Зейтун

Пятница, 26 августа 2005 года

Безлунными ночами мужчины и мальчишки Джеблы, пыльного рыбацкого городка на побережье Сирии, прихватив с собой фонари и выбрав те лодки, которые скрипели меньше всего, отправлялись на рыбалку. Пять-шесть лодок, не больше, по два или три человека в каждой. Отойдя от берега приблизительно на милю, в кромешной темноте рыбаки ставили лодки по кругу, закидывали сети в море и опускали фонари как можно ближе к поверхности воды: так получалась иллюзия лунного сияния.

И скоро в черной глубине появлялись силуэты первых рыб — серебристая масса сардин медленно поднималась наверх. Рыбы плыли туда, где клубился планктон, а планктон плыл на свет фонарей. Сардины пока еще редкой цепочкой кружили под днищами лодок; с каждым часом их число росло, и вот уже рыбаки видели, как тонкая струйка превращается в плотный поток живого серебра.

Абдулрахман Зейтун с тринадцати лет начал рыбачить таким способом — он был заимствован у итальянцев и назывался лампара. Все те годы, пока его не брали на ночную рыбалку со взрослыми и подростками, он не переставал задавать вопросы. Почему только в безлунную ночь? Да потому, объяснял старший брат Ахмад, что только такой ночью можно увидеть светящийся планктон. Море им просто кишит, и сардины его тоже видят и ловят без всяких усилий. А если луны нет, то рыбаки используют фонари, хитростью заставляя сардин подниматься на поверхность. Потрясающее зрелище! Уж поверь, ничего подобного ты в жизни своей не видел.

Сам Абдулрахман, в первый раз увидев ходящих кругами в темной глубине сардин, не мог оторвать глаз от серебристого обруча неописуемой красоты, пульсирующего в лучах золотисто-белого света. Подросток не издал ни звука; другие рыбаки тоже старались не шуметь, осторожно шевелили веслами, боясь спугнуть рыб. Изредка мужчины шепотом переговаривались, рассказывали анекдоты или обсуждали женщин и девчонок, не переставая следить за танцующей под лодками рыбой. Несколько часов спустя, когда плотная масса десятков тысяч сардин засверкала в отраженном свете, рыбаки разом начинали выбирать сети и вываливать рыбу в лодки.

По пути домой, задолго до рассвета, они сдавали сардины перекупщику на рынке. Расплатившись с взрослыми и детьми, перекупщик затем торговал их рыбой по всей Сирии — в Латакии, Дамаске и Баниясе. Рыбаки делили выручку; Абдулрахман и Ахмад всегда отдавали деньги матери. После смерти отца мать сильно сдала: и со здоровьем нелады, и с головой, вот почему все, что братья зарабатывали на рыбалке, шло на содержание семьи. Кроме них у матери было еще десять детей. Впрочем, на деньги Абдулрахману и Ахмаду было плевать, они бы согласились рыбачить и бесплатно.

Тридцать четыре года спустя и за тысячи миль от города своего детства ранним утром в пятницу Абдулрахман Зейтун лежал в постели. Обрывки сна о безлунной ночи в Джебле медленно растворялись: он был у себя дома, в Новом Орлеане, рядом посапывала его жена Кейти. Ее равномерное дыхание напоминало плеск воды о борт деревянной лодки. За исключением этого звука, в доме царила тишина. Абдулрахман знал, что уже часов шесть и что покой скоро будет нарушен. Стоило дневному свету проникнуть в детские комнаты на втором этаже, как четверо их обитателей мгновенно просыпались. Кто-то открывал глаза, и все приходило в движение, дом сразу же наполнялся шумом и криками. Если не спит один ребенок, остальных уже не угомонить.

Кейти разбудил грохот на втором этаже, в одной из детских спален. Она внимательно прислушалась, молясь про себя, чтобы ей дали еще поспать. Каждое утро бывал короткий промежуток времени, между шестью и половиной седьмого, когда еще сохранялся малюсенький шанс урвать лишние десять-пятнадцать минут сна. Но тут наверху опять загрохотало, залаяла собака, удар повторился еще раз. Да что, в конце концов, происходит в этом доме? Кейти посмотрела на мужа. Он уставился в потолок. Новый день начался.

Как всегда, еще до того, как они успели вылезти из кровати, зазвонил телефон. Кейти и Зейтун — почти все звали его по фамилии, поскольку имя выговорить не могли — владели компанией «А. Зейтун. Ремонтно-подрядные работы», и каждое утро их работники, клиенты, любой человек, имевший телефон и знавший их номер, считали себя вправе позвонить, как только стрелка часов переваливала за шесть тридцать. Звонки шли лавиной, и обычно больше половины из них перебрасывались на автоответчик.

Кейти подняла трубку, а Зейтун поплелся в душ. Традиционно пятница — один из самых напряженных дней, а эта и подавно — из-за надвигающегося шторма. Целую неделю только и говорили, что о тропическом урагане в архипелаге Флорида-Кис, о том, что его направление может поменяться и он рванет на север. Хоть приходом урагана и пугали каждый август, большинство в городе даже бровью не вели, однако наиболее предусмотрительные друзья и клиенты Зейтунов принимали меры предосторожности. В то утро одни хотели знать, сможет ли Зейтун закрыть щитами окна и двери их домов, другие — успеет ли он вывезти оборудование с их участков, прежде чем поднимется ветер. Рабочие спрашивали, выходить им на работу в тот день и как будет завтра.

— Зейтун, ремонтно-подрядные работы, — сказала Кейти в телефонную трубку, стараясь звучать как можно бодрее. Звонила одинокая престарелая клиентка, живущая в особняке в Гарден-дистрикт, просила прислать бригаду закрыть окна фанерой.

— Да-да, конечно, — ответила Кейти, спуская ноги с кровати. Пора приниматься за дела. В их семейном бизнесе она была секретаршей, бухгалтером, менеджером по связям с общественностью, иногда — заимодавцем, иными словами, занималась всеми делами в офисе, а Зейтун — ремонтом и малярными работами. Они отлично дополняли друг друга: английский Зейтуна немного хромал, и, когда дело доходило до обсуждения цены, южный выговор Кейти действовал на клиентов успокаивающе. Помочь подготовить дом к удару стихии — это тоже часть работы. Кейти не придала особого значения рассказу клиентки о надвигающемся шторме — несколькими поваленными деревьями во Флориде ее не испугаешь. — Мы пошлем к вам бригаду сегодня во второй половине дня, — пообещала она.

Зейтун и Кейти были женаты одиннадцать лет.

Зейтун обосновался в Новом Орлеане в 1994 году, перебравшись туда из Батон-Ружа. В молодости он поездил по Америке, жил в Хьюстоне и еще в полдюжине городов, пока не осел в Луизиане. Кейти выросла в Батон-Руже и хорошо знала, как встречают бури: сначала их ждут, потом за ними наблюдают, затем отключается электричество, после чего наступает черед свечей, фонарей и ведер, если протечет крыша. Каждое лето случалось не менее пяти-шести серьезных ураганов, но они как приходили, так и уходили, не принося большого ущерба. Так что от следующего — его окрестили «Катриной» — вряд ли стоит ждать неожиданностей.

Внизу десятилетняя Надима, их старшая, собиралась завтракать вместе с младшими сестрами, пятилетней Аишей и семилетней Сафией. Закари, пятнадцатилетний сын Кейти от первого брака, удрал пораньше, чтобы потусоваться с друзьями перед школой. Кейти упаковывала дочкам обеды в школу, пока те завтракали и одновременно, с английским акцентом, пересказывали отдельные сцены из фильма «Гордость и предубеждение». Черноглазая Надима узнала про фильм от подруг, уговорила мать купить DVD, и последние две недели сестры каждый вечер проводили перед телевизором, посмотрев фильм раз двенадцать, не меньше. Девочки от него просто млели, целиком и полностью в него вжились: помнили наизусть всех персонажей и каждую реплику и даже научились — эдакие аристократические барышни — манерно падать в обморок. Такое уже случалось и раньше: после просмотра «Призрака оперы» их обуяла страсть к пению, и они перепели весь мюзикл, могли во все горло затянуть арию в любом месте, будь то школа, дом или эскалатор торгового центра.

Зейтун еще не решил, что хуже. Придя на кухню и увидев, как дочки делают реверанс и обмахиваются воображаемыми веерами, подумал: ну, хоть не поют. Наливая себе стакан апельсинового сока, наблюдал за детьми и не переставал дивиться. В Сирии он рос в окружении семи сестер, но ни одна из них не обладала склонностью к актерству. Его же дочери легко переходили от радости к грусти, по дому не ходили, а танцевали, прыгали по кроватям, пели фальшивым вибрато, изображали, будто падают в обморок. И все это, без сомнения, с легкой руки Кейти. По правде говоря, она немногим от них отличалась — та же детская беспечность и любовь к видеоиграм, Гарри Поттеру и популярной музыке; последнее было Зейтуну совсем уж непонятно. Он знал, что Кейти во что бы то ни стало хотела обеспечить детям счастливое детство, какового сама была лишена.

— Это что, весь твой завтрак? — спросила Кейти, повернувшись к Зейтуну. Тот уже надевал ботинки, готовый к выходу из дому. Как этот крепко сбитый сорокасемилетний мужчина среднего роста не терял в весе, оставалось для нее загадкой. Он мог обойтись без завтрака, поклевать что-нибудь на обед и едва притронуться к ужину, работая при этом по двенадцать часов в сутки, и тем не менее не худел. Прожив с ним десять лет, Кейти давно поняла, что ее муж — тверд как скала, самодостаточен и неприхотлив, способен жить на воде и хлебе, не подвержен болезням и увечьям, и все же до сих пор гадала, откуда у него берутся силы. Сейчас он, проходя через кухню, по очереди целовал дочек в макушки.

— Не забудь телефон, — напомнила мужу Кейти, заметив, что он оставил мобильник на микроволновке.

— Почему это я должен забыть? — пожал плечами Зейтун, кладя телефон в карман.

— Ты что, никогда ничего не забываешь?

— Никогда.

— Правда, никогда?

— Говорю же, никогда.

И лишь тут до него дошло, какую он совершил ошибку.

— Однажды ты оставил нашу старшую дочь на улице! — взорвалась Кейти.

Вот ведь его угораздило — сам себя загнал в ловушку! Девочки понимающе улыбались, им-то эта история была хорошо известна.

До чего же несправедливо, подумал Зейтун, одиннадцать лет расплачиваться за один единственный прокол, и так до конца жизни. Он не страдал забывчивостью, но, если случалось что-то забыть или если Кейти пыталась доказать ему, что он что-то там забыл, ей достаточно было напомнить об истории с Надимой. Да, оставил ее одну. Ненадолго, но оставил.

Надима родилась четвертого августа, в годовщину их свадьбы. Роды проходили тяжело. На следующий день, привезя Кейти домой, Зейтун помог ей вылезти из машины, захлопнул за ней дверцу и затем вытащил автолюльку с Надимой. В одной руке он нес люльку, а другой поддерживал жену. Лестница, ведущая в их квартиру на втором этаже, находилась в двух шагах, но следовало помочь жене подняться наверх. Зейтун поддерживал охающую и стонущую Кейти на крутых ступеньках, пока они поднимались к себе. Наконец добрались до спальни, Кейти рухнула на кровать и забралась под одеяло. Какое счастье, что она наконец-то дома, может расслабиться и побыть с новорожденной дочкой!

— Дай ее мне, — сказала Кейти, протянув руки.

Зейтун посмотрел на жену, потрясенный ее неземной красотой, ее сияющей кожей, ее уставшими глазами. А потом до него дошел смысл сказанных ею слов. Малютка. Конечно же, она хотела взять ребенка на руки. Он повернулся, чтобы дать ей дочку, но ребенка не было. Ребенка не было ни у кровати, ни в комнате.

— Где она? — спросила Кейти.

Зейтун сглотнул и прошептал:

— Я не знаю.

— Абдул, где ребенок? — уже громче повторила Кейти.

Зейтун издал неясный звук — что-то среднее между вдохом и всхлипом — и пулей выскочил из комнаты. Слетел по лестнице и выскочил наружу. Увидел стоящую на газоне автолюльку. Он оставил новорожденную на газоне! Люлька стояла к нему задом, так, что он не видел лица Надимы. Зейтун схватился за ручки, опасаясь худшего, — вдруг ее уже украли! — и развернул автолюльку: дочка спала, ее розовое личико сморщилось во сне. Он провел пальцем по щечке, чтобы почувствовать ее тепло, убедиться, что с девочкой ничего не случилось. Похоже, все в порядке.

Он втащил люльку наверх, вручил дочку жене и, не дав Кейти времени заорать на него, или поднять его на смех, или с ним развестись, выскочил на улицу и отправился на прогулку. В тот момент и во многие последующие дни ему необходимо было проветриться, поразмыслить над тем, что он сделал, почему напрочь забыл о ребенке, пока помогал жене. Возможно ли быть одновременно хорошим мужем и отцом, партнером одного и защитником другого? Где золотая середина? Биться над этой дилеммой ему предстояло долгие годы.

На этот раз после завтрака Зейтун поторопился исчезнуть, чтобы лишить Кейти возможности предаться воспоминаниям в присутствии детей. Но едва он помахал им на прощание, как Аиша повисла у него на ноге со словами: «Папка, не уходи». Она обожала театральные жесты, за что Кейти прозвала ее Драмарамой[1]; знакомство с творчеством Джейн Остин лишь подлило масла в огонь. Зейтун в мыслях уже был на работе, впереди столько дел, а уже полвосьмого… Он посмотрел на Аишу, обхватил ладонями ее лицо, заглянул в красивые маслянисто-темные глаза, улыбнулся и снял дочку с ноги, как кольцо с пальца. Мгновение — и он уже загружал свой пикап на парковке перед домом.

Аиша пошла ему помочь, и Кейти наблюдала за ними обоими, стоя у окна и размышляя о том, каким же отцом в результате оказался Зейтун. В двух словах не объяснишь. Его нельзя было назвать безумно любящим папой, однако он не протестовал, если девочки залезали на него или его тормошили. Бывал с ними достаточно строг и вместе с тем поощрял их самостоятельность, всегда, впрочем, будучи готов прийти на помощь. Если бывал чем-то расстроен, никогда этого не показывал, скрывая свои чувства за длинными ресницами серо-зеленых глаз. Зейтун был старше Кейти на тринадцать лет, и при знакомстве ее сильно смутила их разница в возрасте. Если бы не эти его лучистые глаза! Они ее просто заворожили: мечтательные и одновременно проницательно-оценивающие — глаза человека с деловой жилкой. Зейтуну достаточно было бросить один-единственный взгляд на заброшенное здание, чтобы понять, стоит ли с ним возиться, во сколько обойдется ремонт и как много времени займет.

Посмотрев на свое отражение в стекле, Кейти поправила хиджаб, безотчетным нервным движением спрятала выбившиеся пряди волос и проводила взглядом пикап Зейтуна, растворяющийся в клубах серой пыли. Пора им покупать новую машину. Нынешняя — видавшая виды колымага белого цвета, набитая стремянками, кистями и стройматериалами, дребезжащая на ходу, — хоть еще и тянула, но явно доживала последние деньки. На боку красовался отличительный знак — логотип их компании: слова «А. Зейтун. Ремонтно-подрядные работы» рядом с радугой, один конец которой упирается в малярный валик. Пошловатый, конечно, признавалась сама Кейти, зато запоминающийся. Все в городе знали их логотип, его можно было увидеть на автобусных остановках, на уличных скамейках и на воткнутых в землю рекламных миниплакатах перед частными домами. В Новом Орлеане он стал неотъемлемой частью пейзажа наравне с вечнозелеными дубами и королевским папоротником. Правда, это теперь он так примелькался, а вот когда они только начинали…

Самому Зейтуну, придумавшему картинку, поначалу и в голову не пришло, что изображение радуги может у кого-то вызвать совсем не те ассоциации. Он-то считал, что радуга будет наводить клиентов на мысли о цветах и оттенках малярных красок. Но довольно скоро они с Кейти сообразили, какую именно публику невольно привлекают. К ним посыпались звонки от гомосексуальных пар, что, между прочим, сильно помогло развитию бизнеса. И в то же время некоторые потенциальные клиенты от них отвернулись: при виде пикапа с радугой на боку у многих пропадала охота иметь дело с этой компанией. От Зейтуна ушли и несколько работников, побоявшись, что, раз они работают в компании с такой ориентацией, их будут принимать за геев.

Когда до Кейти и Зейтуна дошел смысл происходящего, они серьезно обсудили эту проблему. Кейти не была уверена, захочет ли муж — до сих пор ни в его семье, ни среди друзей не было людей с нестандартной сексуальной ориентацией — поменять логотип, избавиться от двусмысленности. Но Зейтун не придал этому большого значения. Он сказал, что переделка двух десятков плакатов, не говоря уже о визитных карточках, офисной бумаге и конвертах с логотипом, влетит им в копеечку. К тому же новые клиенты исправно платят, зачем рубить сук, на котором сидишь?

«Ты только подумай, — засмеялся Зейтун, — мы — мусульманская семья, открывшая свою ремонтную мастерскую, и не где-нибудь, а в Луизиане. Да нам за каждого клиента надо держаться руками и ногами. А если кому-то не нравится радуга, — добавил он — то уж ислам им точно придется не по душе».

И радуга осталась.

