себе, что когда-нибудь проделает то же самое с Бьяджио, и тогда наконец Нар освободится от династии тиранов.

Чувствуя безмерную усталость, генерал Форто повернулся в своему верному полковнику:

- Пойдем, Кай. У нас еще остались дела. Форто первым ушел с башни, стремясь оставить позади пучеглазый взгляд герцога.

Генерал Форто спокойно вывел свой легион из города.

Верный своему обещанию Лариус отозвал лучников с башен и увел с улиц потрепанную пехоту. Все равно город горел, так что люди нужны были на пожарах. Генерал Форто решительно ехал мимо изумленных горожан, не реагируя на тихие проклятия взрослых и злобные взгляды зареванных детей. Солнце уже поднялось, и его яркие лучи растапливали покрывший землю снег. Оказавшись у ворот, Форто поднял взгляд к небесам, ища знамения. За грядами облаков виднелись серо-голубые лоскуты неба. Бог говорил с ним, как это было все эти последние месяцы. В стихающем ветре он ощутил дыхание Господа. Форто кивнул в знак того, что понял веление.

Отъехав на безопасное расстояние от города, Форто подозвал к себе полковника Кая. Его заместитель подъехал рысью. Форто обратился к нему шепотом, так что полковнику пришлось приблизиться вплотную к генералу.

- Кай, пора. Уводи людей от города. Но оставь таран. Пусть он стоит у ворот, чтобы их перекрыть.

- Таран? - Полковник Кай оглянулся через плечо на гигантское орудие, которое все еще перекрывало большую часть проема гигантских ворот. Пехотинцы и конники протискивались по обе его стороны. - Мы оставим его здесь?

- Мы оставим его именно здесь. Собери офицеров. Пусть они едут к кислотометам и дают команду готовиться.

Казалось, полковник Кай потрясен услышанным.

- Генерал...

- Это - Божья воля, полковник. Там так и разит злом. Город нужно очистить.

- Генерал, вы обещали Локкену пощадить их. Его семья...

- На его семье лежит такое же пятно, как и на нем, - твердо заявил Форто. - Как и на всем Готе. Мы здесь для того, чтобы искоренить Ренессанс, задушить его, как пожар. Я не оставлю дело на половине.

Лицо Кая напряглось.

- Сэр, я могу говорить прямо?

- Ты всегда это делаешь, - огрызнулся Форто.

- Сэр, это резня. Это - убийство.

- Убийство? - вспылил Форто. - Кто говорит об убийстве? Это спасение, полковник, не заблуждайся! Черный Ренессанс - это опухоль. Если бы у тебя была болезнь плоти, разве ты не вырезал бы ее? Именно это мы здесь и делаем. Мы спасаем Нар. Перестань закрывать глаза, Кай. Хоть раз сам осознай правду!

Скрытая угроза генерала заставила Кая замолчать, и он молча отвел взгляд в сторону холмов, окружающих город, где ожидали приказов смертоносные кислотометы.

- Подожди, пока мы отойдем на безопасное расстояние, - сказал Форто, а потом пускай сигнальную ракету.

Кай мрачно кивнул и отъехал, но Форто окликнул его:

- Кай!

Полковник повернулся к Форту:

- Да, генерал?

- Выполнять волю Небес нелегко, Кай. Ни мне, ни кому бы то ни было. Молись, чтобы тебе были дарованы силы, и Он даст их тебе.

- Да, генерал, - бесцветным голосом отозвался Кай. И поспешно уехал.

Только что овдовевшая герцогиня Гота Карина стояла на вершине крепостной башни, глядя, как тело мужа раскачивается на ветру. Туго затянутая вокруг шеи веревка придала его лицу странный лиловый цвет, сделав почти неузнаваемым даже для женщины, родившей ему троих детей. На башне было холодно. Снег почти прекратился. Лариус вытащил кинжал и начал перерезать веревку, чтобы снять тело своего господина. Добрый Лариус единственный человек, с которым Карина смогла сделать это необходимое, но столь мрачное дело. Внизу безутешно плакали ее дочери. Ее единственный сын, наверное, погиб - лежит залитый кровью среди убитых на городской стене. Карина дрожала всем телом. Ей удалось справиться со слезами, но она попала в какой-то туман, поглотивший все вокруг. Ей было двадцать девять, и она совершенно не предполагала, что сможет любить этого мужчину, который был настолько старше ее. Но теперь, когда его не стало, она не могла представить себе жизни без него.

Окружавшая город армия Форто отступала, как и было обещано: этот факт поразил Карину. Она не ожидала, что мясник сдержит слово. Когда утренний свет залил долину, они увидела, как они удаляются от города. Им оказалось достаточно убить ее мужа. Герцогиня подавила рыдание и пошла к флагштоку, чтобы помочь Лариусу спустить Локкена вниз. Его тело уже остыло. Карина обхватила его руками и опустила на крышу, с проклятиями пытаясь развязать петлю.

- О боже! - простонала она. - Мой муж...

Глаза Локкена были широко открыты. Они невидяще смотрели на нее. Лариус накрыл их ладонью и опустил герцогу веки. Старый вояка встал на колени, поцеловал своего господина в лоб и попятился назад, чтобы не мешать горю госпожи. Карина прижала голову Локкена к груди и стала его укачивать. Она пыталась понять, стала ли она теперь повелительницей Гота. Вернется ли Форто, чтобы продолжить свое мщение? Карина погладила мужа по голове, убирая пряди волос с безжизненного искаженного лица. Лариус подошел к краю башни и посмотрел на город. Мокрый снег лежал до горизонта, но во многих местах его съели огонь и дым. Далеко внизу Карина слышала вопли своих людей: беспомощный, недоуменный плач детей и их матерей. По улицам сновали солдаты, стараясь задушить пламя с помощью одеял и песка. Карина закрыла глаза и прошептала молитву - не новому Богу Нара, а прежнему, когда Бог был добрым. Пока Аркус не умер, она любила церковь. Она даже совершила паломничество в Черный город, чтобы увидеть огромный Собор Мучеников и послушать проповедь Эррита. Но в руинах старой империи что-то роковым образом нарушилось.

Какой-то звук, раздавшийся вдалеке, прервал молитву Карины. На холмах слышались странные глухие удары. Карина вытянула шею, стараясь увидеть, что происходит. Эти звуки внезапно окружили ее со всех сторон. Испугавшись, она положила Локкена и поспешно подошла к Лариусу. Советник смотрел вдаль.

- Лариус, что это? Что это за звук?

- Не знаю, миледи. Огнеметы?

- Огнеметы? О нет, не может быть!

- Я не вижу вспышек, - согласился Лариус. - Но звук...

Что-то просвистело у них над головой. Лариус схватил свою госпожу и заставил ее лечь. Карина пронзительно закричала. Еще один снаряд с шипеньем ударился в стену башни. Раздался звук, похожий на шипенье мощной струи пара. Далекие звуки с холмов участились. Карина высвободилась из рук Лариуса и подбежала к каменному парапету.

- Что это? - закричала она, закрывая уши руками, чтобы не слышать этого звука. - Лариус, что...

Весь Гот начал наполняться дымом: зеленые клубы поползли по улицам. Странная бомбардировка заставила всех горожан поднять головы к небу. Когда неумолимый туман стал окружать людей, они начали кричать, выцарапывая себе глаза. Ветер разносил сладковатый запах чего-то гадкого. Карина понюхала воздух - и запоздало поняла, что вдыхает яд. Огонь заполз ей в ноздри, сжигая слизистую оболочку. Горло у нее сжало спазмом, глаза наполнились слезами. Она отшатнулась от парапета, налетев спиной на Лариуса, и отчаянно попыталась ухватиться за него. Глаза старика были налиты кровью. Ужасаясь, не имея возможности ни дышать, ни кричать, герцогиня Карина посмотрела на свое запятнанное платье и поняла, что слезы у нее окрашены в алый цвет.

2

Золотой граф

Его звали Помрачающий Рассудок.

Это имя ему дал его прежний господин, Аркус, император Нара, - и Саврос носил его с гордостью и называл себя так сам даже в присутствии благородных имперских дам. Он обращался со своими инструментами так, как художник с кистью: бережно, умело и талантливо. Некоторые говорили, что он безумен, но все соглашались на том, что в его деле ему нет равных, что он один из редких умельцев Нара. Солдаты завидовали тому, как он владеет ножом, женщины падали в обморок, когда он рассказывал свои мрачные истории. Он понял свое истинное призвание еще в детстве.

