1994. Возможное прошлое

Александр ФЕДУТА

1994. ВОЗМОЖНОЕ ПРОШЛОЕ

Что было бы с Беларусью, если бы победил...

...КЕБИЧ

В 1994 году в Беларуси состоялись первые выборы президента. Они же стали последними, признанными справедливыми и честными гражданским обществом страны и международным сообществом. Президент в стране с тех пор не менялся. Но что было бы, если бы белорусы сделали иной выбор в 1994-м – когда выборы в стране всё еще были?

Активный участник первой президентской кампании Александр Федута написал для Naviny.by серию материалов в жанре альтернативной истории – о том, что происходило бы в Беларуси, если бы 26 лет назад к власти в стране пришел каждый из пяти конкурентов Александра Лукашенко.

В 1994 году победа на выборах Вячеслава Кебича казалась почти невозможной. Премьер-министр Беларуси был для большинства символом всего старого, отжившего свой век, связанного с «совком». Именно поэтому во втором туре голосования на выборах президента кто-то голосовал даже не за Лукашенко, а против Кебича, а кто-то не пошел голосовать вовсе.

Но могла ли новейшая белорусская история сложиться иначе? Чисто теоретически – могла.

Совет 12-го созыва, принимавший Конституцию страны, внес в нее норму, прямо открывавшую возможность баллотироваться людям, не достигшим сорокалетнего возраста. Из потенциальных кандидатов, которые выдвигались на тех выборах, таковым был только Александр Лукашенко.

Но вот представим себе: депутаты не поддаются на «подначки» «молодых волков» Виктора Гончара и Дмитрия Булахова, и возраст выдвижения в президенты начинается с сорока лет. Фаворитом гонки становится Вячеслав Кебич.

Честно говоря, я не слишком верю, что Вячеслав Францевич выиграл бы и тогда: значительная часть голосов протестного электората, собранного Лукашенко, отошла бы другим кандидатам — как ни странно, в том числе и Зенону Пазьняку. Но условия жанра таковы, что я должен представить себе Беларусь при Кебиче.

Соображение «на троих»

Собственно говоря, сам Кебич представлял себе свое правление как своеобразные «Анти-Вискули». Еще до выборов проправительственная пропаганда, направляемая умелой рукой Василия Драговца (правительственный секретарь — начальник управления информации аппарата Совета министров), предрекала: мол, выберут трех закадычных друзей — Виктора Черномырдина, Леонида Кучму и Вячеслава Кебича президентами, и Советский Союз будет восстановлен.

Из всей этой тройки премьер-министров президентом стал только Леонид Кучма, но он и не собирался ликвидировать суверенитет Украины или делиться им с Россией. «Украина — не Россия» — так называлась книга-манифест Кучмы.

Подписание Беловежских соглашений, 1991 год. В центре – Станислав Шушкевич и Вячеслав Кебич

Но Кебич-то всерьез рассматривал Россию как «старшего брата», обязанного заботиться о братьях своих младших. И стань преемником Бориса Ельцина Виктор Черномырдин, скорее всего, Кебич начал бы то движение к «интеграции», которое позже упорно осуществлял — правда, с другой целью — его более удачливый соперник.

Это было вполне в психологии Кебича. Директор крупного советского предприятия (завода имени Кирова), он привык работать в условиях плановой экономики (одно время он и возглавлял Госплан БССР в качестве первого вице-премьера). Его завод работал на внутренний рынок и получал комплектующие с внутреннего рынка. Рынок в 1990—1992 годах распался? Значит, нужно его восстановить.

Нет сомнений в том, что Черномырдин всячески поддерживал бы такой подход друга. Правда, дешевый газ становился бы все более дорогим, и от приватизации, которую в правительстве курировал бы лично премьер-министр Михаил Мясникович, никуда было не деться… А значит, рано или поздно, за газовые долги пришлось бы расплачиваться пакетами акций.

Черномырдина бы это удовлетворяло. Кучма тихо улыбался бы, не разжимая складку губ, сосредоточившись на реформировании собственной украинской экономики. Возможно, он даже пытался бы подсказать что-то Кебичу, но тот списал бы советы украинского коллеги на вечную «хохлацкую» несговорчивость и сепаратизм.

Знаменитый поцелуй Черномырдина и Кебича. Фото: Сергей Гриц

Кадры решали бы все

Возможно, президент Кебич даже не заметил бы, как привычная для него модель белорусской экономики изменилась. Он всегда доверял своему окружению. Пусть эти люди интриговали друг против друга, но тем проще, казалось Вячеславу Францевичу, было ими управлять.

Главой Администрации стал бы Геннадий Данилов. Кабинетом министров руководил бы Михаил Мясникович. МИД до поры остался бы в руках Петра Кравченко. Мечиславу Грибу — возможно — позволили бы переизбраться на следующий срок спикером Верховного Совета (действительно, не Шушкевича же туда возвращать?). МВД доверили бы Константину Платонову, командовавшему до того внутренними войсками, а министром обороны остался бы вполне лояльный к президенту Кебичу генерал Павел Козловский.

Под вопросом оставалась бы судьба главы правления Национального банка. Но тут наверняка ключевую роль сыграл бы премьер Мясникович, у которого со Станиславом Богданкевичем сложились вполне рабочие отношения. Богданкевичу дали бы доработать до пенсии, заодно списав на него задержку с введением единой валюты с Россией.