Зейтун повернул на бульвар Эрхарт, в мыслях все еще пребывая в Джебле. Каждый раз, когда на него накатывала ностальгия, он задавал себе один и тот же вопрос: как они там, его братья и сестры, племянники и племянницы, разбросанные по всему побережью Сирии? Вспоминал ушедших из жизни отца, мать и горячо любимого брата. Мать ненадолго пережила отца, а брат, Мухаммед, умер, когда Зейтун был еще ребенком. Остальные же члены семьи жили и здравствовали в Сирии, Испании и Саудовской Аравии. Им было чем гордиться. Зейтуны преуспели в жизни — были среди них и врачи, и директора школ, и генералы, и предприниматели, и все они, как один, страстно любили море. Дети выросли в огромном каменном доме на средиземноморском берегу и, уехав, все равно предпочли поселиться поближе к воде. Зейтун решил сегодня же позвонить в Джеблу. Там всегда было много новостей, вдруг у кого-то родился еще один ребенок… Достаточно будет связаться с кем-нибудь из семерых живущих в Сирии братьев и сестер, и он получит полный отчет.

Зейтун включил радио. Передавали, что шторм медленно движется по Флориде в западном направлении и что Мексиканского залива он достигнет не раньше, чем через несколько дней, да и это еще под вопросом. По дороге на свою первую в тот день работу — реставрацию красивого старого особняка в Гарден-дистрикт — Зейтун вертел ручку настройки, стараясь найти хоть одну радиостанцию, где бы не говорили про ураган.

Стоя на кухне, Кейти бросила взгляд на часы и ахнула. Ей редко удавалось без опозданий доставить детей в школу, хоть она и старалась искоренить эту дурную привычку. Пожалуй, будет проще избавиться от нее, когда наступит просвет с летними заказами. Летом, спасаясь от изнуряющей жары, многие клиенты уезжали из города и заваливали Зейтунов просьбами — за время их отсутствия покрасить комнату или веранду.

После серии замечаний и легких тычков Кейти наконец погрузила девочек с вещами в минивэн, и они двинулись в школу, на Западный берег Миссисипи.

Занятие собственным бизнесом имело как немалые — всех не перечислить — преимущества, так и определенные и, увы, все более многочисленные, недостатки. И Кейти, и Зейтун ценили возможность работать по удобному для них графику, самим выбирать клиентов и заказы, и, распоряжаясь своим временем, уделять должное внимание детям. Именно последнее — то, что они могли оказываться рядом с детьми по первому их зову, — было самым важным. Но когда кто-нибудь из друзей спрашивал совета, открывать им свое дело или нет, Кейти старалась их отговорить. «Это не вы распоряжаетесь бизнесом, — повторяла она, — а бизнес — вами».

Кейти и Зейтун работали больше, чем все их знакомые, но трудам и заботам не было видно конца. Вечерами, в выходные дни, по праздникам — без перерыва. Обычно они вели восемь-десять проектов одновременно, и это не считая дел в офисе у них дома и на складе на Даблин-стрит, близ Кэрролтона. Помимо строительного бизнеса они еще занимались сдачей недвижимости в аренду. С некоторых пор они начали покупать различные помещения, дома, квартиры и теперь в шести местах у них проживали восемнадцать арендаторов. Каждый арендатор стал как бы членом семьи и требовал заботы и внимания: всем нужна прочная крыша над головой, кондиционер и чистая питьевая вода. У кого угодно голова пошла бы кругом: расплачиваться с работниками, получать с клиентов деньги за выполненную работу, содержать в порядке и ремонтировать дома, оплачивать и выписывать счета, покупать и хранить стройматериалы. Но Кейти не тяготилась своей жизнью и, наоборот, очень гордилась тем, какую они с Зейтуном создали семью. Детей отправили учиться не в какую-нибудь, а в частную школу, копили деньги на колледж, могли ни в чем им не отказывать, так что грех было жаловаться.

Сама Кейти выросла в окружении восьми братьев и сестер, жизнь была более чем скромной, про Зейтуна — восьмого по счету из тринадцати детей — и говорить нечего. А теперь — любо-дорого посмотреть: у них большая семья, успешный бизнес, клиенты и друзья во всех уголках приютившего их города. Это ли не добрая воля Аллаха?!

Как можно, к примеру, не благодарить судьбу за Надиму?! Они до сих пор не могут понять, откуда у них взялся такой ребенок, такая умная, уверенная в себе, ответственная, отзывчивая, не по годам развитая девочка? Она производила впечатление взрослого человека: говорила, как взрослая, и подчас выказывала большую взвешенность и рассудительность, чем родители. Кейти искоса посмотрела на старшую дочь, сидящую рядом, крутящую ручку приемника. Надима всегда была большой умницей. Однажды Зейтун заскочил домой пообедать и застал девочку играющей на полу. Ей тогда было лет пять, не больше. Дочка посмотрела на него снизу вверх и объявила: «Папа, я хочу стать танцовщицей». Зейтун снял ботинки, присел на диван и сказал, разминая уставшие стопы: «Танцовщиц в городе хоть пруд пруди, а вот врачей, адвокатов и учителей не хватает. Мне бы хотелось, чтобы ты стала врачом и меня лечила». Надима обдумала его слова и ответила: «Хорошо, я буду врачом». И опять принялась что-то раскрашивать. Чуть погодя Кейти спустилась со второго этажа, заглянув перед этим в комнату дочки и увидев царящий там беспорядок. «Ди, уберись в своей комнате», — приказала она. Надима, глазом не моргнув и ни на секунду не оторвавшись от своего занятия, проговорила: «Только не я. Я ведь собираюсь стать врачом, а врачи не занимаются уборкой».

В машине, уже на подъезде к школе, Надима включила радио погромче. Опять передавали что-то про ураган. Кейти не особенно прислушивалась: обычно раза три или четыре за лето начинались панические разговоры про надвигающуюся на город бурю, а заканчивалось все тем, что либо ураган менял направление, либо ветры стихали над Флоридой или над Мексиканским заливом. Если же ураган все-таки достигал Нового Орлеана, то приходил ослабевший и обильные дожди и порывы ветра хлестали город не дольше одного-двух дней.

Диктор сообщал, что ураган, находящийся в сорока пяти милях западнее архипелага Ки-Уэст, движется к Мексиканскому заливу и что ему присвоена первая категория. Кейти выключила радио, ей не хотелось, чтобы дети занервничали. Надима спросила:

— Ты думаешь, он по нам ударит?

Но Кейти так не думала. Кого испугаешь ураганом первой или второй категории? Она сказала, что это чепуха, сущая чепуха, волноваться не о чем, и попрощалась с дочками.

Дверцы машины захлопнулись, и Кейти внезапно ощутила свое полное одиночество. На обратном пути она снова включила радио. Представители городских властей по традиции рекомендовали иметь в доме трехдневный запас воды и продуктов (Зейтун неукоснительно следовал этому правилу); еще говорили про ураганный ветер, несущийся со скоростью 110 миль в час, и про огромные волны в заливе. Кейти выключила радио и позвонила Зейтуну на мобильный.

— Ты что-нибудь слышал про ураган?

— Слышал, много всего.

— Как ты думаешь, мы в опасности?

— Серьезно? Ну, не знаю…

У Зейтуна вошло в привычку использовать слово «серьезно» не к месту — как бы для разгона, начиная фразу, или будто прочищая горло перед разговором. Кейти задаст мужу какой-нибудь вопрос и услышит в ответ: «Серьезно? Забавная история». Зейтун был известен тем, что любил перемежать речь анекдотами, арабскими притчами, цитатами из Корана, случаями из своих путешествий. Ко всему этому Кейти со временем привыкла, но вот с его «Серьезно?» долго пыталась бороться. В конце концов она сдалась, решив, что ему это заменяет «Знаешь…» или «Позволь тебе сказать…» Что ж, такой уж он, ее любимый муж.

— Не беспокойся, — сказал он. — Дети в школе?

— Нет, купаются в озере. Ради всего святого…

У ее мужа был пунктик насчет учебы детей, из-за чего и еще многого другого она обожала над ним подшучивать. В течение дня они постоянно перезванивались, обсуждая все подряд: покраску, требования арендаторов, необходимость что-то починить, сделать или купить, — а часто чтобы просто сказать «Привет!» Их шутливые перебранки по телефону, с явным оттенком раздражения (Зейтун) и пересыпанные язвительными репликами (Кейти), не оставили бы равнодушными невольных слушателей. Разговоры на повышенных тонах были неизбежны, учитывая интенсивность телефонного общения Зейтуна и Кейти. Ни один из них не мог представить себе иного образа жизни — и повседневной, и деловой.

То, что у них сложился такой симбиоз, не переставало удивлять Кейти. Она росла в пригороде Батон-Ружа в консервативной баптистской семье, мечтая уйти из дома — что и сделала по окончании школы — и открыть детский сад. А на сегодняшний день она — мусульманка, замужем за сирийцем, занимается ремонтным бизнесом. Когда она познакомилась с Зейтуном, ей был двадцать один год, ему — тридцать четыре. Он был родом из страны, про которую она почти ничего не знала. В то время она приходила в себя после неудачного брака и развода и только-только обратилась в ислам. Кейти нисколечко не хотелось снова выходить замуж, но знакомство с Зейтуном заставило поверить в невозможное: что в мире не перевелись честные, невероятно прямые и искренние, трудолюбивые, надежные, преданные семье мужчины. И, что самое главное, Зейтун предоставил ей полную свободу быть тем, кем она хотела быть.

Конечно, не обходилось и без ссор. Их бурные споры из-за любой мелочи, начиная с того, что дети будут есть на ужин, и кончая тем, не пора ли обратиться в коллекторское агентство за помощью в отношениях со злостным клиентом-неплательщиком, Кейти называла «перепалками».

«Да мы просто спорим», — успокаивала она детей, ставших свидетелями очередной «перепалки». Кейти по-другому не умела: она не любила скрывать свои чувства и выкладывала все напрямик, о чем почти с самого начала и предупредила Зейтуна. В ответ он пожал плечами, его это мало волновало. Со временем он разобрался, что иногда Кейти просто нужно выпустить пар, и не мешал ей, терпеливо кивал, радуясь в душе, что его английский не позволяет ему ответить тем же. Пока он подбирал подходящие слова, Кейти неслась опрометью и часто просто выдыхалась к концу монолога. Этим все и заканчивалось.

Когда Кейти поняла, что ее мнение будет выслушано и выслушано до конца, то смягчила свой тон. Их «перепалки» стали менее бурными, скорее комическими, но детям, особенно пока они были еще маленькими, трудно было уловить разницу. Как-то раз они с двухлетней Надимой ехали в машине, и Кейти из-за чего-то спорила с Зейтуном. Дочка, сидевшая сзади, в конце концов не выдержала и сказала: «Пап, не груби маме». Затем повернулась в сторону Кейти: «Мам, не груби папе». Зейтун и Кейти остолбенели. Посмотрели друг на друга, а затем — одновременно — на Надиму. Они знали, что она умна не по годам, и все-таки… Ей было всего два года.

Поговорив с Зейтуном, Кейти отключила телефон, хотя прекрасно знала, что делать этого не стоит: большинство заказов поступало к ним по утрам, да и клиенты рассчитывали, что в любой момент могут с ней связаться. Но она уже не раз позволяла себе такое: высадив детей у школы, по дороге домой дарила себе тридцать минут одиночества и тишины. Это была непозволительная, но совершенно необходимая роскошь. Кейти уставилась на дорогу, ни о чем не думая. Впереди у нее длинный тяжелый день, пока дети не отправятся спать, присесть не удастся, а сейчас — полчаса покоя и ясности.

Зейтун начал свой рабочий день с того, что поехал в другую часть города проверить, как идет ремонт в старинном внушительного вида особняке в Гарден-дистрикт, который ему очень нравился. Утром он послал туда команду из двух человек и хотел убедиться, что они пришли, приступили к работе и что у них есть все необходимое. Он взлетел по ступеням и вошел в дом. Какая красота, лет сто двадцать, не меньше!

В дверном проеме стоял на коленях Эмиль, маляр и плотник родом из Никарагуа, заклеивая плинтусы защитной лентой. Зейтун на цыпочках подкрался сзади и внезапно схватил его за плечи.

Эмиль подскочил от неожиданности.

Зейтун расхохотался.

Он и сам не знал, почему это делает. Трудно было объяснить, иногда просто хотелось подурачиться. Люди, которые долго у него работали, не удивлялись, а вот новички часто пугались, полагая, что хозяин таким своеобразным способом старается их воодушевить.

Эмиль вымученно улыбнулся.

Другой маляр, сальвадорец Марко, красил по второму разу стены в столовой. Эти двое, Эмиль и Марко, познакомились в церкви, сдружились и договорились работать в паре. Как-то раз они подрядились покрасить что-то для Зейтуна, и он, постоянно заваленный заказами, с охотой взял их на работу. Прошло три года, а эти двое исправно продолжали трудиться под его руководством.

Зейтун нанимал как местных, так и иммигрантов из разных стран: Перу, Мексики, Болгарии, Польши, Бразилии, Гондураса, Алжира. Большей частью ему с работниками везло, хотя в его бизнесе текучка кадров была выше, чем в любом другом. Многие приезжали на заработки, планируя поработать несколько месяцев и вернуться домой. Зейтун таких охотно брал, попутно освоил разговорный испанский, но всегда был готов к тому, что они могли исчезнуть без предупреждения. В основном же у него работали молодые люди, легкомысленные, живущие одним днем. Он не мог их осуждать — когда-то сам был молод и беззаботен, как птица. Старался объяснить им, что если не лениться и экономить каждую копейку, то даже ремонтируя квартиры можно неплохо зарабатывать и содержать семью. Впрочем, ему редко попадались заботящиеся о своем будущем молодые люди. Чаще всего он выступал в роли няньки: одеть, обуть, накормить, напоить, поругать, если опаздывали или пропускали работу. Это его сильно утомляло, подчас удручало. Иногда ему казалось, что у него не четверо детей, а несколько десятков, по большей части усатых и с вечно заляпанными краской руками.

Зазвонил телефон. Зейтун посмотрел на определитель номера, взял трубку и ответил по-арабски:

— Привет, Ахмад.

Звонил старший брат Зейтуна и одновременно его самый близкий друг. Ахмад с женой и двумя детьми-подростками жил в Испании. Там уже наступила ночь, так что Зейтун встревожился, не случилось ли, не дай бог, чего:

— Что-нибудь стряслось?

— Я слежу за вашей погодой.

— Фу ты, напугал меня.

— Вот и отлично. К этому урагану следует отнестись очень серьезно.

Зейтун, хоть и был настроен скептически, слов Ахмада мимо ушей не пропустил. Тот тридцать лет был капитаном корабля, ходил по свету на танкерах и лайнерах и как никто другой был знаком со штормами, их силой и траекториями. В молодости Зейтун немало попутешествовал с братом, который был старше на девять лет; по рекомендации Ахмада Зейтун был принят на корабль и побывал в Греции, Ливане, Южной Африке. Позже он уходил в плавание и на других судах, без Ахмада, и, движимый тягой к путешествиям, за десять лет объездил весь мир, чтобы в конечном счете связать свою жизнь с Кейти и осесть в Новом Орлеане.

Ахмад поцокал языком и сказал:

— Я не шучу, он не похож на другие. Движется медленно, но очень широким фронтом. Это видно на картинке со спутника.

Ахмад был завзятый технофил. На работе и в свободное время он занимался наблюдениями за погодой, в частности — за развитием штормов. Вот и сейчас, сидя в тесном кабинете у себя дома в Малаге, на средиземноморском побережье Испании, он следил за ураганом, зарождающимся у берегов Флориды. Спросил:

— Уже объявили эвакуацию?

— Официально — нет. Кое-кто уезжает сам.

— А что ты думаешь насчет Кейти и девочек?

Зейтун ответил, что он еще на эту тему не думал. Ахмад вздохнул:

— Почему бы не уехать, так, на всякий случай?

Зейтун промычал в трубку что-то неопределенное.

— Ладно, позвоню попозже, — сказал Ахмад.

Зейтун вышел из особняка и отправился в другое место, где велись работы, — в соседний квартал. Нередко складывалось так, что многие их клиенты жили недалеко друг от друга. И все из-за того, что, однажды с удивлением убедившись в надежности Зейтуна, они рекомендовали его своим соседям — и получить пять-шесть заказов в одном районе для него уже давно перестало быть редкостью.

Следующий дом, над которым он работал несколько лет, находился через улицу от особняка Энн Райс, писательницы, — Зейтун не читал ее книг, в отличие от Кейти, которая всегда читала запоем. Особняк этот был одним из самых грандиозных и величественных в Новом Орлеане. Высоченные потолки, громадная лестница, широким изгибом спускающаяся в вестибюль, повсюду резьба, каждая комната — со своим неповторимым стилем. Зейтун здесь покрасил и перекрасил, кажется, все комнаты, но хозяева и не собирались останавливаться. Ему очень нравилось ходить по этому дому, восхищаясь искусством мастеров, тщательностью отделки изысканных деталей и украшений — стенной росписью над камином или замысловатыми, везде разными узорами балконных ограждений. Повсюду чувствовалось романтическое стремление создавать красоту — хрупкую, нестойкую и ненадежную, требующую неусыпного внимания и заботы, как и сам город. Этим Новый Орлеан отличался от других городов и потому был раем для строителей и реставраторов.

Зейтун прошел в противоположный конец дома, по пути поправив сбившуюся защитную пленку на полу вестибюля. Заглянул к Георгию, плотнику-болгарину, посмотреть, как движется работа — тот устанавливал новые лепные украшения перед кухней. Георгий был отличный работник, лет шестидесяти, крепкого телосложения, неутомимый, одна проблема — говорун каких мало. Если завести с ним разговор, то раньше, чем через двадцать минут не отвяжешься: он тебе и лекцию прочтет о бывшем Советском Союзе, и обрисует прелести курортной недвижимости в Болгарии, и расскажет о своих многочисленных путешествиях на мотоцикле через всю страну в обществе Альбины — давно ушедшей из жизни жены, по которой он так и не перестал тосковать.

