А вы верите в привидения?

— Вы верите в привидения? — обратился Боб Бриджес к гостям, сидевшим в полумраке огромного холла замка Хэлстон-Мэнор. В широком камине на густом слое горячего пепла, изредка разбрасывая яркие искры, потрескивало «святочное полено».

— О, да! — тут же с энтузиазмом воскликнула Мэрилин, новая жена Адама Лайонса — юное и наивное дитя Америки, с ног до головы увешанная бриллиантами, точно празднично наряженная елка. — Конечно же, да!

— Что ж, другого ответа я от вас и не ждал, — усмехнулся Боб. — Вы в этой стране — новичок и имеете полное право располагать всем, что старая добрая Англия способна предложить на Рождество. Собственно, именно об этом и просил меня Адам, когда его столь внезапно вызвали в Штаты.

— Честно говоря, вытаскивать старого друга из дома под Рождество и заставлять его разыгрывать тут роль хозяина… — Мэрилин пожала плечами: — По-моему, это чересчур.

— Ну, что вы! — рассмеялся Боб. — Уверяю вас, мне не пришлось ради этого идти на какие-либо жертвы. Моя жена сейчас гостит у родителей в Австралии, и мне бы пришлось встречать Рождество одному в маленьком коттедже. Так или иначе, никакое веселье даже не светило, хотя викарий, проявив христианское милосердие, пригласил меня на завтрашний ужин. Кстати, именно поэтому сегодня нас ждут огромный вкуснейший гусь, изумительный сливовый пудинг, потрясающие пирожки с грибами и, самое главное, — несколько бутылок несравненного бургундского из погребов Адама.

Он повернулся к друзьям отсутствующего Лайона, приглашенным, главным образом, на смотрины молодой американки. Леди Шейла Митчелл, «театральная легенда» на покое, соседка. Питер Уотсон, старинный школьный приятель, «крупная шишка в банковском деле», с женой Брендой. Джеральд Мартиндэйл, «заметная фигура в арт-бизнесе». И молодой лорд Хэйрсуолд, «мастер карточной колоды» — судя по всему, весьма удачливый.

— Но сейчас, — продолжал Боб, — мне кажется, пришла пора перевести часы назад. Ведь сегодня — канун Рождества, и, на мой взгляд, нам следует, хотя бы в честь Мэрилин, соблюдать все старинные традиции и обряды, связанные с этой волшебной ночью. Например, рассказывать истории о привидениях, сидя у огня, где пылает «святочное полено»… хотя, если честно, большинство нынешних — всего около трех дюймов длиной, да еще из шоколада. Впрочем, это неважно. Итак, я задал вопрос: «Вы верите в привидения?», и Мэрилин ответила: «Да».

Боб повернулся к леди Шейле, сидевшей прямо, как деревянный солдатик, в кресле с высокой спинкой, и уже собрался, было, что-то сказать, как его перебила непоседливая Мэрилин:

— Да, так я и сказала. И когда была маленькой, мечтала увидеть хотя бы одно. Ради этого готова была даже в Англию поехать. Но сейчас, когда я здесь, и уже взрослая, если и впрямь наткнусь на привидение, то просто выпаду в осадок!

— Как можно, Мэрилин! И это говорит истинная американка! Подозреваю, что первым «выпадет в осадок» привидение.

— Хорошо бы! Но, кроме шуток, я и впрямь могу загнуться. У меня «моторчик» барахлит.

Не желая в такой вечер возвращаться к грустной реальности, Боб вновь повернулся к старой актрисе:

— Леди Шейла, а вы верите в привидения?

— Над многими театрами и впрямь тяготеет проклятие, и я переиграла во многих из них, но — нет, — звучным голосом откликнулась та. — Когда я играла Гертруду, а Гамлет видел тень своего отца, мне было совершенно ясно, что только мое горестное недоумение заставляет зал в это поверить. Ведь, по мнению мистера Шекспира, королеве не дано узреть дух убиенного супруга… А, кстати, почему здесь нет Адама? Он что, улетучился, как привидение? Насколько я помню, это он меня пригласил.

