Закон маятника

Глава первая

Это может показаться странным, но именно моя профессия каждый раз убеждает меня, что судьба всегда сводит с тем, с кем нужно, и следит, чтобы все в мире происходило тем порядком, который необходим именно здесь и сейчас. Но в тот день мне казалось, что все пошло кувырком.

Не спеша я вышла на улицу, полной грудью вдыхая свежий морозный воздух. Какая разница, что в Москве он не отличается особой чистотой и свежим его можно назвать с большой натяжкой. Да и воздухом тоже. Точнее, здесь присутствует вся таблица Менделеева в газообразном виде. Наплевать! Умиротворение и радость от исполненного долга заполняли меня, как гелий воздушный шарик. Наверно, так чувствует себя художник, положивший последний мазок на бессмертный шедевр, изобретатель, увидевший, как созданная им ракета рванула за пределы земной атмосферы… и журналист, только что завершивший громкое, невероятно сложное расследование.

Вся кропотливая, длившаяся не один месяц работа воплотилась в статье, которая должна стать настоящей сенсацией. Раскрутить историю вокруг продажи пустовавшего, требовавшего основательного ремонта корпуса одного из питерских НИИ и, главное, выяснить, «откуда растут ноги» у связанных с этим многочисленных судебных метаморфоз, возникавших едва ли не на пустом месте, – это вам не набросать репортаж с открытия модного бутика или районного соревнования по оздоровительной гимнастике. Но именно мой фатализм помогает мне не бояться ни вышестоящих лиц с их мнением, ни силовых структур. А что они мне сделают? Я работаю строго в рамках законодательства, и любое мое действие в процессе журналистского расследования задокументировано и оформлено как надо. А на обещания взорвать, застрелить, стереть в порошок и далее по списку я давно уже привыкла не обращать внимания.

Итак, я стояла на крыльце и прикидывала, как провести этот неожиданно оказавшийся свободным вечер. Ничего не придумав, я двинулась к месту, где утром припарковала своего «глазастика». Это же надо: всего в какой-то сотне метров от редакционного здания – удача просто фантастическая. Почему бы и остатку этого дня не сложиться так же удачно?

Но все планы были грубо прерваны воплем, раздавшимся у меня из сумочки. Это был не звонок мобильника, а именно вопль – пронзительный, громкий, нагло требующий внимания. Сто раз уже собиралась сменить сигнал на что-то более благозвучное! Ну и кто там так не вовремя? Рабочий день в редакции уже закончился, а я, согласно Трудовому кодексу, имею право на свободное время.

Некоторое время ушло на погоню за нарушителем спокойствия по недрам сумки, успешно прикидывающейся изящным дамским ридикюлем. Может быть, телефон добровольно заткнется, а я сделаю вид, что не слышала никакого звонка? Но не тут-то было! Редкие прохожие принялись оборачиваться на меня, у стоявшего неподалеку «вольво» сработала сигнализация. Придется ответить, пока кому-то не пришло в голову вызвать полицию или МЧС.

– Алло, – произнесла я с интонацией бесконечно усталой укоризны, даже не взглянув на дисплей. – Слушаю вас.

– Ты, Вика, не слушай, а быстренько бери ноги в руки и дуй в редакцию, – раздался непривычно суровый голос Артема, нашего выпускающего редактора.

Ничего не понимаю! Мы же с ним так весело распрощались не больше десяти минут назад. И что такого кардинального могло произойти, пока я спускалась по лестнице и любовалась окрестностями?

Но едва я открыла рот, чтобы поинтересоваться, что случилось и какого черта он разговаривает со мной в таком тоне, как Артем гаркнул командирским голосом:

– Сюда, живо!

На самом деле у него получилось возмущенное хрюканье, но ситуация от этого не сделалась ни понятней, ни оптимистичней.

Переведя дыхание и потратив еще несколько секунд на поиски как всегда запропастившегося электронного пропуска, я направилась к лифтам.

Вид Артема, всегда спокойного и вальяжного, удивил меня еще больше. Выпускающий редактор сидел, уставившись безумным взглядом куда-то в пространство и неловко пытаясь пригладить торчавшие во все стороны волосы. Лицо его было сплошь покрыто багровыми пятнами.

– Чего так долго поднималась? – буркнул он, не замечая моего изумленного вида. – Садись и правь вот этот абзац, а лучше вообще выбрасывай нафиг. И не надо на меня таращиться, тебе бы так сейчас шею намылили…

– Так ведь мы эту полосу давно сдали и номер полчаса как подписан в печать. Что происходит? Можешь, наконец, объяснить по-человечески?

– Давай хоть ты мне сейчас на психику давить не будешь, – неожиданно жалобно произнес Артем, извлекая из ящика письменного стола пачку сигарет и пытаясь дрожащими пальцами вытащить одну из них. Получилось у него с третьего раза: две первых сломались прямо в руке и были отброшены в сторону. – Все твое расследование, блин! Из-за него весь номер остановили! А я отвечай! Велено вот эти фамилии из текста убрать, чтоб ни следа не осталось. Вот сама это и делай, а то знаю я тебя. Мне врагов в редакции не нужно. А за ее пределами тем более.

– Но зачем это надо? – продолжала выпытывать я. – Хорошо, уберу я имена, так должности же останутся. А кто у нас возглавляет какое федеральное ведомство, большинство читателей и так в курсе.

– Это, знаешь ли, не моя прихоть! – снова взорвался Артем. – По высочайшему распоряжению. Это ты напрасно, – уже спокойнее добавил он, заметив мое движение в сторону двери главного редактора. – Отбыли-с, опять же, зная твой взрывной, неукротимый характер. Оставив меня в качестве крайнего. И потом, если даже без фамилий будет понятно, о ком идет речь, ну что ты в них вцепилась, как бультерьер в косточку? Зато вся статья проскочит. В конце концов, что важнее?

Против этого возразить было нечего. Выжив выпускающего редактора из его кресла – хоть какая-то моральная компенсация, – я принялась вымарывать имена. Кажется, только теперь до меня дошло, что имеют в виду, говоря «резать по живому». С другой стороны, Артем прав: иногда можно пойти на небольшой компромисс. Но, все-таки, какая муха всех укусила?

…Вечер, тем не менее, начался довольно удачно. Глеб, мой семнадцатилетний сынуля, умчался куда-то с друзьями, наскоро перекусив. Мыш, черный терьер, немногим уступающий мне в весе и габаритах, недолго оккупировал диван, оставив меня наедине с историческим романом.

В собачьем паспорте и прочих свидетельствах этого грозного с виду богатыря значится гордое имя «Максим», за которым следуют имена предков – победителей всевозможных собачьих выставок и конкурсов. Но дома вместо него прижилось прозвище Мыш: за беззаветную любовь к плюшевой игрушке в виде забавного мышонка. А еще при весе в шестьдесят килограммов и высоте в семьдесят восемь сантиметров в холке он упорно продолжал считать себя маленьким щенком, которому позволено буквально все. Например, занять собой почти весь диван, да еще и приглашающе поглядывать на меня умнющими карими глазками. Не теряйся, мать, падай рядом! Нет, ну какова наглость! И ведь не возразишь: любимый, почти что сынок. А сдвинуть его с насиженного места у окна дело практически невозможное. Как и попытаться убедить, что хозяйка в доме вообще-то я.

Но в этот вечер мне вторично повезло. Шумно вздохнув, свернувшийся калачиком Мыш поднялся на все четыре длиннющие лапы и соскочил на пол, отчего посуда в серванте издала жалобное звяканье. С достоинством направившись в ванную, он бухнулся на прохладный кафель с таким грохотом, что несведущий человек мог бы подумать, что рухнул шкаф или обрушилось полстены. Но соседи привыкли: – устоять перед обаянием Мыша невозможно. Проверено на личном опыте.

Диван в моем полном распоряжении, о грязной посуде, заполнявшей раковину, можно временно забыть, расслабиться и наслаждаться домашним уютом. Скорее в мир храбрых благородных кавалеров, прекрасных дам, шпаг, кринолинов и любовных интриг. Несправедливо обиженный герой вынужден пробовать силы на поприще пирата – разумеется, благородного, а героиня плывет в Европу на военном фрегате «Дестен». Жестокосердный отец намерен силой выдать ее замуж за нелюбимого, зато богатого и титулованного вельможу…

Стук закрывающейся двери вернул меня из мира грез в жестокую действительность. Что-то здесь неладно! Верно, журналист, больше половины жизни посвятивший расследованиям, остается журналистом даже в семейном кругу. Обычно сынуля с грохотом захлопывает за собой дверь, сбрасывает уличную обувь и топает на кухню посмотреть, что вкусненького там появилось за время его отсутствия. А сейчас дверь была закрыта осторожненько, будто к ней привязано взрывное устройство. Не говоря уже о том, что общение с друзьями продолжительностью менее получаса – для него вещь невозможная.

Глеб безмолвно воздвигся в дверном проеме. Через левую щеку протянулась свежая царапина, рукав нового пуховика был почти оторван, светло-синие джинсы в жирных черных пятнах. Мыш, спешно покинувший ванную, тревожно обнюхивал кроссовки хозяина, тоже далекие от недавней чистоты.

Соскочив с дивана, я бросилась к своему великовозрастному чаду. Кто посмел?! Да я их, да они у меня…

– Успокойся, мамуль, – нарочито безмятежно протянул сын, одновременно пытаясь стянуть пуховик, вытереть лицо и встать так, чтобы я не заметила пятен на джинсах. – Придурки какие-то обознались.

– Какие еще придурки? – начала я, с удивлением слыша, что мой голос срывается на истерический визг. Прогресс прогрессом, а против материнского инстинкта не попрешь. – Где?! Что они от тебя хотели?!

– У подъезда, – со своей обычной флегматичностью объяснил сын. – Только вышел, а они там. Хотели в машину запихнуть. Говорят: «Глеб, передай матери, чтобы не выпендривалась, не то хуже будет». Я сперва удивился, откуда они меня знают, а потом подумал: им другой Глеб нужен… Мам, я к себе пошел. А на ужин у нас есть что-нибудь?

Несколько недель назад

Охранник оказался неумолим. Можно подумать, он защищает от посторонних не задрипанный лабораторный корпус, а секретный объект или резиденцию президента международного концерна. Даже мое журналистское удостоверение не изменило ситуации.

– Не положено, – как заведенный, повторял громила с серыми водянистыми глазами, от взгляда которых тут же хотелось забиться куда-нибудь в уголок и не подавать признаков жизни. – Прошу вас немедленно покинуть охраняемую территорию, или я буду вынужден принять меры.

А ведь этот применит, можно не сомневаться! Крупный – сплошные мускулы, накачанные явно не в спортивно-оздоровительном комплексе. Какой-нибудь бывший спецназовец, не иначе. И охраняет не за страх, а за совесть. А я-то надеялась застать здесь старичка-вахтера, с которым можно будет мило посплетничать. Между прочим, один из лучших способов узнать важную информацию, который помог мне не в одном расследовании.

Да что тут, спрашивается, охранять? Пустые помещения, в которых всего имущества – десяток ломаных канцелярских столов, дисковых телефонов и такого же старомодного барахла, которое может заинтересовать разве что продавцов блошиного рынка.

А этот мордоворот смотрит на меня, будто я собираюсь унести здание лабораторного корпуса в кармане или продать все секреты института иностранной разведке. Разумеется, ничего подобного у меня и в мыслях не было. Задача, ради которой я прибыла в Питер и отправилась по адресу, фигурировавшему в расследовании, была гораздо скромнее. Что это за таинственный лабораторный корпус, продав который, институт тут же спешит вернуть его обратно? Кто знает: может, я пойму, в каком направлении двигаться, если взгляну на него своими глазами? Люди лгут, а здания никогда. Помнится, еще будучи первокурсницей, я таким образом вывела на чистую воду настойчивого ухажера лучшей подруги. Интерьер его квартиры яснее ясного говорил: здесь место только для одного-единственного человека и все разглагольствования о том, как необходима ему жена и хозяйка дома, можно смело отнести к разряду «бред сивой кобылы»… Что плохого в том, что я пройдусь по коридорам и загляну в парочку кабинетов?

– Ну, посмотрите: разве я похожа на террориста? Неужели вы не сделаете исключение для хрупкой миниатюрной женщины, которая даже мышей боится?

– Не положено!

Даже мои чары, к которым мало кто из нашего редакционного коллектива может остаться равнодушным и которыми я, что скрывать, нередко пользуюсь в служебных целях, не сработали. Что и требовалось доказать. Угораздило же явиться сюда именно в смену этого маньяка армейской дисциплины! А завтра здесь будет интеллигентный дедушка с орденскими планками на поношенном пиджаке. Но не задерживаться же из-за этого в Питере еще на целые сутки. Нет, так нет. Не судьба.

… – Мама, что ты делаешь? – забеспокоился сын, увидев, что я одним прыжком пересекла комнату и выхватила из сумочки телефон, будто шпагу из ножен. – Не надо звонить в полицию, их здесь давно уже нет. Да и не станут они заморачиваться из-за такой ерунды. У тебя даже заявление не возьмут.

Ну уж, нет! Позволить, чтобы любимое чадо подвергалось опасности на пороге родного дома… То есть, если быть точным, одного из родных домов, так как Глеб периодически живет то у меня, то у отца – моего бывшего супруга, с которым у нас сохранились прекрасные отношения. А все, что касается сына, наша общая забота.

– Значит, так, – произнесла я тоном, не терпящим возражений. – Ты собираешься и едешь к отцу. Нет, одного я тебя не отпущу. Даже такого взрослого. Сейчас приедет отец и заберет тебя.

На этот раз сынуля осознал серьезность момента и даже обошелся без своего обычного «ну, мам». Я изо всех сил старалась не впадать в панику, что было довольно трудно под аккомпанемент длинных монотонных гудков, с регулярностью дождевых капель долбивших мою и без того растревоженную нервную систему.

На следующий день все пошло кувырком с самого начала. Не успела я переступить порог редакции, как рядом со мной как будто из воздуха материализовалась Леночка, секретарь главного редактора.

– Виктория Евгеньевна, вас Николай Васильевич разыскивает с самого утра, – прощебетала она голоском примерной девочки, покачивая косичками, подвязанными тугими «бараночками». – Просил сразу же к нему, срочно.

– Спасибо, уже иду, – буркнула я, окидывая насмешливым взглядом ее фигуру пятьдесят какого-то размера, на которой костюм японской школьницы смотрелся по меньшей мере странно. – Только с вашего разрешения сниму верхнюю одежду и вымою руки.

На самом деле, я готова ко всему практически круглые сутки – ко всякому повороту судьбы и к любому развитию событий. Профессия журналиста к этому обязывает. Но перед встречей с шефом мне был просто необходим хотя бы короткий тайм-аут. Хотя предугадать, по какому поводу в его кабинете разразится очередное стихийное бедствие, – дело совершенно безнадежное. А пытаться возражать во время его очередного приступа истеричного хамства даже опаснее, чем становиться на пути несущегося на всех парах экспресса.

Едва взглянув на главного редактора, я тут же поняла, что худшие опасения подтверждаются. Николай Васильевич стоял за письменным столом, возвышаясь надо мной, будто крейсер-авианосец над прогулочной яхтой. Мощное брюхо, обтянутое дорогим свитером, колыхалось, как у гигантской и, несомненно, хищной жабы. Рот главреда был растянут в сладкой улыбке, но выражение глаз не сулило ничего хорошего. Совсем ничего.

– Виктория Евгеньевна наконец-то пожаловали, – елейно пропел он. – Проходите, присаживайтесь. Как спали-почивали? Вам чайку или кофею с утреца покрепче? А может, у вас просьбы какие будут? Ах, нет?! Тогда у меня будет, можно сказать, нижайшая покорнейшая просьбица. Вы что себе позволяете?! – неожиданно гаркнул он во всю силу легких. Лицо его моментально побагровело, приобретая уж вовсе устрашающий вид. – Самодеятельность разводите! Вам кто разрешал запросы писать в вышестоящие инстанции?! – продолжал орать главред, с такой силой тыча сосискообразным пальцем в потолок, как будто собираясь проткнуть его.

– У вас есть какие-то претензии к моей питерской публикации? – поинтересовалась я нарочито спокойным официальным тоном. – Какие именно?

– Нет, к публикации претензий никаких, – произнес шеф, явно не собираясь переводить разговор в конструктивное русло. – Я сейчас не об этом. Чтобы больше ни одного запроса! Понятно?! Ни одного! Не дергайте никого по этому поводу. А то ведь там шуток не понимают: нас самих так дернут, костей не соберем всей редакцией. Поэтому я вас, милейшая Виктория Евгеньевна, очень прошу, – продолжил он, снова переходя на елейную интонацию и отвешивая мне издевательский поклон. – Оставьте вы свои штучки, не подводите под монастырь родной коллектив. Мне очень серьезные люди настоятельно рекомендовали спустить это расследование на тормозах и в ту сторону больше не смотреть. Очень просили. А я в свою очередь вас, Виктория Евгеньевна, убедительно прошу.

– Давайте внесем ясность, – заговорила я, воспользовавшись паузой. – Я не делала и не делаю ничего противозаконного. Любое мое действие происходит в точном соответствии с Законом о средствах массовой информации. Надеюсь, вы помните об его существовании? В таком случае, почему кто-то считает себя вправе диктовать нам, как выполнять нашу работу? Честно говоря, я была очень удивлена вчерашним инцидентом. С чего это вдруг вам понадобилось, чтобы я вносила изменения в текст, который вы уже подписали в печать? Вы его читали и сочли достаточно качественным, не так ли?

– Ты мне тут, Виктория, балаган не устраивай! – снова заорал передохнувший главред. Пухлый серовато-синий кулак с грохотом опустился на крышку дубового стола. Но шефу этого явно показалось мало. Отшвырнув в сторону вертящееся кресло, он выскочил на середину кабинета и принялся бегать вокруг меня, колыхая обширным брюхом и отсвечивая багровой от гнева лысиной. – Оскорбленную невинность она тут еще будет из себя корчить! Вот скажи честно, – продолжал он, останавливаясь прямо передо мной и брызгая капельками слюны. – Тебя кто-нибудь хоть когда-нибудь ограничивал? Нет, не ограничивал! Тебе во всем и всегда шли навстречу! А вот теперь я прошу тебя: уймись! Нет, приказываю, как твой непосредственный начальник. И в данной конкретной ситуации ты поступишь не по-своему, а так, как тебе говорят. А свои несгибаемые принципы спрячешь сама знаешь куда, понятно?!

Вот этого ему уже не следовало говорить! Горячая волна прокатилась по мне с головы до ног, на мгновение перед глазами все заволокло красной пеленой. Взять бы сейчас со стола хрустальный графин и опустить на багровую лысину этого трусливого хама. Чтобы осколки по всему кабинету…

Но вместо этого я достала из кармана носовой платок и, демонстративно вытерев лицо, произнесла ледяным тоном:

– В данной конкретной ситуации я просто положу на стол заявление об уходе. А свою истерику можете себе именно туда и запихнуть.

Резко развернувшись, я пулей вылетела из кабинета. Схватив со стола изумленно пискнувшей Леночки чистый лист бумаги, я быстро написала заявление по собственному желанию. За массивной дубовой дверью продолжал бесноваться человек, которого я искренне уважала. До сегодняшнего утра. Мой бывший начальник что-то выкрикивал о трудовом законодательстве, о моем характере, с которым я не приживусь ни на одном месте и еще приду… приползу, а он еще посмотрит, брать ли меня назад, даже с испытательным сроком. Но все это уже не имело для меня ровным счетом никакого значения.

Заскочить в свой кабинет – точнее, уже в бывший свой, – схватить со стола сумочку и выбежать на свежий воздух оказалось делом нескольких секунд. Как же там, оказывается, было душно!

Глава вторая

Нет, вести машину в таком состоянии просто невозможно! Собью первого встречного гаишника, а может, и того хуже: собаку или кошку. Или в упор не увижу стоящий на дороге столб, стену, одним словом, препятствие неодолимой силы. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

На тот свет я еще успею и вообще туда незачем торопиться, как говорил мой инструктор в школе вождения – бывший профессиональный гонщик. Наверно, самым разумным было бы оставить «глазастика» на стоянке, а самой мирно отправиться домой на такси. Или позвонить Вадиму, с которым все равно на сегодня договорилась о встрече. Но видеть в его глазах беспокойство и страстное желание запеленать меня и посадить, как чересчур подвижного ребенка, в манеж с игрушками? Ни за что на свете! Я взрослая самостоятельная женщина, а не объект для заботы.

О таком супруге, как Вадим, можно только мечтать. Почти двухметровый красавец, надежный и мощный, как атомный ледокол, прекрасно зарабатывает, обожает дом и семью и снисходительно относится к милым женским слабостям вроде покупки двадцатой пары туфель. Большинство женщин были бы счастливы оказаться за его широкой спиной – как в прямом, так и в переносном смысле этого слова – и мило щебетать в семейном гнездышке, изо всех сил создавая уют. Но, как довольно быстро выяснилось, я не принадлежу к числу таких женщин и более того: совершенно не поддаюсь перевоспитанию. Поэтому, промучившись вместе несколько лет, мы сочли за лучшее остаться друзьями. Тем более что у нас остается общая забота – сынуля, который, несмотря на спокойный характер, тоже может влипнуть в историю. Как вчера, например.

Но все это вовсе не причина, чтобы признаваться, что я распсиховалась, будто кисейная барышня. Сейчас возьму себя в руки и явлюсь на встречу со спокойным независимым видом. И мы как равноправные партнеры обсудим возникшую проблему.

Плюхнувшись на водительское место, я закрыла глаза и добросовестно попыталась успокоиться. А для этого сперва не торопясь досчитала до ста двадцати пяти, затем попыталась просклонять некоторые из английских неправильных глаголов, а в завершение постаралась представить, что вокруг меня не заснеженная Москва, а берег Черного или Средиземного моря. Точно, Средиземного! Я сижу на горячем от солнца камне, передо мной волны с ласковым шуршанием набегают на белый, удивительно чистый песок… Я смотрю вдаль, на горизонт…

Но тут воображение, выйдя из-под контроля, принялось отчаянно хулиганить. На изумрудно-синих волнах закачалась жирная фигура главреда. С отчаянным верещанием он беспорядочно колотил по воде бледными толстыми руками, похожими на два основательно подтухших окорока. За Николаем Васильевичем гналась громадная тигровая акула. Хищно улыбаясь всей пастью, она косилась в мою сторону, как бы испрашивая разрешения на дальнейшие действия.

– Виктория Евгеньевна, душенька, голубушка! – вопил шеф, почти выскакивая из воды. – Спасите! Я больше никогда ничего не буду вам запрещать! Расследуйте, что хотите, беспокойте, кого пожелаете, и слова не скажу. Я вас убедительно прошу: уберите от меня эту хищницу.

Акула снова повернулась ко мне. Почти смягчившись, я собралась отослать ее прочь, но, вспомнив капельки отвратительно пахнувшей слюны, летевшие мне в лицо, с удовольствием произнесла:

– Фас! Взять его!

Широко открыв пасть, акула целиком проглотила шефа. Но в следующее же мгновение на ее страховидной морде появилось такое же выражение, как у Глеба, когда мать Вадима и моя свекровь поила его рыбьим жиром.

– Ладно, так уж и быть. Фу!

Сморщив нос, акула изо всех сил плюнула в сторону берега. На песок, прямо к моим ногам, вылетел помятый, но совершенно целехонький Николай Васильевич.

– Вы все поняли? – строго спросила его я.

– Все! – клятвенно заверил шеф, поднимаясь на четвереньки и пытаясь убрать с лысины вцепившегося в остатки волос краба. – Понял, осознал, исправлюсь в самое ближайшее время.

Со вздохом облегчения я открыла глаза. Все-таки аутотренинг – великая вещь! Недавняя сцена уже казалась не настолько трагичной. В конце концов, мое бывшее место работы – не единственное издание в Москве, а специалиста моего уровня в любом печатном органе должны просто с руками оторвать.

С этими мыслями я катила по зимнему шоссе, практически пустому в это время дня. Следя, чтобы стрелка спидометра не отклонялась от цифры 60, я прокручивала в голове предстоящий разговор с Вадимом. Все-таки для меня обращаться к кому-нибудь за помощью – не самое приятное занятие, и особенно если этот «кто-то» – мой бывший супруг. Но, в конце концов, это форс-мажорные обстоятельства и прошу я не для себя, а для Глеба, нашего общего ребенка…

Я даже не успела испугаться и действовала на полнейшем автомате. Скорее всего, именно это меня и спасло. Совсем рядом, практически впритирку к моему неспешно плетшемуся «глазастику», прогрохотало что-то огромное. Точнее, не просто прогрохотало – оно пронеслось на космической скорости, пронзительно ревя сигналом и создавая сметающие все вокруг воздушные потоки.

Громадная грузовая фура пулей пролетела мимо меня и скрылась за поворотом. Какого черта?! На шоссе достаточно места, чтобы разъехаться как минимум двум таким автомобильным мастодонтам!

Пока я терялась в догадках, мои руки действовали сами, без всякого вмешательства разума. Или «глазастик» отреагировал быстрее своей хозяйки. Он проворно шарахнулся в сторону, изгибаясь и подпрыгивая, как соседская кошка при виде Мыша. Затем, следуя хитрым законам физики, резко развернулся и юзом вылетел на встречку, к счастью пустую, остановившись у края обочины капотом в ту сторону, откуда только что приехал. И что это только что было? Ненормальный какой-то! Тоже мне, развлечение себе придумал…

Но в следующее мгновение я ощутила, как волосы зашевелились у меня на голове, поднимаясь и торча во все стороны, будто наэлектризованные. Из-за поворота показалась уже знакомая фура. Не сбавляя скорости, она неслась прямо на меня. Это уже не укладывалось в рамки розыгрыша, даже самого идиотского… Надо срочно спасаться!

Я уже собиралась выскочить наружу и бежать по снежному полю, оставив «глазастика» на произвол судьбы, как с другой стороны показалось несколько двухэтажных экскурсионных автобусов. Ужас на колесах снова прогрохотал мимо.

Сказать, что теперь мне стало страшно уже по-настоящему, значило бы не сказать ничего. Не знаю, сколько времени я просидела за рулем, уставившись в одну точку и безуспешно пытаясь унять дрожь в руках. В голове царила ослепительная звенящая пустота, сердце грохотало и билось о ребра с такой силой, будто поставило себе цель разорвать грудную клетку и выскочить наружу.

Где моя сумочка? Вот она, под пассажирским сиденьем. Почему эту молнию вечно заедает? Едва не выронив мобильник и с трудом попадая пальцами на нужные кнопки, я принялась набирать номер Вадима. Хотя зачем набирать: вот он, в адресной книжке!

– Извини, я немного не доехала, – заговорила я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. – Ты не мог бы выехать мне навстречу? Где я? Сейчас, минутку, дай сообразить. Километрах в двух от поворота к тебе, здесь еще рекламный щит «Коттеджный поселок "Озеро"». Нет, машина у меня не заглохла. И в аварию я тоже не попала. Да, жду.

Не прошло и пяти минут, как рядом затормозил новенький черный «лексус». Передняя дверца стремительно распахнулась, и наружу выскочил Вадим в расстегнутой кожаной куртке под цвет автомобиля.

«Очередную игрушку на колесах себе завел, – мысленно отметила я. – И, небось, полный набор аксессуаров, как же без них?!»

Увидев, что я жива-здорова, Вадим облегченно вздохнул, но, заметив тормозной путь, четко выделявшийся на посыпанном снегом шоссе, и глубокий след протекторов на разделительной полосе, едва не впал в состояние ступора. Вполголоса выругавшись, он резко открыл переднюю пассажирскую дверцу и грохнулся на сиденье рядом со мной, создав почти столько же шума, сколько и Мыш, когда со всего размаха плюхается на пол ванной.

– Тебе что, – возмущенно начал он, – мало своих журналистских расследований, так решила до кучи еще и каскадером заделаться? Жить надоело?!

– Точнее будет сказать: кому-то очень надоело, что я живу.

Судя по всему, Вадим собирался в тысячу какой-то раз сообщить мне, что когда-нибудь я обязательно доиграюсь и что бороться с ветряными мельницами – самое безнадежное занятие на свете. Но, взглянув на мое лицо, белое, как покрывавший обочину снег, безнадежно махнул рукой.

Несмотря на все протесты, мне пришлось переместиться на пассажирское сиденье «лексуса», а «глазастик» последовал за нами на прицепе. Еще через полчаса мы сидели уже в гостиной, в креслах, выписанных Вадимом с какой-то международной выставки. Передо мной дымилась чашка с успокаивающим травяным чаем, хотя в данной ситуации я бы предпочла грамм 150 «Наполеона» или, на худой конец, «Реми Мартен». И сигарету, хотя я не курила даже в юности.

– А теперь рассказывай, – требовательно произнес Вадим. – Судя по всему, на этот раз ты вляпалась во что-то серьезное. Давай по порядку. Какое осиное гнездо ты разворошила? Чем сейчас занимаешься?

– Да все как обычно, – заговорила я, чувствуя себя двоечницей, вызванной в кабинет директора школы. – Ничем не выдающееся расследование, столкновение интересов, судебные разбирательства.

– И какова цена вопроса?

– Аварийное здание в центре Питера. Точнее, не столько здание, сколько земля под ним.

Вместо ответа Вадим длинно и протяжно свистнул.

– И правда, пустячки, говорить не о чем! Ну и на какой стадии твоя очередная великая битва?

Я сама не заметила, как рассказала и про ничем не примечательное здание, владельцы которого, едва продав, объявили торги недействительными и с большим скандалом вернули недвижимость, и о разбирательствах, которые за этим последовали. Допивая пряный, сладко пахнувший чай, я поведала о разговоре с начальством и о том, как написала заявление об уходе и ушла, гордо хлопнув дверью. Затем я перешла на странное происшествие с Глебом, которое, собственно, и послужило причиной нашей сегодняшней встречи, во всех подробностях расписала появление грузовой фуры, едва не сделавшей из меня с «глазастиком» некое подобие аппликации на асфальте.

– Короче, так, – заявил Вадим голосом, в котором явственно звякнул металл. – Завтра же отправляю Глеба в Англию – подальше от твоих разборок, да и языковая практика ему не помешает. А тебе выделю телохранителя.

– Ага, и семь нянек в придачу, – фыркнула я, чувствуя, что ко мне возвращается обычное присутствие духа. – Даже не думай!

Отказавшись от путешествия в кабине «лексуса», я вернулась домой в своем «глазастике». Правда, отбояриться от охраны не получилось. Иногда Вадим становится до отвращения принципиальным, и тогда с ним лучше не спорить.

Глава третья

Я снова оказалась дома в гордом одиночестве, если не считать Мыша, прохлаждавшегося на полу ванной. Сынуля, несмотря на все мои просьбы, усвистал куда-то с друзьями, о чем известил торопливо нацарапанной запиской с двумя грамматическими ошибками.

Никто не действует на нервы и даже не смотрит в мою сторону. Но, вопреки всем ожиданиям, никакого удовольствия от этого я не ощущала. Читать не хотелось: все герои исторического романа теперь казались мне полнейшими идиотами. Им бы мои проблемы!

Кофе, заваренный по всем правилам, тоже не прибавил хорошего настроения. Телевизор был выключен через полминуты просмотра. Окружающий мир казался все более несправедливым и омерзительным.

Ну почему именно у меня вечно все не как полагается? Когда в детсадовском возрасте все девочки играли в принцесс, мне почему-то нравилось изображать разбойницу. В школе вместо того, чтобы разреветься и позвать на помощь учительницу, всегда давала обидчикам сдачи. Я и сейчас не понимаю, что может быть хорошего в том, что тебя дергают за косички или обстреливают жеваной бумагой. Внимание, видите ли, проявляют! Да видала я такое внимание в белых… кроссовках! Брак, о котором можно только мечтать, разрушила, можно сказать, своими руками. И раз за разом отталкиваю все попытки Вадима восстановить семейный союз.

Любая нормальная женщина, окажись она на моем месте, тут же закрутила бы с кем-нибудь из коллег страстный и ни к чему не обязывающий роман, но мне гораздо интереснее заниматься поиском информации, а портить хорошие товарищеские отношения ради сомнительного удовольствия… Нет, такое совершенно не для меня!

Вот теперь и сиди одна – продолжала я заниматься самокопанием, переходящим в самоедство. Без мужика и без работы, которой лишилась из-за своей принципиальности, с которой все нормальные люди распрощались, выйдя из подросткового возраста. Деньги у такой безалаберной хозяйки, как ты, скоро закончатся, другое место еще искать и искать. Останешься на бобах и сама во всем будешь кругом виновата.

Да кто там еще названивает?! На домашний, а потом еще и на мобильник! Нет меня ни для кого, понятно? В конце концов, имею я право хоть иногда побыть слабой женщиной и похныкать в подушку? Да, именно! Сейчас возьму диванную подушку и как следует промочу ее слезами. Нет, правда, что я за моральный урод такой? И зачем такие, как я, вообще на свет рождаются…

Послышался длинный требовательный звонок, на этот раз в дверь. Такой обычно предшествует крику «Откройте: полиция!» Неужели Вадим из-за того психа на грузовой фуре развил бурную деятельность и поставил на ноги еще и правоохранительные органы? С него, пожалуй, станется. Но тогда почему Мыш, подбежавший к двери, не лает, как обычно при приближении чужих, а, наоборот, радостно потявкивает, изо всех сил виляя обрубком хвоста? Ладно, сейчас выясню.

Не успела я открыть дверь, как в прихожую верещащей кометой влетела моя лучшая подружка Аллочка. Точнее, верещать она начала, едва услышав мои шаги за дверью.

– Я знаю, что ты дома! Или ты сию же секунду открываешь дверь, или я сама не знаю, что сейчас сделаю! Ишь, что удумала: прятаться!

– Да открываю я, не шуми, – только и успела пробормотать я, отходя в сторону и пропуская Аллочку в квартиру. – Всю лестницу переполошила.

– Нет, ты только погляди, на кого она похожа, кукла американская! – прямо с порога принялась отчитывать меня подруга. – Глаза как у кролика, физиомордия распухшая, позорище! Разнюнилась, рассиропилась, расслюнявилась! А почему в одном тапочке? Ах, второй у тебя в руке. От кого им отбиваться вздумала, от женихов? Или бывшее начальство собираешься лупить, когда с поклоном заявится назад звать? Мыш, фу, сидеть! Ах ты, неслух какой, ну иди сюда, иди, поздороваемся.

Моя лучшая подружка со старшей группы детского садика – настоящий тайфун в миниатюре. Любой, кто видел бы ее сейчас, ни за что бы не поверил, что она – адвокат с солидной практикой, попасть к которой считается громадной удачей. Вытащит из самой, казалось бы, безнадежной ситуации, была бы хоть крохотная зацепка.

Впрочем, на работе Аллочка становится совершенно другой, как внутренне, так и внешне. Наряды в стиле «восточный базар» уступают место элегантному костюму, килограммы звенящей и сверкающей бижутерии, как по волшебству, исчезают, торчащие во все стороны черные кудряшки укладываются в строгую прическу. А вот бурный темперамент никуда не девается, как и ее лексикон, пересыпанный сочными народными словечками. Неподготовленный слушатель запросто впадает в состояние ступора. И ведь не придерешься – с точки зрения законности и морали все абсолютно безупречно. Поэтому на открытые процессы с ее участием многие ходят исключительно ради аллочкиных выступлений и, несмотря на угрозы судьи очистить зал, реагируют на них бурными аплодисментами.

Отпихнув Мыша, который ластился к ней, как котенок, неожиданная гостья схватила меня за руку и решительно потащила в сторону ванной. Впрочем, не такая уж и неожиданная. У нас с ней всегда было что-то вроде телепатической связи. Когда она бурно разругалась с Виктором через несколько месяцев после свадьбы и попыталась выставить его «с вещами на выход», я даже сквозь сон почуяла неладное и на такси примчалась мирить их в два часа ночи. Успела, надо сказать, вовремя…

– Это чего ты удумала, матушка-голубушка! – продолжала Аллочка, не обращая внимания на мои слабые протесты. – Короче, так: живо споласкивай морду лица, причесывайся, а потом идем ко мне блины с шампанским жрать.

– Так ведь нормальные люди блины шампанским не закусывают, – попыталась возразить я.

– А где ты тут нормальных увидела? – расхохоталась в ответ подружка, встряхивая буйной черной гривой. – С возвращением! А то я уж подумала: подменили тебя. Сидишь тут, слезу в уголке точишь. Было бы из-за чего! Да работы вокруг столько – плюнуть некуда! Быстренько, ноги в руки, собирайся, а не то Витюшу кликну – он тебя на руках к нам отнесет.

Последнее послужило решающим аргументом. Витя – меланхоличный великан, которому ничего не стоит посадить Аллочку на плечо и пройти так половину Арбата, – в самом деле может закинуть меня за спину, будто мешок с тряпками, и доставить по нужному адресу. Нет уж, я лучше сама, добровольно!

– Нос припудри, – ворчливо бросила подружка, когда я наконец-то показалась на пороге кухни, где она гладила Мыша, развалившегося кверху брюхом и едва не мурлыкавшего от удовольствия. – А то всех соседей распугаешь. И пошли уже, блины стынут, шампанское греется, Витюшечка, бедолага, нас заждавшись, слюнками, небось, захлебнулся.

Некоторое время спустя я сидела на мягком угловом диванчике в крохотной кухоньке аллочкиной квартиры и чувствовала себя по-настоящему счастливой. В самом деле, что это я вздумала расстраиваться? Подумаешь, работа! Зато у меня есть роскошь, которую могут себе позволить только очень и очень немногие – право быть собой. К тому же я сама сделала свой выбор и всегда лучше сожалеть о сделанном, чем о несделанном. И главное: у меня есть самые лучшие на свете друзья – Аллочка, которая пойдет со мной в огонь и воду, и ее муж, готовый без лишних слов сделать именно то, что требуется.

– Чего задумалась? Шампанское пей, – оторвал меня от размышлений голос лучшей подружки. – Вить, хватит блины трескать, поухаживай за гостьей!

– Угу, – произнес тот, одной рукой наполняя мой бокал, а другой ухватывая из стоявшей на столе расписной деревянной бадейки самый пышный и румяный блин.

По части блинов Аллочка – настоящий мастер! Казалось бы, что сложного в том, чтобы вылить на сковородку жидкое тесто, перевернуть и несколько секунд спустя выложить на тарелку? Но у меня неизменно получается то нечто бесформенное, то одна пригоревшая корочка, а у подружки всякий раз – произведение кулинарного искусства. В свободное от адвокатуры время она с удовольствием потчует блинами обожаемого супруга, радостно поглощающего все эти гурьевские, гречишные, скородумки. Правда, в отличие от нас, он запивал блины не шампанским, а холодным пивом из высокого бокала с эмблемой какой-то футбольной команды.

– Хорош трескать, обжорушка ты мой, – ворчливо одернула Аллочка мужа. – За гостьей, вон, поухаживай, а то довела себя, кожа да кости скоро останутся. У самого брюхо скоро на нос вылезет, а он все трескает да уминает!

– Так ведь вкусно, – меланхолически отозвался Виктор, послушно подкладывая в мою тарелку штук пять только что скворчавших на сковородке солнышек из теста. Ну как тут откажешься!

Вскоре все неприятности стали казаться мне маленькими и ничтожными. Разнос начальства, происшествие на шоссе, туманные перспективы с расследованием – плюнуть и растереть! Видно, судьбе было угодно протащить меня через серию испытаний только для того, чтобы дать возможность приземлиться за этим щедрым гостеприимным столом и снова вспомнить обо всем хорошем, что у меня есть. Кстати, в этот список надо внести и сынулю, и Мыша, и Вадима, который до сих пор терпит мой невыносимый характер. Хотя, вроде бы, уже и не обязан.

Расчувствовавшись, я собралась произнести тост за Аллочку с Витей и за их теплый уютный дом, где всегда так хорошо. Но не успела я поднять бокал, который, как по волшебству, снова оказался полным, как откуда-то из коридора раздался оглушительный треск, напоминающий пулеметную очередь из старого фильма.

– Интересно, у кого такой хороший нюх на вкусненькое? – удивилась Алла, отрываясь от сковородки, на которой доходил до кондиции очередной блин. – Вот тыщу раз ему говорила: смени ты этот звонок, – продолжила она, энергично кивнув в сторону супруга. – А ему все как об стенку горох! Вот доиграемся – кого-нибудь кондрашка хватит!

– Хватит – поменяем, – так же невозмутимо отозвался Виктор, отправляя в рот очередной пышущий жаром блин.

Наскоро вытерев руки кухонным полотенцем, Аллочка стремительно вынеслась в коридор. Раздался шум открывающейся двери и вслед за этим радостный вопль:

– Ребята, вы только посмотрите, кто пришел! Колька, что стоишь, как неродной, проходи! Идите сюда, да что вы, в самом деле, плететесь нога за ногу!

Первое, что я заметила, влетев в крохотную прихожую, это выражение полнейшего изумления на лице Виктора. Всегда невозмутимый, сейчас он застыл наподобие соляного столба, недоуменно таращась на вошедшего.

У порога неловко переминался с ноги на ногу убого одетый, истощенный мужчина, который показался мне смутно знакомым. Где я могла его видеть? Должно быть, во время какого-нибудь из расследований. Но почему он пришел сюда, и откуда знает Аллочку с мужем?