Зейтун забрался в пикап. Включил радио — на него обрушились пугающие сообщения об урагане «Катрина». Два дня назад ураган сформировался у Багамских островов и уже успел натворить там бед — раскидал лодки и яхты, как щепки. Зейтун все внимательно выслушал, но не стал придавать новостям особого значения. Когда еще ураган доберется до Нового Орлеана, стоит ли беспокоиться раньше времени?

Он направился к «Пресвитерии»[2] на Джексон-сквер, где еще одна его ремонтная бригада трудилась над скрупулезным восстановлением двухсотлетнего здания. Когда-то там располагался суд, а теперь разместилось обширное уникальное собрание экспонатов и артефактов, связанных с праздником Марди Гра[3]. Не каждый день удается получить такой престижный заказ, и потому Зейтун старался, чтобы все было выполнено безупречно.

Из дома позвонила Кейти. Клиент из Бродмура жалуется: кто-то из работников Зейтуна так покрасил оконную раму, что теперь невозможно открыть окно.

— Я сам съезжу, — сказал Зейтун, решив, что так будет проще всего: он приедет, распорядится, и все будет сделано, не надо никому звонить, никого не надо ждать.

— Ты слышал про ураганный ветер? Во Флориде трое уже погибли, — сказала Кейти, но Зейтун отмахнулся:

— Нам ли бояться какого-то ветра.

Кейти частенько подтрунивала над упорным нежеланием Зейтуна подчиняться любому давлению, независимо от его природы. Но Зейтун и не думал меняться. Он был воспитан на примере своего отца, отважного морехода, прошедшего самые невероятные испытания и каким-то чудом оставшегося живым.

Отец Зейтуна Махмуд родился неподалеку от Джеблы, на единственном сирийском острове Арвад, таком крохотном, что его даже на некоторых географических картах не указывали. Большинство тамошних мальчишек становились или кораблестроителями, или рыбаками. Еще подростком Махмуд начал плавать на парусных сухогрузах, перевозящих товары из Ливана в Сирию, в основном — древесину для нужд Дамаска и портовых городов. Во время Второй мировой войны он оказался на одном таком судне, совершавшем рейсы между Кипром и Египтом. И Махмуд, и другие члены команды понимали, что гитлеровские истребители могут на них напасть, заподозрив в помощи союзникам, и все же появление на горизонте немецкой эскадрильи повергло моряков в шок. Махмуд и его товарищи попрыгали в воду за секунду до того, как самолеты с бреющего полета принялись их расстреливать. Перед тем как судно затонуло, они сумели отцепить от борта надувную спасательную лодку, но забраться в нее не успели: немецкие самолеты, сделав круг, вернулись, чтобы прикончить оставшихся в живых. Махмуду с товарищами ничего не оставалось, как нырнуть и переждать под водой, пока немцы не убрались восвояси, решив, что в живых никого не осталось. Когда все утихло, моряки подплыли к лодке, изрешеченной пулями. Они заткнули дырки рубашками и, гребя руками вместо весел, плыли целую вечность, пока не достигли египетского берега.

Одну историю Зейтун запомнил, пожалуй, лучше всего — ее отец повторял всякий раз, когда запрещал детям связывать свою судьбу с морем. Небольшая шхуна, на которой тогда служил Махмуд, возвращалась из Греции и попала в жуткий шторм, продолжавшийся несколько часов. В какой-то момент грот-мачта надломилась, верхняя ее часть упала за борт, потянув за собой паруса и грозя перевернуть судно. Махмуд, не раздумывая, полез на мачту, намереваясь отсоединить паруса, чтобы выровнять шхуну. Но едва он добрался до места надлома, грот-мачта окончательно сломалась, и он полетел в море. Судно шло со скоростью восемь узлов, остановить его было невозможно, и тогда остальные члены команды побросали товарищу, что оказалось под рукой — пару досок и деревянную бочку. Несколько мгновений — и шхуна растворилась в темноте. Махмуд провел в море двое суток, один на один со стихией: под ногами кружили акулы, над головой бушевал шторм; сил цепляться за обломки бочки уже едва хватало, когда его наконец прибило к берегу неподалеку от Латакии, в пятидесяти милях к северу от Арвада.

Никто, включая самого Махмуда, не мог поверить, что он вышел живым из такой переделки. После того случая Махмуд поклялся навсегда распрощаться с морем. Так он и сделал, перевез семью с острова на материк и запретил сыновьям даже думать о морской карьере. Он хотел дать им всем хорошее образование, возможность приобрести достойные профессии — только не кораблестроителей и не рыбаков.

Махмуд с женой и маленькими детьми исколесили всю Сирию в поисках нового дома — как можно дальше от побережья. Они провели в пути несколько месяцев, приглядываясь то к одному месту, то к другому, но ничего подходящего найти не могли. Пока однажды им не подвернулся двухэтажный дом, просторный и светлый, в котором было достаточно комнат для всех их нынешних и будущих детей. Когда Махмуд объявил, что они остаются в нем навсегда, его жена рассмеялась: их новый дом стоял в пятидесяти футах от моря.

Там, в Джебле, Махмуд открыл хозяйственный магазин, отправил сыновей и дочерей в лучшие школы и научил мальчиков всему, что умел сам. Все Зейтуны в городе были известны своим трудолюбием и сообразительностью, но вряд ли нашелся бы хоть один человек, не знавший Абдулрахмана, восьмого по счету, который всему хотел научиться и не боялся никакой работы. Еще подростком при каждом удобном случае он внимательно присматривался к работе мастеров своего дела, а те, поняв, что он мальчик прилежный и серьезный, охотно брали его под свое крыло. За несколько лет он освоил все доступные в их краях профессии — рыбака, судового такелажника, маляра, плотника, каменщика, водопроводчика, кровельщика, даже автомеханика.

Махмуд, скорее всего, был бы горд и одновременно удивлен тем, как причудливо сложилась у сына жизнь. Он так не хотел, чтобы его дети связывали свою судьбу с морем, и все же многие из них, включая Зейтуна, его не послушались. Он-то мечтал, чтобы они стали врачами, учителями. Но Зейтун пошел отцовским путем: начинал моряком, а потом, обзаведясь семьей и желая обеспечить своим детям надежное будущее, стал строителем.

Зейтун позвонил Кейти в одиннадцать. Он разобрался с оконной рамой и успел заскочить в магазин строительных материалов.

— Какие новости? — спросил он.

— Неутешительные, — ответила она.

Кейти сидела в интернете. Национальный центр по наблюдению за ураганами переквалифицировал «Катрину» в ураган второй категории. Предполагаемая траектория его движения тоже изменилась — метеорологи считали, что вместо Флоридского полуострова он повернет к побережью штатов Миссисипи и Луизиана. Над Южной Флоридой скорость ветра достигала 90 миль в час. Как минимум три человека уже погибли. Почти полтора миллиона домов остались без электричества.

— Люди заметно нервничают, — сказал Зейтун, оглядевшись вокруг. — Многие покупают фанеру.

В магазине перед кассами выстроились длиннющие очереди; заканчивались полиэтиленовая пленка, веревки, клейкая лента — все необходимое для защиты окон от ураганного ветра.

— Я буду следить за погодой, — сказала Кейти.

Выйдя из магазина, Зейтун внимательно посмотрел на небо, но ничего необычного не увидел и направился к машине. К нему подошел молодой человек, тоже толкавший доверху нагруженную тележку. Спросил:

— Как бизнес?

Скорее всего, электрик, решил Зейтун.

— Да вроде ничего. А у вас?

— Не так, чтобы очень, — ответил незнакомец и представился — он и вправду оказался электриком. Их машины стояли рядом; молодой человек помог Зейтуну выгрузить тележку, потом протянул ему свою визитную карточку и сказал:

— На случай, если вам понадобится электрик. Я никогда не опаздываю на работу и ничего не бросаю на полпути.

Они пожали друг другу руки, после чего электрик забрался в свой пикап, который, как не преминул заметить Зейтун, был значительно моложе его собственного.

— На кой шут я тебе нужен? — поинтересовался Зейтун. — Твой пикап намного лучше моего.

Оба рассмеялись, Зейтун сел к себе в машину, положил карточку на приборную панель и вырулил с парковки. Он решил, что при случае обязательно ему позвонит: во-первых, электрики ему всегда были нужны, во-вторых, понравилась напористость парня.

Поселившись в Новом Орлеане одиннадцать лет назад, Зейтун поначалу брался за любую работу по всему городу, будь то покраска, установка стен из гипсокартона или укладка кафеля, пока не нанялся к некому Чарли Сосьеру. Чарли владел компанией, которую создал буквально с нуля. Разбогатев, он решил, что уйдет на пенсию до того, как начнутся проблемы со здоровьем. У него был двадцатилетний сын, которому он мечтал передать свой бизнес. Сына Чарли обожал, но тот оказался бездельником и неблагодарным шалопаем: от работы увиливал, а если что-то и делал, то спустя рукава, вдобавок к работникам отца относился пренебрежительно.

В то время у Зейтуна не было машины, и он добирался до работы на купленном за гроши плохоньком велосипеде. Однажды, когда Зейтун уже и так опаздывал, как назло, прокололась шина. Проехав полмили на спущенном колесе, Зейтун понял, что впервые в жизни безнадежно опаздывает — ему предстояло преодолеть еще четыре мили по городу за двадцать минут. Бросить велосипед, без которого нельзя обойтись, и отправиться пешком он не мог, ехать на спущенном колесе — тоже, единственное, что оставалось сделать, это взгромоздить велосипед на плечо и рысцой припустить по улице. Зейтуна охватила паника. Если он опоздает на работу, как это отразится на его репутации? Чарли будет разочарован и, может быть, не захочет его держать. А что, если он расскажет про непунктуальность Зейтуна владельцам других ремонтных компаний, что, если не захочет давать ему рекомендацию? Последствия были бы ужасны. Хорошая репутация что пирамида: она строится не сразу, а по чуть-чуть, день за днем.

Зейтун ускорил бег. Он наверняка не успевает вовремя, но если поднажать, то, может, повезет опоздать всего минут на пятнадцать. Был конец августа, на улице стояла тяжелая влажная духота. Обливаясь потом, Зейтун пробежал примерно милю, как вдруг рядом с ним притормозил грузовичок.

— Чем ты тут занимаешься? — раздался голос из кабины.

Не замедляя бега, Зейтун повернул голову. Он не сомневался, что это какой-нибудь излишне любознательный нахал увидел мужика, бегущего вдоль дороги с велосипедом на плече, и решил позабавиться. Но Зейтун ошибся — за рулем сидел его босс, Чарли Сосьер.

— Спешу на работу, — ответил Зейтун, не останавливаясь. Ему бы в тот момент притормозить, но он уже вошел в ритм и продолжал бежать бок о бок с грузовичком.

— Ладно, — рассмеялся Чарли, — закидывай велосипед в кузов.

Уже в кабине Чарли искоса посмотрел на Зейтуна и сказал:

— Знаешь, за тридцать лет в бизнесе лучше работника, чем ты, пожалуй, у меня не бывало. — Они ехали в сторону стройки, и Зейтун смог наконец расслабиться, сообразив, что увольнение ему пока не грозит. — У меня тут один, — продолжил Чарли, — говорит, что не пришел на работу, потому что у него машина не завелась. Другой оправдывается тем, что проспал. Проспал он, видите ли! Третьего жена выгнала или что-то в этом роде, вот он и прогулял. У меня числятся двадцать или тридцать человек, и только десять приходят на работу каждый день. — Они остановились на светофоре, и Чарли окинул Зейтуна долгим взглядом: — А вот возьмем тебя для примера. Казалось бы, у тебя есть отличная отмазка: машины нет, велосипед сломался, — но ты, тем не менее, взвалил его на плечи и вперед. На такое только ты способен.

После того случая дела у Зейтуна резко пошли в гору. Через год он сумел, накопив денег, купить себе грузовичок. А два года спустя открыл собственный бизнес и нанял двенадцать работников.

В полдень Зейтун подъехал к Исламскому центру на Сен-Клод-авеню — неприметной мечети и месту собраний мусульманской общины в центре города. Все братья и сестры Зейтуна почитали Аллаха, но он, пожалуй, соблюдал обряды наиболее рьяно, не пропуская ни одной молитвы. Коран предписывает мусульманам молиться пять раз в день: первый раз — до рассвета, затем — после полудня, потом — в середине дня, четвертая молитва — на закате, и, наконец, в последний раз — полтора часа спустя после захода солнца. Если во второй половине дня Зейтун оказывался поблизости от своего дома, он совершал намаз там, но чаще молился прямо на рабочем месте. За многие годы он умудрился помолиться почти в каждом уголке города: на стройках, в парках, в домах друзей, но по пятницам Зейтун заходил в мечеть, чтобы прочитать джума-намаз — обязательную пятничную молитву для всех мужчин — со своими друзьями.

Войдя внутрь, он первым делом совершил ритуальное омовение — вуду, а затем начал молиться:

Закончив намаз, Зейтун позвонил Кейти.

— Скоро он превратится в третью категорию, — сообщила она. Кейти сидела дома перед компьютером, следила за погодой.

— Движется к нам? — спросил Зейтун.

— Говорят, что да.

— Когда дойдет?

— Точно никто не знает. Может, в понедельник.

Зейтун отмахнулся, в его понимании «понедельник» означал «никогда». Такое и раньше не раз случалось, отметил он про себя: шторм проносился над Флоридой, разрушая все у себя на пути, а потом выдыхался в Мексиканском заливе.

Кейти позвонили по другой линии, и она попрощалась с Зейтуном. Звонил Роб Станислав, давнишний клиент и друг семьи.

— Ну что, вы уезжаете или, ненормальные, остаетесь? — спросил он.

Кейти фыркнула:

— Я-то обеими руками за, но вот Зейтун…

Оказалось, у Роба та же проблема. Его муж, Уолт Томпсон, очень напоминал Зейтуна — упрямый как осел и считающий, что все знает лучше всех. Роб с Уолтом прожили вместе пятнадцать лет; с Зейтунами дружили с 1997 года. Тогда Зейтун подрядился сделать ремонт в их только что купленном доме. Обе пары сразу же почувствовали взаимную симпатию, которая за годы переросла в крепкую дружбу. Родственники Уолта жили в Батон-Руже, так что, скорее всего, они проведут выходные там, сказал Роб, и они с Кейти договорились перезваниваться и держать друг друга в курсе событий.

Кейти уже собралась выйти из сети, как вдруг срочная новость привлекла ее внимание: в море пропала семья из пяти человек, плававшая на яхте в Мексиканском заливе. Сообщалось только, что на борту были родители с тремя детьми четырех, четырнадцати и семнадцати лет. Они должны были вернуться в Кейп-Корал к четвергу. Когда налетел шторм, связь с ними прервалась. Родственники и друзья сообщили об их исчезновении службе береговой охраны, после чего на поиски пропавших были брошены катера и самолеты. Береговая охрана делала все возможное. Ничего больше известно не было, но было понятно, что дело плохо. Кейти совсем расквасилась. Подобные истории всегда расстраивали ее до слез. Она позвонила мужу:

— Роб и Уолт уезжают.

— Серьезно? Уолт хочет уехать?

Для Зейтуна Уолт был непререкаемым авторитетом практически в любом вопросе.

У Кейти мелькнула надежда, что теперь-то Зейтун перестанет упрямиться.

— Я слышала, осадки — двадцать пять дюймов.

Молчание на другом конце провода. Кейти это не остановило:

— Волны — двадцать пять футов.

Зейтун сменил тему разговора:

— Тебе удалось договориться с Деклерками насчет той краски?

Кейти сказала, что да, и спросила, слышал ли он про пропавшую в Заливе семью. Зейтун ничего про это не знал, и тогда она на одном дыхании выложила ему всю информацию про крохотную яхту, сметенную ураганом. Сказала, им грозит та же беда, если они не уберутся с его пути.

— Кейти, мы же не в море.

Значительную часть из десяти лет Зейтун прослужил на торговых судах, перевозивших все подряд, от фруктов до нефти. Был и матросом, и механиком, и рыболовом, побывал, кажется, везде — от Кейптауна до Японии. И все это время Ахмад, его старший брат, твердил ему: «Моряк закинет якорь или в гостеприимном порту, или рядом с подходящей женщиной». В 1988 году Зейтун добрался до Соединенных Штатов на борту танкера, перевозившего нефть из Саудовской Аравии в Хьюстон. Свою первую работу в Америке — в небольшой строительной компании — он нашел в Батон-Руже; там же познакомился с другим Ахмадом, ливанцем по происхождению, который стал его закадычным другом и… по совместительству — свахой, поскольку познакомил Зейтуна с его будущей женой.

Ахмад работал на бензозаправочной станции, где Зейтун делал ремонт. У них были общие корни, и это их сблизило. Однажды Зейтун поинтересовался, нет ли у Ахмада на примете знакомой молодой одинокой женщины, которая могла бы ему подойти. Сам Ахмад был женат на американской японке по имени Юко, перешедшей в ислам. Оказалось, что у Юко есть незамужняя близкая подруга. Однако Ахмад был против знакомства: он симпатизировал Зейтуну, доверял ему и хотел помочь, но уже давно приметил эту девушку для другого своего приятеля. Правда, если у тех ничего не получится, пообещал Ахмад, он обязательно познакомит Зейтуна с подругой Юко. Зейтун вынужден был согласиться на его условия, но его ужасно заинтриговало, что это за женщина, к которой Ахмад относится с таким уважением, что даже имени ее не захотел назвать.

В тот год Зейтун решил во что бы то ни стало жениться. Друзьям и родным он объявил, что ищет простую мусульманскую женщину, мечтающую о создании семьи. Зная Зейтуна как человека основательного и работящего, они предложили ему сразу несколько кандидатур: он слетал в Нью-Йорк познакомиться с дочерью знакомого; отправился в Оклахому на встречу с двоюродной сестрой приятеля; сгонял в Алабаму на свидание с сестрой сослуживца.

