1:72

Когда в третий раз за месяц по телевизору показывают падающий самолёт — ты замираешь. А когда в четвёртый — выключаешь телевизор и начинаешь искать коробку с детскими моделями в кладовке.

Там она и лежала — пыльная, с надписью фломастером «Артём. Машинки», но я-то знала, что под машинками — кое-что другое. Наше маленькое кладбище.

Игрушки, которые убивали.

То

Прошло два года. Артём повзрослел. Он теперь не бросает машинки с балкона и не устраивает ралли по кошке. Он собирает — аккуратно, методично, с щепоткой перфекционизма. Самолёты. Поезда. Иногда корабли.

Я старалась не думать. Считала, что всё в прошлом. Криминальные авторитеты, мистические леденцы, люди, погибающие потому, что мой ребёнок уронил игрушку — всё это теперь казалось сном, который не повторится.

Но кое-что повторилось.

Три дня назад Артём склеил из коробки «Звезда» модель штурмовика Су-25. Он не играл с ним, просто любовался: кабина, крошечные ракеты под крылом, точно выточенные турбины.

А вчера — этот самый самолёт упал, в точности такой же, на военном полигоне в Тверской области.

Пилот погиб. Причины — неизвестны.

Сегодня утром нашла в почтовом ящике записку. Всего одно слово, напечатанное как будто на раздолбанной армейской печатной машинке:

"Копии"

Я стояла на кухне, вцепившись в этот листок, и чувствовала, как возвращается то самое мерзкое ощущение. Как будто кто-то снова включил скрытую программу, которую я годами пыталась перезаписать обычной жизнью.

Нет, это не случайность.

Это возвращение.

И я знаю: за каждым сантиметром пластика, за каждой шершавой деталью корпуса кроется нечто гораздо большее.

Артём снова в игре. Только теперь — не он один.

Есть люди, которые по утрам медитируют. Есть, которые пьют кофе с корицей и смотрят в окно, философски размышляя о смысле жизни. А есть я — Лилия... Сергеевна, женщина с потемневшим прошлым, сыном с апокалиптическим хобби и почтовым ящиком, который приносит исключительно дурные вести.

Я не стала устраивать панику. Ну, почти. Просто подмела пол трижды, намыла ванную, выпила две валерьянки и позвонила своему бывшему... не то чтобы любовнику, не то чтобы врагу — скорее, неудобному знакомому, у которого когда-то были связи в «органах». Теперь он был риелтором и не слишком успешно скрывал, что любит за мной подсматривать в Instagram.

— Слушай, ты не слышал про странные инциденты с самолётами?

— Ну, были. Один в Германии, один в Испании. Военные. Наш вот, на днях ушел в ноль. Говорят, совпадение.

— Угу, совпадение. Как смерть от чайной ложки — редкое, но прицельное.

Я повесила трубку и пошла в комнату Артёма.

Он сидел за своим столом, окружённый коробками с надписью «Tamiya», «Zvezda», «Revell». На коробках аккуратно стояли три самолёта, собранные, покрашенные с любовью и терпением.

— Мам, смотри, я "утёнка" почти доделал, — сказал он, даже не поворачиваясь.

— А "грач" у тебя где?

— В коробке. Я его случайно уронил. Стойка шасси отлетела.

Я сглотнула.

Уронил.

Шасси отлетело.

Пилот погиб.

Мир снова сдвинулся на пару миллиметров в сторону безумия.

— Артём, а ты… чувствовал что-то, когда делал его? Ну, что он… живой?

Он посмотрел на меня. Его взгляд был не детским. Не взрослым. Каким-то… сторонним.

— Они все живые, мам. Просто ты не умеешь слушать, когда они дышат.

Тут мне стало по-настоящему страшно.

И не потому, что он сказал это — а потому, что он был прав.