1000 Первая дочь

Глава 14

Алексис

Ее откровение сначала задело, а после растрогало меня. Наверное, я слишком привык, что женщины клянутся в любви и преданности если не с первого взгляда, то с первого раза так уж точно. Но Майлин вновь удалось удивить меня.

Неожиданно, но стать первым, в кого она влюбится, показалось мне не менее захватывающим, чем стать ее первым и единственным любовником. Мне раньше не приходила в голову мысль, что нужно сделать нечто особенное, чтобы завоевать женщину. Обычно хватало того, что я считал себя обязанным обеспечивать и оберегать выбранную женщину. Подарки, походы в театры и прогулки - все это воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Я делал все, чтобы слыть отличным любовником и добрым хозяином.

Но - Дикал подери! - мне никогда не приходила в голову мысль, что этого окажется недостаточно.

Впрочем, я еще не начал по-настоящему соблазнять Майлин. Эта девчонка никогда не покидала своей глуши, не видела ничего за свою недолгую жизнь. А ведь в мире столько всего интересного. Того, что так любят женщины - все женщины без исключения.

Особенно этого много в столице. Шикарная жизнь вызывает привыкание и заставляет влюбиться в того, кто готов за это платить. Я был в этом уверен. Так уж устроен естественный отбор: женщины выбирают тех, кто может обеспечить их и свое потомство. Так было всегда. Это, по сути, непреложная истина.

- Скоро ты признаешься мне и в любви, - уверенно отозвался я.

Перехватил узкую ладонь Майлин и, поцеловав поочередно каждый пальчик, положил себе на грудь.

- Вы так полагаете? - она все еще сомневалась.

- Несколько дней назад ты отказалась спать со мной, - напомнил я. - А сейчас лежишь в моих объятиях.

- Вы научили меня испытывать неземное блаженство, - согласилась она. - И собираетесь научить меня любить? В этом вам тоже нет равных?

Я закашлялся. Вообще-то, не совсем это имелось в виду. Вернее, совсем не это. Как бы объяснить это малышке, что для того, чтобы влюбить кого-то, не обязательно самому испытывать подобное чувство.

Майлин же, как, наверное, все юные девы, жила в каком-то ином, совершенно другом мире. Мире девичьих грез и розовых мечтаний. Но я не собирался разубеждать ее.

- Мы, кажется, договорились, что наедине ты можешь говорить мне «ты», - вспомнил я в эту минуту. Будто это было важно.

На самом же деле жестокая правда заключалась в ином: я не знал, что ответить на ее вопрос. И слегка опасался ответов. Я - седьмой сын короля, не самый любимый. Даже не так: самый нелюбимый. После моего рождения моя мать умерла, и, осознанно или нет, но в том была и моя вина.

Роды пошли не так, как хотелось бы врачам. Даже опытные лекари не смогли помочь. Все, что они сумели, так это дать отцу выбор: сохранить жизнь ребенка или его матери. Отец выбрал первое, и женщина, прожившая с ним без малого десять лет, умерла. Возможно, сказалось слишком частое рождение детей, ведь разница у нас с братьями была чуть больше года. Но лекари заверяли, что все дело в моем даре. Перемещение в пространстве забирает слишком много сил, а их не было на тот момент ни у новорожденного меня, ни у ослабшей матери. Неосознанно поняв, что мне не выбраться из утробы естественным путем, я переместился в соседнюю комнату. Забрав при этом последние силы моей матери.

Лекари не вмешались - магия перемещения слишком сильная и опасная штука. Они пытались подпитать мать амулетами и заклинаниями, но ничего не смогли сделать.

Всю свою сознательную жизнь я считал себя виновным в ее смерти. Хотя и понимал при этом, что, будучи ребенком, я не мог контролировать прущую из меня магию. И до сих пор я редко использую этот дар. Почти не развиваю его...

А еще слежу за тем, чтобы ни одна из моих любовниц не забеременела. Дар перемещения в пространстве передается от отца к ребенку. Мой - гораздо слабее того, что был у нашего с братьями отца. Но только я унаследовал его. И не хотел повторения.

- Хорошо, Алексис... - Майлин произнесла мое имя с таким придыханием. Так чувственно, что во мне вновь разгорелось желание. И я прижался к ее губам, чувствуя, как кровь начинает закипать. Но поцелуй этот был легким, скорее успокаивающим. Для Майлин это первый раз, я хорошо помнил об этом. И не хотел причинять ей боль.

Подтянул ее к себе ближе, и она уютно разместилась на моей груди. Я сосем не чувствовал тяжести, зато ощущал ее нежный аромат. Ее дыхание согревало мне сердце.

- Ты спишь? - спросила она шепотом. - Я так и не получила ответа.

Мне ничего не оставалось, как притвориться спящим. Не мог я рассказать ей, что совершенно не умею любить. Даже не пытался ни разу. У меня есть преданные друзья, верный конь и клинок, не знающий поражения в бою. Что же касается женщин, я привык брать и отдавать взамен - страсть, не любовь. До встречи с Майлин никто не западал мне так сильно в душу. Не до такой степени, чтобы задуматься над самим понятием «любовь».

- Алексис?.. - снова позвала Майлин.

Ее тонкие пальчики шевельнулись на моей груди. Но других попыток меня разбудить она не предприняла, и я был ей за это благодарен. Она разбередила во мне такие чувства, о существовании которых я почти забыл. Сейчас я чувствовал себя уязвимым. Совсем как в детстве, пока не научился контролировать собственный дар. Что-то произошло во мне, будто прорвалась плотина и выпустила чувства, которые я так долго и тщательно пытался скрыть.

Не привязываться - вот было мое главное правило по отношению к женщинам. Я легко покорял их и так же легко расставался с ними, утратив интерес после нескольких ночей. Щедро платил за их внимание, но и только.

