100+ 1 жизнь

Воспоминания приходят внезапно.

Они вспыхивают, как сверхновые на тёмном своде подсознания, заставляя задуматься в более взрослом возрасте или не думать совсем в юном…

Марина Владимировна была женщиной властной и крайне ответственной. По этой причине уведомление о том, что сегодня последний день передачи показателей счётчиков, застало её врасплох и ввергло в стрессовое состояние. Позабыв обо всём, она кинулась с листком и ручкой в нишу под раковиной. Не совсем удобное расположение счётчиков, но после покупки квартиры всё не доходили руки вынести их на более подходящее место.

«Сама виновата, — укорила она себя мысленно: — Упустила этот момент во время приёма отделочных работ»

Потом было поздно, подходил срок родов. А затем не хотелось разводить пыль и грязь, пока ребёнок маленький. Её беременность в тридцать восемь лет стала для них с мужем неожиданностью и позволила впрыгнуть в один из последних вагонов родительства. Они оба фанатели от карьеры и не страдали из-за отсутствия детей в их жизни. Марина Владимировна отошла от дел и посвятила себя воспитанию дочери. Её приятно удивило удовольствие, получаемое от материнства. Теперь её звали исключительно мама, и ей это нравилось.

На плите истерично зашипело, громко брякая крышкой. Марина Владимировна дёрнулась, стараясь скорее покинуть тесное пространство, отчего больно ударилась головой о раковину и выронила телефон, которым подсвечивала циферблат в это время. Она непроизвольно выругалась, и схватившись за ушибленное место, поспешила к плите, где второпях схватилась за крышку, из-под которой вырывался пузырящийся поток, наполняющий кухню специфическим запахом гороха и гари. Мгновенная боль пронзила руку, вынуждая разжать пальцы. И тут она выругалась второй раз. Пронзительный звон металла о мрамор почти заглушил неприличный возглас.

Да, она была женщиной, матерью и воспитанным человеком. Но в этот момент всё сложилось таким образом, что она непроизвольно поддалась разрушительной деструктивной программе, которой её заразил, словно вирусом, ещё в детстве отец, бывший обычным работягой без замашек на аристократизм. Она замерла и испуганно обернулась назад. За столом сидела её дочь с разложенными на столе игрушками и смотрела на неё голубыми, как чистые небеса, глазами. Марина Владимировна судорожно сглотнула. Она не хотела, чтобы её ребёнок когда-нибудь матерился.

— Нинель, не слушай маму, — натянуто улыбнулась она, испытывая неподдельный стыд за себя. — Это плохие слова.

Дочка ничего не ответила и снова вернулась к игрушкам. Марина Владимировна облегчённо выдохнула и принялась убирать следы затопления, когда за спиной раздалось необычайно чёткое:

— Мою маму звать Света.

Она удивлённо обернулась. Дочь, как ни в чём не бывало, старательно причёсывала одну из своих кукол.

— Что? — по инерции переспросила она.

Нина отложила кукольную расчёску и, посмотрев прямо в глаза, повторила:

— Мою маму звать Света.

— У куклы ты имела в виду? — с улыбкой уточнила она.

— Нет, мою.

Марина Владимировна опешила. Если честно, то жизнь её к такому не готовила. Можно было подумать, что дочь её разыгрывает. Бред какой-то. Ей всего четыре года. Она на такое неспособна.

— Нинель, но я же твоя мама.

— Моя мама умерла вместе со мной.

Лёгкий холодок пробежал по спине, заставив вздрогнуть. Она не могла понять, откуда её дочке вообще знать о смерти.

— Ну как же так? Ты жива и, слава Богу, здорова.

— Это временно.

У Марины Владимировны задрожали руки. Нина говорила серьёзные вещи, не отвлекаясь от переодевания куклы. Она подошла, села на стул рядом и внимательно посмотрела на дочь.

— Почему ты думаешь, что умерла?

— Я потеряла тело. И мама потеряла тело. Нам пришлось уйти.

— Куда?

Дочь чуть отвлеклась, неопределённо махнув рукой:

— Туда.

— Нинель, — позвала Марина Владимировна, ласково погладив по голове дочь. — Посмотри на меня. Я твоя мама.

— Я знаю. Я сама тебя выбрала.

Марина Владимировна чуть замерла, окончательно позабыв о варившемся горохе.

— Ну, у тебя же не может быть две мамы?

Дочка не ответила, пожав плечами, и снова вернулась к игре. Больше её дочь ничего необычного не говорила, словно бы ей это наскучило. На все дальнейшие вопросы она просто пожимала плечами и добавляла едва обижено: «отстань». И Марина Владимировна отстала. Ну что не взбредет в голову ребёнку?

Она бы даже обо всём позабыла, если бы на следующий день Нина не вцепилась в детском саду в ноги человеку, пришедшему за другим ребёнком. Её дочь рыдала так, что плач разрывал душу, выворачивая её наружу у всех, кто там присутствовал. Заходясь почти истерическими рыданиями, она кричала:

— Мама! Мама! — из всех сил цепляясь за незнакомого человека.

Что было ещё более странным. Так это то, что мамой она называла пожилого мужчину. Усилиями психолога дочь удалось успокоить, а вот садик пришлось сменить.