17-й

- А вот и вы Антон Семёнович! - встретил торопящегося по коридору Макаренко сортудник ЧК Боблев. - Что ж вы так поздно, всех хороших уже разобрали по другим колониям, как бы одни отказники не остались.

Боблев – белобрысый, широкоплечий парень лет двадцати шести в чёрной кожанке, надвинутой на глаза фуражке с лаковым козырьком и с кобурой на боку, курировал в ЧК работу с малолетними преступниками, то есть беспризорниками-рецидивистами совершившими ряд серьёзных преступлений. Сейчас в коридоре у стены, под прицелами всамделишных винтовок крепко удерживаемых вохравцами, сидело всего шестеро ребят. Пять парнишек и одна девчонка. Грязные, оборванные, они в своём юном возрасте (некоторым ещё и двенадцати не было) сильно отличались от сверстников. У них был недетский взгляд.

- Господи, Антон Семёнович, ну зачем они нам?! У нас же прест... простите, воспитанники уже набраны. Куда нам ещё? - вытирая блестящую лысину несвежим носовым платком пытался отдышаться от быстрой ходьбы завхоз Полтавской детской трудовой колонии имени М.Горького Нетребко. - К тому же эти ещё злее наших!

Парочка беспризорников услышав слова завхоза захихикав осклабилась показав чёрные зубы, один громко гавкнул заржав из-за вздрогнувшего от подобного поведения Нетребко и даже попытался вытащить из кепки папиросу, но тут же получил смачную оплеуху от часового.

- Я же сказал! ЗДЕСЬ НЕ КУРЯТ!

Сделав пару шагов к двери (Макаренко знал внутри кабинета заседала комиссия состоящая из его коллег - директоров детских трудовых колоний для беспризорников и несовершеннолетних правонарушителей) Антон Семёнович передумал и обернулся к Боблеву:

- Костя, а скольких уже по колониям разобрали?

Чекист заглянул в сложенную пополам и перетянутую резиночкой синюю тетрадь удерживаемую в руках:

- Да уже две дюжины. Но больше девчонок брали. Наверное думают с ними попроще будет.

Девчонка –подросток с короткой стрижкой ударила локтем одного из беспризорников и громко истерично засмеялась.

- А отказников сколько?

- Пока один, - Боблев сдвинув фуражку на лоб показал подбородком на сероглазого мальчишку в драной белой рубашке и в ботинках не по размеру со сбитыми носками. - Вон 17-й.

Мальчишка вниманием к его персоне не заинтересовался. С любопытством он разглядывал воробья весело прыгающего по веткам вербы за окном.

- А почему 17-й? - спрятав руки в карманы галифе Макаренко, не реагируя на специально вытягиваемые перед ним ноги беспризорников (мужчина ловко и вовремя переступал через них будто делал это не в первый раз) направился к окну.

- А мы не знаем не имени его, ни фамилии. Только кличку. Не говорит, сукин сын. Самый матёрый. Десяток краж подтвердилось, дюжина грабежей и даже два разбоя. В последнем, в феврале месяце, купца Инютина ножом по животу полоснул. Еле откачали, зашивали даже, - бросил в спину советскому педагогу чекист.

Опустив ствол трёхлинейки часового направленного на сероглазого мальчишку в драной белой рубахе, Макаренко присел с ним рядом осторожно, но твёрдо сдвинув в сторону сидевшего рядом сразу на двух табуретках беспризорника с золотым вставным зубом.

- А ты знал, что воробьи однолюбы и потеряв пару переживают об этом всю свою жизнь?

Скуластый мальчишка смотрящий в окно (выглядел он лет на тринадцать-четырнадцать не более) даже голову не повернул в сторону говорившего педагога.

- Мой брат обожал воробьёв и даже как-то притащил одного домой, - тем временем продолжил тот. – Выходил его крыло, откормил, а маленький негодник в благодарность утащил матушкины золотые серёжки. От бабушки достались. Мы их так и не нашли.

Кто-то из беспризорников у стены заржал нахваливая воробья своровавшего барахлишко буржуев, а Макаренко видел, что при упоминании брата челюсти 17-го еле заметно сжались.

- Я очень скучаю по своему брату хоть и понимаю, что увидимся мы с ним не скоро. Возможно никогда.

17-й снова промолчал, но взгляд его с воробья переместился на потрескавшуюся, старую оконную раму почерневшую от намертво въевшейся в неё пыли. Кулачки беспризорника еле заметно сжались, а желваки на скулах заходили ходуном.

- Мы с ним были не разлей вода. Всё делали вместе. Попадали в переделки, выбирались из них...

- А что с ним случилось? - вдруг повернулся в кресле к педагогу сероглазый мальчишка из-за чего вохравец снова вскинул винтовку, а Боблев от изумления выпучил глаза.

- Он не поддержал Октябрьскую революцию и эмигрировал за границу. Кажется, в Германию. Я пытался с ним связаться, но он не хочет отвечать.

- Ну и дурак, - опустил голову 17-й вцепившись пальцами в коленки.

- Как тебя на самом деле зовут? - не двигаясь с места мягко улыбнулся Макаренко понимая, что пробил ледяную корку защищающую малолетнего преступника.

- Не скажет он, - пробубнил себе под нос чекист. - Нам не сказал...

- Сема я. Семён Афанасьевич.

- А почему 17-й?

- Потому что в семнадцатом умерли от тифа мои родители и старший брат, - выпалил мальчишка будто куда-то торопился.

Макаренко вздохнул, потом взъерошил волосы Семёна и только потом улыбнулся. Поднявшись на ноги он твёрдо взял его за руку:

- Пойдёшь с нами. О семье расскажешь по дороге. Хорошую, дружную компанию я тебе обещаю. Иногда друзья тоже могут быть семьёй. Скоро ты в этом убедишься.

Кивнув разводящему руками в стороны Боблеву: «Вы опять меня удивили Антон Семёнович», и быстро чиркнув что-то в его тетради, Макаренко быстрым шагом направился по коридору к выходу.

- Товарищ начальник! – бросился за педагогом завхоз. - Антон Семёнович, вы точно решили его взять? Может передумаете?

- Не передумаю, Иван Иваныч.

- Это ж под него надо всё пересчитывать! - кричал вслед Нетребко. - Комплект белья, мыло, паёк...

- Пересчитаешь.

Замерев на месте, завхоз снова достал из пиджака платок и вытер им лицо, а затем удерживая под мышкой коричневый портфель вновь устремился за начальником:

- Антон Семёнович, ещё один вопрос. А кто такие отказники?

- Отказники? - остановившись Макаренко вынул из кармана галифе портсигар. - Понимаешь Иван Иваныч, это те беспризорники, что совершили ряд тяжких преступлений и директора детских исправительных колоний не захотели их брать в свои учреждения. Я их не виню. Огромная ответственность, труд, а если сбежит и набедокурит так вообще беда...

- А куда их потом? – ловя выскользнувший портфель у самого пола спросил завхоз. - Ну после отказа? Если никто не захотел?

- Куда? - пропуская 17-го вперёд и запахнув полы шинели Макаренко придержал входную дверь. - На кладбище Иван Иванович, на кладбище. Мы их последний шанс. Самый последний…