Смирнов Герман, Милин Сергей ЗОЛОТО КОЛЧАКА НЕ ПЕРЕСТАЕТ НАПОМИНАТЬ О СЕБЕ

Сведения о нем всплывают то в Чехословакии, то в Японии, то в Сибири.

В начале 1918 года в связи с угрозой германского нашествия советское правительство распорядилось сосредоточить ценности с угрожаемых территорий в кладовых Казанского банка. И в мае 1918 года так называемый золотой запас РСФСР — платина, золото, серебро и ценные бумаги из банков Москвы, Петрограда, Самары и Тамбова — уже находился в Казани. Увы, спасая золото от немцев, большевики, можно сказать, своими руками передали его другому противнику — чехословакам… Чехословацкий корпус из военнопленных и эмигрантов был сформирован в России осенью 1917 года для борьбы с немцами и австро-венграми. Но 28 января 1918 года в связи с советско-германскимн переговорами в Брест-Литовске корпус был объявлен автономной частью французской армии, которую советское правительство согласилось перебросить в Западную Европу через Сибирь и Дальний Восток. К середине мая эшелоны с чехословацкими войсками численностью около 45 тысяч человек растянулись на пространстве в 7 тысяч километров от Пензы до Владивостока. Но 20 мая Троцкий приказал разоружить корпус, и легионеры восстали. За два с небольшим месяца они захватили более десятка сибирских городов, а 7 августа взяли Казань… Золотой запас РСФСР попал в руки чехословаков. Они вывезли его сначала в Самару, потом в Уфу, а в октябре 1918 года — в Омск, где находился тогда Совет Министров Уфимской директории. В ноябре 1918 года находившийся в Омске адмирал А. В. Колчак произвел переворот и установил в Сибири, на Урале и на Дальнем Востоке военную диктатуру, возложив на себя титул «Верховного правителя Российского Государства» и звание Главковерха. В этом качестве он потребовал, чтобы чехосповаки передали ему золотой запас. При получении его в мае 1919 года Колчак, убедившись, что никакой учетной документации нет и точная стоимость вывезенных из Казани ценностей неизвестна, приказал произвести проверку, которая показала: общая стоимость ценностей составляет 651 532 117 рублей 86 копеек. И с этого момента Колчак, сам того не подозревая, стал заложником «золотого эшелона», вокруг которого вились алчные сподвижники самого адмирала, чехословацкие офицеры, представители союзников при чехословацком корпусе, японцы и тайная агентура Сибирского бюро ЦК РКП(6). Когда в ноябре 1919 года к Омску стали приближаться части Красной Армии и в городе началась паника, первыми покинули город пять литерных поездов в сопровождении конвоя и двух бронепоездов. Покидая свою столицу, Колчак увозил с собой и золотой запас РСФСР… Продвижение этих поездов на восток было остановлено в декабре в Нижнеудинске солдатами восставшего гарнизона. Здесь Колчак был вынужден распустить личный конвой; здесь по требованию своих министров сложил с себя полномочия Верховного правителя; здесь был вынужден довериться чехословакам, согласившимся охранять его вагон при дальнейшем следовании на восток. Он и не догадывался, что его судьба уже предопределена сговором чехословацкого руководства с так называемым эсеро-меньшевистским «Политцентром», захватившим власть в Иркутске 27 декабря 1919 года. Только при условии выдачи Колчака и золотого запаса «Политцентр» готов был пропустить чехословацкие эшелоны во Владивосток… Вечером 15 января 1920 года уполномоченные «Политцентра» приняли от чехословацкого командования арестованного Колчака, которого тут же препроводили в губернскую тюрьму, а