МИЛЬ ДО РАЯ

В решающие моменты истории народа поведение одного человека может компенсировать бесчестие, которым покрыли этот народ все его предатели вместе взятые.

Фидель Кастро

Моей маме, моему сыну Максиму и всем отцам посвящается

Сюжет основан на реальных событиях, исторической хронологии и достоверных источниках. Вымысел присутствует лишь для придания повествованию ещё большей правдоподобности.

Поистине, этот остров – самое красивое место из тех, что когда-либо видел человек.

Христофор Колумб

* * *

2 декабря 1999 года.

Гавана, Куба. Дворец революции, резиденция Председателя Государственного совета

Республики Куба Фиделя Кастро Рус

Они не забыли, какой сегодня день. В этот день, 43 года назад, он вместе с восьмьюдесятью одним повстанцем, среди которых был и Че, скорченный астмой и изможденный морской болезнью, высадился с яхты "Гранма", чтобы победить или умереть…

Стол накрыли в комнате отдыха, примыкающей к рабочему кабинету. Лобстеры, омары, тигровые креветки в кисло-сладком соусе, деликатесная рыба парга, жареная в сметане на гриле, его любимое испанское вино полувековой выдержки и бутылочка шампанского "Dom Perignon", – все это кричащее изобилие могло сбить с толку и расслабить кого-угодно, но только не Фиделя.

Команданте предстояла важная встреча. Брат Рауль привез в столицу Хуана Мигеля Гонсалеса Кинтана, уроженца провинциального Карденаса, мелкого служащего – кассира одного из отелей курортного Варадеро. Из-за него, а вернее из-за его шестилетнего сына разразился международный скандал…

За день до встречи соратники в один голос отговаривали идти на поводу у американской судьи с типичной латиноамериканской фамилией Родригес, убеждали, что не следует отпускать неискушенного Хуана Мигеля на суд в США. Рауль уверял, что молодого человека в Америке ожидает изощренная психологическая обработка и прямой подкуп.

– Ему не устоять, – так и заявил брат днем раньше и все же, в глубине души надеясь на чудо, лично отправился в Карденас, чтобы доставит в Гавану безутешного отца.

– Как думаешь, он не подведет? – из под густых черных бровей на Рауля смотрели все те же огненные зрачки, которые могли испепелить любого в дни штурма казарм Монкада, но пламя которых заметно потускнело со времени победы революции. Не от разочарования в идеалах, а от людского предательства.

– Я уже не уверен, – задумчиво вымолвил Рауль, – Он слишком молод и слишком категоричен в суждениях.

– Мы тоже были молоды, были максималистами.

– Но мы воевали на своей земле, а ему предстоит принять бой в стане врага, причем в самом его логове, в Майами, где обосновалось всё это гнильё, "гусанос"*.

– На всё воля Божья…

Глаза Рауля непроизвольно сощурились. Кто бы мог подумать, что на исходе девяностых атеизм Фиделя начнет отступать под натиском поселившегося в его пылкой душе сомнения. Не вернется же он к своим подростковым истокам… В детстве он считался одним из самых прилежных послушников иезуитской школы. Но спустя какое-то время, благодаря костным догматикам и заскорузлым буквоедам из среды настоятелей, он неожиданно стал атеистом. Глубоко верующая католичка-мать ничего не смогла поделать с утратой сыном веры, его пытливый ум требовал доказательств, а у Лины Рус – дочери колдуньи-самоучки – не хватало образования. Кстати, Сталину учеба в духовной семинарии тоже не мешала править безбожниками. Факт. На протяжении всей жизни он цитировал Евангелие, а уничтоженная Лениным Православная церковь разрослась приходами именно при его культе личности.

Но чем грозит подобное перерождение социалистической Кубе? Чего стоило позволение Фиделя принимать верующих в Коммунистическую партию! А его заигрывание с Понтификом и Конгрегацией Святой Концелярии! Бразильский священник Фрай Бетто даже выпустил книгу на эту щекотливую для марксистов тему. Сочинение "Фидель и религия" одновременно ввергло в шок и Ватикан, и атеистическую партийную верхушку.

Нет уж. Полагаться на Провидение – пожалуй, это верх беспечности. На это способен только Фидель…

Никто на Кубе не сомневался, что абсолютный мировой рекордсмен по пережитым покушениям, а их было больше семисот тридцати, "заговоренный" Фидель умрет своей смертью. Но что будет с ними? С теми, кто верой и правдой служили команданте.

Янки и иммиграция только и ждут смерти Кастро. Они мечтают о реванше со времен позорного разгрома в заливе Свиней. Молодеж, выросшая в условиях повального дефицита и развращенная беспрерывной пропагандой потребительства, вряд ли станет защищать завоевания революции. Конечно, и среди юной поросли найдутся патриоты. Но Рауль верил только в "старую гвардию", в ветеранов национально-освободительных войн в Африке и Латинской Америке. Их насчитывается 400 тысяч. Именно они дадут янки или их наемникам ещё разок под зад коленом. Правда, сделать это будет гораздо труднее без харизмы Фиделя…

Они называют Фиделя диктатором. Что они знают об этом!? Что они понимают под словом "диктатор"!? А заявление их экспертов-медиков, что все диктаторы поголовно страдают расстройством желудка просто смешно. Запоры Гитлера и кишечные проблемы Мао Дзе Дуна не распространялись на неврастеника Бенито Амелькара Андреа Муссолини и диабетика Иосифа Броз Тито. У каждого имелись собственные болезни. Было бы странно, если б у старика Фиделя не было проблем с кишечником. Не робот же он в конце концов!

Схожим было совсем другое – харизма и любовь к военной форме. К примеру, Тито, седьмой ребенок в многодетной хорватской семье, с юных лет мечтал о белой рубашке и лакированных ботинках официанта. Но когда мечта исполнилась, и он примерил форму ресторанного халдея, то скоро понял, что эта нарядная одежда не стоит полученных в нагрузку унижений. Может быть поэтому Тито стал военным и даже в минуты отдыха в своей знаменитой резиденции на острове Бриони, где он не раз купался в бассейне с красавицей Софи Лорен, ходил в сшитой на заказ парадной маршальской форме. Ну и что крамольного в любви к военным мундирам и красивым женщинам? Это норма для настоящего мужчины. Страной должны править психически здоровые люди.

Фиделю, большому поклоннику слабого пола, тоже предпочитающему военный френч гражданскому костюму, никогда не были чужды подобные слабости, как впрочем и выдержанное испанское вино. В этом нет ничего предосудительного. Правда, Рауль отдает предпочтение двенадцатилетним вискам "Чивас".

Когда аскет и романтик Че побывал в гостях у югославского лидера на Бриони, он не понял тяги Тито к роскоши. Возможно, автомобильный гараж из ягуаров, роллс-ройсов и бентли и сафари-парк из подаренных эфиопским королем зебр, страуссов и леопардов – это было черезчур. Здесь с Че никто и не спорил. Но женщины и односолодовый виски, доставленный специальным рейсом из американского штата Кентукки, порадовали даже Гевару, а Фидель вообще был в восторге.

Стать лидером движения неприсоединения, будучи коммунистом – в шахматах такие игроки имеют титул гроссмейстера. Югославия при Тито процветала. Смерть маршала уже через год повлекла за собой гибель страны и развал многонационального единства. Неужели смерть Фиделя спровоцирует такую же реакцию? Нет, у Тито не было такого брата, как он, Рауль. Еще какое-то время у них есть. Будучи у руля, еще можно подготовит преемника. А пока пусть все идет своим чередом.

Тито умел манипулировать сильными мира сего. Доил всех, кого не лень. Такова участь лидера маленькой или большой, но слабой страны. Он на лезвии бритвы, на острие ножа, на краю пропасти. И он должен научиться извлекать пользу из своего незавидного положения. Фидель лучше других знал, как это делать.

Кто в сегодняшнем благополучном Китае вспоминает пусть даже реальные россказни о том, что Великий Кормчий Мао до конца жизни не чистил зубы и опорожнялся в ямку? Что он заставлял крестьян истреблять воробьев, чем навлек на поля насекомых и уморил голодом миллионы людей? Стали бы китайцы чтить Мао Дзе Дуна за то, что бархатная обивка его спецпоезда была заклепана золотыми гвоздями? Тогда бы и румынского диктатора Чаушеску не разорвала бы толпа, ведь он ходил на золотой унитаз. Конечно же нет, Мао зауважали за то, что он выпросил у "хитрого крестьянина", так прозвал Хрущева Фидель, атомную бомбу и поднял китайцев с колен, сделав отсталый Китай великой ядерной державой.

Фидель тоже сделал бывших рабов гордой нацией. Кубинцы должны остаться такими навсегда. Их удел – сохранить независимость родины или умереть! "Поможет ли в этом Бог? Хорошо бы," – подумал Рауль. В таких случаях, кажется, полагается молиться. К семидесяти четырем годам Фидель еще не пришел к алтарю с молитвой. Кто знает, может быть он созреет к своему восьмидесятилетнему юбилею?

– Да, конечно, – согласился Рауль с фатализмом старшего брата, но про себя подумал, что пустить дело Гонсалеса на самотек было бы непростительной халатностью. В случае, если молодой кубинец, соблазненный обещаниями райской жизни, задумает предать родину, его надо будет нейтрализовать. Как-нибудь. Физически или морально. Неважно. Главное, чтобы народ Кубы увидел неминуемое возмездие за измену…

– Итак, этот молодой человек здесь? – спросил, наконец, Фидель.

Младший брат утвердительно кивнул.

– Давай его сюда, – повелел он Раулю.

– Пригласите Хуана Мигеля Гонсалеса, – приказал порученцам министр обороны.

Хуан Мигель, среднего роста, хорошо сложенный молодой человек с чуть оттопыренными ушами, сидел в приемной на плетеном индонезийском стуле с ажурной спинкой, как школьник, поджав колени, с трепетом ожидая встречи с великим человеком – лидером Кубы. Он не мог поверить, что всё это происходит с ним. Его жена Нерси по случаю незапланированного визита в Гавану заставила Хуана Мигеля надеть новую белую рубашку, воротник которой сейчас сдавливал его шею подобно натянутому собачьему ошейнику.

– Пройдите, – шепнул ему на ухо мощный негр из президентского эскорта Фиделя.

Хуан Мигель вошел в "святая святых" – скромный кабинет лидера республики. На стене висел исполненный маслом портрет героя революции, улыбчивого бородача Камилло Сьенфуэгоса, смерть которого породила в иммигрантской среде Майами всевозможные версии о причинах его безвременной гибели в авиакатастрофе. Рядом с портретом висела картина с изображением добровольного труда кубинских детишек в сахарную страду – сафру. Мебель в просторном кабинете Фиделя казалась строгой. В ней не проявлялось и намека на дворцовый кич. Наоборот, немного отдавало безвкусицей, казенщиной и аскетизмом обитателя этих вместилищ.

Появился Фидель. Вот он. Человек-легенда. "Барбудо"* с поредевшей бородой. Гениальный оратор, способный своей пламенной речью в течение многих часов приковывать внимание любой аудитории. Ни разу не сбиваясь, не теряя логики изложения, не путаясь в датах, цифрах, исторических деталях. Человек, обладающий невероятной памятью и непоколебимой волей. Герой и "Эль-Кабальо" – жеребец, сумевший дать жизнь последнему ребенку будучи 65-летним старцем…

Фидель пожал ему руку. Не позволил подержаться, а именно пожал. Мышца кисти сократилась, и Хуан Мигель ощутил достаточно крепкое рукопожатие большого человека. Молодой мужчина смутился от пристального взгляда человека №1 на Кубе, и чувствуя сверлящий взор человека №2.

– Хуан Мигель, тебе предстоит поехать в США на суд. Этого требуют обстоятельства, международное право и американская Фемида. На этом настаивают министерство юстиции США и подчиненная ему служба иммиграции и натурализации. Отцовского присутствия на суде по вопросу возвращения твоего сына Элиана хочет и американский народ. Там уверены, что как только ты вырвешься из-под моего надзора, то непременно попросишь политического убежища в США. А значит проблема воссоединения отца и сына разрешится сама собой, и не стоило поднимать такого шума.

– Я не собираюсь сдаваться. У меня украли ребенка, и я хочу только одного – чтобы Элиана вернули родному отцу, в родную страну, где ему было хорошо.

Слова молодого мужчины тронули Кастро, но команданте не показал виду.

– За 41 год, что прошел после победы нашей революции, американское правосудие не сделало Кубе ни одной уступки, – продолжил Кастро, – Ресурс, которым располагают твои опоненты безграничен. Как в юридическом, так и в финансовом отношении.

– А в моральном? – непроизвольно перебил Фиделя молодой человек, – В моральном?

Фидель переглянулся с братом. Им обоим была по душе реплика этого простого парня из Карденаса, который, не стесняясь авторитетов, стоял на своём.

– Моральная сторона вопроса для нас, кубинцев, всегда на первом плане. Весь народ, как один, включится в эту борьбу за своего маленького гражданина. И вступая в эту схватку, мы должны стоять на прочных основаниях – не только юридических, но и моральных. Но знай, тебя ожидают большие испытания.

– Я готов к ним.

– Твоя решимость похвальна. Но тебе придётся взять с собой свою новую жену и своего малыша, а также обеих бабушек Элиана.

– Зачем они там? Я могу полететь за Элианом один.

– И тогда они скажут, что Кастро оставил заложниками на Кубе новую семью Хуана Мигеля и его мать. Молодой человек поставлен в безвыходное положение, он не свободен в принятиии своих решений. Он непреклонен в своих попытках вернуть сына на Кубу только потому, что его родным угрожает физическая расправа. Ты этого хочешь?

Хуан Мигель на мгновение задумался. Затем произнес:

– Я понял.

– Они будут предлагать тебе много денег и райскую жизнь…

– В раю не нужны деньги, – уверенно отчеканил Хуан Мигель, – А значит Америка не может быть раем для кубинца. Это вопрос чести.

– Для нас это ещё и вопрос доверия, – вставил своё слово Рауль.

