25 июня

25 ИЮНЯ

Двадцать второе, двадцать третье, двадцать четвертое, двадцать пятое.

Я мысленно загибал пальцы.

Пошел уже четвёртый день войны.

Я стоял рядом с вагоном и курил.

Мы в Смоленске и непонятно когда двинемся дальше. Из графика с первого дня уже выбились и ползем теперь как черепаха.

Нет, черепаха нас обгонит…

Впрочем, есть ли у таких составов, как наш, график движения?

Ну, какой-то должен быть…

Сломала война в одночасье все графики, планы и расписания. Многое сейчас как-то неопределенно и по ситуации.

Неопределенно…

Поэтому, хочется очень сильно знать, что происходит.

Я курю и слушаю.

— Немецкий лётчик, взятый в плен после того, как его самолёт был сбит нашей авиацией на советско-финской границе, заявил: «С русскими воевать не хотим, дерёмся по принуждению. Война надоела; за что дерёмся, не знаем».

На одном из участков фронта немецкие войска шли в бой пьяными и несли большие потери убитыми и ранеными. Пленные немецкие солдаты заявили: «Перед самым боем нам дают водку».

Молодые бойцы-зенитчики Н-ской части в первый день боёв ещё неуверенно вели огонь по самолётам противника. На другой день эти бойцы уже действовали хладнокровно, стреляли метко и сбили за день 9 германских бомбардировщиков…

Это вокзальное радио сводку передает. От Совинформбюро. До сегодняшнего дня этого самого Совинформбюро не было, а сейчас — есть. Ну, может и было, но я его сводок не слышал.

Спросил сокурсников — тоже не слышали. Значит, это что-то новое.

— Наши лётчики Н-ской авиационной части в воздушных боях сбили 10 самолётов противника. Командир полка, Герой Советского Союза майор Коробков сбил два бомбардировщика противника; радист-стрелок Шишкович во время исполнения боевой задачи сбил два самолёта противника системы «Мессершмитт». Командир Сорокин при выполнении боевой задачи девяткой самолётов был атакован 15-ю самолётами противника, в бою сбил 6 самолётов и потерял четыре. Майор Ячменёв, будучи ранен в обе ноги, отказался ехать в госпиталь и продолжал выполнять боевые задачи.

Лётчики Н-ской авиачасти (район Станислава) сбили 19 самолётов противника: два самолёта сбито зенитной артиллерией — расчётами младших командиров Ковалёва и Милахова. Четыре немецких лётчика взято в плен бойцами этих расчётов. Всего взято в плен 12 немецких лётчиков.

Героически сражались лётчики Н-ского авиаполка, который уничтожил 13 самолётов противника, потеряв один…

Вот, судя по сообщению Совинформбюро, всё их сбивают и сбивают, но где-то не у нас… Нет, у нас — тоже.

Перед Смоленском рядом с железной дорогой видел я уже несколько сбитых самолетов. Чьи они? Сказать трудно. Может — немецкие. Может — наши. Далековато было, я их хорошо не мог рассмотреть. Звездочки на них или кресты — не разобрать. Будем считать — вражеские.

— Красноармеец Н-ского стрелкового полка Романов, подкравшись к вражескому разведчику-мотоциклисту, уничтожил его. Командир подразделения этого же полка младший лейтенант Мезуев, будучи трижды ранен, не ушёл с поля боя и продолжал вести бой.

Шофёр строительного батальона Н-ского воинского соединения задержал четырёх немецких лётчиков, которые выбросились с подбитого самолёта и пытались скрыться.

Командир одной из пулемётных рот, находясь в окружении более 8-ми часов и непрерывно ведя бой с противником, отбивал блокировочные группы и несколько раз восстанавливал связь с дотами. Несмотря на превосходство противника, командир пулемётной роты удержал позицию до прихода подкрепления… — продолжает между тем громкоговоритель.

Не один я сейчас всё это слушаю. Наши парни рядом стоят, слова не проронят. Некоторые головами в такт слов качают. Вот де, получаете, гады… Нечего было на нашу землю соваться.

— По вагонам! — раздалась команда.

Так и не получилось у нас всё сообщение прослушать. Жаль, но — делать нечего.

После Смоленска остановки стали ещё чаще. За Оршей рядом с железной дорогой то и дело стали попадаться наши зенитки. Их стволы грозно смотрели в небо…

Вдруг над лесом, справа от нашего состава, пронеслось несколько самолетов. Зенитчики открыли по ним огонь.

Немцы!

Самолеты отогнали. Наш состав даже не остановился, как шел, так и продолжил своё движение.

В районе станции Крупки рядом с железнодорожными путями пошли склады за тройной проволокой. Окна в вагоне у нас открыты, от безделья я начал их даже рассматривать. Вдруг оттуда — пулеметная очередь в сторону человека, пытавшегося, набросив на проволоку ватник, перелезть на территорию склада.

Диверсант?

Почему тогда днём он к складам полез?

Они, вроде, по ночам действуют?

Человек несколько раз вздрогнул и замер.

Это был первый убитый, которого я увидел.

Мы ещё немного проехали и поезд остановился в лощине, где петляла маленькая речушка.

Сколько опять стоять будем? Кто его знает…