эшелон под литерой «Д» с золотым запасом по указанию Иркутского губкома РКП(6) был отведен в тупик и опутан колючей проволокой. После этого железнодорожники разобрали стрелку, ведущую в тупик, и извлекли подшипники из колесных букс. До ухода иностранных войск из Иркутска эшелон находился под двойной охраной — русской и чехословацкой. «Политцентр» не смог организовать вооруженное сопротивление наступающим на Иркутск белогвардейским частям Каппеля, и 21 января передал власть в городе большевистскому Военно-революционному комитету. Ему-то чехословацкое командование и передало 18 вагонов с золотым запасом. 7 февраля 1920 года по постановлению ВРК был расстрелян адмирал А. В. Колчак; 2 сентября 1920 года последний транспорт с чехословацкими частями покинул Владивосток; а 3 мая 1920 года 5143 ящика и 1678 мешков с золотом и другими ценностями номинальной стоимостью 409 625 870 рублей 86 копеек вернулись в кладовые Казанского банка. Разница в 242 миллиона рублей — это сумма, истраченная правительством Колчака на закупку оружия и военного снаряжения в США, Японии, Англии и Франции. Достаточно близкое совпадение этих сумм как будто устраняет реальную основу под всякого рода слухами о появляющемся то там, то сям «золоте Колчака». Но многие факты заставляют задуматься. По данным «Комсомольской правды», ведшей в 1991–1992 годах расследование судьбы колчаковского золота, осенью 1920 года в хранилища чехословацкого госбанка поступили огромные количества золота, серебра и драгоценных камней, доставленных легионерами из России. Правда, председатель чехословацкого госбанка И. Тошовский в 1991 году с негодованием отверг самую мысль о том, что базой золотого обеспечения чехословацкой кроны стало награбленное русское золото. По его словам, золотой запас Чехословакии действительно возрос между 1920 и 1921 годом втрое — с 6 тонн до 18 (!), «но это было связано с продажей сахара, других товаров и созданием валютных резервов молодого чехословацкого государства». А откуда взялись колоссальные ценности, составившие основной денежный фонд крупнейшего и богатейшего «Легио-банка», учрежденного чехословацкими легионерами после возвращения из России в 1924 году? Продажей сахара тут не обойдешься, проще предположить, что чехословацкие офицеры и солдаты, в течение многих месяцев охранявшие золотой эшелон, запустили-таки руки в чужой карман. Указаний на это сохранилось немало. Отечественный историк А. Гака, например, установил, что 12 января 1920 года работники российского госбанка, сопровождавшие золотой эшелон, обнаружили, что на одном из вагонов сорвана пломба. При проверке выяснилось: пропало 13 ящиков с золотом на сумму 780 тысяч рублей. Начальник чехословацкой охраны капитан Эмр отказался подписать акт о краже. Больше того, он запретил работникам госбанка проверять вагоны с золотом без разрешения чехословацкой охраны. Эмр и его солдаты, сдав в Иркутске золотой эшелон русскому караулу, отбыли во Владивосток без всякого досмотра. О возможных масштабах хищения золота чехословаками свидетельствует факт, обнаруженный дальневосточным историком А. Буяковым. В архивах он нашел рапорт чехословацкого капитана о том, что на перегоне от станции Первая Речка до Владивостокского коммерческого порта у него пропал один из шести вагонов с золотом! Это означает, что чехословаки, выпущенные из России советским правительством, увозили с собой золото и ценности вагонами! И в этом нет ничего удивительного: ценности Казанского банка несколько