Вячеслав Кебич. Фото: Владимир Сапогов

Правда, беспокоила бы по-прежнему политическая оппозиция. Однако Кебич не зря считался выходцем из номенклатурной коммунистической школы. Он просто отдал бы БНФ те ведомства, которые сам считал далеко не ключевыми: образование, культуру. Средства массовой информации по-прежнему контролировали бы Драговец и Владимир Заметалин, которые терпеть не могли друг друга. А вот культуру и образование — почему не отдать? А Кравченко и сам в вышиванку оделся.

А вот экономика, денежные потоки, торговля — нет, этого они бы оппозиции не отдали. И олигархи у них появились бы свои, для которых не Лукашенко был «батькой», а Кебич — «папой».

Кризис «Кебич.Бай»

И пока Кебич занимался бы разборкой интриг своего окружения и займами денег в России, экономический кризис в стране начал бы набирать обороты.

Это было неизбежно. Я бы сравнил его с кризисом в Украине 1993—1994 годов, когда падение первого президента страны, Леонида Кравчука, стало совершенно закономерным. Передел экономической власти привел тогда к резкому обнищанию украинского народа, а в честь главы государства огромную сумку на тележке с двумя колесиками, с которой «челноки» отправлялись за покупками в Россию и Польшу, начали называть «кравчучкой». Не знаю, что назвали бы в честь президента Кебича белорусы. Возможно, та же сумка получила бы название «кебичевки».

Вячеслав Кебич на презентации своей книги «Искушение властью», 2008 год. Фото: Татьяна Зенькович, БелаПАН

Кебич ждал бы помощи от «братской России». Но Борис Ельцин передоверил все рычаги российской экономики Анатолию Чубайсу, который, вероятно, не стал бы церемониться с бывшим «красным директором». От Беларуси ждали бы денег и выбивали бы акции.

Вслед за «Белтрансгазом» пришлось бы отдать железную дорогу, а там и нефтеперерабатывающие заводы. Состояние Михаила Мясниковича продолжало бы при этом расти, а самого Михаила Владимировича в белорусском КГБ тайком продолжали бы называть «самым богатым человеком Беларуси». У простых граждан, впрочем, денег от этого не прибавлялось бы.

В условиях нараставших митингов Кебич упорно отказывался бы идти на досрочные выборы. Его пугали бы страшным Пазьняком, но Кебич вряд ли мог подумать, что лидер БНФ опасен ему. Этнограф и фотограф, поэт без какого-либо управленческого опыта — куда уж Пазьняку на президентский пост!..

И Кебич тянул и тянул бы время. Он досидел бы до конца своего первого срока и выдвинулся бы на второй. Но второго срока не было бы: антикоррупционный доклад Сергея Антончика, сделанный как раз накануне выборов в парламенте, транслировался в прямом эфире, а наутро его опубликовала бы вовсе не лояльная к Кебичу «Народная газета» (эх, не снял Середича в свое время Кебич, не захотел портить отношения с депутатами…). Кебич бы даже не вышел бы во второй тур. Зато там схлестнулись бы популярный мэр Молодечно Геннадий Карпенко и Зенон Пазьняк.

Мясникович подыгрывал бы Карпенко как мог, подавая ему сигналы через Виктора Гончара. Но победил бы Пазьняк. И это была бы уже совсем другая история.

...ШУШКЕВИЧ

Я уже выходил из комнаты, где записывали мое выступление для радиостанции «Беларуская Маладзёжная», как меня остановил невысокий и тогда еще просто седоватый незнакомец:

– Молодой человек, мне понравилось, как вы говорили. Что вы делаете в штабе Лукашенко? Бросайте его, переходите к нам! Победит Шушкевич. Это я вам говорю. Я, – с твердой уверенностью еще раз повторил седоватый, затушил бычок (кажется) и ушел.

– Кто это? – спросил я журналистку Инну Студинскую.

– Мацкевич. Он недавно приехал. Говорят, что умный, – задумчиво сказала Инна.

– Да? – удивился я. Я был убежден, что Станислав Шушкевич не победит. Но если умные люди утверждают…

Представим, что победил.

Кадр за кадром

Победа Шушкевича была бы воспринята в Верховном Совете, всего несколько месяцев тому назад отправившем Станислава Станиславовича в отставку, как собственное сокрушительное поражение. Еще бы! Депутаты были просто народными, а Шушкевич стал всенародным! Что же теперь делать?

Они пошли бы сдаваться новому государю десятками, понимая, что конец парламента близок, как никогда. И Шушкевич многих даже простил, тем более, что распускать высший законодательный орган он не собирался. А зачем? Выборы уже на носу, меньше года осталось.

И парламентское большинство вздохнуло с некоторым облегчением. Тем более, что Вячеслав Кебич ушел с поста премьер-министра, но в правительстве осталось множество знакомых лиц. Даже Михаил Мясникович сохранил пост первого вице-премьера при новом премьере Станиславе Богданкевиче — экс-главе Национального банка.

Правда, Шушкевич настоял на увольнении Петра Кравченко с поста министра иностранных дел, но тот как ни апеллировал к своим бывшим коллегам по депутатскому корпусу, никакой поддержки от них не добился: по вступившей в силу Конституции глава МИД становился креатурой президента. И на этот пост Станислав Станиславович назначил тоже всем хорошо знакомого Петра Садовского. Как говорится, от Петра Петра не ищут, а вон оно как случилось — нашли!..

На многие посты у Шушкевича были свои кандидатуры. Все-таки в должности спикера парламента он успел поездить по стране, поговорить с руководителями разного ранга. Да и, прямо скажем, БГУ, которому он отдал лучшие годы своей жизни, представлял собой неиссякаемую кадровую кладовую. Так что правительство превратилось при Шушкевиче в эдакий профессорский клуб.