— Совершенно верно, леди Шейла. Но его начальству — как вам известно, он по-прежнему работает в юридической фирме — неожиданно понадобилось срочно отправить в Нью-Йорк какие-то документы, а никто из коллег поехать не мог. Посему…

— Ах, бедняжка! — Леди Шейла вложила в эти слова столько искреннего сочувствия, что это выжало бы слезу из любой публики.

— Не такой уж он и бедняжка! — вмешалась Мэрилин. — Просто Адам никогда не был в Штатах. Вообще. Ни разу. Потому и ухватился за возможность попасть в Нью-Йорк хотя бы на пару деньков. И когда вы, Боб, согласились его заменить…

— Это самое меньшее, что я мог сделать… Скажите, Бренда, а вы верите в привидения?

Бренда Уотсон, бледная и, как всегда, не заметная рядом с красавцем-супругом, слегка пожала плечами:

— Нет. Во всяком случае, не всерьез.

Боб, отдавая дань вежливости, повернулся к сидевшему рядом с ней лорду Хэйрсуолду:

— Ну а как насчет вас, сэр? Вы верите в привидения?

— Я верю в удачу. И, похоже, постоянно сталкиваюсь с ней за карточным столом. Но что касается привидений, разумеется, нет.

— Питер?

— Нет, нисколько. Как и в пресловутую удачу Хэйрсуолда. Вы сами добиваетесь успеха, тщательно изучая состояние рынка, только и всего. На одних предрассудках в Сити далеко не уедешь.

— И, наконец, Джеральд?

Джеральд Мартиндэйл резко мотнул головой:

— Нет. В мире искусства человек должен нутром чуять, что понравится публике, а что — нет. Это, знаете ли, законам логики неподвластно. У одного это есть, у другого — нет. Но привидения? Нет, ни в каких привидений я не верю.

— Что ж… — протянул Боб, — я вижу, сегодня у нас собралась довольно скептически настроенная компания. И все-таки я собираюсь последовать рождественской традиции, по крайней мере, в том виде, в каком она когда-то существовала, и поведать вам историю о привидении… или почти о привидениях. Мне ее рассказал Адам, хотя сегодня я изложу вам ее своими словами. Все произошло здесь, в этом самом доме, где — как вам должно быть известно, — нескольким поколениям предков Адама довелось пережить и хорошие, и плохие времена.

— Бедняжка Адам, — пробормотала Мэрилин. — Ему уж точно пришлось хлебнуть горя — особенно после смерти первой жены, и еще раз, когда разорилась его компьютерная фирма. Во всяком случае, пока он не встретил меня.

— Воистину везунчик! — рассмеялся Боб. — Однако вернемся к нашей истории.

И он повел рассказ…

Дело было под самое Рождество, на пороге нового века, когда вокруг Хэлстон-Мэнора толстым пушистым ковром лежал белый-белый снег… Вокруг камина в большом зале собралось шестеро.

Во-первых, хозяин замка. Самый настоящий, однако, вследствие денежных затруднений, будучи уже достаточно взрослым человеком, вынужденный поступить в медицинский колледж. В отблесках огня он время от времени поглядывал на свою молодую — всего шесть недель, как жену… назовем ее Джулией, дочь владельца мощной… ну, скажем… фармацевтической компании. Здесь же была и его престарелая соседка леди Мортмэйн, сидевшая рядом со своим племянником Джеймсом и его женой Элис. Напротив Джулии, у огня, расположился холостой викарий приходской церкви преподобный Монтэгю Саут.

Именно он, нарушив слегка затянувшееся молчание, полюбопытствовал:

— Увидим ли мы сегодня самое жуткое привидение Хэлстон-Мэнора? Насколько мне известно, говорят, что канун Рождества — единственный день в году, когда оно тут бродит.

— О, нет! Надеюсь, этого не случится! — воскликнула Джулия. — Мой милый муж только вчера рассказал мне эту жуткую историю — как в нашей спальне ровно в полночь появляется фигура в белом, и, если там окажется кто-то один, неважно, мужчина или женщина, склоняется над ним и целует в лоб. Холодный, ледяной поцелуй. А наутро их находят мертвыми… с белой ледяной отметиной в том месте, где их целовали. Нет, мои нервы такое не вынесут!