месяцев находились в полном бесконтрольном распоряжении чехословацкого легиона, имевшего к тому же тайную инструкцию министра иностранных дел Чехословакии Бенеша, которая предписывала им любыми средствами доставить как можно больше ценностей в Прагу. Учет ценностей, как мы знаем, был проведен Колчаком только в мае 1919 года, и установить, сколько было расхищено до учета, не представляется возможным. К услугам чехословацкого воинства, кроме золотого эшелона, было множество поволжских и сибирских городов со своими банками, церквями и богатыми частными домами, совершенно беззащитными перед вооруженными легионерами. Разграблением городов не гнушались и колчаковские генералы. Так, атаман Семенов, взявший власть после отречения Колчака, безраздельно распоряжался оставшимися в его распоряжении финансами и имуществом. При помощи генерала Подтягина он переправил в Японию 33 ящика с золотом и разместил полученные за них 2,5 миллиона золотых рублей в Чосен-банке. Но когда после окончательного разгрома белого движения генералы попытались получить эти деньги, японские банкиры и дипломаты добились того, чтобы не вернуть их вкладчикам и навсегда оставить в Японии. Есть сведения, что так же нагло поступила японская военная администрация на Дальнем Востоке: приняв от генерала Петрова 22 ящика с золотом на сохранение, она отказалась их вернуть. Откуда взялось золото атамана Семенова? Одни утверждали, что он попросту присвоил себе ценности Читинского банка. Другие подозревали атамана в еще более предосудительных способах обогащения. По исследованиям историка А. Гака, Колчак для закупки военного снаряжения отправил из Омска во Владивосток шесть партий золота. Последний раз это было 18 октября 1919 года -172 ящика со слитками и 550 ящиков с золотыми монетами на общую сумму 43,5 миллиона золотых рублей. До Владивостока этот груз не дошел. Подозревают, что на пути из Читы в Хабаровск его перехватил Семенов и после отречения Колчака стал распоряжаться им по своему усмотрению. Часть этого золота пошла на оплату вооружения, часть отобрали китайцы, а с остальным Семенов бежал за границу. Но и ему оно не пошло впрок: есть сведения, что японцы, которым он сдал золото на хранение, не вернули его ему. Особый путь расхищения золотого запаса — финансовые операции колчаковского правительства по закупке военного снаряжения. Колчаковский министр финансов П. Бурышкин, предчувствуя скорое падение Верховного правителя, все валютные средства, полученные от продажи части золотого запаса, загодя перевел на свои счета в банках Нью-Йорка, Токио, Харбина, Иокогамы. То же поспешили сделать и другие чиновники и военачальники. Многие предусмотрительно пооткрывали счета на своих жен и детей. Смутой и безвластием пользовались не только чиновники, генералы и военные меньших рангов. Приложили руку к расхищению ценностей и удачливые обыватели. Так, когда красные уже ушли из Казани, а белые еще не вошли, в городе настало безвластие. Охрана банка разбежалась, исчез и управляющий. Воспользовавшись безвластием, местные жители начали грабить банк. Времени у них было немного, винтовая лестница, ведущая в хранилище, была очень узкой. Тем не менее удалось похитить немало золота, которое распихивали по карманам, картузам, сапогам. Зарытое по огородам и подвалам, это золото долгие годы питало слухи о кладах Колчака. Об одном из таких слухов, подвергнутых тщательной чекистской проверке, рассказывается в предлагаемой вниманию читателей статье Сергея Милина.