Но людей все равно не хватало. И Шушкевич обратился с просьбой к руководству Белорусского Народного Фронта — мол, есть у вас люди, так поделитесь! Скажем, дайте мне того же Винцука Вячорку.

Однако лидер БНФ Зенон Пазьняк неожиданно для всех отказал. Он не верил в то, что Шушкевич пришел всерьез и надолго. Для Пазньяка тот был фигурой временной, скоротечной. И вот падет Шушкевич — и народ, слегка поумнев, таки доверит бразды правления Зенону Станиславовичу.

Верховный Совет как бомба

Но время шло, а Шушкевич никак не падал. Не то, чтобы он вцепился в кресло президента посиневшими пальцами, нет — просто не падал.

Премьер Богданкевич как-то сумел выкрутиться и, не соглашаясь на предложения россиян перейти на российский рубль, все-таки стабилизировал рубль белорусский. Так что к моменту выборов нового состава Верховного Совета правительство сидело в своих кабинетах довольно прочно — даром что вечный оппонент Богданкевича депутат Александр Лукашенко критиковал министров за излишнее внимание к белорусскому языку в ущерб прочим насущным проблемам.

Но и проблем все-таки становилось несколько меньше. Рынок наконец наполнился товарами, за что избиратели благодарили депутатов, и многие из них сумели даже переизбраться в новый состав Верховного Совета. Но самые значительные фракции создали в нем Партия Народного Согласия, которую возглавлял мэр Молодечно Геннадий Карпенко, и Белорусский Народный Фронт Зенона Пазьняка. Третьей была фракция ПКБ, в которую вошли многие деятели из бывшего депутатского корпуса. Однако появились и новые лица – в том числе и руководство партии. Так что открывать первую сессию первого демократически избранного Верховного Совета пришлось… бывшему члену Политбюро ЦК КПСС Анатолию Малофееву. Что он и сделал с искренним удовольствием.

Станислав Шушкевич в качестве спикера Верховного Совета 12-го созыва, 25 августа 1991 года. В этот день Декларации о государственном суверенитете Беларуси был придан статус конституционного закона

Так парламент превратился в бомбу замедленного действия. Три ведущие политические силы ожидали в нем падения профессорского правительства, искренне веря в то, что вслед за правительством все-таки падет и президент.

И, как писали Ильф и Петров, когда все застраховались, стало понятно, что «Воронья слободка» обречена.

Спички в руках Кремля

Вопрос оставался в том, кто именно и с какой стороны подожжет фитиль.

То, что президент Шушкевич намерен начать переговоры о вступлении в Европейский союз, было известно всем: сам Станислав Станиславович этого и не скрывал. Россия должна была забеспокоиться.

Фактически единственной гарантией невмешательства России во внутренние дела Беларуси были личные отношения Шушкевича и его российского коллеги Бориса Ельцина. Но после выборов 1996 года Ельцин начал отходить от дел. Старая команда силовиков и руководителей ВПК ушла в политическое небытие.

Новые члены «регентского совета» при больном президенте России были прагматиками. И Шушкевич превратился в серьезную помеху: его протекционистская политика препятствовала свободному проникновению российского капитала. Приватизация в Беларуси шла, но приоритет отдавался европейским инвесторам.

И российский рынок начал постепенно «схлопываться» для белорусских товаров. Не имея возможности купить пакеты акций интересующих ее олигархов белорусских предприятий, Россия начала строить аналогичные предприятия. Причем правительство страны давало тем, кто строил такие заводы, серьезные налоговые льготы.

В Беларуси начался кризис перепроизводства. Крупные предприятия, которые приходилось сохранять государственными, чтобы избежать резкого роста безработицы, лишились традиционного рынка. Новые рынки освоить не успели. Правительство рассчитывало на западные кредиты, однако их не хватало.

На очередной сессии (это должно было бы произойти в конце 1998 года) вопрос об отставке правительства Станислава Богданкевича был внесен в повестку дня — и получил поддержку большинства. Вмешательство президента и его попытка защитить потерявшего популярность премьер-министра оказались безуспешными. Неожиданно сблокировавшиеся Партия Народного Согласия и Партия коммунистов Беларуси сумели отправить Богданкевича и «профессорский кабинет министров» в отставку.

Кризис. «Шушкевич.Бай»

Единственной крупной депутатской фракцией, которая заявила о неприемлемости «путча», была фракция Белорусского Народного Фронта. Ее лидер Зенон Пазьняк понимал, что в этой политической ситуации падение Шушкевича ничего ему не даст. Напротив, БНФ рискует потерять значительно больше, чем приобрести. Пазьняк призвал людей выйти на улицы.

Но у Беларуси уже было новое правительство. Правящая парламентская коалиция вынудила Шушкевича передать пост премьер-министра лидеру «соглашателей» Геннадию Карпенко, за что ему и позволили сохранить в должности министра внутренних дел Владимира Егорова.

Это было ошибкой президента: опытный аппаратчик Егоров готов был поддерживать президента, но вовсе не тогда, когда его популярность очевидно падала. Он уже проходил когда-то через отставку (вместе с тем же Шушкевичем), и второй раз ему лишаться портфеля вряд ли хотелось бы. И митинги, проходившие под лозунгами свержения нового кабинета министров, были разогнаны. Не жестоко, но жестко.