– Не только для нас, – подтвердил Фидель, – Весь народ доверится тебе, Хуан Мигель. Для одиннадцати миллионов кубинцев разных возрастов и полов, наций и этнических групп, католиков и "сантерос"*, ты и Элиан станете символами нашей родины. Нет страшнее греха, чем обмануть доверившихся тебе людей… Как звали твою первую жену, мать Элиана? – вдруг спросил Кастро, как обычно интересуясь подробностями.

– Элисабет Бротонс, – еле слышно проговорил молодой кубинец, – Она ничего не сказала мне о своих планах…

– Ты изменял ей в период совместной жизни?

Хуан Мигель опустил голову.

– Я очень уважал её, – вымолвил он, оправдываясь.

– Как мужчина, я тебя понимаю, – почесал бороду Фидель.

– А я как коммунист, рекомендую хорошенько задуматься над своим нынешним положением, – высказал свое мнение Рауль, – Я не призываю лгать и обелять свою персону. Просто помни, что их юристы будут цепляться за любую ниточку, чтобы опорочить тебя, дискредитировать перед миллионами американцев образ коммуниста, и как следствие, унизить Кубу. Цена каждого произнесенного тобой в США слова невероятно возрастет. Не обязательно им признаваться, что ты изменял своей супруге. Они могут использовать твою честность, как оружие против твоей страны. Не вооружай наших врагов лишней информацией. Не вручай им собственноручно дополнительный козырь.

– Есть одна история в Святом Писании, – вспомнил к месту старший Кастро, – Когда Иосиф, дабы проучить, а затем простить негодных братьев, прибегнул к небольшому обману. Ложь не нужна, если она не используется во имя добра…

Этот аргумент был бы последним, который взял бы на вооружение младший брат. Неужели Фидель забыл, что все эти сорок лет нападок на Кубу, янки называли кубинцев безбожниками и привлекали на свою сторону имя Бога. Индейцев конкистадоры тоже истребляли под святыми знаменами. Фидель не мог этого забыть. С его-то памятью. Наверное он думает, что Бог на стороне Кубы…

На этом разговор не закончился. Кастро попросил Хуана Мигеля на минутку выйти, у него было несколько конфиденциальных вопросов к брату.

– Что передает вражеское радио, которое тебе так и не удалось полностью заглушить? – поинтересовался Фидель.

– Они слишком близко… Нагнетают истерию вокруг мальчика, – доложил Рауль, – Вещают так же о приобретенной тобой во Франции флайбриджной яхты с баром, барбекю и мраморной ванной.

– Справедливее было бы поведать об установленных на ней гироскопических стабилизаторах качки и системе, удерживающей яхту на месте без якоря. Теперь наши дайверы смогут снимать для народа затонувшие корабли и фауну Карибского моря, не повреждая брошенным якорем коралловые рифы.

– Еще говорят, что ты подобно Горби, который сожрал итальянскую пицу для рекламы, дал сфотографировать себя за деньги в испанских кроссовках.

– Дети получили кроссовки?

– Первую партию обуви уже раздали в двух школах Санкти-Спиритуса и детском доме в Аграмонте.

– Они обещали много кроссовок, и Горбачеву наверняка посулили много пицы…

– Думаю, его не обманули… чтобы он обманул свой народ. К тому же, Горби просил не для народа, а для себя, а значит, просил не так много.

– Лидер такого народа вообще не должен был просить… – задумчиво изрек Фидель, – И все-таки, я не понимаю, кто дал им право назвать свое поганое радио именем нашего национального героя, Хосе Марти? Заглуши их.

– Они слишком близко…

– Что думаешь насчет этого паренька из Карденаса?

– Ты же знаешь мое мнение. До конца я верил только двоим – брату, тому, что старше меня на пять лет, и Че. Теперь только брату.

– Я хочу поболтать с этим парнем наедине. Отправляйся по своим делам, – велел Фидель и попросил вернуть в его кабинет сеньора Гонсалеса…

– Ты неисправим, – выронил Рауль, уходя, – Ты все еще веришь людям…

_________________________________________________________________________________

*"гусанос" – черви. Пренебрежительное прозвище, данное гражданами Кубы своим бывшим соотечественникам, бежавшим с острова в США.

*"барбудос" – бородачи, так называли повстанцев, возглавляемых братьями Кастро, в народе. (исп.)

*"сантерос" – потомки рабов, в основном мулаты, последователи языческого культа "сантерия", имеющего африканское происхождение.

Когда Хуан Мигель вновь очутился в кабинете Команданте, он понял, что лидер Кубы хочет поговорить по душам.

– Расскажи мне про свою Элисабет и Элиана, – попросил Фидель.

Хуан Мигель поведал ему свою историю и был очень удивлен, что не смотря на невероятную занятость, лидер страны внимательно выслушал все до конца, лишь иногда прерывая рассказщика требованием подробностей, и концентрируясь на деталях..

Муниципия Варадеро, Куба

Незадолго до трагедии

Ласаро Мунеро, мелкий хулиган, мечтающий стать крупным контрабандистом, наконец отважился влезть в номер пожилого бюргера из Франкфурта, прибывшего на отдых со своей двадцатилетней внучкой. Подельник взломщика Хулио Сезар, помощник бармена отеля "Сибоней", пообещал отвлечь немца, задержав его на некоторое время у стойки пул-бара.

В номер Ласаро проник сравнительно легко. Пригодились приобретенные в годы ранней юности навыки обращения с фомкой. Тогда он совершил свою первую кражу со взломом, утащив из кабинета директора школы средства, собранные учащимися на закупку лекарств для детей Чернобыля.

В тот период правительство Кубы приняло беспрецедентное решение лечить облученных украинских детишек бесплатно. Если бы Ласаро тогда схватили, дело бы приняло скорее политический, нежели уголовный характер. Но подозрение пало на другого ученика, родственники которого поливали грязью Кастро ещё при диктатуре Фульхенсио Батисты* и проживали ныне во Флориде. Невинного паренька исключили из школы, на что Ласаро лишь ухмыльнулся, бахвалясь перед очередной подружкой: "Какие они придурки!"…

"Красота!" – на мгновение восхитился Ласаро роскошному убранству гостиничного номера и тут же, нервно озираясь, приступил к поиску денег и ценных предметов, которые вознамерился складировать в свое соломенное самбреро. Пошарив в тумбочках, он обнаружил одеколон от "Каролина Херрера". Жидкости в пузырьке было не густо. Он обильно опрыскал себя остатками и двинулся к трюмо. В ящике лежало несколько жеваных купюр достоинством в десять песо. Невелика добыча… Зато на голубом пуфике у кровати он наткнулся на бытовую видеокамеру! Воришка бережно упаковал ее в самбреро.

Увидев висящий на кресле у журнального столика льняной пиджак, он прошерстил его карманы и извлек партмоне с кредитками. "Чертовы фрицы! Чем вам плохи наличные?! – обозлился Ласаро. Воспользоваться кредитной картой в Карденасе, как впрочем и в любом другом городе, не представлялось возможным. Даже не потому, что владелец, узнав о пропаже, тут же заблокирует ее. Просто на Кубе кредитками пользовались исключительно иностранцы, а Ласаро только мечтал стать таковым.

Да, он планировал получить американское гражданство, ни на йоту не сомневаясь, что добьётся своей цели, как только сорвет жирный куш на контрабанде. В его голове в то время не было четкого разграничения терминов "контрабандист" и "американец". Деньги, все решают вожделенные стодолларовые купюры, с которых надменно взирает на смертных увековеченный Франклин.

"Наконец-то хоть что-то стоящее!" – обрадовался Ласаро, наткнувшись на стеклянную вазу. На ее дне лежал увесистый браслет, украшенный распустившимся бутоном золотых лепестков орхидеи. Он автоматически всунул браслет в носок, обвив им щиколотку, и устремился к ванной комнате. Он давно мечтал о зубной щетке "Орал-Би" с моторчиком. Мало ли, может немец пользуется именно такой. Должно же когда-нибудь повезти! Дверь ванной почему-то оказалась закрытой…

Через секунду она открылась и перед Ласаро предстала во всей своей красе рыжеволосая Магда фон Триппе, внучка престарелого Милхелена Калана.

Имея массу достоинств, Магда не славилась миловидностью. Бирюзового цвета линжери, в которое оделась девушка после принятия пенной ванны, не справлялось с ньюансами ее своеобразного телосложения. Нельзя сказать, что она была уродлива… Неженственна, да. Скорее спортивна, нежели мужеподобна. И уж вовсе не противна, что предстояло распробовать Ласаро сию минуту.

Именно так, ибо Магда смерила злоумышленника недвусмысленным взглядом, значение которого Ласаро смог оценить уже в комнате, на кровати. Немецкая девушка приняла единственно верное для себя решение, предпочтя тотальному сопротивлению высокорослому и очень симпатичному кубинцу активную капитуляцию…

А как бы порадовался за внучку дедушка Милхелен, на закате дней увлекшийся не на шутку Зигмундом Фрейдом и подозревающий Магду в лесбийских наклонностях. С ребенком все было в порядке, и этот результат явился итогом его титанических усилий по психологической реабилитации невостребованной даже среди германских турок Магды фон Триппе.

Куба -чудесная страна, где жизнерадостные, приветливые, повсеместно танцующие сальсу, меренге и реггетон люди всегда тебе рады. У них есть до тебя дело. Они в меру благодарны тебе за чаевые. А если ты не одаривал их чаевыми, их белозубые улыбки не становились менее ослепительными, чем собственно и обусловливалась некоторая скупость Милхелена в отношении обслуги.

По сравнению с турецким Мармарисом, где Милхелен Калан проводил все свои отпуска с покойной Греттой, кубинские курорты давали сто очков форы. Сексапильные мулатки и метиски сновали повсюду и на их "короткую любовь" к иностранцам власти, а главное, местные мужчины демонстративно закрывали глаза. Правда, полицейские закрывали их мелкими купюрами конвертируемых песо. Сущая мелочь в сравнении с нравами союзнической Порты.

Турки не так гостеприимны. Они бесцеремонны в своих домогательствах к туристам, а их религия чересчур строга к женщинам. То ли дело кубинская сантерия с ее ареопагом богов, ожерельями из мелких морских раковин и семян "священных" деревьев.

Восторженность Милхелена языческими богами, обосновавшимися в стране католиков благодаря потомкам вывезенных с западного побережья Африки рабов, легко объяснялась… В пору правления Гитлера Милхелен подростком вступил в "Гитлерюгенд", где мальчишкам прививалась безоговорочная преданность фюреру германского рейха, вера в расовое превосходство арийцев и благоговейное почитание нордического культа Одина, возглавляющего пантеон языческих богов.

С тех пор прошла уйма времени, но редкий индивид способен кардинально менять собственное мировоззрение. Даже под перманентным воздействием ударов судьбы. Что до Милхелена, то его рождение на родине великого христианского богослова Мартина Лютера никак не мешало его беззаветной любви к повелителю страны "нибелунгов" королю Зигфриду, воспетой "скальдами" воинственной Кримхильде* и Одину, как ему теперь казалось, так похожему на кубинского Аягуна – бога войны.

По слухам, докатившимся до господина Калана, сам Фидель находился под покровительством этого самого сильного бога из шестнадцати воплощений Обатала – высшего божества сантерии. Именно поэтому его не брали ни пули, ни заговоры, ни проклятия, и народ обожал его, не смотря на вопиющую нищету, местами близкую к существованию в трущобах. Не удивительно, Милхелен Калан был не первым, кто представлял сомневающегося атеиста Кастро адептом своего вероисповедания.

Потребность в мистификации сроднилась в душе немца с азами психоанализа после прочтения им десяти страниц из толстого томика Фрейда. Все "Толкование сновидений" он осилить не смог, но и прочитанного оказалось достаточно, чтобы Милхелен возомнил себя прирожденным психиатром, раскусив потаенные желания собственной внучки.

На Кубе он мог помочь Магде, рискуя всего лишь пятьюдесятью евро. На пляже гер Калан нанял одного из местных жиголо с серьгами на обоих мочках по имени Гильермо и повелел тому под вечер явиться в номер к его девочке под видом массажиста, чтобы убедительно доказать ей все преимущества мужского начала. Милхелен предупредительно снабдил парня презервативом, экономно выдав Гильермо одну штуку резинового изделия.

Магда была предупреждена дедушкой о вечернем визите чудо-релаксатора. Оттого и тщательно подготовилась, буквально омывшись благоуханиями. Дедушка был столь деликатен, что заблаговременно сообщил о своем намерении убыть на экскурсию в ночную Гавану. Это означало то, что Магда останется с "кудесником" Гильермо в полном уединении. Хотела ли она воспользоваться ситуацией? Безусловно…

Перед тем, как затащить кубинца в постель, Магда сняла с опешившего и онемевшего от неожиданности гостя соломенное сомбреро, откуда посыпалось какое-то барахло, включая одеколон и портмоне деда. И видеокамера… "Мачо" успел поймать ее на лету и аккуратно пристроить обратно на пуфик со словами:

– Битте, данке шон. Хард лайф унд ай эм сори… Дас ист тотален мобилизационен!*

На что Магда ответила: "Куба либре! Хаста ла витория сиемпре!*", раздела Ласаро до носков, попутно скинула с себя нижнее белье, каким-то чудом, по иронии судьбы метнув его прямо в цилиндр сомбреро.

Только после окончательного обнажения немки Ласаро смекнул, что существо, внезапно вынырнувшее из ванной комнаты, принадлежало к женскому полу. Это раз. Во-вторых, она не собиралась поднимать шум по поводу его незаконного вторжения. В-третьих, она его явно хотела…

Желание с его стороны никак не проявлялось, но страх иногда вершит чудеса…

Сделав дело, он наспех оделся, водрузил на свою голову сомбреро и помчался по коридору к лестнице, проклиная подельника Хулио Сезара и жадную до любви конопатую нимфу.

Не прошло и минуты, как перед распластавшейся в неге обнаженной Магдой фон Триппе предстал вошедший в открытые двери настоящий Гильермо. Он невозмутимо приступил к своим оплаченным обязанностям, чем вовсе не обескуражил Магду. Совсем наоборот, заставил ее поверить в существование рая на Земле и убедил, что рай простирается в пределах острова Свободы.