Симон наблюдал за работой Помрачающего Рассудок, ужасаясь любви палача к своему делу. Его паучьи пальцы ползли по плоти жертвы, его кисти вращали целый арсенал узких ланцетов, словно острые дирижерские палочки. Симон знал, что видит мастера. Несмотря на вопли подвешенной к потолку на цепях жертвы, он был заворожен зрелищем.

- Это так легко, - шептал палач. Его язык быстро лизнул ухо жертвы. Так легко умереть...

Голос был медовым, тошнотворно сладким и душным. Он лился из горла Помрачающего Рассудок подобно песне, терзая несчастного, заставляя его говорить. Но испытуемый уже почти потерял дар речи. С его губ срывалось только невнятное трийское бормотание, однако Саврос Помрачающий Рассудок еще не закончил. Он извлек из своего белого жилета еще один ланцет и продемонстрировал жертве, медленно поворачивая в слабом свете темницы, ловя кромкой лезвия оранжевое пламя факелов. Симон неподвижно стоял в углу камеры, ожидая смерти пленника.

Как все трийцы, пленник был совершенно белым. Увидев его, Саврос пришел в восторг. Для него белая кожа стала полотном, растянутым на цепях. Он моментально принялся за дело, вырезая ножами орущие фигуры на обнаженной спине несчастного. Их было уже почти двадцать - и они образовали причудливую живую фреску. Кровь неумолимо стекала на пол, кусочки трийской плоти прилипли к сапогам Помрачающего Рассудок. Но казалось, что Саврос совершенно их не замечает. Наблюдая за этой картиной, Симон невольно задумался, не так ли выглядит ад.

- Прекрасно, - заметил палач, любуясь своим драгоценным ланцетом. Он поднес его к серому глазу трийца, помутневшему от усталости и боли. - В Черном городе есть кузнец, который тратит много дней на одно такое лезвие. Он - лучший мастер ножей в Наре. - Саврос проверил лезвие кончиком пальца и ухмыльнулся. - Уй! Острое.

Саврос уже не трудился говорить по-трийски. Его жертва потеряла способность понимать что бы то ни было, и он это знал. Но это было самым приятным моментом. Симон с трудом держал себя в руках. Он - Рошанн, и если он отвернется, Бьяджио об этом услышит. И он крепился и продолжал смотреть, как Саврос гладит узким ланцетом мокрую от слез щеку и с воркованием поет свою песню и как закованный в цепи триец с дрожью готовится умереть.

- Да делай же! - прорычал Симон, выходя из себя.

Саврос обратил смеющийся взгляд в темный угол, где ждал Симон. На потолке у него над головой висел паутинный кокон, полный новорожденных паучат, но Симон не сходил с места.

- Ш-ш! - прошептал Саврос, прижимая к губам тонкий палец.

В камере было жарко и пахло патокой. Симону было душно. Голос Помрачающего Рассудок звучал у него в голове. Он слушал его уже несколько часов, и ноги болели от усталости. Снаружи, в реальном мире, уже, наверное, встало солнце. Если бы можно было, Симон выбежал бы из камеры и сблевал, но ему еще предстояло сделать грязное дело.

- Если ты уже узнал все, что нужно, убей его! - приказал Симон. - Он все же человек. Обращайся с ним, как с человеком.

Казалось, Саврос потрясен.

- Ты привел его сюда для меня, - напомнил он Симону. - И теперь не мешай мне делать мое дело.

- Твое дело сделано, Помрачающий Рассудок. Если тебе нужно кого-то прирезать, купи себе на ферме козу. Он был трийским воином. Оставь ему хоть немного чести.

- Что это ты такой нежный? - с издевкой осведомился Саврос. Тонкий ланцет вращался в его пальцах. - Разве Рошаннов не учат вести допросы?

Симон вышел из темноты. В центре камеры стоял столик для приспособлений Помрачающего Рассудок: странная коллекция металлических предметов с остриями и щипцами, аккуратно разложенных на серебряном подносе. Рядом с мрачным блюдом стоял кувшин розовой воды. Саврос имел странную привычку смачивать губы своим жертвам прохладной жидкостью, заставляя их жаждать большего. Симон оттолкнул палача, взял кувшин и поднес его к губам трийца, налив воды ему на губы и язык. Несчастный застонал от благодарности.

- Что ты делаешь? - возмутился Саврос.

Симон ничего не ответил. Продолжая лить воду, он взял со стола нож. Этот был не таким красивым, как остальные. Он был широким и тяжелым, с зазубренным лезвием, как пила мясника. Симон крепко сжал рукоять и подался вперед так, что его губы почти коснулись уха пленника.

- Хорошей тебе смерти, воин, - просто сказал он и погрузил клинок в сердце трийца.

Из горла несчастного вырвался хриплый вскрик. Руки сжались в кулаки, сотрясая кандалы и длинные крепкие цепи. Глаза широко раскрылись, секунду осмысленно смотрели на Симона, а потом погасли. Симон вернул на стол кувшин, потом - нож и спокойно поглядел на Савроса. У Помрачающего Рассудок от изумления отвисла челюсть.

- Ты его убил! - пролепетал Саврос.

- Ты как кошка, которая играет с птицей, - резко бросил Симон. - Я не намерен смотреть на эти глупости.

- Я с ним не закончил! - взвыл Саврос. Он бросился к обмякшему телу, пытаясь нащупать пульс. - Я скажу Бьяджио, что ты сделал!

- Я сам ему скажу. Ну, что он говорил? Я слышал, как ты упоминал Вэнтрана. Он в Фалиндаре?

Саврос не слышал вопроса. Он водил тонкими пальцами по спине своей жертвы, восхищаясь собственным искусством и ловя кожей лица уходящее тепло тела. Симон нетерпеливо переступил с ноги на ногу. В те дни, когда Саврос служил императору, он был одним из любимцев Аркуса, членом его привилегированного "железного круга". Теперь он стал изгнанником, как и прочие сторонники Бьяджио, и застрял на Кроуте. Никому из них не нравилось здесь жить, но, похоже, Саврос переносил изгнание хуже остальных. Помрачающий Рассудок всю жизнь провел в Черном городе, занимаясь своей мрачной профессией. Он привык к изрыгающим дым трубам военных лабораторий и сырости подземелий. Чистый океанский воздух вызывал у него депрессию. Однако он все еще пользовался привязанностью Бьяджио, а это означало, что он может влиять на графа. Симон понимал, что нельзя заходить с ним слишком далеко.

- Саврос, - настоятельно спросил Симон, - что он говорил? Вэнтран в Фалиндаре?

- Он был такой красивый, - рассеянно ответил Саврос. - Я хочу еще такого!

- Вэнтран...

- Да, да! - вспылил палач. Саврос отпустил мертвеца и повернулся к столу. Вынимая окровавленные ланцеты из жилета, он стал раскладывать их на серебряном подносе, недовольно хмурясь. - Все так, как ты и подозревал, шпион! - Он выплюнул это последнее слово, словно ругательство. - Вэнтран в Фалиндаре с женой.

- Что еще он сказал? - продолжал спрашивать Симон.

- А, да выучи ты этот проклятый язык! Или ты нас не слушал?

Симон ощетинился, но промолчал. Среди тех, кто бежал с Бьяджио на Кроут, щелкающую трийскую речь понимал один только Саврос. Он однажды объяснил, что "должен знать язык тех, с кем работает". И у Савроса была способность к языкам, которой Симон мог только дивиться. Это была первая поездка Симона в Люсел-Лор - и он надеялся, что она станет и последней. Он попытался выучить хотя бы несколько трийских фраз, но Саврос оказался плохим учителем, а Симон - отвратительным учеником. И с тех пор их враждебность только усилилась.

Симон осторожно наблюдал за Савросом, глядя, какчон своими запятнанными руками превращает белое полотенце в красное. Он заметил какой-то блеск в неестественных глазах Помрачающего Рассудок - в ярких синих глазах что-то пряталось. Он не сказал всего.

- Что еще? - спросил Симон. - Я знаю, что ты не все мне сказал.

- Неужели знаешь? - нарочито изумился Саврос. - Ты же Рошанн, Симон Даркис. Тебе полагается быть наблюдательным. Что я узнал? Можешь догадаться?

- Перестань дурачиться, - приказал Симон. Саврос уступил, гадко улыбнувшись.

- Есть ребенок, - с удовольствием сообщил он. - У Вэнтрана дочь.

У Симона оборвалось сердце.

