02.Кровь на штыках

Туман висел над пустошью, как саван над покойником. Ганс шагал, спотыкаясь о камни, каждый вдох обжигал легкие гарью и сладковатым запахом разложения. Конрад плелся следом, его вечно насмешливые глаза теперь были пусты и тусклы.

Щелчок затвора разорвал тишину.

— Руки где вижу! — голос прозвучал механически, будто из глубины стального чрева.

Из мрака выступили десять фигур в рваных плащах, со штыками, блестящими в лунном свете. Впереди — он!

Его сутана была сшита из когда-то красной ткани, пропитанной порохом и кровью, броня состояла из стальных наплечников с выгравированными псалмами и кирасой со множеством отметин от когтей монстров и пуль еретиков. Но страшнее всего был его лицо — вернее, его отсутствие. Противогаз с кровавым крестом на фильтре скрывал все, кроме глаз. Глаз, в которых не было ничего человеческого.

— Беглецы? — прошипел он, и голос его звучал как скрежет железа по стеклу. — Или предатели?

Конрад попытался ухмыльнуться, но получился лишь оскал:

— Если бы мы были предателями, нам бы хотя бы платили.

Выстрел прогремел, осветив на мгновение пустошь. Пуля просвистела в сантиметре от виска Конрада.

— Следующая — между глаз.

Ганс шагнул вперед, чувствуя, как подкашиваются колени:

— Мы — кадеты Бранденбурга. Нас взяли в плен, но мы...

— Бежали, — перебил Франциск. Он медленно провел рукой в кожаной перчатке по стволу пистолета….

—Франциск. Отец-командир Франциск из ордена Святого Игнатия.

Ганс шел в центре колонны, чувствуя, как винтовочный приклад одного из пилигримов упирается ему между лопаток.

— Быстрее, кадет, — шипел сквозь противогаз священник-воин. — Они уже близко.

Конрад, шагавший впереди, обернулся:

— Кто близко? Вы вообще что-то видите в этом проклятом тумане?

Ответом стал выстрел где-то справа. Один из пилигримов рухнул на землю, сраженный пулей в горло. Кровь фонтаном хлынула сквозь противогазную трубку.

— В укрытие!

Пустошь ожила. Из тумана выныривали тени — десятки фигур в рваных балахонах, с винтовками, обмотанными колючей проволокой. Их лица скрывали маски похожие на птиц. Ганс прижался к валуну, поднимая с земли винтовку мертвого бойца.

— Это они! — крикнул он Франциску. — Те, кто напал на поезд!

Священник перезаряжал свой "Люггер", не глядя:

—Это Братство Крылатых. Они идут за вами.

Конрад, стреляя навскидку, заорал:

— Прекрасная новость!

Штыковая атака захлебнулась в взрывах гранат. Пилигримы заняли круговую оборону, но их было слишком мало. Ганс увидел, как один из культистов вскарабкался на валун и прыгнул на отца Франциска. Длинный нож блеснул в воздухе — но священник развернулся и выстрелил в упор. Голова нападавшего разлетелась, как перезрелый плод.

— Братья! Кадеты! За мной!- И устремился вверх по холму.

Старый дот возвышался над пустошью, как гниющая гробница. Бетонные стены, изъеденные осколками и временем, дырявили туман желтыми глазницами амбразур. Ганс бежал последним, чувствуя, как горячая струя крови из раны на плече заливает спину.

—Внутрь, черт возьми! - орал Конрад, таща за собой раненого пилигрима.

Последние метры до укрытия казались вечностью. Пули выбивали куски бетона, осыпая их белой пылью. Один... два... три выстрела - и пилигрим, прикрывавший их отход, рухнул лицом в грязь, его спина превратилась в кровавое решето.

Стальная дверь захлопнулась за ними с глухим звоном. Отец Франциск, прислонившись к стене, снял противогаз. Его лицо было мокрым от пота, а в глазах горел холодный огонь.

Ганс прислонился к холодной стене, пытаясь перевести дыхание. Внутри дота пахло плесенью, порохом и чем-то кислым.