Тем временем подругу Юко свели с приятелем Ахмада. Они встречались несколько месяцев, но потом расстались. Ахмад, как и обещал, известил Зейтуна, что девушка опять свободна, и только тогда назвал ее имя: Кейти. Зейтун уточнил:

— Кейти? — Женщины-мусульманки с таким именем встречались крайне редко. — Кейти. А как дальше?

— Кейти Делфайн.

— Она, что, американка?

— Да, местная. Из Батон-Ружа. Она приняла ислам.

Хм, с каждым разом все интереснее: только очень храбрая и уверенная в собственных силах женщина отважится на такой шаг!

— Должен тебя предупредить, — продолжал Ахмад, — она была замужем, у нее двухлетний сын.

Но это не охладило пыл Зейтуна.

— Когда я могу ее увидеть? — спросил он. Ахмад дал ему адрес мебельного магазина, где работала Кейти. Зейтун решил, что он подъедет к магазину и, не выходя из машины, незаметно за ней понаблюдает. «В Джебле так принято», — объяснил он другу. Ему не хотелось что-либо предпринимать или обнаруживать свои намерения, прося кого-нибудь их познакомить, пока он сам ее не увидит. У него на родине все мужчины так и поступали: сначала надо понаблюдать издалека, расспросить, собрать информацию и только потом уже встретиться. Зейтун не хотел никому причинять ни обид, ни разочарований.

Как-то под вечер, часов около пяти, Зейтун припарковался на стоянке перед мебельным магазином, чтобы поглядеть на Кейти, чья смена как раз заканчивалась. Он только-только заглушил мотор, как из дверей магазина стремительной походкой вышла молодая женщина в джинсах и хиджабе. Она была очень хороша собой и очень молода. Заправив пряди волос под платок, она окинула взглядом парковку и продолжила свой путь. В каждом ее движении чувствовалась сила и уверенность, она энергично размахивала руками, будто сушила наманикюренные ногти. Вдруг на губах у нее мелькнула улыбка, словно она вспомнила что-то забавное. С чего бы это? — гадал Зейтун. Кейти и впрямь оказалась красавицей: светлое лицо и широкая, застенчивая, необыкновенно притягательная улыбка. Все бы отдал, чтобы эта улыбка предназначалась мне, подумал Зейтун. Хочу быть единственным, кому она так улыбается. Только мне и больше никому. Чем ближе к нему девушка подходила, тем больше она ему нравилась. Он был сражен.

Расстояние между ними стремительно сокращалось. Кейти шла прямиком к его машине. Откуда она могла знать, что он приедет за ней подглядывать? Как такое возможно? Разве что ее кто-то предупредил… Ахмад? Юко? Кейти уже была рядом с машиной. Он выглядит, как полный идиот. Почему она направилась прямо к нему? Он еще не готов с ней знакомиться.

Зейтун не придумал ничего лучшего, чем пригнуться. Скорчившись под передней панелью, он ждал, затаив дыхание. Аллах, взмолился он про себя, ну, пожалуйста. Что теперь будет? Она пройдет мимо или захочет взглянуть на человека, пытающегося от нее спрятаться? Он наверняка ужасно смешон!

Но Кейти, как оказалось, и не подозревала, что под рулем соседнего автомобиля прячется незнакомый мужчина. Просто Зейтун случайно припарковался рядом. Она отперла дверь своей машины, села и уехала.

Зейтун немного подождал, потом выпрямился и, с облегчением вздохнув, постарался унять бешено колотящееся сердце.

— Я хочу с ней познакомиться, — объявил он Ахмаду.

Они договорились собраться дома у Ахмада и Юко. Ужин с друзьями. Будут дети хозяев и сын Кейти, Закари. Ничего особенного, просто повод поболтать, а Кейти наконец увидит мужчину, который так ею интересовался.

Кейти понравились глаза Зейтуна, красивое, темно-золотистого цвета лицо. Но он показался ей слишком консервативным, да и разница в возрасте смущала. Его тридцать четыре против ее двадцати одного — хотелось, чтобы муж был помоложе… Кроме того, после развода прошло всего два года — слишком короткий срок, чтобы начать все заново. Пока что она прекрасно обходилась без мужчины. Ее не пугало, что Закари рос без отца, у нее с сыном сложился хорошо отлаженный тандем, в котором третий был бы лишним. Наученная горьким опытом первого замужества, Кейти не имела права повторять эксперимент.

Когда Зейтун уехал домой, Кейти сказала Юко, что он ей понравился, но, пожалуй, они не пара.

В течение последующих двух лет Зейтун и Кейти изредка встречались у общих знакомых. В основном — на барбекю у Ахмада и Юко, но Зейтун из уважения к Кейти — не хотел ставить ее в неловкое положение — всегда уезжал, как только та приезжала. Он продолжал спрашивать про нее и примерно раз в год просил Юко ненавязчиво поинтересоваться, не передумала ли Кейти.

Между тем взгляды Кейти постепенно стали меняться. Сын подрастал, и она чувствовала себя перед ним виноватой. На прогулках с Закари в парке она наблюдала, как другие дети играют со своими папами, и думала, не эгоистично ли поступает — ведь мальчику нужен отец. Имеет ли она право лишать сына возможности появления в его жизни человека, который заменит ему отца? Не то чтобы она готова была выскочить замуж, но мысли о браке зашевелились у нее в голове. Время шло, Закари исполнилось три, потом — четыре. Кейти созрела.

Кейти позвонила Зейтуну после обеда.

— Давай еще немного подождем, — сказал он.

— Я звоню по другому поводу.

Клиентка с Западного берега попросила перекрасить ванную комнату.

— Серьезно? Мы ведь только-только закончили.

— Ей не нравится цвет.

— Я ее предупреждал. Ядовито-оранжевый.

— Теперь она с тобой согласна.

— Ну ладно, тогда я поехал.

— Не торопись.

— Кейти, ты уж реши: ехать мне или нет?!

— Я просто не хочу, чтобы ты гнал как сумасшедший, — сказала Кейти. Она всегда волновалась, когда Зейтун был за рулем, а тут еще ураган приближается! Пусть он и считал себя неплохим водителем, но, сидя у него в машине, Кейти превращалась в комок нервов.

— Кейти, ну послушай… — начал Зейтун.

— Я нервничаю, когда ты за рулем!

— Позволь задать тебе вопрос… — не сдавался Зейтун, и Кейти поняла, что муж оседлал своего любимого конька. — Предположим, среднестатистический человек каждый день проводит за рулем два часа и получает два штрафа в год. Я езжу около шести часов каждый день. Как ты думаешь, сколько штрафов я должен получать? Нет, ты мне ответь, сколько?

— Я просто тебе говорю, что волнуюсь…

— Кейти, я получаю только два-три штрафа в год! Я знавал одного таксиста в Нью-Йорке… Он работал тридцать лет без лицензии, у него…

Но Кейти не желала слушать про нью-йоркского таксиста:

— Я просто тебе говорю…

— Эх, Кейти, Кейти… У нас в Сирии есть поговорка: «Дурак говорит, а мудрый — слушает».

— Ну, говоришь-то всегда ты…

Зейтун расхохотался. Кейти всегда брала верх.

— Я позвоню попозже, — сказала Кейти.

Зейтун отправился на Западный берег к хозяйке ядовито-оранжевой ванной. Он старался не реагировать на непостоянство вкусов своих клиентов; умение ладить с людьми было частью его работы, и если бы он выходил из себя всякий раз, когда клиенты что-то меняли, то давным-давно бы уже разорился. Зато скучать никогда не приходилось. Он вынужден был считаться с вкусами клиентов, а они у них были разные, у каждого свои предпочтения, будь то источник света, занавески или ковер. Можно было не сомневаться: клиент поразмышляет, прикинет и… решит все переделать.

Как ни странно, наиболее замысловатые требования поступали от самых обыкновенных, на первый взгляд, людей. Как-то раз позвонила одна дама, лет шестидесяти, из старинной южной аристократической семьи. Она дружелюбно пощебетала с Кейти, по выговору распознав в ней местную. Но едва малярная бригада появилась у нее на пороге, дама тут же связалась с Кейти и сообщила, что ей не нравятся рабочие. Кейти спросила, чем они ее не устраивают.

— Они слишком темные, — заявила клиентка. — Я хочу, чтобы в моем доме работали только белые.

Это прозвучало так, будто она выбирала заправку для салата.

— Белые?! — рассмеялась Кейти. — Увы, белые у нас давно закончились.

Кейти удалось убедить клиентку, что все рабочие, в данном случае латиноамериканцы, опытные профессионалы и что та останется довольна. Аристократка нехотя согласилась, но продолжала регулярно названивать Кейти. Однажды она заявила, что один рабочий, Эктор, слишком невысок, чтобы быть маляром (Эктор был более шести футов ростом). Когда до нее дошло, что, сколько ни жалуйся, выклянчить бригаду из высоких представителей белой расы не удастся, она смирилась и просто постоянно проверяла, как работают смуглые маляры.

Бывало, конечно, когда потенциальные клиенты отворачивались от них, услышав фамилию Зейтуна. Позвонят уточнить расценки на работу и поинтересуются, что это за фамилия такая, Зейтун, откуда он родом. «Он сириец», — объясняла им Кейти. В ответ, после долгой или короткой паузы, звучало: «Хм, извините…» Такое случалось редко, но все же случалось.

Кейти рассказывала Зейтуну про подобные случаи — но только не за ужином, иногда — скрывала. Обычно он отмахивался, но подчас его это сильно задевало. Старался расстраиваться из-за таких американцев не больше, чем отец из-за своих детей, в чем-то не оправдавших его надежд. Зейтун сроднился с Америкой, искренне восхищался этой страной и ценил возможности, которые она давала своим гражданам, — так почему же не все американцы на высоте? Стоило Кейти завести вечером разговор на подобную тему, на спокойном ужине можно было поставить крест. Для начала Зейтун вставал на защиту живущих в Америке мусульман и затем развивал этот тезис. После террористических актов в Нью-Йорке, говорил он, каждый раз, когда мусульманин совершал преступление, неизменно, к месту и не к месту, заходила речь о его вере. Когда преступление совершает христианин, никто не говорит про его религию! А если в аэропорту задержат христианина, пытавшегося пронести на борт самолета оружие, то разве западному миру сообщат, что вот-де христианин арестован и его допрашивает полиция?! А что скажут про афроамериканца? Когда преступление совершит чернокожий, первым делом в новостях объявляют: «Сегодня арестован афроамериканец…» А если преступник — американец немецкого происхождения? Или англосакс? Если лавчонку ограбит белый, кто-нибудь упомянет, что его предки родом из Шотландии? В подобных случаях о происхождении речи не идет.

Зейтун традиционно заканчивал тираду цитатой из Корана:

О вы, которые уверовали! Будьте стойки в справедливости, свидетельствуя перед Аллахом, если даже свидетельство будет против вас самих, ваших родителей или родственников. Будет ли тяжущийся богатым или бедным, Аллах рассудит их наилучшим образом. Будьте беспристрастны, в противном случае вы отступите от справедливости. Если же вы уклонитесь от справедливости и отвергнете ее, то ведь Аллах ведает о том, что вы творите.

Всякий раз Кейти удивлялась, как хорошо он знал Коран и как молниеносно мог процитировать подходящий кусок. И все же, к чему эти речи за ужином?! Кто спорит, детям не мешает знать про национальные предубеждения и предрассудки, но стоит ли так заводиться после тяжелого рабочего дня, так сильно расстраиваться? Правда, выговорившись, Зейтун успокаивался и даже шутил. Единственное, чего он никогда не мог стерпеть, так это хамского отношения клиентов к Кейти.

Однажды они получили заказ от жены доктора. Это была красивая, ухоженная, стройная молодая женщина. Поначалу все шло хорошо, они обо всем договорились, и Зейтун послал к ним в дом бригаду из трех человек покрасить лестницу и гостевую спальню. Хозяйка предупредила Зейтуна, что они с мужем ожидают гостей и потому надо успеть все покрасить за пять дней. Зейтун пообещал, что, хоть время и поджимает, они справятся. Клиентка пришла в восторг — ведь никто больше не брался сделать эту работу за такой короткий срок.

Увидев, как быстро и хорошо работает бригада, она спросила, нельзя ли заодно покрасить кабинет мужа и спальню дочери. Зейтун прислал еще несколько маляров. Хозяйка продолжала подкидывать им работу — в частности, она хотела перекрасить ванную и положить новый кафель, — а рабочие Зейтуна продолжали быстро исполнять ее заказы.

Но, как оказалось, недостаточно быстро. На третий день расстроенная до слез Кейти связалась с Зейтуном. Клиентка четыре раза подряд звонила в офис, ругалась последними словами, кричала, что дом не готов к приему гостей, которые приезжают через два дня. Кейти попыталась ее урезонить, напомнив, что первоначальный заказ — покраска гостевой спальни и лестницы — давным-давно выполнен. Но клиентка и слушать ничего не желала. Ей хотелось, чтобы все работы — семь комнат и бессчетное число мелких переделок — были закончены за пять дней. Ей хотелось, чтобы за эти пять дней они выполнили объем работ в три раза больше запланированных.

Кейти пробовала ей объяснить, что они вовсе не обещали вместе с дополнительной работой уложиться в пять дней, подобный график нереален, ни одна компания, даже такая хорошая, как их «Ремонтно-подрядные работы», не может управиться за столь короткий срок. Но клиентка была вне себя: она хамила, бросала трубку, снова звонила и снова бросала, грубила, кричала и оскорбляла Кейти.

Вся в слезах, Кейти позвонила на сотовый Зейтуну, который в это время ехал на другой объект в противоположном конце города. Не дослушав жену, он развернулся и понесся на максимально допустимой скорости к дому доктора. Добравшись, спокойно вошел внутрь и объявил рабочим, чтобы они сворачивались. Через десять минут, покидав стремянки, кисти, пленку и краски в кузов его пикапа, все разъехались.

Зейтун как раз сдавал назад, когда муж клиентки подбежал к машине и спросил, в чем дело, что случилось. Зейтун был так зол, что не мог подобрать английские слова. Может, и к лучшему, что он промолчал. Только через несколько секунд сумел выдавить из себя, что никому не позволит грубить его жене и что прекращает работу, пусть обходятся сами. И на прощание пожелал им удачи.

Как-то раз, начиная работу в доме с ядовито-оранжевой ванной комнатой, Зейтун вызвал Кейти, чтобы она просмотрела смету на материалы, которые им понадобятся. Оглядев ванную — от жгучего цвета стен слезились глаза, — Зейтун обратил внимание на огромную старинную чугунную ванну на львиных лапах, недавно приобретенную хозяевами.

— Здоровущая, но зато какая красивая, правда?! — сказала Кейти.

— Прямо как ты! — пошутил Зейтун.

— Смейся, смейся, голубчик, — парировала Кейти. — Я-то могу сбросить вес, а вот ты волосы на лысине уже не отрастишь.

Когда они только познакомились, Кейти строго следила за своим весом и была худая, как палка. В детстве она считалась толстушкой; в юности то набирала, то скидывала вес, переходя от переедания к строгой диете и обратно. Когда они с Зейтуном поженились, он настоял, чтобы она перестала тревожиться о весе и ела, как все нормальные люди. Кейти последовала совету мужа и, как сама позже шутила, зашла слишком далеко. «Спасибо Аллаху, только абайя меня и спасает», — говорила она друзьям. Если ей было недосуг или не заботило, как она будет выглядеть, Кейти надевала исламское традиционное одеяние абайю: длинное, до пят, свободного покроя платье. Оно и сидело хорошо, и скрывало недостатки фигуры.

В дверь постучали. На пороге стоял Мелвин, маляр из Гватемалы. Он пришел за зарплатой, хотя была еще только пятница.

Зейтун всегда старался платить своим работникам хорошо и вовремя, руководствуясь словами пророка Мухаммеда: «Заплати работнику до того, как высохнет пот на его лице». По этому принципу они с Кейти построили и вели свой бизнес, и их работники это знали. Однако жалованье Зейтун предпочитал выдавать в воскресенье или понедельник: многие, получив деньги в пятницу, исчезали на все выходные. А вот доброе сердце Кейти таяло при виде мокрых от пота, обсыпанных желтой древесной пылью парней с ободранными до крови костяшками пальцев, и, соответственно, таяла ее решимость задержать выплату хотя бы на час.

— Только не говори Зейтуну, — предупредила она Мелвина, выписывая ему чек.

Кейти включила телевизор и пощелкала пультом: везде только и говорили, что про ураган.

Пока никаких изменений: «Катрина» продолжала двигаться в направлении Нового Орлеана, и сила ее не ослабевала. Из-за небольшой скорости урагана, около восьми миль в час, непрерывный ветер уже произвел и продолжал производить катастрофические разрушения на своем пути.

Кейти оставила телевизор включенным, но не особенно прислушивалась, пока не уловила слова «семья из пяти человек». Речь шла о той самой семье, которая пропала в Мексиканском заливе. Ох нет, взмолилась про себя Кейти, только не это! Она сделала звук погромче. Их пока так и не нашли. Отца семейства звали Эд Ларсен, он работал прорабом на стройке. Что за шутки, подумала Кейти. Эд взял недельный отпуск и со своей семьей отправился в плавание на принадлежащей им яхте. Связь с ними прервалась на обратном пути в Кейп-Корал. С Эдом на борту находились его жена и трое детей. Они спешили домой, куда уже съехались родственники на традиционную ежегодную встречу. Не дождавшись их, родные поняли, что случилась беда, что Ларсены пропали, и семейный праздник превратился в мрачное ожидание, наполненное тревогой и молитвами.

Кейти потеряла самообладание и позвонила мужу:

— Надо уезжать.

