1938: Осень

Лопасти вентилятора вращаются так же бессильно, как проворачивается винт, когда двигатель мертв, прострелен навылет, а крутит его набегающий в затяжном падении поток. Ветерок не помогает от липкой жары, ее дважды, трижды в день сменяет проливной дождь, которым накрывает город, оседлавший изгиб бурой реки. Влага не успевает высохнуть, от улиц и реки идет запах гнили, прения, острый, опасный, мертвящий. На углах зданий вдоль рю Поль Бланши расцветает разноцветная плесень, туман, возникающий в перенасыщенном водой воздухе, питает ее и простыни влажны то ли от пота, то ли от мокрой жары.

Он попытался ухватиться взглядом за бессмысленно крутящийся вентилятор и усилием воли остановить его. Все равно никакого толка от него нет. Потер заросший щетиной подбородок – фу… даже у пота на губах разбавленный вкус – половина непрекращающегося дождя, половина соли, которую этот преющий сам в себе город, выжимает из его тела.

Здешний дождь в сезон не похож на обычные осадки. Это ровные, как по линейке, жирные серые струи, гудящие словно ленточная пила, прижимающие всё, что может подниматься в воздух, к полосам и загоняющие в ангары. В короткие промежутки условной сухости на рулежных дорожках начинается толкотня - все стремятся быстрее сняться, а частый визг колес по мокрому бетону на посадке только добавляет нервов.

Внизу сосед-индус, кажется, вышел из опийной комы и дотянулся до своего ситара. Сквозь перекрытия и решетчатую дверь поползли липкие певуче-стонущие звуки, в которых не было никакого толка или ритма, мелодия, которую нашептывали горе-музыканту его апсары со змеиными глазами, прихотливая как извивы дыма от сандаловых палочек, от нее становится еще липче и жарче. И от этих звуков, похожих на навязчивые, то ослабевающие, то усиливающиеся мелодии в голове у сумасшедшего, мучительно хочется то ли накуриться вместе с исполнителем до полного отупения, то ли пустить себе пулю в висок.

Вся французская администрация еще месяц будет отдыхать в горах, где прохладно, или на побережье. Остались только местные чиновники, ремесленники, прислуга, нищие и великая армия из трех тысяч проституток насквозь сифилизированного стотысячного города Сайгона, столицы Французского Индокитая.

И кстати о пулях… Где пистолет? Вот он, родимый. Патрон в патроннике, достаточно взвести курок и надавить на спуск. Но не сегодня.

«Разлагаетесь, товарищ Серебров. Декаданс у вас полный… - и тут же возразил сам себе – Не декаданс. Ненавижу ждать и догонять, а ждать здесь нужно еще сутки, пока информация пройдет туда-сюда. Лучше драка, пальба – но не это. Не это разложение под вяло крутящимся вентилятором и постоянное ожидание какой-то гадости с пистолетом под боком…».

Сквозь щелястые рассыпающиеся жалюзи просачивается свет, снова светит через перенасыщенное водой небо желтоватое солнце. Активность сейчас проявлять глупо, элементарно глупо. Скорее всего, они именно этого и ждут, как акула, которая ждет всплесков раненой рыбы. И действовать будут без тонкостей и восточных поклонов, а напрямик, как та же акула, быстро и эффективно. Поэтому все идет именно так, как нужно. Бездействуя, лежа во всех смыслах на дне, как затаившаяся у вражеского порта подлодка, он поступает правильнее всего. Он привстал и отпил несколько глотков прокипяченной воды с лимонным соком и небольшим количеством коньяка, чтобы убить всю ту заразу, которая при случае косила местных лишь самую малость хуже, чем европейцев. На секунду стало немного легче.

Он снова постарался загипнотизировать мелькающие лопасти и, чтобы дать пищу мозгам, начал вспоминать, как началось все то, что привело его в полутемный номер «Винь-Нгьем» под вентилятор, тщетно пытающийся справиться со всепроникающей липкой жарой...