Шушкевич оказался в ситуации, когда ему пришлось бы взять на себя ответственность за разгон мирных акций протеста. Отправить Егорова в отставку без согласия Верховного Совета он не мог. Тогда он начал угрожать досрочным роспуском парламента. Это заявление вызвало смех в Овальном зале.

У Шушкевича оставался последний козырь. Он декларировал свою готовность к досрочным выборам. И это заявление неожиданно нашло поддержку в обществе. Тем более, что до очередных выборов и так оставалось менее года.

…Новый президент Беларуси, которым неожиданно для всех избрали коммуниста Сергея Калякина, начал с подписания указа об обеспечении бывшего главы государства. Вероятно, подписав указ, он с облегчением положил ручку на стол и сказал присутствующим:

– Поработал человек. Заслужил…

Первый визит второго президента Беларуси состоялся в Москву.

...ДУБКО

В 1994 году в той Беларуси, которую знал я, были четыре Александра Иосифовича. Вице-премьер по аграрным вопросам Бокач, директор БелаПАН Липай, секретарь ЦК Союза молодежи Федута и Герой Социалистического труда, председатель Союза колхозов СССР, председатель правления колхоза-миллионера «Прогресс» Дубко.

Из всех четверых Александров Иосифовичей именно Дубко был самым знаменитым. Его белорусские аграрии и решили выдвигать кандидатом в президенты Республики Беларусь. Вместо карьеры губернатора Гродненской области, которую пришлось ему сделать при Лукашенко, Дубко мог управлять всей Беларусью – правда, не как совхозом, что сделал Лукашенко, а именно как колхозом. Колхозом-миллионером.

Правление Республики Беларусь

Колхоз отличается от совхоза прежде всего тем, что колхозники, пусть формально, но – пайщики. У них есть законное право на часть собственности. Дубко это хорошо понимал, как понимали и другие председатели, сумевшие вовремя перестроиться на рыночный лад.

У Дубко и в мыслях не могло быть, что вся страна может управляться им единолично и принадлежать ему. Поэтому власть при нем строилась бы в точности как строится правление колхоза. Коллективное управление с участием бригадиров (губернаторов) и ведущих специалистов (отраслевых министров). Президенту принадлежит решающий голос, но на то он и умный руководитель, чтобы не ломать через колено, а прислушиваться к здравым советам.

Формально принадлежа к Аграрной партии, Александр Иосифович знал, что из нее правящей партии, по образу и подобию КПСС, в стране с развитой промышленностью не получится. Поэтому все поползновения однопартийцев на данную роль (если, конечно, они в принципе были у председателя партии Семена Шарецкого) Дубко отмел сразу.

Как отмел бывший член КПСС и поползновения бывших однопартийцев Владимира Семенова (экс-первый секретарь Гродненского обкома КПСС и один из пяти секретарей ЦК ПКБ) и Василия Новикова резко повернуть назад, к социализму. Его и Кебич-то не устраивал своей непоследовательной рыночностью: Дубко успел понять, что значит быть хозяином, а потому с удовольствием повернул руль – вперед, к рынку.

Колхозный рынок

Правда, рынок у него получился бы вполне колхозным.

Например, с фермерами Дубко боролся бы искренне, отстаивая, как было принято говорить, интересы крупного аграрного производства. При этом у руководителей хозяйств с коллективной формой собственности или у директоров государственных предприятий было бы право приоритетной покупки пакетов акций возглавляемых ими структур. Раз уж выбились в люди, доказали свое право руководить предприятием, так будьте их владельцем.

То, что не всякий сын основателя Apple становится новым сыном Стива Джобса, как-то не приходило при этом в голову. Главное – получить возможность передачи по наследству того, что ты получил по праву своих организаторских способностей.

Александр Лукашенко и Александр Дубко, 2000 год. Фото: «Советская Белоруссия»

Зато с чем явно боролся бы Дубко – это с экономикой плановой.

Нет, разумеется, в свое время его звезда Героя во многом засияла как раз благодаря тому, что ему позволили выбивать у государства дополнительные фонды (молодежь сегодня даже не понимает, каких усилий стоило добиться разрешения строительства, например, не предусмотренного ранее коровника – в условиях дефицита строительных материалов). Но сейчас сохранение планового хозяйства, когда дефицит создавался бы искусственно, привело бы неизбежно к тому, что решать вопросы начали бы при посредстве взяток.

Этого Дубко не хотел. Взятка нивелировала бы как раз истинные способности руководителя. Нет уж! Назвался груздем – полезай в кузов, иди и доказывай на свободном рынке, чего ты можешь добиться.

На самом деле рынок превратился бы в первые годы правления Александра Иосифовича в полное отрицание плановости – а значит, дефицит как раз и проявился бы. Возникали бы одна за другой ниши, на которых требовалось бы прикладывать больше усилий, чтобы заработать. И, разумеется, народ рванулся бы туда, где заработать было бы проще.

Создалась бы конкуренция; все чертыхались бы и проклинали правительство, которое, дескать, не поддерживает предпринимателей, искавших легкого заработка, в трудную минуту.

А на самом деле Дубко ждал бы, когда сработает пресловутая мантра о том, что рынок все отрегулирует. Рынок и впрямь все отрегулировал – примерно через четыре года чертыханий, когда часть новых хозяев жизни, успев снять пенки с того, что было легким, поняла, что нужно инвестировать во что-то более-менее основательное. И колхозный рынок, на котором все предлагали покупателям примерно один и тот же ассортимент товаров и услуг, неожиданно начал перестраиваться в нечто более-менее цивилизованное.