— Погоди, не спеши. Давай еще немного подождем.

— Прошу тебя…

— Серьезно? Тогда вы поезжайте.

Раньше, в преддверии ураганов, Кейти часто увозила детей к родным на север. Но на этот раз она надеялась, что уезжать не придется: у детей были планы на выходные, самой Кейти не мешало бы поработать в офисе, к тому же она ужасно уставала от этих поездок.

За редким исключением — не важно, убегали ли они от урагана или отправлялись проветриться на выходные, — Кейти с детьми путешествовали без Зейтуна. Ее муж не умел заставить себя забыть о бизнесе, не мог расслабиться. После многих лет работы без выходных и без отпуска терпению Кейти пришел конец, и она пригрозила Зейтуну, что как-нибудь вечером в пятницу просто погрузит детей в машину и увезет во Флориду, и плевать, с ним или без него. Сначала Зейтун ей не поверил. Неужели она решится на такое?

Кейти не только решилась, но и выполнила свою угрозу. В одну из пятниц, во второй половине дня, Зейтун по дороге на очередной объект заскочил домой. Он хотел проведать детей, сменить рубашку, заодно забрать кое-какие бумаги. Подъехав к дому, он увидел, как Кейти грузит что-то в минивэн. Две младшие дочки уже сидели сзади, пристегнутые в своих креслицах.

— Вы куда собрались? — спросил он.

— Я тебя предупреждала. С тобой или без тебя, но мы едем.

Оказалось, они отправляются в Дестин, курортный городок во Флориде на берегу Мексиканского залива в четырех часах езды от Нового Орлеана. Популярное место с тянущимися на многие мили пляжами, белым песком и прозрачной водой.

— Пап, поехали с нами! — стала упрашивать его Надима. Она как раз вышла из дому, нагруженная масками, трубками и ластами.

Зейтун был настолько ошарашен, что даже не нашелся что сказать. Ему надо было закончить миллион дел. В одном из сданных ими в аренду домов прорвало водопроводную трубу. Как он может все бросить?

Надима забралась на переднее сиденье и пристегнулась.

— Пока-пока, — сказала ему Кейти, заводя мотор. — До воскресенья.

И они уехали. Девочки помахали ему на прощание.

После того случая Зейтун больше не рисковал испытывать терпение жены, раз и навсегда убедившись в серьезности ее намерений. Кейти обсуждала с мужем планы на отпуск, а решать, поедет он с ними, например, во Флориду, предоставляла ему самому. Она с девочками довольно часто отдыхала в Дестине, и пару раз Зейтун их сопровождал. Правда, он до последней минуты не мог решить, ехать ему или нет. Однажды Кейти завозилась со сборами, а Зейтун все колебался и даже еще не упаковал свои вещи. Он вышел из дому, когда она уже отъезжала.

— Сейчас или никогда, — бросила Кейти, слегка притормозив.

Ему ничего не оставалось, как на ходу запрыгнуть в машину. Девочки захихикали. Смешно было видеть отца, пристроившегося на заднем сиденье, грязного и взмокшего от напряжения — принять решение было не легче, чем проработать целый день на жаре. Приехав во Флориду, Зейтун отправился в магазин покупать себе плавки и прочие пляжные принадлежности.

Кейти очень гордилась, что раз в год ей удается вытащить Зейтуна на море. Впрочем, Зейтун особенно и не протестовал: до Дестина рукой подать, в случае чего можно в любой момент вернуться в Новый Орлеан, что, кстати, не раз случалось, когда возникали проблемы на работе.

В конце 2001 года Кейти решила: пора отправляться в настоящий отпуск, пусть даже ей придется принять радикальные меры, вплоть до похищения Зейтуна. За все восемь (на тот момент) лет их совместной жизни Зейтун ни разу не позволял себе отдыхать больше двух дней подряд.

И Кейти начала планировать традиционную поездку на выходные в Дестин. Она рассчитала, что лучшее время для отпуска — уик-энд после Рождества: в конце декабря и всю первую неделю января заказов почти не бывало. Зейтун, как всегда, тянул кота за хвост, и Кейти, зная привычки мужа, сама упаковала его вещи в сумку и спрятала подальше в багажник своего минивэна. Поскольку она убедила его, что в работе наступило небольшое затишье, Зейтун, хоть и в последнюю минуту, решил к ним присоединиться. Кейти сказала, что сама поведет машину, а он был такой уставший, что согласился. Кейти заранее посвятила детей в свои планы и предупредила, чтобы не шумели; действительно, Зейтун как сел в машину, так сразу же и заснул, свесив голову и полуоткрыв рот. Дестин проехали, не останавливаясь, и покатили дальше, на запад. Когда Зейтун время от времени просыпался, Кейти говорила ему, что они уже почти доехали и пусть он еще немного поспит — и он (очень уж был усталый) действительно засыпал, ей на радость. Так продолжалось, пока Зейтун не сообразил, что увезли его на край света, а вовсе не в Дестин. Было это в часе езды от Майами — вся дорога заняла семнадцать часов. Кейти выбрала Майами после того, как прочитала в интернете, что на ближайшей неделе там будет стоять самая теплая во всей Америке погода. Увезти Зейтуна подальше от дома и вырвать из рабочей круговерти на целую неделю было единственным способом заставить его по-настоящему отдохнуть. Позже, вспоминая, на какие ухищрения ей пришлось пойти и как хорошо все получилось, Кейти довольно улыбалась. Брак — такой же механизм, как любой другой, и она умела им управлять.

Приблизительно в половине третьего Зейтуну снова позвонил Ахмад. Он все еще сидел перед компьютером у себя в Испании, отслеживая траекторию движения урагана.

— Вы в опасности, — сообщил он.

Зейтун обещал не терять бдительности.

— Только представь, какие поднимутся волны.

Зейтун повторил, что внимательно следит за происходящим.

— Почему бы не уехать, на всякий случай?!

Кейти решила, что заскочит в магазин перед тем, как забрать детей из школы. Лучше запастись всем необходимым заранее, чем ждать, пока опустеют полки.

Кейти подошла к зеркалу, поправила хиджаб, почистила зубы и поехала за продуктами. Не то чтобы она из-за этого переживала, но любая поездка за продуктами или в торговый центр могла грозить неприятностями. Частота таких инцидентов отчасти зависела от текущих событий, от сиюминутного отношения общества к мусульманскому населению. Сразу после событий одиннадцатого сентября в стране всколыхнулась волна ненависти к мусульманам, постепенно страсти улеглись, но в 2004 году в Луизиане произошло событие, подлившее масло в огонь. Школьный учитель истории в округе Западный Джефферсон изводил постоянными придирками десятиклассницу иракского происхождения: то он называл Ирак «страной третьего мира», то высказывал опасение, что девушка «сбросит бомбу на Америку», если вдруг вернется на родину. В феврале того же года, раздавая контрольные работы, этот учитель сдернул с ее головы хиджаб и заявил: «Надеюсь, Бог тебя покарает. Вернее, Аллах тебя покарает». Этот случай получил широкую огласку в прессе. Девушка подала на учителя в суд, суперинтендент[4] округа порекомендовал его уволить. Но школьный совет решил по-своему: учителя на несколько недель отстранили от работы, а потом он вернулся в школу.

После этого инцидента в Луизиане участились нападки на мусульман. Кейти понимала, что подставляет себя под удар, появляясь в общественных местах в хиджабе. Среди подростков и некоторых взрослых, по умственному развитию не сильно отличающихся от первых, вошло в моду новое развлечение — подкрасться к женщине в платке, сдернуть его и убежать.

Однажды такое случилось с Кейти. Кейти и ее подруга Асма отправились в магазин за покупками. Асма, хоть и была мусульманкой, хиджаб не носила. Она родилась в Алжире, прожила в Америке двадцать лет; обычно ее принимали за испанку. Кейти и Асма вышли из торгового центра и остановились на тротуаре; Кейти пыталась вспомнить, где она запарковала машину, и, прищурившись, рассматривала ряды блестящих на солнце автомобилей, как вдруг Асма, бросив на нее странный взгляд, прошептала: «Кейти, осторожно, у тебя за спиной…»

Девчонка лет пятнадцати прячется сзади, тянет руку, вот-вот сорвет хиджаб…

Кейти тряхнула головой и рявкнула: «Нарываешься на неприятности?»

Девчонка испуганно отпрянула и присоединилась к группе подростков, наблюдавших за происходящим. Оказавшись среди друзей, она грязно выругалась по адресу Кейти. Друзья рассмеялись и принялись изощренно материться.

Им и в голову не пришло, что Кейти отплатит той же монетой. Они-то думали, что эта покорная, как и подобает мусульманке, женщина, стесняющаяся своего английского, позволит им безнаказанно сорвать с себя платок. Но Кейти на одном дыхании выпустила залп крепких словечек, отчего подростки застыли как вкопанные, потеряв дар речи.

По дороге домой Кейти долго не могла оправиться от шока. В ее окружении не стеснялись в выражениях, да и сама она прилично поднаторела в искусстве сквернословия, но, после того как стала матерью и приняла ислам, выругалась, может быть, раза два, не больше. Однако этих подростков стоило проучить, Кейти просто обязана была это сделать.

После атаки на Всемирный торговый центр она обратила внимание, что женщину в хиджабе редко увидишь на улице. Скорее всего, решила Кейти, они прячутся и выходят из дому только по крайней нужде. В конце сентября в аптеке «Уолгринс» она наткнулась на одну такую женщину, подбежала к ней, взяла ее руки в свои и сказала: «Салям алейкум». Женщина-врач, учившаяся в ординатуре Тулейнского университета, призналась, что тоже у себя на родине чувствует себя изгнанницей. Неудивительно, что они так друг другу обрадовались! В тот августовский день поездка в продуктовый магазин прошла без происшествий. На обратном пути Кейти забрала девочек из школы. Надима сразу же спросила:

— Мам, ты слышала про ураган?

— Он движется на нас, — добавила сзади Сафия.

— Мы уезжаем? — продолжала допрашивать Надима.

Кейти знала, к чему они клонят: детям очень хочется съездить к кому-нибудь из двоюродных братьев и сестер, живущих в Миссисипи или в Батон-Руже. Устроить такие короткие каникулы, всего на пару дней, с ночевкой. Вдруг в понедельник школа будет закрыта — надо же будет привести город в порядок. Наверняка дети на это рассчитывали, Кейти прекрасно их понимала.

Домой они приехали около пяти. По всем каналам передавали последние новости про «Катрину». Показывали гигантские волны, вырванные с корнем деревья, целые городки, затянутые серой пеленой проливного дождя. Национальный центр по наблюдению за ураганами предупреждал, что скоро «Катрину» переведут в разряд ураганов третьей категории. Губернатор Кэтлин Бланко провела пресс-конференцию, на которой объявила о введении в Луизиане режима чрезвычайной ситуации. То же самое сделал губернатор штата Миссисипи Хейли Барбур. Пристроившись на подлокотнике дивана, растерянная Кейти не могла оторваться от телевизора. Время приближалось к шести, но ей было не до ужина. Она позвонила Зейтуну:

— Ты не мог бы по дороге домой заскочить в «Попай»[5]?

Надима расстелила скатерть и положила салфетки, Сафия и Аиша поставили стаканы и разложили столовые приборы. Кейти быстренько нарезала салат и налила детям молока, а себе и Зейтуну — апельсинового сока.

Приехал Зейтун с кусками жареного цыпленка в коробке, принял душ, и семья села ужинать. «Чтобы все было съедено», — заворчал отец на девочек, увидев, как они ковыряются в тарелках, оставляя большую часть еды нетронутой. За много лет Зейтун научился закрывать на это глаза, но иногда такой перевод продуктов безумно его раздражал. Если бы только продуктов… В детстве в Сирии он часто слышал поговорку: «Что легко дается, то легко выбрасывается». В Америке все так поступали, и дело было даже не в благосостоянии (какое уж в Новом Орлеане всеобщее благосостояние!), а в том, что люди привыкли относиться к вещам без должного уважения и менять их по малейшей прихоти. Зейтун стремился воспитать в своих детях уважение к труду и к плодам своего и чужого труда, однако не мог не понимать, что они растут в совершенно иных условиях, в другом обществе, в другой культуре. Ему родители с малых лет внушали, что Аллах ненавидит расточительность, на которую, наряду с убийством и разводом, распространяется один из трех величайших запретов. Именно это разрушительно для общества.

После ужина дочки спросили, нельзя ли еще раз посмотреть «Гордость и предубеждение». Зейтун ничего не имел против — как-никак пятница, в школу завтра не идти, но присоединиться к ним отказался. Фильм ему понравился, но смотреть его каждый вечер?! Нет уж, увольте. Всю последнюю неделю по вечерам они с Закари спешили покинуть гостиную и занимались своими делами — чем угодно. Кейти же не пропустила ни одной серии; вот и сейчас они все улеглись на диване, готовясь проливать слезы в хорошо им известных местах фильма. Зейтун покачал головой и отправился на кухню ремонтировать расшатавшуюся дверцу шкафчика.

Весь вечер они то и дело останавливали фильм, чтобы посмотреть новости про траекторию и силу «Катрины». Пока ураган неторопливо продвигался к заливу, скорость ветра не превышала ста миль в час. Чем дольше «Катрина» задерживалась над каким-нибудь районом, тем больше разрушений причиняла. Новости были ужасные: Кейти чуть не выключила телевизор, когда увидела фотографию давешней семьи из пяти человек. Решив, что они погибли, она приготовилась месяц-другой переживать и жалеть людей, собравшихся на традиционный семейный праздник, а вместо этого оплакивающих потерю сразу пятерых близких… Но тут до нее дошло, что семья выжила. Она увеличила громкость. Их нашли. Оказалось, они пристали к мангровому острову в районе архипелага «Десять тысяч островов» и пересидели ураган в каюте яхты, молясь о спасении и по очереди вылезая наверх в надежде увидеть, что небеса послали им спасение. Пару часов назад их заметила береговая охрана и сняла с яхты. Семья из пяти человек была спасена.

Некоторое время спустя, пожелав Закари спокойной ночи, Кейти пришла в спальню к девочкам и прилегла на кровать Надимы. Дочки пристроились рядом — тут же образовалась куча мала из ног, рук и подушек. Кейти спросила: «Кто хочет начать?» Сафия начала рассказывать про Покемона, который нередко становился героем их коллективных историй. После того как Аиша представила главное действующее лицо, Сафия обрисовала место событий и изложила основную коллизию, а затем подключилась Надима. Девочки сменяли друг дружку, придумывая все новые детали, пока их не сморил сон. Первой уснула Аиша, следом задремали Сафия и Надима. Кейти подняла глаза и увидела стоящего на пороге мужа. Зейтун, прислонившись к дверному косяку, молчаливо за ними наблюдал. Он не раз так делал, просто смотрел и не мог налюбоваться этой невероятной красоты картиной, от которой у любого отца разорвалось бы от счастья сердце.

Суббота, 27 августа

Зейтун и Кейти проснулись поздно, в начале девятого. По телевизору Майкл Браун, директор Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям, призывал жителей Нового Орлеана как можно быстрее покинуть город и уехать подальше от побережья. Национальный центр по наблюдению за ураганами объявил штормовое предупреждение для центральной части Луизианы и сообщил, что «Катрина» к тому времени, как доберется до суши, превратится в ураган пятой категории. В прошлом ураганы такой силы обрушивались на Соединенные Штаты всего три раза и ни разу — на Новый Орлеан.

— Дорогой, — сказала Кейти, — я думаю, нам надо уезжать.

— Вы поезжайте, — ответил Зейтун, — а я останусь.

— Зачем тебе оставаться?

Кейти заранее знала, что скажет ей в ответ муж. У них не та работа, чтобы просто закрыть офис на ключ и уехать. На такой шаг можно решиться только в самом крайнем случае — ведь, уехав, они оставят без присмотра всю свою собственность, дома, которые сдают в аренду. По всему городу работают их строительные бригады, мало ли что может случиться в отсутствие Зейтуна. Не дай бог, лестница упадет под напором ветра и повредит что-нибудь, клиенты им этого не спустят. Вот и еще один подводный камень собственного бизнеса.

Кейти все больше и больше склонялась к мысли уехать из города. Судя по новостям, «Катрина» обещала стать одним из самых разрушительных ураганов. Была отменена большая часть рейсов в Международном аэропорту имени Луи Армстронга. Национальная гвардия Луизианы призвала четыре тысячи резервистов. Кейти решила, что не имеет права рисковать жизнью детей.

Часам к десяти утра температура на улице поднялась до 35 градусов, воздух стал липким от влажности. Зейтун играл с детьми и Микеем, их собакой, во дворе. Кейти открыла дверь и спросила:

— Ты твердо решил остаться?

В глубине души Кейти надеялась, что муж поддастся на ее уговоры. Но она ошиблась.

— Что тебя тревожит? — спросил Зейтун.

По правде говоря, особой тревоги она не испытывала — вряд ли жизни мужа грозила опасность. Ее больше волновало, что во время и после урагана в городе будет царить хаос. Отключится электричество, дороги завалит всяким мусором, так что не пройти, не проехать. Ради чего идти на такие жертвы?

— Мы не можем бросить наш дом, — продолжил Зейтун. — И остальные дома. Представь, в крыше образуется дыра. Я заделаю — и все в порядке, а если нет, то дому конец.

Ближе к полудню мэр Рей Нэйгин и губернатор Бланко призвали жителей Нового Орлеана к добровольной эвакуации. Мэр также сообщил, что в крайнем случае крытый стадион «Супердоум» будет использован как временное укрытие. При упоминании «Супердоума» Кейти вздрогнула. Год назад, во время урагана «Айван», городские власти потерпели сокрушительное фиаско с этим злополучным стадионом: слишком много людей, слишком мало воды, продуктов и медикаментов. Так было и в 1998 году, во время урагана «Джордж». Кейти не могла поверить своим ушам: опять использовать этот стадион?! Может, конечно, они с прошлого раза чему-то научились и оснастили его всем необходимым? Такое тоже возможно, но Кейти не очень-то в это верила.