- Дочь? Сколько ей лет?

- Очень маленькая. Еще младенец. Может, год. Может, больше - не знаю. Но она живет с ними в крепости. - Саврос отложил грязное полотенце. Похоже, тебе придется вернуться, а?

Симон поморщился. Этого ему хотелось меньше всего.

- Вэнтран все еще чего-то ждет, - добавил Саврос. - Тебе надо сказать об этом Господину. Скажи ему, чтобы он перестал возиться со своей вендеттой и увез нас с этого проклятого острова.

Симон мрачно пообещал себе, что он непременно так и сделает. Он в последний раз взглянул на мертвого воина, висевшего на цепях. Безжизненные глаза были широко открыты и устремлены прямо на него. Невидимый ветерок раскачивал тело, заставляя цепи греметь. У Симона было такое чувство, будто он вымазался в грязи. Обратный путь из Люсел-Лора был долгим и неприятным, но этот воин гордо переносил все унижения. Сидя связанным в вонючем корабельном трюме, он почти не говорил и не ел. Симон посмотрел на исхудавшее тело, изуродованное безумными творениями Помрачающего Рассудок. Только Савросу удалось сломить железную волю трийца, и всего за несколько часов.

- Как его звали? - тихо спросил Симон.

Саврос изумленно воззрился на него:

- Что?

- Его имя. Как его звали?

- Я обучил тебя этой фразе, - напомнил ему Саврос. - Разве ты сам его не спросил?

Симон покачал головой. До этой минуты ему не хотелось знать имя своего пленника.

- Хакан, - сказал Саврос и вздохнул. - Какая обида. Он мог прожить гораздо больше.

- Хакан, - повторил Симон. Потом он посмотрел на Савроса и ядовито сказал: - Я рад, что убил его.

Не сказав больше ни слова, Симон стремительно вышел из камеры. Он проскользнул через железные ворота, отделявшие темницу от остальных катакомб, и попал в винный погреб графа, где дремали тысячи бочек бесценных вин, наполняя воздух сладким ароматом. Большинство были из собственных виноградников Бьяджио: это был нектар, который высоко ценился по всей империи. Целая армия слуг графа ухаживала за виноградниками, а в погребах рабы в ошейниках ворочали тяжелые бочки и пробовали вина, дозревающие до идеального букета. На проходившего мимо Симона рабы не обращали внимания. Они знали, что он - любимец графа, но не лорд Нара. Он был Рошанном, а это означало, что он - слуга графа, то есть практически ничем от них не отличается.

За винным погребом находилась резная каменная лестница, вытесанная из цельного гранита. Ее ступени были стерты ногами многих поколений. Симон поднялся наверх: ему не терпелось побыстрее глотнуть свежего воздуха. Открыв дверь, он оказался на половине прислуги, в задних комнатах просторного дома графа. Уже наступило утро. Тонкие нити солнечного света проникали сквозь хрусталь окон и падали на пол, выложенный красной плиткой. Симон услышал, как в кухне стучат кастрюли: рабы начали готовить завтрак. Он подошел к окну и выглянул наружу. Дворец графа стоял на возвышении, и перед Симоном лежали холмистые виноградники, уходившие на запад, и сверкающий океан вдали. Он вдохнул сладкий воздух и закрыл глаза. Перед ним все еще стояло лицо мертвого трийца, но сильнее всего была усталость. Мучительно хотелось заснуть - или хотя бы снять сапоги и дать отдых стертым до волдырей ногам, но он - о знал, что его ждет господин. От этой мысли Симон содрогнулся. Он говорил с графом совсем недолго, когда приехал накануне поздно вечером, а потом сразу же пошел с Савросом в темницу.

Бьяджио был прав относительно дотошности Помрачающего Рассудок.

- Боже! - прошептал Симон, не открывая глаз.

Он все еще ощущал запах крови. Эрис тоже его почувствует. С его губ сорвался тихий стон. Она будет о нем беспокоиться. Но ей придется подождать - еще совсем немного.

Мимо прошла судомойка. Симон поймал ее за руку, и она подскочила от неожиданности.

- Где граф? - спросил он.

- Господин? - пролепетала девочка. У нее в руках была корзинка с яйцами, которую она чуть не уронила. - Кажется, он в купальне, сэр.

Он отпустил ее, виновато улыбнувшись. Только сейчас ему пришло в голову, как он должен выглядеть в одежде, забрызганной кровью. Эти слуги графа все еще не привыкли к своим гостям из Черного города, и хотя Симон в течение нескольких лет довольно подолгу останавливался во дворце, к нему все еще относились как к чужому.

Он прошел через дворец и вышел на крытую аллею, вымощенную красным кирпичом и обрамленную цветами и великолепными статуями. Его окружили острые ароматы сада. Он смущенно поправил мятую одежду. Бьяджио ненавидит неопрятность. И в этой части дворца даже рабы были одеты лучше, чем Симон. Это было восточное крыло, обитель самого графа, куда допускались очень немногие. Симон сомневался в том, чтобы туда хоть раз приглашали Савроса или кого-то из лордов Нара. И, подходя к белому зданию - каменной и золотой мечте зодчего, - Симон невольно замедлил шаги, стараясь ступать как можно тише. В саду Бьяджио подавать голос разрешалось только птицам. Усердные садовники уже начали утреннюю работу: они обрезали гигантские кусты роз, выдергивали сорняки. Вслед Симону издевательски свистнул дрозд, свивший себе гнездо в ветвях персикового дерева. Симон бросил на птицу возмущенный взгляд, мечтая о подходящем камне, чтобы запустить в нее.

Дорожка привела его к бронзовой арке, увенчанной колючими плетями вьющейся розы. Вход охранял огромный евнух с алебардой. При виде Симона охранник шагнул в сторону, и Симон прошел через арку в узкий внутренний двор. Обойдя его, он направился в купальню. Через несколько секунд он уже видел кедровую дверь, которая вела в парную. Ее крошечное окошко запотело. Из высокой трубы в утренний воздух вырывался влажный дым. На деревянном колышке висел один халат.

"Хорошо, - подумал Симон, подходя ближе. - Он один".

Он тихо постучал. Дерево под пальцами оказалось теплым. После недолгого молчания из парной раздался зевающий голос его господина.

- Входи, - приказал Бьяджио.

Симон приоткрыл дверь. Ему в лицо ударила струя пара. Кого-то другого его температура могла бы удивить, но Симон знал привычки своего господина и был готов к ожогу. Он моргал, привыкая к ароматному пару, вглядываясь в глубину парной. Там было темно: единственный свет исходил от углей, нагревавших камни. В углу сидел граф Ренато Бьяджио, разнежившийся, словно кот. Он был совершенно голым, если не считать небольшого полотенца, обвязанного вокруг бедер. Его золотистая кожа блестела от пота, длинные влажные волосы цвета янтаря падали на плечи. Невероятно яркие глаза открылись при звуке шагов Симона, а на прекрасном лице заиграла приветливая улыбка.

- Привет, мой друг, - проговорил Бьяджио.

Его голос был странным, нечеловеческим, он пел, словно дорогой музыкальный инструмент. Симон услышал его на фоне шипенья пара: гипнотическую мелодию, зовущую его приблизиться. Даже по прошествии стольких лет этот голос порой заставлял его трепетать.

- Доброе утро, господин, - отозвался Симон. - Я вам не помешал?

- Ты никогда мне не мешаешь, Симон, - сказал Бьяджио. - Входи. Дай на тебя посмотреть.

- Извините, господин, я в жутком виде. Я вернусь, когда оденусь, как подобает для встречи с вами. Казалось, это привело Бьяджио в восторг.

- Дай мне на тебя посмотреть, - снова повторил он. - Открой дверь.

Симон неохотно открыл дверь и вошел в нагретую парную. Его сразу же окружили клубы пара. Яркие глаза лл Бьяджио широко раскрылись.

- В самом деле! Я вижу, что ты слишком близко подходил к Помрачающему Рассудок. Ты ужасно выглядишь, Симон.

- Простите меня, господин. Я спешил сообщить вам новости. Я скоро вернусь.

Он повернулся, чтобы уйти, но Бьяджио остановил его.

- Чепуха! - заявил граф. - В конце концов, это же купальня. Сними с себя все это и садись рядом. - Он похлопал по скамье рядом с собой. - Сюда.

Симон с трудом удержал проклятие. Он уже ощущал на себе жадный взгляд Бьяджио.

- Я не могу, милорд. Я только оскорблю ваш взгляд!