Гильермо тоже остался доволен собой и сэкономленным презервативом…

Дедушка вернулся поздно, когда оба псевдо-массажиста уже обслужили внучку. Вскрытая фомкой дверь натолкнула его на нехорошие мысли, коими он поделился со своей девочкой. Только теперь Магда припомнила странность в поведении первого "массажиста". Она поведала деду о его неуклюжей попытке умыкнуть видеокамеру и, проверив свои вещи, заявила об исчезновении золотого браслета – подарка родителей в День совершеннолетия. __________________________________

*Фульхенсио Батиста – кубинский диктатор, свергнутый вооруженной опозицией во главе с Фиделем Кастро в 1959 году и бежавший из страны в Санто-Доминго. В 1973 году он умер своей смертью в испанском городе Марбелья.

* Древнегерманская легенда гласит о божественном провидении, предопределившем встречу Зигфрида и Кримхильды в месте падения каметы. Скальды-песенники воспели в своих эпосах их героические свершения и одновременный уход в страну духов-нибелунгов.

* Набор бессвязных словосочетаний: Пожалуйста, спасибо. Тяжелая жизнь и простите меня… Это тотальная мобилизация! (англ.-нем.)

* Куба свободна! До победы всегда! – революционные лозунги (исп.)

– Как этот парень выглядел? – строго спросил Милхелен.

– Прекрасно… – ответила Магда и захныкала как дитя.

Дедушка обреченно сплюнул в пол и, сняв телефонную трубку, попросил дежурного на ресепшене вызвать полицию с целью зафиксировать факт кражи со взломом.

Полицейские инспектора в сопровождении сотрудников службы безопасности отеля и переводчика прибыли минут через тридцать. Оперативностью здесь и не пахло. Показания Магды выглядели сбивчивыми и рассеянными. В них напрочь отсутствовала логика. Магда как-то неадекватно реагировала на стандартные в таких случаях вопросы следователей, словно читая в них скрытый сексуальный подтекст. Милхелен Калан, глядя на такое поведение внучки, готов был изменить свое в недавнем прошлом негативное отношение к лесбиянкам, отречься от бога Одина в пользу традиционного христианства и сжечь все книги Фрейда, кроме тех десяти страниц, что он прочел с таким трудом. Наконец, очередь дошла до него, и он утвердительно замахал головой, когда его спросили, есть ли у него какие-нибудь подозрения.

– Меня слишком рьяно старался задержать пустыми разговорами один бармен. Его имя… Кажется его зовут Хулио. Хулио Сезар. Точно! – Милхелен взял инициативу по расследованию в свои руки, – Он неестественно раздражался, когда я пытался отойти от стойки, обижался на мою невнимательность к его пустопорожней болтовне. И еще – он плохо отзывался о Фиделе Кастро и выпрашивал чаевые.

Участь Хулио Сезара была предрешена…

* * *

"Улов" Ласаро состоял из золотого браслета и бирюзового нижнего белья – линжери с кружевной вышивкой. Он мчался на своем старенькой "ладе" шестой модели на свидание с Элисабет, официанткой-передовицей отеля "Парадисо – Пунта – Аренас", двадцатишестилетней дурнушкой, страдавшей от невнимания бывшего мужа.

Карденас – городок небольшой. Поговаривали, что Хуан Мигель завел себе любовницу задолго до развода с Элисабет. Разошлись – так разошлись! К чему жить под одной крышей? Элисабет сказала, что он никогда ее не любил, просто жалел, и она всегда чувствовала свою ущербность от его жалости. А еще она призналась, что он, Ласаро, подарил ей счастье… Она действительно впервые почувствовала, что значит страсть, что значит быть желанной, ощутить себя женщиной, которую не жалеют, а искренне хотят…

Ласаро искренне желал только одного – как можно быстрее познакомиться с проживающими в Майами родственниками Элисабет. Дядя Элис, его тезка Ласаро, поможет ему на первых порах, а там он и сам разберется. Стратегическая цель – стать миллионером – не казалась такой уж призрачной.

Что до Элис, то тело у нее было очень даже ничего. Правда, таких у Ласаро имелся целый взвод. Но сейчас именно Элис заводила его больше всех. В этом плане Ласаро чем-то напоминал продажную девку, которая получает оргазм лишь от вида золотых краников на джакузи.

На взгляд Ласаро, привязанность Элис к своему бывшему мужу Хуану Мигелю и сыну Элиану доходила до абсурда. В его планах Элисабет играла ключевую роль, и он, как человек с гипертрофированно развитым собственническим инстинктом, с трудом терпел такое раздвоение. Однако он верил, что делить Элисабет с ее бывшей семьей оставалось недолго. Старое будет разрушено в угоду новому!

Ему было невдомек, что прошлое формирует будущее, а часто управляет им. Люди авантюрного склада пренебрежительно относятся к своим давним грешкам, не желают анализировать свои ошибочные поступки. Они думают, что отмахнувшись от прошлого, быстрее достигнут финиша. Какого же бывает их удивление, когда на финише они встречаются со своим прошлым, и результат этого неожиданного свидания по обыкновению бывает очень печален.

По дороге к "возлюбленной" Ласаро совершил незапланированную остановку. Краем глаза он заметил на вымощенной аллейке у проезжей части знакомый силуэт.

– Надо же, Даяна! – вслух выронил он и нажал на педаль тормоза. Автомобиль со скрипом остановился рядом с девушкой, на груди которой висел рюкзак с малюткой. "Лада" потарахтела секунду и непроизвольно заглохла. Ласаро с трудом опустил стекло – ручка заедала.

– И на этом дрындулете ты возишь туристов? – съехидничала девушка.

– Ты же знаешь, что это временно, – не выходя из машины, процедил сквозь зубы Ласаро, злясь на свою тарахтелку, которая никак не заводилась.

– У тебя все временно, – продолжила подтрунивать над бывшим сожителем красотка, – Хоть бы разок пришел навестить Ховьера… – немного смягчив тон, произнесла Даяна с укором. Карапуз, услышав свое имя, пробурчал что-то нечленораздельное.

– Зачем же приходить, если я его только что повидал, – бросил Ласаро на прощание, довольный, что машина завелась. Он нажал на педаль газа, без сожаления оставляя позади свою прежнюю любовь, и не желая думать о судьбе существа, в жилах которого текла его кровь.

Добравшись до "Парадисо – Пунта – Аренас", он перестраховался, не став глушить мотор. Мало ли. Ласаро с ненавистью вспоминал свои бесплодные попытки проворачивания ключа зажигания ровно до тех пор, пока не почуял обволакивающий приятной истомой запах и не услышал нежный голосок Элисабет. Она уже запрыгнула на переднее сидение его автомобиля и захлопнула за собой дверь.

– Ты опоздал на десять минут, – прошептала она ему на ухо.

– На то были веские причины, – пробормотал Ласаро, осыпая Элисабет поцелуями. Даже сейчас, после "сеанса одновременной игры", который устроила любвеобильная немка в отеле "Сибоней", Ласаро целовался не без удовольствия. Его влечение подстегивалось осознанием полного превосходства над доверчивой креолкой, коей суждено было превратиться в трамплин для его восхождения. Потом он скажет ей "Адьос", и не станет играть в жалость, уподобляясь ее бывшему суженому. К тому же, она сама призналась, что жалость только унижает. Верно. Он бросит ее без малейшего сожаления, как только наступит время. У миллионеров должна быть куча креолок, мулаток и чернокожих "чик".

– Подожди, не здесь, – остановила Элис своего героя-любовника, – Горничная Лурдес завела интрижку с постояльцем – нефтяником из России. Он арендовал джип и укатил с ней на Карибские пляжи в Тринидад. Мы без труда сможем пробраться в его бунгало… – словно заговорщица произнесла она, разжав свою ладонь и показав магнитный ключ.

– Поехали, – Ласаро не надо было уговаривать, когда речь шла о сексе в шикарных апартаментах. Возможности чем-нибудь там поживиться он так же не отрицал. Правда, от этой затеи Элисабет уговорила его отказаться еще по дороге. Она использовала простую мотивировку: подозрение сразу падет на нее. К тому же Лурдес сделала для нее доброе дело, а она не привыкла отплачивать за добро черной неблагодарностью. Ласаро неохотно согласился с доводами любовницы.

Вскоре они оказались на месте и, действительно, без особого труда, по тайной тропиночке Лурдес проскочили мимо охраны на аллейку, ведущую к бунгало отеля "Мелиа Лас-Америкас".

Войдя в дом и увидев роскошное убранство его комнат, Ласаро с горечью воскликнул:

– Почему все это не для нас!?

– Все для нас, но только до двух ночи. Я должна вернуться в Карденас к двум, иначе Хуан Мигель будет волноваться, – заворковала Элисабет, поглаживая своей ладонью шелковые покрывала огромной двуспальной кровати и призывно глядя на Ласаро.

– Вот так всегда. В этой чертовой стране нас ограничивают во всем – и во времени, и в свободном передвижении, – запел свою старую песню Ласаро, подсаживаясь к Элис.

– Эта "чертова страна", как ты выражаешься, наша Родина, – нашлась Элисабет.

– А я буду заниматься любовью с активным членом Союза молодых коммунистов, – иронично заметил Ласаро.

– Причем, очень активным, – скидывала с себя одежду Элисабет.

– Погоди, – вдруг вспомнил любовник. Сейчас ему особенно захотелось побыть в шкуре реального олигарха, – Я приготовил для тебя сюрприз, вернее, целых два сюрприза. И оба я хочу одеть на тебя, не откладывая на потом. – Он бросил на обнаженную Элисабет невиданной красоты кружевное нижнее белье. Его бирюзовый цвет поразил молодую женщину, которая видела подобные вещи лишь на телах богатых туристок.

– Какая прелесть! – восторженно воскликнула девушка, вскочила с кровати и мигом прильнула к зеркалу. Она вернулась, сияя от счастья – размер подошел.

– Откуда это у тебя?!

– Иди сюда, – он взял ее за руку, и на ее запястье щелкнул замок крупного золотого браслета с бутоном в виде лепестков орхидеи.

И все-таки скупое сердце дарящего екнуло в груди. Он сам испугался своей нахлынувшей щедрости. Однако успокоился, так как был уверен, что избрал безошибочную стратегию. Теперь Элисабет сделает для него все, чего бы он не попросил. Жилье и статус политического беженца в Штатах обеспечены!

Элис обомлела. Она не находила слов.

– Откуда это у тебя!? – наконец, вымолвила она снова.

– Я знаю, что у тебя это от меня, – ответил "герой", притянул любовницу к себе и овладел ею на громадной, дышащей бесстыдной похотью кровати. Они скользили телами по гладкому шелку, предаваясь порочной любви, не вспоминая ни о чем – ни об отвергнутой Даяне, ни о мягкосердечном Хуане Мигеле, ни о двух малышах, один из которых еще не изведал страданий в силу своего двухмесячного возраста, а другому в скором времени предстояло столкнуться со всем земным злом сразу…

Укротив животное чувство, Ласаро вытянулся на кровати и извлек из перламутрового хьюмидора толстенную сигару "Hoyo de Monterrey". Он закурил, взирая на потолок и размышляя вслух:

– Мой отец всю жизнь горбатится, кочая нефть из буровой скважины, но никогда не сможет позволить себе такое бунгало. Даже русские поняли, что социализм – фуфло. Их нефтяники теперь чпокают наших девок пачками.

– Тебе что, не хватает девок? – вставила Элис.

– Я не об этом. Просто до революции мы целовали в задницу янки, а теперь облизываем пятки европейцам, канадцам и русским. Какая разница? Кубинцы были и остались нищими.

– Зря ты так. А бесплатная медицина, образование, земля, данная крестьянам? Если б не блокада американцев, мы бы сейчас процветали только за счет своих курортов, – поспорила Элисабет, – Нам просто мешают.

– Как тебя обработало это бесплатное образование! – не унимался Ласаро, продолжая рассуждать, не вынимая сигары изо рта, – На черта оно нужно? Чтобы работать официанткой? Или мыть тарелки за бюргерами?

– Нет, чтобы уметь отличать интеллигентных молодых людей от грубиянов, – с обидой парировала Элис.

– Ладно, не обижайся, – примирительным тоном произнес Ласаро, – Лучше скажи, как тебе белье?

– Наверное, такое же попросила купить юного Че Гевару его первая любовь Чичита Ферейро, когда будущий команданте отправился в путешествие по Латинской Америке, – тут же растаяла Элисабет и продолжила, – Ты никогда не слышал эту историю? Нет? Так вот… Она дала ему пятнадцать долларов и попросила, чтобы он купил на эти деньги комплект красивого нижнего белья в Майами. Путь выдался нелегкий. Но Че не поддался уговорам своего попутчика Альберто Гранадо потратить эти пятнадцать долларов. Даже когда у них сломался мотоцикл, даже когда они голодали, даже когда у Че обострилась астма, и Альберто потребовал эти деньги на лекарство для больного Че.

– И что потом? – ухмыльнулся Ласаро.

– А потом она написала, что устала его ждать…

– Значит, товарищ Че так и не добрался до Майами, как это однажды уже сделал я, и сделаю еще раз! Че не купил белье своей Чичите! – смеялся Ласаро, – А я достал своей девушке белье, не покидая пределов Кубы! А теперь сама посуди, что я смогу привезти тебе, когда я вторично доберусь до Майами. А лучше я увезу тебя туда. Только там мои способности по достоинству оценят. На Кубе мне ничего не светит. Нет простора… Кстати, и куда в итоге Че дел эти пятнадцать долларов?

– Кажется, он отдал их нуждающейся семье перуанских политиммигрантов.

– Чего еще ждать от фанатика! Они захотели построить рай без денег, изобрести нового человека из старого сырья. И где сейчас кости Че Гевары? Они сгнили в боливийской сельве! Его тело даже не было предано земле!

– Не говори так! Его останки нашли в боливийском Валлегранде и с честью перезахоронили в Санта-Кларе! Через тридцать лет нашли! – возмутилась Элизабет.

– Да слышал я, что боливийские индейцы поклоняются великому команданте не меньше наших коммуняк, – выпуская дым кольцом, изрек Ласаро, – Что жители Санта-Круса и Валлегранде даже огорчились, когда у них забрали кости…

– Не смей! – крикнула на него Элис.

