28 июня

28 ИЮНЯ

Товарняк, в котором нас везут в Могилев, мчится не хуже скорого.

Можно даже подумать, что паровозная бригада спешит скорее из зоны военных действий выбраться. Настегивает что есть мочи свою железную лошадку.

Большинство моих сокурсников спит вповалку на сене. Парни умаялись и сейчас местечку рады. Так Василий говорит. Он — деревенский, такое иногда скажет — хоть стой, хоть падай. Нет, так-то всё понятно, но он, случается, такие слова находит, откуда-то их словно выкапывает, что нам, москвичам — смешно.

Парень он очень умный, ну, а что говорит так — мелочь, не достойная внимания. Да и больше он придуривается. Когда необходимо, его речь весьма грамотная и уставная.

Мне не спится. Я сижу у открытой двери вагона и на небо поглядываю. Вдруг опять немец прилетит…

В Могилев мы прибыли утром. Вроде и проехали всего ничего, а тут… тихо и пусто. По крайней мере — на вокзале.

Никто не суетится, не спешит куда-то, беженцы не бредут опустив головы. Бомбы с неба на наши головы не валятся, немцы не стреляют.

Мы попрыгали из вагона на перрон, получили команду отойти в сторонку и расположились у какого-то забора.

— Ждите, — так нам было сказано.

Ждём.

Час ждём. Второй ждём.

Небо постоянно патрулируют наши истребители. Нет, они тут тоже нужны, но не мешало бы им и западнее чаще показываться. Под Минском над нами немецкие бомбардировщики как беспечные мотыльки порхали, никто их даже не пытался обидеть. Здесь же не стоит немцам появляться. Сразу, как магнитом, к хвостам вражеских бомбардировщиков наши ястребки притянутся.

— Начальства тут много, вот они и снуют… — это опять Василий в своей манере высказался.

Я ему большие глаза показал — не болтай лишнего. Он только рукой махнул. Ещё и усмехнулся.

Допрыгается Васька. По его же выражению — кошка скребет на свой хребет.

Нет, так-то он прав. В Могилеве — штабы. Всякие и разного уровня. Вот их и охраняют.

Сегодня попрохладней чем вчера. Ещё и дождик вдруг заморосил. Поморосил, поморосил и не на шутку разошелся.

А, нам и спрятаться негде, нам приказано у забора ждать.

Потерялся, похоже, наш начальник курса в Могилеве? Что-то долго его нет.

Только так я подумал, раздалась команда строиться. Тоже промокший, но не потерявшийся, начальник курса зачитал приказ о присвоении нам звания военврача третьего ранга.

Вот так, прямо без всяких тебе экзаменов… Я же всю дорогу сомневался.

А шпалы когда дадут?

Про оружие тоже что-то ничего не слышно.

Я же сейчас офицер и мне положено личное оружие! Уже не какой-то там слушатель выпускного курса.

Однако, про вольно приказа не было и вопросы никто пока не разрешал задавать.

— Когда уже револьверы-то дадут?

Опять Васька! В бок меня толкает, по ремню своему хлопает. Сюда де нужно срочно кое-что прицепить.

Совсем страх потерял Василий! Думает, на войне всё можно?

Один приказ нам зачитали, а за ним сразу второй. Этот был уже про назначения.

Куда?

Куда меня?

В медико-санитарный батальон?

В 172 стрелковую дивизию?

Нас же, вроде, для авиации готовили?

Что, не стало авиации?

Нет, ну — нормально! Почти всех в авиацию, а меня в стрелковую дивизию!

Я даже как-то расстроился.

Тут всё разом завертелось-закрутилось. Того — туда, того — сюда. За некоторыми военврачами третьего ранга уже, оказывается, приехали и готовы хоть сейчас, прямо в сей момент, забрать.

Бывший старшина курса с какими-то бумагами мечется, оружие подвезли, начали оформлять его выдачу…

— Стойте с Василием тут. Сейчас за вами придут. — наш бывший старшина курса, а сейчас тоже военврач третьего ранга, на бегу машет мне рукой.

Да, Василия, как и меня отписали в пехоту-матушку. В одну и ту же дивизию.

Вместе мы с ним служить будем.

Через четверть часа мы уже трясемся в полуторке. Меня что-то сон совсем одолевает. Ночью сегодня не спалось, а сейчас хоть спички в глаза вставляй.

— Вась, толкни, ежели чего, — прошу бывшего сокурсника.

— Ладно, спи. — улыбается он в ответ.

Удивительно, но меня почти сразу как выключает.

Сколько я спал, сказать трудно. Однако, даже сон мне приснился. Причем, про … Ваську.

Как бы стоит он в медпалатке, халат кровью забрызган. На лице — марлевая маска. Руки в локтях согнуты и в стороны разведены — ему сейчас опять оперировать. Откуда-то я знаю, что он уже третьи сутки без отдыха это делает. Сам Васька к стойке, что в палатке, спиной привалился, а в глазах его туман смертельной усталости клубится. Спит он почти. Перед ним сгорбилась санитарка, а руку свою она ему под халат засунула.

— Всё, — шепчут губы Василия.

Санитарка из-под халата военврача руку вытаскивает, а в ней — баночка с желтой жидкостью.

— Всё, пошел… — шепчет Василий и идет к очередному раненому на столе.

Тут я проснулся. Повернул к коллеге голову. Он тоже задремал.

Интересно, а ему что снится?

Солнце уже садилось. Заканчивался седьмой день войны.