Она планировала выехать часа в четыре, как только все хайвеи откроют для движения в одну сторону — из города. К этому времени надо упаковаться и держать «хонду-одиссей» наготове. Но куда им ехать? Понятно, что все гостиницы в радиусе двухсот миль уже будут забиты. Надо решить, кому из родственников свалиться на голову. Первым делом Кейти подумала о своей сестре Энн, которая жила в Попларвилле, штат Миссисипи, но, позвонив ей, выяснила, что Энн сама собирается уехать. Дом сестры находился в зоне предполагаемого удара стихии, да к тому же стоял в окружении старых деревьев. Ураган вполне мог повалить какое-нибудь из них прямо на крышу, и Энн сомневалась, что им с Кейти стоит оставаться в доме.

Второй вариант — родительский дом в Батон-Руже, теперь принадлежавший ее брату Энди. Это был одноэтажный дом с тремя спальнями в пригороде. Энди много разъезжал, вот и сейчас он был в Гонконге, работал над каким-то строительным проектом. В его отсутствие две их сестры, Патти и Мэри Энн, переехали к нему. Кейти знала, что они не откажутся принять ее и детей, но хватит ли всем места в небольшом домике? Две сестры, четверо детей Патти, да пятеро Зейтунов — всего трое взрослых и восемь детей — на один дом, в котором наверняка во время шторма вышибет электричество.

С другой стороны, сестры давно не виделись, а тут такой шанс собраться вместе, пообщаться. Можно будет обедать в ресторане, пробежаться в Батон-Руже по магазинам. Кейти знала, что ее ребята будут двумя руками «за». Дети сестры, хоть и были постарше, хорошо с ними ладили, и потом, неужели компания из восьми детей не найдет, чем себя занять? Да, будет шумно и тесно… Тут Кейти поймала себя на мысли, что с нетерпением ждет этой встречи.

Весь день она старалась убедить Зейтуна поехать с ними. Когда раньше власти объявляли эвакуацию всего города? — вопрошала Кейти. — Разве это не причина, чтобы уехать?

Зейтун согласился, что ситуация нестандартная, но он и прежде никогда не уезжал, и сейчас не видит в том необходимости. Их двухэтажный дом стоит на высоком фундаменте, так что вряд ли ему понадобится отсиживаться на чердаке или на крыше. В худшем случае он поднимется на второй этаж. К тому же дом далеко от линии дамб, и ему не грозит подтопление. В восточной части города или в Нижнем девятом округе, где одноэтажные дома стоят сразу за плотинами, да, такая опасность существует, но уж точно не в их районе.

И вообще, сначала надо обеспечить безопасность на всех участках, где ведутся работы. Никто другой этого сделать не может, да он и просить не станет. Он уже распустил по домам всех рабочих и прорабов, чтобы они успели к своим семьям, пока не начались пробки на дорогах. Оставалось объехать все девять объектов, собрать инструменты и стройматериалы, что-то, если нужно, укрепить. Из прошлого опыта он знал, к чему может привести халатность: стремянки падают, бьют стекла и насквозь пробивают стены, инструменты разлетаются и повреждают мебель, краска растекается по газону и асфальту.

— Поеду-ка я, пожалуй, — сказал Зейтун.

Зейтун поочередно объезжал дома, где работали его бригады, и складывал стремянки, собирал кисти, инструменты, кафельную плитку, шпаклевку. Объехав половину объектов, он поспешил домой попрощаться с Кейти и детьми.

Кейти укладывала небольшие сумки и пакеты в багажник минивэна. Она собрала столько одежды, туалетных принадлежностей и продуктов, чтобы хватило на два дня, рассчитывая вернуться домой в понедельник вечером, после того как ураган придет и уйдет.

В машине работало радио. Мэр Нового Орлеана Нэйгин еще раз обратился к жителям с призывом покинуть город. Кейти отметила про себя, что об обязательной эвакуации речи не идет. Зейтун наверняка сочтет это подтверждением своей правоты. Она переключилась на другую радиостанцию: там предупреждали, что жители, решившие пересидеть ураган в городе, должны приготовиться к наводнению, так как возможны прорывы дамб. Под напором ураганного ветра волны в заливе могут вырасти до десяти-пятнадцати футов. Лучший совет всем храбрецам, остающимся дома, — держать наготове топор на случай, если придется прорубать лаз на крышу.

Подъехал Зейтун, припарковался на улице. Кейти не спускала с него глаз, пока он шел от машины к дому. Она никогда не сомневалась, что ее муж выйдет победителем из любой ситуации, но на этот раз у нее замирало сердце от страха. Она уезжает и бросает его одного, чтоб он рубил топором крышу?! Это какое-то безумие.

Они стояли у минивэна, как много раз в прошлом, когда она уезжала с детьми, а он оставался дома. Зейтун сказал:

— Вам лучше поторопиться, а не то попадете в пробку.

Кейти посмотрела на него и, неожиданно для нее самой, глаза ее вдруг наполнились слезами. Зейтун взял жену за руки:

— Ну что ты, что ты. Все будет в порядке. Раздули из мухи слона.

— Пока, папка! — прощебетала Аиша с заднего сиденья.

Дети, как по команде, замахали руками. Так было всегда: он стоит возле дома, дети машут ему на прощанье. Ничего нового. За прошедшие годы так бывало десятки раз, когда Кейти с детьми уезжали или отдохнуть, или спасаясь от очередного урагана, а Зейтун оставался присматривать за их домом и за домами соседей и клиентов по всему городу, которые доверяли ему ключи и все имущество.

— До понедельника, — сказал Зейтун.

Кейти вырулила на дорогу, понимая, что все они сошли с ума. Только ненормальные могут жить в Новом Орлеане, только ненормальные могут все бросить и бежать из дома, только ненормальные оставляют своих близких один на один со стихией.

Она помахала мужу рукой, дети — тоже. И Зейтун махал им вслед, пока машина не скрылась из виду.

Зейтун поехал доделывать свои дела. Было прохладно, низкое небо окрасилось в коричневато-серые тона. В городе царила невообразимая суматоха, все дороги были забиты машинами. Движение почти встало, чего Зейтун никак не ожидал: визг тормозов, гудение клаксонов, машины, проезжающие на красный свет. Чтобы объехать заторы, он выбирал кружные пути.

В центре сотни людей, нагруженные одеялами, чемоданами и мини-кулерами, тянулись к стадиону «Супердоум». Зейтун удивился. Предыдущие попытки использовать стадион в качестве пристанища заканчивались плачевно. Как строителя Зейтуна больше всего тревожило состояние крыши, выдержит ли она дикие порывы ветра и проливной дождь? Сам он ни за какие коврижки не согласился бы искать убежище на стадионе.

Да из-за чего весь сыр-бор? Такое и раньше бывало: несколько часов повоет ветер, свалит десяток деревьев, оторвет несколько досок, вода поднимется на пару футов — и вся недолга. Справиться с мелкими разрушениями труда не составит.

Зейтун был спокоен. Скоро большая часть жителей покинет Новый Орлеан, а он всегда себя хорошо чувствовал в опустевшем городе, по крайней мере, в первые пару дней. Объехав оставшиеся объекты и наведя там порядок, к шести уже был дома.

Кейти позвонила в половине седьмого.

Они застряли в пробке в нескольких милях от города. Мало того: запутавшись в карте и растерявшись от огромного количества машин на хайвее, она, вместо того чтобы съехать на трассу I-10, идущую на запад, прямиком в Батон-Руж, направилась на восток. Чтобы исправить ошибку, ей придется пересечь по мосту озеро Пончартрейн, сделать крюк в районе Слайдела и потом проехать еще полштата. Это займет не один час. Они только выехали, а она уже чувствует себя как загнанная лошадь.

Зейтун сидел дома перед телевизором, положив ноги на стол.

— А я тебе что говорил! — не удержался он.

По плану Кейти с детьми должна была приехать в Батон-Руж к ужину, но к семи часам вечера они преодолели меньше двадцати миль. На окраине Слайдела они завернули в «Бургер Кинг», купили чизбургеры и картошку фри и вернулись на хайвей. Немного погодя машину наполнил ужасный смрад.

— Чем это пахнет? — спросила Кейти. Девочки захихикали. Запах был невыносимый, фекальный. — Чем пахнет? — повторила Кейти. Девочки задыхались от смеха. Закари тряс головой.

— Это Микей, — смогла наконец выдавить одна из девочек и снова зашлась в неудержимом приступе хохота.

Оказалось, маленькие злодейки скормили псу несколько кусочков чизбургеров, от сыра собаку распирали газы, и она давно уже портила воздух.

— Ужас, какая вонь! — взвыла Кейти. Дети опять расхохотались, а несчастная собака забилась под заднее сиденье, где и продолжала страдать.

На выезде из Слайдела Кейти свернула на I-190 — по ее расчетам менее загруженную, но и там она увидела бесконечно длинную цепочку красных тормозных огней. Десять тысяч машин и двадцать тысяч фар, прикинула Кейти, и так, без перерыва, до самого Батон-Ружа. Не до конца осознавая масштаб и странность происходящего, она стала невольным участником великого исхода. Тысячи людей заполнили дороги, убегая от ветров и наводнения кто на север, кто на восток. У Кейти в голове крутилось только одно: где взять столько кроватей? На чем все эти люди будут спать? Нужны тысячи спальных мест. Она с тоской смотрела на каждый стоящий поблизости от дороги дом. Они не проделали еще и половины пути, а она уже на пределе сил.

Кейти вернулась мыслями к Зейтуну. Неужели ураган действительно такой, каким она его видела по телевизору: похож на белый круг пилы-циркулярки, надвигающийся прямиком на Новый Орлеан? На снимках со спутника город выглядел малюсенькой, по сравнению с ураганом, песчинкой, которой предстояло быть изрезанной безжалостной пилой. А там был ее муж — совсем один, в дощатом доме.

Зейтун опять позвонил в восемь вечера. За три часа, проведенные в пути, Кейти с детьми сумела доехать лишь до Ковингтона, отстоящего на пятьдесят миль от Нового Орлеана. Зейтун тем временем смотрел телевизор, слонялся по дому, наслаждался прохладным вечером.

— Лучше бы вы остались дома, — сказал он жене. — Здесь так спокойно…

— Ладно, умник, посмотрим, кто был прав, — ответила Кейти.

Несмотря на усталость, несмотря на то, что страдающая от газов псина сводила ее с ума, Кейти радовалась возможности провести несколько дней в Батон-Руже. Хотя сама понимала, что радоваться рано. Характеры у ее родных были не из легких, и любой визит мог, едва начавшись, быть безвозвратно испорчен. У нее было объяснение на этот счет: не все так просто. Она выросла в многодетной семье, постоянно сотрясаемой бурными ссорами, а уж когда перешла в ислам, проблем и непонимания только прибавилось.

Часто неприятности начинались с ее хиджаба. Не успеет Кейти приехать и выгрузить вещи, как кто-нибудь обязательно ляпнет: «Ну все, можешь снять это с головы». Прошло уже пятнадцать лет, как она стала мусульманкой, но родственники не унимались. В их понимании хиджаб можно было носить только по принуждению, только в обществе Зейтуна, для маскировки. И якобы только в семье Делфайнов Кейти может становиться самой собой, может расслабиться. Именно так было в прошлый их визит, когда мать не попросила, а приказала Кейти: «Снимай эту тряпку. Сходи куда-нибудь, развлекись».

Бывали, правда, минуты, когда материнская любовь брала верх над религиозной нетерпимостью. Когда-то Кейти в сопровождении матери пошла в отдел транспортных средств получать новые водительские права. Кейти была в хиджабе, который сразу же привлек к себе настороженные взгляды посетителей и служащих. К тому моменту, когда ее вызвали фотографироваться, только ленивый не посмотрел в ее сторону. Женщина-фотограф своих чувств не скрывала.

— Снимите это, — бросила она.

Кейти знала, что мусульманкам не возбраняется сниматься на документы в хиджабе, но не хотела затевать склоку и постаралась перевести все в шутку.

— У вас случайно нет расчески? — спросила она. — Не хочется выглядеть прилизанной на фото. — Кейти улыбалась, но женщина сверлила ее суровым взглядом. Кейти не сдавалась: — Серьезно, я сниму платок, мне только нужна расческа…

Вдруг мать с присущей ей энергией бросилась Кейти на помощь.

— Она имеет право носить платок! — закричала мать. — Хочет и носит!

И понеслось. Все, кто был в помещении, уставились на них; Кейти попыталась разрядить обстановку.

— Мама, не волнуйся, все в порядке. Правда, мам. Может, у тебя есть расческа?

Но мать, похоже, даже не слышала, что говорит дочь. Ее внимание было приковано к женщине с фотоаппаратом:

— Вы не можете заставить ее снять хиджаб! Это ее конституционное право!

В конце концов та ушла куда-то внутрь и вернулась с разрешением начальника сфотографировать Кейти в платке. Щелкнула вспышка, Кейти выдавила из себя улыбку.

Детство Кейти прошло в многолюдном шумном доме в Батон-Руже. Семья с девятью детьми жила в сравнительно небольшом одноэтажном доме. Дети спали по трое в комнате, на всех была одна ванная, за которую шли постоянные бои. Тем не менее им было хорошо. Или они так считали, не зная ничего другого. Район, где они жили, был приличный, заселенный рабочим людом, у всех вокруг были большие семьи. Задний двор родительского дома примыкал к забору средней школы. Учившаяся там Кейти в большом мультиэтническом коллективе чувствовала себя не в своей тарелке. Она и еще несколько учеников были там — в прямом смысле — белыми воронами. Кейти не давали проходу, ее дразнили, толкали, на нее постоянно пялились. Довольно скоро она научилась огрызаться и драться.

Начиная с шести лет, Кейти раз десять, а то и больше убегала из дома. И почти всегда — к своей подруге Юко. Та жила недалеко, по другую сторону от школы, и поскольку они с Юко были одними из немногих не афроамериканцев в районе, то на этой почве быстро сдружились. Юко жила вдвоем с матерью, Камеко; отца сбил насмерть пьяный водитель, когда она была еще совсем маленькой. Хотя Юко была на три года старше Кейти, они стали закадычными подругами. И Камеко очень любила Кейти и так искренне о ней заботилась, что девочка вскоре стала называть ее мамой.

Кейти всегда терялась в догадках, почему Камеко приняла ее как родную, но не решалась спросить. Юко шутила, что мама «приручает» Кейти, чтобы ее помыть. В детстве Кейти ненавидела мыться, а дома у них на подобные мелочи внимания не обращали, так что каждый раз, когда Кейти прибегала к Юко, Камеко наполняла для нее ванну. «Она похожа на поросенка», — шутливо объясняла Камеко дочке. Она обожала мыть девочку, а Кейти нравились прикосновения рук Камеко к ее волосам, легкое покалывание длинными ногтями шеи, приятная тяжесть чистого полотенца на плечах.

После окончания школы Юко и Кейти сблизились еще больше. Кейти сняла квартиру рядом с Эрлайн-хайвеем, и они вместе устроились на работу в «Данкин Донатс». Превыше всего Кейти ценила свою независимость. Ее крохотная квартирка рядом с шестиполосной федеральной автострадой стала островком мира и спокойствия, которых она никогда не имела.

В числе постоянных покупателей у них в кондитерской были две сестры-малазийки. Как-то Юко разговорилась с ними и стала расспрашивать про ислам: «Что вас в нем привлекает? Что олицетворяет собой хиджаб? Вам разрешается водить машину?» Сестры, дружелюбные, открытые, охотно удовлетворяли любопытство Юко, не делая попыток обратить ее в свою веру. Кейти не подозревала, что они произвели на подругу глубокое впечатление. А Юко была просто зачарована. Она начала читать про ислам, изучала Коран. Малазийки снабжали ее брошюрами и книгами, и Юко все больше погружалась в незнакомый мир.

Когда Кейти поняла, что Юко не на шутку увлеклась исламом, она серьезно задумалась. Они обе были воспитаны христианками, в начальных классах обе учились в христианской школе с ее строгими правилами. Кейти недоумевала, почему Юко погрузилась в эту диковинную веру — Юко, которая всю жизнь была глубоко верующей христианкой. А как отнесется к этому еще более набожная Камеко? Кейти спросила подругу:

— Что об этом думает твоя мама?

— Не суди меня, а постарайся понять, — ответила Юко. — Прошу тебя.

Пролетело несколько лет. За это время Кейти умудрилась — ошибки молодости и любовные неудачи — выскочить замуж и развестись, оставшись с годовалым Закари на руках. Она жила в той же самой квартире возле хайвея и вкалывала на двух работах. По утрам она работала кассиром в аптеке сети «Кей энд Би», удобно расположенной под боком. Однажды менеджер магазина мужской одежды «Уэбстер» с противоположной стороны хайвея зашел в аптеку и, восхитившись кипучей энергией Кейти, предложил ей бросить «Кей энд Би» и перейти к ним или, если она не захочет уйти из аптеки, работать у них на полставки. Кейти нужны были деньги, и она приняла его предложение. Так что, отбарабанив полдня в аптеке, она переходила через хайвей и трудилась в «Уэбстере» до самого закрытия. Вскоре она стала нарабатывать пятьдесят часов в неделю — достаточно, чтобы обеспечить медицинскую страховку себе и сыну.

Но ее жизнь была сплошной борьбой; Кейти пыталась как-то навести в ней порядок, искала ответы на мучающие ее вопросы. В отличие от нее, Юко излучала уверенность и покой. Так было всегда, в чем Кейти ей страшно завидовала, но в последнее время стало ясно, что Юко почти ни в чем не испытывает сомнений.

