Я ехала домой…
Это не песня такая, а я домой ехала, на своей «бешеной табуретке». Душ в студии все еще не починили, но меня это не очень беспокоила: все же дома оно и удобнее, и без очереди. Конечно, по-хорошему надо было еще в магазин за продуктами забежать, но…
Так как ехала я вообще не спеша, то знакомую машинку увидела издалека — как и не менее знакомую фигуру возле нее. Таня стояла какая-то унылая, и причину даже выяснять не требовалось: ее «Октавия»-универсал тоже выглядела уныло, перекосившись на бок из-за спущенного колеса. Рядом лежала и запаска, но я Таню вполне понимаю: менять колесо — это совсем не то, о чем мечтает хрупкая девушка.
Хотя она была и не очень-то хрупкая, а вполне себе нормальная, меня на голову выше. Меня вообще все на голову выше, кроме разве что Светки, которая выше меня на две головы. И тем не менее Таня грустно стояла у машинки, попинывала запаску и с надеждой смотрела на дорогу. Интересно, долго? Улица эта, насколько я помнила, всегда была довольно тихая, тут, думаю, простоять можно не один час — в особенности в форме старшего лейтенанта полиции: ну не любит народ, за рулем сидящий, защитников нашего спокойствия и безопасности. Я еще удивилась: до райотдела тут было квартала три всего, могла бы и пешком дойти, у своих помощи попросить. Впрочем, «свои»-то, насколько я помнила, почти все время в разъездах были, может просто там нет сейчас никого?
Мысль эта пришла мне в голову, когда я уже почти Танину «Октавию» проехала, поэтому припарковалась я весьма криво, наискосок к дороге. Но если на улице других машин нет, то почему бы и не встать, как мне удобнее?
— Привет, товарищ страшный лейтенант! Кому скучаем?
Таня повернулась, лицо ее озарилось улыбкой:
— Ну и рожа у тебя, Шарапов!
— Душ в студии сломался… о чем горюешь, красавица? Помощь требуется? Я колеса умею менять, ты же знаешь…
— Я тоже умею. Только отец на той неделе домкрат брал, а назад положить забыл.
— Ну это-то вообще не проблема!
— От твоей «бешеной табуретки» не подойдет…
— А при чем здесь «табуретка»? — Я вышла на секундочку из машины, даже закрывать ее не стала. — У Петюни теперь такая же «Октавия», и тут, если я не путаю, бампер за двух очень крепких железяках привинчен. Открой-ка заднюю дверь…
Ну конечно, только я нащупала руками эти два крюка, как с писком тормозов сзади встала какая-то машина с синей мигалкой, и суровый мужской голос — явно обращаясь к моей откляченной заднице — поинтересовался:
— Девушка, это не ваш красный «Матиз» стоит поперек дороги?
А ведь он совсем даже не поперек! Так, чуть наискосок…, но почему бы и не ответить на вежливо заданный вопрос?
Я с тихим шипеньем поднялась, повернула голову к вопрошавшему товарищу, и, мило улыбнувшись, ответила:
— Да, это моя машина. А в чем дело?
Таня, как раз откручивающая гайки с лопнувшего колеса — со стороны тротуара — высунулась из-за машины. И ударилась головой о крышу несчастной «Октавии» — у нее началась истерика. А я, мысленно прокрутив наш со стражем дорожного порядка диалог, вроде даже ее поняла. Но об машину-то зачем головой биться?