10 фатальных ошибок Гитлера

Введение

Около 400 года до н. э. великий китайский стратег Сунь Цзы записал самую глубокую мысль из когда–либо сказанного о войне: «Чтобы избежать сильного, нужно нанести удар по слабому».

Адольф Гитлер ничего не знал о высказывании Сунь Цзы. Между тем в течение первых семи лет своего диктаторства в Германии, с 1933 по 1940 год, он избегал сильных, нападал на слабых и достиг таких ошеломляющих успехов, что оказался в одном шаге от полной победы.

Однако после 1940 года Гитлер свернул с курса, который мог бы привести его к окончательной победе. Он напал на сильный Советский Союз, предоставив Британии и Соединенным Штатам время на то, чтобы создать мощную военную машину, и не сумел предотвратить удар этих стран по уже ослабленной Германии.

Столкновение союзников и Германии привело к самой грандиозной схватке в истории. Однако ее исход уже был предопределен роковыми ошибками Гитлера, допущенными им в 1940 году и позже. К 1945 году Германия была разбита, а Адольф Гитлер мертв.

Гитлер – самое страшное чудовище, которое когда–либо знал мир. Но в то же время он был искушенным политиком. Политическое мастерство Гитлера привело его к власти и позволило ему скрыть злонамеренность своих планов за ширмой грандиозных экономических и военных успехов, которых удалось достичь Германии и ее вооруженным силам. В то же время Гитлер не стремился достичь разумных целей. Скорее это были цели маньяка. Он считал, что сможет возвысить немцев и превратить их в «господствующую расу» путем ограничения браков и дозволения сексуальных отношений только между «арийцами». Гитлер отказывался признавать, что европейцы вступали в смешанные браки на протяжении тысячи лет и что не могло существовать такого понятия, как «чистая раса» арийцев или кого–либо еще. Он хотел захватить силой оружия Lebensraum, то есть «жизненное пространство», для немцев в России или на Украине и намеревался для достижения этой своей цели убить или уморить голодом миллионы славян, живших на этих землях. Помимо этого, Гитлер хотел стереть с лица планеты целые народы – евреев и цыган, уничтожить людей с умственными и физическими нарушениями, равно как и всех тех, кто был не согласен с его политикой.

Гитлер обладал уникальной способностью определять и использовать уязвимые места своих оппонентов. Благодаря этому дару он одержал ни с чем не сравнимую серию побед, которая началась с его утверждения на посту канцлера Германии в январе 1933 года и завершилась летом 1940–го, когда поражение, нанесенное Франции, убедило бесноватого фюрера в том, что он – непобедимый военный гений. Гитлер не понимал, что победу немцам удалось одержать не из–за его проницательности, но благодаря полководческому мастерству двух генералов – Эриха фон Манштейна и Хайнца Гудериана.

Считая, что Великобритания больше не является его главной головной болью, Гитлер занялся уничтожением евреев и других презираемых им людей, а также подготовкой агрессии против Советского Союза.

С этого момента две наиважнейшие задачи – то есть война против Советской России и физическая ликвидация представителей неугодных нацистам народов – отнимали почти все внимание Гитлера, а также большую часть военных и людских ресурсов германского рейха.

Подобный курс привел к поражению Германии. Иначе и быть не могло.

Стратегия Гитлера в середине 1940–х годов была почти безупречной. Он изолировал и поглощал одно за другим европейские государства, завоевал доверие Советского Союза, приобретя в его лице доброжелательного партнера, уничтожил военную мощь Франции, отрезал Великобританию от континента. Оставались лишь несерьезные и легкоустранимые препятствия на пути создания империи, включавшей в себя большую часть Европы, Северную Африку и Ближний Восток. Эта империя не только была бы несокрушимой извне, но и могла поставить Гитлера в такое исключительное положение, когда он бы смог со временем завоевать весь мир.

Подобного не случилось. Паранойя Гитлера затмила его политическое здравомыслие. Он отказался от успешной стратегии нападения на слабых противников, которой придерживался до лета 1940 года, и попытался завоевать «жизненное пространство», атакуя в лоб главными силами. Гитлер оказался неспособным понять, что можно было достичь этих целей более легким путем и практически наверняка, если действовать исподволь, нанося удары не по сильному, а по слабому противнику.

Даже после того, как в июне 1941 года Гитлер вторгся на территорию Советского Союза, он имел шансы победить. Этому помешали два характерных для него роковых решения: Гитлер упорно настаивал на наступательном решении военных проблем, когда мощь германской военной машины уже не была адекватной, а также пытался удерживать всю захваченную территорию, в то время как отступление могло бы сохранить силы. Подобные промахи привели к катастрофическим последствиям (Сталинград, Тунис, Курск, Курская Дуга), равно как и приказы «не отступать», уничтожившие огромную часть немецкой армии.

Дорога к победе лежала не через лобовую атаку Советского Союза, а через неспешный и обстоятельный захват Северной Африки. Этот путь был настолько очевиден, что все британские лидеры видели его, равно как и ряд немецких руководителей, включая Альфреда Йодля, начальника штаба оперативного руководства Верховного главнокомандования вермахта, Эриха Редера, командующего германским флотом, и Эрвина Роммеля, которому судьбой было предназначено снискать себе славу в Северной Африке и получить прозвище «Лис пустыни».

После разгрома французской армии в 1940 году Великобритания осталась с единственной танковой дивизией, которая могла бы оборонять Египет и Суэцкий канал. В распоряжении руководства германского вермахта находилось двадцать танковых дивизий, и ни одна из них еще не была задействована в боях. Если бы страны Оси, то есть Германия и ее союзник Италия, использовали только четыре из этих дивизий, чтобы захватить Суэцкий канал, то британский королевский военно–морской флот был бы вынужден покинуть Средиземное море, превратив его в «озеро Оси». Французская Северная Африка – Марокко, Алжир и Тунис могли быть оккупированы, а германские войска имели возможность захватить Дакар в Сенегале, на западном побережье Африки, откуда подводные лодки и самолеты стали бы контролировать главные морские пути южной части Атлантики.

Югославия и Греция, лишенные даже гипотетической надежды на помощь со стороны, вынуждены были бы уступить любым требованиям немцев. Поскольку Гитлер заручился поддержкой Венгрии, Румынии и Болгарии, Германия могла взять под контроль всю юго–восточную Европу, не потеряв при этом ни одного немецкого солдата.

Как только Гитлер получал в свои руки Суэцкий канал, перед ним открывалась прямая дорога, по которой германские бронетанковые колонны устремлялись в Палестину, Иорданию, на Аравийский полуостров, в Сирию, Ирак и Иран. Это давало рейху неограниченные запасы того самого продукта, в котором больше всего нуждалась его военная промышленность, – нефти.

Поскольку для ведения современной войны нефть имеет наиважнейшее значение, то очевидно, какие громадные преимущества могла получить Германия, оккупировав арабские страны и Иран. Это привело бы к изоляции Турции, создало угрозу Англии в ее контроле над Индией, германские танки и пушки могли оказаться на расстоянии прямого удара от советских нефтяных разработок на Кавказе и на побережье Каспийского моря. Дальше – больше: Турция вынуждена стать союзником Третьего рейха, предоставляет право на свободный транзит для немецких войск, Великобритания должна подтянуть в регион все свои силы, чтобы защитить Индию, а Советский Союз прибегает к всяческим мерам, чтобы сохранить мир с Германией, поскольку та усиливается прямо на глазах.

Германии не обязательно начинать войну с применением подводных лодок или авиации против кораблей и городов Англии, потому что участие Великобритании в войне становится все более нецелесообразным. Гордый британский лев никогда не сможет набрать достаточно сил, чтобы в одиночку вести военные действия на континенте.

Без поддержки могучего Советского Союза Соединенные Штаты в течение нескольких лет не смогли бы собрать достаточно сильную армию, чтобы перебросить войска через Атлантический океан и начать боевые действия в Европе, атаковав мощную, увеличивающую день ото дня и без того огромный военный потенциал Германию. Поскольку Соединенные Штаты были все больше и больше озабочены угрозой со стороны Японии, они почти наверняка не смогли бы бросить вызов Гитлеру.

Таким образом, Германия могла оказаться по–настоящему непобедимой империей, и у нее появилось бы достаточно времени для наращивания военно–промышленного потенциала, с тем чтобы со временем одолеть и Соединенные Штаты. Хотя Великобритания могла и отказаться от заключения мира, де–факто она не сумела бы ничего противопоставить немцам. Соединенным Штатам оставалось только сосредоточиться на обороне Западного полушария и Тихого океана. Даже если американцы и продолжили работать над созданием атомной бомбы, они вряд ли решились бы сбросить ее на Германию.

Эта книга рассказывает о тех возможностях, которыми обладал Гитлер и правильная реализация которых могла привести его к победе. Однако этому не суждено было случиться – из–за неспособности диктатора разглядеть косвенные пути к победе, а также из–за его навязчивой идеи – напасть непосредственно на Советский Союз.

Глава 1. Могла ли Германия одержать победу?

Рано утром 10 мая 1940 года самая большая масса танков, собранная в одном месте, какую только знали в истории войн, перешла восточные границы Бельгии и Люксембурга.

За четыре дня семь бронетанковых дивизий, имеющих в своём составе 1800 танков, прорвали главную линию французской обороны на реке Маас. Через семь дней немцы достигли Ла–Манша, расположенного в 160 милях оттуда, и отрезали самые мощные и мобильные части французских и британских вооруженных сил, которые в то время располагались в Бельгии. Остатки союзных войск были вынуждены в спешном порядке эвакуироваться через Дюнкерк.

Месяц спустя Франция капитулировала, а англичане в панике бежали на свои острова, побросав все оружие и технику. Теперь лишь 21 миля водной глади пролива отделяла их от полчищ захватчиков.

Германия достигла самой зрелищной, быстрой и ошеломляющей военной победы в XX веке. Она стала доминировать в Европе от мыса Нордкап в Норвегии до Средиземного моря и от Польши до Атлантики. Победой Германия была обязана волчьей хватке своего диктатора – Адольфа Гитлера.

И все же в тот миг величайшего успеха, когда не оставалось практически ничего, что помешало бы Гитлеру создать и возглавить фактически непобедимую империю, включавшую в себя Европу, Северную Африку и Средний Восток, фюрер германской нации свернул с дороги и стал следовать курсом, который привел к падению «Тысячелетнего рейха», и притом всего за пять лет.

Ряд высокопоставленных немецких офицеров видел открывавшиеся в 1940 году возможности и делал все для того, чтобы Гитлер не упустил своего шанса. Фюрер рассмотрел предложения генералов, но в конце концов никого не послушал. После победы над Францией Гитлер сосредоточил все внимание на подготовке к войне против Советского Союза и стал вынашивать планы уничтожения евреев и других ненавидимых им народов.

Гитлер пришел к такому решению путем невероятно извилистых и алогичных умозаключений. Поскольку Великобритания отказалась заключить мирный договор, а вторжение на Альбион могло обернуться серьезными трудностями – учитывая мощь английского военно–морского флота и слабость флота немецкого, – то Гитлер решил, что единственный способ одолеть Англию – это победить Советский Союз. Фюрер почему–то думал, что Россия – главная и вообще единственная из оставшихся надежд Англии, что только русские могут помочь англичанам, являясь своего рода «континентальным кинжалом», нацеленным в горло рейху.

Когда же Советский Союз будет уничтожен, думал Гитлер, англичане тут же сдадутся на милость победителя.

Безусловно, подобные предположения являлись в корне неверными. В своей борьбе против Германии Великобритания опиралась прежде всего на Соединенные Штаты, а вовсе не на Россию. «Я втяну Соединенные Штаты в войну», – сказал после поражения Франции своему сыну британский премьер–министр Уинстон Черчилль. И американский президент Франклин Рузвельт делал все, что только возможно, чтобы прийти Англии на помощь.

Однако Рузвельту приходилось вести хитрую игру. Большинство американских избирателей до смерти боялись оказаться втянутыми в очередную войну в Европе и хотели, чтобы их страна надежно спряталась от всего остального шумного мира за двумя океанами. И только немногие видели, какую страшную опасность представляет собой Адольф Гитлер, и понимали, что Соединенным Штатам рано или поздно придется вступить в войну против фашистской Германии.

Вероятно, Гитлер слишком увлекся соблазняющими его размышлениями по поводу того, как бы побыстрее разгромить Советский Союз, и разрабатывал теорию о тесной связи Великобритании и России, для того чтобы в любом случае оправдать то, что он задумал сделать. Гитлер ненавидел коммунизм, боялся роста могучего индустриального государства, которое быстро развивалось под руководством Иосифа Сталина, и хотел аннексировать большой кусок России и Украины. И, кроме того, до Советского Союза он мог дотянуться – в то время как не имел возможности сделать этого в отношении Британии.

На самом же деле Гитлер не хотел разрушать Англию, и это сыграло важную роль в его решении повернуть на Восток. Он восхищался Британской империей и хотел добиться взаимопонимания с ее лидерами. Однако Гитлер выдвигал такие условия, согласно которым Британия могла сохранить империю лишь в том случае, если у Германии будут развязаны руки на континенте. Безусловно, Англию никогда не устроило бы подобное положение дел, потому что в таком случае она недолго сохраняла бы статус независимого государства, поскольку являлось очевидным, что аппетиты Гитлера границ не имеют.

Гитлер не желал слушать никакой критики. Его советники понимали, что война на Западе была выиграна лишь наполовину, и лишь немногие думали, что она может быть завершена на равнинах европейской части России. Советский Союз был настолько огромен, что война там могла распространяться в территориальном отношении практически до бесконечности, и являлось очевидным, что германский военно–промышленный комплекс, какой бы он ни обладал реальной мощью и теоретическим потенциалом, в конце концов не сможет обеспечить нужд армии. Война против России могла стать совсем иным делом, чем война на Западе, где расстояния ограниченны, население сконцентрировано в городах, все важнейшие объекты расположены близко друг к другу, а Атлантический океан представляет собой конкретную границу территориального распространения.

По совету генерала Эриха фон Манштейна Гитлер изменил Schwerpunkt, то есть направление главного удара, перенеся точку напряжения с северной Бельгии на Арденны, хотя остальные германские генералы советовали другое. Это решение принесло Германии величайшую победу в ее истории. Поскольку высшее военное руководство ошиблось, а Гитлер и Манштейн оказались правы, фюрер сделал вывод, что может опираться на свою «интуицию». Эта самая «интуиция» подсказала ему, что нужно отложить начало войны против Англии и полностью отдаться удовлетворению двух страстей, которые владели Гитлером с начала двадцатых годов, а именно заняться разгромом Советского Союза и уничтожением евреев в Европе.

Вера Гитлера в необходимость завоевания «жизненного пространства» опиралась на ту идею, что немецкому народу нужно больше земли, чтобы производить больше продуктов питания. Классическая экономика давным–давно доказала, что индустриальные государства могут закупать зерно и другие продукты для своих нужд и в принципе им не требуются дополнительные сельскохозяйственные угодья. Однако Гитлер не обращал на все это внимания.

Кроме того, идея захватить побольше территорий у соседей нашла горячий отклик у германского народа. Немцы еще в начале XX века стремились к экспансии в Центральную и Восточную Европу – это явилось одной из причин Первой мировой войны, которую Германия проиграла.

В своей книге «Майн кампф» Гитлер писал, что Германия не являлась мировой силой в 1914–1918 годах потому, что не могла прокормить свой народ, и не станет великой державой до тех пор, пока не сумеет сделать этого.

Стремление Гитлера уничтожить евреев и некоторые другие народы опиралось не на логичную основу, но лишь на в высшей степени злонамеренные предрассудки. Фюрер превратил евреев в козлов отпущения в каждой проблеме, с которой сталкивалась Германия, даже в том, что Советский Союз развивался неимоверно высокими темпами, так как ошибочно полагал, что революция там была совершена при поддержке евреев.

Между тем политическая интуиция Гитлера предупреждала его о том, что следует избегать личного участия в погромах, в разжигании атмосферы ненависти и убийств, и фюрер переложил выполнение расовой программы на своих подчиненных: в наибольшей степени на Генриха Гиммлера и Рейнхарда Гейдриха – руководителей СС.

За последующие несколько лет Гитлер и его сторонники, добровольные немецкие палачи, казнили шесть миллионов евреев во время так называемого холокоста; вероятно, около миллиона поляков и цыган; были уничтожены тысячи людей, страдавших душевными или физическими болезнями, и те, кто противостоял идеям нацизма. Погибли 7,7 миллиона советских мирных граждан. В это число не входит 9,1 миллиона солдат союзников, убитых в сражениях (из них 7,5 миллиона советских), и еще 5 миллионов советских солдат, которые умерли в лагерях военнопленных.

Помимо ужасов, которые несли с собой казни и убийства гражданского населения и военнопленных, подобная практика террора отвлекала немцев от производительного и интеллектуального труда, лишала рейх потенциально ценных рабочих, требовала огромных затрат на транспорт, ресурсов, человеческих кадров и энергии, в которых так отчаянно нуждается страна во время войны.

Сейчас, наверное, легче всего утверждать, что Гитлер был сумасшедшим. Скорее всего таковым он и являлся. То, что фюрер зациклился на решении двух чудовищных, не укладывающихся в рамки здравого смысла задач, доказывает данный факт. Однако, с другой стороны, Гитлер был разумным человеком, обладал высокоразвитым интеллектом и превосходной политической сметкой. Его фантастический успех в середине 1940–х годов наглядно это показывает.

Многие из тех, кто служил Гитлеру, были убеждены, что они смогут подавить безумство разума вождя и таким образом приведут Германию к благоприятному для нее исходу войны. События, происходившие в штаб–квартире Гитлера начиная с середины 1940–х годов, представляют собой нарастающую драму подобных усилий. В то время как несколько дальновидных офицеров видели способ продолжать войну и пытались убедить фюрера в своей правоте, лизоблюды всячески угождали Гитлеру, взывая к его предрассудкам. Иногда Гитлер прислушивался к одним, порой к другим, а иногда никого не слушал, кроме себя самого.

До лета 1940 года Гитлер одержал серию побед, беспрецедентных в мировой истории. Большинства из них он добился, используя свой замечательный политический дар – практически без применения военной силы.

Вот что Гитлер сделал за шесть лет. В 1933 году он стал диктатором Германии; менее чем через два месяца после этого события фюрер полностью подчинил государство нацистской партии, которую он возглавлял; в октябре 1933 года он вывел Германию из Лиги наций; в 1934–м приступил к тайному крупномасштабному реформированию германских вооруженных сил; в 1935 году ввел воинскую повинность в нарушение Версальского договора; в 1936–м Гитлер вновь оккупировал Рейнскую область – немецкий приграничный регион, демилитаризованный согласно условиям Версальского договора; сам договор он объявил недействительным в 1937 году; захватил суверенное государство Австрию и 10 марта 1938 года присоединил его к Германии; силой заставил лидеров Британии и Франции принять свой вариант расчленения Чехословакии во время Мюнхенской конференции 29–30 сентября 1938 года, а 15 марта 1939 года оккупировал остатки чешского государства – Богемию и Моравию.

Этот последний акт наконец показал Невиллу Чемберлену, британскому премьер–министру, и Эдуарду Даладье, французскому премьеру, что политика «умиротворения» Гитлера совершенно неоправданна, а сам фюрер – прирожденный лжец. В Мюнхене Гитлер торжественно поклялся, что его окончательные притязания в Европе ограничатся аннексией Судетов – немецкоязычной части Чехословакии – и что он обеспечит независимость остальных регионов.

Теперь Британия и Франция выступали гарантами независимости Польши – следующей жертвы в списке Гитлера. Судьба этой страны была решена 23 августа 1939 года, когда Советский Союз подписал пакт о ненападении с Германией, вдохновленный не столько уверенностью в мирных намерениях Гитлера, сколько отчаянием. Панически боявшиеся коммунистов Британия и Франция отказались сотрудничать с Советским Союзом, чтобы преградить дорогу Гитлеру в первые годы его правления, когда остановить нацистов можно было сравнительно легко.

Имея определенные гарантии со стороны Советского Союза, закрепленные в секретных протоколах Берлино–Московского пакта, которые разделяли Восточную Европу на германские и советские сферы влияния, 1 сентября 1939 года Гитлер двинул свои войска через границу с Польшей. У поляков в любом случае не имелось ни малейших шансов, поскольку территория их государства была наполовину окружена землями либо собственно Германии, либо контролируемых ею стран. Армия Польши была разгромлена в первый же день. Многочисленные колонны фашистских танков под командованием генерала Хайнца Гудериана с легкостью и невообразимой скоростью прорвали линию польской обороны. Это было первым случаем использования тактики «блицкрига», или «молниеносной» войны.

За три недели Польша была разгромлена, а поляки обнаружили, что их земли разделены между немцами на западе и Советским Союзом на востоке.

3 сентября 1939 года Великобритания и Франция объявили войну Германии. Англичане предприняли кое–какие действия на море, заблокировали немецкие порты и наблюдали за передвижением сухопутных немецких соединений, однако медлили с переброской своих войск на континент, в то время как Франция вообще фактически ничего не делала на франко–германской границе.

Осень и зима 1939–1940 годов получила известность в Британской империи как «странная война», во Франции – как drole de guerre («смешная война»), а в Германии – как Sitzkrieg («сидячая война»).

Между тем Советский Союз решил воспользоваться преимуществами пакта с Германией и потребовал от Финляндии передачи большой части территории, чтобы сделать ее буферной зоной вокруг города Ленинграда (Санкт–Петербурга) и еще кое–где. Финны отказались, и 30 ноября 1939 года советские войска вторглись в Финляндию. Финны блестяще сражались в «зимней войне», однако советских войск было слишком много. Русские прорвали главную оборонительную линию финнов 11 февраля 1940 года, а 12 марта Финляндия капитулировала, отдав России требуемые территории{1}.

Союзники – то есть Великобритания и Франция – тем временем усмотрели возможность нанесения вреда германской экономике и заминировали территориальные воды Норвегии, чтобы зимой помешать отгрузке шведской железной руды из норвежского порта Нарвик. Если бы они достигли своей цели, немецкому военно–промышленному потенциалу был бы нанесен серьезный урон, поскольку навигация в Балтийском море в северной его части в зимнее время закрыта: Ботнический залив промерзает насквозь. В то же время Гитлер надеялся использовать глубокие фьорды Норвегии в качестве баз для германских кораблей, самолетов и подлодок, действующих на британской линии обеспечения.

В начале 1940 года обе стороны начали вынашивать планы оккупации Норвегии.

Гитлер нанес первый удар, захватив Данию «кавалерийским наскоком», а 10 мая 1940 года занял ключевые порты Норвегии. Союзники соревновались между собой в деле оккупации Норвегии и добились некоторого успеха, особенно на море. Однако усилия Германии были более упорядочены и решительны, и союзные войска вскоре отошли, особенно когда средоточие военных действий сместилось в Бельгию, Голландию, Люксембург и во Францию, где 10 мая 1940 года Гитлер развернул решительное наступление.

Итоги польской кампании должны были навести военное руководство союзников на мысль об использовании двух свежих идей из германского арсенала. Однако подобного не произошло, и новое практическое применение этих самых идей поразило союзнические силы на Западе подобно молнии.

Новым в военной стратегии стало широкомасштабное использование самолетов и танков.

Немецкие генералы обнаружили нечто такое, до чего не смогли догадаться военные теоретики других армий, а именно то, что самолеты и танки являются не только оружием, но и своего рода средством передвижения.

«Средства передвижения» могли не только двигаться сами, но и перевозить артиллерию или пехоту, делая возможным строительство на основе мобильных частей совершенно новой военной системы. Армии стало возможным составлять из соединений, либо перебрасываемых на значительные расстояния с помощью авиации, либо передвигающихся самостоятельно, – то есть танков, моторизованной артиллерии и мотопехоты. Военно–воздушные силы могли включать в себя авиацию как тактическую (истребители и бомбардировщики поля боя), так и тяжелую стратегическую.

Гудериан строил свои танковые армии, опираясь на работы двух английских военных теоретиков – Дж. А.С. Фуллера и Бэзила X. Лиддела Гарта. Их идеи о концентрации бронетанковых частей в крупные соединения совершенно игнорировались в Англии. Как и английское руководство, германское верховное командование не сразу приняло новое в тактике и стратегии и долго сопротивлялось идеям Гудериана.

Благодаря энтузиазму Гитлера по отношению к танкам у Гудериана появилась возможность обосновать свою доктрину и укрупнить все танковые части до уровня дивизий и армий – вместо того чтобы сформировать из них небольшие подразделения, закрепленные за пехотными дивизиями, что сохранялось в практике французской и английской армий.

Кроме того, Гудериан добился принятия положения о том, чтобы бронетанковым дивизиям были приданы части моторизованной пехоты, артиллерия и инженерные войска, которые могли бы передвигаться со скоростью танков.

Эрвин Роммель, прославившийся благодаря своим успехам в Северной Африке, одним предложением выразил самую суть «блицкрига»: «Это искусство концентрации сил в одной точке, натиск и прорыв, окружение и укрепление флангов с обеих сторон и затем проникновение, подобное молнии, глубоко в тыл, прежде чем у врага найдется время отреагировать».

Для всех армий мира это была революционная идея. Большинство военачальников считали, что танки можно использовать только так, как они применялись в Первой мировой войне, – то есть в качестве поддержки пехоты, которая наносила удары по объектам противника, передвигаясь пешком. По этой причине лучшие танки союзников, вроде британской «Матильды», были тяжеловооруженными монстрами, которые хоть и обладали значительной огневой мощью и толстой броней, но при этом двигались вряд ли быстрее, чем обычный пехотинец на марше. С другой стороны, германские танки были «бегунами», имели более тонкую броню, но зато могли проходить около 25 миль в час, быстро прорываясь сквозь войсковые порядки противника с возможностью последующего рейда по оперативным тылам врага.

Поразительно, что союзные генералы, как и большинство немецких полководцев, не понимали обезоруживающей логики аргументов Гудериана. Он, например, привел такой пример: если одна сторона имеет 2100 танков и равномерно распределит их по трехсотмильному фронту для поддержки пехотных дивизий, то плотность машин будет семь единиц на милю, чего совершенно недостаточно для решительных действий, разве что только в боях местного значения. Если же у другой стороны имеется такое же количество танков, но все они сконцентрированы на направлении главного удара, то плотность бронированной колонны будет такой, сколько танков можно физически разместить на полях и дорогах данного сектора. С подобной концентрацией можно смело совершать прорыв. Средств противотанковой обороны у противника неминуемо окажется недостаточно для того, чтобы уничтожить всю атакующую бронетехнику; оставшиеся машины стремительно выйдут в тыл обороняющейся стороны, а при этом другие моторизованные силы последуют за танками, войдя в прорыв, чтобы закрепить успех. Это неминуемо нарушит равновесие главной линии обороны врага и развалит весь его фронт.

Тем не менее английские и французские военачальники настаивали на распределении большинства своих танков среди пехотных дивизий. Они заблуждались, полагая, что война должна вестись по всей вытянутой линии фронта, а генералы могут передвигать танки, чтобы блокировать любую точку, где несколько машин противника прорвут их оборону. Ретрограды не понимали эффективности концентрации большого количества танков для решительного прорыва в одной точке.

Революционный самолет, созданный немцами, поначалу не вызвал особого интереса. Речь идет о «Ю–87В» «штука» – пикирующем бомбардировщике с неубирающимися шасси, который нес 500–килограммовую бомбу и имел максимальную скорость всего лишь 395 километров в час. «Ю–87» устарел уже к 1940 году, однако «штука» (сокращение от Sturzkampfflugzeug, то есть «пикирующий боевой самолет»), разработанный для нанесения точечных ударов по полевым позициям противника, проявил себя в условиях войны неплохо, поскольку германские люфтваффе (военно–воздушные силы вермахта) быстро завоевали превосходство в воздухе благодаря отличному истребителю «Me–109».

«Ю–87» выполнял функции дальнобойной артиллерии и был достаточно эффективен. Этот самолет наводил ужас на солдат союзников благодаря точности бомбометания и еще потому, что немецкие пилоты снабдили «Ю–87» обычным свистком, который во время пикирования издавал пронзительный визг.

Руководство военно–воздушных сил союзников не видело необходимости в создании подобного самолета и сосредоточилось главным образом на бомбардировке по площадям, что оказалось гораздо менее эффективным, чем точечные удары на поле боя.

Когда германские танки прорывали вражеские линии, для огневой поддержки они могли использовать и свои собственные пушки, и пикировщики. Это стало новым способом получения оперативно–тактического преимущества, и союзники оказались не в состоянии противопоставить что–либо бешеному натиску немцев.

Глава 2. Кампания на Западе: 1940 год

Первоначальные цели, которых немцы хотели достичь на Западе, были поразительно скромными. Они даже не стремились к полной победе над Францией.

Как указывалось в директиве гитлеровской ставки (ОКХ) в октябре 1939 года армейскому командованию, задачей германских войск являлся разгром значительной части союзнических армий и захват территории Голландии, Бельгии и северной Франции, что должно обеспечить проведение «успешных воздушных и морских операций против Англии, а также создать широкую защитную зону для Рура» – немецкого индустриального района, расположенного к востоку от Голландии.

План этот несколько напоминал знаменитый «план Шлиффена» времен Первой мировой войны – а именно в том, что направление главного удара было направлено на Бельгию. В остальном же цели ОКХ были совершенно другими.

Граф Альфред фон Шлиффен намеревался одним махом разбить всю французскую армию. Его целью было обойти союзные силы с правого фланга, потом пройти на юго–запад к Парижу, а затем вернуться и нанести удар с тыла, то есть по всей вражеской армии, вытянувшейся вдоль франко–германской границы, после чего противник вынужден был бы капитулировать.

Сделать это в 1940 году было невозможно. В 1914–м Шлиффен рассчитывал на стратегическую внезапность. В сороковом же союзники предполагали, что немцы вторгнутся в Бельгию, потому что лобовая атака на французские приграничные укрепления была нереальна. В 1930–х годах Франция создала так называемую линию Мажино – систему мощных укреплений, состоящую из бетонных фортов, капониров, минных полей, крупнокалиберных орудий с пристрелянными площадями и т. д. Эту преграду лихой атакой взять было физически невозможно.

Союзники могли выдвинуть вперед значительные силы, чтобы встретить немцев в Бельгии, но это явилось бы неверным шагом. Разумнее было оставаться за ранее подготовленной линией обороны вдоль бельгийской границы или отойти к реке Сомма, на пятьдесят миль к югу, там сформировать мощную оборонительную линию, воспользоваться двойным превосходством союзнических армий в артиллерии и начать контратаку против открытого южного фланга немцев в тот момент, когда они начнут двигаться на запад. Во время такого маневра германских войск союзники могли нанести противнику сокрушительный удар. Даже если бы им это не удалось сделать, французы и англичане вполне успели бы создать мощную оборонительную линию и спокойно дожидаться атак со стороны немцев.

Однако французы понесли тяжелейшие потери в Первой мировой войне и не хотели, чтобы на их земле развернулись новые кровопролитные сражения. Кроме того, англичане и французы надеялись заручиться помощью голландской и бельгийской армий. С ними численность армии союзников сравнялась бы с количеством германских войск. Союзники предполагали использовать Диль, реку, которая протекает примерно в 15 милях к востоку от Брюсселя, в качестве основного оборонительного рубежа, передвинув свои мобильные войска на 40 миль дальше на восток, к реке Маас, чтобы замедлить продвижение немцев.

Руководство союзников проглядело уязвимые места этого плана. Для его исполнения требовалось, чтобы основные силы покинули уже выстроенные вдоль границы фортификационные сооружения и быстро выдвинулись к Дилю, а там уже создали из ничего новые оборонительные рубежи, причем всего лишь за два–три дня, которые предположительно могли оставаться в их распоряжении до подхода войск противника.

В ОКХ видели невыгодное положение союзников и надеялись, что германские войска смогут преодолеть оба водных рубежа мощным ударом с ходу. Но союзники, даже в случае своего поражения, все же могли бы отступить в район нижнего течения Соммы и сформировать фронт вдоль линии Мажино.

Вот почему Гитлер и ОКХ не ожидали полной победы на Западе. Гитлеровские военачальники не желали оказаться в том же безвыходном положении, в каком очутились немцы в результате осенних сражений 1914 года. Единственным плюсом в подобной ситуации явилась бы возможность использования побережья северной Франции, Бельгии и Голландии в качестве плацдарма для развертывания морской и воздушной войны против Англии.

Когда Эрих фон Манштейн узнал детали плана, он заявил, что преступно использовать германскую армию для достижения частных успехов, которые могут привести к снижению интенсивности боевых действий и, как следствие, к затяжной изнурительной войне, что для Германии неминуемо обернется поражением, поскольку союзники, контролируя морские коммуникации и имея в своем распоряжении огромные ресурсы своих колоний в Азии, Африке и Америке, имеют гораздо больше шансов выиграть такую войну.

Манштейн был начальником штаба у Герда фон Рунштедта, командующего группой армий «А», и он видел возможность использования варианта, ускользнувшего от внимания ОКХ, – точнее, способ уничтожить все северное крыло армий союзников после того, как те войдут в Бельгию. Этот же самый маневр может привести к созданию такой ситуации, когда вполне вероятным станет уничтожение остатков французской армии.

Заручившись поддержкой Рунштедта, Манштейн предложил командованию сместить направление главного удара, немецких войск в зону ответственности группы армий «А» и Арденны – лесистую горную местность в восточной Бельгии и северном Люксембурге. Он утверждал, что массированный удар десяти немецких танковых дивизий, которые там сконцентрированы, сможет достичь Седана, затем танки форсируют Маас, прежде чем сможет быть сформирована сколько–нибудь серьезная оборонительная линия французов, а потом бронированные колонны повернут на запад и танки выйдут на фактически незащищенную территорию противника. Этот маневр отрежет союзные армии в Бельгии, и они вынуждены будут сдаться.

Манштейн настаивал на том, что отвлекающий удар все же должен быть нанесен в районе северных областей Бельгии и Голландии группой армий «Б» под командованием Федора фон Бока. Армии Бока должны производить как можно больше шума, чтобы убедить союзников, что основные боевые действия разворачиваются как раз там, где они их ожидают. Это вынудит противника перебросить большую часть своих подвижных сил в Бельгию. Чем дальше они продвинутся, тем более вероятным окажется их разгром.

«Наступательные возможности германской армии были нашей козырной картой, и растрачивать их на полумеры недопустимо», – писал впоследствии Манштейн.

Манштейн спросил Хайнца Гудериана, могут ли танки пройти через холмы и узкие дороги Арденн. Гудериан изучил местность, ответил «да» и стал ярым приверженцем плана Манштейна.

Однако в ОКХ к новаторам не прислушались, и ставка оставалась непробиваемой еще три месяца. Вальтер фон Браухич, командующий немецкой армией, и Франц Гальдер, начальник генерального штаба, не одобрили того, что их собственный план отвергнут; они не разделяли энтузиазма Манштейна и Гудериана по поводу возможностей танков. Они мыслили как ортодоксальные вояки и полагали, что форсирование такой серьезной водной преграды, как Маас, потребует дополнительной концентрации частей пехоты и артиллерии и тщательно разработанного плана скоординированного наступления. На это уйдет время – время, которое французы вполне могут использовать на сооружение мощной оборонительной линии.

Манштейн и Гудериан были уверены, что Маас можно быстро форсировать только силами танковых дивизий и бомбардировщиков люфтваффе. Они считали, что быстрота наступления дает гарантию, что французы не будут располагать временем для того, чтобы собрать достаточно сил и остановить натиск немцев. Скорость продвижения атакующих колонн обеспечит и то, что лишь немногие соединения противника окажутся в состоянии препятствовать продвижению немецких танков по территории северной Франции непосредственно к Ла–Маншу{2}.

В ноябре 1939 года Гитлер распорядился, чтобы новый, 19–й танковый корпус{3} под командованием Гудериана, состоящий из трех дивизий, присоединился к группе армий «А».

Целью для группы армий «А» должен был стать Седан. Поскольку руководство ОКХ не доложило Гитлеру о планах Манштейна, фюрер, вероятно, принял такое решение потому, что понимал: Седан – наиболее удобная точка для форсирования Мааса. В любом случае ОКХ проигнорировало целенаправленную стратегию Манштейна.

В конце ноября, по–прежнему не меняя направление главного удара на север, ОКХ все же выдвинуло в район развертывания группы армий «А» 14–й корпус, состоящий из четырех моторизованных пехотных дивизий. Эти дивизии не располагали танками, но двигались столь же быстро, как и танковые дивизии, и могли оказать неоценимую помощь в обеспечении безопасности флангов, если бы танковые дивизии прорвались на западе.

10 января 1940 года штабной офицер германской воздушной дивизии совершил вынужденную посадку на территории Бельгии. Когда немца взяли в плен, при нем оказались секретные документы, которые он сумел лишь частично сжечь. Документы эти содержали значительную часть оперативного германского плана (Fall Gelb, или «Желтый план»). Многие военачальники союзников позже пришли к заключению, что это событие явилось причиной того, что высшее командование германской армии изменило свои первоначальные намерения. Однако это было не так. 25 января на совещании главнокомандующего с командирами армейских групп и отдельных армий было подтверждено, что план остается прежним. Союзники, со своей стороны, не были уверены в том, насколько подлинны документы, оказавшиеся у захваченного в плен летчика, и не являются ли они дезинформацией. И они тоже не стали менять свои планы.

«Совершенно бессознательно, – заметил Манштейн, – германское главнокомандование и командование союзников сошлись в том, что безопаснее будет атаковать противника в открытую на севере Бельгии, чем оказаться втянутыми в авантюрные действия, то есть немцам – принять план руководства группы армий «А», а союзникам – избежать решительной битвы в Бельгии для того, чтобы нанести решительный удар по южному флангу германского наступления».

Настоятельные просьбы Манштейна об изменении стратегии ОКХ сочло блажью, не стоящей внимания, и 27 января 1940 года, известив строптивого генерала, что он получает повышение по службе, ставка назначила его командиром 38–го корпуса – пехотного соединения, которому в грядущей кампании отводилась роль статиста. В ОКХ надеялись, что постепенно Манштейн уйдет со сцены, однако он воспользовался этим назначением для того, чтобы решительно изменить ход боевых действий.

17 февраля Манштейна вызвали в Берлин на доклад к Гитлеру, после которого он должен был ответить на вопросы фюрера и позавтракать вместе с другими только что назначенными командирами корпусов. Подполковник Рудольф Шмундт, личный адъютант Гитлера, вдохновился предложениями Манштейна и организовал ему личную встречу с фюрером после завтрака.

«Я нашел, что фюрер удивительно быстро уловил суть предложений, за которые мы ратовали несколько месяцев подряд, и он полностью согласился со всем, что я ему сказал», – позже писал Манштейн.

На следующий день в ответ на распоряжения Гитлера ОКХ издает новые директивы, отражавшие предложения Манштейна.

Идея Манштейна получила в германской армии известность как Sichelschnitt, или «урезанный план» – образное определение, означающее, что сильная группировка прорыва отрежет слабую часть обороны союзников, как серп жнеца срезает мягкие стебли злаков.

ОКХ сформировало «танковую группу» из пяти танковых и четырех моторизованных дивизий, командовать которыми поручили генералу Эвальду фон Клейсту. В эту группу входили 19–й корпус Гудериана, 41–й корпус Ганса Рейнхардта и 14–й моторизованный корпус Густава фон Витерсхайма. Они стали der Sturmbock (то есть тараном), который должен был пробить оборону противника в районе Седана и форсировать Маас.

15–й корпус под командованием Германа Гота имел в своем составе две танковые дивизии, задачей которых являлось форсирование Мааса севернее, у Динана, и прикрытие атаки группы Клейста на этом фланге. ОКХ оставило 2–ю армию для подкрепления южного фланга группы армий «А».

Таким образом, германское главнокомандование перенесло основную силу удара на южное крыло.

В то же время группа армий «Б» под командованием фон Бока, имея в своем составе три армии, оставалась достаточно сильной, чтобы напасть на северную Бельгию и Голландию. У Бока оставалось еще три танковые дивизии – две в 1б–м корпусе под командованием Эриха Хёпнера, который должен был перейти в наступление, и одна (9–я дивизия Альфреда Губики), также нацеленная на действия в Голландии.

Подобная перегруппировка сил явилась весьма остроумным и точным решением, лучшим из когда–либо принятых Адольфом Гитлером. Определив направление главного удара на Арденны, Гитлер создал условия для ошеломляющей победы, которая могла перевернуть мир.

Между тем ситуация в лагере союзников постепенно драматизировалась. Французский премьер Эдуард Даладье не мог найти в себе мужества и отправить в отставку генерала Мориса Гамелена, французского главнокомандующего, оказавшегося некомпетентным.

Французский парламент был недоволен действиями Даладье, поскольку союзники ничем не помогли Финляндии, в то время как немцы скапливались у границ Нидерландов. 18 марта 1940 года он потерял вотум доверия в палате депутатов. Поль Рейно сформировал новое правительство, однако ему пришлось оставить Даладье в качестве министра обороны, а Даладье сохранил прежний пост за Гамеленом.

Это не устраивало Рейно, и он подал в отставку, однако президент республики Альберт Лебрен убедил его возглавлять правительство на временной основе. Таким образом, Франция в момент серьезной угрозы ее независимости оказалась руководимой слабым и нерешительным правительством.

Через несколько недель в Великобритании ее премьер–министр Невилл Чемберлен не смог представить палате общин убедительных объяснений фиаско союзников в Норвегии, и его лобби, и без того потерявшее вес из–за проведения политики умиротворения Гитлера, самоликвидировалось. Вечером 9 мая 1940 года лидеры лейбористской партии Артур Гринвуд и Клемент Оттли отказались формировать коалиционное правительство с консерваторами до тех пор, пока Чемберлен оставался лидером консервативной партии. Это вынудило его подать в отставку.

На следующий день после начала немецкого наступления на Западе во главе правительства стал Уинстон Черчилль, самый сильный и красноречивый английский политик из откровенно настроенных против Гитлера. Чемберлен остался лордом–президентом (эта должность почти не имела власти), лорд Галифакс возглавил министерство иностранных дел, Энтони Иден перешел из министерства по делам колоний в военное министерство, Оттли стал лордом–хранителем печати и заместителем премьера, а Гринвуд превратился в министра без портфеля. Черчилль потребовал для себя вновь созданное министерство обороны. И с этого времени он мог отдавать распоряжения начальникам штабов через голову военного министра.

Немецкие войска выстроились в боевые порядки на границах Голландии, Бельгии и Люксембурга 10 мая 1940 года, представляя собой разительно отличавшуюся картину по сравнению с той армией, которая существовала ранее. Обычные пехотные дивизии практически отсутствовали. Подобные традиционно основные силы любой армии, которые маршировали по полю боя и сражались пешим строем, были упразднены. Для участия в той кампании, которая вот–вот должна была начаться, они были слишком медлительны. Добиться решительного успеха должны были части люфтваффе и прежде всего главное новшество – так называемые германские Schnellentruppen, то есть мобильные части: бронетанковые и моторизованные дивизии.

Победа в кампании на Западе могла быть достигнута с помощью основного ядра мобильной группировки вермахта – то есть семью дивизиями группы армий «А», которые составляли только 8 процентов всех германских вооруженных сил. Три бронетанковые дивизии группы армий «Б» тоже должны были сыграть важную роль в наступлении. Однако фактическая ликвидация боеспособных частей союзников произошла уже на первой стадии кампании, и это сделали именно подвижные подразделения группы армий «А».

Перед люфтваффе стояла важная задача – поддержка действий танков. Летчики–истребители на «Me–109» должны были сковать действия военно–воздушных сил противника, а бомбардировщики – главным образом «Ю–87» – предназначались для огневой поддержки на поле боя.

Позади подвижных частей на северном фланге немецких войск располагались двадцать пять пехотных дивизий; подпираемые группой армий «А», в центре были сгруппированы еще тридцать восемь пехотных дивизий. Их задачей являлось заполнение коридора, который должен был пробить бронетанковый клин. На юге, вдоль линии Мажино, располагались восемнадцать пехотных дивизий, составлявших группу армий «Ц» под командованием Вильгельма фон Лееба; задачей этих войск было сдерживание противника.

Союзники имели 3 370 000 человек в 144 дивизиях, десять из которых были британскими, двадцать две – бельгийскими, восемь – голландскими, остальные – французскими. У немцев на Северо–Восточном фронте находилось 3 миллиона человек в 141 дивизии. У союзников было почти 14 000 орудий, у немцев – немногим более 7000. Однако артиллерию союзников составляли главным образом полевые пушки, разработанные для поддержки действий пехоты, и совсем мало имелось у них артиллерийских систем, которые требовались для предстоящей войны, то есть зенитной артиллерии и противотанковых орудий.

У союзников было больше бронетехники: около 3400 танков против немецких 2700. Но танки союзников распределялись в основном среди пехотных дивизий, в то время как все германские машины были сконцентрированы в десяти бронетанковых дивизиях.

И только в военно–воздушном флоте у Германии был очевидный перевес: 4000 первоклассных машин против 3000 самолетов союзников{4}. Хуже того: самолеты союзников были устаревшими, а их бомбардировщики предназначались для того, чтобы бить по площадям или крупным объектам, но не поражать одиночные цели на полях сражений, как это могли делать 400 немецких пикировщиков. Французы полагали, что смогут использовать средние бомбардировщики в качестве «прыгунов через ограду», способных атаковать войска противника. Но когда они попытались осуществить свои планы на деле, оказалось, что их бомбардировщики слишком уязвимы перед зенитным огнем.

Французы располагали всего лишь шестьюдесятью пятью истребителями «девуатин–520», а это был единственный самолет, который приближался по своим характеристикам к «Me–109». Британские королевские ВВС базировались на островах, имея в своем составе конкурентоспособный «Спитфайр»; немногочисленные «Харрикейны» находились во Франции и могли бросить вызов «мессершмиттам», хотя были немного хуже их.

В то время как немцы возлагали надежды на новую тактику ведения войны, которая была основана на стремительных действиях танковых колонн, поддерживаемых пикирующими бомбардировщиками, французы (и в еще большей степени англичане) стремились воевать по шаблонам Первой мировой войны.

Французская армия была сильна, однако ее доктрина требовала наличия четкой линии фронта, сильно укрепленного пехотой и поддерживаемого артиллерией. Французы ожидали, что противник будет тщетно атаковать хорошо подготовленные позиции и этим изнурит себя. И только когда враг будет обескровлен и в конце концов остановит свое продвижение, обороняющаяся армия перейдет в решительное наступление. Атака всегда должна быть bataille conduite – дословно «сражением под руководством», но британцы это понятие переводят как «методичное сражение». Подобная система была выработана на поздних стадиях Первой мировой войны и с тех пор оттачивалась военными теоретиками. Французская доктрина запрещала своим войскам вести активные действия до тех пор, пока командир не получал точную информацию о собственных силах и силах противника, а этот процесс требовал изнурительной и длительной по времени рекогносцировки.

Атака пехоты должна была проходить под прикрытием массированного огня артиллерии. Пешие солдаты могли делать бросок лишь на 1500 метров, а затем им следовало остановиться, чтобы позволить артиллерии перевести огонь в глубину обороны противника. После нескольких таких бросков пехоте нужно было остановиться и стоять на месте до тех пор, пока орудия не передвинутся вперед.

Все это требовало большого количества времени.

Учения, проведенные, например, в 1938 году, заняли восемь дней на одну только подготовку для атаки, которая продлилась два дня.

Гудериан, который прекрасно знал о недостатках военной системы противника, был уверен, что скорость танкового продвижения не даст французам времени на то, чтобы перегруппировать войска для контратаки. Ситуация будет меняться ежечасно, и французам не удастся собраться. Для Гудериана это означало, что танкам нечего беспокоиться о своих флангах. Они смогут добраться до Ла–Манша и до победы, прежде чем противник начнет действовать.

Высшее военное руководство Германии, которое мыслило скорее как французы, нежели как Гудериан, не было в этом уверено. Подобные концептуальные различия впоследствии приведут к множеству конфликтов между командирами Третьего рейха.

Глава 3. Поражение Франции

Верные своему плану, немцы нанесли первый удар по Голландии и северной Бельгии. Наступление было настолько убедительным, что сыграло роль стартового пистолета, выстрел из которого заставил союзников ринуться вперед.

Во время первого в истории войн крупного воздушного десанта 4000 парашютистов 7–й воздушно–десантной дивизии Курта Штудента десантировались ранним утром 10 мая 1940 года на «Крепость Голландия» – систему укреплений в районе Гааги, Роттердама и Утрехта. Неожиданное появление этих сил в самом центре оборонительной системы голландцев ошеломило союзников. Голландцы ожидали, что смогут защищать данный район пару недель – этого времени должно было хватить на то, чтобы к ним присоединились французские войска. После того как парашютисты Штудента захватили четыре аэродрома возле Роттердама и Гааги, 22–я дивизия Теодора фон Шпонека (12 000 человек) начала прибывать туда на транспортных самолетах.

Немцы пытались захватить голландскую столицу, пленить правительство и королевскую семью, однако им не удалось этого сделать. Тем не менее гитлеровцы сумели овладеть ключевыми позициями в районе Дордрехт – Мурдайк – Роттердам, мостами через реки Маас и Ваал и удерживали их до тех пор, пока 9–я танковая дивизия не прорвалась к ним 13 мая, сметая все на своем пути.

В тот же день немцы предприняли свой первый массированный авианалет во Второй мировой войне: их самолеты разбомбили незащищенный центр Роттердама, убив при этом более тысячи мирных жителей и наведя ужас на всю страну. Через два дня Голландия капитулировала. Армия ее почти не участвовала в боях.

Другие драматические события разыгрались на мостах через реку Маас и на канале Альберта вокруг Маастрихта – в 15 милях от голландской границы. Мосты в этом месте были жизненно необходимы для действий немецких танков, которые могли пройти по ним и выйти на открытые равнины{5}. Голландцы готовы были биться насмерть, едва услышали, что вермахт пересек границу. Немцы же решили нанести неожиданный удар.

Кроме того, необходимо было найти способ нейтрализовать бельгийский форт Эбен–Эмаэль, который находился в 5 милях к югу от Маастрихта и держал под обстрелом своих пушек канал Альберта и реку Маас на востоке. Оборонительные сооружения форта Эбен–Эмаэль были встроены в массив горы, там имелись 75–миллиметровые и 120–миллиметровые пушки. Постройка форта была завершена в 1935 году, и его считали фактически неприступным. Там было лишь одно незащищенное место – крыша. Это стало причиной гибели Эбен–Эмаэля.

Адольф Гитлер лично выбрал парашютиста капитана Вальтера Коха и поручил ему возглавить миссию. Его отряд включал взвод военных инженеров под командованием лейтенанта Рудольфа Витцига.

Рано утром 10 мая 1940 года двадцать один десятиместный планер, буксируемый транспортными самолетами «Ю–52», взмыл вверх с аэродрома недалеко от Кельна. Над Аахеном, на высоте 8000 футов, планеры сошли с буксировочных крюков и медленно опустились на голландскую территорию. Десять приземлились возле четырех ключевых мостов, а девять – прямо на крышу форта Эбен–Эмаэль. Среди них лейтенанта Витцига не было. Канаты его и еще одного планера запутались, и его планер был взят на буксир другим «Ю–52».

Прежде чем Витциг прибыл на место, его сержант Гельмут Венцель взял руководство операцией на себя. Немцы забросали входы в сооружения гранатами, заминировали территорию форта. За считаные минуты германские парашютисты вывели из строя Эбен–Эмаэль и заблокировали находящийся внутри его гарнизон из 650 человек. На следующий день появились части немецкой пехоты, и форт сдался.

В то время, когда парашютисты захватывали Эбен–Эмаэль, штурмовые отряды капитана Коха заняли четыре моста через канал Альберта, прежде чем изумленные защитники сумели их взорвать.

Однако немцы не сумели взять мосты через Маас в Маастрихте, и голландцы уничтожили их. Это на 48 часов задержало продвижение 16–го танкового корпуса Эриха Хёпнера. Потом немцы все же прорвались и проложили широкую дорогу для идущей вслед за ними 6–й армии Вальтера фон Рейхенау.

Командующий союзными войсками генерал Морис Гюстав Гамелен приказал главным силам союзников на левом крыле, 1–й группе армий под командованием Гастона Эрве Билотта форсировать реку Диль. В эти войска входили три французские легкие механизированные дивизии, нечто вроде преображенной кавалерии, имеющие в своем составе по 200 танков. Слева от этой армейской группировки располагались британские экспедиционные войска (ВЕР), состоявшие из восьми дивизий под общим командованием лорда Горта. Англичане двинулись к линии Лувен – Вавр, к югу от расположения бельгийской армии, в то время как французы вышли ниже, от Вавра к Намюру и Динану на Маас. Между тем Гамелен направил французскую кавалерию – моторизованные части, бронеавтомобили и конные бригады – в направлении Арденн для сдерживания немецкого наступления.

Кроме того, Гамелен приказал французской 7–й армии под командованием Анри Жиро прорваться к Бреде, городу, расположенному примерно в 35 милях к юго–востоку от Роттердама, для соединения с голландскими частями. Однако, когда Голландия капитулировала, 7–я армия повернула на Антверпен, в Бельгию.

Для того чтобы создать петлю вокруг Седана между линией Мажино и армиями, которые направились на северо–восток, Гамелен положился на две французские армии (2–ю и 9–ю), которые состояли из четырех кавалерийских и двенадцати пехотных дивизий, собранных главным образом из старых резервистов. Седанский сектор был наиболее уязвимым местом французской обороны. Кавалерия бесполезна при столкновении с танками, а в распоряжении пехоты имелось лишь небольшое количество противотанковых и зенитных орудий.

Между тем люфтваффе бросило все силы на уничтожение противовоздушной обороны союзников и их ВВС. В значительной степени немцам удалось добиться успеха потому, что голландские, бельгийские и французские истребители уступали «Me–109» по своим тактико–техническим характеристикам, а британские королевские военно–воздушные силы придерживали свои «Спитфайры» в Англии.

Немецкие бомбардировщики атаковали железнодорожные пути, дороги и места скопления войск. Они сеяли страх и хаос, что позволяло немцам свободнее продвигаться вперед по территории противника. Самолеты – главным образом пикировщики – поддерживали продвигающиеся немецкие войска, прикрывая фланги, сметая оборонительные позиции и замедляя передвижение войск союзников. Через неделю немецкие ВВС праздновали свое превосходство, а еще через неделю добились безоговорочного господства в воздухе.

Следуя за танками Хёпнера (3–я и 4–я дивизии), 6–я армия быстро продвигалась вперед, окружила бельгийскую крепость Льеж и выдавила союзников и бельгийцев к Антверпену и к линии Диля. 18–я армия Георга Кехлера, которая двинулась в Голландию, повернула на Антверпен, как только голландцы сдались, и 18 мая захватила город. Французская кавалерия, продвинувшаяся в Арденны, почти не произвела впечатления на передовые германские части и отошла за главные позиции союзников.

Первая французская армия, включающая тринадцать пехотных дивизий и 800 танков, получила приказ удерживать любой ценой «брешь Жамблу» – 22–мильное пространство между Вавром на Диле и Намюром на Маасе. К сожалению, командование союзников распределило свои танки по всей линии фронта.

14–15 мая немецкие танки вышли к городу Жамблу. Здесь сосредоточилось около 150 французских танков – больше, чем вначале выставили немцы. Французы в яростной, ожесточенной схватке оттеснили немецкие танки назад. Однако немецкие части продолжали подходить к Жамблу, и, когда их численность превысила численность французских войск, последние 15 мая отошли, открыв дорогу для германской бронетехники.

Бельгийцы и союзники отошли к реке Шельде от 15 до 30 миль на запад. Все это начинало походить на беспорядочное бегство. Однако германское главнокомандование не желало понуждать союзников к слишком быстрому отступлению, прежде чем не натянуло сеть в их тылу. В соответствии с этими планами ОКХ направило 16–й корпус в Арденны и умерило активность люфтваффе.

Успех немцев ошеломил весь мир. В тот момент раздался громкий голос, который объединил союзников, вдохновил демократически настроенных людей во всем мире и бросил вызов Гитлеру. 13 мая Уинстон Черчилль выступил перед палатой общин с заявлением: «Мне нечего предложить, кроме крови, тяжкого труда, слез и пота. Если вы спросите меня, какова наша цель в войне, я дам вам лишь один ответ: «Победа! Победа любой ценой!»

В то время как внимание всего мира было приковано к захватывающим сражениям в Бельгии и Голландии, настоящее направление главного удара германских войск оставалось почти незамеченным: немцы выходили через Арденны к наиболее слабой точке французской линии обороны, проходившей в 60 милях оттуда. Намного отстав от танков, с трудом тащились германские пехотные дивизии; их фургоны со снаряжением и артиллерийские орудия в основном тянули лошади.

Ядром наступающей группировки был 19–й танковый корпус (1–я, 2–я и 10–я дивизии) под командованием отца германской танковой войны Хайнца Гудериана. Его танки были нацелены на Седан на реке Маас. Непосредственно к югу располагался 41–й бронетанковый корпус Ганса Рейнхардта, состоящий из двух дивизий (6–й и 8–й), нацеленных на Монтерме, примерно в 15 милях к северо–западу от Седана. В среднем в каждой бронетанковой дивизии находилось по 253 танка.

Приблизительно в 25 милях к северу от Рейнхардта находился 15–й корпус Германа Гота с двумя дивизиями – 5–й и 7–й (под командованием Эрвина Роммеля, которому вскоре суждено было прославиться); общее число танков составляло 542 единицы. Задачей этого корпуса было форсировать Маас в районе Динана и удерживать союзников и бельгийцев от стычек с Гудерианом и Рейнхардтом во время их прорыва на запад.

Все зависело от быстроты действий. Немцы должны были перейти Маас до того момента, как союзники поймут всю опасность положения. Если они спохватятся, у них еще будет возможность сформировать мощную оборонительную линию вдоль реки и сдержать немецкое наступление на время, необходимое союзникам для того, чтобы подтянуть значительные подкрепления. Если бы такое случилось, союзники могли либо атаковать группу армий «А» и угрожать группе армий «Б» на севере, либо сдерживать продвижение танков вдоль Мааса и предотвратить катастрофу, спланированную Манштейном.

Гудериану приходилось опасаться не только действий французов, но и решений своих руководителей. Он почти не встретил сопротивления в Арденнах и упорно продолжал продвигаться вперед, на 10 мая взяв бельгийский город Бульон, что в 11 милях от Седана.

Генерал Шарль Хюнтцигер, командующий 2–й французской армией, спросил мэра Бульона, можно ли использовать один из местных отелей под госпиталь. «Разумеется, нет, генерал! – ответил мэр. – Это летний курорт, наши отели зарезервированы для туристов. Неужели вы и в самом деле думаете, что нам грозит опасность?»

Следующей ночью генерал фон Клейст, который никогда не командовал танками, пока ему не было поручено возглавить группу прорыва, занервничал. Высшее германское командование с трудом верило, что французы не обнаружили, что главный удар немцев направлен на Седан, и опасалось французской контратаки с фланга. Начальство не поверило Гудериану, который настаивал на том, что французам понадобится несколько дней, чтобы разобраться в происшедшем, и еще больше времени для подготовки ответного удара.

В ночь с 11 на 12 мая Клейст получил сообщения, что французская кавалерия продвигается из Лонгви, примерно в 40 милях от Седана. Он тут же приказал 10–й танковой дивизии на юге изменить направление и двинуться на Лонгви. Это могло серьезно расстроить продвижение немцев, и Гудериан стал возражать, утверждая, что в этом нет необходимости. Многие французские бойцы–кавалеристы ехали верхом, а их легковооруженные бронемашины не могли идти ни в какое сравнение с германскими танками. Пусть они придут, говорил Гудериан Клейсту. Французы будут сметены. После некоторых колебаний Клейст согласился, но французская кавалерия проявила благоразумие и не появилась в поле его зрения.

Вечером 12 мая 1–я и 10–я танковые дивизии Гудериана захватили Седан и заняли северный берег реки Маас. На следующий день Клейст приказал Гудериану в 4 часа утра форсировать реку.

Прежде чем сражение началось, Гудериан выработал план атаки при поддержке люфтваффе. Поскольку лишь небольшая часть его артиллерии успела добраться до Седана, Гудериан вознамерился использовать пикировщики в качестве воздушной артиллерии, чтобы помочь войскам форсировать водную преграду. Он хотел, чтобы несколько самолетов остались возле Седана перед началом переправы и во время ее, чтобы осуществлять реальную и в то же время отвлекающую бомбардировку, а также атаку французских позиций с бреющего полета. Гудериану было нужно, чтобы обороняющиеся французы не могли поднять голов во время бомбардировки и не мешали его танкам и пехоте, форсирующим реку далеко в стороне. Этот план он разработал совместно со штабом люфтваффе.

Однако когда Клейст приказал начать переправу через Маас 13 мая, то он настоял, чтобы люфтваффе предприняло массированную атаку на позиции французов с использованием большого количества истребителей и пикирующих бомбардировщиков. Это могло бы нанести значительный ущерб противнику, но потом части Гудериана, форсирующие Маас, оказались бы без авиационной поддержки.

Когда в воздухе появились самолеты люфтваффе, Гудериан с изумлением увидел, что их количество невелико – несколько эскадрилий пикировщиков, работавших под прикрытием истребителей. Немецкая авиация использовала тактику, выработанную ранее: одна группа «Ю–87» обрабатывала траншеи противника, артиллерийские позиции и долговременные огневые точки (либо такие сооружения, которые претендовали на подобное название), в то время как другие пикировщики кружили над полем боя, выжидая, когда им нужно будет самим начать атаку. Сверху действия «Ю–87» прикрывали истребители. Самолеты люфтваффе пошли в бой, руководствуясь первоначальным планом, поскольку у них не было времени организовать массированную бомбовую атаку, как того желал Клейст.

Эффект оказался замечательным. Когда 1–й стрелковый полк, составлявший авангард немцев, выдвинулся к реке на западе от Седана, французская артиллерия тут же стала обстреливать готовящиеся к переправе части противника. Однако активные действия германской авиации буквально парализовали французов. Их артиллеристы побросали свои позиции, а стрелки в траншеях не смели высунуть носа из укрытий.

Вследствие этого 1–й стрелковый полк форсировал реку на надувных резиновых лодках с малыми потерями и захватил главенствующие высоты на южном берегу. К полуночи полк вклинился в линию французской обороны на 6 миль к югу и захватил плацдарм для переправы остальных частей, несмотря на то, что ни артиллерия, ни танки не смогли форсировать Маас. Инженеры закончили наведение моста лишь на рассвете 14 мая.

Решительные действия германской пехоты повлекли за собой массовое отступление французских войск.

«Повсюду дороги были запружены брошенными пушками, грузовиками с продовольствием и амуницией, фургонами с полковым имуществом. Повсюду устало разбредались разрозненные отряды, метались лошади и бестолково сигналили автомобили, – писал Гай Чепмен. – И хуже того – многие из этих деморализованных групп возглавляли офицеры, а еще хуже то, что многие побросали свое оружие».

Между тем 10–я танковая дивизия форсировала Маас неподалеку от Седана и захватила небольшой плацдарм, а танковый корпус Рейнхардта завладел узкой полосой земли на другом берегу реки возле Монтерме.

Однако рельеф местности там был неблагоприятен для обороны, и Рейнхардт с большим трудом отбивал контратаки французов.

В то же время 7–я танковая дивизия Роммеля форсировала реку в районе Динана, примерно в 25 милях от Монтерме.

На рассвете 14 мая Гудериан потребовал, чтобы к нему перебросили как можно больше орудий и танков через один уже наведенный мост. Он понимал, что французы будут пытаться ликвидировать плацдарм и наверняка бросятся со свежими силами вперед. В тот момент только 1–й стрелковый полк генерал–полковника Германа Балька без единого артиллерийского орудия удерживал жизненно важный плацдарм.

Французское командование понимало все значение этого плацдарма. 3–я бронетанковая дивизия была под рукой, и она двинулась вперед, но примерно 150 ее танков были распределены по пехотным частям.

В семь утра 14 мая пятнадцать французских легких танков в сопровождении пехоты атаковали 1–й стрелковый полк в районе Булсона, в 5 милях от Седана. Их поддерживали несколько самолетов. У немцев не было ничего серьезнее пулеметов, однако они сбили несколько вражеских самолетов и замедлили продвижение танков и пехоты. Спустя короткое время им на выручку подошли первые германские танки. К 9.40 утра у французов осталось только четыре танка, а их пехота отошла в сторону Мондье, на 2 мили к югу.

Между тем британские и французские летчики отважно пытались уничтожить единственный мост через Маас и подготовленные к наведению переправы конструкции. Самолеты люфтваффе не могли им помешать, так как были отозваны для проведения операций в других районах. Однако зенитчики Гудериана сбили несколько самолетов союзников и не допустили разрушения переправы.

К полудню германская пехота и танки приближались к возвышенностям возле Стонна, что примерно в 15 милях от Седана. Тамошние высоты доминировали над бродами через Маас. Гудериан повернул, чтобы поддержать генерала фон Витерсхайма, оставив на месте 10–ю танковую дивизию и отдельный пехотный полк «Великая Германия», который также находился в его распоряжении, до тех пор, пока 14–й моторизованный корпус Витерсхайма мог бы подойти и занять оборону фланга.

Гудериан встретился с командирами 1–й и 2–й танковых дивизий (Фридрихом Кирхнером и Рудольфом Вайлем) и, невзирая на их яростные протесты, приказал им повернуть на запад, прорвать оборонительную линию французских войск и стремительным броском выйти к Ла–Маншу.

К вечеру 14 мая часги 1–й танковой дивизии вермахта захватили Синли, находившийся более чем в 20 милях от Седана.

В тот же вечер генерал Андре Корап, командующий 9–й французской армией, являвшейся единственной силой, которая стояла на пути танковых корпусов Гудериана и Рейнхардта на линии Мааса, совершил роковую ошибку, приказав своим войскам оставить позиции на Маасе и отойти к новой линии, примерно на 15–20 миль к западу. Он принял это решение не только из–за прорыва немцев в районе Седана, но еще и потому, что 7–я танковая дивизия Роммеля форсировала реку возле Динана. Корап таким образом отреагировал на дикие донесения о «тысячах» танков, непрерывным потоком вливавшихся в брешь, проделанную Роммелем.

Когда французы отошли на новые позиции, танки Гудериана уже находились в некоторых пунктах, которые предположительно должны были занимать части 9–й армии. Отход же французов с Мааса развязал руки Рейнхардту, задержавшемуся при Монтерме. Его танки вырвались вперед и, не встречая препятствий, двинулись на запад.

Гудериан и Рейнхардт тем временем разорвали в клочья оборону 9–й армии, расколов ее надвое, прорвали брешь шириной в 60 миль, через которую их танки вырвались на оперативный простор, сметая все на своем пути.

Битва при Седане привела к значительным изменениям в тактике ведения боя. До этого момента командующие бронетанковыми войсками, включая Гудериана, считали, что стрелковые и танковые соединения должны строго различаться, что танки нужно собирать в единый кулак для нанесения решающего удара. Поэтому 1 –и немецкий стрелковый полк переправился через Маас, не имея средств усиления. Если бы французы проявили решительность и при поддержке танков и артиллерии атаковали немцев в ночь с 13 на 14 мая, они могли бы ликвидировать вражеский плацдарм.

Положение немецкой пехоты оставалось опасным все утро 14 мая, пока к ним не подошли первые танки. Для немцев было бы более логичным усилить стрелковую часть, составляющую их авангард, танками и артиллерией, переправив технику через реку вместе с пехотой. Этот урок привел к формированию так называемых Kanipfgruppen – смешанных боевых групп, состоявших из бронетехники, артиллерии, пехоты и иногда инженерных частей. Подобные подразделения оказались весьма грозной силой, и боевые группы играли ведущую роль в тактических немецких операциях в ходе всей войны.

Черчилль прибыл в Париж 16 мая и обнаружил, что в городе царит паника. В правительственных учреждениях жгли документы, ожидая, что столица падет в любой момент. Смятение понемногу спало, когда распространились слухи, будто согласно приказу, захваченному у раненого немецкого офицера, немецкие танки направятся на запад, а не в сторону Парижа.

Премьер Рейно сообщил, что Гамелен больше не имеет резервов, да и идей тоже. Он принял министерство обороны у Даладье, освободил от обязанностей Гамелена, назначил генерала Максима Вейгана, только что прибывшего из Сирии, и поручил ему командовать армиями, а затем провозгласил посла в Испании, маршала Анри Филиппа Петэна, вице–президентом кабинета. Вейган прибыл на фронт 21 мая, однако оказался не способен разработать план, который мог бы в корне изменить ситуацию, становившуюся для союзников просто катастрофической.

Танки Клейста стремительно продвигались по территории, напоминавшей длинный коридор. Все дороги были забиты беженцами, которые создавали хаос, в то время как танковые колонны должны были получать боеприпасы и топливо. Необходимо было обезопасить фланги на случай контратаки союзников. 14–й моторизованный корпус Витерсхайма пытался обеспечить прикрытие танковых колонн. Однако он был слишком малочисленным, а расстояния – чересчур велики. Надежное прикрытие могло быть обеспечено только пехотными подразделениями, однако большая их часть осталась далеко позади. Рунштедт делал все возможное, чтобы ускорить движение пехоты, но она тащилась черепашьим шагом, бреши невозможно было затянуть, а немецких солдат на каждом перекрестке подстерегали опасности.

Немецкие генералы, как и союзники, были поражены скоростью и успехом действий германских танков. До сих пор они лишь наполовину верили в то, что происходит. Гитлер, в свою очередь, сделался «чудовищно нервозен». Он поспешил на встречу с Рунштедтом 15 мая и велел ему не двигаться в сторону «безграничных берегов» (Uferlose).

Рунштедт также выражал беспокойство и приказал Клейсту остановиться, чтобы дать время пехоте нагнать его. Клейст не сообщил Гудериану о сомнениях, царящих среди вышестоящих чинов, а просто приказал ему остановиться. Однако Гудериан и другие командиры бронетанковых частей видели, что грандиозная победа практически у них в руках. Ее можно закрепить, только если продолжать решительное наступление на запад, не давая разбитому и все более отчаивавшемуся врагу шанса перейти в контрнаступление.

Гудериан, невзирая на авторитет Клейста, продолжил продвижение на следующие сутки под предлогом того, что «для следующих позади пехотных корпусов потребуется много места». С разрешением «расширить плацдарм» Гудериан лично повел танк в Бувельмон, городок в 24 милях к юго–западу от Седана. Это оказалось самым дальним переходом 1–й танковой дивизии, во время которого в тяжелые бои был вовлечен 1–й пехотный полк.

Посреди горящей деревни Гудериан обнаружил, что пехота изнурена. Солдаты по–настоящему не отдыхали с 9 мая, они валились спать прямо в узких траншеях. Гудериан объяснил полковнику Бальку, что его полку предстоит расчистить дорогу для бронетехники.

Бальк пошел к своим офицерам, которые стали возражать против продолжения атаки неимоверно измученными войсками. «В таком случае, – сказал им Бальк, – я займу этот город сам». Когда он отправился выполнять свое обещание, смущенные солдаты последовали за ним и захватили Бувельмон.

Таким образом, был ликвидирован последний пункт сопротивления французов, и немцы вышли на открытые равнины к северу от Соммы, практически не встречая какого–либо значительного сопротивления. К исходу дня 16 мая передовые части Гудериана прибыли в Марль и Дерси в 55 милях от Седана.

Гудериан решил, что этот поразительный успех утихомирит сомневающихся в штабах, и отправил сообщение о том, что он намеревается продолжать продвижение и на следующий день, 17 мая. Рано утром Гудериан получил радиограмму, что Клейст прилетит в 7 часов утра. Клейст прибыл точно по времени, даже не пожелал Гудериану доброго утра и разразился тирадой по поводу неповиновения приказам. Гудериан сразу же попросил, чтобы его освободили от командования. Клейст, поостыв, кивнул и приказал ему передать командование следующему по чину старшему офицеру.

Гудериан радировал в штаб группы армий Рунштедта о случившемся и сказал, что летит туда с рапортом. Через несколько минут пришло сообщение о том, чтобы он оставался на своем месте. Ожидали прибытия командующего 12–й армией генерал–полковника Вильгельма Листа, который должен был. разобраться в этом деле. Лист появился через несколько часов и сказал Гудериану, что приказ остановиться исходил от Рунштедта и что Гудериан не отправится в отставку. Лист полностью соглашался с желанием Гудериана продолжать движение вперед, при этом он поручил ему провести «рекогносцировку сил». Это было уловкой – получалось, что Гудериан не пренебрег приказом Рунштедта, но просто обошел его.

Преисполненный благодарности, Гудериан спустил с цепи свои танки, и они бросились вперед. Армейская группа Рунштедта запоздало отозвала свой приказ об остановке. К ночи 17 мая 10–я танковая дивизия захватила плацдарм у реки Уаза, недалеко от Муа, в 70 милях от Седана. На следующий день 2–я танковая дивизия взяла Сен–Кантен, который находился на 10 миль дальше Муа, а 19 мая 1–я танковая дивизия форсировала Сомму недалеко от Перонна, захватив плацдарм почти в 20 милях к западу от Сен–Кантена.

Скорость движения немецких бронетанковых частей сделала мощный контрудар почти невозможным. Но даже в таких условиях вновь сформированная 4–я французская танковая дивизия под командованием генерала Шарля де Голля 19 мая выдвинулась вперед с несколькими танками и атаковала немцев недалеко от Лаона, однако эта атака была легко отбита. Неудача в бою против крупных танковых соединений стала типичной для британских и французских войск, которые следовали этой схеме на протяжении всей кампании. Даже после прорыва они могли бы остановить продвижение немцев, если бы сосредоточили в одном месте свою еще грозную бронетехнику и ударили в конкретную точку на германском фланге.

Однако этого не произошло. Минувшей зимой французы сформировали четыре бронетанковые дивизии, состоящие всего из 150 единиц танков, и попусту растратили их в отдельных сражениях, вроде атаки де Голля при Лаоне. Большая часть машин 3–й бронетанковой дивизии была распылена по пехотным подразделениям вдоль Мааса у Седана, в то время как оставшиеся танки были потеряны во время вялых контратак У французских танков либо истощились запасы топлива и они были раздавлены танками Роммеля, либо сквозь их чрезмерно растянутую линию (25 миль вдоль Уазы) передовые танки Гудериана прошли как нож сквозь масло.

В Бельгии танки десяти британских бронетанковых батальонов были переданы пехотным дивизиям. Кроме того, имелись они в трех французских механизированных дивизиях и отдельных французских танковых батальонах. Между тем несколько французских танков, собранных воедино в Жамблу, отлично проявили себя, показав, чего можно добиться при концентрации бронетехники.

20 мая 1–я танковая дивизия захватила Амьен и повернула на юг, чтобы сформировать плацдарм глубиной 4 мили в районе Соммы. В течение дня 2–я танковая дивизия добралась до Абвиля, и в тот вечер батальон дивизии прошел через Ноэль и стал первым германским соединением, добравшимся до побережья Атлантики.

Всего через десять дней с начала наступления союзнические армии были разрезаны надвое.

Войска союзников в Бельгии сформировали линию вдоль реки Шельда. Правый фланг располагался в районе Арраса, всего лишь в 25 милях от Перонна на Сомме. Таким образом, у немцев имелся только этот узкий коридор, в котором они должны были заправлять свои танки и продолжать наступление.

У союзников по–прежнему оставались шансы. Если бы им удалось закрыть эту брешь, то они имели бы возможность изолировать танковые части немцев, вновь соединить армии в Бельгии с войсками на юге и остановить наступление германских войск.

Лорд Горт, командующий британскими экспедиционными силами, приказал начать контрнаступление на юг от Арраса 21 мая. Он пытался заручиться помощью французов, однако те сообщили, что их войска не могут атаковать ранее 22 мая. Танки Гудериана уже находились возле Ла–Манша. Лорд Горт решил, что не может ждать, и приказал двинуться вперед двум пехотным батальонам 50–й дивизии и 1–й армейской танковой бригаде, имевшей в своем составе 58 танков «Мк.I» «Матильда», на которых стоял лишь один пулемет, а также 16 танков «Мк. II» «Матильда», оснащенных скорострельными двухфунтовыми (40–миллиметровыми) орудиями. «Матильды» были тихоходными пехотными танками, однако имели 75 –миллиметровую броню и поэтому оказались менее уязвимы для огня противотанковой артиллерии, нежели имеющие тонкую броню маневренные немецкие танки.

Атака подкреплялась небольшим количеством артиллерии и не имела поддержки с воздуха.

7–я бронетанковая дивизия Роммеля уже появилась южнее Арраса, а утром 21 мая обошла город с северо–востока. Дивизионная артиллерия и пехота должны были следовать за бронетехникой.

Англичане, не осознав, что германские танки прошли мимо них, направились на запад от Арраса в тот же день и атаковали с юго–востока, собираясь пробиться к реке Кожель, небольшому притоку Скарпа, в 5 милях к юго–востоку от города, и уничтожить любого врага в этом секторе.

На юге и юго–востоке от Арраса англичане атаковали артиллерийские и пехотные части Роммеля, обошли гитлеровские танки и начали громить немцев. Последние обнаружили, что их 37 –миллиметровые противотанковые орудия бессильны против брони «Матильд». Британские танки прорвались на переднюю линию германской пехоты, давили противотанковые орудия, расстреливали артиллерийскую обслугу и солдат–пехотинцев. Остановить их удалось неимоверным усилием, предпринятым самим Роммелем, который сформировал «линию огня» из полевой артиллерии и особенно скорострельных 88–миллиметровых зенитных орудий, которые материализовались в качестве нового разрушительного противотанкового оружия. Немецкие артиллеристы и зенитчики уничтожили тридцать шесть танков, и британская атака захлебнулась.

Между тем немецкие танки повернули назад, повинуясь переданным по радио приказам Роммеля, и вклинились в тыл и фланги британских бронетанковых войск и артиллерии. В жестоком встречном бою танковый батальон Роммеля уничтожил семь «Матильд» и шесть противотанковых орудий, прорвался сквозь позиции противника, однако при этом потерял три «T–IV», шесть «T–III» и несколько легких танков.

Англичане отступили к Аррасу и больше атак не предпринимали.

Усилия союзников были слишком незначительными, чтобы изменить ситуацию, однако показали, что можно было бы сделать, если бы командование союзнических войск сумело организовать серьезное контрнаступление.

И все равно английская атака имела значительные последствия. Дивизия Роммеля потеряла 387 человек, что в четыре раза превышало число убитых до сих пор. Эта атака ошеломила Рунштедта, и его тревога вызвала аналогичные страхи у Гитлера, приведя к немедленным последствиям всего через несколько дней.

22 мая Гудериан направился на север от Абвиля, нацелившись на порты побережья Ла–Манша и тылы британской, французской и бельгийской армий, которые по–прежнему стояли лицом к группе армий «Б» Бока на востоке. Танки Рейнхардта двигались на северо–восток. На следующий день танки Гудериана блокировали Булонь, а 23 мая – Кале. После этого Гудериан оказался в Гравлине, то есть всего лишь в 10 милях от Дюнкерка, последнего порта, откуда могли эвакуироваться войска союзников в Бельгии.

Рейнхардт вышел в район, расположенный в 20 милях от Дюнкерка на канале Аа (или Бассе), который протекал на запад мимо Дуэ, Ла–Бассе и Сент–Омера к Гравли–ну. Теперь немецкие танки были ближе к Дюнкерку, чем большинство подразделений союзников.

23 мая под натиском немецкого наступления, предпринятого Роммелем из Арраса на Лилль, правый фланг ВЕР отошел к Ла–Бассе, а основная масса британских сил двинулась дальше на север, чтобы укрепить фронт в Бельгии. Здесь войска Бока действовали все более активно, что заставило короля Леопольда на следующий день сдать бельгийскую армию.

Несмотря на все это, утром 24 мая Рунштедт послал Гитлеру довольно мрачный рапорт, отметив количество германских танков, потерянных в боях, и напирая на возможность дальнейших столкновений с войсками союзников на севере и юге. Все это усилило нервозность Гитлера. Он проявил свои параноидальные наклонности, заявив, что боится, что танки завязнут в болотах Фландрии, хотя каждый командир танкового экипажа хорошо знал, как избегать топких мест.

Гитлер страшно нервничал с самого начала прорыва. На самом деле он тем больше возбуждался, чем успешнее действовали германские войска, он переживал из–за недостаточного сопротивления противника и боялся сокрушительной атаки с южного фланга. До фюрера никак не доходило, что стратегический план Манштейна и блистательное воплощение его в жизнь Гудерианом привели к самым ошеломляющим победам в современной военной истории. Немецкие войска с самого первого дня были вне опасности, но для Гитлера (равно как и для большинства высших немецких командиров) ситуация складывалась слишком удачно, чтобы быть реальностью.

Теперь возникал вопрос, что делать с британскими и французскими армиями в Бельгии. Фактически не имея перед собой вооруженных сил противника, Гудериан и Рейнхардт готовы были захватить Дюнкерк и ликвидировать последнюю возможность эвакуации войск союзников, что неминуемо привело бы к капитуляции всех частей британского экспедиционного корпуса и французской 1 –и группы армий, насчитывавших в своем составе более 400 000 человек.

В этот момент боевые действия приняли причудливый и совершенно обескураживающий оборот. До сих пор военные историки спорят, почему события развернулись именно таким образом, но ни один из них не приблизился к пониманию причин произошедшего.

Гитлер вызвал Вальтера фон Браухича, главнокомандующего германской армией, и приказал ему остановить танки на линии канала Бассе. Рунштедт стал было возражать, однако в ответ получил лишь краткую телеграмму: «Бронетанковые дивизии должны оставаться на дистанции артиллерийского залпа от Дюнкерка [8 или 9 миль. – Авт.]. Разрешаются только рекогносцировка и оборонительные действия».

Клейст справедливо решил, что этот приказ лишен смысла, и двинул свои танки через канал, собираясь отрезать путь отступающим войскам союзников. Однако он получил истеричный приказ отвести танки на прежние позиции. Там Клейст стоял три дня, в то время как англичане и остатки 1–й и 7–й французских армий устремились к Дюнкерку. Они создали там сильную оборонительную линию, а англичане лихорадочно занялись подготовкой эвакуации через Ла–Манш.

Англичане использовали каждое судно, которое им удалось найти, всего 860, многие из них были гражданскими яхтами, паромами и небольшими каботажными суденышками. Войскам предстояло оставить все тяжелое вооружение на берегу, однако между 26 мая и 4 июня корабли союзников сумели эвакуировать в Англию 338 000 солдат, в том числе 120 000 французов. Попали в плен только несколько тысяч солдат французского арьергарда.

Были выдвинуты две сравнительно серьезные версии, объясняющие решение Гитлера. Во–первых, Герман Геринг, один из ближайших соратников фюрера и шеф люфтваффе, обещал, что он может легко предотвратить эвакуацию с помощью своих ВВС, а танкам необходимо повернуть на юг и начать завершающую кампанию по разгрому Франции. Во–вторых, Гитлер хотел договориться с Британией и намеренно помешал ликвидации ВЕР, чтобы можно было легче заключить мир.

Однако, какие бы мотивы ни двигали Гитлером, он поступил неверно. Силы люфтваффе не справились с задачей, а англичане воспрянули духом благодаря «чуду Дюнкерка» и преисполнились решимости продолжать борьбу.

Немецкие ВВС начали активные боевые действия поздно, не предпринимая массированных атак вплоть до 29 мая. Воздушные налеты участились через три дня, а 2 июня дневная эвакуация была приостановлена. Однако летчики–истребители королевских ВВС геройски отбивали яростные атаки пилотов люфтваффе. И отчасти им это удалось. Прибрежный песок был усеян множеством осколков от снарядов и бомб. Немецкие самолеты добились основного успеха над морем, потопив шесть британских эскадренных миноносцев, восемь транспортных кораблей и более двухсот мелких судов.

26 мая Гитлер отдал войскам приказ остановиться, но вскоре после этого армейское командование направило танки на юг с задачей форсирования Соммы, поручив пехотным частям группы армий «Б» оккупацию Дюнкерка после того, как его покинут союзники.

4 июня Уинстон Черчилль произнес речь в палате общин. Он завершил обращение следующими словами, которые вдохновили весь мир:

«Мы пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться с всевозрастающей уверенностью и силой в воздухе, мы будем защищать свой остров, чего бы это нам ни стоило. Мы будем сражаться на берегу, на взлетных площадках, будем сражаться на полях и улицах, мы будем сражаться в горах. Мы никогда не сдадимся, и даже если случится так (во что я не верю ни на миг), что этот остров или большая часть его будут порабощены и измучены голодом, тогда наша империя во всех морях, вооруженная и охраняемая британским флотом, поведет борьбу до тех пор, пока с божьей помощью Новый Свет со всей своей силой и мощью не сделает шаг вперед, чтобы спасти и освободить Свет Старый».