Сергей Милин

Искали эстонцы, искали чекисты

При жизни судьба не сводила двух этих столь разных людей — Верховного правителя России адмирала Александра Васильевича Колчака и эстонского крестьянина Карла Пуррока. А вот после смерти их имена в истории оказались рядом. Объединил же адмирала и фельдфебеля самый большой российский клад пропавший золотой запас империи, который получил название «золото Колчака».

…В 1910 году семнадцатилетний Карл Пуррок вместе с родителями переселился из Эстландской губернии на Алтай. Там в начале 1919 года его мобилизовали в колчаковскую армию, где присвоили звание фельдфебеля и назначили старшим писарем 21-го запасного пехотного полка. Летом того же года красные нанесли поражение колчаковским войскам и захватили Урал, а осенью начали с боями освобождать Сибирь. Один за другим пали Омск, Новосибирск, Новониколаевск (нынешний Новокузнецк), Барнаул. В конце октября, когда 21-й полк Пуррока находился в районе станции Тайга, над ним нависла угроза окружения. Положение мог спасти только быстрый отход. Но мешал едва тащившийся обоз — более сотни подвод с боеприпасами, провиантом, амуницией, седлами и прочим войсковым имуществом. И тогда командовавший арьергардом полковник Жвачин решил закопать все ненужное имущество, в том числе артиллерийские снаряды, поскольку в полку не осталось ни одной пушки. Он отделил часть обоза и лично отвел его верст на пять в сторону от тракта, где на лесной поляне уже были вырыты четыре большие ямы. Под его наблюдением ездовые сложили в них поклажу с подвод. В самую крайнюю яму опустили ящики со снарядами, присыпали землей, а сверху положили убитую лошадь. Если кто-то начнет копать, то наверняка бросит, наткнувшись на нее. После этого полковник приказал обозникам догонять часть, а сам с ординарцем ускакал вперед. О том, что произошло дальше, Пуррок позднее рассказывал по-разному. По одной версии буквально через несколько часов на них наткнулись красные, завязался бой, сперва убили одного солдата, потом другого, а на следующий день всех остальных окружили и взяли в плен. Пуррок назвался крестьянином, которого колчаковцы якобы насильно мобилизовали вместе с лошадью, и вскоре был отпущен домой. Вторая версия звучит иначе. Полковник будто бы взял Пуррока с собой, чтобы тот записал приметы поляны с закопанным войсковым имуществом, и в конце процедуры захоронения взял у него листок с описанием. Когда же писарь вместе с обозниками догонял ушедший вперед полк, их окружили атаманские казаки из конвойной сотни и всех перестреляли за то, что они якобы хотели уйти к красным. Самого Пуррока тяжело ранили. Но, когда казаки умчались, бросив у дороги трупы расстрелянных, он собрал последние силы и дополз до заимки, где хозяева взялись лечить его травами. Отлежавшись, писарь вернулся домой, откуда в мае 1920 года выехал в Эстонию. Теперь уже трудно сказать, что произошло на самом деле. Во всяком случае следы командира 21-го полка полковника Жвачина затерялись, как, впрочем, и сопровождавшего его ординарца. А вот старший писарь фельдфебель Карл Пуррок вдруг объявился.

НЕОБЫЧНЫЕ ТУРИСТЫ

Летом 1931 года в Москву приехали два эстонских «туриста», воспылавших желанием «познакомиться с достижениями Страны Советов». Правда, для этого они избрали весьма необычный маршрут. Вместо того чтобы осматривать столицу или, на худой конец, новые заводы и фабрики, эстонцы отправились в сибирскую глухомань. В действительности целью их поездки было «золото Колчака». Его следы оборвались в 1920 году после расстрела по приговору Иркутского ревкома Верховного правителя. Все попытки раскрыть тайну исчезновения 26 ящиков с золотыми слитками и монетами окончились ничем. По результатам проведенного ЧК расследования считалось, что золотой запас Российской империи адмирал передал японцам в качестве оплаты их «военной помощи». Но Пуррок знал, что это не так. Будучи старшим писарем, он имел доступ к секретной документации. Поэтому ему было известно, что в 26 «ящиках со снарядами» весом по 2 и 4 пуда было золото: в восьми — в монетах, а в остальных — в слитках. Именно поэтому полковник Жвачин приказал ничего не подозревавшим атаманцам ликвидировать как «потенциальных дезертиров» всех причастных к его захоронению. И все-таки один свидетель, сам Пуррок, остался жив. В 1930 году он поделился этой тайной со своим родственником, инженером Аугустом Лехтом. Тот сразу загорелся идеей добыть «золото Колчака». В итоге летом следующего года оба эстонца оказались в Сибири в окрестностях станции Тайга. Однако их ждало разочарование: местность настолько изменилась, что бывший писарь не мог узнать ее. Там, где в 1919 году стоял густой лес, теперь была лишь редкая молодая поросль. Все приметы, которые запомнил Пуррок, исчезли. Правда, в первый день кладоискатели выкопали уйму трухлявых пней, да какие-то гнилые подошвы от сапог, но это еще ни о чем не говорило. Короче, предстояло копать новые шурфы, причем на большой площади, так как без этого ничего определить было нельзя. А дальше у кладоискателей началось сплошное невезение. На следующий день из-за страшной жары они решили пораньше прекратить поиски. Отправились ночевать в ближайшую деревню, но по дороге Пуррок вдруг обнаружил, что потерял бумажник со всеми деньгами и документами, в том числе с загранпаспортами. Вернувшись на место раскопок, до темна искали пропажу, но безрезультатно. Им пришлось той же ночью идти в милицию, чтобы получить временные удостоверения, а потом мчаться в Москву и там через НКВД оформлять возвращение в Эстонию.