Братская конкуренция

На Россию президент Дубко поглядывал бы с плохо скрываемой опаскою. Ничего не поделаешь: так на него самого когда-то смотрели молодые председатели колхоза, одновременно ненавидя его и восхищаясь. Дескать, Дубко большой, ему многое позволено, а нам – нет.

Россия была большая. Когда-то Дубко ездил в Москву выбивать фонды – но там была жесткая партийная дисциплина, и Герою труда отказать было почти невозможно. А сейчас – президентство. С Ельциным разговаривать. Так Ельцин помнил его по пленумам ЦК КПСС, по съездам народных депутатов СССР. Дубко был бы для Бориса Николаевича кем-то вроде «красного помещика».

С Черномырдиным было проще. «Красный директор» легко понял бы «красного помещика». Поэтому приезжая в Москву и выпив законную чарку с Ельциным, Дубко спешил бы в «Белый дом», где заседало правительство России, чтобы выбить из дорогого Виктора Степановича очередной жест доброй воли – списание долгов или их реструктуризацию, поставку очередной партии нефти по льготной цене, пониженный тариф на газ – ну и еще что-нибудь. Взамен, разумеется, уступая дорогому Виктору Степановичу что-нибудь из того, что самому Александру Иосифовичу казалось менее важным и значительным.

Все – кроме земли.

Зато на мировом рынке Беларусь охотно бы конкурировала с Россией – в чем-нибудь. Хоть картошку, но продавали бы дороже. А уж калийные удобрения – здесь и вовсе зажали бы «пермяков» так, что те и не рыпнулись бы. В этом вопросе Дубко на уступки бы точно не пошел.

И так, не претендуя ни на российскую корону, ни на продление собственных полномочий, Александр Дубко добросовестно отцарствовал бы свои два срока, вполне предусмотренные Конституцией Республики Беларусь 1994 года.

Пакет акций по наследству

А дальше перед Александром Иосифовичем встала бы главная проблема: как передать свой пакет акций в ЗАО «Республика Беларусь» по наследству кому-нибудь из сыновей. Благо, у него их было двое, и оба казались ему вполне толковыми руководителями.

Но вот тут-то и возникла бы загвоздка.

Страна – не предприятие, контрольный пакет акций в котором можно купить за добросовестно заработанные деньги. Здесь нужно выходить на выборы, и нужно при этом, чтобы правление тебя поддержало. А правление охотно поддерживало в течение десяти лет доброго царя Дубко, но не видело оснований, почему оно должно поддерживать его сына.

Так неизбежно возник бы кризис власти.

К Дубко поочередно посылались бы ходоки от отраслевых вице-премьеров и министров с предложениями то одного, то другого варианта определения преемника. И он отказывался бы и отказывался, добросовестно объясняя, что на выборах он будет поддерживать своего сына – того, что более умный и наделен замечательными организаторскими способностями.

И в конце концов, у кого-то из уговаривавших сдали бы нервы.

Можно предположить, что они сдали бы у Геннадия Карпенко, который в должности вице-премьера курировал бы промышленность. Геннадий Дмитриевич хлопнул бы дверью и ушел в оппозицию. Дубко посидел бы в кресле, подумал, поднялся бы из-за стола и… прикрыл бы дверь в президентский, которая отскочила бы и не захлопнулась после ухода разъяренного Карпенко.

Вероятно, Александру Иосифовичу удалось бы настоять на своем и выдвинуть сына кандидатом в президенты. Но ушедший в оппозицию Карпенко сделал правильную ставку – на горожан. Их просто физически оказалось больше, да и за десять лет аграрного правления они устали от президента Дубко. Нет, все белорусы относились бы к нему довольно хорошо – но это же не повод, чтобы отдавать власть по наследству?

…Первым указом президента Карпенко Г.Д. стал бы указ о присвоении А.И. Дубко звания Героя Беларуси и об обеспечении экс-президента и его семьи. Заслужили – получите.

Сыновья бывшего президента избрались в парламент.

...НОВИКОВ

Имя Василия Новикова сегодня мало что говорит читателю, родившемуся уже при Лукашенко. А в 1994 году Василия Николаевича, одного из пяти секретарей Партии коммунистов Беларуси – это феникса, возникшего на пепелище бывшей республиканской партийной организации КПСС, – всерьез выдвинули кандидатом в президенты. И я даже помню, как в комнате отдыха первого секретаря ЦК Союза молодежи Беларуси (такой пост занимал в те времена автор этих строк) товарищ Новиков, которого привел познакомиться Сергей Возняк, всерьез рассказывал мне, как важно, чтобы Кебич и прочие посткоммунистические хозяйственники узнали, что идеалы не погибли.

Поговорили мы тогда и о шансах Александра Лукашенко. Но о них Василий Николаевич, бывший заместитель заведующего отделом ЦК КПБ, говорил крайне неохотно. Он был слишком умен, чтобы выдавать желаемое за действительное. И набрал на выборах чуть больше четырех процентов.

Но представим себе неслучившееся: в 1994 году белорусы проголосовали за Василия Николаевича Новикова.

Коммунист против антикоммуниста

Разумеется, первый визит новоизбранный президент Беларуси совершил бы в Москву. Но положение его было бы весьма и весьма странным: действующий секретарь ЦК белорусской партии коммунистов должен был бы вступить в диалог с главным антикоммунистом постсоветского пространства. Василию Новикову пришлось бы пожать руку Борису Ельцину – терминатору, сокрушившему КПСС.