Стащив с головы вязаную шапочку, вошедший протянул Алле букет из пяти чайных роз. Но журналист остается журналистом в любой ситуации. От моего наметанного глаза не укрылось, что цветы выглядели, мягко говоря, непрезентабельно. Внешние лепестки засохли, а самый пышный из цветов едва не разваливался, держась буквально на честном слове. Такие, с позволения сказать, букеты торговцы цветами предлагают за сущие копейки перед тем, как выбросить…

– Викуша, ты что, не узнала? Это же Колька! Господи, да однокурсник наш, вот ведь беспамятная!

И это Николай?! Статный зеленоглазый блондин, по которому сохла половина девушек нашего курса, да и не только нашего?! Наш институтский Ален Делон? Денди, с таким презрением отзывавшийся об одежде отечественного пошива, стоит здесь в нелепой не то куртешке, не то фуфайке вроде тех, что раньше выдавали пэтэушникам…

– Привет, Николай, – произнесла я, поняв, что пауза затягивается. – Это сколько же мы не виделись?

– Двенадцать лет, – ответил Николай голосом английского лорда, сообщающего о количестве породистых лошадей в своей конюшне.

Но выражение глаз совершенно не соответствовало ни тону, ни горделивой осанке – жалкое, будто у бродячего, многократно битого пса, не ожидающего от жизни ничего хорошего. Ну, ничего не понимаю!

– Алла, я, собственно, на минутку, – продолжил Николай, протягивая Алле букет. – Хочу все-таки поблагодарить тебя за героические усилия. Хоть они и не увенчались успехом, но я все равно крайне признателен и никогда их не забуду. Засим позвольте откланяться и пожелать всем приятного вечера.

– То есть как это откланяться? – Алла издала возмущенный вопль, от которого завибрировали даже оконные стекла. – Типа, заглянул и чао-какао, знать вас не знаю?

– Я сир, убог и недостоин приличного общества.

– Отмазываешься, стало быть? В беде меня бросаешь?!

– В какой беде?

– Как в какой? Гору блинов напекла, а эти двое не справляются. Аппетита у них, видишь ли, нет! Короче, руки мыть и на кухню! В данном случае не может быть никаких смягчающих обстоятельств. Это я как твой адвокат говорю. Витька, ты пиво еще не все выхлебал? Вот и поделись с гостем. Викуш, пошли на лестницу курить!

– Так я же не курю.

– Ну, постоишь со мной в качестве группы поддержки. Там же темнотища – глаз выколи. Чтоб меня, слабую и беззащитную, не уволок никто, а то впереди три процесса, как этих гавриков без защиты оставить?!

– Тут такая история, – начала Алла уже нормальным голосом, когда мы с ней оказались на лестничной площадке, приспособленной жильцами под курилку. – Ты вообще что-нибудь об этом знаешь?

– О чем? С Николаем я с самого института не виделась. Рассказывали: свой бизнес завел, женился на какой-то оторве, пробы ставить негде… Подожди, он тебя пришел благодарить за помощь, а ты назвала себя его адвокатом. В смысле?

– В самом прямом. Не добилась я оправдательного приговора. Такое впечатление, что кто-то его нарочно утопить хотел. Двенадцать лет человек отсидел по надуманному обвинению. И сейчас бы еще не вышел, если бы не туберкулез. Эта форма для окружающих не опасна, но самому осталось не больше нескольких месяцев.

– Подожди, так ведь сейчас это все лечится, были бы деньги!

– Вот именно, были бы деньги, так ведь этот упрямец не хочет пересмотра дела. Подставили его, это же яснее ясного. Эта сладкая парочка и устроила все!

– А можно с самого начала: что за парочка, кто подставил и вообще, что с Николаем произошло?

– Да тут и рассказывать особо нечего. Фирмочка у него была в Питере: что-то продавали, перепродавали, учредителей трое – сам Николай с распрекрасной Полиной и лучшим другом Алексеем, не из институтских. Не бог весть какой бизнес, офис – две комнатушки в каком-то прогорающем институте, наемных работников никаких, сами справлялись. И все бы хорошо, но вдруг ни с того ни с сего ночью в офис влезли, вскрыли сейф. Какое вскрыли – ключи в замочной скважине оставались! Взяли какую-то мелочь и, самое главное, финансовые документы. Вот кому они, спрашивается, понадобились? У них даже конкурентов особых не было. А после этого как прорвало: проверка за проверкой. То налоговая, то пожарники, то комитет по охране труда. И угадай с одного раза, кто оказался крайним? А эта задрыга-жена даже не пытались его спасти! Адвоката и того найти не удосужилась, ни разу не навестила, передачи не принесла. Он ей писал чуть ли не каждый день, хоть бы ради приличия ответила, коза драная! И знаешь, что эти двое сделали, едва за Николаем захлопнулись тюремные ворота? Эта дрянь быстренько оформила развод и выскочила замуж за Алексея. Фирму в Питере они продали, а сейчас у них новый бизнес здесь, в Москве.

– Как это адвоката не нашли? – перебила я подругу. – А как же ты?

– Я вообще случайно обо всем узнала. Вызвалась государственным защитником. Из кожи вон лезла, а все равно посадили…

– А я почему ни сном ни духом?

– Просили не афишировать. А просьба подзащитного, сама понимаешь, закон. Слушай, вот ты занимаешься журналистскими расследованиями – раскопай это дело! Понимаешь, чует мое сердце: подстроено! Ну, Викуш, будь человеком, помоги…

В этот момент я искренне пожалела, что так и не начала курить. Сейчас бы вытащила сигарету из пачки, многозначительно выпустила облачко дыма. Все же не так неловко выставлять себя перед подругой законченной эгоисткой.

– Ну какие нынче расследования? Ты что, забыла? Я безработная со вчерашнего дня. И после всего, что главред наговорил мне, не вернусь, даже если он публично съест мое заявление об уходе. Да у меня и без этого куча проблем: Глеба надо срочно в Англию отправлять, на него какие-то гопники у подъезда напали; Вадим снова намекает, что без него я пропаду. В конце концов, не до того мне сейчас! У меня единственное желание – уползти в нору зализывать душевные раны.

– Но ты же сама столько раз говорила, что судьба просто так людей не сводит, – не сдавалась Аллочка. – Смотри, как все удачно получилось: ты у меня и вдруг является Николай…

– Это не знак судьбы, это совпадение. Пошли лучше назад, а то двое мужчин наедине с баллоном пива…

Судя по опустошенной емкости, мужские посиделки с разговором «за жизнь» проходили весьма успешно. Осторожно прикрыв дверь, мы не сговариваясь решили немного задержаться в коридоре, чтобы не прерывать беседу.

– Три года общего режима, – продолжал Николай рассказ. – Я когда услышал, поверить не мог, осознать, что эти слова имеют отношение ко мне. Больше всего на свете хотел умереть именно в то мгновение, прямо в зале суда.

– Не вяжется, – послышался голос Виктора. – Говоришь три с половиной, а как же двенадцать?

– Это уже другая история. Боюсь, когда ты услышишь ее, не захочешь больше иметь со мной дела. Я убил человека и совершенно не жалею об этом. Знаешь, такое впечатление, что кому-то, кто меня закрыл, в смысле, упрятал за решетку, показалось мало. Меня посадили в камеру к настоящим зверям, извергам рода человеческого. По правилам такое не положено; надзиратель сказал, что это только до утра. Тебе приходилось когда-нибудь слышать слово «опустить?» Так вот, это не… Так сказать, процедура, это перевод в самый низ тюремной иерархии, выбраться откуда уже невозможно. Ты становишься для всех хуже грязи, любой может безнаказанно тебя оскорбить. В моем случае один из авторитетов – жирный, наглый, у него и кликуха была Боров – решил сотворить это с перепуганным интеллигентишкой. Я понял, что отступать нельзя, даже если это будет стоить мне жизни. А тут, вероятно под влиянием стресса, вспомнились девяностые, наш подвальный спортзал, кореец Ваня, который показывал некоторые приемы из арсенала спецвойск. В меня как будто вселился кто-то другой – уверенный, хладнокровный, жестокий. Очнулся я от восторженных криков сокамерников. Оказывается, я сломал Борову шею – одним движением. Это принесло мне вес в тамошнем обществе и восемь лет строгого режима. Все стало почти хорошо, за исключением одного – Полина ни разу не написала и не пришла на свидание. Хотя, с другой стороны, она права: зачем ей пачкать себя связью с преступником? Я рад, что судебное разбирательство не коснулось ни ее, ни Алексея. От нашего ребенка, говорят, она избавилась, – продолжил Николай с невеселым смешком. – Похоже, решила, что наклонности к криминалу передаются по наследству…

– А эти двое вообще в курсе, что ты вышел?

– Я ей не сообщал; не думаю, чтобы это известие ее обрадовало. Как я уже говорил, мне осталось не более полугода. Фирмы я лишился, из квартиры выписан еще во времена своей прискорбной эпопеи. Говорят, где-то в центре есть приют для подобных мне изгоев, отбросов общества. Единственно, что вызывает сожаление: я не имею средств съездить на могилы родителей. Все остальное – исключительно моя вина. Я всегда был чудовищным растяпой. Оставлять ключи в замочной скважине сейфа – это и правда преступление…

– Нет, ну вы поглядите на него! – не выдержала Алла, врываясь на кухню. – Сам себе обвинение состряпал лучше любого прокурора! А я, стало быть, зря старалась, вытаскивала. В приюте он, видите ли, доживать собрался!

– Спасибо, Алла, – неожиданно жалобно улыбнулся Николай. – А еще я сожалею, что ты ни разу не была в моем офисе. Тебе бы там очень понравилось. Окно моего кабинета выходило на старую водонапорную башню. Иногда мне казалось, что с каждым моим успехом и она делается все выше, выше… Глупо, конечно.

Внезапно я почувствовала, как целая вереница холодных мурашек пробежала вдоль позвоночника. А вдруг и в самом деле знак судьбы?

– На какой улице находился твой офис? – поинтересовалась я нарочито безразличным тоном.

– Улица Красного Курсанта, не самый респектабельный район, хотя и практически в центре. Это был даже не бизнес-центр, а лабораторный корпус какого-то из бывших советских НИИ. Там еще оставался дух чего-то стабильного, настоящего. Наши комнаты были на втором этаже возле черной лестницы, и мы проходили к себе, не сталкиваясь с вахтером – отвратительным визгливым старикашкой. Какое это было счастливое время…

– Улица Красного Курсанта? НИИ сыпучих материалов? А может, у тебя и ключ сохранился?

– Сохранился, – ответил Николай, вытаскивая из кармана связку ключей. – Представь себе, вернули вместе с остальными вещами. Вот ключ от лестницы, а эти от комнат, хотя, скорее всего, там замки стоят уже другие. Да и что мне теперь там делать…

Все-таки подарки судьбы для меня на сегодня не исчерпаны! Отказываться от такой удачи было бы просто непростительной глупостью.

Глава четвертая

Некоторые могут сказать, что я бессовестно пользуюсь чужими чувствами, еще и в служебных целях. К тому же эксплуатирую человека, давно и безответно влюбленного в меня. Но, с другой стороны, разве я виновата, что все они на меня так реагируют? Я никого не завлекаю и даже не кокетничаю – я просто так живу, дышу полной грудью, смеюсь, когда мне весело, и не собираюсь в угоду чьим-нибудь куцым представлениям о жизни превращаться в скукоженную каракатицу…

К тому же цель у меня самая благородная: продолжить расследование. Ну а если вдруг заодно что-то выяснится и насчет Николая… Как любит повторять моя хорошая приятельница, зарабатывающая на жизнь астрологией: пространство любит пошутить. Хотела просочиться в лабораторный корпус и узнать, из-за чего, собственно, вокруг него такой сыр-бор – вот тебе ключик. Правда, в роли блюдца с синей каемочкой выступил давний однокурсник, свалившийся как снег на голову. А если я, завладев вожделенным ключом, не попытаюсь хоть что-то сделать для Аллочкиного подзащитного, лучшая подружка этого, мягко говоря, не поймет…

А вот и он, пунктуален до приторности! Стеклянная дверь кафетерия открылась, впуская Геночку. Мой верный рыцарь и ридикюленосец с многолетним стажем все тот же: кругленький, румяный и с тем же преданным выражением глаз. Это у него неизменно, хотя Геночка он давно уже только для меня и близких друзей, а для большинства тех, кто его знает, он Геннадий Петрович Прохоров, советник юстиции, занимающий солидную должность в прокуратуре.

В синем мундире – выскочил прямо из кабинета. Стоило ему появиться, как в почти безлюдном кафе сделалось тесно, будто на Васильевском спуске на масленицу. Но в то же время слоном в посудной лавке его не назовешь – вон как лавирует между столиков. Едва заметив меня, помахал рукой, разулыбался. Сейчас, чего доброго, начнет рассыпаться в комплиментах. Придется немного охладить его пыл.

– А ты все круглее и круглее. Скоро, того и гляди, колобком кататься начнешь.

– Хорошего человека чем больше, тем лучше, – ничуть не обидевшись, ответил Геночка, взгромождаясь на жалобно скрипнувший стульчик. – Говори уж прямо, что стряслось, я только на десять минут вырвался с совещания.

Опустив все предисловия, я кратко, будто сидела в официальном кабинете, изложила суть дела. Того, которое кто-то неизвестный и очень заинтересованный состряпал Николаю.

– Да, история скверная и, я бы сказал, дурно пахнет, – согласился мой собеседник. – А что требуется от меня?

– Просто подними все документы и взгляни на них своим орлиным прокурорским взором. Быть не может, чтобы человека ни с того ни с сего взяли и упрятали за решетку. Вот спорить готова: что-то за этим стоит. А раз так – значит, дело по моей части. Но я даже не знаю, с какой стороны начинать копать.

– Хорошо. Я внимательно ознакомлюсь с документами по делу твоего знакомого, но ничего больше обещать не могу.

– Ну, постарайся, я на тебя очень рассчитываю… И для меня заодно копии сними.

– Если это не противоречит существующему законодательству, – полушутя-полусерьезно ответил Гена, а затем допил кофе и, бросив на меня все тот же преданный взгляд, направился к выходу.

Я осталась допивать свежевыжатый апельсиновый сок и предаваться размышлениям. Значит, завтра утром сажусь на «сапсан» и примерно через четыре часа буду в Петербурге. В самом деле, почему бы свободной, не обремененной работой журналистке не посетить Северную столицу? И в конце концов, кто помешает мне продолжить это расследование не по долгу службы, а просто для собственного удовольствия? Лабораторный корпус за это время никуда не делся, а вероятность того, что я снова попаду в дежурство того упертого солдафона, не так уж велика. Посплетничаю с милым старичком, а потом незаметно обогну двухэтажного кирпичного монстра и…

Вот так всегда! Стоит только замечтаться, как кому-нибудь так и захочется выдернуть тебя в жестокую действительность! И кто на сей раз такой добрый? Номер незнакомый…

– Слушаю вас.

– Алло, Вика, это я, привет! – послышался в трубке знакомый голос. – Ну что, добрейший господин Кузовков и тебя достал до печенок? Говорят, ты прямо у него в кабинете написала заявление и отходила им господина главреда по толстой свиной харе? Нет? Ну, значит, это была утка, но зато какая красивая! А я тебе еще когда говорил: журналисту, который хочет работать по-настоящему, в этой богадельне просто делать нечего! Ты мне вот что скажи: такого ценного кадра еще никуда не успели переманить? Тогда жду у себя в офисе: думаю, адрес тебе известен. Ну да, прямо сейчас, чего кота за хвост тянуть? На проходной скажи, что к Олегу Николаевичу, тебя сразу пропустят. У меня к тебе охренительное крышесносное предложение. Нет, приличное, но тебе все равно понравится.

Я больше чем уверена: та самая знаменитая кошка, которую погубило любопытство, в одном из своих перевоплощений была журналистом. С этими мыслями я села за руль своего «глазастика» и безропотно направилась по адресу, который и правда был известен всей редакции.

Конкурирующее издание свило себе гнездо в одном из бизнес-центров из стекла и бетона. А ведь я частенько проезжала мимо, любуясь многослойными московскими видами. Именно так: за старинными особняками виднеются «сталинские» дома, которые, в свою очередь, кажутся миниатюрными на фоне современных небоскребов. Кого-то это зрелище может привести в ужас, а я считаю, что именно оно больше соответствует темпу современной жизни.

Судя по всему, недавний коллега, ушедший после такого же бурного скандала несколько месяцев назад, недурно устроился. Кабинетик у него крохотный, не больше кухни в какой-нибудь хрущевке, зато отдельный. Никто в разгар творческого процесса не пачкает мозги глупейшей болтовней. Обстановочка, конечно, не бог весть что, но смотрится довольно презентабельно. Белые стены, черная кожаная мебель, кресло с подлокотниками, которое я так и не смогла выпросить у завхоза. И кто-то мне еще будет говорить, что беспринципность – это плохо.

– Значит, не вынесла душа поэта, – начал Олег в своей обычной напористой манере. – Руки связывают, крылья обрезают, дышать не дают даже через раз. А здесь тебе будет полный карт-бланш! Я серьезно: лезь куда хочешь, доставай, кого душа пожелает, зарплата тоже с той милостыней, которую ты получала, и рядом не валялась. Требование здесь одно: регулярно доставлять горяченький материальчик. Чтобы газету отрывали с руками. А ты это умеешь, я знаю. Я же тебе самого главного не сказал: как ты думаешь, что я тут делаю? Правда, не знаешь? Возглавляю отдел расследований! И соответственно, набираю сотрудников к себе в отдел. Поэтому, как только услышал о твоих контрах с уже бывшим начальством, понял, что надо ковать железо, пока горячо. А теперь не томи, расскажи, что за материал века, ради которого ты проявила такую принципиальность. Кстати, как насчет кофе с коньяком? Чисто символически, за возобновление сотрудничества. Правка, которую тебя потребовали внести в последний момент, – не более чем повод, это и ежику понятно.

– Идиотская правка! – не выдержала я. – Убрать все имена, когда номер уже сверстан и подписан в печать. Типа, чтоб сильные мира сего не обеспокоились. А все читатели сплошь клинические идиоты, которые не в состоянии сложить два плюс два!

– А вот с этого места, Штирлиц, пожалуйста, поподробнее, – неожиданно серьезно произнес Олег, разливая коньяк по крохотным серебряным стопочкам. – Что за расследование? До меня, конечно, долетала кое-какая информация, но хотелось бы услышать все в изложении главного действующего лица.

Возможно, дело было в том, что мне захотелось наконец-то выговориться перед тем, кто понимает, или в чем-то еще, но я не остановилась, пока не выложила всю историю с начала и до настоящего момента.

– С первого взгляда все просто, как швабра. Есть в Питере НИИ сыпучих материалов. При социализме худо-бедно существовал, в девяностые выжил за счет того, что почти половину площадей сдавал в аренду всевозможным фирмочкам и кооперативам, а в последнее время опять начал бедствовать. У института на территории имеется лабораторный корпус, последний ремонт был бог знает когда. И вот этот корпус продают с аукциона. Само здание, как ты понимаешь, особой ценности не представляет, зато территория в центре города – это же такие возможности… Купило его некое ЗАО «Весперум», но буквально сразу выяснилось, что был нарушен порядок проведения торгов. Сделку аннулировали, деньги институт был вынужден вернуть… Нет, не подливай, лучше кофейку еще.

– Виктория Несравненная, я всегда в тебя верил! Такую историю откопала!

– Подожди хвалить, – отмахнулась я. – Самое интересное еще только начинается. Примерно месяц спустя это самое здание снова купили: ОАО «Хоббитания», коттеджи под ключ. Деньги были перечислены на счет института. Но и эта сделка аннулируется через суд, причем – внимание! – инициатором выступает институт. Сумма, которая уже была перечислена, как ты понимаешь, успела растаять, и возвращать ее институтское начальство не собирается. Таким образом, ОАО «Хоббитания» осталось и без значительной суммы, и без купленной недвижимости, с чем, конечно, не собирается мириться. И вот около двенадцати лет длится это разбирательство. Не буду вдаваться в подробности, но судебная система ведет себя более чем странно.

– Ничего себе хитросплетения! – восхищенно протянул Олег. – И корпус им назад отдай, и деньги возвращать не хотят.

– Это все была присказка, основной сюжет впереди. Теперь на это здание претендует некое скоропалительно созданное ИЧП «Миранда» – уставной капитал неприлично маленький, хозяйка по поводу и без повода хвастается, что она одноклассница и школьная любовь одного из первых лиц в государстве.

– Ну, мало ли маньяков. Вот недавно было в криминальной хронике: заслуженная учительница напала на невестку, мотивируя, что та изменяет ее сыну с Троцким и Зиновьевым одновременно…

– Здесь важно другое: руководство института буквально в лепешку разбивается, чтобы корпус достался только этому ИЧП. А вот деньги «Хоббитании» при этом не возвращает! Там, кстати, еще и против судебного пристава возбудили уголовное дело, но потом так же внезапно прекратили. Его, то есть, ее действия признаны полностью обоснованными. И еще одна пикантная подробность: пока я делала запросы во все инстанции, лбом стенку прошибала, адвокат фирмы-истца, знакомясь с материалами уже кассационной инстанции, обнаружил вдруг в деле, заметь, не подшитый оригинал черновика судебного решения с текстом, прямо противоположным тому, который был озвучен в зале суда. Вот ты как юрист по первому образованию что можешь обо всем этом сказать?

– На суд кто-то давит: это и юристом быть не надо, чтобы понять, – глубокомысленно заявил Олег, потянувшись было за сигаретами, но, заметив мой укоризненный взгляд, передумал. – А знаешь что, – предложил он, услышав продолжение о моих злоключениях на проходной, – и в самом деле, давай, поезжай туда. Но уже в качестве нашего сотрудника. Командировочные и все остальное беру на себя. А нароешь что-нибудь стоящее, так без вопросов целую полосу предоставлю. Да хоть две!

Возразить против этого было нечего, да и незачем. Мне предлагалось сделать то, что я и так собиралась, да еще и за приличный гонорар. Не успела я распереживаться из-за своего безработного состояния, как судьба снова дает мне понять: выход есть из любой ситуации и все не так плохо.

Путешествие из Москвы в Петербург и обратно давно стало для меня чем-то привычным, а в связи с последними расследованиями я каталась на том же «сапсане» едва ли не чаще, чем на своем «глазастике». Удобно устроившись в мягком кресле у окна, за которым стремительно сменялись зимние пейзажи, я извлекла из дорожного саквояжа миниатюрный нетбук. Как удобно: даже в поезде ты остаешься на связи.

Да, я люблю путешествовать со всеми удобствами. Одним из кошмаров моего детства остались поездки с родителями на Кавказ по профсоюзным путевкам. Нет, в санатории все было прекрасно, но душный вагон, набитый постоянно едящими, спящими, болтающими о всякой ерунде людьми сводил на нет все удовольствие от поездки. Позже меня приводили в бешенство регулярные попытки скучающих кавалеров завести с симпатичной девушкой знакомство, переходящее в дорожный экспресс-романчик. Или на мои бедные уши изливался целый фонтан «ослоумия», который никакими силами было не заткнуть. Поэтому я стараюсь по мере возможности оградить себя от такой железнодорожной экзотики. А путешествуя с мужем и сыном, всегда брала целое купе. Уж лучше переплатить…

Моим собеседником в одной из социальных сетей был Виталий Максимович, юрист ОАО «Хоббитания», отчаянно пытавшийся отвоевать у НИИ сыпучих материалов хотя бы деньги, уплаченные за печально известный лабораторный корпус. Но даже он – не только прекрасный специалист, но и боевой офицер, побывавший в «горячих точках», – ничего не может с этим сделать уже столько лет. Что мне, безусловно, симпатично в этом человеке – некая авантюрная жилка, очень хорошо сочетающаяся с моим «шилом в одном месте».

Попивая чай из стакана в громоздком металлическом подстаканнике – какое же путешествие без него? – я вела следующий увлекательный диалог:

– Вы же знаете, Виталий Максимович, это мой основной метод работы. Проникнуть внутрь, почувствовать атмосферу места. Именно так мне удается постигнуть самую суть дела.

– Да, разведка боем – великое дело! А не испугаетесь туда во второй раз лезть, Виктория Евгеньевна?

– Зачем же так официально? Для вас просто Виктория. Если бы я боялась хоть чего-то на свете, выбрала бы себе другую профессию. Мне даже ночью туда залезть – как нечего делать! Даже если там есть собаки, меня это не остановит. Я с ними прекрасно нахожу общий язык.

– Что вы, откуда у прогорающего НИИ деньги на охрану с собаками? За такую зарплату и охранники не должны особенно усердствовать. Встанут пару раз за ночь, помаячат перед камерами, и то если знакомого хакера нет.

– При чем здесь хакеры? Я начинаю чувствовать себя дремучей и совершенно отставшей от жизни.

– Вам, Виктория, просто не доводилось с этим сталкиваться, вот и все. На самом деле все проще пареной репы. Делается видеозапись, как охранник бдительно обходит территорию по всему периметру, закольцовывается и сливается по нужному адресу. Начальство довольно, а сотрудник где-нибудь в бытовке спит без задних конечностей.

– Видели бы вы того, с кем я столкнулась в прошлый раз. Прямо Терминатор в русском варианте. Хотя, может, и правда какой-нибудь бывший спецназовец подрабатывает.

– Скорее всего, его там уже нет: такие, как он, на спокойной работе не задерживаются. Адреналина им не хватает… Итак, договорились? Сегодня ночью у нас экспедиция в лабораторный корпус. Честно говоря, мне и самому было бы любопытно туда заглянуть. Вдруг и в самом деле получится выяснить что-нибудь, относящееся к делу. Вы случайно не знакомы с сериалом «Место преступления»?

– Пока не доводилось посмотреть. А вы подумали, как мы проникнем в здание? Отмычки нам не потребуются: у меня есть ключ от черного хода. Мы откроем дверь и попадем сразу на второй этаж. Нет, как он ко мне попал, я вам не расскажу. У журналистов тоже бывают профессиональные тайны.

Не случайно любимым героем детской книги у меня был Рики-Тики-Тави с его девизом «Иди, разузнай и разнюхай!». А еще я стараюсь не упускать возможностей. Не зря Фортуну изображают в виде женщины с длинной челкой и обстриженным затылком. Не успел схватить ее за волосы, пока не отвернулась, – и все! Дожидайся следующего раза, который еще неизвестно когда соизволит произойти.

Это я к тому, что остаток времени до прибытия в Петербург был посвящен изучению сайта НИИ сыпучих материалов и переписке с руководителем сего предприятия – неким Павлом Васильевичем. Он любезно согласился встретиться со мной и, так как он пребывал на больничном – вся эта история изрядно подточила его здоровье, – приглашал посетить его в квартире на Петроградской. Он и супруга Зоя Александровна всегда рады гостям.

Что же, поездка ожидалась плодотворная. А в Москве Гена, надеюсь, что-нибудь да накопает по делу Николая. И тогда можно будет с чистой совестью сказать Аллочке, что старалась изо всех сил для ее подзащитного.

Тем временем за окном замелькали пригороды Петербурга, а затем поезд неспешно втянулся под крышу Московского вокзала. Виталий Максимович встретил меня у поезда. Несмотря на ранний час, он буквально излучал энергию и бодрость. Без шапки и в распахнутой куртке поверх костюма, как будто промозглый питерский холод его не касался.

– Добро пожаловать в Северную столицу! Как доехали?

– Прекрасно, отдохнула за эти несколько часов. Что-то зябко, как вы живете в такой постоянной сырости?

– Не только живем, но и процветаем. Лично мне, когда уезжаю надолго, сырости этой уже не хватает. Вас куда доставить – в гостиницу?

– Мне лучше сразу взяться за дело. Собираюсь повидать Павла Васильевича: не просто же так он согласился встретиться, да еще и в гости позвал. Не иначе что-то интересное приготовил. Журналистскую интуицию не обманешь.

– Мы, юристы, больше пользуемся дедуктивным методом, – улыбнулся мой собеседник. – И если рассуждать логически, после прогулки в лабораторный корпус вам будут очень кстати несколько часов спокойного отдыха. Здесь неподалеку, на улице Марата, есть мини-отель – уютно, спокойно и цены вполне человеческие.

Немного поразмыслив, я согласилась, но с крохотным условием: по дороге Виталий Максимович расскажет мне последние новости с процесса.

«И это называется зимнее утро», – мысленно простонала я, разглядывая витрины и стены домов, окутанные даже не утренним туманом, а чем-то похожим на лондонский смог. Одинокие фигуры прохожих, казалось, с трудом пробивались сквозь эту тяжелую влажную завесу.

Голос Виталия Максимовича доносился до меня, будто сквозь толстую сырую подушку. С трудом улавливая смысл его слов, я все-таки поняла самое главное: судебное разбирательство топчется на месте, а юристы «Хоббитании» бегают по кругу, будто цирковые пони.

Глава пятая

В небольшой гостинице, занимавшей целый этаж старинного дома, действительно оказалось очень уютно. Мягкий диван в стиле позапрошлого века так и манил прилечь, но какой может быть отдых, когда в руках вот-вот окажется ценнейшая информация? До сих пор мне доводилось видеть лишь документы по арбитражному делу и общаться исключительно с потерпевшей стороной, то есть с ОАО «Хоббитания». Интересно, как объяснит руководитель института все эти подозрительные купи-продай? И главное, почему, поставив в идиотское положение крупную фирму, уже выплатившую им хорошую сумму, нужно так откровенно интриговать, чтобы все досталось скоропалительно созданной фирмочке с неприлично маленьким уставным капиталом? Что же, сейчас я все узнаю.

Дорога из центра до Петроградской, где обитал руководитель НИИ сыпучих материалов, даже на такси заняла гораздо больше времени, чем я рассчитывала. И как тут все могут ездить по таким дорогам? Сплошные колдобины, на каждом перекрестке пробка, несмотря на то, что для большинства взрослого населения сейчас самый разгар рабочего дня! Впрочем, таксист – усатый дядька с улыбкой Челентано – не только не нервничал, но и попытался развлечь меня беседой о недавних политических новостях и «видах на урожай». Но, когда я занята делом, ничто постороннее меня не интересует. Хорошо, что Виталий Максимович пообещал потом встретить меня на машине. Тратить свои драгоценные нервы таким образом не только непродуктивно, но и глупо.

К счастью, когда я почувствовала, что еще немного и мое терпение начнет истощаться, такси затормозило перед ажурной решеткой, закрывавшей внутренний дворик, так называемый курдонер.

Поднявшись на четвертый этаж пешком (лифт не работал), я оказалась перед дверью, обитой потертой рыжей кожей. Рядом поблескивала старинная латунная табличка, согласно которой здесь обитал почетный член императорского географического общества.

– Ну вот, наконец, вы посетили наши пенаты! – поприветствовал меня старичок с седой бородкой, как у Айболита, и в потертом старомодном костюме. – Восхищен вашей отвагой и решимостью, истинно восхищен! – продолжал он, помогая мне снять куртку и пытаясь поцеловать руку. – Зоя Александровна, моя супруга, – представил он стоявшую рядом худенькую старушку в темном бархатном платье с кружевным воротничком и гладко зачесанными волосами, как у балерины. – Прошу в гостиную!

Я незаметно огляделась по сторонам. Судя по всему, квартира, как и сами хозяева, когда-то знавала лучшие времена. Обои с изящным рисунком в стиле модерн покрывала желтизна и пятна сырости, послевоенная мебель пребывала в том же печальном состоянии. И это квартира руководителя института! Обведя комнату взглядом несколько раз, я не смогла заметить даже примет когда-то благополучной жизни, которые сохранились во многих домах скромного достатка. В убогом серванте – такой я бы не поставила даже на даче! – ни одной хрустальной вазочки, не говоря уже о рюмках и фужерах. Простые стеклянные стопки с золотыми ободками, чайный сервиз в синюю сеточку. Книжный шкаф откровенно полупустой – на полках около десятка производственных романов и советских «макулатурных» изданий. На обоях несколько не выгоревших пятен – судя по всему, здесь когда-то висели картины.

После угощения, состоявшего из жидкого до прозрачности кофе и залежавшихся крекеров, я решила, наконец, перейти к делу.

– Безусловно, сударыня, всенепременнейше! – с готовностью отозвался хозяин квартиры. – Этот институт для меня все – и жизнь, и слезы, и любовь. Уже много лет я, как атлант, держу его на своих плечах, спасаю от окончательного разорения. Ученые – они же как дети: когда увлечены своим делом, то могут обходиться очень и очень малым. Но принцип материальной заинтересованности все равно никто не отменял, особенно для нынешнего поколения. А сам институт! Пять корпусов, которые надо поддерживать, ремонтировать, платить налоги. Монографии и методические пособия – отдельная и очень печальная тема для разговора. Если бы я мог, то отдал бы последнее и последовал примеру пеликана, накормившего птенцов своим мясом. Но – увы! Приходится изыскивать другие способы выживания, в духе, так сказать, мятежной эпохи, – продолжал он с фанатичным блеском в глазах. – Выставив на торги лабораторный корпус, я в некотором роде поступился принципами. Но не будет денег – разбегутся даже самые стойкие. Тогда жизнь совершенно покинет институт! Он превратится в скопище неодушевленных материальных объектов. Погибнет уникальное оборудование, которому нет аналогов ни в одной из стран Запада, прекратятся важнейшие разработки. Поймите: мной движут исключительно благородные побуждения. Не корысти ради, а исключительно для блага отечественной науки.

– Вы собирались рассказать мне что-то важное, – попыталась я вернуть собеседника на землю. – Должно быть, о том, почему вы, едва продав лабораторный корпус, так поспешно вернули его назад.

– Обстоятельства, превратности судьбы, – смущенно проговорил Павел Васильевич. – Нет, я собираюсь вам поведать совсем не об этом. Я должен оставить вас на минутку, это в моем кабинете.

Чудеса, да и только! Вместо жулика и прохиндея передо мной сидел благородный пожилой мужчина, чем-то напомнивший мне папу. Тот, даже выйдя на пенсию, продолжает переживать, как бывшие подчиненные справляются без него.

– Павел Васильевич хотел посвятить себя науке, – шепнула Зоя Александровна, изящным движением подливая кофе в мою чашку, – но он благородно уступил эту стезю более достойным. Кто-то ведь должен заниматься… Все время забываю это слово… Ах, да! Администрированием.

– Простите, а картины, которые здесь висели… – не утерпела я.

– Вы заметили! Да, в начале девяностых пришлось расстаться с коллекцией, доставшейся Павлу Васильевичу еще от деда. Но иначе бы институт прекратил существование еще в те годы. Они хотели превратить его в бизнес-центр – какая вопиющая пошлость! А теперь от нас так назойливо требуют вернуть деньги! Неужели эти люди не могут понять: сотрудники института должны хоть иногда получать зарплату. Любому благородству и самоотверженности рано или поздно наступает предел.

Теперь мне хотелось представить на новое место работы не грандиозную разоблачительную статью, а совсем другое. Даже мой профессиональный скепсис и привычка не доверять первому впечатлению и подвергать тщательной проверке все, что говорится, пристыженно замолчали. Куда катится мир, если руководитель вынужден, спасая институт, отказывать себе даже в куске хлеба? И это в наше время! Надо подумать, вдруг я смогу им чем-то помочь…

– Вот, извольте, специально для вас приготовил, чтобы мои слова не выглядели голословными утверждениями, – раздалось совсем рядом. От неожиданности я едва не уронила ложечку.

Передо мной была торжественно положена картонная папка для документов с надписью «Дело», а оттуда извлечена свежая газетная вырезка. Судя по шрифту и качеству бумаги, какое-то дешевое чтиво о жизни звезд шоу-бизнеса и прочих.

Ничего заслуживающего внимания. Некая Марина Горелян, в девичестве Самойлова, с нежностью рассказывала о первой школьной любви. С фотографии на меня смотрел застенчивый светловолосый мальчик, в котором без труда можно было признать весьма значительное лицо.

– Какое это имеет отношение к истории с лабораторным корпусом?

– Но как вы не понимаете, – с отчаянием воскликнул Павел Васильевич. – Марина Георгиевна и есть владелица индивидуального частного предприятия «Миранда»! Это ужасная женщина, и если что-то забрала себе в голову, то не остановится ни перед чем! А сейчас она хочет приобрести лабораторный корпус. Вы понимаете: стоит ей лишь пожелать, и наш институт закроют, а вашего покорного слугу обвинят бог знает в чем. Прошу вас, не надо привлекать внимание к этой прискорбной истории. Сильные мира сего так не любят, чтобы их беспокоили. Марина Георгиевна, правда, не лично, а через одного из подчиненных, заверила, что потом постарается изыскать средства, чтобы уладить эту досадную историю с «Хоббитанией».

– Попросит взаймы у своего школьного Ромео? – не выдержала я.

– Да, вот именно, у него! Он распорядится, даст указание… Ну кто я перед власть предержащими: тлен, жалкий червь. А ваше сумасбродное бунтарство и желание непременно вывести все на чистую воду могут обернуться трагически не только для института и меня лично. В опасности можете оказаться и вы, сударыня! В самой что ни на есть непосредственной опасности!

Как сказал один из героев О. Генри: кажется, я старею. В течение часа дважды ошибиться в одном и том же человеке!

– Если бы я боялась хоть чего-то, то выбрала бы себе другую профессию. Извините, но мне пора.

Уже в прихожей я вспомнила, что узнала не все, что хотела.

– Подождите, вы помните некого Николая Бельского? Он снимал помещение под офис в том самом лабораторном корпусе.

– Помню: исключительно порядочный человек, – сухо кивнул Павел Васильевич. – Как жаль, что с ним все закончилось столь бесславно. Но в нашем любезном отечестве от сумы да от тюрьмы не зарекайся. А налоговое законодательство, увы, так несовершенно…

– Николай тогда оказал институту неоценимую услугу! – с жаром подхватила Зоя Александровна. – Поистине неоценимую.

– Совершенно верно, – согласился мой собеседник, взгляд которого оставался таким же холодным. – Он из каких-то своих источников узнал, что здесь неподалеку собираются строить торгово-развлекательный центр, настоящий небоскреб. Следовательно, лабораторный корпус и участок, который он занимает, многократно возрастают в цене. Именно поэтому пришлось расторгнуть первую сделку. Ну-с, не смею вас более задерживать.

… – Что-то не узнаю вашего обычного боевого вида, Виктория Евгеньевна, – удивился юрист «Хоббитании», едва я забралась в салон его темно-зеленого «вольво». Несмотря на слякотную питерскую погоду, машина сверкала так, будто только что выехала из автомойки.

Что-то коротко ответив, я отвернулась к окну. По сравнению с московскими проспектами улицы казались мне узкими и тесными. Сплошные колдобины, лужи, как здесь вообще ездят? А в этом переулочке даже двум машинам будет не разминуться. И что эта темно-вишневая «шестерка» столько времени едет за нами, как приклеенная?! Можно подумать, мне приятно смотреть на это убогое ведро на колесах и на отвратительную физиономию водителя? Да такой место только на стенде «Их разыскивает полиция»! И сама машина будто из криминальной хроники: такие задешево покупают гастролеры, ездят по липовой доверенности и бросают на месте преступления…

– Вы тоже обратили внимание? – невозмутимо поинтересовался Виталий Максимович. – С самой Петроградской нас пасут. Не ваши знакомые?

– Вот еще! – возмущенно фыркнула я. – Хотя милейший Павел Васильевич меня едва ли не час пугал гневом госпожи Горелян и ее высокопоставленного бойфренда.

– Который существует только в воображении этой тургеневской барышни бальзаковского возраста, – рассмеялся, в свою очередь, Виталий Максимович. – Несмотря на то что она постоянно упоминает о нем по поводу и без. А этих граждан мы сейчас проверим: преследуют или просто им делать нечего. Пристегнитесь как следует и держитесь покрепче.

С этими словами юрист «Хоббитании» мягко надавил на педаль газа. «Вольво» резко увеличил скорость, вишневая «шестерка» сделала то же самое. Пропустив ее, мой спутник дал задний ход и нарочно медленно свернул в переулок. Не прошло и минуты, как сзади показались уже знакомые старые «Жигули». За нами следили – нагло и совершенно не скрываясь!

– Не переживайте, Виктория Евгеньевна, прорвемся! – заявил Виталий Максимович, в глазах которого загорелись огоньки азарта и какой-то бесшабашной удали. – Вперед!

Это была незабываемая поездка! Мы выехали на проспект, а потом резко свернули в какой-то двор, затем еще в один, проскочили несколько переулков, сделали круг и снова оказались перед тем же домом с кариатидами. А затем, не сбавляя скорости, проскочили по узкому перешейку между котлованом и кучей кирпичей, оставшейся на месте какого-то флигеля. Когда мы снова оказались на Каменоостровском, перед светофором буквально из-под земли выросла фигура гаишника. Но вместо того чтобы остановиться, Виталий Максимович помигал фарами и проехал мимо. У преследователей этот фокус не получился. Судя по всему, они застряли всерьез и надолго.

– Что ни говори, брат-гаишник – это иногда очень удобно.

– Вот так и узнаешь о знакомых людях удивительные вещи! Вы занимались автогонками?