Кейти стала брать у Юко книги про ислам. Исключительно из любопытства, о том, чтобы поменять веру, тогда и речи не шло. Первое, что поразило Кейти, это насколько поверхностны ее знания об исламе и как глубоки ее заблуждения. Она, например, не знала, что в Коране, как в Библии, есть Моисей, Мария, Авраам, фараоны, даже Иисус. Не знала, что мусульмане считают Коран ниспосланным Аллахом руководством для человечества, четвертым по счету Священным Писанием, после Ветхого Завета (именуемого Таурат, или Закон), Псалтири (Забур) и Евангелия (Инджиль). Для нее стало открытием, что мусульманам известны эти книги. Но больше всего ее потрясло то, что Коран постоянно обращается и к другим верованиям:

Кейти очень переживала, что ничего не знала про религию, которую исповедуют более миллиарда человек на земле. Как можно было быть такой слепой?

Взять, к примеру, Мухаммеда. Кейти думала, что он — исламский Бог, которого почитают мусульмане. Оказалось, он был проповедником, который передал людям Слово Божье. Неграмотному Мухаммеду явился ангел Джабраил (Джибриль по-арабски) и принес ему откровения Аллаха. Всевышний передавал свои сообщения через Мухаммеда, так что Коран — не что иное, как перенесенное на бумагу Слово Божье. Коран в переводе с арабского означает назидание.

У Кейти на многое открылись глаза. Она всегда полагала, что мусульмане — монолитная группа, состоящая из благочестивых и непоколебимых в своей вере людей. А теперь узнала, что мусульмане делятся на шиитов и суннитов, по-разному трактующих Коран, и что в мусульманской вере не меньше различных направлений, чем в любой другой. Есть мусульмане, которые пренебрегают заповедями Аллаха, а есть и такие, которые помнят наизусть каждое слово Корана и во всем руководствуются хадисами[6]. Есть мусульмане, почти ничего не знающие про свою религию и молящиеся всего несколько раз в год, но есть и такие, которые неуклонно соблюдают обряды, как предписано Аллахом. Есть мусульманки, которые носят джинсы и кроссовки, но другие закутываются в покрывала с ног до головы. Есть мужчины мусульмане, которые строят свою жизнь, сообразуясь с жизнью Пророка, и есть такие, кто сбились с пути истинного и ничего не достигли. Есть пассивные мусульмане, сомневающиеся мусульмане, мусульмане-агностики, мусульмане-фанатики и мусульмане, которые перевирают слова Корана, дабы использовать его в сиюминутных корыстных целях. Все это Кейти было знакомо: мусульмане мало чем отличались от христиан.

В то время Кейти посещала большую евангелическую церковь неподалеку от обоих мест своей работы. Церковь, хоть и не всегда заполненная, могла вместить около тысячи человек. Кейти ощущала потребность укрепить свою веру, искала в храме силу и поддержку.

Однако кое-что из происходящего в этой церкви ее настораживало. Кейти с детства привыкла к пламенному стилю проповедей, к драматическим жестам и игре на публику, но однажды там явно перегнули палку. По рядам пустили подносы для пожертвований, когда же деньги были собраны и посчитаны, проповедник — розовощекий усатый коротышка — заметно расстроился. Он не мог скрыть разочарования и, не совладав с собой, принялся сначала мягко, а затем с нарастающим раздражением укорять своих прихожан. Неужели они не любят свою церковь? Неужели не ценят, что церковь дает им возможность общаться с Богом? Он еще долго стыдил верующих за то, что они мало подали. Лекция длилась двадцать минут.

Подсчет пожертвований во время воскресной мессы возмутил Кейти. Посчитали и решили, что им мало! И потребовали еще! Кейти-то знала, что в большинстве своем прихожане — люди небогатые, работяги со средним доходом, что они и так отдали столько, сколько могли.

В тот день Кейти вернулась из церкви в смятении и недоумении. Вечером, уложив Закари, она достала книги, которые ей дала Юко, полистала Коран. Кейти сомневалась, что в исламе найдет ответы на свои вопросы, хотя… Юко никогда ее не подводила и вообще была наиболее разумной и основательной особой из всех, кого Кейти знала, была ее сестрой и наставницей. Ей ислам помогает, так почему то же самое не может произойти с Кейти?

Сомнения не оставляли Кейти всю неделю. Она просыпалась, работала, ложилась спать, продолжая прокручивать в голове одни и те же вопросы. Однажды, едва началась ее смена в «Уэбстере», в магазин вошел мужчина, показавшийся Кейти знакомым. Ну да, она его узнала — это был один из проповедников той церкви. Она предложила ему помочь выбрать спортивную куртку.

— Послушай, — сказал он ей, — приходи к нам в церковь! Отсюда недалеко.

— Я прекрасно знаю вашу церковь, — рассмеялась Кейти. — Хожу туда каждое воскресенье.

Пастор удивился — он ни разу ее там не видел.

— Я всегда сижу сзади, — объяснила она.

Он улыбнулся и пообещал, что в следующий раз обязательно ее разыщет. Это его задача: чтобы все прихожане в церкви чувствовали себя как дома.

— А знаете, я расцениваю ваш приход в магазин как знак свыше, — сказала Кейти.

— Что вы имеете в виду? — удивился он.

Кейти рассказала ему о своем кризисе веры, о том, что разочаровалась в отдельных аспектах христианства, что ее смущают некоторые вещи, которые ей привелось увидеть в его же церкви. И призналась, что всерьез раздумывает о переходе в ислам.

Преподобный слушал ее очень внимательно, но беспокойства из-за опасения потерять члена своей конгрегации не выказал:

— Это все от лукавого. Дьявол делает все, чтобы отвадить тебя от Христа. Но от этого твоя вера станет только крепче. Приходи в воскресенье.

После его ухода Кейти почувствовала, что ее вера укрепляется. Разве его визит не знак сверху? Разве в тот самый момент, когда в ее душу закрались сомнения, не явился ей божественный посланник?

В следующее воскресенье она отправилась на службу воодушевленная. Хорошо, что Юко нашла себя в исламе, но для Кейти уготован другой путь — она уверовала, что ее лично призвал Христос. Войдя в церковь, Кейти села в первом ряду, чтобы новый друг ее увидел и понял, что слова его не пропали даром.

Не прошло и пяти минут, как пастор, оглядев свою паству, заметил Кейти; глаза у него округлились. Он смотрел на нее так, будто только ее и ждал, — взглядом ребенка, увидевшего именинный торт, на котором кремом написано его имя.

И тогда, в середине службы, со сцены вдруг прозвучало ее имя. Пастор, стоя перед многолюдным собранием, произнес ее имя: Кейти Делфайн.

— Кейти, поднимись сюда, — скомандовал он.

Она встала со скамьи и сделала несколько шагов навстречу ослепительно яркому свету с кафедры. Не зная, куда спрятать глаза, прикрыла их рукой. Прищурилась, посмотрела себе под ноги, потом перевела взгляд на сидящих в первом ряду прихожан. Ей никогда не доводилось стоять перед таким скопищем народу, разве что на собственной свадьбе, но тогда собралось всего-то человек пятьдесят друзей и родных. Что происходит? Зачем он ее сюда вызвал?

— Кейти, — обратился к ней пастор, — расскажи им то, что ты рассказала мне. Открой нам все, что у тебя на душе.

Кейти окаменела. Она не была уверена, что сможет выполнить его просьбу. Она любила поговорить и редко смущалась, но изливать душу перед толпой… Одно дело — говорить наедине с преподобным, и совсем другое — перед тысячью незнакомых людей. Ей стало очень неуютно.

Но не убегать же… Наверняка преподобный знает, что делает. Раз уж она решила остаться их прихожанкой… Ей хочется служить на благо церкви, оказывать помощь. Может быть, это еще одно предзнаменование, как и появление преподобного Тимоти у них в магазине, еще один шаг к Богу?

Ей сунули микрофон в руку, и она начала повторять то, в чем призналась пастору: что заинтересовалась исламом, что…

Пастор оборвал ее на полуслове. «И тогда она обратила свои взоры к исламу! — с ухмылкой сказал он. — Она собиралась искать помощи… — тут он сделал паузу, — у Аллаха!» И фыркнул язвительно; звук был больше похож на тот, что может издать заигравшись восьмилетний мальчик. Разве подобает проповеднику и церковному пастырю в таком тоне говорить об Аллахе?! Разве он не знает, что у него и у мусульман — один Бог?! Это была первая и самая простая истина, которую Кейти уяснила для себя из брошюр Юко: Аллах на арабском означает Бог. Даже говорящие по-арабски христиане, обращаясь к Богу, называют его Аллахом.

Пастор восхвалял Кейти и Иисуса Христа и разливался на тему превосходства их общей веры, но Кейти его почти не слушала. Внутри у нее что-то оборвалось. Когда он закончил, Кейти вернулась на место. Она была потрясена и растеряна, но кое-что ей стало ясно. Остаток службы она просидела, вежливо улыбаясь, уже твердо зная, что никогда в эту церковь не вернется.

Всю обратную дорогу она размышляла о случившемся. Думала и ночью, и на следующий день. Поделилась с Юко, и они пришли к выводу, что этот человек, читающий проповеди тысяче доверчивых и впечатлительных прихожан, или не знал, или ему было безразлично, что ислам, иудаизм и христианство являются довольно близкими ветвями одной и той же монотеистической авраамической религии. Как можно огульно осуждать ислам да еще издавать при этом неприличные звуки? Кейти не желала принимать в этом участие.

И вот медленно, но верно, Кейти вслед за Юко пришла к исламу. Она от корки до корки прочитала Коран; он поразил ее своей мощью и поэтичностью. Христианские священники, которых она достаточно наслушалась, много говорили о том, кто попадет в ад, а кто — в рай, и как долго и как мучительно грешники будут гореть в геенне огненной; имамы, к которым начала ходить Кейти, не занимались такими предсказаниями. «Я попаду в рай?» — спрашивала она. «Одному Аллаху известно», — отвечал ей имам. То, что имамы часто не давали однозначного ответа, импонировало Кейти. Иногда она задавала им вопросы точно так же, как раньше задавала пасторам, и они старались удовлетворить ее любопытство, но не всегда могли. В таких случаях ей говорили: «Давай заглянем в Коран». Кейти в исламе очень нравилось чувство персональной ответственности и стремление к социальной справедливости. Но, пожалуй, больше всего ее привлекал образ женщины мусульманки, олицетворяющий собой чистоту и достоинство. Те мусульманки, которых Кейти знала, казались ей здравомыслящими и благородными, целомудренными и сдержанными. А ей так хотелось научиться владеть своими чувствами, так хотелось обрести душевный покой, что без контроля над собой было невозможно.

Церемония обращения в ислам прошла изумительно просто. В присутствии Юко и еще нескольких прихожанок мечети она произнесла шахаду, свидетельство веры. «Ашхаду ан ля илʼяха ʽилля Ллʼаху уа ʽашхаду ʽанна Мухʼаммадан раʼсулю Ллахи». И все. Больше от нее ничего не требовалось. Я свидетельствую, что нет никого божества кроме Аллаха; свидетельствую, что Мухаммед Посланник Его. И Кейти Делфайн стала мусульманкой.

Кейти пыталась объяснить свой поступок друзьям и родным, но не могла подобрать нужные слова. Хотя знала, что обретает покой. Заложенное в исламе право на сомнение поощряло ее рассуждать и задавать вопросы. Ответы, найденные в Коране, помогали искать свой путь и двигаться вперед. Благодаря исламу изменилось ее отношение к семье, Кейти стала менее агрессивна. Сколько себя помнила, она всегда воевала с матерью, но, прочитав в Коране «Находись у ног своей матери, ведь там Рай», переменилась: перестала грубить и научилась быть терпеливой и великодушной. Ислам возродил в моей душе чистоту, могла бы сказать Кейти.

Она считала свое обращение в ислам шагом вперед, но, по мнению матери, братьев и сестер, отрекшись от их веры, предала семью и все, что им дорого. Тем не менее Кейти старалась поддерживать с ними хорошие отношения, и, надо отдать им должное, они тоже старались. Бывали периоды затишья, и тогда поездки к родным проходили без ссор и приносили радость. Однако после каждой такой встречи наступал черед обвинениям и колкостям, хлопанью дверьми и стремительным отъездам. С некоторыми из своих восьми братьев и сестер Кейти вообще перестала общаться.

Но Кейти хотелось иметь большую разветвленную семью, хотелось, чтобы ее дети знали своих дядей, тетей, двоюродных братьев и сестер, и потому, припарковавшись около дома брата в Батон-Руже в полдвенадцатого ночи, она почувствовала огромное облегчение. Первым делом она уложила детей, и они, кто на диване, кто на полу, через секунду уже спали. Потом она позвонила Зейтуну:

— Ветер поднялся?

— Пока нет.

— Я с ног валюсь. Никогда так не уставала.

— Ложись спать. Отдохни.

— И тебе не мешает.

Они пожелали друг другу спокойной ночи и погасили свет.

Воскресенье, 28 августа

Кейти проснулась на рассвете и включила телевизор. «Катрина» приобрела пятую категорию, ветер достигал скорости 150 с лишним миль в час. Ураган двигался прямиком на Новый Орлеан; по расчетам синоптиков главный удар он должен был нанести примерно в шестнадцати милях к западу от города. Метеорологические службы прогнозировали разрушительные ветры, десятифутовые волны в заливе, вероятность прорыва дамб, затопление всего побережья. По их подсчетам ураган должен был обрушиться на Новый Орлеан этим вечером.

В течение дня, по мере ухудшения обстановки, клиенты звонили Кейти и Зейтуну с просьбами заколотить щитами двери и окна их домов. Набрав заказов, Кейти по телефону передала список адресов Зейтуну. Зейтун, узнав, что один из его плотников, Джеймс Кроссо, остался в городе, связался с ним. Всю вторую половину дня они вдвоем объезжали дома из Кейтиного списка, готовили их к удару стихии. Жена Джеймса работала в гостинице в центре города, и они планировали укрыться там от урагана. Погрузив четверть тонны фанеры в кузов пикапа, Зейтун с Джеймсом мотались от одного объекта к другому, стараясь сделать как можно больше до того, как поднимется ураганный ветер. Дороги по-прежнему были забиты, поток машин не иссякал, но Зейтуна это не пугало. Какая опасность может ему грозить в их двухэтажном доме на Дарт-стрит, вдалеке от дамб, с запасом продуктов, со всем необходимым под рукой?!

В полдень мэр Нэйгин объявил первую за всю историю города обязательную эвакуацию. Все, кто может, должны уехать.

Весь день Зейтун и Джеймс наблюдали за толпившимися на автобусных остановках жителями, решившими пересидеть ураган на стадионе. В очередь выстраивались целые семьи, молодые пары, пожилые мужчины и женщины, нагруженные мешками, чемоданами и рюкзаками с пожитками. Ветер между тем усилился, небо потемнело — Зейтуна начала беспокоить судьба этих, оказавшихся под открытым небом, людей. Разъезжая по городу, они с Джеймсом обратили внимание, что за полдня ничего не поменялось: вечером на остановках терпеливо ждали те же, кого они видели днем.

В Батон-Руже погода тоже портилась: поднялся ветер, к полудню небо затянули черные тучи. Дети недолго поиграли на улице, но потом вернулись в дом смотреть фильм на DVD, а Кейти, Патти и Мэри Энн пока обменивались последними новостями. Деревья в округе раскачивались и трещали.

В пять часов прекратилась подача электричества. Дети уселись играть в настольные игры при свечах.

Время от времени Кейти отлучалась в машину послушать по радио новости. В Новом Орлеане ураганный ветер бил стекла в домах, валил деревья и столбы электропередач.

Кейти несколько раз пыталась дозвониться до Зейтуна, но безрезультатно: по домашнему телефону он не отвечал, а звонки на его мобильный сразу уходили на автоответчик. Кейти решила, что в городе прервалась телефонная связь. Ураган еще не достиг Нового Орлеана, а она уже не может связаться с мужем!

Около шести вечера Зейтун отвез Джеймса в гостиницу и вернулся домой подготовиться к удару стихии. Он посмотрел новости по телевизору — пока почти никаких изменений. Ожидалось, что фронт урагана достигнет города к полуночи. Зейтун подумал, что приблизительно в это же время отключится электричество и света не будет дня три.

Темнело. Зейтун обошел комнату за комнатой, прикидывая, откуда можно ждать неприятностей. Всего в доме было четыре спальни: родительская — на первом этаже и детские — на втором. Если повредится крыша, то в детских протечет потолок. Кое-где вылетят оконные стекла; самое слабое место — гостиная с эркером, там риск особенно велик. Дерево на заднем дворе может упасть на дом — вот это повлечет за собой серьезные разрушения, ведь дождь тогда будет свободно проникать в дом.

Но Зейтун не отчаивался. Как бы ни развивались события, он хотел быть в доме, на благоустройство которого потратил огромные деньги, и по возможности его защитить. Даже старая бабушка Зейтуна во время бесчисленных штормов отказывалась покидать свой дом на Арваде, и он собирался следовать ее примеру. За свой дом надо бороться.

Единственное, что его тревожило, так это ситуация с дамбами. В новостях неоднократно говорили о разбушевавшихся волнах в Мексиканском заливе. Дамбы были построены в расчете на волны высотой в четырнадцать футов, а в заливе они достигали уже девятнадцати-двадцати футов. Зейтун знал, что, если дамбы не выдержат, битва будет проиграна.

В восемь он позвонил Кейти.

— Наконец-то, — сказала она. — Куда ты пропал?

Зейтун проверил мобильный и увидел, что пропустил три звонка от жены.

— Видимо, сигнал плохо ловится.

Он объяснил жене, что пока ничего страшного не случилось. Просто сильный ветер. А так все по-старому.