– Сама начала про своего Че, – с укором заметил Ласаро, – Ты же знаешь, что меня бесят эти байки про героические подвиги партизан. Давай лучше спустимся на землю. Здесь намного интереснее. А еще интереснее – в Майами. У тебя же там родственники. Надо рвать к ним!

– Глупости! – фыркнула Элис, – Меня на Кубе все устраивает. У меня прекрасная работа в Варадеро. Я ни в чем не нуждаюсь. И бывший муж неплохо зарабатывает…

– Муж!? – на Ласаро нахлынул приступ гнева, – Похоже, ты никогда не забудешь своего Хуана Мигеля!

– Прекрати ревновать. Мы с ним, как брат и сестра, – оправдываясь, молвила молодая женщина.

– Открой глаза! Он зарабатывает?! – с надрывом декларировал Ласаро, – Да он ноль! Ты век просидишь в этой яме, так и не увидев света! Ты не променяешь эти гроши на настоящий рай! Только в Штатах мы будем счастливы, будем иметь все!

– Там что, нет нищих? Нет гетто? – не соглашалась упрямица, – Там не надо работать? Там все богачи и нет официанток и посудомоек? Что, богачи сами за собой убирают? Дети цветных ходят в престижные школы наравне с отпрысками миллионеров?

– Дура! – зашипел от ярости Ласаро, – Мы будем богачами! Я заработаю столько денег, сколько не снилось твоему тупому муженьку. Еще здесь, на Кубе заработаю! Знаешь, сколько умных людей хотят переправиться туда? Тысячи! Я помогу им. Контрабанда! Слышала?! Контрабанда кубинцами. Тысяча долларов за каждого переправленного в Майами. Я сделаю миллионы, и мы с тобой будем жить, как в сказке. И не в этой забытой Богом стране, а в истинном раю. Поняла?!

Элисабет молча сняла с себя бирюзовое белье, затем браслет и оделась в свое скромное платье, чем окончательно взбесила Ласаро. Едва сдерживаясь, он гавкнул:

– Ты хочешь унизить меня, не приняв моих подарков?!

– Я просто не знаю, что скажу Хуану Мигелю, если он увидит на мне такое белье и такой браслет.

– Любовь моя, – собрав всю волю в кулак, защебетал Ласаро, – Мне очень неприятно, что ты продолжаешь жить под одной крышей со своим бывшим муженьком, и видимо, я должен смириться с тем, что он до сих пор может видеть тебя в нижнем белье. За двенадцать лет брака он тебя и не в таком виде рассматривал. Надеюсь, сейчас он такой возможности не имеет… Но знай – я сделал тебе подарок от чистого сердца. Неужели тебе не понравилось? Ведь это белье – оно так тебе идет, а браслет – ты в нем словно испанская королева.

– Скажешь еще, королева…– вновь начала таять Элис. Она бросила взгляд на браслет, думая, найдутся ли в ней силы перебороть искушение, чтобы не надеть браслет снова. Им можно было любоваться без конца. Какая тонкая работа… – Я могу сказать Хуану Мигелю, что русский нефтяник подарил его Лурдес, а ей срочно понадобились деньги. – Соблазн победил, Элис сдалась.

– Умница, – похвалил Ласаро, – Узнаю свою девочку. Так ты схватишь фламинго за обе лапки – сможешь без страха носить браслет и вытрясешь из Хуана Мигеля долларов триста.

– У Хуана Мигеля? Триста долларов? Это почти все его сбережения… – как загипнотизированная прошептала Элис. Ей пора было ехать домой. Она не отважилась бы на такой обман никогда… Если бы украшение не выглядело столь прекрасно. Это не сувенирное изделие из ракушек, даже не черный коралл в серебряном обрамлении. Настоящий шедевр ювелирного искусства. Она в нем, как испанская королева… Ради такого чуда можно чуточку соврать.

Элис села в машину Ласаро, чтобы отправиться в Карденас. На ее руке красовался браслет, в ее сумочке лежало новое нижнее белье, а в ее голове сформировалась четкая и очень правдоподобная легенда по поводу своих неожиданных приобретений. Ее Элисабет собиралась изложить бывшему мужу, чье уважение она меньше всего хотела потерять.

Она оправдывала себя тем, что Хуан Мигель обещал купить ей что-нибудь очень дорогое в подарок сразу после рождения Элиансито, но так и не выполнил обещание. Он добрый. Из него веревки можно вить. Такой простак. Эх, если бы в свое время он не был таким невнимательным. Не то, что Ласаро. Этот парень знает, чего хочет сам, и чего хотят женщины…

Люди всегда верят в разное, а предают всегда одинаково.

Карденас, провинция Матансас, Куба

Хуан Мигель безмятежно спал в обнимку с маленьким Элианом, аккуратно укутанным в нежное пуховое одеяло, что подарила внуку бабушка Ракель – мама Элисабет.

Весь день мальчуган играл с соседскими ребятишками. Сначала в бейсбол, а затем в футбол. Нет, в команду его пока не брали. Мал еще. Но набегался он вдоволь, а пару раз ему даже удалось ударить по мячу. Когда тот вылетал за пределы поля.

Папа все время находился рядом. После очередного "аута", когда мяч вновь оказался в непосредственной близости от Элиансито, малыш, не раздумывая, бросился к нему, стукнул изо всех сил и помчался вслед, удаляясь от футбольного поля. Его догнал восьмилетний Лоренсо, капитан проигрывающей команды, раздосадованный от собственной беспомощности. Он злобно гаркнул на Элиансито, выдав целую тираду с требованиями отдать мяч:

– Дай сюда! Это мой мяч! Не мешай играть!

Отобрав предмет вожделения малыша, он тут же запустил его в игру броском с края площадки.

Секунда сочувствия зрителей к расстроенному Элиансито, глаза которого увлажнились от нестерпимой горечи, истекла, и все с неподдельным усердием принялись вновь болеть за своих любимцев. Только папа с пониманием отнесся к "большой трагедии" маленького Элиана, подбежавшего к отцу разделить свою обиду.

– Ничего страшного, – подмигнул он сыну, – Года через два ты вырастешь и будешь играть, как аргентинец Диего Армандо Марадона, король футбола. И тогда он захочет приехать в Карденас*. Ему будет любопытно посмотреть на мальчика, который стал таким же волшебником в игре, как он. А когда он тебя увидит, то лично вручит настоящий футбольный мяч со своим автографом.

Увлеченный рассказом отца маленький Элиансито почти забыл о только что испытанном унижении. На его лице вдруг проявилось детское коварство – он представил, как жонглирует пятнистым мячом на глазах своего обидчика, восьмилетнего капитана дворовой сборной, после чего Лоренсито принимает его в состав команды, и Элиан забивает гол.

– Папа, а Марадона не может приехать пораньше? – спросил мальчуган у отца.

– Нет, сейчас у него проблемы с обувью, – быстро нашелся Хуан Мигель, – Ему не в чем ходить. Бутсы порвались после очередного матча, а он к ним так привык.

– Как порвались? – удивился мальчик.

– Он слишком сильно ударил по мячу…

– Тогда пусть оденет новые бутсы, – предложил Элиансито.

– В том-то и дело, что он скорее провалится, чем станет играть в других бутсах. Его ноги не будут чувствовать себя комфортно в новой обуви. Это как родной дом. У кого-то может быть более просторная квартира с красивой мебелью, но, оказавшись в гостях, ты мечтаешь лишь об одном – о своем доме, где ты сам себе хозяин, где чистота и порядок зависят только от тебя, где аккуратно стоят твои игрушки. И ты рад! Ты всегда рад гостям, если только они не садятся тебе на голову, пользуясь твоим гостеприимством. Тогда ты, конечно, вежливо попросишь не в меру разошедшихся постояльцев убраться восвояси.

– Восвояси! – повторил Элиансито смешное слово и захохотал.

– А ты говоришь: "Новые бутсы"… – подытожил Хуан Мигель, – Вот когда Марадона починит свои любимые бутсы, тогда и приедет на тебя посмотреть.

– А когда он их починит? – не терпелось разузнать Элиану.

– Я думаю, не раньше, чем через два года, – со знанием дела ответил папа, – Когда ты превратишься в известного форварда.

– А! – воскликнул Элиан, – Значит, еще есть время! Я успею потренироваться!

Настроение мальчика явно улучшилось, и он снова побежал к кромке поля в надежде получить пас, пусть даже по ошибке, и неважно, от кого.

Но паса он так и не дождался. Виной тому была не жадность ребятишек, а форс-мажор, прервавший футбольный поединок. Кто-то из ребят, спасая свои ворота, выбил мяч слишком далеко, прямо на проезжую часть. Он покатился вниз по брусчатке и угодил под колеса прокатной "шкоды". Турист-испанец, управлявший чешским автомобилем, услышав хлопок, на мгновение насторожился. Малолитражка продолжала движение. А значит, для беспокойства не было причин.

Картина, представшая перед дворовыми мальчишками, была не из приятных… Сморщенный кожаный чехол с двумя зияющими дырами и непригодный более для игры. Мальчишка из команды Лоренсо поднял останки мяча и, просунув ладонь в сквозное отверстие, смог утешить своего капитана словами:

– Если бы мяч был цел, мы б их порвали, как слепых котят!

– Точно! – согласились с этим заявлением остальные члены команды, – Как немых щенков!

Лоренсо, владелец роскошного мяча, а вернее, того, что от него осталось, до последнего момента пребывавший в полной прострации, вдруг сообразил, что поражение от команды ненавистного Энрике, задиры-одноклассника, можно оспорить до лучших времен. Ребята Энрике и впрямь играли сильнее, а тут пришло неожиданное спасение. Он, конечно, пострадал, но как выражается его майамская бабушка, раз в год посещающая внука, "нет худа без добра". Именно она прислала из Штатов этот теперь уже футбольный экспонат.

– Ладно, плевать на мяч! – облегченно вздохнув, выпалил хвастунишка, – Моя ненаглядная бабуля Лусиа пришлет мне из Майами такой же и даже еще лучше. Тогда и сыграем! И вам не поздоровится! – угрожающе рявкнул он в адрес соперников, взял пробитый мяч и без сожаления швырнул его в мусорный бак.

С тем ребятишки и разбежались, позволив случайно подслушавшей их разговор пожилой паре, которая вот уже час прохлаждалась на балконе, вывести свое заключение случившемуся:

– Какой избалованный ребенок этот Лоренсито. Его бабка Лусиа, когда убегала с Кубы, оставила свою дочку с грудным ребенком на руках, а теперь замаливает свои грехи перед ней и внуком. задаривает и сюсюкается, змея, – не по-доброму отозвалась о бабушке Лоренсо седая сеньора.

– Всё, что присылают янки на Кубу, надо давить и выбрасывать в мусорник, – с ненавистью крякнул дед, герой сражения у Плая-Хирон, – Туда и дорога этой американской подачке.

На этом история не закончилась. Чуть свет Хуан Мигель оставил спящего Элиансито и отправился на поиски злополучного футбольного атрибута. Он без труда нашел на тротуаре тот самый мусорный контейнер и извлек из него выброшенный подарок бабушки Лусии из Майами.

Утром он позвал еще сонного Элиана на футбольное поле. Взъерошенный мальчуган ахнул, когда папа, словно цирковой фокусник, достал из пакета футбольный мяч и несильно пнул его ногой, пасуя сыну. Элиансито сразу ожил, сонливость как рукой сняло. Он неутомимо гонялся за мячом, спотыкался, пару раз падал, но тут же вставал, подбадриваемый отцовскими словами:

– Марадона никогда не плакал при падении! А ему крепко доставалось. Настоящие мужчины не хнычут, как девочки. Они сразу поднимаются. Не встают с колен только лакеи…

Вспотевший Элиансито даже не заметил, как почти целый час играл с папой в футбол. Он выиграл. откуда ему было знать, что папа поддавался. Ведь Хуан Мигель искренне расстраивался и негодовал, когда пропускал голы в свои ворота.

Спустя час после начала игры Хуан Мигель устал. Не мудрено – ночью он не сомкнул глаз, запихивая в чехол порванного мяча ветошь. Но первый этап кропотливой работы по реанимации собственности восьмилетнего Лоренсито был лишь половиной дела. Когда камера мяча была под завязку забита множеством слоев тряпья, предстояла основная операция, инструментами которой стали толстенная игла бабушки Ракель, не рвущиеся капроновые нитки и оловянная насадка на палец.

Насадка не уберегла Хуана Мигеля от пары уколов, однако результат его самоотверженного труда к утру был налицо – восстановленный мяч выглядел как новенький, да и по весу не особо превосходил оригинал.

– Папа, отбивай! – крикнул Элиансито отцу и бабахнул по мячу пыром.

Мяч пролетел мимо створа ворот и прикатился прямо под ноги пышущего от злости Лоренсо. За спиной своего капитана стояла вся дворовая футбольная ватага.

– Вы украли мой мяч! – выдвинул Лоренсо свое обвинение Хуану Мигелю, – Это мой мяч! Он не ваш! Вы – вор!

Хуан Мигель взял за руку Элиансито и молча подошел к кампании ребят.

Нога Лоренсито демонстративно стояла на его собственности. Он чувствовал негласную поддержку стоящих сзади ребят, восхищенных тем, что один из их лидеров не дрейфил. Неравное противостояние между их отважным капитаном и взрослым мускулистым дядей Хуаном, оказавшимся вором, могло закончиться чем угодно…

– Никогда не зарился на чужое добро. Мне хватает того, что я имею, – спокойно заговорил Хуан Мигель, – И Элиансито этому учу. Просто вчера кто-то выбросил пришедший в негодность предмет в мусорник. Пришлось сильно постараться, чтобы вернуть его к жизни. Сперва забить до отказа ветошью, а затем зашить толстенной иглой, при этом пару раз поранившись. По-другому исправить положение не получилось бы, ведь насоса для таких мячей нет во всей округе. В любом случае он действительно твой. Так что забирай. А то, что мы с моим сынишкой поиграли им, считай платой за починку…

Хуан Мигель и Элиан медленно пошли своей дорогой в сторону дома. Их провожало двенадцать пар детских глазенок.

– Элиансито, ты не хочешь поиграть с нами? – неожиданно донеслось запоздалое приглашение Лоренсо.