Развязка во Франции наступила быстро. За три недели немцы взяли в плен более миллиона человек, в то же время сами потеряли 60 000 человек. Бельгийские и голландские вооруженные силы были ликвидированы, а французские потеряли тридцать дивизий – почти треть своей прежней армии, к тому же лучшую и самую мобильную ее часть. Они также лишились помощи восьми британских дивизий, которые вернулись в Англию, а большая часть военной экипировки и снаряжения была утрачена французами безвозвратно. К югу от Соммы во Франции оставалась лишь одна английская дивизия.

У Вейгана насчитывалось шестьдесят шесть дивизий, большинство из них были обескровлены, и этими войсками нужно было держать линию фронта вдоль Соммы, Эны и линию Мажино, которая теперь стала длиннее, чем изначально.

Вейган бросил сорок девять дивизий, чтобы удерживать оборону вдоль рек, оставив семнадцать для защиты линии Мажино. Большинство французских механизированных дивизий были уничтожены или понесли серьезные потери. Между тем немцы быстро собрали десять танковых дивизий, доукомплектовали их и развернули 130 пехотных дивизий, из которых лишь несколько принимали участие в боях.

Верховное командование Германии реорганизовало свои мобильные войска, скомбинировав танковые и моторизованные дивизии в новый тип танковых корпусов – как правило, с одной моторизованной и двумя танковыми дивизиями в составе каждого корпуса.

Ставка вермахта отметила Гудериана, поручив ему командовать новой танковой группой, состоявшей из двух танковых корпусов, и приказала ему двинуться от Ретеля на Эне к швейцарской границе. Клейст приберег два танковых корпуса, которыми собирался нанести удар на юг с плацдармов над Соммой неподалеку от Амьена и Перонна, однако эти корпуса позже переместились на восток, чтобы подкрепить продвижение Гудериана. Оставшиеся танковые корпуса под командованием Гота также должны были продвигаться вперед между Амьеном и морем.

Наступление началось 5 июня, и Франция быстро сдалась. Не все у немцев прошло гладко, однако танки, как правило, избегавшие населенных пунктов, где могла быть организована оборона, вскоре практически беспрепятственно продвигались по дорогам, сея хаос и панику, вынуждая французских солдат сотнями и тысячами сдаваться в плен.

Образцово воевала 7–я танковая дивизия Эрвина Роммеля, которая 5 июня пересекла Сомму неподалеку от Хангеста к востоку от Абвиля. Дивизия настолько быстро и неожиданно появлялась в населенных пунктах, что французы прозвали ее «дивизией–привидением». 6 июня возле Ле–Киснуа вся дивизия выстроилась в двухкилометровый фронт с 25–м танковым полком во главе, и вся эта масса танков двинулась по стране, словно совершая экскурсию.

Через два дня танки добрались до Сены, в 11 милях к юго–востоку от Руана, проделали переход в 75 миль, затем повернули на северо–запад и двинулись к морю у Сен–Валери, где разгромили британскую 51–ю Горную дивизию.

Танки Гудериана отрезали северо–восточную часть Франции, быстро переместившись к швейцарской границе. Войска, защищавшие линию Мажино, отступили и сдались, практически не сделав ни единого выстрела.

Стремясь ухватить свой кусок пирога, 10 июня в войну вступила Италия. В тот же день президент Франклин Д. Рузвельт произнес речь на открытии Виргинского университета в Шарлоттсвилле. Рузвельт отбросил свой обычный пафос относительно того, что Америка должна всячески избегать втягивания в войну, и пообещал развернуть помощь «полным ходом». Однако его речь больше всего запомнилась осуждением действий Италии: по словам президента, она «нанесла удар кинжалом в спину своего соседа».

Немцы вошли в Париж 14 июня, а 16 июня добрались уже до долины Роны. В ту же ночь Франция запросила перемирия, 17 июня Рейно подал в отставку с поста премьера, и на смену ему пришел маршал Филипп Петэн.

Пока шли переговоры, гитлеровские войска двигались вдоль реки Луары. В этот момент французский легкий крейсер вывез золотой запас страны – 1754 тонны золота из банков Франции, Бельгии и Польши, и одновременно под руководством британского адмирала Уильяма Джеймса корабли переправили из французских портов в Англию почти 192 тысячи мужчин и женщин (144 171 англичанина, 18 246 французов, 24 352 поляка, 4938 чехов и 162 бельгийца). Многие французы присоединились к вновь созданному движению французского Сопротивления, руководимого Шарлем де Голлем, который прибыл в Великобританию, поклявшись до конца бороться против немцев.

22 июня французы приняли немецкие условия. Подписание соглашений состоялось в Компьене, в том же самом железнодорожном вагоне, где побежденные немцы в 1918 году подписали перемирие, ознаменовавшее окончание Первой мировой войны.

25 июня обе стороны прекратили огонь. Самая значительная военная победа современности была достигнута за шесть недель.

Глава 4. Первая крупная ошибка Гитлера

Быстрая победа Германии над Францией и изгнание британских экспедиционных войск с континента поставили перед миром вопрос о будущем Великобритании.

Для многих являлось очевидным, что гитлеровские войска форсируют неширокий Ла–Манш и оккупируют Англию, как только закончится разгром Франции. Однако для успешного решения подобной задачи немцам необходимо было добиться по крайней мере временного превосходства в воздухе и на море в предполагаемом районе операции. В противном случае их десантные плавсредства – каботажные суда, баржи и транспортные корабли – просто не смогли бы достичь английских берегов.

Решающее значение имели действия ВВС. Командование германским флотом считало, что сможет обеспечить переброску войск с континента в Англию, но только в том случае, если авиация будет надежно контролировать воздушное пространство над десантными судами и кораблями эскорта, поскольку британский флот был намного сильнее немецкого.

Гитлер не хотел нападать на Великобританию, думая, что англичане образумятся, признают свою «безнадежную с военной точки зрения ситуацию» и запросят мира.

Фюрер был убежден в собственной правоте, несмотря на то, что Уинстон Черчилль ясно декларировал свои взгляды в знаменитой речи, произнесенной в палате общин 18 июня 1940 года, за четыре дня до падения Франции. «Вся ярость и мощь врага, вероятно, вскоре обрушится на нас, – сказал Черчилль. – Гитлер понимает, что либо ему придется сломить нас здесь, на острове, либо он проиграет войну. Если мы сможем выстоять, Европа сбросит иго нацизма и перед всем миром откроются широкие залитые солнцем горизонты. Давайте же тогда вспомним о своем долге и выполним его с такой отдачей, чтобы и через тысячу лет, если Британская империя сохранит свое величие к тому времени, люди могли сказать: «Это был их звездный час».

Вскоре после этого Гитлер получил наглядный урок от англичан, показавший всю их решимость продолжать войну.

Немцы оккупировали три пятых территории Франции, включая все Атлантическое побережье, оставив остальную южную часть страны якобы независимой: там в курортном городке Виши действовало правительство маршала Петэна. Серьезное беспокойство противоборствующих сторон вызывало будущее французского флота. Основная часть его была переведена в Тулон – гавань на Средиземном море, однако значительное количество боевых кораблей оставалось в портах Северной Африки.

Правительство Черчилля не могло допустить изменения баланса сил на море, потому что немцы получили бы явное преимущество, попади им в руки французский флот. Англичане были просто обязаны либо завладеть флотом Франции, либо ликвидировать его.

На рассвете 3 июля 1940 года британские войска захватили все французские корабли, находившиеся в английских портах. Сильная эскадра королевского ВМФ под командованием адмирала сэра Джеймса Соммервилля, в которую входили, кроме прочего, три линейных корабля и авианосец, прибыла в Оран и Мерс–эль–Кебир в Алжире, где на якоре стояла наиболее крупная из находившихся вне Тулона флотских групп французская флотилия.

Соммервилль попытался уговорить французов сдаться, но ему этого не удалось сделать, и англичане открыли огонь по недавним союзникам. Линкор «Бретань» взлетел на воздух, «Дюнкерк» пошел ко дну, линкор «Прованс» выбросило на берег, а крейсер «Матадор» был сильно поврежден. Линкор «Страсбург» и три эсминца сумели уйти в море, прорвались сквозь строй британских кораблей и дошли до Тулона. Их примеру последовали еще семь крейсеров, стоявших на якоре в Алжире. Почти 1300 французов погибли в битве при Мерс–эль–Кебире. Через пять дней торпедоносцы с британского авианосца «Гермес» нанесли серьезные повреждения французскому линкору «Ришелье» в Дакаре.

Нападение англичан привело французов в ярость, однако у всех открылись глаза на истинную силу королевских ВМС Великобритании. Это в достаточной степени убедило президента Рузвельта и американский народ, что поддержка англичан – дело стоящее.

Гитлер по–прежнему выжидал и делал это до 16 июля, когда отдал приказ о вторжении в Англию (операция «Морской лев»). При этом фюрер отметил, что подготовка к вторжению должна быть завершена к середине августа.

Герман Геринг заверил Гитлера, что его люфтваффе сможет разгромить королевские ВВС Британии в воздушных боях в небе над Англией и сделает это в кратчайшие сроки.

Сроки начала вторжения зависели от слов Геринга.

Британия располагала только 675 готовыми к бою истребителями (60 процентов – «Харрикейны», 40 процентов – «Спитфайры»). У Германии имелось 800 «Me–109», которые были призваны защитить 875 двухмоторных бомбардировщиков и 318 пикировщиков «Ю–87». В распоряжении немцев также находилось 250 двухмоторных истребителей «Ме–110», однако они летали на 100 км в час медленнее «Спитфайров» и, как оказалось, не выдержали конкуренции с англичанами, глубоко разочаровав немцев.

«Me–109» имели предельную скорость 565 км в час. Они были вооружены тремя 20–миллиметровыми пушками и двумя пулеметами. Приблизительно такие же характеристики были у британских «супермарин Спитфайров»: предельная скорость – 580 км в час, вооружение – восемь пулеметов. Несколько уступали им британские «Харрикейны», имеющие максимальную скорость 500 км в час, малую скороподъемность, восемь пулеметов. При этом «Харрикейны» были более надежны и просты в обслуживании. «Харрикейны» модели 1940 года могли делать 530 км в час и были оснащены четырьмя 20–миллиметровыми пушками. Максимальная дальность действия у «Me–109» и «Спитфайра» была 650 км, у «Харрикейна» – 850 км.

Сведения о количестве самолетов сохранялись в строжайшей тайне, однако военные специалисты вполне могли дать сравнительную оценку сил люфтваффе и королевских ВВС. Лишь немногие делали ставку на британские военно–воздушные силы.

Геринг сосредоточил свои истребители и бомбардировщики для одновременного нападения на аэродромы истребителей на юге Англии. Ни он, ни другие командиры люфтваффе не понимали, что вся сила королевских ВВС заключалась не в истребителях, а в радаре, недавно изобретенном в Англии. К 1940 году Британия располагала двойной линией радарных станций, контролирующих подходы к Альбиону. Одну линию составляли радары на вышках, которые могли распознавать высоколетящие самолеты противника на расстоянии до 200 км. Другие имели меньшую дальность, но могли засечь низколетящие самолеты.

Сеть дальних радаров в сочетании с радиолокационными станциями ближнего обнаружения обеспечивала королевским ВВС возможность предварительного оповещения о воздушном нападении. Все управление действиями истребителей королевских ВВС основывалось на использовании радаров. С того момента, как немецкие самолеты поднимались с аэродромов в Западной Европе, их засекали на экранах радаров, а маршрут полета тщательно отслеживали. Английское командование ПВО точно знало, где и когда люфтваффе может атаковать побережье.

Истребители королевских ВВС могли спокойно отражать атаки люфтваффе, имея в своем распоряжении предварительные сведения о направлении движения немецких бомбардировочных групп и не сжигая понапрасну топливо во время патрулирования воздушного пространства в поисках противника. А вот «мессершмитты» могли сопровождать свои бомбардировщики над Англией всего несколько минут, потому что их радиус действия был недостаточен для проведения длительных операций.

В дни, предшествовавшие началу основной кампании (так называемый «День орла», 13 августа), немецкие пикировщики начали наносить удары по аэродромам и радиолокационным станциям и 12 августа вывели из строя одну радарную станцию. Однако немцы все еще не понимали огромного значения радаров для функционирования британской системы ПВО и не сосредоточили внимание на их подавлении.

Первые атаки люфтваффе показали, что «Ю–87» не обладают достаточной скоростью для выполнения подобных задач, легко уязвимы в боях с английскими истребителями, и в дальнейшем немцы в действиях над Великобританией их не использовали.

13 и 14 августа три волны германских бомбардировщиков, совершив 1500 самолетовылетов, повредили несколько аэродромов королевских ВВС, но ни один из них не уничтожили полностью. Наиболее массированная атака была предпринята 15 августа, когда немцы задействовали 800 бомбардировщиков и совершили 1150 самолетовылетов истребителей.

Сто бомбардировщиков, сопровождаемых «Ме–110» 5–го воздушного флота, вылетели с аэродромов Скандинавии, рассчитывая обнаружить северо–восточное побережье Британии незащищенным, но были атакованы «Харрикейнами» и «Спитфайрами» в момент приближения к району Тайнсайд. Тридцать немецких самолетов, главным образом бомбардировщики, были уничтожены; у англичан потерь не было. 5–й воздушный флот больше не участвовал в «Битве за Англию».

На юге Англии части люфтваффе действовали успешнее. Немецкие бомбардировщики предприняли четыре налета, едва не прорвались к Лондону, разрушили четыре самолетостроительных завода в Гроудоне и повредили пять аэродромов истребителей. Однако при этом немцы потеряли 75 самолетов, а королевские ВВС – 34.

15 августа Геринг совершил свою первую крупную ошибку. Он запретил атаковать радиолокационные станции. Однако к 24 августа он узнал о второй ключевой позиции английской ПВО – секторных станциях, которые направляли действия истребителей в бою, оперируя самыми свежими данными, полученными от радаров, наземных служб наблюдения и находившихся в воздухе пилотов. Геринг приказал заняться уничтожением подобных объектов. Семь таких станций, расположенных вокруг Лондона, имели решающее значение для защиты южной Англии.

С того момента и до 6 сентября люфтваффе задействовало в воздушных боях над Англией в среднем свыше тысячи самолетов в день. Большое число секторных станций подвергалось атакам. Немецкие самолеты нанесли значительный ущерб пяти аэродромам в южной Англии и повредили шесть или семь ключевых секторных станций, причем настолько серьезно, что вся система коммуникаций ПВО находилась на грани отключения.

В действиях королевских ВВС стали появляться сбои. Между 23 августа и 6 сентября 466 английских истребителей были либо уничтожены, либо серьезно повреждены (потери немцев составили 352 самолета). Несмотря на то что британские заводы выпустили более 450 «Спитфайров» и «Харрикейнов» и за август, и за сентябрь, для того чтобы создать из них боеготовые подразделения, требовалось время. Настоящую проблему составляли потери летного состава королевских ВВС. За тот период погибли 103 пилота королевских ВВС, еще 128 были серьезно ранены. Лишь четверть всех летчиков осталась в строю.

Еще несколько недель таких потерь, и Британия могла лишиться организованной противовоздушной обороны.

Но в этот момент Гитлер изменил направление ударов своих войск – и всей войны тоже. Если бы он позволил люфтваффе продолжать наносить удары по секторным станциям, операция «Морской лев» могла бы завершиться успешно и Гитлер мог закончить войну быстрой и полной победой. Вместо этого он совершил первую значительную ошибку в своей карьере, ошибку настолько фундаментальную, что она изменила ход всей войны и породила серию последующих, не менее фатальных ошибок.

Насколько можно судить, Гитлер совершил эту катастрофическую ошибку только из–за своих патологических склонностей.

Помимо секторных станций, самолеты Геринга подвергли серии ударов объекты военно–промышленного комплекса Англии, нанеся серьезный ущерб индустриальным городам противника. В ночь на 24 августа десять германских бомбардировщиков сбились с пути и сели прямо посреди Лондона. А следующей ночью бомбардировочное командование королевских ВВС предприняло налет на Берлин, направив туда восемьдесят бомбардировщиков. В первый раз по столице Германии был нанесен удар. Англичане предпринимали подобные рейды в течение нескольких дней. Придя в ярость, Гитлер объявил, что он «искоренит» британские города. Он отдал распоряжение нейтрализовать английские секторные станции и приказал провести разрушительные бомбардировки британских городов.

Подобные действия Гитлера нельзя объяснить одной лишь жаждой мести. Дело в том, что широкомасштабные налеты люфтваффе на Англию имели теоретическую подоплеку: они явились первой проверкой на практике так называемой «теории стратегических бомбардировок», выдвинутой после Первой мировой войны итальянцем Джулио Дуэ, который предложил следующую теорию: нацию, государство можно поставить на колени, если подвергнуть массированным бомбардировкам крупные административные и индустриальные центры, уничтожив органы управления и промышленность. Атаки с воздуха подорвут моральный дух противника, дезорганизуют работу предприятий военно–промышленного комплекса, и победы можно будет достигнуть даже без участия наземных войск.

Поначалу действия люфтваффе были направлены на уничтожение британских аэродромов, радиолокационных станций и самолетостроительных заводов, что явилось неким вариантом успешных операций немецкой авиации в мае и в июне, когда была ликвидирована большая часть французских военно–воздушных сил и некоторое количество самолетов английских королевских ВВС на континенте. Налеты люфтваффе, по сути дела, стали тактической операцией, целью которой являлось завоевание господства в воздухе.

Позже перед авиацией рейха были поставлены совершенно иные цели. Гитлер хотел, чтобы его авиация с помощью, жестоких бомбардировок мирных городов сломила моральный дух населения вражеской страны. Если бы в этом немцы преуспели, то, как и предсказывал Дуэ, вторжение на территорию Англии потеряло бы свою актуальность. Обескураженные и совершенно павшие духом англичане просто могли поднять белый флаг, чтобы остановить бомбардировки.

Гитлер оказался первым, кто испытал теорию Дуэ на практике, однако налеты его авиации не смогли сломить дух британского народа. Вторая мировая война доказала, что люди могут вынести гораздо больше, нежели полагал Дуэ.

К концу дня 7 сентября 1940 года 625 немецких бомбардировщиков и 648 истребителей прошли над Темзой и принялись бомбить доки, центр Лондона и густонаселенный район Ист–Энд, убив 300 мирных жителей и ранив 1300. Пламя, бушевавшее в Ист–Энде, послужило ориентиром для второй волны немецких бомбардировщиков, появившихся той же ночью. Налеты люфтваффе повторялись непрерывно до 5 часов вечера следующего дня. Битва продолжалась ночь за ночью.

Утром в воскресенье 15 сентября немцы предприняли очередной дневной налет. Несмотря на то что английские истребители постоянно атаковали немецкие самолеты на всем их пути с побережья, 148 бомбардировщиков все же прорвались к Лондону. Когда они отбомбились и легли на обратный курс, шестьдесят истребителей королевских ВВС, поднявшись с аэродромов восточной Англии, вступили в бой. Немцы потеряли шестьдесят самолетов – против двадцати британских истребителей.

Ввиду слишком больших потерь немецкая авиация вскоре перешла исключительно на ночные атаки, сосредоточив внимание на Лондоне, который бомбили пятьдесят восемь ночей подряд, в среднем отправляя по 160 бомбардировщиков за ночь.

17 сентября Гитлер окончательно отказался от проведения операции «Морской лев».

Лондону был нанесен огромный ущерб. Пострадали и другие города, больше всех Ковентри. Наступили тяжелые дни; 23 000 англичан из числа мирных граждан погибли, однако дух британцев сломить не удалось, уцелела и английская военная промышленность. Производство вооружений даже возросло, и Великобритания стала производить больше самолетов, чем Германия, выпустив в 1940 году 9924 самолета против 8070 немецких.

Воздушная война, таким образом, выродилась в разрушение городов и убийство мирных граждан, не оказав решающего влияния на ход боевых действий.

В то время как внимание всего мира было обращено на Великобританию, положение дел на континенте ухудшалось. В день, когда пал Париж, советский премьер Иосиф Сталин послал ультиматум трем балтийским республикам – Литве, Латвии и Эстонии, быстро оккупировал их, затем инсценировал ложные выборы, на которых призвал народы этих республик войти в состав Советского Союза. Секретные службы арестовали тысячи балтийских руководителей и представителей интеллигенции, вывезли их в Россию, где большинство из них погибли.

16 июня 1940 года Кремль потребовал от Румынии отчуждения Бессарабии и Буковины и присоединил обе эти области к Советскому Союзу. Румыния сразу сдалась.

Действия Сталина, направленные против соседей, в высшей степени раздражали американцев. Лишь немногие считали, что они являются превентивным шагом, вызванным потенциальной опасностью германской агрессии. Большинство же американцев, крайне недоверчиво относившихся к коммунизму, принимали позицию Советского Союза за свидетельство того, что существует еще более жестокая и страшная сила, которая вот–вот может вырваться в мир. Агрессия Сталина в сочетании с шоком от падения Франции и страхом за судьбу Великобритании побудила американский народ в едином порыве выступить на защиту Западного полушария.

До конца лета Рузвельт подписал закон о создании самого большого военно–морского флота на планете. Он решил удвоить количество имеющихся боевых кораблей. Рузвельт приступил к созданию военно–воздушных сил, которые должны были состоять из 7800 боевых самолетов, перевел национальную гвардию на федеральную службу, провел первый в американской истории воинский призыв в мирное время и перебросил пятьдесят старых американских эсминцев на условиях долгосрочного лизинга в восемь британских колоний, от Ньюфаундленда до Британской Гвианы (Гайаны).

Кроме того, Франклин Д. Рузвельт изыскивал всевозможные способы, чтобы поддержать действия Великобритании в войне против Гитлера. 5 ноября 1940 года его позиция значительно укрепилась, когда он стал первым (и единственным) американским президентом, избранным на третий срок.

17 декабря Рузвельт сообщил репортерам, что он решил объявить Великобританию первой линией обороны нации. Поскольку Англия не могла заплатить за все, в чем она нуждалась, президент предложил, чтобы Соединенные Штаты «одолжили» британцам оружие, продукты, станки и прочее. Американцы благосклонно отнеслись к этой идее. 29 декабря в передаче национального радио «Разговор на линии огня» Рузвельт сказал, что Соединенные Штаты становятся «арсеналом демократии». В своей инаугурационной речи 6 января 1941 года Франклин Д. Рузвельт сообщил, что выступает за то, чтобы послевоенный мир базировался на «четырех свободах» – свободе слова и вероисповедания, свободе от нужды и страха.

10 января 1941 года выкладки, касающиеся ленд–лиза, были представлены в конгресс, и 11 марта 1941 года они стали законом. Ленд–лиз заставил американские фабрики работать в полную силу, переведя производство на военные рельсы. Использование американской экономической мощи имело существенное значение для успешных действий против Германии.

Таким образом, ленд–лиз стал важным шагом на пути вступления США в войну.

Вероятность участия американцев в боевых действиях стала еще более очевидной в течение зимы 1940–1941 годов, когда британские и американские армейские высокопоставленные чины встретились на секретных переговорах в Вашингтоне, чтобы в полном масштабе обсудить стратегию совместных действий в случае вступления Соединенных Штатов в войну. Совместная встреча (известная как переговоры АВС–1) завершилась 29 марта 1941 года. Стороны согласились в том, что действия, направленные на поражение Германии, которая гораздо опаснее Японии, должны пользоваться приоритетом. Рузвельт формально не принимал участия в переговорах АВС–1, но внимательно следил за их ходом.

Англичане и американцы не смогли выработать общую политику в отношении Японии. Представители Великобритании настаивали на том, чтобы Тихоокеанский флот США направился к Филиппинам и Сингапуру, однако американцы решили оставить его на базе Перл–Харбор на Гавайях и продолжить переговоры с японскими дипломатами в надежде на мирное решение споров.

Глава 5. Роковой поворот на Восток

Гитлер переключил свое внимание с Великобритании еще до того, как началась воздушная «битва за Англию». Формально это было определено 31 июля 1940 года на встрече фюрера с высшим руководством вермахта, когда Гитлер объявил о своем «решении приступить к уничтожению жизненных сил России весной 1941 года».

Это заявление обеспокоило ряд германских высших офицеров. Они боялись оставить Великобританию и его потенциального союзника – Соединенные Штаты в качестве угрозы на Западе, в то время как Германия сконцентрирует энергию и мощь на сокрушении могучего Советского Союза.

Армейский генералитет приводил множество аргументов, чтобы убедить Гитлера в том, что необходимо нейтрализовать Британию, прежде чем повернуть войска на Россию. Вероятно, они смутно понимали то, что ясно видел Уинстон Черчилль: единственный шанс Британии – держаться, пока Гитлер не сделает неверный шаг и не поскользнется, как это сделал Наполеон, напав на Россию в 1812 году.

И лишь Эрих Редер, командующий германским военно–морским флотом, достаточно ясно видел опасность, чтобы постоянно настаивать на другом варианте ведения войны. Он сказал Гитлеру, что поражение Франции уже открыло ему дорогу к победе и что совершенно не нужно нападать на Советский Союз, чтобы завоевать весь мир.

Генерал–майор Альфред Йодль, начальник штаба Оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта (Oberkommando der Wehrmacht, ОКВ), то есть верховный главнокомандующий вооруженными силами, чувствовал то же самое, хотя выражал свое мнение не так настойчиво. В меморандуме от 30 июня 1940 года Йодль указывал, что если бросок через Ла–Манш не удастся, то наиболее целесообразным будет перенести боевые действия на Средиземное море. Он рекомендовал захватить Египет и Суэцкий канал. Возможно, итальянцы смогли бы это сделать сами. Если же нет, то Германия может им помочь.

В то время у англичан в Египте было всего 36 000 человек, включая единственную недоукомплектованную бронетанковую дивизию. Войсками командовал генерал сэр Арчибальд Уэйвелл. Более того, вступление Италии в войну перекрыло линию снабжения Англии через Средиземное море, и поставки можно было осуществлять лишь в составе больших конвоев. Основной их путь теперь растянулся на 12 000 миль – вокруг мыса Доброй Надежды в Южной Африке и вверх, к Красному морю.

Если бы даже Англия направила все свои войска на усиление своих позиций в Египте, на это могло уйти несколько месяцев, вероятно, даже год. Но англичане не собирались предпринимать подобные действия – просто потому, что должны были сосредоточить все усилия на обороне метрополии.

Италия с помощью Германии могла перебросить превосходящие силы в свою колонию – Ливию и была в состоянии сделать это довольно быстро. На этой стадии можно было сравнительно легко использовать бомбардировщики люфтваффе, для того чтобы нейтрализовать Мальту, британское владение, расположенное всего лишь в 60 милях от Сицилии. Базирующиеся там английские самолеты, надводные боевые корабли и подводные лодки представляли серьезную опасность для итальянских военно–транспортных перевозок между Италией и Триполи в Ливии.

Во время совещания 31 июля Гитлер не исключил полностью возможность ведения периферических боевых действий на Средиземном море. А генерал Вальтер фон Браухич, главнокомандующий сухопутными войсками, и Франц Гальдер, начальник генерального штаба сухопутных войск, предложили отправить бронетанковые войска («экспедиционный корпус») и самолеты в Ливию, чтобы помочь итальянцам, которые планировали наступление на Египет.

Однако Гитлер не ответил на меморандум Йодля и не стал направлять танки и авиацию в Африку. Единственное, что волновало фюрера в Средиземноморье, – это возможность захвата британской военно–морской базы в Гибралтаре, что могло заблокировать западную часть Средиземного моря для британского королевского флота. Великобритания отторгла эту стратегически важную позицию у Испании в 1713 году и с тех пор удерживала ее.

Гитлер не мог предложить иной путь захвата Гибралтара, кроме непосредственного нападения. Это означало, что германские войска должны будут пройти по территории Испании. Испанский диктатор Франсиско Франко, по мысли фюрера, будет вынужден пойти на сотрудничество. Видя, что Гитлера глубоко захватила эта идея, немецкий высший генералитет 20–23 июля направил адмирала Вильгельма Канариса, главу абвера, то есть военной разведки, в Мадрид, чтобы выяснить вероятную реакцию Франко на предложения со стороны Германии.

Франко не стал отказываться от принципиальной возможности предоставления помощи немцам со стороны Испании, однако предпочел не связывать себя конкретными обязательствами.

План по захвату Гибралтара, единственной возможностью реализации которого являлось вторжение сил вермахта через испанскую территорию, полностью занимал мысли Гитлера. Это было совершенно абсурдной идеей, что показывает, насколько фюрер оторвался от реальности.

Практически план требовал вступления испанцев в войну, что стало бы чрезвычайно опасным шагом, который мог принести Испании мало пользы, вызвав в то же время непоправимые последствия. Англичане просто перекрыли бы поставки продовольствия из Аргентины и других южноамериканских стран, от которых зависела Испания, и захватили бы испанские Канарские острова к северо–западу от Африки. Франко совершенно не желал ссориться с англичанами, однако, поскольку немецкие войска стояли на границе с Испанией, он не осмеливался спорить с Гитлером.

Помимо желания захватить Гибралтар, Гитлер выступил с другими безрассудными предложениями, которые наглядно продемонстрировали, насколько слеп он был в оценке открывавшихся перед ним стратегических перспектив. Фюрер преисполнился невероятного энтузиазма при мысли о захвате двух групп португальских островов – Азорских в Атлантическом океане, в 1200 милях к западу от Лиссабона, и островов Зеленого Мыса на юге Атлантики, в 150 милях от Дакара. Кроме того, он считал оккупацию Канарских островов важнейшей операцией перед нападением на Гибралтар.

Теоретически захват всех трех архипелагов мог принести пользу немцам: они могли служить в качестве военно–воздушных и военно–морских баз, откуда немецкие корабли и самолеты совершали бы атаки на британские конвои, регулярно следовавшие через Атлантику. Внимание, проявленное Гитлером к Азорским островам, было обусловлено его надеждой построить бомбардировщики с большой дальностью полета, которые смогли бы достичь территории Соединенных Штатов. Если Германия будет иметь такие самолеты и разместит их на Азорских островах, говорил фюрер, то угроза бомбардировок вынудит Соединенные Штаты сосредоточиться на собственной обороне и они не смогут в достаточной мере оказывать помощь Великобритании.

Идея захвата островов была в еще большей степени абсурдна, нежели гибралтарский план. Только адмирал Редер отважился сказать Гитлеру об этом, но даже он выразил свои возражения в завуалированной форме. Германский военно–морской флот действительно может захватить острова неожиданным ударом, заверил Редер Гитлера, однако позже он не сумеет их сохранить. Королевские ВМС за считанные дни организуют блокаду захваченных немцами территорий. Германские гарнизоны будут лишены поставок продовольствия и боеприпасов, и единственной возможностью их снабжения останется транспортировка грузов по воздуху. Атаки на британские конвои и тем более нанесение авиационных ударов по территории Соединенных Штатов окажутся маловероятными, потому что Германия не сможет обеспечить свои войска на островах горючим и боеприпасами в должной степени.

Логика рассуждений Редера была бесспорной, и, по идее, вопрос должен был быть закрыт. Однако подобного не произошло. Гитлер продолжал неистовствовать, требуя незамедлительного захвата атлантических островов.

Поскольку генералы армии были не способны отвлечь фюрера от его идей по вопросам средиземноморской стратегии, адмирал Редер высказал свои соображения на совещаниях 6 и 26 сентября 1940 года. На втором совещании Редер с глазу на глаз объяснил Гитлеру на пальцах, каким образом Германия может одолеть Англию в любом месте, кроме Ла–Манша. Если немцы это сделают, то получат определенное преимущество перед Советским Союзом.

Редер, уступая напору фюрера, заявил, что Германия должна захватить Гибралтар и прибрать к рукам Канарские острова. Однако самую большую озабоченность в том районе у адмирала вызывал северо–запад Африки, который в основном контролировался Францией.

Относительно образа мыслей Гитлера неизбежно возникает следующий вопрос: почему, когда фюрер вел переговоры о капитуляции Франции, он не потребовал, чтобы германские войска вошли во французскую Северную Африку – Алжир, Тунис и Марокко? Если бы Франция отказала в этом, Гитлер мог угрожать оккупацией всей территории Франции и непризнанием правительства Петэна в Виши. Помимо этого, французский военный контингент в Северной Африке был настолько немногочисленным, что он никоим образом не смог бы предотвратить германской оккупации.

Исключительное значение этого региона Гитлер был вынужден признать лишь за три дня до совещания 26 сентября: британские части и войска «Свободной Франции» под командованием Шарля де Голля провели совместную операцию, в ходе которой пытались захватить Дакар, однако были отброшены войсками французского правительства в Виши. Это укрепило уверенность Редера в том, что англичане, поддерживаемые Соединенными Штатами, попытаются закрепиться на северо–западе Африки, с тем чтобы в дальнейшем выступить против стран Оси. Редер настаивал на том, чтобы Германия объединилась с силами вишистов и сохранила бы за собой контроль над этим регионом.

Однако в большей степени Редер настаивал на том, что немцы должны овладеть Суэцким каналом. После Суэца германские танки могли легко продвинуться через территорию Палестины и Сирии, добравшись до Турции.

«Если мы достигнем этой точки, Турция будет в нашей власти, – подчеркивал Редер. – Проблема России покажется совсем в ином свете. Я вообще сомневаюсь, возникнет ли необходимость в наступлении на Россию с севера [то есть со стороны Польши и Румынии. – Авт.]».

Никто не видел эту истину лучше, чем Уинстон Черчилль. В послании президенту Рузвельту, которое было отправлено несколько месяцев спустя, британский премьер утверждал, что, если Египет и Средний Восток будут потеряны, «продолжение войны станет трудным, долгим и с мрачными перспективами», даже если в нее вступят Соединенные Штаты.

Как вспоминал Редер, Гитлер согласился с его «общим направлением мысли», однако ему необходимо было обсудить вопросы стратегии с Муссолини, Франко и Петэном. Это показывает, что Гитлер стремился к достижению ограниченных тактических целей в бассейне Средиземного моря. Было ясно, что переход через Суэц повлечет за собой обсуждение совместных действий с Муссолини и не потребует согласования более или менее значимых вопросов с Франко или Петэном.

Очевидно, Гитлер не считал, что победа над Францией потребует изменения всей военно–стратегической линии Германии.

Редер чувствовал, что высшее руководство вермахта исповедует «чисто континентальные взгляды», не понимая всех перспектив, которые открывались перед рейхом, если бы тяжесть основных военных операций была перенесена в южные районы бассейна Средиземного моря, и что генералы никогда не станут давать правильных советов Гитлеру.

Несмотря на то что и ОКХ, и ОКВ допускали возможность отправки немецких войск в Северную Африку, их предложениям не хватало настойчивости Редера. Никогда Браухич, Гальдер, Йодль или фельдмаршал Вильгельм Кейтель не выражали уверенности в том, что война может быть выиграна на Средиземном море, хотя Кейтель и говорил Бенито Муссолини, что захват Каира важнее завоевания Лондона. Отчасти нерешительность военачальников объяснялась пониманием ими того момента, что Гитлер давно уже был захвачен идеей уничтожения Советского Союза и завоевания «жизненного пространства» на Востоке. Их карьеры и жизни зависели от того, станут ли они сами раскачивать лодку. Между тем генералы никогда не говорили Гитлеру прямо, как это делал Редер, что победа в Средиземноморье позволит добиться победы над Советским Союзом с гораздо меньшими затратами людских и материальных ресурсов.

Едва силы стран Оси обойдут Египет и Суэцкий канал, они закроют Средиземное море для действий британских королевских ВМС. Английский флот будет вынужден немедленно отойти в Красное море. И становилось уже совершенно неважным, в чьих руках Гибралтар: Великобритания оказалась бы практически парализованной.

Германия и Италия смогли бы беспрепятственно продвигаться к странам Ближнего Востока, поскольку у англичан не было там сколько–нибудь существенных воинских контингентов. Данный регион обладал большей частью мировых запасов нефти, и его захват обеспечил бы практически бесперебойную работу военно–промышленного комплекса Германии.

Выдвижение к южным границам Турции поставило бы турок в безвыходное положение. Гитлер уже сделал Венгрию, Румынию и Болгарию своими союзниками. Таким образом, в Турцию немцы могли войти и со стороны Болгарии – прямиком в Стамбул, и со стороны северного Ирака и Сирии. Турция будет вынуждена присоединиться к странам Оси или же предоставит свою территорию для свободного передвижения по ней итало–германских войск. Любое сопротивление Турции неминуемо приведет к быстрому разгрому турецкой армии и принесет неисчислимые бедствия ее народу.

Проход через Турцию снизил бы значение Мальты и Гибралтара. Таким образом, Гитлер мог достичь своих целей и без активной поддержки его Франко, и без непосредственного вторжения в регион.

Гитлеровские войска имели возможность оккупировать французскую Северную Африку либо в сотрудничестве с вишистской Францией, либо без оного. Из французского Марокко они могли спокойно выйти с юга к небольшой полоске Испанского Марокко вдоль Гибралтарского пролива. Испания будет вынуждена либо предоставить немцам право транзита, либо стоять в стороне, если германские войска оккупируют Испанское Марокко без чьего бы то ни было разрешения. Испания была бы поставлена перед угрозой возможного нападения немецких войск со стороны Франции и наверняка предоставила бы Гитлеру возможность строить вдоль южного побережья пролива свои аэродромы и батареи, что означало потерю Гибралтара для Великобритании и без непосредственной атаки ее сильно укрепленной базы.

Фактическое закрытие Гибралтарского пролива для англичан вынудит их покинуть Мальту, потому что войска, базирующиеся там, окажутся на голодном пайке.

Если королевский военно–морской флот уйдет из Средиземного моря, немцы смогут без особых усилий оккупировать всю Западную Африку, включая французскую базу в Дакаре. Самолеты, корабли и подводные лодки, действуя из Дакара, перекроют большую часть караванных путей, по которым следовали английские конвои, идущие через Южную Атлантику, и для этого даже не будет нужно тратить время и средства на захват островов Зеленого Мыса.

На Ближнем Востоке немцы тоже могли добиться значительных стратегических успехов. Военное присутствие Германии в Иране перекрыло бы транзит грузов в Советский Союз из Великобритании и Соединенных Штатов. У России тогда остались бы лишь порты Мурманска и Архангельска в Баренцевом море{6}, через которые могли бы идти поставки с Запада. Конвои в таком случае должны двигаться при неблагоприятных погодных условиях, подвергаясь постоянной опасности быть атакованными силами немецкого военно–морского флота и авиации с баз в Норвегии.

Еще более существенно, что главные центры добычи нефти Советского Союза находились на Кавказе и вдоль западного берега Каспийского моря, как раз к северу от Ирана. Германия могла угрожать советским нефтяным разработкам не только непосредственно нападением из Польши и Румынии на западе, но и с юга, броском через Кавказ. Опасность быстрой потери нефтяных запасов парализует Сталина и обяжет его обеспечивать Германию любыми продуктами и сырьем, которые ей понадобятся. Иными словами, Германия, не потеряв ни единого солдата, могла иметь возможность воспользоваться необъятными сырьевыми кладовыми Советского Союза, а также обеспечить поставки олова, резины и других стратегических материалов из Юго–Восточной Азии – по Транссибирской железной дороге.

Прочные позиции немцев в Иране будут представлять огромную угрозу для Великобритании, контролирующей Индию, где развернулась борьба за независимость под руководством Мохандаса Ганди и других лидеров. Из Ирана Германия может легко добраться до Индии через Кибер, пройдя по дорогам, проложенным задолго до этого, еще в 324 году до н. э. Александром Македонским, которыми с тех пор пользовались завоеватели. Одна только подобная угроза вынудила бы Англию направить все силы до последнего солдата на защиту главной жемчужины своей короны. И опять же, не потеряв ни единого бойца, Германия запросто могла бы обезглавить Великобританию.

Завладев Ближним Востоком, всей Северной и Западной Африкой, а также европейской частью России, вооруженные силы Германии сделались бы непобедимыми, ее экономика получила бы в свое распоряжение ресурсы трех континентов, и тогда Третий рейх мог стать по–настоящему великой державой. Сопротивление англичан на периферии Европы неминуемо ослабло бы. Германии даже не потребовалось бы начинать подводную войну против королевского военно–морского флота. А остатки своего могущества Британская империя растратила бы, защищая метрополию и конвои, доставляющие грузы на острова.

Соединенные Штаты лишались надежды начать вторжение в Европу и вступить в войну с победоносной германской армией до тех пор, пока не потратили бы несколько лет на строительство огромного флота, мощной армии и военно–воздушных сил, не говоря уже о транспорте, запасах оружия, боеприпасов и всего прочего, что необходимо для совершения такого грандиозного предприятия. Возможно, что Соединенные Штаты и могли решиться на подобное, однако с минимальными шансами на успех. Скорее всего в такой ситуации американцы предпочли бы противодействовать экспансии Японии на Тихом океане.

Между тем Германия могла консолидировать свою империю, соединить покоренные страны в экономический союз и с каждым днем делаться все более могущественной в экономическом, военном и политическом отношении. Вскоре мир привыкнет к новой Германской империи, и все будут настаивать на возвращении к нормальным международным торговым отношениям.

Это в конце концов позволило бы Гитлеру реализовать планы, которые он лелеял с 1920–х годов: захватить весь Советский Союз к западу от Урала. Фюрер уже будет в состоянии нанести сокрушительный удар по европейской части России с юга и севера, отправить Сталина и оставшихся в живых коммунистов в Сибирь и заполучить то самое пресловутое «жизненное пространство», которого он так жаждал.

В течение нескольких недель, последовавших после того, как Редер внес свое предложение, Гитлер, казалось, уже не так упорно цеплялся за идею войны на Востоке – по крайней мере относительно времени начала операции – и смотрел на предложения командующего флотом благосклонно. Высшие германские офицеры начали было надеяться, что Гитлер поменяет планы.

Двойственность переживаний Гитлера опиралась на веру в то, что действия итальянцев в Египте будут успешными.

Их наступление началось 13 сентября 1940 года. Командовал операцией маршал Родольфо Грациани. Итальянская армия, состоявшая из шести дивизий, примерно в три раза численностью превосходила силы англичан. Однако опасения немцев (и оптимизм британцев) по поводу развития кампании начали нарастать почти сразу же после того, как Грациани с исключительными предосторожностями, практически не встречая сопротивления, продвигался вдоль побережья Средиземного моря. Он остановился возле Сиди–Баррани, вклинившись всего на 50 миль в глубь Египта, то есть прошел меньше половины пути до английских позиций у Мерса–Матрух.

Здесь Грациани построил цепь укрепленных лагерей, которые располагались на слишком большом расстоянии, чтобы иметь возможность поддерживать друг друга. Проходила неделя за неделей, а итальянцы бездействовали. Между тем Уэйвелл получил подкрепления, в том числе три бронетанковых полка, которые прибыли по приказу Черчилля из Англии на трех быстроходных транспортах.

Германские военачальники с давних пор сомневались в способностях итальянской армии многого добиться, и действия Грациани укрепили их в этом мнении. Итальянские войска дрались неохотно, у них было либо плохое, либо устаревшее вооружение и мало механизированных войсковых частей любого рода. Однако в немецком генштабе чувствовали, что главная проблема заключалась не в устаревшем вооружении, а в скверном руководстве. Итальянский офицерский корпус был плохо обучен, офицеры жили отдельно от солдат, им даже готовили особую пищу. Между солдатами и офицерами практически не существовало товарищеских взаимоотношений, характерных для германской армии; высокий профессионализм и выучка, которыми отличались германские офицеры, были в малой степени присущи итальянским военнослужащим. С другой стороны, германские генералы глубоко уважали британскую армию, особенно целеустремленность английских солдат.

Вследствие этого немецкое руководство предложило перебросить на помощь итальянцам германские танковые части и авиацию, однако Муссолини никак на это не прореагировал. Дуче продолжал надеяться, что Грациани сможет что–нибудь сделать, потеснит англичан в Египте, что принесет ему и Италии хотя бы некоторую славу. Между тем ничего такого не случилось. Но даже после этого Муссолини не желал принимать помощь немцев, потому что это выглядело бы как признание собственной неудачи. С другой стороны, он не желал терять Ливию.

В октябре 1940 года итальянская армия все еще сидела у Сиди–Баррани, и немецкое главнокомандование направило в Северную Африку эксперта по танкам – генерал–майора Вильгельма фон Тома, чтобы тот выяснил, нужно ли германским войскам помогать итальянцам, а также неофициально понаблюдал, как действует (или скорее бездействует) итальянская армия.

Тома доложил, что в Африку необходимо послать четыре немецкие танковые дивизии и этих сил вполне хватит для того, чтобы выдворить англичан из Египта и Суэца и открыть дорогу на Ближний Восток для его последующего завоевания. На тот момент немцы располагали двадцатью танковыми дивизиями, и ни одна из них не была задействована.

Гитлер вызвал Тома, чтобы обсудить этот вопрос. Фюрер сказал генералу, что может послать в Египет лишь одну танковую дивизию, на что тот возразил, что лучше бы воспользоваться его планом в полном объеме. Замечание Тома разозлило Гитлера. Он заявил, что его идея – направить 88германские силы в Африку – имеет узкополитическое значение и она разработана таким образом, чтобы отстранить Муссолини от влияния на ход войны.

Разговор Гитлера с генерал–майором Тома показывает, что фюрер не видел дороги к победе, лежащей через Суэцкий канал, на что ему указывал Редер. Если бы Гитлер понимал правоту адмирала, он настоял бы на немедленной отправке немецких войск в Африку.

Гитлер сосредоточил свое внимание на том, чтобы поддерживать счастливое расположение духа Муссолини, а также на своих безумных планах – вроде нападения на Гибралтар. Фюрер не внял стратегическому чутью Редера. Все мысли его были устремлены к России. Он копил свои танки, чтобы бросить их на Советский Союз. Вот почему Гитлер не мог выделить более одной дивизии для действий в Африке.

Развязка в Северной Африке наступила быстро. 7 декабря генерал–лейтенант сэр Ричард О'Коннор с 30 тысячами солдат и 275 танками вышел из Матруха в направлении Сиди–Баррани.

В распоряжении Грациани имелось 80 000 человек, однако танков было всего 120. Итальянская пехота не располагала необходимым количеством средств передвижения, что делало ее весьма уязвимой для действий моторизованных английских колонн на открытой пустынной местности, где просто негде было организовать оборону. Вдобавок итальянские танки представляли собой 14–тонные машины «М–13», со слабой броней и маломощным 47–миллиметровым орудием. Нельзя сказать, что они полностью не соответствовали времени, однако обладали дурной репутацией. Солдаты с обеих сторон отзывались о них как о «самоходных гробах».

Англичане же располагали пятьюдесятью тяжеловооруженными «Матильдами», неуязвимыми для большей части итальянских орудий. Это сыграло решающую роль в последующих сражениях.

О'Коннор решил атаковать итальянцев с тыла, поскольку противник заминировал фронтальные подходы. Ночью 8 декабря англичане прошли между двумя укрепленными лагерями врага и рано утром 9 декабря начали штурм лагеря Нибейва, причем дорогу прокладывали «Матильды». Застигнутые врасплох итальянцы бежали, в плен попали 4000 солдат.

На следующий день днем «Матильды» штурмом взяли два других лагеря на севере – Туммар–Западный и Туммар–Восточный, снова обратив противника в бегство. В это время 7–я бронетанковая дивизия, которая вскоре прославилась как «Пустынные крысы», направилась на запад, добралась до прибрежной полосы и перерезала дорогу отступавшим итальянцам.

На следующий день 4–я Индийская дивизия при поддержке двух танковых полков 7–й бронетанковой дивизии двинулась на север., сметая по пути итальянские лагеря, которые были разбросаны вокруг Сиди–Баррани, и прорвала позиции противника, взяв в плен несколько тысяч итальянских солдат.

На третий день резервная бригада 7–й бронетанковой дивизии прошла 25 миль на запад, в сторону побережья за Бук–Бук, где преградила путь большой колонне отступающих итальянцев и взяла в плен 14 000 человек.

Через три дня половина итальянской армии в Египте сдалась.

Остатки итальянских частей нашли прибежище в прибрежной крепости Бардия, которая располагалась на ливийской территории. 7–я бронетанковая дивизия быстро изолировала Бардию, обойдя крепость с запада. Однако англичане были вынуждены ждать до 3 января 1941 года, пока они не подтянули пехоту и не пошли на штурм крепости. Двадцать две «Матильды» прокладывали дорогу атакующим колоннам. Весь итальянский гарнизон сложил оружие; англичане захватили 45 000 человек и 129 танков.

7–я бронетанковая дивизия немедленно бросилась на запад, чтобы блокировать Тобрук. Когда 21 января австралийская пехота, поддерживаемая шестнадцатью «Матильдами», атаковала город, в плен сдались 30 тысяч итальянцев со своими восемьюдесятью семью танками.

Итальянцы фактически не оказывали никакого сопротивления. Англичане развили такую скорость, что вполне могли бы дойти до Триполи. К сожалению, Черчилль решил придержать британские резервы, чтобы воспользоваться очередной грубой ошибкой Бенито Муссолини, который 28 октября вторгся в Грецию из Албании, чья территория была оккупирована Италией в 1939 году.

Это был акт стратегического помешательства, поскольку Италия оказалась вовлечена в войну на двух фронтах – и это в момент, когда ее вооруженные силы испытывали почти непреодолимые трудности, проводя операцию на одном лишь фронте в Северной Африке.

Муссолини надеялся расширить границы своей империи, однако греки ожесточенно сопротивлялись и вытеснили итальянцев назад, в Албанию, да при этом еще чуть было не уничтожили всю итальянскую армию целиком.

Гитлер узнал о нападении своего союзника на Грецию лишь после встречи с Муссолини во Флоренции в день начала вторжения. Фюрер пришел в ярость, потому что действия строптивого дуче нарушили все его планы.

Гитлер только что вернулся со встречи с испанским диктатором Франко на французской границе в Гендайе 23 октября, а на следующий день он встретился с Петэном в Монтуаре.

Переговоры в Гендайе длились 9 часов. Франко не выказал никакого желания вступать в войну или позволить немецким войскам пройти по территории Испании к Гибралтару. Гитлер уехал злой и расстроенный, напоследок обозвав Франко «иезуитской свиньей». Встреча с Петэном прошла успешнее. Петэн согласился сотрудничать с Германией ради того, чтобы поставить Англию на колени. В ответ Франция должна была получить подобающее ей место в «новой Европе» и компенсацию за любые территории в Африке, которые она была бы вынуждена уступить.

Черчилль настаивал на том, чтобы греки приняли помощь со стороны английских танковых частей и артиллерии, однако генерал Иоаннис Метаксас, глава греческого правительства, отклонил это предложение, заявив, что этим Великобритания спровоцирует интервенцию немцев, а потом англичане не смогут их остановить.

Получив отказ, Черчилль все равно удерживал свои войска в Египте и приказал Уэйвеллу не давать О'Коннору никаких подкреплений.

Между тем О'Коннор продолжал рваться на запад. Количество машин в его 7–й бронетанковой дивизии сократилось до пятидесяти танков. 3 февраля он узнал из донесения воздушной разведки, что итальянцы собираются покинуть весь угол Бенгази в северо–западной Киренаике. О'Коннор тут же приказал 7–й бронетанковой дивизии двигаться через пустыню, чтобы добраться до прибрежной дороги Виа Бальбия, идущей к югу от Бенгази.

Переход по пескам замедлил движение танков. 4 февраля командующий дивизией генерал–майор сэр Майкл Грег организовал мобильную группу, состоящую из пехоты и части артиллерии, и отправил ее вперед. К полудню 5 февраля это подразделение создало барьер на линии отступления противника к югу от Беда–Фомм. В тот же вечер двадцать девять по–прежнему боеспособных линейных (или крейсерских) танков дивизии прибыли на место и заняли замаскированные позиции.

Когда подошли основные итальянские силы, оказалось, что их сопровождают сто новых крейсерских танков «М–13», которые вкупе могли бы смести британцев с пути и проложить свободную дорогу на Триполи. Однако «М–13» приближались мелкими группами, а не все вместе. Английские танки методично расстреливали итальянские машины по мере их приближения. К ночи 6 февраля шестьдесят итальянских танков было уничтожено, а сорок – брошено экипажами. Оставшись без огневой поддержки, итальянская пехота сдалась – всего 20 000 пленных. Англичан же было около 3000 человек. Это была одна из самых ошеломляющих побед в войне, которая небывалым образом подняла моральный дух английских солдат.

В Ливии еще оставались разрозненные итальянские воинские части, и О'Коннор втайне надеялся сделать бросок на Триполи, где итальянские офицеры паковали чемоданы, готовясь к поспешному отъезду.

6 февраля 1941. года, в день, когда последние итальянские части были выбиты из Беда–Фомм, Адольф Гитлер назначил сорокадевятилетнего Эрвина Роммеля на должность командующего германскими моторизованными подразделениями, которые фюрер наконец–то решил отправить для спасения итальянцев. Это не были четыре танковые дивизии, которые, как подсчитал генерал фон Тома, требовались для захвата Суэца и завоевания Ближнего Востока. Скорее войска состояли из единственной танковой дивизии, которую, как сказал Гитлер, он готов пустить в расход (15–я), плюс усиленная танками легкая моторизованная дивизия (5–я).

Фюрер выбрал Роммеля, потому что тот служил бок о бок с Хайнцем Гудерианом и был самым известным командиром танковых войск в Германии. Во время майских и июньских боев 7–я танковая дивизия Роммеля передвигалась так быстро и возникала в настолько неожиданных местах, что французы, как мы об этом упоминали выше, называли ее «дивизией–привидением». Тонкая проницательность Роммеля сделала его идеальной кандидатурой для командования немецкими силами в Африке.

Первые части германского африканского корпуса (DAK) начали прибывать на место в середине февраля 1941 года, хотя все подразделения 5–й легкой дивизии добрались до Ливии только в середине апреля, а 15–я танковая дивизия попала туда лишь в конце мая. У англичан было вполне достаточно времени, чтобы ликвидировать остатки итальянской армейской группировки в Триполи и окончательно выдворить войска Италии из Северной Африки.

Как раз в этот момент премьер–министр Черчилль снова стал оказывать давление на Уэйвелла и О'Коннора. Он приказал Уэйвеллу подготовить к отправке в Грецию как можно больше воинских подразделений. Подобный приказ сделал невозможным дальнейшее наступление англичан на Триполи. Крутой поворот в стратегии Великобритании в Северной Африке произошел после того, как 20 января генерал Метаксас неожиданно умер, а новый греческий премьер–министр поддался настоятельным требованиям Черчилля пустить английские войска на территорию Греции.

Черчилль допустил серьезную промашку, понадеявшись на то, что сможет организовать коалицию балканских народов, которая могла бы бросить вызов Германии. Греки разбили армию плохо вооруженных и скверно обученных итальянцев, однако уровень технической оснащенности и боевой подготовки войск балканских стран не шел ни в какое сравнение с силами вермахта. К тому же после высадки английских войск на полуострове, за несколько месяцев до планируемого нападения на Советский Союз, Гитлер понимал, что всем его замыслам грозит опасность, поскольку самолеты британских королевских ВВС в Греции могли нанести удар по румынским нефтяным разработкам в Плоешти, в бесперебойной работе которых были крайне заинтересованы немцы.

Гитлер отдал приказ подготовиться к вторжению в Грецию через Болгарию. К третьей неделе февраля 1941 года немцы накопили до 680 000 солдат в Румынии, Болгарское руководство, воодушевленное обещаниями Гитлера отдать им греческую территорию вплоть до Эгейского моря, разрешило германским войскам передвижение по своей стране. 29 февраля подразделения вермахта перешли через Дунай и заняли позиции для нападения на Грецию.

Первые солдаты из 53 000 бойцов британского контингента, который составляли главным образом моторизованные силы из Австралии и Новой Зеландии, 7 марта высадились в Греции и двинулись вперед. 28 марта у мыса Матапан к югу от Греции британский королевский военно–морской флот уничтожил в ночном бою три итальянских крейсера{7}. Таким образом, англичане обеспечили себе такое положение, что боевой флот Муссолини больше не осмеливался бросить вызов королевскому морскому флоту.

Между тем фашистские державы оказывали сильное давление на югославов, принуждая их присоединиться к странам Оси. Однако народ Югославии, особенно сербы, яростно сопротивлялся этому. Югославский премьер и министр иностранных дел ночью тайно покинули Белград и 25 марта в Вене подписали трехсторонний пакт в присутствии Гитлера и министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа.

Следующей ночью в Белграде произошел переворот, возглавляемый офицерами ВВС под руководством генерала Душана Симовича. Югославское правительство и регент, принц Павел, согласившийся присоединиться к странам Оси, были свергнуты. Повстанцы изолировали принца Павла в Греции. Симович хотел выкрасть принца Петра, восемнадцатилетнего наследника престола, однако тот сам бежал, спустившись по водосточной трубе. Югославы сразу же объявили его своим королем.

Эти события привели Гитлера в неописуемую ярость. Он приказал немедленно начать вторжение в Югославию.

На рассвете 6 апреля 1941 года немецкие войска нанесли сокрушительный удар по Югославии и Греции. 2–я армия Максимилиана фон Вейхса в Австрии и в Венгрии вошла в Югославию с севера и востока.

12–я армия Вильгельма Листа действовала с территории Болгарии. В то время как ее 30–й корпус выдвинулся по направлению к Эгейскому морю, практически не встречая сопротивления, части 18–го горнострелкового корпуса прорвали линию Метаксаса, однако затем их продвижение замедлилось. В том районе находилась основная группировка греческих войск, состоявшая из шести дивизий.

В этот момент 40–й моторизованный корпус под командованием Георга Штюмме и 1–я танковая группа, имевшая в своем составе пять дивизий, под командованием Эвальда фон Клейста двинулись в западном направлении, вышли в южные районы Югославии и разъединили югославов с греками. Танки Клейста повернули на север, овладели Нишем и совершили бросок вдоль речной долины Моравы в сторону Белграда, соединившись с частями 41–го танкового корпуса Рейнхардта, подходившего к югославской столице со стороны Румынии.

Югославская армия насчитывала в своем составе тридцать пять дивизий. Однако они были плохо вооружены, а сама Югославия со дня на день могла распасться на отдельные государственные образования, созданные по этническому принципу. Только половина резервистов, главным образом сербы, откликнулась на призыв о мобилизации. Другие, в основном хорваты и словенцы, предпочли остаться дома.

Командование югославских вооруженных сил пыталось собрать разрозненные сербские части вокруг Сараева, однако 41–й немецкий танковый корпус вклинился в Боснию, и более 3000 югославов попали в плен. Симович и молодой король Петр бежали – сначала в Грецию, позже в Палестину.

Тем временем 40–й немецкий корпус, двигаясь по долине реки Вардар, овладел городом Скопье на юге Югославии, затем повернул в Грецию, перейдя границу в 75 милях к западу от Салоник.

В то же время части 18–го горнострелкового корпуса обошли Дойранское озеро в 12 милях к западу от места, где соединялись греческая, югославская и болгарская границы. Оттуда, обойдя с флангов линию Метаксаса, они двинулись дальше, к Эгейскому морю, и захватили Салоники. Линия Метаксаса оказалась изолированной, что заставило греков капитулировать.

Англичане ожидали, что немцы направятся на юго–запад от Салоник, мимо горы Олимп и вдоль Эгейского моря. Именно там они сконцентрировали большую часть своих войск. Вместо этого подразделения вермахта двинулись к западному побережью Греции, отрезали греков в Албании и вышли на западный фланг британцев. Сопротивление немцам в Греции практически прекратилось.

Генерал Уэйвелл с согласия Лондона приказал частям экспедиционного корпуса эвакуироваться с полуострова. Английские военные и транспортные корабли вошли в греческие гавани, где собрались британские войска и небольшое количество подразделений греческой армии, и начали эвакуацию воинских частей, оставив на месте большую часть военного снаряжения и техники.

К концу апреля суда королевских ВМС вывезли с территории Греции 51 000 человек. Около 13 тысяч англичан были убиты или попали в плен.

Как только английские самолеты вывезли короля Греции Георгия II, королевскую семью и членов его правительства, 27 апреля германские танки ворвались в Афины. Флаг со свастикой взвился над Акрополем. Большая часть греческой армии капитулировала.

Немцам понадобилось всего три недели, чтобы разгромить Югославию и Грецию, в очередной раз выдворив англичан с континента. Только 12–я армия фельдмаршала Листа захватила в плен, помимо британцев, 90 000 югославов и 270 000 греков, потеряв всего лишь 5000 человек убитыми и ранеными{8}.

Глава 6. Нападение на не тот остров

Адольф Гитлер принял решение, которое было совершенно нелогичным. Стало понятно, что фюрер не совсем адекватно оценивает реальное положение на фронтах Средиземноморского бассейна и не способен видеть ничего вокруг, кроме единственной своей цели – нападения на Советский Союз.

Гитлер решил использовать подразделения обученных парашютистов и планеры для того, чтобы овладеть Критом – сравнительно малоценным островом в восточной части Средиземного моря, отказавшись от захвата Мальты, которая располагалась непосредственно на морском пути между Италией и Ливией.

Это нелепое решение, принятое вопреки возражениям адмирала Редера, главнокомандующего германским военно–морским флотом, и отдельных высших офицеров ОКВ, ознаменовало окончательный отход Гитлера от средиземноморской стратегии, которая могла бы принести ему победу. Для продолжения кампании по завоеванию Северной Африки захват Мальты был просто жизненно необходим. А если Гитлер посылал свои войска в Ливию просто для того, чтобы потворствовать Муссолини, не преследуя при этом каких–либо стратегических целей, тогда силы вермахта растрачивались впустую совершенно глупым, безрассудным образом.

Крит, родина древней эгейской цивилизации, принадлежащий Греции большой остров (3200 квадратных миль), расположен в 180 милях к югу от Афин и примерно в 250 милях севернее Египта и восточной Ливии (Киренаики). В длину он достигает 152 миль, но имеет лишь от 8 до 30 миль в ширину.

Как только Балканский полуостров попал в руки немцев, Крит оказался в стратегическом отношении в «сумеречной зоне». Английские дальние бомбардировщики базировались на Крите и в принципе могли добраться до нефтяных разработок в Плоешти в Румынии, в 675 милях севернее. В то же время базы королевских ВВС на острове подвергались серьезной опасности со стороны авиации немцев, чьи аэродромы теперь располагались в Греции. Для вермахта оккупация острова также не имела особого смысла, потому что расположенные на нем базы ВВС оказались бы дальше от Каира и Александрии, чем самолеты в восточной Киренаике.

В отношении Мальты ситуация была совершенно иной. Эта небольшая группа островов (122 квадратные мили), которая принадлежала Великобритании, находилась всего в 60 милях к югу от Сицилии и в 200 милях севернее Триполи, представляя собой, образно говоря, кинжал, занесенный над итальянскими и немецкими спинами в Северной Африке. Здесь англичане разместили свою авиацию, подводные лодки и боевые корабли с определенной целью – всячески препятствовать военным перевозкам противника на маршруте Италия – Ливия.

Значение Мальты стало очевидным для всех, когда англичане в ночь с 15 на 16 апреля 1941 года потопили транспортное судно, предназначавшееся для африканского корпуса Роммеля. Английское присутствие на Мальте вскоре превратило каждый переход итало–немецких конвоев в Ливию в подобие игры в кости. Иногда кораблям удавалось добраться до пункта назначения благополучно, иногда – нет. Потопленные итальянские и германские транспортные суда начали устилать морское дно между двумя континентами.

Гитлер не рассматривал всерьез возможность нападения на Крит до тех пор, пока транспортные самолеты английских королевских ВВС не перебросили на этот остров 1 ноября 1940 года британские армейские подразделения. После этого внимание Гитлера сосредоточилось на проблеме Мальты. После унизительного поражения маршала Грациани Гитлер решил отправить немецкий экспедиционный корпус в Ливию. Муссолини, испугавшийся потери своих колониальных владений, теперь запросил помощи.

Немецкий генштаб изучил возможность нейтрализации Крита и Мальты исключительно средствами воздушного нападения. Однако любая успешная бомбардировка длится ровно столько времени, сколько она продолжается. Единственно надежный способ устранить угрозу – это перебросить на острова сухопутные части.

Адмирал Редер и другие высшие флотские чины являлись убежденными сторонниками нападения на Мальту. Захват этого острова, убеждали они Гитлера, является «существенным предварительным условием успешного хода войны против Великобритании в Средиземном море».

Редер и старшие офицеры флота пытались отозвать первоначальную директиву от 22 февраля 1941 года, в которой ОКБ сообщило; что Гитлер собирается отложить завоевание Мальты до осени 1941 года, когда он «завершит войну на Востоке». Получается, что фюрер собирался быстренько разгромить русских в течение лета, а потом неторопливо разобраться с проблемой Мальты!

Несколько офицеров немецкого генштаба, настороженно относившиеся к опасности, исходившей с Мальты, после того как транспорт, перевозивший грузы для Роммеля, пошел ко дну, вместе с Йодлем и Кейтелем обратились к Гитлеру с настойчивой просьбой немедленно начать операцию по захвату этого острова.

Нет ничего удивительного в том, что генштабисты, а, также Редер с его офицерами были взвинчены до предела. Решения, принимаемые Гитлером, игнорировали насущные потребности Роммеля и подчиняли все силы войне против Советского Союза, длительность и исход которой вряд ли можно было предвидеть. Более того, английский гарнизон на Мальте был достаточно слаб, поскольку его снабжение затруднялось тем, что британские конвои, перевозящие грузы на остров, подвергались постоянным атакам со стороны итальянской авиации и боевых кораблей. И все же англичане контролировали восточный район Средиземного моря и могли перебросить на Крит такое количество войск, какое бы им потребовалось.

Гитлер пришел к окончательному решению 21 апреля 1941 года, как только кампания на Балканах завершилась. Он решил напасть на Крит; операция по захвату острова получила кодовое обозначение «Меркурий». Мальте придется подождать.

Гитлер объявил, что Крит имеет более существенное значение. Он желал устранить всю исходившую от британских военно–воздушных и морских сил опасность на юго–востоке Европы. С английскими войсками на Мальте можно разобраться с помощью люфтваффе. А дальше будет «Барбаросса» – вторжение в Россию, назначенное на июнь 1941 года. Поэтому «Меркурий» нужно завершить до этого момента.

Приняв это решение, Адольф Гитлер проиграл войну{9}. Нападение на Крит практически гарантировало двойную катастрофу для Германии: во–первых, оно превратило средиземноморскую кампанию в мышиную возню, направленную на достижение второстепенных или вообще пиаровских целей, а во–вторых, обратило всю мощь германской военной машины против Советского Союза в тот момент, когда Великобритания оставалась непобежденной да еще и получала прямую поддержку со стороны Соединенных Штатов Америки.

Гитлер оказался не единственным, кто был введен в заблуждение размышлениями о стратегической важности Крита. К примеру, начальник генштаба сухопутных войск генерал Гальдер показал, как мало он разбирался в проблемах снабжения войск, расположенных на острове посреди моря, где доминировал вражеский флот. Гальдер пришел к выводу, что захват Крита станет «лучшим средством обеспечить продвижение Роммеля к Суэцкому каналу».

Уинстон Черчилль также попался в ловушку. Он хотел укрепить британские войска на Крите вопреки сильному сопротивлению генерала Уэйвелла, командующего армией на Ближнем Востоке, и военного министра в Лондоне. Министр боялся тяжелых потерь на Крите, поскольку аэродромы немецкой авиации теперь находились совсем рядом, в Греции, и самолеты люфтваффе могли легко бомбить британские авиабазы.

Между тем Черчилль настоял на своем, и начиная с февраля 1941 года, когда военно–строительные бригады соорудили три взлетно–посадочные полосы для королевских ВВС, на остров начали прибывать дополнительные подразделения британской армии.

Тем временем английская разведка получила данные о том, что части 11–го воздушного корпуса{10}, элитного подразделения парашютистов Курта Штудента, которые за несколько дней покорили Голландию, прибывают на болгарские аэродромы. Однако агенты британской разведки не смогли выяснить, что именно являлось целью немецких воздушно–десантных частей – Крит, Сирия или Кипр, английский остров в восточной части Средиземного моря.

7 апреля Черчилль приказал некоторым английским подразделениям, эвакуированным из Греции, высадиться на Крите. Генерал Уэйвелл информировал Лондон о том, что у него хватит войск лишь на то, чтобы удержать Ливию, и что он считает, что Крит следует оставить.

Однако Черчилль решил удерживать остров до последнего. Он видел возможность уничтожения германского десанта, полагая, что вероятная неудача немцев на Крите окажет положительное для Англии воздействие на Турцию и другие страны Ближнего Востока.

30 апреля генерал–лейтенант Бернард Сирил Фрейберг принял командование 28–тысячным контингентом английских, австралийских и новозеландских войск, а также 7–тысячной греческой армией на Крите. Большая часть подразделений, входящих в группировку, была эвакуирована из Греции и имела лишь легкое вооружение. Фрейберг направлял лихорадочные запросы в Египет по поводу поставок войскам на Крите тяжелого вооружения, но его требования были удовлетворены лишь отчасти.

Было ясно, что немцы нанесут удар на северном побережье. Здесь располагались все основные аэродромы и наиболее крупные населенные пункты. Отсюда дороги вели на восток и запад. И только несколько грунтовых дорог вели к югу через крутые горные склоны.

Разведка определила, что атака произойдет в западной части Крита, и Фрейберг разместил 2–ю Новозеландскую дивизию в районе деревни Малем и аэродрома, расположенного недалеко от берега моря. Он оставил около 14 000 англичан и австралийцев у Ханьи и залива Суда, в нескольких милях к востоку, которые заняли оборону на случай нападения со стороны моря. У Ретимнона, расположенного в 30 милях от Ханьи, Фрейберг разместил 19–ю Австралийскую бригаду, а возле Ираклиона, в 40 милях дальше на восток, расположилась 14–я Британская бригада. Все эти позиции Фрейберг подкрепил с тыла греческими войсками.

Командующий операцией «Меркурий» Александр Лёр разделил свои воздушно–десантные войска на три группы: западную, центральную и восточную. Во время первой волны атаки, ранним утром 20 мая 1941 года, западная группа должна была высадиться в двух местах: в Малеме и и районе Ханьи и залива Суда. Во время второй волны атаки, днем, центральная группа получила задание десантироваться на востоке от Ретимнона, а восточная группа – в районе Ираклиона. Как только аэродром Малем окажется в руках немцев, туда на транспортных самолетах будут переброшены части 5–й горнострелковой дивизии. 8–й воздушный корпус генерала Вольфрама фон Рихтгофена насчитывал в своем составе 280 бомбардировщиков, 150 пикировщиков, 180 истребителей и 40 самолетов–разведчиков. Эти силы должны были прикрывать атаку.

В мае самолеты Рихтгофена начали наносить столь серьезные удары по группировке британской авиации на Крите, которая насчитывала всего 40 самолетов, что командование королевских ВВС было вынуждено перебросить все уцелевшие машины в Египет. Таким образом, немцы получили полное превосходство в воздухе. Самолеты люфтваффе постоянно бомбили предполагаемые позиции британских войск, однако маскировка подразделений, размещенных на острове, оказалась настолько эффективной, что они понесли лишь незначительные потери.

Самолеты–разведчики люфтваффе за несколько дней до нападения немцев на остров обнаружили, что значительные силы королевского военно–морского флота выдвинулись к югу и западу от Крита. Это указывало на то, что англичане решили укрепить оборону острова.

Таким образом, к 20 мая немцы удерживали господство в воздухе, а англичане – на море. Однако корабли королевских ВМС, не имея прикрытия с воздуха, подвергались серьезной опасности.

Ранним утром бомбардировщики люфтваффе нанесли массированный удар по позициям английских войск, нарушив систему коммуникаций и подавив несколько зенитных батарей. После этого первая волна немецкого десанта высадилась с планеров в районе Малема и на юге от Ханьи. Чуть позже в районе аэродрома Ханьи и на портовые сооружения в заливе Суда были сброшены парашютисты. Все говорили, что во время этой первой волны на острове высадились до 6000 немецких десантников. Англичане, новозеландцы и австралийцы выжидали.

Дело закончилось почти полным истреблением германского десанта.

Некоторые планеры разбились, прежде чем достигли цели. Другие смогли удачно приземлиться, но были уничтожены практически моментально, еще до того, как десантники успели выбраться наружу. Многие парашютисты опускались прямо на английские позиции и были расстреляны уже в воздухе. Удачной высадке немецких войск сильно помешал ветер, который дул в сторону моря. Боясь, что парашютистов унесет в море, пилоты немецких самолетов старались высадить их как можно дальше от берега, фактически за линией обороны англичан.

Немецкие десантники опускались на землю легко вооруженными. Из–за интенсивного огня многие не могли добраться до контейнеров, в которых находились пулеметы и пушки, и значительная часть снаряжения так и не попала по назначению.

Немцы, десантировавшиеся к югу от Ханьи, не смогли взять город или залив Суда, и в ту ночь им пришлось перейти к обороне. Только в узкой долине реки Тавронитис к западу от Малема германские части сумели перегруппироваться и нанести удар в направлении господствующих высот к югу от малемского аэродрома. Новозеландцы, чьи подразделения занимали эти высоты, сдержали натиск немцев и не допустили их прорыва к взлетно–посадочным полосам.

Однако за ночь у командира новозеландцев возникло ложное впечатление, что его люди больше не смогут отбивать немецкие атаки. С одобрения командира бригады он перевел своих бойцов примерно на милю к востоку. Это позволило немцам выдвинуться вперед и захватить часть аэродрома, а также укрепиться на высотах к югу от Малема. Некоторые взлетно–посадочные полосы могли принять немецкие самолеты, хотя и находились в пределах досягаемости британской артиллерии.

Войска западной немецкой десантной группы на время лишились связи с командованием в Греции. Экипажи германских самолетов, возвращавшихся на материк для того, чтобы взять на борт десантников второй волны, не видели, что происходило на Крите, и считали, что дела идут неплохо.

Поэтому, когда с некоторым опозданием начали поступать плохие новости, было уже слишком поздно для того, чтобы менять планы. Кроме того, задержки, вызванные необходимостью дозаправки самолетов, и плохое состояние греческих дорог замедлили продвижение второй волны десантников, а бомбардировщики и истребители Рихтгофена уже улетели на штурмовку Ретимнона и Ираклиона. Когда начали прибывать транспортные самолеты с десантниками второй волны, они часто оказывались беззащитными.

Из–за этого потери при Ретимноне и Ираклионе оказались даже больше, чем во время утренней атаки. Почти половина парашютистов погибли в первые минуты боя. Немцы не смогли захватить ни сам город, ни хотя бы одну взлетно–посадочную полосу. Остатки десантировавшихся частей были вынуждены перейти к обороне.

Генералы Лёр и Штудент решили, что единственное, что им остается, – это закрепиться в районе аэродрома Малема. Утром 21 мая несколько германских транспортных самолетов приземлились на взлетной полосе, находившейся в руках немцев, и доставили десантникам оружие и снаряжение. В этот же день еще несколько групп парашютистов были выброшены в том районе.

Вместе с вновь прибывшими десантниками бойцы западной группы наконец–то полностью очистили аэродром от частей противника. Позже в этот же день на транспортных самолетах туда были переброшены подразделения 5–й горнострелковой дивизии. Но и они понесли потери, так как британская артиллерия продолжала вести обстрел аэродрома. К вечеру 21 мая было уничтожено или серьезно повреждено восемьдесят немецких самолетов.

Немецкие десантники из района аэродрома пытались выдвинуться на восток в надежде соединиться с другими подразделениями сил вторжения. Однако 5–я Новозеландская бригада остановила их в Пиргосе, в нескольких сотнях метров оттуда.

В первые два дня боев генерал Фрейберг совершил крупную тактическую ошибку. Он считал, что главная атака немцев должна была идти со стороны моря, и отказался передвинуть свои силы с прибрежных позиций у Ханьи и залива Суда, чтобы вытеснить германских десантников из окрестностей Малема.

Немецкое командование планировало начать 21 мая переброску тяжелого вооружения, экипировки и части егерей из 5–й горнострелковой дивизии на двадцати пяти греческих каиках (небольших моторных лодках), сопровождаемых итальянским миноносцем. Однако боевые корабли королевских ВМС перехватили эту флотилию к северу от Крита, потопили большинство каиков, уничтожив почти всю экипировку и оружие, а также около 300 егерей, обратив оставшиеся суденышки в стремительное бегство на север, к острову Милос.

Еще более внушительная группа каиков пыталась добраться до Крита 22 мая, однако английские корабли встретили их в 20 милях от Милоса. Эта флотилия избежала судьбы предыдущей только потому, что итальянские боевые корабли связали основные силы англичан во встречном бою, а самолеты Рихтгофена действовали так активно, что англичане были вынуждены повернуть на юго–запад и войти в канал Китера.

И тут началось первое значительное воздушно–морское сражение Второй мировой войны. Главную роль сыграли пикировщики Рихтгофена, которые впервые наглядно показали, насколько эффективно авиация может атаковать значительные соединения военно–морских сил. Во время сражения англичане потеряли три крейсера и шесть эсминцев, а еще тринадцать боевых кораблей были серьезно повреждены, включая два линкора и единственный авианосец, находившийся в то время в Средиземном море.

Командующий флотом адмирал сэр Эндрю Каннингем 23 мая оттянул большую часть своих сил назад в Александрию и начал по ночам, чтобы избежать атак со стороны самолетов люфтваффе, отправлять на Крит быстроходные транспорты со снаряжением и продовольствием.

Между тем генерал Фрейберг осознал свою ошибку и приказал 5–й Новозеландской бригаде отбить у немцев малемский аэродром. Атака началась рано утром 22 мая. Новозеландцы почти дошли до реки Травонитис на юге, приблизившись к восточному краю взлетного поля у побережья. Однако днем в небе появились самолеты люфтваффе и вынудили британские части отойти назад, на восток, к Пиргосу. День спустя под угрозой окружения со стороны немцев новозеландцы отошли еще дальше, к Галатасу. Это позволило генералу Юлиусу Рингелю, новому командующему западной группой, соединиться с немецкими десантниками, находившимися на юго–западе от Ханьи. Теперь аэродром Малема находился вне зоны досягаемости британской артиллерии. Прибыли и последние части 5–й горнострелковой дивизии.

Генерал Лёр распорядился, чтобы Рингель захватил залив Суда и нарушил британскую линию снабжения, а после этого деблокировал соединения парашютистов в районе Ретимнона и Ираклиона. Рингель приказал своим подразделениям выдвинуться прямо на восток, на главную дорогу, где немцы наткнулись на сильное сопротивление новозеландцев у Галатаса.

Только непрерывные атаки самолетов люфтваффе позволили немецким войскам прорвать британскую оборону и добраться 27 мая до Ханьи.

Фрейберг сообщил Уэйвеллу, что его войска находятся на пределе сил и возможностей и больше не могут оказывать сопротивления немецким десантникам. 27 мая Черчилль и Уэйвелл дали разрешение на отход, и Фрейберг начал отводить свои войска на юг, на 23 мили к Хора–Сфакион на южном побережье, чтобы там начать эвакуацию.

28 мая немцы сломили отчаянное сопротивление английских арьергардных частей к востоку от Ханьи и полностью заняли залив Суда. Между тем основная часть войск Фрейберга двигалась по грунтовой дороге в сторону южного побережья. От Рингеля совершенно ускользнул тот момент, что основная часть сил противника направляется на юг, и он послал лишь небольшое количество солдат по дороге к Хора–Сфакион, приказав главным силам двигаться на восток.

29 мая немцы деблокировали остатки своих десантных частей, которые находились в районе Ретимнона, а на следующий день заставили сдаться австралийский батальон, который действовал на востоке от города. Австралийцы еще не получили приказа об эвакуации. В это время британская бригада и некоторое количество греков, примерно 3500 человек, ночью с 28 на 29 мая погрузились на британские корабли в Ираклионе.

Королевский военно–морской флот вывез 13 тысяч солдат от Хора–Сфакион всего за четыре ночи. Эвакуация протекала тяжело, это была опасная работа для моряков, которых постоянно атаковали самолеты люфтваффе. Один из штабных флотских офицеров обратил внимание адмирала Каннингема на то, что флот уже и без того понес большие потери, и выразил сомнение в том, нужно ли подвергать британские корабли еще большему риску.

Каннингем ответил: «Флоту нужно три года, чтобы построить корабль, но триста лет, чтобы построить традицию; мы не должны подвести армию».

Генерал Уэйвелл свернул эвакуацию 1 июня, когда узнал, что оставшиеся армейские части больше не в силах сдерживать продвижение германских егерей. 9000 британских солдат и 1000 греков были вынуждены сдаться.

Если посмотреть объективно, во время критской операции обе противоборствующие стороны понесли слишком большие потери. Англичане лишились на Крите около 12 000 солдат, а число погибших моряков составило 2000 человек. Материальные потери были бесчисленны. Только около 2000 греков смогли покинуть остров, а многие из оставшихся на острове погибли, участвуя в партизанских действиях. Немцы истребили их почти целиком, как и большое количество мирных жителей Крита.

Более половины десантировавшихся на Крите немцев погибли или получили ранения. Всего 11–й воздушный корпус потерял 6000 человек, две трети были убиты, остальные ранены. Самые большие потери понесли проверенные в боях, прекрасно обученные части парашютистов. Штудент после войны говорил, что «фюрер был весьма опечален тяжелым уроном, который был нанесен воздушно–десантным соединениям, и пришел к выводу что их значимость, как применение фактора неожиданности, миновала. После этого он часто говорил мне: «Дни парашютистов закончились».

Надежда генерала Гальдера на то, что захват Крита облегчит снабжение частей вермахта в Северной Африке, обернулась миражом, каковым она всегда и была. Главная линия снабжения войск стран Оси, как и ранее, пролегала мимо Мальты.

Глава 7. Недооцененный подарок Роммеля

Утром 11 февраля 1941 года генерал Эрвин Роммель, командир пока не существующего Африканского корпуса, вместе с адъютантом Гитлера подполковником Рудольфом Шмундтом вылетел на бомбардировщике «Хейнкель–111» из Катании на Сицилии в Триполи. Роммель хотел изучить обстановку в Ливии, прежде чем туда начнут прибывать основные силы его корпуса.

В Катании он попросил командующего 10–м германским военно–воздушным корпусом генерала Ганса Гейслера нанести удар по Бенгази и британским колоннам, которые, судя по донесениям разведки, располагались поблизости от города. Гейслер отказал, сообщив, что не сможет провести подобную операцию, поскольку у многих итальянских высших офицеров и правительственных чиновников имелись собственные дома в Бенгази и итальянские власти не разрешат нанести удар по этому городу. Раздраженный Роммель запросил штаб Гитлера и быстро получил разрешение на проведение авианалета.

В Триполи итальянцы паковали багаж, чтобы немедленно покинуть Ливию, они практически не надеялись удержать Сирт, расположенный примерно в 230 милях к востоку от Триполи, где Роммель намеревался возвести оборонительную линию. Роммель принял решение лично возглавить командование частями, действовавшими в том районе, и вылетел туда вместе со Шмундтом.

Первое впечатление Роммеля от Африки оказалось удручающим. Кругом были либо сплошные пески, либо безжизненные однообразные возвышенности, через которые, как писал Роммель, пролегала единственная в Ливии настоящая дорога – Виа Бальбия, «она тянется, как черная лента по пустынному ландшафту, на котором невозможно увидеть ни дерева, ни кустика – нигде, куда достигает взор».

В Сирте занимал оборону только один итальянский полк. Ближайшее расположение английских войск находилось в Эль–Агейле, в 180 милях дальше на восток. Британские части остановились там не из–за того, что опасались действий итальянцев, а потому, что и так ушли чересчур далеко от своих баз снабжения (630 миль от Мерса–Матрух). Кроме того, английское командование перебросило слишком много армейских подразделений в Грецию.

Остатки итальянских войск в Ливии располагались в 200 милях к западу от Сирта и в районе Триполи. По настоянию Роммеля основная часть трех итальянских дивизий 14 февраля начала движение в сторону Сирта.

В тот же день первые германские войсковые части – 3–й разведывательный батальон и противотанковый батальон 5–й легкой дивизии – прибыли на транспортных кораблях в Триполи. Несмотря на опасность воздушного нападения, Роммель потребовал, чтобы разгрузка кораблей проходила при свете прожекторов ночью. На следующее утро немцы в новехоньком тропическом обмундировании в парадном строю промаршировали по Триполи, а затем направились в сторону Сирта, куда и прибыли через 26 часов.

Роммель уже понял, что главным в ведении боевых действий в Ливии и в Египте является мобильность войсковых подразделений.