— Держись подальше от окон, — сказала Кейти.

Он обещал, что постарается.

Кейти высказала свои сомнения: пожалуй, они ведут себя неразумно. Ее муж скоро окажется в эпицентре урагана пятой категории, а для них главное — не подходить к окнам.

— Пожелай за меня детям спокойной ночи, — попросил он.

Она обещала.

— Ладно, заканчиваем, надо экономить батарейку.

Они попрощались.

После того как дети заснули, Кейти села на диван и уставилась на горящую свечку — единственный источник света, оставшийся в доме.

В начале двенадцатого ураган набросился на дом Зейтунов. Небо стало зловеще серого цвета, холодный ветер дул, кажется, сразу со всех сторон. Дождь то надвигался стеной, то отступал. Чем дальше — тем хуже. В полночь отрубилось электричество. Около двух начала протекать крыша. Сначала в углу спальни Надимы. Зейтун притащил из гаража и подставил стопятидесятилитровый мусорный бак. Через несколько минут потекло в коридоре второго этажа. Зейтун принес еще один бак. В начале четвертого в их спальне вылетело стекло, будто кто-то запустил в окно кирпичом. Зейтун собрал осколки и заткнул окно подушкой. Стало капать в спальне Сафии и Аишы. Он нашел еще один контейнер, побольше.

Первые два бака он выволок на улицу и вылил воду на газон. Цвет неба смахивал на детский рисунок — словно второпях смешали синюю и черную краски и выплеснули на бумагу. Ветер стал еще холоднее. На улице было темно, хоть глаз коли. Стоя на газоне, Зейтун услышал, как где-то недалеко упало дерево: сначала раздался громкий треск, а затем — тихое шуршание цеплявшейся за ветки соседних деревьев кроны, прекратившееся у стены дома.

Зейтун вернулся в дом.

Еще одно окно разбилось. Он и его заткнул подушкой. Ветки деревьев скребли стены и крышу. В разных углах раздавались непонятные гулкие удары. Костяк здания, казалось, стонет от напряжения. Дом Зейтунов подвергся нешуточной атаке.

Когда он посмотрел на часы, было уже четыре утра. За прошедшие пять часов он не присел ни на секунду. Если все будет продолжаться такими темпами, дому труба. А ведь ураган еще толком и не начался.

Незадолго до рассвета Зейтуну пришла в голову идея. Хоть он и не особенно верил в затопление города, исключить такую возможность тоже не мог. Вот почему он вышел из дома и, поеживаясь от холодного ветра, вытащил из гаража и привел в порядок свое подержанное каноэ. Пусть будет наготове.

Если бы Кейти могла сейчас его видеть! Когда несколько лет назад Зейтун явился с этим каноэ домой, она вытаращила глаза. Зейтун купил его у одного клиента из Байю-Сент-Джон[7]. Когда тот переезжал на новое место, Зейтун увидел лежащую на траве перед домом ничем не примечательную алюминиевую модель и спросил хозяина, не продаст ли тот лодку. Клиент удивился: «Ты это хочешь купить?» Не торгуясь, Зейтун приобрел каноэ за семьдесят пять долларов.

Что-то в этом каноэ его притягивало. Хорошо сделанное, без повреждений, с двумя деревянными скамейками, почти шестнадцати футов в длину, рассчитанное на двух человек. Казалось, оно олицетворяло собой дух исследований, дух свободы. Зейтун прикрутил его на крышу пикапа и привез домой.

Через окно гостиной Кейти увидела, как подъехал муж, и вышла его встречать.

— Только через мой труп, — сказала Кейти.

— Ты о чем? — улыбаясь, спросил Зейтун.

— Ты сумасшедший, — заявила она.

Она с легкостью заводилась по пустякам, но именно за романтический склад души и любила Зейтуна. Кейти знала, что всякая лодка напоминает ему о детстве. Как можно лишить его такой радости? Она почти не сомневалась, что муж не будет пользоваться подержанным каноэ. Пусть стоит в гараже, пусть Зейтуна греет мысль о том, что он может в любой момент отправиться в путешествие, что связь с прошлым не потеряна. Конечно же она не станет ему мешать.

Зейтун раза два или три брал дочек в Байю-Сент-Джон в надежде, что им понравится плавать в каноэ. Спустив каноэ на воду, он сел на скамейку и протянул руки к Надиме, стоящей у кромки воды. Дочь категорически отказалась садиться в лодку. Как, впрочем, и младшие. Полчаса он плавал туда-сюда, делая вид, что получает огромное удовольствие. Девочки наблюдали за отцом с берега, но упрямо отказывались к нему присоединиться. Зейтуну ничего не оставалось, кроме как погрузить каноэ на крышу машины и вернуться домой.

На рассвете ветер резко усилился. Невозможно было определить, когда именно ураган набросился на Новый Орлеан, — после восхода солнца света снаружи не прибавилось. Небо из черного стало свинцовым, дождь барабанил по стеклам. Трещали ломающиеся под напором ветра ветки, ухали, падая на мостовые и на крыши, деревья.

На время сдавшись, хотя ураган продолжал молотить его дом, Зейтун задремал, понимая, что скоро его непременно что-нибудь разбудит.

Понедельник, 29 августа

Зейтун проснулся поздно. Посмотрел на наручные часы, не веря своим глазам, — стрелки перевалили за десять. Он давно уже не спал так долго. Все часы в доме остановились. Зейтун встал, пощелкал выключателями в спальнях — электричества не было.

На улице завывал ветер, небо так и не прояснилось. Продолжал идти дождь, не очень сильный, но Зейтун предпочел на улицу не выходить. Он позавтракал и обошел дом, проверил, нет ли где новых разрушений. Еще в двух местах протекла крыша, и он подставил ведра. В целом все осталось примерно в таком же состоянии, как было на рассвете. Похоже, ему удалось проспать самое страшное. Из окон было видно, что улицы завалены рухнувшими столбами электропередач и деревьями, а дороги на фут залиты водой. Дела, конечно, неважнецкие, но не хуже, чем во время предыдущих штормов.

В Батон-Руже Кейти повезла детей в «Волмарт» [8]запастись продуктами и купить фонарики. Казалось, покупателей там было больше, чем товаров. Такого ей раньше видеть не приходилось: раскупили почти все, остались пустые полки. Невольно приходит мысль о конце света. Дети были напуганы, не отходили от матери ни на шаг. Она искала лед, ей объяснили, что лед давным-давно закончился. Им невероятно повезло — Кейти увидела последний набор из двух фонариков и схватила за секунду до того, как другая женщина протянула к нему руку. Кейти послала ей извиняющуюся улыбку и пошла платить в кассу.

В середине дня дождь и ветер утихли. Зейтун вышел на улицу проверить обстановку. Было тепло, градусов тридцать. По его прикидкам, уровень воды немного поднялся. Но мутная, бурая вода скоро уйдет в дождевые сливы. Зейтун заглянул на задний двор. Там раскачивалось каноэ. Оно словно призывало его отправиться в путешествие. Зейтун подумал, что ему предоставляется редкая возможность поплавать по улицам Нового Орлеана. Только сегодня. Он вычерпал воду, и, как был, в футболке, шортах и кроссовках, залез в лодку.

Выбраться со двора оказалось не так просто. Вырванное с корнями дерево, росшее напротив, перегородило улицу и ветками закрыло подъезд к их дому. Зейтун обогнул крону и оглянулся на дом. Больших повреждений он не заметил: на крыше кое-где отлетела дранка, разбиты окна, оторвана водосточная труба. Ничего страшного, работы на три дня.

Соседние дома тоже пострадали от летавших в воздухе обломков, во многих вылетели окна. Улицы и машины были завалены мокрыми черными ветками. Повсюду лежали выкорчеванные ураганом деревья.

Все будто замерло. Только ветерок гнал рябь по поверхности воды. Ни автомобилей на улицах, ни самолетов в небе. Кое-где соседи стояли на крыльце или по колено в воде бродили по дворам, оценивая разрушения. За что и когда браться, никто не знал. Зейтун подумал, что на ближайшие месяцы работа ему обеспечена.

Он отплыл совсем недалеко от своего дома, и тут в голове у него зашевелились сомнения: ураган повалил много столбов, что будет, если его алюминиевое каноэ наткнется на оголенные провода? К тому же местами для его лодки было слишком мелко, а выше по улице — так вообще, дюймов пять воды. Зейтун подплыл к сухому участку, вылез из каноэ, развернул его и поплыл обратно домой.

Всю вторую половину дня уровень воды медленно опускался. Дождевые сливы работали исправно. К вечеру вся вода сошла, улицы просохли. Повреждения были значительными, но, право, не больше, чем во время предыдущих ураганов. Похоже, все закончилось. Зейтун позвонил жене.

— Возвращайтесь, — сказал он.

Кейти не поддалась искушению: во-первых, уже поздно — семь часов, во-вторых, они только-только собрались ужинать и, в-третьих, она не испытывала особого желания провести добрую часть ночи в машине с четырьмя детьми и распираемой газами собакой. К тому же в Новом Орлеане нет электричества, какой смысл переезжать из одного погруженного в темноту дома в другой. Да и ребята еще не наигрались со своими двоюродными братьями и сестрами, о чем свидетельствовал сотрясавший дом детский визг и топот.

Решили еще раз обсудить это утром, хотя оба полагали, что Кейти с детьми соберутся в дорогу на следующий день.

Кейти пошла в дом, и вся компания — трое взрослых и восемь детей — уселась ужинать при свечах. На ужин были хотдоги; то, что сестры поставили на стол свинину, не осталось ею незамеченным, но она дала себе клятву, что не будет закатывать сцен. Главное, не заводиться, главное, не заводиться. У нее и без того много проблем, в ближайшие дни их станет еще больше, уж в этом-то она была уверена, и тратить энергию, злясь на сестер, на какие-то хот-доги, не имело смысла. Они хотят накормить ее детей свининой, ну что ж, пусть.

После ужина Кейти залезла в машину и включила радио. Мэр Нэйгин, невольно подтвердив ее сомнения, уговаривал жителей не торопиться с возвращением в город. Надо вначале оценить, каков урон, сказал мэр. Давайте подождем, пока все уляжется, пока не начнем расчищать город. От силы день или два.

Ближе к вечеру Зейтуну позвонил Аднан, его троюродный брат по материнской линии. Иммигрировав десять лет назад в Америку, Аднан крепко стоял на ногах. В Новом Орлеане он владел четырьмя ресторанами сети «Сабвэй». Его жена, Абир, была на шестом месяце беременности. Раньше детей у них не было.

— Ты еще в городе? — поинтересовался Аднан, хотя почти в этом не сомневался.

— Конечно. А вы — в Батон-Руже?

— Ну да, — ответил Аднан. Они с Абир и престарелыми родителями уехали накануне вечером. — Как обстановка?

— Ветрено, — сказал Зейтун. — А если серьезно: немного жутковато.

Зейтун никогда бы не признался в этом Кейти, но перед кузеном мог не притворяться.

— Ты не думаешь уезжать? — спросил Аднан.

Зейтун сказал, что уезжать не собирается, и вызвался присмотреть за его ресторанами. Аднан перед отъездом извлек из кассы всю выручку в одном из своих ресторанов, убедился, что хлеба испекли достаточно, и посчитал, что может ехать; вернуться он собирался во вторник.

Аднан спросил, знает ли Зейтун какие-нибудь мечети в Батон-Руже. Все мотели были переполнены, а у них никого знакомых в городе. Накануне вечером удалось пристроить родителей в одну мечеть, но там уже скопились сотни людей, спящих на полу, и для Аднана с женой места не нашлось. Они переночевали в своей машине.

— Про мечети я ничего не знаю. Позвони Кейти, она остановилась у родных. Уверен, они вас приютят, — сказал Зейтун и дал Аднану мобильный жены.

Зейтун вылил воду из ведер и поставил их обратно — теперь можно ложиться спать. На улице было тепло, дома — душно. Лежа в темноте, Зейтун размышлял о силе урагана, о его продолжительности, о том, что их дом, как ни странно, почти совсем не пострадал. Он встал и подошел к окну. Всего восемь вечера, а на улицах сухо, будто ничего и не было. Зачем понадобилось тратить столько усилий? Сотни тысяч людей в спешке устремились на север. Чего они испугались? Ну поднялась вода на несколько дюймов, сейчас от нее и следа не осталось.

Ночь выдалась тихая. Зейтун не слышал ни свиста ветра, ни голосов, ни сирен. Он лишь чувствовал, как в такт с его дыханием дышит измотанный стихией город, благодарный, что все плохое позади.

Вторник, 30 августа

Зейтун опять проснулся поздно. Прищурился, посмотрел в окно, увидел то же серое небо. Прислушался: та же странная тишина. Такого раньше не бывало: ехать некуда, работать нельзя. Впервые за многие годы ему нечего было делать. Зейтун решил, что устроит себе выходной. Его одолевала необычайная сонливость и одновременно появилось чувство блаженного покоя. Он снова задремал.

Остров Арвад, родина его предков, купался в солнечном свете. Солнце, заливающее его с утра до вечера, выбелило камни домов и брусчатку мостовых; в его лучах море отсвечивало небесной синевой.

Когда Зейтун видел Арвад во сне, то чаще всего это был Арвад его детства, и в этих снах он вел себя как мальчишка: обегал по периметру остров, вспугивал чаек, в оставшихся после прибоя лужицах ловил крабов, искал ракушки, всякую всячину, которую выплескивало море на скалистый берег.

Они с Ахмадом неподалеку от древней оборонительной стены на западном побережье преследовали удиравшую от них тощую курицу среди развалин, окружавших стоящие у самого берега дома. Курица перескочила через кучу мусора и камней и скрылась в кораллово-известковой расщелине. Звук пароходного гудка заставил мальчиков забыть про птицу. В море бросил якорь фрегат, ожидая разрешения войти в Тартус, крупный портовый город в миле к востоку от Арвада. Там регулярно стояли пять-шесть кораблей, танкеров или сухогрузов, ожидая своей очереди пришвартоваться в оживленном порту; часто они находились достаточно близко, чтобы закрыть своей тенью крохотный остров. Абдулрахман и Ахмад любовались кораблями, корпуса которых на двадцать-тридцать футов выпирали из воды. Мальчишки махали матросам и мечтали оказаться на борту. Там, казалось им, их ждет полная романтики свободная жизнь.

Уже лет с пятнадцати Ахмад, тогда худющий загорелый подросток, знал, что будет моряком. Он избегал разговоров на эту тему с отцом, но был уверен, что когда-нибудь поднимется на капитанский мостик. Мечтал, что будет водить вокруг земного шара огромные корабли, что выучит дюжину языков и узнает поближе людей других национальностей.

Абдулрахман никогда не сомневался, что мечты старшего брата сбудутся; по его мнению, тот мог осуществить любой задуманный план. Ахмад был его лучшим другом, его героем и его наставником. Ахмад научил его ловить рыбу острогой, в одиночку управляться с лодкой, нырять на южной оконечности острова с каменных глыб, оставшихся от возведенных финикийцами стен. Он готов был следовать за Ахмадом куда угодно, что частенько и делал.

Мальчишки разделись до трусов и отправились к небольшой скалистой гряде. Достав спрятанную среди камней острогу, они стали по очереди нырять с ней. Зейтуны, да и все дети на острове, чувствовали себя в воде, как рыбы. Они одновременно учились ходить и плавать и часами не вылезали из моря. Вернувшись на берег, братья растянулись на низкой каменной стене между морем и городской набережной.

Широкая, с выщербленным покрытием набережная ничего особенного собой не представляла. Тут и там валялся оставленный немногочисленными туристами мусор. Мало кого из жителей интересовали перспективы развития туристического бизнеса. Арвад был их домом и одновременно — местом, где они занимались «серьезным делом»: ловили и разделывали рыбу, а затем отправляли ее на материк, строили крепкие деревянные двух- и трехмачтовые суда способом, унаследованным от прадедов.

Арвад был стратегически важным укреплением для плеяды морских держав: финикийцы возвели там крепость, потом остров был захвачен египтянами, перешел к ассирийцам, затем стал вавилонской провинцией, во времена Александра Македонского принадлежал грекам, затем — римлянам, крестоносцам, монголам, туркам, французам и англичанам. Кое-где сохранившиеся остатки оборонительных стен свидетельствовали о былом военном могуществе Арвада. Два небольших средневековых замка, мало изменившихся за несколько сотен лет, располагались в центре города и были любимым местом игр детворы. Абдулрахман и Ахмад часто взбирались по гладким каменным ступеням на смотровую башню рядом с их домом и воображали себя защитниками крепости, которые, завидев неприятеля, звонят в колокола, чтобы предупредить сограждан об опасности, и разрабатывают план обороны острова.

Но чаще всего их игры проходили в воде. Они день и ночь торчали на берегу прохладного Средиземного моря. Абдулрахман следовал за старшим братом, как хвостик: спускался с ним к берегу, карабкался вверх по камням могучих финикийских стен. Оттуда можно было заглядывать в окна прилепившихся к скалам жилых домов. Потом они возвращались на берег и ныряли в море. Наплававшись, ложились на отполированную волнами и подошвами несчетного множества мальчишек стену. Сверху их согревало солнце, снизу — теплая поверхность камней. Они говорили о древних героях, защищавших Арвад, о воинах и святых, останавливавшихся на острове, обсуждали свои планы, мечтали о приключениях и великих подвигах.

Поболтав, братья вскоре замолкали, иногда засыпали, убаюканные размеренными ударами волн о скалы и нескончаемым шепотом моря. Но сейчас, в полудреме, Зейтуну показалось, что звуки как-то странно изменились, стали тише и не такими ритмичными. Это был уже не монотонный шорох прилива-отлива, а неумолчный гул речного потока.

От этого диссонанса он проснулся.