Элиан с испугом оглянулся, затем в надежде поднял глазки на отца. Хуан Мигель одобрительно кивнул, и его счастливый сын на всех парах помчался к старшим ребятам, которые тут же рассыпались по полю и деловито приступили к жеребьевке. На этот раз на команды ребят делил Лоренсито. Он больше не позволит задире Энрике здесь командовать. Но куда же девать малыша Элиана? Ну, конечно же, в свою команду, он лично будет защищать сына Хуана Мигеля, если парни Энрике посмеют его толкнуть…

Довольный результатом матча и вкусным ужином, что приготовил папа, Элиан зазевал под вечер. Хуан Мигель взял его на руки и перенес на кровать. Он бережно положил сына на бок и прилег рядом, любуясь засыпающим малышом.

– Спи, мой любимый, я сказал ангелу, чтобы он поцеловал тебя вместо меня, но ангел вернулся и сказал: " Ангелы не целуют ангелов"… Поэтому поцеловать тебя придется мне самому.

Он чмокнул сына в щечку и, глядя на часы. сообщил:

– Два часа. Скоро приедет мама.

Но Элиан уже ничего не слышал. Он сладко спал, утопая в радужных картинках приятных сновидений.

_________________________________________

* В конце девяностых годов звезда футбола Диего Армандо Марадона действительно прибыл на Кубу по приглашению Фиделя Кастро, чтобы пройти четырехгодичный курс реабилитации от наркотической зависимости.

* * *

Элисабет застала бывшего мужа и сына в обнимку спящими. Она приехала под утро – ненасытный Ласаро сделал внезапную рокировку, не считаясь с ее планами. Надо сказать, что Элис не очень-то сопротивлялась, когда любовник повез ее вместо Карденаса в модное злачное местечко ночного Варадеро, устроенную в реальной пещере дискотеку "Ла Куэва дель Пирата".

…Иностранцы и иностранки, снующие туда-сюда в жадных поисках легендарной кубинской любви, легко находили заинтересованных мучачас и мучачос, готовых окунуть приезжих в непривычный для западного обывателя мир искреннего и беззаботного радушия, сдобренного непревзойденным и хорошо отрепетированным сексом.

Потомки испанских конкистадоров и руандийских рабов выводили из душевного стопора обойденных мужской лаской нимфеток из Европы, а мулатки и метиски осыпали поцелуями поверженных эмансипацией канадских неудачников и убежавших от феминисток в кубинский заповедник немецких простофиль.

Все, кроме отдыхающих россиян, легко могли оценить кардинальность, разнящую цивилизации. Русским уловить разницу мешало неуемное количество выпитого "дайкири", "мохито" и "Куба Либре". Пьяный угар, местами доводящий до невменяемости, не позволял полностью сконцентрироваться на происходящем на глазах чуде и насладиться свершившейся мечтой. Кубинки прыгали на российских парнях словно плескающиеся у берега в ожидании детских восторгов дельфины. Реакция россиян в лучшем случае напоминала поведение недоверчивых игуан, в худшем – крокодилью неподвижность.

Но самое необъяснимое – это плата за наслаждение. Она действительно казалась невероятно мизерной в сравнении с эквивалентом расходов на аналогичные услуги в любой из стран старушки Европы, не говоря уже о свихнувшейся от бесперебойного потока нефтедолларов Москве с ее закамуфлированными под стрип-клубы публичными домами. Самая главная странность кубинской проституции заключалась в необязательности этой платы, в том смысле, если по любви. Добровольцев, алчущих романтики, хватало как со стороны туристов, так и среди местных. Жажда общения доминировала здесь над постыдным чувством наживы. Причина проста. Кубинцы – это не только нация. Кубинец – это имя гордости и независимости.

Они смогли стать свободными от Империи не только де-факто и де-юре, многим удалось добиться независимости в собственных головах. Этой многочисленной когорте правители-аскеты за долгие годы государственного суверенитета привили пренебрежение к Его Величеству Доллару, что впрочем не отвращало людей от случайных заработков и помогало любое безденежье считать временным. Постоянными на Кубе могут быть только температура воды и воздуха – от 21 до 27 градусов по Цельсию круглый год. Алчность плавится именно при такой погоде.

И Фидель. Он тоже постоянный, интервал его изменений незначителен. Он не даст народу сгинуть от экономической блокады. Гениальный старожил Фидель выглядел в глазах масс этаким корифеем. Он подобен знаменитым на весь мир кубинским медикам, разработавшим эффективное лекарство от СПИДа. Только кубинским эскулапам удалось сделать невозможное и изобрести препарат, поддерживающий имунную систему вич-инфицированных. Только Фидель был способен на сотворение чуда – невиданного эликсира жизнестойкости окруженного врагами малочисленного народа. Формула эликсира держалась в строжайшей тайне. Но со временем тайное стало явным. Фидель ничего не придумывал, он, называя себя атеистом, воплотил в жизнь христианский постулат – не бойтесь размножаться, Господь не оставит без пропитания возлюбленных детей своих…

За сорок лет его правления население страны удвоилось, в то время как прирост населения западного мира исчислялся жалкими процентами. Санкции США подействовали на кубинцев именно так. Ответом Кубы стало размножение. Этому поспособствовали все те же медики. Ну а квалифицированными их сделало кубинское образование, до которого не было никакого дело сутенерам и уголовникам, к которым вынуждает вернуться последовательность этого повествования.

Итак, вернемся к нашему герою-любовнику. Жан-Батист Мольер, автор бессмертного "Тартюфа", как-то провидчески заметил: "Завистники умрут, но зависть – никогда…" Ласаро изнывал от душевного дискомфорта, когда наблюдал за кубинкой, прогуливающейся по пляжной аллейке под ручку с каким-нибудь иностранцем. Он и она корчили из себя влюбленную парочку, воркуя словно голубки.

Одно дело – безобидный секс, стопроцентная возможность добыть валюты. На это Ласаро смотрел легко, не видя ничего предосудительного в подобном предпринимательстве. Но совсем другое – вступать с этими холеными денди в длительные отношения. Вот где кроется настоящая измена! Так размышлял ловелас Ласаро, местный Дон Жуан, в бытность своей барменской работы никогда не пренебрегавший отщипывать комиссионные у подложенных под европейцев подружек. Его не мучила совесть, когда он жил за счет девиц легкого поведения. Выводило из себя другое – когда мимолетные свидания кубинок перерастали в нечто более серьезное. Тогда возмущение Ласаро преобразовывалось в гнев и выливалось для его подруг в побои.

Вот и сейчас, в "Ла Куэва дель Пирата", куда он привез Элисабет, беззаботность быстро сменилась раздраженностью. Нервы взбунтовались из-за того, что злачное местечко просто кишело воркующими парочками голубков, где в роли самцов выступали толстосумы-европейцы, а самками по определению и психологии были его соотечественницы. Дуры! Они готовы отдаться за ром с колой и шоколадные конфеты! Какие теряются барыши!

Сутенерская душонка рвалась на оперативный простор даже сегодня, но теперь, когда на горизонте так отчетливо маячила майамская перспектива, Ласаро не стал бы предлагать посредничество малознакомым девицам. У "легавых" он на особом счету, да и стоило ли рисковать по мелочи, ведь большой куш не за горами, а всего лишь за одним заливом. Он тормозил себя мыслью, что его инициативность и предприимчивость, до которых на Кубе никому нет дела, в полной мере пригодятся в действительно крупной операции. Для этого дельца понадобится не только крепкое суденышко, но и невероятная изворотливость, коей он безусловно обладает. Наградой будет реализовавшаяся американская мечта. Так что, не стоит ловить сунсунсито*, когда у водопада кормится стая розовых фламинго…

Он возьмет то, чего заслуживает благодаря своему таланту. Жить, как все это быдло, не для него! Пусть в байки Кастро про скромную, но полную человеческого достоинства жизнь, верят его фанаты. Мир у ног – вот к чему следует стремиться. Красавицы предпочитают состоятельных господ. Они будут гоняться за ним, как бегает дурнушка Элис – его проходной билет в рай. Придется в нагрузку прихватить в Майами и ее сопляка. Ох, уж эти издержки материнской привязанности. Благо, от болвана Хуана Мигеля он ее почти отвадил.

– Ты погляди, как этот толстяк отплясывает сальсу! Брюхо трясется, как грелка! – Ласаро кивнул в сторону неуклюже пританцовывающего в стиле "латино" английского моряка с колоритной бородой.

Элисабет насмешил вид танцующего моремана, особенно, когда тот вставил в рот большую курительную трубку и задымил, как бронепоезд. Содержимое его живота переливалось слева вправо словно молоко в вымени коровы.

– Забавный дядечка! – хохотала молодая женщина, никак не разбавив своим весельем такую же добрую реакцию на это зрелище со стороны окружающих.

" Она такая же, как все, – подумал Ласаро, – Быдло! Как их может веселить уродство этого самодовольного богача, притащившего свою тушу на Кубу, чтобы ее как следует отскоблили языками почти задаром наши глупые девчонки."

Вокруг бородача и впрямь крутилось пару мулаток. Однако Ласаро никто не сумел бы убедить, что девушки просто решили поддержать ставшего на мгновение центром внимания никудышного танцора поистине профессиональными "па" с использованием дрожащих, как пионерские барабаны, задниц.

Танцовщицы не собирались увиваться за толстяком с одутловатым лицом, к тому же косоглазым и кривоногим. По окончании трека всем участникам импровизированного шоу было чем заняться. Англичанин не остался бы в одиночестве, но не эти две партнерши по танцу составили бы ему кампанию. А вот Ласаро возненавидел именно их, чем и поделился с Элисабет:

– Как думаешь, жир не помешает ему одолеть их обеих?

– А я рассчитывала, что ты ревнуешь только меня, – сыграла Элис.

– А что, есть повод?

– Покажите мачо, а повод всегда найдется, – пошутила она.

– Я уверен, что этим толстяком воспользуются не как мачо, а как средством передвижения в Европу.

– Ты можешь хоть на миг расслабиться? Здесь же весело! К чему все усложнять? – расстроилась девушка, – Ты сам притащил меня сюда, хоть я и говорила, что не могу. А теперь ты выплескиваешь злость на тех, кого мы видим в первый и в последний раз.

– Я злюсь не на них, а на себя, – он неожиданно поцеловал ее и продолжил, – За то, что не могу накупить тебе столько же всякой всячины, сколько может подарить этим двум девчонкам толстяк с козлиной бородой.

– Мне ничего не надо, – уверила Элисабет.

– А мне надо, – угрюмо буркнул Ласаро.

– Избавься от ненужных комплексов, – посоветовала Элис, – В любви они ни к чему. Все самое прекрасное итак у твоих ног. Я твоя раба. Чего же тебе еще надо?

– Я хочу увидеть весь мир и сорить деньгами в других странах, как это делали янки на Кубе до революции.

– Не обязательно увидеть весь мир, чтобы понять, что нет страны прекраснее нашей, – убежденно выдала Элис.

– Ты в этом уверена? – усмехнулся уголком рта Ласаро, – Ведь мы не имеем возможности сравнить.

Элисабет выдержала паузу, прежде чем ответить на столь весомый аргумент. Затем произнесла:

– Зачем сравнивать свое и чужое. Чужое может быть больше и лучше, но свое всегда дороже… К тому же, далеко не все янки имеют возможность сорить деньгами. И еще… Они платят за то, что нам дано бесплатно и навсегда. Отвези меня домой, уже солнце встает…

Ласаро пришлось подчиниться неисправимой патриотке. Ничего, ее строптивость стоило потерпеть. И все-таки, откуда в ней эта безграничная любовь к социалистическому псевдораю с его карточной системой и разными песо – для туристов и местных жителей. Видно, лопух Хуан Мигель смог вдолбить ей свои прокастровские убеждения. Наверное, он только и умеет, что разглагольствовать перед стервами. Все остальное за него делают другие.

В этот день Ласаро умудрился овладеть бывшей женой Хуана Мигеля в салоне своей развалюхи прямо перед крыльцом его дома. Ласаро заводила непосредственная близость хоть и бывшего, но все же мужа своей пассии. Это подстегивало его самолюбие, давало повод почувствовать свое мужское превосходство.

Невольной свидетельницей "безобразного поведения" Элисабет стала ее соседка, пожилая донья Марта, твердо решившая после увиденного не здороваться с неблагодарной Элисабет, и в то же время ничего не рассказывать бедному Хуану Мигелю. Донья Марта не хотела расстраивать этого доброго малого, что носился с маленьким Элиансито, не считаясь со своим свободным временем. Конечно, Хуан Мигель и сам не без греха, как всякий мужчина, но видимо он до сих пор ослеплен любовью к недостойной развратнице, раз продолжает после развода жить с ней под одной крышей.

Люди думали, что Хуан Мигель и Элис когда-нибудь обязательно сойдутся вновь. Ведь они одинаково горячо любили своего сынишку. Люди всегда охотнее поверят в сказку, чем в репортаж очевидца с места событий. Донья Марта пожалела о своей прогрессирующей в последние годы бессоннице, о том, что решила устроить стирку на рассвете и вывесить белье на сушку и о том, что теперь знает больше, чем нужно, и это еще более усугубит процесс ее засыпания. Плохо, когда ты лишний раз убеждаешься в несправедливости мира. Хорошо, что несправедливость исходит лишь от несовершенных людей.

Усталая Элис плюхнулась на диван и тут же уснула, прозевав невероятный по зрелищности рассвет. Океанский ветерок неспешно отгонял стаи перистых облаков, расчищая путь просыпающемуся солнцу. В то сиреневом, то розовом, то голубом зареве рисовалась нерукотворная мерцающая мозаика истинного шедевра – того обыденного чуда, которого не дано заметить надменным, и которое так легко открывается умеющим чувствовать чужую боль, как свою, и радоваться успехам других, как собственным…

_______________________________

*Сунсунсито – самая маленькая в мире птица из вида колибри, обитающая в лесах Кубы и характерная только для этой страны. Размер этого пернатого существа немногим превышает параметры шмеля.

* * *

Хуан Мигель проснулся первым. Сегодня у него был выходной, а это означало, что придется выполнить обещание, данное малышу Элиансито и отправиться в Камагуэй, чтобы показать ему голубого марлина* и дрессированных акул.