«В пустынях Северной Африки, – писал он, – немоторизованные части практически ничего не смогут противопоставить мобильным войскам противника, поскольку они имеют шанс почти всегда ускорить свое продвижение, обойдя позиции врага с юга».

Вот почему итальянцы были разбиты почти без сопротивления: они двигались в основном пешком, а у англичан имелся в большом количестве автотранспорт. Немоторизованные силы можно использовать только в обороне, отмечал Роммель. Но даже там они не сумеют оказать большого влияния на ход боевых действий, поскольку мобильные соединения противника могут либо окружить их и вынудить сдаться, либо просто обойти линию обороны. Другими словами, пешие солдаты в пустыне имеют возможность действовать только на расстоянии винтовочного выстрела.

Роммель заметил, что военные действия в пустыне странным образом похожи на войну на море. Моторизованные подразделения могут двигаться беспрепятственно и, как правило, в любом направлении – так же, как боевые корабли перемещаются по океанским просторам. Вот как описывал Роммель это сходство: «Тот, у кого имеется оружие, обладающее самым большим радиусом действия, имеет и «самые длинные руки» – точно так же, как и в море. А тот, кто более мобилен... может быстрыми действиями заставить действовать противника в соответствии со своими собственными желаниями».

Итальянские войска были деморализованы, они практически не имели возможности оказывать сопротивление англичанам. В то же время у Роммеля в распоряжении имелось лишь два батальона 5–й легкой дивизии. Остальные части дивизии не могли попасть на место раньше середины апреля, а главная ударная сила Роммеля – 15–я танковая дивизия также могла быть сформирована не ранее конца мая.

Роммель понимал, что интересы Гитлера в Северной Африке ограничены помощью итальянцам в удержании Ливии. В противном случае фюрер направил бы сюда более адекватные силы. Между тем Роммель, получивший высшую германскую награду за доблесть во время Первой мировой войны (орден «Пур ле Мерит»), был творчески мыслящим и весьма решительным офицером, который не останавливался ни перед какими препятствиями.

Никто не понимал в тот момент, что Эрвин Роммель являлся одним из величайших генералов современности. Кроме того, у него было неистовое честолюбие и стремление достичь успеха.

Роммель решил использовать те незначительные силы, имевшиеся в его распоряжении, чтобы нанести неожиданный удар по британцам, которые в тот момент благодушно рассиживались между Эль–Агейлой и Аджедабьей, в 60 милях далее на северо–восток. Генерал О'Коннор вернулся в Египет, а его сменил полковник сэр Филипп Ним, который почти не имел опыта ведения войны в пустыне. Генерал Уэйвелл заменил опытную 7–ю бронетанковую дивизию («Пустынных крыс») на половину новобранцев 2–й бронетанковой дивизии, которая только что прибыла из Англии, а вторую половину дивизии отправил в Грецию. Кроме того, Уэйвелл также заменил закаленную в боях 6–ю Австралийскую дивизию на 9–ю Австралийскую дивизию, однако из–за трудностей со снабжением часть этого подразделения оставили в Тобруке в 280 милях к северо–востоку.

Уэйвелл думал, что небольшим количеством итальянских частей, все еще остававшихся в Триполитании, можно пренебречь. И, несмотря на то что генерал получил донесения разведки, что немцы посылают «одну бронетанковую бригаду», Уэйвелл марта 1941 года пришел к следующему заключению: «Я не думаю, что с такими силами противник попытается захватить Бенгази».

Это был разумный вывод. Ни один обыкновенный генерал не стал бы начинать наступление, имея в своем распоряжении столь незначительные силы. Однако Роммель был весьма незаурядным генералом.

Поскольку ни один из немецких танков еще не прибыл в Африку, Роммель организовал в мастерских возле Триполи производство большого количества танков фальшивых. Бронетехнику должны были изображать «Фольксвагены». Эти небольшие автомобили в германской армии служили в качестве джипов. Издалека такие подделки были весьма похожи на настоящие боевые машины – по крайней мере для пилотов–разведчиков королевских ВВС. Британское командование пребывало в замешательстве.

Тем временем Роммель подтянул два батальона и свои фальшивые танки к Мугтаа, что в 20 милях к западу от Эль–Агейлы. Части двух итальянских дивизий, «Брешия» и «Павия», последовали за немцами вместе с дивизией «Ариете» – единственным итальянским бронетанковым подразделением в Африке, в котором насчитывалось всего восемьдесят танков, большинство из которых представляли собой устаревшие легкие модели.

Генерал Ним с подозрением отнесся к перегруппировке войск противника в районе Мугтаа, какие бы незначительные части там ни собрались, и перебросил основную часть британских сил в Аджедабью, на 70 миль к северо–востоку, оставив в Эль–Агейле лишь небольшой заслон.

11 марта 5–й танковый полк 5–й легкой дивизии – та самая «бронетанковая бригада», о которой слышал Уэйвелл, – прибыл в Триполи. Этот полк, ставший единственным танковым подразделением, которое должен был получить DAK до тех пор, пока не прибудет 15–я танковая дивизия, имел в своем составе 120 танков, половину из них представляли средние «T–III» и «T–IV».

Хотя 5–я дивизия не являлась собственно танковой, у нее имелось столько же боевых машин, сколько находилось в обычной танковой дивизии по штатному расписанию 1941 года. Однако это количество танков было вполовину меньше того, чем располагал Роммель в своей 7–й бронетанковой дивизии в кампании 1940 года. После окончания французской кампании Гитлер удвоил количество танковых дивизий, но уменьшил парк машин в подразделениях.

19 марта Роммель полетел в штаб–квартиру Гитлера за свежими инструкциями. Вальтер фон Браухич, главнокомандующий немецкой армией, и Франц Гальдер, начальник генштаба, сообщили Роммелю, что у руководства нет намерения нанести решающий удар в Африке и что он может не ждать каких–либо подкреплений.

Роммель попытался убедить их, что стоит воспользоваться слабостью англичан в Северной Африке. Однако никто не внял его уговорам. Браухич и Гальдер были заняты подготовкой к плану «Барбаросса», и к тому же их внимание отвлекало готовое начаться вторжение на территорию Греции. Для них Ливия была лишь интермедией.

Роммель хотел получить дополнительно еще две танковые дивизии, чтобы спокойно завершить завоевание Египта. Было очевидно, что переброска войск в Триполи являлась серьезной проблемой, и для того, чтобы решить ее, возникала необходимость нейтрализации Мальты путем либо постоянных бомбардировок, либо захвата острова. Однако Гальдер предпочел проигнорировать безупречную логику Роммеля и спросил генерала, как он собирается обеспечивать переброску и дальнейшие действия двух дополнительных дивизий. Роммель раздраженно ответил: «Черт побери, это не мое, а ваше дело!»

Вернувшись в Африку, Роммель 24 марта направил разведывательный батальон на захват Эль–Агейлы. Незначительные английские силы держались недолго и быстро откатились к Мерса–эль–Брега, на 20 миль на восток. Это была потенциально очень сильная позиция. Мерса–эль–Брега располагалась на главенствующих высотах недалеко от моря. К югу находились соляные болота Бир–эс–Суэра, а южнее болот простирались пески Вади–Фарех. Моторизованные части не имели никакой возможности там пройти.

Роммель мог либо подождать с наступлением до того времени, когда в конце мая прибудет оставшаяся часть его корпуса, либо атаковать теми небольшими силами, которыми он располагал на данный момент. Роммель не стал долго раздумывать. Он решил начать наступление, поскольку в случае переноса времени начала операции на более поздний срок англичане будут иметь возможность создать мощную оборонительную линию.

Когда части 5–й легкой дивизии 31 марта пошли в атаку, английские войска отразили удар. В полдень Роммель обнаружил, что есть возможность обойти британские позиции, выдвинувшись между Виа Бальбия и берегом моря. Ночью мобильные части 8–го пулеметного батальона прорвались в том направлении, атаковали английские части с фланга и обратили противника в бегство, захватив пятьдесят пулеметов «брен» и тридцать грузовиков.

Немецкая воздушная разведка доложила, что англичане стремительно откатываются от Аджедабьи. Перед такой возможностью Роммель устоять не мог. Он немедленно отдал приказ своим войскам продвигаться на Аджедабью, и немцы добрались до нее 2 апреля.

Ним с разрешения Уэйвелла решил эвакуироваться в Бенгази и отступать дальше на восток. Поспешное отступление англичан было выгодно для Роммеля, и он не преминул воспользоваться ситуацией.

«Я решил преследовать по пятам отступающего врага, чтобы не дать ему передышки, и одним ударом захватить всю Киренаику», – писал Роммель.

Началось одно из самых драматических скоротечных сражений в мировой истории, в котором уступающие по численности войска атаковали и полностью уничтожили превосходящие силы противника. Роммель приказал разведывательному батальону двигаться непосредственно к Бенгази по Виа Бальбия, преследуя отступающих англичан, в то время как разведывательный батальон итальянской дивизии «Ариете» должен был стремительным броском пересечь Киренаику, выйти к морю и отрезать английским частям путь к отступлению.

Роммель принял решение совершить подобный маневр вопреки предупреждениям итальянских генералов о том, что эта дорога может стать смертельной ловушкой. Он произвел воздушную рекогносцировку, нашел, что дорога вполне пригодна для движения по ней механизированных частей и что опасения итальянцев безосновательны.

Роммелю доложили, что английские войска уже покинули Бенгази, и он немедленно приказал 3–му разведывательному батальону войти в город. Батальон выполнил приказ ночью 3 апреля.

Утром 4 апреля Роммель направил основные силы 5–й легкой дивизии через Бен–Ганию к морю в Дерну, а следовавшая той же дорогой дивизия «Ариете» повернула на север, чтобы взять Эль–Мекили к югу от Джебель–эль–Акдара – горного хребта, протянувшегося вдоль побережья.

Теперь все решала быстрота действий. Роммель хотел втянуть хотя бы часть британской армии в сражение, прежде чем англичане уйдут из Киренаики, избежав тем самым полного разгрома.

За ночь Роммель получил сведения, что британские силы все еще удерживают Мсус – позицию, расположенную примерно в 70 милях к юго–востоку от Бенгази и в 50 милях к северо–западу от Бен–Гании. Он также узнал, что лучшая дорога для его транспортных колонн проходит через Мсус.

Утром 5 апреля Роммель приказал основной части своих мобильных сил – 5–му танковому полку и сорока итальянским танкам – двигаться прямо на Мсус, уничтожить там противника и следовать на Эль–Мекили. С трудом пробиваясь сквозь песчаную бурю, танки вечером 6 апреля все же взяли Мсус, однако сбились с пути по дороге в Эль–Мекили, забрались слишком далеко на север и были обнаружены лишь самим Роммелем, который вечером 7 апреля совершил облет местности на легком самолете–разведчике «шторьх».

Между тем вновь прибывшая британская моторизованная бригада заняла Эль–Мекили. Роммель направил несколько подразделений к морю в Дерну, чтобы с обеих сторон закрыть Виа Бальбия, и одновременно перебросил свои основные силы с востока на запад. 8 апреля они выступили против британцев у Эль–Мекили и заставили противника сдаться. Затем Роммель направил свои танки в сторону Дерны, где немецкие войска взяли в плен много англичан, включая генерала Нима и генерала О'Коннора, прибывшего из Египта на помощь Ниму. Их машина, шедшая без сопровождения, столкнулась с немецкой колонной, продвигавшейся по Виа Бальбия.

К 11 апреля 1941 года английские войска полностью оставили Киренаику и были выдавлены на территорию Египта. Остались лишь две британские дивизии, которые заперлись в Тобруке; этот город итальянцы перед войной превратили в настоящую крепость, а королевский военно–морской флот мог снабжать осажденный гарнизон по морю.

Роммель одержал победу, потому что ему удалось обмануть англичан, заставив их поверить в то, что немецкая группировка в Северной Африке намного мощнее, чем это было на самом деле. Кроме того, немецкие войска перемещались с большой скоростью, которая ошеломила противника и вынудила англичан распылить свои силы.

Роммель не имел возможности предпринять генеральный штурм Тобрука, но все же он попытался несколько раз проверить гарнизон осажденной крепости на прочность, однако атаки немецких войск разбились о решительность и мужественное сопротивление австралийцев и англичан.

Та стремительность, с которой Роммель изгнал английские войска из Ливии, кроме Тобрука, имела весьма большое значение. Вторжение в Югославию и Грецию началось 6 апреля, и германские военачальники надеялись на быстрое достижение успеха, вполне справедливо полагая, что кампания будет скоротечной.

Роммель преподнес Гитлеру совершенно неожиданную победу, благодаря которой его Африканский корпус закрепился на позициях в непосредственной близости от Суэцкого канала. Все, что теперь нужно было для завоевания Египта, – это быстрая переброска, как только закончится греческая кампания, двух танковых дивизий для усиления группировки Роммеля. Англичане еще не пришли в себя после поражений в Греции и в Ливии и не смогли бы ничего противопоставить согласованной и решительной атаке немецких войск.

Гарнизон в Тобруке мог быть заблокирован итальянскими дивизиями, усиленными немецкими танками. Если германское наступление начнется в направлении дельты Нила, то англичане не смогут вывести свои войска из осажденной крепости.

Адмирал Редер и штаб ВМС, узнав об успехах Роммеля в Африке, предложили Гитлеру предпринять «решительное наступление на Египет – Суэц». Если бы Роммель получил требуемые им подкрепления, то он почти наверняка занял бы Египет еще задолго до конца 1941 года.

К несчастью для немцев, ничего такого не произошло. Гитлер не понял всей ценности подарка, который преподнес ему генерал Роммель, и продолжал смотреть только в сторону Советского Союза.

В оценке своей первой кампании Роммель фактически пришел к тем же выводам, что и адмирал Редер за полгода до этого.

«На мой взгляд, – писал Роммель, – было бы лучше, если бы мы убрали руки от Греции и вместо этого сконцентрировали значительные силы в Северной Африке, чтобы окончательно изгнать англичан из района Средиземноморского бассейна».

Военно–воздушные силы, задействованные в Греции, должны были быть использованы для защиты конвоев, занятых переброской войск в Африку, добавил Роммель.

Вместо Крита нужно было брать Мальту. Германские моторизованные силы в Северной Африке в таком случае могли захватить все занятое англичанами побережье Средиземного моря, равно как и Ближний Восток, использовав его как источник нефти и базу для нападения на Россию.

«Это изолировало бы юго–восточную Европу. У Греции, Югославии и Крита не оставалось иного выбора, кроме как сдаться, ибо их снабжение и поддержка со стороны англичан стали бы невозможны», – заключил Роммель.

Роммель во всем обвинил свое начальство. Он справедливо отметил нежелание старших генералов развернуть полномасштабную операцию в Ливии. Однако в то время Роммель не знал, что именно Гитлер отверг «средиземноморскую стратегию», а Браухич и Гальдер изменили свои взгляды, согласившись с фюрером.

Молчание Браухича, Гальдера, Йодля и Кейтеля перед лицом невероятно одаренного Роммеля говорит о многом. Либо они были недальновидны, либо испытывали страх перед Гитлером.

Глава 8. «Барбаросса»

Цель милитаристской стратегии – в ликвидации возможности сопротивления. Целью каждого военачальника должно стать определение слабых мест врага и поражение его ахиллесовой пяты. Только так можно выигрывать сражения и войны.

Такой совет уходит корнями по крайней мере во времена Сунь Цзы, который жил в V веке до н. э. Однако людям чрезвычайно трудно следовать подобным наставлениям. Нападение 22 июня 1941 года на Советский Союз является самым ярким в XX веке примером того, как вождь и нация – в данном случае Адольф Гитлер и Германия – могут игнорировать простые и вечные правила успешного ведения войны, ступив на путь, который напрямую ведет к катастрофе.

Нападение на Россию изначально являлось в корне неверным решением, ибо агрессор гарантированно встречал сильнейшее сопротивление. Подобное вторжение заставляет страну, подвергшуюся нападению, мобилизовать все материальные, сырьевые и людские ресурсы, а страна–агрессор при этом тратит слишком много сил. Лучшая стратегия заключается в том, чтобы как можно быстрее отсечь противника от его сырьевой базы. Вот почему нападение с флангов может принести гораздо больше пользы.

Гитлер мог бы выиграть войну, если бы он ударил по слабым местам Советского Союза, а не стремился поразить сильные.

Самая ужасная его ошибка заключалась в том, что он пришел в Советский Союз как завоеватель, вместо того чтобы стать освободителем. Два десятилетия советские люди невыносимо страдали под гнетом коммунистической автократии. Миллионы погибли, когда красные вынуждали людей отказаться от своей земли и организовывали коллективные хозяйства. Миллионы людей были обязаны переезжать на огромные расстояния и работать долгими часами в невыносимых условиях на фабриках и строительных объектах. Тайная полиция карала за любое неповиновение смертью или ссылкой в ужасные тюрьмы–ГУЛАГи в Сибири. Во время отвратительных «чисток» 1930–х годов Иосиф Сталин систематически убивал всех тех представителей государственного и военного руководства, кто, как казалось его подверженному паранойе разуму, представлял хотя бы малейшую угрозу его диктатуре. Жизнь обычного русского была тусклой, опасной и наполненной изнурительным трудом. В то же время Советский Союз был империей, правящей скопищем покорных людей, которые яростно сопротивлялись тирании Кремля.

Огромное количество таких людей могло бы поднять восстание, если бы легионы Гитлера пришли с обещанием дать им свободу и уничтожить гнет Советов. Если бы Гитлер сделал это. Советский Союз неминуемо бы рухнул{11}.

Такая политика не дала бы Гитлеру «жизненного пространства». Но как только Советский Союз распался бы на отдельные части, фюрер мог делать все, что хотел, с оставшимися осколками.

Гитлер же следовал совершенно противоположному курсу. Его «комиссарский приказ» призывал расстреливать агентов Коммунистической партии в армии на месте. Фюрер создал «эйнзацгруппы», то есть карательные отряды, которые должны были идти вслед за армией, выявляя и убивая евреев. Гитлер принял решение депортировать или замучить голодом миллионы славян, чтобы освободить землю для будущих германских поселенцев.

За два дня до немецкого вторжения Альфред Розен–берг, уполномоченный Гитлера по тем регионам, которые должны были быть завоеваны, сказал своим ближайшим соратникам: «Задача накормить немецкий народ занимает верхнюю строчку в списке целей Германии на Востоке... Мы не видим решительно никакой причины для любых обязательств с нашей стороны кормить также и русских».

Искреннее доброжелательство, с которым были встречены германские солдаты, как только они вошли в советские города и деревни в первые дни кампании, вскоре сменилось страхом, ненавистью и отчаянной партизанской войной за линией фронта, что замедляло поставку армейским частям продовольствия и боеприпасов. Партизаны убивали тысячи немцев и все больше и больше сдерживали продвижение германской армии.

Помимо того, что такая политика была порочна, общие стратегические планы Гитлера были настолько неверны, что они могли успешно реализоваться только в том случае, если бы Красная армия развалилась под влиянием внутреннего напряжения. В сущности, на это и рассчитывал Гитлер. Он не надеялся добиться окончательной победы с помощью чисто военных методов и концепций, а ожидал, что русская армия перестанет быть боеспособной после первых же сражений.

Великие полководцы не выигрывают войны таким способом. Они не зависят от того, совершит враг ошибку или нет. Великий полководец опирается на собственные идеи, инициативу, умение и способность маневрировать, которые помогают ему поставить врага в такое положение, в котором он вынужден действовать так, как того полководец пожелает. Великий генерал выигрывает сражения еще до того, как они начинаются. Он принуждает своего противника занять такую позицию, которую тот не может защитить и откуда не в состоянии отступить.

Величайшая стратегическая ошибка Гитлера заключалась в его отказе сконцентрироваться на единственной, решающей цели. Он стремился завоевать, причем все одновременно, три находящихся на огромном расстоянии друг от друга объекта: Ленинград, потому что в этом городе зародился русский коммунизм, Украину и Закавказье из–за наличия там значительных запасов продовольствия, 60 процентов советской промышленности и основных нефтяных запасов Советского Союза и Москву, потому что она была столицей Советского Союза и его нервным центром.

Гитлеру нужно было все это сразу. На самом деле он ожидал добраться в 1941 году до линии Архангельск – Каспийское море, которая проходит в 300 милях к востоку от Москвы и от которой остается только приблизительно 450 миль до Уральских гор. Однако у Германии просто не было сил, чтобы добраться до всех этих целей в течение одного только года. В лучшем случае немцы смогли бы добиться чего–то одного.

Гитлер пренебрег подобными соображениями и приказал группе армий «Север» двинуться на Ленинград, группе армий «Центр,» – на Москву, а группе армий «Юг» – на Украину. Действия войск вермахта, учитывая протяженность западной границы Советского Союза, невозможно было скоординировать. Ленинград ведь находится в 940 милях от Одессы на Черном море. Каждая группа армий должна была быть востребована для проведения отдельной кампании. Из–за того, что ресурсы нужно было распределить по трем направлениям, ни у одной армейской группировки не хватило бы сил выполнить поставленные задачи и выиграть войну.

Основная же задача, которую поставил Гитлер перед Германией, была практически невыполнима. Фюрер надеялся захватить миллион квадратных миль территории Советского Союза в 1941 году, а это пространство, сравнимое по размеру с территорией Соединенных Штатов на восток от Миссисипи. Кампания на Западе, с другой стороны, проводилась на территории в 50 000 квадратных миль: это приблизительно площадь Северной Каролины или штата Нью–Йорк. Следовательно, на Востоке сравнительная пропорция людей к расстоянию была в двадцать раз больше, чем на Западе.

Фельдмаршал Браухич, главнокомандующий, и генерал Гальдер, начальник генштаба, хотели, чтобы первоначальной целью стала Москва, для этого они предлагали сконцентрировать силы в центре. Они всячески отстаивали свое мнение, считая, что захват Ленинграда, Украины и Кавказа зависит от поражения Красной армии, а основная часть этой армии должна располагаться по дороге на Москву.

Сталин будет вынужден сражаться за Москву, потому что это крупнейший железнодорожный узел, Мекка мирового коммунизма, штаб в высшей степени централизованного правительства и огромный промышленный центр, где на производстве заняты более миллиона рабочих.

Более того, вторжение в центральные районы Советского Союза превратит национальные просторы, о которых, как правило, говорят как о величайшей ценности нации, в подобие долговых обязательств. Как только немецкие войска завладеют коммуникационными узлами Москвы, силы Красной армии с обеих сторон от столицы не смогут координировать свои усилия. Одна сторона будет отрезана от помощи и поддержки другой, а немцы, находясь между ними, смогут уничтожить каждую в отдельности.

. Возможности немецкой армии и военно–промышленного комплекса Германии вполне могли обеспечить успешное продвижение немцев к Москве. Несмотря на то что столица России расположена в 560 милях к востоку от границы, она была соединена с нею асфальтированным шоссе и железной дорогой.

Но все равно подобное нападение явилось бы лобовой атакой могучей Красной армии, однако отношение силы к пространству в России было настолько низким, что германские механизированные войска могли всегда найти бреши для того, чтобы обойти противника с тыла. В то же время советские города, находившиеся на больших расстояниях друг от друга, но соединенные сетью дорог и железнодорожных путей, представляли для немцев альтернативную мишень. Угрожая одному городу на севере, а другому на юге, германские войска могли бы ударить по третьему, который находился между ними. Однако русские армии, не зная, какую конкретно цель избрали немцы, вынуждены были бы защищать все три города.

Гитлер понимал, что он не может сразу уничтожить всю Красную армию. Однако он надеялся решить эту проблему концентрацией четырех бронетанковых группировок под командованием Хайнца Гудериана и Германа Гота в группе армий «Центр», которой командовал Федор фон Бок, с задачей разбить силы Красной армии, расположенные по дороге на Москву, устроив несколько гигантских окружений – Kesselschlachten, или «котловых битв». Русские, по его мнению, могли быть уничтожены на месте.

Группа армий «Центр» должна была атаковать к северу от Припятских топей{12} громадного болотистого региона шириной 220 миль и глубиной 120 миль, начинавшегося примерно в 170 милях к востоку от Варшавы, который делил фронт пополам. Армии Бока, имея в авангарде бронетехнику, должны были выдвинуться из Восточной Пруссии и направляться от германо–советской границы вдоль реки Буг до Смоленска.

Группа армий «Север» под командованием Вильгельма фон Лееба с одной бронетанковой группой под командованием Эриха Хёпнера должна была двинуться из Восточной Пруссии через территорию балтийских государств к Ленинграду.

Группа армий «Юг» Герда фон Рунштедта с танковой группой под командованием Эвальда фон Клейста должна была прорваться к югу через Припятские болота в направлении украинской столицы – города Киев, расположенного в 300 милях от исходных рубежей атаки, следуя вдоль реки Буг и дальше по ее течению. Затем этим войскам предстояло прорваться в индустриальные районы Донецкого бассейна, в 430 милях к юго–востоку от Киева.

Первое грандиозное окружение должно было осуществиться в зоне действий группы армий «Центр» у Белостока, менее чем в 60 милях к востоку от германо–советской границы в Польше, другое – вокруг Минска, в 180 милях дальше на восток. Две бронетанковые группы должны были выйти к Смоленску, что в 200 милях от Минска, и организовать там третий «кесселыплахт». После этого Гитлер планировал переместить танковые группы на север, чтобы они помогли захватить Ленинград.

Только после того как Ленинград будет взят, в соответствии с директивой фюрера от 18 декабря 1940 года – приказом о реализации плана «Барбаросса» – «все дальнейшие наступательные операции должны будут проводиться с целью захвата важнейших коммуникаций и военных заводов в Москве».

Однако Гитлер продолжал настаивать на том, чтобы его войска захватили все три цели, указав, что, после того как все окруженные группировки противника будут уничтожены (а Ленинград предположительно взят), части вермахта будут продвигаться не только в направлении на Москву, но и на Украину с целью захвата Донецкого бассейна.

Короче, Гитлер требовал, чтобы массированные удары были нанесены далеко в глубь территории Советского Союза в трех направлениях тремя группами армий. Затем половина бронетанковых войск должна была сместиться на 400 миль для захвата Ленинграда, потом эти части поворачивались назад, на Москву, а в это время группа армий «Юг» продолжала бы двигаться на Украину, отойдя на 700 миль от германо–советской границы.

Подобное осуществить было невозможно. В сущности, Гитлер еще больше усложнил задачу, потому что ухватился за шанс уничтожить несколько армий противника на Украине в окрестностях Киева и изменил первоначальные планы. Как только окруженные советские войска в зоне действий группы армий «Центр» были уничтожены, он послал одну танковую группу на север к Ленинграду и приказал другой идти на юг, чтобы помочь заблокировать врага в «кармане» на востоке от Киева.

Группа армий «Север» не располагала достаточными силами, чтобы взять Ленинград. К тому времени, как танки вышли на дорогу, ведущую к Москве, начался сезон дождей, а затем пришла русская зима. Вследствие этого наступление на Москву провалилось. С теми недостаточными силами, которые имелись в распоряжении вермахта на юге, попытка захватить всю Украину и открыть дорогу к кавказской нефти также закончилась неудачей.

Гитлер пытался добиться слишком многого, менял приоритеты, перебрасывал танковые группы из центра на Украину и везде потерпел неудачу. Срыв планов фюрера означал, что Германия проиграла войну. К декабрю 1941 года уже не было надежды на что–либо лучшее, нежели переговоры о мире. Но Гитлер отказывался признавать это.

План Гитлера опирался на две ложные предпосылки. Первая заключалась в том, что у немцев будет достаточно времени (даже без переброски танков на Украину), чтобы бронетанковые войска смогли сделать свое дело на севере, а затем успели вернуться в центральную часть России и добиться решающей победы до осенних дождей и снегов. Расстояния же оказались просто громадными, дороги и климат в России – слишком плохими, а сопротивление Красной армии – чересчур сильным для того, чтобы этот план имел хотя бы малейшую надежду на успех. Как определил итоги кампании Гудериан 10 декабря 1941 года в письме своей жене, «враг, размеры страны и ужасная погода – все это было в высшей степени недооценено».

Второе ошибочное предположение заключалось в том, что после уничтожения Красной армии в грандиозных окружениях Сталин не сможет создать новую армию. Получалось, что, как только боевые действия во всех «кессельшлахтах» будут завершены, Советский Союз рухнет, а немцы оккупируют оставшуюся часть страны спокойно и без сопротивления. Однако Гитлер не учел несгибаемости советского руководства и стремления русских людей защищать родину. Более того, союзник Гитлера – Япония не решилась напасть на Сибирь, что позволило Сталину перебросить оттуда четверть миллиона солдат, которые устремились на запад, чтобы в критический момент сразиться с немцами.

Несмотря на то что Москва была единственной целью, которой немцы могли достичь в 1941 году, ни Браухич, ни Гальдер не желали идти наперекор Гитлеру в этом вопросе. Они надеялись на то, что, когда придет время, они сумеют убедить фюрера оставить танки на центральном направлении и продолжить движение на Москву. Но они ошибались.

Концепция «кесселыплахтов» на поверку оказалась весьма ненадежной стратегией – опасно полагаться на то, что противник будет постоянно позволять немецким войскам окружать огромные армейские соединения, которые потом обязательно сдадутся. Однако Сталин сделал все возможное для реализации этих планов, поскольку он рассредоточил большую часть своих войск вдоль всей границы. Как следствие, прорывы немецких армий в нескольких точках позволяли германским войскам пройти мимо обороняющихся соединений Красной армии, перерезать им пути к отступлению и создать «котел».

Такие окружения являлись частью германской доктрины, которой придерживались германские военные теоретики – такие, как Карл Клаузевиц, – еще в начале XIX века. Они моделировали свои идеи на примере классического разгрома Ганнибалом римской армии при Каннах в 216 году до н. э. А величайшей победой немцев до кампании 1940 года на Западе было окружение русской армии в районе Танненбурга в Восточной Пруссии в августе 1914 года.

Русская кампания не должна была быть повторением блицкрига на Западе в 1940 году. Скорее она должна была стать серией классических окружений, ускоренных лишь использованием танковых войск для обхода противника с обоих флангов и создания «котлов».

В большинстве войн имеющийся у противоборствующих сторон потенциал приобретает все более важное значение, как только заканчивается первая стадия кампании. Если военные действия затягиваются, тогда, как правило, исход войны решают долгосрочные факторы. Сторона, обладающая меньшими людскими и материальными ресурсами, постепенно теряет свои силы. Это величайшая опасность, с которой приходится сталкиваться более слабому противнику.

Эта проблема и встала во весь рост перед Адольфом Гитлером. Ресурсы Советского Союза были гигантскими по сравнению с ресурсами Германии. Необъятные просторы России вынудили распылить германские войска на огромной территории. Численность населения Советского Союза более чем в два раза превышала численность населения Германии. У России имелись неограниченные запасы нефти, минералов и силы. Советская военная промышленность с течением времени неминуемо превысила бы показатели военной индустрии Германии. К тому же Советский Союз мог воспользоваться ресурсами остального мира, особенно Соединенных Штатов, потому что союзники контролировали моря и могли доставлять грузы через Иран.

Гитлеру необходимо было одержать быструю победу, иначе он оказывался втянутым в изнуряющую войну, выиграть в которой было невозможно.

Гитлер отказывался понимать это, что в результате привело к его поражению.

Для нанесения внезапного удара по Советскому Союзу Гитлер собрал в единый кулак 107 пехотных, 19 танковых, 18 моторизованных и одну кавалерийскую дивизию, всего три миллиона человек, считая вспомогательные войска. Эти силы представляли собой основную часть германской армии, имевшей в своем составе 205 дивизий. Для реализации плана «Барбаросса» были предназначены 3350 танков, 7200 артиллерийских орудий и 2770 самолетов{13}.

В огромной степени затрудняло продвижение бронетанковых подразделений состояние русских дорог. Во всем огромном Советском Союзе имелось лишь 40 000 миль асфальтированных шоссе. Большинство же дорог были грунтовыми, и в сырую погоду они превращались в грязевое месиво. В каждой танковой дивизии менее 300 машин имели гусеницы, а почти 3000 были колесными и могли передвигаться практически исключительно по дорогам. На Западе с этим почти не было проблем. В России же отсутствие дорог с всепогодным покрытием означало, что мобильность бронетанковых войск будет резко ограничена после появления первой же грязи на дорогах.

Красная армия не была готова к нападению Германии – отчасти из–за состояния своих войск, отчасти из–за того, что слишком много военных соединений располагались прямо возле границы. Кроме того, Иосиф Сталин неверно определил направление главного удара немецкой армии и сконцентрировал значительные силы к югу от Припятских болот.

Русские собрали 171 дивизию в пяти армейских группировках, или «фронтах», выстроив свои войска вдоль границы{14}. Позади пяти передовых фронтов находились отдельные группы из пяти полевых армий, сформировавшие второй стратегический эшелон. Этот резервный фронт располагался на линии рек Днепр и Двина, примерно в 180 милях к востоку и в 100 милях к северо–востоку от границы. До начала боевых действий эти войска, в сущности, были невидимы для германской разведки.

Советские власти получали достаточно предупреждений о готовящемся нападении, однако Сталин надеялся, что Советский Союз избежит гнева Гитлера – по крайней мере в ближайшее время, – и игнорировал явные свидетельства подготовки немцев к вторжению.

20 марта 1941 года Самнер Уэллес, заместитель госсекретаря США, информировал советского посла о готовящемся нападении; сведения об этом были получены американским торговым атташе в Берлине. Уинстон Черчилль в личном послании от 19 апреля 1941 года, основываясь на данных разведывательных перехватов «Ультра» (которые он советскому лидеру не показал), предупреждал Сталина о том же. Американский посол Лоуренс Штейнхардт сообщил Молотову о донесениях американских дипломатических миссий, в которых с точностью до одного дня указывался день вторжения. Летающие на больших высотах самолеты–разведчики люфтваффе совершили более 300 полетов над советской Территорией за несколько недель до дня «Д» – 22 июня 1941 года. 16 июня германское посольство эвакуировалось, остался лишь наиболее важный персонал. Было и еще много других предупреждений.

Вплоть до последнего дня Советский Союз продолжал снабжать Германию сырьем: к примеру, 4000 тонн резины, марганцевая руда и другие минералы отгружались с Дальнего Востока и шли по Транссибирской железной дороге.

Однако Сталин на самом деле готовился к войне. 6 мая он лично занял пост Председателя Совета Народных Комиссаров, или премьер–министра, сменив на этом посту Молотова, который остался министром иностранных дел. Впервые Сталин возглавил правительственный орган.

В апреле Сталин провел подготовительные мероприятия, включая частичную мобилизацию. Он перевел войска из Сибири на запад, отправил двадцать восемь стрелковых дивизий и четыре армии к границе и начал собирать пятую армию вблизи Москвы. В конце мая он призвал 800 000 военнослужащих запаса.

Тем не менее Советский Союз не был полностью готов к войне. Войска были плохо вооружены, обучены и экипированы. Советское политическое руководство было словно заворожено идеей сохранения мира. Надежда затмевала реальность. Например, когда М.П. Кирпонос, командующий Киевским военным округом, развернул в начале июня часть войск вблизи границы, Кремль отозвал его приказ и прямо заявил Кирпоносу: «Войны не будет».

«Чистки» повлекли за собой острую нехватку обученных командиров и штабных офицеров – в отличие от германской армии с ее особым вниманием к уровню подготовки офицерского состава, ее опытом в ведении войн и уверенностью в себе. Офицеров же Красной армии отучали проявлять инициативу. За любое независимое суждение могли расстрелять или отправить в сибирский ГУЛАГ.

Некоторое количество воинских подразделений было сконцентрировано там, где в них больше всего нуждались. Помимо этого, значительные силы располагались южнее Припятских болот, они были равномерно распределены вдоль всего фронта, а для проведения возможных контратак позади основной группировки почти никого не оставалось. Подобная диспозиция сыграла на руку немцам, которые сосредоточенными ударами пробивали бреши в линии фронта, а затем туда стремительно врывались их моторизованные войска.

У Красной армии на западных границах имелось примерно 110 пехотных (или «стрелковых») дивизий. Теоретически они были примерно такой же численности (15 000 человек), как и дивизии германские, однако в июне 1941 года каждая из них имела в своем составе в среднем лишь около 8000 человек.

Величайшая ошибка Красной армии заключалась в системе организации ее бронетанковых и моторизованных войск. У русских имелось пятьдесят танковых и двадцать пять механизированных (моторизованных) дивизий, что было намного больше, чем у немцев, но Сталин отвергал германскую доктрину о концентрации бронетанковых частей в единый кулак. Самое большое бронетанковое соединение представляло собой механизированный корпус, состоявший из одной моторизованной и двух танковых дивизий. Эти корпуса были разбросаны вдоль границы, а не собраны воедино, как германские бронетанковые соединения. Более того, отдельные дивизии корпуса часто находились в сотне километров друг от друга. Некоторые корпуса имели своей задачей поддерживать локальные контратаки. Другие содержались в резерве, чтобы затем принимать участие в контрударах в составе фронтов (групп армий).

Русские, разделив свои танковые части на небольшие подразделения, таким образом, повторяли ошибку, совершенную французами и англичанами в кампании 1940 года.

Глава 9. Между двух стульев

Гитлер выехал из Берлина на поезде в свою новую штаб–квартиру «Вольфшанце» («Волчье логово»), расположенную неподалеку от Растенбурга в Восточной Пруссии. Сразу же после этого, в три часа утра воскресенья 22 июня 1941 года, самолеты люфтваффе взмыли в воздух и подвергли жесточайшей бомбардировке советские аэродромы. Были уничтожены сотни самолетов, которые находились на земле. Те советские машины, которые пытались подняться в воздух, тоже были атакованы. До исхода дня летчики люфтваффе уничтожили 1200 самолетов Красной армии. В течение нескольких дней немцы нанесли тяжелый урон советской авиации и завоевали господство в небе.

Немецкие танки, сосредоточенные в больших количествах на ключевых позициях, перешли границу, прорвали советскую оборону и вышли на оперативный простор. Решительные действия немцев принесли им значительный успех везде, кроме южного направления. Здесь германская армия столкнулась с сильным сопротивлением и не смогла преодолеть мощные оборонительные рубежи к западу от Львова (Лемберга).

Уверенность Сталина в том, что главный удар Гитлер нанесет именно на Украине, привела к тому, что войска Юго–Западного фронта имели в своем составе значительное количество бронетехники – шесть механизированных корпусов, в которых находилось большое число новых танков «Т–34».

«Т–34» весьма сильно шокировали немцев. У танка была хорошая броня, высокая скорость, он был оснащен скорострельным 76–миллиметровым орудием и превосходил по своим характеристикам любой немецкий танк.

Михаил Кирпонос, командующий Юго–Западным фронтом, попытался предпринять танковую атаку во фланги 1–й танковой группы Клейста. 5–я армия, выдвигавшаяся из района Припятских болот, имела возможность хорошо подготовить наступление. 6–я армия, чьи части располагались на открытой степи к югу, таких условий не имела. Завязались упорные бои, однако «клещи» русских так и не сомкнулись, и 30 июня Клейст захватил Львов. Оттуда немецкие танки стремительно двинулись в направлении на Ровно и Острог, а потом через «Житомирский коридор» в сторону Киева.

Еще южнее 11–я румынская армия и германские подразделения перешли реку Прут, вторглись в пределы Бессарабии, захватили ее в течение недели, затем выдвинулись дальше, блокировав Одессу – город на Черном море.

Войска группы армий «Север» выдвигались из Восточной Пруссии, имея в авангарде 4–ю танковую группу Хёпнера. Они совершили стремительный бросок через территорию балтийских государств в направлении Ленинграда.

Действовавшая в составе группы армий «Центр» 2–я танковая группа Гудериана форсировала реку Буг возле Бреста, а 3–я танковая группа Гота продвигалась из Восточной Пруссии на Минск, который был расположен в 215 милях к северо–востоку от Бреста и являлся первой целью немцев. Русский гарнизон оборонял Брестскую крепость, однако это было безнадежно – немецкая пехота окружила ее и за неделю вынудила сдаться{15}.

Поскольку русские были застигнуты врасплох, танки Гудериана легко преодолели Буг, причем некоторые из его танков переправлялись через реку глубиной до четырех метров вброд, используя оборудование для преодоления водных преград, разработанное для проведения операции «Морской лев».

Два дня спустя во время совещания группы командиров танковых подразделений в Слониме, в 100 милях от Бреста, два русских танка появились из клубов дыма, преследуемые двумя германскими «T–IV». Русские заметили немецких офицеров.

«Мы немедленно попали под град пуль; поднялась такая пальба, что мы оглохли и ослепли на несколько мгновений», – писал Гудериан.

Большинство офицеров были бывалыми солдатами, они тут же залегли и таким образом уцелели. Однако один полковник войск резерва, прибывший из Германии, отреагировал недостаточно быстро и был тяжело ранен. Русские танки ворвались в город, стреляя во все стороны, но в конце концов были выведены из строя.

По мере того как немецкие танки двигались на восток, завершая фланговый охват русских войск в районе Белостока, фельдмаршал Бок приказал пехотным частям 4–й и 9–й армий окружить советские подразделения (двенадцать дивизий) к востоку от Белостока. Начал развиваться первый большой «кессельшлахт».

К 28 июня танки Гудериана подошли к Бобруйску на реке Березина в 170 милях к северо–востоку от Бреста, в то время как танковые части Гота захватили Минск в 80 милях от Бобруйска и таким образом почти окружили пятнадцать русских дивизий в другом «котле» на западе от Минска.

Немцы знали, что им удалось сбить с толку русских действиями своих подвижных частей, однако быстро сломить оборону противника они не смогли. Русские везде яростно сопротивлялись. Оказавшись в окружении, они долго не поддавались панике и не сдавались. Один германский генерал так описывал первые дни кампании: «Природа была суровая, а в гуще ее – люди, такие же суровые и бесчувственные, равнодушные к погоде, голоду и жажде. Русский человек крепок, а русский солдат – еще выносливее. Похоже, у него неограниченные способности к повиновению и терпеливости».

В обоих «котлах» русские воспользовались тем, что немецкие танки уже продвинулись вперед, и германской пехоте приходилось действовать самостоятельно. Значительное количество советских солдат вышло из окружения, двигаясь малочисленными группами. Оставшиеся отважно сражались, однако упустили шанс спастись, прорываясь на восток. Отчасти причиной этому были действия немецких войск, которые в конце концов замкнули кольцо вокруг окруженных частей русской армии. Кроме того, советские командиры боялись, что будут расстреляны, если отдадут приказ об отступлении. Такое действительно имело место. Вдобавок в окруженных частях катастрофически не хватало средств передвижения. В первые недели войны русские довольно часто капитулировали потому, что еще ничего не знали о кошмарных условиях, которые ожидали их в плену. Эти факторы объясняют поразительное число советских солдат, которые попали летом 1941 года в германские лагеря для военнопленных.

Однако русским не понадобилось много времени, чтобы понять, что они столкнулись с непримиримым и кровожадным врагом. Антибольшевистская пропаганда в германской армии привела к проявлению у немецких солдат чувства нетерпимости и превосходства над русскими «Untermenschen», то есть недочеловеками. Гитлер распорядился, чтобы его солдат, виновных в нарушении международных законов ведения войны, оправдывали. Приказ «расстреливать без суда» высвободил варварские инстинкты у многих немцев, а «комиссарский приказ» привел к тому, что некоторые для себя определили, что любой красный, будь то комиссар или простой солдат, должен быть расстрелян на месте.

Всего через несколько дней после начала кампании генерал Иоахим Лемельсен, командир 47–го танкового корпуса Гудериана, пожаловался, что расстрелы русских пленных и дезертиров производятся неверно. Он объяснил, как правильно это делать:

«Фюрер призывает к безжалостным действиям против большевизма (политических комиссаров) и партизан всякого рода. Людей, личность которых точно установлена, следует отводить в сторону и расстреливать только по приказу офицера».

Поскольку немцы могли навесить ярлык комиссара или партизана на любого, русские вскоре перестали сдаваться в плен и часто, оказавшись в безвыходном положении, сражались насмерть.

Однако на начальном этапе боевых действий, в белостокском и минском «котлах», к 9 июля немцы взяли в плен 233 тысячи пленных, в том числе огромное количество генералов, 1800 пушек, уничтожили 3300 танков – хотя в их числе было очень мало «Т–34», которые применялись в боях эпизодически. При этом из окружения вышло примерно такое же количество русских солдат.

Между тем танковые группировки Гота и Гудериана, объединенные в 4–ю танковую армию под командованием Гюнтера фон Клюге, уже продвинулись на 200 миль дальше Минска, стремясь окружить значительные силы Красной армии в районе Смоленска. Поскольку части пехотных дивизий группы армий «Центр» значительно отстали от своих танковых соединений, Клюге остановил свои танки, полугрузовые машины и моторизованные дивизии в районе трех «котлов» – двух меньших, к востоку от Могилева и западнее Невеля, и одного большого – между Оршей и Смоленском.

После ожесточенных боев немцы сломили сопротивление трех русских армий и к 6 августа взяли 310 000 пленных, уничтожили 3200 танков и захватили 3100 орудий. Тем не менее около 200 000 русских солдат избежали окружения и продолжали блокировать дорогу на Москву.

В зоне действия других групп армий продвижение шло так же эффективно.

В составе группы армий «Юг» 1–я танковая группа Клейста совместно с 17–й армией и венгерскими войсками окружила две русские войсковые группировки в районе Умани, в 120 милях от Киева, и захватила в плен 103 000 русских.

Группа армий «Север» тем временем оккупировала территорию Латвии. 4–я танковая группа Хёпнера прорвалась к Острогу, примерно в 200 милях к юго–западу от Ленинграда, а 18–я армия Кюхлера уже действовала в Эстонии. Финны, союзники немцев, двинулись вниз по Карельскому перешейку, однако не пошли дальше своей старой границы.

Из–за того, что Сталин совершил колоссальную ошибку, расположив большую часть своих сил у границы, где советские войска были разгромлены или попали в «котлы», немцы, несмотря на беспорядочный характер своего наступления, вполне могли добиться победы. Действительно, и Гитлер, и Гальдер уже думали, что они выиграли войну. Однако, вместо того чтобы воспользоваться потенциально роковой ошибкой Сталина, Гитлер стал медлить и колебаться, что в конце концов свело все его победы на нет.

Успех группы армий «Центр» был поразительным. Между немцами и Москвой оставалось всего несколько воинских подразделений Красной армии. Перед германским командованием открывались ошеломляющие перспективы. За шесть недель боевых действий танки Гудериана и Гота продвинулись на 440 миль и оказались всего в 220 милях от Москвы. Сухая погода держалась до осени. Несмотря на то что численный состав в танковых частях вермахта сократился почти наполовину с начала войны, имелись все основания считать, что оставшиеся танки вполне доберутся до русской столицы и вонзят кинжал в сердце Советского Союза.

Успех проведения сражений с применением тактики «котлов» воодушевил Браухича и Гальдера. Они имели основания полагать, что все силы нужно сконцентрировать на центральном участке фронта и захватить Москву. Но в этот момент Гитлер решил активизировать боевые действия в совершенно ином направлении и таким образом утратил шанс взять столицу Советского Союза.

Не обратив внимания на то, что дорога к Москве фактически открыта, фюрер 19 июля издал директиву, в которой приказывал танковой группе Гота повернуть на север, чтобы поддержать продвижение Лееба на Ленинград, а танковой группе Гудериана повернуть на юг и помочь армейской группировке Рунштедта взять Киев.

27 июля Гудериан выехал на совещание в штаб–квартиру групп армий, чтобы получить новые указания. Там он узнал, что его повысили по службе, поручив командование армией, а его танковая группа стала именоваться танковой армией Гудериана. Однако он пришел в ярость, узнав о решении приостановить продвижение на Москву.

Бок согласился с Гудерианом, однако, как перед этим Браухич и Гальдер, он не осмелился вступать в спор с Гитлером. Бок хотел, чтобы Гудериан бросил вызов Гитлеру в одиночку, и молча согласился на отсрочку наступления на Москву.

Многое зависело от взятия Рославля – города, находящегося в 70 милях к юго–востоку от Смоленска на пересечении дорог, ведущих в Москву, Киев и Ленинград. Рославль был важным пунктом по дороге на Москву. Гудериан ставил себе главной целью настолько втянуть свои войска в проведение этой операции, чтобы приказ идти на помощь Рунштедту был отменен, а танки смогли продолжать свое движение в сторону советской столицы.

Русские невольно помогли реализации планов Гудериана. Сталин бросил свои резервы в район Рославля, основу которых составляли новобранцы и части милиции, призванные на службу{16}. Гитлер отложил переброску сил Гудериана и Гота до 30 июля и решил лично посетить группу армий «Центр» 4 августа, чтобы самому разобраться в ситуации.

На совещании у Гитлера Бок, Гот и Гудериан каждый в отдельности сказали фюреру, что наступление на Москву является жизненно важной необходимостью. После этого Гитлер наглядно продемонстрировал, в сколь малой степени его решения подчинены логике и трезвой оценке ситуации на фронте{17}.

Он объявил, что Ленинград – его главная цель и что он склоняется следующей мишенью избрать Украину из–за обилия ее сырьевых ресурсов и необходимого для Германии продовольствия. На его взгляд, Рунштедт был в шаге от победы, и следует оккупировать Крым, чтобы помешать русским самолетам, находившимся там, бомбить нефтяные разработки в Плоешти.

«Направляясь обратно, – писал Гудериан, – я решил в любом случае начать подготовку к атаке на Москву».

Гудериан планировал сконцентрировать свои танки на направлении Рославль – Москва, оттеснить русских через Спас–Деменск к Вязьме, примерно в 90 милях от Смоленска, и там расчистить дорогу танкам Гота, которые двигались к Москве с севера.

Между тем 7 августа Йодль и Гальдер убедили Гитлера возобновить продвижение на Москву. Через три дня активное сопротивление у Ленинграда побудило фюрера снова изменить решение и приказать танкам Гота идти на помощь Леебу. Тут Гитлер понял, что ОКВ, Бок и Гудериан лукавили, он потерял терпение, подтвердил свой приказ, обязывающий Гудериана поддержать Рунштедта, и направил оскорбительное письмо Браухичу, обвиняя его в недостатке «необходимой хватки». Браухич перенес небольшой сердечный приступ. Гальдер уговорил его подать в отставку и сам сделал то же самое, однако Гитлер отклонил его просьбу.

Все пришло в движение 22 августа, когда Гудериан получил приказ двинуть свою группу на юг, чтобы уничтожить русские армии в районе Киева. На следующий день на совещании командующих армиями в ставке Гальдер объявил, что Гитлер принял решение о переносе сроков ленинградской и московской операций, с тем чтобы сосредоточить все усилия на взятии Украины и Крыма.

Каждый из присутствовавших на совещании понимал, что это означает продление военных действий в любом случае до зимы, к которой германская армия совершенно не была готова, и что конфликт может вообще превратиться в затяжную изнурительную войну.

Бок и Гальдер устроили личную беседу Гудериана с Гитлером, чтобы первый попытался уговорить фюрера изменить свое мнение. Гудериан полетел в Растенбург вместе с Гальдером. Гитлер выслушал его, а затем перешел в атаку.

Его командиры «ничего не понимают в экономических аспектах войны», заявил Гитлер. Он решительно настаивал на том, что промышленный район от Киева до Харькова должен быть захвачен, а Крым непременно взят, чтобы у советских самолетов не было возможности и дальше бомбить Плоешти. Поскольку другие офицеры в окружении Гитлера либо полностью поддерживали фюрера, либо просто боялись с ним спорить, Гудериан понял, что продолжать убеждать Гитлера в своей правоте смысла не имеет.

Гитлер колебался в течение целого летнего месяца, когда стояла сухая погода и его танки могли двигаться к Москве. Теперь он потерял еще больше времени, пытаясь захватить Украину. 25 августа Гудериан повернул на юг, приступив к выполнению новой задачи, на что мог потребоваться еще месяц. К тому времени, когда его танки вернутся на московское направление, наступит мокрый осенний сезон, период грязи на дорогах, называемый «распутица», что неминуемо замедлит продвижение мобильных частей вперед. А после этого наступит русская зима.

Дискуссии в июле и в августе показали, что Адольф Гитлер не обладал фундаментальными необходимыми качествами великого полководца. Удачливые военачальники, начиная с Александра Великого, заранее определяли приоритетные цели и смело сражались за них в напряжении и хаосе битв, пренебрегая второстепенными объектами, какими бы привлекательными они ни были, игнорируя возможность добиться частичного успеха ради того, чтобы достичь полной победы и выиграть войну{18}.

Гитлер не смог реализовать ни одного великого стратегического плана. Начав кампанию, он был готов забыть даже о главной цели, лишь бы ухватиться за вдруг появившуюся возможность. Фюрер самым негативным образом проявил свою нерешительность в кампании 1940 года, из страха остановив свои танки как раз в тот момент, когда они готовы были прорваться сквозь оборону противника и уничтожить врага, фактически сорвав разгром союзников под Дюнкерком.

Киевская операция – один из величайших в истории примеров того, как лидер может соблазниться достижением сиюминутной цели и отказаться ради нее от планов, реализация которых могла принести решающую победу. В Киеве немцы добились значительного локального успеха, но упустили последний шанс выиграть войну.

Киев действительно представлял собой соблазнительную мишень. Группа армий «Юг» не смогла овладеть Киевом, но захватила Днепропетровск – город в 250 милях к юго–востоку от Киева. Сталин приказал защищать столицу Украины любой ценой, и советское верховное командование (Ставка) отправило три дополнительные армии, чтобы усилить Юго–Западный фронт, которым командовали Михаил Кирпонос и маршал Семен Буденный{19}.

Возникла реальная возможность образования гигантского «котла». Танковая армия Гудериана находилась уже в Стародубе, на северо–восток от Киева. В том случае, если 1–я танковая группа Клейста у излучины Днепра продвигалась на север, а части Гудериана совершали бросок на юг, они отрезали весь регион вокруг Киева. Гитлер видел такую возможность, и именно эта перспектива отвлекла его от наступления на Москву.

Кампания развернулась 25 августа. В то время как 2–я армия двигалась на юг со стороны Гомеля, танки Гудериана ударили из Стародуба, что в 75 милях к востоку, и захватили переправу через Десну в 60 милях южнее раньше, чем русские сумели уничтожить его. Из–за упорного сопротивления советских войск Гудериану потребовалась неделя тяжелых боев, чтобы прорвать оборону противника и продолжить движение.

Между тем 1–я танковая группа Клейста выдвинулась из Днепропетровска к находившейся западнее переправе через Днепр в Кременчуге и 12 сентября приступила к формированию «клещей».

К этому времени Советы начали понимать всю опасность обстановки, однако почти ничего не смогли сделать, чтобы остановить Гудериана. Буденный запросил у Москвы разрешения отступить. Однако Сталин ответил: «Удерживайте любой ценой». Он сместил Буденного, а вместо него командующим Юго–Западным фронтом назначил Семена Тимошенко{20}.

Советская группа армий оказалась в безвыходном положении. 14–15 сентября отдельные части германских танковых колонн соединились у Лохвицы, в 125 милях от Киева. Кольцо окружения сомкнулось.

Когда Тимошенко прибыл на место, он увидел всю невероятную опасность положения и 16 сентября лично отдал приказ войскам отходить, несмотря на пример командующего Западным фронтом Дмитрия Павлова, которого Сталин приказал расстрелять 1 июля после поражения под Минском. Кирпонос не осмелился сразу выполнить этот приказ и потратил два дня на тщетные попытки получить непосредственно от Сталина разрешение отступать. Но потом было уже поздно. Немцы образовали железное кольцо вокруг «котла» и занялись уничтожением русских армий, которые пытались вырваться из окружения. Кирпонос погиб в бою. К 19 сентября, когда немцы захватили Киев, сопротивление русских фактически прекратилось.

В киевском «котле» немцы взяли в плен 665 000 человек, что являлось крупнейшей единомоментной военной победой в истории с самым большим количеством пленных, захваченных в одном сражении.

Глава 10. Неудача под Москвой

В течение первых дней войны советские чиновники вывезли 1500 фабрик и большое количество оборудования вместе с рабочими по железной дороге на Урал и в Западную Сибирь. В результате произошло значительное снижение уровня производства, рабочим приходилось жить в ужасных условиях. Однако это обеспечило дальнейшее восстановление показателей советской промышленности, которая в больших количествах стала производить оружие и военное снаряжение.

В тот момент многое зависело от готовности Запада поддержать Советский Союз.

В Соединенных Штатах и Великобритании многие сомневались, что Россия продержится хотя бы лето. В основной своей массе американцы злорадствовали по поводу того, что два самых страшных диктатора в мире дерутся не на жизнь, а на смерть, и надеялись, что Гитлер и Сталин будут сражаться до тех пор, пока полностью не обескровят друг друга. В то же время президент Рузвельт и премьер–министр Черчилль были в ужасе от перспективы того, что Гитлер может выиграть войну и за демократические завоевания придется бить –

Рузвельт и Черчилль надеялись, что эта акция замедлит военные приготовления Японии к войне, но она фактически ускорила их. Без импорта нефти из Соединенных Штатов или Ост–Индии японские военные операции могли захлебнуться за месяц. Армия и флот начали готовиться к вооруженному противостоянию.

Гопкинс вернулся в Лондон из Москвы как раз вовремя, чтобы успеть подняться на борт британского линкора «Принц Уэльский», который должен был перевезти Черчилля и его штаб на встречу с Рузвельтом в Плэйсенша–Бей, Ньюфаундленд, на Атлантическую конференцию, намеченную на 9–12 августа 1941 года. Это была первая встреча двух лидеров. Гопкинс сказал Рузвельту, что полномасштабная помощь России – стоящее дело. В худшем случае она будет задерживать продвижение Гитлера достаточно долго, чтобы дать возможность Соединенным Штатам подготовиться к войне. Гопкинс рекомендовал начать поставки Советам оружия и товаров по ленд–лизу.

Рузвельт отправил Сталину послание, в котором пообещал всестороннюю помощь через три месяца. На решение президента повлияло опасение, что Сталин может заключить мир с Гитлером, а это будет едва ли не хуже, чем победа Германии.

Как только Черчилль вернулся в Англию, антигитлеровская коалиция была создана де–факто. 12 августа 1941 года, в последний день конференции, палата представителей проголосовала за ее создание большинством в один голос – 203 против 202. Каковы бы ни были результаты голосования, они продемонстрировали решимость американцев противостоять внешней агрессии. Замораживание торговли с Японией явилось одним из примеров этой решимости, а Рузвельт сделал большее: он увеличил число американских боевых кораблей, сопровождающих британские конвои в Исландию, и обеспечил поставки в Советский Союз на всем протяжении этого пути.

25 августа Великобритания и Советский Союз ввели свои войска на территорию Ирана и обеспечили наличие всепогодной бесперебойной линии снабжения для России. Советские воинские части с севера и британские с юга вошли в страну, потребовали от шаха Реза Пехлеви отречения в пользу его сына и принудительно мобилизовали рабочую силу, чтобы построить дорогу между Шатт–эль–Араб и Каспийским морем для содействия американскому экспорту.

Когда танки Гудериана двинулись на юг, чтобы помочь завершить окружение советских войск под Киевом, Гитлер направил танковую группу Германа Гота на соединение с войсками группы армий «Север», чтобы совместными усилиями взять Ленинград. Однако финны отказались двигать войска дальше своей старой границы. Полмиллиона ленинградцев из трех миллионов населения города помогали возводить укрепления вокруг Ленинграда – всего 620 миль окопов, 400 миль противотанковых рвов, тысячи долговременных и дерево–земляных огневых точек.

Германские танки заблокировали юго–восточные подходы к городу, единственной дороге, идущей по земле, которая соединяла Ленинград с Большой землей. Таким образом, город оказался в кольце блокады, но еще оставался открытым водный путь к востоку от города через Ладожское озеро. Положение складывалось критическое, однако ни у кого из русских не возникало мысли о том, чтобы сдаться. В середине сентября Георгий Жуков, освобожденный с должности начальника генштаба из–за того, что посоветовал Сталину своевременно оставить Киев, прибыл с приказом удержать город.

Жуков задействовал все имевшиеся в наличии средства, чтобы остановить продвижение немцев. 24 сентября Лееб информировал Гитлера о том, что наступление его войск провалилось. Началась ужасная блокада Ленинграда, которая продлилась до весны 1944 года; во время нее умерли с голоду или были убиты миллионы людей, но большого влияния на ход войны она не оказала.

Между тем далеко на юге войска армейской группы Рунштедта захватили Донецкий бассейн и 21 ноября овладели Ростовом–на–Дону который находился почти у предгорий Кавказа. Однако без танков Гудериана Рунштедт не мог двинуться дальше, к нефтяным разработкам, и русские вскоре выдавили его обескровленные войска из города.

Рунштедт хотел отойти назад, к оборонительной линии вдоль реки Миус, примерно в 40 милях от Ростова, однако Гитлер запретил ему отступать. Рунштедт ответил, что он не может подчиниться такому приказу. Вопреки своим привычкам Гитлер прибыл в штаб–квартиру Рунштедта в Полтаву в сопровождении Браухича и Гальдера.

Гитлер попытался обвинить Рунштедта в потере Ростова. Рунштедт возразил, что ответственность должна лечь на тех, кто разработал план этой кампании. «Какое–то мгновение Гитлер выглядел так, словно собирался броситься на Рунштедта и сорвать Рыцарский крест с его мундира», – писал Вальтер Гёрлиц. Вскоре у Браухича произошел еще один сердечный приступ.

Рунштедт настаивал на том; чтобы ему предоставили свободу действий. Когда Гитлер отказал, он попросил, чтобы его освободили от командования. Гитлер согласился, но во время их последней встречи сказал Рунштедту, что в будущем он не будет принимать во внимание ни одну просьбу генералов об отставке.

Тем временем Эрих фон Манштейн, которому было поручено командование 11–й армией и приказано захватить Крым, 29 сентября добрался до перешейка, а к 18 ноября заблокировал большую часть уцелевших русских воинских подразделений в Севастополе. Атаки на крепость провалились, и 30 декабря 1941 года Манштейн перешел к планомерной осаде города. А русские тем временем 26 декабря высадились на Керченском полуострове в восточной части Крыма и попытались отвоевать его. С большим трудом Манштейн удержал полуостров в своих руках, хотя и предчувствовал, что весной 1942 года русские предпримут новую попытку наступления на этом направлении.

Завершив окружение советских войск в районе Киева, Гитлер наконец–то был готов к наступлению на Москву. Он приказал начать операцию под кодовым обозначением «Тайфун» 30 сентября. Главной задачей немецкой армии являлся разгром советских войск, блокирующих дороги к советской столице, «за ограниченное время, оставшееся до установления зимней погоды».

Гитлер снова вернул на центральное направление танковые группы Гота и Гудериана и перебросил под Москву все подразделения группировки Хёпнера (кроме 29–го корпуса Рудольфа Шмидта) из состава группы армий «Север». Теоретически командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Федор фон Бок располагал громадными силами, состоявшими из значительных танковых частей плюс 4–я армия Клюге и 9–я армия Штрауса. Это была сильная маневренная группировка, имевшая в своем составе семьдесят дивизий.

Однако в целом с 22 июня германская армия потеряла полмиллиона человек. Почти все подразделения имели значительные потери. Большая часть из 600 000 лошадей, которых немцы использовали в России для транспортных перевозок, околели, и заменить их было невозможно. Снаряжение приходилось бросать на обочинах дорог. Пропали простейшие необходимые вещи – бритвенные лезвия, мыло, зубная паста, наборы для починки обуви, иголки и нитки. Нельзя было оставлять больных в тылу, потому что леса были наводнены партизанами. В сентябре начались дожди, подули холодные северо–восточные ветры. Практически нигде нельзя было укрыться. Обувь разваливалась на части, одежда превращалась в лохмотья.

Пехотные дивизии были обескровлены и имели в своем составе в среднем от 2000 до 4000 тысяч человек. Три бронетанковые группировки (тринадцать танковых и семь моторизованных дивизий) вместе насчитывали всего около тысячи танков. И все же это больше, чем 480 танков (из них только сорок пять новых «Т–34» и «KB–1», оснащенных скорострельными 76–миллиметровыми орудиями), которые имелись в распоряжении командующего Западным фронтом Ивана Конева.

У русских было всего два месяца, чтобы построить мощные полевые укрепления на подступах к Москве, и примерно 800 000 человек, которым предстояло оборонять их. В большинстве своем эти войска состояли из необученных новобранцев и неопытных командиров.

Германские танки прорвали русский фронт в пяти местах. Гудериан двинулся на северо–восток от Шостки к Орлу, что в 180 милях к югу от Москвы. Его продвижение было настолько быстрым, что в Орле даже не прекратилось движение трамваев, а эвакуация заводов еще продолжалась, когда немецкие танки ворвались в город. Рабочим приходилось бросать станки и оборудование прямо на улицах.

Гудериан повернул на запад, к Брянску. Поддержанный 2–й армией с запада и 4–й танковой группой Хёпнера с севера, он окружил тысячи русских на юге и западе от Брянска. Между тем 4–я и 9–я армии, а также 3–я танковая группа Гота образовали очередной «котел» на западе от Вязьмы (всего в 135 милях от Москвы).

Бои носили переменный характер. Германские войска часто сами оказывались отрезанными от своих основных сил, и им приходилось прорываться сквозь оборонительные порядки советских подразделений. Русские самолеты часто бомбили немцев, но при этом летали настолько высоко, что не всегда попадали точно в цель. Контрудары, предпринятые танками «Т–34» и «КВ–1», неоднократно вносили сумятицу в ряды германских войск.

Гудериан так комментировал столкновение 4–й танковой дивизии с советскими войсками к северу–востоку от Орла, имевшее место 11 октября: «Бесчисленные русские «Т–34» бросились в бой и нанесли тяжелые повреждения большому количеству германских танков. Вплоть до этого момента мы наслаждались собственным превосходством в танках, но начиная с той минуты ситуация резко изменилась».

Германские танкисты обнаружили, что короткоствольные 75–миллиметровые орудия, установленные на их T–IV, могут уничтожить Т–34 только в том случае, если они пробьют решетку над двигателем, находившимся сзади; такой выстрел редко удавался.

Все поле боя шириной 480 миль было завалено трупами убитых солдат, павшими лошадьми, обломками уничтоженных танков и первых американских джипов.

Сталин направил на фронт много милиционеров, которые фактически не имели никакой военной подготовки, и многие из них сдавались без боя{21}.

И снова чрезмерно растянутые оборонительные позиции русских позволили немцам прорываться в определенных точках и окружать большие скопления войск. 13 октября сопротивление в вязьминском «котле» прекратилось. Через неделю русские сдались в «кармане» под Брянском. Немцы в целом насчитали 650 000 военнопленных – почти столько же, сколько они взяли в киевском «котле».

Теперь оставалось очень мало советских войсковых подразделений между наступающими немцами и Москвой. Численность всей Красной армии в европейской части России составляла 800 000 человек и 770 танков. Однако начиная с августа ситуация радикально изменилась. 7 октября выпал первый снег. Он быстро растаял, но на смену ему пришли затяжные дожди.

«Дороги вскоре превратились в бездонные грязевые каналы, – писал Гудериан, – по которым наши машины могли двигаться со скоростью улитки, сильно изнашивая при этом моторы».

В этот критический момент Сталин 10 октября вернул Жукова из Ленинграда. Среди населения возникла паника. Быстро распространялись слухи о приближающихся немцах. Люди начали покидать Москву.

Жуков остановил панику тем, что мобилизовал всех, кого смог найти, на строительство противотанковых рвов вокруг города. Четверть миллиона людей, из которых три четверти составляли женщины, выполняли эту работу кирками, лопатами и ведрами.

Собрав все войска, которые он смог найти, Жуков укрепил Можайскую линию – последний оборонительный рубеж русских, начинавшийся у «Московского моря» – водохранилища на Волге в 70 милях к северу от столицы – и полукругом спускавшийся к Оке в 55 милях к югу от Москвы.

Сталин приказал советскому правительству вместе с высшими представителями власти, а также дипломатическому корпусу и многим специалистам эвакуироваться на 420 миль на восток, в город Куйбышев.

Однако сам Сталин не уехал и не потерял присутствия духа. Он жил на небольшой вилле далеко от Кремля, а работал главным образом на близлежащей станции метро «Кировская», где также располагалась вся Ставка верховного главнокомандования. 5 октября Сталин получил радиограмму от своего резидента в Токио Рихарда Зорге, где сообщалось, что японцы через несколько месяцев вступят в войну с Соединенными Штатами. Это означало, что в огромной армии, которую Сталин держал на Дальнем Востоке, больше не было необходимости, и он приказал двенадцати дивизиям со 1700 танками и 1500 самолетами (всего 250 000 человек) прибыть из Восточной Сибири и Внешней Монголии на защиту Москвы. На переброску этих войск требовалось несколько недель. Будет ли у русских такой запас времени – зависело главным образом от погоды.

Распутица на дорогах достигла своего пика. Машины вязли по самые ступицы. Вся немецкая система снабжения оказалась парализована.

Однако 2 ноября 1941 года погода начала улучшаться. Легкий мороз позволил войскам снова обрести мобильность. Артиллерийские орудия удалось вытянуть из грязи. Грузовики снова вышли на дороги. Вновь открылись железнодорожные пути.

Бок приказал своим войскам собрать последние силы и окружить Москву с двух сторон. В центре 4–я армия Клюге должна была сковать действия противника фронтальной атакой. На севере 3–я и 4–я танковые группировки получили задание выйти в район канала Москва – Волга. На юге Гудериан должен был продвигаться мимо Тулы в Коломну – город на Оке приблизительно в 60 милях к юго–востоку от Москвы.

Это последнее наступление попало в анналы германской армии как «die Flucht nach vorn», то есть «бегство вперед» – отчаянная попытка забраться под крыши Москвы до наступления зимы.

Наступление началось 15 ноября в ясный морозный день. Танковые соединения северного крыла захватили переправу через канал в Дмитрове, а одна из дивизий подошла на 18 миль к Москве в районе Красной Поляны. Гудериан обошел хорошо укрепленную Тулу и приблизился к Кашире, которая находилась всего в 32 милях от Коломны.

Как гласит легенда, солдаты одного из наиболее далеко забравшихся немецких патрулей видели башни Кремля. Впрочем, может быть, подобного и не случилось. В любом случае немцы могли увидеть Кремль лишь мельком. Немецкое наступление захлебнулось. Причиной тому послужила жестокая зима и решение Жукова перейти в контрнаступление, когда прибыли воинские части с Дальнего Востока.

Температура воздуха опустилась до отметки минус 20 градусов по Цельсию, а потом и еще ниже. Германская армия была не способна справляться с такими холодами. У солдат не хватало зимней одежды (шапок, рукавиц, утепленной обуви, башлыков, защищавших от снега). Количество обмороженных достигло 228 000 человек. Танки, огнестрельное оружие и радио не работали. Паровозные котлы лопались.

Попытка 4–й армии возобновить продвижение сорвалась. В течение следующих двух недель наступление на севере и юге также захлебнулось. Велись в основном лишь бои местного значения. Танки «Т–34» ударили по правому флангу Гудериана на востоке от Тулы, ударили по 112–й пехотной дивизии, у которой не было оружия, чтобы остановить русских, и обратили большую часть немцев в паническое бегство. Но советское командование приказало 44–й Монгольской кавалерийской дивизии{22} перейти в наступление в районе Клина, в 55 милях к северо–западу от Москвы, по открытому заснеженному полю. Немцы артиллерийско–пулеметным огнем уничтожили 2000 человек и лошадей, при этом сами потерь не понесли.

Создавалось безвыходное положение. Бок сомневался в том, есть ли смысл идти дальше, и 1 декабря попросил ОКХ отложить операцию. Однако Браухич, отчаянно боявшийся гнева Гитлера, настоял на продолжении наступления.

Фронт продвинулся еще на несколько миль. Однако 5 декабря Жуков начал контрнаступление. Он бросил в бой не только свежие части, прибывшие с Дальнего Востока, но и три новые армии, сформированные в глубоком русском тылу на востоке от Волги. Некоторые из новых дивизий имели на вооружении ракетные установки «катюша», как русские называли бесствольные системы реактивной артиллерии (иностранцы дали им название «органы Сталина»), – ужасное, но не слишком точное новое оружие, которое могло выпускать шестнадцать 132–миллиметровых реактивных снарядов с рельсовых направляющих, установленных на грузовиках. Кроме того, в небе впервые появились мощные советские истребители.

Контрудар советских войск застал изнуренные немецкие дивизии в момент их величайшей слабости. Гудериан, атакованный, как он сам определил, «сибиряками», был вынужден оставить позиции, захваченные им в районе Тулы. 6 декабря четыре советские армии вышли в район Клина, вынудив немецкие части отойти с ближних подступов к столице. На юге от Москвы советские войска угрожали отрезать танки Гудериана, выдвинувшиеся в направлении Каширы. И здесь немцы тоже поспешно отвели свои войска – на 60 миль к югу.

Советские войска не имели возможности нанести немецким армиям решающий удар, однако русским удалось вырвать инициативу из рук врага. Германским частям все же удалось остановить наступление Красной армии.

В самый разгар битвы под Москвой Япония нанесла внезапный удар по главной базе американского Тихоокеанского флота в Перл–Харборе на Гавайях. Это случилось в воскресенье, 7 декабря 1941 года. Через четыре дня Гитлер объявил войну Соединенным Штатам и потянул за собой Муссолини. Это было очередное глупое решение Гитлера, поскольку, учитывая, что внимание и гнев американцев сосредоточивались на «подлой атаке», осуществленной японцами, президенту Рузвельту было несложно уговорить конгресс единогласно объявить войну Германии.

За шесть месяцев до этого Гитлер воевал только с Великобританией. Теперь же – и он сам сделал выбор – Германии противостояли три величайшие индустриальные державы мира, обладающие громадным преимуществом в людских резервах.

Старшие офицеры вермахта почти не обратили внимания на появление нового врага, потому что они лихорадочно пытались отбить атаки русских. Гальдер даже не отметил в своем дневнике 11 декабря, что Германия объявила войну США. Браухич предложил, чтобы армия отошла назад, к сокращенной «зимней линии» к востоку от Юхнова – Ржева. Этот переход составлял порядка сотни миль. Гитлер же отказался.

Он принял отставку Браухича. Несмотря на то что официальной причиной являлся серьезный сердечный приступ, который перенес Браухич, на деле его отставка явилась результатом давнишних неприязненных отношений между главнокомандующим сухопутными войсками и Гитлером. Гитлер назначил себя главнокомандующим армией и приказал войскам «фанатически сопротивляться». Он позволил отступать только по своему личному одобрению. Несмотря на его приказы, германские войска отходили во многих точках, чтобы избежать окружения и уничтожения.

План «Барбаросса» провалился. Гитлер так и не понял, где он совершил ошибку. Фюрер говорил, что в поражении виновато «неожиданно раннее начало суровой зимы». Немецкие потери возросли до 775 тысяч убитых, раненых и пропавших без вести, что составило почти одну четвертую часть всех войск полевых армий.

Затем последовал кризис руководства. Гитлер освободил Рунштедта от должности, потому что тот хотел отвести свои войска к реке Миус. Затем фюрер устранил обоих командующих группами армий – Бока, официально объявленного больным, и Лееба, потому что Гитлер отверг его предложение отойти с позиций у Ленинграда. Кроме того, с должностей были сняты трое командующих армиями – Максимилиан фон Вейхс (2–я армия), Адольф Штраус (9–я армия) и Карл Хайнрих фон Штюльпнагель (17–я армия) – наряду с тридцатью другими высокопоставленными генералами и офицерами, включая Хёпнера, которого Гитлер выгнал из армии за несанкционированное отступление. И что самое многозначительное – фюрер отстранил Гудериана. Лучший командующий танковыми войсками в германской армии отправился в резерв армейских офицеров.

К 1 января 1942 года советские войска отбили у немцев Калинин – город в 100 милях к северо–западу от Москвы – и Калугу в 100 милях к юго–западу, затем перешли к действиям против германских плацдармов, которые обошли с обеих сторон. Угроза Москве была ликвидирована.

В этот момент Гитлер издал приказ всем войскам стоять насмерть. 7 января Сталин начал контрнаступление по всей линии фронта, хотя Красная армия была еще слишком слаба, чтобы успешно выполнить эту задачу. Русским не удалось уничтожить окруженных немцев, и они лишь неглубоко продвинулись в различных направлениях. Германская армия пережила зиму 1941–1942 годов, потому что Сталин перестарался, пытаясь предпринять контрнаступление. Однако Гитлер считал, что причиной этому был его приказ держаться до последнего. Все время до конца войны это побуждало фюрера настаивать на том, чтобы защищать каждый дюйм земли.

Для Германии оказался плачевным тот факт, что Адольф Гитлер так и не последовал совету швейцарского военного аналитика Антуана–Анри Жомини, который следующим образом прокомментировал вторжение Наполеона в 1812 году: «Россия – страна, в которую легко попасть, но из которой очень трудно выбраться».

Глава 11. Метания по пустыне

Весной 1941 года, после провала наступления Роммеля на Тобрук и отказа Гитлера усилить немецкие экспедиционные силы, в Северной Африке сложилась патовая ситуация. У Роммеля не имелось достаточного количества войск, чтобы пересечь египетскую границу, а у англичан не хватало сил, чтобы деблокировать Тобрук.

Между тем Уинстон Черчилль, в отличие от германского главнокомандования, признавал огромное значение Суэцкого канала и делал все для того, чтобы удержать его. Стремясь усилить британские войска на Ближнем Востоке, находившиеся под командованием генерала сэра Арчибальда Уэйвелла, английский премьер распорядился, чтобы конвой из пяти судов с 295 танками и сорока тремя истребителями «Харрикейн» направился непосредственно через Средиземное море, вместо того чтобы огибать мыс Доброй Надежды.

20 апреля 1941 года Черчилль писал начальнику британского генштаба, что исход войны на Ближнем Востоке и сохранение Суэцкого канала «может целиком зависеть от нескольких сотен танков. Их необходимо доставить туда любой ценой». Под прикрытием тумана конвой добрался до Александрии 12 мая, избежав атак со стороны авиации и боевых кораблей стран Оси, однако потерял один транспорт с пятьюдесятью семью танками на борту, который подорвался на мине в Сицилийском проливе.

Уэйвелл не стал ждать, пока танки доберутся до фронта. 15 мая он начал операцию «Бревити» – первую попытку освободить Тобрук. Он направил двадцать шесть танков «Матильда» в помощь 22–й гвардейской бригаде и атаковал войска врага, оборонявшие Соллум и ущелье Халфайя вдоль побережья. Тем временем двадцать девять линейных танков с группой поддержки, состоявшей из моторизованной пехоты и артиллерии, выдвинулись к югу и попытались зайти в тыл итало–германских войск.

Англичане захватили ущелье Халфайя, потеряв в бою семь «Матильд». Однако угроза германской контратаки на этом фланге заставила британцев отойти, оставив в ущелье небольшой заслон. 27 мая Роммель предпринял неожиданную атаку и отбил у англичан ущелье.

Немцы поставили там заслон с четырьмя скорострельными 88–миллиметровыми зенитными пушками, которые считались лучшим германским противотанковым орудием. Стволы этих орудий были опущены горизонтально над землей и оказались почти незаметны; зениткам придавалось существенное значение в срыве следующего наступления английских войск, известного под названием «Боевой топор».

Уэйвелл распланировал «Боевой топор» как две отдельные операции. Во время первой атаки пехота, поддерживаемая половиной британской бронетехники и бригадой «Матильд», должна была взять Халфайю, Соллум и крепость Капуццо в 8 милях к западу. В ходе проведения второй операции оставшаяся бронетехника должна была прикрыть фланг со стороны пустыни на юге, чтобы отбить предполагаемую контратаку располагавшегося там немецкого танкового полка. Другой танковый полк Роммеля находился близ Тобрука и мог быть атакован по мере необходимости.

План Уэйвелла показал его двойственное отношение к танкам, которое отличало тактику британцев в Северной Африке. Он разделил свои танки на две отдельные группы, причем ни одна из них не могла оказать поддержку другой. А Роммель смог быстро направить свой второй танковый полк на усиление первого.

Другая ошибка английского командования заключалась в недооценке роли 88–миллиметровых немецких орудий. Англичане сосредоточили свое внимание на бронетехнике противника, считая, что в танковом бою это главное. А Роммель использовал возможности противотанковой артиллерии в максимально возможной степени и придерживал танки для нанесения решающего удара.

Когда 15 июня 1941 года британские «Матильды» двинулись на Халфайю, которую английские солдаты прозвали «ущельем Хэлфайер»{23}, их командир успел отправить свою последнюю радиограмму: «Они разрывают мои танки на куски». Только одна из тринадцати «Матильд» сумела уцелеть под убийственным огнем четырех 88–миллиметровых немецких орудий. Атака англичан провалилась.

Немцы поставили четыре 88–миллиметровые зенитные пушки и четыре 50–миллиметровых противотанковых орудия у хребта Хафид, в нескольких милях к юго–западу от Капуццо. Когда британские линейные танки, совершавшие обход южного фланга противника, добрались до Хафида, немцы встретили их огнем в упор. К этому времени большая часть передового танкового полка Роммеля прибыла на место, реально угрожая флангам английской бронетанковой бригады и собираясь отбросить части Уэйвелла назад в Египет.

К наступлению ночи англичане потеряли больше половины своих танков, главным образом из–за огня противотанковой артиллерии. Немцы понесли лишь незначительные потери.

Роммель понял нечто такое, что ускользнуло от внимания британцев: боевые действия в пустыне обладают своей спецификой и тактика ведения боя в подобных условиях основывается на изнурении или изматывании войск противника.

В другое время и в другом месте – например, в Польше в 1939 году и в Западной Европе в 1940–м – окружение грозило немедленной гибелью. В пустыне же окруженные моторизованные войска почти всегда могли нанести массированный удар в одной точке и прорвать незначительные заслоны противника, сведя таким образом на нет все преимущества врага и выскользнув из губительной при всех других условиях западни.

В соответствии с этим Роммель сосредоточил внимание на задаче изнурения противника и нарушения взаимодействия между его подразделениями. Для того чтобы добиться своей цели, он применял следующие методы.

Военачальник, как писал сам Роммель, должен, во–первых, сконцентрировать свои силы и одновременно попытаться разделить войска противника, уничтожив их по частям в разное время; во–вторых, командир должен защитить свои коммуникации, отрезав врага от линии снабжения; в–третьих, необходимо бороться против бронетехники противника средствами противотанковой артиллерии, сохранив при этом собственные танки для нанесения решающего удара; в–четвертых, нужно находиться вблизи линии фронта, чтобы немедленно принять решение, если изменится тактическая ситуация; и, наконец, в–пятых, следует действовать неожиданно, перемещаться с возможно большей скоростью и без промедления прорываться сквозь дезорганизованные порядки противника.

«Скорость – это все», – писал Роммель. Если же враг дрогнул, его боевые порядки нарушились и противник начал отступление, его необходимо незамедлительно преследовать, не давая времени на перегруппировку сил.

У Роммеля было лишь одно «секретное» оружие – 88–миллиметровое зенитное орудие, которое, как он и другие германские генералы узнали во время кампании 1940 года, могло пробить до 83 миллиметров брони на расстоянии 2000 ярдов. Это делало 88–миллиметровые пушки весьма грозным противотанковым орудием. У британцев имелись относительно скорострельные зенитные установки примерно такого же калибра (3,7 дюйма), которые могли бы стать столь же эффективным средством противотанковой обороны, однако англичане не применяли их против бронетехники.

Войска Роммеля, кроме того, располагали 50–миллиметровым противотанковым орудием, которое постепенно заменяло неудачную 37–миллиметровую пушку, весьма распространенную перед войной. 50–миллиметровые снаряды могли пробивать 50 миллиметров брони с расстояния 1000 ярдов. Несмотря на то что «Матильды», имеющие толстую лобовую броню, были малоуязвимы для этих орудий, танки с более легкой броней немцы уверенно поражали, особенно на близком расстоянии. И 88–миллиметровую, и 50–миллиметровые противотанковые пушки могли использовать как бронебойные, так и осколочно–фугасные снаряды, поэтому были в состоянии успешно бороться и с бронетехникой противника, и с его средствами противотанковой обороны.

По сравнению с этим оружием британские двухфунтовые (40–миллиметровые) противотанковые орудия были не так эффективны. Они стреляли только бронебойными снарядами и могли только прямым попаданием вывести из строя противотанковые пушки противника. Их снаряды пробивали лишь наиболее тонкую бортовую броню с расстояния менее 200 ярдов. Британские 25–фунтовые (87–миллиметровые) пушки–гаубицы – превосходные орудия полевой артиллерии – могли использоваться в качестве противотанковых орудий, хотя их часто применяли в ущерб выполнению других задач. Только весной 1942 года англичане все же начали получать шестифунтовые (57–миллиметровые) противотанковые пушки, использовавшие осколочно–фугасные и бронебойные снаряды, которые имели на 30 процентов большую бронепробиваемость, нежели 50–миллиметровые германские орудия.

