— Арина, что значит твоё не хочу? — Маринка с возмущением уставилась на меня своими огромными голубыми глазищами. — Сейчас время, когда все гадают.
— Глупости! — не согласилась я. — Далеко не все этим занимаются. И нам, я считаю, давно пора бы повзрослеть. Ну что за святочные гадания, когда тебе уже даже не …дцать, — не стала говорить сколько, а только вздохнула. Цифра тридцать с хвостиком пугала своим всё удлиняющимся хвостом.
Каждый год в ночь с тринадцатого на четырнадцатое мы собирались, чтобы спросить у потусторонних сил совета: как нам жить, что ждать и исполнятся ли наши сокровенные мечты?
На самом же деле нам просто нравилось встречаться, сидеть за столом, делиться бедами-радостями, смеяться над предсказаниями.
Однако в этом году у меня вообще не было желания тащиться на устроенный подругами праздник живота. А уж заниматься ерундой, типа гаданий, тем более. Обязательно начнут глупые вопросы задавать и ржать, как кони.
— Так, Игнатова, не порть нам здесь праздничное настроение. Поняла? — Ирка упёрла руки в свои массивные бёдра и уставилась на меня возмущённым взглядом. — С каких это пор ты стала отрываться от коллектива? Все, значит, все!
— Девочки, налейте ей ещё успокоительного. Зря мы, что ли, смешивали настойки? — внесла свой вклад в уговаривание меня Ольга.
— Не надо, — я быстро поднялась с кресла. — Хватит с меня вашей валерьянки, пиона, пустырника и всякой малины со смородиной! У меня и так голова кружится. Давайте уже гадать, если вам так приспичило к одному месту.
— Вот сразу бы так! — довольно произнесла Маринка, пристраиваясь на первый попавшийся стул. — Ой, Ирка, а я ножницы забыла на кухне.
— Сейчас принесу, — полная шатенка, игриво покачивая бёдрами, отправилась за инструментом.
— Пятой точкой можно было и не вертеть! Здесь мужиков нет, — не выдержала Ольга.
— Завидуй молча, — бросила через плечо Ирка. — Бутербродов кому захватить?
— Мне! — тут же оживилась Маринка, перетягивавшая книгу бечёвкой. — И «фуфырик» можно сюда притащить. Там как раз по несколько капель осталось.
— Я не буду! — сразу отказалась я. — Девочки, имейте совесть, я до дома не доеду.
— А мы тебя в такси запихнём и попросим водителя, чтобы он тебя из машины вытряхнул по месту назначения, — миролюбиво ответила Маринка. — Не дрейфь, нам всем домой. В конце концов, в аэропорт никому не надо, так что куда-нибудь доедешь.
— Спасибо. Тебе легко говорить, тебя Пашка встретит, — буркнула я, с завистью взглянув на подругу.
— Не встретит, у него сегодня ночная смена, а Саньку я маме отвела. Так что я женщина во всех смыслах свободная, и могу даже слегка проехать мимо дома, — игриво добавила она.
— Ой… ты… и мимо дома… — закатила глаза Ольга. — Не смеши.
— Вот ваш «фуфырик»! — вернувшаяся Ирка поставила на стол поднос с хрустальным графином, рюмочками и тарелкой с бутербродами. — Собрала все, что остались на столе.
— Ну, мы и трескаем, девки! — покачала головой Ольга. — Опять после наших посиделок буду два дня разгружаться.
— Так, хватит тут разводить демагогию! — приказала Маринка. — Мы зачем собрались? Гадания у нас святочные, не забыли? Все едят, пьют и веселятся. Кстати, а вы мои грибочки доели? Если нет, то обижусь. Быстро вызываем дух Пушкина и возвращаемся к поеданию.
— Опять Пушкина… — закатила глаза Ольга. — Может, на Грибоедова уже перейдём.
— Никаких Грибоедовых! — отрезала Маринка. — Пушкин уже проверен. Чай не первый год вызываем.
Мы расселись на стулья. Маринка продела большие металлические ножницы в бечёвку, после чего двое из нас взялись указательными пальцами за левое кольцо, а двое — за правое. Я держалась вместе с Иркой.
— Здравствуйте, дух Александра Сергеевича Пушкина, — замогильным голосом произнесла Маринка. — Вы тут?
Сборник сочинений поэта слабо дёрнулся. Я всегда была уверена, что Маринка, как инициатор ежегодных святочных гаданий, сама книгу и крутит.
— Здесь, — шёпотом произнесла Маринка. — Вы будете с нами разговаривать, Александр Сергеевич? Да — налево, нет — направо.
Книга медленно повернулась влево. Это была ежегодная вступительная часть. А дальше уже можно было импровизировать.
— Будет, — обрадовалась Маринка. — Александр Сергеевич, скажите, пожалуйста, а Паше зарплату в этом году повысят?
Мы уставились на сборник. С минуту ничего не происходило, потом книга опять медленно поползла влево.