— Моя дорогая женушка, — усмехнулся хозяин замка, — наверное, я зря рассказал тебе эту старую байку. Но говорят, что подобный злой рок постигал наш дом не один раз, а дважды, и я подумал, что тебе лучше об этом знать. Однако, поскольку я намерен провести всю ночь подле тебя, ты можешь спать спокойно, как младенец. Не забывай, что этот белый призрак дарит свой смертоносный ледяной поцелуй лишь одиночкам.

— Как служитель церкви, я должен решительно выступить против всяких «страшилок» с бяками, буками и вампирами, — начал было Саут, но, задумчиво взглянув на истертые каменные плиты у себя под ногами, тихо пробормотал: — И, тем не менее… — после чего умолк.

И вот тогда-то в дальнем конце широкого и погруженного в полумрак зала, как раз возле украшенной крохотными, мигающими свечечками высокой елки, открылась дверь. Под большим венком из омелы, каждый год вешавшимся над притолокой, стоял старый слуга семьи — в черном сюртуке, сутулый, седовласый…

Медленно, словно черный блестящий жук, он зашаркал через огромный зал к своему хозяину. Никто не произнес ни слова, хотя ни один из гостей не мог бы сказать — почему.

Наконец старик остановился в нескольких футах от кресла хозяина:

— Сэр, вам записка.

— Записка? В такую поздноту? Да еще под Рождество? От кого?

Старик молча протянул хозяину сложенный листок бумаги — помятый и захватанный не слишком чистыми пальцами. Развернув его, тот нагнулся к огню и, быстро пробежав глазами, безмолвно откинулся на спинку кресла.

— Дорогой, что случилось? — спросила его Джулия.

— Так, ничего особенно, — ответил он, но потом, нервно кусая губы, признался: — Видишь ли, дорогая… боюсь, дела обстоят скверно. Речь идет о жизни и смерти, так что мне придется немедленно ехать на вызов.

Все увидели, что юное личико Джулии исказил панический страх.

— Нельзя терять ни минуты, — промямлил ее супруг. — Я бы с радостью все объяснил, но время не ждет. — Он вскочил с кресла, быстро подошел к ней и, торопливо чмокнув в щеку, исчез за дверью, прежде чем кто-либо из гостей успел сообразить, в чем дело.

На минуту все оцепенели, и к тому времени, когда викарий решил спросить у слуги, от кого записка, «черный жук» уже успел испариться.

У Джулии вырвался истерический смешок:

— Стало быть, сегодня мне придется спать в этой проклятой комнате одной! И как раз под Рождество!

— Ах, оставьте! Я совершенно уверен, что бояться тут решительно нечего! — поспешил успокоить ее викарий.

— Ну, конечно, — быстро добавила леди Мортмэйн. — Милочка, нельзя же воспринимать такую чепуху всерьез!

— Еще чего! С какой стати мне волноваться? В наше время никто не верит в привидения. Ответьте честно, все вы, — кто-то из вас верит?

Разумеется, каждый гость, как умел, постарался убедить Джулию, что все это — лишь фантазии больного воображения.

— Что ж, хорошо, — сквозь зубы прошипела она. — В таком случае, если не возражаете, я пойду к себе. Почему-то я вдруг страшно устала.

Все стали подниматься с кресел. Кто-то спросил Джулию, не желает ли она выпить чего-нибудь теплого. Старенький мистер Саут попытался выяснить, нет ли в доме свободных спален — оказалось, что нет. На секунду на лице викария мелькнуло расстроенное выражение, а затем, резко выпрямив покатые плечи, он поспешил откланяться.

Но, как ни странно, именно леди Мортмэйн, во время сцены у камина не выказывавшая ни малейших признаков беспокойства, с приближением полуночи выскользнула из своей комнаты и, на цыпочках прокравшись по широким, выстланным дубовым паркетом коридорам, оказалась у двери опочивальни, где спала Джулия.