Британцам понадобилось немало времени, чтобы понять тактику использования Роммелем противотанковых орудий. Во время боя немцы перебрасывали сравнительно легкие 50–миллиметровые пушки с одной удобной позиции на другую и в то же время придерживали танки за линией горизонта. Как только противотанковые орудия занимали выгодные позиции, они прикрывали своим огнем действия выдвигающихся вперед своих танков.

Действуя в обороне, Роммель использовал тактику заманивания англичан. Он посылал вперед легкие танки, чтобы они вступили в огневой контакт с противником, а затем отводил их назад. Обычно британские части бросались вперед в «кавалерийскую» атаку. Но поскольку видимость в пустыне обычно была недостаточно хорошей из–за наличия песка и пыли, английские танкисты, как правило, не замечали 50–миллиметровые немецкие противотанковые пушки, не видели они и «пушечную линию» 88–миллиметровых орудий, установленных во второй линии обороны.

50–миллиметровые орудия начинали стрельбу по танкам противника, едва те попадали в зону их досягаемости, а 88–миллиметровые пушки пробивали броню приближающихся машин врага на расстоянии, которое намного превышало дальность двухфунтовых (40–миллиметровых) танковых орудий англичан.

Англичане весьма способствовали успеху действий немецких войск тем, что вводили танки в бой поодиночке, вместо того чтобы атаковать большим скоплением бронетехники, не говоря уже о крупных соединениях.

Кроме ослабления вполовину ударной мощи своей бронетехники вследствие деления танков на линейные и пехотные (или «I») танки{24}, англичане совершили еще две ошибки: они упорно формировали группы поддержки и распыляли свою артиллерию по всей линии фронта.

Группа поддержки, состоящая из пехотных и артиллерийских соединений, успешно блокировала отступление итальянцев под Беда–Фомм в феврале 1941 года. Успех той операции заставил англичан придерживаться прежней тактики. Они не видели необходимости включать в состав мобильных подразделений танки, как это делали немцы, использовавшие бронетехнику в действиях своих «кампфгруппен». В результате группы поддержки англичан были вынуждены зависеть от нескольких 2 5–фунтовых гаубиц и двухфунтовых противотанковых орудий, которые не всегда были эффективны в действиях против сильных немецких или поддержанных немцами итальянских войск.

Англичане рассредоточивали свои танки потому, что в пустыне невозможно спрятать технику от атак с воздуха. Роммель же, наоборот, собирал значительные группировки, состоявшие из танковых частей и артиллерии, и бросал их в бой на узком участке фронта, где, как правило, против него действовали незначительные силы англичан.

И, наконец, англичанам не удалось скопировать германский пикирующий бомбардировщик «Ю–87», который был весьма эффективен в качестве своего рода мобильной артиллерии и мог точными бомбовыми ударами нанести противнику значительный ущерб.

Пикирующие бомбардировщики обеспечивали авангарду атакующих сил возможность быстрой ликвидации опорных пунктов обороны противника после их вскрытия без привлечения дополнительных стволов артиллерии. Обычно, если танки не могли с ходу преодолеть узловые точки обороны врага, то для их подавления приходилось подтягивать полевую артиллерию; это отнимало много времени, и часто противник получал шанс либо укрепить свои позиции, либо перегруппироваться.

С начала Второй мировой войны наступление преобладало над обороной. Теперь же этот период заканчивался. Извечное превосходство обороняющейся стороны над наступающим противником снова нашло свое подтверждение. Подобная ситуация являлась повсеместной в Первую мировую войну: оборонительные позиции – полевые фортификационные сооружения, артиллерия и пулеметы – были невероятно мощными и прорыв почти невозможным.

Гигантские наступательные операции, проводившиеся немцами в России летом и осенью 1941 года, на какое–то время поколебали уверенность стратегов в том, что оборона – это все. Однако бои при Тобруке и операция «Бревити» вновь поменяли акценты в тактических построениях, что подтвердил и ход операции «Боевой топор»: когда войска удерживают сильно укрепленные оборонительные позиции и имеют в своем распоряжении достаточное количество ^современной противотанковой артиллерии, они получают решающее преимущество перед противником. Этот урок, преподанный в траншеях Западного фронта в 1914–1918 годах, предстояло выучить заново на полях сражений Второй мировой войны.

В то время как осенью 1941 года заканчивались бои в гигантских «котлах» на территории Советского Союза, англичане в Северной Африке завершали подготовку к своему первому большому наступлению на войсковые части.

Уинстон Черчилль настаивал на начале этого наступления в течение нескольких месяцев и сделал все для того, чтобы направить в Египет как можно большее количество живой силы и техники. Через четыре дня после завершения операции «Боевой топор» он освободил генерала Уэйвелла от должности и заменил его генералом сэром Клодом Очинлеком, командовавшим в Индии. Черчилль немедленно начал оказывать давление на Очинлека, с тем чтобы британские войска предприняли крупное наступление с целью захвата Ливии.

Наступление, развернувшееся 18 ноября 1941 года и носившее кодовое обозначение операция «Крестоносец», вылилось в наиболее захватывающее танковое сражение в истории, которое велось на огромной скорости в песках пустыни, что давало почти полную свободу движения.

Между тем «Крестоносец» примечателен потому, что Очинлек начал действовать неверно: он стремился к уничтожению войск врага и в то же время так широко разбросал свои танки, что и не смог добиться решающего преимущества ни в одной точке. В результате Роммель, несмотря на то что английские силы значительно превосходили его собственные, сумел превратить то, что казалось верным поражением, в почти полную свою победу.

Танковые войска настолько подвижны, что просто не могут служить объектом непосредственной атаки. Как правило, их можно уничтожить только косвенным способом. Англичане могли бы сделать это, если бы перерезали линии коммуникаций итало–германских войск, в результате чего Роммелю пришлось бы пустить в ход танки, чтобы возобновить бесперебойное снабжение своих подразделений.

Возможность перерезать линии коммуникаций группировки Роммеля имелась. Особенно удобно для англичан сделать это можно было бы в Акроме, находившейся в 20 милях от Тобрука. Массированная атака на Акрому могла облегчить положение гарнизона осажденного Тобрука без боя и заставила бы Роммеля либо атаковать британские части в лоб, либо отступить из–за недостатка топлива и боеприпасов. И все же англичане так и не перерезали коммуникации противника ни в Акроме, ни на какой–либо другой стратегически важной точке. Вместо этого они пошли в лобовую атаку на хорошо укрепленные, усиленные противотанковой артиллерией позиции противника.

Более того, британское командование вводило в бой свои танки небольшими группами, вместо того чтобы создать из них ударную группировку и бросить ее на прорыв обороны врага.

Поэтому неудивительно, что Роммель легко отразил атаку английских танков. После сражения он сказал взятому в плен британскому офицеру: «Какая разница, что у вас будет два танка против одного моего, если вы позволите мне расстрелять их поодиночке?»

Британские войска, действовавшие в пустыне, представляли собой части переименованной 8–й армии{25}, командиром которой являлся генерал–полковник сэр Алан Каннингем. 8–я армия объединяла два корпуса – 13–й под командованием генерал–полковника А.Р. Годвина–Остена, в составе которого находились 2–я Новозеландская и 4–я Индийская дивизии, а также определенное количество легких танков, и 30–й корпус под командованием генерал–полковника С.В.М. Норри, имевший в своем составе «Пустынных крыс» 7–й бронетанковой дивизии (7–я и 22–я танковые бригады плюс пехотные и артиллерийские группы поддержки), 4–ю танковую бригаду, 22–ю гвардейскую бригаду и 1–ю Южноафриканскую дивизию. В резерве находилась 2–я Южноафриканская дивизия.

План англичан заключался в следующем: 13–й корпус своими действиями должен связать итало–германские войска, удерживавшие позиции от Соллума и ущелья Халфайя до Сиди–Омара, в 25 милях в глубь территории Ливии, в то время как перед 30–м корпусом стояла задача обойти Сиди–Омар с юга, уничтожить танки Роммеля, а затем соединиться с частями тобрукского гарнизона в 70 милях от границы.

Упрямство англичан, с которым они постоянно рассредоточивали свои танки, проявилось в том, что три танковые бригады 30–го корпуса с самого начала были нацелены на выполнение второстепенных задач. И это несмотря на то, что Очинлек и Каннингем определили в качестве главной цели аэродром Резех, находившийся всего лишь в 20 милях к юго–востоку от оборонительного периметра Тобрука. Если бы аэродром удалось захватить, танки, находившиеся там, и силы гарнизона Тобрука могли совместным встречным ударом деблокировать город и создать дополнительную угрозу войскам противника.

Ночью 18 ноября 1941 года войска 30–го английского корпуса обошли неприкрытый фланг Роммеля, не встретив никакого сопротивления. На следующий день Каннингем послал два из трех своих полков 7–й танковой бригады, чтобы захватить аэродром Сиди–Резех. Третий полк и группа поддержки дивизии появились не раньше следующего утра, то есть 20 ноября. К тому времени Роммель в спешном порядке перебросил на опасный участок часть 90–й легкой дивизии и большое количество противотанковых орудий.

Тем временем две другие британские танковые бригады чересчур далеко отошли друг от друга и немедленно попали в беду. 22–я бригада, только что прибывшая из Англии, напоролась на огонь окопавшихся частей итальянской танковой дивизии «Триест» у Бир–эль–Гоби, в 22 милях к югу от Сиди–Резех. Не останавливаясь и не дожидаясь подкреплений, танки бригады предприняли лихой налет на бившие в упор итальянские пушки, потеряв при этом за считанные минуты 40 из 160 танков и полностью увязнув в бою.

4–я танковая бригада остановилась у Габр–Салех в 30 милях к юго–востоку от Сиди–Резех. Был смысл вступить в контакт с левым или южным флангом 13–го корпуса, хотя это можно было осуществить и по радио. Один из трех полков бригады передвинулся на 25 миль в сторону, преследуя немецкий разведывательный отряд, и на целый день пропал. Роммель направил танковый полк 21–й танковой дивизии, двенадцать полевых пушек и четыре 88–миллиметровых орудия против двух оставшихся полков 4–й бригады. Немцы уничтожили двадцать три английских танка «Стюарт», потеряв при этом три своих.

Однако немцы тоже совершили достаточно серьезную ошибку. Генерал Людвиг Крувелл повел все свои танки в погоню за химерами, 20 ноября выступив на форт Капуццо, после того как получил фальшивое сообщение о том, что англичане продвигаются с этого направления.

Несмотря на то что генерал Каннингем был информирован об уходе танков немецкого корпуса «Африка», что открывало для него гигантскую брешь в итало–германских оборонительных позициях, он не воспользовался своим преимуществом. Каннингем должен был сконцентрировать все свои танки, двинуться прямо на аэродром Сиди–Резех и деблокировать Тобрук, что в конце концов поставило бы под угрозу положение всей группировки итало–германских войск. Вместо этого генерал ничего не сделал и дал немцам шанс исправить грубую ошибку Крувелла.

Хотя у 21–й танковой дивизии закончилось горючее близ Сиди–Омара и до наступления ночи ее машины не могли заправиться, 15–я немецкая танковая дивизия продвинулась на юго–восток и днем нанесла удар по частям 4–й бригады, все еще находившимся в Габр–Салех, причинив им серьезный ущерб.

Каннингем приказал 22–й танковой бригаде идти на помощь атакуемым английским подразделениям, однако она завершила 28–мильный переход из Бир–эль–Гоби лишь после того, как сражение завершилось.

Однако бригада «пехотных» танков 13–го корпуса была всего лишь в семи милях к востоку от 4–й бригады и стремилась идти вперед. Но из–за того, что она располагала лишь «пехотными» танками, Каннингем не стал полагаться на нее.

Роммель был взбешен броском Крувелла к форту Капуццо, но, поскольку 8–я армия стояла на месте и не предпринимала активных действий, он понял, что 7–я английская танковая бригада и группа поддержки в районе аэродрома Сиди–Резех оказались в уязвимом положении.

На следующее утро, 21 ноября, Роммель приказал частям своего корпуса «Африка» преследовать англичан в надежде уничтожить противника.

Генерал Норри, командующий 30–м британским корпусом, сконцентрировал внимание только на Тобруке, не обращая внимания на то, что творится у него в тылу. Он планировал 21 ноября двинуться в направлении Тобрука вместе с 7–й танковой бригадой.и группой поддержки на соединение с частями тобрукского гарнизона, выдвигавшимися навстречу.

Между тем в восемь утра Норри увидел немецкие танки, приближающиеся к Сиди–Резех с юга и востока. Вместо того чтобы развернуть все свои танки навстречу атакующим немцам, Норри приказал б–му Королевскому танковому полку продолжить движение на Тобрук, а сам бросил два других полка, 7–й Гусарский и 2–й Королевский танковый, во встречный бой с танками Крувелла.

Итог был ужасающим. 6–й Королевский полк атаковал хорошо укрепленные позиции 90–й легкой пехотной бригады и был расстрелян в упор огнем ее артиллерии. В это время сам Роммель командовал 88–миллиметровыми орудиями, которые вели огонь по танковому отряду, пытавшемуся прорваться из Тобрука, вывел из строя несколько «пехотных» танков и остановил продвижение противника.

Тем временем к юго–востоку от Сиди–Резех 15–я немецкая танковая дивизия вклинилась на несколько миль между частями 7–го Гусарского и 2–го Королевского танковых полков. Это позволило 21–й танковой дивизии обойти и оттеснить оказавшийся на тот момент в изоляции 7–й Гусарский полк.

После дозаправки танки корпуса «Африка» повернули и в полдень атаковали 2–й Королевский танковый полк, активно применяя противотанковую артиллерию и охватывая английские позиции с флангов.

Противотанковые орудия нанесли такой урон английским танкам, что полк спасся от полного уничтожения лишь благодаря запоздалому прибытию 22–й танковой бригады из Габр–Салех.

4–я бригада подошла только на следующий день.

Артиллерия английской группы поддержки сорвала попытку частей корпуса «Африка» захватить аэродром Сиди–Резех, однако теперь немецкие танки оказались в таком положении, которое Наполеон называл «центральной позицией» – то есть между двумя группами войск противника.

Корпус «Африка» оказался между частями группы поддержки и остатками 7–й танковой бригады с одной стороны и подразделениями 22–й и 4–й танковых бригад, приближающимися к нему с юга. – с другой. Роммель понимал, что корпус «Африка» в состоянии уничтожить каждую из английских группировок по очереди, и приказал Крувеллу на следующий день предпринять атаку.

Однако Крувелл не понял, в какой невероятно удачной позиции оказался его корпус «Африка». Вместо этого он совершил еще одну глупую ошибку. Крувелл планировал двигаться со своим корпусом на восток в течение всей ночи, чтобы добиться «полной свободы маневра». Получив приказ Роммеля, он сделал третью оплошность. Вместо того чтобы повернуть все танки назад, к «центральной позиции», он отправил 15–ю танковую дивизию к Гамбуту на 20 миль к северо–востоку от Сиди–Резех, и приказал 21–й танковой расположиться между Бельха–медом и Заафраном, примерно в 7 милях к северу от аэродрома.

Таким образом, Крувелл разделил две танковые группы, разведя их на 18 миль одна от другой, покинул «центральную позицию» и позволил 30–му корпусу собрать воедино оставшиеся у англичан 180 танков.

22 ноября примерно в полдень Роммель прибыл в расположение 21–й танковой дивизии и обнаружил, что ее танки рассредоточены. Тем не менее он решил вытеснить английскую группу поддержки с аэродрома. Пока пехота 21–й танковой дивизии при поддержке артиллерии атаковала Сиди–Резех с севера, ввязавшись в бой с английской группой поддержки, Роммель двинул танки и часть противотанковых орудий на юго–запад, нанес удар по западному флангу британских позиций, захватил аэродром и уничтожил часть английских сил.

И вновь англичане не применили тактику массированных танковых атак: 22–я танковая бригада ввязалась в бой, однако 4–я бригада непонятно почему подалась назад. Немецкая противотанковая артиллерия уничтожила половину танков 22–й бригады, прежде чем англичане отступили. Когда спустились сумерки и 4–я бригада наконец вступила в бой, она оказалась не в состоянии сколько–нибудь изменить положение.

Тогда англичане решили, что оборонять аэродром нет никакой возможности, и отошли на юг, чтобы ждать там 1–ю Южноафриканскую дивизию, которой было приказано двигаться на север, хотя к утру 23 ноября только ее 5–я бригада прибыла на место.

Тем временем Крувелл повернул 15–ю танковую и ударил по 4–й английской танковой бригаде с востока, прорвав усиленную противотанковыми «ежами» позицию противника и разгромив штаб бригады. Немцы захватили большое количество людей и танков, обескровив 4–ю бригаду до такой степени, что на следующий день она не могла вести активные боевые действия.

Корпус «Африка» получил значительное тактическое преимущество. 1?–я танковая дивизия находилась в 15 милях восточнее Сиди–Резех; 21–я танковая удерживала район Сиди–Резех, а итальянские дивизии «Ариете» и «Триест» сконцентрировали свои силы вокруг Бир–эль–Гоби, в 22 милях к югу.

Роммель получил сообщение, что остатки 7–й бронетанковой британской дивизии покинули аэродром Сиди–Резех и отошли на 12 миль к югу. Он понял, что 7–я бронетанковая и 5–я Южноафриканская бригада могут быть уничтожены уже к 23 ноября, если осуществить окружение силами итальянцев, двигающихся с северо–востока, и частями корпуса «Африка», выступившими с юга и запада.

Однако к тому времени, когда пришел приказ Роммеля, Крувелл приступил к реализации собственного плана, наглядно продемонстрировав, что даже самый лучший замысел командующего может быть сорван подчиненным, не понимающим, что от него требуется.

Между тем 2–я Новозеландская дивизия 13–го корпуса подошла с востока, захватила форт Капуццо и выдвинула свою 6–ю бригаду на запад, по тропе вдоль Арабской пустыни, которая называлась Трай Капуццо.

Вскоре после рассвета 23 ноября, когда Крувелла уже не было на месте, части 6–й бригады ворвались в расположение штаба корпуса «Африка» у Гаср–эль–Арида, в 25 милях к востоку от Сиди–Резех, и после жестокого боя захватили его. Потеря штаба корпуса и радиосвязи с его соединениями серьезно помешала Роммелю в последующие дни.

План Крувелла уничтожить 7–ю танковую дивизию и 5–ю Южноафриканскую дивизию был неумным. Он приказал частям пехоты и артиллерии 21–й дивизии удерживать подступы к аэродрому на юге от Сиди–Резех, в то время как танки этой дивизии объединились с 15–й танковой для совершения широкого охвата тылов английской 7–й бронетанковой дивизии и Южноафриканской бригады, имея целью позже соединиться с частями дивизий «Ариете» и «Триест», двигавшимися из района Бир–эль–Гоби.

Идея Крувелла заключалась не в массированной атаке противника со всех сторон, что собирался предпринять Роммель, а в лобовом ударе всеми имеющимися итало–германскими воинскими подразделениями по расположению англичан и южноафриканцев.

Когда 23 ноября войска Крувелла в утреннем тумане двинулись на юго–запад, они ворвались прямо в центр позиций 7–й танковой дивизии.

Генерал Норри не передвинул дивизию на 12 миль к югу, чтобы соединиться с южноафриканцами, как думал Роммель, а отошел на несколько миль к юго–востоку. Англичане были ошеломлены неожиданной встречей с войсками противоборствующей стороны не меньше немцев, но на них появление вражеских танков оказало самое негативное впечатление. Британские солдаты попросту стали разбегаться во все стороны.

Паническое бегство солдат британской 7–й бронетанковой дивизии предоставило Крувеллу прекрасную возможность уничтожить противника по частям. Но Крувелл намеревался соединиться с итальянцами. Он остановил преследование, размеренным и широким фронтом двинулся вперед, затем направился на юго–запад.

Таким образом, Крувелл упустил один из величайших шансов в войне.

Крувелл добрался до итальянцев только днем. Потребовалось еще некоторое время, чтобы перегруппировать танки для удара по южноафриканцам, теперь уже на севере. За то долгое время, что оказалось в распоряжении южноафриканцев благодаря Крувеллу, они перебросили большую часть своей артиллерии на оголенный фланг и образовали мощный оборонительный рубеж.

И тут Крувелл снова допустил серьезную ошибку, в который уже раз. Вместо того чтобы действовать так, как это делали немцы раньше, то есть обеспечить прикрытие своих танков огнем противотанковой артиллерии, а уже потом бросить в бой бронетехнику Крувелл выстроил танки в длинную линию и, приказав пехоте двигаться позади в грузовиках, опрометчиво начал штурм британских позиций.

Немцев встретил шквал огня. Один за другим вспыхивали адским огнем германские танки; один за другим взлетали на воздух грузовики, набитые пехотинцами. Немцам пришлось задействовать всю свою артиллерию, чтобы заставить замолчать южноафриканские орудия.

К исходу дня немецкие танки наконец прорвали в нескольких местах линию английской обороны, и танковая лавина пошла вперед, практически уничтожив 5–ю Южноафриканскую бригаду. Были убиты и взяты в плен 3000 британских солдат. Когда настала ночь, пламя от сотен горящих машин, танков и орудий осветило горизонт.

Атака войск Крувелла принесла успех, но достигнут он был невероятно дорогой ценой. Сотни немецких пехотинцев были убиты, а корпус «Африка» потерял 70 из остававшихся в его составе 160 танков. У 30–го британского корпуса только 70 готовых к бою танков против 500 танков, имевшихся у него в начале сражения, и все они были разбросаны на большом расстоянии друг от друга. Причем у англичан в резерве находилось большое количество машин, а немцы не имели практически ничего.

Урон, понесенный немецкими танковыми частями в одной этой безумной атаке, в значительной мере обесценил результаты великолепно задуманных и мастерски проведенных маневров Роммеля.

Наступательной мощи германских войск был нанесен серьезный ущерб. Однако Роммель не собирался отступать и замыслил блестящий ответный ход: он решил атаковать английские позиции с тыла, перерезать его коммуникации и стабилизировать ситуацию на участке Соллум – ущелье Халфайя. Роммель надеялся, что Каннингем будет настолько обескуражен этим неожиданным маневром, что прекратит сопротивление.

Поскольку итало–германские войска понесли большие потери, это явилось самым дерзким решением из когда–либо принятых Роммелем. Более консервативный военачальник добил бы остатки 30–го корпуса, разбросанные на большом пространстве, или атаковал части 2–й Новозеландской дивизии, по–прежнему двигавшиеся на запад, к Тобруку. Однако Роммель понимал, что лобовая атака на любое из более или менее значительных английских войсковых соединений поглотит все те небольшие силы, которые у него оставались. Кроме того, британские легкие танки двигались быстрее, чем его бронетехника, и могли просто убежать, спасаясь от гибели.

Роммель видел, что единственная возможность добиться победы – это нанести сильный удар в самый центр сопротивления врага, что может сломить моральный дух противника и спутать все планы британского командования.

Роммель собрал все свободные войсковые части из разных формаций, чтобы продолжать с их помощью осаду Тобрука. После этого днем 24 ноября он нанес удар с востока силами 21–й танковой дивизии, приказав частям 15–й танковой, а также итальянским дивизиям «Ариете» и «Триест» следовать во втором эшелоне наступления.

Неожиданной атакой немцы смели подразделения 7–й бронетанковой и 1–й Южноафриканской дивизий со своего пути, и через пять часов германские войска вышли на рубежи в 60 милях от Бир–Шеферзен и 20 милях к югу от ущелья Халфайя.

Роммель немедленно отправил подвижную группу сквозь брешь, проделанную в сети проволочных заграждений и в системе минных полей, в Халфайю, чтобы занять ключевые позиции на линиях коммуникаций английской 8–й армии вдоль всего побережья. Эти действия немцев вызвали настоящую панику среди англичан и совершенно деморализовали командование 30–го корпуса.

Каннингем же сделал именно то, на что надеялся Роммель: он отдал приказ о немедленном отступлении частей 8–й армии назад в Египет. Однако генерал Очинлек прибыл в штаб 30–го корпуса и приказал продолжать боевые действия.

Это было смелым решением. Многие английские командиры совершенно потеряли голову и могли думать лишь о том, как спастись бегством. Однако Очинлек прекрасно понимал, что возможности войск Роммеля практически исчерпаны, в то время как британские войска имели в своем распоряжении достаточно внушительные резервы, в том числе и много танков. У него хватило мужества оставаться на месте, хотя паника в стане англичан с каждой минутой нарастала.

Это решение Очинлека предопределило поражение Роммеля.

Для британского командования было очевидным, что Каннингема нужно сместить, и 26 ноября Очинлек назначил генерал–лейтенанта сэра Нила Ричи, своего начальника штаба, командующим 8–й армией. Подобное решение гарантировало, что английские войска будут продолжать проведение операции «Крестоносец».

Машина, в которой находился Роммель, застряла по другую сторону ливийско–египетской границы из–за проблем с двигателем. Крувелл послал вездеход с тентом, захваченный у англичан, который подобрал Роммеля. В темноте немцы не смогли отыскать проход через минные поля у границы, поэтому Роммель со своими офицерами вынужден был провести ночь, наблюдая за перемещениями британских танков и грузовиков.

С рассветом немцы осторожно, не привлекая внимания, пересекли границу с Ливией.

По возвращении Роммель обнаружил, что 15–я танковая дивизия до сих пор не добралась до ливийско–египетской границы, а части дивизий «Ариете» и «Триест» остановились далеко на западе после боестолкновения с бригадой 1–й Южноафриканской дивизии. Немецким колоннам снабжения, доставлявшим топливо и снаряжение, тоже не удалось прибыть на место.

Теперь Роммель не мог воплотить свой план в жизнь и не имел возможности направить мобильную группу на захват Хабаты, новой базы снабжения британских частей в 35 милях к юго–востоку от ущелья Халфайя. Не мог он и перерезать английские коммуникации на юго–востоке от Халфайи. Британские войска, вопреки ожиданиям и надеждам, не отступили. Но даже после этого Роммель упрямо придерживался своего плана, выжидая момент, когда представится случай нанести смертельный удар англичанам.

Между тем 13–й корпус, имевший в авангарде 2–ю Новозеландскую дивизию и располагавший почти сотней «пехотных» танков, прорвался на запад к Тобруку. Разнокалиберные итало–германские части, оставленные для обороны района Сиди–Резех, вскоре оказались в крайне опасном положении. 25 ноября новозеландцы захватили Беламед, расположенный всего в 9 милях к юго–востоку от оборонительного периметра Тобрука.

Следующей ночью части тобрукского гарнизона прорвались через позиции итало–германских войск и захватили господствующие высоты в Эд–Дуда, всего лишь в 2 милях от расположения новозеландцев.

Штаб немецкой танковой группы лихорадочно запрашивал Роммеля о возможности отступления, однако тот не желал так просто сдаваться. Роммель приказал Крувеллу двигаться на север и очистить окрестности Соллума, нанеся удары силами 15–й танковой дивизии на западе и частью подразделений 21–й танковой дивизии, которая уже прибыла к этому времени в Халфайю, на востоке. Однако 15–я дивизия отошла назад, в Бардию, в 15 милях к северу от Соллума, чтобы осуществить заправку танков. 21–я танковая дивизия тоже направилась в Бардию, неправильно истолковав приказ командования.

Роммель понял, что все его надежды рухнули, и приказал 21–й танковой вернуться к Тобруку, однако оставил танки 15–й дивизии на юге от Бардии.

Рано утром 27 ноября передовые отряды 15–й дивизии уничтожили штаб 5–й Новозеландской бригады в районе Сиди–Азеис, в 10 милях от Бардии. В плен попали 800 человек, в том числе и командир новозеландцев. Кроме того, немцам досталось несколько орудий. После этого локального успеха Роммель приказал частям 15–й танковой дивизии также вернуться к Тобруку.

В районе ливийско–египетской границы частям корпуса «Африка» не удалось добиться сколько–нибудь значительного результата. Корпус понес большие потери, восполнить которые было нечем, а британские войска, за которыми осталось поле битвы при Сиди–Резех, могли организовать ремонт своей поврежденной бронетехники и надеяться на получение подкреплений из Египта.

Теперь англичане имели 130 танков против 40 немецких, однако Роммель продолжал использовать свои танки в качестве компактной ударной силы, а британские военачальники по–прежнему распыляли бронетехнику, подчиняя ее командирам отдельных частей и подразделений.

Роммель все еще надеялся на то, что ему удастся удержать гарнизон Тобрука в изоляции и уничтожить две новозеландские бригады (2–ю и 4–ю) в районе Беламеда. 29 ноября 15–я танковая дивизия с юга и запада совершила глубокий обход Сиди–Резех и после ожесточенного боя захватила Эд–Дуда, одновременно продвинувшись на юго–запад. Итальянская дивизия «Ариете» и 21–я танковая дивизия должны были совместными усилиями атаковать новозеландцев с восточного и южного направлений, однако они остановили свое продвижение, встретив упорное сопротивление британских танковых частей, которые полностью разбили их южный фланг.

Бойцы из состава танковой группы были измучены, стоял страшный холод, не хватало воды, а итало–германские коммуникации были разорваны. Несмотря на то что новозеландцы были почти окружены, значительная танковая группировка британских войск серьезно угрожала незначительным силам, которые прикрывали южный фланг германских позиций, к тому же на подходе к району боевых действий находилась 1 –я Южноафриканская дивизия.

Но Роммель и его солдаты по–прежнему были полны решимости. Утром 30 ноября 15–я танковая немецкая дивизия с помощью мобильных частей 90–й легкой пехотной дивизии атаковала с юго–запада, выступив к северу от Сиди–Резех. К вечеру немцы в нескольких местах прорвали оборону новозеландцев, взяли в плен 600 человек и двенадцать орудий. За тот же период 21–я танковая дивизия и дивизия «Ариете» совместными усилиями отбили атаку британских танков с юга.

Ночью большая часть новозеландцев вырвалась из окружения, хотя немцы взяли в плен более тысячи человек и двадцать шесть орудий. Британские танки и пехота отошли на юг и на восток, чтобы перегруппироваться, Тобрук в очередной раз оказался в полной изоляции.

Казалось, Роммель выиграл. Однако цена победы была слишком высока. У него не осталось сил для продолжения наступления, в то время как мощь британских танковых соединений росла день ото дня благодаря поставкам, осуществлявшимся морским путем. Роммелю надо было срочно что–то придумать, если он не хотел лишиться последних остатков своей армии.

С той же дерзостью, с какой он предпринимал это наступление, Роммель быстро отвел свои войска назад, сбив незначительные заслоны противника и помешав тем самым англичанам окружить части итало–германской группировки.

6 января 1942 года Роммель отошел к Мерса–эль–Брега на границе с Триполитанией. Снова войска итало–германской коалиции ушли из Киренаики. Гарнизон в Бардий пробездельничал до 2 января 1942 года, после чего капитулировал. Однако войска в ущелье Халфайя, сражаясь в тяжелейших условиях, не сдавались вплоть до 17 января. Это настолько замедлило продвижение британских частей, особенно транспортных колонн, что полностью укомплектованными они имели лишь одну 1–ю танковую дивизию, части которой прибыли из Британии, а также 201–ю гвардейскую бригаду в Адже–дабье.

Тем временем ситуация со снабжением войск Роммеля заметно улучшилась после того, что Гитлер перевел на Сицилию и в Италию авиакорпус{26}.

Самолеты люфтваффе быстро ликвидировали то преимущество, которое имели британские ВВС и ВМФ на морских коммуникациях в Ливию. 5 января 1942 года итальянский конвой добрался до Триполи, доставив 55 танков и большое количество стволов противотанковой артиллерии.

Считая те танки, которые были отремонтированы после декабрьских боев, в распоряжении Роммеля к 20 января имелось 111 немецких и 89 итальянских машин. У 1–й британской танковой дивизии было 150 танков, которыми управляли неопытные экипажи.

Роммель тут же решил предпринять контрнаступление. Чтобы сохранить секретность, он не раскрывал свои планы ни германскому, ни итальянскому главнокомандованию. Он усыпил бдительность англичан тем, что запретил все воздушные разведывательные полеты, замаскировал танки под грузовики и методично стягивал свои войска к местам дислокации короткими ночными марш–бросками.

Вследствие этого немецкое наступление в ночь с 20–го на 21 января 1942 года оказалось полнейшей неожиданностью для англичан. Роммель послал мобильную боевую группу 90–й легкой пехотной дивизии и несколько танков на север, по Виа Бальбия, а в это время корпус «Африка» продвинулся примерно на 40 миль вдоль Вади–эль–Фарех. Роммель надеялся отрезать дорогу отступающим британским частям. Однако немецкие танки с таким трудом продвигались по песчаным дюнам, что у противника появилось время для отвода своих войск и перегруппировки на восток от Аджедабьи.

У танков корпуса «Африка» кончилось горючее, однако Роммель, лично взяв на себя командование мобильными частями 90–й легкой пехотной дивизии, ворвался в Аджедабью, 22 января захватил город и продолжил движение на север по Виа Бальбия, уничтожая по пути британские транспортные колонны.

Теперь Роммель пытался перерезать дорогу отступающим войскам 1–й бронетанковой дивизии, однако основной их части удалось уйти, несмотря на то что корпус «Африка» смог окружить и уничтожить одно соединение из 70 танков близ Саунну, в 40 милях к северо–востоку от Аджедабьи. Оставшиеся британские танки прорвались к Мсусу в 40 милях к северу.

Преследуя беспорядочно отступающие британские войска, в одном из самых драматических эпизодов этой войны немецкие танки уничтожили более половины танков противника.

Теперь Роммель отправил корпус «Африка» в ложную атаку на Эль–Мекили, в 80 милях к северо–востоку от Мсуса, через линию выступа Киренаики. Поскольку Роммель использовал эту дорогу во время своего первого наступления в апреле 1941 года, Ричи попался на удочку и сконцентрировал там все свои танки, чтобы встретить войска противника. Вместо этого Роммель быстро направился с мобильной группой 90–й легкой пехотной дивизии вдоль побережья прямо в Бенгази, где захватил огромное количество боеприпасов и продовольствия и взял в плен тысячу солдат из 4–й Индийской дивизии.

После этой победы Гитлер присвоил Роммелю звание генерал–полковник, однако никаких подкреплений так и не прислал{27}.

Бойцы танковой группы находились на пределе своих сил. Когда Ричи отошел в Газалу, на 40 миль от Тобрука, и создал новый оборонительный рубеж, то все, что смогли сделать немцы и итальянцы, – это подойти вплотную к этой линии 6 февраля 1942 года.

И вновь Роммель смог добиться многого малыми силами. В Газале он остановился, но лишь до тех пор, пока не набрал достаточно сил для нового наступления.

Глава 12. Стратегия не меняется

После вступления Соединенных Штатов в войну Германия оказалась перед лицом совершенно иного противника, нежели те, с, кем она воевала прежде. Потенциальная мощь Америки была огромна. Гитлеру предстояло сделать выбор: продолжать вести активные боевые действия на территории Советского Союза или же на Восточном фронте лучше перейти к обороне, сосредоточившись на сдерживании американских и британских войск вне европейского театра военных действий.

Для адмирала Эриха Редера выбор был прост. 13 февраля 1942 года он предложил, чтобы первостепенной военной задачей Германии стало продвижение войск Роммеля через Египет к Ближнему Востоку. В России же, по мнению Редера, немецкой армии необходимо выполнить две важнейшие задачи: овладеть Мурманском, закрыв этот незамерзающий порт для захода конвоев союзников, и продвинуться на Кавказ с целью захвата советских нефтяных разработок. После этого можно будет подготовить вторжение в Иран, перерезать среднеазиатскую линию снабжения русских и соединиться с войсками Роммеля.

Предприятия германского военно–промышленного комплекса, по мнению Редера, обязаны сместить производственные акценты на удовлетворение нужд военно–морского флота и люфтваффе. Необходимо построить как можно больше подводных лодок и самолетов, чтобы не допустить нормального функционирования транспортных потоков из США в Европу.

Через два дня Роммель на самолете прибыл в штаб–квартиру Гитлера в Растенбурге в Восточной Пруссии. Роммель настаивал на том, чтобы командование вермахта выделило в его распоряжение еще три дивизии, что удвоило бы численность немецких войск в Северной Африке. Имея такие силы, заявил Роммель, вполне возможно разбить англичан, захватить Египет, вытеснить королевский военно–морской флот из Средиземного моря и завладеть нефтью Ирана и Ирака.

Предложения Роммеля укрепили позицию Редера в вопросе изменения стратегических акцентов военной политики Германии. Редер еще раз подчеркнул, что надо повернуться лицом к морю, забыть о России и все силы бросить против англичан и их новых союзников – американцев.

Несмотря на ужасные потери, понесенные вермахтом в русской кампании, – более миллиона человек были убиты, ранены или взяты в плен за восемь месяцев боев, а это составляло одну треть всех немецких войск, действовавших в Советском Союзе, – принятие предложений Редера и Роммеля все еще могло спасти Германию.

Можно было многого добиться в Северной Африке, покорить наконец Ближний Восток, при этом сохранив основную часть германской армии, а потом развернуть полномасштабную войну на океанских коммуникациях, нанеся серьезный ущерб грузопотоку через Атлантику. Из–за наступления японцев наверняка пройдет по крайней мере год, прежде чем Соединенные Штаты смогут обращать внимание на что–либо, кроме Тихоокеанского региона, и еще больше времени уйдет на то, чтобы американцы смогли построить достаточно боевых кораблей и самолетов для высадки в Западной Европе. Когда же это произойдет, Германия будет уже в состоянии смело ответить на вызов.

Однако в этот момент Адольф Гитлер принял окончательное решение, которое убило всякую надежду прийти к соглашению. Фюрер отказался учесть предложения Роммеля и Редера. Гитлер ясно дал понять, что прежде всего он хочет уничтожить Красную армию и ликвидировать источник ее силы. После этого можно будет изменить военно–политический курс. Но теперь Ostheer (то есть германские войска на Востоке) должны пользоваться приоритетом, а немецкая экономика должна работать для удовлетворения нужд этой армии, и ни к чему строить громадный подводный флот и лишние самолеты, и нечего давать Роммелю необходимые в других местах подкрепления.

В начале 1942 года Гитлер продолжал с упорством, достойным лучшего применения, бросать свои лучшие войска в горнило войны на Востоке, не обращая практически никакого внимания на Запад. Великобритания и Соединенные Штаты получили передышку и уникальную возможность наращивать свою военную мощь.

Между тем поражение в Перл–Харборе настолько потрясло и разозлило американцев, что перед ними открыто встал вопрос: смогут ли они воевать с Германией, прежде чем разобьют Страну восходящего солнца. Премьер–министр Великобритании Черчилль, весьма опасавшийся, что Соединенные Штаты в качестве своего главного врага выберут Японию, а не Германию, через несколько дней после нападения японцев направился в Вашингтон.

Вместе с Черчиллем на линкоре «Дюк оф Йорк» к берегам Нового Света отправилась большая группа представителей высшего британского руководства, которым предстояло выработать с американцами совместную стратегию действий.

Эти переговоры, известные под кодовым названием «Аркадия», привели к подтверждению тезиса «Германия – враг номер один», принятого в ходе англо–американской встречи ABC–1 прошлой зимой, а также к созданию Объединенного комитета начальников штабов (CCSC) – корпоративного военного органа, призванного руководить ходом боевых действий сил союзников на всех театрах военных действий и состоящего из представителей высшего военного руководства обеих стран.

Однако принятие соглашения и обширного плана действий, направленных на ликвидацию угрозы со стороны Германии в первую очередь, еще до окончательного решения японской проблемы, не означало, что британские и американские лидеры полностью разделяли взгляды друг друга.

Вскоре стало ясно, что американцы и больше всех генерал Джордж С. Маршалл, начальник их генштаба и главный военный советник президента США, хотят нанести удар через Ла–Манш непосредственно по территории Германии, связать ее силы на континенте и быстро уничтожить армию противника. Англичане же, располагая гораздо меньшей реальной и потенциальной мощью, чем американцы, предпочитали развернуть активные действия в Средиземноморском бассейне, который Черчилль охарактеризовал как «мягкое подбрюшье стран Оси».

Существовали аргументы и другого рода. Бросок через Ла–Манш открывал прямую дорогу к жизненно важным центрам Германии. Однако англичане считали, что долгий обходной путь окажется «кратчайшей дорогой к дому». Прямое вторжение на территорию Германии встретит отчаянное сопротивление со стороны немцев, и потери союзников, что совершенно очевидно, будут просто колоссальными. Кроме того, в распоряжении вермахта и военно–промышленного комплекса Германии под рукой окажутся все необходимые людские и материальные ресурсы, и немцам не надо будет перебрасывать их на большие расстояния.

Развертывание активных боевых действий в Средиземноморском бассейне стало бы более выгодным для союзников по антигитлеровской коалиции. Позиции немцев здесь выглядели гораздо слабее, а на итальянцев же можно было вообще практически не обращать никакого внимания, поскольку ее армия не имела ни современного вооружения, ни выучки, ни опыта ведения успешных боевых действий, а ее моральный дух вообще находился на чрезвычайно низком уровне: создавалось впечатление, что итальянские войска вступают в бой только для того, чтобы поскорее закончить заниматься ерундой и побыстрее сдаться.

Однако, с другой стороны, бои на территории Италии могли быть весьма тяжелыми – из–за исключительно сложного рельефа местности, а на Балканах и природные условия не лучше, и дороги либо скверные, либо их вообще нет, к тому же сам регион находится слишком далеко от жизненно важных центров Германии.

Спор о том, где нанести главный удар, грозил надолго затянуться и вызвать достаточно серьезные разногласия между английским и американским руководством.

Британские лидеры сумели получить предварительное согласие на вторжение во французскую Северную Африку (операция «Гимнаст»). Такое отвлечение сил коалиции стало именно тем, против чего возражал генерал Маршалл. Он и Генри Л. Стимсон, военный министр, сделали все возможное для того, чтобы начало операции «Гимнаст» было отсрочено до марта 1942 года.

Однако в тот момент и американцы, и англичане больше всего были обеспокоены новой фазой, в которую вступили военные действия в Атлантике. Немецкие подводные лодки, рыскающие в океанских глубинах недалеко от берегов Соединенных Штатов и в заливе Святого Лаврентия в Канаде, в марте 1942 года потопили 79 кораблей общим водоизмещением 429 000 тонн, а за следующие два месяца – еще 123 корабля общим водоизмещением 569 000 тонн.

В первой половине 1942 года опасность, исходившая от немецких субмарин, здорово напугала британских и американских лидеров. Однако это были лишь преходящие успехи немцев. У союзников имелось два больших преимущества, а еще одно подарил им Гитлер.

Эти преимущества заключались в следующем.

Во–первых, огромные производственные мощности союзников – главным образом американцев – заработали в полную силу, и на корабельных верфях уже строились суда общим водоизмещением 7 миллионов тонн. Во–вторых, союзники стали в больших количествах строить и спускать на воду эскортные корабли, предназначенные для боевого охранения конвоев, идущих из Америки в Европу, – миноносцы, эсминцы и корветы, которые были оснащены по последнему слову истребительной техники и имели на борту сонары и радары, позволяющие достаточно уверенно обнаруживать немецкие подлодки в любую погоду.

Подарком, который Гитлер преподнес союзникам, явился его приказ о прекращении строительства подводных лодок. Для того чтобы сорвать транспортные перевозки через Атлантику, немцам требовалось топить суда союзников общим водоизмещением 600 000 тонн в месяц. Германскому военно–морскому флоту требовалось девятнадцать–двадцать новых подводных лодок в месяц, чтобы возместить боевые потери. Однако решение Гитлера сосредоточиться на удовлетворении нужд сухопутной армии уничтожило всякую надежду на строительство достаточного количества подводных лодок.

Как следствие этого, флот союзников постепенно становился хозяином положения, и к середине 1943 года англо–американские ВМС выиграли битву в Атлантике.

Адольф Гитлер в первые месяцы 1942 года лишился последних имевшихся у него шансов на удачное изменение положения Германии в войне. Но даже в тот момент он еще мог повернуть ход истории вспять, если бы перешел к стратегической обороне в России, следуя стратегии немецкой армии в Первой мировой войне, главные свои силы сконцентрировал на борьбе в Атлантическом океане и направил войска в Северную Африку, чтобы обеспечить захват Роммелем Суэцкого канала и Ближнего Востока.

Франц Гальдер, начальник германского генштаба, хотел свернуть активные действия в России и даже возражал против решения ограниченных задач, которые адмирал Редер предлагал поставить перед вермахтом в 1942 году, то есть захватить нефтяные разработки Кавказа и Мурманск. Однако ни Гальдер, ни кто–либо другой из ближайшего окружения фюрера так и не увидели тех возможностей, которые открывались перед Германией, начни ее вооруженные силы решительное наступление на южных берегах Средиземного моря.

Вот как с огромной досадой писал об этом Эрвин Роммель: «Было очевидно, что мнение верховного командования не поменялось с тех пор, как оно было озвучено в 1941 году, а именно, что Африка – это «потерянное дело» и любое полномасштабное вложение людских и материальных ресурсов в боевые действия на этом театре не принесет никаких дивидендов. Какая несчастливая близорукость и заблуждение! Ведь трудности с обеспечением снабжения войск, которые они истово описывали как «непреодолимые», на самом деле далеко таковыми не являлись. Все, что требовалось, – это настоящая личность в Риме, некто, облеченный властью и энергией, способный захватить инициативу и расчистить дорогу от возникающих проблем».

Однако никто не мог изменить мнение Гитлера, зациклившегося на уничтожении Советского Союза. Адмирал Редер мог не надеяться на получение новых субмарин. А генерал Роммель, непризнанный военный гений Германии, должен был довольствоваться тремя германскими и двумя итальянскими бронетанковыми или моторизованными дивизиями, предоставленными ему для изменения хода истории.

А ведь он почти так и сделал.

Глава 13. Наступление на Эль–Аламейн

Примерно за два года итало–германские войска растратили свое огромное стратегическое преимущество в бассейне Средиземного моря. В то время как британские корабли должны были преодолеть 12 000 миль вокруг мыса Доброй Надежды, итальянцы и немцы для переброски своих войск имели возможность совершать всего–навсего трехсотмильный переход между Сицилией и Триполи.

И все же англичане создали в восточной Ливии полностью моторизованную армию из семи дивизий, в которых было в два раза больше танков, чем в распоряжении войск стран Оси, и были готовы предпринять большое наступление, намереваясь окончательно выдворить итальянцев и немцев из Африки.

Ни немцы, ни итальянцы так и не ликвидировали британскую базу на Мальте, которая лежала посередине морского пути между Италией и Ливией и откуда английские самолеты, боевые корабли и субмарины постоянно наносили удары по транспортным судам стран Оси.

Неудивительно, что Эрвин Роммель пребывал в раздражении из–за того, что Мальта так и не была захвачена, хотя он и предлагал «доверить эту приятную задачу его собственной армии». Однако предложение Роммеля отвергли.

Роммель также был раздражен отказом Адольфа Гитлера предоставить в его распоряжение больше трех дивизий. Муссолини прислал одну моторизованную и две танковые дивизии, но итальянские танки были исключительно скверного качества, и с ними бесполезно было ходить в атаку. Все остальные итальянские войска в Ливии состояли из малоподвижных пехотных подразделений, которые в условиях войны в пустыне были скорее обузой, нежели подспорьем.

Таким образом, итало–германские силы в Северной Африке не обладали значительным боевым потенциалом.

И все же англичане, имевшие в этом регионе значительный перевес, не одержали, казалось бы, неминуемой победы ни весной, ни летом 1942 года. Им помешал интеллект лишь одного человека – Эрвина Роммеля. Этот военачальник, умело пользуясь незавидного качества инструментами, имевшимися в его распоряжении, сыграл свою партию с таким мастерством, что едва не одержал полную победу.

Мир может быть благодарен Адольфу Гитлеру за то, что он действовал с такой одержимостью и ненавистью и не видел шанса, предоставленного Германии Роммелем, не послал в Северную Африку скромные дополнительные силы, в которых тот нуждался. Если бы фюрер это сделал, военный гений Эрвина Роммеля мог избавить Германию от той участи, которая ей была уготовлена.

Больше всего Гитлер был озабочен тем, как не допустить выхода Италии из войны. Он чувствовал, что Муссолини стремится найти любой повод, лишь бы прекратить боевые действия. Поэтому в конце 1941 года он отправил в Средиземное море 2–й авиакорпус из России и двадцать три подводные лодки из Атлантики. Несмотря на то что основной задачей этих сил была помощь итальянцам, они драматическим образом облегчили задачу снабжения войск Роммеля.

Субмарина «U–81» потопила британский авианосец «Арк Ройял», a «U–311» – британский линкор «Бэрхэм». Итальянская субмарина «Шире» отправила на дно два последних линкора в средиземноморском флоте – «Куин Элизабет» и «Вэлиэнт»{28}.

2–й авиакорпус и некоторое количество итальянских самолетов начали усиленные бомбардировки Мальты. Запасы еды, воды и снаряжения подходили к концу. Немецкие бомбардировщики уничтожили часть самолетов авианосной авиации. 10–я флотилия подводных лодок была вынуждена покинуть остров. Роммель начал получать адекватное снабжение.

Итальянский главнокомандующий генерал Уго Кавальеро начал планировать военно–морской штурм Мальты (операция «Геркулес»). Однако итальянцы в основном опирались на помощь немцев, и, несмотря на то что Гитлер поначалу одобрил план, вскоре он отказался от его реализации, заподозрив своих союзников в том, что они бросят германских парашютистов в беде, если те высадятся на острове. Он перебросил 2–й авиакорпус назад в Россию.

К весне 1942 года англичане сконцентрировали семь дивизий в Газале, две из которых были танковыми и имели в своем составе примерно 900 танков. Еще большее число боевых машин оставалось в резерве. Таким образом, ударная сила англичан приблизительно в два раза превышала по численности танковую армию Роммеля.

У Роммеля имелось 560 танков, но 50 из них являлись легкими «Т–II», а еще 240 – итальянскими моделями, которые не могли соперничать с британской бронетехникой.

Более того, англичане располагали 170 превосходными танками. Это были американские «Гранты», оснащенные боковой 75–миллиметровой и башенной 37–миллиметровой пушками. Максимальная толщина их брони составляла 57 миллиметров. Кроме того, в резерве находилось еще 230 «Грантов».

К недостаткам новых американских танков можно было отнести их высокий силуэт и ограниченный угол горизонтальной наводки 75–миллиметрового орудия.

Ближе всего к этим машинам по своим характеристикам подходили девятнадцать модернизированных немецких «T–III», оснащенных длинноствольными 50–миллиметровыми орудиями и броней в 50 миллиметров. Старые модели «T–III», вооруженные короткоствольными 50–миллиметровыми пушками, и «T–IV» с короткоствольными 75–миллиметровыми орудиями составляли основную часть танковых подразделений Роммеля. Они могли быть уничтожены орудиями «грантов» на таком расстоянии, с которого сами пробить броню американских танков были не в силах.

Кроме того, англичане вооружили свою моторизованную пехоту новым шестифунтовым (57–миллиметровым) противотанковым орудием, у которого бронепробиваемость была на 30 процентов больше, чем у немецкой 50–миллиметровой противотанковой пушки. Однако, с другой стороны, германские 88–миллиметровки по–прежнему оставались самым грозным «убийцей танков», но у Роммеля было всего сорок восемь таких орудий.

Немецкая авиация имела 542 самолета, королевские ВВС – 604. Однако, располагая модернизированными истребителями «Me–109», которые были лучше, чем английские «Харрикейны» и «Р–40Е» «Киттихоук» американского производства, на раннем этапе кампании люфтваффе имело преимущества.

Британские позиции начинались от минных полей перед пятидесятимильной оборонительной линией 13–го корпуса, которым теперь командовал генерал–лейтенант В.Г.Е. («Вихрь») Готт. Линия протянулась из Газалы на Средиземном море до Бир–Хакейма, где находились части 1–й бригады войск «Свободной Франции», насчитывающие 4000 человек, плюс небольшая еврейская бригада, удерживавшая сильно укрепленную позицию («коробку»), оборудованную противотанковыми заграждениями – «ежами».

В 10 милях к северу окопались части 1–й Южноафриканской дивизии. Однако ниже этого сектора три бригады британской 50–й дивизии заняли разнесенные на большое расстояние друг от друга сильно укрепленные оборонительные позиции, обнесенные колючей проволокой и противотанковыми «ежами», защищенные с флангов минными полями, которые англичане называли «коробками». Две такие «коробки» были почти полностью открыты: позиции 150–й бригады у Гот–эль–Уалеб, в полудюжине миль на юго–запад от арабской караванной тропы Трай Капуццо, и линия обороны войск «Свободной Франции» в 16 милях дальше на юг, у Бир–Хакейма.

Примерно в 30 милях к юго–востоку от Газалы и в 12 милях восточнее передовых линий 150–й бригады располагался укрепленный пункт Найтсбридж, удерживаемый 21–й бригадой, на месте соединения Трай Капуццо с дорогой, ведущей с севера на юг. Примерно в 20 милях к востоку от Найтсбриджа и в 17 милях к югу от Тобрука находилась «коробка» Эль–Адем, где окопались части 5–й Индийской дивизии.

Линия Газал напоминала мощные оборонительные позиции на Западном фронте во времена Первой мировой войны. Сооружение подобных полевых укреплений стало примером косности британских генералов, не понимавших и не принимавших мобильной войны. Однако в условиях боевых действий в пустыне статичная оборона не могла привести к успеху.

Как указывал Роммель, во время ведения маневренной войны JB Северной Африке у любой позиции постоянно имелся открытый со стороны пустыни фланг, который всегда можно было атаковать. Для того чтобы быть успешной, оборона в условиях пустыни должна быть только мобильной.

Оборонительные «коробки» тоже можно обойти, а солдат, находящихся внутри защитного периметра, можно уничтожить или захватить в плен. Проблему создавало еще и то обстоятельство, что главная база снабжения английских войск находилась всего в 45 милях от линии Газалы в Беламеде. Опасаясь за безопасность своих коммуникаций вообще и базы в частности, британское командование не рисковало отводить войска далеко от Беламеда.

Позади линии Газалы у англичан находились части мобильного резерва: 1–я и 7–я бронированные дивизии 30–го корпуса, которым по–прежнему командовал генерал–лейтенант Норри, с тремя бригадами крейсерских танков (включая «Гранты»).

Однако британские военачальники продолжали распылять свою бронетехнику, отправив две бригады «пехотных» танков, главным образом «Матильд», на поддержку частей 1–й Южноафриканской и 50–й дивизий.

Германская разведка располагала сведениями о том, что англичане готовятся к наступлению. Поскольку южный фланг немцев был в достаточной степени оголен, удар танковых частей британской армии по итало–германским коммуникациям мог поставить армию Роммеля в крайне сложное положение. Отвести свои подразделения войскам стран Оси будет весьма сложно, поскольку в большей части итальянских дивизий не хватало автотранспорта.

«Однако англичанам было не суждено использовать представившийся им шанс, – писал Роммель, – потому что я решил нанести удар первым».

Командование 8–й британской армии, то есть генералы Очинлек и сэр Нил Ричи, не было вполне готово начать наступление и только выстроило свои танки в оборонительную линию на случай атаки Роммеля. Как ни странно, Очинлек подумал, что Роммель не собирается наносить удар по незащищенному южному флангу, а атакует центр английских позиций, двигаясь вдоль Трай Капуццо.

Очинлек посоветовал Ричи сгруппировать две свои танковые дивизии вдоль этой дороги таким образом, чтобы они могли выдвинуться навстречу немецким атакующим частям или же развернуться и ответить на удар с фланга, если таковой последует.

Вместо этого Ричи придержал свою 1 –ю танковую дивизию (со 2–й и 22–й танковыми бригадами) у Трай Капуццо и послал 7–ю танковую дивизию с ее единственной 4–й танковой бригадой на юг, чтобы усилить французские позиции при Бир–Хакейме, и 3–ю Индийскую моторизованную бригаду, части которой удерживали оборону в нескольких милях на восток.

Таким образом, в момент начала сражения британские танки были разделены на три группы: две бригады «пехотных» танков (2–я и 32–я) расположились на севере, 1–я танковая дивизия обосновалась в центре и 7–я танковая – на юге.

Роммель в любом случае собирался совершить обход южного фланга британских позиций. Для того чтобы скрыть от противника перемещение своих соединений, он приказал грузовикам и танкам двигаться по кругу позади линии Газалы, чтобы обмануть англичан и заставить их подумать, что немцы концентрируют войска для нанесения удара.

Незадолго до начала атаки Роммель отправил все свои танки в сторону итальянских пехотных дивизий, которые совершали демонстративные маневры на виду у англичан, а ночью отвел бронетехнику обратно к местам дислокации.

Ударная сила Роммеля состояла из соединений корпуса «Африка» (15–я и 21–я танковые дивизии), 20–го итальянского моторизованного корпуса (танковая дивизия «Ариете» и моторизованная дивизия «Триест») и из частей 90–й легкой пехотной дивизии.

Итальянцы получили задачу штурмом овладеть Бир–Хакеймом. Одновременно танки корпуса «Африка» должны были нанести удар по Акроме и в направлении побережья, отрезав и уничтожив танковые и пехотные соединения противника вдоль линии Газалы.

90–я легкая пехотная дивизия, сопровождаемая грузовиками, на которых были установлены самолетные двигатели, имитировавшие облака пыли, поднимаемые танками при движении, должна была прорваться в район Эль–Адем–Беламед, примерно в 15 милях от Тобрука, и отрезать британские войска от их линий коммуникаций.

Ночью 26 мая 1942 года, после того как итальянская пехота под командованием генерала Людвига Крувелла начала отвлекающую атаку на линию Газалы, мобильные подразделения Роммеля, состоявшие из 10 000 машин, ночью, при лунном свете бросились вперед, вздымая клубы пыли и песка.

Самолеты люфтваффе, выбросив большое количество осветительных авиабомб над Бир–Хакеймом, показали наземным немецким силам границы британских оборонительных линий. К рассвету, не встретив никакого сопротивления, части Роммеля вышли к востоку от Бир–Хакейма и устремились в тылы английских позиций.

Итальянцы пошли на штурм Бир–Хакейма, однако были остановлены, попав на минные поля и встретив упорное сопротивление французской противотанковой артиллерии.

К 10 часам утра 27 мая 90–я легкая пехотная дивизия захватила Эль–Адем и огромное количество британских войсковых складов, однако англичане быстро опомнились и вступили в яростный бой с немецкой пехотой.

В то же время корпус «Африка», которым теперь командовал генерал Вальтер Неринг, вступил в схватку с частями 4–й танковой бригады в 15 милях к северо–востоку от Бир–Хакейма, недалеко от Бир–эль–Хармата. В нарушение приказа Роммеля танки Неринга пошли в атаку без поддержки артиллерии и были остановлены огнем мощных, пробивающих любую броню немецких машин 75–миллиметровых пушек «грантов».

Немецкие танки выходили из строя один за другим. Только после того как немцы подвезли к месту боя 88–миллиметровые противотанковые пушки, они смогли продвинуться дальше.

Теперь танки корпуса «Африка» атаковали англичан с обоих флангов. В конце концов англичане, понеся значительный урон, дрогнули и стали поспешно отходить в Эль–Адем.

После того как части 4–й танковой бригады отступили, 21–я немецкая танковая дивизия двинулась на север, в сорокаминутном бою наголову разбила 3–ю Индийскую моторизованную бригаду и нанесла значительный урон 7–й моторизованной бригаде, части которой пытались удержать позиции в нескольких милях дальше.

Поздним утром британская 22–я танковая дивизия подошла с севера. Один из английских офицеров позже писал – возможно, несколько преувеличивая: «Поднявшись на склон, мы увидели на востоке линии горизонта плотную массу машин, протянувшуюся в тумане к югу настолько, насколько хватало глаз».

Это были танки корпуса «Африка», двигавшиеся в сторону Трай Капуццо.

22–я бригада, оказавшись в изоляции, была быстро разбита в результате концентрической атаки обеих немецких танковых дивизий и тоже вынуждена поспешно отступить. Корпус «Африка» вышел в район Трай Капуццо и столкнулся с частями 2–й британской танковой бригады, которая атаковала с запада, но не скоординировала свои действия с действиями 1 –и армейской танковой бригады, опрометчиво вступившей в бой на востоке.

В один из моментов немцы едва не поддались панике, когда шестьдесят «Матильд» и «Грантов» ударили в центр немецких порядков и разбили моторизованный пехотный батальон. Неринг бросил в бой свой штабной отряд, который состоял из батареи 88–миллиметровых пушек, нескольких танков и некоторого числа легких зенитных орудий. Имея, кроме того, еще шестнадцать 88–миллиметровых орудий, немцы встретили прорвавшихся англичан плотной стеной огня, подбили двенадцать танков противника. Оставшиеся британские машины были вынуждены отойти.

Однако немцы оказались оторванными от своих колонн снабжения, пытавшихся подвезти топливо и боеприпасы. Части корпуса «Африка» были вынуждены обосноваться на ночь в пределах оборонительного периметра, обнесенного противотанковыми «ежами», примерно в 3 милях к северу от Трай Капуццо.

Итало–германские войска оказались в довольно опасной ситуации. Англичане заблокировали дорогу на север. Более того, единственная дорога, по которой могли пройти транспортные колонны войск стран Оси, проходила кружным путем через район Бир–Хакейма.

Если бы англичане не разбросали свои войска на большом расстоянии друг от друга, а свели бригады в единую группировку, то подобное ударное соединение могло с достаточной легкостью разгромить итало–германские войска. Роммель тогда оказался бы у разбитого корыта, а проблема угрозы со стороны стран Оси в Северной Африке была решена раз и навсегда.

Роммель был особенно поражен неумелыми действиями 7–й танковой бригады к югу от Бир–эль–Хармата. «Для англичан не имело большого значения, где были задействованы мои танки – там или на Трай Капуццо, – писал он. – Британские мобильные части не позволили бы нам на большой скорости передвинуться туда, откуда мы могли отражать вражескую атаку».

Несмотря на неудачный для англичан ход боевых действий 27 мая, генерал Ричи имел другую прекрасную возможность уничтожить корпус «Африка» – на следующий день, 28 мая. Для этого ему надо было грамотно подготовить атаку, используя танки, уже бывшие на месте, и ввести в бой 32–ю танковую бригаду, которую он до тех пор не задействовал. Однако Ричи не предпринял таких действий, и у Роммеля появилось время, чтобы передислоцировать свои части.

28 мая Роммель приказал 90–й легкой дивизии выйти из района Эль–Адема и соединиться с частями корпуса «Африка» для совместной атаки на север.

Однако 90–й дивизии не удалось оторваться от наседающих частей 4–й английской танковой бригады. В результате итальянская дивизия «Ариете» и корпус «Африка» сошлись в бою с британскими танками, которые опять действовали разрозненно и не смогли ничего добиться, хотя к исходу дня в составе корпуса «Африка» оставалось всего лишь 150 боеспособных танков, у итальянцев – 90 машин, в то время как у англичан все еще имелось 420 танков.

90–я легкая пехотная дивизия сумела за ночь отойти к Бир–эль–Хармату, и рано утром 29 мая Роммель лично возглавил транспортную колонну, чтобы доставить своим войскам топливо и боеприпасы. В этот день англичане снова достаточно активно, хотя и довольно беспорядочно атаковали. Немцы оборонялись спокойно и грамотно и своих позиций противнику не уступили.

Однако Роммель понимал, что он не может продолжать движение на север до тех пор, пока его коммуникации не будут должным образом защищены: транспортные колонны, обходившие Бир–Хакейм с юга, подвергались постоянным атакам со стороны британских подвижных групп.

И вот тогда Роммель принял дерзкое решение, которое спасло немцев от полного поражения в этой кампании.

В тот момент, когда большая часть итало–германской группировки перешла к обороне, Роммель приказал 90–й легкой пехотной дивизии двигаться на запад, одновременно направив итальянскую пехоту на восток, по Трай Капуццо. Таким образом, он перерезал британские коммуникации, пройдя непосредственно через линию минных полей Газалы.

Теперь оборонительные «коробки» 150–й бригады в Гот–эль–Уалеб и бригады «Свободной Франции» в Бир–Хакейме оказались изолированными, и Роммель тут же решил уничтожить оба эти очага сопротивления противника, что ликвидировало бы угрозу с юга и предоставило бы немцам свободу действий.

Тем не менее этот план был весьма рискован. Итало–германские танки достаточно глубоко увязли в линиях британской обороны и были бессильны сделать что–либо до тех пор, пока перед ними не расчистится свободное пространство.

А вот у Ричи имелись неплохие шансы. Он мог использовать свои пехотные и артиллерийские части, чтобы пробить брешь в нестройных порядках итальянских дивизий, находившихся в районе побережья, а потом направить подвижные части на запад, чтобы перерезать коммуникации войск стран Оси. В таком случае Роммелю практически нечем было бы остановить англичан. Подобный маневр оставлял танки Роммеля без топлива и создавал угрозу всей итало–германской группировке в Северной Африке.

Роммель отчетливо видел опасность. Но он хорошо понимал несовершенную логику действий британских генералов. Роммель был уверен, что английские командиры не будут рассматривать этот план, поскольку в нем имелась известная доля риска.

Англичане опасались, что в том случае, если они двинут свои войска на запад по северной дороге, идущей вдоль берега, Роммель резко повернет на север и перережет их собственные коммуникации.

И все же у англичан имелось 400 танков плюс противотанковые орудия, и они вполне могли связать боем 130 немецких и 130 итальянских танков до тех пор, пока у машин противника не кончится горючее.

Роммель был уверен, что англичане сосредоточат все свое внимание на итало–германских танках и «продолжат нестись сломя голову прямо на наши хорошо организованные оборонительные порядки и используют при этом все свои силы».

Именно так и случилось.

30 мая британские танки повели на немецкие позиции хаотические несогласованные атаки, которые были легко сорваны огнем противотанковой артиллерии. К концу дня итало–германские войска подбили пятьдесят семь танков противника и установили устойчивую линию фронта на восток и запад от хребта Сидра, в миле на север от Трай Капуццо, и на хребте Аслах примерно в 5 милях к югу, образовав район, который англичане назвали «котлом».

Таким образом, у Роммеля появилось время, чтобы штурмовать оборонительные «коробки», то есть опорные пункты союзников. 31 мая он лично повел 90–ю легкую пехотную дивизию, дивизию «Триест», а также части корпуса «Африка» на штурм опорного пункта 150–й бригады.

У англичан имелось до полка «Матильд», и они упорно сопротивлялись, однако ситуация казалась безнадежной, и на следующий день после мощной атаки немецких пикирующих бомбардировщиков, когда британские войска остались без боеприпасов и воды, они сдались. В плен попали 3000 человек.

2 июня 90–я легкая пехотная дивизия и дивизия «Триест» атаковали Бир–Хакейм. Данный бой превратился, пожалуй, в самое ожесточенное сражение этой войны, которое затянулось на десять дней. Бойцы французской и еврейской бригад упорно оборонялись, сражаясь за каждое полевое укрепление, за каждую противотанковую позицию, за каждую траншею.

Немцы подвергли линии противника сильной бомбардировке – за девять дней было произведено 1300 самолетовылетов пикировщиков «Ю–87». У люфтваффе имелись значительные потери, поскольку истребители королевских ВВС только за один день сбили сорок бомбардировщиков.

5 июня британцы снова попытались уничтожить итало–германские танки, находившиеся в «котле», но по–прежнему атаковали разрозненными силами и без должной инициативы.

На северном участке медлительные, тяжелые «Матильды» и пехотные танки «Валентайн» пошли в атаку днем, без поддержки своей артиллерии, сделавшись превосходной мишенью для противотанковых орудий 21–й немецкой танковой дивизии, которая удерживала позиции на хребте Сидра. Британские танки подрывались на минном поле, разносились в клочья огнем неприятельских пушек. В результате англичане потеряли пятьдесят из семидесяти задействованных в атаке танков.

На юго–востоке 10–я Индийская бригада оттеснила части дивизии «Ариете» от хребта Аслах. После этого 22–я бронетанковая бригада двинулась через «котел», а вслед за ней – и 9–я пехотная бригада.

Британские танки были встречены огнем немецкой противотанковой и полевой артиллерии и отошли к Бир–эт–Тамар между хребтами Аслах и Сидра.

В середине дня Роммель начал проведение одного из своих самых блестящих контрударов. В то время как 21–я танковая дивизия ударила с юга в направлении Бир–эт–Тамар, 15–я танковая прошла через проход в минном поле на юге от хребта Аслах и ударила во фланг и тыл индийских частей, удерживавших хребет. К ночи войска стран Оси рассеяли порядки 9–й пехотной бригады, окружив 10–ю Индийскую бригаду, танковые части группы поддержки и четыре полевых артиллерийских полка на севере.

Роммель предвидел, что британские генералы не будут подтягивать войска со стороны линии Газалы или из гарнизона Тобрука, чтобы совместными усилиями отбить атаки итало–германских войск, затягивавших кольцо окружения. Английское командование и не сделало этого, упустив единственную возможность спасти свои попавшие в ловушку воинские части.

«В решающий момент они должны были бросать в бой все свои силы, которые только могли собрать, – писал Роммель. – Какой смысл иметь подавляющее .численное преимущество, а потом допустить, чтобы войска были разбиты по частям противником, который на каждом отдельном участке боя способен сконцентрировать в главном пункте превосходящие силы?»

К исходу дня 6 июня корпус «Африка» уничтожил сотню английских танков, оттеснил 10–ю бригаду и взял в плен 3100 человек, девяносто шесть полевых и тридцать семь противотанковых орудий. Общее количество британских танков сократилось до 170 машин.

Этот бой сломил сопротивление британцев в «котле» и открыл Роммелю дорогу для быстрого продвижения вперед. Однако Роммель решил сначала ликвидировать узел сопротивления в Бир–Хакейме, а уже потом идти дальше.

8 июня отдельные части 15–й танковой дивизии соединились с остальными итало–германскими войсками. Совместными усилиями они принялись яростно штурмовать позиции бригады «Свободной Франции», которой вдохновенно командовал Пьер Кениг.

10 июня немецкая «кампфгруппе» прорвала фронт обороны на главном участке, однако большая часть французов ночью вырвалась из окружения и соединилась с силами британской 7–й бронетанковой бригады, что наглядно показало, насколько трудно противостоять согласованным действиям компактной и достаточно мощной группировки противника.

Только 500 бойцов французской бригады попали в плен, причем большинство из них были ранены.

Теперь у Роммеля появилась реальная возможность выйти на открытую дорогу к жизненно важным объектам британской обороны, хотя Ричи подтянул подкрепления и теперь у англичан было 330 танков, что в два раза превышало количество машин, оставшихся у корпуса «Африка». Однако немцы уже почувствовали вкус победы, в то время как моральный дух англичан был серьезно подорван.

11 июня 1942 года 15–я танковая дивизия совместно с частями 90–й легкой пехотной дивизии (численность которой сократилась теперь до тысячи человек) справа и дивизией «Триест» слева повернула на северо–восток, к Эль–Адему. К ночи эти силы находились уже на юге и западе от Эль–Адема и готовились вступить в бой с частями 2–й и 4–й танковых бригад.

На следующий день Роммель приказал 21–й танковой бригаде развернуться на северо–восток и атаковать танковые соединения противника с тыла. Британские танковые части, командование которых не понимало, что они не могут оставаться неподвижными в то время, как вся итало–германская группировка пришла в движение, оказались в западне.

Немецкие противотанковые орудия выдвинулись вперед и начали систематически расстреливать броне–технику противника. Когда 22–я танковая бригада подошла на помощь с севера, было уже слишком поздно: англичане попали под огонь танков 21–й дивизии и дивизии «Триест» и понесли тяжелые потери.

Две загнанные в ловушку британские бригады попытались отойти. 2–я вместе с частями 22–й упорядочение отходили в сторону опорного пункта Найтсбридж, в нескольких милях к северу, однако отход 4–й превратился в разгром, и бригада потеряла большую часть своих танков – всего 120 машин.

На следующий день Роммель повернул на север, собираясь штурмовать Найтсбридж. Однако англичане наконец–то осознали, что их опорные пункты посреди открытой пустыни – это настоящие тюрьмы, а не бастионы, и стали отходить. При этом немецкие танки принялись методично расстреливать стремительно спасавшиеся бегством машины британцев. К ночи у Ричи осталось едва ли 100 танков, и в первый раз Роммель наслаждался превосходством в бронетехнике. Поле боя тоже осталось за немцами, и они смогли вернуть в строй большое количество своих танков.

Немцы находились уже практически в тылу англичан. Британские позиции в районе линии Газалы оказались в опасности, так как их коммуникации могли быть перерезаны, и по приказу Ричи англичане утром 14 июня начали отход с оборонительных позиций. В то же утро Роммель направил корпус «Африка» мимо Акромы с четким приказом за ночь перерезать Виа Бальбия и преградить дорогу поспешно откатывающимся частям противника.

Но экипажи германских танков настолько измучились, что были уже не в состоянии выполнить приказ. За ночь значительное количество южноафриканцев сумело оторваться от погони, продвинувшись дальше к египетской границе. Оставшиеся в живых бойцы британской 50–й дивизии прорвались на запад через позиции итальянцев, сделали большой крюк в сторону юга, а затем вернулись опять к восточной границе.

Остатки разбитых британских танковых бригад уже не могли оказать достойного сопротивления немецким танкам и отошли в Египет. Корпус «Африка» обошел периметр Тобрука, который защищал гарнизон, состоявший из частей 2–й Южноафриканской дивизии и других подразделений, и захватил аэродромы в Гамбуте, в 30 милях к востоку от Тобрука. Это вынудило британские самолеты перебазироваться далеко на восток, чтобы оказаться вне зоны досягаемости авиации, действовавшей со взлетных площадок Тобрука.

Немецкие танки повернули в сторону Тобрука.

Эта крепость являлась символом британской обороны, и Роммель был исполнен решимости завладеть ею. Англичане, которые видели, что танки противника движутся мимо них, никак не ожидали атаки, однако Роммель начал решительный штурм и 20 июня прорвал оборону британцев на юго–восточном участке периметра с помощью артиллерии и пикирующих бомбардировщиков. В прорыв тут же вошла пехота. После этого двинулись немецкие танки, которые очень быстро вышли прямо в центр города, совершенно деморализовав обороняющихся.

На следующий день гарнизон Тобрука капитулировал.

Немцы взяли до 35 000 пленных. Эти потери англичан количественно уступали лишь урону, понесенному при захвате Сингапура японцами, что являлось величайшим поражением Великобритании в войне.

Гитлер под впечатлением от взятия Тобрука произвел Роммеля в фельдмаршалы{29}.

Однако Роммель писал жене: «Я бы предпочел, чтобы он дал мне еще одну дивизию».

Неожиданная потеря Тобрука потрясла генерала Ричи до такой степени, что он сдал потенциально сильные позиции при Соллуме и ущелье Халфайя, ближе к границе. Это показывает, как действия полководца могут повлиять на волю противоборствующего ему военачальника. У Ричи в резерве имелось в три раза больше танков, чем у Роммеля, три почти нетронутые пехотные дивизии, а на подходе была еще четвертая.

Однако Ричи решил сделать ставку на Мерса–Матрух, в 130 милях дальше на восток. Очинлеку, который терпеть не мог Ричи, было доверено возглавить 8–ю армию. Он взял на себя прямое командование 25 июня и решил отнести войска к Эль–Аламейну, который расположен на 110 миль дальше к востоку и находится только в 60 милях от Александрии – важнейшей базы британского королевского военно–морского флота на Средиземном море.

Эль–Аламейн был буквально последним оплотом оборонительной линии англичан в Египте и на Ближнем Востоке. Если Роммель станет угрожать Александрии, британский флот будет вынужден покинуть Средиземное море, разорвать главную линию снабжения, ведущую к Мальте, что гарантирует уход англичан с этого острова, а море превратит в «бассейн Оси». Тогда Роммель будет получать требуемые боеприпасы и снабжение, с которыми сможет захватить дельту Нила, Палестину и Сирию.

Решение Очинлека вызвало взрыв паники в Лондоне, однако его план оказался проницательным и блестящим в стратегическом отношении.

Очинлек понимал, что силы Роммеля на пределе. В распоряжении немцев имелось всего несколько дюжин танков, а их пехота – лишь слабая тень былой силы. Эль–Аламейн может ликвидировать единственное оставшееся у Роммеля преимущество – способность к маневру. Это объясняется тем, что огромная впадина Каттара находилась всего лишь в 35 милях к югу и ее соляные болота и зыбучие пески являлись непроходимой преградой для танков. Британские войска могут быть сосредоточены вдоль короткого фронта у Эль–Аламейна, где нетрудно создать мощную оборонительную линию. Очинлек, окопавшись, вполне в состоянии остановить продвижение нескольких оставшихся танков Роммеля и заставить его увязнуть в плотной обороне, где у англичан будут все преимущества.

Если Роммеля удалось бы остановить сразу, положение итало–германской войсковой группировки быстро превратилось бы в безнадежное. Англичане находились близко от источников своего снабжения, да и в любом случае у них было намного больше танков, самолетов, пушек и солдат, которые они могли ввести в бой. Немецкие же войска оказались слишком оторванными от своих баз снабжения, и свежие подкрепления, равно как и горючее с боеприпасами, просто не могли прибыть достаточно быстро.

Итальянцы не осмеливались отправить свои транспортные суда в Мерса–Матрух из–за активных действий королевских ВМС. Единственными портами, которыми могли воспользоваться итальянцы, являлись Бенгази и Триполи, но от них до Эль–Аламейна транспортным колоннам нужно было преодолеть расстояние от 750 до 1400 миль.

Другими словами, Роммелю необходимо было сразу же захватить Эль–Аламейн, иначе он проигрывал кампанию.

Роммель понимал весь риск своего положения так же хорошо, как Очинлек, и бросился вперед в надежде пробраться мимо Эль–Аламейна еще до того, как британцы организуют оборону. Но теперь в его распоряжении было только сорок танков и 2500 бойцов немецкой моторизованной пехоты, а –итальянская пехота, всего 6000 человек, была гораздо менее мобильной и не поспевала за своими союзниками{30}.

Несмотря на решение Очинлека, британские войска пытались защитить Мерса–Матрух. Роммель понимал, что теперь все зависит от смелости, скорости и морального эффекта, которую производила на противника та аура победы, что витала над ним.

26 июня Роммель решил поставить психологическое преимущество во главу угла в дерзкой атаке на британцев, двинув вперед три свои обескровленные дивизии.

Вечером 27 июня 90–я легкая пехотная дивизия достигла дороги, шедшей вдоль побережья на востоке от Матруха, заблокировав тем самым прямую дорогу к отступлению. 21–я танковая дивизия глубоко проникла в южный район Матруха, угрожая отрезать пути к отходу мобильным силам 13–го корпуса.

Командующий корпусом генерал Готт приказал отступать, однако ему не удалось информировать об этом две дивизии, которые удерживали периметр Мерса–Матрух до следующего утра. Почти две трети гарнизона следующей ночью бежали небольшими группами, однако 6000 англичан попали в плен – это число намного превышало количество солдат Роммеля.

Теперь Роммель направил все танки на Аламейн. Они добрались до города 30 июня. Очинлек организовал четыре оборонительных рубежа длиной до 35 миль от моря до впадины Каттара. Однако промежутки между ними прикрывались только небольшими мобильными колоннами. Между тем Роммель считал, что Очинлек сконцентрировал свои танки на севере от впадины, не поняв, что они все еще находятся в пустыне на юго–западе и пытаются отчаянно прорваться к Аламейну.

Опасаясь танков, Роммель сделал короткую паузу, чтобы разработать план атаки. Это промедление оказалось фатальным. У британских танков было достаточно времени, чтобы выйти к Эль–Аламейну и организовать оборону

Роммель имел лишь один шанс прорваться к Аламейну. Если бы он сразу нанес удар, то мог прорваться в Александрию и в дельту Нила. Но он не сделал этого. Именно в этот момент Роммель проиграл войну в Африке.

Немецкие части перешли в наступление на следующий день, в среду, 1 июля 1942 года. Репутация Роммеля была настолько устрашающей, что известие о продвижении немцев повергло британцев в ужас. Британский флот вышел из Суэцкого канала в Красное море. В Каире штабы поспешно жгли свои документы. Командование срочно готовило эвакуацию.

Части корпуса «Африка» атаковали примерно в 12 милях к югу от моря, в районе Дейр–эль–Шейна, и наткнулись на оборонительный рубеж, о существовании которого Роммель не знал. Защищаемые 18–й Индийской бригадой, британские позиции продержались целый вечер, после чего немцы прорвали их и взяли в плен большую часть обороняющихся.

Английские танки прибыли слишком поздно и не смогли спасти положение, но сумели отразить все попытки Роммеля в течение ночи проникнуть в тыл британских войск.

С этого момента итало–германская группировка в Африке была обречена.

На следующий день Роммель возобновил атаку, но теперь у него было уже меньше сорока танков, и немцы были вынуждены остановиться, когда увидели, что одна часть британских танков преградила им путь, а другая пытается совершить обход с фланга.

3 июля Роммель попытался еще раз перейти в наступление. К этому моменту у него было всего двадцать шесть танков, и все же он продвинулся вперед на 9 миль, прежде чем британцы снова остановили его.

В течение дня новозеландский батальон захватил почти всю артиллерию дивизии «Ариете» во время атак с флангов, а оставшиеся итальянцы побежали. Это стало явным свидетельством изнурения и перенапряжения войск.

Роммель, осознав реальное положение вещей, прекратил наступление. Очинлек наконец перехватил инициативу. 4 июля он перешел в контрнаступление. Итало–германские войска держались стойко, и обе стороны вскоре прекратили боевые действия, так все были изнурены до предела.

Противоборствующие группировки начали медленно накапливать силы. В течение последующих нескольких недель они обменивались яростными ударами. Тактическая ситуация немного изменилась. У итало–германских войск не было возможности противостоять значительным формированиям, которые должны были подойти к англичанам.

4 августа Черчилль вылетел в Каир и сменил командование, когда обнаружил, что Очинлек упорно сопротивляется его настоятельным требованиям возобновить наступление. Британский генерал хотел подождать до сентября, пока вновь прибывшие войска не обучатся правилам ведения боя в пустыне.

Черчилль передал командование фронтом на Ближнем Востоке генералу сэру Гарольду Александеру и вызвал из Англии генерала сэра Бернарда Монтгомери, чтобы тот возглавил 8–ю армию. Монтгомери оказался более упорным, нежели любой другой офицер армии, и принялся обстоятельно собирать свои силы, прежде чем что–либо предпринимать. Он тянул даже дольше, чем Очинлек, однако Черчилль не мог не признать, что Монтгомери прав, и дал ему карт–бланш.

30 августа Роммель предпринял очередную отчаянную атаку. Удар немецких войск направлялся на менее укрепленный участок обороны англичан на юге, но британские части сплошь заминировали тот район, а мобильность частей Роммеля ограничилась из–за нехватки топлива. В конце концов Роммель, потерпев неудачу, был вынужден отвести свои войска назад.

С этого момента итало–германская группировка замерла в ожидании удара английских войск.

Глава 14. Сталинград

Сталинградская кампания 1942 года в России является самым горьким из когда–либо внесенных в анналы истории примеров того, как правитель сам готовит свою погибель.

Когда начальник немецкого генштаба Франц Гальдер стал возражать против проведения самоубийственных операций, Гитлер сместил его. Только на последнем этапе, когда немецкая 6–я армия оказалась в изоляции и около четверти миллиона человек могли погибнуть, Эриху фон Манштейну удалось убедить Гитлера направить туда достаточное количество сил, чтобы уберечь все левое крыло германских войск от такого же уничтожения.

После Сталинграда Германия уступила стратегическую инициативу России. Гитлеру больше так и не удалось собрать достаточно войск, чтобы изменить соотношение сил в свою пользу. Несмотря на героические усилия немецких солдат, фюрер обрек на медленную, но неминуемую гибель свою армию и свой режим.

Можно выделить два момента кампании 1942 года. Во–первых, Гитлер снова совершил самую привычную и самую очевидную из своих ошибок в этой войне: он отверг принцип концентрации усилий и попытался одновременно захватить Сталинград на реке Волге и прорваться к нефтяным разработкам на Кавказе. Каждой из этих задач хватило бы сполна для его значительно ослабевшей армии.

Было безумием пытаться достичь обеих этих целей, поскольку требовалось в одно время нанести два удара в разных направлениях, на расстоянии сотен миль друг от друга, в результате чего ни на одном, ни на другом направлении немцы не могли добиться должной концентрации войск. Красная армия поймала противника на этой ошибке, остановила оба наступления и сконцентрировалась на ближайшей опасности – у Сталинграда.