– Да, по пересеченной местности… Вот попробовали бы эти гаврики преследовать нас по горному серпантину, да еще через временный мост над пропастью. А это так, легкая прогулка перед ужином. Кстати, здесь неподалеку открылся кафетерий в ленинградском доперестроечном стиле. До начала намеченной операции у нас еще полтора часа.

Отказаться от такого предложения было просто невозможно. К тому же учитывая, что за последние несколько минут Виталий Максимович существенно вырос в моих глазах.

Глава шестая

После теплого кафе, где воздух был буквально пропитан ароматами кофе со сливками и свежих булочек, уличная сырость показалась мне еще неприятнее. Под ногами вместо белого или не очень белого снега хлюпала жидкая коричневая грязь. Но мысль о предстоявшем визите в лабораторный корпус ощутимо поднимала настроение. Вот чувствую: там важная информация, которая заждалась именно меня! Мой спутник тоже радовался грядущему приключению. Некоторые мужчины в глубине души сохраняют что-то детское. Разумеется, в самом лучшем смысле этого слова.

К институту мы подъехали с другой стороны: сперва я даже не узнала местности. Мы свернули с освещенной улицы, проехали насквозь несколько дворов, переулок, где в домах не светилось ни одного окна, а затем остановились возле высокого кирпичного забора, от которого нас скрывали трансформаторная будка и павильон с мусорными контейнерами.

Ночью лабораторный корпус выглядел еще более пустым и заброшенным. Пожалуй, одной здесь мне было бы немного неуютно. Несмотря на то что к существованию потусторонних явлений я отношусь весьма скептически, а встретив привидение, скорее всего, постаралась бы взять у него интервью.

Мы не стали приближаться к воротам, через которые мне в прошлый раз так и не удалось войти. Виталий Максимович, знаком приказав соблюдать тишину, потащил меня дальше, и шагов через двадцать мощный кирпичный забор внезапно оборвался. В пролом запросто мог войти микроавтобус или даже небольшой грузовик. Вдалеке на фоне неба, подсвеченного оранжевыми ртутными фонарями, темными громадами выделялись стоявшие в беспорядке корпуса НИИ сыпучих материалов. Озябшие деревья тянули вверх ветви, похожие на непонятные иероглифы. Лая собак не слышно. И верно: откуда на них деньги у института, едва сводящего концы с концами? Да и что здесь охранять: кучи картонных папок и ржавые дыроколы? Папки с диссертациями, которые еще в прошлом веке признаны не представляющими производственной и научной ценности?

Из-под двери вагончика охраны пробивалась слабая полоска света. Скорее всего, там смотрели телевизор или спали. Все-таки хорошо, что мы подобрались с другой стороны: иногда осторожность не помешает.

Обитая железом дверь лабораторного корпуса открылась на удивление легко. Внутри пахло застоявшимся воздухом, старой бумагой и почему-то керосином. Узкая лестница с ободранными стенами привела нас на второй этаж. Виталий Максимович вынул из кармана два крохотных фонарика и протянул один из них мне.

– Только осторожнее, – шепнул он. – Постарайтесь, чтобы снаружи не заметили, что в здании кто-то есть.

Мы оказались в длинном коридоре, в который с обеих сторон выходило множество дверей; почти все из них были раскрыты настежь или выломаны. Засмотревшись, я едва не споткнулась о кожаное «директорское» кресло, которое, судя по всему, сперва хотели вытащить, а потом вдруг отказались от этой затеи. Рядом виднелась целая россыпь каких-то бланков. Горшок с высохшей пальмой, бухгалтерские книги… Сколько хороших кадров пропадает! Жаль, но при таком освещении фотографировать не получится даже в режиме ночной съемки. И потом, вспышку могут заметить снаружи.

Просторные помещения со стенами, отделанными белым кафелем, лабораторные столы, шкаф с пробирками и прочей химической посудой, раскуроченный вытяжной шкаф, жалобно торчавшие отрывки проводов – похоже, здесь потрудились «добытчики цветных металлов». Снизу пробивается ощутимый поток теплого воздуха. Скорее всего, там обосновались бомжи, что подтверждает мою первоначальную догадку: охрана здесь не особенно свирепствует. Ламповый телевизор, печатные машинки, радиоприемник – на блошином рынке или на сайте любителей советского периода таким бы цены не было…

Чуть не забыла! Офис Николая! Придется возвращаться чуть ли не через все здание. А это что? Шахта лифта. Ничего себе: в трехэтажном здании! Ну и разбаловали этих ученых.

– Посмотрите, что я нашел, – раздался голос моего спутника. – Это же перфокарты! Раритет! Посредством таких картонок с дырочками и общались с прадедушкой нынешних компьютеров. Помню, целую комнату занимал. Ну как, удалось вам что-нибудь обнаружить? Появились какие-нибудь идеи? Лично я так и не понял, что в этом здании такого, что его потребовалось сперва продать, а потом всеми правдами и неправдами постараться снова заполучить обратно.

– Пока не могу ничего сказать. Сперва надо заглянуть в кабинеты 11 и 12, может быть, там найдется… дополнительная информация.

Совершенно не удивившись, Виталий Максимович двинулся в обратном направлении, осторожно светя фонариком под ноги.

В комнатушках, которые двенадцать лет назад занимало малое предприятие «Астра», царило то же запустение, что и везде. Дверь, так же как и везде открытая настежь, когда-то была опечатана. За ней в полумраке угадывался интерьер то ли офиса, то ли еще советской конторы. На темном полированном столе печатная машинка «Ятрань» – электрическая, такие когда-то считались последним словом техники. Ящики стола выдернуты, содержимое рассыпано по полу. Какие-то бланки, машинописные листы. На тумбочке два дисковых телефона. А вот и сейф: и в самом деле дореволюционный мастодонт, такой не всякий специалист вскроет. Дверца нараспашку, внутри пусто.

На стене календарь с обезьяной в бейсболке – двенадцатилетней давности, – фото в рамочке. Николай, еще похожий на того красавчика, каким я его знала с институтских времен, с ним крашеная блондинка, судя по виду, патентованная склочница, и какой-то мужчина. Фото сделано в этом самом кабинете, только тогда здесь было гораздо больше порядка.

А вот шкаф рядом с двухтумбовым «директорским» столом, похоже, заперт. И в самом деле, не открывается. Интересно, что там может быть? В отличие от сейфа, ни в замочной скважине, ни на полках стеллажа, ни даже на полу ключей не оказалось. Чтобы я вот так просто сдалась? Еще чего! Нет, кредитной карточкой отжать замок не получается: слишком толстая, не пролезает в щель между дверцами. Ну, конечно, визитка! Из картона с золотым обрезом, но все же потоньше пластикового прямоугольничка. Готово!

– Да вы просто прирожденный взломщик!

– Я всего лишь добываю информацию. Работа у меня такая.

И что так тщательно скрывали здесь от общественности? Скоросшиватели, несколько поздравительных открыток – пустых, сувенирный штопор, фотография толстого полосатого кота. Нечего сказать, компромат мирового значения! Похоже, ничего интересного мне это здание открывать не собирается. Или его тайны тихо скончались вместе со всей обстановкой.

Мои размышления прервал громкий дребезжащий звук, доносившийся из соседнего кабинета. Стационарный телефон! Неужели в эпоху мобильников кто-то еще пользуется таким анахронизмом?

Звонок так же внезапно оборвался, как будто кто-то раздумал говорить или взял трубку спаренного телефона. Так было на кафедре, где я подрабатывала в студенческие годы. Но кто и кому здесь звонит? Неужели бомжи из подвала? Это уже интересно…

Я подошла к бывшему секретарскому столу и подняла трубку. По телефону разговаривали:

– Васильич, ты там уснул, что ли? – говоривший был не на шутку разозлен. – Периметр нарушен, ты в курсе? Кто-то по объекту шатается.

– Не, у меня все под контролем, муха не пролетит. С двери глаз не спускаю, да и кто сейчас туда попрется в такую слякоть? Все по домам сидят. А черным ходом тыщу лет никто не пользуется. Может, кошка в окно сиганула, а сигнализация и разоралась…

– Так сходи и проверь, кто там – кошка или покрупнее! Хочешь, чтобы нам Псих головы пооткручивал? Короче, отрывай задницу от кресла и живо на обход территории.

В трубке послышался сигнал отбоя, а затем щелчки, означавшие, что таинственный абонент набирает следующий номер. Я замерла, стараясь даже не дышать.

– Андрюха, кто-то по объекту шастает, сигнализация только что сработала. К двери никто не подходил, Васильич пошел проверять, что там. Короче, живо собирай весь товар и валим отсюда!

– Какое валим! Половина цикла не прошла – всю партию загубим. Только загрузили, процесс пошел. По запаху чую: товар первый сорт! Я только рядом прошелся и то едва не заторчал…

– Жадность фраера погубит, сколько раз тебе говорить надо? Готовое пускай упаковывают, и рвем когти. Быстро, а то сейчас спущусь к вам в подвал и еще раз объясню для самых тупых. Забыл, под какой статьей ходим?

– Статья 228, – зачастил собеседник, будто школьник, назубок выучивший заданный параграф из учебника. – Незаконное приобретение, хранение, изготовление и переработка наркотических средств… Да понял я, понял, уже сворачиваемся!

Вот это я понимаю: журналистская удача! В заброшенном лабораторном корпусе мастырят наркотики! В лаборатории, на уникальном высоконаучном оборудовании! Вдруг именно это каким-то образом связано с настойчивыми попытками госпожи Горелян завладеть этим зданием? Журналистское чутье не обмануло: у меня в руках эксклюзивный материал! Какая жалость, что диктофон остался в гостинице, в дорожной сумке. Ничего, запишу по памяти, при первой возможности. Пожалуй, имеет смысл потом спуститься в подвал и заснять оборудование, прямо на глазах изумленной публики производящее наркотик. Хотя бы на телефон, качество съемки здесь уже не так важно…

Неожиданно за спиной скрипнул рассохшийся паркет, кто-то легонько притронулся к моему плечу. От неожиданности я вскрикнула и едва не бросила трубку. На другом конце провода моментально наступила тишина.

– Андрюха, слыхал?

– Подслушивают, однозначно. Алло, алло! Это кто? Вам кого?

– Ты не аллокай, делай что сказано, – отрезал главный. – Сейчас ребят вызову, разберемся. В случае чего прикопаем, как тех, в прошлом месяце.

Телефонная трубка выпала из моей задрожавшей руки и со стуком упала на стол.

– Надо выбираться отсюда, это уже не шутки.

Вдруг снизу послышался шум: кто-то отпирал парадную дверь. Не успели мы броситься к черной лестнице, как оттуда тоже раздался топот. Я принялась судорожно оглядываться в поисках убежища, где можно спрятаться. В шкафу сразу найдут, в тумбочку не помещусь, может быть, сейф? Нет, туда как раз и полезут в первую очередь. Не прыгать же из окна: слишком высоко, и даже если учесть, что я не принадлежу к числу хилых дамочек, для которых утренняя пробежка в парке – верх спортивных достижений, далеко не факт, что сумею благополучно приземлиться в жидкую грязь, перемешанную со снегом.

Будто отвечая на мои невысказанные сомнения, Виталий Максимович взял меня за руку и решительно потянул за собой.

– За мной, быстро. Там пожарная лестница. Хотя я бы на их месте и там поставил засаду.

Не теряя времени, мы выбежали в главный коридор, свернули направо, пересекли холл с креслами и остатками фикуса в бочонке и оказались в более просторном помещении. Судя по остаткам мебели, это был зал заседаний. Не давая остановиться, мой спутник подбежал к окну, рывком распахнул одну из створок. Рядом и в самом деле находилась пожарная лестница – тонкая, хлипкая, она уходила далеко в темноту, в клубившийся внизу сырой туман. И чтобы до нее добраться, надо вылезти на подоконник и протянуть руку. А снаружи такой холод и ветер! Вдруг я поскользнусь и упаду?

Шаги наших преследователей раздавались уже в главном коридоре. Еще немного, и они будут здесь!

Не теряя времени, Виталий Максимович влез на подоконник, одной рукой ухватился за пожарную лестницу, а другую протянул мне:

– Быстрее!

Стараясь не смотреть на зияющую пустоту под ногами, я ухватилась за руку своего спутника и, совершив отчаянный прыжок, вцепилась в тонкие скользкие ступеньки. Виталий Максимович уже почти преодолел спуск, я постаралась не отставать.

Пожарная лестница не доходила до земли метра на полтора, которые показались мне невероятно длинными. Я повисла на последней ступеньке, судорожно вцепившись в нее, будто кошка в тонкую ветку на вершине дерева.

– Прыгайте, я ловлю. Раз, два, три, пошел!

Сделав над собой титаническое усилие, я разжала руки. Виталий Максимович поймал меня и, поставив на покрытый грязью и мокрым снегом асфальт, снова потащил за собой. Мы на бешеной скорости обогнули здание и добежали до уже знакомого пролома в заборе. Теперь территория не выглядела тихой и безлюдной, как накануне. Судя по шуму, со стороны парадного входа стоял грузовик с заведенным мотором и несколько человек поспешно таскали туда какие-то грузы.

Мы запрыгнули в машину, и она тут же сорвалась с места. Только когда мы проехали несколько кварталов и оказались далеко от НИИ сыпучих материалов, я почувствовала, что сердце уже не так бешено колотится.

– Вы там ничего ценного не оставили? – как ни в чем не бывало поинтересовался мой спутник, тормозя возле круглосуточного кафе.

– Кажется, ничего. Визитка! Я, должно быть, выронила ее, когда открывала шкаф. В конце концов, кто станет там шарить по полу?

– Будем надеяться, что это так. И я бы вам посоветовал соблюдать предельную осторожность.

– Вот еще! – возмущенно фыркнула я. – Стану я бояться каких-то крыс! Они сами со страху улепетывали.

– Не стоит недооценивать противника, Виктория Евгеньевна, – в голосе моего собеседника снова прорезались металлические нотки. – А крыса, загнанная в угол, может быть очень и очень опасна. И на вашем месте я бы позаботился об охране квартиры. Могут пожаловать гости – незваные и очень неприятные.

Да что они, в самом деле, сговорились, что ли! Один готов приставить ко мне телохранителей, чтобы пасли меня круглые сутки, второй хочет, чтобы я заперлась дома и никого не пускала. Да я задохнусь в такой обстановке, у меня клаустрофобия начнется! Чтобы я из-за какого-то криминала меняла свои привычки?! Не дождетесь! Пусть эти наркодельцы мою визитку хоть в рамочку вставят, хоть под подушкой держат. А сейчас мне просто необходимо восполнить запас жизненных сил. Вот, кстати, и круглосуточное кафе. Что здесь подают? Пиццу? Прекрасно! Пара кусочков «Маргариты» мне не помешает, и «Сицилианы» с рыбой тоже. Нет, никакой колы! Зеленого чаю и без сахара!

Виталий Максимович не стал возражать, но настоял, чтобы мы заняли столик в самом укромном углу, и все время, пока я не разделалась со своим поздним ужином – или ранним завтраком? – следил за окружающей обстановкой. Еще один телохранитель на мою голову! Ведь не успокоится, пока не доставит до дверей гостиницы и не убедится, что я в безопасности.

Выспавшись и наскоро проглотив гостиничный завтрак, я вызвала такси до вокзала. Конечно, Виталий Максимович с радостью подвез бы меня, но иногда мне доставляет удовольствие знать, как было бы правильно… и поступать наоборот.

Глава седьмая

Сцену, которая произошла в лабораторном корпусе после того, как мне пришлось его поспешно покинуть, я не могла наблюдать. Но никто не мешал мне представлять ее во всех красочных подробностях. А как иначе? Журналист должен помимо прочих талантов обладать даром воображения, даже если он принципиально пишет правду и ничего кроме правды. Впоследствии я имела возможность убедиться, что все именно так и происходило.

Пока я в сопровождении Виталия Максимовича спускалась по хлипкой пожарной лестнице, заброшенный лабораторный корпус наполнялся топавшими и отчаянно ругавшимися молодыми мужчинами самой отталкивающей внешности. Пройдя по коридорам, они принялись заходить по очереди в каждую комнату и методично заглядывать всюду, где мог бы спрятаться человек. Впоследствии сотрудник полиции подтвердил мои худшие предположения: эти граждане были настроены более чем серьезно и кто знает, чем бы могла закончиться встреча с ними.

– Тут они! – радостно заорал один из них. – Во, гляди, Андрюха, у телефона трубка брошена.

– Там вроде как бабьим голосом кто-то вякнул, – подхватил второй, заглядывая под стол и даже в сейф. – Не, никого. Если баба, то по-любому где-то прятаться должна. И мужик тоже, иначе чего бы ее сюда понесло?

– Кто о чем, а вшивый о бане. Ищите, так вашу перетак! – заорал на них главный. – Чего стоите, как эти самые? Кому сказано – носом землю рыть!

Один из подчиненных, явно с отставанием в развитии, постарался выполнить приказ в буквальном смысле. Опустившись на четвереньки, он принялся по-собачьи бегать по бывшему офису, все разглядывая и обнюхивая.

– Ну вот, заставь дурака молиться, он и лоб расшибет, – проворчал охранник, недовольный, что вся эта ерунда случилась именно в его дежурство. – Он не это хотел сказать, чудак-человек.

– Нашел! – радостно воскликнул «шестерка». – Тут старые бумажки лежат, а эта свежая и духами пахнет, вкусные.

Еще бы не вкусный запах! Мой любимый дневной аромат, между прочим, «Нина Ричи», из новой коллекции для бизнес-леди.

– А ну дай сюда! Молодец, Толик! Ну, ни фига себе! Хмелевич Виктория Евгеньевна, журналист, отдел расследований. Все, финита ля комедия, братцы-кролики. Уж лучше бы налоговая или «Альфа» с «Вымпелом».

– И это мы из-за какой-то писаки с такого козырного места когти рванули?! – возмутился громила, половину лица которого покрывали следы от давнего ожога. – Мало того что помещение, считай, дармовое, так еще и аппаратура: центрифуга, автоклав, молекулярный, блин, разделитель! Да на нем искусственный кокс получался лучше настоящего.

– Ты, Алхимик, не врубаешься, так сиди, как мышь под метлой, и варежку не разевай, когда умные люди тему перетирают, – прервал его главный – бледный тощий субъект, голос которого тут же сорвался на визг. – Это вам не просто бабенка, у которой шило в одном месте, это Штирлиц и зондеркоманда в одном флаконе! Про мандариновую империю по телеку видели?

– Про директора овощебазы, который на десять лет загремел за хищение в особо крупных размерах?

– А кто налоговую на него навел, ты в курсе? Кто всю его конспирацию помножил на ноль? А про коттеджный поселок, который хотели замутить посреди лесопарка, слыхали? И кто, по-вашему, этому помешал? Люди громадные бабки потратили, взяток раздали немерено за разрешение на строительство, и в результате что? Не только фигу с маслом, а еще и статью схлопотали!

– И что же, Псих, ты хочешь сказать, – нерешительно произнес еще один, комкая в руках шапочку-чеченку, – что эта Хмелевич сюда заявилась по наши души?

– Доперло, наконец, до идиотов! – возопил главарь, бегая кругами по тесному помещению. – Эта если во что вцепится – все, пиши пропало, никто ей не указ, хоть министр, хоть сам президент. Затеяла журналистское расследование – доведет до конца. Одно хорошо: она всегда справляется сама, ментов, то есть полицию, привлекать не любит. А тут не просто заявилась, еще и с понтом. Визитку оставила, чтоб тут мы заранее со страху перетряслись.

– Короче, сколько ей отстегнуть, чтобы о нас забыла? – деловито поинтересовался еще один из присутствовавших.

– Пытались уже такие умные, с этим к ней лучше и не соваться.

– А может, припугнуть?

– Да она безбашенная, будто у нее девять жизней, как у кошки.

– Это вы про нее, что ли? – вступил в разговор блондин с внешностью пай-мальчика, казавшийся чужеродным явлением в этой компании. – Смотрите, вот, в Википедии целая статья. Где живет, чем занимается, семейное положение. Вот из этого и надо исходить, а не взятки совать и кулаками размахивать. На дворе двадцать первый век, господа, а вы все еще действуете пещерными методами. Если включить мозги, к каждому человеку можно подобрать ключик.

Но тогда я не знала об этом разговоре и о коварных планах, напрямую касавшихся моей скромной персоны. Наконец-то я снова в Москве! Ленинградский вокзал, мелодия Газманова, лившаяся из всех динамиков, и, главное, легкий морозный воздух – как приятно вдыхать его после питерской сырости и жарко натопленного вагона.

Теперь на стоянку, где столько времени скучал мой «глазастик». В редакцию ехать поздновато, заявлюсь туда завтра с утра. Моя профессиональная репутация не нуждается в подтверждении, но перспектива с блеском начать на новом месте работы ощутимо поднимала настроение. Скорее домой: погладить Мыша, привести себя в порядок и передохнуть после питерских приключений.

Я уже предвкушала, что проведу этот вечер спокойно, наслаждаясь тишиной и домашним уютом. Не спеша, в махровом халате и тапочках, я покинула ванну. Ванна с морской солью и ароматической пенкой – то, что надо, чтобы восстановить силы. Я включила кофе-машину и забросила в тостер несколько кусочков булки, купленной по дороге. Теперь намазать на них брынзу, положить сверху ломтик помидора, немного зелени – и можно наслаждаться жизнью!

Первый бутерброд, конечно, достался Мышу: он так умильно смотрел на меня, что рука сама потянулась к угощению. Да, любой кинолог прочел бы мне мораль о том, что нельзя приучать собаку попрошайничать у стола, но Мыш для меня гораздо больше, чем домашний любимец. Я привыкла считать его таким же любимым сыночком, как и Глеба, который сейчас совершенствуется в английском путем погружения в языковую среду.

А теперь можно забраться в любимое уютное кресло, завернуться в тонкий шерстяной плед, когда-то привезенный из Ирландии, и посмотреть что-нибудь легонькое, не загружающее голову. Куда я положила диск с новой комедией?

Но тут из коридора донеслись странные звуки. Мыш тоскливо взвыл, царапая дверь. На лестничной площадке послышались голоса: там не то плакали, не то ругались. Да что же, в самом деле, происходит?!

С трудом отпихнув Мыша, я вышла на лестницу. Перед моей дверью творилось нечто страшное. Соседи из квартиры напротив – Валера, шофер-дальнобойщик, и его жена Вера, нянечка в детском саду, – неловко суетились вокруг чего-то маленького, лежавшего посреди площадки в луже крови. Присмотревшись, я увидела, что это их кошка Марфа – изуродованная, переломанная, она еле дергалась, беспомощно открывая рот и жалобно глядя на хозяев. Те же, вместо того, чтобы оперативно реагировать на ситуацию, предавались эмоциям.

– Марфушенька, душечка, да кто же тебя так?! – голосила Вера. – И каким извергам, паразитам проклятущим, божья тварь помешала? Да чтоб им, аспидам таким…

– Все уже кругом обежал, – отвечал Валера, со всей силы ударяя пудовым кулачищем в стену. – Найду – головы поотрываю, своими руками. Будут знать!

– Участкового надо вызвать, – послышался чей-то голос с площадки этажом выше. – Подростки хулиганят, больше некому. Господи, ужасы какие. Колька, живо домой, нечего тебе тут смотреть!

Худший враг – это паника, как говорил один мой друг юности, профессиональный спасатель. Метнувшись в квартиру, я схватила визитницу. Ветеринарная клиника, куда я несколько месяцев назад возила Мыша, повздорившего на улице с каким-то метисом бультерьера, – вот что сейчас нужнее всего!

– Несчастный случай, срочно, кошка, кажется, еще жива… Да, все будет оплачено. Да, это я, и если не поторопитесь, следующее расследование будет уже о вашей клинике.

Наскоро продиктовав адрес, я сделала такое, чего сама от себя не ожидала. Снова выйдя на лестницу, чтобы сообщить соседям, что ситуация не безнадежна и за Марфой сейчас приедут, я, как потом рассказывали очевидцы, закатила глаза и по стеночке сползла на пол. Последнее, что мелькнуло перед моим гаснувшим взором, это несчастная кошка, рядом с которой было коряво выведено желтым мелком: «Не уймешься – и тебя так же». Или мне это уже показалось?

Очнулась я от резкого отвратительного запаха. Открыв глаза, увидела, что лежу на своем диване, а соседка Вера сует мне под нос флакончик нашатырного спирта. За моим кофейным столиком сидела незнакомая женщина в белом халате и заполняла какие-то бумаги.

– Ушиб задней части головы, возможно, сотрясение мозга, – бесстрастно констатировала она. – Больничный нужен? На госпитализацию согласны?

– Какой больничный, какая еще к черту госпитализация! – возмутилась я, садясь на диване и отталкивая Верину руку. – У меня работа! Давайте, подпишу все, что надо, и ни в какую больницу я не поеду! У меня два расследования одновременно, какая еще больница?!

При первом же движении голова как будто взорвалась, разлетевшись множеством крохотных осколков. Кажется, я все-таки сильно грохнулась. Хотя чему удивляться? Следователь, с которым я беседовала по поводу одного из давнишних расследований, говорил, что самые сильные травмы получают, как раз упав с высоты собственного роста.

– Нет так нет, – так же равнодушно произнесла врач. – Подпишите вот здесь. Два-три дня строгий постельный режим; если будут ухудшения или жалобы, звонить по этому номеру.

– А что… – начала я, когда за врачом захлопнулась дверь.

– Увезли Марфушеньку! – зачастила Вера. – В клинику, на операцию. Докторша такая хорошая, заботливая, не то что эта задрыга. Говорит, еще бы немного… Спрашиваю, сколько заплатить, говорит – ничего: у них в неделю запланирована одна бесплатная операция, вроде как социальная помощь, мы как раз и попали. Спасибо вам…

– Вы не заметили, – прервала я ее излияния, – там на полу что-то было написано?

– Да вроде ничего, – ответил за нее муж. – То есть сперва не до того было, а потом все ногами растаскали, что написано, что не написано. Найду – урою козлов!

– Даже не думай! – вскинулась Вера. – Знаю я тебя, а мне потом в тюрьму передачи таскай. Ладно, пошли домой, нечего тут мешаться. Может, позвонить кому, чтоб приехали? И если понадобится чего, так звоните, хоть днем, хоть ночью…

Оставшись, наконец, в одиночестве, я снова попыталась встать, но теперь этому препятствовал Мыш. Выбравшись из-за комода, он запрыгнул на диван и принялся старательно вылизывать мне лицо. От этого голова почти перестала болеть.

Отпихнуть лохматого любимца я была не в состоянии. Даже пошевелиться – и то казалось мне непосильным трудом. Единственное, на что я была способна, – это размышлять. Если исходить из того, что ужасное происшествие с соседской кошкой не случайность и не дело рук каких-нибудь юных гопников и надпись на полу мне не померещилась, то остается одно: я напала на верный след. И вдруг эти производители наркотиков имеют какое-то отношение к делу Николая? Пожалуй, есть смысл заняться им самым серьезным образом. Разумеется, когда почувствую себя немного лучше. А публикацию я должна подготовить, невзирая на состояние здоровья. Как любит повторять мой бывший супруг, есть вещи главные, а есть первоочередные.

Глава восьмая

Два дня, даже почти три я добросовестно соблюдала предписания врача. Пришлось позвонить Алле, которая разохалась, раскричалась и все время порывалась позвонить кому-то из знакомых – представителю, так сказать, негосударственной силовой структуры. С трудом мне удалось успокоить подружку и, главное, взять с нее честное юридическое слово, что она не поставит в известность о случившемся моего бывшего супруга, продолжавшего не без оснований считать себя моим ангелом-хранителем.

Алла появлялась в моей квартире, исчезала и снова появлялась, неся то ингредиенты для диетического супчика, то десяток купленных в ближайшем кафе маффинов с разнообразными начинками, то чего-то не менее полезного для выздоравливающей женщины. Мыш послушно отправлялся с ней на прогулку, не возражал, когда Алла вычесывала ему шерстку специальной расческой-пуходеркой, которую в обычной ситуации на дух не переносил, и всем своим видом намекал, что не прочь съесть что-нибудь вкусненькое.

Разумеется, я тут же узнала последние новости из жизни ее подзащитного, точнее опекаемого. Николай был поселен на ее даче, где, если регулярно топить печку, можно устроиться со всеми удобствами. Единственное, что вызывало бурное недовольство Аллы, это его душевное состояние.

– Сидит, как в воду опущенный! Я, типа, сам во всем виноват, никто меня не подставлял, а Полина правильно поступила: нечего ей делать с таким неудачником. Толстовец выискался! Может, психолога ему, чтоб мозги на место поставил? Или не трогать – сам оклемается?

Но на третий день мой внеплановый отдых был прерван. Как всегда, телефонный звонок раздался более чем не вовремя. Если бы сериал, который занимал мое внимание, был на диске или онлайн, я бы просто нажала на паузу и ответила на звонок. Но фильм, который идет по телевизору, невозможно ни остановить, ни перемотать назад. Иногда мне это кажется ужасным анахронизмом. Поэтому прежде, чем я узнала, кто там главный подозреваемый, прозвучало не меньше пяти звонков. Не угадала, но вовсе не потому, что моя интуиция ошиблась, а потому, что в кино многое не так, как в жизни.

– Привет! Я не вовремя? – раздался голос Геночки. – Мне кое-что удалось выяснить насчет того дела. Есть кое-какая информация. Хочу встретиться, сообщить, так сказать, в личном порядке. Когда у тебя найдется время?

Ну разумеется! Верный Рыцарь не упустит возможности повидать Даму сердца. К счастью, кругленький, вечно улыбающийся Гена ни капли не похож на печального воздыхателя, у которого под маской смирения, как правило, скрываются немалые амбиции. К тому же слово «информация» всегда действует на меня сильнее, чем запах дичи на оголодавшего волка.

– Сегодняшний вечер у меня не очень загружен. Давай в семь в том самом кафетерии.

Перспектива узнать нечто секретное и продвинуть расследование благотворно подействовала и на состояние моего здоровья. Я вскочила с кресла, ощущая себя обновленной и полной сил. Хватит лениться, меня ждут великие дела! Мыш тут же выбрался из-под стола, с надеждой заглядывая в глаза. Нет, погуляем мы чуть позже, а сейчас за дело!

Я появилась в кафетерии на целых десять минут раньше назначенного времени, но Геночка уже ждал за столиком, тесно уставленным разнообразными лакомствами. Ну и ну! Моя любимая клубника в сливках, тирамису, мороженое, свежевыжатый апельсиновый сок – такой я пила здесь в прошлый раз.

– Привет! Ты что, решил попасть в Книгу рекордов Гиннесса? Как самый упитанный человек планеты?

– Это тебе, – как всегда ни капли не обидевшись, ответил мой почетный воздыхатель. – Звонила Алла, рассказала, что с тобой произошло и что тебе нужно питаться как следует. А твои любимые лакомства у меня занесены в особый список.

Я изумленно плюхнулась на яркое пластиковое креслице, не зная, сердиться на своих чересчур заботливых друзей или смеяться. Ну, настоящие заговорщики!

Когда от тирамису и мороженого остались одни воспоминания, а в вазочке с клубникой – одна ягодка, Гена вытащил прозрачную папку.

– Удалось кое-что выяснить. Вот копия из налоговой – результаты проверки перед кражей документов из сейфа. Все в пределах допустимого, никаких серьезных нарушений. Но стоило пропасть документам из сейфа, как одна внеплановая проверка за другой…

– Это я уже знаю от самого Николая, – нетерпеливо перебила я, заглатывая последнюю ложку сливок. – Что за всем этим стоит, удалось узнать?

– Еще со времен Древнего Рима в таких случаях задавались вопросом: кому выгодно? Так вот в самом большом выигрыше оказывается супруга твоего знакомого, в данный момент уже бывшая. Ей досталось не так уж и много: однокомнатная квартира в Веселом Поселке и руководящая должность в ИЧП «Астра». Впрочем, квартиру, из которой Николай был поспешно выписан, она продает и так же скоропалительно заключает брак с Андреем Ивановичем Стариковым – третьим учредителем. Молодожены переезжают в Москву, покупают квартиру, стоимость которой раз в пять превышает стоимость питерской однушки. И еще один любопытный момент: ИЧП «Астра» входит в состав некого ОАО «Весперум». А Полина Викторовна и Алексей Иванович получают там неплохие должности: она завканцелярией в филиале, он начальник охраны.

– «Весперум»! – от неожиданности я даже подпрыгнула на месте. Столик пошатнулся, апельсиновый сок едва не выплеснулся из стакана. – Это не тот «Весперум», который хотел купить здание в Питере?

– Откуда ты знаешь? – поразился Геночка. – Да, пытались приобрести аварийное здание, но сделка не состоялась. Там вроде бы планировалось построить торгово-развлекательный центр, но по какой-то причине не срослось. Получив деньги назад, ОАО «Весперум» приобрело здание аварийного общественного туалета в городском сквере, вот адрес, – продолжил Гена, заглядывая в бумаги. – Потом добилось разрешения на реконструкцию и построило на этом месте бизнес-центр.

– Это все, конечно, интересно, – перебила я его. – А Полина? Где филиал, в котором она работает?

Вместо ответа Геночка положил передо мной распечатанную на компьютере страничку: адрес, местоположение на карте и внешний вид здания. И что он так старается, не пойму!

– Ну как, помог я тебе? – поинтересовался он, сияя, как школьник, ответивший материал на отлично.

…Бывший купеческий особняк на Чистых Прудах я нашла без особого труда. Некоторые ужасаются при виде того, какими становятся после реставрационного ремонта исторические здания, но, думаю, даже они признали бы, что этому сооружению реконструкция пошла только на пользу.

Двухэтажное здание с колоннами смотрится вполне в духе времени: стеклопакеты, спутниковая антенна рядом с ажурным металлическим флюгером. Над дверью и по углам видеокамеры – сразу видно, серьезная организация.

Не успела я подняться на крыльцо, как передо мной за стеклянной дверью материализовался охранник. Неопределенной внешности, неопределенного возраста, на черной форме логотип охранного предприятия.

– Вы к кому? – бдительно поинтересовался он, изо всех сил буравя меня глазами, как будто ожидая, что за моей спиной прячется целый взвод международных террористов и шпионов по совместительству.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, с каким персонажем я имею дело. Вчерашний неудачник благодаря счастливому случаю или чьей-то протекции попал на хорошее место и теперь из кожи вон лезет, доказывая, что его не зря сюда взяли. Мне сразу вспомнилась собака моей приятельницы: будучи взятой щенком с улицы, она до сих пор старательно облаивает каждого, кто войдет в квартиру. Как и в случае с собакой, таким следует сразу дать понять, кто здесь главный.

– К Полине Викторовне, – высокомерно бросила я, вплывая в вестибюль и махнув перед носом охранника малиновыми корочками с надписью «Пресса». Причем не просто, а так, как научил один следователь: движением сверху вниз, чтобы собеседник невольно наклонился. – Я и так уже задержалась.

– Третий этаж, налево, на двери увидите табличку, – с готовностью доложил охранник.

Не удостоив его взгляда, я прошествовала к лестнице, покрытой помпезным малиновым ковром. Ну и безвкусица! Мимо картин, явно написанных каким-то старательным, но неумелым студентом младшего курса, хочется вообще пройти, зажмурив глаза. Люди могут лгать, а вот дома – никогда. Мнение о фирме «Весперум» я успела составить еще до того, как поднялась на нужный этаж.

Вот и обитая светлой кожей дверь, табличка, как и следовало ожидать, медная, блестит, как непременно сказала бы Аллочка: будто тщательно вылизанное подхвостье у кота.

В приемной, обставленной, подобно многим помещениям такого же порядка, в стиле «евростандарт», за столом сидело миловидное создание старшего школьного или младшего студенческого возраста. Занятие, за которым я застала эту юную деву, подтверждало мои догадки: положив на колени толстый глянцевый журнал и для верности придерживая его одной рукой, она увлеченно читала статью из бесчисленной серии «Как завлечь олигарха». Будто на уроке или лекции. А потом удивляемся, откуда берется куча ничего не знающих «молодых специалистов»!

– Вы к кому? – спросила девушка тем же тоном, что и охранник несколько минут назад. Интересно, у них что, хамство обслуживающего персонала является частью корпоративной политики?

– Девушка, вы первый день на работе? – ледяным тоном поинтересовалась я. – Разве здесь имеется несколько кабинетов? Если вы отвлечетесь от своего увлекательного занятия и займетесь непосредственными обязанностями, – продолжила я, брезгливо указав пальцем в сторону журнала, испуганно сползавшего с кожаной мини-юбки, – то увидите, что дверь здесь только одна – с надписью «Старикова Полина Викторовна». И за этой дверью должна произойти ее встреча с представителем одной из ведущих московских газет.

– Да, пожалуйста, – пискнула девица. – Полина Викторовна, к вам журналист, из газеты.

Не дожидаясь ответа, я толкнула тяжелую дубовую дверь и оказалась в кабинете, обставленном с претензией то ли на эксклюзив, то ли на богемный стиль. И то и другое смотрелось здесь одинаково неуместно.

Хозяйка кабинета – дама слегка за тридцать в куцем брючном костюмчике и с молодежной стрижкой цвета красного дерева – восседала не за письменным столом, как следовало бы ожидать, а за хлипким столиком на гнутых позолоченных ножках. Почти всю стену за ней занимала картина – чей-то портрет в стиле «наив». Ковер, в котором мои сапожки сразу утонули, будто в трясине, наоборот, пестрел вызывающе-восточными узорами.

– Вы ко мне? – удивленно приподняв бровь и вертя сигарету в холеных пальцах со свежим маникюром, проговорила Полина Викторовна. – Из «Светской хроники»? Я думала, вы придете после обеда, как договаривались…

– Не совсем так, – ответила я, усаживаясь на предложенное кресло, явно приобретенное на какой-нибудь авангардной выставке «для избранных». – Я действительно журналист, – продолжила я, продемонстрировав свое удостоверение, на этот раз в раскрытом виде. – Но я к вам немного по другому поводу. Это касается вашего бывшего супруга Николая. Как вам, наверно, уже известно, он недавно вышел на свободу…

Не успела я закончить фразу, как с моей собеседницей начали происходить разительные перемены. Ее лицо с безупречно наложенным дорогим макияжем перекосилось в злобной гримасе и пошло красными пятнами.

– Вон отсюда! Сейчас же! – заверещала она голосом базарной торговки, уличенной в мелком жульничестве. – Кто пустил?! Поувольняю всех к чертовой матери! Какой еще Николай?! Я не знаю никакого Николая и знать не желаю, слышите?!

С этими словами она запустила в меня редакционным удостоверением и попыталась вскочить с места. Хлипкая мебель пошатнулась, чашка из тонкого костяного фарфора слетела на пол, коричневая жидкость расплескалась по ковру.

– Ну, зачем же так бурно реагировать, Полина Викторовна, – попыталась я урезонить разъяренную фурию. – Разве сейчас сталинские времена, когда одно упоминание о таких вещах…

– Вас сюда никто не приглашал! – снова заорала в ответ хозяйка кабинета. – Сейчас вас отсюда выведут! Охрана, так твою перетак! Выбросите отсюда эту дрянь! Чтоб духу ее здесь не было!

– Не верю ни единому вашему слову, – подчеркнуто спокойно произнесла я. – Визжите, будто актриса из погорелого театра. И кстати говоря, есть мнение, – последние слова я проговорила со всей возможной внушительностью, – что дело вашего супруга сфабриковано, и у меня имеются документы, подтверждающие вину некоторых лиц из его ближайшего окружения. Так что, возможно, эта встреча у нас с вами не последняя. Счастливо оставаться, и советую впредь держать себя в руках. Истерика вам не идет.

Не дожидаясь, пока не в меру старательный охранник исполнит распоряжение в буквальном смысле, я подобрала удостоверение, чудом не попавшее в лужу кофе, и не спеша направилась к выходу. За моей спиной полился целый поток нецензурной ругани, которой хозяйка кабинета награждала юную любительницу гламурного чтива. Вот уж к кому я не испытала ни малейшей жалости. Вздумала бы я в ее возрасте так вести себя на рабочем месте…

Уже открывая дверь, я буквально нос к носу столкнулась с мужчиной, который показался мне смутно знакомым. Где-то я его видела. Скорее всего, коллега – пересекались на каком-нибудь мероприятии. А сейчас, наверно, пришел взять у нее интервью. А что он так перепугался при виде меня? Или думает, что эксклюзивный материал утащен у него из-под носа? Я же не настолько непорядочна, чтобы идти по головам. Здоровая конкуренция – это хорошо, но профессиональной этики никто не отменял.

Машинально поздоровавшись, я поспешила к выходу. Получившая разнос секретарша рыдала, размазывая по лицу тушь и розовую крем-пудру, охранник при виде меня едва не вытянулся в струнку.

Глава девятая

Я спустилась с крыльца, размышляя, где же все-таки я могла видеть этого человека и почему Полина так странно отреагировала на мои слова о Николае. Насколько я знаю, тот не возражал ни против развода, ни против того, что за этим последовало. И даже сейчас не позволяет себе сказать о ней ничего плохого.

До моего «глазастика» оставалось всего несколько шагов, как внезапно в меня врезалось что-то огромное, отшвырнув к самой машине. Тонкий слой снега, покрывавший асфальт, не сделал падение более мягким. Перед глазами вспыхнул целый рой светящихся точек. Но что это было?