Так было до тех пор, пока в жизнь мою солнечным вихрем не ворвалась Майлин...

Майлин

Я поняла, что практически ничего не знаю об этом человеке. А он... Он готов сближаться, но только физически. В момент страсти мы вдруг словно стали единым целым, одним организмом, который невозможно разделить.

Но так продолжалось недолго.

Утолив страсть, Алексис снова стал отстраненным и строгим. Он не отвечал не вопросы, не говорил о будущем. И я понятия не имела, что меня ждет. Где-то глубоко в мозгу появился страх: вдруг ему не понравилось? Или он насытился мной, и теперь ничто не удержит его от того, чтобы продать меня следующему господину.

А потом следующему...

И так до тех пор, пока от моей красоты и молодости не останутся жалкие лохмотья. Одна из гетер, что часто квартировалась у тетки, в дни, когда не было клиентов, напивалась дешевого вина. Ее тянуло на откровенности. Она рассказывала о причудах своих клиентов, о забавных историях, случившихся с ней или ее товарками. Но потом наступал какой-то переломный момент, и из веселой хохотушки она вдруг превращалась в дряхлую старуху. Четче обозначались морщины вокруг глаз, глубже становились скорбные складки у уголков рта.

И этот взгляд...

От одного воспоминания у меня мороз по коже. То был взгляд затравленной, изможденной женщины. У которой не осталось веры в хорошее и надежды на будущее.

Сейчас я боялась испытать на себе то же самое. Стать такой же: униженной и обреченной. Алексис не давал никаких обещаний. Ни одной гарантии. Для него я была просто рабыней - именно так я думала, лежа на его широкой груди. Он добился своего, а у меня, по сути, не осталось выбора. Как скоро я ему надоем? Боюсь, этого не знал даже он сам...

Мне действительно было важно знать о его женщине - жене или невесте. Даже в нашей глуши были частыми случаи, когда супруга отравляла или душила любимую рабыню мужа подушкой. И ей за это не было ничего. Небольшой штраф в казну даже наказанием назвать сложно. Раб - это что-то среднее между комнатной собачкой и сервизом - дорогим или нет, в зависимости от силы и способностей. А если случайно разобьешься, хозяин легко купит новый.

Он разрешил называть его по имени. Наверное, уже этим достижением можно было гордиться. Но он так и не сказал, что научит любить. И женщины...

В столице у него, должно быть, много женщин. Прекрасных, хорошо образованных, знатных. Алексис слишком лакомый кусочек даже для аристократки. Принять всерьез рабыню он не мог - я была в этом больше чем уверена.

И отдавала себе отчет в том, что отныне мое будущее целиком и полностью зависит от этого гордого и прекрасного мужчины. Захочет - подарит свободу и даже любовь. Или же сделает мою жизнь совершенно невыносимой.

Он обещал, что в церковных книгах появится запись о моем рождении. Я отчаянно цеплялась за эту мысль, как утопающий за проплывающий мимо сук. А еще боялась того чувства, что раздирало грудь. Мне хотелось плакать и смеяться одновременно. Не знаю, как мужчины реагируют на близость, но для меня это было чем-то большим, чем влечение плоти. Вспомнив свой бурный оргазм, я краснела, кажется, до кончиков волос. И все же я ощущала некоторую незавершенность, недосказанность.

Мне вдруг стало холодно, и я теснее прижалась к Алексису. Его ровное, размеренное дыхание успокаивало. И почему меня так ранила мысль, что он никогда не полюбит рабыню? Я никогда не заблуждалась на свой счет и не ждала от судьбы особых подарков. Он получил то, что так желал: мою девственность, мое тело в свое полное распоряжение. Но, кажется, я подарила ему нечто большее. То, чему не находила названия.

Любовь?

Я действительно не знала, что это такое. Но то, что творилось со мной, когда он был рядом, так близко - можно назвать разве что сумасшествием.

Но он никогда не ответит взаимностью, в этом я была уверена. Для Алексиса стало вопросом чести уложить меня в постель. Ведь я ранила его гордость, задела самолюбие. Для него это стало своеобразной охотой, укрощением строптивой.

Я закрыла глаза, стараясь сдержать слезы. Эйфория сближения сменилась болезненным похмельем. Мне нечего было ждать. Соглашаясь лечь с ним в постель, я понимала, что он никогда не ответит взаимностью. Так, может быть, и мне стоит скрывать свои настоящие чувства? Инстинкт охотника очень силен в Алексисе. Он будет гнаться за добычей до тех пор, пока та убегает.

Но где найти сил и решимости сопротивляться его напору?

Он перекатился на бок, обхватив меня за талию. Его расслабленный, но все еще ощутимо мощный член уютно устроился между нашими телами. Спиной я чувствовала тепло Алексиса. Он дышал мне в затылок, и от этого становилось немного щекотно и невообразимо приятно. Волна нежности и умиротворения прокатила по моему телу.

И незаметно для себя самой я заснула в крепких, надежных объятиях Алексиса.

А когда открыла глаза, утренний свет уже врывался в растворенное окно. Алексис нависал надо мной, опираясь на одну руку. Пальцами второй он нежно касался моих губ. Во взгляде его было столько нежности, что я побоялась утонуть в ней. Еще никогда он не смотрел на меня так.

- Все хорошо? - спросил он, видно, заметив, как увлажнились мои глаза.

- Более чем, - ответила я с улыбкой.

Его пальцы коснулись чувствительной кожи на моей шее. А потом он вдруг схватился за покрывало, с явным намерением скинуть его с меня.

Ужас застыл в моих глазах.

- Нет! - вскрикнула я, вцепившись в кусок ткани так, что побелели костяшки пальцев. - Пожалуйста, только не сейчас!..