Это привело ко второй ошибке, совершенной Гитлером во время этой кампании. Фюрер, вместо того чтобы удовлетвориться выдвижением к Волге и тем, что немецкие войска нарушили перевозки по этой важнейшей водной артерии – что было основной целью, – настоял на том, чтобы 6–я армия захватила сам город. В результате этого части вермахта увязли в уличных боях да еще и оказались практически оторванными от остальных подразделений, которые просто не успели подтянуться к Волге. 6–я армия действовала на самом острие значительного выступа, тем самым как бы приглашая русских ударить во фланги своих позиций. Когда начались упорнейшие бои на улицах города и немецкие войска прочно застряли в Сталинграде, Советы так и поступили: они собрали значительные силы на флангах, которые растянулись на многие километры, начали мощное контрнаступление и окружили 6–ю армию.

Русские безошибочно все рассчитали и тщательно подготовили контрудар. Вдобавок Гитлер запретил частям 6–й армии отступать, а из–за того, что он перебросил другие свои войска на Кавказ, у него не имелось достаточно сил, чтобы укрепить каждый фланг на сталинградском выступе.

Задолго до того, как 19 ноября 1942 года русские начали свое контрнаступление, битва за город немцами была проиграна. После того как 6–я армия оказалась в окружении, Гитлер отказался перебросить дополнительные войска с других, менее угрожаемых направлений, чтобы прорвать кольцо русских и помочь попавшей в западню армии. Подкрепления же, позже оказавшиеся в распоряжении Манштейна, и без того слишком обремененного решением других задач, были слишком малочисленны, да и прибыли они слишком поздно.

В конечном итоге Манштейн не сумел выручить 6–ю армию, и ему пришлось приложить максимум усилий и мастерства, чтобы спасти немецкие войска от еще более сокрушительного, чем в Сталинграде, поражения. Он не допустил того, чтобы Красная армия нанесла удар на Ростов, где русские могли бы отрезать группу армий Манштейна и группу армий на Кавказе.

На каждом этапе Гитлер принимал гибельные для Германии решения. Он дробил свои силы, настаивал на захвате Сталинграда, не позволял 6–й армии отступать, не дал хода широкомасштабному наступлению, направленному на спасение оказавшейся в окружении армии, и отказался обратить внимание на явное свидетельство того, что русские собираются изолировать две немецкие группы армий далеко на юге страны.

К 1943 году беспомощность Адольфа Гитлера как военачальника стала для всех очевидной. Генералы Красной армии поняли не только то, что его можно разбить, но и то, как именно это можно сделать. А германские военачальники увидели, что Гитлер их в грош не ставит, поэтому у немцев остается очень мало шансов выбраться из безвыходного положения, а союзники почти наверняка будут настаивать на полном покорении Германии.

Германская армия на Востоке (Ostheer) завершила зимнюю кампанию 1941–1942 годов, имея 2,4 миллиона солдат на фронте. Учитывая прибывшее с начала боевых действий пополнение, это было почти на 600 000 человек меньше, чем в июне 1941 года{31}.

Наиболее тяжелая ситуация сложилась в пехоте – там число солдат сократилось на 50 процентов на южном направлении и примерно на 65 процентов в центре и на севере. И такой ослабленной армии предстояло защищать фронт, который в силу того, что Гитлер запретил укреплять части, действовавшие на выступах, растянулся с Балтийского до Черного моря более чем на 2800 миль.

Количество выпускаемой техники тоже сокращалось.

Производство танков упало ниже 600 единиц в месяц{32}.

Когда Гальдер сообщил Гитлеру, что Советы производят в три раза больше танков, чем Германия, фюрер стукнул кулаком по столу и сказал, что это невозможно. «Он никогда не верил в то, во что не хотел верить», – записал в дневнике Гальдер.

Модернизированные и оснащенные длинноствольным 75–миллиметровым орудием танки «T–IV» могли более достойно противостоять советским «Т–34». Однако почти третью часть немецкой артиллерии составляли старые французские пушки, количество боеготовых самолетов сократилось вполовину по сравнению с тем, что было в июне 1941 года. Кроме того, немцы испытывали острую нехватку топлива и боеприпасов, и трудности эти постоянно росли.

Ранней весной специальные операции вермахта устранили вероятную опасность передвижений советских войск и высвободили ряд германских сил, находившихся в окружении.

8–18 мая Манштейн нанес неожиданный удар по Керченскому полуострову в Крыму, разбив при этом три русские армии и захватив в плен 169 000 человек. Это побудило русских, которыми командовал Семен Буденный, провести неподготовленное наступление на север от Харькова, что дало немцам возможность ударить во фланг русских в районе Донецкого бассейна. В этих сражениях 17–22 мая была задействована огромная часть советских войск от Волги до Дона. Немцы взяли в плен 239 000 человек и уничтожили более тысячи танков и двух тысяч орудий.

7 июня Манштейн предпринял третий штурм Севастополя. Ожесточенные атаки продолжались три недели. После штурма советских позиций части вермахта взяли в плен 97 000 солдат противника, однако около 100 000 были эвакуированы на кораблях советского Черноморского флота.

Из–за этих поражений моральный дух советских воинов упал, и Сталин предпринял новые попытки заставить западных союзников открыть второй фронт, чтобы оттянуть часть германских сил из России. 26 мая министр иностранных дел В. Молотов подписал с Великобританией соглашение, однако русские не получили никаких гарантий.

Несмотря на то что начальник штаба Франц Гальдер пытался убедить Гитлера перейти к стратегической обороне в 1942 году, фюрер настоял на летнем наступлении на юге (план «Блау»).

Гитлер приказал группе армий «Юг» под командованием Федора фон Бока двигаться в двух направлениях – одной армии наступать на восток через Дон к Сталинграду на Волге, а еще четырем – на юг, к нефтяным разработкам на Кавказе.

Летняя кампания началась 18 июня 1942 года. 4–я танковая армия Германа Гота с двумя танковыми корпусами (800 танков и самоходных орудий) совершенно неожиданно прорвала фронт русских и за несколько дней захватила Воронеж.

Затем армия двинулась на юго–восток, к излучине реки Дон, пройдя по идеальной для действий танков местности – открытым равнинам, сухим и твердым после летней засухи, которые лишь изредка пересекались глубокими долинами с притулившимися в них деревушками. Пехотные дивизии двинулись в наступление одновременно с танковыми, прикрывая фланги и тыл мобильных соединений. Гот надеялся поймать в западню большое количество русских солдат в огромной излучине Дона.

В то время как танковые части Гота стремительно двигались к Дону, 17–я армия (Рихарда Руоффа) и 1–я танковая армия (Эвальда фон Клейста) 23 июля захватили Ростов.

Тем не менее русское командование сумело отвести значительные силы через Дон к югу от Ростова и Калача, что в 45 милях к западу от Сталинграда. Гитлер обвинил в этом Бока и отстранил его от командования.

И тут Гитлер совершил непоправимую ошибку. Поскольку наступление развивалось весьма успешно, он пришел к выводу, что советские войска сломлены, и развернул 4–ю танковую армию Гота на юг, чтобы ее части совместными усилиями с 1–й танковой армией Клейста прошли низовья Дона и проложили дорогу на Кавказ.

«Я мог бы взять Сталинград без боя в конце июля, – после войны сказал Клейст. – Мне не нужна была ее (армии. – Прим. пер.) помощь, и она просто перегрузила дороги, которыми я пользовался. Когда я через две недели снова повернул на север, русские собрали значительные силы у Сталинграда, чтобы удержать его».

Командир–танкист Фридрих–Вильгельм фон Меллентин озвучил мнение почти всех старших офицеров вермахта, которые участвовали в той кампании. Когда Сталинград не был взят при первом же штурме, его нужно было блокировать и не предпринимать лобовых атак.

«Направив сконцентрированный удар на огромный город и попытавшись захватить его, – писал Меллентин, – Гитлер сыграл на руку русскому командованию.

Во время уличных боев немцы лишились всех преимуществ своей мобильной тактики, в то время как недостаточно обученная, но исключительно отважная русская пехота была способна нанести тяжелый урон войскам противника».

В день, когда пал Ростов, Гитлер двинул вперед две новые группы армий, поставив перед ними очередные задачи. Группа армий «А» (17–я и 1–я танковые армии) под командованием Вильгельма Листа направлялась на захват горных перевалов и нефтяных разработок Кавказа, а группа армий «Б» (2–я, 5–я и 4–я танковые армии) под командованием Максимилиана фон Вейхса должна была удерживать фронт вдоль Дона и Волги, воспрепятствовав судоходству по Волге.

Изначально Гитлер планировал направить четыре армии на Кавказ, а одну выдвинуть в сторону Сталинграда. Теперь же три армии двигались к Сталинграду, хотя эта цель была гораздо менее важной, нежели нефтяные разработки, и всего две армии направлялись на Кавказ.

Это было безумием с точки зрения любого профессионального военного, и Гальдер пытался возражать Гитлеру{33}. Однако фюрер не обратил на протесты начальника генштаба никакого внимания и заодно проигнорировал присутствие мощных советских формирований на востоке от Волги и на Кавказе.

Гитлер перенес свою ставку в Винницу на Украине и взял на себя прямое командование южным крылом советско–германского фронта.

Группа армий «А» прошла через низовья Дона на Кавказ. 17–я армия захватила Краснодар, форсировала реку Кубань и проникла в поросшие густыми лесами горы западного Кавказа, а оттуда – на Черноморское побережье, в Новороссийск. Однако немецкие горнострелковые части не смогли выбить русских с высокогорных перевалов.

1–я танковая армия Клейста, слишком медленно двигавшаяся из–за постоянной нехватки горючего, захватила нефтяные разработки в Майкопе, в 200 милях от Ростова, однако перед этим русские успели разрушить нефтяные скважины. У Клейста не хватило сил двигаться к Батуми, Тбилиси и Баку, хотя захват этих городов обеспечил бы немцам обладание всем Кавказом.

В группе армий «Б» 2–я армия вела боевые действия в районе Воронежа, а огромная 6–я армия, имевшая в своем составе двадцать дивизий, под командованием Фридриха Паулюса угрожала Сталинграду. Все время удлинявшийся вдоль Дона северный фланг 6–й армии был прикрыт венгерской 2–й армией, итальянской 8–й армией и румынской 3–й армией, а румынская 4–я армия удерживала оборонительную линию в калмыцкой степи к югу от Сталинграда.

Таким образом, на флангах у немцев имелись чрезвычайно слабые силы, поскольку войска германских союзников не обладали ни хорошей экипировкой, ни соответствующей выучкой.

4–я танковая армия Гота теперь повернулась на северо–восток и через степь двигалась в сторону Сталинграда. Примерно в 50 милях к югу от города атака Гота захлебнулась из–за сильного сопротивления советских 57–й и 64–й армий.

Изначально в советском верховном главнокомандовании (Ставке) не планировали удерживать Сталинград. Русские намеревались отвести войска Красной армии к востоку от реки, чтобы вынудить немцев зимовать в незащищенной степи. Однако неожиданное дробление германского наступления повлекло за собой новые решения. Сталин отстранил Тимошенко от командования на юге и назначил туда А.И. Еременко, поручив ему возглавить армию и удержать город{34}.

Сталинград не был крепостью. Старый город Царицын (Сталин назвал его своим именем в 1925 году) был окружен беспорядочно настроенными ветхими деревянными домами, бараками, индустриальными комплексами и'железнодорожными развязками, протянувшимися на 15 миль вдоль западного берега реки и на 2–4 мили от нее. За жилыми строениями и фабричными зданиями возвышались водонапорные башни и элеваторы. Бесчисленные балки (пересохшие овраги или лощины с крутыми берегами) и железнодорожные насыпи облегчали ведение оборонительных действий, равно как и высокий западный берег Волги и находившаяся на западе же от города двадцатидевятимильная дуга густых лесов в милю шириной, служившая защитой от пыли и снежных бурь. В августе 1942 года в Сталинграде находились примерно 600 тысяч человек, включая беженцев.

У Еременко было пять армий, довольно потрепанных в боях. Однако 28 июля Сталин издал приказ: «Ни шагу назад!», и в Сталинград начали подтягиваться подкрепления.

Еременко получил одиннадцать дивизий и девять гвардейских бригад, снабжение которых производилось из полевых складов в степи на востоке от реки. Он мобилизовал 50 тысяч добровольцев из гражданского населения, сформировав из них «народные дружины», определил 75 тысяч жителей города в 62–ю армию, организовал из фабричных рабочих стрелковые отряды и танковые части (для этого использовались танки «Т–34», выпускаемые на тракторном заводе имени Дзержинского), подрядил 3 тысячи молодых женщин на работу медсестрами и радистками и направил 7 тысяч подростков в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет в армейские формирования. Однако в то же время Еременко отдал приказ об эвакуации тех, кто был слишком юн для боевых действий, и в соответствии с этим 200 тысяч детей за три недели были переправлены на восточный берег реки.

Мобильные передовые части армии Паулюса достигли Дона близ города Калач 28 июля, но из–за сильного сопротивления советских солдат 6–я армия форсировала Дон лишь 23 августа. Массированные атаки немецких пикировщиков в течение дня и ночи 24 августа привели к гибели многих мирных граждан, превратили деловые кварталы города в руины и вызвали пожары деревянных построек в старых прилегающих районах.

Тем временем 16–я танковая дивизия под командованием однорукого генерала Ганса Хубе обошла с запада от города русскую пехоту и женские группы противовоздушной обороны артиллерийского завода «Баррикады» и в 6.30 утра 24 августа 1942 года дошла до Волги возле деревни Рынок, в 10 милях севернее Сталинграда. Таким образом, была достигнута первоначальная цель: немецкая артиллерия могла угрожать судоходству на Волге.

27 августа Сталин назначил Георгия Жукова заместителем Верховного главнокомандующего Красной армии и направил его непосредственно защищать Сталинград.

В ужасную жару (два месяца не было дождей) немецкие войска при поддержке танков сокрушили баррикады, блокировавшие почти каждую улицу. Русские отвечали огнем из пулеметных гнезд, прямо из домов и из развалин. Пушки, спрятанные в руинах, вели стрельбу по продвигавшимся вперед немцам. Русские защищали превратившиеся в крепости комплексы – сталелитейный завод «Красный Октябрь», артиллерийский завод «Баррикады», торговый комплекс «Универмаг» и тракторный завод имени Дзержинского.

Вскоре силы немцев начали иссякать. Снабжение подступало медленно и в недостаточном количестве. Немцы слишком медленно двигались вперед, контратаки следовали одна за другой, потери были велики. Название «Сталинград» начинало оказывать гипнотический эффект и на русских, и на немцев – особенно на Гитлера, который настаивал на захвате всего города.

Недалеко от деревни Рынок 14–й моторизованный корпус попал почти под непрерывную атаку, так как русские пытались обойти этот северный выступ и прорвать позиции немцев. День за днем более сотни танков наряду с огромным количеством русской пехоты бросались на врага. Русское командование не обращало внимания на огромные потери. Единственное, что спасло немецкие войска, – это их артиллерия: орудия иногда расстреливали места сосредоточения русских, прежде чем те могли начать атаку.

Германцы научились не занимать склоны, выходящие непосредственно к противнику, поскольку их невозможно было защитить от русских танков. Вместо этого они удерживали противоположные склоны, скапливая свои танки в низинах сразу позади оборонительных позиций и выбивая оттуда вражеские танки, если они добирались до гребня склона над ними.

Генерал Густав фон Витерсхайм, командующий 14–м танковым корпусом, следил за тем, как сокращаются его части. Он предложил отвести 6–ю армию на западный берег реки Дон, на 45 миль дальше. Но в результате Гитлер устранил Витерсхайма, потому что тот оказался «слишком пессимистичным».

Как только немецкое наступление, и без того замедлившееся, в конце концов совсем остановилось, последовали радикальные перемены в руководстве вермахта. 11 сентября Гитлер снял с должности Листа, потому что его войска не смогли захватить весь Кавказ. Фюрер не назначил преемника и в свободное от верховного главнокомандования время лично руководил этой армейской группировкой.

Давнишний конфликт Гитлера и Гальдера достиг апогея. Гитлер стал упрекать Гальдера и весь генштаб, обозвав генералов трусами и обвинив их в недостаточной энергии. Когда Гальдер представил доказательства того, что Советский Союз сформировал новые армии общей численностью 1,5 миллиона человек к северу от Сталинграда и 0,5 миллиона на юге Кавказа, Гитлер набросился на него с пеной у рта и завопил, что он запрещает такую «идиотскую болтовню» в своем присутствии.

Гальдер, со своими манерами аккуратного школьного учителя, упрямо пытался объяснить фюреру, что произойдет, если новые резервные русские армии атакуют слишком растянутые фланги немцев, которые простирались от Сталинградского выступа и дальше. 24 сентября Гитлер отправил его в отставку.

Гитлер говорил, что его споры с Гальдером стоили ему половины всей нервной энергии. Армия, говорил фюрер, больше не нуждается в технической опытности. Нужно лишь «сияние национал–социалистской убежденности». Он не мог ожидать этого от германских офицеров старой школы.

Новым начальником генштаба был назначен генерал–лейтенант Курт Цейтцлер, специалист по танкам и человек действия. Вскоре Цейтцлер заметил признаки образования клики и возникновение интриг внутри штаба Гитлера, сделался чрезмерно осторожным и ничего не предпринимал, чтобы оспорить решение фюрера удерживать 6–ю армию в Сталинграде.

И все же фельдмаршал Манштейн писал: «Проницательный лидер с самого начала понял бы, что концентрировать все атакующие силы германской армии вокруг Сталинграда и в самом городе без адекватной защиты флангов означало поставить войска в смертельную опасность окружения сразу после того, как противник сумел бы прорваться через прилегающие фронты».

Гитлер упрямо цеплялся за идею, которая прочно застряла у него в голове: враг разбит и больше не поднимется. Он не принимал никаких доводов. Фюрер был готов отправить в отставку любого офицера, который не выполнял поставленных задач, какими бы нереальными они ни были, или же тех, кто имел склонность к оборонительным действиям.

Сталинград был совершенно разрушен. Немцы захватили восемь десятых руин, однако так и не сумели вытеснить русских из остальной части города.

Конечно, главной проблемой оставались фланги. У генерала Гота имелись в распоряжении разбросанные на значительном расстоянии части двух корпусов 4–й румынской армии на юге. Позади румын в калмыцкой степи открылась 120–мильная брешь, прикрытая силами одной немецкой моторизованной дивизии. На западе румынская 3–я армия, итальянская 8–я армия и венгерская 2–я армия удерживали 400–мильный фронт вдоль Дона. Но ни у кого из них не было противотанковых орудий, способных остановить русские «Т–34».

Русские собрали миллион человек и 13 500 орудий, 900 танков и 1100 самолетов в составе армий трех фронтов по обе стороны Сталинграда.

В густом тумане 19 ноября 1942 года командующий Юго–Западным фронтом Н.Ф. Ватутин двинул вперед первую «клешню» гигантского наступления (операция «Уран»), примерно в 8 милях к западу от Сталинграда в Клетской и Кременской. Мишенью стала румынская 3–я армия. Советская артиллерия провела мощную артподготовку, обрушив на ничего не подозревавших румын море огня, после чего в атаку пошли танки. Румыны были деморализованы. В линии немецкого фронта появилась громадная дыра шириной 20 миль. Советские танки устремились на юг в направлении на Калач.

На следующий день войска Сталинградского фронта под командованием Еременко пробили огромную брешь в позициях румынской 4–й армии на юг от Сталинграда. Эта армия тоже рассыпалась. Фактически не встречая сопротивления, клин русского наступления выдвинулся на северо–запад, чтобы соединиться с продвигающимися со стороны Дона советскими войсками.

Если бы 6–й армии сразу дали свободу перемещения, она могла бы вырваться из ловушки вместе со своими солдатами и техникой. Однако у Гитлера не было намерения позволить армии отступать, и, когда Паулюс попросил разрешения сделать это, Гитлер отказал.

22 ноября советские 26–й и 4–й танковые корпуса замкнули клещи вокруг города Калач. Таким образом, 250 тысяч человек в двадцати немецких и двух румынских дивизиях оказались запертыми в Сталинградском «котле», размеры которого составляли 30 миль на восток и запад и 25 миль на север и юг.

Генерал Паулюс снова попросил свободы действий, однако Гитлер опять отказал ему. Армия, как сказал фюрер, должна свернуться как еж. Герман Геринг, шеф люфтваффе, высокопарно пообещал, что войска будут снабжаться по воздуху до тех пор, пока не сформируется новая группа армий, способная прорвать внешнюю оборону русских.

Старшие офицеры люфтваффе возражали, объясняя, что этого сделать нельзя, но Гитлер послушал Геринга, а не генералов авиации.

Пилоты люфтваффе попытались организовать переброску снаряжения по воздуху, однако русские создали двойное кольцо вокруг окруженной 6–й армии, чтобы помешать немецкой авиации прорвать «котел» изнутри или снаружи. Для того чтобы помешать переброске грузов по воздуху, они привлекли 395 зенитных орудий и 490 истребителей.

Суточная потребность 6–й армии в припасах и продовольствии достигала 700 тонн. Полковник Фриц Морцик, шеф транспортной службы люфтваффе, заявил, что в лучшем случае он сможет перебрасывать по воздуху 350 тонн. Все силы люфтваффе, подчеркнул он, имеют лишь семьсот пятьдесят транспортных самолетов «Ю–52», но они крайне необходимы буквально повсюду.

Несмотря на то что командование ВВС привлекло к выполнению задачи буквально все, что только нашлось, даже самолеты летных школ, немцы смогли собрать лишь около 500 машин, из которых в среднем только треть была готова к вылету.

Погода была ужасная, что также затрудняло действия авиации. Геринг приказал, чтобы по крайней мере 300 тонн грузов перебрасывались по воздуху каждый день. Однако с 25 по 29 ноября 6–я армия получила 269 тонн грузов, а с 30 ноября по 11 декабря – всего 1267 тонн. Боеприпасы и топливо таяли, продовольствия не хватало, и солдаты 6–й армии начали голодать.

Между тем армии Воронежского фронта под командованием Ф.И. Голикова на севере, напротив позиций итальянской 8–й армии, готовились к другому, еще более опасному для немцев удару.

Гитлер, пренебрегая угрозой, поручил Манштейну задачу деблокирования 6–й армии.

Глава 15. Манштейн спасает армию

Сталинград был окружен, две румынские армии по сути дела уничтожены, и высшим военачальникам обеих воюющих сторон стало понятно, что до победы в решающем сражении войны русским уже рукой подать.

Только 150 миль отделяли Ростов от новой непрочной оборонительной линии, которую Манштейн создал вдоль реки Чир, в 100 милях к западу от Сталинграда.

Левое крыло группы армий «А» расположилось на Кавказе, в 375 милях от Ростова, а 4–я танковая армия, на юге от Сталинграда, стояла от Ростова в 250 милях.

Если бы русские сумели пробиться к Ростову, они могли отрезать остатки группы армий «Б» – незначительные силы, которые Манштейн свел в новую группу армий «Дон», – а также две группы армий «А» на Кавказе, иными словами, все германские силы на южном крыле.

Если бы южный фланг немцев был уничтожен, остальным немецким войскам на Востоке не хватило бы сил, чтобы отразить наступление Красной армии, и Германия проиграла бы войну за считанные месяцы, если не за недели.

Красная армия планировала направить стратегический удар на самое уязвимое место фронта противника – позиции итальянской 8–й армии на Дону, расположенные как раз к северо–западу от Чира.

Манштейн в спешном порядке выстроил оборонительную линию в районе Котельниковского, в 80 милях к юго–западу от Сталинграда, закрыв тем самым брешь, в которой исчезла румынская 4–я армия.

Несмотря на беспокойство по поводу возможного удара русских на Ростов, первостепенной своей задачей Манштейн поставил деблокирование 6–й армии.

До тех пор, пока армия Паулюса не выйдет из окружения, не имелось надежды на восстановление ситуации на южном крыле фронта. Если 6–я армия останется в Сталинграде, она погибнет. В ходе любой операции по деблокированию войск необходимо пробить дорогу для выхода из окружения, но не для того, чтобы восстановить линию снабжения. Наверняка, убеждал себя Манштейн, со временем у Гитлера прояснится в голове и он позволит 6–й армии отступить.

Существовали два возможных пути движения. Ближайший путь пролегал на запад, к Калачу. Однако здесь собралось значительное количество русских частей, которые будут биться за каждый дюйм. Немногим лучше был шанс прорваться через Котельниковский и двинуться на северо–запад, к Сталинграду.

Как только из Котельниковского начнется операция по деблокированию окруженной группировки, давление на 6–ю армию ослабнет, потому что Красной армии нужно будет вступать в бои с войсками, стремящимися прорвать внешнее кольцо окружения. Когда это случится, рассуждал Манштейн, немецкие части, расположенные на реке Чир, смогут ударить по Калачу, прорвать позиции советских войск и способствовать деблокированию 6–й армии.

Однако важнейшую роль во всем играло время. Начальник генштаба сухопутных войск Цейтцлер согласился подчинить 57–й танковый корпус под командованием Фридриха Кирхнера (23–ю и 6–ю танковые дивизии и 15–ю полевую дивизию люфтваффе) 4–й танковой армии в качестве ударной мощи группы, выдвигающейся из района Котельниковского. Он также выделил восемь дивизий в оперативную группу «Холлидт» (командир – генерал Карл Адольф Холлидт), которые должны были выйти из верховьев Чира. Предполагалось, что эти войска прибудут в первые дни декабря.

Если бы они на самом деле пришли вовремя, то вполне возможно, что этих сил хватило бы на деблокирование 6–й армии и установление транспортного коридора. Окруженную группировку можно было снабдить топливом, боеприпасами и едой, восстановить свободу передвижения и помочь Паулюсу выбраться из «котла». Так информировал Манштейн фюрера 28 ноября.

«Я сказал Гитлеру, – позже писал Манштейн, – что стратегически невозможно продолжать связывать действия наших войск на исключительно маленькой площади, в то время как враг упивается свободой передвижения вдоль сотен миль фронта».

Гитлер снизошел до ответа лишь 3 декабря и отказался дать разрешение 6–й армии на переброску войск с северного фланга на юго–запад, чтобы Паулюс мог подготовиться к выходу из окружения. Манштейн не понимал, что у Гитлера не было ни малейшего намерения эвакуировать 6–ю армию из Сталинграда.

Большая часть подкреплений так и не прибыла вовремя. Из восьми дивизий, предназначенных для оперативной группы «Холлидт», три не появились вовсе, одна из танковых дивизий была настолько обескровлена, что от нее не было пользы, а полевая дивизия люфтваффе подошла слишком поздно. Все, что вовремя появилось у Холлидта, – это 48–й танковый корпус Отто фон Кнобельсдорфа с 11–й танковой и 336–й пехотной дивизиями, а также полевая дивизия люфтваффе. Для Гота прибыл лишь 57–й танковый корпус.

С такими малочисленными войсками Манштейн оставил идею деблокировать 6–ю армию с двух направлений. Теперь все зависело от прямого удара (кодовое название «Зимняя буря»), который должен был быть нанесен силами 4–го танкового корпуса из района Котельниковского.

Из–за задержки прибытия 57–го танкового корпуса Манштейну пришлось перенести удар на 12 декабря. Тем временем в районе Чира положение осложнилось. 7 декабря русский 1–й танковый корпус форсировал реку недалеко от Суровикина, в 20 милях вверх по течению (к северо–западу) от места впадения Чира в Дон, у Ниж–нечирской. Русские продвинулись в направлении 79–го совхоза на 15 миль. Генерал Кнобельсдорф расположил 336–ю пехотную дивизию вдоль реки справа (то есть на востоке), а полевую дивизию люфтваффе – слева.

Ситуация складывалась критическая. Прорыв советских войск на реке Чир мог внести беспорядок и помешать движению на Сталинград, расчистить русским дорогу к аэродромам Морозовска и Тацинской, расположенным всего в 25 и в 50 милях от реки, с которых в Сталинград самолетами перебрасывали грузы. Кроме того, русские могли переправиться через реку Северный Донец и двинуться дальше, к Ростову.

11–я танковая дивизия Германа Балка сдерживала наступление русских в районе совхоза. Он сначала организовал оборонительную линию, чтобы не допустить продвижения противника на юг, а на рассвете 8 декабря один из немецких панцергренадерских (мотопехотных) полков атаковал совхоз с юго–запада. Как только во время этого боестолкновения русские оказались блокированными, танковый полк Балка и его второй гренадерский полк ударили в тыл советских войск с северо–запада.

Эта внезапная атака застала русских врасплох – именно в этот момент они собирались двинуться на север, чтобы нанести удар в тыл 336–й дивизии.

Грузовик за грузовиком, до отказа набитые пехотинцами, взлетали на воздух после того, как немецкие танки открыли огонь. Уничтожив противника, немцы повернули назад, зашли в тыл русским танковым частям и подбили пятьдесят три танка, обратив русских в бегство.

В последующие четыре дня танковая дивизия Балка при поддержке частей 336–й дивизии, действуя в 6 милях к северо–западу от поселка Нижнечирская и в 15 милях вверх по течению Волги, отразила две массированные атаки 5–й танковой армии русских.

17 и 18 декабря в результате ожесточенных боев немцам удалось перебраться через Чир. 11–я танковая дивизия двинулась назад, к узкому плацдарму, затем повернула в сторону другого. В дивизии осталось всего двадцать пять танков, однако ей удалось зайти в тыл выдвигавшейся колонне советских танков и подбить шестьдесят пять машин, прежде чем противник разобрался в том, что происходит. Уцелевшие русские бежали.

В течение нескольких следующих дней новые атаки русских сотрясали чирский участок фронта, но 11–я танковая дивизия, действуя как огневая бригада, отражала один удар за другим, и к 22 декабря советские войска сдались.

Отчасти причина успеха немцев объясняется опытом и дисциплиной в их танковых войсках. В немалой степени успехом немцы были обязаны почти необученным танковым экипажам русских. Кроме того, русское командование вводило в бой свои танковые корпуса, не координируя времени атаки, что позволило танкам Балка своевременно ликвидировать угрозу.

В то время как продолжались эти бои, Манштейн начал операцию «Зимняя буря», используя лишь 57–й танковый корпус. Его атаки застигли противника врасплох, и немцы далеко продвинулись вперед, несмотря на то что русские подтянули войска к Сталинграду и вновь и вновь контратаковали.

Настоящая, и весьма серьезная, угроза пришла с другой стороны и с нового направления. 6 декабря 1942 года 1–я гвардейская армия русских разгромила итальянскую 8–ю армию в верховьях Чира и пробила шестидесятимильную брешь в линии фронта слева или с северо–запада от позиций частей оперативной группы «Холлидт». Было очевидно, что целью русских был Ростов, который легко мог превратиться в еще один огромный «Сталинград».

Манштейн приказал оперативной группе «Холлидт» сократить линию фронта и укрепить оборону в районе переправ через Северный Донец у Форштадта и Каменск–Шахтинского, которые находились всего лишь в 85 милях к северо–востоку от Ростова.

Однако Манштейн отчаянно цеплялся за надежду на успешное продвижение к Сталинграду и просил, чтобы ОКХ отдало приказ 6–й армии прорваться навстречу 4–й танковой армии.

Надежда еще была. Удар по итальянцам оттянул на себя большую часть советских мобильных частей и оставил маленький просвет для возможного прорыва у Сталинграда. Если бы 6–я и 4–я танковые армии атаковали на встречном направлении, они вполне могли бы пробиться сквозь оборонительное кольцо советских войск. Однако для этого им нужно было использовать буквально каждую частичку объединенных усилий.

Но Гитлер отказался санкционировать прорыв. Невероятно, но он распорядился, чтобы 4–я танковая армия продолжала наступление на Сталинград, а 6–я армия при этом оставалась на месте. Гитлер хотел зацепиться в Сталинграде и снабжать находившиеся там войска по наземному коридору.

18 декабря Манштейн в отчаянии направил своего офицера разведки на самолете в «котел», чтобы тот убедил Паулюса проигнорировать приказ Гитлера и спасти армию. Манштейн пообещал взять ответственность за это полностью на себя, освободив от нее Паулюса. Паулюс ответил, что он ничего не может поделать, потому что сдача Сталинграда запрещена «приказом фюрера».

Манштейн надеялся, что сможет переубедить его. Критический момент настал 19 декабря. 57–й танковый корпус переправился через реку Аксай, сломив ожесточенное сопротивление русских, и дошел до узкой реки Мышкова, всего в 30 милях от внешнего кольца окружения. Позади линии фронта Манштейн собрал транспортные колонны с 3000 тонн грузов и тракторы для придания мобильности части артиллерии 6–й армии. Эти колонны были готовы двинуться к частям осажденной в Сталинграде армии, как только танки прорвут русский фронт.

Манштейн отправил срочное послание Гитлеру и Паулюсу, смысл которого сводился к следующему: 6–я армия должна оставить город и двигаться на юго–запад, чтобы соединиться с частями 4–й танковой армии.

Гитлеру понадобилось несколько часов на ответ: 6–я армия может прорываться, сказал он, но она все же должна удерживать позиции на севере, востоке и западе Сталинграда.

Это было явно невыполнимо.

И тут Паулюс проявил моральную слабость. Он информировал Манштейна, что у его сотни танков хватит топлива только на то, чтобы пройти вперед лишь на 20 миль. Прежде чем танки смогут двинуться, необходимо получить по воздуху 4000 тонн горючего. Такой возможности не имелось, и Паулюс прекрасно понимал это.

Паулюс разрывался меж двух огней. С одной стороны. Гитлер приказывал ему стоять на месте, а с другой стороны, Манштейн требовал каких–либо действий. Паулюс нашел отговорку по поводу нехватки топлива, чтобы вообще ничего не предпринимать. Даже ради спасения солдат своей армии Паулюс не собирался бунтовать против своего фюрера. При этом и он, и Манштейн понимали, что топливо могло быть распределено между половиной его танков, что позволило бы обрести мобильность на 40 миль, достаточных для того, чтобы вырваться из кольца.

В течение следующей недели судьба 6–й армии была решена. Шесть дней войска группы армий «Дон», пренебрегая всеми возможными опасностями, удерживали «двери» открытыми. Но Манштейн более не мог оставлять 4–ю танковую армию в столь рискованном положении.

Танковые корпуса с трудом отражали все более настойчивые атаки русских, а еще большая угроза нарастала на западе, где пропала большая часть итальянской армии. Кроме того, в опасности оказался левый фланг оперативной группы «Холлидт». Русские передовые части двигались к реке Северный Донец и находились не более чем в 120 милях от Ростова.

22 декабря Манштейн был вынужден вывести 48–й корпус с Чира и восстановить левое крыло оперативной группы «Холлидт». Туда же пришлось отправить 6–ю танковую дивизию из армии Гота. Манштейн понимал, что теперь у 6–й армии не осталось шансов вырваться из «котла».

27 декабря две советские армии и четыре механизированных корпуса предприняли наступление на части ослабленного 57–го танкового корпуса, который теперь располагал всего двумя дюжинами танков. Советские армии угрожали обоим флангам немцев и вынудили их отойти в Котельниковский.

Попытка деблокировать немецкие войска в Сталинграде не удалась.

Теперь всем стало очевидно, что 6–я армия обречена на гибель. Причиной этому стал Адольф Гитлер. Однако в тот момент, когда германский генералитет скорбел об участи окруженной армии, многие все же пытались лихорадочно рассчитать, каким образом отразить наступление советских войск на Ростов.

В такой отчаянной ситуации Эрих фон Манштейн увидел путь к спасению там, где остальные германские офицеры видели лишь возможность скорейшего поражения.

Манштейн предложил отдать русским территорию, которую германская армия захватила летом и которую в любом случае вермахт не мог удержать. Кроме того, по его мнению, было необходимо, – чтобы все немецкие войска, действовавшие на южном направлении, – кроме, разумеется, 6–й армии, – постепенно отошли к низовьям Днепра, примерно на 220 миль от Ростова.

Манштейн был уверен, что, когда начнется отвод войск, русские непременно предпримут наступление, целью которого станет задача отрезать немцев от жизненно важных переправ на Днепре у Днепропетровска и Запорожья, откуда поступало все снабжение для армий. При этом образуется чрезмерно растянутая линия русского фронта, которая пройдет через южную Украину.

Манштейн предложил сосредоточить мощную группировку в районе Харькова, в 250 милях к северо–западу от Ростова и в 125 милях к северо–востоку от Днепропетровска. Когда советские войска двинутся на запад, в направлении переправ на Днепре, немецкие войска из района Харькова ударят им во фланг. Как доказывал Манштейн Гитлеру и ОКХ, это «превратит широкомасштабный отход в операцию окружения», которая отбросит русских к Азовскому морю и уничтожит их.

Согласно идее Манштейна, противник должен будет перейти к обороне, что радикально изменит всю ситуацию на юге.

Однако Гитлер отказался. Он не желал расставаться с летними завоеваниями, какими бы эфемерными они ни являлись. Фюрер хотел держать свои войска не только в Сталинграде, но и на Кавказе.

У Манштейна накопился огромный личный опыт общения с Гитлером, и он понимал ход рассуждений фюрера относительно войны. Поэтому он пришел к выводу, что Гитлер «фактически чувствовал отвращение к риску в военной области». Гитлер отказался даже на время уйти с завоеванных территорий. Он не мог понять, что Россия при ее громадных пространствах всегда может накопить силы в одной точке и прорвать фронт.

Превосходство германской штабной мысли и боевых частей можно было использовать лишь при ведении мобильных операций. Блестящие действия 48–го танкового корпуса на реке Чир продемонстрировали, насколько превосходило германское командование русских военачальников, насколько гибко немцы могли действовать. Если бы это происходило повсеместно, то почти наверняка немцы могли бы остановить продвижение советских войск и поставить противника в безвыходную ситуацию. Однако такая политика была недоступна пониманию Гитлера.

Манштейн также обнаружил, что Гитлер боится обнажать второстепенные направления, чтобы получить превосходство в той точке, где это было необходимо. Например, неудачная попытка собрать мощную группировку, чтобы деблокировать Сталинград, оказалась губительной. Гитлер не умел быстро принимать решения. В большинстве случаев он в конце концов высвобождал для нужного дела слишком мало войск и отправлял их слишком поздно.

«Упрямая защита каждой пяди земли постепенно привела к тому, что Гитлер как вождь стал всем и в результате покончил со всеми, – писал Манштейн. – Гитлер думал, что тайна успеха заключается в том, чтобы цепляться любой ценой за то, чем он уже обладал».

И никакими силами невозможно было заставить фюрера пересмотреть свои взгляды.

Когда Гитлер отказался одобрить отвод германских войск к Днепру, отвергнув тем самым реальный план превращения поражения в победу, Манштейн обратился к злободневной задаче спасения южных армий от окружения и уничтожения.

В то время как немногочисленные войска Манштейна отчаянно пытались выстроить оборонительную линию перед рекой Северный Донец, началась агония 6–й армии.

Из–за ужасной погоды, больших расстояний и действий противовоздушной обороны русских доставка окруженной группировке грузов по воздуху теряла смысл. 26 декабря было переброшено лишь 70 тонн припасов.

Хлеб постепенно заканчивался, жиров практически не было, солдаты перешли на суровый рацион и получали пищу один раз в день. Наступил новый год. Холод, от которого солдаты буквально коченели, голод и постоянные атаки русских с каждым днем все больше ослабляли окруженную армию.

9 января 1943 года русские парламентеры предложили командованию 6–й армии прекратить сопротивление. По приказу Гитлера Паулюс отверг требование противника. Манштейн поддержал решение фюрера. Армия погибала, но ей все еще отводилась стратегическая роль: она должна была удерживать возле себя максимальное количество советских войск, чтобы позволить остальным германским частям отойти.

Советы полностью осознавали смысл затянувшегося сопротивления 6–й армии и 11 января развернули яростное наступление, прорвав немецкую оборону в нескольких пунктах. Русские выдавили противника с немногих остававшихся у него укрепленных позиций, особенно в западной части «котла». Теперь немцы сгрудились в руинах вблизи Волги.

Погода и советские истребители сократили поставки припасов по воздуху, сведя их до ничтожного ручейка. Русскими был захвачен лучший аэродром – Питомник. С 17 по 23 января 1943 года окруженные части 6–й армии получили по воздуху только 90 тонн грузов.

Русские атаки разрезали «котел» на несколько отдельных кусков. После 28 января раненым и больным солдатам 6–й армии перестали давать хлеб. Немцы потеряли последний аэродром в Гумраке. Попытки люфтваффе сбрасывать грузы на парашютах почти ничего не давали. Советские полки захватывали одну позицию немцев за другой.

2 февраля последнее сопротивление было подавлено.

Самолеты люфтваффе эвакуировали 25 тысяч человек Около 160 тысяч солдат и офицеров погибли, а 91 тысяча была взята в плен. Многие из пленных вскоре умерли от переохлаждения или от тифа. И только 6 тысяч немцев снова увидели родину после примерно двенадцати лет пленения.

Паулюс, которого Гитлер представил к званию фельдмаршала, чтобы тот застрелился, отказался сводить счеты с жизнью и сдался русским.

Манштейн получил от Гитлера крайне мало помощи для спасения остатков германских сил на южном крыле советско–германского фронта. Последовательно отступая, немцы оставили Курск и отошли к Харькову, что в 430 милях к западу от Сталинграда.

Однако Манштейн предотвратил полный разгром, преодолел неспособность Гитлера понимать, какая опасность грозит армии, и удержал Ростов достаточно долго для того, чтобы дать возможность немецким войскам отойти с Кавказа. Однако Гитлер настоял на том, чтобы 17–я армия оставалась на Кубани, где от нее не было никакого прока.

Манштейн выстроил новую оборонительную линию вдоль реки Миус, примерно в 40 милях к западу от Ростова, и остановил дальнейшее продвижение русских.

Манштейну даже удалось получить разрешение от Гитлера провести операцию по окружению слишком вырвавшихся вперед русских частей в районе Харькова, который ему удалось вновь захватить 14 марта 1943 года.

Это был последний большой успех германского оружия на Восточном фронте.

Глава 16. Западные союзники наносят удар

В июле 1942 года, когда Роммель остановился всего в 60 милях от Александрии, а на Востоке немцы стремительно продвигались к Сталинграду и Кавказу, перед западными союзниками встали два серьезных вопроса: что именно нужно сделать англичанам и американцам, чтобы помочь России победить Гитлера, и станет ли Сталин искать сепаратного мира с Германией.

Американские и британские лидеры прекрасно понимали, что они не смогут победить Германию без Советского Союза. Между тем Иосиф Сталин, горько жалуясь, что союзники взвалили все бремя войны на Красную армию, начал в Стокгольме искать мира с немцами.

Западные лидеры не думали, что эти пробные шаги будут иметь слишком большое значение, если Великобритания и США начнут активные боевые действия, непосредственно на территории Германии и отвлекут внимание Гитлера от Советского Союза, как того многие месяцы требовал Сталин. Однако активность британских и американских лидеров была, в сущности, парализована спорами о том, что они должны предпринять в такой ситуации.

Американцы во главе с Джорджем С. Маршаллом, начальником генштаба, хотели высадиться уже в 1942 году в районе Шербура в Нормандии силами пяти десантных дивизий (операция «Кузнечный молот»). Англичане же продолжали настаивать на том, что военные действия должны сочетать в себе массированные бомбардировки германских городов и осторожные операции в бассейне Средиземного моря.

Президент Франклин Рузвельт яснее других видел, что западные союзники должны показать Сталину, что Россия не брошена воевать один на один с Гитлером. Он решил, что американцы должны где–нибудь воевать с немцами в 1942 году. Поскольку с мыслью о высадке на территории Франции благодаря активному сопротивлению британской стороны пришлось расстаться, Рузвельт разрубил гордиев узел и распорядился, чтобы американцы нанесли удар в Северной Африке.

Рузвельт предоставил Маршаллу решать, куда именно должны направиться американцы в Африке – либо выступить в качестве поддержки набирающей силы британской 8–й армии, которая собиралась бросить вызов Роммелю в районе Эль–Аламейна, либо высадиться во французской Северной Африке (Марокко, Алжире или Тунисе), контролируемой вишистским правительством.

Маршалл понимал, что 8–я армия останется под командованием британского генерала сэра Бернарда Монтгомери, и поэтому предпочел высадку во французской Северной Африке (операция «Гимнаст»), куда он сумел назначить командующим своего протеже, генерал–лейтенанта Дуайта Д. Эйзенхауэра.

«Гимнаст» представлял собой старый английский план, который подразумевал высадку десанта в Алжире в случае, если 8–я армия одержит решительную победу в Ливии и прорвется к границе Туниса. Поскольку теперь Монтгомери был облечен властью в Эль–Аламейне, целью «Гимнаста» (позже название операции изменили на «Факел», потому что так оно звучало величественнее) было захватить Тунис, прежде чем туда попадут немцы, и вынудить немецкую танковую армию «Африка» и итальянцев сдаться.

«Факел» сразу же давал преимущества, на которые рассчитывал Рузвельт: когда Сталин услышит об этом плане, он перестанет жаловаться на задержки с открытием второго фронта. Однако решение повернуться к Средиземному морю возбудило подозрения у американских аналитиков, которые решили, что Черчилль втягивает Соединенные Штаты в реализацию стратегии «мягкого подбрюшья». Они боялись, что все это приведет к высадке войск в Италии и, возможно, в Греции, роковым образом сорвав план столкновения с немцами на берегах Франции.

Президент Рузвельт меньше беспокоился, потому что надеялся, что «воздушная война плюс русские» смогут одолеть Гитлера и атака через Ла–Манш может оказаться ненужной.

Военная мощь западных союзников не была сконцентрирована в наземных войсках, как в случае Германии и России. Соединенные Штаты и Великобритания придавали огромное значение военно–воздушным силам и флоту. Рузвельт установил лимит в 90 дивизий для Европы и Тихого океана, а англичане мобилизовали 27. Многие американские дивизии даже еще не были сформированы, и только 70 из них вообще добрались до Европы. У немцев же имелось в действующей армии 260 дивизий, а у русских – намного больше.

Союзники решили вторгнуться во французскую Северную Африку, но не определились, когда это сделать и в каком именно месте. Из–за проблем со снабжением и переброской войск американские начальники штабов назначили дату 8 ноября и объявили, что они планируют ограничить район высадки западным побережьем Марокко, прежде всего окрестностями Касабланки.

Англичане были потрясены. Вторжение, говорили они, необходимо провести на Средиземном море, на алжирское побережье, чтобы войска как можно быстрее продвинулись к Тунису.

Американцы выбрали Касабланку, расположенную в 1100 милях от Туниса и Бизерты – главных тунисских портов, поскольку они боялись, что французы станут оказывать упорное сопротивление в Алжире, а немцы в это время могут прорваться через Испанию, захватить Гибралтар, перекрыть Гибралтарский пролив и помешать доставке снаряжения и боеприпасов войскам союзников.

Англичане были встревожены такими чрезмерными предосторожностями и возразили, что американский план позволит немцам захватить Тунис, ликвидировав таким образом саму цель операции. Эйзенхауэр склонялся к британской точке зрения и предложил отменить высадку десанта в Касабланке.

Однако Маршалл не принял во внимание возможность того, что линии коммуникаций могут быть перерезаны у Гибралтара, и Рузвельт приказал американцам высадиться в Касабланке, чтобы иметь базу снабжения в Атлантике, и в Оране – в 250 милях к западу от города Алжир.

Маршалл предложил, чтобы англичане высадились через несколько дней в Алжире, в нескольких пунктах восточнее по побережью. Рузвельт также хотел, чтобы британцы не заносились. Он резонно утверждал, что французы злы на англичан, которые в 1940 году, после поражения Франции, захватили корабли бывших союзников, а позже, в мае 1942 года, вторглись во французскую колонию на Мадагаскаре. 135 тысяч французских солдат и офицеров, вероятно, могли бы оказать сопротивление англичанам, но вряд ли сумели бы устоять перед американцами.

Черчилль собирался свести к минимуму участие англичан в операции, но заявил, что Алжир, самый большой город и нервный центр французской Северной Африки, должен быть оккупирован в то же время, что Оран и Касабланка. Рузвельт и Черчилль в конце концов согласились на совместный американо–британский десант в Алжире одновременно с высадкой в других пунктах.

Однако во время обмена мнениями идея высадки десанта далеко на восточном побережье Алжира была отвергнута, лишив тем самым союзников шанса на быструю победу в Северной Африке и затягивая развертывание активных действий в бассейне Средиземного моря.

В конце концов определили, что Западное оперативное соединение, эскортируемое боевыми кораблями ВМФ Соединенных Штатов, имея в своем составе 24 500 американцев под командованием генерал–майора Джорджа С. Паттона–младшего, будет высаживаться в Касабланке. 102 корабля (из них 29 транспортных) отправились непосредственно из Хэмптон–Роудс, штат Виргиния. Центральное оперативное соединение с эскортом кораблей королевского военно–морского флота, насчитывая 18 500 американских солдат и офицеров под командованием генерал–майора Ллойда Р. Фреденалла, направлялось в Оран. Соединение вышло из порта Фирт–оф–Клайд в Шотландии.

Восточное оперативное соединение, также отправившееся из Клайда с охранением из британских кораблей и имевшее в своем составе 9000 англичан и 9000 американцев плюс 2000 английских командос, должно было высадиться в Алжире. Соединением командовал американец, генерал–майор Чарльз В. («Док») Райдер.

Сразу же после высадки на берег все силы союзников в Алжире должны были войти в состав только что созданной британской 1–й армии, которой командовал генерал–лейтенант Кеннет А. Андерсон, и двигаться к Тунису.

8 ноября американцы и англичане высадились в Северной Африке. Это произошло через пару недель после того, как 8–я армия генерала Монтгомери у Эль–Аламейна наконец атаковала слабую и плохо обеспеченную группировку Роммеля.

В большинстве случае сопротивление французской армии было символическим (хотя случалось и иное). Самолеты французских ВВС все куда–то пропали, их почти никто не видел. Однако французский военно–морской флот дрался упорно.

Десантники американского Западного оперативного соединения Джорджа Паттона высадились в трех пунктах на марокканском побережье Атлантики. Основные силы высадились в Федале, в 15 милях от Касабланки, остальные – в Мехдии, в 45 милях дальше на север, а также у Сафи, в 140 милях к югу от Касабланки.

Федала являлась ближайшим пунктом возле Касабланки, пригодным для высадки десанта. Кроме того, это был единственный большой и хорошо оборудованный порт в данной части Африки.

Мехдия же располагалась недалеко от Порт–Льютея, на аэродроме которого имелась единственная бетонная взлетно–посадочная полоса в Марокко. В Сафи можно было организовать оборону, имея в виду возможное наступление большого французского войскового контингента из глубины страны, из Марракеша. Кроме того, там имелся порт, где могли быть выгружены средние танки. Новые тяжелые танки «», которые стали выпускаться в тот момент, не были готовы к участию в операции «Факел».

Сопротивление французской армии при Федале и Сафи было незначительным, и к полудню 8 ноября американцы выполнили поставленные задачи. Только в Мехдии французские войска по–настоящему упорно сопротивлялись. Бои прекратились 11 ноября, после того как старший французский офицер в Северной Африке адмирал Франсуа Дарлан подписал соглашение о прекращении огня.

Между тем 8 ноября к северу от Касабланки в 7.04 утра развернулся морской бой между американским линкором «Массачусетс» и двумя французскими тяжелыми крейсерами, береговыми батареями и линкором «Жан Барт», который стоял на якоре в гавани Касабланки.

Огнем с американского линкора были уничтожены орудия главного калибра «Жана Барта». Другие американские боевые корабли отразили атаки на транспортные суда, предпринятые легким французским крейсером и восемью эсминцами. Только один французский корабль вернулся неповрежденным, однако и американским кораблям эскорта был нанесен серьезный ущерб.

Высадка Центрального оперативного соединения в Оране и Восточного оперативного соединения в Алжире произошла при незначительном сопротивлении противника.

Главной целью Эйзенхауэра было собрать свои войска, обеспечить коммуникации и двинуться на Тунис, надеясь добраться туда раньше немцев.

Однако Атласские горы на востоке Алжира оказались труднопроходимыми, что очень затруднило доставку продовольствия и боеприпасов войсковым соединениям. Теперь американцам пришлось расплачиваться за свою чрезмерную осторожность, из–за которой они отказались высадиться ближе к Тунису.

Германский флот с 1940 года считал, что Тунис – ключевой пункт в Средиземном море, потому что здесь сходились транспортные пути стран Оси в Африке и имелась идеальная база, откуда можно было начать вторжение на Сицилию, а затем и дальше на материк, в Италию. Немецкие адмиралы полагали, что союзники попытаются захватить Тунис при первой же возможности.

Подобное мнение имело достаточно подтверждений. Германское министерство иностранных дел было завалено потоком новостей, многие из которых с самого начала были устаревшими. Например, сообщение из Ватикана точно указывало на факт высадки, однако в нем говорилось, что десант запланирован на период с середины октября до середины ноября. Неудачная попытка англо–канадского рейда на Дьепп во Франции 19 августа еще больше должна была насторожить немцев. Она показывала, что никакой высадки на континент в 1942 году не будет, то есть неприятностей прежде всего стоит ожидать со стороны французской Северной Африки.

Адольф Гитлер ничего не делал, чтобы подготовиться к ожидаемому вторжению. Но, как только оно свершилось, он быстро направил туда свои войска, пусть и незначительные, стремясь удержать плацдарм в Тунисе. Утром 9 ноября он предоставил свободу действий Альберту Кессельрингу германскому командующему в Средиземноморье.

В тот же день Кессельринг отправил группу истребителей и две группы пикировщиков, а также часть 5–го парашютного полка, чтобы они заняли аэропорт города Тунис, а ночью 12 ноября – и сам город.

Кроме того, Гитлер оккупировал ту часть Франции, которая управлялась правительством Виши, и захватил французский остров Корсику. Оккупация (операция «Антон») началась 11 ноября и через три дня была закончена.

Шок, который был вызван этим актом, заставил многих французских офицеров в Северной Африке перейти на сторону союзников.

Немцы не стали немедленно захватывать порт Тулон, где на якоре стояло значительное количество оставшихся кораблей французского флота. Они надеялись, что смогут сохранить этот флот для нужд стран Оси, а адмирал Дарлан безуспешно пытался заставить корабли уйти в Северную Африку.

27 ноября, заминировав выходы из гавани, немецкие войска напали на базу Тулон с целью захвата кораблей. Французские команды сами затопили свои корабли, включая линкор «Страсбург», прямо на глазах у немцев.

Генерал Вальтер Неринг, бывший командир корпуса «Африка», 15 ноября предпринял наступление в Тунисе в качестве командующего 90–м корпусом, хотя у него было всего около 3000 солдат. Он не стал ждать, пока войска сконцентрируются, и нанес удар на западе. Французская дивизия в Тунисе под командованием генерала Жоржа Баре, хотя и была намного сильнее, отошла назад, в Алжир, в надежде соединиться с союзниками до прямого столкновения с немцами.

11 ноября генерал Андерсон направил войска на захват порта Бужи в 110 милях к востоку от Алжира, а на следующий день взял порт и аэродром Боне, в 60 милях от тунисской границы. Транспортные суда начали доставлять грузы и войсковые подразделения в оба порта.

Андерсон направил английские 78–ю и 6–ю танковые дивизии в Тунис. 17 ноября часть этих подразделений добралась до Джебель–Абиод в 50 милях от Бизерты и там вступила в бой с небольшим германским парашютным батальоном, которым командовал Рудольф Витциг, тот самый офицер, который в 1940 году захватил бельгийский форт Эбен–Эмаель.

Другая часть англичан захватила Табарку в нескольких милях к западу. Днем раньше британский парашютный батальон взял Сук–эль–Арбу к югу от Табарки и в 80 милях от Туниса. Между тем американский 509–й парашютный батальон высадился поблизости от Тебессы, недалеко от тунисской границы, чтобы прикрыть южный фланг войск союзников и обезопасить аэродром. Еще через два дня батальон проделал восьмидесятимильный бросок на юго–восток и взял Гафсу всего в 70 милях от залива Габес.

Генерал Андерсон приостановил продвижение своих войск, чтобы собрать их в единый кулак, и позволил немцам расширить свой плацдарм. 17 ноября немецкий парашютный батальон из 300 человек под командованием капитана Вальтера Коха прорвался на запад, действуя против французских частей, которыми командовал генерал Барре. Французы отошли по центральной дороге Меджез–эль–Баб в 35 милях от Туниса, где находилась имеющая большое значение переправа через реку Меджерда. Там французы соединились с британским парашютным батальоном и американским артиллерийским батальоном.

Генерал Барре получил ультиматум уйти с алжирской границы. Это был настоящий блеф со стороны капитана Коха, поскольку у него было в десять раз меньше солдат, чем у союзников. Когда Барре попытался выиграть время, немцы открыли огонь. Вскоре после этого «Ю–87» начали бомбить позиции союзников, которые понесли значительный урон. Слова Коха обрели дополнительный вес.

Германские парашютисты тем временем провели две демонстративные атаки, сопровождавшиеся большим шумом. Союзники начали думать, что у противника масса солдат. После этого незначительное количество немцев переправились через реку и стали имитировать яростный штурм. Это для союзников оказалось уже чересчур. Они оставили переправу неповрежденной и быстро ретировались на 8 миль назад.

Тем временем другие быстро продвигавшиеся немецкие части взяли Суссе и Сфакс, а 20 ноября два итальянских батальона, выступившие из Ливии, вышли на побережье у Габеса, вовремя успев остановить движение на город американского 509–го парашютного батальона.

22 ноября небольшая германская танковая колонна оттеснила французов со слияния дорог в Сбейтле и повернула их к итальянцам, которые, в свою очередь, заставили отступить части 509–го парашютного батальона.

25 ноября Андерсон наконец начал наступление на Тунис тремя колоннами, усиленными танками и моторизованной пехотой 1–й американской танковой дивизии, которая стремительно преодолела 700 миль, двигаясь из Орана. К этому времени германские силы утроились, хотя немцы все еще значительно уступали союзникам по численности.

Парашютисты из батальона майора Витцига сдерживали продвижение северной колонны и в конечном итоге остановили ее совсем с помощью устроенной 30 ноября засады. Центральная колонна с сотней танков двинулась по дороге на Куджу, что в нескольких милях от Тебурбы. Однако на следующее утро десять немецких танков при поддержке двух пехотных рот прорвались на юг и ударили по южному флангу противника, заставив союзников прекратить продвижение.

Тем временем третья колонна атаковала Меджез–эль–Баб, частично окружила там группу Коха и стремительно направилась в Джедейду, всего в 12 милях от Туниса. Днем семнадцать американских танков добрались до аэродрома в Джедейде и уничтожили двадцать самолетов противника.

Немецкие зенитные орудия вывели из строя три танка, а остальные отступили, но неожиданный удар встревожил Неринга. Он приказал своим войскам отойти к небольшому плацдарму в районе города Тунис, оставить Бизерту и все пункты западнее Джедейды и на всем побережье к югу от Туниса. Это означало потерю связи с Ливией и Роммелем. 28 ноября на место прибыл разъяренный Кессельринг и приказал отменить решение Неринга.

Тогда Неринг послал все танки и разведывательные машины на запад, в сторону Тебурбы. Поскольку прибыли части 10–й танковой дивизии, у Неринга в распоряжении оказалось 64 танка,.включая пять 56–тонных «тигров» с 88–миллиметровыми орудиями и 100–миллиметровой броней. Это было новое «секретное оружие» Гитлера, самый страшный танк, участвовавший во Второй мировой войне. «Тигры» отправили в Тунис, чтобы машины прошли испытание боем.

Целью атаки было отвлечь внимание англичан. Немцы двумя сходящимися колоннами разбили британские силы, прикрывавшие фланги, и рванулись к Тебурбе, однако были остановлены артиллерийским огнем и атаками с воздуха, прежде чем сумели достичь цели, то есть дороги Тебурба – Меджез–эль–Баб. Однако угроза заставила Андерсона отвести свои передовые части к Тебурбе.

На следующий день части Неринга усилили натиск, перерезали дорогу и заставили союзников покинуть Тебурбу по скверной дороге, идущей вдоль реки Меджер–да. При этом немцы взяли более тысячи пленных.

Немцы соорудили новую оборонительную линию в 8 милях к востоку от Меджез–эль–Баб. Линия сворачивала на север, к морю, и тянулась на юг, в Ливию. Неринг оборудовал крепкую позицию, однако Гитлер заменил его генерал–полковником Гансом–Юргеном фон Арнимом и назвал группировку войск в Тунисе 5–й танковой армией, хотя у Арнима было менее 25 000 бойцов. Войска союзников первого эшелона насчитывали 40 000 солдат и офицеров, и еще большее количество находилось у них в тылу.

Теперь, когда начался зимний дождливый сезон, генерал Эйзенхауэр решил прекратить наступление До тех пор, пока погода не улучшится. Это дало Адольфу Гитлеру и Бенито Муссолини время для совершения ими поразительной военной ошибки.

Лидеры Италии и Германии начали отправлять в Африку все больше и больше войск, задействовав всего примерно 150 000 человек. Но союзники собрали огромные по численности военно–воздушные и морские силы, обеспечившие им полное господство в воздухе и на море, и могли просто задушить итало–германскую группировку, отрезав ее от баз снабжения. Раньше или позже ее боеприпасы, топливо и продовольствие иссякли бы, и противнику ничего не оставалось бы, кроме как сдаться.

Позже Эрвин Роммель сухо заметил, что, если бы Гитлер послал ему весной 1942 года только часть тех войск, которые потоком направлялись в Тунис, он смог бы завоевать Египет, Суэцкий канал и Ближний Восток и легко уничтожил бы вторгшихся с северо–запада Африки союзников.

После того как последнее наступление Роммеля на Эль–Аламейн провалилось, из перехватов немецких радиосообщений союзники узнали, что Роммель не получает ни снабжения, ни войсковых пополнений, даже в самых малых количествах. Следовательно, британская 8–я армия обладала значительным превосходством над противником и в любое время могла выдворить итало–германские войска из Египта и Ливии.

Однако Бернард Лоу Монтгомери, новый командующий 8–й армией, был не только сложным и достаточно эксцентричным человеком, который заботился лишь о собственной славе, но и излишне методичным. За последующие семь недель Монтгомери разработал детали последовательного контрнаступления и для этого сконцентрировал еще большее количество танков, артиллерии и солдат. Предполагалось, что наступление начнется задолго до высадки десанта в рамках операции «Факел», однако Монтгомери не торопился и назначил дату 23 октября.

К этому времени 8–я армия насчитывала в своем составе 230 000 человек, а у Роммеля имелось менее 80 000 солдат и офицеров, из которых лишь 27 000 были немцы. Британцы выставили 1440 танков, а у Роммеля было 210 немецких машин и 230 устаревших итальянских танков. Королевские ВВС располагали 1200 боевых самолетов, люфтваффе и итальянцы вместе могли выделить лишь 350.

Из–за скверного и недостаточного питания многие солдаты итало–германской группировки болели. Роммель также подорвал здоровье и в сентябре вернулся в Европу, чтобы отдохнуть и подлечиться. Его сменил генерал Георг Штумме, а генералу Вильгельму фон Тома поручили командование корпусом «Африка».

Оба военачальника прибыли с русского фронта и не привыкли к условиям ведения войны в пустыне. В первый день наступления Штумме поехал на фронт, попал под сильный обстрел и умер от сердечного приступа. Роммель, поправлявший здоровье в Австрии, 25 октября прилетел в Африку и вновь принял командование войсками, которые уже понесли тяжелые потери в результате британских атак.

Монтгомери не воспользовался значительным численным преимуществом своих войск и не стал обходить позиции противника. Вместо этого он начал лобовую атаку в районе побережья и увяз в тяжелых изнурительных боях. Британские танки вбили узкий шестимильный клин в оборону противника. 15–я танковая дивизия потеряла три четверти своих танков, оказывая сопротивление наступающим англичанам, но те понесли тяжелые потери.

К 26 октября английские танки окончательно завязли в позиционных боях. Оказавшись в безвыходном положении, Монтгомери двинул на север другую, 7–ю танковую дивизию, чтобы 28 октября нанести вспомогательный удар по направлению к побережью. Однако и эта атака захлебнулась: англичане застряли на минных полях.

Роммель выдвинул свою 21–ю танковую дивизию и итальянскую дивизию «Ариете» навстречу атакующим англичанам, но, несмотря на то что его танкисты сражались отчаянно, англичане к концу сражения имели в одиннадцать раз танков больше – 800 на 90 германских машин.

Монтгомери вернулся к своей первоначальной схеме наступления, однако на то, чтобы перебросить броне–технику ушло время до 2 ноября. И опять задержка была вызвана наличием минных полей. Пока английские танки стояли на месте, Роммель с остатками своих частей перешел в контрнаступление. Немцы уничтожили до 200 британских танков, но при этом потеряли три четверти своих. Теперь уже все ресурсы Роммеля были на исходе. Корпус «Африка», имевший в своем составе к началу боевых действий 9000 человек, сократился до 2000 человек и 30 танков. У англичан оставалось до 600 танков.

Роммель решил вернуться в Фуку, на 55 миль к западу, однако Гитлер по своему обычаю приказал удерживать позиции любой ценой. Роммель отозвал уже готовые двинуться в путь колонны (позже он горько сожалел об этом решении и писал, что если бы не поддался приказу Гитлера, то мог бы спасти армию).

Две английские пехотные дивизии прорвали немецкие позиции на юго–западе, и утром 4 ноября три танковые дивизии вошли сквозь брешь с приказом выдвинуться на север и перерезать немцам путь к отступлению вдоль берега моря.

Теперь появилась возможность блокировать всю армию Роммеля, особенно после того, как генерал Тома утром был взят в плен, к тому же приказ Роммеля отступать был отдан не ранее полудня.

Но как только немецкие войска все же получили приказ к отступлению, они пошли быстрее, битком набивались в каждую из оставшихся машин и стремительно откатывались на запад, а вот англичане двигались медленно и нерешительно. Тем не менее промедление, навязанное Гитлером, заставило Роммеля потерять большую часть из имевшихся у него танков и значительное количество немоторизованной итальянской пехоты (около 20 000 человек), которым не удалось скрыться от мобильных частей британской армии.

В течение нескольких последующих дней англичане предпринимали попытки отрезать дорогу отступающим войскам итало–германской группировки, но все они провалились из–за излишней медлительности британских войск. Последний удар по надеждам британцев был нанесен 6 ноября, когда проливной дождь окончательно остановил преследование. После этого 8–я армия так и не смогла настигнуть отступавшие части Роммеля, которые продолжали медленно отходить в направлении Триполитании.

Англичане потеряли 13 500 человек, а противник потерял пленными 7900 немцев и 20 000 итальянцев и убитыми примерно 2000. Многим из оставшихся удалось уйти от преследования, хотя только 5000 немцев и еще меньше итальянцев были способны держать оружие.

Роммель предложил своему начальству следующий, в стратегическом отношении достаточно правильный план: немедленно отвести войска по дороге к Вади–Акарит, расположенному в 225 милях к западу от Триполи, возле Габеса, и в 45 милях от оборонительной линии Марет, построенной французами в 1939–1940–х годах.

Вади–Акарит оборонять было намного легче, чем линию Марет, поскольку там имелась только четырнадцатимильная преграда между морем и соляным болотом в глубине страны. Но Муссолини и Гитлер отвергли эту идею, настояли на последовательном удержании одной оборонительной линии за другой – Мерса–эль–Брега, Буерат и Тархуна–Хомс. И все же работы по укреплению этих линий были бесполезны, потому что английские войска могли просто обойти их с фланга.

«Если бы только итальянская пехота пошла прямо к Габесу и немедленно приступила к созданию укрепленных оборонительных позиций, если бы только все эти бесполезные мины, которые мы положили в Ливии, были бы перенесены в Габес, вся эта работа в конечном итоге приобрела бы громадную ценность», – писал Роммель.

В надежде обратить фюрера лицом к реальности Роммель 28 ноября 1942 года вылетел в ставку Гитлера в Растенбурге. Его ожидал холодный прием, а когда Роммель заметил, что самым мудрым решением станет эвакуация войск из Северной Африки, то «простое замечание по этому стратегическому вопросу имело эффект искры в пороховой бочке». Гитлер впал в ярость, стал обвинять офицеров танковой армии в разбазаривании сил.

«Я настойчиво возражал, открытым текстом объясняя, что невозможно судить о тяжести войны отсюда, из Европы, – впоследствии писал Роммель. – Наши войска были просто разнесены на куски британскими бомбардировщиками, танками и артиллерией, и только чудо помогло нам отвести почти все германские моторизованные части, особенно ввиду отчаянной нехватки топлива».

Однако Гитлер не хотел ничего слушать.

«Я начал понимать, что Адольф Гитлер просто не желает видеть ситуацию такой, какой она была», – записал Роммель в своем дневнике.

Наконец Гитлер заявил, что он сделает все возможное, чтобы организовать бесперебойное снабжение частей Роммеля, а рейхсмаршал Герман Геринг будет сопровождать его в Италию, чтобы там они совместно разобрались в этом вопросе. Роммель поехал в Рим вместе с Герингом в личном поезде последнего.

«Похоже, ситуация ничуть не беспокоила его, – писал Роммель. – Он чистил перышки, сиял широкой улыбкой в ответ на примитивную лесть, которой осыпали его болваны из собственной свиты, и ни о чем не говорил, кроме как о драгоценных камнях и картинах». Геринг украл сотни шедевров из художественных музеев всей оккупированной Европы.

Как подозревал Роммель, Геринг ничего не сделал, чтобы заставить итальянцев предпринимать более значимые усилия для снабжения армии в Африке. Однако к тому моменту, когда Роммель вернулся в Африку, то есть 2 декабря, он получил разрешение от Муссолини отвести войска в Буерат, на 240 миль западнее от Мерсы и на 180 миль к востоку от Триполи. Это улучшило ситуацию со снабжением и на тот момент спасло армию, но Муссолини и Гитлер опять сочли, что Буерат «нужно удерживать при всех обстоятельствах и всеми способами».

Это было совершенно нереально, потому что Буерат можно было легко обойти с обоих флангов с юга. Роммель, испытывая подобное давление, заручился у маршала Этторе Бастико, главнокомандующего всеми итало–германскими войсками в Африке, согласием на отступление к Тархуна–Хомс, что в 60 милях восточнее Триполи, когда 15 января 1943 года началось британское наступление.

Роммель говорил всем облеченным властью военачальникам, что войска стран Оси должны покинуть Ливию и отступить к линии Марет, раз уж Гитлер и Муссолини не принимали во внимание наличие лучшей позиции при Вади–Акарит. Там Роммель мог соединиться с итало–германскими войсками в Тунисе и благодаря наличию гор обезопасить себя от окружения.

Укрепившись на новых позициях, армия могла бы восстановить свои силы, а если подвернется подходящий случай, даже перейти в наступление, «неважно, на запад или на восток».

Но Роммель опять не получил ответа на свои предложения.

Британцы прорвали оборону при Буерате за два дня, но 19 января были остановлены при Тархуна–Хомс артиллерийским огнем противника. Когда англичане отошли к югу, чтобы обойти позиции немцев, Роммель отправил мобильные части прикрывать фланги и приказал всей своей пехоте выйти из Тархуна–Хомс.

За несколько часов солдаты покинули город.

Англичане продолжали наступать на запад, имея целью окружить Триполи и блокировать всю итало–германскую танковую армию «Африка», загнав ее в «котел».

Понимая это, Роммель 23 января приказал всем силам уйти на запад от Триполи, забрать с собой все, что можно, а остальное уничтожить.

Теперь усилия Роммеля были сосредоточены на том, чтобы перебросить 30 000 бойцов немоторизованных итальянских пехотных дивизий и свои склады в район Марета. Он не стал ждать указаний от Гитлера или Муссолини.

Отчаянный шаг Роммеля имел успех главным образом потому, что Монтгомери остановился возле Триполи в ожидании подхода своих транспортных колонн. У немцев и итальянцев появилось время для того, чтобы увести свои последние танки и моторизованные силы за линию Марет.

26 января Роммель получил извещение от итальянского верховного командования, согласно которому он мог сложить с себя обязанности в любое удобное для него время. Причина, на которую ссылалось военное руководство, заключалась в физическом состоянии Роммеля: он страдал сильными головными болями и «нервным истощением».

Однако действительной причиной явилось неповиновение Роммеля Гитлеру и Муссолини и то, что он сказал им всю правду о ситуации в Африке. Итальянский генерал Джованни Мессе должен был принять командование армией.

Но Роммель припас еще один трюк. И он собирался продемонстрировать его до того, как ему суждено было покинуть Африку.

Как только войска в Тунисе завязли в зимней грязи, Рузвельт и Черчилль договорились о встрече, чтобы разработать план будущих совместных операций.

Когда Сталин сообщил, что не может приехать на конференцию, Черчилль стал настаивать на встрече в Марракеше, своем излюбленном месте в горах Атлас на юге Марокко, которое он часто посещал. Но Рузвельт настоял на Касабланке, поближе к расположению американских войск.

Конференция началась 14 января 1943 года.

На конференции Великобритания и Соединенные Штаты договорились о начале массированных бомбардировок немецких городов и промышленных предприятий, что совпадало с давним намерением англичан – вести войну на изнурение. Командование королевских ВВС и высшие офицеры военно–воздушных сил США рассматривали стратегические бомбардировки как решающие действия, направленные на уничтожение германского военного потенциала при минимальных потерях на полях сражений. Никто не скрывал, что удары авиации будут нацелены на уничтожение гражданских объектов, что должно подорвать моральный дух немецкого народа.

Англичане настаивали на проведении массированных ночных налетов и бомбардировке немецких городов по площадям. Американцы же больше склонялись к ударам по военным объектам силами своих четырехмоторных «летающих крепостей» «Б–17», которые, как утверждали специалисты из их ВВС, могли запросто отогнать немецкие истребители своими пулеметами 50–го калибра и были в состоянии бомбить удаленные точки на территории Германии днем.

Но поскольку истребители союзников не могли сопровождать свои бомбардировщики во время налетов на Германию из–за ограниченного радиуса действия, энтузиасты дневных бомбардировок, как выяснилось, ошибались: «Б–17» оказались чрезвычайно уязвимы в боях с германскими истребителями, и потери были чересчур высоки.

Со временем американцы для сопровождения своих бомбовозов стали использовать истребители «П–51» («Мустанг») с дополнительными сбрасываемыми топливными баками. «Мустанги» оказались лучшими истребителями Второй мировой войны, которые применялись для сопровождения дальних бомбардировщиков.

Массированные бомбардировки Германии, начавшиеся в 1943 году, достигли пика лишь осенью 1944 года, когда увеличившееся производство самолетов позволило полностью воплотить теорию в жизнь.

На самом деле стратегические бомбардировки не оказали решающего воздействия на ход войны. Германские предприятия продолжали работать. Несмотря на то что моральный дух немцев упал, бомбежки не заставили их сдаться. В итоге, хотя Германия и была разрушена этими бомбардировками, исход войны решили сухопутные армии союзников, но не военно–воздушные силы.

Союзники были озабочены атаками германских подводных лодок на конвои, следовавшие по Атлантике, и предприняли меры по устранению опасности, исходившей от субмарин.

В Касабланке произошли еще три других события, которые оказали большое влияние на будущее. 2 декабря 1942 года ученые Чикагского университета получили цепную ядерную реакцию. Этот факт доказал реальность создания атомной бомбы. В Касабланке союзники решили предпринять все возможное для получения такой бомбы.

В последний день конференции, 24 января 1943 года, Рузвельт объявил, что союзники потребуют от руководства стран Оси безоговорочной капитуляции. Многие возражали, утверждая, что подобное требование будет затягивать войну и усилит сопротивление. Однако принятие решения о требовании безоговорочной капитуляции стало для Сталина дополнительной гарантией того, что он не останется в одиночку воевать против Гитлера.

И наконец союзники определили, что состоится вторжение на Сицилию. Вполне вероятно, что следующим объектом нападения стала бы территория континентальной Италии. В конце концов, это же была средиземноморская стратегия.

Глава 17. Кассерин и провал в Африке

Битва у ущелья Кассерин занимает особое место в мифологии американских войн. Она стала самым недвусмысленным поражением в истории Америки, за исключением разгрома войск северян при Ченселлорсвилле{35} во время Гражданской войны. Но при Ченселлорсвилле американцы воевали друг с другом. Историки, анализируя ход того сражения, сосредоточили внимание на некомпетентности генерала северян Джо Хукера, сравнивая его с блистательными генералами конфедератов Робертом Ли и Джексоном Каменной Стеной. Они не ставили вопроса о боевых качествах американских солдат. Однако после Кассерина в отношениях западных братьев по оружию возник кризис доверия. Боевой дух американцев упал, а у англичан возникли серьезные сомнения относительно умения американских солдат воевать.

На самом деле истоки поражения при Кассерине, как и при Ченселлорсвилле, заключаются в недостаточном умении военачальников руководить действиями своей армии. В битве при Кассерине некомпетентный военачальник уровня Хукера по имени Ллойд Р. Фреденалл имел несчастье выступить против Эрвина Роммеля, одного из настоящих военных гениев, кого породила Вторая мировая война.

Ченселлорсвилль и Кассерин продемонстрировали, что исход битвы зависит от полководца. Однако люди с трудом принимают, что всю ответственность следует возлагать на командующего. Многие предполагают, что целое полностью зависит от частного. Это приводит к тому что поражение (или победу) приписывают природе солдат, свойственной им или вообще их национальности, но не военачальникам.

После Кассерина британские офицеры и солдаты осудили американцев, прозвав их «нашими итальянцами», подразумевая под этим, что американцы были скверными солдатами, каковыми, по мнению англичан, являлись итальянцы. Итальянцы и на самом деле воевали плохо, но только англичане забыли, что промахами и неудачами они были обязаны своим командирам, которые мало того, что отправляли солдат в бой исключительно плохо экипированными, но еще и не умели руководить их действиями. В нескольких случаях, когда итальянцами командовали хорошие военачальники, они проявляли себя хорошо, даже несмотря на свое отвратительное вооружение.

Кассерин преподнес урок, которому учат все войны: военная организация должна делать выбор между жизнью и смертью. Она не приходит к такому выбору путем консенсуса. Поиски консенсуса приводят лидеров сначала к спорам, затем к разногласиям. Армия может нормально воевать только в том случае, когда решения принимает командование. Если начальство ошиблось, войска скорее всего потерпят неудачу. Если командующие правы, армия может победить.

Кассерин преподнес и еще один урок: действия завистливых или недальновидных офицеров могут свести на нет проницательность великого генерала и помешать ему добиться победы.

Когда в конце января 1943 года Эрвин Роммель увел свою потрепанную танковую армию в Тунис, он упустил возможность в корне изменить ситуацию в Северной Африке единственным, но мощным ударом. Если бы ему это удалось, союзники наверняка замедлили бы свое продвижение, перейдя к оборонительным действиям, и, что вполне вероятно, могли оказаться в безвыходной ситуации.

Монтгомери двигался к линии Марет со своей обычной мучительной медлительностью. На его армию в течение двух недель можно было не обращать внимания. Союзники в Тунисе были остановлены проливными дождями средиземноморской зимы, их войска далеко растянулись с севера на юг, причем англичане находились на севере, вновь сформированный французский 19–й корпус – в центре, а американский 2–й корпус под командованием Фреденалла – на юге.

Роммель, дойдя до линии Марет, понял, что оказался в наполеоновской «центральной позиции» между двумя вражескими армиями и теперь может, нанеся решительный удар, разбить одну из них и лишь после этого развернуться и столкнуться со второй.

Роммель понял и кое–что еще: американцы и французы прошли далеко на восток в центральный Тунис и удерживали Восточные ущелья Дорсал при Фондуке, Фаиде и Гафсе, прикрывая ущелья Западных Дорсал в 60–70 милях к западу.

Получалось, что, если бы итало–германские войска захватили Фаид и Гафсу а потом двинулись на запад мимо Ферианы и Кассерина, они могли выйти прямо к огромной американской базе снабжения и к их штабу в Тебессе.

В Тебессе итало–германские войска оказывались далеко на западе от линии союзников в Тунисе и практически на самых их коммуникациях. Стоило Роммелю затем повернуть свои танки и направить их на север, к морю, в сотне миль от этого места, немцы могли бы отрезать всю армию союзников в Тунисе или же заставить ее убраться в Алжир.

Тогда Роммель мог повернуться назад, к Монтгомери, и собственными силами совместно с частями 5–й танковой армии Арнима либо уничтожить 8–ю армию, либо обратить ее в стремительное бегство.

Генерал Фреденалл сыграл на руку Роммелю. Несмотря на то что Эйзенхауэр советовал ему создать мобильный резерв и прикрытие из легких подвижных подразделений, Фреденалл расположил всю свою пехоту на высотах (джебелях) вдоль всей линии, рассредоточив свои резервы небольшими частями.

1 февраля 1943 года 21–я немецкая танковая дивизия, вошедшая в состав 5–й танковой армии и имеющая 91 танк (половина от прежней силы), обрушилась на плохо вооруженный французский гарнизон в ущелье Фаид. Это заставило командование союзников сделать вывод, что противник планирует наступление, но они посчитали, что атака последует со стороны Фондука, что в 30 милях от Фаида.

Генерал Андерсон оставался в резерве позади частей 1–й американской танковой дивизии в Фондуке, имея 180 танков и 18 самоходных установок – истребителей танков, что составляло половину всей дивизии.

Роммель намеревался захватить Фаид, чтобы превратить его в опорный пункт для нанесения дальнейшего удара по Сиди–Бузид и Сбейтле в 15 и 35 милях к северо–западу. В Сбейтле две дороги вели через ущелье в Западных Дорсалах: одна шла на север и проходила в 20 милях от Сбибы, другая протянулась мимо Кассерина, в 20 милях на запад, к Тебессе.

Для того чтобы помочь 21–й танковой дивизии, Роммель просил Арнима отправить 10–ю танковую дивизию со 110 танками плюс дюжину танков «тигр». Но Арним завидовал славе Роммеля и не захотел, чтобы она приумножилась. Он выделил лишь один танковый батальон и четыре «тигра», но вскоре забрал и эти силы для участия в атаке, которую он планировал начать дальше на севере.

Между тем Роммель собрал в районе Габеса боевую группу с 26 танками и двумя пехотными батальонами неполного состава из корпуса «Африка». Группой командовал генерал–майор Ф.К. фон Либенштайн. Эти части совместно с 23 старыми танками из состава итальянской дивизии «Центавр» должны были захватить Гафсу.

Атака со стороны Фаида началась 14 февраля, войсками командовал генерал–лейтенант Хайнц Зиглер, заместитель Арнима. Группа танков 21–й танковой дивизии, двигаясь широким фронтом с севера, начала окружать батальон «А» 1–й американской танковой дивизии возле Сиди–Бузид, атаковав американцев во фланг. Еще одна группа обошла другой фланг противника и атаковала американцев с тыла.

Между тем две подвижные группы 10–й немецкой танковой дивизии стремительно прошли прямо сквозь ущелье Фаид и ударили по американским позициям с фронта.

Американцы бежали с поля боя, оставив на месте 40 танков, 60 полугусеничных машин и орудия пяти артиллерийских батальонов. На следующее утро батальон «Ц» предпринял контратаку на тринадцатимильном открытом участке в направлении Сиди–Бузид.

Едва американцы оказались в зоне досягаемости немецкой артиллерии, они были встречены буквально шквалом огня. Американцы остановились, а немцы, окружив их с обоих флангов, разгромили противника, который потерял еще 54 танка, 57 полугусеничных машин и 29 орудий.

Просочившись небольшими группами сквозь бреши в районе Фаида, немцы быстро изолировали, окружили и заставили сдаться американцев, засевших на близлежащих холмах. Андерсон приказал остаткам своих частей отходить к Западным Дорсалам.

Утром 17 февраля немецкие танки атаковали противника в районе Сбейтлы. Американцы упорно сражались до заката, но потом не выдержали. За три дня они потеряли 150 танков и почти 3000 человек пленными. Немцы же понесли незначительные потери.

Тем временем группа под командованием генерала Либенштайна захватила оставленную американцами Гафсу. 17 февраля то же подразделение направилось к Фериане, расположенной в 20 милях к юго–западу от Кассерина, уничтожив по дороге несколько американских бронетранспортеров и артиллерийских орудий. Затем немцы захватили аэродром в Телепте. Американцы успели уничтожить тридцать своих самолетов, стоявших на взлетном поле, чтобы предотвратить их захват.

По мере того как напряженность боевых действий нарастала, генерал Фреденалл постепенно впадал в панику. Он отвел американские части назад, в Тебессу и приказал начать уничтожение складов с продовольствием и боеприпасов, которые там находились. Британский генерал сэр Гарольд Александер, который 19 февраля принял командование всеми войсками в Тунисе, писал, что «в сумятице отступления американские, французские и британские войска перемешались самым замысловатым образом; не существовало скоординированного плана обороны, зато имелась определенная неуверенность командования».