Друзья-дайверы всегда принимали его по первому разряду. Восхищаться причудливыми подводными дворцами из коралловых рифов с их эпатажными в раскрасе и движениях обитателями в одиночку уже давно не хотелось. Элис все время работала. Другое дело – Элиан, он запомнит свою первую подводную одиссею на всю жизнь. Коралловые образования и тропических рыб на Плайа-Санта-Лусия можно увидеть прямо с берега. Там он покажет Элиану, как плавать брасом, а то сын освоил пока лишь свой собственный вид плавания, не утвержденный международным олимпийским комитетом. Он разрешит померить мальчику гидрокостюм для погружения, научит подгонять маску и пользоваться кислородным баллоном, позволит нырнуть пару раз под присмотром инструктора, который расскажет про будни аквалангистов.

Ребята-ныряльщики убеждали, что малыши – их профиль, говорили, что у них имеется в наличии дайверское снаряжение маленьких размеров, и что Элиана можно погрузить с тросом метров на пять без всякого риска. Хуан Мигель высказал категорическое возражения. К чему торопить события. Для второго раза задуманной программы было вполне достаточно.

– Папа, а мы увидим затонувшие суда? – вопрошал перед дальним морским путешествием разгоряченный мальчишка в предвкушении чуда.

– Это будет тренировочный день. Пиратские и испанские галеоны никуда не исчезнут до твоего следующего, более профессионального визита. К тому моменту ты научишься плавать брасом. Я тебе обещаю.

– Понятно, – согласился Элиан.

Плавал Элиансито уже довольно сносно, а для шестилетнего ребенка и вовсе превосходно. Только немного частил с движениями, отсюда быстро уставал, а так как держался на воде неуклюже, барахтаясь и чертыхаясь словно плененная рыбешка, то вскоре, наглотавшись изрядной порции соленой воды, начинал паниковать. Но это был какой-то особый вид паники – молчаливый, упрямый, парадоксально, но осознанный.

Элиан боялся, нет, не утонуть. Он боялся признаться папе в своей несостоятельности. Ведь он уже взрослый, он умеет плавать. А еще он знал, что папа рядом, ярдах в десяти. Папа наблюдает за ним и в случае, если он и взаправду начнет тонуть, всегда вытащит из воды или бросит спасательный круг. Так уже было прошлой осенью, во время солнечной передышки сезона дождей на пляже Кайо-Сабиналь…

В тот день друзья-дайверы доставили их на небольшом катере от причала на Плайа-Санта-Лусия до сказочного местечка, объявленного национальным заповедником. Здесь многочисленные стаи фламинго соперничали изящностью с белыми ибисами и соседствовали с греющимися на солнце легионами неповоротливых морских черепах вида Chaelonidae с пятнистыми лапами и хрустальными глазами. Одну из них мальчишке удалось даже погладить по панцырю.

Когда друг папы, инструктор-аквалангист Педро, показал мальчугану только что пойманную тяжеленную барракуду, Элиан был вне себя от восторга и захотел ее потрогать. Едва он дотронулся до плавника крупной рыбины, как она резко шевельнула хвостом и дернулась, чуть не выскользнув из крепких рук дяди Педро.

Решено было пожарить несговорчивую обитательницу океана на костре и съесть ее в угоду разыгравшемуся аппетиту. Изысканное блюдо приготовили на берегу, после чего папа попросил Элиансито помочь собрать мусор – нельзя оставлять грязь на белом кубинском песке.

Пир устроили прямо на катере. Подкрепившись, путешественники отправились к бухте Нуэвитас в известную только знатокам этих дивных прибрежных мест небольшую скалистую пещеру, где наверняка прятали свою добычу корсары Генри Моргана – наводившего ужас на Испанскую корону английского флибустьера.

– Вот тебе двадцать пять сентаво, – вручая сынишке монету, Хуан Мигель тихо предупредил, что в пещеру Элиан должен войти один, – Таковы правила. Иначе Святой Кристобаль не исполнит твое желание. Его нужно произнести шепотом и только один раз, прикрыв уста ладонью. Вот так… Только стенам позволительно слышать сокровенные мечты маленьких мальчиков и передавать их на рассмотрение Святому Кристобалю. Стенам можно довериться, они умеют хранить секреты.

– Можно заказать только одно желание? – вытаращив глаза, испуганно произнес Элиан.

– Только одно, самое важное, – подтвердил отец, – Поэтому хорошенько подумай, прежде чем что-то просить.

– А можно попросить настоящий самокат, а то мой, из доски и подшипников, тебе все время приходится чинить?

– Теперь уже нельзя, ведь ты рассказал о своем сокровенном желании мне, а я предупредил, чтобы ты соблюдал строжайшую секретность.

– Но ты же мой папа! – обиделся раздосадованный мальчик, пытаясь отсортировать и отранжировать в уме свои бесчисленные желания по степени их важности.

– Таковы правила. Не я их придумал. Это как правила дорожного движения. Если ты их не соблюдаешь, то обязательно попадешь когда-нибудь в аварию. Человек должен подчиняться определенным нормам. По-другому он просто не выживет. Понял? Так что давай, думай побыстрее, и не забудь бросить монетку в ложбину посреди пещеры. Увидишь куда – там на дне много монеток.

– Получается, Святому Кристобалю нужны деньги? – недоверчиво спросил Элиан.

– Деньги всем нужны. Но он не у каждого возьмет. А только у того, кто этого заслуживает, кто не заносчив и добр к себе подобным. И ему не важно, сколько денег ты положил – ведь один может дать сто песо, а другой не наскребет и сентаво. Он возьмет у того, кто по-настоящему любит свою страну и слушается родителей.

– А если я очень сильно люблю свою страну, я могу загадать не одно, а несколько желаний? Ну, хотя бы три? – выторговывал Элиан право заказать себе новый китайский велосипед взамен самоката, светящийся в темноте игрушечный мачете в кожаном чехле и огромного плюшевого Микки Мауса, или, на худой конец, механического Бэтмана, но только в том случае, если всех Микки Маусов уже разобрали. Если нет, то сгодится даже небольшой пластмассовый Микки на пружинке, такого он видел у Лоренсито.

– Нет, только одно желание, – был суровый ответ.

– А может, где-нибудь поблизости есть еще одна пещера? – выискивал лазейки хитрец Элиан.

– Поблизости лишь непроходимые мангровые заросли, – неумолимо сообщил Хуан Мигель.

Поникший Элиансито, переступая с камня на камень, побрел в пещеру. Нахмуривший брови папа и улыбающийся дядя Педро остались у катера.

Оказавшись внутри, Элиан обомлел, глядя на рифленые, свисающие каменными глыбами пористые стены. На дне крошечной ложбинки посреди пещеры, в прозрачной воде, освещенной пробившимся со щелок преломленным розовым светом, отражаясь и рикошетя, сияли разноцветные монеты разных стран.

Элиан грустно присел на покрытый водорослями и мхом, обточенный водой единственный здесь плоский камень. Он крепко задумался.

Что же попросить у Святого Кристобаля? И почему он установил такие жестокие правила, разрешив загадывать лишь одно, самое сокровенное желание? Элиансито размышлял молча, пока не почувствовал, что от здешней сырости его начинает знобить.

И тогда мальчуган решительно встал с плоского камня, прислонился к стене и, прикрыв уста ладонью, прошептал:

– Святой Кристобаль, я пока не могу выбрать из всех своих желаний самое важное, и поэтому я хочу попросить тебя сделать вот что… Сделай так, чтобы я обязательно сюда вернулся. К тому времени я хорошенько обмозгую, чего хочу больше всего на свете. Когда я приду сюда снова, то загадаю только одно желание…

Мальчик вышел из пещеры весь в слезах.

– Что случилось? – недоумевая, спросил отец.

– Я проморгал свое желание, – горько рыдал Элиан, – Я попросил Святого Кристобаля только о том, чтобы вернуться.

– Вернуться? – повторил за сыном отец, – Отличное желание – вернуться. И что же тебя так расстроило?

– Как же ты не понимаешь?! Значит, я ничего не получу. Просто вернусь и все. И у меня не будет ни велосипеда, ни Микки Мауса, ни мачете в кожаном чехле…– струйки слез, имитируя маленькие фонтанчики, выпрыскивались из глаз.

Папа развел руками, не ведая, что предпринять, чтобы успокоить сынишку.

– Постой, постой, – вклинился в разговор находчивый дядя Педро, – А что у тебя в руке?

Элиансито разжал кулак. На детской ладони блеснула монета в двадцать пять сентаво, выданная отцом перед визитом в тайное убежище корсаров.

– По правилам просьба вступает в законную силу лишь после уплаты налога святому Кристобалю. Раз деньги на месте, значит и желание ты не загадывал, – обстоятельно, поглаживая ус, молвил друг отца, – А то, что ты попросил о возвращении сюда, так это Святой Кристобаль считает обязательным для каждого, кто к нему приходит.

– Как это? – все еще не веря своему счастью, но уже не плача, крякнул Элиан.

– А так, – продолжал дон Педро, находя все новые аргументы, – Вот если бы ты не вернулся, чтобы поблагодарить его за исполнение твоего желания – вот это было бы плохо. А если человек очень благодарен, так он может хоть сто раз возвращаться сюда. И уж тем более, если он еще не определился с тем, чего хочет больше всего.

– Ура! – закричал Элиан на радость Хуану Мигелю, – Так значит, возвратиться – это не желание!

– Это твое законное право, – подтвердил Педро.

…Перед тем, как взять курс на запад, дон Педро бросил якорь неподалеку от маяка. Солнце садилось, был полный штиль, и друзья решили искупаться. Дядя Педро снял спасательный круг с рубки и швырнул его вдаль.

– Я тоже хочу, – жалобно пробормотал Элиансито.

– Уже стемнело, и в открытом океане детям купаться не безопасно, – запретил отец, а сам нырнул в воду. Следом плюхнулся за борт дядя Педро.

Педро долго греб под водой, приближаясь к спасательному кругу, и его лысая голова показалась над поверхностью лишь спустя пару минут. Хуан Мигель проплыл ярдов пятьдесят кролем, затем развернулся и поплыл обратно брасом. Оперевшись на борт ладонью, он хотел было оттолкнуться, чтобы проверить себя в баттерфляе, но ростки тревоги мгновенно проросли в его подсознании. На катере было подозрительно тихо. Обычно комментирующий все и вся Элиансито не издавал ни звука. Не мог же он так обидеться…

– Элиан! – позвал отец.

Тишина в ответ.

– Элиансито! – громко прокричал Хуан Мигель, – Не шути так!

И снова ничего. Ни слова.

– Хуан Мигель! Он в двадцати ярдах от кормы! Быстрее! – донеслось сзади. Это что есть мочи орал Педро, заметивший бултыхающегося в воде мальчугана. Круг уже летел в ту сторону, однако приводнился футах в десяти от мальчишки. Элиансито увидел его, но был уже не в состоянии до него доплыть. Он захлебывался водой и при этом не издавал ни звука.

Отец спешил на подмогу. Между ним и мальчиком было ярдов тридцать и… спасательный круг. Интервал сокращался. Но силы Элиана окончательно иссякли… Сердечко тарабанило, как рокочущий пулемет. Правую ножку свела судорога. А папы все не было…

И тут вдруг откуда-то вынырнул спасательный круг. Он приплыл сам. Оставалось только схватиться за него. Что Элиан и сделал. Все… Он в безопасности. Это папа изо всех сил толкнул к нему круг, так сильно, что спустя мгновение он был рядом. Потом приплыл и сам папа и потащил его вместе с кругом к катеру. Уже на борту папа обнимал его, целовал, вытирал полотенцем и приговаривал:

– Любимый мой, сыночек мой…

Дядя Педро деловито заводил мотор, ругаясь и кряхтя в такт рыкающим поршням в машинном отделении.

– Прости меня, пожалуйста, папочка, – засопел очухавшийся от шока мальчуган.

Но отец, похоже, не держал на него зла. Совсем наоборот, папа гладил его по голове и винил себя в случившемся:

– Куда меня понесло, я бы себя не простил… если бы…

" Странно, – подумал тогда сорванец, – Папа, наверное, накажет меня потом за непослушание".

– Озорник! – ворчливо буркнул сквозь усы дядя Педро, взяв пеленг на запад. Элиан уже соскучился по маме, по бабушкам Ракель и Мариэле, по Карденасу с его разноцветными домами и асфальтированными калье, полными конных экипажей, беспечно озирающихся велосипедистов и беспокойных ватаг детворы.

К ночи волны усилились, и, глядя на надвигающуюся тучу, папа принял решение заночевать у друга Педро:

– С океаном шутить нельзя, особенно, когда он предупреждает непогодой о серьезности своих намерений в отношении шторма. В Карденасе будем завтра.

" Какой замечательный выдался денек. Надеюсь, папа не обиделся, и мы обязательно вернемся вместе…"

…Выйдя на крыльцо своего скромного жилища, Хуан Мигель вдохнул полной грудью свежего воздуха и, бросив взгляд на небесное буйство красок, остался в восторге от увиденного. Сегодня прекрасный день. Как раз для того, чтобы нагрянуть в гости к ныряльщику Педро снова.

Через улицу он заметил дородную фигуру доньи Марты. Хуан Мигель крикнул ей "Буэнос диас!" Она скупо отреагировала на приветствие соседа подобием кивка и спешно шмыгнула в дверь своей хибары. Донья Марта и раньше не отличалась особой разговорчивостью, поэтому Хуана Мигеля ничуть не удивила странность в ее поведении.