— Повысят! — радостно воскликнула Маринка.
Я хотела скептически фыркнуть, что начальство её мужа пока об этом не в курсе, но не стала. Маринка была фантазёрка и верила во всякую всячину.
— А грудь я в этом году сделаю? — неожиданно спросила Ольга, и все с интересом уставились на неё, забыв на несколько мгновений про книгу.
Это уже было интересней. С минуту сборник оставался неподвижным, потом дёрнулся влево и замер. Мы всё своё внимание сосредоточили на гадание. Неожиданно дух Пушкина словно передумал и решил изменить своё мнение и двинуться вправо, но будто наткнулся на преграду и застыл на месте. Больше ничего не происходило.
— Это что? — Ольга непонимающе посмотрела на книгу, потом на нас. — Это как понимать? Сделаю наполовину? Одну левую?
— Правую в следующем году, — хихикнула Ирка. — По всей видимости, в этом ты только на одну накопишь.
— У меня уже есть, — надулась Ольга. — Я просто жду хирурга, который мне нравится.
— Тебя нравится хирург или как он сиськи делает? — на Маринкином лице расползалась улыбка.
— И то и другое, — буркнула Олька. — Ваш Пушкин сдулся. Говорила, надо Грибоедова вызывать.
— Девочки, не ссоримся! У нас дух на связи. Александр Сергеевич, а Арина в этом году замуж выйдет?
— Ну ты чего, Маринка?! — возмутилась я. — Никуда я не выйду!
— Выйдешь! — радостно заявила подруга, тыкая пальцем свободной руки в книгу.
— И правда, Игнатова, что это ты за духа решаешь? — пряча улыбку, спросила Ольга. — Пушкин лучше тебя знает.
— Ой, да ну вас! — я прекратила поддерживать ножницы, и сборник едва не упал на пол.
— Ты что, с ума сошла? — возмутилась Маринка. — Правила забыла? Хочешь, чтобы к тебе ночью Пушкин пришёл?
— А что здесь плохого? — взялась вредничать я. — Чайку попьём, поговорим о том о сём.
— Арина, прекрати, — Ольга состроила гримасу, незаметно кивая на обиженную Маринку.
Мне стало стыдно. Если я не верю, то не стоит человеку портить настроение. Я снова подхватила ножницы указательным пальцем.
— Прости, Марин, — легонько толкнула подругу рукой в бок. — Это всё нервы.
— Вот увидишь, — шепнула мне Маринка. — В этом году обязательно сыграешь свадьбу. Пушкин меня ещё ни разу не обманывал.
— В том году он пообещал мне новую машину, — сказала Ольга. — И я ведь, правда, девочки, купила.
— А я шутя спросила про свекровь: свалит она от нас или нет? — вспомнила Ирка.
— И что? — мы посмотрели на неё.
— Так ведь она купила себя дачу с газовым отоплением и теперь сидит там безвылазно. Мы её почти и не видим.
— Вот! — радостно проговорила Маринка, обращаясь ко мне. — А ты говоришь: неправда. Правда, Игнатова! Будем в этом году на твоей свадьбе гулять. Ведь будем?
Мы уставились на книгу. Не знаю, почему, но мне было жизненно важно увидеть ответ. Сборник стихов медленно повернул вправо.
— Значит, распишетесь и всё, — подчёркнуто громко сказала Маринка. — И то, правда, зачем деньги на свадьбу тратить? Ну что? Давайте теперь блюдечко гонять?
Минут тридцать мы двигали блюдце туда-сюда, пока Маринку не осенила очередная идея:
— А давай, Аринка, мы тебя перед зеркалом посадим? Это самый верный способ узнать: будет жених или нет? Если увидишь, значит, и свадьбе быть. Только сначала по бутербродику с грибочками и пару капель для храбрости.
После радостного пожелания друг другу всех благ, и поедания остатков прежней роскоши с лососем и красной икрой, девчонки загорелись высказанной идеей. Им было важно узнать: придёт ко мне суженый-ряженый или нет? Мне было всё равно, а им нет, словно от этого зависела их собственная жизнь.
Графинчик, любовно именуемый Маринкой «фуфыриком» медленно подходил к концу. Я уже не сопротивлялась, а плыла по течению. В конце концов, кто может заглянуть в маленькую гардеробную посреди ночи? Только какой-нибудь бездомный, как и я, бомж. Возвращаться в квартиру к опостылевшему Соловьёву, не хотелось. Куда делась моя влюблённость? Я его последнее время даже видеть не могла.
Наконец, гардеробная общими усилиями была освобождена. У меня странно кружилась голова. Я подумала, что «капли для олимпийского спокойствия» оказались для меня слишком крепкими.
Подруги затащили в освободившееся помещение большое зеркало, раскладной стол и стул. На стол поставили две горящие свечи. Не знаю, где Маринка что брала, но она мне на листке написала нужные слова и торжественно вручила в руки.