Теперь Роммель решил двигаться через Тебессу, а затем повернуть на север. Подобный маневр должен был либо заставить союзников вывести свои войска из Туниса, либо их уничтожить. Однако удар необходимо было нанести немедленно. В противном случае союзники могли собрать значительные силы и склонить чашу весов на свою сторону.

Более того, Роммель сказал Арниму что «удар на север нужно нанести далеко позади [это значит – к западу от... – Авт.] фронта противника, чтобы убедиться в том, что он не сможет бросить свои резервы к ущелью [Западным Дорсалам. – Авт.] и сдержать наше продвижение».

Но генерал Арним либо не понял замысла Роммеля, либо, как полагал сам Роммель, «хотел придержать 10–ю танковую дивизию в своем секторе для устройства маленького собственного шоу».

Роммель обратился к итальянскому верховному командованию (Comando Supremo). Итальянцы согласились на атаку, но запретили наносить удар по направлению к Тебессе. Вместо этого наступление должно было пойти от Тхалы к Ле–Кефу, то есть через ущелья Кассе–рин и Сбиба и на север, сразу за Западными Дорсалами.

Для Роммеля это был «ужасный и невероятный пример недальновидности», потому что перенос направления атаки означал, что удар «будет нанесен намного ближе к позициям противника, что обрекало нас на столкновение с его сильными резервами».

Однако времени на препирательства не оставалось. Роммель немедленно двинул свой корпус «Африка» по дороге, ведущей к горному проходу Кассерин, в то время как 21–я танковая дивизия получила приказ ударить на севере от Сбейтлы до Сбибы, в 25 милях к востоку от Тхалы.

Роммель приказал 10–й танковой дивизии идти на Сбейтлу, где она могла поддержать части корпуса «Африка» или 21–ю танковую дивизию, если бы кому–нибудь из них потребовалась помощь. Но Арним промедлил с отправкой 10–й танковой дивизии, и поэтому, когда атака началась, ни 10–й, ни 21–й дивизии под рукой у Роммеля не оказалось.

Удар на Тхалу пришелся там, где его ожидал Александер, и он приказал Андерсону сконцентрировать свои танки для защиты города. Андерсон направил британскую 6–ю танковую дивизию в Тхалу, а 1–ю гвардейскую бригаду – в Сбибу.

При Кассерине немецкая моторизованная пехота, привыкшая к военным действиям в условиях пустыни, попыталась перекрыть горный проход. Солдаты не обратили внимания на возвышавшиеся с обеих сторон на 5000 футов горы, которые удерживали американцы и откуда на немцев обрушился шквал минометного и артиллерийского огня. Это остановило атаку на начальном ее этапе.

21–я танковая дивизия остановилась перед Сбибой, сдерживаемая наличием на ее пути двух размытых дождями дорог, минного поля и гвардейской бригады. Части этой дивизии также совершили ошибку, начав фронтальную атаку в долине.

Как и предсказывал Роммель, удар по Сбибе и по направлению к Ле–Кефу был нанесен настолько близко к линии союзников, что их резервы смогли быстро добраться до места сражения. Некоторые части союзников заняли прилегающие высоты, которые трудно было атаковать, и выигрывали тем самым время, необходимое для подхода значительных подкреплений.

Роммель пришел к выводу, что в районе Кассерина союзники слабее, и сфокусировал атаку именно в этом пункте, приказав 10–й танковой дивизии выступить в том направлении.

Когда утром 29 февраля Роммель прибыл на место, генерал Фридрих фон Бройх, командир 10–й танковой дивизии, сказал ему, что он привел лишь половину своих войск и что генерал фон Арним оставшуюся часть придержал у себя, включая «тигры», на которых весьма рассчитывал Роммель.

Части панцергренадеров и итальянских горных стрелков предприняли фланговые атаки с обеих сторон ущелья, а в это время впервые в Африке Роммель применил «Nebelwerfer» – реактивную артиллерию, действующую по принципу русских «катюш». «Небель–верферы» стреляли 80–фунтовыми ракетами на дальность в 4 мили. Они серьезно испугали американцев, и к 5 часам вечера того же дня ущелье оказалось в руках немцев. Роммель писал, что американцы сражались исключительно храбро и что потери немцев весьма значительны.

За ночь Роммель перебросил свои танки к Тхале, на север, и к Тебессе, к северо–западу. Его целью было помешать противнику определить направление следующего удара немецких войск и вынудить союзников разделить свои резервы.

Союзники попались на наживку. Фреденалл перебросил батальон «Б» 1–й танковой дивизии на прикрытие дороги, ведущей от Кассерина к Тебессе, а британская 26–я танковая бригадная группа двинулась на юг из Тхалы и заняла позицию в 10 милях к северу от ущелья Кассерин.

21 февраля мобильная группа 10–й немецкой танковой дивизии (30 танков, 20 самоходных орудий, два панцергренадерских батальона) двинулась с севера на позиции 26–й бригады, стремясь обойти противника с флангов. Немцы уничтожили 40 вражеских танков, потеряв при этом дюжину своих.

Англичане отошли к Тхале, но лавина немецких танков, ведомых захваченным у противника пехотным танком «валентайн», преследуя врага по пятам, прорвала британские позиции. Немцы рассеяли английскую пехоту, уничтожили значительное количество техники и взяли в плен 700 человек.

На следующий день Роммель узнал из данных воздушной разведки, что к союзникам приближаются подкрепления. Шансы немцев пройти через Тхалу резко уменьшились. Тем временем корпус «Африка» застрял на ведущей в Тебессу дороге, сдерживаемый плотным артиллерийским огнем американцев.

В полдень 22 февраля Роммель и Кессельринг, осознав непрочность положения своих войск, пришли к выводу, что больше ничего нельзя сделать, и приказали отступать. Фреденалл, не понимая, что происходит, не организовал эффективной контратаки, и немцы с небольшими потерями ушли из горного прохода Кассерин.

За время всей этой операции, проведенной Роммелем, потери американцев составили 3000 убитыми и ранеными, более 4000 человек попали в плен. Союзники потеряли 200 танков. Итало–германские войска потеряли менее тысячи человек и незначительное количество танков. Но если бы Арним действовал с Роммелем заодно, a Comando Supremo проявило хотя бы какую–нибудь дальновидность, успехи войск стран Оси были бы гораздо ощутимее.

Между тем Арним, используя танки, которые он не дал Роммелю, 26 февраля начал свою операцию на севере. Он повел массированное наступление на восемь пунктов. Расстояние между крайними было 70 миль. Главной целью являлась Беджа в 60 милях от города Тунис.

Роммель определил план Арнима как «совершенно нереальный». Основная атака обернулась ловушкой в узкой болотистой теснине в 10 милях от Беджи, и английская артиллерия вывела из строя почти все немецкие танки, кроме шести. Несмотря на то что во время наступления были взяты в плен 2500 британских солдат, сами немцы потеряли 71 танк, а англичане – менее 20.

Кроме того, действия Арнима задержали начало наступления, которое Роммель планировал предпринять против частей 8–й армии Монтгомери в Меденине, перед линией Марет, и дали возможность англичанам значительно усилить свои войска. В результате они спокойно отбили начавшуюся 6 марта атаку Роммеля.

Потеряв 40 танков, Роммель прекратил наступление. Это положило конец надежде разбить Монтгомери до того момента, как его армия соединится с войсками союзников в Тунисе.

23 февраля Роммель был назначен главнокомандующим войск в Африке. Однако он пришел к выводу, что столкновение с противником, у которого было в два раза больше солдат и в девять раз больше танков, равносильно «прямому самоубийству» для итало–германских войск, если они останутся в Африке.

Роммель взял давно откладываемый отпуск по болезни и 9 марта улетел в Европу, надеясь убедить Гитлера и Муссолини эвакуировать войска из Африки, пока на это еще есть время. «У Муссолини, – писал Роммель, – похоже, отсутствует какое–либо чувство реальности», а Гитлер, глухой к доводам Роммеля, заключил, что фельдмаршал «стал пессимистом», и запретил ему возвращаться в Африку.

Исход боевых действий в Африке больше не вызывал сомнений. Господствуя на море и постепенно завоевывая господство в воздухе, имея в своем распоряжении гораздо больше сил, чем у противника, союзники неминуемо должны были одержать победу. Единственная возможность спасти приблизительно 180 тысяч немцев и итальянцев, находящихся в Тунисе, состояла в том, чтобы бросить всю военную технику и начать срочную эвакуацию людей морем и по воздуху. Но на это Гитлер не согласился.

Так же как и во время Сталинградской битвы, фюрер приказал своим войскам в Африке выстоять – либо погибнуть. Муссолини, оглушенный обрушившимися на него невзгодами, не имел собственного мнения и просто одобрял все, что изрекал Гитлер.

У генерала Александера была возможность выбирать. Он мог вбить клин между силами Арнима на севере в районе Туниса и Бизерты и 1–й итальянской армией генерала Джованни Мессе (это было новым названием старой танковой армии Роммеля «Африка») на линии Марет, а затем окружить и уничтожить две эти группировки.

Кроме того, он мог постепенно оттеснять обе итало–германские группировки, расположенные на постоянно сокращавшемся плацдарме, до тех пор, пока они не потеряли бы свои аэродромы. Тогда войска стран Оси были бы вынуждены капитулировать.

Александер выбрал второй план, реализация которого требовала продвижения 8–й армии Монтгомери на север вдоль побережья – с тем чтобы англичане загнали силы стран Оси в тунисско–бизертский «котел», а войска союзников в Тунисе при этом оказывали постоянное давление на оборонительные линии противника, ускоряя его отступление.

Первый вариант был лучше во всех отношениях, и Александер понимал это. Монтгомери тащился вперед страшно медленно и запросто мог затянуть тунисскую кампанию до поздней весны. Но Александер отверг первый план, потому что в таком случае пришлось бы задействовать американский 2–й корпус, а у британского военачальника, как писал генерал Омар Брэдли, «полностью отсутствовала вера в американских солдат». Сказался результат поражения при Кассерине. Вместо активного участия в боевых действиях 2–й корпус должен был «демонстрировать» и «создавать шум», предпринимая ограниченное количество ложных атак с востока.

Но Эйзенхауэр сместил Фреденалла, назначив вместо него генерала совершенно иного сорта, Джорджа С. Паттона–младшего. Это был чрезвычайно агрессивный командующий, которого раздражали указания Александера, особенно когда Эйзенхауэр увеличил численность 2–го корпуса до четырех дивизий и 88 тысяч человек, что в четыре раза превышало численность солдат и офицеров, которых могло выставить против него командование Оси.

Паттон прибыл в штаб 2–го корпуса 7 марта 1943 года во главе длинной процессии, состоявшей из разведывательных бронемашин, которые пронзительно сигналили, а на командирской машине были прикреплены два металлических флага с громадными белыми звездами генерал–майора на красном поле.

Сам Паттон ехал в машине стоя.

Паттон незамедлительно начал «лечение» «болезней», присущих 2–му корпусу. Он приказал, чтобы каждый боец носил галстук, даже во время боя, и все, включая санитарок, ухаживающих за ранеными в госпиталях в тылу, имели при себе тяжелую металлическую каску.

Паттон унаследовал в Калифорнии огромное состояние и женился на богатой невесте из Бостона, но никогда не сомневался, что судьбой ему уготовано стать великим воином. Его дед, уроженец Виргинии, командовал полком конфедератов и умер от ран. В 1909 году Паттон окончил Вест–Пойнт, в 1918 году был награжден Крестом за боевые заслуги в боях во Франции и проявил себя многообещающим командующим танковой армией во время маневров в 1940 году.

Паттон страдал дислексией, он с трудом читал и писал и постоянно испытывал мучительное чувство незащищенности. Для того чтобы скрыть свою ущербность, а также врожденную застенчивость и высокий скрипучий голос, Паттон выработал манеру держаться на публике напыщенно и с бравадой. Из–за этого он стал стремиться к публичности, но оказался очень тяжелым человеком для своих солдат. Эйзенхауэр сделал вывод, что Паттон – строптивый военный, который верит в умение произвести эффект, говорит слишком много и не всегда является хорошим примером для подчиненных. Но в то же время Эйзенхауэр думал, что из Паттона может получиться превосходный полевой командир.

Монтгомери все затягивал со своими неторопливыми, преувеличенно скрупулезными приготовлениями к атаке на линии Марет, запланированной на 20 марта, через две недели после сражения при Меденине. Предполагалось, что атака 2–го корпуса начнется тремя днями раньше, но это должен был быть лишь отвлекающий удар, направленный на втягивание в бой резервов противника, что позволило бы союзникам захватить аэродром в Телепте. Это имело важное значение для обеспечения продвижения Монтгомери, а также для устройства передовой базы снабжения в Гафсе.

17 марта 1943 года 1–я американская пехотная дивизия под командованием Терри Алена без боя заняла Гафсу. Итальянцы отошли на 20 миль по дороге к теснине на востоке от Эль–Гуэттара и заблокировали дорогу на Габес.

Тем временем 1–я американская танковая дивизия под командованием Орландо Уорда, действуя совместно с частями американской 9–й пехотной дивизии, выдвинулась на восток от Кассерина, заняла железнодорожную станцию в Сенеде и направилась к Макасси и ущелью, пролегавшему через Восточные Дорсалы.

Однако танки и грузовики Уорда завязли на дорогах в грязи, образовавшейся из–за проливных дождей, и, несмотря на то что 23 марта Уорд предпринял успешную атаку, его остановили немцы – всего восемьдесят человек (бывшая личная охрана Роммеля), занявшие господствующую высоту (322 фута). Ими командовал полковник Рудольф Ланг. На следующий день Уорд возобновил атаку, задействовав три пехотных батальона при поддержке артиллерии и танков, но опять потерпел неудачу.

Паттон, посинев от гнева, приказал Уорду лично возглавить следующую атаку. Уорд так и сделал, но атака опять провалилась. Александер предложил освободить Уорда от должности. Мысленно Паттон согласился с этим, однако отверг предложение Александера как очередное свидетельство предвзятого отношения к американцам. В конце концов он послал решить эту проблему Омара Брэдли, заместителя командующего 2–м корпусом, и заменил Уорда Эрнестом Н. Хармоном.

При Эль–Гуэттаре пехота Терри Алена 21 марта прорвала позиции итальянцев, но 23 марта была отбита контратакой частей 10–й немецкой танковой дивизии, которая подоспела с линии Марет.

Танки разбили передовые подразделения американцев, но остановились перед минным полем. Затем по ним ударили американские полевые пушки и противотанковые орудия, которые вывели из строя 40 немецких танков.

Несмотря на то что американцы добились немногого, их действия у Эль–Гуэттара и Макнасси отвлекли большую часть и без того незначительной танковой группировки противника. Это помогло Монтгомери, когда он развернул наступление на линии Марет.

Монтгомери выставил 160 000 человек против 80 000 бойцов у Мессе и задействовал 160 танков и 1400 орудий; у Мессе же было только 150 танков (включая уже отозванные танки 10–й дивизии) и вполовину меньше пушек.

Монтгомери – так же, как и у Эль–Аламейна, – нанес главный удар в центр итало–германской обороны, направив в атаку три пехотные дивизии, надеясь, что они пробьют брешь, в которую хлынут его танки.

Между тем новозеландский корпус совершил 25–мильный бросок в глубь страны к Габесу и стал реально угрожать тылу позиций противника. Продвижение шло удачно, но вскоре 21–я танковая и 1б4–я легкая пехотная дивизии его остановили.

Фронтальная атака англичан захлебнулась. Немцы же, бросив в контратаку 15–ю танковую дивизию, в составе которой находилось лишь 30 танков и два пехотных батальона, разбили передовые части британской пехоты и совершенно остановили продвижение противника.

23 марта Монтгомери перевел свои войска на фланг. Поскольку лобовые атаки англичан потерпели фиаско, командование итало–германской группировкой уже перебросило 15–ю танковую дивизию туда же двумя днями раньше.

Монтгомери мог потерпеть очередное поражение, но Арним, который с отъездом Роммеля теперь командовал всем африканским фронтом, решил отвести армию Мессе к дефиле Вади–Акарит шириной в 14 миль, в 43 милях к тылу. У Вади–Акарит Монтгомери вновь приступил к своим кропотливым приготовлениям.

Тем временем Паттон возобновил активные действия у Эль–Гуэттара и Макнасси. К 27 марта Монтгомери добрался до Габеса по пути к Вади–Акарит, и Александер бросил танки Паттона на побережье, не озаботившись наличием пехотной поддержки. Американские танки были встречены огнем немецких противотанковых орудий. Паттон приказал своей пехоте ликвидировать препятствие, но этого сделать не удалось.

Между тем Арним перебросил 21–ю танковую дивизию на помощь 10–й танковой, сократив численность войск у Акарита и облегчив Монтгомери прорыв оборонительной линии, образованной его пехотой 5 апреля.

И вновь Монтгомери из–за своей медлительности не воспользовался своим шансом, и к утру итало–германские войска уже двигались по побережью, направляясь в Энфидавилль, расположенный всего в 50 милях от города Тунис.

Александер попытался помешать отступлению противника, воспользовавшись для этого силами нового корпуса (9–го) под командованием британского генерала Джона Крокера, который должен был ударить в ночь с 7 на 8 апреля в ущелье Фондук, с целью пройти через Кайруан в Суссе, что в 25 милях к югу от Энфидавилля.

Крокер командовал группой, состоявшей из британской 6–й танковой дивизии, бригады 46–й британской дивизии и американской 34–й пехотной дивизии, имея в своем распоряжении 350 танков. Однако части 34–й дивизии выдвинулись с опозданием на три часа, вскоре остановились и отошли в безопасное место. Этот хитрый маневр позволил противнику перебросить часть сил на север, чтобы остановить продвижение 46–й дивизии.

9 апреля Крокер бросил в бой свою 6–ю танковую дивизию для форсирования марша. Однако пришлось затратить полдня, чтобы прорваться через позицию, на которой находились пятнадцать противотанковых орудий. Англичане потеряли при этом 34 танка. К тому времени, когда 10 апреля танки Крокера добрались до Кайруана, армия Мессе уже миновала опасный участок. Это был замечательный подвиг немногочисленных солдат итало–германской группировки и горестный урок для союзников, особенно бойцов 34–й дивизии.

Армия Мессе дошла до Энфидавилля к 1 1 апреля, соединив свои части с подразделениями 5–й танковой армии Арнима на стомильной дуге перед Тунисом и Бизертой. Однако положение войск стран Оси было совершенно безнадежным, поскольку силы немцев и итальянцев таяли, транспортные поставки сокращались, а союзники день ото дня наращивали свою мощь.

Как только союзники начали подготовку к решающему наступлению, тут же стали возникать споры и разногласия. Поскольку британская 8–я армия двигалась к побережью с юга, а их 1–я армия уже заняла позиции в районе города Тунис и Бизерты, генерал Александер решил, что именно англичане ударят по плацдарму и заставят итало–германскую группировку капитулировать. Американский 2–й корпус, несмотря на то что в его составе насчитывалось 95 тысяч человек, был аккуратно отодвинут в сторону, и ему не отводилось никакой роли в победном марше союзников. Это не слишком устраивало Паттона и Брэдли, и они начали жаловаться Эйзенхауэру, который распорядился, чтобы 2–й корпус был переведен на север и самостоятельно выступил в битве за Бизерту.

2–й корпус – теперь им командовал Брэдли, так как. Паттон занимался подготовкой к вторжению на Сицилию, – двинулся на север.

Наступление союзников началось 19 апреля. 8–я армия двинулась на север через Энфидавилль в направлении города Тунис, а части британской 1–й армии нанесли главный удар, атаковав 22 апреля возле Меджез–эль–Баб 15–мильный сектор оборонительной линии противника, удерживаемый всего двумя полками германской 334–й легкой пехотной дивизии. На севере 2–й корпус Брэдли 23 апреля действовал против частей немецкой дивизии неполного состава – только 8000 человек, – которой командовал Хассо фон Мантойфель.

Группировка союзников теперь насчитывала 300 000 человек и 1400 танков, а девять немецких дивизий – основа итало–германской обороны – имели в своем составе всего 60 000 человек и менее 100 танков.

Таким образом, наступление союзников обещало стать легкой прогулкой. Однако не вышло. Итальянцы и немцы у Энфидавилля встретили Монтгомери достойно. Продвижение 1–й армии замедлилось из–за яростного сопротивления двух германских полков, затем англичане были отброшены импровизированной боевой группой, в которой были собраны все оставшиеся танки из группы армий «Африка».

На севере американский 2–й корпус медленно тащился по труднопроходимой местности, затем наступавшие обнаружили, что Мантойфель отошел к новым позициям. Наступление союзников остановилось.

Однако у частей итало–германской группировки из–за того, что их коммуникации были практически перерезаны, топлива осталось столько, что они смогли продвинуться лишь на расстояние в 25 миль, при этом боеприпасов имелось на три дня, да и запасы продовольствия стремительно таяли.

21 апреля Монтгомери из–за значительных потерь прекратил атаки у Энфидавилля, позволив Арниму перебросить танки на север и остановить англичан, не дав им прорваться на востоке от Меджез–эль–Баб.

Между тем 2–й корпус Брэдли 26 апреля возобновил атаки, но вновь встретил упорное сопротивление противника. Части Мантойфеля практически остались без боеприпасов, и поэтому немцы были вынуждены отойти на новые позиции, расположенные всего в 15 милях от Бизерты.

Теперь у войск стран Оси не оставалось места для маневра, и любой прорыв противника мог оказаться роковым. Немцы лишились прикрытия с воздуха, потому что союзники захватили основные аэродромы и итало–германская авиация перебазировалась на Сицилию.

Союзники 6 мая повели наступление на узком фронте – менее двух миль шириной – в секторе Меджез–эль–Баб. Прорыв осуществлялся силами четырех британских дивизий – двух пехотных и двух танковых, имевших 470 танков. Несмотря на то что танки английского авангарда прорвали линию обороны противника, их командир остановился, продвинувшись на 6 миль, хотя между ним и городом Тунис не было никаких препятствий, а немецкие танки стояли на месте – у них не было топлива. Английское командование решило не распылять свои силы. Продвижение возобновилось рано утром 7 мая, но англичане, вновь продемонстрировав излишнюю осторожность, добрались до города Тунис лишь к полудню, хотя и не встретили никакого сопротивления.

Тем временем 7 мая части 2–го корпуса обнаружили, что дорога впереди свободна, и днем двинулись на Бизерту.

Началась массовая сдача в плен. Гитлер призывал сражаться до конца, но солдаты войск группы армий «Африка» повсюду прекращали сопротивление. Основная масса проверенных в бою немецких и итальянских ветеранов, действовавших в бассейне Средиземного моря, всего около 160 000 человек, отправилась в лагеря для военнопленных. В случае же их эвакуации на Сицилию или в Италию они могли бы сражаться на других фронтах. Роммель был прав. Если бы армия продолжала сопротивление в Африке, она вся погибла бы.

Глава 18. Вторжение на Сицилию

Операции союзников в бассейне Средиземного моря после захвата Туниса представляют собой пример того, как Германия могла добиться паритета в войне, если бы Гитлер перешел к стратегической обороне. Генералы Гитлера умоляли его действовать подобным образом еще со времен неудачной попытки захватить Москву в декабре 1941 года.

Разгром под Сталинградом должен был убедить Гитлера, что никакой надежды на благополучный исход войны на Востоке нет. В то же время командование западных союзников поступало настолько осторожно, будто предлагало ему шанс исправить с помощью оборонительных действий многие стратегические ошибки, которые фюрер совершил, опрометчиво наступая.

Разумеется, победить в войне Гитлер уже не мог. Однако Германия могла стабилизировать фронт на Западе, если бы фюрер перевел большую часть своей армии с Востока, чтобы воспрепятствовать десантным операциям англо–американских войск. Перейдя к стратегической обороне на Восточном фронте, не предпринимая там наступательных операций, которые могли поглотить все остававшиеся у немцев ударные силы, Германия могла сдерживать Советский Союз до тех пор, пока все не устали бы от войны.

Однако такой поворот требовал бы от Гитлера понимания того, что он совершил ошибки, а этого как раз фюрер сделать не мог. Наоборот, весной 1943 года он начал собирать по крупицам все свои оставшиеся войска, чтобы нанести решающий удар по Красной армии на Курской дуге на северо–западе от Харькова. Эта операция (кодовое название «Цитадель») явилась последней попыткой немцев перехватить стратегическую инициативу. В своем затянувшемся походе, направленном на уничтожение России и коммунизма, Гитлер пренебрегал действиями в Средиземноморье и на побережье Франции. И это стало его окончательным крахом как полководца.

Немецкие генералы в Средиземноморье понимали, что командование англо–американскими войсками действует нерешительно, что союзники медлительны и упорно стремятся создать значительное численное преимущество, прежде чем предпринять какое–либо наступление. Чрезмерная предусмотрительность союзников играла на руку немецким войскам. По сравнению с командованием союзников германские генералы в целом были смелее, гибче, изобретательнее и увереннее в своей способности одолеть противника.

Два момента наглядно иллюстрируют отношение к боевым действиям Эйзенхауэра, Александера, Монтгомери и других высших военачальников англо–американской армии. Во–первых, хотя никто не ожидал особого сопротивления со стороны противника, они предназначили десять дивизий для вторжения на Сицилию (операция «Эскимос»), что было больше того количества войск, которое союзники позже высадили на берега Нормандии. Во–вторых, англо–американское командование настаивало на высадке в Салерно, потому что этот город находился в 200–мильной зоне действия «Cпитфайров», действовавших с аэродромов северо–востока Сицилии. Поскольку немцы знали о том, насколько союзники боятся плотной противовоздушной обороны, они именно в Салерно подготовили англо–американской авиации достойный прием.

После Туниса американцы решили начать вторжение на Сицилию. В середине мая 1943 года Уинстон Черчилль в третий раз посетил Вашингтон в надежде получить согласие американцев высадиться на территории Италии. Он был убежден, что после этого итальянцы быстро капитулируют. Однако истинной целью Черчилля было отвлечь американцев от планов вторжения в Европу через пролив Ла–Манш.

Но генерал Маршалл настаивал, чтобы операция «Болеро», как часть предварительной подготовки к броску через Ла–Манш (операция «Круговорот»), была осуществлена раньше всех остальных. Это не исключало вторжения в Италию, но Маршалл надеялся предотвратить любое перемещение точки напряжения военных действий в сторону Средиземноморья.

Отчасти ему это удалось. Конференция под кодовым названием «Трезубец» определила начало марта 1944 года как дату вторжения во Францию; эта операция вскоре получила новое кодовое название «Оверлорд». Об Италии не было сказано ни слова.

Черчилль не принял молчания Вашингтона в качестве окончательного решения и 29 мая 1943 года в Алжире созвал совещание в штаб–квартире Эйзенхауэра, чтобы протолкнуть вопрос о вторжении в Италию и, как логическое следствие этого, заставить союзников отказаться от проведения операции «Оверлорд».

Генерал Маршалл был против, однако Черчилль заручился поддержкой Алана Брука, начальника имперского штаба, и всех британских высших командиров в Средиземноморье.

Эйзенхауэр был заинтересован в захвате аэродромов в районе Фоджи в южной Италии, чтобы иметь возможность наносить оттуда бомбовые удары по нефтяным разработкам в Плоешти, а также по объектам на юге Германии. Однако он не испытывал особого энтузиазма по поводу ведения боевых действий на гористом итальянском «сапоге», особенно в преддверии зимы, когда дороги из–за дождей и грязи станут непроходимы.

Черчилль был достаточно скрытным человеком, чтобы предлагать больше, нежели захват юга Италии, но Брук в частной беседе признался Эйзенхауэру, что британский премьер хочет избежать высадки американцев в другом месте, помимо Италии, и предпочитает активным боевым действиям массированные бомбардировки территории Германии и морскую блокаду.

Эйзенхауэр понимал, что Маршалл никогда не откажется от плана «Оверлорд», но большим достижением было уже то, что он согласен захватить аэродромы Неаполя и Фоджи. Если морда верблюда просунулась под навес, скорее всего и все животное заберется туда. У Черчилля еще оставалась возможность реализовать свою средиземноморскую стратегию.

Ключом к Сицилии считался узкий Мессинский пролив (согласно греческой мифологии, охраняемый Сциллой и Харибдой), менее трех миль шириной, отделяющий северо–восточную оконечность острова от южной части Италии (Калабрии). Любые транспортные суда, идущие на Сицилию и обратно, обязательно проходили через это узкое «бутылочное горлышко».

Поскольку союзники удерживали господство на море, лучший способ обеспечить капитуляцию войск противника на Сицилии без единого выстрела состоял во вторжении на юг Италии. Фактически войск Оси в Калабрии не было. Оккупация этого района могла совершенно изолировать Сицилию от материка и предотвратить эвакуацию войск с острова, кроме тех немногих частей, которые, возможно, уже были вывезены по воздуху.

Однако эту идею всерьез не принимали. Отчасти причиной этому была нерешительность американцев по поводу высадки на материковой части Италии. Однако главная загвоздка состояла в том, что Эйзенхауэр не желал действовать иначе как консервативно и наверняка. Американский историк военно–морского флота Сэмюэл Элиот Морисон писал: «Весь план «Эскимос» был ошибочен... Сначала нам нужно было атаковать Мессину».

Генерал Генрих Готфрид Витингофф–Шеель, который командовал германской 10–й армией в Италии, писал, что союзники могли бы захватить Мессинский пролив «без особого труда». Если бы подобное случилось, то, как сказал Альберт Кессельринг, немецкий главнокомандующий на юге, «высадка на Сицилии превратилась бы в ошеломляющую победу».

Вместо этого Эйзенхауэр решил идти напрямик. 8–я армия генерала Монтгомери должна была высадиться на юго–востоке Сицилии, а американская 7–я армия Джорджа Паттона – на западе.

Именно оттуда итальянцы и немцы и ожидали удара, и именно там командующий объединенной итало–германской группировкой итальянский генерал Альфредо Гуццони накопил 275 000 человек в составе восьми дивизий (они главным образом состояли из мобилизованных местных жителей). Кроме того, там располагались четыре мобильные итальянские и две немецкие дивизии (15–я панцергренадерская и танковая дивизия «Герман Геринг»), разделенные на пять мобильных резервных групп.

Гитлер не посылал больше войск на Сицилию, потому что допускал возможность свержения Муссолини и капитуляции итальянцев. Кроме того, он не был уверен, что союзники высадятся именно на Сицилии. Фюрер считал, что более логичным для союзников было бы ударить по Сардинии. Обладание этим островом обеспечило бы плацдарм для дальнейшего наступления на Корсику, прямо на север, а с Корсики союзники могли легко добраться до южной Франции или северной Италии. Гитлер также допускал, что англо–американские войска могут высадиться в Греции и продвинуться на север через Балканы.

Действия британской разведки способствовали укреплению Гитлера в его заблуждениях. В Испании в руки немецкой агентуры попали бумаги, в числе которых находилось личное письмо, написанное сэром Арчибальдом Наем, заместителем начальника генштаба Британской империи, адресованное генералу Александеру. В нем сообщалось, что союзники намереваются высадиться на Сардинии или в Греции.

Фашистские агенты в Испании были уверены, что письмо это подлинное. Несмотря на то что ни Кессельринг, ни итальянские военачальники не обратили на данный факт особого внимания, на Гитлера письмо произвело сильное впечатление. Он отправил 1–ю танковую дивизию из Франции в Грецию, 90–ю панцергренадерскую дивизию на Сардинию, а 11–й воздушный корпус Курта Штудента с двумя парашютными дивизиями – на юг Франции. Эти части должны были воспрепятствовать высадке союзников на Сардинии.

Эйзенхауэр и его офицеры закончили составление планов вторжения не ранее 13 мая. И все же только одна дивизия, предназначенная для операции «Эскимос», была использована на последнем этапе тунисской кампании, и получалось, что высадка на Сицилии могла начаться сразу после капитуляции итало–германских войск в Северной Африке.

Если бы так случилось, союзники могли захватить остров практически без потерь.

Однако из–за излишней осторожности командования вторжение союзников на Сицилию было отложено до 10 июля 1943 года. Погода испортилась, разыгралась настоящая буря, и мобилизованные сицилийцы, составлявшие части береговой охраны, которые в любом случае не собирались сражаться насмерть, преспокойно отправились по домам, посчитав, что союзники не дураки и в непогоду воевать не будут.

Четыре британские дивизии высадились на протянувшейся на 40 миль прибрежной полосе в юго–восточном углу Сицилии в районе Сиракуз и мыса Пассеро. Четыре американские дивизии высадились на западе, образовав сорокамильный.фронт на побережье в районе Скольитти, Гела и Ликата.

Всего на побережье Сицилии в течение первых трех дней высадились 150 000 человек. В конечном итоге их стало 478 000–250 000 британцев и 228 000 американцев.

Высадка американцев стала удачной благодаря использованию новых плавающих танков и грузовиков–амфибий.

Итальянский флот действовал вяло. Только четыре корабля погибли в результате атак подводных лодок. Между тем превосходство союзников в воздухе было настолько подавляющим (4000 самолетов против 1500 германских и итальянских машин), что бомбардировщики противника срочно перебазировались в центральную Италию.

Самые тяжелые потери союзники понесли в воздушно–десантных войсках. Части 1–й британской и 82–й американской воздушно–десантных дивизий должны были высадиться в глубине острова и захватить ключевые пункты. Однако сильный ветер разбросал американцев в радиусе 50 миль и стал причиной того, что 47 из 134 британских планеров упали в море.

Итальянцы не оказали практически никакого сопротивления. Генерал сэр Гарольд Александер, командующий сухопутными войсками, писал: «Итальянские дивизии береговой обороны, которые никогда не оценивались слишком высоко, разбежались, практически не сделав ни единого выстрела, а полевые дивизии, когда мы на них наткнулись, также были сметены подобно соломе под порывом ветра. Часто имела место массовая капитуляция».

С первого дня вторжения все заботы по обороне острова легли на плечи немцев. Была предпринята лишь одна большая контратака. 56–тонные танки «тигр» из состава дивизии «Герман Геринг» сосредоточились в районе Кальтагироне, в 20 милях от побережья, на равнине Гела. Утром 11 июля «тигры» разбили передовые части американской 1–й пехотной дивизии и 45–й пехотной дивизии и добрались до песчаных дюн на берегу. И лишь огонь корабельной артиллерии союзников остановил атаку.

Поскольку итальянцы сдавались первому попавшемуся солдату союзников, немцы отошли на северо–восточную оконечность Сицилии, чтобы прикрыть дорогу на Мессину. Они сформировали мощную оборонительную линию вокруг массива вулкана Этна, используя силы двух дополнительных дивизий, которые вошли в состав 14–го танкового корпуса под командованием Валентина Хубе.

В то время как Монтгомери атаковал северо–восточную часть побережья, 7–я армия Паттона, двигаясь в обход западных и центральных районов острова, почти без сопротивления захватила Палермо и направилась вдоль северного побережья к Мессине.

Когда Сицилия оказалась в руках англо–американских войск, итальянцы 25 июля свергли Муссолини и передали власть своему королю Виктору–Эммануилу, а также маршалу Пьетро Бадольо. Новое руководство арестовало Муссолини, но, чтобы ввести в заблуждение немцев, заявило о своей решимости продолжать войну, одновременно установив тайные контакты в Лиссабоне с союзниками.

Президент Рузвельт и Уинстон Черчилль с 14–го по 24 августа провели конференцию в Квебеке (под кодовым названием «Квадрант»). Черчилль надеялся, что свержение Муссолини отвлечет внимание американцев от операции «Оверлорд» и будет способствовать их наступлению через северную Италию на юг Франции или в Австрию. Он также стремился отвоевать у немцев Грецию и Балканы. Особенно британский премьер–министр хотел, чтобы союзники высадились на острове Родос из группы Додеканесских островов в Восточном Средиземноморье, который принадлежал Италии. Но в этом вопросе Черчилль наткнулся на жесткое противодействие со стороны генерала Маршалла.

«Вы меня извините, – сказал Маршалл британскому премьер–министру, – но ни один американский солдат не умрет на этом проклятом берегу».

Во время «Квадранта» западные союзники согласились на проведение второстепенных операций в Средиземноморье, но операция «Оверлорд» должна была получить абсолютный приоритет.

Гитлер понял, что итальянцы собираются выйти из игры, и втайне от них запланировал проведение операции «Ось». Фельдмаршал Роммель двинул в северную Италию восемь дивизий – очевидно, для того, чтобы дать возможность находившимся там итальянским войскам направиться на юг и отразить наступление союзников, а заодно обезопасить перевалы через Альпы, равно как и все ключевые населенные пункты в этом регионе. Гитлер приказал войскам Хубе задержаться на Сицилии, но при первой же возможности эвакуироваться через Мессину. Кроме того, фюрер приказал капитану СС Отто Скорцени узнать, где именно содержится дуче, и освободить его.

Генерал Хубе действовал решительно и эффективно, противодействуя войскам союзников, которые в результате понесли тяжелые потери. В это время части фрегатен–капитана Густава фон Либенштайна под прикрытием немецких истребителей и при активной поддержке зенитной артиллерии за шесть дней и семь ночей эвакуировали 40 000 немецких и 60 000 итальянских солдат. Несмотря на то что итальянцы бросили почти все свое снаряжение и технику, немцы вывезли 10 000 машин, 47 танков, 94 орудия и 17 000 тонн снаряжения.

17 августа американцы и британцы вошли в Мессину, в которой уже не было войск противника.

Поскольку лишь около 60 000 германских солдат находились на Сицилии и из них 13 500 раненых были эвакуированы по воздуху, а 5500 взяты в плен, получается, что немцев погибло сравнительно мало. Англичане потеряли почти 13 000 человек, американцы – 10 000, из них всех убитыми насчитывалось около 5500 человек.

Маршал Бадольо испугался, что немцы могут схватить его, и потребовал в качестве одного из условий капитуляции Италии высадки большого количества парашютистов союзников в Риме. Эйзенхауэр счел эту акцию слишком опасной, так как Гитлер направил парашютистов Курта Штудента и 3–ю панцергренадерскую дивизию поближе к итальянской столице. Штудент получил приказ разоружить все итальянские войска возле Рима, как только Бадольо объявит о капитуляции.

Характерен следующий момент: несмотря на то что у Бадольо в Риме было пять дивизий, союзники вовсе не были уверены, что итальянцы сумеют защитить район высадки, а Штудент совершенно не сомневался, что его небольшой отряд сможет уничтожить превосходящие силы итальянцев.

Эйзенхауэр потребовал от итальянцев немедленного прекращения огня. Бадольо уступил. 3 сентября 1943 года недалеко от Сиракуз начальник штаба Эйзенхауэра Уолтер Беделл Смит подписал документ о капитуляции с Джузеппе Кастельяно, который вел переговоры в Лисабоне. В это же время Виктор–Эммануил и Бадольо приняли германского посла, заверив его в том, что Италия останется верной союзническому долгу.

В тот же день британские дивизии пересекли Мессинский пролив и заняли плацдарм на материковой части Италии. 8 сентября 1943 года союзники по радио Алжира объявили о прекращении огня. Вскоре после этого началось главное вторжение в Италию (операция «Лавина»).

Кессельринг объявил, что вся Италия становится театром военных действий. Роммель разоружил итальянские войска на севере. Парашютисты захватили Рим. Итальянские солдаты либо попросту срывали с себя военную форму и растворялись среди мирного населения, либо попадали в плен. И только на Балканах очень немногие итальянские части оказывали некоторое сопротивление.

Это был драматический конец мечты Муссолини о новой Римской империи. Виктор–Эммануил, королева, кронпринц Умберто, маршал Бадольо и другие члены правительства бежали в Бриндизи на Адриатическое побережье.

Большая часть итальянского флота капитулировала на Мальте, но немцы с помощью недавно разработанного в Германии радиоуправляемого снаряда потопили по пути на остров итальянское флагманское судно «Рим».

Тем временем Скорцени узнал, где содержится Муссолини: это было местечко Гран–Сассо в горах Абруцци, на высоте 2900 метров, в 70 милях к северо–востоку от Рима. 12 сентября 1943 года в 2 часа дня восемь планеров приземлились на площадке отеля «Кампо Империале». В считанные минуты парашютисты и командос из ваффен СС высадились из планеров, нейтрализовали итальянскую охрану и освободили Муссолини. Вскоре после этого легкомоторный самолет «шторьх» сел на площадку, забрал Муссолини и Скорцени и перевез их в ближайший аэропорт, откуда экс–дуче был доставлен к Гитлеру, в его штаб–квартиру Растенбург в Восточной Пруссии.

Операция по освобождению Муссолини заняла не более 20 минут.

Сломленный лидер итальянских фашистов сформировал «республиканско–социалистическое правительство» со «столицей» Сало на озере Гарда. Однако он стал просто марионеткой в руках Гитлера и не обладал никакой властью.

Два инцидента, случившиеся в августе на Сицилии, вызвали серьезные сомнения в полководческих способностях Джорджа Паттона.

Во время посещения эвакуационного госпиталя 3 августа Паттон увидел солдата, у которого не было видимых повреждений. Генерал спросил у бойца, куда он ранен.

– Боюсь, это невозможно взять руками, – ответил солдат.

Паттон пришел в ярость, обругал солдата, ударил его по лицу перчаткой и пулей вылетел из палатки. У солдата был диагноз – дизентерия и малярия. В тот же вечер Паттон издал меморандум, в котором ругал трусов, которые шли в госпитали «под предлогом, что их нервы не выдерживают сражения».

10 августа в другом госпитале Паттон шел мимо рядов коек вместе с военным врачом. Приблизившись к молодому человеку, который трясся на койке, Паттон спросил, что его беспокоит.

– Это нервы, – ответил солдат и заплакал.

– Нервы, черт побери?! – заорал Паттон. – Да ты просто проклятый трус, желторотый сукин сын! Ты позор для армии, и ты отправишься на фронт, чтобы сражаться, хотя это слишком хорошо для тебя. Тебя надо было бы поставить к стенке и расстрелять! Да мне бы надо самому расстрелять тебя прямо сейчас, будь ты проклят!

Паттон вытащил пистолет из кобуры и начал размахивать им, потом ударил солдата по лицу перчаткой, которую держал в другой руке. Генерал приказал военврачу немедленно выставить отсюда больного.

– Я не хочу, чтобы другие отважные парни смотрели на этого сопляка и ублюдка!

Он уже собирался выйти из палатки, но повернулся и снова ударил плакавшего солдата.

Доктор встал между Паттоном и больным, и Паттон ушел. Медицинское начальство отправило рапорт Омару Брэдди, командиру 2–го корпуса. Брэдди запер бумагу у себя в сейфе и ничего не сказал. Однако доктора написали рапорт и Эйзенхауэру. Тот направил Паттону письмо, в котором спрашивал, чем вызвано подобное поведение, и призвал генерала к самодисциплине, а заодно приказал ему объяснить свои действия и попросил его извиниться перед теми, кто был свидетелем этого случая.

Когда военные корреспонденты узнали об этом инциденте, Эйзенхауэр попросил их воздержаться от публикаций, так как в подобной ситуации требовалось расстрелять Паттона. Журналисты согласились.

Тем временем Паттон написал униженное письмо Эйзенхауэру, потом обратился к докторам, санитаркам и медицинскому персоналу двух госпиталей в Палермо с извинениями, вызвал обоих солдат к себе в офис, тоже извинился перед ними и пожал им руки.

Эйзенхауэр надеялся, что этим дело и закончится. Однако в ноябре Дрю Пирсон, обозреватель «Американской газеты.», обнародовал эти сногсшибательные факты в передаче национального радио. В обществе разразился громкий скандал, многие стали требовать отставки Паттона. Потом буря понемногу улеглась. Но когда Эйзенхауэр выбирал, кого назначить командующим американскими сухопутными войсками, направляющимися в Нормандию, он выбрал Брэдди.

Паттон несколько месяцев провел на Сицилии, ничем особенным не занимаясь, но 22 января 1944 года Эйзенхауэр приказал ему отправиться в Британию и взять на себя командование американской 3–й армией, сняв с него тем самым пятно позора.

Глава 19. Крах операции «Цитадель»

Кампании 1941 и 1942 годов доказали, что германские танки только тогда по–настоящему непобедимы, когда они свободно маневрируют на огромных открытых пространствах России и Украины. Следовательно, верным решением для Германии в 1943 году было произвести стратегическое отступление, при котором линия фронта теряла бы четкость и немецкие танки имели бы возможность действовать широко и совершать неожиданные атаки. Поскольку немецкие генералы и боевые части все еще превосходили противника в квалификации, это позволило бы достичь максимального эффекта.

Вместо этого случилось то, о чем генерал Фридрих–Вильгельм фон Меллентин, один из наиболее опытных командиров танковых войск на Восточном фронте, писал: «Германское верховное командование не может придумать ничего лучше, как бросить наши великолепные танковые дивизии на Курск, который теперь стал самой сильной крепостью во всем мире».

По мере того как разница в количестве сил между Германией и союзниками росла, лобовые столкновения армий для немцев становились все более нереальными. К середине 1943 года даже после срочной мобилизации лиц неарийского происхождения в действующей армии у Гитлера в сумме имелось 4,4 миллиона человек{36}.

В одной только Красной армии было 6,1 миллиона бойцов, а Великобритания и США могли выставить еще несколько миллионов. Темпы производства военной продукции промышленных предприятий союзников намного опережали аналогичные показатели промышленности Германии.

Эрих фон Манштейн предложил Гитлеру стратегический план, который он мог реализовать в конце зимы. Германский фронт опасно, наподобие «балкона», нависал на юго–востоке от Харькова больше чем на 200 миль вниз по рекам Северный Донец и Миус и до Таганрога на Азовском море. 17–я армия по–прежнему находилась на Кубани. «Значительная часть германского фронта, – писал Манштейн, – словно просила, чтобы ее отрезали».

Русские могли прорваться на востоке от Харькова и двинуться на юг к побережью Черного моря, стремясь отрезать и уничтожить все южное крыло немцев. Именно таких действий со стороны противника Манштейн боялся после падения Сталинграда.

Однако подобный «балкон» мог стать прекрасной приманкой,. После поражения у Сталинграда Манштейн предложил свой план действий, и теперь он вновь напомнил о нем Гитлеру. Как только русские развернут наступление на юге, говорил Манштейн, все немецкие силы на Северном Донце и Миусс будут шаг за шагом отступать, увлекая Красную армию на запад, к низовьям Днепра, в район Днепропетровска и Запорожья. В то же время на западе от Харькова необходимо накопить значительные резервы, которые затем ударят по северному флангу русских. «Таким образом, – утверждал Манштейн, – врага ждет та же судьба на берегу Азовского моря, какую он уготовил нам на берегу Черного».

Гитлер не понимал мобильного способа ведения войны и не желал давать своим войскам свободу действии. Он отверг план Манштейна. Фюрер опять решил идти напролом, давить всей силой, в чем он по–настоящему разбирался.

Гитлер решил вести наступление на Курской дуге – 150–мильном выступе, который врезался почти на 100 миль в германский фронт к северу от Белгорода и Харькова и к югу от Орла.

Идея этого наступления (кодовое название – операция «Цитадель») зародилась у Курта Цейтцлера, начальника генштаба, и у Гюнтера фон Клюге, командующего группой армий «Центр». Они предложили срезать выступ возле его восточного основания и уничтожить находившиеся в районе Курска силы русских.

Группа армий «Юг», которой командовал Манштейн, должна была двинуться на север с одиннадцатью мобильными дивизиями (танковыми или панцергренадерскими), а также с пятью пехотными дивизиями, в то время как группа армий Клюге должна была пробиться на юг с шестью моторизованными и пятью пехотными дивизиями. Из–за технических проблем с доводкой новых танков «тигр» и «пантера» Гитлер перенес дату начала операции «Цитадель» на 5 июля, дав тем самым русским время, которое им было необходимо для подготовки.

Русские получили свидетельства о готовящейся операции на Курске из радиоперехватов и шпионской сети в Швейцарии. Они начали собирать значительные силы на самой Курской дуге и вокруг нее.

Единственным сильным противником в проведении операции «Цитадель» был Хайнц Гудериан, которого Гитлер вернул в армию в феврале 1943 года в качестве инспектора танковых войск. На совещании у Гитлера 3–4 мая 1943 года в Мюнхене Гудериан изучил данные аэрофотосъемки. На фотографиях было ясно видно, что русские готовят глубокоэшелонированную оборону, – полевые укрепления, позиции противотанковой артиллерии, минные поля располагались именно в тех местах, где должны были пройти атаки немцев.

Гудериан сказал, что Германия должна произвести столько танков, чтобы суметь отразить грядущую высадку союзников на Западе, и не растрачивать их впустую в лобовых атаках на укрепленные позиции готового к наступлению противника.

Через несколько дней в Берлине Гудериан сказал Гитлеру: «Миру глубоко безразлично, удержим ли мы Курск или нет». Гитлер ответил: «Вы совершенно правы. Всякий раз, когда я думаю об этом наступлении, у меня все переворачивается внутри».

Тем временем у Гудериана возникли серьезные проблемы с новым танком «пантера», вооруженным, как и «тигр», мощным 88–миллиметровым орудием{37}.

Недовольство вызывала работа ходовой части танка, а также качество оптики. 15 июня Гудериан сказал Гитлеру, что «пантеры» не готовы к участию в боевых действиях, но Гитлер все равно решил ввести их в бой и не внял предуцреждениям Гудериана.

На Курской дуге русские преградили дорогу танковым колоннам минными полями и противотанковыми рвами; они построили несколько оборонительных линий и превратили важные пункты в настоящие бастионы. Даже если бы немцы прорвались через минные поля и сломили сопротивление противника, у русских все равно имелось время отойти и немцы мало что выигрывали.

Гитлер совершил ту же ошибку, которую он допустил под Сталинградом: он собирался атаковать настоящую крепость и не воспользовался всеми преимуществами мобильной тактики, столкнувшись с русскими в том месте, которое они выбрали сами.

Помимо этого, Гитлер концентрировал свои войска на узком участке фронта и сильно ослабил остальную часть линии, так же как он это сделал под Сталинградом.

Немцы собрали 900 000 человек, 10 000 пушек, 2000 самолетов и 2000 танков. Русские выставили 1,9 миллиона человек, 20 800 пушек, 2000 самолетов и 5100 танков{38}.

Достигнув паритета лишь в количестве авиации, Гитлер рисковал всем своим положением на Востоке, так как собирался атаковать противника, силы которого больше чем в два раза превышали его собственные. Еще более зловещим был тот факт, что русские не обнажили свои другие фронты, чтобы добиться такой концентрации солдат и техники. Они собрали мощные армейские группировки на обоих флангах Курской дуги, намереваясь контратаковать противника и разбить германскую армию – как они уже это сделали под Сталинградом.

Гитлер планировал двинуть навстречу друг другу 4–ю танковую армию Германа Гота с юга и 9–ю армию Вальтера Моделя с севера.

Главный удар 4–й танковой армии должен был осуществляться силами 48–го танкового корпуса и танкового корпуса СС. Они должны были встретиться на востоке от Курска с частями 9–й армии, двигавшейся на юг со своими 800 танками.

На южном фасе дуги 48–й танковый корпус с 300 танками и 60 артиллерийскими орудиями, которые имелись в панцергренадерской дивизии «Великая Германия», а также 3–я и 11–я танковые дивизии должны были двигаться на запад. Одновременно примерно в 10 милях на восток три дивизии ваффен СС из танкового корпуса СС{39} должны были нанести удар по железнодорожной линии, идущей с севера, из Белгорода. Им противостояла 1–я танковая армия М.Е. Катукова.

Поле битвы главным образом представляло собой широкую равнину, покрытую злаковыми полями, пересекающимися многочисленными долинами, небольшими рощицами, разбросанными то тут, то там деревушками и несколькими реками и ручьями. Местность слегка поднималась к северу, что давало русским лучший обзор.

Немцы скрытно концентрировали свои войска, однако русские все же знали расположение позиций противника и примерное количество его сил.

Битва началась 5 июля с артиллерийской подготовки и массированных атак немецких пикировщиков «Ю–87», новых истребителей–бомбардировщиков «фокке–вульф 190–А» и новых же самолетов–истребителей танков «хеншель 129 Б2». Немцы установили 30–миллиметровые пушки на «Ю–87» и «хеншелях», снаряды которых могли пробивать тонкую верхнюю броню танков «Т–34».

Однако ни 48–му корпусу, ни танковому корпусу СС не удалось прорвать линию обороны русских. Не только потому, что все пространство было заминировано, но еще и потому, что советская артиллерия вела интенсивный огонь, много танков уничтожила авиация, и к тому же. русские танки заняли удобные позиции и прицельно расстреливали немецкую бронетехнику.

Русские применили новую противотанковую тактику, разработанную немцами. Они устроили множество противотанковых «ловушек» по всей линии фронта. В каждой такой «ловушке» имелось десять противотанковых орудий с одним командиром. Задача заключалась в том, чтобы заманить немецкий танк поближе, а потом обстрелять его из разных точек.

Русские укрепили свои позиции минными полями и противотанковыми рвами. Даже прорвавшись на несколько миль в глубь позиций русских, немцы оказывались посреди минного поля и сталкивались с еще большим количеством средств противотанковой обороны.

Для того чтобы эффективно действовать в такой ситуации, немецкие танки продвигались клином (Panzerkeil), причем на острие клина шли самые тяжелые танки. «Тигры» еще могли прорвать противотанковую оборону, но «T–IV» были не в состоянии сделать этого, и «панцеркайль» в принципе мог продвигаться вперед, только ведя интенсивный огонь по позициям противотанковых орудий. Но даже при всем этом потери немцев были чересчур велики.

На севере 9–я армия Гота «с самого начала продвигалась с трудом. Русские оборонительные линии казались непреодолимыми, а главная надежда немцев – девяносто танков «тигр», созданных Фердинандом Порше (он же автор автомобиля «Фольксваген»), не имели пулеметов{40}.

«Тигры» не могли уничтожить одиночных стрелков и пулеметчиков противника, поэтому немецкая пехота была не в состоянии следовать за танками. Русские же, не опасаясь пуль, спокойно выводили из строя немецкие машины – стреляли по смотровым щелям, забрасывали танки бутылками с зажигательной смесью и т.д.

Атакующие несли тяжелые потери, и части Моделя остановились, пройдя всего 6 миль.

Опыт действий 48–го корпуса продемонстрировал, что за война теперь ведется в России. До 7 июля корпус сумел продвинуться на крайне незначительное расстояние, а позже окончательно остановился у деревни Суржев, пройдя всего 4 мили. Подразделения дивизии «Великая Германия» отошли на 6 миль к северу и атаковали высоту 243, защитники которой сдерживали продвижение частей 3–й танковой дивизии. Однако немцы взять высоту не смогли.

9 июля 3–я танковая дивизия двинулась на запад, обойдя русские позиции, но была остановлена значительными силами противника в маленьком лесу в 4 милях к юго–западу от высоты 243 и в 3 милях к северо–западу от деревни Березовка. Части дивизии «Великая Германия» выдавили русских с высоты 243 после налета своих пикировщиков и после серии ожесточенных поединков заставили уцелевшие русские танки отойти в лес.

Казалось, что враг на левом фланге уничтожен, и командующий корпусом Отто фон Кнобельсдорф приказал дивизии «Великая Германия» повернуть на север, в надежде там прорваться, поскольку атака Моделя провалилась. Однако русские контратаковали из леса и разбили 5–ю танковую дивизию, заставив «Великую Германию» повернуть назад и спасать остатки дивизии. После упорного сражения русские были вынуждены уйти из леса, однако 48–й корпус был настолько ослаблен, что не смог продолжить продвижение вперед.

Между тем 11–я танковая дивизия на восточном фланге корпуса могла лишь отбивать непрерывные танковые атаки русских. Части корпуса СС к востоку от позиций 11–й танковой сначала тоже только оборонялись, но постепенно немцы стали шаг за шагом продвигаться вперед.

12 июля танковый корпус СС добрался до железнодорожной станции Прохоровка в 21 миле от исходной точки наступления. Это создавало угрозу позициям русских, и маршал Жуков приказал провести контратаку силами 5–й гвардейской танковой армии под командованием П.А. Ротмистрова.

В результате боевое столкновение переросло в величайшее танковое сражение в истории. У немцев было примерно 400 танков, у русских в два раза больше. Германские «тигры» и «пантеры» с их 88–миллиметровыми орудиями и толстой броней могли расстреливать русские танки, находясь вне зоны досягаемости орудий «Т–34».

Для того чтобы сократить расстояние до нужного, русские предприняли почти самоубийственную атаку по открытой широкой равнине. В ужасной пыльной круговерти немцы потеряли преимущество своих дальнобойных орудий. Русские и немецкие танки расстреливали друг друга в упор. Ротмистров потерял более 400 своих танков, но и немцы лишились 320 машин.

На исходе дня 12 июля Прохоровка превратилась в кладбище сожженных танков, однако русские остановили наступление немцев. Потери были ужасными. Не только «тигры» Порше были уничтожены, но и «пантеры» выходили из строя из–за проблем с ходовой частью. Кроме того, немецкие танки легко загорались, потому что их топливные системы не были защищены должным образом. Из восьмидесяти «пантер», имевшихся у немцев в начале сражения, к концу боя на ходу осталось лишь несколько штук.

13 июля Гитлер вызвал Манштейна и Клюге в свою штаб–квартиру в Восточной Пруссии и сообщил им, что наступление нужно немедленно прекратить. Союзники высадились на Сицилии, и войска необходимо перебросить в Средиземноморье.

Русское верховное командование проделало грандиозную работу, подготовив мощную оборонительную линию и сведя на нет мощь германских атак благодаря минным полям и хорошо организованной противотанковой обороне. Несмотря на то что танковые потери русских были намного больше, чем у немцев, у советских войск все же сохранялось превосходство в бронетехнике, и к 23 июля они вытеснили 4–ю танковую армию на исходные рубежи.

Стратегическая инициатива перешла к русским. И они уже не выпускали ее из рук до самого конца войны.

12 июля войска Брянского фронта под командованием Маркиана Попова начали наступление на Орел и к 5 августа освободили этот город.

4 августа части Воронежского фронта под командованием Николая Ватутина на южном фасе Курской дуги атаковали позиции ослабленной 4–й танковой армии и на следующий день взяли Белгород. В течение следующей недели советские войска продвинулись на 80 миль, пробиваясь к Харькову.

Во второй половине августа восемнадцать советских армий продвинулись на западном направлении на глубину 270 миль. Основной удар был направлен против группы армий «Юг», которой пришлось держать оборону против войск, количественно в три раза ее превосходивших.

Против группы армий «Центр» из Орла на Брянск двинулся Попов, и к середине сентября он прогнал оттуда немцев, в то время как другие русские колонны 25 сентября освободили Смоленск. Немецкие войска один за другим сдавали ключевые пункты в верховьях Днепра – Жлобин, Рогачев, Могилев и Оршу, а также Витебск на Двине.

На южном направлении непрекращающиеся атаки советских войск вынудили германские армии оставить Харьков и отойти к новой оборонительной линии, протянувшейся от Запорожья к Черному морю.

В конце сентября русские захватили Запорожье и стали угрожать 1–й танковой армии, удерживавшей берег Днепра, 6–й армии, стоявшей между Днепром и Азовским морем, а также 17–й армии, которой Гитлер в конце концов приказал покинуть Кубань, но при этом послал в Крым.

В конце октября советские войска вынудили 6–ю армию отойти в низовья Днепра между Никополем и Бориславом, отрезав таким образом 17–ю армию в Крыму и угрожая разгромом 1–й танковой армии.

В начале ноября русские части обошли с запада Киев и взяли город. Теперь они находились более чем в 300 милях к западу от Курска.

Немцы были не в состоянии сдержать этот натиск, однако Гитлер отверг план, который мог бы поставить русских в тупик. Сразу после «Цитадели» Роммель предложил следующий план: следовало построить сильно заминированную оборонительную линию примерно в 6 миль глубиной и поставить там все противотанковые орудия, которые только смогли бы собрать немцы. Подобную оборону русские танки не преодолели бы, и их наступление должно было захлебнуться. А немцы между тем создали бы позади первой линии обороны еще больше минных полей и противотанковых заслонов.

Но Гитлер не пожелал этого слушать. Когда Гудериан предлагал соорудить такую же линию, Гитлер заявил, что если бы он разрешил строить оборонительные позиции в тылу, то генералы ни о чем не стали бы думать, кроме как об отступлении. «Он так решил, – писал Гудериан, – и ничто не могло заставить его изменить свое мнение».

К концу 1943 года на Восточном фронте немцы отошли практически на те же позиции, где они находились в конце 1941 года, но все же с риском для себя германские войска продолжали удерживать эту линию. Все – от фельдмаршала до рядового солдата – понимали, что сокрушительная сила советских войск направлена на то, чтобы изгнать немцев из Советского Союза в течение следующего, 1944 года.

Глава 20. Вторжение в Италию

Если бы союзники высадили десант с воздуха на Рим и с моря неподалеку от итальянской столицы, то Кессельринг был бы вынужден эвакуировать войска со всей южной половины Италии.

Многим немцам из шести дивизий 10–й армии Г. Г. Витингоффа, действовавшей в южной Италии, пришлось бы капитулировать. Зигфрид Вестфаль, начальник штаба Кессельринга, говорил, что две германские дивизии, расположенные в районе Рима, слишком слабы, чтобы нейтрализовать итальянские дивизии и отразить наступление союзников. «Вряд ли кто–нибудь мог поставить на спасение 10–й армии», – заметил он. Союзникам нужно было высадиться не в Салерно, а в Чивитавеккье, в 30 милях к северу от Рима. «Комбинированный морской и воздушный десант позволил бы взять итальянскую столицу за семьдесят два часа», – утверждал 3. Вестфаль. Таким образом, весь юг Италии оказался бы в руках союзников.

Несмотря на то что англо–американские силы господствовали на море, Эйзенхауэр не осмелился нанести решительный удар по Риму, потому что город находился вне зоны досягаемости американских истребителей. Он также проигнорировал замечания о том, что союзники должны высадиться на «каблуке» итальянского «сапога», в районе Таранто и Бриндизи, куда тоже не могли долететь истребители союзников, но где не было немецких войск.

Вместо этого Эйзенхауэр и Александер приказали нанести главный удар 13 сентября 1943 года силами 5–й армии генерала Марка Кларка в районе Салерно (операция «Лавина»). В первом эшелоне высадки находились 55 000 человек, во втором – еще 115 000.

С опозданием осознав, что в районе Таранто немцев нет и в помине, союзники отозвали 1–ю британскую воздушно–десантную дивизию из лагерей отдыха в Тунисе, погрузили людей на военные корабли (единственные суда, которые имелись под рукой) и быстро высадили их в порту. У десантников имелось только шесть джипов и ни одного танка или пушки. Парашютисты не встретили никакого сопротивления, но не смогли воспользоваться, своим успехом.

Кессельринг, уверенный в том, что союзники не станут рисковать, сосредоточил свои скудные силы в районе Салерно. Витингофф направил только два пехотных батальона, которые должны были сдержать всю 8–ю армию Монтгомери, улиточным шагом тащившуюся к южной оконечности Италии со стороны Мессинского пролива. Лишь две дороги вели к «носку сапога» – по одной с каждой стороны Апеннин, – и их можно было легко заблокировать.

Из шести дивизий немецкой 10–й армии четыре были эвакуированы с Сицилии, и им страшно не хватало людей и экипировки. Витингофф направил 15–ю панцергренадерскую дивизию и дивизию «Герман Геринг» в Неаполь, чтобы восполнить недостаток людей и снаряжения, 1–ю парашютную дивизию – на восточное побережье для обороны Фоджи и 29–ю панцергренадерскую дивизию – на юго–западную оконечность Италии, где она должна была противостоять войскам Монтгомери. В распоряжении Витингоффа имелись еще две дивизии – 16–я и 26–я танковые. Но в 26–й дивизии не осталось танков, и Витингофф временно отправил ее в Калабрию.

Таким образом, оставалась только одна 1б–я танковая дивизия – лучшее подразделение, но в ее составе насчитывалось восемьдесят танков «Т–IV» и сорок самоходных орудий, что было вполовину меньше, чем у союзников. Витингофф поручил дивизии прикрыть район залива Салерно.

Высадка была осуществлена силами американского 6–го корпуса под командованием Эрнеста Дж. Доули («Майка») на правом фланге и британского 10–го корпуса под командованием сэра Ричарда Л. Макгрири – на левом.

Войска Макгрири высадились на семимильном участке пляжа к югу от Салерно возле главной дороги (дорога № 18) на Неаполь. Дорога пересекала ущелье Кава. Захват этого ущелья был важен, так как открывал путь в Неаполь и позволял блокировать подкрепления немцев, подходившие с севера.

В составе 10–го корпуса находились британские 46–я и 5б–я пехотные дивизии, два британских отряда командос и три батальона американских рейнджеров. Командос и рейнджеры должны были захватить ущелье Кава и проход Киунзи на соседней дороге.

Корпус Доули занял 20–25 миль пляжа к югу от Салерно, расположившись в районе реки Селе и Пестума. Необстрелянная американская 36–я пехотная дивизия должна была высадиться там же и оставаться вместе с американской 45–й пехотной дивизией в резерве.

Союзники понимали, что немцы ожидают высадки в районе Салерно, потому что немецкий радиокомментатор сообщил о подготовке к ней за две недели до того. Но все равно генерал Кларк рассчитывал, что застанет немцев врасплох и избежит обстрела со стороны врага, хотя американский вице–адмирал X. Кент Хьюитт заявил: «Фантастичным является предположение, что мы можем добиться тактического сюрприза».

Десантные суда добрались до берега в британской зоне ответственности с небольшими потерями, потому что Макгрири, несмотря на приказ Кларка, самовольно предпринял обстрел частей береговой обороны артиллерией и ракетами (сделанными по образцу германских «небельверферов»). В американском же секторе командующий дивизией выполнил приказ Кларка «не открывать огонь». В результате береговые батареи обрушили на десантников шквал огня, и многие бойцы оказались убитыми или ранеными.

В секторе 10–го корпуса американские рейнджеры за три часа очистили от противника проход Киунзи, однако немцы отбили атаки коммандос, пытавшихся захватить ущелье Кава.

Главные силы британского десанта на юге от Салерно с самого начала наткнулись на ожесточенное сопротивление, и им не удалось выполнить первостепенные задачи, то есть захватить порт, аэродром Монтекорви–но в 10 милях от Салерно, и перекресток дорог в Баттипалье и Эболи, соответственно в 13 и 16 милях к востоку от города.

Когда войска 36–й дивизии стали высаживаться, они попали под еще более сильный огонь артиллерии, к тому же подоспели немецкие самолеты, которые раз за разом обрушивали груз бомб на противника. Однако американцам здорово помогла корабельная артиллерия эсминцев, подошедших чуть ли не вплотную к берегу, что сдержало атаку немецких танков.

К ночи бойцы левого крыла американцев пробились примерно на 5 миль от побережья, к Капаччо, но силы правого крыла по–прежнему оставались блокированными в районе пляжей.

День 10 сентября для американцев прошел спокойно, потому что 16–я немецкая танковая дивизия вела бои с частями 10–го корпуса, действия которого представляли большую стратегическую опасность для немцев. Американцы расширили свой плацдарм и высадили на берег почти всех бойцов 45–й дивизии.

Между тем 56–я британская дивизия захватила аэродром Монтекорвино и Баттипалью, однако была отброшена назад контратакой двух германских батальонов и некоторого количества танков. В ту ночь дивизия предприняла атаку тремя бригадами, чтобы захватить гору Эболи, но ничего не добилась. 46–я дивизия заняла Салерно, но на север также не продвинулась.

В американском секторе 45–я дивизия прошла на 10 миль в глубь полуострова и вышла к восточному берегу реки Селе, но контратака единственного германского батальона и восьми танков отбросила дивизию назад.

К исходу третьего дня союзники, теперь располагавшие четырьмя дивизиями, все так же удерживали всего два небольших плацдарма, в то время как немцы контролировали высоты и подъездные дороги.

К этому моменту прибыли 29–я панцергренадерская дивизия и мобильная группа, состоявшая из двух батальонов и двадцати танков из дивизии «Герман Геринг». 12 сентября 29–я панцергренадерская дивизия с частью сил 16–й танковой дивизии нанесла удар между англичанами и американцами и вытеснила англичан из Баттипальи.

На следующий день немцы заставили в беспорядке отступить американцев из Персано. В некоторых местах немецкие танки приближались на расстояние в половину мили к берегу. В тот же день мобильная группа дивизии «Герман Геринг» очистила от противника ущелье Кава, прорвала британскую оборону над Ла–Молиной и добралась почти до Вьетри, прежде чем ее остановили коммандос.

К вечеру 13 сентября ситуация для союзников складывалась настолько плачевная, что Кларк приостановил выгрузку снаряжения и боеприпасов с кораблей и приготовился взять на борт штаб 5–й армии, одновременно дав указание, чтобы все имеющиеся в наличии плавсредства провели эвакуацию 6–го корпуса. Этот приказ вызвал панику в штабе союзников, что дало немедленный результат.

Командир 82–й парашютно–десантной дивизии Мэттью Риджвей в тот же вечер высадил своих бойцов на американском секторе. 14 сентября Эйзенхауэр направил все имеющиеся в наличии самолеты в атаку на германские позиции и коммуникации противника. За один день было сделано 1900 самолето–вылетов. Одновременно корабли союзников начали обстреливать берег.

15 сентября 7–я английская танковая дивизия начала высаживаться на берег в британском секторе.

15 же сентября наступило временное затишье, так как немцы начали перегруппировку своих сил, подтянули подкрепления, включая по–прежнему не имеющую танков 26–ю танковую дивизию, а также части 3–й и 15–й панцергренадерских дивизий. На тот момент у немцев имелось только четыре дивизии и сто танков, а 16 сентября у Кларка на берегу находились семь дивизий полного состава и 200 танков.

В тот же день подошли британские линейные корабли «Уорспайт» и «Вэлиэнт» вместе с флотилией эсминцев и начали обстрел позиций противника на дюжину миль в глубь побережья тяжелыми 15–дюймовыми орудиями.

16 сентября 8–я армия Монтгомери в некотором роде соединилась с 5–й армией Кларка. Группу военных корреспондентов настолько раздражало ползание Монтгомери по полуострову, что они сами вышли на второстепенные дороги и добрались до расположения 5–й армии, пройдя 55–мильный отрезок и не встретив при этом ни одного немца.

В тот же день немцы предприняли новые попытки сбросить союзников в море. Однако артиллерийский обстрел с моря, огонь полевых пушек и действия танков остановили атаку германских частей, и Кессельринг, понимая, как близко находится Монтгомери к 5–й армии, приказал оставить побережье и постепенно отходить на север.

На первом этапе немцы должны были отойти к реке Волтурно в 20 милях к северу от Неаполя. Когда отступление началось, германский бомбардировщик вывел из строя линкор «Уорспайт» очередной новой радиоуправляемой планирующей бомбой.

Кессельринг отошел потому, что 8–я армия могла двинуться на восток к Салерно и легко обойти германские позиции с флангов. На самом деле союзники могли бы полностью выбить немцев с юга Италии быстрым ударом с восточного побережья между Фоджей и Пескарой, где к Риму вела главная дорога через весь полуостров.

Но это была зона ответственности Бернарда Монтгомери, и ему понадобилось еще несколько дней, до 20 сентября, просто для того, чтобы отправить канадский передовой отряд в Потенцу, в 50 милях в глубь страны от Салерно, где были перекрестки дорог, открывавшие путь через горы на восточное побережье.

Сотня германских парашютистов заблокировала Потенцу, что заставило Монтгомери начать полномасштабную атаку силами бригады, в тридцать раз превышающими численность немецкого подразделения, и вдобавок к этому союзники устроили массированный авианалет, при котором были убиты 2000 мирных жителей.

По–прежнему фактически на восточном побережье не было немецких войск, но части британской 1–й воздушно–десантной дивизии, высадившиеся в Таранто 9 сентября, практически ничего не сделали, потому что у них не хватало оружия и транспорта. Используя полдюжины вездеходов и конфискованные у итальянцев машины, парашютисты захватили Бриндизи и Бари, но больше ничего не стали предпринимать.

Даже когда утром 14 сентября прибыли транспорты с оружием, методичные, мучительные приготовления Монтгомери все еще сдерживали действия парашютистов. Командующий на востоке С.В. Олфри, получивший подкрепление в виде двух дополнительных дивизий, лишь 27 сентября послал небольшой мобильный отряд, чтобы тот занял Фоджу и местные аэродромы.

Монтгомери остановил все дальнейшее продвижение, хотя единственным подразделением противника перед Олфри была расположенная у Термоли на реке Биферно, в 30 милях к северо–западу, 1–я парашютная дивизия, в которой насчитывалось всего 1300 человек.

Рано утром 3 октября британская бригада специального назначения высадилась с моря близ Термоли, заставив немецких парашютистов отойти. Но Витингофф уже направил 1б–ю танковую дивизию на восточное побережье, и ранним утром 5 октября части дивизии ударили по тылам англичан у окраины Термоли. Однако позже немецкие танки были вынуждены отойти, так как их атаковали части британской 78–й дивизии, также переброшенной в Термоли морем.

Немцы прекратили бой и отошли на дюжину миль к северу, на линию следующей реки, Триньо. Однако их контратака настолько потрясла Монтгомери, что, он выждал две недели, чтобы направить 5–й корпус на побережье, а 13–й корпус выдвинуть в горы. 5–й корпус прорвал позиции у Триньо не раньше 3 ноября, когда немцы отошли на 17 миль к северу, к реке Сангро.

Тем временем 5–я армия Марка Кларка медленно двигалась к западному побережью. Трем дивизиям и танковой бригаде британского 10–го корпуса понадобилась неделя, чтобы совершить переход через горные преграды между Салерно и Неаполем, хотя немцы задействовали там лишь четыре пехотных батальона. Немцы были вынуждены покинуть свои позиции лишь 26 сентября.

Из–за разрушенных мостов 10–й корпус дошел до Неаполя, который был в 20 милях, лишь к 1 октября. Американский 6–й корпус подходил с севера. Кларк снял Доули с поста командующего из–за неудачного проведения операции и вместо него назначил Джона П. Лукаса.

Добираясь до Неаполя, армия Кларка потеряла почти 12 000 человек (7000 англичан и 5000 американцев). Это стало ценой, заплаченной за то, что командование избрало слишком открытое место для высадки.

В первую неделю октября пошли дожди, на месяц раньше, чем обычно, и лишь 12 октября союзники начали атаки линии реки Волтурно, в 20 милях к северо–западу от Неаполя. Немцы сдерживали союзников достаточно долго, чтобы позволить основным силам Витингоффа отойти к следующей линии обороны, в 15 милях на север (линии «Винтер» или «Густав»), вдоль рек Карильяно и Рапидо, петлявших по ущелью Кассино примерно в 20 милях к северу от Гаэтанского залива. Над городом возвышалась гора Монте–Кассино, где в 529 году святой Бенедикт основал монастырь, который стал родоначальником западных монастырей и центром искусств и просвещения в Средние века.

Плохая погода и потери замедляли продвижение 5–й армии вплоть до 5 ноября. С этого момента сопротивление немцев сделалось настолько ожесточенным, что Кларк за десять дней был вынужден отвести свои войска назад. Он не был готов развернуть очередное наступление до первой недели декабря. К середине ноября 5–я армия потеряла 12 000 американцев и 10 000 англичан.

В Африке и на Сицилии англо–американские войска столкнулись с элементами нового вида ближнего боя, который немцы разработали в России. Но на итальянском «сапоге» новшества в тактике явно стали играть против самих немцев.

Солдаты вермахта, участвуя в боях на Востоке, видели, что огонь пехота открывает на поразительно близком расстоянии – метров сто или меньше, и впервые примененный там пистолет–пулемет «МП38» или «МП40» «шмайссер»{41} который стрелял пистолетными пулями, был в состоянии обеспечить плотный неприцельный огонь по открытой местности, подавляя сопротивление противника. Русские применяли оружие, которое достигало того же эффекта, – 7,62–миллиметровые автоматы «ППШ–41». Поддерживаемые огнем пулеметов «MG–34» и «MG–42», немецкие пехотинцы со «шмайссерами» чувствовали себя достаточно уверенно. Однако пистолеты–пулеметы в частях вермахта так и не вытеснили стандартные винтовки («маузер кар.98к»), достаточно редко применялись и автоматические винтовки следующего поколения (Sturmgewehr). И все же «шмайссеры», «MG–34» и «MG–42» позволяли немцам вести достаточно плотный огонь по пехоте противника.

Англичане частично заменили свои винтовки «энфилд № 4» различными моделями пистолетов–пулеметов «стен», которые стреляли такими же 9–миллиметровыми пистолетными патронами, как и «шмайссеры». Вдобавок к ним они снабдили армию «бренами» – надежными легкими пулеметами. Американцы не торопились заменить полуавтоматические винтовки «Ml» «гаранд». Везде, где было возможно, они использовали автоматы «томпсон Ml928», которые стреляли пистолетными патронами 45–го калибра. Однако этого оружия не хватало. Американцам приходилось воевать своими «Ml», винтовками Браунинга и легкими пулеметами. И лишь в конце 1944 года они в большом количестве поставили в армию автоматы «МЗ», которые могли соперничать со «шмайссерами».

Впервые немцы научились пользоваться неуверенностью, которую испытывали американцы под сильным огнем. В таких случаях американцы, как правило, застывали на месте или бежали в ближайшее укрытие. Частенько американская пехота просто определяла местоположение противника, а потом вызывала артиллерию, чтобы та уничтожила врага. Только приобретя значительный боевой опыт, американские пехотинцы поняли, что лучший способ избегать потерь – это все время двигаться вперед и быстро приближаться к противнику.

В гористой местности Италии нельзя было применять массированные атаки танков, как это делал Роммель в Африке. В Италии танкам в большинстве случаев отводилась роль средства поддержки пехоты. Именно в таком качестве британцы рассматривали свои «Матильды» и другие «пехотные» танки в самом начале войны. Однако американские танкисты и пехота не обучались такой тактике и не умели взаимодействовать друг с другом. Американцы не смогли добиться согласованных действий танков, пехоты и артиллерии, чем отличались немцы, умело используя мобильные механизированные части на поле боя.

Такие же проблемы возникли при использовании самоходных артиллерийских установок – истребителей танков. Главным образом это были 75–миллиметровые орудия на танковых шасси с открытым верхом. Их разработали для того, чтобы отражать массированные танковые атаки немцев. Но немцы больше не собирали танки в кучу, а применяли их как часть боевых подвижных групп. Американское командование стало использовать самоходки в качестве замаскированных противотанковых орудий.

И, наконец, у союзников неважно обстояло дело с координацией действий наземных войск и авиации. Летчики союзников часто не имели связи с командирами своих пехотных и танковых подразделений и принимались бомбить все подряд, штурмуя собственные позиции. Наземные войска отвечали взаимностью и обстреливали любой самолет, появлявшийся в небе над ними, не задумываясь, свой он или чужой. Только весной 1944 года американские военно–воздушные силы наконец начали применять легкие одномоторные связные самолеты («L–5») для предварительного оповещения и координации действий наземных войск и авиации. А ведь немцы применяли подобную систему еще в 1940 году, когда наводили свои пикировщики на позиции противника.

Идея ограничить зону боевых действий южной Италией была забыта. Эйзенхауэр нацелился на Рим, о чем прямо сказал в своей директиве от 8 ноября, и стал готовиться к наступлению на Флоренцию и Ливорно (Легхорн).

Из–за того, что союзники слишком медленно двигались по Апеннинскому полуострову, Гитлер решил надолго задержаться в Италии. Он расформировал группу армий Роммеля в северной Италии, переподчинив войска Кессельрингу. Фюрер направил четыре лучшие дивизии в Россию, заменив их тремя истощенными дивизиями, нуждавшимися в отдыхе и пополнении.

Кроме того, Кессельринг получил 9–ю панцергренадерскую дивизию, которую Гитлер собирался направить на Сардинию. Когда итальянцы капитулировали, она перебазировалась на Корсику, а затем в Ливорно. Кессельринг перебросил свежеполученные части на восточное побережье, чтобы помочь сдержать запоздалое наступление Монтгомери, которое началось 28 ноября.

Монтгомери получил дополнительно 2–ю Новозеландскую дивизию и располагал для наступления под Сангро пятью дивизиями и двумя танковыми бригадами. Тем временем немцы сформировали 76–й танковый корпус, чтобы выступить против 8–й армии. Этот корпус получил 65–ю пехотную дивизию – поспешно собранное и плохо экипированное подразделение, состоявшее из солдат разных национальностей, которое заняло место отправленной в Россию 16–й танковой дивизии. Другими словами, в составе корпуса боеспособными могли считаться лишь остатки 1–й парашютной дивизии и 26–й танковой дивизии, которые все еще шли по дороге к Адриатическому побережью.

Монтгомери намеревался прорвать линию Сангро, продвинуться к Пескаре, выйти на дорогу, ведущую в Рим, и оттуда угрожать тылу германских частей, противостоящих 5–й армии.

Наступление началось после сильнейшей воздушной и артиллерийской бомбардировки. У Монтгомери было пять солдат против одного бойца Кессельринга, и 65–я дивизия отступила, отойдя за Сангро, к главной оборонительной линии, которая находилась еще дальше. Здесь дивизия держалась стойко и дала время подойти 26–й танковой и 90–й панцергренадерской дивизиям. После этого продвижение англичан сильно замедлилось. Лишь 10 декабря они смогли форсировать реку Моро, что в 8 милях от Сангро, и только 28 декабря канадцы очистили Ортону, расположенную в 2 милях ниже по течению Моро. Монтгомери задержался в Рикко, на полпути к Пескаре.

К концу года Монтгомери оказался в безвыходном положении, и тогда он передал командование Оливеру Лизу, а сам возвратился в Англию, чтобы взять на себя командование 21–й армейской группой и начать подготовку к вторжению в Нормандию.

5–я армия Марка Кларка разрослась до десяти дивизий, но две из них, британская 7–я танковая и американская 82–я воздушно–десантная, были переведены для высадки в Нормандии. У Кессельринга теперь было четыре дивизии, которые должны были противостоять Кларку, и одна в резерве.

Наступление Кларка началось 2 декабря. Целью его было прорвать лобовой атакой барьер к западу от дороги № 6 и ущелья Миньяно. Кларк задействовал 10–й корпус и американский 2–й корпус, которым командовал Джеффри Кейес. Во время ожесточенной атаки при активной поддержке артиллерии союзникам удалось немного продвинуться вперед, но достигли они этого дорогой ценой. Ко второй неделе января 1944 года наступление выдохлось: вялые атаки продолжались только V реки Рапидо и на линии «Густав». Потери союзников составили почти 40 000 человек, что намного превышало число жертв со стороны немцев, плюс еще 50 000 американцев заболели из–за холода и сырости во время боев в горах.

Маршал Кессельринг весьма проницательно прокомментировал действия командования войск союзников: «Верховное командование союзников хотело добиться успеха во что бы то ни стало, но при этом для достижения своей цели оно использовало ортодоксальные методы. В результате я почти всегда мог, несмотря на недостаток разведывательных данных, предвидеть следующий шаг противника».

К январю 1944 года Италия превратилась во второстепенный театр военных действий. Весной внимание немцев и западных союзников обратилось на берег северной Франции.

На тегеранской встрече в ноябре 1943 года Черчилля, Рузвельта и Сталина, последовавшей сразу после англо–американской конференции в Каире, был подтвержден приоритет операции «Оверлорд», а также одобрено проведение операции «Наковальня», в ходе которой предполагалась высадка войск союзников на юге Франции.

Значение итальянского театра военных действий в планировавшихся союзниками операциях уменьшилось. Там лишь предполагалось удерживать как можно больше немецких войск, чтобы не дать командованию вермахта перебросить свежие части во Францию. Перед командующим войсками союзников в Италии сэром Гарольдом Александером стояла всего одна задача – взять Рим, а позже выйти на линию Пиза – Римини.

Прошел почти весь январь 1944 года, когда 5–я армия подошла к линии «Густав», которая тянулась от устья реки Гарильяно на западе до Кастель–ди–Сангро в центре Апеннинского полуострова.

Этот барьер обещал стать серьезным препятствием, и командование союзников решило, что самый легкий способ выдавить немцев оттуда и освободить Рим – это провести высадку с моря в районе Анцио, на полпути между линией «Густав» и Римом.