Подняв голову, я заметила удаляющуюся спину какого-то амбала, затянутую в черную спортивную куртку. Монументальное сооружение было увенчано несоразмерно маленькой головой в черной же вязаной шапочке, получившей в народе меткое, но непристойное прозвание. Сумка, так «удачно» выбитая у меня из рук, оставалась не застегнутой. Сколько раз я ругала себя за непростительную беспечность, сколько раз уже бывший супруг со страданием в голосе напоминал мне, что неосторожность и моя профессия – вещи несовместные, но почему-то именно этот момент упорно выпадает у меня из поля зрения.

Документы разбросаны по всему тротуару: файл с распечатками отлетел на несколько шагов, какие-то бумаги торчат из-под припаркованного неподалеку «лексуса». Косметичка – хорошо хоть она оказалась застегнута – жалко валяется под уличным фонарем, мобильник докатился до урны и остановился, прокрутившись вокруг оси. Вроде все собрала. Ах да, авторучка валяется прямо посреди тротуара, я на нее едва не наступила. Хорошо, что окна кабинета, который я только что покинула, выходят на другую сторону, а то бы госпожа Старикова получила большое удовольствие от этого зрелища.

Усевшись, наконец, за руль «глазастика», я еще раз перебрала содержимое сумки. Вроде все на месте. Хотя, как совершенно верно заметил один из нашумевших современных писателей, дамская сумочка является аналогом черной дыры. Некоторые предметы, еще недавно положенные в нее, бесследно исчезают, а другие таким же необъяснимым образом появляются. Совсем недавно, разыскивая записную книжку, я обнаружила в сумочке отвертку и новый ошейник Мыша.

Нет, вести машину в таком состоянии невозможно. Необходимо срочно отвлечься и получить какую-то позитивную информацию. Геночка! Вот кто мне сейчас нужен! То есть мне в первую очередь нужна информация, а потом уже он сам. Тем более что какой-то джип припарковался прямо передо мной, перегородив удобный проезд. А лавировать между стоящими машинами, одновременно следя, чтобы в меня не врезался кто-то, летящий на полной скорости – нет, такого мне не надо. Значит, у меня есть время, чтобы успокоиться и решить, как действовать дальше.

Еще дрожащей рукой я взяла мобильник и набрала знакомый номер.

– Привет! Ну как, удалось что-нибудь выяснить?

– Не поверишь, я только что собирался тебе звонить. Есть один документ, думаю, это тебя заинтересует. Но мне через два часа надо быть в генералке, ты можешь подъехать прямо сейчас?

В голосе моего собеседника было нечто такое, что я сразу поняла: нужно срываться с места и лететь на максимальной скорости. Что я и сделала, тут же позабыв про все сегодняшние неприятности! Меня ждала важная информация!

– Да, я здесь неподалеку, минут через пятнадцать буду у тебя.

– А что с голосом? – подозрительно поинтересовались в трубке. – Говори сразу, из какой… ситуации тебя надо вытаскивать?

– Да так, ничего особенного, неудачное интервью.

– Неудачное? У Виктории Хмелевич?! Да ни за что не поверю.

– Вот представь себе. Полина Викторовна, едва услышав имя бывшего супруга, только что в драку не полезла. Ничего не понимаю! Я всего лишь хотела кое-что выяснить…

– Что?! Тебя какая нелегкая понесла в «Весперум»?! Не устаю поражаться тебе, Виктория. Интересно, у тебя хоть какой-то инстинкт самосохранения присутствует? Хотя бы в зачаточном рудиментарном виде? Куда ты в следующий раз за информацией полезешь, в клетку к тиграм?

– Ты же знаешь: если это нужно для расследования, хоть к аллигаторам в бассейн.

– Зря смеешься, между прочим. Любезнейшая Полина Викторовна известна связями с мелким криминалом еще по Питеру. А ее новый супруг Андрей Иванович – не забыла, кем работает? Начальником охраны, а это значит, что под его руководством несколько десятков здоровых лбов.

– Один такой сейчас как раз на меня налетел, – пожаловалась я. – Ни тебе извиниться, ни помочь встать, ну и воспитание! Едва по асфальту не размазал и попер себе дальше, будто так и надо.

– Короче, так, – в голосе моего собеседника послышалась непривычная твердость. То есть непривычная лично мне: с другими Геннадий Петрович может поговорить так, что коленки со страха подгибаются. – Жду у себя, пропуск для тебя уже заказан. И пожалуйста, по дороге не влипни в очередную историю, очень прошу.

– Сейчас еду, – вздохнула я.

Будто услышав меня, джип с тонированными стеклами, коротко взревев, тронулся с места и освободил мне проезд.

После показной кричащей роскоши, царившей в филиале «Весперума», вестибюль и коридоры прокуратуры порадовали простотой и элегантной скромностью. Дежурный вежливо кивнул, пропуская меня, секретарша в строгом деловом костюме поднялась навстречу:

– Пожалуйста, проходите, вас ждут.

Но на этом удовольствия закончились. За массивной деревянной дверью на мою скромную персону снова обрушились громы и молнии. Передо мной за резным письменным столом позапрошлого века сидел Геннадий Петрович, умеющий держать в руках подчиненных, а не милый плюшевый Геночка, о которого при желании можно вытереть ноги.

Мне еще раз во всех подробностях объяснили, в какой гадючник я влезла и что будет совсем не удивительно, если ко мне в моей собственной парадной подойдут несколько таких же амбалов, как тот, которого я встретила на улице, и…

– Ну что ты, в самом деле, так взъелся? – робко произнесла я, вжавшись в массивное кожаное кресло. – Набросился тут на меня, хрупкую и маленькую. Можно подумать, я у этой дамочки выспрашивала постельные тайны или финансовую отчетность за последние десять лет. Просто побеседовать с ней хотела, а заодно и до совести достучаться. Николай, можно сказать, прикрыл ее, а сам теперь в таком состоянии по чужим углам мается… Могла бы хоть из благодарности выделить ему немного средств на лечение.

– Ну и как, достучалась? – ехидно поинтересовался Геннадий Петрович, уставившись на меня проницательным прокурорским взглядом. – Журналисту с таким солидным стажем пора бы знать, что у некоторых совесть отсутствует по определению. А таким, как милейшая Полина Викторовна, она и вовсе ни к чему. Николай для нее давно отработанный материал. Будь побольше времени, я бы рассказал, как эта гражданочка в свое время отправилась покорять Питер и с чего начинала. Кстати, она имеет свойство сразу переходить от слов к делу. Ничего необычного с тобой не успело произойти? Слежку, например, не заметила?

– Нет, слежка была в Питере, но от нее удалось избавиться, – я едва не рассмеялась, вспомнив преследователей, вынужденных разбираться с гаишниками. – А сейчас ничего такого не было. Разве что на меня тот амбал налетел. Перся куда-то, как слепой, я потом полчаса документы собирала. Но у него, скорее всего, у самого были неприятности: с работы уволили или с девушкой поругался.

– Будем надеяться, что это и в самом деле совпадение. Но сейчас речь не об этом. Мне удалось раскопать кое-какой любопытный материал: надеюсь, это поможет тебе в расследовании. Что касается первого дела, по которому твоего знакомого отправили за решетку, то здесь все твои предположения блистательно подтверждаются. Дело сфабриковано, к тому же очень заинтересованными лицами. До неприличия заинтересованными, что в один голос подтверждают все, кто рассказывал об этом деле. И все-таки причина оказалась не такой серьезной, хороший адвокат от этого обвинения за пару минут не оставил бы камня на камне. Но! – Гена поднял указательный палец и сделал театральную паузу. – Есть некая деталь, делающая ситуацию настоящей трагикомедией. Перед тем как отдаться в руки правосудия, Николай оформил жене генеральную доверенность на распоряжение всеми финансами фирмы. Сумма не запредельная, но достаточно солидная. Что сделала после этого милая женушка, тебе уже известно: никакого адвоката и не подумала нанимать, быстренько выкинула мужа из руководства фирмы, выписала из квартиры, кстати, принадлежавшей ему на правах наследования, и вступила в законный брак с Андреем Стариковым – третьим учредителем и лучшим другом Николая. Санта-Барбара и криминальная мелодрама в одном флаконе.

– Еще она избавилась от ребенка Николая! – не выдержала я. – Все, что происходило до сих пор, еще укладывается в какие-то рамки, но убийство ребенка, пусть даже не рожденного…

– Кстати, об убийстве, – оживился собеседник. – Согласно, так сказать, поступившей информации, в тюрьме Николай был на хорошем счету, как у товарищей по заключению, так и у начальства. Никаких дисциплинарных взысканий, спокоен, выдержан, немного замкнут, вежлив и аккуратен. Права не качал, бесчисленных апелляций не рассылал. Когда произошел инцидент, в корне изменивший ситуацию, до освобождения твоему знакомому оставалось всего два месяца. Ситуация была подстроена, срежиссирована кем-то, кому очень не хотелось, чтобы Николай вышел на свободу. По мысли тех, кто это организовал, погибнуть должен был именно Николай. Уголовник по кличке Боров, кстати, рецидивист, осужденный на двадцать лет за убийство с особой жестокостью и цинизмом, не в первый раз проворачивал такие дела. За усиленное питание и некоторые послабления в режиме.

– И что должны были сделать с Николаем? – нетерпеливо перебила я. – Сломать морально? Чтобы отказался от фирмы и остального?

– Слушать надо внимательно! Все гораздо проще: его должны были убить, якобы случайно. Те, кто должен был подыгрывать Борову, ожидали, что Николай начнет отчаянно, но неумело сопротивляться, завяжется всеобщая драка… Никто ничего не видел, не знает, конкретного виновника не найти. Кто же мог подумать, что хилый интеллигент когда-то увлекался восточными единоборствами? И еще один факт, сосем уж из разряда мелодрамы. Выйдя на свободу, Николай попытался встретиться с бывшим лучшим другом и нынешним мужем Полины Викторовны. Наверно, хотел, как и ты час тому назад, достучаться до совести. Господин Стариков его вышвырнул, будто попрошайку, стреляющего сигареты у метро. Надавал по шее, но несильно: не из гуманности, а потому, что сам не хотел оказаться в тюрьме за убийство по неосторожности.

– Николай не сказал о них ни одного плохого слова, ни в чем не упрекнул! И Полину он, по-моему, до сих пор любит и желает ей счастья.

– Еще одна жертва слишком хорошего воспитания, – произнес Гена, сердито отталкивая в сторону перекидной календарь. – Когда у нас начнут уважать свои права вместо того, чтобы на уроках литературы проникаться идеями самопожертвования?! Впрочем, я позвал тебя не для того, чтобы рассказывать все эти истории. Вот документ, имеющий прямое отношение к этому делу. Нет, подожди! – одернул он меня. – Прежде чем тянуть слишком проворные ручки, ответь на небольшой вопрос. В свете вышеизложенного, теперь ты понимаешь, что сегодня натворила? Явилась в самое осиное гнездо рассказать, какая ты большая и сильная и какие страшные неприятности готова им устроить. Ни дать ни взять полицейский инспектор из индийского фильма: в одиночку на целую мафию. Давай договоримся таким образом: я даю тебе акт экспертизы финансовых документов. Можешь взять с собой, это копия. Поразмышляешь над ним на досуге, и самое главное: пока мы тихонько, со всей возможной осторожностью раскапываем это дело, ты на некоторое время исчезаешь с горизонта наших злодеев. В конце концов, у тебя есть и другие служебные обязанности, вот и займись ими. Съезди в какую-нибудь командировку, родителей навести, наконец. Обещаешь?

– Это шантаж и насилие над личностью, – заявила я с шутливым возмущением. – Но ради возможности получить сверхценную информацию…

– Вот и умничка, – облегченно вздохнул Гена, на глазах смягчаясь и теряя облик грозного Геннадия Петровича. – А теперь извини, мне нужно ехать на важную встречу. Но помни: с самодеятельностью в этом деле мы покончили. Иначе мне придется злоупотребить служебным положением и посадить тебя под замок. Еще и охрану к двери приставлю, оформлю домашний арест по всем правилам.

– Интересно, как у тебя это получится, – насмешливо фыркнула я, выходя из кабинета.

Но Геночка этого уже не слышал. Во всяком случае, я на это очень надеялась.

Глава десятая

С другими служебными обязанностями и прочими делами я управилась до обидного быстро. Довела до ума материал, начатый не особенно расторопными предшественниками, а статью, обнаруженную в состоянии полуфабриката, сделала настоящим бестселлером. Всего-то пришлось подытожить изложенные факты, сделать простенький логический вывод и несколько запросов в интернете для уточнения сведений. Удивительно, почему никто, кроме меня, до этого не додумался, это же так просто!

Может быть, действительно навестить родителей? Папой и мамой я не устаю восхищаться: выйдя на пенсию, они почти все время проводят на даче, в поселке с экологическим уклоном. А чтобы не отстать от жизни, активно используют электронное пространство. Поэтому я частенько общаюсь с ними по скайпу. Такое впечатление, что мы сидим за одним столом, а не разделены несколькими сотнями километров. Разве что мамин пирог остается для меня до обидного недоступным. Но ехать в гости без Глеба не хотелось, к тому же именно сейчас Алла не могла помочь с Мышом. А везти «четвероногого сыночка» столько времени на машине, да еще неизвестно, как он поладит с поселковыми аборигенами… Значит, поездка откладывается. Вот когда сыночек вернется из Лондона, Мыша поручим заботам Аллы или моего бывшего супруга, тогда и устроим семейные посиделки за чаем.

Будто прочитав мои мысли, Мыш, дремавший возле холодильника, встал, старательно потянулся, прошел на другой конец комнаты и демонстративно занял своей породистой персоной весь диван. Не оставив мне даже крохотного уголка. А я уже предвкушала уютный домашний вечер…

– Раз так, – заявила я любимцу, – знай: ты сам меня до этого довел! Я поужинаю в другом месте, а ты скучай один до самой вечерней прогулки. И никаких тебе кусочков со стола.

Мысль сама собой заработала в заданном направлении. И правда, почему бы свободной женщине не посидеть в кафе? Между прочим, в не занятое работой время. Сейчас еще не слишком поздно и можно не опасаться, что кто-то решит, что я пришла сюда в поисках легких отношений. Я всего лишь хочу поужинать в праздничной не домашней обстановке.

Ресторанчик «Пелопоннес», недавно открывшийся в четверти часа езды от моего дома, оправдал ожидания. Небольшой уютный зал в средиземноморском стиле; официант, подскочивший, стоило мне появиться в дверях, щеголяет в этническом одеянии, которое так дисгармонирует с классической славянской физиономией. Но, что похвально, он не стал фальшиво деликатным тоном интересоваться, сколько человек еще ожидается. Вместо этого меня проводили к уютному столику в стороне, подсвеченному только настольной лампой, имитировавшей старинный корабельный фонарь. Все продумано: свет падает на то, что стоит на столике, оставляя меня в тени. Значит, и в нашей ресторанной системе, наконец, хоть чему-то научились.

Передо мной будто из воздуха появилось меню, больше напоминавшее доперестроечный гроссбух. Нет, скорее это энциклопедия вкусной и очень привлекательной пищи. Глаза разбегаются! Пожалуй, остановлюсь на уже знакомых блюдах. Для начала возьму что-нибудь легкое: я же пришла полакомиться, а не набить желудок. Салат-коктейль из морепродуктов, фруктовое ассорти со сливками и свежевыжатый апельсиновый сок – для меня это настоящий эликсир жизни.

Сделав заказ, я откинулась на спинку достаточно уютного кресла и принялась разглядывать интерьер кафе и немногочисленных посетителей. Пожилая интеллигентная пара: судя по всему, празднуют какое-то событие. На столе бутылка шампанского и блюдо с фруктами. За столом на четырех человек трое мужчин в костюмах что-то обсуждают, время от времени попивая из крохотных стопочек армянский коньяк. Две пожилые дамы о чем-то оживленно беседуют за кофе и шоколадным десертом. Кажется, с местом для ужина мне сегодня повезло.

– Хочу заявить с максимальной прямотой и честностью, – послышался глуховатый мужской голос. – Он не стоит вашего внимания.

Прямо передо мной, чуть заметно покачиваясь, стоял мужчина лет сорока в светлом, не по сезону, костюме. Чуть длинноватая стрижка кудрявых волос, густые темные усы и мелькнувший во рту золотой зуб ясно дали понять, что передо мной «временно свободный мужчина в командировке», прибывший, скорее всего, откуда-то с юга России. Некоторые считают их раскованную и немного бесцеремонную манеру поведения очаровательной, но все хорошо на своем месте и в свое время. Хотя зачем сразу отшивать: вдруг судьба преподнесла мне очередной источник информации? Не удивлюсь, если через пару минут выяснится, что передо мной бывший школьный друг Николая или фирма, куда привели его служебные обязанности, называется «Весперум». Посмотрим, какая из догадок подтвердится.

– Кто не стоит моего внимания? И почему вы так считаете?

– Мужчина, которого вы ждете уже… – незваный собеседник неловко оттянул рукав пиджака, продемонстрировав массивные часы, которые в полумраке кафе было почти не отличить от золотых. – Десять минут. И этот… нехороший человек не достоин вас. Такая женщина и скучает! Непорядок!

Какое разочарование! Меня, будто скучающую дурочку, пытался «склеить» провинциальный кавалер третьей свежести. Как показывает печальный опыт – к счастью, не мой, – самое глупое и безнадежное дело в такой ситуации – это доказывать, «что ты не верблюд». Один-единственный раз я, тогда еще наивная первокурсница, попыталась с возмущением доказать такому же нетрезвому казанове, что я «не такая». Но в ответ на мои пламенные речи тот рассудительно произнес: «Такая, только еще об этом не знаешь». С тех пор я стараюсь не тратить время и силы на бесполезные дискуссии. Жестом подозвав официанта, я указала на мужчину и сделала недовольное лицо. Все поняв, расторопный молодой человек взял того под руку и вежливо, но непреклонно проводил за дальний столик. Успокоился провинциальный донжуан не сразу. Он попытался передать мне через официанта бутылку шампанского, а потом заказал популярный когда-то шлягер «Яблоки на снегу». По иронии судьбы, именно он звучал в том кафе, где у нас с Вадимом было первое свидание.

Затем принесли ужин, и я сосредоточила все внимание на изысканных блюдах. А они того стоили! Пожалуй, стоит наведаться сюда еще раз, а может быть, и не одной. Тем более что в меню было столько всего привлекательного, а этот нетрезвый ухажер, скорее всего, случайность. Может же что-то в жизни произойти совершенно случайно, без всяких подтекстов и знаков судьбы?

С этими мыслями я, покончив с ужином, вышла на улицу. Там уже царили сумерки и сырая, какая-то совсем не зимняя морось. Можно подумать, я случайно захватила с собой питерскую погоду. Но даже ей сейчас было не под силу испортить мне настроение. Как все-таки полезно устраивать себе вот такие небольшие праздники на серых буднях. Всего-то пара часов в уютной красивой обстановке, вкусный не домашний ужин, и я чувствую себя бодрой и полной сил. Хочется что есть мочи нестись вперед, к желанной цели. Наверно, это сродни ощущениям охотничьей собаки, взявшей след…

Алла! Я же собиралась ей позвонить, рассказать, какой драгоценнейший документ оказался у меня в руках, и передать, чтобы Николай завтра прямо с утра связался со мной. Вот только сяду в машину, на улице такая сырость!

Нажав на кнопку вызова, я одной рукой приложила телефон к уху, а другой нашарила в кармане связку ключей. Еще пара шагов – я открою дверцу и окажусь в салоне «глазастика», где тепло и пахнет кофе с молоком.

Алла отозвалась после первого же гудка.

– Привет, дорогая, у меня для тебя такие новости…

Но закончить эту фразу мне было не суждено. Неожиданно меня схватили чьи-то сильные руки, в нос ударил резкий химический запах. Все вокруг погрузилось в непроглядную темноту, как будто окружающий мир внезапно исчез или кто-то выдернул шнур от телевизора. «Весь мир – телевизор…» – успела подумать я, уплывая в неведомые потусторонние миры.

Приходить в себя не хотелось. Я почему-то находилась в неудобном, совершенно неправильном месте. Меня здесь просто не должно быть! Как я вообще сюда попала? Последнее, что сохранилось в памяти, – зимняя улица, я выхожу из кафе и направляюсь к машине. Достаю телефон, чтобы позвонить Алле. Точно! Я собиралась рассказать ей, какой документ попал ко мне в руки. А что было дальше? Не помню и все тут.

Тесно, темно, немилосердно трясет, и вдобавок все тело болит, будто на нем ночь напролет прыгали озорные чертики, которыми когда-то пугала меня бабушка. К тому же тело затекло. Я лежала в позе эмбриона на чем-то жестком, и в нос мне бил запах бензина – дешевого, плохой очистки. Это как надо не уважать себя и свое транспортное средство, чтобы покупать такую дрянь?!

Окончательно убедившись, что все это не сон, а самая что ни на есть печальная действительность, я попыталась выяснить, где я и главное – как отсюда выбраться. Когда глаза немного привыкли к темноте, я, по мере возможности повертев головой из стороны в сторону, поняла, что неведомым образом оказалась в багажнике машины. Чужой: в этом не оставалось никаких сомнений. Подо мной что-то вроде покрывала, голова покоится на запаске – хоть об этом позаботились. Интересно, кто? Кому понадобилось запихивать меня сюда и везти, будто мешок картошки с дачи? Ладно, шутники, мало вам не покажется, обещаю! С Викторией Хмелевич так обращаться вредно для здоровья. Уточню: для вашего.

Приподнявшись, я изо всех сил уперлась головой в дребезжавшую крышку. Заперто. Попытавшись опереться на локоть, я обнаружила, что руки примотаны к телу скотчем – явно второпях, но от этого не менее прочно, в чем я убедилась, немного поизвивавшись в тесном пространстве. Пожалуй, если каким-то образом выскользнуть из куртки, можно освободиться. Голова закружилась, меня замутило, как будто я выпила не стакан апельсинового сока, а как минимум пол-литра коньяка. Мне чем-то брызнули в лицо, вот почему этот мерзкий запах от одежды. И как мне теперь от него избавиться? Или проще будет сразу все выбросить, чтобы не напоминало об этом, так сказать, приключении. Но сперва нужно как минимум выбраться из проклятого багажника. И как можно скорее!

Внезапно нахлынула паника. До сих пор я считала, что не подвержена приступам клаустрофобии, но все когда-то бывает в первый раз. Совершенно некстати в голове сами собой замелькали эпизоды из фильма «Заживо погребенные». Но одно дело – смотреть на такие ужасы, сочувствуя героине и зная, что уж со мной-то такого не произойдет, удобно устроившись в кресле и потягивая что-нибудь слабоалкогольное, и совсем другое – вот так, изнутри ситуации, в обстановке, приближенной к экстремальной. Хотя почему приближенной? Самая экстремальная и есть!

Кое-как повернувшись на спину, я согнула в коленях ноги, тоже, как выяснилось, связанные, и попыталась изо всех сил ударить сперва крышку, а затем дальнюю стенку. Не хочу, не могу здесь находиться! Дайте мне хотя бы глоток свежего воздуха! Я умру прямо здесь и прямо сейчас, сию секундочку!

Но тут я поняла, что мои испытания этим не ограничиваются. Машина начала подпрыгивать на ухабах. Не удержавшись, я взлетела и всем телом приложилась о крышку багажника. Судя по всему, это грунтовка: в Москве таких дорог я не знаю. А раз так, меня везут куда-то за город. Нет, нельзя поддаваться панике! Надо срочно найти в этой ситуации хоть что-то позитивное.

Пожалуй, самое утешительное из происходящего: я жива и убивать меня пока не собираются, иначе прикончили бы на месте, а не стали бы возиться с похищением прямо посреди города на глазах у множества свидетелей. Значит, кому-то что-то нужно – нечто такое, что от меня мертвой не получить. И это, скорее всего, документ, с помощью которого можно устроить в соответствующих кругах небольшой Армагеддон. Сумочка! Где она? В следующее мгновение я не удержалась от совершенно неуместного в такой плачевной ситуации хихиканья. Ридикюльчик оказался намертво примотан к руке, и потерять его я не смогла бы даже при всем желании. Отметить: позитивный момент номер два. С оговоркой: проверить, на месте ли драгоценный акт экспертного заключения, пока невозможно.

И третий: машина наконец-то остановилась. Только бы это был пост ГИБДД, тогда я спасена. Главное – привлечь внимание, а это у меня всегда неплохо получалось…

Но не успела я набрать в легкие побольше воздуха, как крышка багажника распахнулась, подобно громадному беззубому рту. Да еще и с душераздирающим скрипом: это же надо так запустить машину! Впрочем, неважно: главное, я могу наконец дышать полной грудью. И любоваться звездным небом: никогда не думала, что оно может быть таким прекрасным. Хотя когда мне любоваться – все время куда-то спешу, несусь с высунутым языком, будто гончая по следу, а в результате все время прохожу мимо самого главного…

Надо мной с фонарем в руке склонился жилистый худощавый мужчина неопределенного возраста. Я сразу назвала его про себя Коршуном – настолько он был похож на эту хищную птицу, и даже не из-за глаз навыкате, а из-за носа, как нельзя больше смахивавшего на слегка изогнутый клюв. Наверно, именно так выглядел бы коршун, случайно оказавшийся в городе и вынужденный питаться на помойках, – отощавший, встрепанный и потерявший всякое птичье достоинство.

– Ну что, дамочка, оклемалась? – поинтересовался он неожиданно высоким скрипучим голосом. – Приехали, добро пожаловать! Вылазь!

Ну вот, только начинаешь вникать во что-то глобальное, как опять отвлекли. Судьба тоже любит пошутить.

– Ты это чего? – немного озадаченно поинтересовался Коршун, светя фонарем прямо в лицо.

– Да она, похоже, с катушек съехала, – удивленно проговорил второй похититель – громила, с лицом, не обезображенным интеллектом. Пожалуй, он прекрасно смотрелся бы на месте вожака обезьяньей стаи – орангутангов или скорее бабуинов.

Я продолжала хихикать, не в силах остановиться.

– Чего смешного-то? – даже обиделся громила. – Тебе сейчас от страха трястись надо, а не ржать, как буденовская лошадь. Вот приедет хозяин, тогда сразу заплачешь горькими слезами. И ведь сама во всем виновата, лезла куда не просят…

– Хорош трындеть, – перебил его напарник. – Тащи ее в дом, а я позвоню – доложу, что объект доставлен в условленное место. Ну, чего встал? Таращишься, будто бабы лет десять не видел.

– Видеть-то, конечно, видел, правда, все больше издали, – ничуть не обидевшись, произнес Бабуин, легко, будто котенка, извлекая меня из багажника и перекидывая через плечо. – А вот чтобы насчет чего другого… Ну все, молчу, молчу – чего заводиться-то сразу?

Напрягая все силы, я подняла голову и обернулась. Дом, куда направился похититель, топая громадными ботинками прямо по снежной кашице, казался совершенно необитаемым. Когда-то добротное двухэтажное деревянное строение сейчас пребывало в том же печальном состоянии, что и машина. Крыльцо вот-вот развалится, крыша опасно накренилась. Рядом пара сараев, готовых рухнуть от малейшего порыва ветра. За полуразвалившимся забором темнеет еловый лес. Веселенькое местечко, нечего сказать! Напрашивается вывод: тот, кто заказал мое похищение, не особенно богат, иначе меня не привезли бы в дом, когда-то принадлежавший чьей-то бабушке. Интересно, насколько верны мои предположения?!

Тем временем громила поднялся по жалобно скрипнувшим под его весом ступеням, с трудом открыл перекосившуюся дверь и, придерживая меня одной рукой, принялся шарить другой в поисках выключателя. Если бы ему случалось бывать здесь раньше, хотя бы много лет назад, движение было бы автоматическим. А может быть, это наследственное домовладение принадлежит не ему, а Коршуну? В таких домах на стенах можно увидеть портреты всех близких и дальних родственников, вдруг там найдется и его фото – в школьной форме и пионерском галстуке? Мальчика, который верит, что будущее светло и прекрасно.

Господи, о чем я только думаю! Мне надо выстраивать план спасения, а я мысленно реконструирую биографии похитителей. Еще немного, и у меня в голове родится подробный план интервью «Как я дошел до такой жизни»… Хотя в этом как раз нет ничего необычного: как объяснял все тот же знакомый эмчеэсовец, таким способом человеческая психика защищается от перенапряжения…

В нос ударил запах гниющего дерева, сырых тряпок и заплесневелой бумаги. Вспыхнула тусклая лампочка: я, все так же свисая с мощного плеча, оказалась в тесных сенях, а затем в комнате, пол которой был застелен когда-то разноцветными половичками. Здесь, к моему удивлению, оказалось совсем не холодно. Вот оно что: трамвайная печка! Еще один положительный момент.

Наконец-то Бабуин соизволил поставить меня на ноги и размотать скотч, которым я была обмотана наподобие вареной колбасы в обертке. Я принялась переминаться на месте, в ногах будто забегало множество крохотных мурашек.

Старая мебель – такую я даже у бабушки не видела: резной буфет темного дерева, полки, явно самодельные, массивный комод. Под потолком пыльный шелковый абажур, по стенам, как я и ожидала, фотографии – жаль, освещение не позволяет как следует их разглядеть.

На круглом столе, прямо на ажурной вязаной скатерти натюрморт, красноречиво свидетельствовавший о «суровых мужских посиделках»: бутылки из-под пива, вскрытые упаковки хлеба и копченой колбасы в нарезке. При виде этих «остатков пиршества» я с удивлением отметила, что съеденный накануне ужин бесследно испарился, уступив место сосущей пустоте в желудке. И почему я не заказала ту рыбу в кляре? И суп с мидиями тоже сейчас бы не помешал.

Не дав мне толком прийти в себя, Бабуин открыл дверь и подтолкнул меня в соседнее помещение – крохотную, узкую комнатушку за печкой. Должно быть, когда в доме жили хозяева, здесь было тепло и уютно, но сейчас царили холод и промозглая сырость. Темные «ковровые» обои на стенах покрывали пятна плесени, топчанчик, на который меня сгрузили, будто неодушевленный предмет, буквально хлюпал от накопившейся в нем влаги. Остальное было не разглядеть: света, падавшего из-под двери, оказалось маловато.

– Вы кто? – попыталась я разговорить Бабуина, нарочно задержавшись на пороге. – Кто хочет так оригинально со мной встретиться? Попросил бы по-хорошему – не пришлось бы вам тащиться в такую несусветную глушь.

– Скоро сама узнаешь, – буркнул тот, подталкивая меня внутрь. – Сидела бы тихонько, не лезла бы куда не надо – глядишь, и внуков бы понянчила. А так… Эх, и почему все красивые бабы такие дурищи!

Я хотела продолжить разговор, но едва не получила по носу захлопнувшейся дверью.

Послышался звук открывающейся входной двери, шаги, а затем уже знакомый голос Коршуна:

– Сказал: завтра подъедет. Так что готовься тут всю ночь караулить. Приказано с пленной глаз не спускать, не дрыхнуть, не надираться.

– Не дрыхнуть – это я завсегда! – с готовностью воскликнул бабуин. – С такой-то соседкой.

– Кто о чем, а вшивый о бане, – неприятно рассмеялся Коршун. – Впрочем, ночь длинная, а про моральный облик в приказе ничего не говорилось…

Вне себя от страха и отвращения, я отчаянно ворочалась на узком топчанчике, набитом гнилым сеном. В углу копошился и попискивал целый выводок мышей. Никогда не могла понять, почему считается, что женщины должны испытывать панический страх перед этими очаровательными созданиями. Как здесь жестко! Неужели я даже опытно-экспериментальным путем не смогу найти хоть ложбинку, пригодную для моего измученного долгой дорогой тела? И как здесь холодно! Чем бы укрыться? Какое-нибудь одеяло в этом доме есть?

Привстав и пошарив вокруг себя, я и правда нашла подушку, набитую конским волосом, и лоскутное одеяло – настолько ветхое, что расползалось при малейшем прикосновении. Стараясь не думать, сколько микробов и плесени на этих «постельных принадлежностях», я сняла шарфик, завернула в него подушку и, приняв позу эмбриона, постаралась хотя бы согреться. Драгоценную сумочку я тщательно запрятала под подушку так, чтобы при необходимости можно было бы ее без труда нащупать.

Усталость и волнения этого дня взяли свое, и вскоре перед глазами замелькали обезьяны и коршуны, участвующие в телепередаче «Всех поженим». Затем прямо передо мной распахнулась гигантская пасть, готовая поглотить весь мир…

Проснувшись, я как встрепанная подскочила на своем ложе. Приснится же такое! И где это я? Всего пара секунд мне понадобилась, чтобы понять, что похищение и все, что за этим последовало, – не сон, а самая что ни на есть жестокая действительность. Судя по тому, что в комнате теперь было почти светло, наступило раннее утро. Или не раннее, просто пасмурная погода. Так или иначе, до появления неведомого заказчика похищения остается не так много времени. Пора действовать.

Стараясь не шуметь, я огляделась. Узкая маленькая комнатка, единственное окно закрыто снаружи массивным ставнем. На стенах, как и в соседней комнате, полно фотографий: целая семейная эпопея в поблекших от времени и сырости черно-белых снимках. Молодая семейная пара, мужчина в военной форме, групповой снимок – жаль, не разглядеть. А вот и цветная фотография толстого мальчишки в парадной пионерской форме. Нет, ни на кого из моих похитителей не похож даже отдаленно. На чем это я провела ночь? Ничего себе: дореволюционная турецкая оттоманка! На таких кайфовали помещики, описанные в произведениях из школьного курса литературы. Интересно, как эта музейная редкость здесь оказалась? Жаль, что не побеседовать с хозяевами дома, сколько интересного они могли бы мне рассказать. И не исключено, что некоторые истории послужили бы темой для журналистского расследования.

А теперь вернемся к насущным проблемам! Низенькая дверь выходит в так называемую гостиную, где, судя по доносившимся голосам, бодрствовали мои стражи. Следовательно, хочешь не хочешь, а придется с ними каким-то образом взаимодействовать. На их стороне грубая сила, а на моей…. Что? Образование, начитанность и немалый опыт журналиста, не говоря уже о внешности, которая, сама не понимаю каким образом, всегда безотказно действует на представителей воинственной половины человечества. Главное, не забывать, что я маленькая хрупкая женщина, которая больше всего на свете боится мышей. Вот с этого и начну. Дверь не заперта – еще одна крохотная удача. Мой выход! Главное, состроить жалобное выражение лица и пошире вытаращить глаза. Своего рода невербальное послание: я слабое безобидное существо, а вы двое большие и сильные, неужели вам не хочется позаботиться обо мне? Знал бы мой бывший супруг, где мне пригодятся его прошлогодние записи с психотренинга! Нет, он ничего не должен узнать об этой истории. Но до этого еще нужно дожить.

При моем появлении оба похитителя синхронно обернулись. Судя по всему, обоим было немилосердно скучно.

– Чего вылезла? – без особой злобы проворчал Коршун, откладывая в сторону основательно потрепанный сборник кроссвордов. – Кто разрешил?

– Ну чего ты сразу порядки наводишь? – возразил его помощник, выкладывая на столе замысловатую фигуру из спичек. – Побудет с нами, жалко тебе, что ли?

– А можно я здесь с вами посижу? – произнесла я, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно жалобнее, и таращась на них, будто кот из мультфильма про Шрека. – Там темно и мыши! Они бегают и хотят забраться ко мне под одеяло!

– О, под одеяло! Это ты в самую точку сказанула, – расплылся в плотоядной улыбке Бабуин и повернулся к напарнику. – За ней все равно раньше обеда не приедут. Пошли, покажешь, что там за мыши.

– Ты чего это, салага, вперед старших по званию? – нехорошо оскалился Коршун, приподнимаясь. – Не положено!

– А ты не пугай, я не из пугливых! – неожиданно огрызнулся напарник, угрожающе засовывая руку в карман. – Раскомандовался тут. Это еще неизвестно, где ходить тяжелее: в сапогах по горам или в ботинках по зоне вечной мерзлоты.

Ну вот, еще одна удача! Сейчас они начнут выяснять отношения, а я тем временем покину этот негостеприимный дом. Шажок к двери, еще один…

– Куда? – моментально отреагировал Коршун. – Занять исходную позицию, живо!

– Это совсем не то, что вы подумали, – смущенно защебетала я, стреляя глазами по классической схеме «в угол – на нос – на предмет». – Там, в углу, зеркало, не могу же я при вас в таком виде…

Мутная поверхность, покрытая темными пятнами сырости, послушно отразила мою бледную перемученную физиономию в разводах грязи и размазавшейся косметики. И что они оба во мне нашли? Еще немного, и в горло друг другу вцепятся…

Под недоверчивыми взглядами стражей я неторопливо вытерла лицо платком, привела в порядок волосы, а затем медленно продефилировала через всю комнату и уселась на третий стул возле стоявшего прямо под люстрой круглого стола.

– Ой, а пива у вас больше нет? Совсем-совсем? – протянула я капризным голоском. – Ужас как пить хочется! Оно у вас было темное или светлое?

– Это я мигом! – воскликнул Бабуин, с готовностью вскакивая на ноги, отчего посуда в стареньком буфете жалобно задребезжала. – Только сейчас вспомнил: в машине двухлитровый баллон оставался. Кажись, светлое… Так я пошел, командир?

– Выполняй! – снисходительно бросил Коршун и, едва за громилой захлопнулась дверь, бросил на меня более чем красноречивый взгляд. – Ну что, красавица, пока он на задании, мы тут не будем терять время. Докладывай, что у тебя за проблема под одеялом.

– Обожаю решительных мужчин, – произнесла я, стараясь не выходить из роли. – С вами бы у меня никаких проблем не было. Но нельзя же заниматься этим при всех. Это неприлично, я не так воспитана…

– Не понял, ты о ком? – удивился Коршун. – На этого тормознутого вообще внимания не обращай, он придурок, конченый, со справкой. А больше тут никого. На десяток километров вокруг ни одного человека, кричи не кричи, – добавил он с хищной усмешкой.

– Нет, я совсем не о том. Скоро здесь будет много народа и ужасно шумно.

– Чего лепечешь, рехнулась, что ли, со страху? Хозяин еще нескоро появится. А за это время можно много чего натворить, ежели умеючи. А ведь ты в этом деле не промах, по глазам вижу. Пошли, что ли, чего порожняк гонять? Сама напросилась! Со мной динамо крутить даже не думай.

– Когда ваш друг внес меня в комнату, я попросила его позвонить моему бойфренду. Он не пожалеет никаких денег, лишь бы заполучить меня обратно. И, насколько я его знаю, он будет здесь гораздо раньше вашего хозяина. Хотя сейчас я уже об этом немного жалею. Понимаете, руководство крупным банком связано с постоянными волнениями, это же такая ответственность. А все это плохо отражается на мужском здоровье, тем более когда уже далеко за сорок. Ваш друг мне вовсе не показался придурком. Во всяком случае, на мои слова о вознаграждении отреагировал достаточно расторопно. Кстати, он даже по-своему симпатичный, хотя не такой мужественный, как вы…

– Тамбовский волк ему друг! – рявкнул Коршун, бросив в сторону входной двери такой злобный взгляд, что я невольно ощутила, как холодная волна пробежала с ног до головы и обратно. – Так вот, значит, за каким пивом он побежал, козел! Подставить решил. Чтоб меня повязали, а ему и на елку влезть, и задницу не ободрать. Ладно, баран безрогий, сейчас тебе мало не покажется.

Будто в ответ на его слова, хлопнула входная дверь, и на пороге появился Бабуин. Вид у него был запыхавшийся, как будто он ходил не во двор достать пиво из машины, а пробежал как минимум пару километров. Ничего не понимаю!

– Во, принес, правда, по дороге отпил малеха, – проговорил он, водружая на стол начатый баллон «Мартовского». – Ничего, да?

– Ничего, – ледяным тоном ответил Коршун, одной рукой легко разворачивая напарника, а сложенными «клювом» тремя пальцами другой ткнув его в жирный бок. Глаза Бабуина изумленно вытаращились, и он с оглушительным грохотом свалился на пол.

– Полежи пока, отдохни, – продолжил Коршун тем же мертвенно-спокойным голосом, от которого бросало в дрожь. – А потом я с тебя, гнида, шкуру буду снимать, медленно и вдумчиво, как с того мужика, помнишь? Продать меня вздумал! А это пиво, про которое ты мне тут втирал, я сейчас и выпью за упокой твоей поганой души.

Без труда подняв двухлитровый баллон, Коршун сделал несколько торопливых, жадных глотков. Но внезапно, вздрогнув всем телом, сполз на пол и, схватившись за живот, принялся отчаянно извиваться, будто гадюка, попавшаяся чересчур расторопному грибнику. Изо рта его вылетала отборная нецензурная брань, перемежавшаяся тоскливым звериным воем.

Коричневая жидкость, лившаяся из опрокинутого баллона на старый, выцветший половичок, в самом деле пахла не только пивом. От лужицы по комнате распространился резкий неприятный запах. Такими ядохимикатами садоводы опрыскивают деревья от вредителей.

Вот он, мой уникальный шанс на спасение! А впрочем, почему уникальный? Счастливая случайность тоже должна быть хорошо рассчитана. Судя по всему, эта достойная парочка не отличалась особой начитанностью, и уж тем более ни один из них даже не открывал «Сказки народов мира». Попасться на простенькую уловку, известную с древних времен! Единственное, что вызывало у меня небольшое сожаление: эти двое не успели сообщить мне ничего ценного. Но я решила не быть слишком привередливой: лучшее – враг хорошего.