- Перестань изображать шлюху, Симон, - сказал граф. - Я настаиваю, чтобы ты сел рядом. А теперь раздевайся. Полотенце у тебя за спиной.

Там действительно нашлось еще одно полотенце. Симон снял с себя одежду, бросился за кусочком ткани и туго замотал ее вокруг пояса. Пар был невыносимо жарким. Симон чувствовал, как у него горит все тело. Он с ужасом увидел, что Бьяджио берет ковшик и выливает на раскаленные камни очередную порцию жидкости. С камней вверх рванула струя влажного пара. Бьяджио со вздохом закрыл глаза и глубоко вздохнул. Как и все бывшие сподвижники Аркуса, граф терпеть не мог холод. Это было одним из странных побочных эффектов снадобья, которое они употребляли, чтобы поддерживать себя. Даже в самые долгие летние дни кожа Бьяджио была по-зимнему холодной. Та же алхимия, которая сделала его глаза ярко-синими, превратила его кровь в ледяную воду. А еще это снадобье сделало его бессмертным - или почти бессмертным. Симон считал, что графу не меньше пятидесяти, но выглядел он вдвое моложе. Здесь, в купальне, когда его тело было полностью открыто, Бьяджио казался каким-то легендарным существом. Он был человеком некрупным, но мышцы у него были крепкие и выпуклые и плавно двигались под гладкой кожей. Граф гордился своим телом и любил его демонстрировать, особенно Симону.

Симон уселся рядом со своим господином. Горячее дерево обожгло ему зад. Он поправил полотенце так, чтобы Бьяджио мог видеть как можно меньше его тела.

Бьяджио приоткрыл один глаз и улыбнулся, проведя ледяной рукой по руке Симона.

- Я рад, что ты вернулся домой, мой друг, - сказал граф. - Я по тебе скучал.

- Я рад вернуться, - ответил Симон. Жара уже начала на него действовать: у него стали слипаться глаза. - Никогда еще Кроут не казался мне таким прекрасным. Когда мы увидели его с корабля, я чуть не расплакался. Вы знаете, как я не люблю воду.

- А что Люсел-Лор? Как тебе показалось это отвратительное место?

- Оно показалось мне очень далеким, - пошутил Симон. - И совсем другим. Они - странные люди, господин. Вам надо было посмотреть на того, которого я привез Савро-су. Кожа у него была молочно-белая. И волосы тоже. Они не просто светлые. Они... странные.

- Он уже мертв - тот, которого ты поймал? Симон кивнул:

- Я убил его сам. Саврос ведет себя отвратительно. Я больше не мог на это смотреть. Но триец сказал все, что знал. Я убедился в этом, прежде чем его убить.

Бьяджио рассмеялся:

- Наш Помрачающий Рассудок - словно дитя малое! Он так предвкушал работу с трийцем. Я посмотрю на это создание, прежде чем от него избавятся. Хочу увидеть сам. Аркус всегда был к ним неравнодушен, а теперь вот Вэнтран пожелал у них поселиться. Мне хочется знать, откуда это берется. - Лицо графа омрачилось. - Я слышал, что они очень красивы. Это так?

- Красивы, мой господин? В глазах других трийцев - возможно. Я видел их не так уж много. Когда я узнал, что этот - из Фалиндара, я поймал его и уехал.

- И ты, конечно, сделал правильно, - ответил граф, прислоняясь к стене. - Времени прошло немало, но я не сомневаюсь, что Вэнтран все еще чего-то от меня ждет. Хорошо, что тебя не видели. Ты прекрасно справился, друг мой. Как всегда. Итак, какие у тебя новости? Симон собрался.

- Как и подозревалось, Вэнтран поселился в Фалиндаре. Он живет со своей женой, трийкой.

- Да, - прошептал Бьяджио. Все знали, что Вэнтран предал империю ради женщины. - Жена. Хорошо...

- Этот воин - один из охранников крепости. На нем была такая же синяя куртка, как и на других воинах из тех мест. Саврос говорит, что в Фалиндаре много таких, как он. Возможно, они охраняют Вэнтрана.

- Надо думать, они считают Шакала героем! - бросил Бьяджио. - Этот человек умеет к себе привлечь. Что еще?

Какую-то долю секунды Симон собирался солгать, но это было немыслимо. Он был Рошанном Бьяджио. Слово "Ро-шанн" на языке Кроута означало "Порядок". Он был избранным, а это значило, что он обязан своему господину всем. Особенно правдой.

- Есть ребенок, - быстро проговорил он. - Девочка. Она от Вэнтрана. Бьяджио ахнул.

- Ребенок? У Шакала дочь?

- Если верить тому трийцу - то да. Она живет с ним в цитадели. Но, кажется, ее редко видят. Возможно, Вэнтран действительно по-прежнему вас боится. Кажется, этот триец понял, что я там делаю. Я понял это по его глазам, когда захватил его в плен.

Бьяджио засмеялся и захлопал в ладоши:

- Превосходно! Ребенок! Лучшего и желать было нельзя! Захватить ее... Вот это была бы боль, правда, Симон? Это было бы великолепно!

Именно такого предложения Симон и ожидал.

- Только если до нее можно было бы добраться, господин. Но мне кажется, что это маловероятно. Если она в крепости, то ее наверняка бдительно охраняют. Лучше нам просто убить Вэнтрана. Если он отправится на охоту или...

- Нет! - резко ответил Бьяджио. - Это не боль, Симон. Это не потеря. Когда Вэнтран предал Аркуса, он приговорил его к смерти. И он отнял Аркуса у меня. Я любил Аркуса. Я уже никогда не буду прежним. И Нар тоже. - Граф с отвращением отвел взгляд. - Ты меня разочаровал.

- Простите меня, - тихо попросил Симон, поспешно вкладывая руку в руку Бьяджио. - Я знаю, как вы скорбите, господин. Смерть императора по-прежнему причиняет боль нам всем. Я просто хотел предложить такую месть, которая кажется мне осуществимой. Захватить его дочь или жену...

- Будет единственной достойной местью, - закончил вместо него граф. Он должен страдать так же, как страдал я. Я отниму у него все самое дорогое, как он отнял у меня Аркуса. - Бьяджио больно сжал пальцы Симона. Молю тебя, друг мой: пойми меня! Я здесь один, если не считать тебя. Остальные меня не знают. Они следуют за мной из одного только честолюбия. Но мне нужна твоя преданность, Симон.

- Она всегда ваша, господин, - ответил Симон. - Вы знаете, что я вам верен. Рошанны всегда будут с вами.

И это была правда. Хотя Симон не был уверен в собственной верности, множество других членов тайного общества Бьяджио были рассеяны по всей расколовшейся империи. Бьяджио создал их из праха ферм Кроута, использовал их для того, чтобы свергнуть собственного отца, а потом - чтобы служить императору. Что бы ни стало с Бьяджио и его планами на трон, Рошанны всегда будут принадлежать ему. Он был их основателем, их богом, их маяком. Бьяджио был жизнью Рошаннов, и его агенты его обожали.

- Не надо думать о смерти Аркуса, господин, - попробовал утешить его Симон. - Думайте о другом. Вы нужны нам. Вы нужны Нару. Только вы способны воссоздать империю.

Бьяджио тихо засмеялся.

- Никто не способен так править с Железного трона, как это делал Аркус. Но я попробую, если получится.

- Скоро? - спросил Симон.

- Время - это роскошь, которая есть у нас и которой нет у наших врагов, мой друг. Нас защищает флот Никабара, в нашем распоряжении все богатство этого острова. Эрриту и его друзьям до нас не добраться. И у нас есть снадобье! - Лицо Бьяджио стало насмешливым. - Интересно, как Эр-рит себя чувствует в последнее время. Его мучения должны уже стать нестерпимыми. Бовейдин считает, что в конце концов абстиненция его убьет.

- Прекрасно, - сказал Симон, вытирая пот со лба. - И наше изгнание закончится.

- Но это будет не таким сладким концом, как тот,.. который я для него придумал, - парировал Бьяджио. - Поверь мне, мой друг. Узурпаторов ждут сюрпризы. Пусть они мучаются без снадобья и гадают, что мы им готовим. Эррит говорит, что страдание полезно для души.