План предусматривал, что 5–я армия Марка Кларка начнет фронтальную атаку на линию «Густав» примерно 20 января. Как только начнется главное наступление, 6–й американский корпус должен будет высадиться в Анцио. Существовала надежда на то, что немцы в таком случае перебросят войска с линии «Густав», чтобы справиться с новой угрозой, и таким образом ослабят линию, что позволит союзникам легко прорвать ее, а заодно даст возможность 5–й армии соединиться с 6–м корпусом.

Кампания для союзников началась довольно успешно. 17–18 января 1944 года британский 10–й корпус форсировал реку Гарильяно недалеко от ее устья и захватил плацдарм в районе города Мишурно. Однако 20 января переправа американского 2–го корпуса через реку Рапидо в нескольких милях к югу от Кассино обернулась кровавой бойней. Задачей корпуса было обойти немцев с севера и захватить аббатство Монте–Кассино, а также город Кассино, раскинувшийся у подножия горы.

Два передовых полка американской 36–й пехотной дивизии были уничтожены германскими парашютистами. Немедленно предпринятая силами британской 46–й дивизии попытка атаки с левого фланга также провалилась.

22 января 6–й корпус Джона П. Лукаса беспрепятственно высадился под Анцио (операция «Шингл»). Десантная группа состояла из подразделений американской 3–й и британской 1–й дивизий, которым были приданы части командос и рейнджеров, парашютный полк и два танковых батальона. Лукас должен был добраться до Альбанских холмов к югу от Рима и перерезать дороги № 6 и № 7, по которым доставлялись боеприпасы и снабжение к линии «Густав».

Кессельринг не ожидал высадки в Анцио. Продвижение войск союзников дальше на север представляло значительную опасность. Все, что у него было под рукой, – это батальон 29–й панцергренадерской дивизии, который в том месте располагался на отдыхе.

Однако генерал Лукас был чрезвычайно осторожным командиром, и передвигался он с исключительной медлительностью. В отличие от него Кессельринг реагировал на изменение обстановки быстро и умело. Он приказал войскам на линии «Густав» стоять насмерть и перебросил дивизию «Герман Геринг» и другие части в Анцио. Гитлер, надеявшийся, что разгром под Анцио может отвлечь союзников от высадки во Франции, сказал Кессельрингу, что он может использовать все дивизии, дислоцирующиеся в северной Италии, и послал ему еще две дивизии плюс два батальона тяжелых танков.

За восемь дней Кессельринг перебросил части восьми дивизий в Анцио и организовал новую, 14–ю армию, назначив ее командующим Ганса Георга фон Макензена. Тем временем Лукас, с одобрения Кларка, прекратил продвижение вперед, собираясь объединиться с частями десанта. Вероятно, это было божьим благословением. Лукас и его подчиненные были настолько осторожны, что быстрое продвижение в глубь полуострова под их руководством могло бы привести к катастрофе. Они сделались бы легкой мишенью для фланговых атак немцев.

Первая настоящая попытка пробиться дальше началась не ранее 30 января, и немцы, подтянувшиеся к этому месту, легко остановили наступление союзников. Весь плацдарм Анцио – 6 миль глубиной и 15 миль шириной – находился в зоне досягаемости немецкой артиллерии, которая тут же начала обстреливать позиции противника. Самолеты люфтваффе действовали чрезвычайно активно, нанося бомбовые удары по сгрудившимся у берега Анцио кораблям союзников. Англо–американская авиация, действовавшая в районе Неаполя, была не в состоянии помешать немцам.

Войска на плацдарме Анцио, вместо того чтобы стать рычагом, с помощью которого немцев можно было выдавить с линии «Густав», превратились в заложников, нуждающихся в спасении. Как прокомментировал Уинстон Черчилль: «Я надеялся, что мы бросим на берег дикую кошку, но все, что мы получили, – это лежащего на мели кита».

Теперь Марк Кларк решил попытаться пробиться сквозь Монте–Кассино, начав атаку с севера. 24 января американская 34–я дивизия сделала это с помощью французского корпуса из четырех дивизий под командованием Альфонса Жуина, который в январе присоединился к 5–й армии. Американцам противостояли части 14–го танкового корпуса немцев, которым командовал Фридо фон Зенгер унд Эттерлин, и 11 февраля союзники были отброшены назад, понеся значительные потери.

Вскоре подошли новые части союзников под командованием генерал–лейтенанта Бернарда Фрейберга, в составе которых были 2–я Новозеландская и 4–я Индийская дивизии (вместе со смешанными английскими и индийскими соединениями).

Фрэнсис Такер, командир 4–й Индийской дивизии, настаивал на обходном движении к Монте–Кассино через горы на севере. Этот план был одобрен французами. Но Фрейберг отверг это предложение, и Такер, чья дивизия взяла на себя задачу захватить Монте–Кассино, попросил, чтобы исторический монастырь, стоявший на вершине горы, был подвергнут бомбардировке с воздуха. Не было никаких доказательств того, что немцы заняли позиции на территории монастыря. Они даже не входили в него, а генерал Зенгер эвакуировал всех монахов и произведения искусства. Однако Кларк с Александером санкционировали операцию.

15 февраля 1944 года во время массированного авианалета было сброшено 450 тонн бомб, которые разрушили знаменитый монастырь. После этого немцы устроили на руинах оборонительные позиции. Атака союзников фактически укрепила их оборону. В течение двух последующих ночей 4–я Индийская дивизия тщетно пыталась захватить холм, который лежал между их позициями и Монастырской горой.

В ночь на 18 февраля части дивизии предприняли очередную атаку. Завязался упорный бой, и все солдаты союзников, которым удалось добраться до вершины холма, были убиты. Позже в ту же ночь бригада обошла холм и двинулась прямо к монастырю лишь для того, чтобы наткнуться на минное поле перед замаскированными позициями противника в лощине и попасть под автоматные очереди немцев. Бригада понесла тяжелые потери и была вынуждена отступить. Тем временем 2–я Новозеландская дивизия форсировала реку Рапидо сразу за городом Кассино, но немецкие танки предприняли контратаку и отбросили противника на исходные позиции. Наступление на Монте–Кассино провалилось.

В районе Анцио немцы начали активные действия 16 февраля, а в следующие два дня они реально угрожали добраться до берега и разрезать плацдарм надвое. Теперь противника сдерживали лишь отчаянно оборонявшиеся части британских 1–й и 56–й дивизий, а также американской 45–й дивизии. Обстановка на плацдарме изменилась, когда туда прибыл Люсиан К. Трускотт – вначале в качестве заместителя Лукаса, а потом ставший его преемником. Немцы еще раз попытались сбросить союзников в море 28 февраля, но англо–американская авиация действовала очень активно, и 4 марта Макензен остановился.

Итальянская кампания начинала напоминать позиционные сражения на Западном фронте во время Первой мировой войны, когда войска несли такие же громадные потери и практически не продвигались.

15 марта союзники развернули очередное наступление на Монте–Кассино. Перед Новозеландской дивизией ставилась задача пробиться через город, после чего 4–я Индийская дивизия должна была атаковать Монастырскую гору. На этот раз основной мишенью стал город Кассино. Тысяча тонн бомб и 190 000 снарядов обрушились на позиции противника. Когда бомбардировщики улетели, а артиллерия прекратила огонь, вперед пошла пехота.

«Мне казалось непостижимым, – говорил Александер, – что кто–нибудь останется в живых после восьми часов столь ужасной бомбардировки». Однако немцы уцелели. Их 1–я парашютная дивизия сражалась среди руин с наступающими новозеландцами. К ночи две трети города были в руках союзников. 4–я Индийская дивизия в это время двигалась с севера и на следующий день прошла две трети пути до Монастырской горы.

Но на этом все и закончилось. Британские танки не могли пройти через воронки от бомб и снарядов, к немцам подошли подкрепления, и вдобавок ко всему разразилась буря и пошел сильный дождь. 23 марта Александер остановил наступление.

Неудачные действия под Монте–Кассино продемонстрировали основную стратегическую ошибку союзников в Италии.

Монте–Кассино имел важное значение, потому что преграждал вход в долину со стороны восточного течения реки Лири. Здесь шла единственная дорога в этой части Италии, по которой могла бы пройти техника союзников, – дорога № 6, шоссе Неаполь – Рим.

Сначала союзники пытались форсировать реку Рапидо в нескольких милях к югу от Кассино, намереваясь затем обойти город и Монастырскую гору. Но это не удалось, и союзники понесли значительные потери. Причиной тому стали быстрое течение Рапидо и активные действия немецкой артиллерии, которая вела обстрел со стороны долины, на западе от Кассино.

Союзники также пытались обойти Кассино с севера, но рельеф Апеннинского полуострова в этом регионе состоит из скал и глубоких долин, которые ограничивают движение, позволяя перемещаться лишь небольшим группам людей верхом на мулах.

Почему же союзники не обошли вокруг всей области Рима и не высадились выше на итальянском «сапоге», на западном или на восточном побережье? Военно–морской флот союзников господствовал на море, и англо–американские войска могли бы высадиться практически в любом месте. Легче всего было бы сделать это на побережье Адриатического моря, особенно в районе Римини или Равенны, в долине реки По на севере Италии, где не имелось гор, а местность была более пригодной для действий бронетехники союзников. Высадка значительного количества войск на севере могла вынудить противника покинуть пункты на юге Италии.

Черчилль не являлся великим стратегом, но он отчетливо видел эту возможность. 19 декабря 1943 года он телеграфировал Алану Бруку: «Нет никаких сомнений, что стагнация всей кампании на итальянском фронте становится скандальной. Полное пренебрежение действиями военно–морского флота со стороны Адриатики и провал попытки нанести аналогичный удар на западе оказались губительными».

Однако союзники избрали прямолинейную линию поведения, решили идти в лоб, пробиваясь через горы Италии, и под Кассино они на собственном опыте и в полной мере испытали кровавые последствия такой стратегии.

Совместно с британским генералом X. Мэйтландом Вильсоном, который в январе 1944 года занял новый пост верховного главнокомандующего на Средиземноморье, Александер разработал новый план прорыва через линию «Густав». Он перебросил большую часть 8–й армии на запад, с тем чтобы она заняла сектор долины Кассино – Лири, и оставил .только один корпус на Адриатическом побережье. 5–я армия Кларка вместе с частями французского корпуса отвечала за сектор реки Гарильяно и за плацдарм Анцио.

План Александера предусматривал, что наступление начнется 11 мая. 8–й армии предстояло прорвать оборону немцев в районе Кассино, затем 5–я армия должна была ударить через Гарильяно, а войска союзников у Анцио имели задачей продвижение к Валмонтоне и дороге № 6.

Александер собрал шестнадцать дивизий союзников и выставил их вдоль линии «Густав» от Кассино до устья Гарильяно, и еще четыре дивизии находились сзади, чтобы ударить по долине Лири. Союзники тем самым надеялись прорвать вторую линию обороны противника, которая находилась в 6 милях от первой, до того момента, как туда отойдут немцы.

Три из девяти дивизий 8–й армии были танковыми. Установилась сухая погода, и танки могли перемещаться гораздо свободнее, чем сырой и грязной зимой. Перед двумя дивизиями польского корпуса стояла задача захвата Кассино, а британский 13–й корпус, состоявший из четырех дивизий, должен был продвинуться примерно на 3 мили к югу, к городу Сан–Анджело. Наступление войск союзников поддерживалось огнем 2000 орудий, и одновременно все имевшиеся в наличии самолеты англо–американской авиации атаковали железнодорожные подъездные пути и дороги противника.

Наступление началось 11 мая в 11 часов утра с массированной артиллерийской подготовки. В течение первых трех дней войска союзников продвинулись на незначительное расстояние. Польский корпус понес тяжелые потери, а американский 2–й корпус на побережье и британский 13–й корпус также почти ничем не могли похвастаться.

Между тем части французского корпуса генерала Жуина, оказавшегося между двумя дивизиями противника, немного продвинулись вперед в том месте, где немцы не ожидали серьезного удара. 14 мая французы ворвались в долину маленькой речки Аусенте, а 71 –я немецкая дивизия дрогнула и отошла. Это облегчило положение 2–го корпуса, и его части начали двигаться по прибрежной дороге вслед за германской 94–й дивизией.

Германские войска теперь оказались разделенными непроходимыми горами Аурунчи. Генерал Жуин, осознав открывшиеся перед ним возможности, выдвинул свои марокканские части в количестве дивизии, состоявшие из атласских горцев, через Аурунчи, чтобы они вышли в тыл немцам.

Марокканцы прорвали вторую линию обороны немцев. Фланги немецких позиций повисли, линия «Густав» перестала существовать как единое целое, и немецкие парашютисты под Кассино 17 мая отошли, оставив в городе и на склонах гор 4000 убитых поляков.

Александер приказал войскам, выдвигавшимся с плацдарма Анцио, быстро пройти мимо Альбанских холмов и заблокировать дорогу № 6 в Вальмонтоне, отрезав таким образом 10–ю германскую армию.

Однако Марк Кларк хотел, чтобы американцы первыми вошли в Рим. Когда 25 мая американская 1–я танковая и 3–я пехотная дивизии, двигавшиеся со стороны Анцио, соединились с частями 2–го корпуса в Кори, за дорогой № 7, но в 10 милях от Вальмонтоне, Кларк повернул три американские дивизии на север на дорогу № 7, ведущую к Риму, и только одну дивизию отправил в Вальмонтоне. Три немецкие дивизии задержали продвижение американцев в 3 милях от дороги № 6.

Кларк понял, что он не сможет пробиться к Риму, потому что ему мешало активное сопротивление немцев на оборонительной «линии Цезаря», сразу же к югу от Рима. А танковые дивизии 8–й армии не смогли зажать отступающие германские дивизии у Апеннин. Немцы ускользнули по горным дорогам.

Некоторое время казалось, что генерал Зенгер сможет остановить союзников на «линии Цезаря», но 36–я американская дивизия 30 мая на дороге № 7 у Веллетри прорвала позиции немцев. Кларк немедленно приказал начать генеральное наступление. 2–й корпус взял Вальмонтоне и ударил по дороге № 6, а 6–й корпус бросился к дороге №7.

Немцы сдались, и американцы 4 июня вошли в Рим. Кессельринг объявил его открытым городом, чтобы не допустить разрушений.

В результате наступления Александера союзники захватили Рим, но больше почти ничего не добились. Американцы потеряли в этой операции 18 000 человек, англичане – 14 000, а французы – 10 000. У немцев насчитывалось 10 000 убитыми и ранеными, и около 20 000 попали в плен. Итальянская кампания оказалась неудачной для союзников. Они имели в два раза больше солдат, чем противник. Однако германское командование не перебросило из северной Франции ни одного подразделения.

Черчилль и Алан Брук хотели, чтобы военные действия продолжались в северной Италии, а затем армии союзников вышли в Австрию. Однако генерал Маршалл и президент Рузвельт определили, что вместо проведения операции «Наковальня» (переименованной в операцию «Дракон»), назначенной на 15 августа, состоится высадка на юге Франции, как часть вспомогательных действий по обеспечению десанта в Нормандии.

Итальянская кампания сошла с первых страниц газет. Но битва еще не была завершена. Союзники медленно продвигались на север. А то, что люди в Италии продолжали погибать, больше не играло решающей роли в войне.

Глава 21. Нормандия

По иронии судьбы два величайших командира танковых войск в истории – Хайнц Гудериан и Эрвин Роммель – разошлись во мнениях по поводу того, как правильно отразить вторжение союзников во Францию.

Гудериан отстаивал свою позицию исходя из опыта .ведения войны на Востоке против Красной армии, Роммель – исходя из опыта боевых действий в Африке против западных союзников. Они предлагали диаметрально противоположные решения.

В феврале 1944 года Гудериан поехал в Сен–Жермен–ан–Лайе, что рядом с Парижем, к фельдмаршалу Герду фон Рунштедту, главнокомандующему на Западе, и генералу Лео Гейеру фон Швеппенбергу ответственному за обучение танкистов на Западе. Они вместе пришли к согласию в вопросе действий бронетанковых войск.

Танковые и панцергренадерские дивизии, писал Гудериан, «должны располагаться достаточно далеко от так называемого Атлантического вала, чтобы их можно было легко перебросить к направлению главного удара войск противника, как только оно будет определено».

Гудериан и Гейер предлагали, чтобы десять мобильных дивизий, которые выделил Гитлер для оборонительных действий на Западе, были сконцентрированы в две группы – одна на севере, а другая на юге от Парижа. Оба военачальника признавали неоспоримое превосходство военно–воздушных сил союзников, серьезно осложняющее переброску германских танковых войск. Однако и Гудериан, и Гейер считали, что эту проблему можно решить, если перебрасывать танки ночью.

Когда Гудериан вернулся в генштаб, он обнаружил, что Роммель, возглавивший в ноябре 1943 года оборону Атлантического вала в качестве командующего группой армий «Б», расположил танковые дивизии очень близко от побережья.

По мнению Гудериана, это было серьезнейшей ошибкой: «Их невозможно будет перебросить и ввести в бой на любом другом участке фронта достаточно быстро, если противник высадится в каком–нибудь ином месте».

Когда Гудериан пожаловался Гитлеру, фюрер сказал, чтобы он обсудил вопрос с Роммелем.

Гудериан встретился с Роммелем в его штабе в Ла Рош Гийон – великолепном замке на западе от Парижа, и оказалось, что он пытается лбом пробить каменную стену – такой отпор встречали все его предложения. Из–за господства союзников в воздухе, сказал Роммель, не может идти и речи о том, чтобы перемещать большие соединения танков, пусть даже ночью.

Для Роммеля дни мобильной войны закончились – и не только из–за англо–американского превосходства в воздухе, но и потому, что Германия не могла угнаться за западными союзниками в производстве танков и бронетехники, что явилось в большей мере результатом нехватки нефти, нежели действий англо–американской авиации.

Главным в планах Роммеля было то, что немцы должны правильно определить место высадки союзников. Если германские войска не смогут быть переброшены в нужную точку, то им необходимо находиться как можно ближе к пункту высадки противника. Роммель решил, что союзники высадятся на побережье Па–де–Кале напротив Дувра.

Роммель исключил другие варианты именно потому, что союзники в этом месте могли бы наилучшим образом обеспечить воздушное прикрытие. 31 декабря 1943 года Роммель отправил послание Гитлеру, указывая на побережье Па–де–Кале как на возможное место высадки десанта союзников. «Главной заботой противника, – писал он, – является как можно более быстрый захват порта или портов, способных принять большое количество кораблей».

Гудериан не стал гадать, где могут высадиться союзники. Он думал, что англо–американским войскам нужно позволить десантироваться и дать немного продвинуться в глубь материка, чтобы потом уничтожить их войска и отбросить назад, к морю, широкомасштабным контрнаступлением. Все это соответствовало успешным действиям немцев в России. Несмотря на то что Рунштедт и Гейер приняли эту идею, ни они, ни Гудериан не понимали, как легко командование англо–американских ВВС может ограничить движение немецких танков.

Роммель это понимал, и для него предложение Гудериана было неприемлемым. «Если враг когда–нибудь ступит сюда, он создаст на плацдарме мощную противотанковую оборону и заставит нас биться головой об нее», – сказал он генералу Фрицу Байерляйну, командиру танковой учебной дивизии.

Единственный способ помешать этому, писал Роммель, – сражаться на прибрежной полосе. Это требовало наличия оперативных резервов, расположенных сразу же за передовой линией обороны, которые могли бы быстро вмешаться в ход сражения. Переброска резервов из глубины страны будет означать, что немецкие танки сделаются мишенью для авиации союзников, к тому же она потребует столько времени, что противник сможет либо организовать плотную оборону, либо продвинуться дальше в глубь материка.

Роммель занялся строительством укрепленных районов, окруженных минными полями, которые тянулись на 5–6 миль от побережья. Кроме того, он приказал создать искусственные водные преграды, возвести надолбы («аспарагусы Роммеля»), на которых были прикреплены противотанковые мины, бетонные конструкции, усиленные стальной арматурой, противотанковыми минами и другими ловушками.

Однако немцы не успевали полностью выполнить программу строительства укреплений, и все они были сконцентрированы в районе Па–де–Кале, хотя некоторые линии доходили и до Нормандии.

Разумеется, и Роммель, и Гудериан ошибались. Союзники не собирались следовать кратчайшим путем, чтобы захватить ближайший порт. Роммель не представлял себе количество ресурсов союзников и не подозревал об изобретательности британцев, построивших две искусственные гавани (Малберри), которые могли служить как временные порты. Малберри скрывали в себе самую большую тайну: союзникам не нужно было захватывать порт, чтобы десантироваться на континенте. Это сделало возможным высадку в любом подходящем месте, находившемся под «зонтиком» авиации союзников, – хотя бы берега Нормандии.

Гудериан заблуждался, полагая, что немцы могут повторить нечто вроде движения танков широким фронтом, какое они практиковали в России. Там люфтваффе в целом обладало паритетом с ВВС красных и могло достичь временного локального превосходства, чтобы выполнить какую–либо особую миссию. На Западе военно–воздушные силы союзников были значительно сильнее противника в любом пункте. Зимой 1944 года самолеты люфтваффе были фактически вытеснены с неба, главным образом из–за имевшегося у союзников –американского истребителя «П–51» «Мустанг». «Мустанг» превосходил все немецкие истребители, и все же люфтваффе было вынуждено бросить вызов американским самолетам, поскольку теперь «П–51» эскортировали «летающие крепости» «Б–17» во время их дневных налетов на Германию. Немцы потеряли огромное количество истребителей и к марту не горели желанием сталкиваться с «мустангами».

Другая причина, по которой преимущество военно–воздушных сил союзников во Франции имело решающее значение, заключалась в том, что леса, реки и города заставляли транспорт двигаться по предсказуемым артериям, которые можно было бомбить и обстреливать с бреющего полета, можно было разрушать мосты, в отличие от России, где танки часто сражались на открытых равнинах.

Два генерала должны были найти компромисс. Таковой существовал: надо было разделить танки, расставить по одному сегменту позади каждого пункта, который могли выбрать для вторжения союзники, и сделать так, чтобы каждый сегмент мог быть под рукой у Роммеля или командира того участка, где началось десантирование войск противника. Подобный компромисс давал ответ на большинство тревожных вопросов Роммеля и частично решал проблему мобильного резерва, наличие которого требовал Гудериан, при условии, что танки позади пунктов вторжения не были бы атакованы союзниками.

Фактически имелось три места вероятной высадки, и их можно было вычислить логически. Все понимали, что союзники обязательно высадятся только в тех точках, которые находятся в пределах радиуса действия их «Спитфайров», «П–38» «Лайтнинг» и «П–47» «Тандерболт», то есть в 200 милях от главных баз истребительной авиации в юго–восточной Англии. Высадке в Голландии помешали бы труднопреодолеваемые реки и каналы, а также то, что многие земли там находятся ниже уровня моря и могли быть легко затоплены немцами. На полуострове Бретань вторжение также могло быть заблокировано, а французский берег к югу от реки Луары находился слишком далеко – оба этих пункта были далее 200 миль от британских баз истребителей.

Таким образом, возможными местами вторжения войск союзников оставалось лишь побережье Па–де–Кале, полуостров Котентен в Нормандии, а также пляжи Нормандии.

Если бы Роммель, Гудериан, Рунштедт и Гейер согласились в том, что вторжение могло осуществиться в одном из этих мест, и нигде больше, тогда размещение равного количества танков в каждом из этих трех пунктов было бы оправданным. Поскольку Гитлер выделил только десять мобильных дивизий для оборонительных действий в Западной Европе, было необходимо определить, где может быть произведена высадка, и разместить танки именно в этих местах.

Однако этого не произошло. Роммель упорно считал еще за месяц или два до высадки, что побережье Па–де–Кале – единственно возможный вариант. И поскольку Гудериан, Рунштедт и Гейер мыслили no–другому окончательное решение, где разместить мобильные дивизии, предстояло принять Адольфу Гитлеру. А фюрер в присущей ему нерешительной и неуверенной манере распределил десять танковых и панцергренадерских дивизий на линии от северной Бельгии до южной Франции.

Гитлер отказался определить даже регион, в который могли вторгнуться союзники, не говоря уже о конкретных местах. На совещании с высшими военачальниками 20 марта 1944 года он перечислил возможные места интервенции от Норвегии до юга Франции. В окончательном варианте дислокации своих войск он выставил шесть танковых дивизий на севере от реки Луары и четыре – на юге от нее: три из них встали недалеко от испанской границы, поблизости от Марселя вдоль побережья Средиземного моря.

Эрих фон Манштейн выиграл кампанию на Западе в 1940 году, убедив Гитлера сконцентрировать танки в одном месте. Теперь, в момент самой большой военной угрозы Германии, Гитлер разбрасывал танки по всей карте. Более того, он сильно сдерживал инициативу большинства этих дивизий, намереваясь руководить сражениями из Берхтесгардена.

Если бы вместо этого три или четыре механизированные дивизии были расставлены сразу позади пляжей у каждого из предполагаемых пунктов вторжения, то вполне возможно, что они в первый же день сорвали бы высадку десанта противника.

С марта 1944 года у Гитлера возникла мысль, что вторжение осуществится в Нормандии, хотя он думал, что это будет лишь отвлекающим маневром, а главные силы противника высадятся на побережье Па–де–Кале. Фюрер пришел к такому убеждению потому, что американцы сосредоточивали свои войска на юго–западе Англии, а значит, ближе к Нормандии, и еще потому что бойцы союзников проходили подготовку в Девоне – на берегу, похожем на нормандское взморье. В конечном итоге Роммель пришел к такому же выводу, но, несмотря на его отчаянные усилия, было слишком поздно строить адекватную оборонительную линию вдоль побережья Нормандии.

Вообще–то высадка в Нормандии (операция «Оверлорд») осуществлялась по решению трех глав государств–союзников, но никак не генералов. Решение было принято на Тегеранской конференции в конце ноября 1943 года.

Рузвельт не был так настроен на проведение операции «Оверлорд», как Маршалл, но, раз Сталин хотел этого, он должен был получить это. У Сталина по–прежнему была власть, чтобы подписать договор о прекращении огня с Гитлером. С каждым днем подобное становилось все менее вероятным, особенно в связи с отступлением немцев после провала операции «Цитадель», но Рузвельт хотел любой ценой избежать сепаратного мира. Помимо этого, он стремился к «конструктивным отношениям» со Сталиным после войны, тем более что Советский Союз был ответственным членом мирового сообщества, а не сторонником дальнейших беспорядков или войн.

Вследствие этого в Тегеране, когда Сталин оспорил проведение отвлекающих операций в Средиземноморье, чего желал Черчилль, Рузвельт объявил, что он возражает против каких–либо отсрочек вторжения на континент. Таким образом, был выбран вариант «Оверлорд».

Из–за того, что во время вторжения во Францию американские войска преобладали в группировке союзников, Рузвельт настоял, чтобы командующим стал американец. Черчиллю пришлось согласиться, и он оставил надежду поручить это задание Алану Бруку. В качестве частичной компенсации Черчилль устроил так, чтобы верховным главнокомандующим на средиземноморском театре стал британский генерал сэр Генри Мэйтленд Вильсон.

В начале декабря, после возвращения из Тегерана, Франклин Делано Рузвельт встретился в Тунисе с Дуайтом Эйзенхауэром. Едва усевшись в автомобиль, президент сказал: «Ну, Айк, ты будешь командовать «Оверлордом».

Генерал Маршалл ожидал получить это лучшее из всех назначений, и Рузвельт поначалу планировал поручить командование ему. Однако в конце концов он решил, что Маршалла нужно приберечь, и сказал ему: «Я не мог бы спать спокойно, если бы вы уехали из Вашингтона».

Сорокачетырехлетний Эйзенхауэр, вероятно, был наилучшей кандидатурой на этот пост. Он не был боевым командиром, но умел работать с двумя совершенно разными армиями и офицерами. Он был способен разрешать ненужные споры и снимать недоброжелательность с помощью разумных доводов и того, что Макс Гастингс называл «необыкновенным благородством духа по отношению к его непростым подчиненным».

Эйзенхауэр назначил своим заместителем британского маршала авиации сэра Артура Теддера. Он надеялся заполучить генерала Александера, которого американцы любили, несмотря на его критическое мнение об американских солдатах, считая генерала основательным британским командиром. Однако Алан Брук благоволил Монтгомери, и Черчилль, решив, что Александер нужен ему в Средиземноморье, согласился с его мнением.

На пост американского командующего сухопутными войсками Эйзенхауэр выбрал Омара Брэдли, надежного, осмотрительного, но бесцветного пятидесятилетнего выпускника Вест–Пойнта. Из–за скандальных инцидентов на Сицилии, обнаживших серьезные изъяны в характере Джорджа Паттона, Эйзенхауэр отказался предоставить ему какой–либо пост выше командующего армией.

Огромное строительство развернулось на юге Англии, и к весне 1944 года большая часть страны превратилась в громадный военный лагерь. Танкодромы и автопарки покрывали тысячи акров земли. Группировка войск союзников состояла из одной французской, одной польской, трех канадских, четырнадцати британских и двадцати американских дивизий.

Для того чтобы провести репетицию высадки с использованием боевых патронов и снарядов, англичане эвакуировали все население в районе площадью 25 квадратных миль вдоль побережья Девоншир между Эпплдором и Вулакомбом. На огороженных участках были воздвигнуты огромные палаточные военные городки. Первая волна американского десанта составляла 130 000 человек, и в течение 90 дней на континент должны были высадиться еще 1,2 миллиона. С ними должны .были прибыть 137 000 колесных машин, 4200 гусеничных вездеходов и 3500 орудий. Было собрано огромное количество снаряжения и боеприпасов. Каждый американский солдат в Нормандии должен был получать шесть с четвертью фунтов продуктов питания в день, каждый немец – три и одну треть. С другой стороны, количество легкого стрелкового оружия в германской армии насчитывало 56 000 единиц, а в американской – 21000.

Британский генерал–лейтенант Фредерик Морган, ответственный за составление плана высадки, нацелился на Нормандию весной 1943 года. Оборонительные, сооружения на побережье Па–де–Кале были слишком мощными, и немцы могли остановить продвижение союзников в Шербуре или на полуострове Котентен. Это оставляло лишь берега Нормандии в зоне досягаемости воздушного прикрытия. Однако окончательное решение пришло, только когда британская идея о строительстве двух искусственных гаваней (Малберри) стала воплощаться в реальность.

Если бы немцы знали, что местом высадки были определены берега Нормандии, они могли бы выставить там значительные силы и разгромить высадившихся союзников. Необходимо было обмануть их, заставить поверить в то, что главный удар нацелен на побережье Па–де–Кале, а Нормандия – это всего лишь ложный выпад, отвлекающий маневр.

И отсюда возник самый блестящий план обмана союзников (операция «Фортитьюд»). Немцы считали Паттона самым агрессивным, изобретательным и решительным генералом у западных союзников и практически не придавали значения скандальному делу, связанному с оскорблением им двух солдат. Они были уверены, что Паттон возглавит наступление во Франции.

Вследствие этого Эйзенхауэр 22 января 1944 года вызвал Паттона в Англию и назначил его командующим 3–й армией, а контрразведка союзников распространила слухи, что на самом деле он командует «Первой американской группой армий», которая высадится в Па–де–Кале. Контрразведчики установили сеть радиостанций этой ложной группы армий, вели множество фальшивых передач и создали впечатление, что настоящая группа армий хлопотливо готовится к боевым действиям. Немцы выставили свою самую сильную, 15–ю армию для обороны побережья Па–де–Кале.

Союзники решили высадиться в Нормандии, но это был только их первый шаг. Эйзенхауэр, вскоре после своего прибытия в Англию 14 января 1944 года, определил стратегию разгрома Германии.

Он решил, что после высадки в Нормандии войска союзников должны двинуться на Германию широким фронтом силами двумя групп армий – британской слева и американской справа. Англичане должны были получить преимущество, чтобы взять порты Бельгии, особенно Антверпен, которые были жизненно важны для создания линий коммуникаций, необходимых для дальнейших действий в Германии. Важным считался и захват Рура – главного промышленного центра Германии. Этот район располагался на востоке от южной Голландии вдоль Рейна и включал в себя Дюссельдорф, Дуйсбург и Эссен.

Эйзенхауэр также приказал развернуть массированное наступление с применением бомбовых ударов на транспортные узлы в Бельгии и во Франции, чтобы уменьшить возможности Германии подтягивать подкрепления в Нормандию и продолжать войну во Франции. Для того чтобы свести к минимуму число жертв среди французского и бельгийского гражданского населения, союзники предупредили тамошних жителей о необходимости уехать из городов, которые могли стать мишенью для авиации. Самолеты союзников не стремились бомбить железнодорожные и автомобильные дороги в одной Нормандии, но атаковали и другие населенные пункты, особенно в Па–де–Кале.

Сэр Артур Гаррис, командующий бомбардировщиками королевских ВВС, хотел продолжать бомбардировку немецких городов по ночам и наводить ужас на немцев, а Карл Шпаатц, командующий американскими стратегическими военно–воздушными силами, призывал сосредоточиться на разрушении заводов по производству синтетического топлива и нефтеперегонных заводов, чтобы парализовать немецкие танки, машины и самолеты. Однако Эйзенхауэр отверг их планы.

Тем не менее атаки самолетов Шпаатца на заводы по перегонке нефти, которые продолжались всю весну 1944 года и.усилились позже, имели большое значение, нарушив нормальное функционирование германских моторизованных частей. К сентябрю 1944 года производство немецкого горючего для самолетов составляло лишь 100 000 тонн, а люфтваффе в месяц требовалось минимум 160 000 тонн. Такой дефицит уменьшил угрозу со стороны новых германских реактивных истребителей, которые были разработаны в это время.

Генерал Морган предложил ограниченный план вторжения в Нормандию: по его мнению, стоило атаковать только силами трех дивизий на сравнительно узком фронте. Эйзенхауэру это показалось несерьезным, и 21 января 1944 года, на своем первом совещании в Лондоне, он предложил развернуть наступление силами пяти дивизий на фронте шириной 60 миль, чтобы на берегу не было тесно, когда начнет прибывать подкрепление.

Американцы должны были высаживаться на правом крыле, или на западе, в секторах «Юта» и «Омаха», и двинуться на Шербур, Брест и пункты в районе устья Луары. Согласно последнему варианту, две воздушно–десантные дивизии американцев (82–я и 101–я) должны были высадиться у основания полуострова Котентен. Поскольку лагуна находилась прямо за сектором «Юта», парашютисты должны были помешать немцам заблокировать дороги, ведущие с побережья.

Англичане и канадцы высаживались слева, в окрестностях Кана, в секторах «Меч», «Золотой» и «Джуно», и должны были столкнуться с основными силами противника, приближающимися с востока и юго–востока. Британской 6–й парашютной дивизии поручалось обезопасить возвышенности на востоке от Кана и реки Орне.

Первую цель – Кан, в 10 милях от моря, – нужно было захватить в первый день. Все важные дороги проходили через этот город. Затем бронетанковые войска должны были пробиться на юг, чтобы завладеть ключевыми пунктами – особенно в районе Палеза, в 22 милях от Кана, – и затруднить тем самым продвижение германских резервов.

В качестве дня «Д» Эйзенхауэр определил 5 июня 1944 года.

Ключом к Нормандии был Кан. Основные немецкие резервы должны были прибывать с юга и юго–востока и идти через Кан – даже те войска, которые направлялись к американским плацдармам на западе.

Командование союзников знало из данных разведки, что танковые дивизии удерживаются в резерве, хотя они думали, что ими командует Рунштедт, а не Гитлер. Но все равно союзники считали, что пройдет время, прежде чем дивизии будут переданы Роммелю. Это открывало возможности союзникам создать сильные плацдармы. 7 апреля 1944 года Бернард Монтгомери, командующий 21–й армейской группой, сказал высшим военачальникам, что если они продержатся пять дней, то смогут принять на берегу пятнадцать дивизий – даже несмотря на то, что теоретически к этому времени немцы перебросят в район высадки шесть танковых дивизий: противник не сможет прорвать линию обороны. С этого момента и далее мощь союзников будет неумолимо возрастать, что сделает разгром германской армии на Западе неотвратимым.

Выбор 5 июня 1944 года как дня «Д» был основан на сочетании следующих факторов: фазы луны, времени прилива и времени восхода солнца. Союзники хотели переправиться через пролив ночью, чтобы тьма скрыла направление и силу атак. Они хотели, чтобы луна освещала зону выброски парашютистов, а еще было нужно 40 минут до рассвета, чтобы завершить бомбардировку и артиллерийскую подготовку с боевых кораблей.

Однако на самом деле выбор даты начала атаки зависел от предсказаний синоптиков. Перенос дня вторжения на 6 или 7 июня потребовал бы изменения расписания всей операции и мог вызвать огромные проблемы.

По мере приближения назначенной даты британские власти изолировали все южные регионы Англии от остальной части страны. Никто без особого разрешения не мог проехать ни в одно, ни в другое направление. Офицеры особых подразделений нанесли на карты каждый военный лагерь, гарнизон, автопарк и соединение. Они составили расписание движения каждой из частей, которые должны были добраться до места посадки на десантные суда в конкретное время.

Штурмовые группы – первая волна сил вторжения – отправились в военные городки, окруженные колючей проволокой, чтобы помешать любому военнослужащему покинуть место дислокации, как только он узнавал о роли, отведенной ему в операции.

Как писал Эйзенхауэр, «могучие полчища были напряжены, как свернутая в кольцо пружина», готовые обрушиться всесокрушающей лавиной через пролив.

Утром 4 июня Эйзенхауэр и его штаб провели совещание с метеорологическим комитетом, который возглавлял капитан группы королевских ВВС Дж.М. Стагг. Новости были неутешительны. Стагг предсказал на 5 июня низкую облачность, сильный ветер и высокие волны. Командующий флотом британский адмирал сэр Бертрам X. Рамсей молчал, сохраняя нейтралитет. Монтгомери настаивал на осуществлении высадки согласно расписанию. Теддер был против.

Эйзенхауэр решил отложить вторжение на один день. Поскольку ряд кораблей уже вышел в море, пришлось отозвать их назад. Некоторые суда в Ирландском море имели сложности с заходом в порты, заправкой и подготовкой к выступлению на день позже.

В 3.30 утра 5 июня ветер достиг почти ураганной силы, стеной обрушился дождь, который залил оперативный штаб Эйзенхауэра в Портсмуте на южном побережье. В центре военно–морского флота в миле оттуда капитан Стагг получил неожиданно хорошие новости: к утру 6 июня на 36 часов установится сравнительно спокойный период. После этого ожидалось дальнейшее ухудшение погоды. Последствия задержки могли оказаться столь серьезными, что Эйзенхауэр быстро объявил о своем решении начать вторжение 6 июня.

Сразу же полетели приказы. Из портов в море вышли 5000 судов.

Уинстон Черчилль проинформировал Эйзенхауэра, что он собирается наблюдать за высадкой с корабля, который находился вблизи берегов Нормандии. Эйзенхауэр сказал, что этого делать нельзя. Черчилль ответил, что он может назначить себя членом команды корабля, и Эйзенхауэр не смог остановить его. Король Георг IV услышал о намерениях Черчилля и объявил, что если премьер–министр чувствует необходимость поехать к месту событий, то и он, король, тоже ощущает, что его долг – принять участие в войне и встать во главе своих войск. После этого Черчилль уступил.

В каждом из пяти секторов – двух американских, двух английских и одном канадском – в день «Д» должны были высадиться по одной дивизии. В каждом секторе, кроме «Омахи», войска противника представляли собой плохо организованные части, составленные из пожилых людей и волонтеров негерманского происхождения, которые не отличались особым энтузиазмом и обладали незначительным боевым опытом или не имели его вовсе.

«Омаха» была единственным исключением. Там располагалась 352–я пехотная дивизия – закаленное в боях, обстрелянное подразделение, которое за три месяца до этого было переведено с Восточного фронта. Этот факт ускользнул от внимания разведки союзников.

Один полк 352–й дивизии охранял 4 мили крутого, почти отвесного берега, который поднимался за сектором высадки «Омахи». Два других полка находились в нескольких милях от побережья, у Байо. Один из полков 716–й дивизии был включен в структуру 352–й дивизии. Следовательно, на позициях у «Омахи» находились два полных полка.

Англо–американская бомбардировочная авиация должна была нанести удар по береговым укреплениям всех пяти секторов в первые несколько минут после рассвета 6 июня. Корабельной артиллерии ставилась задача прикрывать высадку десанта огнем своих орудий.

Однако до всего этого предполагалось выбросить парашютистов – 16 000 американцев в секторе «Юта» у основания полуострова Котентен и 8000 англичан на востоке от Кана.

Первые парашютисты десантировались на парашютах и планерах еще в предутренних сумерках. Отвратительная погода и неопытность некоторых пилотов стали причиной того, что большинство десантников приземлились чересчур далеко от предполагаемой зоны высадки.

Британская 6–я парашютная дивизия, которая понесла значительные потери во время десантирования из–за того, что пилоты отклонились от точек выброски, боясь попасть под огонь зенитных орудий противника, тем не менее взяла под контроль район к востоку от реки Орне, включая «мост Пегаса» через канал Кана, который имел огромное значение как транспортная магистраль, соединяющая побережье с материком.

Задачей американской 1–й воздушно–десантной дивизии был захват четырех дамб, ведущих в сектор «Юта»; задачей 82–й воздушно–десантной дивизии был захват мостов со стороны материка. Это задание предписывало парашютистам приземлиться в точно определенных зонах высадки. Но этого не случилось. Многие самолеты шли чересчур высоко или слишком отклонялись от курса, чтобы точно выбросить десант. Иные экипажи транспортных машин, стремясь уклониться от огня зениток, поворачивали назад, вынуждая парашютистов прыгать вслепую.

В результате возникла неразбериха. Три четверти парашютистов приземлились на таком расстоянии от заданной цели, что так и не приняли участие в штурме. Разбросанные по побережью, «они сформировали небольшие группы и блуждали по несколько дней, время от времени натыкаясь на германские патрули.

Как ни странно, но эта суматоха сыграла на руку союзникам. Немцы не могли взять в толк, какую же хитрость придумали союзники, и не разворачивали активных действий против слоняющихся в окрестностях парашютистов.

Генерал–майор Максвелл Тэйлор, командующий 101–й дивизией, к ночи 6 июня сумел собрать только тысячу человек, но ему удалось обезопасить выходы на дамбы. 82–я дивизия не смогла захватить мосты на западе из–за того, что большая часть суши оказалась под водой. Однако главной их целью была деревня Сен–Мер–Эглиз в 5 милях от сектора «Юта» на дороге, которая вела на север, в Котентен и на юг, в город Карентан, а также соединялась с сектором «Омаха».

Тридцать человек приземлились в самой деревне, двадцать из них точно в центре деревенской площади – прямо на головы бойцов германского гарнизона, состоявшего из 100 человек. За несколько минут все парашютисты были убиты или взяты в плен. Парашют рядового Джона Стила зацепился за церковный шпиль, и десантник висел там несколько часов, притворяясь мертвым, пока наконец его не сняли оттуда и не взяли в плен.

Другие бойцы 82–й воздушно–десантной дивизии собрались неподалеку от деревни и двинулись на позиции немцев на рассвете.

В британском секторе Монтгомери задержал высадку на полтора часа после того, как сошли на берег американцы, чтобы бомбить район высадки еще два часа – в четыре раза дольше, чем в секторе «Омаха».

Большое количество американских «Б–17» и «Б–24» сбросили бомбы на объекты обороны противника. Их сопровождала часть из примерно 5000 истребителей, которых отрядили командующие союзническими силами для действий в день высадки.

Местность в зоне высадки была ровной и не представляла никаких препятствий для действий английской техники. Сектор защищали в основном части 716–й дивизии, в составе которой было много поляков и украинцев, дравшихся весьма неохотно. Единственная угроза с воздуха исходила от двух истребителей «FW–190», базировавшихся в Лилле, которые совершали дерзкие полеты вдоль берега моря, обстреливая высаживающиеся части союзников, но потом и они изменили курс и вернулись на базу.

На утесе к западу от Ле–Хамель, в «Золотом» секторе солдаты 352–й дивизии установил и 88–миллиметровое зенитное орудие и повели огонь прямой наводкой. Им удалось попасть в десантное судно, снаряд разбил моторный отсек, и корабль опрокинулся на борт почти у самого берега. Британская 50–я дивизия, которая высадилась в «Золотом» секторе, продвинулась на 4 мили от побережья, но ей не удалось захватить Байо.

В зоне ответственности британских войск союзники широко применяли саперные танки, которые делали проходы в минных полях.

В секторе «Джуно», где действовали канадцы, немцы были готовы к встрече противника. Мины и снаряды потопили значительную часть из 306 кораблей. У Берньера 8–я канадская бригада действовала впереди саперных танков. Полк королевских стрелков, который действовал в авангарде, потерял половину своего состава, преодолевая 100 ярдов от моря до дамбы. Под прикрытием огня корабельной артиллерии канадцы прорвались в одной точке обороны, и немцы отошли. В этом пункте союзники проникли на 4 мили от побережья.

В секторе «Меч», в восточной части зоны высадки, 3–я британская дивизия потеряла 28 из 40 танков, действовавших на побережье, но оставшиеся 12 прорвали оборону немцев. Дивизия разгромила противника, продвинулась на 4 мили в глубь материка и соединилась с 6–й парашютной дивизией возле реки Орне, однако ей также не удалось выполнить поставленную задачу и взять Кан.

Генерал Майлз Демпси, командующий 2–й армией, высадил в день «Д» 75 000 бойцов во всех трех секторах плюс 8000 парашютистов. В его армии насчитывалось ранеными и убитыми 3000 человек, и одна треть из них были канадцы.

Между тем почти в 40 милях к западу американская 4–я пехотная дивизия высадилась в секторе «Юта». Предварительная бомбардировка силами авиации союзников из–за низкой облачности не дала результатов: большая часть бомб упала позади позиций немцев. Артиллерийская же подготовка, проведенная силами кораблей флота союзников, оказалась намного эффективнее.

Сектор «Юта» оборонял один полк 709–й дивизии, немоторизованное подразделение, состоявшее из пожилых людей и волонтеров из советской республики Грузия. Здесь союзники не встретили особого сопротивления.

К исходу дня 23 000 американцев высадились в секторе «Юта», и дивизия продвинулась на 6 миль в глубь материка. Общее число потерь составило всего 197 человек.

В секторе «Омаха» все обстояло совершенно по–другому. По словам Омара Брэдди, там был кошмар. До рассвета флот союзников, опасаясь береговых батарей, бросил якорь в 12 милях от берега. Одна из этих батарей, у Пон–дю–Ок, в 4 милях к западу от пляжей, согласно сообщениям, располагала 155–миллиметровыми орудиями с дальностью действия 25 000 ярдов. Брэдли отрядил два батальона рейнджеров, чтобы они штурмом взяли высокий утес и уничтожили батарею.

Волны высотой от трех до шести футов бились о корабли, которые в темноте не могли подойти ближе к берегу. «Секретное оружие», на которое полагались американцы, представляло собой танки «Шерман», оборудованные водометным двигателем. Они должны были высадиться в море и «поплыть» к берегу, чтобы обеспечить артиллерийскую поддержку своим десантникам. Двадцать девять из тридцати двух плавающих «Шерманов», предназначенных для действий в восточных секторах, были спущены на воду в полумиле от берега. Все, кроме двух, утонули. Оставшиеся три машины были высажены позже прямо на берег.

Матросы, ответственные за высадку тридцати двух подобных плавающих танков в западной части зоны высадки, пришли в ужас от происходящего, отменили спуск на воду и высадили двадцать восемь танков прямо на берег, хотя немного опоздали: только два «шермана», которые должны были поддерживать пехоту, сразу пошли, вперед. Многие из плавающих вездеходов, перевозивших 105–миллиметровые гаубицы, тоже затонули.

В 5.50 утра мощные залпы ударили с боевых кораблей союзников по сектору «Омаха». Обстрел длился 35 минут. Начиная с 6 часов утра бомбардировщики «Б–24» сбросили на побережье почти 1300 тонн бомб, хотя особого вреда вражеским позициям не причинили.

Береговые укрепления сектора «Омаха» выглядели устрашающе: три ряда подводных – стальных или бетонных – препятствий, масса мин. Береговая полоса была 200 ярдов шириной и ничем не прикрыта. За низкой дамбой начинались песчаные дюны и тянулись отвесные берега, прорезанные пятью лощинами, которые американцы собирались использовать для выхода с побережья. Все лощины простреливались огнем немецких пушек и пулеметов, а пространство перед дамбой было напичкано минами.

В 6.30 утра первая волна пехоты 1500 человек в 36 шлюпках бросилась на штурм сектора «Омаха». Группу составляли бойцы 116–го полка 29–й дивизии, 16–го полка 1–й дивизии и саперы, которые должны были взрывать подводные препятствия.

Немцы открыли огонь еще до того, как первая волна пехоты высадилась на берег. Расстояние было минимальным, высаживающихся расстреливали практически в упор. Вскоре огонь стал просто ураганным. Сначала были выбиты бойцы из 116–й дивизии на западе. Когда залпы стихли, солдаты увидели, что отмели впереди были добела исхлестаны пулями. Люди, раненые или убитые, падали, пытаясь по пояс в воде идти вперед, при этом образовывались кровавые буруны, мгновенно приводившие в ужас всех, кто это видел. Многие попытались нырнуть глубже под воду и отплыть подальше, к своим судам. Однако тяжелая амуниция тянула их на дно. Некоторые бойцы утонули, другие с трудом держались на поверхности. Те, кто выжил и добрался до берега, не могли найти укрытия, и некоторые бросились обратно в воду, чтобы спрятаться хотя бы там.

В течение 10 минут каждый офицер или сержант был ранен либо убит. В роте «А» 116–го полка 22 бойца из одного города Бедфорд, штат Виргиния, погибли, среди них были несколько братьев из трех семей.

Предполагалось, что саперы проделают проход в линии заграждений в 50 ярдов шириной. Однако половина саперов оказались ранеными или убитыми, и они сумели расчистить лишь одну узкую тропу за первые полчаса операции. Корабли продолжали высаживать на берег следующие войска, и солдаты толпились в узком коридоре.

Десантные суда, обеспечивавшие высадку, практически все были уничтожены огнем артиллерии противника либо подорвались на минах.

Весь берег был усеян телами убитых и раненых десантников. Песок пропитался кровью. Уцелевшие солдаты пытались спрятаться на мелководье, среди обломков шлюпок, прислушиваясь, как пули со звоном прошивают легкие борта. На берегу рвались снаряды и визжала шрапнель. Плавающие «Шерманы» были выведены из строя, и американцам нечем было ответить немецкой артиллерии.

В 4 милях к западу 225 человек из 2–го батальона рейнджеров начали взбираться по отвесным склонам Пон–дю–Ок, чтобы уничтожить береговую батарею.

С помощью веревок и веревочных лестниц рейнджеры стали карабкаться наверх. При этом несколько солдат погибли, но остальные продолжали упорно двигаться вперед. В этот момент американский и британский эсминцы подошли ближе к берегу и открыли огонь по расположению батареи, отогнав немцев. Рейнджеры воспользовались этим, поднялись на вершину утеса и обнаружили, что орудий там нет. Немцы перетащили их в сад. Там рейнджеры и уничтожили боевую технику.

Плавающие «Шерманы» начали сходить на берег. Писатель Эрнест Хемингуэй, наблюдая с десантного судна за событиями, увидел, как начали гореть два танка: «Первая, вторая, третья, четвертая и пятая волны [пехоты] лежали там, где упали, похожие на множество тяжелых узлов с тряпьем, на плоской, усеянной галькой полосе между морем и первым укрытием». Хемингуэй также стал свидетелем того, как немцы подстрелили другой танк. «Я видел, как два человека вынырнули из орудийной башни и приземлились на руки и колени на камни пляжа, – сообщал он. – Но больше никто оттуда не вылез, а танк сначала взорвался, йотом быстро сгорел».

Части, десантировавшиеся в секторе «Омаха», спасли корабли американского военно–морского флота. Двенадцать эсминцев приблизились к берегу, не обращая внимания на отмели и мины, и направили все имевшиеся у них орудия на немецкие позиции. Интенсивный огонь ослабил сопротивление немцев и позволил солдатам медленно прокладывать дорогу вперед.

На целых шесть часов сектор «Омаха» превратился в кровавый хаос. Американцы удерживали лишь несколько ярдов берега; волны на самом деле окрасились в красный цвет. Пока командиры не сошли на берег, солдаты не пытались добежать до дамбы. Бригадный генерал Норман Д. Кота, помощник командира 29–й дивизии, спокойно расхаживал среди припавших к земле солдат. «Только два сорта людей останутся на этом берегу – мертвые и те, кто собрался умирать. А теперь давайте уберемся к чертовой матери отсюда!» – прокричал он.

Один за другим, медленно бойцы начали подниматься и приступать к делу. Они пробивали проходы во вражеских заграждениях, чтобы можно было двинуться вперед по лощинам. Перед одним таким проходом лейтенант и сержант 16–го полка рискнули жизнью и поползли наверх, обнаружив, что дорогу им преграждает только колючая проволока.

Лейтенант вернулся к рядовым, распластавшимся на берегу Уперев руки в бока, он сказал: «Вы собираетесь валяться тут и ждать, пока вас убьют, или подниметесь на ноги и сделаете хоть что–нибудь?» Никто не пошевелился, и лейтенант с сержантом сами бросились на проволоку. Это придало людям достаточно мужества, и они пошли вперед, к минному полю.

Много таких событий случилось 6 июня 1944 года. К концу дня очистили от противника участок больше 6 миль в длину и 2 миль в глубину. На берегу сложили головы 3000 американцев.

Рано утром 6 июня германские дежурные офицеры в Нормандии начали получать путаные сообщения о том, что приземляются тысячи парашютистов. Офицеры помчались к полевым телефонам, чтобы доложить по инстанциям, и весь механизм немецкого военного ведомства пришел в движение.

Эрвин Роммель находился в Германии, где отмечал день рождения жены, полагая, что плохая погода воспрепятствует в ближайшее время вторжению союзников, а его начальник штаба, Ганс Шпейдель, сумел дозвониться до фельдмаршала только поздним утром. Роммель тут же выехал в Нормандию.

На расстоянии прямого броска от берега, к югу от Кана, стояла лишь одна танковая дивизия – 21–я. Две другие дивизии были намного ближе: «Лер» в пригороде Шартре и танковая дивизия СС «Гитлерюгенд», расположенная на западе от Парижа. Если бы они выдвинулись после первого сообщения о вторжении, они почти наверняка сбросили бы противника в море, поскольку утро 6 июня было крайне облачным и авиация союзников не могла помешать переброске немецких войск. Но командование группы армий «Б» могло отдавать приказы 21–й дивизии, а две другие были подчинены Гитлеру.

Йодль отказался будить фюрера и спросил, является ли высадка в Нормандии основным ударом союзников? Было уже 4 часа дня, когда дивизии сдвинулись с места.

В 21 –и дивизии было 150 танков, 60 штурмовых орудий и 300 бронетранспортеров. Утром командир дивизии Эдгар Фойхтингер направил часть своих сил на уничтожение британских парашютистов на востоке от реки Орне, однако получил встречный приказ от командования 7–й армии начать штурм на западе от реки. Это вызвало задержку, и только одна боевая группа из пятидесяти танков и панцергренадерского батальона в середине дня начала атаку в направлении сектора «Меч».

Около 930 утра 1–й батальон британского Южноланкаширского полка добрался почти до Кана, но наткнулся на позицию трех немецких противотанковых орудий, установленных на холме. Англичане окопались и стали ждать подхода 65 танков из 185–й бригады, которые, как предполагалось, должны были возглавить утренний штурм Кана. Три часа южноланкаширцы просидели в окопах, а танки тем временем ждали, пока расчистится от сутолоки дорога к сектору «Меч».

Около двух часов дня двадцать танков «Шерман» наконец атаковали немецкую позицию. Немцы отвели свои пушки, а группа поддержки танков, Стропширская легкая пехота, двинулась к Кану. Недалеко от города англичане наткнулись на позиции окопавшейся пехоты противника и отошли в Бьевиль, на 4 мили к северу. Это был ближайший к Кану пункт, куда за месяц добрались союзники.

Тем временем боевая группа 21–й танковой дивизии повернула на западе от позиций стропширцев и направилась на север, намереваясь отделить сектор «Джуно» от сектора «Меч», а затем уничтожить войска союзников в обоих секторах по очереди. Немцы добрались до неохраняемого берега между двумя секторами в 8 часов вечера.

Фойхтингер послал еще пятьдесят танков, чтобы усилить свою группу, когда экипажи шедших в авангарде танков увидели самое большое с начала войны количество планеров – целых 250 единиц, – которые направлялись на поддержку 6–й воздушно–десантной дивизии, расположенной в нескольких милях восточнее. Фойхтингер ошибочно предположил, что планеры будут садиться у него в тылу, намереваясь отрезать дивизию, и отозвал все танки. Это случайное появление планеров положило конец последней надежде немцев ликвидировать плацдармы, захваченные войсками союзников.

Немцы совершили и другую фундаментальную ошибку: они отправили две свои танковые дивизии к пляжам Нормандии днем. Роммель и Гудериан возражали против этого, говорили, что войскам следует передвигаться ночью. Но ОКБ приказало 12–й танковой дивизии СС «Гитлерюгенд», которая стояла на западе от Парижа, двинуться на Кан днем 6 июня. Дивизия завершила 75–мильный переход только в 9–30 утра 7 июня. Фридрих Долльман, командующий 7–й армией, приказал танковой дивизии «Лер», стоявшей возле Шартре, в 110 милях от фронта, днем 7 июня двинуться на Виллерс–Бокаж, в 15 милях к юго–западу от Кана, чтобы блокировать движение англичан в этом направлении. Командир дивизии Фриц Байерляйн возражал, но тщетно.

Обе дивизии понесли тяжелые потери от воздушных атак союзников. Дивизия Байерляйна, единственная полностью укомплектованная танковая дивизия в Нормандии, потеряла пять танков, 84 самоходные артустановки и полугусеничные машины, а также 130 грузовиков и топливозаправщиков. Из–за воздушных атак управление частями дивизии нарушилось, и ее танки не смогли пойти в атаку, когда настало ее время. В то же время у танковой дивизии СС «Гитлерюгенд» не было ни времени, ни возможности для скоординированного наступления всеми соединениями.

Тем не менее прибытие обеих танковых дивизий остановило быстрое продвижение союзников по Нормандии. Но и эти, и другие дивизии немцев были уничтожены, так как выступали поодиночке, а момент, когда германская армия могла бы сбросить союзников в море, был упущен.

Тем временем Гитлер держал некоторые самые сильные свои части возле побережья»Па–де–Кале, все еще полагая, что вторжение в Нормандию было отвлекающим маневром. Из района Па–де–Кале 12–13 июня он начал обстрел Лондона самолетами–снарядами «Фау–1», а в сентябре была запущена первая баллистическая ракета «Фау–2».

10 июня Роммель предложил Гитлеру заменить все построенные в линию танковые части пехотными соединениями, а танки перевести на запад,, чтобы отрезать и уничтожить американцев в нижней части полуострова Котентен (7–й корпус, который высадился в секторе «Юта», а также 82–ю и 101–ю воздушно–десантные дивизии). Но Гитлер наложил вето на этот план, и немцы на всех участках фронта были вынуждены перейти к обороне.

Это привело к напряженному противостоянию, но в его исходе никто не сомневался. Силы союзников в Европе росли день ото дня. И вскоре союзники должны были вырваться из Нормандии и разбить германскую армию.

Глава 22. Освобождение Франции

Все бедственные события, которые предсказывал Роммель, когда говорил о том, что нельзя двигать войска вперед, начали сбываться. Практически каждое соединение, получившее приказ прибыть на театр боевых действий, понесло тяжелые потери. Потери немцев достигали 2500–3000 человек в день. Танки уничтожались в огромных количествах, а заменить их было практически нечем.

Самолеты союзников нарушили систему транспортных перевозок в Нормандии и уничтожали все движущиеся в дневное время по дорогам объекты. Немецким коммуникациям был нанесен такой ущерб, что лишь самое скудное количество продовольствия и боеприпасов доставлялось на фронт.

Поскольку Гитлер постоянно повторял свой знаменитый приказ – удерживать каждый квадратный метр, – Рунштедт и Роммель 29 июня поехали в Берхтесгарден, чтобы переговорить с фюрером.

Идея Гитлера остановить продвижение западных союзников была совершенно нереальной. Военно–морской флот Германии должен был атаковать суда союзников, но адмирал Дёниц выделил лишь несколько небольших миноносцев и других легких судов, а они мало что могли сделать. Тысяча новых двухмоторных реактивных истребителей «Ме~2б2» должна была установить контроль в небе над Нормандией. Однако истребители англо–американской авиации зимой и весной 1944 года фактически уничтожили основное ядро опытных германских пилотов. Люфтваффе смогло выставить только 500 экипажей, большинство из которых были плохо обучены. Вследствие этого очень мало «Ме–262» со скоростью 870 километров в час и мощным вооружением (четыре 30–миллиметровые пушки), которые могли превзойти любой истребитель союзников, когда–либо летавший в небе Германии, участвовали в боевых действиях.

Рунштедт и Роммель сказали Гитлеру, что ситуация стала безвыходной. Каким образом, спросил Роммель у Гитлера, фюрер думает, что войну все еще можно выиграть? Последовали сбивчивые аргументы, и Роммель с Рунштедтом стали ждать, что их снимут с должности.

Вернувшись 1 июля в Париж, Рунштедт получил приказ Гитлера о том, что необходимо «удержать существующие позиции». Он позвонил в штаб Гитлера и сказал офицеру–штабисту, что не может выполнить этот приказ. «Ну и что нам делать?» – спросил офицер. «Заключайте мир, болваны», – ответил Рунштедт.

На следующий день эмиссар Гитлера передал Рунштедту награду – Дубовые листья к Рыцарскому кресту и написанную от руки записку, в которой говорилось, что Рунштедт освобождается от должности «по возрасту и из–за плохого здоровья». Гитлер сместил Рунштедта, заменив его Гюнтером фон Клюге, который вначале полагал, что ситуация лучше, чем она была на самом деле. Но как только он посетил фронт, то сразу же изменил свое мнение.

Роммель, к своему удивлению, удержался на посту.

К этому времени Роммель и начальник его штаба Ганс Шпейдель пришли к выводу, что немцы должны начать сепаратные мирные переговоры с западными союзниками. Идея их состояла в том, чтобы открыть Западный фронт для беспрепятственного продвижения британских и американских армий, с целью удержать русских и не допустить их в Германию. Все уже было подготовлено, удалось убедить Клюге и остальных, но 17 июля вмешался случай: Роммель возле Ливаро был тяжело ранен.

Через три дня, 20 июля 1944 года, полковник Клаус фон Штауффенберг, лидер тайной антигитлеровской оппозиции, подложил бомбу под стол в комнате для совещаний Гитлера в его штабе в Растенбурге, в Восточной Пруссии. Бомба взорвалась, но Гитлер остался жив. Немедленно после этого события фюрер сместил начальника штаба армии Курта Цейтцлера, поставив вместо него Хайнца Гудериана, который уже днем 21 июля отправился на доклад к Гитлеру.

«Казалось, что фюрер был в довольно плохой форме, – писал Гудериан, – одно ухо кровоточило; его правая рука была сильно повреждена, почти бездействовала и висела на перевязи. Однако вел он себя поразительно спокойно».

Физически Гитлер быстро поправился после взрыва бомбы. Существовавшая у него болезнь, из–за которой у него дрожали левая рука и нога, не была связана со взрывом. Однако попытка покушения все же оказала сильное воздействие на поведение фюрера. Гудериан писал, что «глубокое недоверие, которое он и так уже чувствовал к человечеству в целом, теперь превратилось в глубокую ненависть. То, что было суровостью, стало жестокостью, а тенденция блефовать превратилась в откровенное бесчестье. Он часто лгал, ничуть не смущаясь. Он больше ни в кого не верил. С ним и так было трудно иметь дело, но теперь это превратилось в пытку, которая от месяца к месяцу становилась все ужаснее. Он часто терял самоконтроль, а речь его становилась все яростнее».

Гитлер начал волну террора против всех, кого он подозревал в заговоре. Это привело к бесчисленным казням. 14 октября 1944 года Роммель, поправлявшийся от ран в своем доме в Ульме, получил приказ выбирать – либо суд трибунала, что означало бы казнь, либо яд и государственные похороны. При этом ему обещали не преследовать его жену и сына. Роммель выбрал яд.

27 июня американцы вытеснили немцев с полуострова Котентен и захватили Шербур (при этом немцы разрушили порт, и потребовалось несколько недель, чтобы восстановить его). Тем временем англичане под командованием Монтгомери на востоке не могли выбить немцев из Кана. Возникала опасность, что союзники окажутся запертыми в Нормандии, особенно после того, как шторм, разразившийся Л 9–23 июня, серьезно повредил гавань Малберри на нормандском побережье и прибил 800 судов к берегу.

Командующий американской 1–й армией Омар Брэдли начал перебрасывать свои силы на юг, чтобы выполнить первоначальные задачи плана «Оверлорд»: прорваться к Авраншу у основания полуострова Котентен, откуда открывалась дорога к завоеванию Бретани и местных портов, что уже должно было быть осуществлено 3–й армией Джорджа Паттона. Этот прорыв даст союзникам пространство для действий, в результате чего армии смогут двинуться через Францию в Германию.

Для нанесения массированного лобового удара Брэдли собрал двенадцать дивизий в четырех корпусах. 8–й корпус Троя X. Миддлтона и 7–й корпус Дж. Лоусона Коллинза на западе должны были продвигаться на полной скорости с западного побережья до Авранша. Тем временем 10–й корпус Чарльза X. Корлета получил задачу захватить Сен–Ло в центре, а 5–й корпус Леонарда Т. Героу у Гомона должен был «держать ступицу колеса», как выразился Брэдли, и прикрывать правый фланг британской 2–й армии.

Корпус Миддлтона, расположенный далеко на западе, начал атаку 3 июля. Но она полностью провалилась. На следующий день 7–му корпусу Коллинза повезло не больше, тогда как 10–й корпус немного продвинулся в районе Сен–Ло.

По мнению Брэдли и командующих его корпусами, вина за это лежала на командирах американских дивизий, которые в огромном количестве случаев руководили действиями своих войск плохо. Брэдли сместил несколько командиров, но огромной проблемой, с которой столкнулись американцы, были bocage – живые изгороди в деревнях Нормандии, совершенно неожиданно заставшие американцев врасплох. Войска не были обучены их преодолению.

Вся зона ответственности американских войск – от берега Котентен до линии Гомон–Байо – была покрыта этими бокажами. В британском секторе на востоке бокажи чередовались с холмами.

В течение нескольких веков нормандские фермеры разделяли свои земли на небольшие поля изгородями в три или четыре фута высотой. Эти ограждения позже поросли густым кустарником, ежевикой, боярышником и низкорослыми деревьями. Живым изгородям отводилась роль заборов, удерживавших домашний скот, они отмечали границы и защищали от морских ветров.

Между такими огороженными участками войска могли перемещаться, не будучи замеченными. Бокажи оказались идеальным местом для организации обороны немцев. Широко применяя противотанковые реактивные гранатометы – «панцерфаусты», – противотанковую артиллерию, замаскированные танки и пулеметные точки, немцы сделали продвижение союзников вперед практически невозможным. Они могли варьировать тактику действий в обороне, поскольку противотанковая артиллерия поражала танки союзников на расстоянии до 2000 метров, но немцы могли подпустить их и поближе.

В лабиринтах бокажей германские войска чувствовали себя вольготно, устроив чрезвычайно насыщенную оборону, усиленную минными полями, на которые пришлись три четверти всех потерь американцев в Нормандии. Союзники не могли часто применять артиллерию, поскольку существовала реальная возможность попасть под огонь собственных пушек. Американцы пребывали в растерянности: они не привыкли воевать подобным образом. Обычно их пехота вскрывала позиции противника, потом артиллерия вела шквальный огонь. Американские пехотинцы вовсе не собирались лезть под пули, а искали ближайшее укрытие.

Живые изгороди также сводили на нет преимущества танков – их мобильность и огневую мощь. Танкисты не желали ползать по лабиринтам бокажей, да это и не имело смысла. Командование союзников понимало, что танкам необходим оперативный простор, но для этого надо было еще прорваться через изгороди.

Нужно было найти какой–нибудь способ выйти из тупика. Как правило, американцы практиковали движение танков и пехоты отдельными эшелонами. В Нормандии проницательные командующие поняли, что этим двум воинским подразделениям нужно работать в паре. Таким образом, они сами додумались до давней, еще с 1940 года в совершенстве применявшейся немцами системы подвижных групп.

Метод 29–й пехотной дивизии был одним из лучших. Разработанный в июне и испытанный 11 июля на востоке от Сен–Ло, он состоял из четырех фаз. Вначале средний танк «Шерман» «М4АЗ» прорывался через живую изгородь, чтобы открыть обзор артиллеристам и автоматчикам. После этого начинали вести огонь 60–миллиметровые минометы. Под прикрытием танков вперед выдвигалась пехота, которая забрасывала обороняющихся немцев ручными гранатами. В это время «Шерманы» откатывались назад, а саперы подрывали живую изгородь, чтобы танк смог проехать в образовавшийся после взрыва проем. После этого «Шерман» совместно с пехотой уничтожал оставшихся солдат противника.

Несмотря на изобретательность американцев, процесс шел медленно. Кроме того, надо было придумать способ, как быстрее и безопаснее провести танки сквозь изгороди, поскольку прорыв через них оголял тонкое днище танков, подставляя его под вражеский огонь.

«Шерманы», оборудованные бульдозерными ножами, могли справиться с такой задачей, но слишком мало. подобных танков принимало участие в боевых действиях. Использование взрывчатых веществ для подрыва живых изгородей замедляло атаку и позволяло немцам точнее наводить свои орудия. В отдельных подразделениях к «Шерманам» приваривали резаки, с помощью которых танки могли пробиться через самую толстую изгородь. Невероятными усилиями сварочные бригады 1–й армии между 14–м и 25 июля изготовили 500 таких резаков, а к концу июля 60 процентов задействованных в армии «Шерманов» были оборудованы подобным приспособлением.

Брэдли, застрявший на месте в лабиринте бокажей, задумал новый план нападения, который он назвал «Кобра». Он решил прорвать оборону противника в районе Сен–Ло, используя на острие удара 7–й корпус Лоутона Коллинза, которому ставилась задача массированной атакой на узком фронте опрокинуть немцев. Когда Коллинз сделает свое дело, в прорыв войдут основные силы 1–й армии, теперь насчитывавшей пятнадцать дивизий.

Тем временем Монтгомери вынашивал план наступления на Кан под кодовым названием «Гудвуд».

Монтгомери начал проведение операции 18 июля; этому предшествовал массированный удар с воздуха силами 1700 тяжелых и 400 средних бомбардировщиков.

Вначале атака британцев шла хорошо. Танки продвигались вперед, не встречая сильного сопротивления. Однако воронки, появившиеся в результате бомбежек, замедлили продвижение бронетехники, немцы перегруппировали свои силы и нанесли контрудар. Они не смогли прорваться далеко вперед, но англичане понесли тяжелые потери. 20 июля Монтгомери прекратил наступление и отошел на шесть миль к югу от Кана, потеряв 4000 человек и 500 танков.

План Брэдли «Кобра» был рискованным, поскольку летчики союзной авиации не имели опыта нанесения точечных ударов, а операция требовала насыщенной бомбардировки прямоугольника в три мили шириной и в одну милю глубиной к югу от дороги на Сен–Ло–Перье. Ошибка в бомбометании могла привести к большим потерям в американских войсках от собственной авиации.

Брэдли не хотел, чтобы самолеты прошли над американскими позициями, и предложил, чтобы самолеты приближались по курсу, параллельному дороге на Сен–Ло–Перье. 19 июля Брэдли вылетел в Англию, чтобы обсудить вопросы проведения операции с высшими военачальниками. Те стали возражать против того, чтобы авиация шла подобным курсом, заявив, что в таком случае самолеты будут дольше находиться в зоне действия зенитной артиллерии противника.

Однако, когда настало время уезжать, Брэдли подумал, что заручился согласием высшего командования. Для того чтобы свести к минимуму шансы американских войск попасть под удар своей авиации, Брэдли отвел их на 1500 ярдов на север от дороги.

Из–за сильных дождей начало проведения операции «Кобра» было отложено до 24 июля. Облачность в тот день тоже была низкой, но 400 бомбардировщиков уже взяли курс на Францию.

К ужасу Брэдли, бомбардировщики союзников приближались совсем не тем курсом, каким было оговорено. Англо–американские самолеты отбомбились, убив 25 и ранив 131 американского солдата. Когда Брэдли стал жаловаться на действия летчиков, бессовестное командование ВВС заявило, что никогда не соглашалось на пролет авиации курсом, предложенным Брэдли, и сообщило ему, что и вторая атака совершится точно таким же образом.

Выбора у Брэдли не было, и он согласился. Воздушная атака началась 25 июля. Полторы тысячи тяжелых бомбардировщиков, 380 средних бомбардировщиков и 550 истребителей–бомбардировщиков сбросили 4000 тонн бомб и напалма. И снова «недогляд» привел к жертвам среди американцев – 111 мертвых и 490 раненых.

Коллинз бросил три дивизии 7–го корпуса на немецкие позиции, разгромленные союзной авиацией. Американцы ожидали, что противник не сможет оказать сколько–нибудь серьезного сопротивления. Вместо этого они нарвались на яростный отпор. Эйзенхауэр, подавленный, улетел в Англию, решив никогда больше не применять тяжелые бомбардировщики для поддержки сухопутных войск.

Несмотря на ожесточенное сопротивление немцев на некоторых участках бомбардировка нанесла им громадный ущерб. Командующий танковой дивизией «Лер» Фриц Байерляйн, чьи части приняли на себя главный удар, писал: «Подразделения, удерживавшие фронт, были почти полностью уничтожены». Танки были перевернуты, пушки разбиты, позиции пехоты сровнялись с землей, все дороги разрушены. К середине дня ландшафт напоминал лунный. «Не было никакой надежды спасти хоть что–то, – писал Байерляйн. – Шокирующий эффект неописуем. Несколько человек потеряли рассудок и в безумии заметались по открытому полю, пока не упали, сраженные осколками мин».

Мартин Блюменсон писал в официальной истории, что одна третья часть солдат немецких действующих частей была убита или ранена, только дюжина танков или самоходных установок оставалась на ходу, а парашютный полк, приписанный к дивизии Байерляйна, фактически бесследно исчез.

Трудность продвижения Коллинза после бомбардировок объясняется сопротивлением немцев, а также осторожностью и нерешительностью американцев, которые уже привыкли долго возиться среди живых изгородей.

Однако сопротивление немцев было подавлено. К ночи 26 июля американские танки прошли на 10 миль вперед, а на следующий день двинулись дальше. «Эта штука широко раскрылась», – торжествовал Лаленд Хоббс, командир 30–й пехотной дивизии.

Коллинз расширил прорыв и продолжал двигаться на юг. Справа от него прорвался 8–й корпус Миддлтона, и в прорыв хлынула его бронетехника. Едва Миддлтон обогнул Авранш и устремился в Бретань, пришло время активизироваться 3–й армии Джорджа Паттона. Между тем Брэдли попросил Паттона возглавить 8–й корпус. Моментально проявился фирменный стиль Паттона: две танковые дивизии прорвали позиции пехоты, неожиданно появились впереди и стремительно двинулись на Авранш. Нашло подтверждение суждение Эйзенхауэра о Паттоне: «Необыкновенный и безжалостный напор в критические моменты». Немцы отступали или сдавались в плен.

Американцам удалось преодолеть лабиринты бокажей. Левый фланг немцев рухнул. Монтгомери сказал, что единственная надежда немцев – это поэтапный отход к Сене, а для того, чтобы сорвать его, союзникам нужно развернуть правый фланг «крутом и в сторону Парижа».

Похоже, война превращалась в боевые действия такого рода, которые нравились американцам, – широкие, с атаками очертя голову, и чтобы впереди, как цель, маячил горизонт. На авансцену выдвинулся Джордж Паттон: именно подобного сорта генерал мог возглавить эту кампанию. Но Паттону необходимо было подчиняться Омару Брэдли, который вовсе не был «сорвиголовой». К тому же никто не мог предположить, как будет реагировать на изменение ситуации Адольф Гитлер.

1 августа 3–я армия Паттона формально приступила к боевым действиям. Брэдли поднялся по служебной лестнице и принял командование 12–й армейской группой, а 1–ю армию возглавил Кортни Ходжес. У американцев была двадцать одна дивизия – пять танковых, шестнадцать пехотных, всего почти 400 000 человек. Теперь эта огромная сила должна была столкнуться с потрепанными в боях немногочисленными немецкими подразделениями.

Первоначально армия Паттона предназначалась для очистки от противника Бретани. Однако немцы вывели из этого региона почти все свои войска, и Брэдли сказал Паттону, чтобы он отправил в Бретань только 8–й корпус Миддлтона.

Миддлтон вихрем пронесся через полуостров, но ему не удалось достичь первостепенной цели – взять большие порты. К ним отошли немцы. К тому времени, когда американцы овладели портами, понеся при этом огромные потери, необходимость в этих объектах давно отпала.

Паттон был, по сути дела, самым изобретательным и азартным генералом в армии союзников. Вскоре после того, как Паттон взял на себя командование 3–й армией, он понял, что величайшая победа может быть достигнута на взморье. Американцы находились далеко на юге от Нормандии, открывался путь для массированного наступления на востоке от района бреши между Орлеаном и Парижем, а затем на сам Париж, правый берег Сены и далее с выходом на море, что позволило бы отрезать все германские силы в Нормандии.

Однако Паттон не обладал полномочиями отдать приказ о таком наступлении, а Монтгомери, по–прежнему ответственный за наземные операции, считал, что немцы построят новую временную оборонительную линию, идущую в основном к югу от Кана, через Майен в Лаваль, возможно, дальше на юг к Анжеру, поблизости от слияния рек Луары и Майен. Он приказал Брэдли подойти к этой предполагаемой линии на юге. На севере он отдал приказ канадской 1–й армии под командованием Генри Крерара 8 августа нанести удар на юге от Кана, в 18 милях от Фале, с тем чтобы отрезать немцев.

Брэдли распорядился, чтобы Паттон, в распоряжении которого был только 15–й корпус Уэйда Хэйслипа, состоявший из двух дивизий, занял шестидесятимильный фронт вдоль реки Майен и взял города Майен, Лаваль и Анжер.

Паттон передал Хэйслипу приказ взять Майен и Лаваль, но поскольку он все еще лелеял идею направить войска в брешь между Орлеаном и Парижем, то дополнил распоряжения приказом продолжить движение в направлении Ле–Мана, важного пункта в 45 милях на востоке от реки Майен.

Хэйслип, политикой которого было «заставлять весь персонал действовать на пределе человеческих возможностей», 5–6 августа завладел Майеном и Лавалем, а Паттон получил подтверждение приказа от Брэдли Двигаться к Ле–Ману.

Адольф Гитлер понимал, что прорыв в рамках операции «Кобра» в Авранше носил совершенно иной характер, чем действия там Монтгомери или немецких генералов, которые с удовольствием ушли бы из Нормандии и из Франции.

Гитлер, начиная со времен Сталинграда, стремился во что бы то ни стало удержать все свои позиции. Но в Нормандии появилась дополнительная забота: если немцы начнут отходить, то моторизованные армии союзников смогут быстро разгромить транспортные колонны противника, где в основном использовалась конная тяга. Кроме того, куда вообще было отходить?

Извилистое течение Сены не позволяло создать сколько–нибудь приемлемую оборонительную линию. Лучшей позицией был немецкий Западный вал вдоль границы. Но о нем забыли с 1940 года, и на ремонт укреплений требовалось от шести до десяти недель.

Гитлер приказал немедленно начать восстановительные работы, понимая, что немцы останутся в Нормандии – по крайней мере до тех пор, пока Западный вал будет обороноспособным. Окончательно убедившись, что союзники не станут вторгаться через Па–де–Кале, он приказал войскам перейти в Нормандию.

Гитлер видел возможность нанесения ответного удара. Западный фланг немцев теперь находился к востоку от города Мортен, в 20 милях от Авранша, в лесистой горной местности – так называемой «Нормандской Швейцарии». 1 августа фюрер приказал Клюге ударить из Мортена, чтобы вернуть Авранш. Это закрепило бы линию немцев на побережье Котентена и отрезало бы 3–ю армию Паттона, расположенную на юге от Авранша, от 1 –и армии Ходжеса на севере.

Клюге собрал четыре малочисленные танковые дивизии. Три из них должны были направиться через Мортен и линию обороны американцев и продвинуться как можно дальше. Четвертая дивизия должна была выдвигаться позже в направлении Авранша.

Перехваты радиосообщений немцев насторожили Брэдли, предупредив его о готовящейся атаке противника раньше, чем предполагалось. У него в этом районе уже было собрано пять дивизий, и Брэдли по тревоге приготовил их к атаке.

Немцы ударили по Мортену в первые минуты 7 августа. Американская 30–я дивизия заняла город несколькими часами раньше. Ключом к городу считалась высота 317 прямо на востоке. Немецкая пехота пошла на штурм высоты, а семьдесят германских танков прошли через город и устремились на запад. К середине дня они продвинулись на 6 миль. Но авиация союзников вынудила танки отойти в лес.

Бой продолжался, но у немцев не было шанса прорваться через стальное кольцо обороны противника. Между тем 700 американцев на высоте 317 отражали атаки противника – не без помощи артиллерии и самолетов королевских ВВС – «Харрикейнов» и «Тайфунов», истребителей–бомбардировщиков, оснащенных реактивными снарядами.

Гитлер обвинил Клюге в неумении оценивать обстановку, поспешности и беспечности и приказал продолжать наступление с еще большими силами. Клюге должен был перебросить три танковые дивизии, стоявшие напротив англо–канадских войск, чтобы направить их во фланг американских подразделений (частей Паттона, продвигающихся к Ле–Ману).

Клюге, который видел ситуацию лучше, чем Гитлер, понимал, что его атака не удастся, и что лучше всего отойти. Он также понимал то, что приводило его в ужас: немецкий фронт вытянулся глубокой дугой. Две армии

Монтгомери (2–я английская и 1–я канадская), а также 1–я армия Ходжеса располагались на севере, а 3–я армия Паттона двигалась к Ле–Ману на юге. Если движение американцев продолжится через брешь Орлеан – Париж, армия Паттона сможет окружить все германские войска на западе от Сены.

Однако приказы Гитлера были недвусмысленны, и Клюге направил три танковые дивизии, чтобы они прорвали оборону противника в англо–канадском секторе и за ночь 7 августа подошли к Мортену. В 11 часов утра Клюге узнал о том, что авиация союзников нанесла сильнейший бомбовый удар вдоль дороги из Кана до Фале, а канадская армия двинулась вперед. Одна из трех немецких танковых дивизий уже покинула сектор Фале, но Клюге отменил приказ для двух других. Немцы не могли себе позволить потерять Фале.

Атака канадцев, произведенная силами двух танковых бригад, за которыми в бронетранспортерах следовала пехота, позволила союзникам продвинуться в темноте на 3 мили, а к.рассвету 8 августа оборона немцев была прорвана. Но здесь продвижение союзников остановилось, хотя путь на Фале был открыт.

Для того чтобы возобновить атаку, генерал Ги Симон, командующий 2–м канадским корпусом, бросил вперед две свои танковые дивизии – канадскую и польскую, приказав им узким фронтом идти на Фале. Бойцы этих подразделений не имели боевого опыта, да еще и бомбардировщики союзников действовали небрежно – отбомбились где попало, убив у них 65 и ранив 250 человек. Тем временем немцы организовали оборону и преградили дорогу противнику. С невероятными усилиями канадцы продвинулись на несколько миль вперед, но 10 августа были остановлены, хотя у союзников было 600 танков против 60 немецких танков и самоходных орудий. Джордж Кичинг, командир канадской 4–й дивизии, обвинил во всем поляков, которые, по его словам, еле ползали.

Адольф Гитлер, потеряв доверие к Клюге, лично руководил ходом боевых действий из своей штаб–квартиры в Восточной Пруссии. 9 августа он приказал танкам и самоходным орудиям перейти с позиций у Па–де–Кале в Фале. Фюрер полагал, что это ликвидирует угрозу со стороны канадцев. Позже он обратил внимание на Авранш. Гитлер хотел, чтобы его войска предприняли новый штурм, на этот раз силами шести танковых дивизий.

Германские военачальники назвали приказ Гитлера «чистейшей утопией». Клюге мог двинуть только 120 танков на Мортен, а это составляло половину от числа машин в одной только американской дивизии.

Но Гитлер настаивал на своем, и германская армия расположилась от Мортена на западе до группировки канадцев на востоке. Созрели условия для колоссального окружения и битвы в «котле». Войска Хэйслипа готовились взять Ле–Ман. Если бы это произошло, они оказались бы всего в 75 милях от бреши Париж – Орлеан.