— Слушай, Аринка. Мы сейчас уйдём, а ты садись. Как останешься одна, прочитай вслух вот этот заговор, а потом смотри в зеркало, не мигая, и проси про себя, чтобы суженый-ряженый явился. Как только его увидишь, надо закрыть зеркало. Поняла?
— А если не увижу? — я скептически осмотрела место гадания. Главное, не задохнуться. А то жизненного пространства и так мало, а здесь ещё и две свечи горят.
— Что значит, не увидишь? — нахмурилась Маринка. — Обязательно увидишь! Только не забудь зеркало накрыть, а то утащит.
— Куда? В пещеру?
— Не знаю, — серьёзно так посмотрела на меня подруга. — Завязывай ржать! Это очень серьёзно. Мне это заговор тётка оставила. Его передают из поколения в поколение у нас. Я так Пашку в восемнадцать увидела.
Я недоверчиво на неё посмотрела. Хотела спросить: сколько они перед этим употребили, но потом не стала обижать. Что мне трудно посидеть одной десять минут при свечах? Подруги ушли, оставив меня одну. Я посмотрела на себя в зеркало. От свечей на лицо легли странные тени.
— Бе-е-е… — показала я сама себе язык. — Ну и кому ты нужна, Игнатова? Суженый-ряженый, в хламиду обряженный, явись перед мои ясные очи. В ночи приди, любовь подари, сердце унеси, геморрой наживи, — на память проговорила я, кое-что сочиняя от себя.
Точно не помню, но примерно такая белиберда и была написана на бумажке. Я во всё это не верила, и читать не собиралась. Всё это было для молоденьких дурочек, мечтающих о любви с первого взгляда. Я эту стадию уже переросла. Но если подруги под дверью подслушивают, то моё бормотание они должны услышать и успокоиться.
Пламя дрогнуло, и моё лицо исказилось очередной гримасой. Интересно, и долго я должна пялиться в зеркало?
Время тянулось медленно. Я сидела и думала: можно ли мне уже выходить, чтобы Маринка не обиделась? И вдруг по зеркалу пошла рябь. Прямо как по водной поверхности. От неожиданности я вздрогнула. Досиделась со свечками! Закрыв глаза, потрясла головой. А может, допилась успокоительного? Вот говорил отец, что чрезмерное употребление до добра не доводит.
Открыв глаза, облегчённо выдохнула, когда увидела, что зеркало как зеркало. Глюки! Поняла, что пора заканчивать с высиживанием суженых-ряженых, неизвестно во что обряженных. Возможно это кислородное голодание из-за свечей. Да и голова какая-то тяжёлая стала. Решительно поднялась и остолбенела. Напротив меня стоял мужчина. Мы смотрели друг на друга несколько мгновений, и я в ужасе дёрнула простынь, что подруги повесили на зеркало.
Меня трясло. Свечи упали. Одна погасла, а вторая прожгла ткань и стала быстро поглощать простынь.
— Пожар! — вылетела я из гардеробной и понеслась в ванную.
Через пять минут, когда мы всё потушили, подруги обступили меня.
— Ну? — голубые глаза Маринки требовательно сверлили меня. — Видела?
— Нет! — выпалила я.
— И правильно, — усмехнулась Маринка. — Никому не говори, а то не сбудется.
— А зачем спрашиваешь? — не поняла я.
— Ну, так интересно же, что ты вылетела как пробка, да ещё и простынь сожгла, — сказала Ольга, в чьей квартире мы постоянно и собирались.
— Прости… — виновато пробормотала я. — Куплю завтра новую и отдам.
— Ой, прекрати! Что у меня простыней нет? Ты лучше скажи, симпатичный?
— А шут его знает… — я нахмурилась. Я, и правда, не поняла, кто стоял передо мной. Просто видела, что мужчина. По-моему, темноволосый и, похоже, высокий. Но узнать я его бы точно не смогла.
— Главное, стоял, девки, — с довольным видом произнесла Маринка. — Значит, свадьбе точно быть! Пошлите доедать гуся с яблоками.
— То, что стоял — это точно самое главное, — хмыкнув, выдала Ирка, и все понимающе посмотрели на неё.
— Может, хватит жрать, а то я тресну? — первая отмерла Ольга. — И не пошлите, а пойдёмте.
— Отвяжись, — махнула рукой Маринка и направилась на кухню.
— Да… Девушку из деревни вывезти можно… — вздохнула Ольга, — а вот деревню из девушки... У тебя, Краснова, между прочим, вышка.
— Ну и чё? Моя деревня всегда со мной. Зато я какого гуся запекла! А ты картошку пожарить не можешь.
— Я её просто никогда не ем, — парировала Ольга. — Там сплошные калории.
Я слушала добродушное переругивание подруг, и на сердце у меня неожиданно сделалось тепло. Как хорошо, что они у меня есть.