ПЛОДЫ УПОРСТВА

Будучи квалифицированным инженером, напарник Пуррока Лехт занялся изучением западной прессы, ища сведения о технических средствах обнаружения зарытых в землю металлов. И такое средство нашлось. Это был хитроумный аппарат конструкции Митова, немецкого инженера болгарского происхождений. Но как уговорить изобретателя отправиться со своим прибором в «логово большевиков»? Эту проблему удалось решить неожиданно легко. Пуррок познакомился с богатым берлинским адвокатом Кейзером, у которого было необычное для его профессии увлечение: археологические раскопки. Эстонец сумел заинтересовать археолога-любителя своей историей с «золотом Колчака» настолько, что тот взялся за организацию экспедиции. Для начала Кейзер связался с Митовым и оплатил его приезд в Эстонию для испытания чудо-прибора. При этом выяснилось, что он весит целых 96 пудов. Поэтому нечего было и думать незаметно провезти его через границу. Следовательно, нужно официально договариваться с советскими властями. И хотя полевые испытания аппарата Митова в таллинском парке Кадриорг, где согласно преданиям был захоронен не один клад, ничего не дали, Кейзер отправился в Москву. Там он довольно быстро получил разрешение направить экспедицию на поиски колчаковского клада в Сибири и подписал в Кредит-бюро договор, по которому в случае успеха СССР принадлежало 75 процентов золота, а остальные 25 поисковикам. Окрыленный, немец вернулся в Таллин, а на смену ему в Москву выехали Пуррок и Митов. Поселились в «Национале» и стали ждать прибытия аппарата, отправленного багажом. Шел день за днем, но техники все не было. Железнодорожная администрация, к которой они неоднократно обращались, вежливо успокаивала: дорога дальняя, груз идет медленной скоростью. Кладоискателям и в голову не могло прийти, что аппарат давно прибыл в Москву и негласно изучается в закрытом конструкторском бюро на предмет возможного использования в военных целях, например для обнаружения мин. Лишь спустя полтора месяца Пуррока и Митова известили, что они могут наконец получить свой груз. Но был уже конец ноября, в Сибири выпал снег, ударили морозы. Ехать на станцию Тайга не имело смысла. Так что эстонец несолоно хлебавши взял билет в Таллин, а немец — в Берлин. Экспедиция сорвалась. Однако Пуррок на этом не успокоился. В предвоенные годы он несколько раз обращался в советское генконсульство с просьбами о разрешении на посещение СССР, а Лехт от его имени писал в Москву письма с предложениями о сотрудничестве. Увы, безрезультатно. Лишь после того, как в июне 1940 года Эстония «добровольно вошла в состав СССР», настырная пара добилась своего: на нее обратили внимание. Но не дипломаты, а чекисты. В то время они работали днем и ночью, фильтруя население новой республики, отсеивая буржуазные и неблагонадежные элементы. Ни Пуррок, ни Лехт к их числу не относились. Чекистов заинтересовало другое: почему эта парочка уже не один год добровольно рвется в Сибирь, куда других отправляют по приговору особого совещания? С целью шпионажа? Организации саботажа и диверсий? С ними следовало разобраться… Пуррока и Лехта вежливо приглашают на допросы. Пока лишь в качестве «свидетелей», хотя и неясно, чего.