Не теряя времени, я побежала за сумочкой, сдернула шарфик с подушки, а затем опрометью бросилась наружу. В два прыжка я достигла входной двери, буквально скатилась с крыльца и по неглубокому снегу устремилась за ворота. Посреди двора, печально уткнувшись в сугроб, стояла ржавая «копейка» – из тех, на которых ездят по доверенности лица известной категории и которые, как правило, числятся в угоне.

Глава одиннадцатая

Скорее в лес – бежать из этого отвратительного места! Туда, где меня не найдут ни похитители – если в ближайшее время сумеют прийти в себя и выяснить отношения, – ни их хозяин, по заказу которого меня запихнули в багажник этого дряхлого тарантаса и завезли непонятно куда для не совсем добровольной беседы. Доберусь до первого же шоссе, поймаю машину и домой! Представляю, как все беспокоятся. Мыш, наверно, переполошил всех соседей, Алла поставила на ноги пол-Москвы, а бывший супруг… Ох, об этом лучше даже не думать! Хорошо еще, что Глеб осваивает классический английский в языковой среде. Впрочем, мой почти взрослый мальчик и не сомневается, что «мумсик» сможет выпутаться из любой ситуации. Мне бы сейчас его уверенность!

Некоторое время я неслась, как молодая лань, не разбирая дороги, увязая в сугробах, перелезая через упавшие стволы и продираясь сквозь густой кустарник. Пару раз не удержалась на ногах и скатилась по неровному склону, чудом не угодив в какую-то яму. Надеюсь, медведей здесь не водится: интервью с рассерженным хозяином берлоги совершенно не вписалось бы в мои планы.

Наконец, окончательно выбившись из сил, я устроилась передохнуть на пеньке, удивительно напоминавшем кресло какого-нибудь сказочного персонажа. Обломанная часть ствола представляла собой вполне удобную спинку, а торчавшие во все стороны сучки могли сойти за подлокотники. Полянка, со всех сторон закрытая густой порослью молодых елок, казалась мне настоящим зеленым кабинетом. Как здесь, наверно, хорошо летом, в ясную погоду и когда за тобой никто не гонится.

Прислушиваясь к каждому шороху, я быстренько проанализировала ситуацию. Мне удалось спастись – это бесспорно положительный момент. Правда, я совершенно не представляю, где нахожусь и как добраться до города. А впрочем, все не так плохо: где-то вдалеке слышен шум мотора, значит, там шоссе, я выйду на него, поймаю первую же машину до Москвы…

Из минусов разве что мой вид: перепачканная, растрепанная, основательно вывалянная в снегу и еловых иголках. Куртка, в которой так удобно сидеть за рулем «глазастика» или за столиком уличного кафе, превратилась в настоящие лохмотья; тонкие кожаные сапожки вымокли и потеряли всякий вид, брюки насквозь продраны на коленях. Вот только еще простудиться не хватало! Именно сейчас, в разгар двух важных расследований.

Сумочка! Где она? Ну конечно, я же надела ее через голову и плечо, как почтальон из детской книги. Поэтому и не потеряла, проламываясь сквозь бурелом и кувырком скатываясь по неровному, заснеженному склону. Отметим как еще один плюс. В сумочке ужасающий беспорядок, что равносильно крупной надписи: «Здесь были Коршун и Бабуин». Подкладка мало того что разрезана, так еще и наполовину выдернута – какие варвары, это же сумочка от «Гуччи»! Мобильник, как ни странно, на месте, хотя толку от него сейчас никакого. Ну, разумеется, выходя из дома, я предполагала, что вернусь под родной кров после спокойного ужина в кафе и перед сном поставлю телефон на зарядку. Три авторучки, календарик, портмоне с фотографиями Глеба и Мыша, очечник и куча разнообразных мелочей оказались на месте. Как и прозрачный файл с драгоценнейшим актом экспертного заключения. Ничего не понимаю! Так меня похитили не из-за него? Что же их, в таком случае, интересует? И кто такие, наконец, эти «они» – таинственный хозяин и те, кто за ним, бесспорно, стоит?! Вопросов становилось все больше. Дело за малым: найти на них ответы.

С этими мыслями я поднялась и потащилась дальше, чувствуя, что ноги буквально наливаются свинцом от усталости. И вдобавок теперь мне просто зверски хотелось есть! Сейчас я, пожалуй, не отказалась бы даже от бутерброда с сомнительной полукопченой колбасой, оставшейся на столе в лесной избушке. И кофе – полцарства за чашку крепкого черного кофе! Я согласна даже на растворимый. Судьба, ну пожалуйста, пусть у того, кто любезно согласится подбросить меня до города, в машине окажется термос с кофе.

А вот и шоссе. Ни одной машины, что совершенно неудивительно. Кому здесь ездить? Это из ближайших подмосковных пригородов тянутся вереницы машин чуть ли не с шести утра: труженики офиса дружно едут на работу. Да и среди местных жителей далеко не у всех есть личный транспорт. К тому же сегодня будний день, у большинства взрослого населения рабочее время. Неплохо бы хоть как-нибудь сориентироваться, куда меня занесло. Но в пределах видимости, как назло, не было ни указателя, ни даже километрового столба.

Интересно, какое расстояние я прошла? Несколько километров, не иначе. Это что, в самом деле мои следы? Неужели я, хрупкая миниатюрная женщина, пропахала такую борозду не хуже трактора? Такое разве что слепой не разглядит. И первое, что сделает тот, кого Коршун с Бабуином называли хозяином, – это бросится за мной по этим самым следам.

Что же делать? На шоссе по-прежнему ни одной машины, а мое положение с каждой секундой становится все более опасным. Вдруг за мной уже приехали? И бросились в погоню, а с ними и мои похитители, которые пришли в себя и не на шутку разозлились. На шоссе по-прежнему пусто. Ну, пожалуйста, пусть на горизонте появится хоть самый паршивый грузовик, да хоть старый мотоцикл с коляской!

А все-таки интересно, кто приказал похитить меня и привезти сюда? Посмотреть бы, кто это такой. Недоброжелателей у меня предостаточно, и большинство из них я знаю в лицо – одних «благодаря» личному знакомству, других из Всемирной сети. Да, я не принадлежу к тем чистоплюям из старой школы, которые считают электронное пространство чем-то недостойным. Информация – сила! И сколько ее лежит у всех на виду, в свободном доступе. Главное – знать, где вести поиск, а также сопоставлять и анализировать…

– А может, все-таки плюнуть и спасаться, пока возможно?

– Нет, бежать, не получив информации, – такое совершенно не для меня!

– К черту, главное – поскорее оказаться в Москве!

– И тайна останется неразгаданной?!

Некоторое время я разрывалась между, казалось бы, несовместимыми желаниями. Наконец журналистское любопытство взяло верх. Здравый смысл вопреки обыкновению не возражал. Пройдя немного по шоссе, я заметила просеку, вдоль которой поблескивал замерзший ручей. Вот и замечательно: по льду я незаметно проберусь обратно, а там буду действовать по обстановке.

Это оказалось совсем не легкой задачей: сапожки, не приспособленные для прогулки по зимнему лесу, скользили, не давая сделать шаг шире и набрать скорость. Пришлось продвигаться гусиным шагом, поминутно останавливаясь и прислушиваясь, нет ли за мной погони. Точнее, той погони, которая сейчас должна идти мне навстречу. Хорошо, что одежда на мне темная и не особо бросается в глаза: помнится, в одном нашумевшем детективе похищенных людей первым делом переодевали в спортивные костюмы откровенно «кислотной» расцветки.

Внезапно просека оборвалась. Впереди четко просматривалась разбитая грунтовка, вся в колдобинах и ледяных горбах не хуже трассы «Формула-1». Следы колес, совсем свежие. А вон вдали и домик, который я покинула меньше часа назад. Интересно, как там эти двое? Надеюсь, они друг друга не окончательно прикончили?

– Ты им еще «скорую» вызови! – одернула я сама себя. Эти двое запихнули тебя в багажник, собирались воспользоваться твоим беспомощным состоянием… Нашла время великодушие проявлять!

Приближающийся шум мотора едва не застал меня врасплох. Бросившись назад, я за считанные секунды устроилась за сугробом, из которого торчала пушистая молодая елочка, вызывавшая неуместные мысли о новогодних праздниках. А ведь только что я брела, едва поднимая ноги и сомневаясь, хватит ли у меня сил сделать следующий шаг.

Ждать пришлось недолго. Буквально сразу на дороге показалась черная «тойота». Хорошо, что здесь такие колдобины: не разогнаться – успею разглядеть, кто там за рулем. Ну и ну, знакомые все лица! Тот самый журналист, которого я встретила в кабинете Полины. Рядом на пассажирском месте никого. Увидеть, есть ли кто-нибудь на заднем сидении, не позволили затемненные стекла. Ну, у некоторых и методы! Нельзя же так строить отношения между коллегами. Мы же не рэкетиры из 90-х, не поделившие кооперативный ларек. Или я отстала от жизни и журналисты нынче готовы убить за материал для статьи? Но это же полнейший абсурд…

Подождав, пока машина скроется за полуразрушенным сараем, я с ловкостью дикой кошки перескочила через дорогу и устремилась в обратном направлении. Вскоре до моего слуха донеслись вопли самого нецензурного содержания. Не в меру агрессивный коллега яростно ругал моих похитителей и торопил их в погоню.

– Туда, живо! Туда, к шоссе побежала, быстрее, пока она на попутке не уехала! Бараны безмозглые, кому я только деньги плачу! Разгоню всех к такой-то матери, будете снова вышибалами по базарным шалманам работать! А вы чего расселись, особое приглашение нужно?!

Послышались топот, пыхтение и треск веток. Погоня и в самом деле удалялась в сторону шоссе. «Тойота» застыла посреди двора рядом с ржавой «копейкой». Будь на моем месте какая-нибудь суперменша из приключенческого телесериала, она сумела бы с помощью заколки и женского очарования открыть запертую машину, завести мотор, отбиться от преследователей и вызвать кого-нибудь на помощь. Нет, не буду поддаваться соблазну: знания по угону транспортного средства у меня чисто теоретические. И к тому же «тойота» не мой стиль.

Оставалось одно: повернуться спиной к шоссе и устремиться дальше, утешая себя мыслью, что любая дорога просто обязана куда-нибудь да привести. Иначе какая же она дорога?

Бежать по грунтовке было значительно легче, чем по бездорожью, к тому же я не оставляла за собой следов, по крайней мере таких, как в лесу. Некоторое время спустя я с удивлением заметила, что дыхание выровнялось, колоть в боку перестало. Бег даже доставлял мне удовольствие, будто я вышла в парк на утреннюю разминку. Должно быть, именно это и имеют в виду, говоря: «Открылось второе дыхание».

Постепенно дорога превратилась в лесную тропинку – утоптанную, но недостаточно широкую, чтобы на ней разминулись два человека, не говоря уже об автомобиле. Возле столба с указателями, надписи на которых было уже не разглядеть, дорожка раздваивалась. Немного поколебавшись, я свернула направо, подальше от погони. Интересно, куда меня приведет эта тропинка? В закрытый пансионат, заброшенный пионерский лагерь? Сколько информации вот так скрывается от общественности…

Между тем короткий зимний день уже клонился к вечеру. О ночевке в лесу нечего было и думать: в сырой одежде, насквозь промокшей обуви, голодная и смертельно уставшая… Даже если бы у меня была возможность развести костер, дым привлек бы моих преследователей, к тому же мало ли кто еще бродит по лесу и необязательно с хорошими намерениями. И потом, здесь могут оказаться дикие звери – волки, рыси или еще кто-нибудь. Нет, о таком лучше даже не думать! Пускай и не надеются заполучить меня на ужин.

В лесу стремительно темнело. Сумерки сгущались, что совершенно не добавляло оптимизма. Я продолжала упрямо тащиться вперед, не сворачивая с тропинки, буквально вцепившись в нее, как утопающий в последнюю спасительную соломинку. Любая дорога обязана хоть куда-то привести, по-другому просто быть не может – уже в который раз повторяла я себе. Пусть в конце пути окажется хоть что-нибудь: охотничья сторожка, остатки хутора или барской усадьбы с полным комплектом привидений, да хоть строительный вагончик! Только не останавливаться, идти, не давая себе поблажек.

Наконец впереди мелькнул слабый огонек. Или это мне только показалось? Нет, горит, в самом деле, вон там, за деревьями. Я спасена, точнее, буду спасена, когда сделаю последний десяток шагов и постучусь в дверь, за которой мне непременно помогут. Коряга – на самой тропинке, будто нарочно для того, чтобы я споткнулась и упала, растянувшись во весь рост. Не расслабляться! Сейчас я поднимусь на четвереньки, затем встану на ноги и двинусь дальше. Вот только немного передохну, всего пару минут.

Последнее, что промелькнуло перед моим гаснувшим взором, были две собаки, чуть меньше Мыша, но очень грозные. Ничего страшного, с собаками я всегда прекрасно находила общий язык…

Уже в который раз за последнее время я проснулась в совершенно незнакомом месте. Но в отличие от прошлого раза здесь мне сразу понравилось.

Тепло и уютно, перед глазами деревянный потолок, когда-то покрашенный белым, а теперь порядком запыленный, настоящая русская печка – тщательно побеленная и разрисованная причудливыми узорами. Над самым потолком веники, пучки сухой травы и связки лука. Пахнет сухими цветами, свежей кашей и еще чем-то неуловимо напоминающем о летних каникулах у бабушки. А может быть, я случайно попала в прошлое? Мне снова пять лет, я еще не встретила Вадима, Глеб не родился, Алла вместе с родителями пока не приехала из подмосковного поселка…

– С добрым утром! Рады вас видеть в своем доме. Не волнуйтесь, здесь вы в безопасности.

Уф, пронесло! Это не моя бабушка! Я Виктория Хмелевич, мне уже не скажу сколько лет, Глеб, Мыш и все остальные никуда не делись и ждут не дождутся меня в Москве.

Надо мной наклонилась женщина: ее лицо выражало неподдельную заботу, как будто я была давно ожидаемой гостьей. На хозяйке дома было нечто вроде фольклорного платья из холстины, сплошь расшитого непонятным орнаментом. На шее какие-то кулончики на кожаных ремешках, амулеты, бусины. Из-под цветастой косынки спадали длинные, ниже плеч полуседые волосы. И даже никакого намека на косметику. Здесь что, снимают кино? Или меня с кем-то перепутали?

– Извините, – пробормотала я, усаживаясь на лежанке, где, оказывается, была уютно устроена среди расшитых подушек. – Я, кажется…

– Вы не дошли совсем немного, но нам с мужем было послано видение… Тем, кто не имеет духовной связи с природными силами этого леса, ходить по ночам может быть небезопасно. Уверена: вы пришли сюда не случайно, сама судьба направила вас под этот кров.

– Любомилушка, соловья баснями не кормят, – раздался приятный мужской голос.

Повернувшись, я увидела мужчину лет за 50, а может быть, так показалось из-за длинной седоватой бороды. Одет он был, как и жена, в расшитую рубаху с оберегами. Правда, из-под нее торчали обычные джинсы, что совсем не портило впечатления.

– Белозар, – представился хозяин дома, вставая и отвешивая поклон. – Мира и счастья тебе, гостья.

– Виктория, – смущенно пролепетала я. – Можно Вика. Могу я узнать, где я нахожусь, в смысле, какая это деревня?

– В трех километрах отсюда Петрищево, – ответила Любомила, помогая мне подняться и подойти к рукомойнику. – У этих мест очень интересная история, мы с мужем записали ее для будущих поколений. Потом, когда вы отдохнете, я вам с удовольствием расскажу, кто жил и что происходило в этих местах, начиная с эпохи Ивана Грозного. Если в двух словах…

Встав на ноги, я с удивлением обнаружила, что одета в такое же платье свободного покроя, украшенное вышивкой по вороту и рукавам. Моя одежда, выстиранная и тщательно расправленная, сушилась у печки. Сумка! Где моя сумка? Вот она, торчит из-под подушки. Значит, даже засыпая, я не забыла о ней. Там ценнейший документ, которым почему-то не заинтересовались мои недавние похитители. Даже обидно…

– Перед самой революцией здесь был богатый хутор, – продолжала женщина тем же журчащим ласковым голосом, под который так и тянуло задремать, – но хозяева были раскулачены и сосланы куда-то за Енисей. Уже после войны остатки хутора с участком выделили семье демобилизованного, очень заслуженного человека. Но они с женой перебрались в Москву ко взрослым внукам, а мы с мужем выкупили этот дом вместе с участком леса. Конечно, многое еще предстоит сделать, восстановить, привести в порядок, но мы не боимся трудностей, ведь сами боги помогают нам. Правда, надежда моя и оборона? – добавила она без тени юмора в голосе.

– Ну да, – покорно вздохнул мужчина. – А московскую квартиру мы оставили дочке с зятем. Не больно-то им сюда хочется. Там городская жизнь, удобства, до работы недалеко. Светлане на работе как раз повышение светит, она у нас всегда хорошо соображала, вся в меня.

– Назначение женщины – быть берегиней и хранительницей очага, – возразила ему Любомила кротким голосом, в котором явственно послышались металлические нотки. – А все эти офисы только развращают и приучают к лени и бездуховности. Мы здесь живем в полной гармонии и согласии с природой. Уверена: скоро у нас появятся последователи и мы заживем большой дружной семьей. Будущее за родовыми усадьбами. Только они смогут возродить духовность и здоровый менталитет.

Вскоре я оказалась за столом – настоящим мастодонтом, сколоченным из толстенных досок и покрытым такой же холщовой вышитой скатертью. Стараниями любезных хозяев на столе появился самовар – старинный, тщательно начищенный, – который распространял вокруг приятный смолистый запах. Еловыми шишками топят, не иначе.

Но сначала передо мной поставили глиняную миску с удивительно вкусной пшеничной кашей.

– Молоко у нас свое, – сдержанно похвасталась Любомила. – Ласточку мы выкупили на мясокомбинате, спасли, а она теперь для нас старается. Собаки тоже из поселка, им у нас хорошо. Взяли было кота, но сбежал назад в поселок. А вот еще варенье, попробуйте, сама варила, из молодой хвои, силы поднимает, вам это сейчас так необходимо.

За чаем и разговорами время прошло незаметно. Я слушала о грандиозной родовой усадьбе, которая непременно появится на этом участке и где будут так счастливо жить внуки и правнуки Любомилы и Белозара. Попутно я прослушала целую лекцию о том, что современные имена в большинстве своем греческого или византийского происхождения, что категорически не подходит славянской сущности. Вопреки моим опасениям, они не расспрашивали, что случилось и почему я оказалась ночью в лесу. Кажется, судьба решила вознаградить меня за недавние страдания. Я попала в сказку, так хорошо просто не бывает…

– Вот вы, Вика, никогда не ощущали, что это имя для вас все равно что туфли, разношенные по чужой ноге? – вернул меня к действительности голос Любомилы.

– Нет, – удивленно протянула я. – Имя мне всегда нравилось: «Виктория» – это же «победа».

– Ты бы не наседала так, – осторожно заметил муж. – Гостья еще в себя не пришла. Вы, наверно, от Даньшиных сбежали? У них вечно какие-то истории, участковый уже замучился приезжать. От таких людей надо держаться как можно дальше!

– Именно этого мне и хочется больше всего на свете, – с готовностью подхватила я. – Извините, у вас не будет мобильного телефона? Мой разрядился, а очень нужно позвонить в Москву. Мои домашние уже, наверно, волнуются.

– Мы не пользуемся электричеством! – заявила хозяйка с такой гордостью, как будто сообщала о своей Нобелевской премии. – Современная цивилизация несет только зло! Я тоже когда-то буквально жила за компьютером и не представляла своей жизни безо всех этих гаджетов.

Последнее слово она произнесла с таким отвращением, как будто в рот к ней попало что-то непередаваемо мерзкое. Только сейчас я заметила, что в комнате нет таких привычных вещей, как люстра и выключатель. Значит, керосиновая лампа на столе зажжена не просто для колорита. И весь интерьер какой-то нарочитый, будто я в самом деле оказалась в павильоне, где снимают фильм-сказку.

– Водопровод вы тоже не признаете? – робко поинтересовалась я, пытаясь угадать, к кому меня на этот раз занесло. Современные отшельники? Нет, те забрались бы в самую глушь, а здесь все-таки не так далеко от цивилизации. Какие-нибудь сектанты? Тоже вряд ли.

– Но теперь у меня достойное женское занятие, – с апломбом продолжала Любомила. – Причем я совершенно избавилась от ненужного тщеславия. И, кстати, зарабатываю не меньше, чем когда была старшим менеджером. Хотите посмотреть?

С этими словами женщина буквально потащила меня в соседнюю комнату. Посреди нее, занимая почти все пространство, стоял ткацкий станок. С его рамы свешивался почти готовый половичок. Это было настоящее произведение искусства. Цвета полосок ткани, переплетенных суровыми нитками, прекрасно сочетались между собой, гармонировали, создавали ощущение тепла и уюта. Невольно я поймала себя на мысли: вот выйду на пенсию, покончу со всеми расследованиями, буду раздаривать друзьям коврики от Виктории Хмелевич…

– Здесь готовые вещи, – продолжила хозяйка, показывая на стеллаж с аккуратными стопками пестрых половичков и чего-то еще не менее симпатичного. – Завтра утром муж поедет в Сосновку, передаст вещи заказчикам, у тех сеть магазинов – изделия народных промыслов. А мой дорогой супруг занимается корзинами или деревянными игрушками в зависимости от душевного настроя. Я смотрю, вы все еще бледная, голова болит? Садитесь, сейчас все как рукой снимет.

– Вы еще и экстрасенс? – удивилась я, усаживаясь на крепкий самодельный табурет. А вдруг я действительно попала в сказку?

– Это исконно славянские практики, – принялась рассказывать Любомила, доставая с полки большой деревянный гребень и, к моему удивлению, принимаясь расчесывать мне волосы. Эффект и правда был лучше, чем от любого массажера. – Напрасно вы так коротко стрижетесь, вы же сами у себя забираете женскую силу. А брюки мешают заряжаться энергией от земли.

– Как здесь у вас уютно, – ответила я, чтобы перевести разговор на другую тему.

– Единственно, что пока еще не радует: нас здесь только двое, на все просто рук не хватает. А ведь в доме каждый уголок нужно обиходить, без этого он не будет наполнен благожелательной энергией. Собаки, корова, лошадь – да, у нас есть еще и лошадка, тоже спасенная с того же ужасного мясокомбината, – им требуются и регулярное питание, и прогулки, и ласка. Знаете, Вика, я бы очень обрадовалась, если бы в доме появилась еще одна женщина. Мне она была бы как младшая сестренка, а у Белозара прекрасное здоровье, вы понимаете, о чем я? Скажите, Вика, вы замужем?

– В разводе, но такое категорически не для меня. Я городская жительница и в этом вопросе придерживаюсь самого классического мировоззрения. К тому же мне срочно нужно в Москву.

– Вы все-таки подумайте, хорошо? – добавила Любомила, наклонившись почти к самому уху. – Я тоже когда-то не думала, что буду счастлива здесь, в полном отрыве от цивилизации. Вика, а дети у вас есть?

– Сын, уже почти взрослый…

– Неужели вам не хотелось бы снова понянчить малыша? Не внука, а своего. А я с удовольствием помогала бы вам… Так вы подумаете, правда?

К счастью, появление Белозара избавило меня от необходимости продолжать этот разговор. Это может показаться удивительным, но я всегда стараюсь не врать и не давать ложных обещаний, если без этого можно обойтись.

– Там в поселке такое! – заявил мужчина, неожиданно появляясь на пороге. – Шум, стрельба, полиция из райцентра приехала. Вовремя же вы, Виктория, оттуда сбежали.

Вечер прошел за длинной, ни к чему не обязывающей беседой «о погоде и видах на урожай». Я помогала Любомиле перематывать какие-то клубки шерсти, а затем взяла крючок и катушку ниток и провязала пару рядов. Надо же, не забыла, а ведь в последний раз занималась этим в седьмом классе, когда приехала к бабушке на каникулы. К счастью, хозяйка больше не заговаривала о «расширении семейного состава», но взгляды, которые она украдкой бросала на меня, безошибочно давали понять: этой мысли она просто так не оставит. Значит, тем более пора отсюда исчезать. Как говорится, хороша сказка, да не моя.

На следующее утро, несмотря на предложение погостить еще и набраться сил, я со всеми удобствами устроилась на телеге среди аккуратно свернутых половичков и стопок корзин. Белозар, на котором теперь была обыкновенная зимняя куртка, запряг мелкую черно-белую лошадку, и мы отправились в путь. Оказывается, чуть дальше от дома была достаточно широкая дорога до местного райцентра. Моя одежда, высушенная и выглаженная антикварным паровым утюгом, имела вполне приличный вид. Брюки, заштопанные «сеточкой» на коленях, вполне могли сойти за креативный хендмейд. По крайней мере, по дороге домой никого не напугаю своим видом.

Теперь окружающий мир не казался таким мрачным. В конце концов, судьба сводит с теми людьми, с которыми нужно встретиться – именно мне и именно в этот момент времени. И кто знает, что может получиться из той или иной встречи. Единственное, что немного беспокоило, – я уже больше суток не на связи и желающие дозвониться мне слышат одну и ту же фразу: «Телефон вне зоны действия». Ладно, еще немного, и я смогу всех успокоить. Особенно Аллу, ведь разговор с ней прервался буквально на полуслове.

И тут во мне снова проснулось журналистское любопытство. Точнее, из пассивно-наблюдательного состояния оно перешло в активное, требовавшее немедленного действия.

– Скажите, Белозар, вы, как я поняла, раньше жили в городе?

– Можете звать меня Борис Дмитриевич, – улыбнулся мой собеседник. – Пенсионер – это и диагноз, и приговор одновременно. Да, мы все так воспитаны: пока работаешь, ты человек, полноценный член общества, а вышел на пенсию, все – ты никто и звать тебя никак. А когда и возраст пенсионный, и характер не сахар, то получается, как в том анекдоте: туши свет, кидай гранату. Это я про Людмилу, ее даже раньше на пенсию выпихнули. Чего она только не перепробовала: и за какого-то депутата агитировала, и в обществе охраны памятников была, даже индийскими танцами занималась. Я вот тоже: ремонт в квартире сделал, на даче все отладил, починил – работает как часы, а дальше что? В парке трусцой бегать, с такими же пенсионерами в шахматы играть? Думал даже с горя в экологи податься, природу охранять. А что, дело хорошее…

– А кто из вас первым пришел к идее… возрождения древнеславянской семьи?

– Она и вам эту лапшу на уши вешала? Вы уж, Виктория, на нее не сердитесь. В ее ситуации, бывает, и похуже с ума сходят. Соседка – та поняла, что если два-три раза на день ни с кем не поругается, ей и жизнь не в радость. Так что делала: в самый час пик забиралась в троллейбус, всех расталкивала, со всеми лаялась, проезжала остановку и выходила. Зато домашние вздохнули свободно. А другая так вообще – заявила, что с мужем пожила достаточно, детей подняла, внуков растить не обязана, и, представьте себе, нашла итальянца. Такой же пенсионер, только богатенький. Теперь на его яхте вокруг света плавают. А тут вроде как свое, отечественное.

– Все-таки, как вам здесь живется – без электричества, на лошади ездить?

– Лошадь – это отдельная песня, – засмеялся Борис Дмитриевич. – Всю эту сбрую на нее надеть целая наука. Помню, первый раз запряг Сороку – это мы ее за масть так прозвали – целый час возился. Командую: «Пошла» – она тронулась, а телега на месте стоит. По шоссе едешь – каждый идиот посигналить норовит, а лошадь – это же не машина, у нее тоже нервы. Помните, в классической литературе «лошади понесли». Поселковые сперва над нами смеялись, как на ненормальных смотрели, все гадали, надолго ли нас хватит. Привыкли: мы же их всех корзинами и половичками обеспечили. Мы, бывшие москвичи! А они сами уже ни на что не способны, только пьянствовать и власти ругать. Так ведь лентяям при любой власти плохо живется…

За разговорами мы незаметно доехали до районного центра. Там на площади, возле местного магазина, помещавшегося в небольшой деревянной избушке, мы остановились возле синего микроавтобуса.

– Сейчас готовую продукцию сдам, а потом и вас до шоссе подброшу. А вы в сельмаг загляните: там и мобильная связь, и прочие блага цивилизации. Попросите, помогут… Я тоже иногда захожу туда телевизор посмотреть. Совсем-то от жизни отставать не хочется.

Пока любезный хозяин помогал перегружать половички и корзинки в салон микроавтобуса, я заглянула в местный магазинчик. Там, к моему немалому удивлению, был отдел электроники, а в нем и универсальное зарядное устройство. Вопреки распространенному стереотипу, продавщица – крашеная блондинка, размалеванная в стиле 80-х, – не стала выспрашивать, кто я и к кому приехала, а едва оторвалась от планшета с игрой и в ответ на просьбу зарядить мобильник лишь небрежно буркнула: «Пятьдесят рублей» – и махнула рукой в сторону универсальной зарядки.

Вызвать такси до Москвы тоже не составило особого труда. Алла, которой я позвонила следом, эмоционально и многословно поведала, что Мыш, переполошивший воем всех соседей, у нее под надежной опекой и защитой, накормлен, выгулян и сейчас они вместе с ним и Виктором смотрят детективный сериал. В ответ на настойчивые расспросы, куда меня нелегкая на этот раз занесла, я таинственным шепотом ответила, что все расскажу при встрече, а сейчас вокруг слишком много посторонних. Хотя продавщица не проявила ни малейшего интереса к разговору: она продолжала самозабвенно управлять своим героем. Осторожно заглянув ей через плечо, я едва удержалась от смеха. «Марио» – самая популярная «бродилка» начала 90-х! А кто-то еще пытается меня убеждать, что здесь идут в ногу со временем…

Глава двенадцатая

Радость оказалась преждевременной. Я взлетела по лестнице, предвкушая, как залезу в ванну с ароматной пеной, затем переоденусь в любимый махровый халат, когда-то привезенный Вадимом из Лондона, сварю кофе и, чтобы не возиться с готовкой, заброшу в микроволновку замороженную пиццу. Я всегда стараюсь держать в морозилке что-нибудь на такой случай. А потом, как следует выспавшись, начну планировать дальнейшие действия.

Но еще на лестнице, даже не поднявшись на свой этаж, я поняла, что все планы и надежды накрываются большим медным тазом.

– Виктория Евгеньевна! Вы только не волнуйтесь, имущество – дело наживное! – послышалось из-за приоткрытой двери. Высунув голову, самая квалифицированная сплетница нашего дома с увлечением продолжила:

– Я думала, вы двери меняете, выглянула: старую дверь рабочие вырезали, а новую ставить не торопятся. Думаю: надо проявить бдительность, а то мало ли чего. Они и на рабочих-то не похожи: все в спорткостюмах, на руках браслеты, кольца по килограмму и эти новомодные кепочки с козырьками… Разве в них удобно работать?! Но я не подаю вида! Вежливо интересуюсь, от какой они фирмы, есть ли документы, так один на меня так зыркнул, что у меня сразу началась тахикардия и давление поднялось до предела. Говорит, иди ты туда-то и туда-то! Я как порядочная женщина такие слова даже повторить не в состоянии. Участковому говорю: не забудьте, обязательно укажите – имело место оскорбление личности! И все эти слова переписала, в столбик. А этот халтурщик отмахнулся, будто я говорю невесть какую ерунду. Я вам, голубушка, так скажу: это все не просто так. Сперва бандиты, затем малолетние хулиганы. Участковый тоже не особенно старается: сразу видно, работает исключительно для отчетности. Вот и не верь после этого в теорию мирового заговора!

– Клавдия Васильевна, можно по порядку: какой заговор, какие бандиты? При чем тут я? Что вообще происходит и где?!

– Как это где? В вашей квартире, разумеется. И бандиты, и хулиганы, и мировой заговор в лице недобросовестного участкового. Что случилось?! Так я об этом и рассказываю: вашу квартиру ограбили, попросту говоря, обнесли. Малолетние хулиганы сейчас там, их арестовали. А бандитов полиция не застала, тех самых, которые изображали, будто они рабочие и меняют дверь. Кстати, на вашем месте я бы обратила внимание на участкового: очень представительный мужчина! И, между прочим, они весьма неплохо зарабатывают, хотя раньше такое бы назвали нетрудовыми доходами…

К величайшему сожалению, соседка оказалась права. В этом я убедилась, поднявшись на свою лестничную площадку. Картина и правда кого-нибудь другого могла повергнуть в состояние шока. Но я за свою полную событиями жизнь видела и не такое.

Дверь аккуратненько вырезана из рамы и прислонена к стенке, в квартире полный разгром, во всяком случае, в прихожей точно. Неужели Коршун с напарником, получив нагоняй, добрались и сюда? Но зачем же надо было вытряхивать все из прихожей? Неужели они решили, что я храню важные документы среди шапок и курток? Да за кого они меня принимают?!

А вот зимняя куртка Глеба, валяется прямо на пороге. Что это выпало из кармана? Сигареты! И пусть сынуля потом даже не рассказывает, будто пачка «Винстона» злонамеренно подброшена грабителями для дискредитации его честного имени!

Мешок собачьего корма грубо разодран, содержимое рассыпано по полу вперемешку с носками и варежками. Ужас! Это сколько времени теперь придется потратить на уборку! Я журналист, а не домохозяйка, неужели никому это не понятно?!

По-прежнему в полной растерянности, я шатающейся походкой двинулась на кухню. Там происходила классическая сцена из полицейского сериала. За кухонным столиком расположился участковый, а его коллега устроился на табуретке возле двери, грозно взирая на троих патентованных гопников, выстроившихся возле противоположной стенки. На кухне был относительный порядок, если не считать распахнутых дверей шкафчиков и манной крупы, зачем-то высыпанной прямо в мойку. И бутылка французского коньяка, которую я хранила для особого случая, пустая торчит из мусорного ведра. Тоже мне, аккуратисты! Вера с мужем, судя по всему, оторванные от семейного ужина с телевизором, растерянно застыли на краешке углового дивана.

Все присутствовавшие синхронно повернулись ко мне. Я стояла, не зная, как на все это реагировать. В голове непонятно почему вертелась одна-единственная фраза: «Может быть, чаю?»

– Лейтенант Макеев, – отрекомендовался полицейский за столом, даже не подумав встать. – Был вызов по факту проникновения в квартиру. Соседи – вот эти – они сейчас понятые. Этих граждан задержали с поличным. Пройдите, пожалуйста, по квартире, посмотрите, что пропало. Только ничего не трогайте.

– Не брали мы ничего! – на одной ноте загнусил один из задержанных – тощий вертлявый подросток в застиранной футболке со злобно ухмыляющимся черепом в шутовском колпаке. – И дверь мы тоже не ломали: она так и была открыта. Это те мужики хату обнесли, мы здесь вообще ни при чем.

– Да мы тут вообще не при делах, – подхватил его товарищ с цепким, не по возрасту циничным взглядом. – Шли мимо, смотрим: квартира вскрыта. Мы просто так зашли, поглазеть, че да как. И нечего нам статью шить! Мы свои гражданские права и свободы очень даже прекрасно понимаем.

– Разберемся! – меланхолично ответил участковый. – Вы еще скажите, что случайно здесь оказались, а в квартиру заглянули спросить, не надо ли чем помочь. Я таких сказочников, знаете, сколько наслушался. И все такие из себя невиноватые, только нимба с крылышками не хватает.

– Признавайтесь, что здесь искали, – вступил второй полицейский. Насколько я поняла, в этой паре он играл классическую роль «злого копа». – А то запрем на ночь в камере с грабителями и маньяками. Вы ведь уже совершеннолетние, значит, отвечать придется по всей строгости закона. У нас там, между прочим, и крысы бегают с кошку величиной. Если ночью что-нибудь нужное отгрызут, сами будете во всем виноваты.

– Мы большую коричневую фигню хотели взять, – промычал стоявший посередине, размазывая по лицу слезы и сопли. – Как у бабушки адресная книга, только коричневая. Не надо в камеру, я крыс боюсь! И маньяков тоже!

– Папка с документами? – невольно вырвалось у меня. Участковый бросил в мою сторону строгий взгляд и укоризненно покачал головой.

– Не, че я, дурак, не знаю, какие папки бывают? Папка – это в компе, а за коричневую фигню мужик обещал кучу бабла отвалить. Я позвонил в дверь узнать, есть кто дома, потом на площадке стоял, за лифтом. А тут эти в адидасе приперлись, все как инкубаторские. Дверь срезали и в квартиру. Если че стырили, так это они. Нам мужик сказал только ту фигню взять, и если пожрать чего найдем, тоже можно.

– Что за мужик? Имя, фамилию знаешь? Выглядел как?

Двое гопников, на лицах которых мелькнул неподдельный ужас, одновременно толкнули в бок не в меру разговорившегося товарища. Тот поперхнулся и тупо уставился на свои громадные, замызганные кроссовки.

– Ладно, в отделении с вами еще поговорим. Имейте в виду, у меня и не такие раскалывались. Виктория Евгеньевна, посмотрите, что из вещей отсутствует.

Я послушно направилась в комнату, готовясь к худшему. Но все равно картина полнейшего разгрома превосходила самые безумные фантазии. Мое уютное жилище выглядело так, будто здесь бесновалась целая стая обезьян. К счастью, обшивка на диване не распорота. То ли грабителям не хватило времени, то ли никто из них не смотрел «Двенадцать стульев»… На полном автомате я подошла к столу и плюхнулась в рабочее кресло, к счастью тоже нетронутое. Стол, за которым я пишу статьи, центр моей маленькой вселенной…

И только сейчас до меня дошло: я лишилась самого главного – компьютера! Системный блок превратился в кучу беспорядочно торчавших во все стороны обломков пластика, из которой торчали небрежно оборванные разноцветные провода. Ни флешек, ни коробки с дисками. Даже видеоархив с прошлогодней поездки в Прагу, и тот бесследно исчез.

Нет, катастрофой это не было, опять же благодаря Виктору – компьютерному гению и мужу Аллы, – а также моему бывшему супругу и его просто маниакальному беспокойству за меня. Кстати, не всегда беспочвенному.

Не знаю, как называется хитрая программа, которую установил Виктор, и уж тем более не представляю себе, как она работает. Главное, что вся информация с моего компа регулярно сливается на аналогичный комп Вадима, стоящий у него в кабинете. Моя «электронная рабочая лошадка» не выключается круглые сутки, а на случай перебоев с электричеством он стараниями того же Виктора подключен не к сети, а к аккумулятору. Если связь прервалась, значит, произошло нечто уж вовсе из ряда вон выходящее. Вадим явно в отъезде, иначе уже давно примчался бы сюда или оборвал мне телефон…

Но тут явились эксперты – полицейский электронщик или как еще называется эта должность, – и меня вежливо, но непреклонно попросили освободить помещение, чтобы не мешать следственным действиям. И это меня, посвятившую, можно сказать, всю сознательную жизнь именно расследованиям! Оценив иронию ситуации, я позвонила Алле и направилась под ее гостеприимный кров. Сумочка с актом экспертного заключения все время оставалась при мне: я ни на секунду не выпустила ее из рук.

И все-таки, что за «большая коричневая фигня»? Насколько я помню, в доме не было ничего, даже отдаленно соответствовавшего описанию. Адресным книгам я давно предпочитаю интернет-справочники и Яндекс-карту, фотоальбомы тоже держу в электронном виде. Папка с документами? Подобные анахронизмы я видела разве что в заброшенном лабораторном корпусе. Неужели разгром в квартире каким-то образом связан с делом Николая и НИИ сыпучих материалов?

Это может показаться удивительным, но «ткнув пальцем наугад» я попала даже не в точку, а в ее самую середину. На остатках системного блока в полицейской лаборатории был обнаружен четкий отпечаток пальца. Как мне потом объяснил Аллочкин супруг: снять жесткий диск с информацией, оставаясь при этом в перчатках, достаточно трудно. А уже потом неведомый похититель взял мой сувенирный утюжок, на котором, кстати, отпечатков пальцев уже не было, и старательно превратил остатки системного блока в кучу мусора. Хотя нет, почему неведомый? Очень даже известный, во всяком случае, в полицейской картотеке он есть. Наркодилер, уже давно находившийся в розыске, к тому же перед самой перестройкой занимавший место старшего лаборанта на одной из кафедр НИИ сыпучих материалов. Был пойман за попыткой выплавить из списанных микросхем техническое золото и с позором уволен. В местах лишения свободы оказался уже за изготовление и продажу наркотических веществ.

Вот оно что! Оказавшись на свободе, бывший лаборант взялся за старое, да с еще большим размахом! Не его ли голос я тогда слышала по телефону в бывшем кабинете Николая? Я тогда еще удивилась, что в коридорах и кабинетах пахнет кошками. Как рассказывал мне один из сотрудников наркоконтроля, с которым мне довелось пообщаться, так пахнет какой-то из ингредиентов «дьявольского зелья» – излюбленного допинга всех завсегдатаев ночных клубов и дискотек.