Паттон пытался убедить Брэдли позволить Хэйслипу наступать в том направлении и освободить Париж, а затем двинуться по берегу Сены и окружить все немецкие части на западе. Успешная реализация плана Паттона (к тому же немцев было слишком мало, чтобы помешать успеху) положила бы конец сопротивлению немцев на западе. Это было всего лишь вопросом нескольких дней.

Однако Брэдли не обладал проницательностью Паттона. И он не пожелал воспользоваться имеющимися шансами. Он считал, что выигрыш от этого будет невелик. У Ле–Мана Хэйслип должен был повернуть на север, к Алансону и Се, и соединиться с канадцами, идущими по дороге к Фале и Аржантану, чтобы тем самым отрезать немецкие части на западе. Этот шаг, может, и не уничтожил бы всех немцев в Нормандии, но мог бы создать серьезную угрозу их войскам.

8 августа Хэйслип захватил Ле–Ман и приготовился идти на север. Он получил две новые дивизии – необстрелянных американских пехотинцев из 80–й, которые должны были занять город, и французскую 2–ю танковую дивизию, командир которой, Жак Леклерк, главным образом был заинтересован в освобождении Парижа. Но он ухватился за предложение Паттона принять участие в походе к Аржантану вместе с американской 5–й танковой дивизией под командованием Лансфорда Оливера.

Эти две танковые дивизии, а вслед за ними две пехотные дивизии (79–я и 90–я) 10 августа прошли половину пути до Алансона, фактически не встретив никакого сопротивления. Однако слева от Хэйслипа зияла широкая брешь, где не было войск союзников, поскольку Брэдли не захотел прикрыть ее, пока немцы все еще находились в районе Мортена. Эта пустота дала возможность немцам контратаковать фланг Хэйслипа.

Рано утром 11 августа Клюге решил отойти из Мортена и ударить по этому флангу. Он сильно потрепал американцев, число жертв среди которых составило 4000 человек, но и сам потерял много людей, а также сто танков. Гитлер одобрил его действия, и Клюге отвел свои войска подальше от Мортена.

Тем временем 11 августа Хэйслип добрался до предместий Алансона и определил взятие Аржантана, расположенного в 23 милях дальше, своей следующей задачей. Аржантан находился в 8 милях в глубине англо–канадского сектора, но казалось, что это не составит проблемы.

Рано утром 12 августа танковая дивизия Леклерка захватила Алансон, а 5–я американская танковая дивизия Оливера прорвалась к Се, в 12 милях по дороге к Аржантану. Впереди Аржантана оборонительный заслон состоял лишь из немецких пекарей, окопавшихся по всему южному краю города.

Американские танки Оливера могли пройти по дороге Алансон – Аржантан и быстро взять город, но Леклерк вопреки приказам узурпировал дорогу, заняв ее несколькими своими подразделениями. Когда американцы наконец добрались до Аржантана, их встретили не пекари, а целых три танковые дивизии, и по крайней мере семьдесят танков двигались под командованием Клюге от Мортена.

Предполагаемый удар Клюге по флангу Хэйслипа не получился из–за того, что немцы лишились складов горючего и снаряжения под Алансоном, но наличие танков под Аржантаном оставляло открытой важную дорогу с запада на восток. Если бы немцы потеряли Фале и Аржантан, то у них осталась бы только узкая тринадцатимильная брешь без хороших дорог.

Вечером 12 августа Хэйслип проинформировал Паттона, что он следующим утром собирается ударить по Аржантану, однако подчеркнул, что чем дальше продвигается, тем больше растягиваются его коммуникации и очень мало сил находится на флангах. Если он захватит Аржантан, то наверняка немцы предпримут контратаку. Так стоит ли ему идти туда?

Паттон выбрал дерзость. В письме к жене он процитировал Наполеона: «L'audace, 1'audace, toujours 1'audace»{42}. Игра стоила свеч. После взятия Аржантана, сказал Паттон Хэйслипу, мы двинемся на Фале, соединимся с канадцами и закроем «котел».

Однако, когда Паттон сообщил о своем решении Брэдли, тот сказал ему. «Ничего не делайте. Вам нельзя двигаться дальше Аржантана».

Доводы Брэдли отчасти состояли в том, что подразделения корпуса Хэйслипа вытянулись на 40 миль, а 7–й корпус Лоутона Коллинза, которому он приказал прикрыть левый фланг Хэйслипа, мог прибыть не раньше чем через пару дней.

Но главная цель Брэдли заключалась в том, чтобы не обидеть своих союзников.

«Фале – давнишняя цель англичан, – писал он, – и для них это вопрос громадного престижа. Если передовые отряды Паттона захватят Фале, то это станет высокомерной пощечиной, в то время как мы явно нуждаемся в установлении доверительных отношений в канадской армии».

Монтгомери проинструктировал своего начальника штаба Фрэнсиса де Гинганда, чтобы тот «сказал Брэдли, что они [корпуса Хэйслипа] должны повернуть назад». Де Гинганд писал после войны, что, если бы Монтгомери позволил американцам пересечь границу между группами армий, они поймали бы немцев в ловушку. Но ни Брэдли, ни Эйзенхауэр об этом не попросили.

Когда Хэйслип добрался до окраин Аржантана, немцы сняли заслоны там и в Фале и начали постепенно выходить из окружения. Но полевые дивизии по–прежнему оставались в «котле».

14 августа Монтгомери приказал канадцам пробиваться вперед и взять Фале. Однако атака ни к чему не привела. Чтобы помочь канадцам, Монтгомери одновременно направил 2–ю британскую армию Демпси атаковать немцев с северо–запада.

Действия Брэдли и Эйзенхауэра можно сравнить с выдавливанием зубной пасты со дна тюбика, у которого нет крышки. Эффект мог привести к выжиманию немцев из «котла».

Между тем Брэдли запланировал новый обходной маневр, собираясь заблокировать немцев, которые сумели бежать из «котла». Он приказал 3–й армии двинуться на северо–восток, корпусу Хэйслипа (урезанному до двух дивизий) идти на Дре в 50 милях от Парижа. 20–му корпусу Уолтона Уолкера предстояло идти на Шартрез, в 50 милях к юго–западу от Парижа, а 12–му корпусу Гилберта Р. Кука – на Орлеан в 70 милях к югу от Парижа. Идея состояла в том, чтобы обойти предположительно отступавших немцев. Операция началась 14 августа.

Смещение Брэдли всей армии Паттона в сторону от «котла» ослабило уступ Аржантана и позволило немцам легче удерживать брешь открытой.

15 августа Брэдли понял свою ошибку и бросился в штаб Паттона, чтобы отменить обходной маневр. Но было уже слишком поздно. Три корпуса Паттона почти добрались до цели. Но даже после приказа Брэдли Паттон остановился в трех городах.

На следующий день, 16 августа, немецкие танки ударили по 90–й пехотной дивизии, которая теперь удерживала Аржантанский выступ. Атака была мощной, но дивизия, которая до этого действовала довольно неуверенно, выстояла. В тот же день канадская армия наконец захватила Фале, несмотря на своеобразные действия бомбардировщиков авиации союзников, которые на этот раз выбили до 500 человек у канадцев и поляков.

Но еще сохранялась тринадцатимильная брешь между Фале и Аржантаном, и она кишела пытавшимися выбраться из окружения немцами. Монтгомери предложил новое место, где можно было закрыть брешь: Шамбуа в 8 милях к северо–востоку от Аржантана и в 13 милях к юго–востоку от Фале. Монтгомери приказал Крерару повернуть канадцев через Трун в Шамбуа. Единственные силы, которые имелись у Брэдли для охраны коммуникаций, он бросил на защиту Аржантана – 90–ю дивизию, французскую танковую дивизию Леклерка и необстрелянные части 80–й пехотной дивизии. Командовать этими подразделениями Брэдли поручил Леонарду Т. Героу из 1 –и армии.

Территориально «котел» Фале теперь вытянулся с востока на запад примерно на 40 миль и был 11–15 миль шириной. Около четырнадцати немецких дивизий, по крайней мере 100 000 человек, находились в окружении. Дороги были забиты, авиация союзников атаковала все, что двигалось, их артиллерия поражала любую цель, на которую указывали корректировщики. В немецких войсках отчаянно не хватало топлива, подразделения перемешались, коммуникации оказались парализованными.

Утром 15 августа фельдмаршал фон Клюге выехал на фронт. Через четыре часа он исчез. Посланные на поиски не смогли найти его. Не приходило никаких сообщений. Гитлер заподозрил неладное. Клюге был связан с некоторыми заговорщиками, затеявшими путч 20 июля, а эта дата могла быть вменена ему в вину. Именно в этот день американцы и французы (6–я армейская группа под командованием Джекоба Л. Деверса) вторглись во Французскую Ривьеру на Средиземном море (операция «Дракон») и быстро двигались на север, громя немногочисленные заслоны немцев. Гитлер заподозрил, что Клюге хочет сдать немецкие силы в Нормандии или, возможно, пытается затеять переговоры о капитуляции.

Около 10 часов утра Клюге прибыл в штаб Йозефа (Зеппа) Дитриха, командовавшего 5–й танковой армией. Где же он был? А просто целый день провел в траншее. Самолет союзников обстрелял его машину и вывел из строя его рацию. Авиация союзников действовала столь активно, что Клюге пришлось отсиживаться в укрытии. Это вполне правдоподобное объяснение не развеяло подозрений Гитлера.

В 2 часа ночи 16 августа Клюге направил сообщение Альфреду Йодлю, начальнику штаба Оперативного руководства вермахта, и порекомендовал немедленно начать полномасштабное отступление. Но только в 4.40 утра Гитлер разрешил начать отвод войск.

Его решение было вызвано вторжением союзников на юге Франции. Теперь только незначительное количество германских войск находилось в этом районе, и они не имели возможности даже разбить французские силы Сопротивления. Гитлер решил оставить южную Францию и Нормандию. Он надеялся собрать значительное количество войск в горах Вогезы, на западе от Рейна, и сформировать там новую линию обороны. Это означало, что 100 000 немцев в районе Бискайского залива на юго–западе Франции должны были начать движение, главным образом пешком, через внутренние области Франции по направлению к Дижону. Преследуемые отрядами Сопротивления и авиацией союзников, многие из этих солдат перешли Луару и сдались американцам.

Клюге направил в войска инструкции, определяющие порядок отхода. Начав движение ночью, самые западные соединения потянулись к реке Орне (примерно в 10 милях к западу от Фале). В следующую ночь они должны были переправиться на восточный берег. Поскольку немцам приходилось идти по трехмильному пространству между Ле–Бург–Сен–Леонард и Шамбуа, Клюге приказал выбить американцев с возвышенностей у Ле–Бурга, откуда простреливалась вся дорога. После боя с частями 90–й дивизии, который шел с переменным успехом, утром 17 августа немцы захватили возвышенности.

Между тем Брэдли встретился с Ходжесом и Патто–ном, чтобы спланировать будущие действия. Брэдли отменил приказ Паттона приостановить продвижение и направил две американские армии установить линию фронта от Аржантана через Шамбуа и Дре до Сены.

Армия Ходжеса должна была захватить Шамбуа и Трун и установить контакт с британцами и канадцами. Когда дивизии на западе освободятся, они должны будут развернуться на востоке, между Аржантаном и Дре. Тем временем армии Паттона ставилась задача взять Мант в 30 милях вниз по течению Сены от Парижа и не позволить немцам уйти.

Паттон хотел реализовать свою старую идею о блокировании отступления немцев широким охватом силами трех корпусов в низовьях Сены и с выходом к морю. План Паттона на тот момент был наилучшим вариантом, и в соответствии с ним могли быть уничтожены все наиболее боеспособные и опытные германские войска. Немецкие части, по–прежнему остававшиеся в Па–де–Кале, в Нидерландах и на юге Франции, были не столь сильны количественно и качественно, как две германские армии в Нормандии. Если бы они были ликвидированы или отошли, союзники могли бы войти в Германию, не встретив серьезного сопротивления.

Но этому не суждено было случиться. Мартин Блюменсон писал: «Несмотря на то что битва в Нормандии оставалась незавершенной, два ведущих командующих союзников, Монтгомери и Брэдли, пренебрегли возможностью закончить войну. Торопя события, они уже видели свое триумфальное шествие по Германии».

Поскольку Героу решил, что он не сможет идти на Шамбуа до 18 августа, Монтгомери объявил Крерару, что необходимо взять Трун и пройти еще 4 мили до Шамбуа. Обе танковые дивизии Крерара, канадская и польская, начали наступление днем 17 августа, но натолкнулись на яростное сопротивление. К исходу дня они все еще находились в 2 милях от Труна.

Фельдмаршал Вальтер Модель, добившийся больших успехов в России, рано утром 17 августа прибыл в Нормандию, чтобы заменить Клюге. В ту ночь немцы, находившиеся в «котле», перешли через Орне. Операция прошла гладко. Ранним утром 18 августа сорок пять транспортных самолетов доставили горючее войскам в окружении. Немцы планировали выступить ночью 18 августа от Орне по дороге Аржантан – Фале.

Когда Героу начал движение на Шамбуа, он попросил у командования французской 2–й танковой дивизии разрешения воспользоваться ее артиллерией и помочь 80–й дивизии взять город Аржантан. Леклерк уже во всеуслышание сообщил каждому, кто был готов внимать ему, что он собирается освободить Париж – ни больше ни меньше. Во время своей первой атаки 80–я дивизия не продвинулась ни на шаг. 90–я дивизия и канадцы находились в паре миль от Шамбуа, атакуя отчаянно сопротивлявшихся немцев, которые пытались сохранить открытым выход из «котла».

В ту ночь немцы возобновили отступление. Артиллерия союзников действовала очень активно, но в основном снаряды разрывали землю на востоке от дороги Аржантан – Фале. Германский «котел» теперь занимал площадь в 6–7 миль. Большая дыра примерно в 3–4 мили шириной оставалась открытой.

В полночь 18 августа Модель приступил к командованию войсками. Возвращаясь на автомобиле в Германию, Клюге испугался, что его обвинят в участии в заговоре 20 июля, и отравился. В это время немцы, находившиеся в «котле», напрягали все силы, чтобы выбраться из окружения.

Наконец в 7.20 вечера 19 августа передовые части 90–й дивизии соединились с солдатами польского подразделения посреди горящей деревни Шамбуа. Брешь в кольце окружения в конечном итоге была закрыта. Но барьер оставался ненадежным, и немцы продолжали выходить из «котла» еще два дня. Большинство из них спаслись.

20 августа 5–я танковая дивизия из 15–го корпуса Хэйслипа начала медленно пробиваться сквозь дождь и туман из Манта вниз по левому берегу Сены. С запада ее поддерживали две дивизии 19–го корпуса. Этого не предполагал план Цаттона, это было тяжелой работой, чтобы очистить долину реки от войск противника. Американцы встречали сильное сопротивление и двигались медленно.

На следующий день Монтгомери и командующий королевскими ВВС, маршал авиации сэр Траффорд Ли–Мэллори, отвечавший за воздушную поддержку войск союзников во время вторжения, пришли к поразительному заключению. Поскольку все мосты Сены были разрушены, то части противника не смогут форсировать реку, поэтому союзникам не нужно больше предпринимать воздушные атаки в этом районе – несмотря на тот факт, что немцы сновали вверх–вниз по Сене во время всей кампании в Нормандии. Таким образом, хоть немцы и устремились к переправам через Сену, авиация союзников их не преследовала.

Фактически все солдаты противника перебрались через реку – в конце концов, она не была непроходимой. Используя обходные пути и передвигаясь по ночам, большая часть немцев дошла до границы и начала готовить новую оборонительную линию.

Тем временем 20 августа Джордж Паттон, который был зол на Брэдли и Монтгомери из–за того, что те позволили немцам выскользнуть у них из рук, обратил мысли на восток – к окончательному освобождению Франции и вторжению в Германию. Он приказал своим войскам форсированным маршем двигаться на Мелун, Монтеро и Сане – все эти города находились в нескольких милях к юго–востоку от Парижа. Для этого Паттон воспользовался 20–м корпусом под командованием Уолтона Уокера и 12–м корпусом, которым теперь командовал Мэнтон Эдди (у Гилберта Кука повысилось давление). Он приказал Эдди забыть о своих флангах и проходить по 50 миль в день.

Танки Уокера добрались до Мелуна, Монтеро и Фонтенбло в верховьях Сены 21 августа и продолжали движение вперед. Эдди освободил Сане и быстро прошел еще 40 миль, захватив Труайе. Мосты везде были целыми, сопротивления со стороны немцев тоже никто не встретил.

Паттон записал в дневнике: «Сейчас у нас есть величайший шанс выиграть войну, какой только нам предоставлялся. Если они позволят мне двигаться дальше с тремя корпусами – двумя впереди и одним сзади – по линии Мец – Нанси – Эпиналь, то мы сможем быть в Германии через десять дней. Это настолько верная вещь, что я боюсь, что эти слепые кроты [Монтгомери и Брэдли. – Авт.] не увидят ее».

Однако 25 августа Брэдли все же принял план Паттона и сказал ему, что он может двигаться на восток в сторону Меца и Страсбурга.

Учитывая, что немцы отходили к низовьям Сены, а корпуса Мэнтона Эдди находились уже в Труайе, в 85 милях от Парижа, французскую столицу можно было так же легко освободить, как сорвать созревший плод. Между тем, как бы ни было важно освобождение этого города для всего мира, он был фактически свободен от германских войск, и Брэдли хотел обойти его. Но 19 августа в Париже силы Сопротивления подняли восстание. Германский командующий Дитрих фон Холтиц получил от Гитлера приказ защищать город до конца, а потом разрушить его. Союзники были вынуждены войти в город. Брэдли направил в Париж 2–ю французскую танковую дивизию Леклерка, а вслед за ней – американскую 4–ю пехотную дивизию.

Когда Гитлер узнал, что войска союзников входят во французскую столицу, он спросил у своих штабистов: «Brennt Paris?» («Париж горит?»)

Холтиц не сжег город, а подписал перемирие с представителями Сопротивления.

Появление французских войск в Париже было встречено бурным ликованием, и, как вспоминает Брэдли, «люди Леклерка, ошеломленные вином и женщинами, вихрем носились по Парижу 25 августа».

Через два дня Эйзенхауэр, Брэдли и Героу встретились с Шарлем де Голлем в штаб–квартире парижской полиции, где уже обосновался де Голль. Эйзенхауэр разрешил дивизии Леклерка остаться в Париже, чтобы позволить де Голлю продемонстрировать свой политический вес, но когда тот потребовал провести парад победы, Эйзенхауэр решительно дал понять французскому генералу, что Париж был взят благодаря англо–американским войскам.

29 августа Эйзенхауэр приказал 28–й американской пехотной дивизии пройти парадным маршем по Елисейским Полям, а потом собираться в поход на восток. Он не позволил дивизии Леклерка принять участие в параде, потому что, как писал сам Эйзенхауэр, люди Леклерка «исчезли в темных закоулках, борделях и бистро».

Высшие военачальники союзников совещались, как в кратчайшие сроки победить Германию. Монтгомери хотел, чтобы обе армейские группы под его командованием двинулись на северо–восток, компактным соединением из сорока дивизий, по направлению на Антверпен, Брюссель, Аахен и далее в Рур.

Брэдли же предлагал, чтобы армейская группа Монтгомери двигалась на север, а его собственная группа – на северо–восток, но через Нанси и Мец, к Саарскому индустриальному району и в центральную Германию. Местность там была более удобной для действий танков, нежели дорога в планах Монтгомери, которая шла через множество рек и каналов. Однако Монтгомери предлагал идти через побережье Па–де–Кале, откуда «Фау–1» обстреливали Лондон, и ходили слухи, что оттуда скоро начнут бить «Фау–2».

Военно–воздушные силы занимались в основном тем, что пытались уничтожить стартовые площадки «Фау–1», вместо того чтобы наносить удары по германским заводам, производящим синтетическое горючее, что было важнейшим фактором, обеспечивающим способность Гитлера продолжать войну. Кроме того, Антверпен и Роттердам, два огромных порта, находились в этой стороне, а союзники крайне нуждались в морских причалах.

Вследствие этого Эйзенхауэр решил, невзирая на ожесточенные возражения Паттона, что 1 –я армия Ходжёса с девятью дивизиями плюс новым воздушно–десантным корпусом, состоящим из трех дивизий под командованием Мэтью Риджвея, должна поступить в распоряжение Монтгомери, у которого будет двадцать пять дивизий. У Паттона оставалось пятнадцать дивизий для продвижения к Саару.

Но не все дело было в дивизиях. Надвигался серьезный дефицит топлива, поскольку использовались лишь несколько портов, и по мере того, как армии рвались к Германии, расстояния до них увеличивались с каждым днем. Эйзенхауэр отдал львиную долю топлива Монтгомери. Ходжес, к примеру, получал 5000 тонн снабжения в день, а Паттон – 2000 тонн.

Наступление и на север, и на восток началось одновременно. К 31 августа передовые отряды армии Паттона переправились через Маас под Верденом, а на следующий день его патрули, не встретив сопротивления, продвинулись к реке Мозель недалеко от Меца – еще на 35 миль дальше на восток. Авангард союзников находился всего в 30 милях от Саара на германской границе и менее чем в 100 милях от реки Рейн.

Но основная часть армии Паттона израсходовала все горючее и не могла подойти к Мозелю ранее 5 сентября. К этому времени немцы наскребли пять неполных дивизий, чтобы удержать реку. Паттон застрял возле укреплений Меца и близлежащих пунктов.

Тем временем передовые части британской 2–й армии Монтгомери 3 сентября ворвались в Брюссель, а на следующий день танки союзников вошли в Антверпен и захватили неповрежденный порт. Антверпен также находился менее чем в 100 милях от Рейна и Рура – сердца германской индустрии.

В этот момент немцам нечем было остановить наступление Монтгомери. Как писал Бэзил X. Лидделл Гарт: «Редко в какой–либо войне подворачивалась такая возможность». Но Монтгомери ждал провал. Его передовой отряд остановился, чтобы «отремонтироваться, заправиться и отдохнуть», и возобновил движение 7 сентября, но продвинулся вперед лишь на 18 миль, к каналу Маас – Эско, где был остановлен отчаянно сопротивлявшимися подразделениями немецких парашютистов.

К середине сентября немцы укрепили оборону вдоль всего фронта. Монтгомери же, вместо того чтобы интенсивнее двигаться на восток, через Бельгию и юг Голландии, решил 17 сентября нанести удар четырнадцатью дивизиями в северном направлении (операция «Огород»), надеясь переправиться через Рейн и достичь Арнхема в Голландии, используя недавно сформированную 1–ю воздушно–десантную армию союзников для действий впереди основных сил. Его цель, не одобренная Эйзенхауэром, состояла в том, чтобы завершить проход у Рура и нанести прямой удар по Берлину.

Но реки, текущие по всей Голландии, создавали серьезные препятствия для движения войск, и британским танкам приходилось следовать по единственной дороге из Антверпена в Арнхем.

Немцы остановили наступление союзников раньше, чем оно достигло цели. Большая часть британской 1 –и воздушно–десантной дивизии высадилась в Арнхеме. Переправа там действительно оказалась недоступной для основных сил союзников. Британские парашютисты оказались отрезанными от своих войск и были вынуждены сдаться. Этот героический эпизод стал легендарным.

Неудачная попытка Монтгомери и Паттона пробить Западный вал и ворваться в сердце Германии в сентябре 1944 года стала предметом споров, которые не стихают до сих пор. Каждая сторона была уверена в том, что именно она могла выиграть войну, если бы получила необходимое количество топлива.

Паттон, когда его запасы горючего стали иссякать, бросился в штаб Брэдли. Он «мычал как бык», потом проревел: «К черту Ходжеса и Монти! Мы выиграем эту проклятую войну, если вы дадите возможность 3–й армии двигаться!» Монтгомери возражал против каждой поставки горючего Паттону; его жалобы стали громче после того, как удар по Арнхему, закончился неудачей.

Истина находится посередине. Немецкий генерал Зигфрид Вестфаль, который руководил штабом на Западном фронте 5 сентября, писал, что вся немецкая линия «была так продырявлена, что не заслуживала этого названия. До середины октября враг легко мог прорваться в любой точке, которая ему понравилась, перейти Рейн и ударить в глубь Германии почти беспрепятственно».

Было совершено несколько ошибок. Паттон атаковал Мец и Нанси, хотя их нужно было обойти, и тогда его войска могли выйти на север к Люксембургу и Битбургу, где было мало немцев. Это, как докладывал генерал Гюнтер Блюментрит, в результате могло привести к полному поражению германских войск.

Единственный, но серьезный промах Монтгомери заключается в том, что он сделал паузу с 4 по 7 сентября, дойдя до Брюсселя и Антверпена, и позволил немецким парашютистам организовать оборону. Вина его, писал официальный историк 21–й армейской группы Джон Норт, состояла в том, что он считал, что «война выиграна».

Почти ни у кого из высших военачальников союзников не было ощущения необходимости действовать быстро, и такое настроение преобладало в течение определяющих двух недель в середине сентября. Среди солдат также наблюдались явная склонность двигаться медленно и стремление всеми силами избежать ранения или смерти.

Неповоротливость Монтгомери в этой критической точке иллюстрирует тезис, что лучший шанс быстро завершить войну был потерян, когда в конце августа у Паттона закончился бензин. Американский генерал был на 100 миль ближе к Рейну, чем англичане. Он в гораздо большей степени, чем Монтгомери, был способен воспользоваться представившимися возможностями. И все же, как подчеркивал Вестфаль, прорыв почти в любом пункте мог оказаться успешным еще до середины октября, но ни Паттон, ни Брэдли, ни Монтгомери не увидели этого.

Тем временем на Восточном фронте положение немцев стало просто бедственным. К январю 1944 года в Красной армии насчитывалось в два раза больше людей и танков, чем в германской армии. Единственная возможность для немцев избежать полного поражения заключалась в немедленном отходе к границам 1941 года и строительстве глубокоэшелонированной линии обороны, усиленной минными полями и противотанковой артиллерией, к чему постоянно призывал Эрвин Роммель. Хайнц Гудериан и Эрих фон Манштейн рекомендовали аналогичный подход, но Адольф Гитлер отверг их предложения и 30 марта отстранил от должности Манштейна. Вследствие этого весь 1944 год немецкие войска на Востоке пытались удержаться в бесполезных пунктах, но не могли этого сделать и постоянно отходили.

К концу года советские войска вышли к Висле напротив Варшавы, окружили Будапешт, вытеснили немцев из юго–восточной Европы и почти из всей Прибалтики, затем вынудили Финляндию, Румынию, Болгарию и Венгрию выйти из войны. Немцы потеряли миллион человек. В начале 1945 года советские войска были готовы нанести последний удар по Третьему рейху.

Глава 23. Сражение на «Выступе»

16 сентября 1944 года, когда западные союзники приближались к Западному валу, или «линии Зигфрида», Адольф Гитлер провел совещание со своими ближайшими военными советниками в своей штаб–квартире «Вольфшанце» («Волчьем логове») в Восточной Пруссии.

Адольф Йодль, начальник штаба оперативного руководства вермахта, доложил, что немецкие войска уходят из южной Франции и формируют новую линию обороны в Вогезах, а также на старых укреплениях в северо–восточной Франции. Другие части строят оборонительные позиции в Голландии либо подтягиваются из Бельгии к Западному валу.

Одно место вызывало особую тревогу германского руководства: густо поросшие лесами Арденны в восточной Бельгии и в северном Люксембурге. Здесь наступали американцы, и у немцев почти ничего не было, чтобы удержать их.

Гитлер выпрямился на стуле и приказал Йодлю замолчать. После длинной паузы Гитлер объявил: «Я только что принял решение. Я перехожу в наступление здесь, в Арденнах, и главная цель – Антверпен».

Арденны – тот самый район, через который Гитлер провел свои танки в 1940 году, после чего одолел Францию и за шесть недель вышвырнул англичан с континента. Вероятно, фюрер надеялся, что американцы так же будут слепы в 1944 году.

Приняв такое решение, несмотря на бедственное положение немцев на Западе, Адольф Гитлер начал наступление, которое совершенно ошеломило своей неожиданностью командующих союзническими силами. Подобного они не могли даже вообразить. Предстояла грандиозная битва, самая крупная из всех, в которой когда–либо сражались американцы. В ней должны были участвовать более миллиона человек. Это сражение породило серьезный кризис на фронте и продемонстрировало самый многозначительный провал в истории американской военной разведки.

Гитлер рассуждал, что сокрушительный удар по Антверпену отрежет британские и канадские армии в Нидерландах. Это заставит их сдаться, покончив тем самым с участием Великобритании в войне. 1–я и 9–я американские армии, находившиеся на севере от Арденн, тоже попадут в западню. Соединенные Штаты останутся без половины армии, воюющей в Европе. Из страха перед коммунистической ордой, вырвавшейся из Советского Союза, они могут заключить сепаратный мир. И тогда Гитлер обратит все свои силы против русских и остановит их продвижение. Гитлер и фашистский режим выживут.

Это был отчаянный шаг: фюрер делал ставку на единственный бросок игральных костей. И все же Адольф Гитлер продолжал следовать своим курсом, хотя вскоре и ему, и его режиму суждено было погибнуть. У фюрера осталось достаточно стойкости, чтобы в последний раз попытаться изменить ход войны.

Гитлер верил, что его может спасти удачное стечение обстоятельств. Величайшим героем для него был прусский король Фридрих Великий, который выстоял против превосходящих сил противника во время Семилетней войны 1756–1763 годов, а потом умерла русская императрица, и антипрусская коалиция распалась. Если бы Гитлер мог захватить Антверпен и уничтожить четыре армии – британскую, канадскую и две американские, – то история могла бы повториться.

Гитлер уже запланировал начать наступление 1 сентября, но тут он вызвал в свою штаб–квартиру фельдмаршала Герда фон Рунштедта, жесткого, надменного семидесятилетнего воина, и попросил его вернуться в армию в качестве главнокомандующего на Западе, Как писал Чарльз Макдональд, Рунштедт «для большинства немцев являлся образцом всего, что было хорошего и правильного в немецком офицерском корпусе». Гитлер сильно не любил Рунштедта, отчасти из–за того, что он представлял высший свет и отличался элегантностью, чего не хватало самому Гитлеру, а еще потому, что Рунштедт в частных разговорах называл Гитлера «ефрейтором»: в таком чине фюрер служил в Первую мировую войну.

Гитлеру нужна была ключевая фигура, вокруг которой могли бы объединиться немцы, и Рунштедт, верный солдатскому долгу, согласился на его предложение. Гитлер не сказал Рунштедту, что у него на уме. Фельдмаршал должен был держать оборону перед Западным валом как можно дольше, а затем отойти к нему. «Все зависит от прочности обороны, – подчеркнул Гитлер. – У нас нет достаточно сил, чтобы перейти в наступление».

Солгав своему главнокомандующему, Гитлер приказал своему шефу пропаганды, Иозефу Геббельсу, найти где–нибудь людские ресурсы, чтобы создать пятнадцать новых дивизий под новым общим названием «фолькс–гренадеры», и усилить тридцать пять существующих дивизий.

Геббельс сделал, как было приказано: мобилизовал семнадцатилетних юнцов, мужчин, которым было далеко за сорок, перевел людей из флота, люфтваффе и резервных войск, а также привлек солдат из скандинавских гарнизонов.

Гитлер вывел с Запада четыре танковые дивизии СС для пополнения и свел их в 6–ю танковую армию под командованием Йозефа (Зеппа) Дитриха, своего старого приятеля, быкоподобного палача, который был во время Первой мировой войны сержантом. Дитрих туго соображал, был малообразован и в военных вопросах опирался на своего блестящего помощника Фрица Кремера.

Союзники, со своей стороны, не подозревали, какая им грозит опасность со стороны Арденн. 8–й корпус Троя Миддлтона прикрывал восьмидесятимильный отрезок, большую часть региона. Две из четырех его дивизий состояли из вновь призванных, неопытных солдат, две другие ожидали пополнения после тяжелых боев. Разговаривая с Миддлтоном, Омар Брэдли сказал: «Даже если немец пробьет себе дорогу к Маасу, он не найдет в Арденнах ничего, что стоило бы его усилий».

Эйзенхауэр и Брэдли решили пробиться к Рейну, затем пойти на север и обойти Рур. 3–я армия Паттона выдвигалась через Саар к Франкфурту, а на севере от Арденн 1–я армия Кортни Ходжеса и новая 9–я армия под командованием Уильяма Симпсона должны были ударить с востока из Аахена на Кёльн и Бонн. 13 декабря Паттон захватил Мец и остановился у «линии Зигфрида» недалеко от Саара. За время этого наступления армия Паттона потеряла 27 000 человек.

1–я и 9–я армии пытались форсировать реку Рёр и пройти лес Хюртген в нескольких милях к востоку от Аахена. За три месяца, начиная с 12 сентября, шесть американских дивизий были разбиты в изнурительных боях № среди мрачных лесов (погибли 35 000 человек).

Тем временем к 15 декабря 6–я армейская группа Джейка Деверса (американская 7–я и французская 1–я армии) на востоке добралась до Страсбурга и Рейна. Но за Рейном лежал Черный лес – непроходимый путь к сердцу германского могущества.

Основой плана Гитлера было нанесение удара в момент, когда хотя бы на неделю установится плохая погода, которая в этот период не позволит действовать авиации союзников. Фюрер рассчитал, что именно столько времени его танкам понадобится для того, чтобы добраться до Антверпена.

Главным препятствием была река Маас, протекавшая сразу же за Арденнами. Первая волна танков должна была быстро захватить плацдармы за ней. Затем вторая волна бронетехники должна была ударить по Антверпену, в то время как пехотные дивизии прикрывали бы фланги дуги с севера и юга.

Окончательный план (кодовое название «Herbstnebel», то есть «Осенний туман») предполагал наступление силами двадцати дивизий (из них семь танковых) на шестидесятимильном фронте из Моншау, в 20 милях к юго–востоку от Аахена, по направлению к Эхтернаху.

6–я танковая армия Зеппа Дитриха должна была действовать на направлении главного удара, двигаясь из Моншау в Лозхейм, в 15 милях к югу, именно в том месте, где во время кампании 1940 года прошла 7–я танковая дивизия Эрвина Роммеля.

Дитрих должен был форсировать Маас на юге от Льежа, затем направиться к Антверпену, одновременно закрепив свой северный фланг на востоко–западе от канала Альберта.

Слева от Дитриха, на юге, 5–я танковая армия Хассо фон Мантойфеля должна была атаковать через Сен–Вит и дальше на юг, форсировать Маас близ Намюра, затем двинуться на север, миновать Брюссель и прикрыть фланг Дитриха.

К югу от Мантойфеля 7–я армия Эриха Бранденбергера, состоявшая главным образом из пехотных частей, должна была атаковать с любой стороны Эхтернаха, направиться на запад и подтянуть свои части, чтобы заблокировать движение противника с юга.

От планируемого встречного наступления 15–й армии в районе Аахена пришлось отказаться, поскольку войска требовалось послать на Восток, чтобы сдерживать продвижение советских армий. Следовательно, Гитлер не мог помешать союзникам подтягивать резервы с севера.

Тем не менее, если бы все прошло удачно, более миллиона солдат союзников могли оказаться в окружении. Но вот как уничтожить такую громадную армию, пусть даже окруженную, никто толком не знал.

Секретность была обязательным фактором. Гитлер запретил передавать приказы по телефону, телеграфу или радио. Немногие военачальники, допущенные к плану, дали подписку о неразглашении, нарушение ее каралось смертью. Рунштедта не посвящали в план до самого последнего момента.

21 октября Гитлер вызвал Отто Скорцени, офицера, освободившего в 1943 году из заключения Бенито Муссолини. Гитлер сделал его подполковником СС и приказал сформировать специальный отряд, который должен двигаться впереди наступления. Действуя в первой волне атаки, отряду коммандос, владеющих английским языком и переодетых в американские полевые куртки поверх немецкой формы, на американских джипах предстояло прорваться вперед. Далее диверсанты должны были перерезать телефонные линии, разворачивать указательные столбы, чтобы сбить с толку резервы противника, а затем всюду развесить красные ленты, показывающие, что дороги заминированы. Вторая волна, танковая бригада из 2000 человек в американской одежде, должна была проехать по этой зоне и захватить мосты через Маас.

Вторая волна так никуда и не пошла. Командование не смогло обеспечить солдат необходимым количеством американской экипировки. Однако диверсанты первой волны добились поразительного успеха. На задание ушло сорок джипов, и вернулись почти все, не считая восьми. Несколько немцев, взятых в плен, создали у союзников впечатление, что за линией фронта рыскают многочисленные группы саботажников. Постовые и другие солдаты останавливали каждую машину и допрашивали водителей, чтобы понять, не немцы ли они. Транспортные пробки создавали хаос, и тысячи неповинных американцев были арестованы.

Самому генералу Брэдли трижды приходилось доказывать свою личность: «В первый раз я сообщил, что столицей штата Иллинойс является Спрингфилд (тот, кто задавал мне вопросы, склонялся к мнению, что является Чикаго); во второй раз моей охране удалось остановить начинавшуюся потасовку; в третий раз мне пришлось назвать тогдашнюю супругу, блондинку, по имени Бетти Грейбл. Грейбл останавливала меня, а часовой не стал. Он был доволен тем, что озадачил меня, но тем не менее дал мне проехать».

Рунштедт разозлился, узнав о начале наступления. «Имеющиеся в наличии силы слишком малы для реализации такого исключительно амбициозного плана, – заявил он. – Ни один солдат не верит, что цель – добраться до Антверпена – действительно достижима».

Если бы немцы форсировали Маас, то оба их фланга стали бы уязвимыми для контрудара. Рунштедт предсказывал, что может образоваться глубокая дуга или выступ на линии, оборона которого будет дорогостоящим делом с неясными перспективами. Фельдмаршал Вальтер Модель, командующий группой армий «Б», разделял пессимизм Рунштедта, но ни одному из них не удалось заставить Гитлера изменить свои планы.

Для того чтобы лично руководить наступлением, Гитлер перевел свою штаб–квартиру из Восточной Пруссии в Adlerhost – «Орлиное гнездо», на востоке от Рейна, недалеко от Бад–Наутейма.

Гитлер выделил для наступления двадцать восемь дивизий, в том числе двадцать из них и 250 000 человек пошли в первой волне. Разумеется, вновь набранные солдаты были зелеными юнцами, которые не имели такой подготовки, как у тех великолепных войск, что прошли через Арденны в 1940 году. Но все же войска имели крепкое ядро из ветеранов и стойких сержантов, которые могли приструнить новобранцев, были у них и офицеры, закаленные в боях. Наиболее серьезной проблемой оказался транспорт. Ни в одной дивизии не было более 80 процентов необходимого количества машин. Топлива остро не хватало, а большая часть складов находилась на востоке от Рейна.

Но все равно Гитлер собрал тысячу танков, чтобы двинуть вперед семь танковых дивизий, и еще 450 машин находилось в резерве. Тактическая авиация оказалась самым слабым элементом: Герман Геринг нашел лишь 90 самолетов, половину того количества, которым располагало люфтваффе в 1940 году, и составлявшего пятую часть из числа бомбардировщиков, которые могли задействовать в сражении союзники. Геринг предоставит свою авиацию только на один день – после того, как будет закончено сражение на земле.

Имелось множество признаков того, что немцы выстраиваются напротив Арденн в немецких горах Шнее–Эйфель, о чем свидетельствовали данные воздушного наблюдения и перехваты немецких сообщений. Но офицеры американской разведки (G–2) на всех уровнях не сумели прийти к правильному выводу. Они обнаружили немецкие танки, но посчитали, что эти машины будут использованы для контратаки против войск союзников, когда те двинутся к Рейну и Руру. В G–2 приняли передвижения войск в Эйфеле за попытку отразить наступление американцев на севере и юге от Арденн. И, наконец, они думали, что немцам до такой степени не хватает топлива, а потери в войсках настолько огромны, что у германской армии нет возможности развернуть наступление.

Когда атака началась, Брэдли был совершенно поражен. «Откуда, черт побери, этот сукин сын набрал все эти войска?» – спросил он начальника своего штаба Левена Алена в штаб–квартире 12–й армейской группы в Люксембурге. А Эйзенхауэр, писавший, что он «моментально убедился, что это не было локальной атакой», выжидал до вечера следующего дня, чтобы поднять по тревоге две дивизии из тех, что он держал в резерве, – 82–ю и 101–ю воздушно–десантные. И только тогда они начали двигаться к месту событий.

Гитлер назначил дату наступления на 16 декабря 1944 года. За несколько дней до этого синоптики предсказали плохую погоду, и из–за этого самолеты союзников не летали. Снег покрыл землю. Сначала Гитлер приказал провести трехчасовую артподготовку, но Мантойфель возразил, что короткий, но концентрированный артналет достигнет того же эффекта и в то же время усыпит бдительность американцев. И вместо того, чтобы атаковать в 10 часов утра, как планировал Гитлер, что оставляло менее семи часов дневного времени для действий армии, Мантойфель предложил, чтобы артиллерия начала обстрел в 5.30 утра, задолго до рассвета. Гитлер согласился на эти изменения в первоначальном плане.

С американской стороны 99–я пехотная дивизия 5–го корпуса – новое, но вполне крепкое подразделение – прикрывала район от Моншау к югу до Лозхайма. Там 14–я кавалерийская группа, экипированная главным образом легким оружием, обороняла собственно «Лозхаймский проход». Так называли один из совершенно открытых регионов в Арденнах и, значит, главную дорогу для наступления войск противника.

К югу от Западного вала, примерно в 5 милях на восток от реки Ур (германо–люксембургская граница), располагались части 106–й пехотной дивизии 8–го корпуса, укомплектованной новобранцами, призванными незадолго до того, как они покинули Штаты.

Далее находилась 28–я пехотная дивизия – подразделение ветеранов, оправившееся после потери 5000 человек в лесах Хюртген. Дивизия удерживала 25–мильный сектор вдоль реки Ур до реки Сюр, примерно в 15 милях к–северу от Люксембурга.

Ниже располагались 28–я и 4–я пехотные дивизии. Они удерживали 20 миль вдоль реки, которая сейчас называется Зауэр, от Эхтернаха до Мозеля, и дальше вдоль Мозеля, до точки в 12 милях к юго–востоку от Люксембурга. 4–я дивизия пострадала в лесах Хюртген почти также сильно, как 28–я дивизия, и теперь отдыхала и ремонтировала технику.

В резерве 8–го корпуса Трои Миддлтон держал новую 9–ю танковую дивизию, кроме батальона «Б», приписанного ко 2–й пехотной дивизии 5–го корпуса. В зоне ответственности корпуса у Миддлтона было 242 средних танка «Шерман», а также 182 самоходных орудия и истребителя танков.

Многое зависело от продвижения 6–й танковой армии Зеппа Дитриха, имеющей в своем составе четыре танковые дивизии СС. Они ближе всего находились от Мааса и действовали на главном направлении.

Когда рано утром 16 декабря немцы прорвали линию фронта и устремились вперед, 99–я американская пехотная дивизия под Моншау успешно заблокировала движение частей правого крыла армии Дитриха в районе Уденбрата, перекрыв таким образом кратчайшую дорогу на Антверпен.

Войска левого, или южного, крыла Дитриха прошли через предместья Лозхайма, и в следующие два дня немцам удалось прорвать оборону американцев в районе Бутгенбаха и Эльзенборна. Но сопротивление 99–й дивизии не позволило немцам взять левый выступ позиций союзников, обеспечило американцам базу для последующих действий.

Тем временем 1–я танковая дивизия СС двинулась вперед, пытаясь обойти Льеж с юга. Авангард колонны – боевая группа под командованием подполковника{43} СС Иоахима Пайпера с сотней танков рвалась вперед, нацеливаясь на переправу через Маас у Ги. В Мальмеди, на перекрестке дорог, группа Пайпера навлекла позор на свое имя, убив восемьдесят шесть американских пленников, а также много бельгийских гражданских лиц{44}.

18 декабря группа Пайпера остановилась сразу же на востоке от Ставло, но не смогла захватить мосты через реку Амблев. Пайпер не пошел ни к складам, расположенным на севере, где хранилось 2,5 миллиона галлонов топлива, ни в Спа, дальше на несколько миль, где располагалась штаб–квартира 1–й армии Ходжеса. За ночь американские части добрались до Ставло и на следующий день прямо перед носом у Пайпера взорвали мосты через Амблев.

Пайпер попытался обойти речную долину, но американцы остановили его у Стомона, примерно в 6 милях от реки. Тут Пайпер понял, что находится намного впереди остальных подразделений 6–й танковой армии.

5–я танковая армия Мантойфеля сначала взяла хороший старт. Штурмовые группы проделали проходы в американской линии обороны, открыв дорогу танкам, которые 16 декабря в 4 часа утра в темноте при свете прожекторов двинулись вперед.

Танки Мантойфеля прорвались через Шнее–Эйфель, сломив сопротивление 106–й пехотной дивизии и 14–й кавалерийской группы. Эти войска удерживали важный перекресток дорог у Сен–Вита, примерно в 10 милях к западу. Две пехотные дивизии и танковый полк из 66–го корпуса Вальтера Люхта окружили два полка 106–й дивизии и заставили сдаться по крайней мере 8000 человек.

Два танковых корпуса, 58–й Вальтера Крюгера и 47–й Генриха фон Люттвица, наступали с запада. 58–й переправился через реку Ур и двинулся на Хоффалыд, намереваясь захватить переправу через Маас между Арденнами и Намюром. 47–й корпус должен был захватить ключевую дорогу – центральную развязку в Бастони, где сходились вместе шесть дорог, затем двинуться вдоль Мааса.

Аванпосты американской 28–й дивизии задержали, но не смогли остановить немцев во время их переправы через Ур, и к ночи 17 декабря германские танки подошли к Хоффальцу и Бастони, выдвигаясь на дорогу, ведущую с севера на юг: она имела большое значение для дальнейшего наступления на запад.

Далеко на юге 5–я парашютная дивизия 7–й армии Бранденбергера добралась до Вильца, в дюжине миль от реки Ур, но правое крыло 28–й дивизии двигалось медленно, и 9–я танковая совместно с 4–й пехотной дивизией остановили продвижение немцев после того, как те прошли 4 мили. К 19 декабря южное крыло германского наступления прочно застряло в обороне союзников, а с юга им на помощь спешила 3–я армия Паттона.

Тем временем давление Мантойфеля на Сен–Вит и Бастонь усиливалось. Немцы провели свою первую атаку на Сен–Вит 17 декабря. На следующий день подошли основные силы американской 7–й танковой дивизии. Близлежащие деревушки попали под атаки немцев, тем более что их танки обходили Сен–Вит с севера и юга.

К 18 декабря 47–й корпус Люттвица соединился у Бастони с двумя танковыми дивизиями (2–й и дивизией «Лер») плюс дивизией фольксштурма. Но тут подошел батальон американской 9–й танковой дивизии с саперной частью, заняв оборону на перекрестках дорог. 10–я воздушно–десантная дивизия под командованием Энтони К. Маколиффа добралась до Бастони лишь утром 19 декабря.

После того как немцам не удалось ворваться в город из–за сильного сопротивления союзников, две их танковые дивизии обошли Бастонь с двух сторон, оставив для его захвата 26–ю дивизию с танковой группой. Таким образом, 20 декабря Бастонь была отрезана.

Окончательно осознав, что немцы предприняли не просто небольшую вылазку, Брэдли приказал 10–й танковой дивизии двигаться на север и послал 7–ю танковую и 30–ю пехотную дивизии на юг. Таким образом, более 60 000 свежих солдат находились в пути, в то время как еще 180 000 должны были быть вовлечены в боевые действия в следующие восемь дней.

30–я дивизия ударила по группе Пайпера, захватила часть Ставло с помощью мощных бомбежек авиации союзников, нарушила связь Пайпера с остальной частью 6–й танковой дивизии. К 19 декабря Пайпер, которому отчаянно не хватало горючего, обнаружил, что появилась 82–я воздушно–десантная дивизия при поддержке нескольких танков, что изменило баланс сил не в его пользу. Остатки танковых дивизий СС Дитриха по–прежнему топтались где–то позади: имелось слишком мало дорог, по которым они могли выбраться вперед, да и теми немцы не имели возможности воспользоваться из–за действий авиации союзников.

Группа Пайпера 24 декабря начала отходить налегке, бросив танки и другие машины.

На юге американские 3–я и 7–я танковые дивизии преградили путь Мантойфелю, двигавшемуся на запад из Сен–Вита, где немцам удалось сломить сопротивление американцев, которые отошли, понеся тяжелые потери.

Но гигантская транспортная пробка позволила остаткам 106–й и 7–й танковых дивизий оторваться от преследования и воспрепятствовала движению Мантойфеля к Маасу.

Два главных фактора замедляли продвижение немцев: грязь и нехватка топлива. Только половина артиллерии могла быть переброшена вперед из–за дефицита горючего. Туманная погода в первые дни благоприятствовала немцам, так как англо–американская авиация бездействовала. Но 23 декабря небо очистилось, и истребители и бомбардировщики союзников начали громить немецкие колонны.

20 декабря Эйзенхауэр отдал под командование Монтгомери все силы союзников, расположенные севернее выступа, включая американские 1–ю и 9–ю армии. Монтгомери перевел британский 30–й корпус (четыре дивизии) на запад от Мааса – охранять мосты.

То, что Монтгомери стал командовать обеими американскими армиями, имело для него большое значение и сильно ударило по авторитету Брэдли. Монтгомери появился в штабе 1 –и армии, как писал один офицер, подобно «Христу, пришедшему очистить храм». Монтгомери лишь ухудшил положение своим поведением на пресс–конференции, где всем своим видом показывал, что его личное «руководство» ходом боевых действий спасло американцев от гибели, хотя на самом деле он не сделал практически ничего.

Монтгомери также говорил о необходимости привлечь «всю имеющуюся в наличии мощь» британских армий. Это была ложь, тем более явная, что он сам настаивал на первоначальной «очистке» позиций и не наносил удар с севера до 8 января. Все это время 3–я армия контратаковала у Бастони с 4–й танковой дивизией во главе, следуя приказу Паттона «напирать, как черти».

4–я танковая дивизия при поддержке 26–й и 80–й пехотных дивизий вступила в бой с германской 5–й парашютной дивизией на главной дороге, ведущей с севера на юг. Парашютистов нужно было выбивать из каждой деревни и заблокировать в лесах. Между тем, по данным разведки, наименьшее сопротивления ожидалось на дороге Невшато – Бастонь, которая вела на северо–восток, и 25 декабря Паттон перенес мощь своей атаки на эту линию.

В Бастони ситуация оставалась критической. Непрерывные атаки немцев заставили американцев отойти назад, но не опрокинули их. Когда 22 декабря Люттвиц направил парламентеров, призывая солдат гарнизона сдаться, генерал Маколифф ответил: «Убирайтесь!» Его офицеры, увидев озадаченное выражение на лицах немцев, перевели это как «Идите к черту!».

На следующий день погода улучшилась, что позволило самолетам союзников сбросить снабжение и боеприпасы осажденным войскам. На Рождество немцы предприняли очередную попытку штурма, но она провалилась. Тем временем 26 декабря в 4.45 дня 4–я танковая дивизия пробила дорогу в город. Осада была снята.

24 декабря Мантойфель продвинулся на 4 мили к Маасу, остановившись в 5 милях к востоку от Динана. Но это оказалось пределом. Британский 30–й корпус перешел на восточный берег Мааса в районе Живе и Динана, подошли и свежие американские части.

Гитлер понял, что его надежда захватить Антверпен обернулась иллюзией, и поставил иную задачу – занять переправы через Маас; для этого он выдвинул из резерва 9–ю танковую и 15–ю панцергренадерскую дивизии, чтобы они помогли Мантойфелю очистить от войск противника окрестности Динана. Но танки подвергались постоянным атакам со стороны авиации союзников, и после 26 декабря ни один из них не смог передвигаться днем.

Тем временем американский 7–й корпус Лоутона Коллинза сконцентрировался в одной точке. В распоряжении Коллинза имелись 2–я и 3–я танковые дивизии, а также 7 5–я и 84–я пехотные дивизии, которые медленно продвигались вперед. Утром в Рождество они захватили Кель. 9–я немецкая танковая дивизия прибыла в окрестности деревни рождественским вечером, но не смогла оттеснить части стоявшей перед ней 2–й американской танковой дивизии.

6–я танковая армия Зеппа Дитриха на севере пыталась помочь Мантойфелю, но его танковые дивизии произвели слабое впечатление на мощную американскую оборону. К тому.же в небе хищно носились стаи англо–американских истребителей–бомбардировщиков, которые бросались на любой подозрительный объект и разносили все в пух и прах.

Мантойфель писал, что его части простаивали из–за нехватки горючего именнб тогда, когда они были нужны более всего. Гитлер хотел удержать позиции на выступе и настаивал на том, чтобы Мантойфель захватил Бастонь, отрезав части Паттона в коридоре Невшато – Бастонь. Однако трехдневные атаки немцев, предпринятые ими начиная с 30 декабря, неизменно заканчивались неудачей.

Мантойфелю было ясно, что он не сможет удержать выступ без овладения Бастонью, и он никак не мог помешать решительному продвижению Коллинза на запад. Мантойфель телефонировал Йодлю и заявил, что он отводит свои войска. Но Гитлер, как обычно, запретил делать хоть шаг назад. Вместо этого он приказал провести еще один штурм Бастони.

Для того чтобы показать, насколько решительно он намерен овладеть Бастонью, Гитлер рискнул всем, что у него еще оставалось от люфтваффе, чтобы воспрепятствовать авиации союзников вмешаться в действия Мантойфеля. Рано утром в первый день нового года тысячи истребителей «ФВ–190» и «Me–109» с бреющего полета начали штурмовку двадцати семи аэродромов союзников в Голландии, Бельгии и северо–восточной Франции. Немцы уничтожили 156 самолетов, из них 36 американских, большинство из которых находилось на земле или пыталось взлететь.

Потери были тяжелы, но союзники быстро возместили их. Между тем люфтваффе потеряло 300 самолетов и столько же незаменимых пилотов. Это был самый большой урон, которые понесли германские ВВС в этой войне за один день. Люфтваффе был нанесен смертельный удар.

Потерпев неудачу в попытке отрезать американцев к югу от Бастони, Мантойфель теперь ударил с севера по дороге Хоффальц – Бастонь, введя в бой четыре сильно потрепанные дивизии: на все эти дивизии приходилось лишь пятьдесят пять танков. Немцы ничего не добились, чего и опасался Мантойфель. Ему пришлось отвести свои войска. Угроза Бастони была ликвидирована.

8 января 1945 года Гитлер согласился на частичный отвод войск с острия выступа. Отступление продолжалось. К 28 января немецкие войска вернулись примерно на те же позиции, где они находились перед началом наступления.

Среди 600 000 американцев, принимавших участие в битве на выступе, количество потерь доходило до 81 000 человек, 15 000 из них были взяты в плен и 19 000 убиты. Среди 55 000 задействованных в операции британцев число жертв составляло 1400 человек, из которых 200 были убиты. Немцы привлекли к участию в наступлении примерно 500 000 человек и потеряли по крайней мере 100 000 убитыми, ранеными или пленными. Обе стороны лишились около 800 танков, а люфтваффе потеряло тысячу самолетов.

Американцы могли за короткий срок восстановить потери, у немцев же ресурсы были исчерпаны. Все, чего Адольф Гитлер добился такой ужасной ценой, – это отсрочка на несколько недель наступления союзников на Западе. Но на самом деле это обеспечило быстрый успех Красной армии, которая с Востока возобновила свое продвижение на рейх. В конечном итоге битва в Арденнах ускорила падение Германии.

Глава 24. Последние дни

Красная армия осенью 1944 года остановилась на реке Висла в Польше. Ее поразительное продвижение в течение всего лета прекратилось потому, что чрезмерно растянутые линии советских коммуникаций в конечном итоге оборвались. Командиры Красной армии решили отложить решающий штурм фашистской Германии, пока не будут отремонтированы железнодорожные пути перед линией фронта и по ним не пойдет транспортный поток.

Как только это было сделано, Советы смогли накапливать склады со снаряжением и боеприпасами вдоль всей линии фронта и готовиться к новому наступлению. К началу 1945 года они собрали 225 пехотных дивизий и 22 танковых корпуса между Балтийским морем и Карпатами. Превосходство советской пехоты составляло 11:1, танков – 7:1 и 20:1 в артиллерии и самолетах. Самым важным составляющим фактором успеха оказалось огромное количество американских грузовиков, поставленных в Россию по ленд–лизу. Благодаря грузовикам большая часть Красной армии была преобразована в моторизованные дивизии, способные быстро перемещаться, а мобильность немецких частей падала день ото дня из–за крайнего дефицита топлива.

Когда командующий штабом армии Хайнц Гудериан представил Гитлеру цифры, свидетельствующие о силе русских, фюрер воскликнул: «Это величайший обман со времен Чингисхана! Кто ответствен за эти дурацкие вымыслы?»

Гитлер не воспользовался длительным застоем на Востоке, чтобы создать мощную линию обороны из минных полей и противотанковых укреплений, подобных тем, на строительстве которых настаивал Эрвин Роммель сразу же после битвы под Курском в 1943 году. Оборонительная стратегия Гитлера оставалась неизменной: каждый солдат должен стоять на месте и сражаться до последнего. Фюрер отказывался разрешить даже временный отвод войск, чтобы избежать разрушительного действия советских атак. Русские прекрасно понимали безнадежность и слабость политики Гитлера «держаться любой ценой» и были готовы воспользоваться ею.

24 декабря 1944 года Гудериан встретился с Гитлером в его штаб–квартире и попросил его прекратить наступление на Арденны и перебросить по возможности большее количество войск на Восток, чтобы остановить наступление русских.

Гудериан подчеркнул, что средоточием сопротивления немцев является промышленный регион Верхней Силезии (примерно в 50 милях от Кракова, район Катовице и Гливице). Туда были переведены германские военные заводы, которые находились вне зоны досягаемости американских и британских бомбардировщиков. С другой стороны, Рур был парализован разрушительными налетами союзной авиации.

«Потеря Верхней Силезии может привести к нашему поражению всего за несколько недель», – сказал Гудериан.

Но все было без толку. Гитлер настаивал на том, что продолжающиеся атаки в Арденнах в конечном итоге нанесут ущерб союзникам. Более того, он отверг просьбу Гудериана эвакуировать морем армейскую группу (двадцать шесть дивизий), оказавшуюся в изоляции в Курляндии, на западе Латвии. И пока Гудериан направлялся назад, в свою штаб–квартиру возле Берлина, Гитлер перебросил две танковые дивизии СС с Вислы в Венгрию, поручив им деблокировать Будапешт. Гудериан остался с мобильным резервом, состоящим всего из двенадцати дивизий, которые должны были подкрепить пятьдесят слабых пехотных дивизий, удерживавших фронт длиной в 750 миль.

«Восточный фронт похож на карточный домик, – сказал 9 января Гудериан Гитлеру. – Если оборона будет прорвана в одном пункте, она рухнет целиком». Но Гитлер ответил: «Пусть Восточный фронт справляется сам и разбирается с тем, что получил».

Гитлер также отклонил просьбу генералитета эвакуировать немецких гражданских лиц из Восточной Пруссии и других регионов, с тем чтобы они не попали под пяту русских. Фюрер сказал, что эвакуация окажет негативное воздействие на общественное мнение.

Когда 12 января 1945 года советские войска начали форсирование Вислы, командование Красной армии устремило взоры на Берлин, который лежал в 300 милях от Варшавы. Предстоял последний рывок, чтобы разрушить нацистскую Германию.

Первая атака была предпринята семьюдесятью советскими дивизиями 1–го Украинского фронта, которым командовал И.С. Конев. Советские войска форсировали Вислу и заняли плацдарм недалеко от Баранова, в 120 милях к югу от Варшавы. Советская артиллерия обрушила на немцев шквал огня, и за три дня бойцы Красной армии взломали линию обороны противника, захватили Кильце и хлынули по польской равнине растекающимся потоком.

Через два дня войска 1–го Белорусского фронта Г.К. Жукова выдвинулись с плацдармов в районе Магнушева и Пулавы, в 75 милях от Варшавы, а части 2–го Белорусского фронта К.К. Рокоссовского переправились через реку Нарев на севере от Варшавы. Дивизии Жукова выдвигались с севера, окружая Варшаву, а войска Рокоссовского тем временем прорвали оборонительные линии немцев, прикрывавшие южные подходы к Восточной Пруссии, и создали брешь 200 миль шириной. Теперь 200 советских дивизий двигались на запад.

Верховное командование нацистов пребывало в растерянности. Гитлер, с каждым днем все больше игнорировавший реальное положение дел, 16 января вернулся в Берлин из «Орлиного гнезда» на востоке от Рейна. Мраморные залы рейхсканцелярии лежали в руинах из–за бомбежек, но подземный бункер, расположенный на глубине 50 футов, был цел. Наконец–то Гитлер решил, что армии на Западе должны перейти к обороне, чтобы дать возможность имевшимся в наличии войскам отразить наступление русских армий. Фюрер приказал 6–й танковой армии немедленно двинуться на восток.

Гудериан был в восторге: он собирался использовать армию для охвата с флангов советских передовых отрядов в Польше, чтобы задержать их продвижение. Однако он узнал, что Гитлер посылает 6–ю танковую армию в Венгрию, чтобы она деблокировала Будапешт.

«Услышав это, я потерял самообладание и выразил свое отвращение к Йодлю в весьма откровенных выражениях», – писал Гудериан. Однако это не изменило мнения Гитлера.

17 января оперативное управление генштаба доложило, что советские войска собираются окружить Варшаву, и внесло предложение создать новую оборонительную линию западнее. Гудериан согласился и приказал частям варшавского гарнизона немедленно отходить. Когда Гитлера проинформировали об этом, он стал настаивать, чтобы Варшаву удержали любой ценой. Однако начальник гарнизона проигнорировал приказ Гитлера и увел свои батальоны. Гитлер пришел в ярость и в следующие несколько дней думал лишь о том, как наказать генеральный штаб.

Гудериан заявил, что это решение принял он, но Гитлер ответил ему: «Нет, я преследую не вас, но генштабистов. Для меня невыносимо, когда кучка интеллектуалов осмеливается навязывать свое мнение старшим по званию».

Гитлер арестовал полковника и двух подполковников оперативного управления. Гудериан потребовал расследования, и два агента гестапо несколько дней допрашивали его. Эти допросы отняли у Гудериана много времени и нервной энергии в момент, когда на Восточном фронте разворачивалась битва не на жизнь, а на смерть. Гудериан добился, чтобы двух офицеров отпустили, но третий остался в концентрационном лагере до конца войны.

25 января Гудериан попытался заставить министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа уговорить Гитлера, чтобы тот заключил перемирие на Западном фронте, продолжая при этом сражаться с русскими на востоке. Риббентроп ответил, что у него не хватит смелости подойти к фюреру с таким предложением. Когда Гудериан собрался уходить, Риббентроп сказал: «Этот разговор останется между нами не так ли?» Гудериан заверил его в этом. Но Риббентроп сам разболтал все Гитлеру, и в тот же вечер фюрер обвинил Гудериана в измене.

Между тем русские войска продолжали продвигаться вперед на всех фронтах, 19 января дошли до германской границы в Силезии и вскоре захватили всю Верхнюю Силезию. Войска Жукова взяли Лодзь, Познань, пересекли немецкую границу и 31 января вышли к Одеру вблизи Кюстрина (ныне Костриш), всего в 40 милях от Берлина. Теперь 380 миль отделяли русских от передовых позиций западных союзников.

В то же время Рокоссовский подошел к южным воротам Восточной Пруссии у Млавы и двинулся к Данцигскому заливу, изолировав германские войска в Восточной Пруссии. Немцы отошли в Кенигсберг (ныне Калининград), где их осадили русские войска.

Фактически ничем не сдерживаемое продвижение Красной армии вызвало лихорадочное бегство большинства немцев – гражданских лиц на запад. Потоки беженцев запрудили дороги, создавая сутолоку и неразбериху, и весьма усложняли продвижение войск.

Теперь Гитлер окончательно потерял связь с действительностью. Когда Рур разбомбили вдребезги и уже была захвачена Верхняя Силезия, Альберт Шпеер, министр вооружений Германии, направил Гитлеру меморандум, начинавшийся словами: «Война проиграна». Гитлер прочитал первое предложение и запер меморандум в сейф. Шпеер попросил о личной встрече, чтобы объяснить, в каком отчаянном положении находится Германия. Но фюрер отклонил его просьбу и сказал Гудериану: «Я отказываюсь больше с кем–либо говорить наедине. Любой человек, который просит встретиться со мной с глазу на глаз, всегда делает так потому, что у него есть для меня неприятные новости. А я этого не выношу».

Красная армия перерасходовала свои боеприпасы и продовольствие, а оттепель в первые недели февраля еще больше тормозила поставку снабжения, так как дороги превратились в трясину. К тому же на Одере вскрылся лед, и это стало дополнительным препятствием. Гудериан собрал все войска, которые только смог найти. Это остановило русских только на одном небольшом плацдарме над Одером возле Кюстрина и Франкфурта–на–Одере.

Тем временем Конев в Силезии расширил плацдармы к северу от Бреслау (ныне Вроцлав), затем двинулся на север по левому берегу Одера и 13 февраля достиг Зоммерфельда (ныне Любско). В тот же день пал Будапешт; попытка Гитлера деблокировать его провалилась. Капитуляция Будапешта принесла русским 110 000 пленных. 15 февраля войска Конева подошли к реке Нейссе возле ее слияния с Одером и сравнялись с войсками Жукова.

К третьей неделе февраля фронт на Востоке стабилизировался с помощью подкреплений, переброшенных с Запада и из внутренних регионов страны.

Кризис, вызванный угрозой русских, привел Гитлера к решению, что необходимо пожертвовать обороной Рейна ради удержания Одера.

Гитлер отвел большую часть своих оставшихся сил на восток, все еще веря, что западные союзники не смогут возобновить наступление из–за потерь в Арденнах. Он нацелил свои «Фау–1» и «Фау–2» на Антверпен, надеясь остановить прибытие припасов союзников. Всего немцы выпустили по Антверпену и другим целям 8000 ракет «Фау», но ущерб, который они причинили, был незначительным.

Армии Эйзенхауэра, которые насчитывали теперь восемьдесят пять дивизий, были готовы сомкнуться на Рейне. Гитлер отказался увести войска за этот водный барьер. Вследствие этого у союзников был только один путь прорыва через тонкую линию прифронтовой обороны, чтобы дальше проложить широкую дорогу для движения в немецкий тыл.

Эйзенхауэр, к негодованию высших американских военачальников, поручил нанести главный удар на севере 21–й армейской группе Монтгомери, добавив американскую 9–ю армию к британской 8–й армии под командованием Монтгомери и к канадской 1 –и армии.

Монтгомери запланировал очередное наступление – на этот раз на Рейне, в окрестностях Везеля.

В любом случае американские 1–я и 3–я армии Брэдли были намного сильнее, чем противостоящие им германские силы, и 7 марта 1945 года 3–я армия Джорджа Паттона прорвалась через горы Шнее–Эйфель на востоке от Арденн и через три дня дошла до Рейна возле Кобленца. В тот же день дальше на север 9–я танковая дивизия 1–й армии обнаружила брешь в обороне противника и хлынула через нее к Рейну настолько быстро, что у немцев не оказалось времени взорвать железнодорожный мост в Ремагене, недалеко от Бонна.

Американские саперы спешно перерезали все обнаруженные ими провода, а в это время взвод пехоты перебегал через мост. Как только солдаты вышли на восточный берег, раздались два взрыва. Мост покачнулся, но устоял. Танки смогли пройти, и к ночи американцы уже создали мощный плацдарм на восточном берегу.

Когда Ходжес сообщил Брэдли эти новости, Брэдли ответил: «Эта сосиска, Кортни, заставит меня разинуть пасть!»

Брэдли приказал Ходжесу, чтобы он переправил все, что возможно, через мост и ударил в сердце Германии. Но Гарольд Р. («Пинк») Булл, начальник оперативного штаба Эйзенхауэра, сказал: «Нет». «Вы дальше никуда не пойдете под Ремагеном, – объявил он. – У вас есть мост, но он не в том месте. Он просто не соответствует нашему плану».

«План», согласованный с Эйзенхауэром, предполагал, что Монтгомери начнет через три недели, 24 марта, грандиозное наступление под Везелем.

Брэдли пришел в ярость и добился у Эйзенхауэра разрешения нанести удар с плацдарма у Ремагена, двинувшись в сторону Франкфурта силами пяти дивизий. Тем временем Паттон расчистил западный берег Рейна между Кобленцем и Мангеймом и к 21 марта отрезал все германские силы, которые все еще находились на западе. Немцы потеряли 350 000 человек, большей частью пленными.

22 марта войска Паттона практически беспрепятственно форсировали Рейн под Оппенгеймом, между Майнцем и Мангеймом. Когда весть об этом дошла до Гитлера, он выяснил, что только пять самоходок – истребителей танков могли встать на пути целой американской армии, да и те были в 100 милях от нужного места.

Американское продвижение на восток от Рейна превратилось в парадную процессию. Колонны двигались с востока, юга и севера. Тем временем Монтгомери завершил свои сложные приготовления. Он собрал двадцать пять дивизий, огромное количество снаряжения и боеприпасов и в ночь на 23 марта начал наступление после артиллерийской подготовки из более чем 3000 орудий, за которой последовали волны бомбардировщиков. С наступлением дня две воздушно–десантные дивизии высадились впереди колонн Монтгомери.

В том месте, где войска Монтгомери форсировали реку, на всем тридцатимильном участке, оборону держали лишь пять измученных германских дивизий. Немцы почти не оказали сопротивления, и потери союзников были просто ничтожными.

Но при всем при этом Монтгомери отказался санкционировать большое наступление, пока не собрал двадцать дивизий и 1500 танков на этом плацдарме. К этому времени колонны американцев сметали все на своем пути, двигаясь по центральной и южной Германии.

Гитлер снова – и в последний раз – снял Рунштедта с должности 10 марта, заменив его Кессельрингом, и стал искать козлов отпущения за проваленную оборону. Полевой трибунал вынес приговор восьми германским офицерам, которые командовали ослабленными войсками под Ремагеном.

Однако, несмотря на лихорадочные усилия Гитлера, требовавшего от каждого солдата «держаться или умереть», немецкие солдаты понимали, что конец близок, и либо отходили, либо сдавались. И только незначительное количество фанатиков, главным образом из частей СС, оказывали сопротивление.

Гитлер обратился к собственному народу. 19 марта он подписал приказ о тотальном разрушении экономики Германии, согласно которому надо было уничтожить все – индустриальные предприятия, электростанции, гидростанции, нефтеперегонные заводы, мосты, корабли, локомотивы, продукты питания. Он поставил целью создать «пустыню» на пути союзников.

Альберт Шпеер, глава министерства вооружения нацистов, немедленно обратился к Гитлеру с петицией. «Мы не имеем права на этом этапе войны призывать к разрушениям, ибо это скажется на жизни людей», – сказал он. Но Гитлер, участь которого была решена, не был заинтересован в дальнейшем существовании немецкого народа.

«Если война проиграна, – заявил он Шпееру, – то нация тоже погибнет. Лучше уничтожить все эти вещи самим, потому что эта нация доказала, что она – слабейшая».

С глаз Шпеера спали шоры. Нечеловеческими усилиями он и ряд армейских офицеров выказали открытое неповиновение последним приказам Гитлера и ездили по стране, чтобы убедиться, что нигде ничего не было разрушено.

Конец приближался. Британская и канадская армии под командованием Монтгомери прорывались к Бремену, Гамбургу и Любеку на Балтийском море. 9–я американская армия Симпсона обошла район Рура с севера, а 1–я армия Ходжеса – с юга. 1 апреля они соединились под Липпштадтом, заперев 250 000 солдат из группы армий «Б» Вальтера Моделя в рурском «котле». Немцы продержались до 18 апреля, а потом сдались. Моделя среди пленников не было: он застрелился.

В течение этого периода Гитлер все больше и больше терял контакт со всем, что происходило вокруг. В то время как западные союзники почти беспрепятственно двигались по Германии, Гитлер сосредоточил внимание на том, чтобы отбить у русских крепость Кюстрин на Одере, жалуясь, что генералы не использовали достаточно боеприпасов во время артподготовки. Когда 28 марта Гудериан раздраженно указал на то, что боеприпасов больше нет, Гитлер освободил его от должности и назначил начальником штаба Ганса Кребса.

12 апреля неожиданно умер президент Рузвельт, и это пробудило у Гитлера шальные надежды на чудо, подобное тому, что когда–то спасло Фридриха Великого от поражения в Семилетней войне.

За день до смерти Франклина Делано Рузвельта передовые части 9–й армии дошли до реки Эльба возле Магдебурга – города в самом сердце Германии., Отсюда до Берлина оставалось всего 60 миль, и дороги к нему были открыты.

Преодолев яростные возражения Черчилля и британских военачальников, которые хотели опередить русских и первыми войти в Берлин, Эйзенхауэр остановил западных союзников на Эльбе.

Берлин «был логической или самой вожделенной целью для войск западных союзников», – писал Эйзенхауэр.

Русские начали движение с Одера вскоре после того, как американцы дошли до Эльбы. Для Эйзенхауэра это означало, что они дойдут до Берлина раньше англичан или американцев. Однако Эйзенхауэр и его штаб больше опасались того, что нацисты реализуют планы по возведению «национального редута» в горах южной Германии, где они будут многие годы вести партизанскую войну. Кроме того, Эйзенхауэр боялся, что нацисты организуют «подпольную армию» из «вервольфов» – преданных последователей Гитлера, которые будут совершать убийства и террористические акты.

«Национальный редут» и организация «Вервольф» существовали лишь в пропагандистских листовках Йозефа Геббельса. Но Эйзенхауэр и его штаб попались на приманку, и он направил американские армии в южные горы, причем так быстро, как только смог. Американские войска добрались до Нюрнберга 15 апреля, до Мюнхена – 30 апреля и 3 мая соединились с войсками американской 5–й армии, двигавшейся с Апеннин, в районе ущелья Бреннер между Австрией и Италией. Сопротивление немцев в Италии прекратилось, и 29 апреля был подписан акт о капитуляции.

Русские 16 апреля начали генеральное наступление со своих плацдармов на Одере и через неделю дошли до предместий Берлина. В то время как сотни тысяч советских солдат заполонили город, другие их подразделения обошли Берлин с севера и юга, а 25 апреля передовые части советской 58–й гвардейской дивизии встретились на Эльбе, под Торгау, в 75 милях к юго–западу от Берлина, с патрулями американской 69–й дивизии. Адольф Гитлер был заперт в Берлине. Началась агония Третьего рейха.

Гитлер планировал покинуть Берлин 20 апреля, в день своего 56–летия, и отправиться в Оберзальцберг, в Баварские Альпы. Многие члены гитлеровского руководства уже перебрались на юг, как и личный штаб фюрера. Но Гитлер оставался в Берлине, убежденный в том, что русские потерпят грандиозное поражение, пытаясь захватить германскую столицу. Однако Гиммлер, Геринг и Риббентроп скрылись из города. Гитлер призывал войска перейти в контрнаступление, которое так и не состоялось, и, по сути дела, его возможность существовала лишь в воображении диктатора. Гитлер жил в мире иллюзий.

22 апреля Йодль и Кейтель доложили, что русские прорвались на севере, а их танки вошли в черту города. Гитлер полностью потерял контроль над собой. Это конец, вопил он. Это все измена, ложь, трусость! Все кончено. Он останется в Берлине и лично возьмет на себя оборону города.

Три оборонительные линии окружали город, последняя представляла собой неширокое кольцо вокруг рейхсканцелярии и других главных государственных зданий в центре Берлина. Немецкая группировка включала подразделения 9–й армии, части 3–й и 4–й танковых дивизий и подразделения фольксштурма, состоящие из необученных людей и подростков из «Гитлерюгенда».

21 апреля силы Красной армии заняли пригороды Берлина, а 25 апреля полностью окружили город. Эта битва в целом была громадной операцией зачистки. Русские уничтожали очаги сопротивления артиллерийским огнем либо обходили их и ждали, пока у обороняющихся не кончались боеприпасы.

Только в центре вокруг правительственных зданий сопротивление было ожесточенным. Русские оставили попытку ввести в центр города танки. Кроме того, они обнаружили, что применение артиллерии в ограниченном пространстве города тоже затруднено.

Небольшие боевые группы зачищали центр города квартал за кварталом – всего 300 кварталов. Это был медленный и трудный процесс. Наиболее тяжелые бои разыгрались в метро, тоннелях и в подземных коммуникациях.

15 апреля, еще до начала генерального наступления русских, тридцатипятилетняя Ева Браун, которая двенадцать лет была любовницей Гитлера, прибыла в Берлин, чтобы соединиться с фюрером в брачно–замогильной церемонии. Ева Браун была простой женщиной, без претензий на интеллект, но она была полна решимости разделить с Гитлером его последний час.

То же самое сделали Геббельс с женой. Они и шестеро их детей (старшей дочери было всего двенадцать лет) переехали в бункер рейхсканцелярии.

Гитлер разобрал свои бумаги и отправил одного из адъютантов наверх, чтобы тот сжег в саду документы, которые фюрер хотел уничтожить. Он приказал Кейтелю и Йодлю отправиться на юг и взять на себя непосредственное командование оставшимися вооруженными силами.

Тем временем Геринг прибыл в Оберзальцберг и 23 апреля отправил Гитлеру телеграмму, в которой предлагал взять на себя «полное руководство рейхом». Гитлер ответил, что Геринг совершил государственную измену. Мартин Борман, зловещий личный секретарь Гитлера, послал радиограмму в штаб–квартиру СС в Берхтесгардене, чтобы Геринга арестовали. 28 апреля Гитлер узнал из радиопередачи Би–би–си из Лондона о том, что Гиммлер договаривается через Швецию сдать все армии на Западе Эйзенхауэру.

Через несколько минут Гитлер получил сообщение, что русские находятся на Потсдамерплац, всего в нескольких сотнях метров от его бункера, и скорее всего приступят к штурму рейхсканцелярии утром 30 апреля.

Гитлер приказал генералу Роберту Риттеру фон Грейму, которого он назначил шефом люфтваффе, и Ханне Рейч, знаменитой женщине–пилоту, покинуть бункер, чтобы сплотить люфтваффе для последней атаки на русских, а также арестовать Гиммлера как предателя. Потом он приказал вывести главного представителя Гиммлера в своей штаб–квартире, Германа Фегеляйна, в сад рейхсканцелярии и расстрелять его.

Затем Гитлер сочетался браком с Евой Браун, записал свою последнюю волю и составил завещание. Эти два документа показывают, что Гитлер не понял своих ошибок и не ведал о бедствиях, которые он обрушил на мир. Он отрицал, что хотел начать войну в 1939 году и утверждал, что она была развязана иностранными лидерами, которые были «еврейского происхождения и работали на интересы евреев». Он возлагал «всю ответственность» за все смерти на евреев.

Гитлер считал, что его честь требовала, чтобы какой–нибудь «район или город» нужно было удерживать «до смерти». Тем самым диктатор показал, что он так и не сделал никаких выводов из несчастий, которые сам навлек на свою армию под Сталинградом и в других местах, приказывая обороняться до последнего.

Он исключил Геринга и Гиммлера из нацистской партии и из состава руководства и назначил адмирала Карла Дёница рейхспрезидентом и верховным главнокомандующим, поручив ему сопротивляться «международному еврейству».

Было 4 часа утра воскресенья 29 апреля 1945 года. Гитлер позвал Геббельса и других в бункер, чтобы они засвидетельствовали его подпись. Затем он составил завещание, согласно которому передавал своим родственникам имеющуюся у него собственность, и добавил: «Мы с женой предпочли умереть, чтобы избежать позора поражения или капитуляции. Мы хотим, чтобы наши тела были немедленно сожжены».

После этого измученный Гитлер отправился спать. Русская артиллерия сотрясала землю совсем рядом от рейхсканцелярии. Над городом висела пелена дыма и пыли.

В полдень пришли известия о том, что итальянские партизаны застрелили Муссолини и его любовницу Клару Петаччи недалеко от озера Комо, а их трупы повесили вниз головами на фонарных столбах в Милане. Вскоре после этого Гитлер отравил свою любимую собаку, эльзасскую овчарку Блонди, и дал двум оставшимся у него секретаршам капсулы с ядом, который они могли по своему желанию принять, когда в бункер ворвутся русские. Около 2.30 утра 30 апреля Гитлер попрощался в столовой с двадцатью работниками его личного штаба – главным образом с женщинами.

В бункере начало твориться нечто странное. Напряжение настолько возросло, что несколько человек отправились в буфет и принялись танцевать. Вечеринка сделалась такой шумной, что из комнат фюрера передали, чтобы персонал соблюдал тишину. Однако гуляки, наконец–то освободившись из–под контроля Гитлера, продолжали резвиться всю ночь напролет.

В полдень 30 апреля до бункера донеслись слухи, что русские уже на восточном конце Тиргартена и ворвались на Потсдамерплац. Они были всего в квартале от бункера. По поручению снизу шофер Гитлера доставил 180 литров бензина во двор рейхсканцелярии. Гитлер сходил за своей женой Евой, и они сказали последнее «прости» Геббельсу и некоторым другим людям.

Гитлер и Ева вернулись в свои комнаты. Геббельс, Борман и еще несколько человек ожидали в коридоре. Через несколько минут они услышали револьверный выстрел. Они подождали второго выстрела, но его не последовало.

Они вошли в комнаты фюрера. Распростертое тело Адольфа Гитлера лежало на диване, капала кровь. Фюрер выстрелил себе в рот{45}. Ева Браун лежала рядом с ним. Она приняла цианистый калий и так и не воспользовалась пистолетом.

Было 3.30 утра, понедельник, 30 апреля 1945 года. Прошло двенадцать лет и три месяца с тех пор, как Гитлер стал канцлером.

Под грохот русских снарядов их тела вынесли во двор рейхсканцелярии. Адольфа и Еву Браун–Гитлер поглотил погребальный костер.

Третий рейх просуществовал еще семь дней.

Рано утром 1 мая Геббельс и его жена приказали врачу сделать их детям смертельные инъекции. После этого они поднялись по лестнице во двор. Там по их просьбе дневальный эсэсовец выстрелил им обоим в затылок. Люди из СС облили их тела бензином и подожгли, но кремация не завершилась, и на следующий день русские обнаружили обгоревшие останки.

Около 9 часов вечера 1 мая примерно 500 выживших военных из штаб–квартиры Гитлера, в основном эсэсовцы, попытались выбраться наружу, двигаясь по подземным переходам со станции метро «Вильгельмплац», напротив рейхсканцелярии, к станции «Фридрихштрассе», затем перешли реку Шпрее и просочились через русские позиции на север. Многим удалось бежать, но не Мартину Борману. Он был либо застрелен, либо принял яд, чтобы избежать пленения.

4 марта германское верховное командование сдало свои войска подразделениям Монтгомери на северо–востоке Германии, в Дании и в Голландии. На следующий день группа армий «Г» Кессельринга, включавшая армии на севере от Альп, также капитулировала.

5 мая адмирал Ганс фон Фридебург, теперь командующий военно–морским флотом, прибыл в штаб–квартиру Эйзенхауэра в Реймсе во Франции, чтобы провести переговоры о капитуляции. На следующий день приехал генерал Йодль, надеясь так затянуть переговоры, чтобы сотни тысяч германских солдат и беженцев достаточно далеко ушли на запад и сдались западным союзникам, а не русским.

Но Эйзенхауэр не потерпел никакого промедления, и в 2.41 утра 7 мая Фриденбург и Йодль подписали акт о безоговорочной капитуляции Германии, который вступал в силу в полночь 8 мая 1945 года.

Гиммлер, пойманный англичанами, проглотил капсулу с цианистым калием и умер. Девятнадцать самых оголтелых нацистов были осуждены в Нюрнберге как военные преступники. Семь получили тюремный срок, остальные были приговорены к повешению, включая Риббентропа, Кейтеля, Йодля и Геринга, хотя Геринг за два часа до казни обманул палача. Кто–то подбросил пузырек с ядом ему в камеру, и, когда за ним пришли охранники, Геринг был уже мертв.

Немцы были изгнаны со всех земель восточнее Одера и из Судетов. Германия лежала в руинах, не имея правительства и практически без экономики. Мечты Гитлера о мировом господстве и «жизненном пространстве» рухнули. Только великодушие их бывших врагов, которые обеспечили страну продовольствием и топливом, позволило немецкому народу пережить то лето и жестокую зиму 1945–1946 годов.

Но самая ужасная, унесшая множество жизней война была закончена. Мир наконец избавился от Гитлера, нацизма и Третьего рейха.