Он тоже вернулся в дом, чтобы принести кофе с сандвичами в постель своей Элисабет. Опять забылся – они в официальном разводе. У него ведь есть Нерси, и у Элис наверняка кто-то появился. Пусть она будет счастлива с другим, раз у них ничего не вышло…

Они спали, два дорогих для него человечка. Может ли что-нибудь на белом свете быть ценнее? Вот его сын – жизнь и счастье его. Вот Элис – самая лучшая женщина Карденаса. Да что там – всей муниципии Варадеро, а может быть всей провинции Матансас. У него есть она – женщина, с которой он в разводе. И ничего не вернешь. Как прежде не будет никогда. Из их жизни исчез секс, но осталась любовь. Так бывает у людей…

Он уважает ее взгляды. Он верит ей. И потому он всегда был честен с Элис. Однажды он признался ей в измене. Возможно, это было глупо и несправедливо по отношению к ней. Так в один голос сказали друзья. Он сделал ей больно своими откровениями. И в итоге они развелись… Развелись, но не расстались. Быть может, в скором времени они заживут отдельно, но разве смогут они подолгу не видеть друг друга. Да, надо свыкнуться с этой мыслью. Принять неизбежное – нет больше полноценной семьи. Есть одни хорошие воспоминания и пустота. Вакуум, который должна заполнить будущая жизнь. Только бы эту нишу не заняла суета, всегда норовящая вытеснить самое ценное, что есть в жизни – настоящую любовь.

Не хотелось думать о грустном. Хуан Мигель не находил решения, надеясь, что время подскажет, как быть. Все образуется. Само собой. Он не смог сделать ее счастливой. Но он продолжает любить ее, не смотря на то, что встречается с другой. Это его противоречие. Его крест. Он любит одну, но страстно желает другую. Любит, потому что они родственные души, они делили свои мечты на одной кровати. За то, что она родила ему Элиана…

– А ну-ка вставай, соня! Сам же просил разбудить пораньше. Или забыл, что мы собрались в Камагуэй?

________________________________

*Голубой марлин – экзотический вид рыбы.

* * *

В начале девяностых, после крушения соцлагеря, Фидель Кастро приказал себе выжить.

Резкое сокращение товарооборота с бывшими союзниками ударило по Кубе посильнее, чем эмбарго янки. Монокультурная страна, где не произрастает ничего, кроме сахарного тростника, кофе и табака, утратила рынки сбыта.

Фидель, друг парадоксов, нашел несколько капиталистических способов помощи социализму, благодаря которым Куба выстояла. Он ввел свободное хождение валюты, разрешил мелкое предпринимательство и начал привлекать иностранных инвесторов в туризм, при этом сохраняя контрольные пакеты акций всех отелей за государством. Он даже позволил своим непримиримым идеологическим врагам – майамской диаспоре – отсылать деньги своим родственникам на Кубу.

Вскоре Кастро создал политический альянс с Уго Чавесом, вырвавшимся из-под опеки США венесуэльским лидером, а после того, как почувствовал возрождающиеся имперские амбиции России, снятые под копирку с международной политики Советского Союза, он понял – старые добрые времена возвращаются. Разглядеть это было не так просто, но хорошие шахматисты видят на много ходов вперед. Янки поспешили пустить "Барбудо" в тираж. Не дождутся!

Первым делом Фидель помог другу Чавесу закупить у русских стотысячную партию автоматов Калашникова. Ни у кого в мире не возникло сомнения в том, на кого будут нацелены эти стволы – половина территории Колумбии находилась под контролем партизан. И хотя многие полевые командиры повстанцев уже давно запятнали себя связями с наркобаронами Кали и Медельина, политический вес и влияние Кастро в регионе, утраченные на время в начале девяностых, сперва возродились, а с каждым годом разрастались, как на дрожжах. Фидель в этом смысле напоминал сказочную птицу Феникс, вечно бодрствующую и рассудительную. Даже когда вокруг все спят и безумствуют, а может быть, особенно в эти моменты…

Конечно, автолюбители на Кубе все еще колесили на развалюхах, а домохозяйки смотрели допотопные телевизоры. И все-таки. Основная масса людей готова была терпеть бытовую необустроенность и долгую остановку в пятидесятых, ведь непреклонность Фиделя олицетворяла их собственную ментальность. Они были бедным, но гордым народом. Вождь слился с нацией и вооружился ее главным достоинством – свободолюбием. Высокие слова? Возможно. Особенно, если учесть тот факт, что достоинство граждан великой и могучей страны Советов, ронявших слезу при исполнении государственного гимна и подъема серпасто-молоткастого красного стяга, не смогло устоять перед парой джинсов "Rifle" и глотком из рельефной стеклянной бутылочки "Coca-Cola".

Не исключено, что кубинцы сделаны из другого теста, слепленного в условиях вечного лета и еще свежего в памяти рабства. Хотя, скорее всего, это такие же обычные люди, как все населяющие планету народы. Просто они уважали своего Фиделя, ведь перед ним склонялись все враги. Не отступала от него только старость – предвестница смерти.

Все только и говорили о реванше, планы которого вынашивают янки – бывшие хозяева Кубы. Но хотели ли кубинцы возвращения марионеточной диктатуры, латифундистов, олигархов, мафиози и разжиревших на американских харчах иммигрантов? Наверняка нет. Ослабления гнета, снятия блокады и экономических санкций – да. Но только не реставрации старых порядков.

Смерть Фиделя, безусловно, могла послужить толчком к изменению жесткой политики США в отношении Кубы в пользу ее смягчения. Однако обманываться на сей счет и закапывать себя в иллюзиях на предмет того, что большинство кубинцев желает смерти человеку, которого искренне уважает, было бы верхом цинизма.

Такие иллюзии могли родиться только на берегах Флориды, в курортном Майами…

Казалось, все напряглось здесь в ожидании развязки затянувшегося спектакля, конец которого неминуемо наступит с утратой Фиделем дееспособности, или, что с особым смакованием муссировалось майамской политиммиграцией, в связи со скорой кончиной вождя коммунистов.

В противовес этому личный врач Кастро торжественно огласил свой авторитетный вердикт в отношении высокопоставленного пациента. Смахивая пот со лба, мэтр заверил мир заключением: " Фидель доживет до ста двадцати лет!" Эскулап, возможно, и сам оторопел от столь смелого заявления, но текст ему подсунул и вежливо попросил зачитать руководитель самой влиятельной кубинской спецслужбы – ГУРа* – Хосе Мендеза Коминчес.

Что до медицины, то на Кубе ей доверяли. Не только потому, что она бесплатна и доступна для всех. Просто она действительно лучшая во всей Латинской Америке и способна конкурировать с баснословно дорогим лечением на Западе.

Все плюсы кубинского здравоохранения Хуан Мигель и Элисабет смогли оценить в полной мере, когда после многолетних безуспешных попыток завести ребенка все же добились результата, и с помощью гаванских докторов на свет появился плод их любви и продолжатель их рода – маленький Элиан.

Это произошло после семи выкидышей, нескольких десятков консультаций и обследований в генетической службе больницы "Рамон Гонсалес Коро", одной из лучших акушерско-гинекологических клиник в Гаване, и неимоверных усилий по сохранению плода. Восьмая беременность привела к достижению желанной цели – 6 декабря 1993 года у находящихся в официальном разводе, но живущих под одной крышей Хуана Мигеля и Элисабет родился здоровый мальчик!

Отец и мать… Наконец-то они стали таковыми. Они не могли оторвать глаз от укутанного в пеленки карапуза с прилипшими веками, напоминающего кумира хунвейбинов, великого кормчего Мао. Трудно было поверить, что этот крохотный человечек совсем недавно ерзал в животе Элис, иногда сигнализируя о себе очень даже ощутимыми толчками и ударами.

Они были безумно счастливы. Малыш – воплощение мечты – принадлежал одинаково им обоим, и они оба без раздумий пожертвовали бы собой, если б потребовалось, ради этого беззащитного существа.

– Ты настоящая героиня, – подбадривал Хуан Мигель еще слабую Элис. Ее лицо после родов было испещрено мелкими крапинками – от потуг полопалось множество кровяных капилляров. Она стеснялась своего непрезентабельного вида и того, что так располнела. Какие мелочи. Никогда еще Элис не была так красива. Так искренне считал ее бывший муж.

Когда они познакомились, Элис только исполнилось четырнадцать. Кто кого соблазнил – вопрос спорный, бойкая девчушка Элисабет всегда добивалась того, чего хочет. Хуан Мигель стал первым и единственным мужчиной в ее жизни. Для Кубы, где возрастные критерии имеют свои рамки, столь ранняя половая связь считалась если не нормой, то, при взаимном согласии и непротивлении родственников, обыденностью.

Поначалу их отношения наполнились непреодолимой страстью, выливающейся в незабываемое плотское удовольствие. Со временем сексуальный пыл остыл, и чувства трансформировались в нечто более близкое, серьезное и зрелое.

Элис хотела полноценной семьи, хотела сделаться по-настоящему взрослой женщиной, стать мамой. Хуана Мигеля на сей счет не надо было уговаривать, ибо он мечтал о том же.

Отгуляв скромную свадьбу, они без промедления приступили к исполнению поставленной друг перед другом задачи – родить ребенка. Время шло, а младенец все не рождался. Секс как-то незаметно приобрел характер кропотливой работы, цель которой настолько благородна, что о похоти не может быть и речи.

Серьезность намерений усугубляло чувство разочарования постоянными неудачами. Страх перед очередным самопроизвольным абортом доводил до отчаяния обоих. Каждая попытка начать все сначала заканчивалась новым фиаско.

Неусыпный контроль врачей, полная концентрация партнеров на процедуре зачатия ребенка развили в них комплекс неполноценности. Не смотря на заверения специалистов о соответствии набора хромосом норме, отсутствии генетических нарушений и врожденных мальформаций у обоих супругов, Хуану Мигелю и Элисабет спустя восемь напряженных и оттого не особо радостных лет, уже не надо было объяснять, что означает ущербность и обреченность.

Многие семьи во всех уголках планеты испытывают похожее томление при повторяющихся из года в год неудачных попытках завести малыша. Кто-то находит повод для ссоры и доводит дело до развода, пряча истинные мотивы разрыва за дежурными фразами типа: "Не сошлись характерами". Кто-то впадает в жуткую депрессию и ищет расслабления в романтических интрижках на стороне. А кое-кто, подобно Хуану Мигелю и Элисабет, быть может

____________________________________

*ГУР – Главное управление разведки отвечает за внешнюю разведдеятельность, координирует действия повстанцев и партизан в различных странах Латинской Америки, ведет активную агентурную работу среди кубинских эмигрантов и использует поток беженцев для засылки своих агентов.

окончательно утратив остроту чисто животной страсти, продолжают идти к цели во что бы то ни стало, уверенные в том, что ее достижение осчастливит на порядок сильнее любого известного в мире удовольствия.

Они сосредоточились на главном вместе. И достигли цели вдвоем. Их малыш Элиансито – живое существо, их любимый сыночек, стал новым гражданином страны, в которую они были одинаково сильно влюблены.

В них было столько общего. Пойми они это пораньше, не случилось бы того, что произошло спустя шесть лет после рождения их мальчика…

* * *

Полиция быстро нашла Ласаро. Его решили арестовать прямо на выходе из дискотеки "Ла Румба" – мекке туристической резервации Варадеро.

Вход сюда кубинкам, промышляющим проституцией, был строго настрого заказан. Если только они не умудрялись обойти кордоны секьюрити под ручку с кубинским бойфрендом…

Ласаро искусно справлялся с ролью ухажера роскошной мулатки Иослайне с золотыми клыками. Гаванские модницы не преминули перенять этот атрибут стиля из пуэрториканских и майамских видеоклипов и распространить моду на золотые коронки на все крупные города от табачной столицы Пинар-дель-Рио до карнавального Сантьяго и колониального Тринидада.

Задача у парочки была простой. Сперва они проходят на дискотеку, изображая из себя влюбленных. Затем Иослайне находит иностранца и договаривается встретиться с клиентом на улице. Ласаро выводит ее из клуба и сажает в машину туриста. Она вручает ему за услугу десять песо "конвертибле", из которых пару песо придется вложить в "клюв" охраннику. В итоге все довольны.

Эту нехитрую процедуру Ласаро Мунеро Гарсиа проворачивал неоднократно. Охранники "Ла Румбы" его узнали и были ему сдержанно рады в предвкушении положенных чаевых.

Основная часть маршрута путаны, что простиралась вокруг забитого разномастной публикой танцпола, была преодолена. Ласаро успел даже осушить три бокала "Куба Либре". Благо, за вход заплатила спутница.

Нельзя сказать, что Ласаро налакался до невменяемости, но его задиристая натура начала проявлять активность в поисках применения разученных еще в школе приемов дзюдо. Однако жажда легких денег и страх перед дюжиной секьюрити притушил поползновения к дебошу.

Зато выплеснулась наружу страсть вечного спорщика к дискуссиям. Говорят, в споре рождается истина. А что, если оба спорщика уверены в своей правоте и глухи к аргументам оппонента? Знатоки утверждают, что в таких спорах истина умирает…

– Ты так долго будешь клиента искать! – раздраженно гаркнул Ласаро на Иослайне, прилипшую к барной стойке в ожидании симпатичного туриста. Ей не хотелось продаваться какому-нибудь толстяку, пьянице или уроду.

– Так дела не делаются, – побуждаемый к разглагольствованиям очередным коктейлем из светлого рома и колы, продолжил Ласаро, – Надо смотреть не на молодых повес, которым охота потанцевать. Он может еще пару часов отплясывать, не помышляя о чике! Вон те двое. Они сидят с конкретной целью – кого-нибудь подцепить. Хочешь, я сам им все объясню? Только цена за мои услуги удвоится. Договорились? Двадцатка. O'K?

– Договаривайся лучше со своей Элисабет. Как она тебя терпит?! – процедила сквозь зубы Иослайне, – Она знает, что ты – обыкновенное животное?

– Ты такая смелая, потому что тут полно охранников, – злобно рявкнул Ласаро, съязвив при этом, – А то я вернул бы твой острый язычок на то единственное место, для которого он предназначен.

– Да, обыкновенное животное, – повторила Иослайне, одновременно улыбаясь итальянцу. Тот как-то странно отреагировал на улыбку и призывные жесты мулатки, из чего стало понятно, что он – гей.

– Во-первых, не она меня терпит, а я ее. Я на шесть лет моложе, и я – красавчик, как видишь, – самоуверенно рекламировал себя Ласаро, – Во-вторых, она от меня без ума и уверена, что я ее люблю.

– Ты ее уже бил? – вставила путана естественный в отношении Ласаро вопрос.

– Нет, – ответил он.

– Значит, у нее есть деньги или что-то, что тебе очень нужно, – сделала свой вывод проститутка, – Ну, конечно, она же официантка в Варадеро. Ты кормишься за ее счет!