Она тихонько постучала в дверь, а услышав тихий испуганный вскрик, тут же вошла и сочувственно спросила:

— Не спится, дорогая? Мне было так страшно. Оказаться одной в постели в такую ночь — слишком тяжелое испытание для нервов. Послушайте, моя кровать достаточно велика, чтобы на ней уместились двое. Предлагаю вам остаться до утра у меня. Ваш муж только вчера жаловался мне, что состояние вашего сердца оставляет желать лучшего. Любая неожиданность — будь-то привидение или обыкновенная летучая мышь, выпорхнувшая из каминной трубы, — и вы можете потерять сознание. Или, не приведи Господь…

Поначалу Джулия стала отказываться, но, скорее, из вежливости, так как ей и впрямь было не по себе. В то же время она сумела бы спокойно выспаться под боком у милейшей леди Мортмэйн.

Когда они уже подходили к комнате заботливой старушки, дверь напротив приоткрылась, и оттуда выглянул Джеймс.

— Мне послышались какие-то голоса… — пробормотал он.

В ответ на это леди Мортмэйн, поспешив впустить к себе одетую лишь в ночную рубашку Джулию, вкратце объяснила ему, кого увидела, направляясь к роковой опочивальне.

Джеймс вернулся в свою комнату и в ответ на расспросы жены, объяснил ей, в чем дело.

— И знаешь, что я задумал? — усмехнулся он. — Я намерен провести ночь в спальне Джулии. Скоро полночь, и вот тогда-то я увижу… то, что увижу.

Элис подняла Джеймса на смех:

— И когда я подойду к двери опочивальни, услышу то, что услышу — твой храп!

Лежа в роковой опочивальне на месте Джулии, Джеймс не смыкал глаз. Вскоре часы на башне замка гулко пробили полночь.

Не успел звук последнего удара растаять в вихре снежинок, как одна из дверец огромного старого дубового шкафа в дальнем углу комнаты со скрипом распахнулась. Джеймс, почти с головой накрывшийся одеялами, напряженно вглядывался в темноту и вдруг замер от ужаса — к нему медленно плыла фигура в развевающемся белом одеянии.

Он лежал, боясь шелохнуться. Неужели?.. Неужели привидения и впрямь существуют?..

Оказавшись возле кровати, фигура на мгновение коснулась соседней подушки и слегка приподняла ее. Джеймс забился под одеяло еще глубже. В чернильном мраке опочивальни фигура склонилась над ним.

Затем… он внезапно почувствовал на лбу… ледяное прикосновение, а секунду спустя соседняя подушка опустилась ему на голову — тяжелая, как мешок с песком. Это тотчас же побудило его к действию.

Джеймс рванулся вверх, пытаясь ухватить незваного гостя, но пальцы поймали лишь пустоту… если не считать крохотного кусочка льда!

Его мозг лихорадочно соображал.

Лед? Настоящий лед? Это не могло быть не чем иным, кроме как кусочком реальности, явившимся откуда-то снаружи, из снежной ночи. Точнее, — из зловещей неизвестности!

Он вскочил с кровати и бросился в погоню за фигурой в белом, но оказался недостаточно проворен по сравнению с беглецом. Подбежав к шкафу, заглянул туда и увидел узкий проход, судя по всему, ведущий к винтовой лестнице, откуда доносился звук поспешно удаляющихся шагов.

— На этой драматической ноте, — улыбнулся Боб Бриджес, — позвольте закончить сию рождественскую историю о привидениях или… почти о привидениях. Человека, подстроившего все это, дабы избавиться от богатой жены, конечно же, арестовали, но его не признали виновным даже в покушении на убийство. На суде он заявил, что просто хотел подшутить, и отделался лишь незначительным условным сроком.

— Подумать только: и такая жуть приключилась в этом самом доме! — с дрожью в голосе воскликнула Мэрилин. — Хорошо еще, что давным-давно. Когда вы сказали, Боб? Под Рождество на пороге нового века?

— Да, именно с этого я и начал — мне показалось, это задаст самый подходящий тон для такой истории. Но, знаете ли, век следует за веком. Совсем как сейчас: двадцатый закончился, двадцать первый наступил…

— Так вы хотите сказать… что этот тип, задумавший гадский фокус с льдинкой… явно взятой из современного холодильника… по-прежнему разгуливает на свободе?!

— Конечно.

Мэрилин вскочила, нервно сжимая кулачки, и пронзительно завизжала:

— Адам! Где Адам?!