Конечно, волей-неволей Новиков это сделал бы. Беларусь нуждалась в российской поддержке, а еще больше – в российских нефти и газе. Но сердце коммуниста горячо билось бы в его груди, и кроме общения с Ельциным Новиков налаживал бы и межпартийные связи. Геннадий Зюганов, глава КПРФ, получил бы в лице Беларуси надежную базу для идеологического нападения на Ельцина.

Собственно говоря, это чуть не произошло и в случае с Лукашенко. Но Лукашенко сам надеялся стать преемником Ельцина, если бы был возрожден СССР. И Зюганов с его партией был для Александра Григорьевича всего лишь полезным инструментом в диалоге с российскими элитами. А Новиков с готовностью примерил бы на себя костюм старшего коммунистического брата и покровительствовал бы российским коммунистам, как говорится, «по большому счету». Союз с ельцинской Россией был бы для Новикова невозможен, но он бы всячески поддерживал эволюцию России по направлению к коммунизму – так сказать, стимулировал бы коммунистический реванш за восточной границей.

Новая старая модель

Для распространения коммунистической идеологии всегда были нужны деньги. Коммунистическим премьер-министром при Новикове имел все шансы стать Анатолий Лашкевич, секретарь Минского обкома КПСС, превратившийся в крупного бизнесмена. Анатолию Владимировичу было бы позволено развивать в Беларуси бизнес – однако под жестким идеологическим контролем самого президента. В лучшем случае, Новиков принял бы китайскую модель или, скажем, модель, характерную для советской власти времен НЭПа. То есть, избранным бизнесменам позволили бы зарабатывать деньги, в нужный момент вытряхивая их сбережения – в точности, как из цирковой обезьянки, набившей защечные мешки орехами без позволения хозяина, вытрясают эти орехи.

Трудно представить себе, как долго высшее руководство Беларуси времен новиковской президентуры могло бы выступать одним из спонсоров российского коммунистического реванша. Хотя почему – трудно? Мы можем даже подсчитать, до каких пор терпел бы все это Кремль. Ровно до 1996 года, когда самому Ельцину пришлось бы переизбираться на второй срок. И на малом госсовете, каким являлась при Борисе Николаевиче в то время группа Олега Сосковца (первый вице-премьер), Александра Коржакова (начальник службы безопасности президента) и Михаила Барсукова (директор Федеральной службы безопасности), наверняка решила бы избавиться от такого удобного плацдарма.

Как ни странно, против такого варианта развития событий не возражал бы и вечный оппонент этой тройки Анатолий Чубайс, возглавлявший в предвыборном штабе Ельцина аналитическую группу. Если читатель захочет убедиться в этом, достаточно прочесть выступление Чубайса на форуме в Давосе 5 февраля 1996 года: Анатолий Борисович там активно убеждал мировую финансовую элиту в катастрофических последствиях коммунистического реванша в России для всего мира.

Кандидаты в президенты поздравляют друг друга с регистрацией после заседания ЦИК 31 мая 1994 года. Слева направо: Александр Лукашенко, Василий Новиков, Вячеслав Кебич

Правда, никто не занимался бы физическим устранением президента Беларуси. Для этого было бы достаточно обрушить созданную им полукоммунистическую модель. То есть, перевести экономические отношения с Беларусью на рыночные отношения. Захлопнуть двери российского рынка.

На запад коммунист Новиков повести свой народ не мог. Не хотел. Это противоречило его убеждениям.

Пришлось объявить, что белорусы будут жить плохо – но не долго. Построение острова процветающего социализма в центре Европы было бы отложено, а сами граждане дружно начали изучать исторический опыт СССР времен позднего Брежнева. Никакой другой модели эта власть предложить им не могла.

Заговор силовиков

Но в СССР времен Брежнева и Андропова были сильны силовые структуры: МВД, КГБ, Министерство обороны были надежными исполнителями воли правящей партии и ее Политбюро. Средств для поддержания их в статусе советской элиты у государства хватало. А вот в Беларуси эпохи Новикова денег не хватало бы после конфликта с российским руководством даже на идеологический аппарат.

Однако связи между силовиками Беларуси и России вряд ли прервались бы даже в этот момент. Поэтому председатель КГБ Беларуси (история не говорит нам, кто именно мог возглавлять эту организацию в президентуру коммуниста Новикова), общаясь со своим российским коллегой директором ФСБ Михаилом Барсуковым, не то что намеком – прямо услышал бы совет, что именно должно произойти в Беларуси, чтобы братскую республику Кремль вновь, как говорится, поставил бы на довольствие.

Мол, убирайте вы этого коммунистического чудака. Республике нужно развиваться нормально, по российскому образцу.

Российским образцом белорусские силовики были бы чрезвычайно довольны. Они хорошо знали, что к этому моменту передел собственности в пользу генералитета уже шел. Постепенно, разумеется. Банкиры и директора ваучерных фондов уже строили свои империи. Но кто, если не генералы спецслужб, знал, как долго «семибанкирщине» предстояло владеть богатствами России?

Маловероятно, что подобные беседы не состоялись бы в Москве и с руководителями других силовых ведомств Беларуси.

Так что не удивительно, что в одном из регионов страны неожиданно возбудилось бы национальное меньшинство, подумывавшее о самостоятельности. Ну, или не совсем о создании собственного государства, но, скорее, об автономии.

В таких случаях начинается политический кризис: подавить национальное движение без опоры на силовиков трудно, а значит, те усилятся до чрезвычайности.