Оба рассмеялись, представив себе, как пухленький епископ сохнет без дарующего жизнь снадобья. Когда Бьяджио со своими сторонниками бежал на Кроут, в Наре не осталось никого, кто мог бы синтезировать снадобье. Пусть Эррит захватил трон - но у Бьяджио есть Бовейдин, а маленький ученый никогда не выдавал состав своего снадобья. И что еще важнее, у графа был адмирал Никабар. Командующий Черным флотом дал им возможность бегства. Его дредноуты покинули Нар и епископа Эррита, и даже в эту минуту плавучие боевые машины адмирала темными силуэтами качались у горизонта, патрулируя воды вокруг острова Бьяджио. Кроут стал их новым домом, и граф был более чем гостеприимен. Они все жили здесь по-королевски, пили вина и ели яства Бьяджио, а его слуги ухаживали за ними. Тоскуя по дому, они даже назвали крошечный остров "Малым Наром".

- Я долго отсутствовал, господин, - сказал Симон. - Какие еще известия были из Черного города? Эррит сидит на троне?

- Не один. Я так и думал. Он заставил Форто работать за него. Генерал притворяется императором, хотя и не решается так себя называть.

Симон обеспокоенно поднял брови:

- Значит, нет надежды, что его армия присоединится к нам?

- На это никогда не было надежды. Форто слишком честолюбив, чтобы упустить трон. И у нас всегда были плохие отношения, даже когда Аркус был жив. Форто знал, что его единственным шансом на власть был союз с Эрритом. - Бьяджио презрительно улыбнулся. - Наш проклятый епископ - человек умный. Сейчас у нас суша против моря.

- Тогда нам необходима полная уверенность в верности Никабара, господин. Мы обречены, если потеряем его флот. Бьяджио возмутился:

- Симон, ты меня изумляешь! Дакар - человек хитрый, но он никогда не был предателем. Он мой друг, как и ты. Я не хочу даже слышать подобных подозрений.

- Мой долг - заботиться о вас, господин, - объяснил Симон. - Я буду следить за ним не потому, что я сомневаюсь в ваших словах, а потому что вы мне дороги. Чтобы противостоять легионам Форто, нам необходим флот адмирала.

- Ах, Симон, - рассмеялся граф, - да ты - настоящая клуша! Неужели ты думаешь, что в твое отсутствие я сидел сложа руки? Кое-что уже приведено в движение. - Он сделал пальцем круг. - У меня планы не на одного только Вэнтрана! Эррит и Форто скоро узнают, каково связываться с графом Бьяджио.

Лицо Бьяджио расплылось в ухмылке, и Симон внезапно почувствовал себя ужасно глупо. Ну, конечно, его господин действовал! Как он мог в этом усомниться? Это была умственная работа, мудрая и хитрая, и ее трудно было увидеть и оценить. Вот почему они поклялись ему в верности, вот почему сам Симон стал Рошанном. Бьяджио гениален. Иначе, чем ученый Бовейдин или безумец Саврос. Бьяджио родился с талантом к интригам. Сам Аркус понял это и сделал графа своим ближайшим советником. В дни прежней империи Рошаннов Бьяджио его "Порядка" страшились даже больше, чем солдат Форто. Он был невидимой армией, легионом призраков.

Симон откинулся на спинку скамьи и расслабил мышцы в потоке горячего воздуха. Было так приятно выйти из темницы. А еще приятнее - сойти с корабля. Он провел почти все плавание в каюте, стараясь не дать желудку вырваться из горла. И все время ему грезился триец, закованный в трюме, и он не мог понять, зачем он принял участие в этом деле. В последнее время ему недостаточно стало напоминать себе, что он - Рошанн. Почему-то у него начала появляться совесть.

- Мне можно вас кое о чем спросить, господин? - решился он наконец.

- Конечно.

- На обратном пути мы не видели ни одного лисского корабля. Я все думал, куда они девались. Вы не знаете? Бьяджио быстро глянул на Симона.

- По-моему, ты уже и сам знаешь ответ на этот вопрос, мой друг.

- Значит, они начали свои нападения?

- Никабар сказал мне, что они уже довольно давно нападают на нарские торговые корабли. Пока тебя не было, они совершили набег на Дорию.

Симон был потрясен.

- Так близко от Черного города? И что Никабар предпринял?

- Ничего, - ледяным тоном ответил Бьяджио. - И ты это знаешь, Симон. Не смотри на меня с таким негодованием. Ты должен мне доверять. Это часть моего плана.

- Нар не сможет от них защититься, господин. Без флота - не сможет.

- Я это знаю.

- И все-таки ничего не делаете? У Бьяджио опасно вспыхнули глаза.

- Я не собираюсь оправдываться и объясняться. Даже перед тобой. Не забывай: это не я украл империю! Пусть наш народ винит в нападениях лиссцев Эррита.

- Но Черный флот может их остановить, милорд! Речь идет о невинных людях...

- Достаточно! - оборвал его Бьяджио, подняв руку. - Право, Симон, иногда мне кажется, что я слишком тебя балую. Ты меня расстроил. Испортил мне баню.

Симон потупился:

- Простите, господин.

Бьяджио продолжал обижаться и молчал, пока Симон не поднялся, чтобы уйти. А тогда граф вдруг резко спросил:

- Куда ты собрался?

- Мне показалось, что мне лучше сейчас вас оставить.

- Ты собираешься увидеться с ней?

В этом вопросе было столько ревности, что Симон мог только пожать плечами.

- Если можно, господин. Бьяджио отвел взгляд.

- Мне все равно.

Симон остановился у двери.

- Мой господин, если вы этого не хотите...

- Ты был сегодня со мной очень невежлив, Симон. Да, да, иди к своей женщине. Но помни, кто позволил вам завести роман. Ты сожительствуешь с ней только благодаря моей доброй воле. Ты Рошанн, Симон. Тебе полагается быть преданным мне одному. Я терплю твое увлечение только потому, что ты мне дорог. Не злоупотребляй этим.

- Да, милорд, - виновато отозвался Симон.

- А, ладно, иди, - приказал Бьяджио, махнув рукой. - Но приходи завтра. Я тоже хочу побыть с тобой.

Симон повернулся к двери, но Бьяджио снова окликнул его. На этот раз граф говорил гораздо мягче.

- Симон, - сказал Бьяджио, глядя на него с искренней тревогой. - Я знаю, что тебе трудно. Но я прошу тебя мне довериться. Я знаю, что делаю.

- Я в этом не сомневаюсь, господин.

- Через несколько дней у меня будут новые сведения. Тогда мы все встретимся за ужином, и я попытаюсь всем все объяснить. Подожди этого момента, а пока не суди меня слишком строго.

- Слушаю и повинуюсь, - ответил Симон с поклоном. Он вышел из купальни, пятясь, оставив своего господина в клубах пара.

Симон отложил встречу с Эрис почти до полудня. Она беспокоилась о нем, но ему хотелось как следует вымыться и избавиться от испачканной одежды. Поскольку он был любимцем Бьяджио, шкафы в его спальне были переполнены прекрасными нарядами. Он выбрал легкую рубашку из красного кроутского шелка, сбрил бороду, расчесал волосы и постарался вычистить из-под ногтей спекшуюся кровь. Когда он оделся, слуги принесли ему на завтрак молоко с печеньем, и он жадно все проглотил. Дождавшись часа, когда его господин должен был уже уйти из купален и начать дневные дела, Симон вернулся в восточное крыло дворца. Там, в музыкальном салоне, он нашел Эрис в одиночестве: она рассеянно разминалась у станка. Пока она разогревала мышцы, ее зеленые глаза смотрели в никуда. Симон остановился в дверях и стал смотреть на нее. У нее был печальный вид, и ему стало грустно. Он пожалел, что не нарвал для нее в саду цветов. Крадучись, он прошел к роялю и нажал на клавишу. Удивленная неожиданным звуком, Эрис повернулась - и заулыбалась, увидев его.

- Здравствуй, моя радость, - тихо сказал он.

- Симон!

Эрис высвободила ногу из станка, бросилась к нему, обхватила руками и уткнулась лицом ему в грудь. Симон застонал и поцеловал ее темные волосы, наслаждаясь ис-. о ходящим от них ароматом сирени.

- Прости, любимая, - прошептал он. - Я не мог прийти к тебе раньше. Я приехал вчера вечером, но...

Она поцелуем заставила его замолчать. Симон поцеловал ее еще раз, а когда она отстранилась, он жадно посмотрел на нее.

- Ох, как мне тебя не хватало! - сказал он. - Как ты? Он хорошо с тобой обращался? Девушка засмеялась:

- Конечно! А почему бы ему со мной плохо обращаться? Ведь я - его добыча!