ЧЕКИСТЫ-КЛАДОИСКАТЕЛИ

Прежде чем излагать дальнейшие события, необходимо небольшое пояснение. В 1939 году в связи с передачей Гохрана в систему НКВД в нем был организован 5-й спецотдел. Помимо самого Гохрана, он включал контрольное и оперативное подразделения и отвечал за все вопросы, связанные с хранением и отпуском ценностей из золотого и алмазного запасов страны. В этот отдел и попала служебная записка из Таллина. Руководство НКВД хотело получить от экспертов «золотого» подразделения заключение относительно того, насколько можно доверять «фантазиям» некого Пуррока о будто бы зарытых в Сибири сокровищах. Эксперты затребовали чекистские архивы из Сибири, изучили показания эстонца и пришли к выводу, что речь действительно может идти о золоте из государственного запаса Российской империи. Эти выводы были доложены на самый верх — комиссару госбезопасности III ранга Кобулову. Ознакомившись с ними, он наложил резолюцию: «Вызовите Пуррока в Москву вместе с оперативным работником. Направьте на место для поиска золота совместно с начальником УНКВД. Результаты доложите. 4.6.41 г. Кобулов». Приехавшего в сопровождении оперативника Пуррока поселили в закрытой чекистской гостинице «Селект». А уже на следующий день, 9 июня 1941 года, вместе с двумя сотрудниками оперативно-чекистского отделения 5-го спецотдела Кузьминым и Митрофановым он выехал поездом Москва — Иркутск в Сибирь. Позднее столь скоропалительная отправка секретной чекистской экспедиции за «золотом Колчака» дала бывшему начальнику этого отдела генерал-майору госбезопасности Владимиру Владимирову основание утверждать, что к ее организации отнеслись непростительно легкомысленно. Решили, что всего-то нужно добраться до места, которое укажет Пуррок, да выкопать золото. В действительности все оказалось намного сложнее. Это видно из дневника, который, начиная с 14 июня, вел Кузьмин и где подробнейшим образом описывал все происходившее. Вот некоторые выдержки из него: «14.6.41 г. В поезде в разговоре Пуррок уточнил, по каким путям отступала армия Колчака… В разговоре со мной он очень часто говорил о плохом состоянии своего здоровья, что ему нужно серьезно лечиться. Я такие разговоры всегда сводил к тому, что все зависит от него, если будет обнаружено то, за чем мы едем, то он не только будет обеспечен лечением, но и вообще вознагражден.

Пуррок мне сообщил следующие ориентировочные данные: 1. Отступление шло от района Новосибирска до станции Т. 2. Шли параллельно ж. д. пути с северной стороны полотна. 3. На станции Т. пересекли ж. д. полотно и стали двигаться в южном направлении от ж. д. 4. В 4–5 км от станции был закопан клад. 5. Когда закопали клад, полковник Жвачин крикнул Пурроку: „Запишите: 5-я дорога от просеки вправо“. 6. „Я, когда уходил, — говорил Пуррок, — то заметил, что мы закопали клад между трех пихт, а на них была повалена береза. В 1931 году, по моему мнению, я эту березу нашел, она имела такой же наклон (в северную сторону), но была наполовину сломана, пихт и пней я не обнаружил“.

13 июня в 5 часов 30 минут по местному времени мы подъехали к станции Т., сдали вещи в камеру хранения, а сами отправились на место, где Пуррок с Лехтом были в 1931 году». В тот же день Кузьмин разыскал старые карты, выяснил фамилии старожилов, знающих все проселочные дороги и таежные тропы, заручился поддержкой местного отделения НКВД. 14 июня они отшагали 20–25 километров. А вечером местный уполномоченный Кротов, знаток окрестностей, разошелся с Пурроком в определении маршрута отступления Колчака. Кузьмин записал: «Пуррок сегодня никакого участия в работе не принимал, лежит в постели в гостинице, заболел, не может ходить. В больнице ему сказали, что у него грыжа, прописали разные лекарства. Вечером с Митрофановым еще раз устроили Пурроку основательный допрос. Он совершенно как будто пришиблен». Кузьмин намечает большой — на две машинописные страницы — план на следующий день. А запись 16 июня начинается знаменательной фразой: «Сегодня мы окончательно убедились, что не Пуррок показывает нам, где зарыт клад, а я и Митрофанов ищем место при слабой и иногда противоречивой консультации Пуррока». Очевидно, чекист Кузьмин был неглупым человеком. Придя к выводу о бесполезности Пуррока, он решает начать собственное расследование. Изучив карты и проанализировав рассказы местных жителей, определяет три возможных пути отступления колчаковцев. Вроде бы наконец отыскалась и 5-я дорога: «Она имеет все приметы, что здесь раньше росли крупные пихты, кедр, береза и осины, чего нет на других дорогах, — пишет он в дневнике. — Найти какие-либо углубления, которые указывают на осадок почвы, нам не удалось, т. к. очень густая и высокая трава, цветы и папоротники все сглаживают… Очень страдаем от мошкары, комаров и особенно лесных клещей». Видимо, Кузьмин уже заразился лихорадкой кладоискательства. На 17 июня он планирует рыть шурфы в три линии и намечает, где именно. Однако начать шурфовку не удалось, поскольку всех рабочих неожиданно мобилизовали для выполнения «спецзадания». Пуррок по-прежнему болен — воспаление грыжи, температура. Заболел и Митрофанов. 19 июня приступают, наконец, к шурфовке, но ничего не находят. «22 июня. С 7 утра до 6.30 вечера проводили шурфовку. Никаких признаков того, что мы ищем. Пришли в гостиницу, узнали о нападении на СССР Германии». На этом записи в дневнике чекиста Кузьмина обрываются.