Они и усилились.

Кризис. «Новиков.Бай»

Применение силы в любом регионе Беларуси неизбежно вызывало бы протесты соседней страны. Условно говоря, даже подави коммунистическое правительство бунт каких-нибудь ятвягов – и за ятвягов нашлось бы, кому заступиться.

Вопрос о соблюдении прав человека в Беларуси был бы поднят на заседании Парламентской ассамблеи ОБСЕ. Не исключено, что это сделал бы министр иностранных дел России Андрей Козырев. Поддержал бы Козырева и его польский коллега Дариуш Росати, понимавший: начали давить ятвягов – рано или поздно перейдут к полякам.

Белорусский парламент потребовал бы срочно провести конституционную реформу. По крайней мере, урезать полномочия президента. Но Василию Новикову не дано было сопротивляться: его не поддерживали силовики. Хотя в Верховном Совете у коммунистов была большая фракция, в Минск срочно прилетели бы главы палат российского Федерального Собрания Егор Строев и Геннадий Селезнев, уговорившие Василия Николаевича пойти на досрочные выборы.

И тут на досрочных выборах неожиданно выяснилось, что партии, готовой повторно выдвинуть коммуниста Новикова, за ним уже нет.

Кандидатом в президенты от ПКБ стал действующий глава правительства Анатолий Лашкевич, который и победил. Ему даже полномочия не стали урезать: Анатолий Владимирович был достаточно умен, чтобы восстановить хорошие отношения с переизбравшимся Борисом Ельциным (вернее, с его окружением). А экс-президент вначале уехал послом в Молдову, а затем возглавил в Минске Институт философии.

И, как нам кажется, против такого поворота своей судьбы Василий Николаевич не возражал бы.

...ПАЗЬНЯК

Не знаю, делали ли социологи в 1994 году кросс-таблицы, чтобы узнать, как разложатся голоса во втором туре – в случае, если он состоится. И особенно, если одним из участников второго тура станет лидер парламентской оппозиции БНФ Зенон Пазьняк.

Вероятно, делали. И было очевидно, что Пазьняк, окажись он рядом с Вячеславом Кебичем в бюллетене для голосования, имел бы все шансы на выигрыш. У Шушкевича он выигрывал наверняка. У Лукашенко…

Но, следуя законам жанра, попытаемся подумать, как развивались бы события в случае победы Зенона Пазьняка после его инаугурации.

Президент против парламента

Думается, что шок у номенклатуры после избрания Пазьняка президентом был бы едва ли не большим, чем после избрания Лукашенко. Тем более, что Лукашенко всегда был частью парламентского большинства, как бы он ни отыгрывал свою «оппозиционность». А Пазьняк и будучи депутатом не скрывал: Верховный Совет, созданный, во многом, под указку и с участием ЦК Компартии БССР, должен быть распущен. Не исключаем, что он сказал бы об этом даже в своей инаугурационной речи – примерно так же, как это сделал в 2019 году Владимир Зеленский.

С той только разницей, что Зеленский всем казался шоуменом, милым и совсем не страшным. А аскетичного фанатика Пазьняка в Верховном Совете ненавидели и боялись. И знали, что он настоит на своем.

Зенон Пазьняк выступает в Верховном Совете 25 августа 1991 года, на «Сессии Независимости»

Но конституционного права на роспуск парламента у президента Беларуси не было. Поэтому Верховный Совет вступил с новоизбранным президентом в переговоры об условиях своего самороспуска. Депутатам оставался год работы, многие из них не собирались переизбираться, и хотели получить гарантии того, что их хотя бы не оставят без работы. От лица Верховного Совета переговоры вел спикер Мечислав Гриб, от президентской стороны – бывший депутат, а ныне первый заместитель главы Администрации Валентин Голубев.

Теоретически можно было договориться. Но статусных должностей на всех не хватало. Например, в посольства их всех не направишь, – возражал министр иностранных дел Петр Садовский. А отдавать в руки бывшим секретарям райкомов исполнительную власть на местах не хотел уже сам президент.

Поэтому во время очередного доклада сопредседателя согласительной комиссии Голубева, президент посмотрел бы на него исподлобья и прекратил бы все переговоры. Часть была бы трудоустроена, остальным – в лице Гриба – предложили бы самораспуститься.

И Гриб согласился на предложение провести референдум по этому поводу. Тот самый, который был отклонен Верховным Советом еще во время спикерства Станислава Шушкевича.

Так парламент продлил бы свою политическую жизнь еще на три месяца. Новый же состав депутатского корпуса, как мы увидим чуть позже, имел все шансы продлить конфронтацию с президентом на несколько более длительный срок.

Зенон Пазьняк выступает в Куропатах в 1993 году. Фото: Микола Купава

Достучаться до Кремля

Отношения же с Россией развивались сложно. Ельцин своего нового белорусского визави откровенно невзлюбил. Дело было вовсе не в национализме Пазьняка и не в его готовности хоть завтра вступить в НАТО. Просто жизнелюб Ельцин откровенно почувствовал бы антипатию к человеку, который всем своим видом осуждал не столько имперскую политику России, сколько личный образ жизни самого Бориса Николаевича. Схлестнулись бы жовиальность Ельцина и аскеза Пазьняка.

С другой стороны, за Пазьняка в России некому было б и похлопотать. Не считать же его политическими опекунами Новодворскую и Борового? Кем они были вообще в глазах ельцинского окружения?