- Ты моя добыча, - промурлыкал Симон, отрывая ее от пола и кружась с ней по салону. Эрис радостно завизжала. - Видишь? Я тоже могу танцевать! пропел Симон, кружась по плиткам пола.

Он остановился у табурета для рояля, усадил маленькую танцовщицу себе на колени и стал теребить губами ее шею. Эрис снова засмеялась, а потом вдруг откинула голову и застонала. Они долгие недели не прикасались друг к другу, и теперь оба не в силах были остановить прилив чувств.

- Не здесь! - предостерегла его Эрис. - И не сейчас.

- Тогда сегодня ночью, - настоятельно сказал Симон. - Когда он заснет.

- Да, сегодня ночью, - согласилась она. - Ах, мой любимый, я так тревожилась...

- Не надо тревожиться, - прошептал Симон. Обхватив ее лицо ладонями, он заглянул ей в глаза. - Посмотри на меня. Я ведь обещал тебе, что вернусь, правда? И вот я здесь.

- Да! - взволнованно подтвердила она, крепче обнимая его. - Больше не оставляй меня! Он поморщился.

- Ты же понимаешь, что я не могу тебе этого обещать. Не заставляй меня тебе лгать.

- Я понимаю, - сказала Эрис. - Но теперь ты вернулся, и нам всем больше некуда уезжать, пока господин не пойдет на Нар. А это может случиться еще через много месяцев. - Она мечтательно вздохнула. - Несколько месяцев вместе...

- Или меньше, - вставил Симон. Ему не хотелось портить ей настроение, но она должна была знать правду. - Я не знаю, какие у Бьяджио планы на Эррита и даже на Вэнтрана. Я могу ему для чего-то понадобиться.

- Только не сейчас! - взмолилась Эрис. - Не так быстро. Ты только что вернулся! Скажи ему, чтобы он подождал. Симон засмеялся:

- О да! Он с удовольствием это услышит. Извините, господин, но ваша рабыня не хочет, чтобы я уезжал. Вы ведь можете отложить ваши планы, не правда ли? Можете? Вот и прекрасно!

- Планы? - парировала Эрис. - У господина есть планы? По тому, как все себя ведут, этого не скажешь!

- Значит, они его не знают, - сказал Симон. - У господина всегда есть план. И он нам о нем скоро расскажет. По крайней мере так он сам мне сказал.

Эрис провела пальцем по контуру его губ.

- Гм... Значит, у тебя будет время поговорить с ним о нас, так ведь?

- Не могу. Он уже на меня сердит. Сейчас я не могу ни о чем его просить.

Эрис разжала руки, обвивавшие его шею.

- Симон, ты же обещал...

- Знаю, но все изменилось. Он думает только о Вэнтране. Мне кажется, он хочет, чтобы я снова вернулся в Люсел-Лор.

- Нет! - отчаянно вскрикнула Эрис. - Ты обещал, что попросишь его, когда вернешься! Он же все равно знает о нас с тобой. Он не откажет тебе в этом. Тебе - не откажет. Я видела, какой он с тобой, Симон. Он ни в чем не может тебе отказать. Он влюблен в тебя...

- Перестань! - строго сказал Симон, предостерегающе поднимая руку. Не говори так. Я знаю нашего господина. Но я - Рошанн, Эрис. Рошанны не женятся.

- Для тебя он сделает исключение, - спокойно ответила Эрис. - Я в этом уверена.

Симон был отнюдь в этом не уверен. Он любил Эрис, любил с того дня, когда Бьяджио купил ее и привез на Кроут, но он давным-давно принес клятву своему господину. Он - Рошанн, его семья - Порядок. Таких исключений просто не делают. Более того - о них никогда не просят. Он обещал Эрис, что попросит Бьяджио немного поступиться правилами и проверит на прочность их странную дружбу, но теперь, вернувшись под темное крыло графа, он несколько потерял свой оптимизм. Бьяджио слишком к нему привязан, чтобы делить его с женщиной.

Симон потрогал золотой ошейник на стройной шее танцовщицы. Если бы не это неприятное украшение, она не походила бы на рабыню. Ее кожа пахла дорогими духами и маслами, а не углем и кухней. Она была балованной любимицей Бьяджио, его драгоценной танцовщицей, и он заплатил за нее царский выкуп. Он обожал ее - не так, как Симон, а как собиратель обожает прекрасное добавление к своей коллекции. В огромном дворце Бьяджио было множество картин и статуй, и все они были бесценными. Однако самым ценным его имуществом была Эрис. Возможно, она была лучшей исполнительницей во всей империи, феноменом, как и сам Бьяджио. Симон знал, что, глядя на нее, Бьяджио видит уголок небес.

- Я поговорю с ним, - мрачно пообещал Симон.

- Когда? - настаивала Эрис. - Когда он снова тебя куда-то отправит?

- Если он снова меня куда-то отправит, - уточнил Симон. - Я пока не знаю, что он задумал. Возможно, у него нет для меня никаких поручений. Похоже, я пользуюсь здесь большой популярностью. Вы оба хотите, чтобы я был рядом с вами.

Это не было шуткой, поэтому Эрис не засмеялась. Она молча смотрела, как он встает с табуретки и идет в окну. Высоко в небе пели жаворонки. Когда Симон уезжал в Люсел-Лор, на острове было жарко, но теперь стало холоднее: в воздухе ощущался намек на смену времени года. Только это и бывало на Кроуте - намек на осень. Симону хотелось уйти из дворца, лечь с Эрис под деревом и наблюдать за облаками, как это делают дети. Ему хотелось оказаться где-нибудь далеко, перестать быть главным подчиненным Бьяджио. Ему хотелось стать нормальным человеком.

- Я меняюсь, - прошептал он.

Эрис тихо подошла сзади и взяла его за руку, но Симон продолжал смотреть на открывающийся из окна вид.

- Ты устал, любимый, - быстро сказала она. - Отдохни. Приходи ко мне сегодня ночью, если захочешь. Или не приходи, а просто выспись.

Симон тихо засмеялся.

- Ты меня не слушаешь. Я меняюсь, Эрис. Я уже не уверен, что я здесь ко двору. Господин изменился. Он думает только о мести. Это снадобье довело его до безумия. И мы все - пленники его сумасшествия.

- Не говори такие вещи! - предостерегла его Эрис. - Тебя могут услышать.

- Это не имеет значения. Все знают, что Бьяджио сошел с ума. Ты знаешь, что он приказал мне выкрасть из Люсел-Лора человека? Я привез его сюда. Саврос всю ночь пытал его, чтобы узнать, где Вэнтран.

Эрис побледнела.

- И что с ним стало?

- Я его убил, - ответил Симон. - Пришлось. Саврос стал с ним забавляться. Это было тошнотворно. Мне пришлось положить этому конец.

- Ты был к нему милосерден, - прошептала Эрис. - Видишь? Ты хороший человек, любимый.

- Хороший? - насмешливо переспросил Симон. - Я - Рошанн. Среди Рошаннов нет хороших людей. А если я хороший, тогда мне среди них не место.

Она взяла его за руку. В ее зеленых глазах было бесконечное прощение.

- Ты делаешь то, что должен, так же, как я. Мы принадлежим ему. Идти против него - значит умереть. Симон притворился, будто согласен с нею.

- Ты права, - сказал он, надеясь закончить этот разговор. - Мне на корабле было плохо. Это вывело меня из равновесия. - Он поцеловал ей руку. - Извини, что я так с тобой здороваюсь. Обещаю, что этой ночью я буду совсем другим.

- Не приходи, если не хочешь, - мягко проговорила она. - Или если тебе кажется, что господин будет недоволен. Я пойму.

- Я приду, - ответил Симон. Он осторожно выпустил ее руку. - Жди меня в полночь у садовой стены. А теперь занимайся. Бьяджио был бы недоволен, если бы я помешал тебе работать.

Они позволили себе прощальный поцелуй, а потом Симон ушел из музыкального салона. Его сердце отчаянно колотилось от предвкушения.

3

Ричиус Вэнтран

Ричиус Вэнтран натянул повод и остановил коня рядом с зарослями ягодного куста. Здесь, в горах вокруг Фалиндара, дул сильный ветер. И если бы не ветер, он не заметил бы обрывка окровавленной ткани, который словно флажок трепетал на кривой ветке. Он увидел ее с седла, тревожно осмотрелся и спешился.