– Я в состоянии сам себя прокормить, – не согласился Ласаро.

– Да, но только за счет женщин или грязных делишек.

– И это говорит обычная пута!

– Она говорит это обычному хинетеро.

– Скоро я утру нос вам всем, продажные сучки!

– Снова отчалишь в Майами и снова отправишься в тюрьму? Она знает, что ты нелегально побывал в Штатах, что тебя сцапали и что сейчас ты под надзором полиции?

– Знает.

– Очень сомневаюсь… Хотя шила в мешке не утаишь, а ты – настоящее шило, так и норовишь вляпаться в неприятности и потянуть за собой окружающих.

– Дура! Я самый перспективный мучачо во всей округе! Я четыре месяца грелся на пляжах Майами-Бич. И знаешь, что я понял? Здесь мне нечего терять! Я здесь антиобщественный элемент, вот кто. Отброс. Уголовник. Тунеядец. Как я их всех ненавижу!

– Зачем тогда вернулся? Чтобы пограничники приняли и упрятали за решетку? Чтобы потом откупаться за деньги сердобольных девок?

– Вернулся, потому что в той системе трудно подняться без стартового капитала. Начинать с посудомоя не для меня. Там посудомоем можно остаться навсегда. Первые деньги можно заработать и здесь. Вернее с помощью тех, кто живет здесь, но имеет богатых родственников там. Ты помогаешь им – они помогают тебе.

– Проще и безопаснее красть, – как в воду глядела Иослайне, сама подворовывающая у клиентов.

– Это мелочь, – разоткровенничался уже изрядно выпивший горе-бизнесмен, – У меня будет целая флотилия, занимающаяся нелегальной доставкой кубинцев в Майами. Я даже сам не буду бороздить воды Флоридского залива. Только снаряжать суда, набирать команды и собирать деньги с американских богатеев за переправку их несчастных родственничков с Кубы.

– А ты не боишься? Ведь я являюсь членом комитета защитников революции, – девушка нисколько не удивилась грандиозным планам Ласаро, но как обычно не приняла их всерьез…

…А удивляться подобным прожектам действительно было нечего. Эмбарго и визовые ограничения США для кубинцев делали невозможным легальное перемещение в "рай" таких, как Ласаро Мунеро.

Во-первых, таких никогда не выпустили бы "свои" – у Фиделя собственная очередь. Во-вторых, подобных беженцев не хотели принимать там – кому нужен тип с репутацией уголовника.

Однако в Штатах кое-что не просчитали. Скорее даже не посчитали то количество желающих, которое хлынет к "молочным рекам с кисельными берегами", если Дядя Сэм откроет шлюзы. Пусть даже неофициальные. Ну и конечно, никто в сытой Америке не смог предугадать реакцию команданте на радушный прием Соединенными Штатами незаконных мигрантов с его Острова. В 80-ом году грянул "гром среди ясного неба", имя которому "Мариэль"…

Действуя в русле своей политики по дискредитации диктаторского режима Кастро, и заигрывая с набирающей силу флоридской кубано-диаспорой, американцы принимали с распростертыми объятиями всех беглецов с Кубы. Всех, кто достигал их берегов незаконно – на угнанных баркасах и самодельных суденышках, на плотах, лодках, обветшалых катерах и скрипящих яхтах, даже на захваченных силой пассажирских самолетах.

Те, кому ранее отказывали в визах сами США, поняли, что получат желаемое, если будут вершить свои преступления под благовидным предлогом инакомыслия. Ступивших на благодатный берег Флориды граждан Кубы тут же поднимали на щит политических беженцев, предоставляли вид на жительство, работу и пособие.

Тут-то и случилось непредвиденное. Цель – показать американскому люду, что социализм – это нечто запредельно плохое, что от него все бегут, соединенная с навязчивой идеей насолить Кастро лично, дала неожиданный сбой. Фидель открыл порт Мариэль для всех желающих покинуть остров. Их набралось 125 тысяч…

Во Флориду устремились все, кто штурмовал зарубежные посольства в надежде ускорить свой отъезд с острова Свободы на континент Американской мечты о ней, не ведая, что большинству из них доведется грезить о лучшей доле, натирая полы и перемывая тарелки новым хозяевам. Они будут говорить о Свободе, не зная ее, и теряя ее навсегда. Ведь по-настоящему свободен только тот, кто чувствует себя свободным везде. Они не ощущали себя свободными на родине, Америка же давала шансы далеко не всем. И вряд ли в категорию избранных попадали те, кто никогда бы не оценил свободу, потому что не понял бы ее. Те, кто безоговорочно согласился бы утратить ее "за банку варенья и пачку печенья".

Вместе с диссидентами, самых ретивых из них по такому случаю даже выпустили из психушек, Кастро посадил на баржи тысячи уголовников, которых устал кормить в своих тюрьмах.

Иммиграционные власти США схватились за голову, но было уже поздно. Дикая приливная волна с отбросами наводнила улицы курортного Майами, пополнив ряды попрошаек и маргиналов, и одновременно уличные банды, корпорации убийц и синдикаты наркоторговцев. Лишь братья Кастро смогли бы держать кубинских гангстеров в ежовых рукавицах.

Майами для амбициозных бандитов кубинского происхождения в большинстве случаев стал либо небом в клетку, но уже в американской тюрьме, либо некрополем. Были и исключения. Для некоторых Майами поначалу превратился в трамплин к стремительному восхождению на высшие ступени гангстерской иерархии, и только после этого стал некрополем. Именно поэтому подобные повороты и хитросплетения в судьбах уголовников уместнее назвать правилом без исключений. Финал здесь всегда ожидаем и прогнозируем, как конец голливудского блокбастера "Лицо со шрамом" с Пачино в роли кубинского наркобарона Тони Монтана, не осознавшего под воздействием кокаина собственную смертность даже после отправки в мир иной.

В итоге, сенаторам и конгрессменам, лоббирующим интересы утерявших собственность на Кубе олигархов и латифундистов, так и не удалось насолить Кастро. И тогда со скрипом объявили временное перемирие, увеличив визовую квоту. Количество нелегальных челноков сократилось. Но до поры, до времени. Мира между социалистической Кубой и столпом свободного мира – Соединенными Штатами не могло быть по определению.

Блокада не закончилась. Поколения кубинцев сменяли друг друга в условиях непрекращающегося эмбарго. Многолетние экономические санкции закаляли народ, воспитывали в людях рачительность и экономность, но одновременно они рождали и новых авантюристов, готовых поживиться за счет всеобщего дефицита. Ласаро Мунеро Гарсиа был из их числа. Его "бизнес-проект" с точки зрения воплощения в жизнь не показался бы утопией ни здравствующим жителям фешенебельного Майами, ни дожидающимся запрещенного трансфера во Флориду гражданам Кубы, уставшим от соцреализма.

Надо отметить, что десятилетия противостояния с могучей сверхдержавой укрепили Фиделя в тезисе Ленина о возможности победы социалистической революции в отдельно взятой стране. Его поколебленный развалом страны Советов дух укрепился в конце девяностых приобретением нового союзника в лице грозного Чавеса. А значит, война продолжалась.

Американцы испытывали эйфорию после разрушения второй сверхдержавы, чувствовали полную безнаказанность, а значит недооценивали своих врагов. Да, они научились свергать неугодные режимы не только силой прямой интервенции, но и с помощью разноцветных революций. Но они не учли, что Фидель со временем научился адаптироваться ко все новым и новым изменениям политического ландшафта. Для кубинской революции любая неолиберальная революция являлась контрреволюцией, а как поступать с "контрой" на Кубе знали со времен разгрома наймитов, диверсантов и бандитов на Плая Хирон и в горах Эскомбрая…

…Ласаро смерил Иослайне гневным взглядом, пробормотав под воздействием очередной порции рома:

– Говоришь, ты член комитета? Я тоже член…

– Я в этом не сомневаюсь, – усмехнулась девушка. Краем глаза она заметила приближающегося придурка в оливковом берете с красной звездочкой, с усиками и бородкой а-ля Че Гевара. В конкурсе двойников даже в заштатном городишке у него не было бы шансов. Но здесь, в пьяном угаре "Ла румбы" его легко идентифицировали с героем.

Потеревшись секунду об оттопыренную задницу Иослайне, двойник Че выпустил в нее дым от сигары и сообщил, что она ему нравиться:

– Линда мучача! Магнифико! Адмираблементэ! Сой солтеро, сой алегриа!

В том, что она прекрасна, Иослайне не сомневалась и без комплиментов этого «фрика», а то, что псевдо-Че одинок ее в данный момент устраивало. Выяснилось, что он, как и всеобщий кумир, аргентинец, и что живет он в двухзвездочном отеле не вследствие скудости кошелька, а исключительно в силу природного аскетизма, присущего партизанам.

– Узнай, только аккуратно, есть ли у него деньги, – шепнул путане на ухо нетерпеливый Ласаро.

– Это совет не мальчика, но мужа, – огрызнулась Иослайне, спросив аргентинца в лоб. – У тебя есть деньги?

– Тридцать песо конвертибле, – отчитался "Че".

– Мало, – отрицательно покачала головой пута, – Сорок!

– В отеле есть еще, – нехотя признался двойник.

– Ты на машине? – глупый вопрос, откуда у постояльца двухзвездочного отеля автомобиль, – Ладно, придется взять такси до отеля. Я подожду тебя в машине. В Карденасе у меня есть casa*. Это обойдется тебе еще в пятнадцать песо. Согласен?

Аргентинец запыхтел "коибой", имитируя астму. Затем, обнажив стройный ряд белоснежных зубов, выдал:

– Forever!

– Сегодня придется перепихнуться с сумасшедшим, – прокомментировала Иослайне.

Ласаро вывел девушку, всучив потрепанный песо старому знакомому на выходе. Молчаливый таксист с непроницаемым лицом осведомителя уточнил адрес пункта назначения. Его партийная совесть, как обычно, проиграла кратковременную схватку с возможностью подзаработать. Правда, когда водитель увидел аргентинца в облике Че, то понял – чаевыми здесь не пахнет. Такие идиоты платят строго по счетчику. Однако деваться было некуда – девушка уже втолкнула "Че" в салон и хотела было нырнуть в него сама. Остановил Ласаро.

– Моя десятка!? – он крепко держал ручку дверцы.

– Давай потом, – попыталась ускользнуть девица.

– Мы так не договаривались! – едва не срываясь на крик, зашипел Ласаро.

– O'k. Дай, пожалуйста, десятку в счет моего гонорара, – обратилась она к аргентинцу. Тот не сразу выкопал из заднего кармана брюк смятую купюру и передал ее красотке.

Иослайне недовольно протянула десятку своему провожатому, одарив его на прощание презрительным взглядом.

Ласаро взял деньги, нервно хихикнув уголком рта, и пригласил леди в салон лицедейским жестом с целью демонстративно хлопнуть дверцей.

Все так и вышло. Он хлопнул дверцей и поднес скомканную купюру к носу. Видно, хотел лишний раз убедиться, что деньги все таки пахнут. В сей сладостный момент чья-то волосатая рука резким движением вырвала видавшую виды банкноту из-под органа обоняния Ласаро.

"Черт возьми!" – проклял весь белый свет непутевый хинетеро*, ощущая снисходительное похлопывание по плечу увесистой ладонью здоровенного лейтенанта Мануэля Мурильо, приставленного к нему в качестве надзирающего соглядатая после заключения. Вместе с сержантом Эстебаном де Мендоза они составляли известную в округе парочку полицейских, прозванных Гранде и Пэкэньо*. Эти прозвища являлись самыми нейтральными из всех ярлыков и кличек, которыми их величали за глаза.

– Ну что, допрыгался!? – грозно буркнул тучный лейтенант.

Иослайне и ее незадачливого трусишку в облике героя уже вовсю тряс напарник лейтенанта, коротконогий сержант Мендоза, наиболее обидным прозвищем которого было слово "баньо"*. Заявляясь к кому-нибудь в гости, Мендоза первым делом спрашивал, где находится ванная комната. Все без исключения понимали, что на самом деле он ищет туалет – Эстебан страдал болезнью почек, отягощенной цеститом, и геморроем впридачу. В отношении задержанных он всегда спешил, был скор на расправу и конкретен в цене на индульгенцию от нее.

– Двадцать, – не уступал он девушке, одновременно убеждая аргентинца, узурпировавшего образ Че, что к нему никаких претензий нет, и при этом не сомневаясь, что двадцатку придется выложить именно туристу. Иначе длинноногого ночного мотылька препроводит в участок коротконогий блюститель закона.

В итоге псевдо-Че расстался с последней имевшейся в наличии купюрой в двадцать песо конвертибле. Их отпустили. Такси помчалась к дешевому отелю, и Иослайне дала себе зарок – больше никогда не связываться с Ласаро Мунеро. Этот невезучий стервятник приносит одни неприятности. Он словно притягивает неудачи. Где Ласаро – там всегда проблемы…

– А я тут причем, лейтенант? – теперь, когда путу отпустили, бояться было нечего. Нет свидетеля – нет преступления! – Я же не под домашним арестом, а всего лишь под надзором. Мне что, и погулять нельзя?!

– Ты догулялся, Ласаро, – лейтенант Мурильо защелкнул наручники на запястьях недоумевающего правонарушителя.

– Хеладо*, что натворил этот злодей? – скороговоркой спросил сержант Мендоза, обращаясь к напарнику по-свойски. Дело в том, что Мурильо, как и миллионы других сладкоежек, был неравнодушен к вкуснейшему кубинскому мороженому "Коппелья" и не упускал случая отовариться без очереди, используя служебное положение, у фирменного лотка. Возмущавшимся детишкам Мурильо объяснял, что спешит на задержание особо опасного преступника, а двое его сорванцов так просили папу привезти мороженое.

На резонные предположения подростков о том, что мороженое все равно растает, пока полисмен довезет его до своих детей, бездетный Мурильо отвечал, что растаять оно не успеет. И здесь он точно не лукавил, ибо являлся в деле поглощения лакомства истинным метеором. Он умудрялся истреблять мороженое с поразительной скоростью, буквально за считаные минуты. Минуты – потому что обычно Хеладо не ограничивался двумя-тремя порциями. Приемлемой для него цифрой было число "6".