Поэтому сразу после знакомства президентов было решено переключить решение всех двусторонних вопросов в экономике на уровень премьеров. Виктор Черномырдин и Владимир Заблоцкий тоже не слишком понравились друг другу, но бежать им с этой подводной лодки было некуда. Народы считались братскими со всеми вытекающими для российской экономики последствиями. Поэтому поставки в Беларусь нефти и газа сохранялись, но по рыночным ценам. Соответственно и транзит энергоносителей из России в Европу через Беларусь шел тоже по рыночной цене. Как договорятся, так и будет.

Но параллельно Минск начал реализовывать свою старую идею – строительство балтийско-черноморской транзитной системы. Пазьняк говорил об этом еще до получения депутатского мандата. С прагматичным Леонидом Кучмой он договорился. Проблема застряла на уровне балтийских государств: и в Литве, и в Латвии земля уже стала частной собственностью, и продавать ее относительно дешево для какого-либо международного (а стало быть, денежного) проекта никто не собирался. А европейская бюрократия не спешила оказывать финансовую помощь межгосударственному консорциуму, в котором, по мнению Еврокомиссии, еще надо было бы с коррупцией разобраться. В Украине, как точно знал Брюссель, ее просто не искоренишь, а из Беларуси поступали смутные сообщения о продажности некоторых членов нового правительства: автором сообщений числился переизбравшийся в депутаты Александр Лукашенко.

Чтобы сломать сопротивление латвийских землевладельцев нужны были бы очень весомые финансовые аргументы. Но неожиданно премьер Заблоцкий предложил рассматривать проект не как антироссийский, а как совместный с Россией. Россия уже искала новые логистические возможности, а свободные деньги у нее были. Дело осталось за малым – уговорить президента Беларуси на включение представителей российского олигархата в новый консорциум.

Неожиданное решение

Это решение давалось Пазьняку с трудом. Все слова о том, что вместо отдаления от России мы еще больше привязываемся к ней, Зеноном Станиславовичем были сказаны. И в ответ он, разумеется, услышал все и про газ, и про нефть, и про российский рынок, альтернативы которому правительство все еще не смогло найти. И, в конце концов, почему бы не укрепить собственные позиции за московские деньги?

Последний аргумент неожиданно сработал. Пазьняк даже улыбнулся, что с ним после избрания президентом случалось все реже и реже. Идея Заблоцкого ему понравилась. И отмашка на ее реализацию была дана.

«Стройка века» начала свою работу. Строительная отрасль Беларуси развивалась. Появились новые «вертикальные» дороги, трубопроводы, логистические хабы. Иностранные авиакомпании предложили оживить, казалось бы, безнадежно умершие аэропорты в областных центрах Беларуси. Нашлись отчаянные смельчаки, решившиеся вложить деньги в речной транспорт страны – в первую очередь, грузовой.

И вместо конфликта с Россией неожиданно началось достаточно плодотворное сотрудничество. В Минске, правда, старались не обращать внимание на то, что деньги, шедшие на осуществление проекта, были чересчур тесно связаны с Кремлем и Белым домом, в котором располагалось правительство России. Москва тоже особо не интересовалась, кто получит реальную прибыль на белорусской стороне. Для облегчения грузопотоков было решено даже открыть границу, чему, впрочем, президент Пазьняк долго сопротивлялся. Но… чего уж тут поделаешь? Как говорится, назвался груздем…

Кризис. «Пазьняк. Бай?»

Но неожиданно группа депутатов потребовала создать комиссию для изучения коррупции в правительстве Беларуси. Возглавить ее поручили Александру Лукашенко.

Пазьняк занервничал. Он хорошо помнил, как предшествующий доклад стоил политической карьеры Станиславу Шушкевичу и во многом – Вячеславу Кебичу. Ему не хотелось, чтобы его президентура завершилась столь же бесславно.

Зенон Пазьняк на акции против политического режима в Беларуси в Праге 7 мая 2009 года. Фото: Алесь Князюк, БелаПАН

Но тут случилось нечто еще более неожиданное. Секретарь Совета Безопасности Николай Статкевич сообщил президенту, что никто из силовых структур не согласился работать в комиссии Лукашенко. Даже те, кого просили руководители соответствующих ведомств – ну просто чтобы не ругаться с Верховным Советом. Дело в том, что силовикам удалось поставить на часть финансовых потоков «стройки века» своих людей – иногда бывших коллег по работе, а иногда и родственников. Открывались колоссальные перспективы, и если бы вдруг доклад Лукашенко прекратил работу по проекту, многие «свои» лишились бы больших денег.

Генералы объяснили это полковникам. Полковники – майорам. И так – далее, вниз по лестнице.

Деятельность комиссии закончилась пшиком. И народ особо не возмущался: да, говорить приходилось на белорусском языке, но были созданы новые рабочие места, причем на этих местах хорошо платили. Тем более, дома никто не запрещал говорить даже на китайском языке.

И Пазьняка переизбрали на следующий срок.

Приехавшие из России съемочные телегруппы уделяли особое внимание плодотворному российско-белорусскому сотрудничеству. Наблюдатели из России, балтийских и скандинавских государств, Украины и Турции охотно подтвердили, что выборы прошли без нарушений: правду говорить всегда легко и приятно.

Пазьняка переизбрали на второй срок. За вторую пятилетку проект был доведен до конца, и, поскольку избиратели таки притомились от действующего главы государства, они охотно согласились на его преемника. Им стал…

Вот тут мы уже ничего даже предположить не можем. Поэтому именно закончим наш антифутурологический роман.

Возвращаемся в реальность.