Все было спокойно, если не считать тихого жужжания ветра в ветвях. Животные встревоженно притаились. Неподалеку следом за ним ехали Карлаз и Люсилер, украдкой осматривая окрестности, однако Ричиус чувствовал, что поиски закончены.

Солнце ярко светило. Ричиус затенил глаза и повернул узкий лоскут к солнцу, чтобы рассмотреть. Казалось, он оторвался от поношенной рубашки плотной, как та, какие носят фермеры. Она не была синей, так что ее оставил не Хакан, но она появилась здесь недавно, и высохшая кровь еще не выцвела. Ричиус решил, что это трийская кровь - если только фермер сам не убил кого-то. Ричиус осмотрелся. Чуть выше каменистый склон уходил во что-то вроде пещеры. Он вытянул шею, пытаясь заглянуть туда, но вход был темным, и его скрывал каменный завал. Казалось, конь прочел его мысли: он недовольно фыркнул.

- Не тревожься, парень, - сказал Ричиус своему коню. Подойдя к нему, он почесал ему лоб. - Мы туда не пойдем.

Конь опустил голову, подставляя Ричиусу свою шею. Конь в этих краях был редким сокровищем, и это животное, похоже, понимало свою ценность. Местность здесь была очень неровной, а большую часть лошадей съели их владельцы в тяжелые дни войны. Это животное было из Нара: Ричиусу его подарил старый друг. У него был безупречный шаг и добрый нрав, напоминавшие Ричиусу о родине.

- Ричиус!

Люсилер и Карлаз поднимались наверх пешком. Их белая трийская кожа сияла на солнце. Ричиус поспешил им навстречу.

- Тише! - сказал он. - Я кое-что нашел.

Он вручил лоскут ткани Люсилеру. Триец сощурил глаза, внимательно рассмотрел находку Ричиуса, уверенно кивнул и передал ткань Карлазу, который понюхал ее и хмыкнул.

- Где ты это нашел? - спросил Люсилер. Ричиус указал на кусты:

- Вон там, у скал. Он был на ветке.

Вместе они вернулись к кустам, где Ричиус показал ему острый сучок, за который зацепилась ткань. Куст был прочный, с шиповатыми ветками, расставленными во все стороны, но других лоскутов на них не оказалось. На земле валялось еще несколько обломанных веток. Карлаз провел рукой по верху куста, осмотрел землю и снова что-то проворчал.

- Тассон, - уверенно прошептал предводитель львиных всадников.

Так назывался зверь, на которого они охотились. Это трийское слово означало "золото". Подобно тому как Ричиус назвал своего коня Огнем, так и львиные всадники давали своим гигантским кошкам имена. Карлаз встал на колени и прижался лицом к земле, глубоко втянув в себя воздух. Потом он погрузил палец в землю и попробовал грязь на вкус. Похоже, исследование его удовлетворило: он посмотрел на Люсилера и кивнул.

- Что это значит? - спросил Ричиус, а потом повторил свой вопрос уже по-трийски: - Карлаз, что это?

- Моча, - объяснил Люсилер. - Кошки всегда метят места, где они были. Карлаз почувствовал ее вкус. Он считает, что лев совсем близко.

Ричиус указал на вход в пещеру.

- Там, - предположил он.

Казалось, Карлаз с ним согласен. Все трое взялись за оружие. Трийцы сняли из-за спины жиктары, а Ричиус вытащил свой гигантский меч Джессикейн. При виде чудовищного клинка Люсилер тихо засмеялся.

- Хорошее оружие, чтобы убивать львов, - заметил он. - А больше мало на что годится.

Ричиус судорожно вздохнул и сжал обеими руками рукоять меча. Он был шести футов роста, а меч был почти в человеческий рост. Его изготовили десятки лет тому назад для его отца, и даже после многих месяцев занятий огромный клинок быстро лишал Ричиуса сил.

- Это не Хакан, - мрачно заметил Люсилер, пряча грязный лоскут себе в рубашку.

Хакан исчез уже несколько недель тому назад, и хотя некоторые считали, что его сожрал взбесившийся лев Карлаза, этого быть не могло - лев сбежал всего несколько дней назад. Все надеялись, что воин вернется в крепость и выяснится, что он подвернул ногу в горах или упал в колодец. Однако неделя уходила за неделей, и такой поворот событий казался все менее вероятным.

Тем не менее взбесившийся лев уже убил двоих. Одним был его собственный всадник, которого внезапное бешенство его животного застало полностью врасплох. Второй жертвой зверя стал фермер из ближайшей деревни. Ричиус не был знаком с этими людьми, но видел найденное тело львиного наездника. Одним ударом лапы лев снес ему голову. Фермеру посчастливилось меньше. Его дети утверждали, что он еще продолжал кричать, когда лев поволок его в лес.

Ричиус не рассчитывал найти Хакана в логове льва. И в то, что воин мог свалиться в колодец, он тоже не верил. Хакан был трийским воином, одним из лучших в Фалинда-ре, и ему прекрасно были известны все опасности Люсел-Лора. Некоторые говорили, что он попался льву, другие - снежному барсу, но Ричиус подозревал, что его друг стал жертвой более страшного существа: чудовища с золотистыми волосами, ярко-синими глазами и неутолимой злобой.

- Мы его здесь не найдем, Люсилер, - сказал Ричиус.

- Он ушел охотиться, - резко ответил Люсилер. - Он мог зайти сюда на обратном пути в крепость.

- Прошло слишком много времени, Люсилер. Никто не уходит охотиться на две недели. Даже если...

- Ишэй! - рявкнул Карлаз, заставив их замолчать.

Предводитель львиного народа пригнулся и жестом приказал им сделать то же самое. Ричиус понял, что он собирается сделать.

- Нет! - прошипел он. - Ты с ума сошел! Туда идти нельзя!

Люсилер строго посмотрел на друга:

- Мы должны. Это животное - убийца!

- Но только не туда! - запротестовал Ричиус. - Мы окажемся в ловушке!

- Карлаз считает, что лев спит. Это самое подходящее время.

Ричиус покачал головой:

- Ни за что! Теперь, когда мы его нашли, нам надо привести подмогу. Чтобы его убить, нас троих мало.

- Карлаз его убьет, - объявил Люсилер. - Нам надо только его прикрывать.

Ричиус закрыл глаза и пробормотал молитву. Ему снова представился обезглавленный львиный наездник, и его резко затошнило. Конечно, Карлаз прекрасный воин, но даже ему не справиться с вышедшим из повиновения львом. Что еще хуже, этот зверь безумен. Он не признает в Карлазе предводителя и убьет его, не колеблясь.

Однако он понимал и то, что Люсилер прав. Животное уже убило двух человек, и если его не остановить, оно убьет снова. Они выслеживали его два дня, и теперь оно в ловушке. Ричиус ощутил тяжесть Джессикейна. Старый меч не пробовал крови уже больше года. Вэнтран надеялся, что на этот раз клинок обагрится только кровью гигантской кошки.

Карлаз пошел первым, стремительно поднимаясь по каменистому склону. Под его большим телом осыпались мелкие камни. Рядом двигался Люсилер, с подлинно кошачьей бесшумностью поднимаясь по склону. Ричиус двигался последним и с гораздо меньшей ловкостью. Ему не удавалось держать меч так, чтобы не ударять о камни, возвещая о своем приближении. Взобравшись по крутому склону, они остановились у входа и заглянули в пещеру. В глубине царил мрак - можно было только разглядеть, что пещера огромная, что в ней влажно, множество уступов и похожих на зубы сталактитов. Вблизи от входа, там, где солнечный свет еще боролся с бесконечной тьмой, лежал человеческий торс, который ни с чем нельзя спутать. Ног у трупа не было - только костистые пеньки, окруженные рваной плотью. Лицо исчезло. Карлаз как-то посвятил его в странные привычки взбесившихся львов. По какой-то необъяснимой привычке мертвые глаза жертвы приводили их в бешенство, так что они прежде всего уродовали лицо.

- Похоже, мы его нашли! - с иронией бросил Ричиус. Он выпрямился и попытался заглянуть дальше в пещеру, но не увидел ничего, кроме истерзанного трупа и бесконечного сумрака похожей на лабиринт пещеры. Карлаз прошел в глубину пещеры, держа жиктар прямо перед собой. За труп фермера уже взялись мелкие твари. В провалах носа и глаз копошились личинки, Ричиус слышал, как пищат сытые крысы. Карлаз выругался.

- Лев там, глубже, - сказал Люсилер. - Будь готов.