НАДЕЖДА ОСТАЕТСЯ

По секретному мобилизационному плану в случае начала крупномасштабных военных действий золотой и алмазный запасы СССР предписывалось в течение 72 часов эвакуировать из Москвы в глубь страны. Поэтому чекисты-кладоискатели вместе с Пурроком немедленно выехали в столицу. Для них наступила горячая пора: эвакуация Гохрана и сотрудников, сооружение новых хранилищ в Новосибирске, Свердловске, Челябинске, потом возвращение в Москву вывезенных ценностей. Так что до «золота Колчака» руки не доходили. А виновника всей этой истории Карла Пуррока отправили в Бутырку и завели уголовное дело по обвинению его в «обманных действиях, причинивших ущерб государству». Причем даже в критические для страны дни осенью 1941 года, когда шло сражение на подступах к столице, для эстонца у чекистов нашлось время. 4 декабря было подписано обвинительное заключение: «Обвиняется в том, что с целью пробраться в Москву и др. города Союза ССР неоднократно подавал заявления генеральному консулу СССР о том, что будто им в 1919 году при отступлении армии Колчака зарыто около 50 пудов золота, однако местонахождение клада не указал, явно злоупотребив довернем. Действия Пуррока по розыску этого клада, поездки в Берлин, его связи с Кейзером и Митовым подозрительны на шпионаж. Дело подлежит направлению в Особое совещание при НКВД Союза ССР». Как это ни парадоксально, спасло Пуррока ненайденное «золото Колчака». Иначе не миновать бы ему ВМН — высшей меры наказания, к которому в горячке тех суровых дней приговаривались за куда меньшие провинности. Однако приговор был неожиданно мягкий: пять лет исправительно-трудовых лагерей по статье 169 ч. 2 УК РСФСР, то есть за простое мошенничество. Согласно ему кладоискателя-неудачника отправили до лучших времен в один из саратовских лагерей. Очевидно, высокое начальство не теряло надежду рано или поздно все же разыскать золотой запас Российской империи и получить за это высокие награды Родины. Но произошло непредвиденное: в 1942 году заключенный Пуррок умер. И все-таки история самого большого российского клада на этом не кончилась. Начальник 5-го спецотдела НКВД Владимиров помнил о нем и даже обращался к начальству с предложением возобновить поиски уже с привлечением специалистов и техники. Но в конце концов похоронил эту идею как нереальную. Золото в годы войны практически не расходовали, если не считать 10 тонн, взятых из Гохрана для оплаты военных поставок союзников. Специалисты же и техника были в дефиците в то время. А в 1946 году генералмайора госбезопасности Владимирова назначили начальником Горьковского областного управления КГБ и заниматься кладоискательством ему было не с руки. Но ставить точку в этой истории еще рано. Ведь речь идет не просто о кладе, а о золотом запасе Российской империи. Используя новейшую технику, не так уж трудно провести обследование района предполагаемого захоронения «ящиков со снарядами». Даже нулевой результат будет иметь важное значение, ибо позволит раз и навсегда покончить с неопределенностью. А начать нужно с поисков «золота Колчака» прямо здесь, в Москве. Пригласить опытных операторов, занимающихся дистанционной биолокацией, дать им крупномасштабные топографические карты и посмотреть, что они скажут. Дело за малым — за инициативой.

Загрузка...