Знал бы руководитель института, что на его драгоценнейшем уникальном оборудовании… И к лучшему, что не знает! Наверно, у этого милого питерского старичка случился бы разрыв сердца. Осквернили святая святых науки! Впрочем, насколько я поняла, наркодельцы уже прекратили свою гнусную деятельность, во всяком случае, на территории института. И причиной тому послужил именно мой ночной визит.

Воспоминания хлынули, будто сахарный песок из порвавшегося пакета. Что ни говори, поездка в Питер оказалась даже плодотворнее, чем я думала. Не говоря уже о погоне и моем бегстве по хлипкой пожарной лестнице. А Виталий Максимович откровенно удивил: спокойный, немного флегматичный офисный сотрудник – и вдруг так профессионально и красиво ушел от погони. Интересно, какие гонки по пересеченной местности он имел в виду? А какой увлекательной оказалась сама экскурсия по заброшенным кабинетам. Жаль, что в бывших владениях Николая не обнаружилось ничего интересного.

Мои размышления прервал слабый писк. Телефон, теперь подключенный к своей родной зарядке, сигнализировал, что аккумулятор до краев наполнен энергией. Фотографии – как я могла про них забыть? Я же по своей журналистской привычке все время снимала на телефон все, что может показаться интересным. Самое время просмотреть свежим взглядом. Освещение там было, прямо скажем, не самое подходящее, но вдруг что-нибудь да получилось. Перекину фото на комп и внимательно просмотрю каждую деталь. У журналистов, как и следователей, любая мелочь может оказаться космически важной.

На огромном прямоугольном мониторе – Алла не признает других – полутемные интерьеры заброшенного лабораторного корпуса казались еще более страшными и таинственными. Коридор, заваленный старой конторской мебелью, высохший фикус, готовый рухнуть на стопки документов, мощный, еще дореволюционный сейф, из дверцы которого торчит связка ключей. Обычная русская безалаберность, которая лишила Николая свободы и перечеркнула все его будущее… Стоп! Это же и есть его бывший офис. Следующее фото – «директорский» письменный стол, папки, среди которых как минимум две подходят под описание, данное малолетними взломщиками. Еще одна «большая коричневая фигня» на столе, но там, насколько я помню, не оказалось ничего интересного – несколько экономических газет и журнал учета рабочего времени, который бросили заполнять на третьей странице.

Что-то здесь должно быть, какая-то зацепка! Интуиция еще никогда меня не подводила. Увеличив снимок насколько возможно, я еще раз просмотрела каждую мелочь. Это не то, и это тоже ни о чем не говорит… Вот! Тот самый единственный снимок, ради которого стоило предпринимать эту рискованную прогулку. Кусок стены в бывшем кабинете Николая, угол сейфа, рядом в рамочке фотография: женщина и двое мужчин соединили руки в жесте, известном по популярному до сих пор фильму. Один за всех, и все за одного. В центре Николай – да, таким он и был когда-то в институте. Женщина – не кто иная, как Полина. Другая прическа, цвет волос, но тот же взгляд патентованной стервы и мелкой хищницы. Как будто она уже сейчас планирует кинуть до беспамятства влюбленного в нее мужа и сбежать с более перспективным экземпляром, урвав кусок побольше…

Третий на фотографии: конечно, Андрей – тогда еще лучший друг Николая… Стоп-стоп! А ведь это его я видела тогда в офисе. Значит, в кабинет зашел не коллега-журналист из светской хроники, которого я опередила, а начальник службы безопасности. И он же – таинственный «хозяин», по заказу которого меня похитили и отвезли на заброшенную лесную дачу. Вот это уже становится интересным! Я мимоходом разворотила какое-то осиное гнездо, не иначе. Итак, меня похитили не для того, чтобы завладеть актом экспертного заключения, а именно в связи с делом Николая. Чем дальше, тем все непонятнее и непонятнее.

Ничего не добавила и процедура опознания, на которую меня вскоре пригласили в отделение полиции. Начать с того, что она не имела ничего общего с тем, как ее показывают в западных сериалах. Это там граждане, которых надо опознать, находятся за стеклянной стенкой, непрозрачной с их стороны. Здесь же все было гораздо проще: никакой стенки, табличек с номерами в руках подозреваемых и программы защиты свидетелей. То есть, в моем случае, потерпевших. Хотя терпение никогда не входило в список моих положительных качеств.

Не скрою: я надеялась увидеть тех, кого мысленно назвала Коршуном и Бабуином. Но вместо этого мне показали трех совершенно незнакомых качков, которым, действительно, лучше всего подходило словечко «инкубаторские». Одинаковые, не в меру мускулистые фигуры, затянутые в черные адидасовские костюмы, откормленные физиономии, «не обезображенные интеллектом». Все трое издавали такое же невразумительное блеяние. Ничего личного: они вскрыли мою квартиру по заказу «крутых мужиков». Кто такие – не знают: на них вышли по телефону, деньги обещали перевести по системе «Золотая Корона».

– Что? – не выдержала я. – Вы тоже искали «большую коричневую фигню»?!

– Не-а, – безмятежно произнес один из взломщиков. – Нам было велено все переломать, особенно технику. А диски и все такое передать мужику из Питера.

Лицо бывшего лаборанта, которого мне почему-то показали на фотографии, тоже было совершенно не знакомо.

Дело становилось все увлекательнее и запутаннее! С этими мыслями я, вернувшись домой, взяла мобильник и набрала номер, недавно занесенный в папку «любимые абоненты».

– Алло, Гена, у тебя сейчас найдется пара минут? Ах, для меня всегда есть? Ну и ладушки. У меня есть новая интересная информация по тому делу, которым ты сейчас занимаешься. Почему я уверена, что занимаешься? Геночка, да я всегда в тебе уверена.

Почему-то мою последнюю фразу Геннадий Петрович принял за комплимент. Мужчины, даже самые умные, иногда проявляют просто редкостную наивность.

Глава тринадцатая

Что делать, если не представляешь себе, в каком направлении двигаться дальше? Лично я предпочитаю сделать шаг вперед. Главное – ввязаться в драку, а потом что-нибудь да получится. Я имею в виду, что-нибудь, что устроило бы в первую очередь мою нескромную особу. Выбирая из многочисленных вариантов, я предпочитаю останавливаться на том, который большинство назвало бы отчаянным, безрассудным и совершенно невозможным.

Именно поэтому я сочла самой удачной идею еще раз встретиться с Полиной. Причем не в офисе, где она защищена служебным положением и где в любой момент ей на помощь может прийти супруг, к тому же занимающий пост начальника охраны. Нет, я решила застигнуть ее в домашней обстановке – беззащитную и не готовую сопротивляться. Не гуманно – согласна, но с другой стороны: разве по-человечески поступила она, так жестоко разрушив жизнь Николая? И кто знает, какие грехи еще числятся за этой дамочкой. Поэтому на войне как на войне!

Узнать домашний адрес бывшей супруги Николая не составило для меня никакого труда. Геночка, совершив в мою честь еще один подвиг Геракла, прислал мне искомую информацию вместе с картой, где нужный дом был помечен жирной красной точкой. К основному посланию прилагался график работы канцелярии, которую возглавляла госпожа Старикова, и краткая записка: «Когда увидимся?». Мой бессменный ридикюленосец как всегда в своем репертуаре…

Значит, ближайшая суббота у Полины не рабочая, а вот начальник службы безопасности обязан быть на месте до восьми вечера. Прекрасно! Заявлюсь в первой половине дня, когда самые неотложные дела уже сделаны, а время вечерних развлечений еще не наступило. Что это за район? Ага, Новые Черемушки. Когда-то, еще в студенческие времена, я заблудилась здесь, что называется, в трех соснах. И что самое забавное, на карте отмечен именно тот дом, где когда-то проходила веселая молодежная вечеринка. Говорят, история повторяется: трагическая ситуация возвращается в виде фарса. Как бы сейчас не случилось наоборот. Но повторю еще раз: если бы хоть что-то в жизни меня страшило, я выбрала бы себе профессию поспокойнее.

Свернув с проспекта, проехав несколько домов по улице, круто уходившей вниз, и не больше получаса пропетляв между многоэтажек, я оказалась в уютном дворике, сплошь засаженном старыми липами и тополями. Наверно, летом здесь все утопает в зелени. На въезде во двор пришлось посторониться, пропуская автобус похоронной фирмы. Большинство моих коллег сочло бы это плохим предзнаменованием, но с приметами я обращаюсь так же, как и со страхами. Черная кошка – к удаче! Гастарбайтер с пустыми емкостями из-под краски – к деньгам! Разбилось зеркало – к счастью.

Оставив «глазастика» возле детской площадки, я направилась к нужному подъезду. Мне даже не пришлось придумывать какие-нибудь хитрости, чтобы обойти кодовый замок. Дверь была не только настежь распахнута, но еще и заблокирована небольшим камушком. Из лифта навстречу вышли две женщины, торопливо снимавшие с рукавов пальто траурные повязки. Значит, возвращаются с поминок, на которых присутствовали исключительно из чувства долга: тушь на ресницах у обеих в полном порядке. Впрочем, к делу, по которому я здесь, это не имеет ни малейшего отношения.

Но как вскоре выяснилось – имеет, да еще как! Судя по всему, в последнее время у меня становится своего рода традицией оказываться у нужной двери и заставать ее открытой нараспашку. И оказываться в обстановке полнейшего хаоса.

Нет, здесь ничего не было ни опрокинуто, ни разбросано: хаос и растерянность витали в воздухе, они ощущались, как запах, и, казалось, прилипали к лицу, будто мокрая паутина.

– Есть кто дома? – на всякий случай окликнула я. – Полина Викторовна!

С кухни послышался невнятный возглас, в котором с большим трудом можно было разобрать слово «проходите».

Пристраивая куртку на вешалке, я непроизвольно бросила взгляд в комнату, дверь которой была так же приглашающе распахнута. Первое, что бросилось в глаза, был громадный фотографический портрет Андрея. Портрет, перевязанный черной ленточкой. Ничего не понимаю!

– Ну, проходите же! – послышалось уже членораздельнее.

Женщина, сидевшая за столом перед опустошенной бутылкой «Наполеона», лишь отдаленно была похожа на ту самоуверенную стерву, которая несколько дней назад со скандалом выставила меня из кабинета. Заплаканная, растрепанная, в маленьком черном платье – не траурном, а скорее вечернем. И плюс ко всему, эта женщина была вдребезги пьяна.

– Все меня бросили, – пожаловалась она высоким детским голосом, в котором слышались надрывные истерические нотки. – Привели сюда и бросили. А что я одна тут буду делать? Вы тоже его родственница из деревни? Уже четыре таких приходило, все высматривали что-то, вынюхивали. Ты тоже про завещание будешь спрашивать? Не будешь, ну и хорошо, а то достали уже. Слушай, будь другом, там в серванте армянский, пять звездочек, достань, а? Не встать, день такой был тяжелый… И две стопки прихвати, там, на полке. Нам с Андрюшей был свадебный подарок.

– Как это случилось? – на полном автомате задала я дежурный вопрос. Все-таки вежливость есть вежливость.

– Закрытая черепно-мозговая травма, – бесцветным неживым голосом произнесла моя собеседница. – Травмы, несовместимые с жизнью… Умер, не приходя в сознание. В полиции говорят, что кто-то знакомый подкараулил. На нашей лестнице. Кровищи была целая лужа, ее дворничиха замывала, ругалась. Красная такая, яркая. Ты бутылку-то открывай, меня и руки сегодня не слушаются. Мы на Майорку летом хотели, квартиру поменять, и все теперь псу под хвост. Ну что, давай не чокаясь, за упокой души. Вот блин, не вовремя-то как…

Что тут скажешь? Судьба любит пошутить. Еще час назад я напряженно размышляла, как сделать так, чтобы Полина приняла меня благосклоннее, чем в прошлый раз, и была максимально откровенна. И вот, пожалуйста – все двери передо мной распахиваются одна за другой, сижу с госпожой Стариковой, которая пребывает, как выразился один милейший старичок, «в состоянии невесомости». Более того, Полина рада моему обществу и возможности выговориться. Дело за малым: направить нашу беседу в нужное русло. Что для меня, посвятившей журналистике страшно сказать сколько времени, не составило особого труда. А чтобы самой не потерять контроль над ситуацией, я прибегла к небольшому, но действенному средству. «Энтеросгель», который пришлось срочно купить, когда Мыш еще почти щенком из чистого упрямства прямо на моих глазах взял в рот дохлую крысу.

Как позже выяснилось, эта бесцветная и безвкусная субстанция прекрасно выводит из организма всевозможные токсины. А если принять его перед фуршетом или корпоративом, можно не опасаться, что после рюмки какого-нибудь ликера события начнут развиваться непредсказуемым и не самым удачным образом.

Вскоре Полина перестала даже замечать мое присутствие и принялась рассказывать, как будто говорила сама с собой. Мне только и оставалось, что время от времени подавать реплики и задавать наводящие вопросы. И вот что я узнала.

Николай с юности испытывал просто маниакальную страсть к старым вещам. Не антиквариату, который надо поставить на полку и по возможности даже не дышать в его сторону, а именно вещам, которыми можно пользоваться. Поэтому, когда они сняли помещение под офис в полузаброшенном лабораторном корпусе, он радовался, как ребенок, совершая экспедиции по кабинетам и притаскивая множество канцелярских принадлежностей советской эпохи. «Они добротные, у них аура силы и стабильности», – пояснял он. Они с Андреем – да, они уже тогда были любовниками – сперва посмеивались над этим пристрастием, но затем махнули рукой. В конце концов, хобби не хуже и не лучше любого другого.

И вот однажды Николай притащил из какого-то дальнего кабинета толстую коричневую папку. В ней оказались какие-то непонятные чертежи, точнее, копии, начерченные на кальке. Папку Николай поставил на полку к другим таким же раритетам, а затем текущие дела заставили забыть о находке.

Андрей, заметив на чертежах гриф «только для служебного пользования», понял, что их следует изучить самым тщательным образом. Кого-то это, возможно, удивит, но многие секреты прошлого до сих пор остаются актуальны. Не найденные до сих пор клады, стратегические запасы, где ждет своего часа тушенка, произведенная в другую эпоху и в другом государстве. Но, как утверждают добравшиеся до нее сталкеры, вполне съедобная.

Одним словом, Андрей, никому ничего не сказав, забрал папку домой и просидел над ее содержимым несколько вечеров. Усилия оказались вознаграждены. В этом рассказчица не сомневалась с самого начала. Ее любовник никогда не принимался за то, что не сулило успеха.

Важность и значимость находки переоценить было невозможно. Согласно этим чертежам, на участке, занимаемом лабораторным корпусом, никогда ничего нельзя строить выше трех этажей. Почему именно, Полина не запомнила – то ли подземная река, то ли старые канализационные ходы. Тогда она тоже не придала этим бумагам никакого значения. Посмеявшись в глубине души над взрослыми мальчиками, готовыми до старости играть в войнушку и заниматься кладоискательством, она выкинула это происшествие из головы.

«Вот и не верь после этого в судьбу! – мысленно заметила я. – Ведь Николай мог не заглянуть именно в этот кабинет, мог в упор не заметить папки с чертежами, мог положить в красивую папку свои документы, а ее содержимое отправить в мусорное ведро. И ведь Аллочкин подопечный до сих пор не знает, что притащил в свой кабинет, по сути дела, мину замедленного действия. Которая, в конце концов, все-таки взорвалась и погребла под обломками все, чем он так дорожил в жизни…»

Несколько лет спустя Полина убедилась, что Андрей был прав. Руководство института выставило на торги обветшавшее здание лабораторного корпуса. Это и правда был жест отчаяния. Сотрудники, которым не выдавали зарплату по несколько месяцев, начали разбегаться по всевозможным «шарашкиным конторам» или растаскивать все, что можно было хоть за копейки снести в еще существовавшие тогда комиссионки. Разумеется, основную ценность для покупателей представляло не само строение, уже тогда требовавшее основательного ремонта, а место в центре Петербурга. Старые здания, построенные еще в послевоенные годы, постепенно должны были исчезнуть, уступив место элитным жилым кварталам. Кроме того, здесь в обозримом будущем должна появиться станция метро. Из «задницы мира», как прозвали этот район местные жители, окрестности института должны были превратиться во вполне престижную среду обитания. На купленном у института участке, оформив это как реконструкцию, можно было построить бизнес-центр или торгово-развлекательный комплекс. За такой перспективный участок можно было получить сумму с впечатляющим количеством нулей.

Единственное, что могло помешать этой выгодной сделке, – закрытая информация для служебного пользования, чертежи из старой папки. Об этом Андрей с удовольствием рассказывал Полине даже во время их тайных свиданий. «Разговоры о деньгах заводили его получше любой порнухи», – добавила моя собеседница, непристойно хихикая. К тому же им обоим доставляло удовольствие ощущение власти над руководством института. Совершится или нет судьбоносная сделка, было во власти скромного арендатора, которого Павел Васильевич едва удостаивал ответного «здравствуйте».

Все было разыграно как по нотам. Когда сделка уже почти состоялась, Андрей отправился на прием к руководству фирмы-покупателя – того самого ЗАО «Весперум». Сделка была отменена, причем дело было представлено именно так, будто инициатором разрыва выступил институт. За ценные сведения Андрей получил впечатляющую сумму и приглашение на солидную должность «когда надоест плескаться в этой мелкой луже». Разумеется, Николай ни о чем не узнал. Полина уже давно поняла, что ни больших денег, ни экономического роста у их крохотной фирмочки не будет. Именно тогда эта пронырливая дамочка решила, что пора, по ее собственному выражению, «слезть с дохлой лошади». Полина давно сделала ставку на Андрея, его амбиции и умение из всего извлекать выгоду. С Николаем, который в глубине души так и остался наивным романтиком, ей было не по пути. Но затевать развод, делить и без того небольшой уставной капитал… Андрей уговорил Полину не торопиться и заявил, что решение этого вопроса берет на себя.

Но у денег, даже самых больших, есть одно очень неприятное свойство: рано или поздно они заканчиваются. Причем именно тогда, когда привыкаешь к хорошей жизни. Роскошные апартаменты для встреч, поездки в загородные пансионаты на один-два дня, деликатесы и спа-салоны на двоих – все, что могут позволить себе любовники, не вызывая подозрений мужа. Николай и представить себе не мог, что творилось у него прямо под носом. Рассказывая об этом, Полина опьянела еще больше и была настолько отвратительна, что я едва удержалась, чтобы не отхлестать «безутешную вдову» по пьяной, распухшей физиономии. Я далеко не ханжа, но всему на свете бывают границы. И все же профессиональная сдержанность взяла верх: я здесь для того, чтобы раздобыть информацию из первых рук, а не затем, чтобы заниматься чьим-то воспитанием.

Успев хорошо узнать Полину, Андрей опасался – и, на мой взгляд, совершенно правильно, – что эта женщина быстренько найдет себе еще кого-нибудь, от кого она будет в таком же неограниченном количестве получать деньги и удовольствия. Искренние чувства, которые он питал к этой беспринципной хищнице, в сочетании с мужским самолюбием составили поистине гремучую смесь. Неизвестно, на что бы он решился, если бы торги не возобновились и на горизонте не замаячил новый покупатель лабораторного корпуса. Кто это, я знала не хуже самой Полины: ОАО «Хоббитания», коттеджи под ключ, увязнувшее в долгом и безнадежном судебном процессе с НИИ сыпучих материалов.

Сейчас я узнаю самую главную тайну этой истории! Но именно в это мгновение Полина закрыла глаза и задремала, положив голову на стол. Нет, так нельзя, я не могу этого допустить! Где тут у нее кофе? Ага, в шкафчике, а вот и турка. Не слишком крепкий, а то еще протрезвеет и, чего доброго, сама начнет задавать вопросы… Готово, теперь пару ложек того же коньяка для вкуса.

– Полина! Кофе сварился! Сахар класть?

– Ага, две ложечки, спасибо, – с трудом произнесла собеседница, поднимая голову и уставившись перед собой мутным взглядом. – А ты меня не бросишь, как эти все? И не умрешь? Правда?

– Честное-пречестное, даже не собираюсь. Так ты что-то говорила о «Хоббитании»?

Хлебнув обжигающий напиток, Полина снова впала в алкогольную эйфорию. В дальнейших событиях она никакого участия не принимала – это она повторила несколько раз, – а все наблюдала только со стороны, ни во что не вмешиваясь. Во второй раз Андрей не стал встречаться с покупателями: он решил действовать по-другому. А именно: попробовать себя в роли шантажиста. На электронный адрес Павла Васильевича было послано анонимное письмо, в котором после подробнейшего описания ситуации предлагалось «найти компромиссное взаимовыгодное решение», то есть отдать ему папку с чертежами в обмен на четверть суммы, полученной от покупателей лабораторного корпуса.

Но, как это говорится в современных фильмах, ситуация вышла из-под контроля. Руководитель института проявил не характерную для него твердость и способность к жестким переговорам. В отличие от Полины я знала, чем это вызвано. Незадолго до того, как здание снова было выставлено на торги, Николай из лучших побуждений поделился с ним случайно попавшей к нему информацией: в этом микрорайоне собираются строить торговый центр. А значит, цены на участки взлетят на запредельную высоту. Узнать, с какого компьютера было отправлено письмо, тоже не составило особого труда. А выяснив, что этот компьютер находится в помещении, арендуемом ИЧП «Астра», Павел Васильевич решил, что к нему применяют психологические методы воздействия. Попросту говоря, мало того что собираются бессовестно ограбить институт, который является главным делом его жизни, так еще и его самого пытаются выставить дураком. «Так вот почему он так странно отзывался о Николае!» – мелькнула у меня в голове запоздалая догадка. Это и правда классический прием манипуляторов: сперва сообщить что-нибудь приятное, чтобы «клиент» расслабился, а потом прихлопнуть убойной информацией. В дамском варианте это звучит примерно так: «Тебе так идет это платьице, кстати, твой муж изменяет тебе со всеми подчиненными и соседками».

Результат не заставил себя ждать. Над ИЧП «Астра» сгустились грозовые тучи: одна проверка следовала за другой. Все бы обошлось, если бы не пропажа бухгалтерских документов.

– А может, это кто-то из своих? – сам собой выговорил мой язык. Все-таки коньяк оказывал воздействие не только на Полину.

Вместо ответа та залилась безудержным идиотским смехом. Хлипкий кухонный столик вздрогнул, половина стопки коньяка выплеснулась наружу.

– А ты только сейчас догадалась, да? Андрей их сам и забрал! Порвал и в туалет спустил, вот умора! Говорит, достало уже ждать, когда Колькина фирма наконец лопнет. И меня с законным мужем делить для него было просто нож острый. Мужики – они же такие собственники! У старого пня на такое кишка тонка оказалась. Он только и мог, что мне в декольте пялиться, думал, никто не замечает… А хочешь, я расскажу, как мы с Андрюшей в первый раз? В том самом кабинете, у Кольки на столе, прямо на документах. А он на следующее утро их в руки взял и ничегошеньки не заподозрил! Вот смех-то…

Неожиданно, без всякой связи с происходящим, мне вспомнились гопники, которые клятвенно заверяли, что проникли в мою квартиру почти без преступных намерений. Они всего лишь хотели взять «большую коричневую фигню», и то не для себя, а для какого-то мужика, которого – это было видно невооруженным глазом – панически боялись.

И тут разрозненные кусочки пазла начали складываться в цельную картину. Коричневая папка с секретными чертежами! Кто-то подумал, что она оставалась в кабинете и что я ее забрала, забыв визитку.

– Полина, скажите, а трудных подростков он не курировал?

– А ты откуда знаешь? – удивилась собеседница, требовательно протягивая мне опустевшую стопку. – Ах да, на поминках говорили. Только на самом деле все было не так. Переехали мы сюда, а эти гаврики никому тут житья не давали. Что ни вечер, орут, матерятся, драки, подъезд весь загадили. Участковый сколько раз приезжал, а что толку? Соседи связываться боятся. А вот Андрюша не побоялся: взял двоих подчиненных да и наподдал этим паршивцам как следует. Не сильно, чтобы те сами в полицию не побежали, но достаточно, чтобы притихли. Здороваться даже начали. С ними только так и можно: с позиции силы. За Андреем как собачки бегать начали. Он их даже обещал потом на работу взять, если будут вести себя как следует. Говорил, никогда не знаешь, что и когда пригодится.

Я уже собиралась расспросить о папке с чертежами, но тут в самый неподходящий момент послышалась громкая соловьиная трель. Мой мобильник! Это кто же так не вовремя?! Испортить такое интервью! Геночка! Вот от кого совершенно не ожидала. Ох, попросишь ты меня встретиться…

Рассыпавшись в извинениях, я вышла в прихожую и ответила на звонок. Для того чтобы услышать в моем «слушаю» совсем другое, не нужно обладать профессиональной интуицией.

– Прости, если я не вовремя, – в голосе собеседника слышалось такое торжество, что все сердитые слова, уже готовые выплеснуться наружу, замерли у меня в горле. – Тут такая информация! Уверен: такой журналист, как ты, оценит ее по достоинству… Ты если сейчас стоишь, лучше присядь. Присела? Вот теперь слушай. Знаешь, кто настоящая хозяйка ИЧП «Миранда»? Да, того самого, которому руководство института хочет всеми правдами и неправдами отдать лабораторный корпус? Некая госпожа Старикова Полина Викторовна. А крикливая дамочка – это так, для отвода глаз. И роман юности у нее наличествовал, но не с одним из первых лиц государства, а с его замом по общим вопросам, тогда скромным комсомольским работником. Ну, что скажешь?

– Спасибо за информацию, – только и смогла я выдавить из себя. – Я сейчас на работе, потом тебе обязательно позвоню.

Иногда профессиональные привычки могут сослужить не хорошую службу, а совсем даже наоборот. Что главное для журналиста, тем более ведущего расследование? Во что бы то ни стало добыть нужную информацию. Все остальное уходит на второй план. А может быть, и коньяк, в конце концов, подействовал на меня. Именно поэтому я не нашла ничего лучше, как, вернувшись на кухню, плюхнуться на табуретку напротив Полины и в упор спросить:

– А зачем вам так нужно завладеть лабораторным корпусом? Решили попробовать себя в наркобизнесе?

Результат был подобен эффекту разорвавшейся бомбы. Вытаращив глаза, Полина подскочила на полметра, а затем, бросив на меня абсолютно трезвый подозрительный взгляд, задала вопрос, которого я уже перестала опасаться:

– А ты кто вообще такая? Тебе чего здесь надо, а?! Ах ты, прошмандовка такая, забралась в приличный дом, коньяк еще мой весь выжрала, дрянь такая! Вали отсюда, пока полицию не вызвала!

Я сочла за лучшее поскорее исчезнуть подобру-поздорову, а то неизвестно, что может быть на уме у этой разъяренной фурии. Вдруг возьмет да и вцепится ногтями в лицо или покусает. И ничего смешного: одному из моих коллег в аналогичной ситуации пришлось делать уколы от столбняка. Кроме шуток.

Глава четырнадцатая

Все услышанное следовало как можно тщательнее обдумать. Нет, ехать домой не хотелось. И вот ни за что не угадаете, где мне думается лучше всего. Профессия обязывает меня постоянно быть в гуще событий, поэтому для меня самое творческое состояние – это уединение в толпе. Находиться среди людей и в то же время знать, что тебя не побеспокоят – что может быть лучше?

Помня о недавнем происшествии, я выбрала для уединенных посиделок кафе на верхнем этаже торгового комплекса. А вот и свободный столик как раз для меня. За стеклянной стенкой открывается прекрасный вид на зимнюю Москву, столики расположены достаточно просторно, чтобы посетители не мешали друг другу. В нескольких шагах от меня веселится подростковая компания, уплетая пиццу с кока-колой, с другой стороны две молодые мамы лакомятся взбитыми сливками и что-то обсуждают, а их чада с радостным визгом гоняются друг за другом вокруг стола. Мне это все ни капельки не мешает. Главное, что здесь никому не придет в голову навязывать женщине, в уединении расположившейся за столиком, свое сомнительное общество. Потягивая молочный коктейль – кстати, довольно приличный, – я смогу, наконец, сосредоточиться и посмотреть на все ясным взглядом.

Стоило мне мысленно произнести эти слова, как вспомнился вчерашний разговор с Глебом. Мой уже, считай, взрослый сын почти каждый вечер звонит по скайпу и рассказывает о лондонских впечатлениях. Вчера он во всех подробностях рассказал о музее Шерлока Холмса и традициях английского чаепития, которые так же скрупулезно соблюдаются по сей день. Но удивило и развеселило меня вовсе не это. Глядя на экран ноутбука, я долго не могла понять, что в облике сына стало таким необычным. Наконец до меня дошло:

– Глаза! Ты что, линзы надел? Зачем?

– Есть проблема – надо ее решить, – важно проговорил великовозрастный сыночек. – Зато теперь я не буду комплексовать из-за эстетического несоответствия.

Ну как можно до сих пор переживать из-за той старой истории! Какой же он еще, в сущности, ребенок! Но в переходном возрасте, в котором пребывает сейчас Глеб, многие становятся обидчивыми и болезненно самолюбивыми. Поэтому я едва не лопнула, как пузырь из компьютерной игры, но, призвав на помощь всю силу воли, сохранила серьезное выражение лица.

Дело в том, что у меня ярко-голубые глаза. Не скажу, чтобы мне это не особенно нравилось, тем более что дано от природы… У отца Глеба они, наоборот, карие, точнее, зеленоватые с крохотными точечками. «С червоточинками», как ехидно замечали некоторые родственницы. Но о них речь пойдет чуть позже.

Когда Глеб только родился, у него были светлые, мои глаза. Затем они стали фиолетовыми, а потом отцовскими – зелеными с еле заметными крапинками. Казалось бы, что в этом особенного? Тем более что у Вадима появился еще один повод гордиться.

Глебу было пять лет, когда на каком-то семейном празднике одна из двоюродных бабушек или троюродных теток, явно перебрав домашней наливки, принялась рассуждать, «кто в чью породу пошел» и какие черты характера свойственны какому «семейному генотипу». И при этом основательно прошлась по такому, казалось бы, безобидному пункту, как цвет глаз. По ее мнению, зеленый цвет говорит о хитрой неискренней натуре, а точечки, «червоточинки», вообще не означают ничего хорошего и могут негативно повлиять на судьбу.

Со мной можно не соглашаться, но такие, с позволения сказать, «близкие» опаснее террористов, шпионов и бандитов вместе взятых. Граждане, которые гордятся, что знают тебя «как облупленного», и не упускают случая воспользоваться своей информированностью, чтобы подразнить и поиграть на нервах, по-моему, заслуживают отдельной статьи в Уголовном кодексе. Удивляюсь, что до сих пор никто не выступил с таким законопроектом…

Я уже начала медленно закипать и прикидывать, что в данной ситуации окажется эффективнее: схватить не в меру разрезвившуюся шутницу за шиворот и выкинуть на лестницу (в окно, к сожалению, не получится: двенадцатый этаж, а это уже чистая уголовщина) или опрокинуть на нее графин клюквенного морса. Заметив мое состояние, Вадим вовремя разрядил обстановку и спас языкастую тетку от немедленной расправы. С немалым трудом мы перевели разговор на другую тему, и застолье пошло своим чередом.

Некоторое время спустя кто-то заметил, что Глеб исчез из-за стола. Сперва я подумала, что мальчику стало скучно с взрослыми и он тихонько ушел к себе в комнату, но сына не оказалось и там. Мальчик обнаружился в ванной комнате. Весь в мыльной пене, он пытался… отмыть себе глаза.

– Не хочу грязные глазки! – плакал он, когда я вытирала его полотенцем и уводила в комнату. – Хочу чистые, как у мамы…

После ухода гостей – немного раньше, чем планировалось, – мы с Вадимом провели целый вечер, доказывая сыну, что такой цвет глаз больше подходит будущему герою, капитану корабля, победителю всех войн и космонавту. В доказательство пришлось даже составить целую портретную галерею выдающихся деятелей разных эпох, государств и областей деятельности. Объединяло их одно: цвет глаз, такой же, как у Глеба и Вадима. Чего не сделаешь, чтобы успокоить родного сына, а заодно поднять его самоуважение и самооценку. А двоюродные бабушки или троюродные тетки – собственно говоря, это уже не имеет значения – навсегда стали персонами нон грата в нашем доме.

Я уже думала, что эта история навсегда осталась в прошлом, а если ее когда-нибудь и вспомнят, то лишь в качестве забавной истории из детства. Но оказалось, что сын столько лет продолжал переживать из-за этого. Вот так лишний раз и убеждаешься, что слово, сказанное или напечатанное, обладает огромной силой. И профессия журналиста ничуть не менее ответственна, чем, например, оператора «красной кнопки»…

Что-то я здесь засиделась, пора на свежий воздух. Тем более что в ближайшей школе явно кончились занятия и ученики старших классов в полном составе бросились сюда подкрепляться чизбургерами, картошкой фри и чизкейками – вредными для здоровья, но такими вкусными и, главное, не домашними! Быть в гуще событий – это прекрасно, но оказаться в толпе галдящих и гомонящих школьников – такое выше даже моего хваленого профессионального терпения.

Стоянка возле торгового центра оказалась забита, поэтому «глазастика» пришлось оставить чуть ли не в квартале отсюда. Тоже к лучшему: не так часто удается пройтись пешком.

На улице был легкий сухой морозец; снег на газонах, деревьях и крышах ларьков оставался удивительно чистым, множество снежинок искрилось и сверкало прямо в воздухе под лучами солнца. Из булочной пахло свежайшей выпечкой и кофе с молоком. Именно в такие минуты чувствуешь полную гармонию с миром…

Вот так всегда! Стоит лишь немного расслабиться, как судьба тут же находит способ одернуть тебя. Нечего витать в облаках! Мир далеко не такой безопасный и безоблачный, как тебе только что показалось.

Восхитительные запахи кофе и свежих булочек сменились «ароматами» грязных тряпок, пищевых отходов и давно не мытых человеческих созданий. Ну, конечно: бомжи кучкуются у метро на вентиляционной решетке. Волны теплого воздуха, поднимавшиеся из-под земли, долетали до меня вместе с неаппетитными запахами. Вот лентяи: все вокруг занимаются делом, носятся, высунув язык, чтобы заработать денег, сотворить что-нибудь разумное, доброе и желательно вечное, что-то кому-то доказать, подняться по карьерной лестнице или просто самореализоваться, а эти расселись тут! Небось еще и презирают тех, кого изводят просьбами дать «копеечку на хлеб». А попробуй купить им буханку того же самого хлеба – вместо благодарности такое можно услышать! Нет, правда, куда только смотрит правительство!

Но тут, прямо посередине гневной фразы, проносившейся в голове, я внезапно остановилась, будто налетела на невидимое препятствие. Теплый воздух из-под земли, запах резины и машинного масла: полнейшее дежавю! И это было совсем недавно, но только когда и где? Ну, конечно же – Питер, ночная прогулка в лабораторный корпус, который оказался не таким уж заброшенным. И, пока я ходила по кабинетам, разглядывая доперестроечные канцелярские принадлежности, в подвальном этаже полным ходом шел процесс изготовления наркотиков. Я даже удивилась, что здание слабо, но ощутимо вибрирует. Точно! Николай тоже упоминал об этом. Все здание трясется, хотя трамвай уже пять минут как проехал. Теперь не оставалось никаких сомнений: причиной вибрации был вовсе не трамвай, а круглосуточно работавший молекулярный разделитель, вместе с другой уникальной аппаратурой производивший «запрещенный в стране медикамент».

«Ученые – они же как дети, – всплыла в памяти фраза руководителя института, сказанная, когда я уже собралась уходить. – А где вы видели ленивого ребенка?»

Будто молния вспыхнула в мозгу, осветив всю картину до последнего фрагмента. Вот, значит, каким способом интеллигентнейший и любезнейший Павел Васильевич спасал родной институт. Те, кто, пользуясь высокоточной аппаратурой, изготовлял наркотическое зелье, вовсе не были случайными арендаторами. Все началось задолго до событий, так трагически изменивших судьбу Николая. И – теперь я в этом была абсолютно уверена – это творилось не только с ведома руководителя института, но и при его полном одобрении.

Теперь его слова о преданности науке виделись мне в совершенно ином свете. Ради науки он готов на все, что угодно. И не только на самопожертвование. Точнее, он готов пожертвовать не только личными средствами, но и теми, чья жизнь будет сломана из-за дьявольского зелья, произведенного в подвале лабораторного корпуса. И кто знает, каким еще способом зарабатывались деньги для института.

Вот только непонятно, откуда взялось ИЧП «Миранда» и почему Павел Васильевич готов любыми путями сделать ее собственницей этого здания и, главное, подвала? Неужели Полине удалось очаровать и престарелого администратора от науки? А тот, потеряв голову от этой эффектной и сексапильной хищницы, решил убрать соперника – как всегда чужими руками? И он еще изображает старомодного любящего супруга!

Но это были всего лишь предположения, которые следовало подтвердить или опровергнуть. Надо сказать, разочаровываться в людях для меня едва ли не самая неприятная вещь на свете. А еще я привыкла со всеми трудностями справляться исключительно своими силами. Какой вывод можно сделать из этих двух утверждений? Догадаться нетрудно: меня снова ждет командировка в Питер.

Глава пятнадцатая

Не стану описывать, что я услышала от Аллы и бывшего супруга (сдала-таки, ренегатка несчастная!) и что пытался мне сообщить Мыш всеми доступными ему способами коммуникации. Ну что делать, я такая, какая есть, и другой не смогу стать, даже если мне пообещают Нобелевскую премию. А работа журналиста для меня так же нужна, как воздух. Нет, пожалуй, даже нужнее.

Поэтому, уладив за пару дней накопившиеся насущные дела и разобравшись с текучкой на работе, я взяла билет на свой любимый «сапсан» и наскоро покидала в дорожный саквояж самое необходимое. Точнее, «тревожный чемоданчик» на случай внезапной командировки у меня всегда стоит собранный. Но, учитывая мою неистребимую безалаберность, а также то, что теперь контролировать и опекать меня некому…

И вот – в который раз – поручив Мыша заботам Аллочки и ее мужа, я устремилась на Ленинградский вокзал. Казалось бы, какое это путешествие – несколько часов, и ты уже в другом городе, будто из комнаты в комнату перешла. Но, тем не менее, шум вокзала, ни с чем не сравнимый запах железной дороги, сам вид поездов неизменно вызывают у меня прилив бодрости. Еще не покинув Москвы, я уже находилась в путешествии.

Кофе с пирожком в вокзальной кафешке – часть ритуала, сложившегося еще с юности. Причем кофе непременно должен быть с молоком, а пирожок с рисом и яйцом, в крайнем случае, треугольник с изюмом. Иначе поездка может оказаться неудачной. Можете над этим смеяться, но я всерьез расстроилась, когда на месте любимой забегаловки обнаружила очередной «фигбургер». К счастью, пирожковая с необходимым мне ассортиментом обнаружилась на втором этаже, неподалеку от зала ожидания.

Устроившись в «сапсане» в кресле у окна, я принялась разглядывать пассажиров. Тоже профессиональная привычка. Те двое явно командировочные: едва заняв места, вытащили ноутбуки и принялись с кем-то активно переписываться – не иначе, докладывают начальству о результатах своей миссии. Группа юных девиц, хихикая и перешептываясь между собой, обсуждает подробности «страшно взрослых отношений». Слышали бы сейчас их родители… Пожилая дама через проход от меня – ни дать ни взять профессиональная путешественница. Не теряя времени, вынула из расписного рюкзачка плед, надувную подушку, спортивный мини-термос и плеер. Судя по долетавшим до меня слабым звукам, там была не музыка, а какая-то аудиокнига. Молодец, ничего не скажешь! Похоже, разменяла восьмой десяток, а как не похожа на вечно ноющих гражданок, считающих себя обязанными одеваться по принципу «чем старомоднее, тем лучше». Хотя что далеко ходить: одна моя знакомая недавно услышала от мамы: «Тебе уже пятьдесят, а ты в голубом платье, как девочка». А на этой пожилой леди обтягивающие джинсики, свитерок апельсинового цвета, косметика, наложенная умело и со вкусом. Вот с кого хочется брать пример. Хотя я, скорее всего, не успокоюсь даже в самом почтенном возрасте: так и буду носиться растрепанной кометой, проводя очередное расследование…

Три с половиной часа пролетели совершенно незаметно. Казалось бы, только что за окном проносились новые районы Москвы, и вот, пожалуйста – здравствуй, Питер! Хорошо, что хоть на этот раз здесь почти нормальная зимняя погода.

Нет, сразу ехать в НИИ сыпучих материалов будет неправильным. Надо немного побродить по городу, проникнуться его атмосферой. Люди могут врать, а вот дома – никогда.

Некоторое время побродив по улицам, я порядком замерзла. Надо срочно найти теплое и уютное местечко, где приземлиться. А если там подают приличный кофе, будет вообще прекрасно. Кстати, неплохо бы сориентироваться, где я.