В этом совете Ричиус не нуждался. Все его чувства были настороже, он ловил даже самые тихие звуки. Они прошли глубже в темноту, пока вход в пещеру не превратился в далекий круг света, и только напрягая глаза, можно было видеть пол под ногами. Ричиус двигался медленно и неуверенно, а вот оба трийца шли с нечеловеческой легкостью, выбирая путь инстинктивно. Ричиус стал смотреть на них, на их белую кожу, как на путеводный маяк. Они оказались в огромном зале из голубовато-серой скальной породы, где было душно, а из земли поднимались камни, похожие на гротескные статуи. Стены были усеяны пятнами темноты - там в никуда уходили узкие туннели. Свод потел вязкой зеленой водой, и капли ее гулко падали в лужи с высоты в сотню футов.

Но льва не было.

- Где он? - спросил Ричиус. - Я ничего не вижу.

Он уже сильно нервничал. Вход в пещеру стал еле различимым, в жаркой духоте пот тек ручьями. Люсилер облизывал губы, исследуя пещеру, а Карлаз крепко зажмурил глаза и принюхивался к затхлому воздуху. Когда повелитель львов открыл глаза, вид у него был растерянный. Он проворчал что-то, что Ричиус не расслышал.

- Он не знает, где лев, - прошептал Люсилер. - Воздух слишком плотный. Он не может учуять льва.

- Тогда нам лучше уйти, - отозвался Ричиус. - Здесь опасно.

Люсилер решительно покачал головой:

- Нет. Мы должны его найти. Оставайся здесь, Ричиус. Дальше тебе ничего видно не будет. Мы с Карлазом начнем обыскивать галереи.

- Что? Вдвоем? Не выйдет. Я пойду с вами.

- Нет! - возразил Люсилер. - Ты там будешь слепым. Оставайся здесь.

Ричиус снова начал протестовать, но Люсилер и Карлаз быстро исчезли в широкой галерее, оставив его одного в гулкой пещере. Ричиус упер конец меча в землю. В Арамуре он был королем, хотя и недолго. Но здесь он был просто розовокожим, чужаком, лишенным способностей приютивших его трийцев. Он любил Люсилера, как брата, но в такие моменты не мог не чувствовать раздражения.

Ричиус занялся осмотром пещерного зала. Люсилер говорил правду: он был почти слеп. Однако он осторожно двигался по пещере, наблюдая за тенями и верхними уступами, пытаясь услышать гортанные звуки дыхания льва. Где-то в темноте в грязный прудик плюхнулась то ли лягушка, то ли змея. Доносился свист ветра в скалах. А вот следов чудовищной кошки не было видно, и ему вдруг подумалось, что лев в это время, возможно, крадется за ним самим. Он с тревогой посмотрел наверх. На карнизах ничего не было. Он направился в сторону туннеля, в котором исчезли Карлаз с Люсилером, но тут до него донеслось испуганное ржание коня.

Огонь!

- Люсилер! - завопил Ричиус, бросаясь к выходу из пещеры. - Я его нашел!

Из-под его ног в темноте летели грязь и камни. Когда на его лицо упали лучи солнца, он уже держал Джессикейн над головой. Под карнизом он услышал отчаянный крик лошади и, заглянув вниз, увидел, как лев преследует его коня, загоняя в узкий проход между двумя гребнями. Задние лапы зверя напряглись: он готовился к прыжку.

- Нет! - закричал Ричиус, прыгая со скалы вниз. Лев посмотрел наверх, и его желтые глаза широко раскрылись. Лапа поднялась слишком поздно: Джессикейн уже опускался. Раскроив зверю лапу, Ричиус упал на землю и откатился от льва, взревевшего от боли.

- Беги! - закричал Ричиус, но Огонь не шевелился.

Конь оцепенел от ужаса и только смотрел. Лев открыл пасть и зарычал, обнажив острые клыки. Ричиус поспешно вскочил и поднял меч, дожидаясь прыжка. Лев наклонил голову. Ричиус сделал шаг назад. Громадный круп пружинно напрягся перед прыжком. Джессикейн дрожал...

А потом сверху раздался боевой клич и метнулось мускулистое тело. Карлаз уже летел. Он опустился прямо на льва, вогнав жиктар в его плоть. Лев пошатнулся от боли и лапой отбросил нового противника. Его глаза зажглись яростью. Он прыгнул на Карлаза, и повелитель львов встретил его, сшибся со зверем и обвил своими мощными руками его шею.

Ошеломленный Ричиус едва мог двигаться. Люсилер скатился вниз и поспешил к месту боя. Ричиус пустился за ним, не выпуская из рук меч. Однако зверь метался, пытаясь сбросить с себя Карлаза, Люсилер и Ричиус не могли нанести решающего удара и кружили вокруг сцепившихся человека и зверя, тыкая во льва оружием. Карлаз потерял жиктар. Лев ревел и пытался высвободиться, но железные руки Карлаза неумолимо сжимали ему шею. По спине и лапе льва струилась кровь, глаза выкатывались. Но зверь продолжал бороться-и наконец сбросил Карлаза со спины, ударив его о скалистый уступ.

Люсилер метнулся вперед. Триец двигался с невероятным изяществом. Его жиктар вонзился льву в зад. Лев обернулся и занес лапу, но Люсилер снова нанес удар - и на этот раз попал в горло. Лев захрипел. Его желтые глаза померкли. А лотом Карлаз снова оказался на ногах с жиктаром в руке. Подняв оружие, он погрузил его в мозг льва. Из черепа ударил фонтан крови. Зверь упал к ногам человека.

Карлаз уронил оружие на землю. Он опустился на колени рядом с мертвым львом, прижал окровавленное лицо к его телу и поцеловал золотистую шкуру. А потом на глазах у Ричиуса и Люсилера повелитель львов из Чандаккара опустил голову и заплакал.

Ричиус и Люсилер вернулись без Карлаза. Львиный всадник остался в лесу, чтобы похоронить животное и взять его зубы на ожерелье для сына. Это был странный обычай, но Ричиусу он внушал уважение, так что он оставил Карлаза горевать в одиночестве. Ему нравились львиные всадники. Ему пришлись по душе их простые обычаи и их чистота. В течение многих лет они были изгоями среди остальных трийцев: кочевое племя из далекого Чандаккара, которым хотелось только одного: чтобы их оставили в покое. Вторжение Нара изменило это положение, и теперь львиный народ стал благодетелем всего Люсел-Лора. Они несли охрану дороги Сакцен, единственного сухопутного пути из Нара в Люсел-Лор.

Как и все трийские военачальники, Карлаз прибыл в Фалиндар на встречу с Люсилером. Теперь господином цитадели стал Люсилер. Кронин, прежний военачальник этих мест, не оставил наследника, а Люсилера знали и уважали. Люсилер принял свое новое положение неохотно и неоднократно повторял, что сделал это ради одной цели - ради мира.

И в Люсел-Лоре действительно был мир. Революция, которая объединила всех военачальников, удержалась и после поражения нарцев. Это не считалось заслугой Люсилера, но Ричиус знал, что его друг-триец гордится этим достижением. Он неустанно трудился, чтобы прежний союз оставался прочным, и даже военачальники ценили его усилия. Время от времени они приезжали в цитадель, чтобы встретиться с Люсилером и обсудить свои трудности. Они знали, что Люсилер никому не может отказать.

Но Карлаз приехал в крепость не для того, чтобы просить об одолжении. Человек, который помогал Люсилеру больше всех, просил меньше всех. Его пригласили в Фалиндар потому, что он никогда не видел прекрасной цитадели, и просто потому, что Люсилеру хотелось хоть в какой-то степени выразить свою благодарность. В эти дни цитадель не могла похвалиться особыми богатствами, но по-прежнему была поразительно красива, а слуги умели приготовить прекрасную трапезу. Люсилер приказал, чтобы Карлаза принимали по-королевски: это было наградой за те услуги, которые его народ оказывал всему Люсел-Лору.

Первые несколько дней прошли удивительно хорошо. А потом взбесился лев. Карлаз не мог этого объяснить - он только сказал, что со старыми животными такое порой происходит. Между львом и всадником существовали хрупкие узы, и в очень редких случаях они разрывались - либо из-за болезни, либо из-за старения. Ричиус сопереживал Карла-зу. Он успел полюбить гигантских кошек, которые оберегали страну от Нара, и не мог забыть скорби Карлаза. Они с Люсилером возвращались в Фалиндар мрачными, не говоря ни слова.

Фалиндар был прекрасен.