"Это они," - прошептал Конрад, перевязывая раздробленную кисть. - "Те самые ублюдки из лагеря."

Снаружи раздался вой - нечеловеческий, протяжный. Точно такой же они слышали в ту ночь, когда их поезд сошел с рельсов.

Франциск медленно вставил новую обойму в "Люггер":

—Братство Крылатых. Они идут за вами.

Ганс выглянул в амбразуру. В тумане мелькали тени - высокие, с неестественно длинными руками. На некоторых все еще болтались лохмотья тех самых балахонов с вышитыми перьями.

—Почему? - спросил он, ощущая, как пальцы сами сжимают винтовку. - Что мы им сделали?

Ответом стал удар по двери - такой силы, что стальные петли завизжали. Затем второй. Третий.

Франциск перекрестился:

—Вы видели Гнездо. А свидетелей они оставляют только мертвыми.

Конрад хрипло рассмеялся:

—Ну что ж, по крайней мере, выбор прост.

Когда дверь рухнула внутрь, заполняя помещение клубами пыли и тумана, Ганс уже стоял на колене, прицелившись в первый силуэт. Его первый выстрел разорвал тишину, осветив на мгновение безумные глаза под капюшоном.

То, что началось потом, нельзя было назвать боем. Это была бойня в бетонном гробу. Они стреляли почти в упор, били штыками, рвали зубами. Когда закончились патроны, Ганс схватил окровавленный топор пилигрима.

Последнего культиста добил Франциск, вонзив штык ему в основание черепа. Тишина, наступившая после, была почти нереальной.

Конрад, облизывая разбитые губы, первым нарушил молчание:

—Мы победили? Значит... мы теперь герои?

Отец Франциск медленно перезаряжал свой "Люггер", холодным взглядом окидывая поле боя. Шесть выживших пилигримов из десяти.

— Нет, — ответил он, щелкая затвором. — Теперь вы — настоящие солдаты.

Они похоронили пилигримов прямо у стен дота. Четыре деревянных креста, скрепленных колючей проволокой.

—Requiescant in pace, bellatores Christi, — прошептал Франциск, осеняя могилы знаком креста.

Ганс стоял, сжимая в руках чужую винтовку. Он не знал этих людей, но они умерли за него. Теперь их глаза будут сниться ему вместе с остальными призраками.

Шесть пилигримов встали в круг, их ржавые шлемы склонились в последнем салюте. Ганс заметил, как один из них — молодой, с ожогами на щеках — сжимает в руке медальон с изображением женщины.

После похорон они разбили лагерь в полуразрушенном бункере. Шесть выживших пилигримов, отец-командор и двое кадетов, которые за короткий срок уже стали ветеранами пустоши.

— Костер не разжигать, — приказал Франциск, снимая противогаз. Его лицо в сумерках казалось высеченным из старого камня. — Сухари и воду распределить на всех.

Конрад, сидя на ящике из-под патронов, мрачно разглядывал черствый хлеб:

— На пиршество не тянет.

Один из пилигримов протянул Конраду флягу:

— Святая вода. От нервов.

Жидкость внутри пахла спиртом и миррой. Конрад сделал большой глоток и закашлялся.

— Действительно Святая! Даже мертвеца оживит!

Франциск разложил на ящике карту.

— До "Перста Апостола" — два перехода. Но здесь... — он ткнул пальцем в перекрестье дорог, — ...их застава. Там мы сможем полонить припасы и передать вас военным.

Ганс почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

В темноте, снаружи дота, раздался шорох. Все мгновенно схватились за оружие.

— Стервятники, — пробормотал пилигрим с ожогами, но пальцы его белели на спусковом крючке…

Утром они позавтракали тем же черствым хлебом и отправились в путь до заставы. Дорога лежала через высохшее русло реки, усеянное костями.

— Они будут преследовать, — сказал Франциск, не оборачиваясь. — Но теперь мы знаем их почерк.

Конрад швырнул в кусты пустую гильзу:

— Отлично. Значит, в следующий раз просто не будем попадать в засаду.

Пилигримы не засмеялись.

Застава ждала. А в тумане, позади среди крестов , что-то шептало…