И тут я поняла, что ноги сами привели меня в культовое место Питера, теперь фигурирующее во всех экскурсионных программах, а в годы моей юности известное лишь тем, кто гордо причислял себя к андеграунду. Сквер возле кафе «Эльф», а точнее «эльфовский садик», известный не меньше «Сайгона» и «Ротонды». Правда, его расцвет мы с однокурсниками уже не застали, но, приехав сюда на выходные, то попадали на концерт альтернативной музыки, то посещали самодеятельную выставку, где картины развешивались прямо на деревьях и прислонялись к стенам домов, то встречали философов – хранителей традиций неформальной культуры, персонажей в странных одеяниях, выдвигавших не менее необычные идеи. Тогда все это казалось нам любопытным и волнующим. Помнится, я даже попыталась провести одно из первых расследований: «Кому выгодно уничтожение эльфийского сквера». А само кафе, интерьер которого был украшен изображениями эльфов, не имеющих ничего общего с персонажами нашумевшего фильма, славилось вкусным кофе и невероятно свежими пирожными-корзинками. Интересно, оно сохранилось? Если не в прежнем виде, то хоть немного похожее на оригинал?

Но, войдя в кафе «Кения», занимавшее место легендарного «Эльфа», я едва сдержала возмущенный вопль. Ничего более непохожего и быть не может! Желто-оранжевые стены с рисунками, имитировавшими наскальные изображения. Судя по всему, на историческую достоверность здесь чихали с самого верхнего этажа. Охотники-масаи никогда не пользовались луком и стрелами! Эти, с позволения сказать, дизайнеры хоть бы в интернете сперва порылись, что ли… Диваны, покрытые шкурами синтетического леопарда, плетеные стулья, полочки с бутылками, перемежавшимися фигурками представителей африканской фауны. Вот так хочешь немного передохнуть, как говорят психологи, «сменить картинку», а тебе предлагают тот же гламур, на который и в Москве глаза бы мои не смотрели! Но я слишком устала и замерзла, чтобы искать что-то другое. Надеюсь, здесь хоть кофе окажется приличным.

Кенийская арабика оказалась что надо, а когда хозяин кафе, извиняясь и смешно коверкая слова, принес забытую ложку вместе со сладостями – «комплимент от заведения», – мое настроение окончательно улучшилось. В конце концов, все течет, все меняется. Даже музеи время от времени меняют экспозиции.

Я принялась потягивать обжигающий напиток, по профессиональной привычке разглядывая посетителей кафе, в это время немногочисленных. И тут мое внимание привлекла дама средних лет, увлеченно поглощавшая какой-то экзотический десерт. Где-то я ее видела и причем совсем недавно… В редакции? Нет, точно не там. Может быть, в прокуратуре или в каком-нибудь другом учреждении? Не похоже, да и взгляд у нее не такой, как у служащей, вынужденной проводить по восемь часов в день, работая с документами и принимая посетителей, общение с которыми явно не прибавляет здоровья. В глазах какая-то, не побоюсь этого слова, независимость, как у «свободного художника» или состоятельной пенсионерки. Но ни с теми, ни с другими я давно не общалась, а между тем воспоминание, связанное с кем-то до странности похожим на эту женщину, совсем свежее…

– Да, вы не ошиблись, это я! – с улыбкой произнесла женщина. – Надеюсь, вы благополучно добрались до Москвы?

– Любомила, вы?!

– Можете звать меня Людой. Вырвалась на пару дней. Супруг уверен, что я здесь на конференции по ведическому образу жизни. Хотя выставку архангельского коврика я собираюсь посетить на самом деле. Если уж чем-то занялась – делай это самым лучшим образом, таково мое жизненное правило.

– А тогда мне показалось…

– Что я одна из тех, по кому клиника плачет, верно? Не возражаете, если я переберусь за ваш столик? Так вот, мы с супругом вышли на пенсию – почти одновременно, с разницей в пару недель. Не скрою, сперва меня это радовало: не надо каждый день вскакивать ни свет ни заря, а я по природе сова, для меня первые полчаса после пробуждения были особенно мучительны. К тому же я была рада проститься с этим серпентарием. Женский коллектив, сами понимаете… Думала: теперь все силы буду отдавать семье. Но на деле получилось совсем другое: такое впечатление, что внезапно оказалась за бортом жизни. Все что-то делают, что-то решают, а я сижу дома, будто тунеядец какой-то! У детей своя семья, и мне деликатно дали понять, что мое присутствие по три раза в неделю, мягко говоря, нежелательно. Нет, я не обиделась, я прекрасно понимаю: у молодоженов период становления, они формируют семейный уклад и желают сами воспитывать своих детей. Помню, как я сама мечтала оказаться хоть на необитаемом острове, хоть в другой галактике, лишь бы подальше от свекрови. К тому же я очень не хотела проблем в собственном браке.

– Насколько я могла видеть, у вас все прекрасно, – осторожно заметила я.

– Да, и это стоило мне большого труда, – ответила Людмила, отправляя в рот очередной ломтик засахаренного фрукта. – Я поняла, что Борис – да, так его зовут на самом деле – еще больше моего страдает от своей ненужности. Многие, оказавшись в такой ситуации, начинают, попросту говоря, сходить с ума. Кто-то принимается бегать за молодыми девицами, и хорошо, если это выливается в кратковременную безобидную интрижку на стороне. Среди них попадаются и настоящие хищницы. Кто-то ударяется в политику или уходит в секту, переписав на ее руководителей все имущество. Самые безобидные варианты – искусство или коллекционирование. Некоторые начинают изобретать вечный двигатель, собираясь с его помощью совершить кругосветное путешествие. Но все эти варианты ничем хорошим не заканчиваются. Одним словом, я поняла, что, если хочу сохранить семью, нужно срочно найти новый стимул, смысл жизни, если хотите… Кстати, фрукты довольно вкусные, берите, мне одной все равно столько не съесть.

– А как вы пришли к идее славянской семьи? – не удержалась я. Привычка, ничего не поделаешь.

– Все получилось само собой, случайно. Пошла на районный базарчик за свежими овощами. Я как раз пыталась увлечься кулинарией. А там лавочка «Здоровая жизнь, здоровая семья» – кажется, это так называлось. Рекламировались какие-то продукты не то из сосновой смолы, не то из кедровых орешков. Основной смысл был в том, что наша сегодняшняя жизнь слишком загрязнена, мы отдалились от природы, от живительного источника силы. Ой, извините, я слишком вжилась в роль. И вот однажды мне понадобилось заглянуть в интернете в историю посещений, и я там наткнулась на такое! А этим компьютером пользуемся только мы с мужем. Тянуть дальше было нельзя. О дальнейшем нетрудно догадаться: мы обосновались в этой глуши, ведем почти натуральное хозяйство и зарабатываем хендмейдом существенную прибавку к пенсии.

– Но теперь вы счастливы?

– По крайней мере никто из нас не чувствует себя бесполезным, – улыбнулась Людмила. – А мои половички даже заняли третье место на международном конкурсе в Мадриде. Вот моя визитка, сайт я тоже стараюсь регулярно обновлять. Там скопилась большая фотогалерея… А знали бы вы, какие вкуснейшие кушанья получаются в русской печке! Вы и десятой части этого не видели. К тому же за городом жизнь играет совсем другими красками. В прямом и переносном смысле этого слова. Снег у нас белый, трава зеленая, а небо бывает совершенно потрясающей расцветки, особенно на закате. Не обходится, конечно, и без отрицательных моментов – вроде соседей, от которых вы так удачно сбежали. Первое время и другие проявляли к нам негативное отношение, ведь мы там были чужеродными элементами. Мужу даже пришлось задействовать старые связи, чтобы обеспечить нам безопасность. Одним словом, теперь все хорошо. А что касается Даньшиных, думаю, они если и вернутся сюда, то не скоро. Во всяком случае, участковый это твердо пообещал. Приезжайте к нам в гости, лучше летом, когда пойдут грибы и ягоды.

– А то ваше предложение? Ну, насчет…

– Считайте это неудачной шуткой. И, кстати, я рада познакомиться с известной журналисткой. Да, я живу в лесу, но вовсе не на необитаемом острове.

Побеседовав еще около получаса, мы расстались. Мне было пора навестить заброшенный лабораторный корпус, а Людмила торопилась на встречу с какими-то знакомыми.

На этот раз я пойду туда одна, безо всяких провожатых! И если понадобится, открыто, прямо через вахту, гордо потрясая журналистским удостоверением. Пускай некоторые не думают, будто меня запугали.

Но как вскоре выяснилось, производить впечатление было не на кого. Будка охранника, возле которой я в свое первое посещение препиралась с неподкупным профессионалом, оказалась закрыта наглухо. На стук и требования немедленно проснуться и открыть дверь никто не отреагировал. Что же, в таком случае снова придется воспользоваться дырой в заборе.

К счастью, дыра оказалась на месте. Машин возле нее, правда, стало меньше. Исчез потрепанный микроавтобус, да и перекрашенная «лада» куда-то подевалась. Посмотрим, что там, за забором. Вроде все по-прежнему. Лая собак не слышно, что тоже радует. Поймите меня правильно: животных я готова защищать от кого угодно, но оказаться в роли преследуемого нарушителя территории совершенно не хочется. И вряд ли на сторожевых овчарок произведут впечатление мои журналистские документы.

Лабораторный корпус за это время тоже никуда не делся. Разве что выглядел он теперь еще более заброшенным. Подойдя ближе, я поняла, в чем дело. Здание было опечатано! Значит, не напрасно я убегала по темным коридорам от наркодельцов и не зря спускалась по хлипкой пожарной лестнице. По крайней мере, здесь уже не будут изготовлять смертоносное зелье.

Это все хорошо, но мне нужно внутрь, в бывший офис Николая. Неужели кто-то думает, что Викторию Хмелевич может остановить какая-то бумажка, наклеенная поперек двери? Нет, вступать в конфликт с законом я не собиралась. Кроме парадного хода существует еще и служебный, о котором мало кто помнит. Или еще что-нибудь придумаю.

Но изобретать хитроумные способы проникновения в корпус мне не пришлось. Разумеется, опечатывать служебную дверь никто не стал. Как выразился по этому поводу один известный юморист: «Я восхищаюсь нашими людьми. Только они могут…» Да, с похожим явлением я столкнулась еще в первые годы брака. Дело в том, что неподалеку от дома, где мы тогда снимали квартиру, был лес, а там росли роскошные белые грибы. Но сам лес и близлежащая территория были огорожены, так как числились за военной частью. Грибников это не останавливало: стоило пройти мимо мощных железных ворот и высокого бетонного бора, как примерно через полтора километра все преграды исчезали. Забор обрывался, будто его перенесли в другое измерение. Кстати, кроме грибов, мы навещали местную достопримечательность: болото, в котором застряли две военные машины. Долгие годы они драматично торчали из трясины, потом, судя по развороченному мху, их все-таки удосужились вытащить.

Ключ легко повернулся в замке, и я беспрепятственно вошла в лабораторный корпус. При свете дня все здесь казалось уже не таким страшным и таинственным. А ведь когда-то это было добротное здание, которое регулярно ремонтировалось. Вот там, где краска облезла явно от сырости, виднеется не меньше четырех слоев разного цвета. Заботились когда-то об ученых. А теперь только и остается, что смотреть сериал «Эврика» о выдуманном наукограде, под завязку напичканном высокими технологиями, и вздыхать, что нам до такого еще, мягко говоря, далековато. А ведь Павел Васильевич, который всеми способами пытался удержать НИИ на плаву, далеко не во всем не прав. Хотя теперь милейший старомодный интеллигент предстал передо мной в совершенно ином свете. Помнится, я тогда даже позавидовала миру и согласию в их семействе. И вот пожалуйста – интрижка с Полиной… Терпеть не могу разочаровываться в людях.

Главный коридор выглядит так, будто здесь снимали фильм о конце света или соревновались, кто устроит самый впечатляющий беспорядок. И как мы здесь прошли в темноте, не переломав ноги?! Кабинеты, лаборатории, актовый зал, из окна которого мы поспешно эвакуировались… Значит, мне в другую сторону, теперь повернуть, еще один коридорчик, и вот они, комнатки, когда-то занимаемые ИЧП «Астра». Кабинет я тоже сразу узнала: директорский стол, массивный дореволюционный сейф, фото на стене, где трое учредителей еще не подозревают, как закончится их затея. Точнее, не подозревает один – Николай. У Полины уже тогда в глазах застыло холодное расчетливое выражение. Как будто смотрит не на любимого мужа, а на курицу в магазине, прикидывая, какие блюда из нее можно приготовить.

И тут мне в голову пришла неожиданная, но довольно удачная мысль. Надо сесть за стол Николая и попытаться посмотреть его глазами, увидеть кабинет таким, каким видел он. Не теряя времени, я опустилась на пыльное продавленное кресло. И правда, с нового ракурса все предстало в ином свете. Вот та самая водонапорная башня за окном, о которой с такой ностальгией рассказывал Николай. А что прямо по курсу? Перекидной календарь на столе – почему-то я его в прошлый раз не заметила, стеллаж с документами. А это что?!

Посреди полки лежала толстая папка в коричневом дерматиновом переплете. Если бы вещи умели улыбаться, эта точно улыбалась бы до ушей с самым торжествующим видом. Сомнений не оставалось: передо мной та самая «коричневая фигня», за которой полезли в мою квартиру.

Вскочив с места и едва не опрокинув кресло, я поспешно схватила папку и раскрыла ее. Нет, от моей торопливости из нее ничего не посыпалось: все содержимое папки было тщательно скреплено между собой. Следует признать: скрепки и дырокол не только символ бюрократии, но и удачное изобретение. И что у нас здесь? Чертежи, размноженные на прадедушке современного ксерокса. Какие-то топографические планы, непонятные значки… И ведь делалось это все от руки, за кульманом, а не в компьютерной программе, как сейчас. Я прекрасно понимала, почему Николай захотел взять их себе: он увидел в них свидетельство эпохи. А вот его непорядочный компаньон сразу разглядел в них средство для шантажа. Впрочем, Андрей уже получил по заслугам, хоть и не так, как следовало бы.

Еще один сюрприз ожидал меня в приемной, которую я второпях проскочила. Моя потерянная визитка была приклеена к стене канцелярским клеем. Над ней черным маркером была нарисована устрашающего вида кошка. Не удовлетворившись произведенным эффектом, неведомый автор подписал ее: «Черная». Что?! «Черная кошка»? Тоже мне поклонники шедевров отечественного кинопроката! Они бы еще за Леньку Пантелеева здесь расписались! Но оставлять такой вызов без ответа не в моих правилах.

Синей гелевой ручкой я, как умела, подрисовала мощную руку, которая хватает кошку за шкирку. На руке для пущей наглядности написала чертежными буквами «закон». Вот теперь все правильно!

Глава шестнадцатая

Вот кто, спрашивается, такой добрый – трезвонить мне в девять утра?! Ну, хорошо, девять тридцать, суть от этого не меняется. Между прочим, я могу сейчас быть и не одна. Да, у совершеннолетних граждан присутствует такое понятие, как личная жизнь. Ну, хотя бы теоретически…

С этими мыслями я потянулась за отчаянно трезвонившим мобильником. Хорошо еще, что не оставила на столе, а то пришлось бы вставать и тащиться за ним через всю комнату. На дисплее светилась надпись «Олег, редакция». Это меняет дело!

– Надеюсь, не оторвал от сладких грез? – послышался в трубке веселый нахальный голос. – У меня для тебя такая новость, что сейчас зайчиком запрыгаешь. В смысле, от радости. Нет, правда, я бы на твоем месте сейчас вскочил с кровати и сбацал цыганочку с выходом.

– Ну, хорошо, с этим понятно, а в чем суть? – с трудом остановила я разрезвившегося собеседника. – По какой причине мне веселиться?

– Лед тронулся, господа присяжные заседатели! – с дурашливой торжественностью продолжил Олег. – Не пропал твой скорбный труд. Короче говоря, только что пришел ответ из Генпрокуратуры. Цитирую почти дословно: по итогам поступившей информации будет проведена детальная прокурорская проверка. А для нее понадобится экспертиза твоего драгоценного черновика. А до того момента, как Фемида скажет свое веское слово, на спорное имущество наложен арест. Ну как, обрадовал я тебя?

– Ты еще спрашиваешь! – воскликнула я. – Да это самая лучшая новость за последнее время. Когда документ принести?

– Чем быстрее, тем лучше. Можешь телепортироваться в редакцию прямо из спальни в чем есть с документом в одной руке и чашкой недопитого кофе в другой. Как только документ окажется в редакции, прибудут государевы люди, и бумагу торжественно, с соблюдением всех формальностей и церемоний, изымут и под охраной доставят куда надо. Хотя по большому секрету должен сказать: раньше обеда они у нас все равно не появятся. Мы у них не единственный свет в окошке.

– Тогда сразу после обеда и появлюсь, – ответила я, чувствуя легкое разочарование. Я уже была в состоянии спортсмена, только что услышавшего «на старт, внимание, марш!».

– Вот и ладушки. И не забудь набросать об этом статейку – небольшую, но яркую, как ты умеешь.

Второй за это утро звонок застал меня уже на пороге душа. Кто звонит, я узнала, еще не взяв мобильник в руки. Вальс «Дунайские волны», собственноручно поставленный Геночкой. Вот ведь романтик!

– Слушаю внимательно, – произнесла я тем же ласковым голосом, каким хвалю Мыша за принесенную газету.

– Вот внимательно и слушай, – послышался из трубки знакомый голос. Нет, сейчас со мной разговаривал не Геночка, а Геннадий Петрович – важный чин в прокуратуре, умевший вызвать к себе уважение несмотря на, казалось бы, несерьезную внешность и мягкий характер.

– В квартире Андрея проведен обыск, – продолжал мой собеседник. – И обнаружены весьма любопытные документы. Улики бесспорнее некуда. В наличии целый букет экономических статей и парочка уголовных. Среди них и создание преступной организации. Из малолетних хулиганов организовал что-то вроде своей гвардии. Троица, которую застали в твоей квартире, как раз оттуда.

– Значит, мужик, который их туда послал?..

– Вот именно – супруг Полины собственной персоной! Кстати, эти юные гопники боялись и уважали его, будто какого-нибудь мафиози. Начали отвечать на вопросы, только когда им представили убедительные доказательства, что Андрея нет на свете. А до этого тряслись и молчали, как партизаны. Также в квартире обнаружен тайник: классика жанра – в толстом техническом справочнике вырезана середина, а там заграничные паспорта для него с супругой, причем на чужие фамилии, и немаленькая сумма в долларах. Готовились за границу сбежать, когда жареным запахнет.

Самого гражданина Старикова по объективным причинам к ответственности не привлечь, а вот Полина Викторовна – как минимум соучастница, что следует из тех самых документов, – исчезла в неизвестном направлении. Деться ей на самом деле некуда: банковские счета ее и мужа арестованы, квартира под наблюдением, полиции ориентировки разосланы.

– Обложили, – усмехнулась я, не скрывая злорадства. – Вот пускай лишний раз подумает, каково было Николаю по ее вине. Кстати, у меня тоже есть хорошие новости.

Но Геннадий Петрович не спешил разделить мои восторги.

– Ты там не особенно расслабляйся. Загнанная в угол крыса не зря считается самым опасным животным. И судя по всему, думает Полина не о том, что жизнь справедливо наказала ее за неблаговидные поступки, а о том, как отомстить той, кого считает виновницей всех своих несчастий. Не догадываешься, кого я имею в виду? А что касается передачи документов, давай поступим следующим образом: ты сейчас поедешь в редакцию. Помнишь, чем закончилось предыдущее изъятие документов? Так что давай, я распоряжусь, чтобы документ тщательно проверили, телефоны сам пробью по нашей базе. В общем и целом то, что ты рассказала, сомнений не вызывает, но, сама понимаешь, береженого бог бережет.

Возразить против этого было нечего. Наскоро собравшись и не без сожаления отказавшись от кофе с горячими тостами, я поспешила в редакцию.

У редакции, как всегда в это время, было не протолкнуться от автомобилей. Поэтому пришлось парковаться на дальних подступах напротив какого-то бутика с элитной обувью. Как-то из профессионального любопытства заглянула туда и после разговора с милой девушкой – продавщицей – долго не могла прийти в себя. Это же надо придумать – туфельки из желудка слона! Невероятные ботильоны из брюшка обезьяны какой-то редкой породы, мужские туфли из жирафа… Разумеется, стоили они больше моей журналистской зарплаты за год.

Не желая ударить в грязь лицом, я принялась разглядывать аксессуары помельче: вдруг что-нибудь среди них окажется мне по карману. Вот, например, сумочка для мобильника в виде лягушки. Совсем как настоящая… Но оказалось, что мне предлагается хранить телефон в выпотрошенном брюхе австралийской жабы. Поймите меня правильно: я не сторонница партии «зеленых» и в употреблении мяса не вижу ничего плохого, но такое, по-моему, уже за пределами моральных и этических норм. Даже несмотря на то, что, как мне горячо доказывала продавщица, этих лягушек специально разводят на фермах и вообще эти создания не отличаются высоким ай-кью. Покинула я магазин, кипя от возмущения и мысленно обещая себе натравить на него всех зоозащитников, каких только встречу…

Все это я вспоминала, хлюпая замшевыми сапожками по предвесенней каше-размазне, щедро сдобренной всевозможными реагентами и поваренной солью, от которых любая изящная пара обуви меньше чем за сезон превращается черт знает во что. Дождутся ведь: найду на них время, а я в гневе страшна.

Машин тут понаставили, не протиснуться! До здания редакции, до которого, не будь этого автопреставления, добралась бы за пять минут, пришлось ковылять не менее получаса. А что этой побирушке здесь надо? Мелочь, что ли, клянчит? Или высматривает, кто плохо закрыл машину, и сообщает автоугонщикам? Хотя, скорее всего, у меня просто разыгралась фантазия, и непонятная женщина в платке и старомодном пальто просто ищет, чем бы поживиться. А на редакционном крыльце ее интересовало исключительно содержимое мусорной урны.

Но тут попрошайка внезапно оказалась рядом со мной, в узком проходе между черным «ниссаном» и новеньким оливковым «лексусом». Должно быть, поскользнувшись, нищенка навалилась на меня всем своим весом и крепко ухватилась за локоть. Что я ей, группа поддержки, что ли?! Я уж не говорю о том, сколько паразитов может оказаться на этом антикварном манто. Совсем обнаглели!

Но тут в бок мне ощутимо уперлось что-то твердое, и смутно знакомый голос прошипел:

– Не ждала, тварь? Стой спокойно, не дергайся, а то пристрелю. Мне, по твоей милости, терять нечего. А теперь в темпе вальса разворачивайся и двигай к своей тачке.

Из-под сбившегося на бок старушечьего платка на меня смотрело перекошенное от ненависти лицо Полины. Глаза ее, казалось, прожигали меня насквозь. Интересно, у нее и правда пистолет или блефует и тычет в меня, например, связкой ключей? Хотя проверять это на своем опыте не самое разумное решение. Лучше попытаться ее как-нибудь отвлечь.

– Что это за малокреативный маскарад? – заговорила я, стараясь, чтобы мой голос звучал по возможности спокойно. – Винтажные одеяния – совсем не ваш стиль, прибавляют лет этак двадцать. И килограммов пять лишнего веса.

– Ты мне зубы не заговаривай! – завизжала Полина, будто избалованная комнатная собачонка, которой наступили на хвост. – Делай, что сказано, а не то…

– Вы что, Полина Викторовна, дешевых боевиков пересмотрели? А помните, что случается с налетчиками в следующей серии? И, кстати, насчет того, что хуже вам не будет, вы очень даже не правы. Одно дело – оказаться за решеткой по экономической статье, и совсем другое – покушение на убийство, которое вы мне тут сейчас так неубедительно разыгрываете. И сидеть придется не с тетеньками-бухгалтерами, пострадавшими за грехи начальства, а с матерыми уголовницами, у которых не забалуешь. Я уж не говорю о том, с чем такой сексапильной дамочке там придется столкнуться. Поверьте: вам это не понравится.

Во время всей своей длинной речи я отчаянно крутила головой по сторонам, прикидывая, с какой стороны ждать спасения. Оно пришло неожиданно в лице Олега, вышедшего на крыльцо покурить. Так вот чему я на самом деле обязана – новому антитабачному закону, из-за которого в редакционном здании позакрывали все курилки и строго запретили дымить на лестничных площадках и в прочих укромных уголках. А ведь я сама, хотя за всю жизнь не выкурила ни одной сигареты, громче всех кричала об ущемлении прав курильщиков. Даже статью задумала «Снова люди десятого часа»…

– Вика, ты это куда? – громогласно окликнул меня новоиспеченный начальник. – Мы тут тебя заждались, а ты даже не чешешься.

Я было попыталась остановиться, но твердый предмет снова чувствительно ткнулся мне в бок, призывая к повиновению.

– Полегче нельзя, больно же! – прошипела в свою очередь я.

В ответ послышалось нечто вроде рычания. Бывшая супруга Николая стремительно теряла человеческий облик. Кусаться бы только не начала, а то делай потом уколы от столбняка…

Удивленный моим поведением Олег соскочил с крыльца и как был, в легких кабинетных туфлях, поспешил вслед за мной.

– Куда направилась? Вика, да в самом-то деле! – взывал он. – Отложить, что ли, не можешь свое интервью?

Тихим, задыхающимся от ярости голосом Полина приказала мне повернуться и вести себя естественно. Интересно, как это она себе представляет: улыбаться, когда тебе угрожают похищением и немедленным убийством? Сама бы так попробовала!

– Ой, а кто это с тобой? Ты что, приютами для бездомных решила заняться?

– А это, Олег, у меня здесь… – заговорила я, но на середине фразы резко шагнула в сторону и рухнула набок, свободной рукой прихватив Полинин платок.

Но мое падение оказалось совсем не притворным. Неожиданно для самой себя я ступила на что-то скользкое и в следующее же мгновение рухнула прямо в лужицу перед «мордой» внушительного черного джипа. Падая, я услышала выстрел, изумленный возглас Олега, возню и шум драки. Перед глазами взорвался целый фейерверк, а затем все погрузилось в кромешную тьму.

Очнулась я – уже в который раз за последнее время! – от запаха нашатыря. Открыв глаза, увидела, что сижу, прислоненная спиной к чему-то холодному и жесткому, а перепуганная редакционная уборщица тычет мне в лицо ваткой с резко пахнущим веществом. Олег стоял неподалеку, рукав его светло-серого свитера был в крови. Рука чуть повыше локтя была перехвачена жгутом из шелкового женского шарфика. Сама хозяйка шарфика – Неля из бухгалтерии – стояла рядом, с восхищением поглядывая на Олега. Тот, несмотря на то, что лицо его время от времени морщилось от боли, хорохорился перед ней, наслаждаясь ролью раненого героя. Ох, мужчины, до старости рады случаю поиграть в войнушку.

Пистолет совсем не дамского размера валялся тут же посреди пустого пространства. А где же его хозяйка? Полина обнаружилась в двух шагах от меня – профессионально скрученная, она трепыхалась в руках охранника из соседнего бутика. Заметив, что я очнулась, моя неудавшаяся похитительница разразилась такими трехэтажными конструкциями, что покраснели все, включая проходившего мимо алкаша.

– Да, Виктория, – изумленно протянул Олег. – Знал, что ты крута, но чтобы настолько! Сама задержала опасную преступницу! Отчаянная ты женщина! Провела операцию, будто всю жизнь только и делала, что служила в спецназе. Да еще и на живца поймала. Причем место-то как грамотно выбрала: под самой видеокамерой. Запись будем всей редакцией смотреть, обещаю!

– Да брось ты, – попыталась слабо возразить я. – Ну какой из меня Рэмбо. И тебя вот подставила.

– Все, что ни делается, к лучшему в этом лучшем из миров, – философски произнес начальник. – Думаешь, я на больничном дома буду сидеть? На Кипр махну или в Испанию. Или в Прагу, местную кухню дегустировать…

С трудом и не без посторонней помощи я поднялась на слабые, дрожащие ноги. Полина отреагировала на это очередной нецензурной тирадой. Ничего интересного: несколько самых распространенных существительных, глагол и несколько отглагольных деепричастий. Да, этим искусством Полина определенно не владела. Впрочем, теперь у нее будет много времени, чтобы научиться. Употреблению нецензурной лексики и многому другому.

Глава семнадцатая

События следующих дней слились для меня в одну сплошную ленту, как будто передо мной быстро прокручивали пленку и без того увлекательного фильма. Все, что тщательно готовилось в течение нескольких месяцев, вдруг разом выстрелило. Или проклюнулось на свет – кому как больше нравится.

Олег не подвел: статья о моем расследовании и правда оказалась впечатляющей – двойной разворот, фото, заголовок жирным шрифтом. Кроме этого, я получила премию и подарок-сюрприз – не иначе как от Олега лично. Тем же вечером курьер доставил мне корзинку с цветами, составленными из шоколадных конфет, и огромным леденцом с надписью «Пиши еще!». После такого стимула ничего не остается, как, не откладывая, приняться строчить что-нибудь сенсационное.

Акт экспертного заключения финансовых документов прошел самую тщательную проверку и сыграл свою роль в дальнейших событиях. Попутно сдвинулось с мертвой точки и, казалось бы, безнадежное дело Николая. Полина, на которую перемена обстановки произвела колоссальное впечатление, призналась, что не только была свидетелем того, как ее любовник уничтожил документы, которых не досчиталась комиссия, но и принимала в процессе активное участие.

Вдобавок ко всему совершенно неожиданно исполнилась моя маленькая мечта, касавшаяся бывшего начальства. Узнав о выходе статьи с моим расследованием, Николай Васильевич самым вульгарным образом напился в каком-то подозрительном ресторанчике, а потом что-то не поделил с его завсегдатаями… Как мне рассказывали, подоспевшему наряду полиции он, не переставая, рассказывал всякие ужасы про акул пера и гиен диктофона.

Поэтому, убедившись, что светлая полоса в моей жизни установилась всерьез и надолго, я попросила у Геночки в очередной раз совершить невозможное – устроить мне встречу с Павлом Васильевичем, который дожидался суда в одном из следственных изоляторов Петербурга. Признаться, я была разочарована, узнав, что он находится не в архитектурном комплексе, который в лихие 90-е получил неформальное название «Акционерное общество закрытого типа "Кресты"», а в обычном современном здании. Но, в конце концов, главное не место действия, а личность бывшего руководителя НИИ сыпучих материалов, которая продолжала оставаться для меня загадочной.

Несмотря на то что наше общение было кратковременным и носило деловой, а не дружеский характер, я не могла отделаться от беспокойных мыслей. Пожилой человек, который разом лишился и свободы, и общественного положения, и, что не исключено, чувства собственного достоинства. Как ему, рафинированному старомодному интеллигенту, оказаться в тесном пространстве с людьми, которые не отличаются ни умом, ни культурой поведения? Некоторым достаточно одного этого, чтобы разом утратить волю к жизни.

Комната для свиданий не имела ничего общего с тем, как это показывают в западных детективах. Никакой стеклянной перегородки и телефона, по которому говоришь с человеком, находящимся от тебя на расстоянии вытянутой руки, но за толстым стеклом. Все оказалось гораздо проще: самый обычный кабинет со светлыми стенами и жалюзи на окне, позволяющем хоть на время забыть, что находишься по сути дела в другом измерении, за пределами нормальной человеческой жизни. Меблировка более чем аскетичная – два конторских стола, составленные вместе, два стула, намертво привинченные к полу. Дверь, как я успела заметить, без окошечка – все происходящее в кабинете охрана наблюдает в монитор.

Охранник ввел Павла Васильевича, и тут меня ждал сюрприз – пожалуй, самый большой за последнее время. Конечно, бывший руководитель института был исхудавшим, бледным, и мешковато сидевший на нем помятый спортивный костюм не украшал того, кто привык даже дома ходить в тщательно выглаженной рубашке и галстуке. Но все это отошло на второй план, когда в глаза мне бросилось самое главное: передо мной был абсолютно счастливый человек.

– Приветствую вас, очаровательная Виктория! – расшаркался он. – Сожалею, что не имею возможности приложиться к ручке – запрещено правилами сего богоугодного заведения. Вижу, какой вопрос вертится на вашем язычке. Не стану томить: мой разум ясен как никогда. Нет, это не голословное утверждение: имеется документ с печатями и подписью местного эскулапа. Я совершенно адекватен, в состоянии находиться здесь и отвечать за несуществующую вину.

– Но как же несуществующую, Павел Васильевич? – изумленно поинтересовалась я. – Одни финансовые махинации чего стоят, не говоря уже о наркотиках. Прямо в здании института, на оборудовании, поставленном совершенно для другой цели…

– Вы, барышня, полагаю, выросли в те бездуховные времена, когда материальная выгода была поставлена во главу угла, а такие архаические понятия, как принципы и самопожертвование, были уже с большим шумом сброшены с парохода современности. Помните из школьного курса истории суд во времена Русской Правды? Человек, который был уверен в своей абсолютной невиновности, мог сунуть руку в котел с кипящей водой, взять кусок раскаленного железа. И при этом никаких ожогов – реальный исторический факт! А колючая проволока – ее же невозможно порвать голыми руками. И тем не менее, это делали наши не такие уж далекие предки: одни с воодушевлением исполнив «Интернационал», а другие – «Боже, царя храни».

– Но при чем здесь это? – удивилась я.

– При том, что главное – цель, а цель у меня святая. Наука – за нее можно пожертвовать чем угодно. Позволю себе еще один исторический экскурс. Как вам известно, в позапрошлом столетии начали активно проводиться опыты на животных. Кролики, собаки, кошки страдали и погибали ради приобретения человечеством научных познаний. Признайтесь: увидев фото из старой хроники, вы жалели, что нельзя сделать так, чтобы гражданин Павлов сменил лабораторный халат на что-нибудь менее комфортное и отправился валить лес на Колыму? Вижу, как сверкнули ваши хорошенькие глазки. А ведь его цель была человечней некуда. Так вот, многоуважаемая Виктория Евгеньевна: да, вся эта авантюра с продажей лабораторного корпуса – в чистом виде мое изобретение. Правда, не обошлось без помощи господ Ильфа с Петровым и Конан Дойля…

– С собакой Павлова все понятно, но в вашем институте изготовлялись наркотики – вы же об этом знали, правда? И сколько людей от них пострадало, об этом вы подумали?

– А вы не подумали, сколько людей благодаря этой… подпольной лаборатории сохранило свои рабочие места и зарплаты? – неожиданно резко перебил Павел Васильевич. – Знаете, сколько порогов мне пришлось обить в поисках государственных дотаций? Ответ был один: нерентабельно! А знаете, какое у этого института славное прошлое? Эх! Вы бы вместо того, чтобы шастать по заброшенным домам, посетили музей истории института, тогда многое бы уяснили себе. А думаете, легко каждый день наблюдать, как медленно погибает твое детище, дело всей жизни? Денег от продажи семейной коллекции живописи хватило лишь на один раз – раздать зарплату сотрудникам, и то не всем. А черные риелторы не дремали: исторические здания, место в центре города. Я начал опасаться, что кто-нибудь из морально неустойчивых коллег захочет воспользоваться их услугами, предварительно устроив мне «случайное» дорожно-транспортное происшествие. Если бы я мог спасти институт ценой чьей-нибудь смерти – да хоть своей собственной! – я без колебания сделал бы это. А теперь я счастлив. Мне удалось спасти институт.

– Не хочется вас огорчать, но я недавно там была. Лабораторный корпус опечатан, в остальных, похоже, готовятся к переезду.

– Отстаете от жизни, Виктория Евгеньевна! – с фанатичным блеском в глазах выкрикнул мой собеседник. Камера слежения под потолком настороженно качнулась в его сторону. – Институт жив! Нет, не на улице Красного Курсанта. Корпус, оснащенный по последнему слову техники, парк, финские домики для сотрудников, самые лучшие условия для труда и отдыха. Все, кому дорога наука, уже съезжаются туда. Исследования будут продолжены! Не верите? Так уж и быть, дам подсказку. Рано или поздно пресса все равно доберется, так пускай лучше это будете вы, чем какой-нибудь кавалерист-борзописец, которому из всего нужно сделать сенсацию. Ладожское озеро, бухта Черная… При некотором везении вы найдете в лесу настоящий наукоград. Его нет ни на одной карте, вместо него обозначена давно умершая деревня. Можете позвонить в ворота и сказать, что вы от меня. Фирма «Хоббитания», или как там ее, никогда не получит назад свои деньги. Они пошли во славу науке!

Для пущей убедительности Павел Васильевич хотел было разразиться гомерическим хохотом, но, бросив осторожный взгляд в сторону видеокамеры, отказался от этого намерения.

– Предположим, вы меня убедили, – заговорила я. – Старая как мир идея: вы ограбили богатую фирму «Хоббитания», чтобы спасти погибавший от бедности институт. А Николая-то вы за что? Он честно трудился и тоже был предан своему делу…

– Негодяй! – злобно прошипел бывший руководитель НИИ сыпучих материалов, с силой опуская сухонький кулачок на стол. – Мерзавец! Прохиндей! Его счастье, что сейчас не принято вызывать на дуэль. За такое надо стреляться! С десяти шагов!

– Ничего не понимаю. Что он вам такого сделал? Арендную плату вносил своевременно, даже предупредил, что неподалеку планируют построить торгово-развлекательный комплекс и участок, который занят сейчас лабораторным корпусом, взлетит в цене раз эдак в…

– А что он сделал потом, вы не знаете?! – прохрипел Павел Васильевич, наливаясь сперва багровой, а затем фиолетовой краской. Я уже начала всерьез опасаться, что его хватит удар.

– Этот жулик сначала вознес меня на вершину блаженства, а затем низринул в пучины ада! – высокопарно провозгласил мой собеседник, потрясая перед собой дрожащим пальцем. – Он вздумал меня шантажировать! Выкопал старые чертежи, согласно которым на этом месте нельзя строить ничего выше трех этажей. Питерские почвы хранят в себе множество тайн, милая барышня. Разумеется, мне было известно об этих чертежах. Свой экземпляр я еще много лет назад собственноручно отправил в машинку для резки бумаги. Кто бы мог подумать, что ныне покойный завхоз окажется настолько бережливым?

– Так вы хотите сказать?.. – осторожно направила я разговор в нужное русло.

– Рыться в мусоре – как это свойственно его низкой натуре! Этот ваш Николай позвонил мне – прямо из своего рабочего кабинета! Не удовлетворившись этим, жулик и прохвост написал мне электронное письмо, где изложил требования. Опять с официального мейла своей шарашкиной конторы. Какое потрясающее хамство! Я должен перевести ему на счет некий процент от суммы, полученной за лабораторный корпус. В противном случае папка с чертежами будет незамедлительно передана в соответствующие инстанции. Ну, каково!

– И вы приняли меры безопасности…

– Заметьте: я действовал строго в рамках закона! Проверочные комиссии тоже всего-навсего выполняли свою работу. Если бы ваш Николай не оказался еще и чудовищным растяпой, он бы отделался лишь нервным расстройством. Потерять важнейшие документы! Сам виноват, голубчик. Не думаю, что у кого-то нашлось бы что мне возразить. Вот у вас, например.

– Все было не совсем так. Вам звонил и писал не Николай, а его компаньон Андрей. В тот день Николай вынужден был уйти пораньше, у него был номерок в поликлинику. И, кстати, номер счета, на который вам предлагали перевести деньги, оформлен не на фирму, а после Андрея перешел к его вдове.

Я положила перед собеседником компьютерную распечатку. На одном листе соседствовали выписка из регистрационных данных поликлиники и точное время телефонного звонка.

– Убедили: со стационарного телефона звонил кто-то другой. А как же электронный почтовый ящик?

– Если он не закрыт, войти может кто угодно, – вздохнула я. – И, соответственно, делать все, что заблагорассудится. Можете спросить кого угодно, если не верите.

– В сущности, это не так уж и важно, – задумчиво протянул бывший доцент и руководитель скандально известного института. – Я сумел заткнуть рот шантажисту, кем бы он ни был, помог обществу избавиться от нескольких десятков отщепенцев и самое главное – спас институт. Ради такого… Хотите узнать что-нибудь еще? Учитывая мой преклонный возраст и здоровье, не думаю, что у нас еще будет возможность побеседовать.

– Да, еще один вопрос: поспешно созданное ИЧП «Миранда». Для чего вам было нужно, чтобы здание в конце концов досталось Полине?

– Ловкая особа, – мечтательно протянул Павел Васильевич. – Родись она несколькими столетиями раньше, наверно, затмила бы таких знаменитых авантюристок, как Моль Флендерс и Нинон де Ланкло. Иметь с ней дело было для меня весьма… любопытно.

И тут на моих глазах произошла еще одна метаморфоза. Вместо фанатика, готового за идею пойти на костер или спалить все вокруг, передо мной сидел – нет, не пожилой джентльмен: такому больше всего подошло бы определение «котяра». Крупный пушистый кот, который сыто жмурится, выслеживая жирную мышь и не пропуская ни одной кошки. Или шулер за карточным столом, собирающийся сорвать банк.

– Эта проходимка – разумеется, в самом лучшем смысле этого слова – лелеяла далеко идущие планы. Вам известно, что Полина обманывала с Андреем законного супруга, а знаете ли вы, какие авансы делались вашему покорному слуге? Признаюсь, я не святой и мне есть что вспомнить под конец жизни. Я прекрасно понимаю, что мужчина в моем возрасте может рассчитывать на взаимность лишь в обмен на определенные блага. Это жизнь, как говорят французы. Но Полина – совсем другое. Она была уверена, что смогла вскружить мне голову. Но нет, я прекрасно видел, с кем имею дело! Авантюристка, которая не остановится ни перед чем.

– И тем не менее, вы собирались отдать ей и лабораторный корпус, и ваш… незаконный бизнес.

– Все обстояло совсем не так, – хитро улыбнулся Павел Васильевич. – Если бы речь не шла о науке и о спасении института, вполне вероятно, я бы позволил себе уплыть по волнам страсти, прекрасно понимая, что она будет кратковременной. Дело в другом: мне хотелось заполучить эту коварную Горгону в качестве союзника, причем долговременного. Я достаточно долго живу на свете, чтобы понять: за этой дамочкой стоит какая-то сила.

– Если вы имеете в виду ее высокопоставленного друга, то об этом она кричала на всех углах.

– Иногда ложь нужна, чтобы скрыть истину, а иногда истина выглядит совсем как ложь, – многозначительно произнес мой собеседник. – Но с вашего позволения я оставлю это в секрете.

– Нет так нет, – немного разочарованно вздохнула я. – Но тогда самый последний вопрос. Кто, по-вашему, виновен в преждевременной смерти Андрея?

– Иными словами, не я ли подкараулил его в парадной, предварительно совершив путешествие из Петербурга в Москву? Вы мне льстите, сударыня: последние несколько лет пределом моих возможностей было поднять портфель с документами…

Бывший руководитель института хотел сказать что-то еще, но именно в этот момент вошел надзиратель и объявил, что свидание закончено.

«Вот так Полина», – размышляла я, направляясь к выходу. Решила не останавливаться на достигнутом. В дополнение к солидной должности захотела заполучить лабораторный корпус с подвальным этажом и всем, что там происходит, да еще и вскружить голову директору института. И все-таки интересно, как сложились бы отношения у этой парочки авантюристов. Наверно, обустраивая семейную жизнь, Андрей и не предполагал, что его постигнет судьба всех предателей, причем очень скоро.

К Полине же меня не пустили. Ее отношения с подругами по несчастью с самого начала сложились не так, как ей хотелось. После очередного столкновения она оказалась в медблоке. А еще мне сообщили про нее весьма любопытную информацию. Не имевшую отношения к делу, как мне тогда казалось.

Глава восемнадцатая

Обратно в Москву я решила не торопиться. Расследование закончено: в конце концов, имею я право после всех приключений посвятить несколько дней культурному отдыху? Музеи, выставки, концерт в филармонии, повидать старых знакомых… Или просто буду гулять по старому Питеру, делая передышки в колоритных кафешках и пирожковых. Одним словом, придумаю что-нибудь. Иногда надо отвлекаться и от работы, и от привычного окружения, это даже психологи советуют.

Но – и я этому совершенно не удивилась – выпасть в другое измерение не получилось. Мобильная связь, без которой невозможно представить современную жизнь, может оказаться не благом, а совсем даже наоборот. Звонок Аллы застал меня в культовом месте неформальной культуры – галерее «Этажи». Вдоволь насмотревшись на картины, инсталляции и прочие арт-объекты, раскрывавшие тему яблока, я потягивала обжигающий кофе с корицей, устроившись на некоем подобии балкончика со стеклянным полом. Кофе меня вполне устраивал, а вот интерьер – не особенно. Не понимаю, что может быть хорошего в виде снующей толпы под ногами. Такое впечатление, что сейчас стекло исчезнет и ты свалишься прямо на головы любителей искусства.

Возможно, звонок кого-нибудь другого остался бы без ответа, но, прочитав на дисплее «Алла», я нажала кнопочку «Принять вызов». И сразу же окунулась в бурлящий водоворот эмоций.

– Нет, ты только полюбуйся, что он творит! – без всяких предисловий начала подружка. В ее голосе было столько децибел, что слышать могла не только я, но и все посетители кафе. – Посмотри на этого прохвоста неблагодарного! Совести ни в одном глазу.

– Как я тебе посмотрю, – попыталась я успокоить не в меру разошедшуюся Аллочку. – У нас же телефонная связь, а не видео. Что Виктор такого натворил?

– Да при чем тут Виктор, дери его за ногу! Это Николай, подзащитный хренов. Да-да, слушай, это я про тебя. Ты глаза-то бесстыжие не отводи. И не вздумай оттуда сигать, я тебе еще не все сказала!

– Давай все по порядку. Что случилось с Николаем? Откуда он прыгать собрался? У него же все налаживается: дело пересматривают, еще немного, и судимость признают незаконной. Или он у тебя на даче угорел? Говорят, смола каких-то деревьев воздействует на психику, или если полированную мебель употребить на дрова…

– Да какие там дрова, – Алла перешла на торопливый шепот. – Про Полину свою ненаглядную узнал и тронулся, не иначе. Говорит, незачем было нам во всем этом копаться. Типа, лучше бы он умер, а она была бы счастлива с Андреем. Нет, ну каков рыцарь?! Я из кожи вон лезла, выгораживая его, ты чего только не натерпелась, а ему – как с гуся вода. Сидит на крыше, прыгать собрался. Меня уже не слушает, может, ты с ним поговоришь? Время надо потянуть, пока там внизу пожарные сетку разматывают. У тебя там ноутбук далеко? Телефон он не возьмет, даже подойти к себе не разрешает. Пока суд да дело, Витя добрался до рекламного монитора через улицу. Вместо роликов про всякую хрень будет тебя показывать. Поговоришь с этим Ромео неприкаянным, даже лучше, чем в личном порядке. Ты только со мной по скайпу свяжись, остальное гений мой компьютерный сделает. Да, Витенька?

– Это вы, конечно, молодцы, – даже расстроилась я. – Но я сейчас не в гостинице, а привычки таскать ноутбук с собой у меня нет. Может, все-таки по телефону попробуем?

– Извините, – раздался голос у меня за спиной. Обернувшись, я заметила молодую женщину в пиджаке с бейджиком «Анжела, администратор». – В скайп можно войти с моего компьютера, пойдемте ко мне в кабинет, это недалеко. Раз уж речь идет о жизни и смерти…

Бормоча слова благодарности, я поспешила за своей спасительницей. Алла в трубке тоже выкрикнула что-то восторженное, переходящее в цветистую ругань по адресу Николая.

Войти в скайп и связаться с Аллой оказалось делом пары минут. Во весь экран появилось взволнованное лицо подружки. Без косметики, растрепанная, в наспех наброшенном палантине. Затем вместо нее я увидела драматичное и душераздирающее зрелище. Крыша какого-то торгового центра, почти на самом краю худенькая фигура Николая, которая кажется еще более жалкой, чем в прошлую встречу. От рокового шага его отделяет всего несколько метров. А учитывая, что при таком холоде крыша сделалась скользкой, будто ледяная горка, да еще и ветер, трепавший его волосы и одежду… Надо срочно действовать.

– Привет! – заговорила я, улыбаясь как можно дружелюбнее. – У меня для тебя хорошие новости: тебя собираются реабилитировать. Даже, возможно, получишь компенсацию на восстановление здоровья. Только эта крыша не самое лучшее место для прогулок – холод, ветер, да и свалиться недолго.

– Вам все это шутки! – истерически выкрикнул Николай, к счастью, не делая попыток приблизиться к самому краю. – Я же просил: не надо ничего делать! Все произошло по моей вине и ни по чьей больше. Зачем мне жить, когда Андрей погиб, а Полина в тюрьме. Она же такая гордая, она не переживет такого позора.

– Еще как не переживет! – подхватила я. – Если тебе наплевать на труд Аллы и на мой, так хотя бы о любимой женщине подумай. Она страдает не только от унижений и страха: ей там холодно и кормят в таких заведениях не по ресторанному меню. А в ее положении, наоборот, требуется усиленное питание, не говоря уже о моральной поддержке. И ни от кого, кроме тебя, она не сможет это получить.

– В каком еще положении? – переспросил Николай уже более заинтересованным голосом. – Это же все из-за меня! Она со мной и разговаривать не захочет.

– В положении она, значит, беременна, на четвертом месяце! – рявкнула я. – Рожать будет в казенной палате, а потом выйдет никому на свете не нужная, не говоря уже о ребенке! Если ты не в курсе, то все ее банковские счета арестованы, а квартира конфискована.

– Полина… Ребенок… Господи… – простонал Николай, согнувшись и закрыв лицо руками. – Это ребенок Андрея?

– Это ребенок Полины в первую очередь! И если ты сейчас превратишься в лепешку на асфальте или забьешься в угол и там тихо подохнешь, то ничем им не поможешь! А теперь, пока сюда не приехали санитары из психушки, быстренько спускайся и начинай заниматься делом. И в первую очередь своим здоровьем! Хватит уже себя жалеть, тебе и без того есть чем заняться.

Николай выпрямился, убрал руки с лица и посмотрел в мою сторону. Затем застегнул куртку, пригладил волосы и спросил:

– А что ей принести? Наверно, туда не все можно передать…

– Вот у Аллы и спросишь, они с Виктором по твоей милости уже сколько времени на этой же крыше мерзнут. Одним словом, или ты прямо сейчас берешь себя в руки, или на похороны слюнтяя и тряпки я не приду, так и знай! Все, конец связи.

Экран потемнел, а затем я снова увидела Аллу.

– Ну, ты и выдала! – восторженно прошептала она, вынимая изо рта сигарету – интересно, которую за последнее время. – Не знала за тобой таких талантов. Прямо, блин, психолог.

– Блин – это хорошо, – подхватил появившийся «в кадре» Виктор. – А есть?

– У меня – да чтоб блинов не было? – расплылась в улыбке подружка. – И ты тоже, как вернешься в Москву, сразу ко мне. У тебя же двойная победа, вот и отметим как следует.

Глава девятнадцатая

Неизвестно как я оказалась за рулем старых, раздолбанных «жигулей». Я прекрасно понимала, что транспортное средство – не мое! – находится на последней стадии издыхания, но вместе с тем знала, что должна поторопиться. Если я не успею, с кем-то из моих близких произойдет нечто ужасное. Темный еловый лес, мелькавший по обе стороны дороги, вдруг превратился в туннель, а затем в омерзительное грязное болото, тянувшееся до самого горизонта. Непонятно как, но я продолжала ехать по нему, не проваливаясь и почти не снижая скорости. Главное – цель, а она у меня благородная. Кто и когда сказал мне это? Впрочем, не так важно. Надо спешить, пока меня не опередили.

Но тут перед машиной прямо из воздуха возникло что-то похожее на куст. Приглядевшись, я увидела, что это человеческие руки, тянувшиеся прямо из бурлящей черной жижи. Каждая из них что-то держала, вцепившись, будто в спасительную соломинку. Мощная мужская рука потрясала потертой кожаной папкой, из которой торчали листы кальки с еле заметными синими линиями; изящная дамская ручка с кроваво-красным маникюром отчаянно махала прозрачным файлом с компьютерной распечаткой. Судя по всему, это были какие-то финансовые документы. Гибкая конечность, принадлежавшая явно любителю восточных единоборств, выделывала замысловатые фигуры, не выпуская скрепленных между собой желтоватых листов с еле различимым машинописным текстом. Я смогла прочитать лишь слова «товарищу» и «враги народа». Сухонькая старушечья лапка комкала страницу из школьной тетради в клеточку, попутно отмахиваясь от бледной пухлой ладошки, пытавшейся сунуть ей кипу рекламных листовок.

В центре куста сразу три разнородных руки вырывали друг у друга… акт экспертного заключения, который я с таким трудом выпросила у Геночки на один вечер. Это единственный экземпляр, я прекрасно это помнила. Надо отобрать, пока они его не порвали!

Но только я собралась с духом, чтобы открыть дверь, как с переднего сиденья сорвался Мыш – откуда он взялся, ведь секунду назад я была в машине совершенно одна? – и, совершив длинный красивый прыжок, оказался в середине куста из рук. Вскоре он тем же таинственным образом появился рядом со мной. Но вместо документа в зубах у него была зажата крыса. Открыв глаза, облезлая серо-коричневая разбойница произнесла голосом Полины:

– Думаешь, победила? Ты еще не все про меня знаешь!

Не успела я ей возразить, как увидела, что стою на пустынном шоссе. Ну, конечно же, я только что убежала от похитителей, мне срочно нужно в Москву. Неужели никто не придет мне на помощь? Еще немного, и они будут здесь – колоритная парочка похитителей и Андрей, полный решимости вырвать у меня важнейшую информацию.

Но тут прямо передо мной затормозил светлый «кадиллак». Темное стекло поползло вниз, и я увидела в салоне Павла Васильевича. Вежливо поклонившись и приподняв над головой ковбойскую шляпу, он произнес:

– Мумсик, ты что, спишь? Сейчас шашлыки будут готовы.

С криком вскочив на ноги, я едва не свалила колченогий шезлонг. Уф! Ну и приснится же! Я не спешила куда-то в дряхлых «жигулях» и не ловила машину на пустынном шоссе. Да и зима, отнявшая у меня столько сил и нервов, давно закончилась. Вместо нее глазам предстала самая мирная картина. Теплый майский день, старенький, но старательно обихоженный дачный домик, свежевскопанные грядки, наполовину собранный современный парник, рядом остатки допотопной теплички, построенной еще Аллочкиными дедушкой и бабушкой.

Ну, конечно же: мы празднуем день рождения моей лучшей подруги, прекрасного адвоката и непревзойденного мастера блинов. Один из самых счастливых дней в году и большой праздник для всей нашей компании.

Но сегодня никаких блинов в праздничном меню не значилось. Да и сама именинница была вежливо, но непреклонно отстранена от готовки. Вместо нее у громоздкого самодельного мангала увлеченно хлопотали Геночка и Вадим с Виктором. Точнее, все хлопоты взял на себя мой неизменный воздыхатель, который как всегда показал себя наилучшим образом. Погрузив руки по локоть в пластмассовое ведро с замаринованными кусочками мяса, он тщательно выбирал лучшие, нанизывая на шампур, перемежая их мелкими помидорками и кольцами лука, которые нарезал все такой же безмолвный и невозмутимый Виктор. Мой драгоценный бывший супруг раздувал угли, используя вместо махалки стопочку старых документов. Чего-чего, а этого добра у Аллы всегда хватало.

В восторге от моего внезапного пробуждения вернувшийся месяц назад из Лондона великовозрастный сынок принялся отплясывать вокруг меня некий гибрид лезгинки и рок-н-ролла, распевая что-то развеселое на чистейшем английском. Все-таки поездка дала положительные результаты. Мыш, который до сих пор мирно дремал под кустами смородины, проснулся и тоже решил принять участие в веселье. Но, судя по всему, он до сих пор в глубине души считает себя маленьким щенком, который запросто помещается у меня на руках. От его мощного прыжка я снова рухнула в дряхлый шезлонг, на меня свалилось страшно сказать сколько килограммов живого и счастливого собачьего веса, а сверху, радостно хохоча, приземлился еще и Глеб.

Некоторое время мы барахтались, как куча-мала. Когда же страсти, наконец, утихли, я поднялась на ноги, с некоторым страхом прикидывая пути «ликвидации последствий катастрофы». Клумба, на которой только проклевывались ростки ирисов тигровой расцветки, приобретенных Аллочкой на прошлогодней выставке «Счастливый дачник», к счастью, не пострадала, а вот от шезлонга осталось только несколько переломанных дощечек и кусок выгоревшего брезента, перепачканный в земле и собачьей шерсти.

– Укокошили-таки старичка, – с наигранной укоризной произнесла Аллочка, высовываясь из окна кухни. – От него же никому вреда не было – одна сплошная польза.

– Зато теперь я знаю, что подарить тебе к следующему дню рождения, – не растерялась я.

– Витюша, иди в дом, поищи, на чем гостям сидеть, да попрочнее! Не на земле же им, в самом деле, пятую точку простужать.

Пока Аллочкин благоверный, не теряя своей нордической невозмутимости, принялся шарить в поисках импровизированных посадочных мест, я оглянулась, ища, где бы мне устроиться с такими же удобствами. Но ни одного достойного варианта не наблюдалось: чурбачки, оставшиеся от засохшего пару лет назад ясеня, были заняты изготовителями шашлыков, круглая и такая уютная с виду беседка уже давно находилась в состоянии «плюнь и развалится». Перед началом каждого дачного сезона моя подружка решала купить новую и всякий раз вспоминала о своем решении только под осень. Но факт оставался фактом: приземлиться мне было решительно некуда.

– Что, негде котику издохти? – радостно выкрикнула Аллочка, снова высовываясь из окна с упаковкой разноцветных одноразовых тарелок. – Тогда иди ко мне, хлеб поможешь резать.

Заинтригованная, я направилась в дом. При всей кажущейся безалаберности моя подружка обладает блестящим логическим умом и ничего не делает просто так. Мои предположения подтвердились, не успела я довольно бездарно искромсать свежий каравай заварного овсяного хлеба.

– Про Николая слыхала? – деловито поинтересовалась подруга, вынимая пачку сигарет.

– Только в общих чертах, – ответила я, откладывая страховидную «пилку», служившую в этом доме хлебным ножом. – Оправдан, решается вопрос с компенсацией, в попытках свести счеты с жизнью больше вроде как не замечен. У тебя еще какая-то информация? Выкладывай, не томи!

– Даже не знаю, радоваться такому или, наоборот, жалеть, что таких упертых дураков пороть некому, да и поздно, – задумчиво произнесла подружка, затягиваясь и выдыхая облако дыма. Я едва не закашлялась. – Он же, как узнал, что эта прохвостка Полина беременна, теперь сам не свой. Передачи ей таскает, письма шлет целыми романами. Вот за что таким счастье, спрашивается? А она же всю жизнь ему переломала, да еще и рога наставила с лучшим другом. А этот дурень еще и мне чуть ли не каждый вечер названивает, консультируется, что ей, дряни такой, лучше передать. Торт ко дню рождения притащил, правда, не разрешили.

– А она что?

– А что она, да что она? – довольно фальшиво пропела Аллочка и, не подобрав рифмы, продолжила. – Притихла, как мышь под веником. Сперва вздумала было нос задирать, всех своим школьным бойфрендом, который сейчас в правительстве, пугала. Но там тетки шутить не любят, живо на место поставили. Правда, узнав, что она ждет ребенка, смягчились. В таких заведениях это своего рода пунктик. Так что не скажу, что гражданка Старикова там как сыр в масле катается, но для нее все могло обернуться гораздо хуже.

– К тому же все равно тюрьма есть тюрьма. Да и потом на приличную работу вряд ли возьмут.

– Вот! Чуть не забыла! Именно, что касается «потом». Николай-то что учудил! Сама как узнала, едва со стула не свалилась. Где он, думаешь, квартирует?

– И правда, здесь его что-то не видно…

– Есть тут одна деревушка, отсюда километров двадцать по грунтовке, а потом по лесу пешком или на лошади – на машине не проедешь. Всех жителей человек двадцать: старухи, алкоголики, пара каких-то чудиков, которым больше деваться некуда. Две трети домов пустует, водопровода нет, электричество и то с перебоями…

– И он что, занял один из домов? – не выдержала я.

– Не просто занял, а на самых законных основаниях! Выбрал двухэтажные хоромы, не совсем в руинированном состоянии, попросил, чтобы я владельца разыскала. А что делать? Всех в районном архиве на уши поставила, интернет перерыла и нашла-таки хозяина этой недвижимости, залягай ее лягушки! Точнее, наследника хозяйки. Он и рад-радешенек за эту развалюху хоть что-то получить, уступил за сущие копейки, да еще и беспроцентную рассрочку предоставил. Откуда у Кольки сейчас деньги? Хотя говорит, что подрабатывает: грибы-ягоды, да еще и соседям помогает. А самое главное, дом и огород поднимает, чтобы Полине его разлюбезной было где с ребеночком поселиться. Ох, чует мое сердце, хлебнет он с ней еще горюшка!

– Хоть смысл жизни появился, и то хорошо. Только ведь он еще недавно был полуживой, а ты говоришь – дом, огород, деревенская жизнь…

– А вот врачи и те руками разводят, говорят: чудеса да и только! Не то чтобы как по волшебству выздоровел, но… Тьфу-тьфу на него, чтоб не сглазить.

– А знаешь, чудеса и вправду случаются, – вспомнила я. – Лет пять назад было у меня расследование, связанное с черными риелторами…

– А как же, помню! Статья «Куда исчезают соседи?». Много шуму наделала.

– Так вот встречалась я по этому поводу с одним потерпевшим. Если бы своими глазами не увидела, подумала бы, что выдумки. Все рождественские истории отдыхают. Одним словом, гражданин одинокий, третья стадия алкоголизма, у всего дома денег набрал «до зарплаты». История обычная: пришли к нему «добрые люди» с ящиком водки, а когда протрезвел, продемонстрировали ему документы, согласно которым его недвижимость теперь принадлежит им. Квартиру типа он им продал, деньги на радостях пропил. Протестовать бесполезно, да и кто поверит алкашу? В итоге оказался гражданин на самом дне, а потом устроился в единственное место, куда всех берут, – сторожем на овощебазу. Денег ни копейки, поэтому стал он питаться тем, что было в пределах досягаемости, а там были фрукты.

– Я тоже хотела на фруктах недельку пожить, – мечтательно вздохнула Алла. – Так ведь Витеньку как без еды оставишь? А потом как-то незаметно с ним за компанию и… Так что дальше с этим потерпевшим было?

– А дальше с ним и случилось то самое чудо, – продолжила я, откровенно любуясь произведенным эффектом. – Пожил он месяцок на яблоках с мандаринами и вдруг понял, что курить ему и не хочется. А потом и к спиртному тянуть перестало. Одним словом, еще через пару месяцев пришел к бывшим соседям приличный человек и деньги, с которыми те давно распрощались, вернул.

– Они же, поганцы, его тем риелторам и сдали, без очков видать! – сердито плюнула Алла. – Ну а квартира-то что?

– Квартира с тех пор уже трех хозяев поменяла, концов не найти. Следствие, конечно, ведется, но… А потерпевший, что удивительно, не особо и переживает.

– Это как?!

– А вот так: устроился он при индийском культурном центре: подметает территорию, на кухне помогает, весь такой просветленный. Чуть следователя не уговорил ехать в Тибет за смыслом жизни. Так что тому, что произошло с Николаем, я почти не удивляюсь.

К реальности нас вернул голос Вадима:

– Эй, девушки-красавицы, вы там скоро? Шашлыки готовы!

Встрепенувшись, мы захлопотали с удвоенной энергией. Вскоре пришли Виктор с Геночкой, осторожно взяли накрытый стол и вынесли во двор. Это и хорошо: в такой прекрасный весенний день сидеть в доме – неправильно с любой точки зрения, и с моральной, и с юридической, и, тем более, с общечеловеческой. Между чурбачками Аллочкин супруг положил доски из сарая, на которых вся компания с удобствами разместилась за столом.

После того как были произнесены тосты за именинницу и за ее родителей, а первая партия шашлыков оказалась съедена, разговор сам собой зашел о недавних событиях, которые больше или меньше затронули всех нас, включая Мыша.

– Гена, ты больше всех знаешь, – умильно начала Алла. – Даже больше меня, простого адвоката… И Викуша тоже сгорает от любопытства. Журналиста если не кормить новостями, захиреет и будет потерян для общества. Ну, пожалуйста!

– Ой, дамы, что с вами поделаешь! – засмеялся Геночка. – Исключительно ради именинницы и уважая ваш с Викторией титанический труд. Вам, конечно, хочется знать про главную злодейку – Полину. Так вот, самое удивительное: полумифический бойфренд из правительства в самом деле существует.

В ответ раздалось хоровое аханье, в котором участвовали не только мы с Аллочкой.

– Правда, все было не совсем так, как госпожа Старикова рассказывала всем направо и налево, желая произвести впечатление. После короткого романа, который имел место в ранней юности, они расстались, и пути их, казалось бы, навсегда разошлись. Но когда карьера молодого человека пошла круто в гору, Полина принялась изо всех сил стараться восстановить прежние отношения, но ее неизменно посылали в географически неопределенную область.

– Это что же получается?! – не выдержала Алла. – При живом муже… и любовнике еще одного мужика охмуряла.

– Не одного, – подхватила я. – Там еще Павел Васильевич фигурировал. Правда, с ним была другая ситуация: двое жуликов пытались обдурить друг друга… Глеб, тебе ведь тут скучно сидеть, признавайся!

– Ага, мумсик, – с достоинством произнес юный джентльмен. – Я лучше побуду главным опахальщиком. При второй партии шашлыков.

– Вот и правильно! – подхватила Алла. – А если не забудешь еще и на угли поливать, чтобы мясо не подгорело, станешь настоящим мастером по шашлыкам.

– Но это еще даже не увертюра, – продолжил Геннадий, когда мы остались в исключительно взрослой компании. – Стоило Николаю создать индивидуальное частное предприятие и снять офис в лабораторном корпусе, как это влиятельное лицо снова возникло на Полинином горизонте.

– Неужели Полина сама во всем призналась? – не поверила Алла. – Как-то на нее совсем не похоже.

– Признавалась и признавалась без умолку, – подтвердил Гена. – Это понятно: человеку вроде нее оказаться в такой обстановке… Здесь даже активная поддержка Николая не особенно много меняет. Вот она и пытается себе выторговать послабления.

– Кстати, – вдруг вспомнила я. – Соседская кошка не на ее совести? Если так, то пускай даже не старается…

– Вечно ты, Виктория, забегаешь вперед. Вадим, будь добр, передай мне еще салатику. Это вы вдвоем делали? Вот не знал за гениями журналистики и адвокатуры таких талантов.

– Ну не вредничай, рассказывай дальше! – не выдержала Алла. – А то попросишь потом у меня блинчиков!

Выдержав театральную паузу и сделав еще глоток «красного столового», которое Вадим специально купил во Франции, рассказчик продолжал, время от времени бросая заинтересованный взгляд в мою сторону:

– Так вот если бы нашими героями не двигало корыстолюбие, можно было бы сказать, что сложилась ситуация из какого-нибудь латиноамериканского сериала. Но никто из участников не испытывал нежных чувств, за исключением разве что Николая и, возможно, Андрея, но здесь уже трудно сказать. Так вот, узнав, что его бывшая девушка напала на золотую жилу, влиятельное лицо дало Полине понять, что не прочь восстановить старые отношения. Разумеется, Полина была в восторге от такого предложения: связь с этим господином сулила множество выгод.

– Это понятно, но этому лицу какой здесь интерес? – нетерпеливо перебил его Вадим.

– Все тот же лабораторный корпус, – торжественно произнес Гена. – Производство наркотиков было лишь малой частью того, что фигурировало в преступных планах. Многое было связано с местом, где расположено это здание, точнее с теми сооружениями, над которыми оно расположено.

– В смысле?

– Подробнее сказать не могу. Многое из этого – государственная тайна. Скажу лишь, что там находится немало, скажем так, предметов, из которых можно было бы извлечь выгоду. Как и получить солидный срок, в том числе за измену Родине. Да, такая статья существует и актуальна до сих пор.

– Поняла! – воскликнула Аллочка, от волнения залпом выпивая стакан ананасового сока. – Этот козел безрогий решил, что деньги грести лопатой будет он, а Полина для него – каштаны из огня таскать!

– Примерно так, – милостиво кивнул Геночка. – Именно для этого им было создано ИЧП «Миранда», номинальным руководителем которого он и сделал свою сообщницу. Но тут на сцену вышли и другие персонажи, действия которых спутали планы этой преступной парочки.

– Так вот кого имел в виду мой бывший начальник, когда вдруг запретил мне даже чихать в сторону вышестоящих лиц! Ой, что это?

Не знаю, от волнения или переизбытка эмоций, но изящный бокал для вина сам собой распался у меня в руке на две части. Вытянутый сосуд оказался у меня, а темно-синяя ножка с донышком так и остались стоять рядом с моим прибором.

– Вот не думал, что столько времени был женат на экстрасенсе! – с шутливым ужасом воскликнул Вадим. – Неудивительно, что у тебя чутье на ценную информацию.

– Да, – снова кивнул Гена. – Участие Виктории сыграло во всех этих событиях роль катализатора. Как вы помните, результаты аукциона были аннулированы на вполне законных условиях, но за этим, подобно кукловоду, стоял все тот же господин. Когда Полина буквально через каждое слово вспоминала могущественного возлюбленного, это не было в чистом виде неправдой.

– Правда, которая настолько похожа на ложь, что ей никто не верит, – задумчиво прокомментировал Виктор.

– Это я узнал уже не из видеозаписи допроса Полины, а из других источников, разглашать которые не имею права, – продолжил наш рассказчик. – Но чертежи подземных коммуникаций появились в поле зрения Андрея не просто так. А вот Николай, который по простоте душевной поделился с руководителем института информацией, что неподалеку собираются строить торговый центр, невольно сыграл им на руку. Но затем аукцион выиграло ОАО «Хоббитания», и планы высокопоставленного лица и Полины, которая была скорее его орудием, чем сообщницей, снова оказались под угрозой. Поэтому было решено сорвать второй аукцион всеми правдами и неправдами. И устроить третий, который должен был стать тщательно срежиссированным спектаклем с заранее предрешенным финалом. Лабораторный корпус и остальное должно было перейти в собственность ИЧП «Миранда».

– Все это логично, – снова перебил рассказчика Вадим. – Но если изготовление наркотиков приносило такие доходы, зачем свертывать эту деятельность?

– Хотя бы потому, что она незаконная, – невозмутимо продолжил Гена. – А служба по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств тоже не даром свой хлеб ест. Рано или поздно все бы пришло к естественному финалу. Так что единственный, кто выиграл в результате этой большой и многоступенчатой авантюры, это, как ни странно, НИИ сыпучих материалов. Филиал в бухте Черной в самом деле процветает. Кстати говоря, получил заказы и от оборонной, и от космической промышленности.

– Вот Павел Васильевич порадуется! – воскликнула я. – Он, конечно, преступник и все такое, но уверена, будь у нас суд присяжных, тот вынес бы вердикт: «Виновен, но заслуживает снисхождения».

– А ты разве не знаешь? Умер твой Павел Васильевич, хотя по сути дела это не было случайностью. Некоторые лекарства, если их принять не в том порядке, да еще и запить лимонадом, разрешенным к передаче, эффект могут произвести отнюдь не лечебный. А совсем даже наоборот. Павел Васильевич, если можно так выразиться, ушел по собственному желанию.

Помолчав пару минут, мы собирались было продолжить разговор, но тут от мангала послышался восхитительный запах хорошо прожаренных шашлыков. Теперь молчание было совсем другим: все с удовольствием поглощали кулинарное чудо. Наскоро умяв свою порцию, Глеб отправился в сад, как он выразился, дрессировать Мыша. К счастью, всевозможные перипетии расследования их обоих ни капельки не интересовали.

– Так на чем я остановился? – снова заговорил Гена, откладывая в сторону опустевший шампур.

– На самом интересном! – подсказал Вадим. – Что натворила Виктория своим появлением в лабораторном корпусе? Все никак не угомонишься, – повернулся он ко мне. – Могла бы по крайней мере ко мне обратиться за помощью, я же всегда готов, ты знаешь.

– Как бы не так, – полушутя-полусерьезно огрызнулась я. – Тебе только доверься – закутаешь в пеленки и с ложечки будешь кормить. Нет уж, я кошка, гуляющая сама по себе, где мне вздумается!

– Итак, появление Виктории произвело тот же эффект, что и камень, брошенный в середину пруда. Ночная экскурсия, да еще и визитка, оставленная на самом видном месте, были восприняты как вызов. Поэтому влиятельное лицо и распорядилось предпринять акцию устрашения.

– Марфуша-то здесь при чем! Это же всего-навсего соседская кошка!

– Невинная жертва, нечто вроде послания, что следующим может оказаться кто-то более близкий тебе, например Мыш. И это было не первое предупреждение. Гопники, которые напали на Глеба возле подъезда, были наняты тем же персонажем…

– Кем?! – зашипела я не хуже рассерженной змеи. – Гена, если ты мне не скажешь, кто за этим стоит, будешь жалеть всю оставшуюся жизнь!

– Обещаю: скажу, – произнес Геночка, шутливо поднимая руки. – Но не сейчас и не здесь. А ты уж сама решишь, по зубкам тебе такой противник или нет.

– Таинственный Полинин ухажер, верно? – так и подпрыгнула на месте Аллочка. – Да я руки не подам тому извергу, который его защищать возьмется!

– Пока что адвокат этому господину не нужен, да и чувствует он себя более чем защищенным. По ходу дела выяснилась еще одна, я бы сказал, пикантная подробность. Независимо друг от друга за Викторией принялись охотиться две группы: «солдаты мафии», подчинявшиеся все тому же влиятельному лицу, с которым, судя по всему, дело еще не закончено, и прикормленные гопники Андрея. Первая группа более агрессивная и, если так можно выразиться, квалифицированная. Не важно, где и каким образом, но в твою сумочку, Виктория, было подсажено несколько простейших «жучков». Так что злоумышленники были в курсе твоих действий. К счастью, не стопроцентно.

При этих словах я едва не задохнулась от возмущения. Как, мой обожаемый ридикюльчик?! Который я ни при каких обстоятельствах не выпускала из рук, считала талисманом, приносящим удачу! Вот ни за что не ожидала, что любимая вещь может предать меня.

Между тем Гена невозмутимо продолжал:

– А дальше произошло уже нечто из разряда «и смех и грех». Похитители, которые привезли тебя в заброшенную избушку, были наняты самолично Андреем.

– Я его видела! Подъехал к домику, а потом с Коршуном и Бабуином бросились к шоссе, думали, я там все еще стою…

– Коршун и Бабуин? Остроумно и, главное, почти угадала. Первый по фамилии Соколов, бывший снайпер, воевал в «горячих точках». Не нашел себя в мирной жизни и, выйдя в отставку, быстро покатился по наклонной плоскости. Со своим сообщником, которому в криминальной среде дали кличку Гамадрил, совершил несколько достаточно серьезных преступлений: грабежи, разбой, хулиганство. Кстати, оба клянутся всем, чем только могут, что не дали бы заказчику сотворить с тобой что-нибудь уж вовсе скверное. Да, Виктория, ты производишь неизгладимое впечатление на всех, начиная от олигархов и заканчивая уголовниками.

– Ну, все, попала ты! – расхохоталась именинница. – Жди теперь писем с любовными признаниями и неуклюжими стихами, воспевающими твои несравненные женские чары.

Вадим насупился и, опустив глаза, принялся что-то чертить вилкой на одноразовой бумажной скатерти. Готова спорить: он приревновал меня к этим страховидным типам. О какой только ерунде некоторые думают!

– Так вот почему акт экспертного заключения их не заинтересовал! – воскликнула я. – Они же перерыли всю сумку, даже подкладку выдернули…

– А заодно и выкинули «жучков». Должно быть, решили, что это, наоборот, охрана или маяки, поставленные ревнивым супругом.

– Но что же в таком случае получается: у меня в квартире побывали и те и другие? Первая группа вдребезги расколотила мне стационарный компьютер, выдрала жесткий диск, думая, что таким образом лишит кучи необходимой информации. Наивные!

– Вить, все забываю, что за ловушку для взломщиков ты поставил на мой комп, когда связывал его с запасным, который у Вадима в доме?

– Да вируса подсадил, – отмахнулся Аллочкин супруг, продолжая наворачивать домашнее лечо, ради такого случая привезенное хозяйкой из города. – Ерунда, позавчерашний день.

– Может, и позавчерашний, – рассмеялся Геночка. – Но следственному отделу он добавил головной боли. Нашли эти диски, поставили, а там такое, что при дамах и не расскажешь. А вся эта дрянь к тому же воспроизводится и распространяется по компьютерной сети… Уточняю: по всему управлению, не исключая компов высшего руководства! Насилу справились.

– Так это же не для следователей, а для взломщиков, – так же меланхолично произнес Витя, открывая банку домашнего компота, оставшегося на даче с прошлого лета.

– Я кукарача, я кукарача, а я черный таракан! – дурашливо пропел кто-то со стороны дома.

– Телефон! Алла, это твой! А не боишься, что на судебном заседании такое заиграет?

– Да и пускай, а то сидят там с постными рожами, смотреть тошно, – шутливо отмахнулась Аллочка, выскакивая из-за стола и спеша в дом.

– К нам едет еще один гость, – торжественно объявила она, несколько минут спустя появляясь на крылечке. – Мясо для шашлыков еще осталось?

Вместо ответа Виктор молча поднялся с места и принес из сарайчика еще одно ведерко с сочными замаринованными кусочками.

– Курица, там свинины уже не было.

– Вот это я понимаю: хозяин, – расплылась в улыбке именинница.

– Ты лучше скажи, кто сюда едет с таким опозданием?

– А вот сюрприз!

Сюрприз и в самом деле оказался на славу. Перед воротами дачного участка затормозил старенький грузовичок, той марки, которую можно видеть разве что в фильмах про войну. Из кабины спустился собственной персоной Николай. Все в изумлении уставились на него. За это время с моим бывшим однокурсником произошли разительные перемены. Нет, здоровяком и крепышом он не стал, но теперь его вид не вызывал острой жалости. И главное, в глазах больше не было затравленного и покорного выражения.

– А я с подарком! – заявил он. – Только мне потребуется помощь, чтобы его перетаскать и собрать.

Разумеется, в помощниках недостатка не было. Гена с Вадимом и Виктором, примкнувшие к ним Глеб и Мыш, по мере сил оказывавший моральную поддержку, под руководством Николая за час с небольшим сотворили настоящее чудо. Сперва из кузова антикварного грузовичка выгрузили какие-то резные дощечки, а затем собрали из них беседку сказочного вида. Да, именно в такой могла петь песенки и грызть орехи белка из пушкинской сказки.

– Вот уж удивил так удивил! – ахнула именинница. – Неужели все сам, своими руками? Разбирайте уж тогда старую – прогресс так прогресс, что делать!

Затем, покончив с третьей партией шашлыков, мы сидели в новой беседке и смотрели фотографии, которые Николай показывал нам на стареньком планшете, подаренном кем-то за помощь в хозяйстве.

– В доме тепло, крышу поправил, сквозняков нет, а все остальное придет, – рассказывал Николай. – Времени у меня еще полно, к Полининому приезду и сад успеет вырасти. А эти кусты я уберу и устрою детскую площадку: песочницу, качельки – все, что нужно. Место специально выбрал, чтобы из каждого окна хорошо просматривалась.

– Долго же тебе ждать придется! – сочувственно покачала головой Аллочка.

– Ничего, мы ее ждать будем с дочкой или сыном – кого уж бог даст. Я уговорил Полю зарегистрировать брак, чтобы потом забрать малыша к себе на правах отца. Не платить же ребенку по счетам взрослых! А там, глядишь, и мамка вернется.

– А как сама Полина к этому относится? – осторожно поинтересовалась я. – Готова переехать в деревню?

– Честно говоря, от самой идеи она не в восторге, – сознался Николай. – Да у меня есть время, чтобы ее уговорить.

Но долго оставаться с нами Николай не смог: в соседнем поселке его ждали какие-то дела. Выпив еще один стакан сока – теперь он стал абсолютным трезвенником – и еще раз поздравив Аллу, он поспешил к своему грузовичку.

– Кстати о времени, – снова заговорила Алла. – Гена, ты же у нас самый информированный: сколько лет Полине любоваться небом в клеточку?

– Больше, чем она пожелала Николаю, – серьезно ответил он. – Это как закон маятника, помните из курса физики? Хотя куда вам, гуманитариям! Качнешь маятник в одну сторону, а в другую он пойдет уже с удвоенной силой. Зло или добро, которое мы творим, возвращается к нам, увеличившись в несколько раз. Ведь кроме разрушенной жизни Николая на ее совести еще и Андрей, и наркотики, и еще целая куча афер. Не о таком будущем она мечтала, когда прикидывала, на что потратит деньги, вырученные за все махинации.

– А домик в деревне с садом и детской площадкой – это все как укладывается в твою схему? – не сдавалась моя подружка.

– Возможно несколько вариантов, – улыбнулся в ответ Геночка. – Не исключено, что судьба дает ей еще один шанс исправиться, или в прошлой жизни совершила и что-то хорошее.

– Быть может, тот облезлый кот был раньше негодяем, а этот милый человек был раньше добрым псом, – блеснул Глеб знанием Высоцкого.

– Да, примерно так, – милостиво кивнул рассказчик. – Но история не закончена, да, Виктория?

– Естественно! Пока главный виновник на свободе, расследование нельзя считать завершенным. А уж это влиятельное лицо качнуло маятник в сторону зла сильнее всех участников этой истории.

– А значит, и накроет его в тысячу раз сильнее, – снова подал голос Виктор. – Кстати, прослушку в твоей квартире устроил как раз он.

– Что, и в квартире тоже?! И мне никто ничего не сказал?

– Не хотели тебя волновать лишний раз. Такие «жучки» простым гражданам ни за какие деньги не достать, да и устанавливал явно не любитель. Но мы едва не забыли о самом главном. Аллочка, ты что-то говорила про торт…

– Ой, «Наполеон»! Он же до сих пор в холодильнике! Не напомнил бы, пришлось бы ему стоять там неизвестно сколько. Глеб! Мыш! Хватит там носиться, идите к столу!

Что тут еще скажешь: очень люблю своих друзей и верю, что судьба свела меня с ними не просто так. Судьба – она вообще ничего просто так не делает. И законы у нее простые и мудрые. Взять хотя бы тот же закон маятника.

Veresk, Veronika: Zakon majatnika,

1. vyd. Praha, Animedia Company, 2016

ISBN 978-80-7499-213-1 (online)